Поездка в Окинский караул (Кропоткин)/Глава IV. От Тунки до Ниловой пустыни
| ← III. Тунка | Поездка в Окинский караул — IV. От Тунки до Ниловой пустыни | V. От Туранского караула до Нуху-Дабана → |
| Источник: Записки Сибирского отд. Имп. Русского географического об-ва. — 1867. — Кн. 9/10. Библиотека Андрея Бирюкова |
[IV.] ОТ ТУНКИ ДО НИЛОВОЙ ПУСТЫНИ
Кумирня возле дер. Шинки. — Цаган-Убукгун. — Речки: Зангисаны, трудность сообщений. — Удобства жизни. — Туранский караул. — Обнажения по Ихэ-Угуну. — Нилова пустынь. — Минеральный ключ. — Температура его. — Посетители вод |
На дороге из с. Тунки вверх по Иркуту до деревни Шинки (Шимки) попадается кумирня, в которой живет ширетуй и несколько лам. Дацан стоит того, чтобы о нем сказать несколько слов, потому что в нем, как мне кажется, встречается несколько образов, которых нет в других кумирнях, например, в Онинском дацане. Самая архитектура его чрезвычайно оригинальна, он имеет вид трехэтажной деревянной башни в китайском вкусе. Сам дацан чрезвычайно тесен, так что народ, вероятно, помещается на громадном крыльце и галлереях. Внутри дацана далеко не видно той роскоши, которая встречается в других дацанах, бурханы очень невелики и их немного.
На среднем месте помещается главный бурхан[1], он изображен стоя, держит в правой руке длинный желтый свиток, в левой большой цветок с зеленью. Одна из задних рук держит тоже ветвь с цветком. Рядом с ним помещается будда Шакьямуни и какой-то памятник в роде обелиска. Слева будда же в шапке, напоминающей мидийскую, и злой бог, попирающий человечество. Остальные образа нарисованы на полотне: один из них изображает красную маску и кругом ее черепа, другой — трех богов, из которых один на льве или тигре, второй на теленке, третий на быке топчут человечество, — вообще топчущими человечество изображено очень много богов. Всех бурханов в виде статуек пять, и два стоящие порознь: один из них Шак'-ямуни, другой корчится в цепях, остальное — все образа, нарисованные на полотне; зато нет недостатка в цветных лентах, развешанных на потолке. Наконец, кресло для ширетуя дополняет убранство.
В верхнем этаже есть образ Цаган-Убукгуна, с большою белою бородою — единственный из всех буддийских образов с бородою. Около него стоят два человека, над которыми светит по одному солнцу — над одним белое, над другим красное. Ширетуй дацана говорил мне, что про Цаган-Убукгуна ходит такая легенда: шел он однажды и встретил Бурхана. — Бурхан спросил его: «куда ты направился так далеко при твой старости?» — «Бога искать». Вот поэтому то и стал он Бурхану угоден. Но только он не святой, а очень уважаемый старик. Кроме образа Цаган-Убукгуна тут есть еще очень много образов, рисованных на полотне и литографированных; например, Будда в индийской шапке, окруженный семью такими же буддами и восьмым богом зла, или же 21 будда по семи в ряд; иные образа в овальном сиянии, а кругом главного нарисованы с двумя ассистентами, опирающимися на палки вроде пастырских жезлов. Все эти образа идут из Китая, почему некоторые боги рисуются иногда даже в китайских башмаках.
Над кумирнею возвышается полумесяц, увенчанный шаром, — то же встречается и на некоторых литых в Китае бурханах.
Рядом с большею кумирнею по обыкновению помещается несколько маленьких, из которых в одних помещается громадная курда; за оградой, наконец, навалена большая куча хвороста с длинною палкою, кончающеюся птицей, — это обо (овон). Вне же ограды вы видите несколько больших юрт и домов, в которых живет ширетуй очень хорошо, говорят, лечит, так что многие и русские «за него Бога молят» за его лечения.
В Шинках падь Иркута уже изменяет свой характер, суживается, больше видно лесов, и по дороге в Туранский караул дорогу пересекают многие речки.
Переезд становится гораздо труднее, чаще встречаются речки, поразительно скоро прибывающие и сбывающие. Например, с Саяна рвется речка Хорбят; мы только что переехали ее сухое ложе и заехали в одну из юрт Хорбатского улуса, как прискакал верховой бурят сказать, что речка идет сверху, валит все, что попадается навстречу, и через час переезд через нее в телеге был уже невозможен. То же самое и с двумя Зангисанами, которые тоже рвутся из отрогов Саяна, — переезд через них редко бывает возможен в телеге, и вследствие этого от Шинков сообщение почти всегда производится верхом. Так в Шинках едва достали мне двухколёсную тележку с некованными колесами, на которой поехал я, отправивши свои сухари и сумы с вещами на конях. Понятно, что все население привыкло к верховой езде, и женщины не уступают мужчинам. Так например, с нами ехал вахтер из Туранского караула, где находится склад хлеба для пограничных караулов (включая сюда и Окинский), и с ним его сестра, пробиравшаяся в Нилову пустынь. Она бойко ехала рысью, бойко пускалась в бурливые волны Зангисанов, напоминая мне наездничество во 2-й конной бригаде (в Забайкалье), где женщины наездничают не хуже мужчин, пуская лошадь вскачь, поднимают с земли монетку и тому подобное. Там это произошло совсем от других причин племенных, здесь же нужда выработала породу амазонок, мало уступающую Чиндантской. Зато дорога к Туранскому караулу поневоле привлекает своими превосходными березовыми и сосновыми лесами. Не говорю уже о том чистом, озонированном воздухе, которым вы дышите, о той жадности, с которою вдыхается этот воздух после иркутской пыли, но и для глаза вы видите на каждом шагу восхитительные ландшафты в пади, над которою круто поднимаются высокие, то лесистые, то скалистые горы. Повсюду по дороге оставались следы вчерашней прибыли воды, — речки быстро пронеслись, помяли траву, навалили на свои мостики кучи сору и так же быстро сбыли.
При виде этих горных ущелий, быстрых речек[2], в которых конь уностится напором воды, становятся понятными причины, которые надолго замедлят ход цивилизации в этих странах. Отдельно ото всего мира, вдалеке от торговых путей, живут здесь люди на почве, которая едва их кормит и дает возможность выменять от купцов нужную домашнюю утварь, с трудом добыть пороху и свинцу и соль, еще с большим трудом добыть кусок железа. При виде этих неблагоприятных условий невольно задумаешься над громадностью того периода, который потребуется на то, чтобы слухи об иной цивилизации дошли в эти глухие ущелья. Задумаешься и о том, что загнало сюда человека; но недоверие, недружелюбие, с которым на первых порах встречают «чиновника», напоминают вам, что сюда шли подальше от всякого начальства, от всяких порядков, что предки этих казаков сами норовили, как бы подальше, поглубже забиться от всех властей, — ведь забрались же «жители» на Туранский караул на высоту 3000 ф. над уровнем моря вдали ото всех путей сообщения, точно нивесть какие материальные удобства представляли болотные луга и леса возле Туранского караула, его бурливые речки, его долгие зимы, его короткое лето. Тут до очевидности убеждаешься, что не одни звериные промыслы влекли народ в Сибирь, иначе незачем было хлебопашцам забиваться в такую дикую глушь, когда возле есть места, соединяющие вдесятеро более удобств.
Из Туранского караула, где на заднем плане всякого ландшафта рисуется гряда зубчатых исковерканных гор, с снегами, белеющими в падях, или туманами, скопляющимися над вершинами, я направился в Ниловую пустынь. Дорога идет по пади р. Ихэ-Угуна среди хвойных рощ, в которых растет в изобилии характеристичная для Ихэ-Угуна Caragana jubata (род акации).
Река Ихэ-Угун (большая река), по которой идет дорога, представляла обнажения сперва глинистых сланцев, сквозь которые выступают граниты, а далее возле пустыни начинаются известняки, прорванные порфировидным гранитом, из трещины которого вытекает минеральный ключ. Возле ключа с левой стороны впадает в Ихэ-Угун речка Холхондой (звенящая), рвущаяся из узкой пади, которую почти можно назвать трещиной в скалах. Утес возле устья Холхондоя представляет обнажения очень крупно-кристаллического известняка серо-зеленого цвета, падающего к северо-востоку под углом 45°. Выше (возле церкви) этот известняк очень тальковат и разрушается в роде белой известковой глины. Он поднят порфировидными гранитами, которые состоят из светло-розового полевого шпата, дымчатого кварца и черной слюды, и прорезаны тонкими (иногда параллельными) жилами кварца. Далее, если идти вверх по пади, известняки становятся очень кварцеватыми и рядом с жилами кварца прорезаны жилами сиенита. Я проследил обнажения только на ¼ версты выше церкви, так как далее дорогу загородили утесы. По правому берегу Ихэ-Угуна виден тот же известняк с жилами сиенита.
Самая пустынь живописно расположена среди высоких гор, покрытых обломками разрушающихся горных пород и заросших хвойными лесами. Теперь здесь существует дом для посетителей, в котором устроены ванны. На правом берегу Холхондоя, около устья, выступает на ярком фоне разлагающегося талькового известняка красная деревянная церковь и довольно обширный дом священника. Пустынь так и манит к отдыху, и наконец, пади Холхондоя и Ихэ-Угуна представляют столько естественных обнажений, которыми необходимо дорожить в этих странах, что поневоле хотелось бы остаться здесь побольше, но, торопясь далее, я пробыл в пустыни всего один вечер. Минеральный ключ вытекает из трещины в граните, вода собирается в закрытом деревянном резервуаре и оттуда вступает в ванны. Температура ее была во время моего посещения равна 43,4° (34½° R) при температуре воздуха, равной 14,5° (11,6° R). Меглицкий и Шварц нашли ее в 40° (32° R), но я вполне полагаюсь на показание своего термометра, и так как трудно предположить, чтобы г. Меглицкий и Шварц были введены в заблуждение тем, что термометр быстро падает при вытаскивании его из воды (надо поднимать на 1½ арш., пока вытащишь из резервуара), то выходит, что температура воды повысилась с того времени[3].
Состава воды я не знаю, скажу только, что мой термометр, с фарфоровою скалою в оправе из желтой меди, покрылся на медных частях беловато-розовым налетом; на вкус она неприятна, но, говорят, очень хороша в самоваре, — «очень легка, — целый самовар выпьешь, и все ничего». Количество ее чрезвычайно ничтожно, сочится струйка, равная той, которую могут дать два хороших самоварных крана, на дне ключа виден крупный песок из мелких кусочков амфиболита, гранита и кварца.
Число больных, посещающих Ихэ-Угунские минеральные воды, очень незначительно: в мой приезд было всего 4 семьи, вероятно, это происходит вследствие трудности переезда до вод и дороговизны жизни на водах.
Как видно, некогда тут было приложено много старания, чтобы сделать местопребывание на водах более приятным, — во многих местах на скалах наделаны скамьи, тоже в одной пещерке в граните, находящейся на берегу Ихэ-Угуна в скале[4]; но теперь это все разрушается, на эти мелочные удобства мало обращается внимания, эато достраивается дом, в котором одну часть занимает священник, а другая будет отдаваться больным. Наконец, строится дорога, так как прежняя разрушилась, и приходится два раза переезжать Ихэ-Угун вброд, что очень затруднительно, так как после дождей брод очень глубок и неудобен от больших валунов, да и течение очень быстро, так что едва удается добраться из Туранского караула до пустыни верхом.
- ↑ Майдура, как мне сказали.
- ↑ Спуск к Зангисанам, которые составляют две протоки одной большой реки и катят в своих руслах крупные гальки и небольшие валуны гранита, метаморфических сланцев и лавы, до 8 дм. (около 2½ ф.) в диаметре, представляет обнажения, вышиною более двух метров, состоящие исключительно из мелкого, белого кварцевого песку.
- ↑ Г. Меглицкий был летом, а г. Шварц зимою, и оба записали ту же температуру — 40°. — По г. Попову, температура этих вод изменяется от 35° до 42,5° (29°–34° R).
- ↑ На высоте около 15–18 м (50–60 ф.) над теперешним уровнем реки.