Cевастопольскіе письма
Н. И. ПИРОГОВА
1854—1855.
править
ПИСЬМО КЪ К. К. ЗЕЙДЛИЦУ.
правитьСевастополь, 16-го, 17-го и 19-го марта 1855 г.55)
Aequinoctium russum. Христосъ Воскресе! Любезный другъ! Благодарю, что вы меня не забыли. Не даромъ намъ здѣсь, по высочайшему повелѣнію, засчитываютъ мѣсяцъ за годъ службы. Если уже въ обыкновенной жизни, въ теченіи сутокъ, человѣкъ можетъ преспокойно умереть каждую минуту, т. е. 1440 разъ, то возможность умереть возрастаетъ здѣсь, по крайней мѣрѣ, до 36,400 разъ въ сутки (число непріятельскихъ выстрѣловъ). Къ сожалѣнію, я знаю только два способа, при этой грустной переспективѣ, сохранить веселое и бодрое расположеніе духа: надобно быть въ демоническомъ или набожномъ настроеніи духа. То и другое коренится во мнѣ, но, благодаря Бога, послѣднее преобладаетъ. Безвѣріе, легкомысліе и сомнѣніе моей несчастной молодости побѣждены вѣрою и любовью.
Я вѣрую, спокоенъ и на все готовъ. Это доказала мнѣ моя послѣдняя болѣзнь. Я болѣе тЈехъ недѣль былъ боленъ совершенно такъ, какъ въ Петербургѣ въ 1842 г.[1]; но такъ какъ я теперь опытнѣе сталъ и лучше узналъ свою натуру, то я уже до того дошелъ, что теперь могу выходить. Грѣтыя морскія ванны и постепенный переходъ отъ нихъ къ холоднымъ обливаніямъ удивительно хорошо подѣйствовали на меня. Я теперь опять обливаюсь, какъ я это въ Петербургѣ дѣлалъ въ теченіи нѣсколькихъ лѣтъ, изъ ушата холодною морского водою и чувствую себя опять здоровымъ. Прежнее безпокойство, боязнь смерти, я не испытывалъ и былъ спокоенъ и резигнированъ во время всей болѣзни, хотя я теперь имѣлъ бы больше причинъ бояться смерти, и это потому, что я вѣрую и люблю. Но довольно о моемъ ничтожномъ я.
Общее несчастье и горе важнѣе этого. Кровь, грязь и сукровица, въ которыхъ я ежедневно вращаюсь, давно уже перестали дѣйствовать на меня; но вотъ что печалитъ меня, — что я, несмотря на всѣ мои старанія и самоотверженіе, не вижу утѣшительныхъ результатовъ, хотя я моимъ младшимъ товарищамъ по наукѣ, которые еще болѣе меня упали духомъ, безпрестанно твержу, чтобы они бодрились и надѣялись на лучшіе времена и результаты. Одинъ изъ нихъ, дѣльный, честный и откровенный юноша, уже хотѣлъ закрыть свой ампутаціонный ящикъ и бросить его въ бухту. «Потерпите, любезный другъ, — сказалъ я ему, — будетъ лучше». Между тѣмъ уже наступило весеннее равноденствіе! Я ваши два письма читалъ во время моей болѣзни, а то, не прогнѣвайтесь, они остались бы нечитанными, и я приберегъ бы ихъ до своего возвращенія. Читалъ я и вашу критику моихъ взглядовъ, не безъ улыбки, а также и ваше мнѣніе о происхожденіи чумы. Мое убѣжденіе объ опредѣленномъ, неизбѣжномъ отношеніи смертности въ каждой болѣзни и въ каждой значительной хирургической операціи такъ глубоко коренится во мнѣ, что никакая, хотя бы и отъ друга происходящая, критика не въ состояніи поколебать его. Я утверждаю, что ни въ одной болѣзни, за исключеніемъ перемежающейся лихорадки, если она достигла повальныхъ размѣровъ и господствуетъ эпидемически, какое бы то ни было леченіе, даже придворно-атомистическое, не могло бы значительно измѣнить процентъ смертельныхъ исходовъ. Холера, тифъ, воспаленіе легкихъ, эпидемическій скорбутъ, кровавый поносъ — до очевидности подтверждаютъ это. Совершенно то же самое наблюдалъ я и при каждой значительной, опасной операціи, если она въ массахъ или эпидемически, какъ это бываетъ въ военное время, повторяется. Пребываніе мое въ Севастополѣ еще болѣе утвердило во мнѣ это убѣжденіе. То, что я въ теченіи 15 лѣтъ наблюдалъ въ петербургскихъ госпиталяхъ, то же, но въ болѣе грандіозныхъ размѣрахъ, повторяется и здѣсь. Можно подмѣтить Отдѣльныя колебанія, которыя легко объясняются; но въ общемъ то, что въ Петербургѣ давало смертность 3-хъ изъ 5-ти, и здѣсь даетъ 3 1/2 и 3 3/4 изъ 5. Приводимое вами противъ меня популярное мнѣніе, что хорошее леченіе даетъ лучшіе результаты плохого, только для отдѣльныхъ случаевъ справедливо, и тѣ должны подлежать безпристрастнымъ разбору и оцѣнкѣ. По слухамъ, А. Мейеръ счастливый литомистъ, Б. Мейеръ удачно оперируетъ бѣльмо, В. Мейеръ[2] отлично срѣзываетъ и спиливаетъ ноги. Но мы знаемъ, что существуютъ и лживые трубачи прославленія. Убѣдитесь сами, а главное; считайте на бумагѣ, не надѣйтесь на свою память, сравнивайте успѣхи счастливыхъ и несчастливыхъ врачей, если возможно при равной обстановкѣ, и потомъ уже оцѣнивайте результаты. Отбросьте бабьи толки, департаментскіе отчеты, хвастливые разсказы энтузіастовъ, шарлатановъ и слѣпорожденныхъ, — спокойно слѣдите за судьбою раненыхъ, съ перомъ въ рукахъ, изъ операціонной комнаты въ больничную палату, изъ палаты въ гангренозное отдѣленіе, а оттуда въ покойницкую — это единственный путь къ истинѣ; но путь не легкій, особенно если наблюдатель пристрастился къ извѣстной операціи или если другой оперирующій collega непремѣнно хочетъ быть счастливымъ, а еще хуже, если онъ обязанъ оффиціально донести департаменту объ успѣхахъ своихъ дѣйствій; тогда Боже упаси отъ правдивыхъ статистическихъ разсчетовъ, они тогда не безопасны для существованія хирурга. Объ этомъ можно еще много толковать. Я можетъ быть, если останусь живъ, да отслужу свои 30 лѣтъ, — не забудьте, что намъ считается мѣсяцъ за годъ службы, — соберу результаты моихъ статистическихъ наблюденій объ ампутаціяхъ и обнародую ихъ. Ампутація, какъ одна изъ грубѣйшихъ большихъ операцій, доказывающая несовершенство искусства, именно ясно доказываетъ, что потеря каждаго члена нашего тѣла имѣетъ свой постоянный фатальный процентъ смертности. О нѣкоторыхъ другихъ значительныхъ хирургическихъ операціяхъ еще можно утверждать, что извѣстными пріемами, которыми обладаютъ только знаменитые хирурги, оперированные ими ограждаются отъ большей смертности. Можно, напр., допустить при камнесѣченіи, что лучшій успѣхъ этой операціи зависитъ отъ ловкости, съ которой операторъ захватываетъ, и легкости, съ которой извлекаетъ мочевой камень; а о вашемъ эстонскомъ Буяльскомъ56) можно тоже сказать, что онъ вылущивалъ шулята съ особенною ловкостью и возможно меньшимъ растяженіемъ сѣмянныхъ канатиковъ и т. п. Но при ампутаціяхъ, если не допускать со старыми бабами легкую и тяжелую руку, нельзя допустить прямого вліянія на успѣхъ операціи ни ловкости оператора, ни даже особыхъ искусныхъ пріемовъ, которыми онъ владѣетъ. Скорость, съ которою совершается ампутація, какъ извѣстно, тоже не вліяетъ на успѣхъ этой операціи. Оперативные пріемы при ампутаціяхъ такъ просты, что ихъ можно бы съ закрытыми глазами исполнить. Если ножъ остеръ, пила хорошо зазубрена, мягкія части отрѣзаны чисто и при томъ такъ, что покрываютъ кость, если, наконецъ, — всѣ кровоточащіе сосуды хорошо перевязаны, то ампутація lege artis совершилась. Такъ дѣлается это ежедневно; мы видимъ, все идетъ, какъ по маслу. На моихъ глазахъ здѣсь 13 или 14 врачей оперируютъ, не считая самого себя; всѣ они оперируютъ хорошо; ампутированные пользовались въ 5 различныхъ госпиталяхъ, и я предоставлялъ каждому врачу вести послѣдовательное леченіе, по своему усмотрѣнію, если оно только сколько-нибудь казалось цѣлесообразнымъ: да я многихъ и самъ пользовалъ, и все-таки результаты до сихъ поръ остаются, одни и тѣ же; то же самое было въ Симферополѣ, Карасубазарѣ и въ другихъ госпиталяхъ. Кто по своей натурѣ предназначенъ къ дурному результату, даетъ его съ ужасающимъ фатализмомъ, и даетъ его, «хотя изъ кожи вонъ полѣзай». Администрація госпиталя еще имѣетъ извѣстное вліяніе на успѣхъ ампутаціи, но и то только въ нѣкоторой степени. Хорошій воздухъ, опрятность, питательная пища вліяютъ, конечно, на успѣхъ операціи; но и чистый воздухъ не вездѣ одинаковый. Есть госпитальная зловредная конституція, о которой я давно уже проповѣдую, которую не исправляютъ ни доступъ чистаго воздуха, ни цѣлесообразное распредѣленіе больныхъ, ни хорошая пища: причина ея кроется, вѣроятно, въ почвѣ, на которой выстроенъ госпиталь, или въ стѣнахъ его, наконецъ, не знаю, гдѣ. Есть больные и довольно многочисленные, на которыхъ болѣе чистый воздухъ, повидимому, вредно вліяетъ. Сотни разъ случалось здѣсь, что когда оперированнаго или раненаго изъ гангренознаго отдѣленія, гдѣ воздухъ до головокруженія испорченъ и зараженъ дурными испареніями, послѣ того, какъ у него рана совершенно очистилась и приняла хорошій видъ, переводили въ чистую палату, то уже черезъ нѣсколько дней очистившаяся поверхность раны опять получала дурной видъ, и что больные сами убѣдительно просятъ, чтобы ихъ опять вернули въ гангренозное отдѣленіе. Позволительно ли природѣ такъ подшучивать надъ нами, бѣдными художниками? Тѣмъ не менѣе, это фактъ. Если все это сопоставить, хорошее и дурное, и гдѣ же можно тутъ ожидать много хорошаго — я говорю о томъ, что есть, а не о томъ, что могло бы быть, — то выйдетъ старая пѣсня; что по своей натурѣ предназначено къ дурнымъ результатамъ, даетъ ихъ, конечно, при нынѣшнемъ несовершенствѣ нашего искусства. Современемъ можетъ быть все будетъ лучше. Сила изобрѣтательнаго случая велика; можетъ быть, современемъ изобрѣтутъ паровую машину, посредствомъ которой раны ампутированныхъ будутъ залечиваться первымъ натяженіемъ въ 24 часа; можетъ быть, современемъ замѣнятъ ампутаціи чѣмъ-нибудь болѣе разумнымъ; можетъ быть въ будущемъ вовсе не будутъ нуждаться во врачахъ; тогда, вѣроятно, и процентъ смертности измѣнится; возможно, наконецъ, — что было бы еще лучше, — что совсѣмъ не будутъ умирать, чѣмъ естественно отношеніе смертности сведется къ нулю. Мы, вѣроятно, не доживемъ до этой прекрасной будущности. Въ настоящее время раны въ Севастополѣ такъ же мало заживаютъ per primarn, какъ въ Петербургѣ; и можемъ здѣсь повторить наивный отвѣтъ ординатора Обуховской больницы, доктора Шклярскаго, данный имъ на мой вопросъ, какъ вы исцѣляете въ Обуховской больницѣ раны ампутированныхъ, per primam, vel secundam intentionem, отвѣтилъ: «мы лечимъ ихъ per tertiam! т. e. per gangraenam». Если смотрѣть на это дѣло не близорукими глазами клинициста маленькаго университетскаго городка или безъ поползновенія на хвастовство, особенно же если не составляется отчетъ «по казенной надобности» и по указаніямъ славолюбиваго начальника, то выходятъ совсѣмъ другія вещи. Но довольно объ этомъ. Вы знаете, почтенный другъ, что заслуженные профессора Спб. Медико-хирургической академіи крѣпко держатся своихъ убѣжденій, если у нихъ вообще существуютъ таковыя.
Теперь обращаюсь къ вашимъ собственнымъ взглядамъ. Я, право, не знаю, ожидаетъ ли насъ весною карбункулозная чума или нѣчто столь же безотрадное; я только знаю, что существуетъ достаточно условій для развитія страшной эпидеміи. Тифъ уже свирѣпствуетъ, какъ здѣсь, такъ и въ Симферополѣ. «Не настоящій», — сказалъ мнѣ одинъ врачъ, изъ штаба князя Горчакова. — Но хотя и не отъ настоящаго, а умираютъ, — отвѣтилъ я ему; да кромѣ госпитальныхъ больныхъ, большею частью врачи и сестры милосердія. Изъ 20 сестеръ въ Симферополѣ 6 умерло. Врачи безпрестанно заболѣваютъ и умираютъ; изъ 16, которые здѣсь въ Севастополѣ подъ моимъ руководствомъ работали, 7 заболѣли тифомъ, а изъ 18 сестеръ здѣсь 7 заболѣли и уже 2 умерли. Если вспомнить, что зимою, по всей дорогѣ изъ Севастополя до Бахчисарая, на протяженіи 60 верстъ валялись сотнями гніющіе трупы павшихъ лошадей и воловъ, которыхъ, конечно, никто не зарывалъ, а также множество человѣческихъ труповъ, весьма поверхностно похороненныхъ, по недостатку медико-полицейскаго контроля и по каменистой твердости грунта; прибавьте къ этому изнуреніе людей отъ безпрестанныхъ крѣпостныхъ работъ, проводившихъ зиму въ грязи, въ убогихъ землянкахъ, а также, что скорбутъ здѣсь почти всякую весну появляется и что уже теперь показываются больные съ цынготнымъ діатезомъ, что наши госпиталя всѣ переполнены и помѣщаются въ старыхъ, полуразрушенныхъ или казематированныхъ казармахъ, гдѣ весьма трудно очищать воздухъ, что недостаетъ бѣлья и тюфяковъ, и что нѣтъ ни сѣна, ни соломы для набивки тюфяковъ, то имѣется достаточно поводовъ опасаться развитія злокачественной эпидеміи подъ вліяніемъ предстоящихъ жаровъ. Къ этому надо прибавить еще господствующую эпидемическую болѣзненную конституцію, порождающую знаменитыя крымскія лихорадки, и смрадныя испаренія, подымающіяся изъ непріятельскаго лагеря. При всемъ этомъ въ нашихъ госпиталяхъ теперь гораздо лучше, чѣмъ было въ ноябрѣ прошлаго года. О той грязи, о томъ несчастномъ положеніи, въ которомъ съ октября по декабрь валялись наши больные и раненые, невозможно себѣ составить понятія тому, кто не видалъ этого собственными глазами. Но постойте, сейчасъ начали сильно бомбардировать и кричать, что одинъ изъ домовъ, въ которомъ лежатъ наши больные, отъ бомбы загорѣлся! Наступила ночь. Теперь 9 часовъ. Сегодня назначены 3 вылазки, и намъ опять принесутъ нѣсколько сотъ раненыхъ. Прощайте, до свиданія. До завтрашняго утра.
Много шуму изъ пустяковъ! Во время ночной бомбардировки непріятель бросилъ нѣсколько тысячъ снарядовъ въ городъ. Нѣсколько сотъ изъ нихъ лопнули передъ нашими глазами въ бухтѣ. Зажгли домъ въ нашемъ сосѣдствѣ, такъ что я уже уложилъ свои пожитки и перебрался въ Николаевскую батарею, гдѣ для насъ приготовленъ былъ небольшой блиндированный казематъ. Между тѣмъ, за исключеніемъ единственнаго пожара, бомбы намъ не причинили никакого вреда. Многія изъ нихъ лопались въ бухтѣ или въ воздухѣ; вообще, бомбы мнѣ кажутся весьма невѣрнымъ разрушительнымъ средствомъ. Нѣсколько дней тому назадъ союзная армія бросила около 2000 бомбъ въ 4 или 5 редутъ, и эти 2000 снарядовъ ранили только 60 человѣкъ и убили около 20. Хотя по нашимъ мирнымъ понятіямъ человѣческая жизнь неоцѣнима, но здѣсь все таки думаютъ, что ничтожное дѣйствіе не стоило труда и затраты. Весь этотъ ночной шумъ долженъ былъ служить отвлеченіемъ. Мы выстроили редутъ у Малахова кургана, который угрожаетъ близкой непріятельской батареѣ. Союзники хотятъ во что бы то ни стало уничтожить этотъ редутъ и хотѣли его штурмовать эту ночь. Наши же въ ту же ночь хотѣли проникнуть въ шанцы и траншеи непріятельскіе, которые лежатъ непосредственно впереди нашего редута, чтобы ихъ уничтожить. Союзники для отвлеченія устроили усиленную бомбардировку, наши же — вылазку. Послѣдствіемъ этого было разрушеніе трехъ непріятельскихъ шанцевъ, а. редутъ остался въ нашихъ рукахъ. Вся окрестность редута была наполнена тѣлами убитыхъ. У насъ было 400 убитыхъ и 1800 раненыхъ. Вся эта масса раненыхъ еще въ ту же ночь и на другой день была размѣщена въ различныхъ амбулансахъ въ городѣ. И мы работали 2 дня, пока удалось почти всѣмъ доставить необходимую помощь, но даже теперь, 6 дней послѣ сраженія, мы находимъ раненыхъ, которымъ еще не успѣли подать существенную хирургическую помощь.
На мою долю досталось 600 раненыхъ. Посредствомъ особеннаго способа, который я уже неоднократно испыталъ въ подобныхъ случаяхъ, мнѣ удалось въ 1 1/2 дня справиться съ главнѣйшими хирургическими пособіями. Способъ этотъ состоитъ въ слѣдующемъ. Въ моемъ распоряженіи находятся 10 врачей; я ими управляю деспотически, но, смѣю думать, справедливо. Я распредѣляю обязанности этихъ врачей такимъ образомъ, что двое или трое изъ нихъ, по очереди мѣняясь съ другими, должны сортировать вновь прибывшихъ раненыхъ. Складочное мѣсто (конюшня, палатка, а иногда и улица) для этого необходимо. Тутъ сначала выдѣляются отчаянные и безнадежные случаи (раны головныя съ выпаденіемъ мозга, брюшныя съ пораненіемъ кишекъ или другихъ брюшныхъ внутренностей), которые легко діагностируются; ихъ отдѣляютъ отъ прочихъ; имъ даютъ наркотическія средства, чтобы уменьшить ихъ страданія, и тотчасъ переходятъ къ раненымъ, подающимъ надежду на излеченіе — и на нихъ сосредоточиваютъ все вниманіе. Ихъ діагностируютъ, не трогая первоначальной перевязки, состоящей б. ч. изъ наложенныхъ на рану корпіи и повязки, чтобы не терять времени; сложные переломы сортируются опять отъ простыхъ ранъ. Потомъ транспортируютъ раненыхъ съ сложными переломами костей въ операціонное отдѣленіе или въ пріемный покой, поочередно, какъ они лежали, по три или по четыре заразъ, по числу врачей, и имъ сперва подаютъ первую помощь. Прочихъ слегка перевязываютъ фельдшера, подъ руководствомъ одного или двухъ врачей. Извлеченіе пуль, расширеніе ранъ сначала не предпринимаются. Это напрасный трудъ, надъ которымъ многіе неопытные хирурги много теряютъ времени. Въ самомъ дѣлѣ, раненый ничего отъ того не выигрываетъ, что ему вырѣжутъ пулю, которая торчитъ подъ кожею; напротивъ того, ему можно повредить, если второпяхъ пальцемъ или зондомъ доискиваться въ ранѣ пули, которая засѣла подъ толстыми или напряженными мышечными слоями, а можетъ быть и въ кости, для того только, чтобы удовлетворить своему тщеславію и похвастать, «что я, молъ, вытащилъ столько-то пуль». Этимъ ослѣпляется только непросвѣщенная публика, которая самодовольно улыбается, если хирургъ изъ раны вытаскиваетъ пулю или пыжъ. Этотъ видъ помощи неспѣшной, со временемъ, и при большемъ досугѣ все это совершается гораздо легче и съ меньшимъ ущербомъ для больного. Напротивъ того, раненые съ сложными переломами тотчасъ и весьма тщательно изслѣдуются. Первый діагнозъ для каждаго сколько-нибудь опытнаго врача не труденъ. Крепитація и ненормальная подвижность составляютъ два вѣрнѣйшихъ признака. Такихъ раненыхъ тотчасъ приносятъ въ операціонную комнату, кладутъ ихъ на столъ или на скамью, сперва хлороформируютъ, потомъ снимаютъ повязку и рѣшаютъ, можетъ ли раненый членъ быть сохраненъ или же нужны ампутація или резекція. Если принесли много раненыхъ, то мы оперируемъ одновременно, на 3 или на 4 столахъ. Тутъ такъ же необходимъ извѣстный порядокъ, чтобы выиграть время. У меня врачи такъ распредѣлены, что около каждаго раненаго, котораго оперируютъ, 4 или 5 врачей заняты. Съ тѣмъ комплектомъ врачей, которымъ я располагаю и къ которому нерѣдко присоединяются нѣсколько постороннихъ врачей, я могу оперировать не болѣе 2, много трехъ раненыхъ одновременно.
Три врача и пара солдатъ при операціяхъ — дѣйствующія лица. Одинъ слѣдитъ за пульсомъ во время хлороформированія, другой прижимаетъ артерію, третій оперируетъ; 2 или 3 солдата держатъ больного. Когда ампутація окончена и главныя артеріи перевязаны, уже другіе асистенты занимаются остановкой послѣдовательнаго кровотеченія, послѣ того какъ оперированнаго со стола перенесли на кровать; А 3 первые врача продолжаютъ оперировать другого раненаго. Для переноски оперированныхъ и раненыхъ назначены 4 служителя. Они стоятъ на готовѣ, руки по швамъ, чтобы тотчасъ по командѣ унести оперированнаго со стола на кровать и принести новаго раненаго на операціонный столъ. Такимъ образомъ все идетъ, какъ по маслу, и я съ часами въ рукахъ убѣдился, что можно окончить 10 большихъ ампутацій, даже съ помощью не очень опытныхъ рукъ, въ 1 часъ и 45 минутъ. Если же одновременно оперировать на 3 столахъ и съ 15 врачами, то въ 6 часовъ 15 минутъ можно сдѣлать 90 ампутацій, и поэтому — 100 ампутацій съ небольшимъ въ 7 часовъ времени. Этотъ разсчетъ для меня очень важенъ. Когда я въ ноябрѣ 1854 г., около 20 дней спустя послѣ сраженія при Инкерманѣ, прибылъ въ Севастополь, то нашелъ еще болѣе ста раненыхъ въ этомъ сраженіи, съ сложными переломами, которымъ еще не было сдѣлано никакой операціи, въ ужаснѣйшемъ положеніи. Многіе изъ нихъ со слезами умоляли, чтобы имъ отняли раздробленныя конечности; но не были оперированы по недостатку порядка. Врачи извинялись недостаткомъ времени. Между ними было 12 хирурговъ. Но имъ достало бы времени при большемъ рвеніи и большемъ порядкѣ. Первую повязку я накладываю черезъ 5 или 7 часовъ, послѣ того, какъ первая помощь оказана всѣмъ раненымъ; до того раны слегка покрываются корпіею и компрессами и выжидаютъ послѣдовательное кровотеченіе. При послѣднемъ дѣлѣ мы по этому способу, какъ было описано, съ 8 или 10 врачами сдѣлали 55 ампутацій, оперируя сначала на одномъ, а потомъ на двухъ столахъ одновременно, въ теченіи 6 часовъ; часть этихъ врачей перевязывали, кромѣ того, еще прежнихъ раненыхъ, а два врача послѣ ночныхъ трудовъ отдыхали полдня.
Съ 20-го хорошо пріученными и приловченными врачами такимъ образомъ можно очень много сдѣлать. Если же запустить первые 2 дня послѣ сраженія, то дѣлается чертовскій безпорядокъ, отъ котораго у каждаго голова закружится.
Теперь я приступлю къ обсужденію важнѣйшей главы вашего письма, т. е. объ угрожающей намъ злокачественной повальной болѣзни. Когда я въ декабрѣ былъ въ Симферополѣ, я подалъ докладную записку графу Адлербергу, въ которой я пророчилъ развитіе сыпного тифа въ городѣ. Мое предсказаніе, къ сожалѣнію, исполнилось. Мои врачи, сестры и сердобольныя вдовы уже умерли отъ тифа; это и не могло быть иначе. Въ то время было около 6,000 заразныхъ больныхъ, скученныхъ въ 45 домахъ города, не считая военныхъ госпиталей. Я цѣлые дни проводилъ въ сортировкѣ больныхъ, выдѣляя гангренозныя раны, тифы, холеринные поносы и отдѣляя такихъ больныхъ отъ чистыхъ ранъ и свѣже-раненыхъ. Все было напрасно. Только что я надѣялся устроить совершенный порядокъ, послѣ того какъ я отдѣлилъ всѣхъ больныхъ заразныхъ и одержимыхъ нечистыми и гангренозными язвами, помѣстивъ ихъ въ особые дома, при чемъ, по странной случайности, гангренозные больные помѣстились въ главной кондитерской Симферополя, какъ вдругъ ночью привезли новый транспортъ изъ Севастополя и Бахчисарая и опять всѣ pêle-mêle были сложены въ разныхъ отдѣленіяхъ; это оттого происходило, что не устроили складочнаго мѣста для вновь прибывающихъ больныхъ; о такъ называемыхъ пріемныхъ покояхъ, при переполненіи нашихъ больницъ, не могло быть и рѣчи. Въ городѣ были большія конюшни, въ которыхъ больные, какъ свиньи, въ грязи валялись вмѣстѣ съ умершими. Я настаивалъ на томъ, чтобы этотъ склепъ превратили въ приличное складочное мѣсто, на что онъ оказался пригоденъ.
Послѣ каждаго новаго транспорта больные складывались сперва туда, гдѣ ихъ сортировалъ дежурный врачъ и распредѣлялъ по разнымъ отдѣленіямъ. Но не нашли подходящаго мѣста, куда можно бы перевезти больныхъ (числомъ до 400) изъ этой ужасной трущобы. Стѣснялись объ этомъ извѣстить губернатора, который занималъ слишкомъ большое помѣщеніе, въ половинѣ котораго могли бы устроить хорошій госпиталь. Такъ проходило время въ переговорахъ и обѣщаніяхъ. Я не могъ долѣе оставаться въ Симферополѣ; устроивъ необходимѣйшую хирургиче186
скую помощь для раненыхъ и взявъ съ врачей честное слово, чтобы они по крайней мѣрѣ этихъ оперированныхъ оградили отъ смѣшенія съ гангренозными и заразными больными, я уѣхалъ; но, увы, все осталось по старому, и тифъ свирѣпствовалъ безпрепятственно; вскорѣ потомъ заболѣли 18 сестеръ милосердія, главный начальникъ (госпиталей) баронъ Кистеръ, смотритель, комендантъ, 2 главныхъ врача, нѣсколько фельдшеровъ, ординаторовъ и госпитальныхъ служителей; словомъ все, что сколько-нибудь касалось госпиталей, переболѣло тифомъ. Къ счастью еще, что наступила необыкновенно холодная погода и что вскорѣ послѣ того черезъ транспортировку нѣкоторыхъ больныхъ въ Перекопъ и Херсонъ городъ нѣсколько эвакуировался. Теперь опять наступилъ застой. Въ Симферополѣ опять накопилось до 5,000 больныхъ, сложенныхъ въ 45 инфекціонныхъ гнѣздахъ, и все еще не организована правильная эвакуація ихъ. Госпитали въ Николаевѣ, Херсонѣ и Перекопѣ уже переполнились, и необходимо устроить транспорты въ новомъ направленіи въ Екатеринославъ или Мелитополь, но не достаетъ транспортировочныхъ средствъ. Въ декабрѣ 1854 г., при сильномъ морозѣ и самой дурной погодѣ, перевозили больныхъ и раненыхъ въ татарскихъ арбахъ въ Симферополь и Перекопъ, не покрытыхъ, безъ шубъ, ночуя подъ открытымъ небомъ. Такая транспортировка продолжалась отъ 10-ти до 12-ти дней. Теперь, при перемѣнѣ начальства въ арміи, замѣчается застой во всей администраціи; между тѣмъ число больныхъ и раненыхъ послѣ вылазокъ и отдѣльныхъ стычекъ въ Севастополѣ постоянно возрастаетъ. Окучиваніе больныхъ достигло такой степени, что они въ Севастополѣ занимаютъ семь помѣщеній, изъ которыхъ только одна Николаевская батарея безопасна и блиндирована; всѣ прочія могутъ подвергаться опасности при бомбардировкѣ. Эта батарея, какъ вы легко можете себѣ представить, изъ помѣщеній худшее въ санитарномъ отношеніи. Въ ней теперь уже пріютилось до 400 больныхъ и раненыхъ, и есть еще мѣсто для столькихъ же. Раненые лежатъ между пушками на нарахъ; раны здѣсь легко поражаются антоновымъ огнемъ, а больные — тифомъ. Въ этихъ 7-ми помѣщеніяхъ скучены теперь до 3,000 больныхъ. На Сѣверной сторонѣ Севастополя, отдѣленной бухтой отъ самаго города, еще 3,000 больныхъ и раненыхъ уложены въ старыхъ, сырыхъ казармахъ; кромѣ того, еще нѣкоторыя помѣщенія заняты примѣрно 1,500 больными матросами. Число раненыхъ съ каждымъ днемъ прибавляется. Если случится большое дѣло, то мы уже не знаемъ, куда дѣвать раненыхъ. Число врачей тоже недостаточное. Приходится на каждаго по 100 раненыхъ; перевязать сто тяжело раненыхъ съ помощью одного фельдшера — дѣло не легкое; сверхъ того ежедневно еще заболѣваютъ врачи и фельдшера.
Впрочемъ, теперь можно ожидать лучшаго. Горчаковъ прибылъ; князя и интенданта его Затлера административные таланты уже испытаны; онъ скупъ, какъ старая мумія Меньшиковъ, но не такой рѣзкій и мрачный эгоистъ, какъ тотъ, который ни во что на свѣтѣ болѣе не вѣрилъ, за исключеніемъ катетеровъ Дворжака. Бывало, онъ сидѣлъ скрытный, молчаливый, таинственный, какъ могила, наблюдалъ только погоду и въ теченіи полугода искалъ спасенія для русской арміи только въ стихіяхъ; холодный и немилосердный къ страждущимъ, онъ только насмѣшливо улыбался, если ему жаловались на ихъ нужды и лишенія, и отвѣчалъ, «что прежде еще хуже бывало». То, что сначала войны было дурно устроено, то теперь поправить очень трудно.
Надо надѣяться, что эта проклятая, старая языческая метода воевать, при которой смотрѣли на людей, какъ на слѣпыя стратегическія орудія, нисколько не заботясь о послѣдствіяхъ войны и объ общемъ благосостояніи, послѣ этой войны у насъ и у союзныхъ получитъ смертельный ударъ, особенно если съ наступленіемъ лѣтнихъ жаровъ смертность отъ развитія эпидемическихъ болѣзней значительно увеличится, хотя надежда и дѣйствительность двѣ вещи разныя!
Здѣсь особенно потворствуютъ развитію заразныхъ болѣзней зловредныя испаренія падалей и труповъ. Осенью и зимою на дорогахъ и улицахъ сотнями валялись павшіе лошади и волы; только недавно стали ихъ, и то только весьма поверхностно, зарывать въ землю. То же надо сказать и о человѣческихъ трупахъ. Французы теперь работаютъ вблизи стараго чумнаго кладбища. Прибавьте къ этому дурно устроенныя отхожія мѣста въ многочисленныхъ гарнизонахъ, несносныя жары въ городѣ, которыя и теперь иногда уже невыносимы, такъ какъ солнечные лучи отражаются отъ скалъ и отъ моря, самое положеніе города на холмахъ, раздѣленныхъ балками или рвами, бухты съ почти стоячею водою, эндемическій характеръ здѣсь господствующихъ болѣзней (лихорадки, тифъ и цынга весною); то, конечно, весьма надо опасаться послѣдствій, которыя можетъ причинить эта война, если она еще долго продлится. Згже въ концѣ января раны здѣсь показывали наклонность дѣлаться нечистыми. Я поэтому велѣлъ очистить такъ называемый 1-ый перевязочный пунктъ въ зданіи дворянскаго собранія, перевелъ больныхъ въ другіе дома и устроилъ два новыхъ помѣщенія для нечистыхъ ранъ (гангренозное отдѣленіе), велѣлъ провѣтривать прекрасное зданіе дворянскаго собранія и уже послѣ того, какъ оно болѣе пяти недѣль при открытыхъ окнахъ стояло пустымъ, я назначилъ это помѣщеніе, при увеличивающемся количествѣ раненыхъ, для перевязочнаго пункта, но, несмотря на то, что въ немъ съ тѣхъ поръ располагались только вновь оперированные, раны здѣсь, какъ и въ менѣе чистыхъ помѣщеніяхъ, показывали наклонность къ гангренесценціи и дѣлались нечистыми, особенно послѣ тяжелыхъ раненій или большихъ операцій. Въ то же время и между легко ранеными проявлялись тифъ и гнойный діатезъ.
Между внутренними болѣзнями преобладаютъ тифы, иногда сопряженные съ перемежающимися лихорадками (вѣроятно, возвратныя горячки), и скорбутъ, но до сихъ поръ не въ острой формѣ. Врачи и сестры милосердія заболѣваютъ и здѣсь тифомъ, а нѣкоторые уже умерли отъ него. Все это предвѣщаетъ намъ страшную гнилостную тифозную эпидемію во время лѣтнихъ жаровъ; будетъ ли она сопровождаться, какъ вы предполагаете, карбункулами и бубонами или нѣтъ, но всячески она будетъ очень смертоносна.
Поэтому, когда князь Горчаковъ сюда прибылъ, я считалъ своимъ долгомъ подать ему докладную записку, въ которой я изложилъ ему угрожающую намъ опасность, доказалъ, что мы теперь также мало приготовлены принять и устроить большее количество раненыхъ, какъ и при его предшественникѣ, 24-го октября 1854 г. послѣ Инкерманскаго сраженія, — и предложилъ двѣ главныя и, по моему убѣжденію, единственныя мѣры для предупрежденія подобнаго неустройства:
1) Совершенную эвакуацію городскихъ госпиталей черезъ безпрерывную транспортировку. 2) Устройство госпитальныхъ палатокъ на безопасномъ мѣстѣ, на Сѣверной сторонѣ. Николаевскую батарею, какъ единственное въ городѣ безопасное мѣсто, казематированное и блиндированное, могущую помѣстить 800 больныхъ, я совѣтовалъ предоставить исключительно для поданія первой помощи раненымъ, и затѣмъ слѣдуетъ тотчасъ же отправлять ихъ въ кроватяхъ и на пароходахъ на Сѣверную сторону и тамъ размѣщать въ госпитальныхъ палаткахъ. Госпитальныя палатки, числомъ около 400, съ 20-го койками каждая, тоже не должны бы пріютить болѣе 2000 больныхъ, а прочія должны оставаться пустыми на случай нужды. Какъ только число больныхъ превыситъ 2000, излишекъ тотчасъ долженъ быть удаленъ постоянной транспортировкой. Вино, хина и хининъ должны быть въ достаточномъ количествѣ и т. п. Но, увы, все это находится пока еще только на бумагѣ. 7.000 больныхъ скучены въ Севастополѣ, 5.500 въ Симферополѣ, нѣсколько тысячъ размѣщены въ нѣкоторыхъ второстепенныхъ госпиталяхъ (въ Бахчисараѣ, Карасубазарѣ). При этомъ нѣтъ правильной транспортировки и образовался совершенный застой, который теперь продолжается уже около 4-хъ недѣль и съ каждымъ днемъ увеличивается, особенно съ тѣхъ поръ, какъ возвели эту проклятую батарею противу Малахова кургана, которая можетъ быть и очень важна въ стратегическомъ отношеніи. У насъ нѣтъ хинной корки, очень мало хинина и вина и при томъ только то вино, котораго куплено мною на пожертвованныя на этотъ предметъ деньги. Генералъ штабъ-докторъ Шрейберъ, хотя уже сѣдой и рябоватый, все видитъ въ розовомъ свѣтѣ, новый начальникъ арміи обремененъ занятіями и поэтому не въ состояніи обо всемъ думать; транспортировочныя средства еще не прибыли; госпитальныя палатки, если бы даже мое предложеніе было принято, еще не изготовлены и не поставлены. Требованіе на хину и хининъ по дефектному каталогу еще въ декабрѣ отправлено въ Херсонъ и до сихъ поръ отвѣта нѣтъ! Медикаменты и деньги, которые я, по милости великодушной великой княгини Елены Павловны, получилъ, съ каждымъ днемъ уменьшаются все болѣе и болѣе. Значительное сраженіе предстоитъ, вѣроятно, въ скоромъ времени; нечистыя гангренозныя раны, тифозные больные съ каждымъ днемъ прибавляются — вотъ въ данное время наше врачебное положеніе въ Севастополѣ. Остается только надѣяться, какъ увѣряетъ докторъ Шрейберъ, что современемъ все будетъ лучше.
Въ январѣ здѣсь по высочайшему повелѣнію образовалась комиссія для изысканія врачебно-полицейскихъ мѣръ противъ распространенія заразныхъ болѣзней въ арміи и въ странѣ. Я тоже былъ приглашенъ быть членомъ этой комиссіи и выслушалъ съ подобострастіемъ ученыя предложенія и разсужденія о химическихъ процессахъ и причинахъ заразныхъ болѣзней, выработанныхъ на бумагѣ въ медицинскомъ департаментѣ. Генералъ штабъ-докторъ пришелъ въ восторгъ отъ этого ученаго посланія и хотѣлъ такъ основательно поступать, чтобы употреблять при похоронахъ каждаго трупа хлористую известь, и поэтому предписалъ старому госпитальному аптекарю приготовлять ее en masse. Этотъ старый плутъ, конечно, очень этому обрадовался, тотчасъ составилъ длинный списокъ химическихъ препаратовъ и аппаратовъ, въ которыхъ онъ для этого нуждался, и самодовольно улыбался, разсчитывая на вѣрный барышъ; между тѣмъ онъ отпускалъ для перевязокъ нечистыхъ ранъ, вмѣсто раствора хлориновой извести, простую известковую воду. Другой здѣсь присутствующій главный докторъ кавказской арміи Поповъ, который теперь въ Керчи, предложилъ свой подвижной или амбулаторный карантинъ, который онъ ввелъ на Кавказѣ, и требовалъ, чтобы при появленіи эпидеміи всякаго плѣннаго изъ союзной арміи подвергнуть такому карантину. По обсужденіи всего этого, комиссія послала составленный ею протоколъ своихъ засѣданій въ медицинскій департаментъ, гдѣ его еще и теперь можно найти. Затѣмъ все осталось постарому, какъ было и прежде; единственная перемѣна, которую я замѣтилъ, состояла въ томъ, что карантинный врачъ, который прежде очень прилежно посѣщалъ нашъ пріемный покой, вдругъ исчезъ и, вѣроятно, гдѣ-нибудь занятъ устройствомъ передвижного карантина. Фабричное приготовленіе хлористой извести еще не состоялось, и старый аптекарь теперь выражаетъ свое неудовольствіе тѣмъ, что онъ всѣ врачебныя предписанія замѣняетъ aqua fontana или настоемъ ромашки. Молодому, ретивому ординатору, жаловавшемуся на эти злоупотребленія, главный врачъ госпиталя на Сѣверной сторонѣ отвѣтилъ: «если вы желаете на ваше предписаніе получить хорошее лекарство, то потрудитесь на рецептѣ выставить крестикъ (X), и аптекарь тогда все какъ слѣдуетъ отпуститъ!»
Моя миссія скоро оканчивается. Я въ срединѣ или въ концѣ мая вернусь въ Петербургъ, исключая тѣхъ случаевъ, когда я не останусь въ живыхъ или когда новымъ десантомъ закроютъ путь въ Симферополь. Лѣтомъ и въ Петербургѣ можетъ разыграться война, и я уже для успокоенія моей семьи долженъ вернуться туда, тѣмъ болѣе, что я не въ силахъ сдѣлать больше того, что я до сихъ поръ сдѣлалъ. Съ другой стороны, если союзники до мая ничего рѣшительнаго не предпримутъ, то осада Севастополя, подобно Троянской, можетъ еще годъ и болѣе продлиться, и такъ какъ надо надѣяться* что между союзными не найдется Улисса, то я вовсе не любопытствую дождаться конца этой осады. Мнѣ жаль только, что съ моимъ отъѣздомъ армія наша лишится 7 или 8 дѣльныхъ и дѣятельныхъ врачей, которые безъ меня ни за что здѣсь не останутся. Другіе ко мнѣ прикомандированные врачи зависятъ отъ военно-медицинскаго департамента и nolentes-volentes должны здѣсь оставаться. Весьма сожалѣю также, что не буду болѣе руководить тогда столь благодѣтельною дѣятельностью сестеръ милосердія великой княгини Елены Павловны.
Скажу нѣсколько словъ объ этомъ новомъ у насъ учрежденіи. Великой княгинѣ принадлежитъ честь введенія этого учрежденія въ нашихъ военныхъ госпиталяхъ. Первымъ крестовоздвиженскимъ ея сестрамъ пришлось прямо итти въ огонь страшной крымской кампаніи. Это не нравилось людямъ стараго закала; они предвидѣли, что этимъ можетъ быть подорвано ненасытное хищничество госпитальной администраціи. «У насъ это ввести нельзя», — отвѣтило мнѣ высокопоставленное лицо по этой администраціи, когда я его спросилъ, какого онъ мнѣнія о проектѣ великой княгини. — Почему же такъ? — "Да потому, что одинъ генералъ, который не хотѣлъ ихъ у себя вводить, сказалъ по этому поводу Государю: «у насъ нельзя, ваше величество, какъ разъ у….тъ». Это былъ ихъ единственный и самый сильный доводъ. Старикъ Меньшиковъ мнѣ тоже сказалъ, когда я ему донесъ о прибытіи сестеръ въ Симферополь: «я опасаюсь, чтобы этотъ институтъ не умножилъ бы число нашихъ сифилитиковъ». Эти старые грѣшники изучили женщину только usque ad portionem vaginalem.
О самоотверженной дѣятельности сестеръ милосердія въ крымскихъ госпиталяхъ надо спрашивать не меня, потому что я при этомъ не безпристрастенъ, ибо горжусь тѣмъ, что руководилъ ихъ благословенною дѣятельностью, но самихъ больныхъ, которые пользовались ихъ уходомъ.
Если только дальновидный комиссаріатъ не произнесетъ своего «veto», то я надѣюсь, что это молодое учрежденіе введется и въ другихъ нашихъ военныхъ госпиталяхъ на вѣчныя времена. Всякій благомыслящій врачъ, желающій, чтобы его предписанія не исполнялись грубою рукою фельдшера, долженъ искренно желать процвѣтанія сердобольнаго ухода за больными. Если здѣшняя женщина, сомнительнаго поведенія, движимая мягкосердіемъ своей женской натуры, подобно Магдалинѣ, здѣсь на поляхъ битвы и въ госпиталѣ, съ такимъ самоотверженіемъ помогала раненымъ, что обратила на себя вниманіе высшаго начальства и удостоилась особой награды, то уже несомнѣнно самопожертвованіе и христіанская добродѣтель женщинъ высшихъ слоевъ общества заслуживаетъ полнаго удивленія.
При этомъ не могу не вспомнить наивнаго отвѣта одной прославленной Дарьи. Община сестеръ милосердія, по своей инструкціи, имѣетъ право выбирать и другихъ женщинъ изъ разныхъ слоевъ общества; но сестры эти, до вступленія своего въ Общину, должны принести присягу и обѣщать исполнить извѣстныя условія. Кто-то сказалъ Дарьѣ, что и она, если пожелаетъ, можетъ вступить въ число сестеръ милосердія.
Она явилась ко мнѣ узнать объ условіяхъ пріема: «надобно, — отвѣтилъ я, — по инструкціи, по крайней мѣрѣ цѣлый годъ оставаться цѣломудренною». — «Отчего же, можно и это», — отвѣтила она, но затѣмъ исчезла и больше не являлась.
Наконецъ, скажу еще нѣсколько словъ о нашемъ стратегическомъ и политическомъ положеніи въ Севастополѣ. Я здѣсь не читаю газетъ, поэтому не знаю, какъ отдалены еще переговоры о мирѣ. Насколько, съ одной стороны, атомистика, а съ другой — лордъ Джонъ Россель этому способствуютъ — намъ тоже неизвѣстно. Даже живя здѣсь, мы ничего опредѣленнаго не знаемъ о судьбѣ Севастополя.
Въ военныхъ сферахъ котеріи и интриги играютъ почти такую же роль, какъ и въ нашемъ врачебномъ сословіи. Военное искусство еще болѣе основано на предположеніяхъ и случайныхъ совпаденіяхъ, нежели наше врачебное искусство; поэтому, разговаривая съ военными личностями, вы услышите 20 различныхъ взглядовъ, смотря по тому, исходятъ ли они отъ приверженцевъ Меньшикова, Сакена, Горчакова и т. д. При нѣкоторомъ навыкѣ къ такимъ разговорамъ можно уже напередъ знать, какое мнѣніе выскажетъ собесѣдникъ, если только знать, къ какой школѣ онъ принадлежитъ. Если, напримѣръ, слышится дурное предсказаніе о судьбѣ Севастополя, то вы можете быть увѣрены, что оно высказывается или полякомъ, или, что довольно странно, морякомъ. Поляки пророчествуютъ, натурально, дурной исходъ, потому что они поляки; но что заставляетъ собственно моряковъ опасаться дурного исхода — неудобопонятно; мнѣ кажется, что этому способствуетъ то обстоятельство, что многіе изъ нихъ, какъ собственники и домовладѣльцы въ Севастополѣ, боятся за свое имущество и желаютъ быть утѣшенными. Это утѣшеніе имъ вдоволь доставляется тѣми, которые имъ съ жаромъ противорѣчатъ, и такъ какъ они сами, вѣроятно, раздѣляютъ эти надежды, то они скоро соглашаются и вполнѣ утѣшенные возвращаются на свои батареи и пароходы.
Все это относится только до офицеровъ; матросы твердо убѣждены, что Севастополь неприступенъ. «Возьмутъ ли Севастополь?» — спросилъ я однажды одного матроса. «Прежде онъ (непріятель) его могъ бы взять, теперь не возьметъ», — возразилъ онъ. Vox populi, vox Dei. Высказать ли и мнѣ свое мнѣніе? Какъ же мнѣ не высказать. его, такъ какъ и моя шкура при этомъ въ опасности. Если ночью видишь полетъ безчисленныхъ свѣтящихся бомбъ, если знаешь, что отъ почтовой дороги насъ отдѣляетъ бухта, то невольно придетъ на умъ этотъ критическій вопросъ; особенно, если вы не герой, а простой врачъ. По моему мнѣнію, дѣйствія союзниковъ теперь не логичны и даже дѣтскія. Чего они домогаются упорною осадою Севастополя? Есть только три способа взять Севастополь: повтореніе бомбардировки, соединенное съ штурмомъ; во вторыхъ, пресѣченіе сообщенія города съ материкомъ, черезъ продолжительное обстрѣливаніе сѣверной бухты, которая есть продолженіе севастопольскаго рейда, и 3) обложеніе города и почтовой дороги сухимъ путемъ и осада сѣверныхъ его укрѣпленій. Кто знаетъ наши во время осады воздвигнутые батареи и редуты, число нашихъ пушекъ, храбрость и стойкость нашего могучаго гарнизона, состоящаго почти изъ 50.000 человѣкъ, которые большею частью подъ блиндажами охранены отъ дѣйствія непріятельскихъ бомбъ, кто сообразитъ, что союзники въ послѣдніе два мѣсяца почти никакихъ успѣховъ не сдѣлали и какъ мало вреда они до сихъ поръ нанесли нашимъ батареямъ, — тотъ легко присоединится къ господствующему мнѣнію, что непріятель теперь едва ли рѣшится на штурмъ, къ которому могли бы его подвинуть только отчаяніе или легкомысліе.
Отъ одного бомбардированія союзники менѣе могутъ ожидать пользы, потому что и намъ и имъ хорошо извѣстно, какъ мало вреда до сихъ поръ намъ причинили ихъ бомбы. Чтобы прервать сообщеніе съ Севастополемъ посредствомъ обстрѣливанья бухты, непріятель долженъ соорудить могучую батарею на такомъ пунктѣ, которымъ до сихъ поръ не удалось ему завладѣть, несмотря на всѣ усилія, потому что пунктъ этотъ защищается многими нашими батареями: № 1, Малаховымъ и новымъ, Камчатскимъ, редутами. Наконецъ, для обложенія Севастополя сухимъ путемъ имъ понадобится еще армія въ 80 или 100.000, и ужъ никакъ не турецко-сардинская или неаполитанская, а, по мнѣнію Жирардена, даже армія въ 300.000 человѣкъ; намъ же тогда слѣдовало бы остаться безъ подкрѣпленій и безъ резервовъ, между тѣмъ какъ они изъ дунайской арміи съ каждымъ днемъ къ намъ приближаются. На два мѣсяца нашъ гарнизонъ имѣетъ вполнѣ достаточный провіантъ. Я и самъ на 2 мѣсяца закупилъ сухарей, такъ что въ случаѣ нужды не умру съ голода. Этотъ послѣдній способъ принудить Севастополь сдаться кажется мнѣ самымъ вѣроятнымъ, и непріятель, очевидно, имѣетъ его въ виду; только одного я не понимаю, зачѣмъ они тогда такъ неустанно работаютъ и стрѣляютъ, какъ будто готовятся къ скорому штурму; это имъ стоитъ много людей. Англичане столько потеряли людей, что уже оставили свои редуты и образуютъ теперь родъ резерва, между Севастополемъ и Балаклавой. Французы — веселый народъ, работаютъ одни. Жизнь въ сырыхъ траншеяхъ не понравилась любящимъ комфортъ англичанамъ. Если союзники дѣйствительно въ состояніи создать значительную армію, которая насъ на той сторонѣ побѣдитъ или запретъ, то имъ не нужны громадныя усилія и приготовленія къ штурму, ибо тогда Севастополемъ легко будетъ завладѣть. Но съ маленькою арміею они ничего не подѣлаютъ, хотя бы она и не состояла изъ однихъ сардинцевъ и неаполитанцевъ, хотя бы его святѣйшество самъ папа выслалъ бы ее изъ Рима; одною бомбардировкою безъ штурма, хотя бы она продолжалась 7 дней и 7 ночей, они не овладѣютъ Севастополемъ; они этимъ могутъ разрушить городъ и нашъ флотъ, но не повредятъ ни нашимъ укрѣпленіямъ, ни нашему гарнизону. О самомъ городѣ и толковать не стоитъ: эти каменныя груды въ два года и скорѣе могутъ быть вновь выстроены. Что же касается до нашего флота, то онъ состоитъ изъ 6 линейныхъ кораблей и нѣсколькихъ пароходовъ, которые всѣ послѣ кампаніи или передѣлаются въ винтовыя суда или, по негодности, выключатся изъ списковъ. 12 кораблей уже погружены въ воду. Между тѣмъ французы, ибо красные колеты со стыдомъ провалились, чуть что не каждую ночь атакуютъ наши Малаховъ и новый Камчатскій редуты, что даетъ много занятій нашему 3-му перевязочному пункту въ Александровскихъ казармахъ. Они сосредоточились на этихъ редутахъ, какъ на главнѣйшихъ препятствіяхъ ихъ плановъ, и оставили прочія батареи, даже знаменитую 4-ю, въ покоѣ. Тутъ они подводили мины, но такъ неискусно, что мы, ученики ихъ въ этомъ дѣлѣ, постоянно взрывали ихъ контрминами. Теперь туда не направляется ни одинъ выстрѣлъ. Сегодня, когда я писалъ эти строки, Сакенъ прислалъ ко мнѣ адъютанта предупредить меня, что у Камчатскаго редута, ночью, будетъ дѣло. Надо готовиться и ординаторамъ, какъ адмиралъ Непиръ своимъ матросамъ приказывалъ: «ребята, точите свои ножи». Прощайте, иду спать. Вашъ искренній другъ
1855 года
18 марта, 11 ч. вечера.
ПРИМѢЧАНІЯ.
править55) Объ этомъ письмѣ къ K. К. Зейдлицу Н. И. неоднократно упоминаетъ въ своихъ письмахъ къ Алекс. Ант. Оно было, согласно желанію Пирогова, прочтено въ Пироговскомъ кружкѣ. Въ 1885 г Н. Ф. Здекауеръ сообщилъ это письмо въ русскомъ переводѣ въ «Русской Старинѣ», откуда мы его и заимствовали. Намъ неизвѣстно, существуетъ ли нѣмецкій оригиналъ этого письма и гдѣ. Обширное это письмо служитъ отвѣтомъ на два письма, посланныя Зейдлицемъ Пирогову въ Севастополь и полученныя послѣднимъ во время его болѣзни. Какъ мы узнаемъ изъ письма Н. И. къ женѣ, Пироговъ вмѣстѣ со своимъ отвѣтомъ Зейдлицу послалъ обратно и оба письма Зейдлица къ нему. Изъ этихъ двухъ писемъ Зейдлица Н. Ф. Здекауеръ сообщилъ одно также въ «Русской Старинѣ» въ томъ же 1885 году.
Вотъ это письмо Зейдлица къ Пирогову:
"Дерптъ, 19 октября 1854 г.
Моему дорогому другу и соратнику на зеленомъ полѣ, Конференціи Спб. Медико-Хирургической Академіи профессору Пирогову.
Васъ менѣе удивитъ, что я при настоящихъ своихъ занятіяхъ сельскимъ хозяйствомъ прочиталъ вашу хирургію, нежели то, что берусь за перо, чтобы съ вами кое о чемъ поспорить. Само собою разумѣется, что мнѣ и въ голову не могла прійти мысль осуждать или критиковать вашу хирургическую богатую опытность и сдѣланные изъ нея выводы.
Я желаю съ вами обсудить только нѣкоторыя общенаучныя положенія, которыя вы, какъ мнѣ кажется, въ ущербъ себѣ самому и нашей благородной наукѣ и особенно практической медицинѣ, съ какою-то математическою увѣренностью отстаиваете.
Вы сами сознавались, что и теперь способны колебаться въ своихъ убѣжденіяхъ — и не перестанете ихъ подвергать строгой повѣркѣ, дабы тамъ, гдѣ это окажется необходимымъ, замѣнить ихъ болѣе вѣрными данными; позвольте мнѣ, поэтому, попытаться предложить вамъ такого рода обмѣнъ или перемѣну въ вашихъ теперешнихъ убѣжденіяхъ.
Въ 3-мъ выпускѣ вашей хирургической клиники, на 2-й страницѣ, вы высказываете убѣжденіе, «что во всякой болѣзни, и во всякой операціи существуютъ постоянныя незыблемыя отношенія въ неудачѣ и смертельномъ исходѣ ихъ». Это справедливо, если при этомъ имѣется въ виду извѣстная отдѣльная болѣзнь или операція — но двѣ различныя между собой болѣзни или хирургическія операціи, при одинаковой внѣшней обстановкѣ, непремѣнно покажутъ, что онѣ, именно потому, что онѣ не однѣ и тѣ же, могутъ имѣть неодинаковые исходъ и окончаніе. Наблюдая цѣлый рядъ болѣзней и хирургическихъ операцій, мы усмотримъ извѣстный процентъ неудачъ и смертельныхъ исходовъ, " который выразится ариѳметическимъ числомъ, по вашему мнѣнію, см. стр. 6 вашего сочиненія, и этимъ выразится ихъ особенность, такъ сказать — ихъ натура. Но вы сами опровергаете это положеніе слѣдующими затѣмъ словами: «эти отношенія находятся въ зависимости отъ постоянныхъ вліяній внѣшнихъ условій на различные болѣзненные процессы, отъ индивидуальности больного и отъ вида травматическаго пораненія, неизбѣжнаго при каждой операціи». Эти три внѣшніе фактора (въ патологіи приводится ихъ болѣе) между собой различны во времени и пространствѣ и поэтому являются главными причинами того, что извѣстныя болѣзни и хирургическія операціи въ разное время и въ разныхъ мѣстностяхъ, относительно неудачи или смертельнаго исхода не одинаково протекаютъ, а. слѣдовательно, и не даютъ постоянныхъ статистическихъ результатовъ. Я съ намѣреніемъ употребилъ выраженіе «статистическихъ», потому что введеніе ваше, очевидно, стремится къ тому, чтобы доказать. что полученные въ массѣ статистическіе результаты даютъ самое вѣрное понятіе о натурѣ болѣзни и объ оцѣнкѣ способа леченія, на что именно я намѣренъ вамъ возражать. Вы сами приводите, что Serres въ Montpellier находится въ завидномъ положеніи видѣть почти всѣхъ своихъ ампутированныхъ выздоравливающими при первомъ натяженіи (per primam intentionem), что у насъ въ Петербургѣ только изрѣдка удается, что въ томъ счастливомъ краѣ нѣтъ ни скорбута, ни алкоголизма, которые могли бы воспрепятствовать успѣху правильно сдѣланной операціи, наконецъ, что даже въ одномъ и томъ же городѣ, напр., въ С.-Петербургѣ, каждая больница обладаетъ особенной степенью злокачественности — вотъ, по моему мнѣнію, достаточно примѣровъ, доказывающихъ, что болѣзни и хирургическія операціи одинаковой натуры могутъ имѣть весьма различные исходы. На страницахъ 6, 7 и 8-й вы еще подробнѣе разбираете вышеупомянутыя внѣшнія вліянія и все таки на стр. 10 приходите къ заключенію, что всякая болѣзнь и всякій хир. оперативный методъ имѣютъ опредѣленный процентъ смертности, только нѣсколько видоизмѣняемый страною, особенностями класса народа и внѣшними вліяніями. На это изреченіе, противорѣчащее вашей собственной, столь цѣнной опытности, вѣроятно, повліялъ недавно введенный, безъ всякой критики, въ разнообразнѣйшія отрасли медицины статистическій методъ — и вы увлеклись случайнымъ совпаденіемъ вашёй статистики при ампутаціяхъ съ Мальгеньевскою.
Статистика еn masse умѣстна только тогда, когда можно сопоставить массу однородныхъ случаевъ и гдѣ сумма одинаковыхъ внѣшнихъ вліяній значительно превышаетъ случайно могущихъ воздѣйствовать на больныхъ факторовъ, такъ что вліяніе послѣднихъ можно себѣ представить настолько ничтожнымъ, что оно и не входитъ въ разсчетъ при взвѣшиваніи внѣшнихъ вліяній, потворствующихъ тому или другому исходу болѣзней или хирургическихъ операцій.
При опредѣленіи средней продолжительности жизни въ извѣстной странѣ можно считать и случайно смертельные случаи отъ механическихъ причинъ или самоубійства, но эти цифры ничтожны въ сравненіи съ % общей смертности.
Статистика en masse должна обнимать только короткіе періоды, если допустить, что вліяющіе на нее факторы представляютъ собою измѣнчивыя со временемъ величины. Она должна также ограничиваться извѣстнымъ пространствомъ, потому что характеристическое вліяніе извѣстныхъ факторовъ на одну группу можетъ быть изглажено противоположными вліяніями въ другой группѣ; такъ, что если мы желаемъ посредствомъ статистики установить естественный или природный законъ, то мы должны разсматривать объектъ нашего изслѣдованія при возможно одинаковыхъ и несложныхъ извнѣ вліяющихъ факторахъ. Между ними тѣ, которые обусловливаютъ неудачу или смертельный исходъ въ болѣзняхъ и хирургическихъ операціяхъ, по времени и пространству, оказываютъ разнообразнѣйшее вліяніе.
Если статистическія цифры взяты изъ продолжительной эпохи, обнимающей нѣсколько десятковъ лѣтъ и при томъ изъ разныхъ странъ свѣта и отъ различныхъ научныхъ школъ, то мы, конечно, можемъ въ результатѣ получить статистическій cnriosum, но никогда не раскроемъ естественно историческаго закона. Такимъ образомъ послѣдствіе дурного леченія изглаживается вліяніемъ хорошаго климата и, напротивъ, успѣхъ наилучшаго леченія можетъ быть парализированъ вліяніемъ дурного климата. Средняя статистическая цифра, выведенная изъ этихъ двухъ рядовъ наблюденій, дастъ математическій средній выводъ, но нисколько не укажетъ на абсолютное достоинство самихъ способовъ леченія. Предположимъ, напримѣръ, что кромѣ натуры или сущности болѣзни, или хирургической операціи, существуетъ для обѣихъ еще постоянно вліяющій факторъ и что вы сами, напримѣръ, съ одинаковымъ стараніемъ и искусствомъ предприняли бы: леченіе ста первичныхъ сифилитическихъ язвъ или сто ампутацій бедра, или сто камнесѣченій; но изъ нихъ нѣкоторыхъ на теперешнемъ театрѣ военныхъ дѣйствій, другихъ въ Montpellier, а послѣднихъ въ Петербургѣ въ Обуховской больницѣ, то неужели вы думаете, что результаты вашихъ успѣховъ и процентъ смертности только незначительно будутъ между собою разниться? Я думаю, что между вашими успѣхами будетъ огромная разница Они были бы блистательными въ Монпелье, весьма неудачны на театрѣ военныхъ дѣйствій на Дунаѣ. Сопоставивъ эти два ряда наблюденій, выведенныя изъ нихъ среднія статистическія цифры отнюдь не дадутъ вѣрнаго понятія ни о натурѣ лечимыхъ вами болѣзней или предпринятыхъ вами операцій, ни о степени вашего искусства и тщанія, онѣ, быть можетъ, привели бы насъ къ страшному заключенію, что Обуховская больница, давая приблизительно тождественныя съ вышеупомянутыми статистическими выводами цифры, выражаетъ собою точную оцѣнку хирургическихъ болѣзненныхъ процессовъ и хирургіи вообще.
Вліяніе такихъ невѣрныхъ выводовъ, вѣроятно, породило нѣсколько грустное настроеніе, проглядывающее въ 3-мъ выпускѣ вашей клиники.
Подъ вліяніемъ этого безотраднаго настроенія духа, вы выразили -научную ересь, «что процентъ смертности независимъ отъ врачебнаго вліянія». Это мнѣніе высказывалъ Гуфеландъ, и оно проникло въ публику и съ тѣхъ поръ до пресыщенія повторялось врачами.
Пусть только врачебное вліяніе будетъ надлежащее и вы увидите, что не только въ отдѣльныхъ случаяхъ, но и въ массѣ % смертности совершенно измѣнится. Non est crimen artis. quod est crimen professoris. Тайна надлежащаго врачебнаго вліянія кроется не въ извѣстныхъ школахъ, ни во врачахъ извѣстной эпохи en masse, но только въ отдѣльныхъ врачахъ всѣхъ школъ и всѣхъ временъ. Если крестьянинъ, съ своей заржавленной иглою, лучше снималъ бѣльмо, чѣмъ Рустъ, то онъ счастливымъ пріемомъ усвоилъ себѣ настоящее искусство этой операціи, которымъ не вполнѣ владѣлъ Рустъ. Когда Рустъ своими наставленіями нарушилъ успѣхи доморощеннаго оператора, онъ совершилъ crimen professoris относительно операціи катаракты. Ему бы слѣдовало усвоить себѣ пріемы, очевидно, счастливо оперирующаго крестьянина и потомъ ввести ихъ въ хирургію, при ученіи объ операціи катаракты. Если старая баба при уходѣ за роженицами имѣетъ менѣе неудачъ, чѣмъ указываетъ статистика родовспомогательныхъ заведеній, то она лучше дѣйствуетъ, нежели работающія въ этихъ заведеніяхъ лица. Я желалъ бы, чтобы вы хоть разъ увидѣли, какъ эстляндскій мужикъ въ моемъ имѣніи скоро и ловко выхолащиваетъ моихъ козловъ и бычковъ своимъ хлѣбнымъ ножемъ, который онъ оттачиваетъ на подошвѣ своего сапога, и при этомъ изъ цѣлой сотни не терялъ ни одного оперированнаго, между тѣмъ какъ ветеринары далеко не такъ счастливы. Еслибы всѣ хирурги такъ ловко оперировали катаракты, какъ рустовскій крестьянинъ, или дѣлали кастраціи, какъ мой эстонецъ, или камнесѣченіе, какъ frère Côme, то статистика успѣховъ была бы выгоднѣе нынѣшней относительно неудачъ, и смертности, на которую теперь вліяетъ то, что болѣе дурныхъ, чѣмъ хорошихъ врачей. Извѣстно, что во всѣхъ отрасляхъ знанія и искусства хорошіе адепты несравненно рѣже плохихъ; такъ какъ одна ласточка еще не указываетъ на лѣто, такъ и одинъ Пироговъ еще не составляетъ золотой вѣкъ хирургіи. Хорошая десятина моей пахатной земли можетъ дать до 30-го зерна, но изъ этого не слѣдуетъ, что прочія 999 десятинъ даютъ больше средняго дохода, получаемаго вообще въ остзейскихъ губерніяхъ. Только въ этомъ смыслѣ вы правы, что врачебное вліяніе, по разницѣ школы и метода, имѣетъ только второстепенное вліяніе на успѣхъ. Очень жаль, что мы не всѣ доктора Мандты, относительно его чудесныхъ излеченій, и что не всѣ мои десятины даютъ такой урожай, какъ та особенно плодородная — будь это такъ, то акціи общества страхованія жизни и моей сумы стояли бы очень высоко. И такъ, дорогой другъ мой, стремитесь неустанно къ постоянному улучшенію хирургіи, такъ какъ и я посильно постараюсь удобрить и оплодотворить мою землю, и постепенно улучшатся проценты смертности и урожая. Несомнѣнно, что продолжительность жизни народовъ съ вѣками увеличилась, а на поляхъ, по здравому ученію доктора Тера, увеличились урожаи. Измѣните же и вы, достойнѣйшій другъ мой, въ новомъ изданіи вашей хирургіи вашъ неутѣшительный взглядъ на вліяніе хирургіи на % смертности на болѣе отрадный.
56) Буяльскій, Илья Васильевичъ, родился 26 іюля 1789 г., среднее образованіе получилъ въ уѣздномъ училищѣ и въ семинаріи, оттуда былъ принятъ въ Московскую Медико-Хирургическую Академію, въ 1809 г., а въ слѣдующемъ году переведенъ въ Петербургскую Медико-Хирургическую Академію, гдѣ и окончилъ курсъ въ 1814 г. Еще будучи студентомъ, исполнялъ обязанности прозектора у проф. Загорскаго. Въ 1823 г. получилъ степень доктора медицины. Буяльскій былъ любимымъ ученикомъ проф. хирургіи Буша, клиническимъ помощникомъ котораго Буяльскій былъ въ теченіи цѣлаго ряда лѣтъ (съ 1837 по 1823 г.). Въ дальнѣйшемъ, однако, вмѣсто каѳедры хирургіи Буяльскій попалъ на каѳедру анатоміи, которую и занималъ до ухода своего изъ Медико-Хирургической Академіи, въ 1844 г.
Буяльскій въ свое время пользовался широкою извѣстностью, какъ хирургъ. Онъ былъ болѣе 30-ти лѣтъ (1831—1864) консультантомъ по хирургіи въ Маріинской больницѣ для бѣдныхъ и на богатомъ и разнообразномъ матеріалѣ этой больницы Буяльскій развилъ очень обширную хирургическую дѣятельность. Умеръ 6-го декабря 1864 г.