,_1912.png){kind=link}
ПОДКОВА
Первый день Петербургской авиационной недели кончился. Последним летал молодой выдающийся лётчик, бывший ученик Севастопольской авиационной школы Краснов.
Когда публика разъехалась, в сарае, у аэроплана Краснова, собрался тесный кружок, состоящий из товарищей-лётчиков и из некоторых богачей — покровителей отечественной авиации.
После того как принесли из буфета чай и все удобно уселись — кто на ящике от мотора, кто на низком рабочем столике, а кто и просто на аэроплане — разговор сделался оживлённее, и вертелся всё время на «авиационных» темах.
— Скажите, мой дорогой, — обратился молодой богач барон В. к Краснову, — вот я заметил, что к некоторым аэропланам за границей авиаторы приделывают очень часто медвежат — знаете, обыкновенных игрушечных медвежат; так скажите — зачем это?
Краснов минуту подумал, а затем улыбнулся и сказал:
— Видите ли, почти все авиаторы ужасно суеверны, ну и игрушечного медвежонка они считают, если хотите, хоть за талисман, что ли, который предохраняет их от падения. Очень часто авиаторы во время полёта также кладут себе в карман подкову. И вы знаете, из-за этого самого суеверия со мною год назад произошёл курьёзный случай — но этот курьёзный случай, однако, едва не кончился катастрофой.
— Расскажите! Расскажите! — посыпались просьбы со всех сторон.
— Что ж, я расскажу с удовольствием, — сказал Краснов, — но это такая глупая история, что мне даже совестно заставлять вас слушать!
— Ничего! Ничего! Расскажите! Нам любопытно послушать! Просим!
— Ну, в таком случае слушайте!
Краснов отхлебнул из стакана чаю, глубоко затянулся и пустил густой клуб дыма.
— Надо вам знать, — начал он, — учился я летать в Севастопольской авиационной школе, целый год. Ну, конечно, сначала летал я в качестве пассажира, затем стал сам совершать маленькие полёты и считался поэтому прилежным учеником, у которого «есть такая жилка», как выражался наш инструктор. Когда я порядочно натренировался летать, назначили мне день держать экзамен на пилота. С каким же нетерпением я ждал этого дня! Боже мой! Вы себе и представить не можете! Как же усердно я учился делать разные восьмёрки, горки, а особенно спуск à vol plané.
Наконец-то настал долгожданный день экзамена. Проснулся я в 5 часов утра, хотя полёт был назначен в 10. Надо вам заметить, что наш аэродром был версты за 2 или 3 от города. Ну-с, так вот, встал я в пять часов, умылся поскорее, напился чаю, и пошёл на наше учебное поле. Погода дивная, птички щебечут. На улицах ни души — рано!
А ветра совсем нет — прямо штиль, а на душе этак и приятно и страшно! Ну, словом, такое ощущение, как с горки на салазках съезжаешь.
Выбрался я за город и иду полем.
Тихо-тихо кругом, жаворонки заливаются где-то в вышине, поля зеленеют, в их зелени пестреют колокольчики, горошек. Солнышко взошло и греет так нежно, ласково, а на душе птички поют. Иду это я, иду, вдруг вижу — на дороге подкова лежит, и зачем это только я заметил её тогда; ну, так вижу — подкова, хотел пройти мимо, не брать, да подумал — подкова счастье приносит, а мне на полёт идти — дело опасное, возьму-ка я её; и взял, положил в карман. Прихожу на поле, ещё никого нет; позвал сторожа, велел отворить сарай, пошёл туда, осмотрел аэроплан — всё ли в порядке, налил бензин, масло, почистил мотор.
Скучно стало; хотел заснуть — не спится.
Тогда вспомнил, что у меня в кармане подкова. Взял её от нечего делать в руки, посмотрел: подкова целенькая, наверно потерял кто-нибудь. А не привязать ли мне её к верхней плоскости? (Летал я на «Фармане»). Всё счастье, и груз совсем незаметный.
Привязал. А спать хочется. Прикорнул я тут же, в сарае, на лавочку и заснул.
Скоро пришла комсисия, разбудили меня. Я проснулся бодрым, свежим — а погода не изменилась; штиль полнейший. Ну-с, вывели мой аэроплан, завели мотор, сел я и пустил винт…
Тут рассказчик ешё хлебнул чаю, затянулся, пустил густой клуб дыма и продолжал:
— Даю я знак, меня отпустили…
Делаю разбег. Аэроплан идёт прекрасно. Только хотел это я подняться, как сорвалась эта моя подкова с плоскости, да как хлопнет меня по голове, успел я только мотор остановить! И упал в обморок. Вот тебе и счастье! Хорошее счастье принесла мне моя подкова, нечего сказать. Ну, бегут все ко мне. «Что такое? Что с тобою? В обморок упал? Эх ты, баба, а ещё летать хочет!» Пришёл я в себя: «что ж, — говорю, — в обморок упал, дурно сделалось», а про подкову ни слова — засмеют, думаю…
— Что ж дальше? — спросил кто-то.
— Что ж дальше? Известно что: пролежал в постели недельку, а потом выдержал экзамен на пилота!
Вот оно что случилось! Нет, теперь я не верю, что подкова счастье приносит!
Рассказчик замолчал и иронически улыбнулся.
Все смеялись.