ШАРЛОТТА КОРДЭ
ДРАМА ВЪ IV ДѢЙСТВІЯХЪ
И
СТИХОТВОРЕНІЯ
править
Варвары Анненковой.
правитьСАНКТПЕТЕРБУРГЪ.
Въ типографіи А. Траншеля, на углу Невскаго и Владимірскаго просп., домъ № 45—1.
1866
править
Стенька Разинъ
Плаваніе
На Волгѣ
Симбирскъ
Конторка Сиверса
Разсвѣтъ
Симбирскъ
Полчаса въ Казани
Рубка
Голосъ жителей Симбирска
ПОѢЗДКА ВЪ СИМБИРСКЪ.
Отъ 18-го Августа, до 3-го Сентября 1864 года.
править
Стенька Разинъ.
Кто это гуляетъ по Волгѣ широкой,
Гдѣ я былъ владыкой — гдѣ я атаманъ?
Гдѣ бросилъ я въ волны и дѣву востока,
Гдѣ бичь мнѣ издавна чарованный данъ!
Какъ смѣютъ всѣ эти ладьи, пароходы
Пестрить мнѣ подвластныя изстари воды?
Какъ смѣютъ Европа съ востокомъ въ бою
Ооспоривать вѣрную Волгу мою?
И эти курганы — не тѣ ли престолы,
Гдѣ міра могучихъ казнилъ я крамолы.
Смотрите! — вотъ дивная шайка моя,
Предъ коей всѣ низовья гнулись края!
И вамъ ли пигмеямъ досталось на долю
Мою непреклонную сдерживать волю?
Не знаете-ль — давнихъ временъ чародѣй.
Слился и сроднился я съ Волгой моей!
И вашему-ль мелкому знать поколѣнью,
Что я тамъ гуляю полуночной тѣнью?
И если вы боретесь съ Волгой, съ грозой
Бесѣду ведете вы сами со мной!
Искусствомъ вы силитесь сдерживать волны
Я-жъ волей могучею ихъ укрощалъ!
И силой великою, удалью полный
Ярлыки я самымъ грозамъ насылалъ!
Куда-жъ вамъ безумные биться со мною,
Когда васъ полуночи тѣнью накрою?
Плаваніе.
Течь! — тонемъ!… часъ еще не болѣ
И нашъ земной свершился-бъ путь!
Пришлось бы волей иль неволей
Изъ міра въ міръ перешагнуть!
Быть можетъ, такъ и лучшемъ было
Земной я жизнью не жила,
Великолѣпною могилой
Меня бы Волга обняла!
И конченъ путь тревогъ, волненья!
Но кто-бъ согласенъ былъ со мной?
И это въ пору пробужденье
Спасенья можетъ быть виной!
Но вдаль и вдаль — бугры мелькаютъ
Не Стеньки-ль Разина столы?
И давнихъ лѣтъ напоминаютъ
Разбои, пытки, кандалы!
Но вотъ Казань!… Иль пристань эта
Великолѣпный сонъ поэта?
Какой-то новый, дивный свѣтъ
Судовъ и барокъ — счета нѣтъ!
Но слышно: — въ Симбирскѣ объятомъ пожаромъ,
Не могутъ огня потушить,
И грусть налегала на сердце не даромъ!
Куда намъ главу приклонить?
Илъ развито всюду опасностей знамя?
То язва, то бунты — кто тонетъ, горитъ;
Иль намъ назначенье изъ Волги да въ пламя?
Но всюду насъ Богъ сохранитъ.
На Волгѣ.
Тамъ церковь, тамъ утесъ — картинъ волшебныхъ рядъ,
И будто всѣ они бѣгутъ назадъ — назадъ.
И неподвижныя мелькаютъ передъ нами
Съ своими селами, обрывами, скалами;
А движимая — лишь мы, — и насъ по глади водъ
Уноситъ вдаль и вдаль летучій пароходъ.
И все, что кажется бѣгущимъ далѣ, мимо,
Незыблемо стоитъ — грозой несокрушимо!
Симбирскъ.
Гдѣ бывшій городъ? что за лица
Стоятъ въ уныніи кругомъ?
Гостепріимства гдѣ столица?
Гдѣ былъ радушный всѣмъ пріемъ?
Иль разверзались здѣсь волканы?
Не ихъ ли жерла тамъ дымятъ?
Стоятъ лишь печи великаны
О жизни бывшей говорятъ!
Все на возахъ — и все готово
Бѣжать — бѣжать куда нибудь;
Какъ тигръ — стремится пламя снова
Съ развалинъ тлѣющихъ прыгнуть.
Передъ толпой окаменѣлой
Вновь языки ползутъ огня;
Какъ трупъ истлѣвшій обгорѣлой
Лежитъ пустырь вокругъ меня!
И вотъ Симбирскъ! Пріютъ бывалой
Красавицъ, граціи — ума!
Какихъ въ Россіи было мало!
И чтожъ теперь? — Унынье, тьма!
Но говорятъ останки эти
И въ неподвижности своей!
Гдѣ только хлѣба просятъ дѣти,
Да стоны слышны матерей!
Придетъ ли путникъ въ край родимой,
Гдѣ отчій домъ? — Исчезъ и слѣдъ!
И всѣмъ отвѣтъ неизбѣжимой:
Симбирска нѣтъ! Симбирска нѣтъ!
Конторка Сиверса.
Землетрясенье что ли это?
Какъ будто полъ въ тиши ночной
Заколебался подо мной!
И здѣсь пріютъ мой до разсвѣта!
И трудный мой оконченъ путь,
Засну быть можетъ какъ нибудь!
Но эти матери — и дѣти!
И просятъ хлѣба — чѣмъ помочь?
О! Какъ малютки жалки эти!
И длится, длится эта ночь!
А вѣтеръ дуетъ — вѣтеръ воетъ,
Досчатый домикъ весь дрожитъ,
И чѣмъ-то день насъ успокоитъ?
И что-то утро возвѣститъ?
Разсвѣтъ.
Что это? — Да волны вокругъ насъ бушуютъ,
И Волга пріютъ нашъ кругомъ облегла!
Такъ это-то пристань и берегъ желанной
И въ лодкѣ пуститься по этимъ водамъ?
И волны заплещутъ, и вѣтеръ задуетъ!
Но будетъ, что будетъ — не жить же мнѣ тутъ!
И Волга едва ли вреждебной мнѣ будетъ,
И что бы не ждало — спокойно — впередъ!
И странниковъ бѣдныхъ Господь не забудетъ,
И вѣтры утихнутъ — и солнце взойдетъ!
Ну, чтожъ ты бушуешь? О Волга родная!
И мнѣ ли грозишь ты? — Родная ты мнѣ!
Ты предковъ, пришельцевъ съ востока вспоила.
Съ ихъ плотью и кровью мнѣ въ сердце влилась!
И въ мелкой, ничтожной моей обстановкѣ
Не ты ли источникомъ дивной мечты?
Не ты ли началомъ и яснаго взгляда,
И бурь — возникающихъ въ сердце порой?
Когда же дни слѣдуютъ мирно за днями
Не ты ли баюкаешь душу волнами?
И будто съ тобою одной мы семьи,
Когда отражается въ насъ мірозданье,
И въ сердцѣ не бури-ль бушуютъ твои?
И въ думахъ — не кроется-ль волнъ колебанье?
Ты видишь — ты знаешь такъ много — а я….
Откуда мнѣ эти картины, видѣнья?
Какъ будто далекихъ временъ отраженья?
Не ты-ль, омывая прибрежья страны,
Колебля лазурное небо съ звѣздами
Во мнѣ зарождаешь волшебные сны?
Какъ будто есть тайная связь между нами!
И всѣ тебя матушкой Волгой зовутъ,
Одна ты подобное носишь прозванье!
Недаромъ народовъ тебѣ величанье,
А я тебѣ кажется больше сродни!
Когда жъ въ прохладныя объятья
Меня зовешь ты — смерть приму
Безъ отрицаній, безъ проклятья
Прилягу къ лону твоему!
Меня волнами обнимая,
И какъ дитя, пріосѣня
И тамъ, какъ ближняя, родная,
Ты убаюкаешь меня!
Вотъ!… Я въ лодочкѣ легкой несусь по водамъ
Стоитъ шагъ оступиться — и въ Волгѣ я тамъ,
Или Волга сердитой заплещетъ волной
И какъ разъ ознакомлюсь съ ее глубиной!
И плыву я безмолвно — съ поникшимъ челомъ,
Сушь и волны не равнымъ ли къ Богу путемъ?
Симбирскъ.
Я ѣду — и городъ бывалой
Пустыней лежитъ вкругъ меня!
Лишь печи стоятъ великаны
Въ сіяніи блѣдномъ лупы!
Какъ будто бы въ саванѣ бѣломъ
Весь городъ живой погребенъ!
Повсюду печать разрушенья,
Огня неизгладимой слѣдъ.
И тяжко въ краю опустѣломъ
Не воздухомъ, гарью дышать!
И новой, какой-то Помпеи,
Являютъ развалины видъ!
Гдѣ признакомъ жизни — лишь горе,
Да плачь безпомощныхъ дѣтей!
Полчаса въ Казани.
Казань!… Казань!… Вотъ башня Сююмбеки
Воинственной царицы давнихъ лѣтъ;
Она живетъ еще въ бытописаньи,
И духъ ее какъ будто сторожитъ
Казань свою — свой край родной, любимой,
И если насъ завидитъ съ высоты,
Не радостно ей русскихъ приближенье
И насъ едва-ль привѣтствуетъ она!
Но лучшія есть намъ воспоминанья
Здѣсь славою все полно вѣковой,
Вотъ памятникъ воителямъ Россіи,
Не мало ихъ въ честныхъ бояхъ легло,
И царство намъ они стяжали кровью
И память ихъ молитвою почтимъ:
Миръ праху ихъ!
Вотъ путь, гдѣ проходилъ
Съ дружинами нашъ Царь завоеватель,
Не Грознаго-ль здѣсь слѣдъ напечатлѣвъ?
Не носится-ль величественной тѣнью.
Въ отвѣть хуламъ, младому поколѣнью,
Казань, Казань указываетъ Онъ!
И если-бъ въ синевѣ туманной этой дали,
Изгубленныя имъ толпами возставали,
Припомнятъ ли и тамъ страданій, скорби дни?
Быть можетъ, Грозному они жъ приносятъ дани?
И покорителя въ немъ чествуютъ Казани,
И тамъ еще душой не Русскіе-ль они? —
Но ѣдемъ вдаль — при мѣсячномъ сіяньи,
Вотъ муллы тамъ проходятъ въ сторонѣ,
Не древности-ль вездѣ воспоминаньи?
Не Азію-ль они являютъ мнѣ?
А улицы извилисты и тѣсны
Какъ строились издавна города,
Подумаешь, земли недоставало
Иль въ вѣки тѣ нужда людей сближала?
Хотѣлось бы все видѣть, все узнать,
Но время намъ — семь верстъ до парохода,
И ночь близка — пора друзья — пора!
И ѣдемъ мы — луны въ сіяньи бѣломъ,
Какъ древность — намъ Казань едва видна,
Какъ будто тамъ преданій сторона.
(Но какъ узнать — въ сосудѣ старомъ этомъ
Не новое-ль кипучее вино?)
И тихо ночь надъ міромъ разстилалась,
И Волга тамъ предъ нами волновалась,
Колебля намъ знакомый пароходъ.
Прощай Казань!… И ты, и мы впередъ!
Козмодемьянскъ и Чебоксары
Великолѣпный рядъ картинъ!
Смѣсь Руси новой съ Русью старой,
То смотрятъ села горъ съ вершинъ,
То Божій храмъ — то лѣсъ — то хата,
То лодка тамъ — по зыбямъ водъ,
То въ блескѣ розовомъ заката
Бѣжитъ сынъ вѣка — пароходъ.
Рубка.
Мы были въ рубкѣ — много насъ
Былъ раутъ въ полномъ смыслѣ тѣсной,
Луна какъ блещущій алмазъ
По высотѣ плыла небесной,
И отражалась въ зыби водъ,
Лунемъ серебрянымъ далеко,
Иль тамъ съ лазоревыхъ высотъ
Сіяло Господа намъ око?
Тутъ были дамы разныхъ лицъ,
И господинъ весьма разумной,
Тутъ были жители столицъ
И воплощался Питеръ шумной.
Въ иныхъ изъ насъ — и разговоръ
Былъ полонъ думъ — принциповъ вѣка,
И былъ сужденьямъ всѣмъ просторъ
О назначеньи человѣка!
Объ узахъ брака — о любви,
Но все-ль такъ ломко, скоротечно?
Кто прежде-бъ могъ друзья мои
Любя — любви не вѣрить вѣчной?
Пусть были счастливы мечтой,
Но съ ней — все небо въ грудь сіяло,
Съ любовью первою, святой
Казалось — вѣчности всей мало!
Вездѣ сомнѣнья — вѣры нѣтъ,
И будто сумракъ сталъ разсвѣтомъ;
И ветхой вызванъ былъ Завѣтъ,
Какъ подсудимый въ спорѣ этомъ!
Адамъ и Эвва — бѣдный Лотъ
И патріарховъ всѣхъ опека —
Добра и зла — запретный плодъ,
Все посыпалось солью вѣка.
Какія связи иль законъ
Могли избѣгнуть осужденья,
Эмансипированныхъ женъ
Достойныхъ впрочемъ уваженья?
И въ самой рѣзкости своей
Блуждая въ тѣняхъ полусвѣта
Являли добрыхъ матерей
И съ привитою язвой этой.
Рѣчь была о томъ, о семъ,
И говоръ былъ разноязычный;
Но въ разногласіи своемъ
Всѣ образованы, приличны.
Тутъ былъ и людъ передовой,
И консерваторскія мнѣнья,
Языкъ Россіи молодой
И быта прежняго сужденья.
Другъ друга мы не убѣдимъ,
И на своей мы точкѣ стали,
Но всѣхъ — хотимъ иль не хотимъ
Насъ жизнь и вѣкъ — уносятъ далѣ!
Куда?… Какъ знать?… Но въ путь! Впередъ!
Хотя согласныхъ взглядовъ мало,
И увлекалъ насъ пароходъ
И всѣхъ насъ Волга колебала.
Голосъ жителей Симбирска.
На берегу Свіяги мы
И нашъ ночлегъ — подъ кровомъ неба
Средь полуночной, бурной тьмы —
А дѣти эти — просятъ хлѣба,
А наши тамъ горятъ дома!
Повсюду огненное море!
И въ перспективѣ намъ сума,
И всѣ въ одномъ слились мы горѣ!
Что вѣкъ сбирали — сгибло въ часъ!
Едва мы сами уцѣлѣли!
И нѣтъ ни силъ, ни мысли въ насъ,
И словно мы окаменѣли?…