Надѣюсь, что вы, милостивый Государь, не назовете меня дерзкимъ, естьли позволю себѣ обезпокоить васъ письмомъ, которое заставила написать меня любовь къ Философіи.
Мнѣ теперь шестьдесятъ лѣтъ; съ молодости занимаюсь исканіемъ истинны, которая прельщаетъ меня вездѣ, гдѣ только представляется моему разсудку, но нигдѣ не представлялась она мнѣ столь разительною, какъ въ вашихъ сочиненіяхъ. Я читалъ ихъ съ великимъ вниманіемъ, будучи уже свободенъ отъ многихъ предразсудковъ; перечитывалъ ихъ до тѣхъ поръ, какъ наконецъ хаосъ собственныхъ моихъ мыслей разсѣялся, и мнѣнія мой пришли въ нѣкоторый порядокъ. Вообще, вы не сказали мнѣ ничего совершенно для меня новаго; но вы образовали и объяснили для меня то, что было для меня еще темно, что, можно сказать, таилось въ моемъ разсудкѣ, безъ всякой связи, безъ всякаго порядка. Вы дали мнѣ ключь къ тѣмъ великимъ и таинственнымъ понятіямъ, которыя заключены для насъ въ священномъ ученіи Христовомъ. Благодарю моего Творца, допустившаго меня дожить до того времени, въ которое вы, благородный человѣкъ, явились на театръ міра и озарили его свѣтильникомъ своего Генія!
Предлагаю на ваше разсмотрѣніе отрывокъ изъ письма моего, писаннаго за нѣсколько лѣтъ къ другу, которому хотѣлъ я сообщишь нѣкоторыя мысли, возбужденныя во мнѣ однимъ микроскопическимъ наблюденіемъ. «Ни одно доброе дѣло, ни одно доброе слово не могутъ погибнуть втуне — такъ писалъ я — награда несомнѣнна и неотъемлема, и мысль сія должна быть для насъ ободреніемъ. Мудрый дѣйствуетъ по должности, мудрѣйшій по уваженію къ должности. Онъ преклоняется передъ закономъ святости, вѣритъ въ Бога, и глубоко чувствуетъ Его величіе».
,,Одинъ изъ моихъ друзей показалъ мнѣ въ микроскопъ, имъ самимъ сдѣланный, маленькаго Вестъ-Индскаго червячка: сколь удивился я, увидя, что это мѣлкое, почти непримѣтное созданіе украшено превосходными перлами! Потомъ приложилъ я къ стеклу миньятюрное изображеніе того же червячка, удивительно сходное и искусно сдѣланное — и какъ же удивился опять! Картинка сія, столь прекрасная для простаго глаза, представлялась мнѣ въ микроскопъ не инымъ чемъ, какъ безобразною смѣсью красокъ, смѣшною каррикатурою превосходнаго оригинала. Вотъ заключеніе, которое вывожу изъ мыслей, возбужденныхъ во мнѣ сими предметами: идеалъ человѣка совершеннаго есть то же въ отношеніи къ нашимъ поступкамъ и дѣйствіямъ, что Натура въ отношеніи къ Искусству. Стремленіе къ сему идеалу возвеличиваетъ душу, и непремѣнно должно возвысить достоинство человѣческое. Царство Божіе заключено въ насъ самихъ, говоритъ намъ великій Учитель Евангелія".
Почтенный Мужъ! удостойте меня отвѣтомъ — желаю знать, будете ли вы согласны съ моимъ мнѣніемъ; желаю, что бы вы исправили и дополнили его собственными своими мыслями: наставленія ваши приму съ благодарностію, ибо съ самыхъ молодыхъ лѣтъ привыкъ почитать своими благодѣтелями тѣхъ, которыхъ разсудокъ озарялъ для меня темные пути истины.
Продолжайте стремиться къ истинѣ, продолжайте укоренять въ разсудкѣ своемъ тѣ понятія, которыя не только успокоиваютъ душу здѣсь, но даже и всѣ мучительныя сомнѣнія на счетъ будущаго въ ней изтребляютъ.
Я почитаю себя весьма щастливымъ, что мысли мои были возбудителями вашихъ, таившихся прежде безъ порядка и связи у васъ въ головъ: это единственный способъ пріобрѣтать ясное и основательное о вещахъ познаніе; мы понимаемъ только то, что можемъ производишь сами; напротивъ, не всегда бываемъ увѣрены въ томъ, чему научаемся единственно отъ другихъ, особливо естьли дѣло идетъ о вещахъ отвлеченныхъ, хотя бы онѣ были, впрочемъ для насъ и понятны.
Отрывокъ вашего письма къ другу доставилъ мнѣ величайшее удовольствіе. Ваше сравненіе червяка и рисунка, съ нею снятаго, съ человѣкомъ (такимъ, каковъ онъ есть теперь) въ разстояніи отъ идеала человѣчества (т. е. отъ того, что онъ можетъ и долженъ быть) и отъ цѣли, предположенной ему Провидѣніемъ, показалось мнѣ разительнымъ и новымъ.
Однимъ словомъ, благодарю васъ, любезный другъ, за ваше письмо, которому я обязанъ нѣсколькими пріятными минутами: что можетъ быть усладительнѣе, какъ замѣчать иногда, что дѣятельностію своею производить пользу! Скажу однако, что это сладостное чувство не рѣдко возмущается безразсудностью тѣхъ людей, которые нашли способъ сдѣлать и самыя простыя вещи трудными, воображая — подобно Докторамъ чрезмѣрно щедрымъ на лѣкарства — что сдѣланнаго ими добра слишкомъ мало, и обременяя моралью больныхъ предписаніями вѣры которыя уничтожаютъ въ нихъ и самый разсудокъ — единственный источникъ мысли.
Будьте щастливы, любезный другъ, въ стремленіи къ истинѣ! Сего желаетъ вамъ тотъ, который посвятилъ ей всю свою жизнь, который искалъ ея для пользы и щастія человѣка.
Письмо к Канту от неизвестнаго: [С рассуждением об идеале и реальных поступках человека, природе и искусстве] // Вестн. Европы. — 1808. — Ч. 42, N 24. — С. 247-251.