Письмо о правилах российского стихотворства (Ломоносов)/ПСС 1803 (ДО)

[11]
ПИСЬМО
О ПРА́ВИЛАХЪ
РОССІЙСКАГО СТИХОТВОРСТВА[1]

ПОЧТЕННѢЙШІЕ ГОСПОДА!

Ода, которую Вашему разсужденїю вручить нынѣ высокую честь имѣю, ни что иное есть, какъ только превеликїя оныя радости плодъ, которую не побѣдимѣйшїя нашея МОНАРХИНИ преславная надъ непрїятелями побѣда, въ вѣрномъ и ревностномъ моемъ сердцѣ возбудила. Моя продерзость, васъ неискуснымъ перомъ утруждать, только отъ усердныя къ отечеству и его слову любви происходитъ. Подлинно, что для скудости къ сему предпрїятїю моихъ силъ, лучше бы мнѣ молчать было. Однако не сомнѣваясь, что ваше сердечное радѣнїе къ распространенїю и исправленїю Россїйскаго языка, и мое въ семъ неискусство и въ Россїйскомъ Стихотворствѣ недовольную способность извинитъ, а доброе мое намѣренїе за благо приметъ, дерзнулъ наималѣйшїй сей мой трудъ, купно со слѣдующимъ о нашей Вирсификацїи вообще разсужденїемъ, вашему предложить искуству. [12]Не пристрастїе меня къ сему понудило, чтобы большее искуство имѣющихъ правила давать: но искренное усердїе заставило отъ васъ самихъ научиться, правдивы ли оныя мнѣнїя, что я о нашемъ стихосложенїи имѣю, и по которымъ до нынѣ стихи сочиняя, поступаю. И такъ, начиная оное Вамъ, Мои Господа, предлагать, прежде кратко объявляю, на какихъ я основанїяхъ оныя утверждаю.

Первое и главнѣйшее мнѣ кажется быть сїе: Россїйскіе стихи надлежитъ сочинять по природному нашего языка свойству; а того, что ему весьма не свойственно, изъ другихъ языковъ не вносить.

Второе, чѣмъ Россїйской языкъ изобиленъ, и что въ немъ къ Версификацїи угодно и способно, того, смотря на скудость другой какой нибудь рѣчи, или на небреженїе въ оной находящихся стихотворцевъ, не отнимать; но какъ собственное и природное употреблять надлежитъ.

Третїе: понеже наше стихотворство только лишь начинается; того ради чтобы ничего неугоднаго не ввести, а хорошаго не оставить, надобно смотрѣть, кому и въ чемъ лучше послѣдовать.

На сихъ трехъ основанїяхъ утверждаю я слѣдующія пра́вила:

Первое: въ Россїйскомъ языкѣ тѣ только слоги долги, надъ которыми стоитъ сила, а прочїе всѣ коротки. Сїе самое природное произношенїе намъ очень легко показываетъ. Того ради со всѣмъ худо, и свойству Славенскаго [13]языка, которой съ нынѣшнимъ нашимъ не много разнится, противно учинилъ Смотрицкїй, когда онъ е, о, за короткїя, а, і, ѵ, за общія; и, ѣ, ѡ, съ нѣкоторыми двугласными и со всѣми гласными, что предъ двумя или многими согласными стоятъ, за долгїя почелъ. Его, какъ изъ перваго параграфа его просодїи видно, обманула Матѳеа Стриковская Сарматская Хронологїя, или онъ можетъ быть, на сихъ Овидїевыхь стихахъ утверждался: de Ponto Lib. IV. Eleg. 13.

Ab pudet, et Getico scripsi sermone libellum
Structaque sunt mostris barbara uerba modis,
Et placui, gratare mihi, coepique poetae
Inter inhumanos nomen habere Getas.

Ежели Овидїй, будучи въ ссылкѣ въ Томахъ, стариннымъ Славенскимь, или Болгарскимъ, или Сарматскимъ языкомъ стихи на Латинскую стать писалъ; то откуду Славенскїя Граматики Автору на умъ пришло, долгость и краткость слоговъ со всѣмъ Греческую, а не Латинскую принять, не вижу. И хотя Овидїй въ своихъ стихахъ, по обыкновенїю Латинскихъ стихотворцевъ, стопы, и, сколько изъ сего Гексаметра,

Materiam quaeris? de Cesare dixi,

ibidem


Заключить можно, двоесложныя и троесложныя въ героическомъ своемъ поэматѣ употреблялъ: однако толь высокаго разума пїита, не надѣюсь что такъ погрѣшилъ, чтобы ему долгость и краткость слоговъ, Латинскому, или Греческому языку свойственную, въ оные стихи ввести, которые онъ на чужомъ и весьма [14]особливомъ языкѣ писалъ. И ежели древней оной языкъ отъ нынѣшняго нашего не очень былъ различенъ: то употреблялъ остроумный тотъ стихотворецъ въ стихахъ своихъ не иныя, какъ только тѣ за долгїе слоги, на которыхъ акцентъ стои́тъ, а прочїе всѣ за краткїе. Слѣдовательно Гексаметры, употребляя вмѣсто Спондеевъ для ихъ малости Хореи, тѣмъ же образомъ писалъ, которымъ слѣдующія Россїйскїя сочинены:

Щастлива красна была весна, все лѣто прїятно.
Только мутился песокъ, лишь бѣлая пѣна кипѣла.

А Пентаметры:

Какъ обличаешь, смотри больше свои на дѣла.
Ходишь съ кѣмъ всегда, бойся того подопнуть.

А не такъ, какъ Славенскїя Грамматики Авторъ:

Сарматски новорастныя музы стопу перву
Тщащуюся Парнассъ въ обитель вѣчну заяти,
Христе Царю прїими, и благоволивъ тебѣ съ отцемъ и проч.

Сїи стихи колъ Славенскаго языка свойству противны, всякъ видѣть можетъ, кто оной разумѣетъ. Однако не могу я и оныхъ симъ предпочитать, въ которыхъ всѣ односложныя слова за долгїя почитаются. Причина сего всякому Россїянину извѣстна. Кто будетъ протягивать единосложные союзы и многїе во многихъ случаяхъ предлоги? Самыя имена, мѣстоименїя, и нарѣчія, стоя при другихъ словахъ, свою силу теряютъ. Напримѣръ:, за сто лѣтъ; подъ мостъ упалъ; реветъ кзкъ Левъ. Что ты знаешь? По оному Королларїю, въ которомъ сїе правило щастливо предложено, [15]сочиненные стихи , хотя быть Гексаметрами, въ истые и изрядные, изъ Анапестовъ и Хореевъ состоящїе, Пентаметры попали, на примѣръ:

 °  ° —,  ° —  ,  ° —,  ° °—,  ° ,  °
Не возможно сердцу, ахъ! не имѣть печали.

По моему мнѣнїю, наши единосложныя слова̀, иныя всегда долги, какъ: Богъ, Храмъ, святъ: иныя кратки, напримѣръ союзы: же, да, и; а иныя иногда кратки, иногда долги; напримѣръ: на морѣ, по году, на волю, по горѣ.

Второе пра́вило: во всѣхъ Россійскихъ пра́вильныхъ стихахъ, долгихъ и короткихъ надлежитъ нашему языку свойственныя стопы опредѣленнымъ числомъ и порядкомъ учрежденныя, употреблять. Оныя каковы быть должны, свойство въ нашемъ языкѣ находящихся словъ оному учитъ. Доброхотная природа какъ во всемъ, такъ и въ оныхъ, довольное Россїи дала изобилїе. Въ сокровищѣ нашего языка имѣемъ мы долгихъ и краткихъ реченїй неисчерпаемое богатство; такъ что въ наши стихи безъ всякїя нужды двоесложныя и троесложныя стопы внести, и въ томъ Грекамъ, Римлянамъ, Нѣмцамъ, к другимъ народамъ, въ Версификацїи пра́вильно поступающимъ, послѣдовать можемъ. Не знаю, чего бы ради иною наши Гексаметры, всѣ другїе стихи, съ одной стороны такъ запереть, чтобы они ни больше ни меньше опредѣленнаго числа слоговъ не имѣли; а съ другой такую волю дать, чтобы вмѣсто хорея свободно было положитъ Ямба, Пиррихїя, и Спондея; а слѣдовательно, и всякую прозу стихомъ называть, [16]какъ только развѣ послѣдуя на Риѳмы кончащимся Польскимъ и Французскимъ строчкамъ? Неосновательное оное употребленіе, которое въ Московскія школы изъ Польши принесено, никакого нашему стихосложенїю закона и пра́вилъ дать не можетъ. Какъ онымъ стихамъ послѣдовать, о которыхъ правильномъ порядкѣ тѣхъ же творцы не радѣютъ? Французы, которые во всемъ хотятъ натурально поступать, однако почти всегда противно своему намѣренїю чинятъ, намъ въ томъ, что до стопъ надлежитъ, примѣромъ быть не могутъ: понеже, надѣяся на свою Фантазїю, а не на пра́вила, толь криво и косо въ своихъ стихахъ слова склеиваютъ, что ни прозой, ни стихами назвать не льзя. И хотя они такъ же, какъ и Нѣмцы, могли бы стопы употреблять, что сама природа иногда имъ въ ротъ кладетъ, какъ видно въ первой строфѣ оды, которую Боало Депро на здачу Намура сочинилъ:

Quelle docte et sainte yvresse,
Aujourdhui me fait la loi?
Chastes Nymphes du permesse etc.

Однако нѣжные тѣ господа на то не смотря, почти однѣми риѳмами себя довольствуютъ. Пристойнымъ весьма симболомъ Французскую поэзїю нѣкто изобразилъ, представивъ оную на театрѣ подъ видомъ нѣкоторыя женщины, что сугорбившись и раскарячившись при музыкѣ играющаго на скрыпицѣ Сатира танцуетъ. Я не могу довольно о томъ нарадоваться, что Россїйскїй нашъ языкъ не токмо бодростїю и героическимъ звономъ Греческому, Латинскому и Нѣмецкому не уступаетъ; но и подобную онымъ, а себѣ купно природную и [17]свойственную Версификацію имѣть можетъ. Сіе толъ долго пренебреженное счастіе, чтобы совсѣмъ въ забвеніи не осталось, умыслилъ я наши пра́вильные стихи изъ нѣкоторыхъ опредѣленныхъ стопъ составлять, и отъ тѣхъ, какъ въ вышеозначенныхъ трехъ языкахъ обыкновенно, онымъ имена дать. Первой родъ стиховъ называю Ямбическимъ, которой изъ однѣхъ только Ямбовь состоитъ:

 ° — ° — ° ° —
Бѣлѣетъ Будто снѣгъ лицомъ.

Второй Анапестическимъ, въ когпороиъ только однѣ Анапесты находятся:

°  ° — ,   ° ° — ,  ° ° — , °  ° —
Начертанъ Многократно въ бѣгущихъ волнахъ.

Третій изъ Ямбовъ и Янапестовъ смѣшаннымъ, въ которомъ по нуждѣ, или произволенію, поставлены быть могутъ, какъ случится.

 ° —, ° ° —,  ° ,—  ° —
Во пищу себѣ червей хватать.

Четвертый Хореическимъ, что одни Хореи составляютъ:

 °  — °  ° — °
Свѣтъ мой, знаю, что пылаетъ.
° — °  — ° — °
Мнѣ моя не служитъ доля.

Пятой Дактилическимъ, которой изъ единыхъ только Дактилей состоитъ:

— ° ° — ° ° — ° ° — ° ° — ° ° ° — ° °
Вьется кругами змїя по травѣ обновившись въ (разсѣлинѣ.
[18]

Шестой изъ Хореевъ и Дактилей смѣшаннымъ, гдѣ по нуждѣ, или по изволенїю, ту и другую употреблять можно сто́пу.

— ° ° — ° ° ° — ° ° — °
Ежель боится, кто не сталъ бы силенъ безмѣрно.

Симъ образомъ расположивъ пра́вильные наши стихи, нахожу шесть родовъ Гексаметровъ, столько жъ родовъ Пентаметровъ, Тетраметровъ, Триметровъ и Диметровъ, а слѣдовательно всѣхъ тритцать родовъ.

Непра́вильными и вольными стихами тѣ называю, въ которыхъ вмѣсто Ямба, или Хорея можно Пиррихїя положить. Оные стихи употребляю я только въ пѣсняхъ, гдѣ всегда опредѣленное число слоговъ быть надлежитъ. Напримѣръ, въ семь стихѣ вмѣсто Ямба Пиррихїй положенъ:

° — ° — ° ° — °
цвѣты румянцемъ умножайте.

А здѣсь вмѣсто Хорея:

— ° ° — ° — °
Солнева сестра забыла

Хорея вмѣсто Ямба, и Ямба вмѣсто Хорея въ вольныхъ стихахъ употребляю я очень рѣдко, да и то ради необходимыя нужды, или великїя скорости: понеже они совсѣмъ другъ другу противны.

Что до Цезуры надлежитъ, оную, какъ мнѣ видится, въ срединѣ пра́вильныхъ нашихъ стиховъ употреблять и оставлять можно. Долженствуетъ ли она въ нагнемъ Гексаметрѣ для одного только отдыху быть неотмѣнно, то можетъ разсудитъ всякъ по своей силѣ. [19]Тому въ своихъ стихахъ оную всегда оставить позволено, кто однимъ духомъ тринатцати слоговъ прочитать не можетъ. За наилучшїя, велелѣпнѣйшїя, и къ сочиненїю легчайшїя, во всѣхъ случаяхъ скорость и тихость дѣйствїя и состоянїя всякаго пристрастїя изобразить наиспособнѣйшїя, оныя стихи почитаю, которые изъ Анапестовъ и Хореевъ состоятъ.

Чистые ямбическїе стихи хотя и трудновато сочинять; однако поднимался тихо въ верьхъ, матерїи благородство, великолѣпїе и высоту умножаютъ. Оныхъ нигдѣ не можно лучше употреблять, какъ въ торжественныхъ одахъ, что я въ моей нынѣшней и учинилъ. Очень также способны и падающїе, или изъ Хореевъ и Дактилевь составленные, стихи, къ изображенїю крѣпкихъ и слабыхъ Аффектовъ, скорыхъ и тихихъ дѣйствїй, быть видятся. Примѣръ скораго и яраго дѣйствїя:

Бревна катайте на верьхъ, каменья и го́ры валите, лѣсъ бросайте, живучей выжавъ духъ, задавите.

Протчїе роды стиховъ, разсуждая состоянїе и важность матерїи, такъ же очень пристойно употреблять можно, о чемъ подробно упоминать для краткости времени оставляю.

Третїе Россійскїе стихи красно и свойственно на мужескїя, женскїя, и три литеры гласныя въ себѣ имѣющїя Риѳмы, подобные Италїанскимъ, могутъ кончиться. Хотя до сего времени только однѣ женскїя Риѳмы въ Россїйскихъ стихахъ употребляемы были, а мужескїя, [20]и отъ третьяго слога начинающїяся, заказаны; однако сей заказъ толь праведенъ, и нашей Версификацїи такъ свойственъ и природень, какъ, ежели бы кто обѣими ногами здоровому человѣку всегда на одной скакать велѣлъ. Оное пра́вило нача́ло свое имѣетъ, какъ видно, въ Польшѣ, откуду пришедъ въ Москву, нарочито вкоренилось. Неосновательному оному обыкновенію такъ мало можно послѣдовать, какъ самимъ Польскимъ Риѳмамъ, которыя не могутъ иными быть, какъ только женскими: понеже всѣ Польскїя слова̀, выключая нѣкоторыя односложныя, силу на предкончаемомъ слогѣ имѣютъ. Въ нашемъ языкѣ толь же довольно на послѣднемъ и третьемъ, коль надъ предкончаемомъ слогѣ силу имѣющихъ словъ находится: то для чего намъ оное богатство пренебрегать, безъ всякїя причины самовольную нищету терпѣть, и только однѣми женскими побрякивать, а мужескимъ бодрость и силу тригласныхъ устремленїе и высоту оставлять? Причины тому ни какой не вижу, для чего бы мужескїя Риѳмы толь смѣшны и подлы были, что бы ихъ только въ Комическомъ и Сатирическомъ стихѣ, да и то еще рѣдко, употреблять можно было? и чѣмъ бы святѣе сїи женскія Риѳмы: красовуляхъ, ходуляхъ, слѣдующихъ мужескихъ, востокъ, высокъ, были? по моему мнѣнїю, подлость Риѳмовь не въ томъ состоитъ, что они больше или меньше слоговъ имѣютъ; но что оныхъ слова̀ подлое или простое что значатъ.

Четвертое: Россїйскїе стихи также къ стати красно и свойственно сочетоваться могутъ, какъ и Нѣмецкїе. [21]Понеже мы мужескїя, женскїя, и тригласныя Риѳмы имѣть можемъ; то услаждающая всегда человѣческїя чувства перемѣна, оныя межъ собою перемѣшивать пристойно велитъ; что я почти во всѣхъ моихъ стихахъ чинилъ. Подлинно, что всякому, кто однѣ женскїя Риѳмы употребляетъ, сочетанїе и перемѣшка стиховъ странны кажутся; однако ежели бы онъ къ сему только примѣнился, то скоро бы увидѣлъ, что оное толь же прїятно и красно, коль въ другихъ Европейскихъ языкахъ. Ни когда бы мужеская Риѳма передъ женскою не показалася, какъ дряхлой, чорной и девяносто лѣтъ старой арапъ, передъ наипоклоняемою, наинѣжною, и самымъ цвѣтокъ младости сїяющею Европейскою красавицею.

Здѣсь предлагаю я нѣкоторыя строфы изъ моихъ стиховъ, въ примѣръ стопъ и сочетанїя. Тетраметры изъ Анапестовъ и Ямбовъ сложенные.

На восходѣ солнце какъ зардится,
Вылетаетъ вспыльчиво хищный встокъ,
Глаза кровавы, самъ вершится;
Удара не сноситъ Сѣверъ въ бокъ,
Господство даетъ своему побѣдителю
Пресильныхъ водъ морскихъ возбудитъ,
Свои тотъ зыби на прежни возводитъ,
Являетъ полность силы своей,
Что южной страной владѣетъ всей,
Індїйски быстро острова проходитъ,

Вольные вставающїе Тетраметры:

Одна съ Нарциссомъ мнѣ судьбина,
Однако съ нимъ любовь моя.
Хоть я не самъ тоя причина,
Люблю Миршиллу, какъ себя.

[22]

Вольные падающїе Тетраметры:

Нимфы околъ насъ кругами
Танцовали поючи,
Всплескиваючи руками,
Нашей искренной любви
Веселяся привѣчали,
И цвѣтами насъ вѣнчали.

Ямбическїе Триметры:

Весна тепло ведетъ,
Прїятной Западъ вѣетъ,
Всю землю солнце грѣетъ;
Въ моемъ лишь сердцѣ ледъ,
Грусть прочь забавы бьетъ.

Но, мои господа̀, опасался, чтобы не важнымъ симъ моимъ писмомь вамъ очень долго не наскучить, съ покорнымъ прошенїемъ заключаю. Ваше великодушїе, ежели мои предложенныя о Россїйской Версификацїи мнѣнїя нашему языку несвойственны и непристойны, меня извинитъ. Не съ инымъ коимъ намѣренїемъ я сїе учинить дерзнулъ, какъ только, чтобы оныхъ благосклонное исправленїе, или безпристрастное подкрѣпленїе, для бо́льшаго къ Поэзїи поощренїя, отъ васъ получить. Чего несомнѣнно надѣясь, остаюсь

ПОЧТЕННѢЙШІЯ ГОСПОДА!
Вашъ покорнѣйшїй слуга
Михайло Ломоносовъ.

Примѣчанія

править
  1. Изъ нѣкоторыхъ мѣстъ письма́ сего видно , что Авторъ писалъ его въ скорости по сочиненїи оды на побѣду надъ Турками и Татарами, то есть 1739 года.