Сочиненія И. С. Аксакова.
Общественные вопросы по церковнымъ дѣламъ. Свобода слова. Судебный вопросъ. Общественное воспитаніе. 1860—1886
Томъ четвертый.
Москва. Типографія М. Г. Волчанинова (бывшая М. Н. Лаврова и Ко.) 1886
Письмо къ доктору богословія Деллингеру
по поводу программы, разсмотрѣнной и утвержденной конгрессомъ старокатоликовъ въ Мюнхенѣ 9 (21) сентября 1871 г.
править
Съ напряженнымъ вниманіемъ и въ то же время съ искреннимъ участіемъ братской любви всматривается и вслушивается Россія въ современное религіозное движеніе на Западѣ. Пребывая, по милости Божіей, внѣ борьбы, раздирающей теперь религіозный миръ романо-германскихъ народовъ (если только достойно названія мира то состояніе совѣстей, которое было или безмолвною сдѣлкою, или невымолвленнымъ недоразумѣніемъ), — мы, русскіе, удобнѣе и яснѣе, чѣмъ наши западные братья, могли прозрѣвать въ дали временъ, загроможденной всякаго рода политическими задачами и вопросами — неотвратимый чередъ вопросовъ о вѣрѣ, неминуемость настоящихъ событій. Съ той высоты церковно-историческаго созерцанія, на которую послѣдователи восточнаго вѣроисповѣданія поставлены самою непрерывностью вселенскаго преданія, сохраняемаго православною церковію, — намъ, ея недостойнымъ чадамъ, былъ, — безъ всякаго усилія и заслуги съ нашей стороны, а лишь ходя въ ея свѣтъ, — до прозрачности видимъ весь постепенный историческій ростъ романизма и роковой назрѣвъ его внутренней лжи, объявившейся наконецъ, воочію всему міру, въ догматѣ папской непогрѣшимости. Въ смущеніи и недоумѣніи стоитъ теперь римско-церковное общество предъ итогомъ, подведеннымъ исторіей десяти вѣкамъ его отдѣльной отъ Востока церковной жизни… А между тѣмъ еще задолго до вразумительной постановки вопроса самими событіями раздавались, со стороны Россіи, дружескія предостереженія Западу и указывался край бездны, до котораго непреложно должна была дойти римская церковь, до котораго она дошла и дальше котораго идти уже некуда. Въ трехъ брошюрахъ Хомякова, изданныхъ имъ для западныхъ христіанъ на общедоступномъ европейскомъ языкѣ[1], какъ въ зеркалѣ отраженъ весь логическій ходъ церковныхъ судебъ Запада, — но гордость западной науки пренебрегла указаніями православнаго русскаго богослова. Да будетъ же теперь иначе, — теперь, когда, такъ сильно подвиглось религіозноеа самосознаніе западно-католическаго общества. Да упразднятся же гордость и высокомѣріе, застилающія отъ глазъ истину, и да приклонитъ любовь, — безъ которой неполно и односторонне всякое внѣшнее знаніе, — благосклонный слухъ западныхъ христіанъ къ братскому увѣщанію съ Востока.
Пишущій эти строки не предъявляетъ притязаній ни на богословскую ученость, ни на званіе представителя восточной церкви. Онъ не занимаетъ никакого мѣста въ церковной іерархіи; онъ лишь одинъ изъ православныхъ мірянъ, Русскій по происхожденію, и въ его словахъ западно-европейскій читатель можетъ признать только выраженіе мыслей и чувствъ, присущихъ большинству русскаго православнаго общества. Если въ этихъ словахъ, въ то же время, читатель опознаетъ присутствіе истины (какъ мы несомнѣнно надѣемся), то да не вмѣнитъ онъ сего въ заслугу ни автору письма, ны самому русскому обществу. Пусть уразумѣетъ онъ, что эта истина есть только отраженіе свѣта, неизмѣнно пребывающаго въ ученіи Православной Церкви и озаряющаго мысленный кругозоръ всѣхъ, даже послѣднихъ ея исповѣдниковъ, каково бы ни было ихъ личное не достоинство.
Религіозное состояніе Запада представлялось намъ до сихъ поръ поистинѣ безотраднымъ и ужасающимъ. Вмѣсто церкви Христовой, которая не есть «царство отъ міра сего», мы видѣли именно «царство отъ міра», обреченное суду міра и времени, — какое-то самодержавное духовное государство, съ самодержцемъ-папою, деспотически повелѣвающимъ совѣсти, — слѣдовательно разрушающимъ самое внутреннее существо вѣры — свободу. Съ другой стороны, вмѣсто вѣры, восполняемой, утверждаемой и живимой единомысліемъ, любовью, — всею общею жизнію вселенской церкви, мы видѣли самочинную, разровненную вѣру протестантскаго міра, постоянно сгоняемую съ шаткихъ основъ единичной мысли и совѣсти возбужденною дѣятельностью раціонализма. Когда Пій IX скликалъ отовсюду сыновъ своихъ на мнимо-вселенскій соборъ, мы встрѣтили сознаніе этого собора какъ наступленіе Божьяго суда надъ римскою церковью. Мы вѣрили, что этотъ соборъ — лебединая пѣснь романизма, его крайнее выраженіе, его логическое развитіе до абсурда, до безсмыслицы столь вопіющей и явной, что съ ужасомъ отпрянетъ отъ нея всякая мысль и совѣсть. Но одновременно доносились до нашего слуха неистовые клики: «долой вѣру и церковь»! И чьи же то были клики? Не любимѣйшихъ ли вождей народныхъ, не представителей ли науки, не борцовъ ли за политическую свободу, за свободу мысли и совѣсти, за самые дорогіе для человѣчества интересы? Между христіанскою церковью (какъ она разумѣлась на Западѣ) и человѣчествомъ воздвигалась, очевидно, лютая брань. Понятіе вѣры (въ томъ видѣ, какъ она повѣдана современному римско-католическому міру) отождествилось съ понятіемъ тиранили, а отрицаніе вѣры съ понятіемъ свободы. Римъ казнился собственнымъ дѣтищемъ: обожествленіе папы породило безбожіе, лживая вѣра смѣнилась безвѣріемъ, и западный міръ раздѣлился на два враждебные стана. Съ одной стороны положительная религія, съ ея величавымъ церковнымъ строемъ, — и рядомъ съ ней и въ ней: тѣснота, мракъ, неволя, насиліе, рабство, отрицаніе самыхъ священныхъ правъ человѣка, непризнанные и отвергнутые запросы духа. Съ другой стороны: безвѣріе, съ его знаменемъ свободы и прогресса, простора жизненнаго и нравственнаго, и въ то же время съ его озлобленнымъ, мертвящимъ отрицаніемъ, съ его насиліемъ и бунтомъ, и также съ неудовлетворенными запросами человѣческаго духа.
Гдѣ же исходъ, спрашивали мы съ горечью и страхомъ, не потому, чтобы мы, православные христіане, не знали: гдѣ истина, — но потому, что недоумѣвали: какимъ образомъ и откуда пробьется лучъ вѣры и истины въ эту духовную мглу. Слабые протесты нѣкоторыхъ латинскихъ епископовъ, предшествовавшіе собору, а отчасти сказанные и на самомъ соборѣ, не удовлетворили насъ: то были жалкія попытки примирить противорѣчія сдѣлкой и прежнюю ложь усугубить новой ложью.
Но когда раздалось ваше слово, мужественное и твердое, стало явно, что не оскудѣло еще силами духа и вѣры западно-католическое христіанство. Робкія совѣсти ободрились; православный міръ съ сочувствіемъ и надеждой привѣтствовалъ имя Деллингера, вмѣстѣ съ именами его доблестныхъ сподвижниковъ. Вы ступили на историческую почву, на почву церковнаго преданія, и на этомъ пути встрѣча наша съ вами была неминуема. Если, до изданія программы мюнхенскаго конгресса, мы еще не имѣли права вѣрить въ освобожденіе ваше отъ тѣхъ предубѣжденій противъ восточной церкви, которыя внѣдряются въ каждаго римскаго католика съ самаго дѣтства, то мы несомнѣнно повѣрили въ вашу добросовѣстность какъ ученаго, какъ служителя науки, всегда готоваго признать и исповѣдать ея конечные выводы. Въ этомъ добросовѣстномъ отношеніи къ наукѣ сказывается величіе германскаго духа и лежитъ для Германіи залогъ спасенія, — конечно въ томъ только случаѣ, если это отношеніе къ наукѣ не перейдетъ въ своего рода научное суевѣріе, отвергающее, во имя внѣшняго, никогда не полнаго знанія, полнѣйшее знаніе — внутреннее, воспринимаемое лишь вѣрою и всею духовною цѣльностью человѣка.
Состоялся римскій соборъ, провозглашенъ догматъ о непогрѣшимости, о божественномъ авторитетѣ, о безаппелляціонной власти римскаго паны. Казалось бы, что предъ совѣстью каждаго западнаго католика предстанетъ безотвязный, неумолимый вопросъ: можетъ ли онъ отнынѣ считать себя членомъ римско-католической церкви? ибо если можетъ — значитъ вѣруетъ въ ея догматы; если же не вѣруетъ, то стало-быть исключаетъ себя изъ церкви. Казалось бы, что епископы, протестовавшіе противъ сихъ догматовъ на соборѣ, явятся вождями и руководителями совѣстей и выведутъ ввѣренныя имъ души изъ римскаго плѣна… Но исторія, очевидно, ставитъ свои логическія дилеммы не съ тою спѣшною настойчивостью и неотразимою ясностью, какъ того желала бы отвлеченная мысль человѣка. Оказывается, что самый вопросъ еще не дошелъ до темнаго сознанія массъ, которое теперь еще усильнѣе затемняется усердіемъ низшаго римскаго клира. Оказывается, что цѣлые милліоны католиковъ только по имени числятся католиками, — равнодушные къ вѣрѣ и церкви. Оказывается, что епископы, протестовавшіе на соборѣ, на другой же день послѣ собора, солгали себѣ и истинѣ, явившись слугами и орудіемъ, ими же наканунѣ отвергнутой, лжи.
Вы не побоялись грозной анаѳемы Рима и — благодареніе Богу — вашъ примѣръ не остался безплоденъ. Если епископы предпочли жребію гонимыхъ за вѣру — благоразумный и выгодный образъ дѣйствій государственныхъ сановниковъ, связанныхъ клятвою вѣрности къ своему монарху (такъ и подобаетъ «князьямъ церкви»), — если ни одного епископа нѣтъ съ вами, а народныя массы еще спокойны, — то ваше ими сдѣлалось сборнымъ кличемъ для всѣхъ, кто не погрязъ въ равнодушіи къ вѣрѣ и не способенъ лукавить съ совѣстью. Какъ ни малолюденъ мюнхенскій конгрессъ въ сравненіи съ численностью римско-католическаго міра, но онъ безспорно событіе всемірно-историческаго значенія и предвѣстникъ многихъ великихъ событій.
Со времени мюнхенскаго конгресса религіозное самосознаніе Запада вступаетъ въ новый, важный фазисъ. Его программа провозглашаетъ во всеуслышаніе надежду на «возсоединеніе съ греко-восточною и русскою церковью». Съ любовью принимаемъ мы такое выраженіе надежды. Оно налагаетъ на каждаго изъ насъ, членовъ этой церкви, нравственную обязанность содѣйствовать, по мѣрѣ силъ, устраненію преградъ, насъ раздѣляющихъ. Въ сознаніи этой обязанности, спѣшимъ мы передать на ваше добросовѣстное разсмотрѣніе тѣ недоумѣнія и вопросы, которые возбудили въ русскомъ обществѣ многіе пункты вашей программы.
Прежде всего обращаетъ на себя наше вниманіе самое названіе, принятое людьми, собравшимися на конгрессъ. Они именуютъ себя старо-католиками, въ отличіе отъ католиковъ, признавшихъ догматъ о папской непогрѣшимости. Такимъ образомъ моментомъ раздѣленія католиковъ на старыхъ и новыхъ служитъ провозглашеніе этого догмата на римскомъ соборѣ 1870 года: католикъ вчерашній, католикъ до собора, — есть старый; католикъ на другой день собора, подчинившійся его рѣшенію, — есть новый. Но здѣсь невольно рождается вопросъ: точно ли «новое» ново и «старое» старо? Есть ли что-нибудь новаго въ исповѣданіи ново-католика? я дѣйствительно ли старо то, что старо-католикамъ кажется старымъ? Лѣтъ семнадцать тому назадъ былъ установленъ Піемъ IX догматъ, обожествляющій Дѣву Марію, — о ея непорочномъ зачатіи. Не былъ ли этотъ догматъ, въ свое время, оставленъ почти безъ протеста въ римско-католическомъ мірѣ, и именно со стороны тѣхъ, которые теперь примяли имя старо-католиковъ? Между тѣмъ самый фактъ признанія римско-католическою церковію догмата — что же онъ былъ, какъ не молчаливое исповѣданіе догмата о папской непогрѣшимости? Что же онъ былъ, какъ не торжественное признаніе ни практикѣ за папскимъ авторитетомъ права: присоединять единоличною своею властью, не испрашивая согласія всей полноты церкви, новые догматы вѣры къ однажды утвержденному церковью символу вѣры? Выходить, что въ теченіи нѣсколькихъ лѣтъ, старокатолики исповѣдывали въ жизни, de facto, то же самое, что продолжаютъ я теперь исдовѣдывать такъ-называемые новокатолики, и что старо-католики отказываются признать теперь de jure. Очевидно, что для избѣжанія противорѣчія, необходимо старо-католикамъ отодвинуть грань своей старины дальше назадъ, и настоящему своему отреченію придать значеніе не на текущій только историческій моментъ, но обратное или ретроспективное. И дѣйствительно, мюнхенская программа гласитъ, что она отвергаетъ всѣ догматы (въ томъ числѣ и догматъ о Дѣвѣ Маріи), провозглашенные во время первосвященства Пія IX. Отверженіе сихъ догматовъ вполнѣ, конечно, согласно съ истиной; но не заключается ли въ этомъ отверженіи догматовъ, кромѣ осужденія папѣ ихъ провозгласившему, нѣкотораго самоосужденія и дли самихъ старо-католиковъ, которыми эти догматы, такъ или иначе, были приняты и исповѣдуемы? Мы позволяемъ себѣ напомнить объ этомъ самоосужденіи только потому, что оно не выражено въ программѣ, и что мы особенно дорожимъ ясностью сознанія въ вопросахъ вѣры. Одного отреченія отъ лжи, опирающагося на логическіе доводы и на данныя исторической науки, едвали достаточно для усвоенія истинъ религіи, безъ внутренняго обновленія и очищенія духа путемъ христіанскаго самоосужденія… Такъ какъ мы имѣемъ дѣло съ вѣрующими христіанами, то нашъ языкъ имъ понятенъ
Но пойдемъ далѣе. Итакъ старо-католики считаютъ свою старину старѣе всего царствованія Пія IX. Ища опоры позади себя во времени, они отодвигаются до XVI вѣка, до тридентинскаго собора и объявляютъ, что «остаются на точкѣ зрѣнія того исповѣданія, которое содержится въ такъ-называемомъ тридентинскомъ символѣ (syinboltim) вѣры г. Такимъ образомъ они одною чертою вычеркиваютъ изъ жизни римско-католической церкви цѣлыя триста лѣтъ и обрываютъ ея преданіе на три послѣдніе вѣка. Это и понятно. Въ теченіи этихъ трехъ столѣтій, до папы Пія IX включительно, преданіе римской церкви пребывало неизмѣннымъ, и на всемъ пространствѣ этого времени не могутъ старо-католики указать ни на одно явленіе, которое состояло бы въ противорѣчіи съ исповѣданіемъ римскаго собора 1876 года и отъ котораго приходилось бы отречься ново-католической партіи. Эта трехвѣковая старина принадлежитъ, по собственному сознанію старо-католиковъ, не имъ, а ново-католикамъ; но нельзя не замѣтить, что, отлучаясь отъ нея, вы, старо-католики, вмѣстѣ съ тѣмъ отлучаете себя и отъ своихъ предковъ.
Какъ бы то ни было, вы „остаетесь на точкѣ зрѣнія того исповѣданія, которое содержится въ такъ-называемомъ тридентинскомъ символѣ вѣры“. Но тридентинскій соборъ представляетъ шаткое основаніе для тѣхъ, кто, подобно вамъ, ищетъ въ то же время опоры для своего протеста — единствѣ древней нераздѣльной церви, въ ея прошедшемъ, въ ученіи ея отцовъ и соборовъ до временъ раздѣленія[2]. Ибо тридентинскій соборъ есть воплощенное отрицаніе и ученія, и преданія этой самой древней нераздѣльной церкви. Состоявшись безъ участія церквей Востока, не призваваемый и отвергаемый ими какъ вселенскій, тридентинскій соборъ противорѣчивъ существеннымъ нравственнымъ основаніямъ воспоминаемаго вами же, вселенскаго церковнаго единства — самымъ своимъ притязаніемъ на вселенскомъ. Развѣ, повторяя латинское Credo, этотъ соборъ не подтвердилъ и не освятилъ точно такое же дѣйствіе римской церкви, выразившееся въ самовольной надбавкѣ догмата о происхожденіи Св. Духа къ Никео-Константинопольскому символу, какое дозволила себѣ та же церковь въ 1870 году, присочинивъ къ тому же символу еще новые догматы? Если послѣдній римскій соборъ подлежитъ осужденію за его самовольную вставку догматовъ, несогласныхъ съ сознаніемъ и ученіемъ древней нераздѣльной церкви, то нельзя, безъ оскорбленія законовъ логики, не признать подлежащею таковому же осужденію и самовольную вставку догмата Filioque, учиненную римскою церковью безъ вѣдома и согласія цѣлой восточной половины христіанскаго міра, и также — вопреки сознанію Средней нераздѣльной церкви, выраженному на всѣхъ ея вселенскихъ соборахъ. Но тридентинскій соборъ не произнесъ этого осужденія и не могъ произнесть, потому что своимъ подтвержденіемъ римскаго Credo и собственнымъ притязаніемъ на вселенскость, онъ самъ снова заклеймилъ латинскую церковь грѣхомъ гордости и властолюбія, признавъ въ ней одной все единство, всю святость, всю полноту церкви вселенской, — слѣдовательно самъ снова впалъ въ противорѣчіе съ ученіемъ древнихъ отцовъ и соборовъ, на свидѣтельство которыхъ вы, однако, ссылаетесь.
Если съ одной стороны тридетинское исповѣданіе и излагаетъ правильно ученіе церкви о составѣ іерархіи (на что вы именно въ программѣ указываете)[3], то, съ другой стороны (это вамъ также должно быть извѣстно) тридентинское исповѣданіе не содержитъ въ себѣ никакого положительнаго отверженія или отрицанія папскихъ притязаній или папской практики: оно совершенно объ нихъ умалчиваетъ. Но еслибы даже и признать за тридентинскимъ канономъ намѣреніе ослабить папскій авторитетъ, то можно ли придавать этой попыткѣ какое-нибудь значеніе послѣ той оговорки, которую удалось папскимъ легатамъ вставить въ концѣ декретовъ, при послѣднемъ ихъ чтеніи и безъ сопротивленія со стороны собора, и которая гласитъ, что постановленія соборныя ни въ какомъ случаѣ не могутъ быть истолкованы въ ущербъ власти св. престола[4]? Что же это значитъ, какъ не сохраненіе за властью римскаго папы ея тогдашняго status quo, какъ не сознаніе собора, что авторитетъ папы стоитъ внѣ его юрисдикціи? И могло ли быть иначе, когда съ одной стороны соборъ не предалъ уничтоженію, ни даже осужденію актовъ флорентійскаго собора, заключающихъ въ себѣ, какъ въ зернѣ, новѣйшій догматъ о папской непогрѣшимости; съ другой стороны призналъ необходимымъ для авторитета своихъ декретовъ санкцію папскаго авторитета, и какъ низшій къ высшему препроводилъ ихъ къ нему на конфирмацію? О томъ же, что исповѣданіе тридевтинскаго собора, въ смыслѣ ослабленія папской власти, не выражало собою сознанія всего римско-церковнаго міра и не имѣло никакого практическаго примѣненія, едвали нужно и говорить послѣ того, какъ вы сами выключили цѣликомъ всѣ три послѣдніе вѣка изъ жизни и преданія римско-католической церкви.
Вы видите, милостивый государь, что «точка зрѣнія» тридентинскаго собора представляетъ для старо-католиковъ ненадежную точку опоры, потому что и самъ онъ стоитъ на основаніи ложномъ. Эта старина не выводитъ ихъ на путъ вселенскаго непрерывнаго преданія, не возстановляетъ полноты единства съ «ученіемъ отцовъ и соборовъ древней нераздѣльной христіанской церкви», ее очищаетъ старо-католиковъ отъ грѣха гордости и властолюбія, заразившаго римскую церковь. Приходится снова уйти въ глубь временъ, поискать старины иной, древнѣйшей. Но гдѣ же остановиться? Не на флорентійскомъ ли соборѣ, провозгласившемъ римскаго первосвященника «главою всей церкви и учителемъ всѣхъ христіанъ» (totius Ecclesiae capot et omnium christianorum doctorem)? Не на Иннокентіи ли III? не на Григоріи ли VII? не на Адріанѣ ли II, или Николаѣ I, своими притязаніями на главенство и господство возмутившими нравственныя основы вселенскаго единства и положившими начало раздѣленію Востока и Запада? Еслибы старо-католикъ нашихъ дней вздумалъ признать свое исповѣданіе (относительно авторитета римскаго престола) тождественнымъ съ тѣмъ, которое возвѣщалось съ римской каѳедры уже во второй половинѣ IX вѣка, то онъ не имѣлъ бы никакого права отрицаться догматовъ Пія IX. Не была ли развѣ вся исторія римской церкви, въ теченіи цѣлой тысячи лѣтъ ея раздѣльнаго съ Востокомъ существованія, постепеннымъ, но за то послѣдовательнымъ, неуклоннымъ развитіемъ одной и той же доктрины въ жизни и дѣйствіяхъ? Не она ли, эта доктрина, составляетъ жизненное начало того безспорно величаваго, всемірно-историческаго явленія, которое объемлетъ собою болѣе десяти столѣтій и именуется папствомъ? Развѣ все это не доказано безконечное число разъ самими историками Запада, и еще недавно, такъ убѣдительно и блистательно, знаменитою книгою «Януса»[5]? Не Янусъ ли, проводя послѣдовательно, съ безпощадной силой, свой аналитическій ножъ по всей исторической жизни латинской церкви, обличаетъ въ ней всюду, на всемъ пространствѣ вѣковъ со времени раздѣленія церквей, присутствіе того остраго яда, который онъ называетъ папизмомъ?
Итакъ папизмъ въ IX вѣкѣ, папизмъ въ XIX, папизмъ въ Средніе вѣка, непрерывное преданіе папизма въ теченіи тысячелѣтія, смѣнившее непрерывное преданіе вселенской церкви! Не оказывается ли поэтому, что ново-католики не исповѣдуютъ ничего новаго, чего бы явно или тайно, словомъ или дѣломъ, сознательно или несознательно, отдѣльно или implicite, не исповѣдывала латинская церковь — изъ глубокой старины десяти столѣтій? И наоборотъ: не очевидно ли, что старо-католики, если хотятъ отдѣлиться отъ ново-католиковъ, должны отдѣлиться отъ самого этого десяти-вѣковаго исповѣданія, должны отступить еще глубже назадъ, за предѣлы роковаго тысячелѣтія, къ вѣкамъ истиннаго вселенскаго единства?
Пій IX не сказалъ ничего новаго, что бы не было очень старо. Вообще намъ непонятно то ожесточеніе, съ которымъ относится къ этому несчастному папѣ старо-католическая партія. Что такое Пій IX въ сравненіи съ Иннокентіями, Григоріями и прочими великанами папства, основателями его могущества? Не сама ли воплощенная кротость? Намъ видится даже особенное дѣйствіе Промысла именно въ томъ, что догматъ о непогрѣшимости, — это чудовищное исчадіе чудовищной сатанинской гордости, — провозглашенъ папою едвали не самымъ добродѣтельнымъ, смиреннымъ и простодушнымъ изо всѣхъ папъ, занимавшихъ римскій престолъ въ теченіи десяти столѣтій. Нѣтъ никакой возможности приписать это провозглашеніе его личному горделивому похотѣнію, его личной жаждѣ владычества, мощи и славы. Онъ, какъ хрустальный, безукоризненно прозрачный сосудъ, есть носитель не своей, а исторической идеи папства, во всей ея безпримѣсной чистотѣ, отрѣшенной отъ случайностей личнаго характера и даже времени, — въ ея абстрактѣ. Въ Средніе вѣка, воплощаемая въ жизнь и дѣло, она не очень нуждалась въ теоретическомъ опредѣленіи: она жила, и потому можетъ-быть и не была всегда ясна для отвлеченнаго религіознаго сознанія, — но тѣмъ-то и была опасна для совѣсти. Теперь же, когда она перестала быть живою дѣйствительностью, ея выраженіе въ формулѣ догмата являетъ, съ ясностью зеркала, всю полноту лжи, которой такъ долго служилъ и поклонялся и которою такъ долго отравлялся человѣческій духъ на Западѣ. Можетъ ли Пій IX отказаться отъ этого догмата, не отрекшись, въ то же время, отъ самого себя, какъ папы — преемника длиннаго ряда папъ, — отъ тысячелѣтняго преданія, отъ всего завѣщаннаго ему историческаго наслѣдства? Допустивъ иной исходъ для собора 1870 года, онъ подписалъ бы самъ себѣ смертный приговоръ, онъ произнесъ бы осужденіе своимъ предшественникамъ и всѣмъ десяти вѣкамъ исторической жизни папства. Онъ не могъ этого сдѣлать, и когда, тѣснимый отовсюду натискомъ внѣшней грубой силы, а также и силы духовной — науки, раціонализма, цивилизаціи, — онъ, дряхлый, немощный старецъ, противопоставляетъ этому натиску свое non possutnus, онъ логически правъ: въ этомъ его отказѣ идти на сдѣлку есть своего рода нравственное величіе, — и въ то же время залогъ спасенія для западнаго міра. Нѣтъ ничего вреднѣе и губительнѣе сдѣлки, а какъ охотно пошли бы на сдѣлку съ Піемъ IX и государи, и князья церкви, и милліоны людей, только бы обмануть свою совѣсть и успокоиться вещественно и духовно!
Слѣдовательно вина не въ панѣ Піѣ IX, а въ папизмѣ. Но что такое папизмъ по отношенію къ римскому католичеству? Есть ли это явленіе только случайное, чужеродное, которое легко выдѣляется изъ общей жизни латинской церкви, — наростъ удобоотсѣкаемый? Не есть ли, напротивъ того, папизмъ духовно-органическое начало, проникшее собою все существо римско-католической церкви, — ядъ, отравившій плоть и кровь? Казалось бы излишнимъ предлагать этотъ вопросъ людямъ, закаленнымъ въ знаніи исторической науки, я которые, въ теченіи всей тысячелѣтней исторіи римско-католической церкви послѣ раздѣленія церквей, могли отыскать, въ оправданіе своего протеста противъ римской доктрины о папствѣ, только одинъ единственный фактъ, одно церковное свидѣтельство, именно тридентинское исповѣданіе, — да и то, какъ разъяснено выше, лишенное всякаго значенія. Однакоже, судя по программѣ мюнхенскаго конгресса, есть, къ сожалѣнію, поводъ полагать, что старо-католики не отдаютъ себѣ до сихъ поръ точнаго отчета въ историческомъ и нравственномъ объемѣ своего протеста. Такъ въ 3-мъ пунктѣ программы говорится: "мы стремимся, при содѣйствіи богословской науки, къ церковной реформѣ, которая, въ духѣ древней церкви, должна уничтожить нынѣшніе недостатки и злоупотребленія ".
Уничтожить нынѣшніе недостатки…. Но развѣ они нынѣшніе, а не давнишніе, не постоянно присущіе римско-католической церкви въ теченіи десяти вѣковъ! Ссылаемся опять на книгу Януса, какъ на авторитетъ конечно полновѣсный въ глазахъ членовъ мюнхенскаго конгресса, на первые два пункта самой программы и на указанные нами выше предѣлы старины, искомой старо-католиками. Недостатки! Развѣ доктрина о папской непогрѣшимости, извращающая основную истину христіанской вѣры, противорѣчащая, по словамъ самой же программы, и Св. Писанію, и ученію древней вселенской церкви — только недостатокъ, который римская церковь можетъ легко исправить, а не органическій порокъ, называемый папизмомъ, отъ котораго надлежитъ ей очиститься не наружно только, но и внутренно? Развѣ догматъ о Папской божественности есть только, то-есть практическое уклоненіе отъ чистоты начала, а не ложь самого начала? Не подумайте, что мы только привязываемся къ выраженіямъ. Намъ слишкомъ близко лежитъ на сердцѣ довести затронутые вами вопросы до возможно полной ясности и разсѣять раздѣляющія насъ съ вами недоразумѣнія. Позвольте же васъ спросить: отрекаясь отъ догматовъ, провозглашенныхъ римскимъ соборомъ 1870 года, продолжаете ли вы, напримѣръ, вмѣстѣ съ католиками, исповѣдующими эти догматы, признавать папу распорядителемъ какого-то излишка благодати, образуемаго сверхтребуемыми заслугами святыхъ и дающаго ему возможность раздавать эту излишнюю благодать грѣшникамъ, въ видѣ индульгенцій? Мы не сомнѣваемся въ вашемъ отвѣтѣ, потому что не сомнѣваемся въ вашемъ искреннемъ уваженіи къ логикѣ: вашъ отвѣтъ будетъ отрицателенъ, и инымъ быть не можетъ уже потому, что чудовищное ученіе о резервномъ фондѣ благодати (по выраженію Хомякова), состоящемъ въ исключительномъ распоряженіи папы, связано неразрывно съ отвергаемой вами римской доктриной о божественной власти папы, какъ главы церкви и намѣстника Христа. Но если прослѣдить въ подробности все вѣроученіе римско-католической церкви, ея церковные обряды, обычаи и самое богослуженіе, то не найдется ли отраженія отвергаемой вами римской доктрины и въ другихъ отдѣлахъ ея вѣроученія, и въ обычаяхъ, и въ богослуженіи? Не обличится ли отрава папизма во всемъ, такъ сказать, тѣлѣ церковномъ? Безъ сомнѣнія да, и вы поэтому уже не можете не признать органическаго свойства за тѣмъ зломъ, которое называется папизмомъ, а признавая это свойство, вы уже не можете считать его только «нынѣшнимъ недостаткомъ», съ которымъ легко раздѣлаться однимъ логическимъ умозаключеніемъ; вы не можете, отрекаясь отъ догматовъ римскаго собора 1870 года, не отречься въ то же время и отъ всего того, что ученіе, выраженное теперь въ догматахъ, внесло когда-либо въ духъ и жизнь римской церкви, еще до облеченія своего въ догматическую форму,
И вы дѣйствительно отрекаетесь. По крайней мѣрѣ всякое сомнѣніе въ томъ непозволительно, и неопредѣленность выраженій въ 3-мъ пунктѣ программы теряетъ все свое значеніе въ виду торжественныхъ вашихъ словъ въ той же программѣ, въ 1-мъ и 2-мъ пунктахъ, гдѣ вы говорите: «мы твердо держимся древняго устройства церкви и отвергаемъ поэтому всякую попытку отнять у епископовъ право непосредственнаго и самостоятельнаго ^правленія помѣстными церквами. Мы отвергаемъ ученіе, содержащееся въ ватиканскихъ декретахъ» (слѣдовательно не одного 1870 г., а безъ различія времени), «по которому папа есть единственный, Богомъ поставленный представитель церковнаго авторитета и іерархической власти. Мы признаемъ первенство римскаго епископа въ томъ смыслѣ, въ какомъ оно, на основаніи Св. Писанія, было признано отцами и соборами въ древней нераздѣльной христіанской цер». Можетъ ли отреченіе быть полнѣе?
Такъ казалось бы, такъ должно бы быть. Но вотъ что читаемъ мы въ первыхъ строкахъ вашей программы: "сознавая свои религіозныя обязанности, мы остаемся вѣрными древней католической вѣрѣ, въ томъ видѣ, въ какомъ она засвидѣтельствована Св. Писаніемъ и преданіемъ, и остаемся вѣрными древнему католическому богослуженію. Мы считаемъ себя поэтому полноправными членами католической церкви и не позволяемъ лишать насъ церковнаго общенія, ни проистекающихъ изъ этого общенія церковныхъ и гражданскихъ правъ. «Мы объявляемъ ни на чемъ не основаннымъ и совершенно произвольнымъ то церковное лученіе, которому насъ подвергли изъ-за нашей вѣрности вѣрѣ (Glaubenstreue), и потому это отлученіе нисколько не препятствуетъ добровольному участію нашему въ церковномъ общеніи».
Какъ? Вы не признаете папу тѣмъ, чѣмъ онъ самъ себя признаетъ, и негодуете — зачѣмъ онъ лишаетъ васъ общенія съ собою и съ тѣми, кто съ нимъ одной мысли и вѣры? Вы отрицаете папизмъ и хотите, чтобы церковь, папизмъ исповѣдующая (а другой католической церкви на Западѣ не существуетъ), съ своей стороны не отрекалась отъ васъ? Вы недовольны, что папа отлучилъ васъ, послѣ того, какъ вы сами отъ него отлучились или вѣрнѣе отлучили его отъ себя? Но вѣдь это — contradictio in adjecto. Но вѣдь церковное общеніе предполагаетъ единеніе въ вѣрѣ; иначе оно немыслимо, иначе нѣтъ церкви, ибо въ единствѣ вѣры заключается самое основаніе церкви. А между вами и римскою церковью развѣ существуетъ это единеніе въ вѣрѣ? Вѣруете вы развѣ въ тѣ догматы, въ которые она вѣруетъ, и не отвергаете ли вы ихъ, напротивъ, какъ несогласные съ вашею вѣрою? Если не вѣруете и отвергаете, то отлученіе, которому римская церковь васъ подвергла, не только не произвольное, но совершенно правильное, логически неизбѣжное и, скажемъ прямо, для васъ желанное, ибо свидѣтельствуетъ предъ всѣмъ міромъ о вашей правдѣ. Если вы считаете себя сохранившими вѣрность древней вселенской вѣрѣ, то хотя бы римская церковь сама приглашала васъ къ общенію съ собою, вы должны были бы отказаться отъ общенія съ нею, какъ съ измѣнившею этой вѣрѣ. Но если вы полагаете, что ваше вѣроисповѣданіе не препятствуетъ вашему «добровольному общенію» съ римскою церковью, то стало -быть между вами и ею нѣтъ существеннаго разномыслія. Однакожъ такъ ли это? Развѣ ваше разномысліе съ нею касается какого-нибудь обряда, дисциплинарнаго правила, или другаго случайнаго явленія? Развѣ вопросъ о папской непогрѣшимости и власти не есть вопросъ вѣроученія? А при разномысліи въ вѣроученіи могутъ ли разномыслящіе составлять одну церковь?
Нѣтъ, вы находитесь внѣ церкви, той церкви, которая именуется римско — католическою, имѣетъ во главѣ своего римскаго первосвященника и полное внѣшнее устройство, бы внѣ ея, какъ и она внѣ васъ. Это вы должны признать гласно и неукоснительно, въ этомъ одномъ заключается ваша правда и ваше право на надежду общенія съ другими церквами, которыя, съ своей стороны, пребываютъ внѣ общенія съ Римомъ. Въ противномъ случаѣ да позволено будетъ усомниться въ чистосердечіи вашего отреченія отъ римской лжи и въ ясности вашего религіознаго сознанія.
Итакъ, вы уже не въ римской церкви, но и сами не составляете церковь. Правда, вы объявляете, въ своей программѣ, что «не позволяете себя лишать ни церковнаго общенія, ни проистекающихъ изъ этого общенія церковныхъ и гражданскихъ правъ», потому что, «оставаясь вѣрными древней католической вѣрѣ и древнему католическому богослуженію», вы «считаете себя полноправными членами католической, церкви». Но какой же церкви вы члены? Что разумѣете вы подъ словомъ «католическая» (то-есть по русски вселенская) церковь? Ту ли мѣстную церковь, или западно-христіанскую церковную общину, которая, въ теченіи вѣковъ, носитъ названіе римско-католической и входитъ въ составъ римскаго патріаршества? Или же ту «единую, святую, соборную (католическую) и апостольскую церковь», о вѣрѣ въ которую говоритъ Никео-Константинопольскій символъ, которой глаза Христосъ (а не папа), которая хранитъ и блюдетъ неизмѣннымъ, во всей чистотѣ, ученіе Спасителя и апостоловъ? Но "ели вы принадлежите къ исповѣданію сей единой истинной церкви, то вы не можете признавать себя членомъ современной римско-католической церкви, ибо, по вашему собственному сознанію, ученіе послѣдней несогласно ни «съ Св. Писаніемъ, ни съ преданіемъ, ни съ ученіемъ древней церкви вселенской». Нельзя же, въ одно и то же время, принадлежать къ вселенскому церковному единству и считаться членомъ церкви, оторвавшейся отъ церковнаго единства, какъ нельзя въ одно и то же время исповѣдывать два равные символа вѣры и два ученія, взаимно себя исключающія.
Вы скажете: мы конечно стоимъ внѣ современной римской церкви, принявшей догматъ о папской божественности, но мы одно съ тою римско-католическою церковью, которая имѣетъ исповѣданіе общее со всею древнею вселенскою церковью: мы ея члены. Но такой римско-католической церкви не существуетъ уже со времени раздѣленія церквей, которое потому и послѣдовало, что церковная римская община учредила у себя исповѣданіе не общее съ древнею вселенскою церковью. Та западная христіанская церковь, которая состояла въ полномъ единствѣ вѣры и ученія съ древнею вселенскою церковью и которой членами вы себя считаете, прекратила свое земное бытіе уже около тысячи лѣтъ. Слѣдовательно, вы члены церкви не живущей и не дѣйствующей на землѣ, не сообщающейся съ вами благодатью таинствъ? Слѣдовательно, церковь истинная, вопреки обѣщанію Спасителя, уже не пребываетъ въ мірѣ, во образѣ видимой земной церкви? Такъ вытекаетъ изъ вашихъ словъ, потому что вы не указываете: гдѣ именно, въ какой мѣстной церковной общинѣ, кромѣ римско-католической, продолжаетъ еще жить, въ наше время, истина «древней» церкви, — а что ея, этой истины, уже не обрѣтается болѣе въ современной церкви римско-католической, исповѣдующей папскую непогрѣшимость, — это вы уже сами выразили неоднократно.
Мы, православные, знаемъ: гдѣ продолжаетъ пребывать истинная церковь; но вамъ, при недостаткѣ этого знанія, или при желаніи разрѣшить вопросъ помимо Востока, въ предѣлахъ одного Запада, приходится путаться, — извините насъ за рѣзкость выраженія, — въ безвыходныхъ противорѣчіяхъ. Вы вынуждены искать себѣ опоры въ одномъ историческомъ воспоминаніи о вселенской церкви, когда-то, за десять вѣковъ, существовавшей и на Западѣ, но теперь уже не существующей. Слѣдовательно вы вынуждены: съ одной стороны — допустить противное христіанской вѣрѣ предположеніе, что преданіе церкви вселенской и дѣйствіе въ ней Божіей благодати могли подвергнуться десятивѣковому перерыву; съ другой стороны — довольствоваться какимъ-то мысленнымъ и духовнымъ общеніемъ съ сею когда-то бывшею церковью. Но такого предположенія вы, конечно, допустить не можете, не можете и довольствоваться такимъ абстрактнымъ общеніемъ. Потому-то, удовольствовавшись одной оговоркой о принадлежности вашей къ истинной, католической церкви, вы въ то же время настаиваете на принадлежности вашей къ церкви — католической, исповѣдующей лживые догматы. Да, милостивый государь, вы хотите принадлежать (и стало-быть считаете для себя возможнымъ принадлежать) именно къ этой римской, а не къ другой церкви — именно къ, потому, что вы
требуете для себя современныхъ, связанныхъ съ принадлежностью къ этой церкви, церковныхъ и гражданскихъ правъ. Понятно, что вы можете сказать государству: «мы отдѣляемся отъ римской церкви въ исповѣданіи вѣры, а потому разрываемъ общеніе съ нею и образуемъ отдѣльную христіанскую общину: признайте наше право на гражданское существованіе, оградите намъ свободу совѣсти и богослуженія». Но требовать для себя правъ во имя принадлежности къ церкви, къ которой вы не принадлежите единствомъ вѣроисповѣданія и отъ которой вы сами себя отлучили — это понять нѣсколько затруднительно.
Что-нибудь одно:
Или вы не придаете особеннаго значенія догматамъ о папскомъ авторитетѣ и не считаете ихъ достаточно важнымъ поводомъ къ разрыву съ римскою церковью… Но допустить такое заключеніе трудно, въ виду вашихъ же отзывовъ о совершенномъ противорѣчіи сихъ догматовъ съ ученіемъ «древней нераздѣльной христіанской церкви» — противорѣчіи до того явномъ, что еще до облеченія этой римской доктрины въ форму догматовъ, выражаясь еще только въ притязаніяхъ и въ дѣйствіяхъ Рима, она уже съ IX вѣка стала подготовлять распаденіе древней, такъ часто вспоминаемой вами, нераздѣльной вселенской церкви.
Или же — и это кажется вѣроятнѣе — вы имѣете свое особенное понятіе объ основаніяхъ того божественнаго установленія, которое называется церковью. Ваши настойчивыя требованія участвовать въ общеніи съ папою и съ общиной, исповѣдующей его божественность, а также и нѣкоторыя другія выраженія программы даютъ, повидимому, нѣкоторое право заключать, будто церковь, по вашему мнѣнію, есть союзъ по преимуществу внѣшній, а не внутренній, — что-то въ родѣ общества, принадлежность къ которому познается по какимъ-то наружнымъ условнымъ признакамъ… Такое мнѣніе, впрочемъ, весьма возможно между западными католиками и имѣетъ свое историческое оправданіе, свой raison d’etre въ ученіи и практикѣ римско-католической церкви. Послѣ того, какъ Римъ, чрезъ самовольное измѣненіе символа вѣры безъ вѣдома и согласія церквей Востока, призналъ въ себѣ одномъ святость и власть, принадлежащія лишь всей полнотѣ церковной, онъ естественно долженъ былъ исказить въ себѣ самую идею церкви. Вмѣсто истины, любви и свободы, составляющихъ ея внутреннюю органическую сущность, Римъ поставилъ и не могъ не поставить: господство внѣшняго авторитета, подвластность совѣстей, условное соглашеніе. Для Рима лишь тотъ въ церкви, кто покоряется папѣ, а потому "съ той поры, какъ римскій міръ отдѣлился отъ общаго исповѣданія церкви, — говоритъ русскій упомянутый нами богословъ, — церковная жизнь (въ ея истинномъ, вышеобъясненномъ смыслѣ) прекратилась для цѣлой половины христіанскаго міра: мѣсто церкви на Западѣ заняла духовная римская имперія «впослѣдствіи раздробленная протестантскою республикою». Эти слова, писанныя пятнадцать лѣтъ назадъ, можетъ-быть оскорбятъ религіозное чувство не только ново, но и старо-католиковъ, покажутся имъ или клеветою, или парадоксомъ. Но вотъ что недавно напечаталъ въ своей книгѣ епископъ Маре (Maret), одинъ изъ противниковъ догмата о папской непогрѣшимости, въ книгѣ изданной имъ наканунѣ собора 1870 года, именно съ цѣлью возстановить въ религіозномъ сознаніи западныхъ христіанъ истинное понятіе о церкви. Вотъ къ какому опредѣленію приходитъ онъ послѣ долгихъ изслѣдованій и размышленій: «церковь есть первосвященническая монархія, ограничиваемая епископской аристократіей»[6].
Не заключается ли, въ самой возможности подобнаго опредѣленія, полнѣйшаго самоосужденія западно-католическому ученію и практикѣ, — полнѣйшаго оправданія мнѣнію русскаго богослова? Если церковь есть монархія или иная государственная форма бытія, тогда конечно нечего много и разсуждать о,] единствѣ совѣстей, о согласіи въ вѣрѣ и тому подобныхъ нравственныхъ основаніяхъ церковныхъ, признаваемыхъ православнымъ ученіемъ. Западные католики могутъ лишь спорить о томъ: удержать ли форму монархическую, замѣнить ли ее республикой, удовольствоваться ли конституціей на аристократическомъ или демократическомъ началѣ. И въ самомъ дѣлѣ, въ преніяхъ, послѣдовавшихъ на мюнхенскомъ конгрессѣ, почти нѣтъ и рѣчи о внутренней идеѣ церкви, объ ея духовно-органической сущности, а на первый планъ выступаетъ забота о внѣшней церковной организаціи, на основаніи «демократическаго принципа».
"Монархія, " "аристократія, " «демократія»! Какъ чуждо звучатъ эти слова въ примѣненіи къ Христовой церкви, царству не отъ міра сего, о которомъ сказано, что въ немъ «нѣсть ни рабъ, ни свободъ, но вси едино о Христѣ»!
Какъ странно слышать всѣ эти пренія намъ, членамъ православной церкви, по ученію которой, недавно вновь всенародно засвидѣтельствованному восточными патріархами, «хранителемъ благочестія въ церкви не одна іерархія, но самое тѣло церкви, т. е. самый народъ». Они же свидѣтельствуютъ, что іерархія и мірскіе члены церкви связаны между собою не отношеніями власти и подчиненія, но "любви и усердія къ общей матери церкви въ единствѣ вѣры[7].
Но не таково ученіе и не такова была тысячелѣтняя жизнь римско-католическаго церковнаго міра. Не удивительно поэтому, что чистота понятія о церкви является поврежденною и затемненною, даже въ тѣхъ западныхъ христіанахъ, которые отрекаются нынѣ отъ римскихъ новѣйшихъ догматовъ. Понятно поэтому и притязаніе старо-католиковъ на безпрепятственное общеніе съ римскою церковью, съ которой они разобщены въ существенныхъ основаніяхъ вѣры; понятно и то, что одновременно съ выраженіемъ надежды на возсоединеніе съ восточною церковью, они заявляютъ о своемъ вѣроисповѣдномъ единствѣ съ утрехтскою церковью, и о своемъ ожиданіи «постепеннаго соглашенія съ прочими христіанскими вѣроисповѣданіями, въ особенности съ протестантскими церквами» и проч.
Относительно утрехтской церкви, старо-католики, конечно, правы: между ними и ею нѣтъ никакихъ противорѣчій, и именно потому, что утрехтская церковь находится въ такомъ же противорѣчіи сама съ собою, въ какомъ и старо-католики. Она также и отвергается и держится папы, и разобщаясь съ римскою церковью въ ученіи и догматахъ, ищетъ съ нею общенія. «Безглавая церковь», писалъ еще въ 1858 году Хомяковъ къ утрехтскому епископу Лоосу (Loos)[8], «безглавая церковь, вы обращаетесь къ схизматической главѣ съ мольбою, чтобы она благоволила пристать къ вашему тѣлу и дать вамъ ту полноту бытія, которой вы не имѣете. Нѣтъ, не такъ бы стало дѣйствовать общество увѣренное въ себѣ и въ своихъ правахъ, еслибы оно сознавало, что эти права идутъ отъ Бога, а не отъ людей».
Что же касается до протестантскихъ церквей, сближеніи съ которыми старо-католики «ожидаютъ подъ условіемъ необходимыхъ реформъ, при помощи науки и развитія христіанской культуры», то не странно ли это названіе протестантскихъ общинъ церквами, рядомъ съ упоминаніемъ о церкви вселенской, о церкви греко-восточной, даже о церкви римско-католической? Ибо протестантизмъ не искажаетъ только, подобно Риму, понятіе о церкви, но отрицаетъ самое начало, какъ въ ученіи, такъ и въ жизни. Возмущенный, и справедливо, тою подвластностью папѣ, которую Римъ выдавалъ за единство церковное, протестантизмъ не возсоздалъ истиннаго единства и не понялъ его, а только выступилъ на волю и разсѣялъ церковное римское стадо. Если вы уже однажды признали истиннымъ основаніемъ вашей вѣры — «св. непрерывное преданіе и ученіе соборовъ древней нераздѣльной христіанской церкви», то въ силу какого логическаго скачка можете вы искать соединенія съ протестантскими, какъ вы выражаетесь, церквами, отвергающими именно св. преданіе и соборы? Какимъ обрывомъ вы, старо-католики, можете призывать къ себѣ въ союзники тѣхъ, которыхъ особенность заключается именно въ отрицаніи этой, священной для васъ старины? Не потому ли можетъ-быть, что вамъ нужны не столько единомысленники въ вѣроученіи, сколько именно союзники въ вашемъ новомъ церковно-политическомъ положеніи?… Нельзя также оставить безъ замѣчанія, хотя бы и мимоходомъ, надежду, возлагаемую на науку и культуру. Мы высоко цѣнимъ я то, и другое. Но вѣдь не наукѣ и культурѣ только открывается божественная истина, и открывалась, ну хоть бы въ первыя времена христіанства, — чему имѣется «цѣлый облакъ свидѣтелей» по выраженію апостола Павла. И неужели масса людей, не облагодѣтельствованныхъ ни наукой, ни культурой (составляющими еще, такъ сказать, аристократическое достояніе), остается непризванною въ церковь Божію?
Къ какому же окончательному выводу должны мы придти послѣ внимательнаго и подробнаго разсмотрѣнія основныхъ положеній старо-католической программы? Она не дала намъ отвѣта на самый главный, самый существенный вопросъ: что же такое старо-католики? гдѣ они и съ кѣмъ они? Тѣ внутреннія противорѣчія, которыя достаточно обнаружены нами въ вашей программѣ и въ которыхъ мы нисколько не думаемъ винить васъ лично, свидѣтельствуютъ, что вы, старо-католики, лишены всякой твердой почвы, всякой логической опоры для того положенія въ церковномъ мірѣ, которое вы теперь занимаете или хотите занимать. Вы даже не стоите, а колеблетесь; вы не на пути, а на распутьѣ. Иначе и быть не можетъ послѣ римскаго тысячелѣтняго духовнаго плѣна, въ которомъ пребывалъ христіанскій Западъ; но именно для полноты вашего духовнаго освобожденія и необходимо вамъ вооружиться рѣшимостью — безъ малодушія и высокомѣрія, безъ пристрастія и предубѣжденій, покориться честно и добросовѣстно всѣмъ логическимъ послѣдствіямъ вашего протеста.
Вы на распутьѣ и вы колеблетесь, а между тѣмъ, не выступая изъ предѣловъ вашей же собственной программы, можно указать вамъ на тотъ спасительный свѣточъ, который одинъ озаряетъ путь къ истинѣ. Вы и сами на него указываете, но еще не вошли въ область его свѣта. Имѣйте же мужество слѣдовать за нимъ неуклонно.
Этотъ свѣточъ свѣтать въ тѣхъ вашихъ словахъ, въ которыхъ вы излагаете основаніе вашего протеста. Вы протестуете противъ римско-католическаго ученія, облеченнаго недавно въ форму догматовъ, на томъ основаніи, что это ученіе «несогласно ни съ Св. Писаніемъ, ни съ преданіемъ, ни съ первоначальною вѣрою, ни съ сознаніемъ древней христіанской вселенской церкви, выразившимся въ ученіи отцовъ и соборовъ еще во времена ея нераздѣльности.» Будьте же послѣдовательны: въ недостаткѣ послѣдовательности вся ваша слабость.
Что же такое старо-католики? Какую старину они разумѣютъ? Конечно только ту, которая согласна «съ Св. Писаніемъ, преданіемъ, вѣрою и ученіемъ древней нераздѣльной вселенской церкви». Инаго отвѣта и быть не можетъ послѣ вышеприведеннаго основанія вашего протеста. Къ какому же времени слѣдуетъ отнести эту старину въ жизни римско-католическаго міра? Конечно, только ко временамъ «церковной нераздѣльности», такъ какъ самое раздѣленіе церкви произошло вслѣдствіе самовольнаго измѣненія латинскою церковью вѣроисповѣднаго символа древней вселенской церкви, т.-е. вслѣдствіе отступленія латинской церкви отъ той вѣры и того ученія, которыя ваша же программа признаетъ единственно истинными.
Слѣдовательно, чтобы не быть въ противорѣчіи съ основаніемъ вашего же собственнаго протеста, вы должны отречься отъ всего ученія и всей жизни римско-католическаго міра со времени раздѣленія церквей. Однакоже этого отреченія вы не произносите, да и на дѣлѣ не отрекаетесь, требуя для себя права продолжать общеніе съ настоящею римскою церковью.
Гдѣ же вы и съ кѣмъ вы?
Гдѣ вы и съ кѣмъ вамъ быть должно — это также разрѣшается основаніемъ вашего протеста: въ той церкви и съ тѣми, которыхъ исповѣданіе согласно «съ первоначальною вѣрою, съ преданіемъ и съ ученіемъ отцовъ и соборовъ древней нераздѣльной христіанской Изъ этого силлогизма вы выдти не можете. Тѣмъ не менѣе вы обращаетесь къ той церковной общинѣ или мѣстной церкви, которую вы только что сами обличили въ несогласіи съ древнимъ церковнымъ вселенскимъ ученіемъ, и объявляете, что несмотря даже на отлученіе, которому она васъ подвергла, вы сами себя отъ нея не отлучаете. Такъ какъ церковное общеніе есть выраженіе единства въ вѣрѣ и духѣ, то стало-быть вы вѣруете одинаково съ римскою церковью, т.-е. несогласно съ ученіемъ древней вселенской церкви. Но это бы противорѣчью основанію вашего протеста, а потому, несмотря на ваше желаніе общенія съ Римомъ, вы, въ силу вашего протеста и въ силу фактическаго отлученія васъ римскою церковью, пребываете теперь внѣ римской церкви.
Въ какой же вы церкви?
Та западная христіанская церковь, которая вѣрила и исповѣдывала „согласно съ Св. Писаніемъ, вѣрою и ученіемъ древней вселенской, еще нераздѣленной церкви“, прекратила свое бытіе на Западѣ уже тысячу лѣтъ назадъ. Другой церкви, вѣрующей и исповѣдующей съ ней согласно, на Западѣ въ наше время не существуетъ. Но если вы вѣруете въ истину древней вселенской церкви, то вы вѣруете и должны вѣрить, что обѣтованіе Спасителя о Своей церкви непреложно; что явленіе истины на землѣ, дарованное Христомъ во образѣ единой, святой, апостольской церкви, не могло прекратиться; что не можетъ, даже на короткое время, исказиться ея ученіе, ни прерваться непрерывность св. преданія. Однимъ словомъ, что должны же гдѣ-нибудь, въ какой-нибудь видимой частной церкви, сохраниться во всей неприкосновенности и чистотѣ: „святая первоначальная вѣра, св. вселенское преданіе, ученіе отцовъ и соборовъ древней нераздѣльной христіанской церкви“.
Только съ такою частною, мѣстною церковью быть принятыми въ единство и общеніе и можете вы желать, если провозглашенное вами основаніе протеста не ложь и не ошибка. Но этого, разумѣется, допустить невозможно. Только съ такою церковью вступивъ въ единство вѣры, въ согласіе духа и ученія и въ общеніе таинствъ, пріобщитесь вы къ истинному вселенскому церковному единству, къ древней и вѣчной церкви Христовой. Только тогда станете вы на твердое основаніе. Только тогда и можете образовать свою особую частную церковь. Такая частная церковь, будучи членомъ церкви вселенской, пребывая съ прочими мѣстными церквами въ постоянномъ живомъ союзѣ любви и вѣры, не вынуждается чрезъ то, конечно, держаться съ ними внѣшняго единства обрядовъ, но можетъ, если желаетъ, и измѣнять ихъ по особенностямъ своей мѣстности, дорожа этимъ обрядовымъ единствомъ лишь въ той мѣрѣ, въ какой выражается въ нихъ единство ученія и духа.
Другаго исхода, другаго пути вамъ нѣтъ. Мы говоримъ о пути логически ведущемъ отъ точки вашего отправленія, отъ основанія вашего же собственнаго протеста. Есть, конечно, и другіе пути. Можно возвратиться въ лоно римско-католической церкви, — но тогда принесите повинную папѣ и признайте вашъ протестъ безразсуднымъ. Можно превратиться въ лютеранскую или иную протестантскую общину, то есть отречься отъ образа и ученія древней вселенской церкви и пойти по покатой дорогѣ протестантизма, поставивъ вѣру подъ охрану единичной совѣсти и единичнаго разума. Но тогда откажитесь отъ основанія вашего простеста. Можно, пожалуй, не домогаясь принятія въ общеніе и единство церквей, исповѣдующихъ вѣру и ученіе древней, нераздѣльной вселенской церкви, организовать, безъ ихъ согласія и благословенія, свою особую мѣстную церковь, со всѣмъ надлежащимъ аппаратомъ, даже съ особымъ епископомъ, рукоположеннымъ папою и хотя имъ же, потомъ, и отлученнымъ, но все же, чрезъ наложеніе рукъ, снабдившимся даромъ епископской благодати. Нельзя, конечно, при этомъ не замѣтить нѣкоторой матеріальности такого пониманія таинства рукоположенія: какъ будто оно есть только механическій способъ передачи даровъ Св. Духа и не требуетъ полнаго единства вѣры и взаимной искренности рукополагающей церкви и рукополагаемаго! Къ тому же епископъ, вслѣдствіе своего несогласія въ вѣрѣ отлученный рукоположившею его частною церковью, едвали сохраняетъ право на совершеніе таинствъ, пока его вѣроисповѣданіе не будетъ признано правильнымъ всею совокупностью церкви вселенской, или по крайней мѣрѣ тою частною церковью, которая состоитъ со вселенскою въ полномъ единствѣ вѣры и ученія: только съ принятіемъ его въ общеніе такой частной церкви и чрезъ ея посредство въ общеніе церкви вселенской, можетъ быть возобновлено дѣйствіе благодати, дарованной ему первоначальнымъ рукоположеніемъ. Наконецъ, самое учрежденіе такой отдѣльной, одиноко стоящей мѣстной церковной общины не будетъ ли явнымъ пренебреженіемъ къ единству и другимъ нравственнымъ основаніямъ церкви, слѣдовательно опять же противорѣчіемъ *Св. Писанію и преданію, и ученію древнихъ отцовъ и соборовъ?»
Вы видите, что, не впадая въ вопіющее противорѣчіе съ логикой и съ основаніемъ вашего протеста, вы не можете найти другаго пути, кромѣ указаннаго нами выше. Вашъ единственный выходъ: искать единства и общенія съ церковью сохранившею неизмѣнность «вѣры и ученія древней нераздѣльной вселенской церкви», т. е. съ церковью православною, или, вашими словами, «греко-восточною или русскою».
Вы и выражаете надежду на возсоединеніе съ нею, но не болѣе, какъ надежду и притомъ такую, исполненію которой вы. повидимому, не придаете особенной важности, — тогда какъ въ этомъ возсоединеніи заключается для васъ вопросъ жизни и спасенія. Не надѣяться должны вы а неотступно домогаться возсоединенія. Но что же мѣшаетъ — можетъ-быть возразите вы, — что же мѣшаетъ старо-католикамъ быть немедленно принятыми въ единство и общеніе православной церкви, послѣ всенародно-заявленнаго ими осужденія римскимъ догматамъ, и всенародно же выраженнаго желанія пребывать въ согласіи вѣры съ древнею вселенскою церковью?
Препятствія не отъ православной церкви, а отъ васъ. Церковь, постоянно скорбящая объ отдѣленіи мѣстныхъ церквей Запада, съ любовью простираетъ къ вамъ свои объятія и радостно готова подвигнуться къ вамъ на встрѣчу, но при всемъ своемъ снисхожденіи къ заблудившимся сынамъ своимъ, она не можетъ въ дѣлѣ вѣры и истины допустить ни уступки, ни сдѣлки. Она есть истина, знаетъ себя только какъ истину и отступилась бы отъ себя самой, перестала бы быть, еслибы, сознательно или несознательно, допустила малѣйшую примѣсь лжи въ свое исповѣданіе. Бытіе истины на землѣ, во образѣ церкви, обусловливается полнѣйшимъ единствомъ вѣры, духа и жизни всѣхъ ея членовъ; въ этомъ и состоитъ ея сущность, и потому, безъ поврежденія самой сущности, не можетъ быть въ церкви единства неполнаго; единства только внѣшняго, а не внутренняго, — вынужденнаго, а не свободнаго, — искуственнаго, а не искренняго. Готовая признать за вами свободу мѣстныхъ обычаевъ и обрядовъ, церковь не можетъ принять васъ въ свое общеніе, не удостовѣрившись въ вашемъ полнѣйшемъ согласіи съ нею въ исповѣданіи вѣры и въ безусловной искренности вашего желанія пребывать съ нею въ единствѣ духа и въ любви.
Но вполнѣ ли искренно это ваше желаніе, и такъ ли ясно ваше религіозное сознаніе, чтобы, даже при тождествѣ вѣроисповѣднаго символа, церковь имѣла право признать васъ едиными съ нею въ духѣ? Можетъ ли она считать вполнѣ искреннимъ такое ваше желаніе, которое выражается вами рядомъ съ желаніемъ общенія съ римскою церковью я съ протестантскими общинами? Можетъ ли она считать вполнѣ яснымъ такое вѣросознаніе, которое допускаетъ противорѣчія, подобныя противорѣчіямъ вашей программы? До сихъ поръ мы требовали отъ васъ только логической послѣдовательности, которой нѣтъ въ вашей программѣ. Но даже и такая внѣшняя вынужденная послѣдовательность не устраняетъ сама по себѣ противорѣчія воли съ логикой. Путемъ только формальныхъ силлогизмовъ можно, конечно, дойти до истины, но не войти въ обладаніе ею. Истина не воспринимается однимъ внѣшнимъ логическимъ разумомъ, какъ уже столько разъ было сказано въ этомъ письмѣ, но и вѣрою, и любовью, и всею нравственною цѣльностью духа. Убѣдитесь же въ томъ, — такова наша братская къ вамъ мольба, — что недостаточно только отказаться отъ римскихъ догматовъ, но необходимо отказаться и отъ ученія, духа и жизни — всей тысячелѣтней жизни папизма, заступившаго на Западѣ мѣсто вселенской церкви. Недостаточно даже и отказаться, но необходимо произнесть полное отреченіе (abjuratio). Недостаточно и отреченія, ибо какъ бывшіе члены римской церкви, вы и ваши предки грѣшили вмѣстѣ съ нею и отравлялись ея грѣхомъ; но необходимо полное, всецѣлое христіанское очищеніе и обновленіе вашего духа. Необходимо всею душой, всѣми помыслами своими возжелать и поискать истины, безъ надменности наукою и культурою, безъ гордой самоувѣренности, что вы уже обладаете ею, а въ смиреніи сердца и разума. Необходимо, вмѣсто преждевременныхъ попеченій о внѣшней вашей организаціи, позаботиться о самомъ органическомъ началѣ, — вмѣсто преждевременныхъ преній о подробностяхъ будущаго вашего церковнаго строя, утвердить краеугольный камень зданія — правоту вѣры. Необходимо наконецъ, для полнаго возсоединенія вашего съ истинною церковью, усвоить себѣ не одинъ вѣроисповѣдный символъ, но самый духъ церкви, духъ ученія и жизни. Поэтому-то мы и считаемъ обязанностью указать вамъ на богословскія сочиненія Хомякова, изъ которыхъ нѣкоторыя, писанныя на французскомъ языкѣ для западныхъ христіанъ, мы къ вамъ и препровождаемъ. Никогда, ни одинъ богословъ древнихъ и новѣйшихъ временъ не раскрывалъ съ такой ясностью и глубиною мысли ученіе церкви о себѣ самой, о своей сущности, а также и внутреннія духовныя свойства разномыслія между православною и римскою церковью[9].
Не подумайте, что признавая истину вселенской церкви только въ мѣстныхъ церквахъ, греческой или греко-славянской и русской, мы тѣмъ самымъ отрицаемъ недостатки и злоупотребленія, допущенныя во внѣшней жизни сихъ мѣстныхъ церквей ихъ недостойными членами. О, еслибы они были свободны отъ упрека, еслибы не были причастны лѣни, малодушію, человѣкоугодничеству! Но никогда, ни разу не грѣшили онѣ въ исповѣданіи вѣры, сохраняя его, во всей преданной имъ чистотѣ, неизмѣннымъ., ни разу не отклонились въ своемъ ученіи отъ ученія церкви вселенской. Никогда не провинились гордостью въ отношеніи къ отпадшимъ своимъ западнымъ братьямъ, такъ что, при всемъ сознаніи своей истины и присущей истинѣ власти, онѣ тѣмъ ее менѣе, — постоянно скорбя объ отпаденіи цѣлой половины христіанскаго міра, — ни разу послѣ раздѣленія церквей, вопреки обычаю Рима, не называли своихъ соборовъ вселенскими. Рабы лукавіи и лѣнивіи, мы зарыли врученные намъ таланты въ землю, но не утратили и не промѣняли ихъ на поддѣльные. Мы сберегли сокровище, потерянное вами: прядите же, раздѣлимъ его вмѣстѣ и вмѣстѣ пріумножимъ его.
У насъ истина, у насъ начало жизни, но бѣдна жизнь духа; у васъ опытъ, наука, трудъ и силы, въ трудѣ закаленныя, но нѣтъ духа жизни, нѣтъ истины: только въ возсоединеніи обрѣтемъ мы полную жизнь духа и полное творчество истины, ко славѣ Вѣчнаго Бога и Господа Іисуса Христа.
Москва.
Октябрь 1871 г.
- ↑ Вотъ заглавіе этихъ брошюръ: Quelqies Biots per un chretien orthodoxe sur les communions occidentales, а l’occasion d’une brochure de M. Laurentie. Paris. 1855. — Quelques mots sur les communions occidentales, а l’occasion d’une mandement de Mgr. l’Archevкque de Paris, Leipzig; 1855. — Encore quelques mots d’un chrйtien orthodoxe sur les confessions occidentales, а l’occasion de plusieurs publications religieuses latines et protestantes. Leipzig. 1858.
- ↑ Въ программѣ между прочимъ сказано: „Мы признаемъ первенство римскаго епископа въ томъ смыслѣ, въ какомъ, за основаніи Св. Писанія, оно было признано отцами и соборами въ древней нераздѣльной христіанской церкви“. Далѣе: е даже соборъ, который бы… поставилъ себя въ противорѣчіе съ основными положеніями и съ прошедшимъ (Vergangenheit) церкви не могъ бы издать какія-либо постановленія внутренне-обязательныя для членовъ церкви». Далѣе: «догматическія рѣшенія собора въ непосредственномъ вѣросознаніи католическаго народа и въ богословской наукѣ должны оказываться согласными съ изначальною и преданною вѣрою церкви».
- ↑ «Мы отвергаемъ ученіе, заключающееся въ ватиканскихъ декретахъ» (о папѣ), а какъ противорѣчащее тридентнескому канону, по которому божественное учрежденіе іерархіи состоитъ изъ епископовъ, священниковъ и діаконовъ". Программа п. II.
- ↑ Histoire du Concile de Trente, par. F. Bungener, t. И, 1 VI, p. 396: Omnia «l singula sub quibuscuuique clausulis et verbis… ita decreta fuisse, ut in his salva semper auctoritas Sodis apostolicae et sit, et esse intelligatur».
- ↑ Der Papst end das Concil, yon Janos. Leipzig. 1869.
- ↑ L’eglise est une monarchie pontificale, temperee par l’aristocratie episcopale. Maret. Du Concile geneal. T. I, p. XXII 113, 117, 129 etc. Paris. 1869.
- ↑ Отвѣтъ восточныхъ патріарховъ на окружное посланіе папы Піа IX, 6 мая 1848 г., изданный въ русскомъ переводѣ въ С.-Петербургѣ въ 1850 г.
- ↑ Мы постараемся вскорѣ обнародовать это письмо въ Германіи.
- ↑ Кромѣ названныхъ прежде и посылаемыхъ брошюръ Хомякова, укажемъ еще на его катихизисъ, извѣстный подъ названіемъ Церковь одна, а также и на статью издателя его богословскихъ сочиненій, нашего извѣстнаго писателя Ю. Ѳ. Самарина; оба эти произведенія переведены на нѣмецкій языкъ и напечатаны въ Германіи: «А. S. Chomakoff. Versuch einer katechetischen Darstellung der Lehre von der Kirche. Berlin. 1870». «Juri Samarin uber Chomakoff. Ein Beitrag zur Kenntniss der neuesten theologischen Bestrebungen in Russland. Berlin. 1870».