Поездка в Окинский караул (Кропоткин)/Глава I. От Иркутска до Тунки

Поездка в Окинский караул — I. От Иркутска до Тунки
автор Пётр Алексеевич Кропоткин
Источник: Записки Сибирского отд. Имп. Русского географического об-ва. — 1867. — Кн. 9/10. Библиотека Андрея Бирюкова

I. ОТ ИРКУТСКА ДО ТУНКИ

Байкальские горы. — Падь р. Култушной. — Илчи. — Предположения о первоначальном направлении Иркута. — Торская котловина. — Обнажения на Бычьей горе

После холмистой местности и луговых равнин, где преобладают песчаники и раскинуты деревни: Максимовщина, Баклаши и др., жители которых живут хлебопашеством, сбытом пеньки, овощей и проч., как и во всех подгородных деревнях, едущий в Тункинский край углубляется более и более в холмистую и далее гористую страну, где видит сперва обнажения преимущественно известняков и древнего красного песчаника, и среди которой на берегах Иркута из гор выказывается деревня Моты. Хлебопашество уже идет плоховато, случается по временам, что хлеб гибнет от морозов, и население приискало себе средства пропитания в лесах, покрывающих все окрестные горы. Лес плавится в Иркутск, где находит себе выгодный сбыт при постоянных постройках в городе.

Но за Мотами до Култука вы углубляетесь уже в совершенно гористую страну Байкальских гор. Тут вы уже не встречаете мощных пластов аллувиальных формаций, а находите их только образующимися на дне узких горных долин. Горы высоки, подъемы круты, пади узки и на дне их шумят горные ручьи. Только вблизи Мот вслед за древними красными песчаниками попадается еще глинистый сланец, но плотного слитного сложения, подвергнувшийся действию метаморфизма и делящийся на ромбоидальные куски, равно как и все остальные слоистые, но метаморфизованные породы, попадающиеся за Мотами. Далее уже видите только гнейсы, прорезанные гранитами, сиенитами и жилами белого и серого кварца, и в одном только месте — роговообманковый сланец. Гнейсы все могут отчетливо делиться на параллельные слои из чистых кварцевых зерен вперемежку с зернами желтоватого полевого шпата и листочками слюды. Граниты чрезвычайно разнообразны, начиная от крупнозернистой смеси темно-красного полевого шпата в смеси с дымчатым кварцем и редкими следами слюды, и кончая самым мелкокристаллическим гранитом, изобилующим слюдою.

Эти гнейсы, вперемежку с гранитами и жилами кварца, тянутся вплоть до Култука; они занимают огромное пространство, так как простираются и по берегам Иркута верст на двенадцать от Куликова ключа до р. Зазари[1], а здесь по Тункинскому тракту встречаются повсеместно на протяжении 30 верст.

По этим горам, на которых так трудно поддерживать дорогу, так как горные ручьи ворочают громадные массы каменьев и деревья, преимущественно растет лиственница и образует непроходимые чащи, покрывающие каменисто-мшистые вершины высоких гор, а вблизи берегов Байкала путника охватывает холодный ветер, который объясняет, почему еще 14 мая вблизи Култука можно встретить багульник в цвету.

Из Култука мы направились по пади речки Культушной в Тунку. Падь широка и болотиста, везде под ногами сочится вода, а хребты по берегам р. Культушной представляют обнажения сперва кремнистого сланца, очень плотного мелкокристаллического сложения, темно-серого цвета, и глинисто-известняковистого сланца, серовато-зеленого цвета. Затем переваливают через невысокий хребтик в падь ключа Ильчи.

Здесь я на несколько времени остановлю внимание читателя: Меглицкий[2] сделал предположение и подтвердил его фактами, что некогда истоки Нижней Ангары были вовсе не в Байкале, а в вершинах Иркута, т. е., собственно говоря, ветви Ангары от Байкала до Иркутска и не существовало, а тут протекал ключ, составлявший приток Иркута и имевший свою вершину возле Байкала на северо-западном склоне Байкальских гор. Впоследствии этот ключ, как почти всегда бывает, постепенно отступал в своих вершинах, промывал узкую гряду гор, отделявших его от озера; с другой стороны сюда присоединилось размывное действие Байкальских вод, и тут образовался прорыв, давший исток водам озера. Но относительно преобразований в направлении, которому мог подвергнуться Иркут, является еще одно предположение: не впадал ли он некогда, гораздо раньше образования Байкальского истока Ангары, прямо в Байкал прежде, чем промыл себе русло в Ильчинско-Мотском ущелье? На этот вопрос наводят следующие обстоятельства.

1) Неестественный поворот Иркута почти назад от того места, где в него впадает Ильча. При этом нужно заметить, что, вступая в ущелье, которое начинается от устья Ильчи, Иркут промывает себе русло среди очень твердых гнейсов[3]. Г. Бакшевич объясняет это обстоятельство тем, что тут Иркут направился по готовой трещине между отрогами Тункинских Альпов и отрогами Хамар-Дабана; но что оба берега Иркута составляют отроги одной и той же цепи, более чем вероятно, судя по тому, что в этом ущельи на обоих берегах встречаются буквально одни и те же породы, повторяющиеся в том же самом порядке на обоих берегах[4]. И, судя по двойному изгибу, делаемому тут Иркутом, можно предполагать, что, напротив, того, его воды сперва с большим трудом пробивали себе путь среди гнейсов, гранитов, диоритов, и только далее встретили более мягкую породу — известняки.

2) Присутствие крупной гальки, гранитов, гнейсов и других кристаллических сланцев на водораздельном хребте между двумя Ильчинскими ключиками, из которых один течет в Иркут, а другой — в Культушную. По определению г. Бакшевича, высота этого водораздельного кряжа составляет не более 8 метров (около 4 саж.) над уровнем Иркута при устье Ильчи; следовательно, полагая для Иркута падение от Тибельти по 3 метра (10 ф.) на версту, для устья Ильчи получим 390 мет. (1280 ф.[5]), а для водораздельного хребтика — 396 метров (1300 ф.). — Между тем, по определению г. Штубендорфа, высота его определена в 2258 футов. Такая громадная разница могла произойти, по-видимому, только оттого, что г. Штубендорф называет водораздельным то место, где дорога пересекает этот хребтик. Между тем оказывается, что седловина, т. е. низшая точка этого хребтика в вершине Ильчи, находится правее (если ехать из Култука), в версте или даже двух от дороги, и на самой дороге видно, что туда идет покатость. Этим только и может быть объяснено противоречие между показаниями г. Бакшевича и Штубендорфа, которые едва ли могли бы дойти до таких несходных результатов для одной и той же точки.

3) Обнажения у горы Синюшкиной (в 3-4 верстах от Култука), где размыта водою очень крепкая порода — кремнистый сланец, находятся на такой высоте (около 9 метров, 4½ саж.), куда воды речки Культушной не могли достигнуть, потому что это ничтожный ручеек, питающийся водою из болот очень низенького хребтика. Правда, Меглицкий открывал многие следы размывов на прибрежных утесах Байкала на высоте от 18-20 ф. над теперешним уровнем озера, которые объяснял понижением уровня Байкала, а болотистость пади тоже объяснял тем, что в ней некогда стояла вода Байкала во время высшего стояния его вод. Конечно, трудно было объяснить наполнение этой пади толстым и ровным слоем аллувиальных образований, осадками из вод самого озера, если бы в этом месте не впадало в него какой-нибудь речки. Но стоит вспомнить силу прибоя в Байкале, способную нагромождать громадные количества гальки даже после одной бури. Что же могло образоваться в течение длинного периода? Само собою тогда труднообъяснимо присутствие палеонтологических остатков, замеченное Меглицким.

4) Болотистость водораздельного кряжа и пади рч. Культушной и то обстоятельство, что Иркут, который успел выше промыть себе широкое русло среди гнейсов, гранитов, лавы, промыл себе только такое узкое порожистое ущелье от Ильчи до Мот в тех же гнейсах и известняках.

Все это, конечно, данные и рассуждения, недостаточные для решения рассматриваемого вопроса, но, располагая недостаточным количеством времени, отправляясь совсем за другим делом, наконец, расчитывая повнимательнее изучить местность на обратном пути, так как я почти не надеялся попасть Окою на Московский тракт[6], я не обратил достаточного внимания на местность и не могу представить нужных фактов; но весьма желательно бы было, чтобы будущие исследователи решили вопрос, на который я решаюсь только обратить их внимание. Для этого, конечно, необходимо будет точнее измерить высоту водораздела между Ильчами, изучить строение почвы в этом месте, положение осадков Иркута, т. е. не изменили ли они своего горизонтального положения от возможного поднятия этого хребтика и в таком случае постараться определить высоту обнажений в Синюшкиной горе над уровнем Байкала, и главным образом исследовать состав аллувиального наноса в пади рч. Культушной, т. е. есть ли в нем породы, встречающиеся в виде гальки в Иркуте (лавы), и речной ли это нанос, или образовавшийся от прибоя волн при постепенном отступлении Байкала. Скорее же всего приведет к решению этого вопроса изучение самого водораздела.

Исследование этого вопроса, быть может, даже покажет нам общее поднятие Байкальских гор вдоль северо-западного берега и убедит, что сила, поднявшая на высоту 5000 ф. пласты конгломерата вдоль западного берега[7], еще доныне не прекратила своего действия.

Но, оставляя область ничем не доказанных предположений, перехожу снова к своим путевым заметкам.

Переваливши через хребет между Ильчей и Большой Быстрой, где я встретил лишь граниты, вы спускаетесь к Быстрой, которая недаром заслужила свое название. Если только в хребтах выпадут дожди, то она невероятно скоро прибывает: ночуя на берегу ее, я видел, как прибывала вода, как она на моих глазах в несколько часов, остававшихся до вечера, прибыла на 1½ метра (около 2½ арш.) и к рассвету сбыла с такою же скоростью. Проехавши водораздельный хребет между Большой и Малой Быстрой, состоящий из сероватого мелкокристаллического известняка, поднимаясь с одного хребтика на другой, вы въезжаете в лесистую местность мешанных лесов, изрезанную оврагами и падями. Наконец, вы добираетесь до Торской котловины, где извивается и разбивается на несколько проток плавно текущий Иркут, и вы разом переноситесь в совершенно новую область. Перед вами совершенно ровная котловина, в 8-6 верст шириною и около 20 верст длины, составленная из наносов Иркута — из очень мелкой гальки и крупного песку, несомненно, доказывающая свое озерное происхождение в подтверждение и без того общеизвестного факта, что большая часть горных речек всегда образуется этим путем[8]. К югу идут волнистые, пологие предгорья Саяна, а к северу открывается тут уже красивая картина, начинаясь острою коническою сопкою, идет к западу ряд гольцов, с голыми скатами, покрытыми лишь россыпями, с глубоко изборожденными, резко зазубренными вершинами и глубокими морщинами, в которых белеют или сереют, смотря по переливам тени, глубокие еще снега.

А тут расстилается совсем иная жизнь: вместо больших глубоких падей и кристаллических сланцев является степь и гладкая поверхность наносного образования; после темных, низких, корявых лиственниц и кедров, утомлявших взгляд в окрестностях Култука, является рослая береза, толстая раскидистая сосна; после трудовой жизни байкальского рыбака или промышленника является спокойная, ленивая, тупая жизнь бурята, ламы; является степная дума, является и хлебопашество, но пока у бурят в самых ничтожных размерах. Переход поразительно резок, потому что почти разом переносит вас в страну скотоводства, где есть богачи, имеющие до 1000 голов разного скота. Конечно, где есть условия для такого скотоводства и нет под боком русских, которые на деле показывали бы выгоды хлебопашества, там оно идет у бурят довольно плохо, и немудрено, что Торские братские пашут по тридцати человек в одном поле, в то время, как их соседи Тункинские братские засевают по 5, даже по 10 десятин. Впрочем, об них после.

От Торской ст. до Тунки, перебравшись через Иркут, где буряты перевозят на карбазе, по обыкновению очень неловко управляясь на воде, вы поднимаетесь на отроги гор левого берега Иркута. Тут только в одном месте при подъеме на Бычью гору приходится видеть обнажения. Сперва представляется роговообманковый сланец с очень ясными наслоениями, идущими вперемежку с тонкими пластами крупнокристаллического кварца. Затем, поднимаясь выше, вы встречаете гнейс, очень плотного мелкокристаллического сложения, состоящий из желтого полевого шпата и белого кварца с редкими листочками слюды. Эти пласты падают к югу ближе к подошве под углом в 40°, а выше — под углом до 70°. Эти породы прорезаны жилами белого молочного кварца и белого камня весьма кварцеватого. Напластование гнейсов, слегка обозначающееся в самом строении породы по расположению листочков слюды, заметно преимущественно по параллельным жилам кварца, а то эта порода по строению вполне могла бы быть отнесена к гранитам. Вслед за этим гнейсом идет другой, с более ясными следами напластований и железистый, падающий в долину Иркута (к югу) под углом около 70°. Далее не было видно обнажений, пока мы не стали спускаться с хребта к западу в падь речки Яловки, изобилующей слюдою. Тут можно проследить с полверсты к западу диорит, мелкокристаллического, очень плотного сложения, испещренный тонкими прожилками более крупнозернистого кварца. Затем вы въезжаете уже в страну озерных осадков, состоящих из горизонтальных пластов красноватой глины, крупного песка и очень мелкой гальки, и страну вулканической деятельности.


  1. Бакшевич. Зап. Сиб. Отд. Кн.1.
  2. Verh. d. Mineral. Gesellschaft. 1855–1856. Стр.131 и след.
  3. Бакшевич. Зап. Сиб. Отд. Кн.1.
  4. См. геогностическую карту, приложенную к Зап. Сиб. Отд., кн.1.
  5. Высота Тибельти принята г. Радде в 1440 ф. (В. и. H. Beitr. XXIII. 14), а падение Иркута от Хангинска до Тунки в 13 ф. (Шварц. Труды Сиб. Эксп., с.81). Можно принять, что падение от Тибельти до Ильчи по карте г. Бакшеева равно 16 вер.
  6. Ср. Шварца. Тр. Сибир. Эксп. Матем. Отд., стр.82–83, «не идет ни одной тропинки чрез пустынную горную местность среднего течения».
  7. Между Лиственичной и Голоустной.
  8. Г. Шварц оспаривает возможность образования Тункинской и Торской котловины из озерных осадков, приводя, впрочем, довольно странные доводы против этого предположения.