К. К. СЛУЧЕВСКІЙ.
правитьПОВЕРЖЕННЫЙ ПУШКИНЪ.
правитьКошневъ-отецъ — комендантъ Москвы.
Кошневъ-сынъ — ополченецъ.
Старый морякъ — бопманъ.
Тереха — плотникъ.
Ванька — каменьщикъ.
Няня.
Молодая женщина.
Человѣкъ неизвѣстной народности.
Саешникъ.
Патрульный.
Венгерцы.
Баба Василиса.
Старый гонецъ.
Ратные люди, рабочіе, толпа, бабы, монахи, дѣти.
Подай стамеску, Ванька! Эко диво!
Работать ночью! Коли-бъ не привычка —
Рука сама идетъ, хоть глазъ не видитъ…
Царь, можетъ, будетъ въѣздъ держать?
Поторопиться надо!
Что-то Питеръ?
Счастливо-ль отсидѣлся. Злая битва,
Должно, была тамъ, на морѣ и сушѣ?
А взяли-ль наши?!
Матушка-Москва
Вся погорѣла! Ишь, работы будетъ!
А монументы велѣно поднять.
Царя-Освободителя подъ сѣнью
Шатровою — того не обрѣсти…
Оттуда натискъ шелъ, и бомбы
Взрывали гору! Что курганъ могильный,
Стоящій надъ глубоко скрытымъ прахомъ,
Является священный намъ шатеръ!
На Красной площади — того не сбили,
А только бокомъ какъ-то повернули.
Царь-колоколъ совсѣмъ разбитъ въ куски,
А этотъ вотъ и весь на землю сваленъ.
Ну, и была тутъ свалка! Жутко стало
Всей нашинской дружинѣ! Я тутъ былъ!
У знамени съ Алешкою стояли…
Алешку помните? Гранатъ ручныхъ
Отъ нихъ на насъ посыпалось безъ счету.
И батареи ихъ съ шаровъ воздушныхъ
Палили тоже. Наши же шары
За это время надъ Ходынскимъ полемъ,
Что туча съ тучей, съ ихними сошлись…
Отсель видали…
Да, и день былъ ясный, —
Ни облачка на небѣ…
Какже, помнимъ!
Одно — глазѣть тогда не приходилось:
Знай, раненыхъ носили. И, должно быть,
Нѣмцы подъ этотъ самый монументъ
Подъ землю, значитъ, проводы пустили…
Вдругъ закачался, словно какъ привсталъ,
И грохнулся на землю, застонавши!
Я помню: мнѣ за Пушкина стихи
Досталось въ школѣ! У него есть строчка:
«И долго буду тѣмъ народу я любезенъ»…
Напуталъ я, да и не то, чтобъ важно —
«Я» — вмѣсто «тѣмъ», «тѣмъ» — вмѣсто «я» сказалъ.
И что-жъ?
Ругнули!
Только-то? Немного!
Стиховъ хорошихъ — не перевирай!
И вспоминался мнѣ тотъ самый стихъ
Здѣсь, именно, въ пылу горячей схватки!
Вотъ съ этихъ двухъ сторонъ, а съ правой больше,
На нашихъ напирали. Только, видимъ,
Изъ-за монастыря дружина чеховъ
Имъ въ бокъ ударила… Они смѣшались…
Тутъ подоспѣли и донскія сотни…
Поляки, сербы, ихняя пѣхота…
Да, ловко, братцы!
Что ни говори,
Тутъ тоже будто чудо совершилось:
Какъ, въ оны дни, съ поѣздомъ царскимъ было
При Миротворцѣ, при Царѣ великомъ!
Какъ это вышло такъ, что сразу
По всей Москвѣ, ну, въ сорока мѣстахъ,
Да вдругъ повсюду наши одолѣли?..
Такъ это было въ Портъ-Артурѣ тоже!
Лѣтъ сто прошло, какъ мы сидѣли въ немъ,
Пришли тогда къ намъ флоты англичанъ
И нѣмцевъ, и японцевъ… Окружили,
И, еслибъ не подводныя сигарки…
Сигарки?
Да, подводныя игрушки!
Одинъ лишь можетъ сѣсть, а на цѣпи
Съ собою тащитъ мину съ динамитомъ
Да подъ чужой корабль и подплыветъ!
Поѣдутъ сто, а девяносто сгибнутъ
Навѣрняка, зато остатнихъ десять
На воздухъ пустятъ тысячи людей!
У нихъ такія тоже были мины,
Да только наши не боялись смерти.
И въ воду лѣзли; ну, а тѣ не такъ!
И только этимъ мы и взяли — чудо!
А ты ѣзжалъ?
Четыре броненосца
На совѣсти моей! Бывали въ дѣлѣ!
Китай тогда въ союзѣ съ нами былъ!
Они всѣ берега его забрали —
Съ тѣхъ поръ онъ съ нами накрѣпко стоялъ!
Опять покойники?
Нашъ комендантъ
Распорядился, слышь, чтобъ изъ больницъ,
Умретъ кто если — по ночамъ носили.
А для чего?
Зачѣмъ?
Такъ незамѣтнѣй!
Все плачъ, да плачъ, да стоны! Ихъ довольно!
И впрямь — зачѣмъ?
Покой имъ будетъ вѣчный!
Сестрица! Свѣжее печеніе! Возьми-ка!
Эй, молодцы! Съ послѣдняго подвоза —
Не залежалая, какъ было-то, мука!
Давай сюда! А этой ты не знаешь —
Той женщины, что съ краюшка сидитъ?
Какъ намъ не знать? Кого если хоронятъ,
Она туда; знать, мужъ ея убитъ!
Признать желаетъ… Ищетъ…
Полоумна?
Пожалуй, такъ. Все ходитъ да молчитъ.
Охъ, плохо, братцы! Вѣсти къ намъ дурныя
Идутъ!
Откуда? Что?
Да вотъ что, слушай…
Да, да! Готовьтесь къ злому худу, братья!
Миръ предлагали вамъ, — взять не хотѣли
И умныхъ голосовъ не слушались въ свой часъ,
Ну, вотъ и радуйтесь! На сѣверѣ погромъ,
Погибло все…
Откуда ты-то знаешь?
Чуть погодя узнаете и вы!
Вамъ говорили: милые, смиритесь!
Уступочекъ не сдѣлали! Ну, кайтесь!
Да что онъ вретъ!
Откуда онъ, вѣщунъ?
Такимъ, какъ онъ, въ Москву-рѣку дорога…
Постой, постой! Не ты ли, въ часъ ночной —
Тому назадъ теперь уже два года —
Къ намъ приходилъ и полкъ повелъ въ засаду,
Сказавъ, что насъ свои зовутъ прійти?
Что ты, что ты?
Что я, и что со мною?!
А помнишь-ли, какъ мой убитый мужъ, —
Тебя ему подъ стражу поручили, —
Тебя своею шашкой полоснулъ?
Глядите, родные, на шеѣ есть рубецъ!
Что тутъ за шумъ? [къ неизвѣстному]. Ты кто такой?!
Спасите!
Предатель онъ, измѣнникъ, бей его! —
Не смѣть! [стражникамъ]. Подъ караулъ его возьмите
И отвести на Комендантскій дворъ!
Да какъ? Да что? Мы сами съ нимъ раздѣлку
Здѣсь учинимъ…
Не учините вы,
А сдѣлаете то, что прикажу я сдѣлать!
Да. нехристей порядкомъ наплодилось..
И сколько ихъ, невѣдомо откуда,
Кургузой челяди въ мундирахъ всякихъ?!
И по сегодня по подваламъ ловятъ
Измѣнниковъ…
А молодцы Кошнёвы.
Старикъ теперь съ полъ-года комендантъ,
А сынъ его — вояка знаменитый:
Вѣдь это онъ у Иверскихъ держалъ…
Рука подвязана.
И можетъ, значитъ,
Кошнёвъ, коли захочетъ пошутить,
Тебѣ башку отрѣзать, иль повѣсить,
Такая, значитъ, власть ему дана.
Гдѣ долото? Подай опять стамеску.
Богъ помочь, братцы. Спорится-ль работа?
Работаемъ.
Не слышно-ли чего
Изъ Питера? Народъ порою знаетъ
Скорѣй, чѣмъ мы.
Да вотъ вечоръ слыхали,
Что битва тамъ была и… наши взяли…
Да если-бъ такъ…
Господни чудеса
Воочію гуляютъ! Грузы эти [показываетъ на памятникъ]
Какъ этотъ, вотъ, летятъ на землю пухомъ;
Поставленъ былъ, кажись, что очень прочно…
И цѣлъ остался! Не разбился! Диво!
Лупи его, проклятаго, сильнѣй…
Чего вы? Стоите! Говори, откуда?
Въ подвалѣ, подъ Гостиными рядами
Нашли, и вотъ бумаги есть при немъ. [Подаетъ].
Приказъ шесть дней тому назадъ! Венгерцы?..
Венгерецъ — это значитъ, тотъ же турокъ.
Позвольте, господа, заштукатурить:
Въ ступеньку обратить его…
Ведите
На Комендантскій дворъ. Бумаги сдать,
А по пути не бить! Смотри, отвѣтишь!
Ну, а коверкать можно, господинъ?
Ступайте-же. Я скоро буду самъ.
Да, много, много лѣтъ тому назадъ,
На этомъ мѣстѣ предки ликовали!
И обнажились головы толпы,
И Достоевскій слово говорилъ,
Когда изъ лепты, собранной повсюду,
Былъ памятникъ оконченъ въ данный срокъ!
Съ него проворно бѣлый холстъ спустили,
И онъ явился имъ въ чертахъ знакомыхъ,
Задумчивый, безмолвный и блестящій…
Теперь, отъ времени, позеленѣлъ онъ,
Зацвѣлъ весной всегдашней, вѣчно юной… [Къ сыну].
Но не задумывайся такъ упорно…
Совѣтъ врача ты помнишь ли?
Да! Помню…
Мы къ царскому пріѣзду порѣшили,
А онъ въ Москвѣ, пожалуй, скоро будетъ.
Что можно — сдѣлать! По соборамъ
Кремлевскимъ вновь поставлены гробницы
Царей и ихъ опять парчой покрыли,
Какъ будто врагъ ихъ вовсе не сдвигалъ!
И памятники мы поднимемъ снова,
Пусть, молъ, увидитъ Царь…
Оно, конечно,
Какъ будто что-то всюду оживаетъ!
Ты погляди, какъ быстро жизнь проснулась?
Смотри, какъ много подлѣ насъ движенья?
Москва не спитъ! Безсонница въ Москвѣ!
Всѣ ждутъ вѣстей, а сообщеній мало!
Въ десяткахъ мѣстъ горитъ теперь война,
А мы почти-что ничего не знаемъ,
Всѣ проводы обрѣзаны, молчатъ,
И страшно за далекій сѣверъ. Слухи
Тревожные являются отвсюду!
Пожары, слезы, трупы, кровь, страданья…
Вотъ и моя рука еще горитъ…
И любо мнѣ къ металлу прикоснуться:
Онъ холоденъ… пріятно… [Прикасается и быстро встаетъ].
Что съ тобою!
Куда ни прикоснешься, всюду кровь!
Подумаешь, въ недѣлю не просохла!
Ее опять размылъ вечерній дождь!
И чья она — своя, или чужая!
И Пушкинъ думалъ ли, что будетъ день…
И кто бы ждалъ, что это все случится?..
Обычнымъ ходомъ шла повсюду жизнь.
Сзывались къ срокамъ разные конгрессы.
Послы сидѣли на своихъ мѣстахъ;
Шли рауты и пѣли итальянцы;
Во Франціи мѣнялись кабинеты;
А лѣтомъ, на водахъ, кишмя-кишѣли
Богатые наряды модныхъ дамъ…
Скрипѣли перья въ нашихъ министерствахъ,
Выкладывали смѣты счетоводы,
Съ трудомъ обычнымъ поле засѣвалось,
Являлись урожаи, недороды…
И вдругъ, вотъ въ этотъ заурядный строй
Ужаснымъ выходцемъ изъ дней минувшихъ
Проникла къ намъ трехлѣтняя война!
Не разобраться, въ чемъ ея начало?
Послѣдней ей причины не найти!
Случилось то, чего и не хотѣли:
Осилили теченья высшихъ силъ,
Совсѣмъ не тѣхъ, что знали, дипломаты!
И гдѣ плоды той свѣтозарной мысли
Святого оклика Державнаго Вождя,
Что съ высоты отцовскаго престола
На общій миръ народы призывалъ?
Погромъ пошелъ по всѣмъ землямъ славянскимъ:
Отъ Праги, къ Кракову и отъ Варшавы
Вплоть до Невы, до Волги, до Днѣпра!
Нѣтъ дальше, дальше… Флоты всѣхъ морей
Горятъ огнемъ…
Рѣшенія на сушѣ,
Не на моряхъ — и именно у насъ!
Мы шли къ тому отъ самаго начала!
Какъ въ племени Давида быть Христу
Рѣшилъ Господь — намъ было назначенье
Стать очагомъ послѣдняго огня…
Порѣшены великіе вопросы,
И жребій палъ, такъ Богъ велѣлъ, на насъ…
Судьба славянъ совсѣмъ своеобразна.
Все ихъ былое — медленный отпоръ.
Они всегда являлись мягкотѣлы,
Какъ бы безпомощны. Одна Москва,
Собравши землю, обросла бронею,
Пыталась много разъ помочь собратьямъ…
Бывала помощь отъ другихъ, по рѣдко:
То битва Бѣлогорская, то гнѣзда
Угрюмой Черногоріи, порою,
Знать о себѣ давали… а теперь —
Мы нашимъ предкамъ руку протянули…
Мы страстотерпцы нынѣ, какъ всегда!
И Церковь паша, кроткая отъ вѣка,
Рукою отческой всегда на миръ вела…
Ты мнѣ скажи: кто въ матушкѣ Россіи.
Кто изъ людей великихъ не страдалъ?
Преемственность страданій, это — мило!
Да, да! Преемственность!.. Она отъ вѣка,
Какъ Божій духъ, носилась надъ Россіей
Невоплотившимся библейскимъ словомъ!
Она имѣлась на сердцѣ народа,
Въ писаніяхъ почтенныхъ лѣтописца,
Въ словахъ проповѣдей и въ бранныхъ кликахъ,
Въ мученіяхъ святого Михаила,
Въ разбойничьей отвагѣ Ермака,
И въ битвѣ Бородинской, и на Шинкѣ,
И въ Ломоносова ученомъ кабинетѣ!!…
Яснѣй чѣмъ гдѣ имѣлась здѣсь, конечно,
Когда была Москва еще деревней —
Въ бесѣдѣ Калиты съ митрополитомъ
Петромъ… А Радонежскій чудотворецъ?..
Преемственность въ Суворовѣ виднѣлась,
Въ Кутузовѣ, и множествѣ другихъ!
Одинъ всегда былъ лозунгъ у людей:
Россія безъ Царя — грудь безъ дыханья,
И долженъ Царь служить странѣ своей!
Всѣ въ это вѣрили, всѣ ощущали —
По этотъ, вотъ, что тутъ теперь лежитъ
И, вновь воздвигнутъ, будетъ возвышаться —
Онъ былъ начальнымъ лепетомъ, былъ первымъ
Разумнымъ словомъ малаго ребенка,
Когда впервые, но съ сознаньемъ яснымъ,
Вдругъ назоветъ онъ: мать, или отца!
Но посмотри, взгляни: въ его чертахъ
Какъ много грусти! Тягота большая
Лежитъ на немъ? Возможно-ль, чтобы тѣ:
Кого судьба поставитъ такъ высоко,
Грустили такъ безпомощно?!
Мой милый!
Въ предвидѣньѣ глубокомъ, несказанномъ,
Онъ видѣлъ то, что нынѣ видимъ мы.
При немъ оно завязывалось въ почки
По осени, готовилось къ зимѣ!
И надвигалась исподволь гроза!..
И погасали явленныя силы…
И правъ былъ Пушкинъ, ежели грустилъ!
Ты видишь самъ, какой большой цѣною
Мы искупили прежнія ошибки:
Несвоевременную, иногда, отвагу
И робость, проступавшую всегда!
Теперь мы отстояли право жизни,
Быть дома у себя!..
Святое право!
Но мы могли бы кровью взойти…
Когда бы намъ да не знамёна наши!
Да, тутъ, у этихъ погорѣлыхъ храмовъ,
У этихъ памятниковъ мощнымъ людямъ,
Поляки съ чехами и мы, какъ братья,
Повсюду дружно бились за-одно…
А въ чемъ причина? Благовѣстный случай!
Когда бы Австрія еще существовала,
Германія не выросла бы втрое,
Поляки съ чехами, какъ это было,
Особнякомъ стояли-бъ въ службѣ папъ!
Возможность вѣрной смерти имъ внушила
То, что когда-то, лучшіе изъ нихъ,
Давнымъ давно, въ свой срокъ провозглашали:
Въ одиннадцатомъ вѣкѣ и въ минувшемъ…
И, къ слову молвить: Станиславъ святой, —
По имени его у насъ извѣстна лепта, —
Въ борьбѣ съ папизмомъ смерть свою обрѣлъ!
«Католикѣ безъ папы» — вотъ тотъ лозунгъ,
То основанье братства между нами,
Которое призвало въ дружный бой!
Не выносить двухъ молній той же тучѣ —
Царю и папѣ вмѣстѣ — мѣста нѣтъ!
Отнынѣ насъ сливаетъ во-едино,
Кровь, нами пролитая братски за-одно!
Единый духъ — одна большая сила
Чужда ксендзамъ подвластнымъ булламъ Рима,
Дала отпоръ послѣдній, навсегда…
Сверкаетъ уголь нашихъ деревень,
Полъ-неба надъ Европой освѣщая,
Святой огонь спалилъ намъ все до тла!
Не даромъ же отъ древности сѣдой,
И отъ временъ богатырей, въ лампадахъ,
Онъ у святыхъ иконъ не погасалъ!
Соловьи-то наши замолчали,
Не воркуютъ горленки съ печали,
Льется, льется, что великая рѣка,
По родимой, по сторонушкѣ тоска…
Ужъ вы, волны, волны не крушите,
Колыбельки дѣтокъ пощадите, —
Утекай, змѣя-рѣка, до дальнихъ странъ,
Да не къ людямъ, а въ глубокій океанъ.
Заворкуйте, горленки, скорѣе,
Защелкай, соловушко, громчѣе…
Иль глаза у насъ на мокрыхъ на мѣстахъ?
Выходи, заря, сушить росу въ очахъ…
Какія въ пѣснѣ грустныя слова!
Но, мнится мнѣ, что хмурыя черты
Въ сіяньи тихомъ розоваго свѣта.
Какъ будто, пѣсню слушая, свѣтлѣютъ…
Утѣшена тоскующая тѣнь.
И не пройдетъ и мѣсяца, услышимъ
Мы не одно лишь пѣнье панихидъ,
Къ которому такъ долго привыкали, —
Услышимъ пѣсенъ свадебныхъ разгулъ
И прославленье памяти былого!
О, свадебныя пѣсни! Развѣ такъ!
Да развѣ свадьбы празднуютъ на свѣтѣ?
И развѣ міръ не лагерь, не сраженье,
И не больница, и не царство мертвыхъ?!
И спасена страна? И мы не трупы?
Три года битвъ! Томленье! Неизвѣстность!
Всѣ нервы напряглись, всѣ мысли сбиты,
Способность есть повѣрить въ привидѣнья —
Увидѣть ихъ… Смотри, отецъ, смотри!
Ну, вижу, вижу!
Пушкинская няня!
И планетъ, горько плачетъ… Почему?
Я самъ поговорю! Ты не сумѣешь?
О чемъ, скажи, старушка-няня, плачешь?
Что на сердцѣ?
Да какже, родный мой!
Убиты два моихъ птенца родные,
Одинъ другого краше и милѣй…
Какъ были дѣтками, я ихъ водила
Сюда! Играли, тѣшились парнишки
И такъ и звали: — «къ дѣдушкѣ пойдемъ!»
Какъ звали ихъ?
Ихъ Пушкиными звали,
Вотъ, какъ и этого…
А какъ же, молви,
По батюшкѣ?..
Петровичами были…
Петровичи! Товарищи мои!
Убиты оба? Гдѣ? Когда? Давно ли?
Пять дней назадъ письмо о томъ пришло.
Гдѣ, гдѣ?
Не вѣдаю! Чудное мѣсто?
Почтенный родъ, отъ Грознаго, и раньше —
Родной землѣ на службѣ именитъ!
И вотъ, не сплю — гуляю темной ночью…
И слезъ не хватитъ плакать мнѣ…
Судьба!
Давно-ль друзьями въ школѣ мы сидѣли…
Ну, няня! Видишь ли, Господня воля!
Имъ лучше тамъ… А ты за нихъ молись.
Иду къ заутренѣ, родимый, къ монастырской.
Ступай, ступай, хорошая моя…
Все смерть да смерть! Вернувшемуся счастью
Не вѣрю я? Не рано-ль ликованье?
И не обидно ли убитымъ будетъ
Подъ неосѣвшею еще землей?
Не стыдно-ль будетъ свадебною пѣсней,
Тревожить ихъ едва начатый сонъ?
И развѣ не зовутъ они живущихъ
На страшное отмщенье?
О, мой сынъ!
Въ судьбахъ великихъ родины твоей
Нигдѣ я не читаю слова: мщенье!
Давали мы врагамъ отпоръ, не больше!
Измѣна прошлому — измѣна правдѣ!
Теперь за дѣло! За возстановленье!
Откроемъ церкви наши для молитвы,
Пусть возникнетъ снова паша внѣшность
Такою, какъ была! А вмѣстѣ съ тѣмъ
И этотъ памятникъ; вѣдь Пушкинъ быль
Однимъ изъ тѣхъ далеко видныхъ стяговъ.
Которымъ вслѣдъ полки на бой идутъ.
Сбѣгаются на случай неудачи!
Мы разбрелись бы, если-бъ не знамена!
Вотъ отъ того-то надо ихъ поднять…
Плечомъ мірскимъ! Но, что это за шумъ?
Великій шумъ!.. Въ такую рань проснулись?
Толпы валятъ со всѣхъ сторонъ, кругомъ!
Сюда бѣгутъ. Должно, насъ увидали…
Гонецъ какой-то… Радостные клики!..
Съ гонцомъ бѣда!
Гонецъ-то, братцы, баба!..
Упала лошадь! Выбилась изъ силъ…
А баба на ногахъ!
Идутъ сюда толпою!
Побѣда наша… Флоты ихъ погибли…
И Петербургъ спасенъ, какъ и Москва.
Ишь! Бабу посылаютъ, — вотъ такъ диво!
Иль нѣтъ мужчинъ? Иль перебиты всѣ?
Завидно что ли юбкѣ? Нарядитесь!
Ишь, храбрая какая!..
Не замай!
Ну, говори скорѣе.
Дайте время!
Да не толкай, ребята… Придушили…
Несу съ собою вѣсти я изъ Клина…
Отъ Петербурга вплоть до самой Твери
Нѣтъ проводовъ; нѣтъ и къ Москвѣ отъ Клина…
И вотъ, депеша къ намъ счастливая пришла
Гдѣ по ракетной почтѣ, гдѣ гонцами…
Пять дней назадъ, у самой Красной Горки
И далѣе за Нарвою, шелъ бой…
Пошли они отъ Ревеля по взморью;
И моремъ на Кронштадтъ, войска и флоты!
Три дня сраженье шло! Мы одолѣли:
Полъ-гвардіи легло и съ ними младшій
Сынъ Государевъ и ему родные
Четыре князя царской крови пали.
Флотъ англичанъ и нѣмцевъ опоздалъ,
Забрать бѣжавшихъ не успѣлъ — погибли!
А самый флотъ! Неужто уцѣлѣлъ?
Нѣтъ! Только малость отъ него осталось.
Сигарошники, значитъ!
Да, они!
Изъ всѣхъ рѣчонокъ въ море выползали —
Что водные жучки — и одолѣли!
Вотъ это я всегда и говорилъ!
Вотъ это дѣло, братцы!
Эй, ребята!
Что уши-то развѣсили — къ побѣдѣ?
Что, если-бъ намъ собща фигуру эту
Зарѣ навстрѣчу, вотъ сейчасъ, поставить!
Что ей лежать-то, бѣдной, на землѣ?
Онъ пѣсни пѣлъ любезныя народу, —
Пусть встрѣтитъ онъ зарю въ побѣдный день!
Что-жъ! Можно! Вправду!
Да, конечно, можно!
Эй, православные!
Да цоколь не готовъ!
Зачѣмъ на цоколь, тутъ и силъ не хватитъ.
А на земь можно. Отчего — не такъ?
Вотъ, если-бъ вольтовы столбы имѣлись,
Да проводы, такъ мы бы это живо!
Да только всѣ поломаны въ дѣлахъ,
Купить нельзя!
Чѣмъ воротъ не машина?
Дружнѣй, ребята, али ожидать!
Заутреня, какъ бы на Свѣтлый праздникъ!
Трезвонъ колоколовъ, въ народѣ радость…
И мертвый, поднимаемый къ живымъ.
Мой сынъ! Мой сынъ! Господь благовѣствуетъ!
Гонецъ, еще гонецъ! Откуда?
Осторожнѣй!
Коня спихнете! Что вы? Дайте слѣзу…
Гдѣ комендантъ?
Сюда, сюда! Вотъ онъ!
Скорѣй, скорѣй, о чемъ?
Вотъ приказанье!
Счастливый день! Двѣ радостныя вѣсти!
Царь-Государь, едва стяжавъ побѣду,
Благоволитъ въ Москву свою прибыть,
Объ избіенныхъ съ нами помолиться
И погорѣлую столицу воскресить!
Еще одно къ вамъ праздничное слово:
Къ подножью Пушкина тропа не заростетъ,
И вѣчно юно будетъ, вѣчно ново,
Что поднялъ ты своимъ плечомъ народъ!
И вѣчно будетъ Пушкинъ намъ любезенъ
Тѣмъ, что къ добру онъ чувства пробуждалъ,
Что прелестью стиха онъ былъ полезенъ
И милость къ падшимъ призывалъ,
Что онъ прозрѣлъ конецъ въ старинномъ спорѣ,
Что, смертный, онъ, безсмертіе предрекъ
Ручьямъ славянскимъ, слитымъ въ русскомъ морѣ,
Покрывшемъ весь сплотившійся востокъ!..
Раздавайтесь, звоны звучные!
Раззвонись, колокола!
Годы злые, годы скучные
Преисподняя взяла!
Возликуйте, православные!
Сгинулъ — свѣялся изъянъ,
Всѣ мы братья, братья равные
Многихъ отраслей славянъ!