ПИСЬМО ИЗЪ ИТАЛІИ.
Художественная выставка въ Венеціи.
править
Основная черта современной живописи — необычайное разнообразіе существующихъ въ ней школъ и направленій. Нѣтъ господствующаго теченія, но каждая новая выставка открываетъ художниковъ съ новой манерой, съ новымъ взглядомъ на искусство. Натурализмъ, импрессіонизмъ, plein-air, символизмъ имѣютъ представителей на каждой выставкѣ, не говоря уже объ иныхъ, болѣе мелкихъ подраздѣленіяхъ по техникѣ письма. Рядомъ съ ними замѣчаются совершенно новыя стремленія, и въ области живописи стремленія эти составляютъ главный интересъ дня.
Въ нынѣшнемъ году въ началѣ апрѣля открылась въ Венеціи международная выставка, представляющая много интереснаго для ознакомленія съ общимъ характеромъ современной живописи. На выставкѣ собрано около 400 картинъ. Какъ по сюжетамъ, такъ и по внутреннему настроенію и манерѣ письма онѣ даютъ матеріалъ для характеристики новыхъ теченій въ искусствѣ.
На ней представлены всѣ европейскія страны — за исключеніемъ Россіи, (если не считать бюстовъ Ренана и Гревена работы Бериштамма — единственнаго русскаго художника на всей выставкѣ), представлены всѣ разнообразныя направленія въ живописи за послѣдніе годы, такъ что въ общей массѣ выставка производитъ впечатлѣніе крайней пестроты. Вотъ, напримѣръ, однообразно-сѣрые рыбаки и рыбачки бельгійца Израельса; онъ такъ просто и вмѣстѣ съ тѣмъ патетично рисуетъ горе и нищету въ своихъ вдумчивыхъ, понурыхъ фигурахъ, и отъ его мрачныхъ, однотонныхъ картинъ вѣетъ какими-то безнадежными, трагическими буднями. Немного дальше — фіолетово-желтыя симфоніи Бенара, смѣлаго до парадоксальности искателя новыхъ свѣтовыхъ эффектовъ; онъ влюбленъ въ самыя неестественныя сочетанія цвѣтовъ, отражающихъ утонченныя настроенія живописца. Выписанныя до мельчайшихъ подробностей испанскія картинки, добросовѣстно и такъ ненужно воспроизводятъ свѣтскую жизнь или оперныхъ пейзанъ. На ряду съ ними полотна Либермана, отъ которыхъ нужно прежде всего отойти [шаговъ на десять, чтобы вмѣсто сплошныхъ пятенъ видѣть фигуры и предметы. Академическіе портреты англичанина Геркомера имѣютъ достойные pendant въ мастерскихъ портретахъ Ленбаха, Каролюсъ-Дюрана, прослывшаго французскимъ Веласкезомъ. Наряду съ этими представителями испытанныхъ старыхъ манеръ бросаются въ глаза странные портреты американскаго художника Александра, которому люди кажутся однотонными, смутными силуэтами, и который умѣетъ придать едва намѣченному профилю особое выраженіе современности и сложности настроенія. А затѣмъ цѣлый рядъ новаторовъ въ чисто-технической области: писаніе штрихами, пунктиками, такъ называемая призматическая манера писать пейзажъ, въ особенности-же траву, разнбцвѣтными, положенными вплотную штрихами, такъ что для зрителя, отошедшаго на нѣсколько шаговъ отъ картины, получается впечатлѣніе смутнаго колорита и крайне рельефно выступающихъ подробностей. Присматриваясь къ этимъ разнороднымъ проявленіямъ современнаго творчества, трудно рѣшить сразу, гдѣ въ этихъ картинахъ отживающее старое, гдѣ нарождающееся новое. Принадлежитъ-ли будущее реализму, изъ котораго вышли импрессіонизмъ и plein-air, или идеализму? И то и другое изъ этихъ настроеній представлены на выставкѣ въ значительномъ количествѣ картинъ, но изучая выставку со стороны общихъ чертъ, характезирующихъ ее, мы видимъ, что есть нѣчто объединяющее всѣ направленія и намѣчающее существованіе какого-то новаго настроенія, которое легло въ основаніе современнаго искусства.
Обратите вниманіе на общій характеръ избираемыхъ художниками сюжетовъ. Менѣе всего здѣсь приходится видѣть обстановочно-жанровыхъ картинъ, подавляющихъ обыкновенно зрителя на художественныхъ выставкахъ. Періодъ реализма въ живописи былъ особенно благопріятенъ для развитія жанра. До сихъ поръ наши русскія передвижныя и академическія выставки кишатъ сценами "у чайнаго стола, «въ трактирѣ», «передъ праздникомъ», «послѣ бала» и т. п. сюжетами, ничего не говорящими уму и сердцу. Постепенное исчезновеніе подобныхъ картинъ, представляющихъ жизнь съ внѣшней стороны, составляетъ одну изъ заслугъ новаго искусства въ Европѣ. Въ Венеціи эта черта современной живописи выразилась очень ясно, исключенія попадаются почти только въ испанскомъ отдѣлѣ; таковы, напримѣръ, «Продавщицы апельсинъ» Бильбао, «Выздоравливающая» Санхесъ Барбуда или сцена изъ «Отелло» нѣмецкаго художника Бекера. Картины эти отличаются выписанностью и богатствомъ деталей такъ-же, какъ и яркостью колорита; но пустота и условность ихъ содержанія, поверхностность наблюденія производятъ впечатлѣніе рѣзкаго контраста по сравненію съ серьезнымъ отношеніемъ къ изображаемой жизни у художниковъ новѣйшихъ направленій. Тѣ изъ нихъ, которые ищутъ вдохновенія не въ утонченныхъ артистическихъ настроеніяхъ, а въ дѣйствительности, замѣняютъ изображеніе бытовыхъ сценъ психологическими сюжетами, дающими возможность художнику отразить, освѣтить идейно взятый ими уголокъ жизни. Характерное для обстановочнаго жанра накопленіе дѣйствующихъ лицъ на картинахъ смѣнилось стремленіемъ къ индивидуализаціи, къ тому, чтобы воплотить цѣльное пониманіе жизни въ одномъ лицѣ. Чтобы понять разницу между прежнимъ жанромъ и новымъ, достаточно сравнить двѣ картины, написанныя на одну тему «Выздоровленіе»: одну — испанской школы, пеструю и сложную, изображающую предметы и лица, а другую — нѣмецкаго художника Фирле, крайне несложную, передающую только настроеніе, то, что таится за предметами, и потому неотразимо дѣйствующую на душу.
Одна, двѣ фигуры, сосредоточенныя на какомъ-нибудь чувствѣ, выражающія характеръ времени или настроеніе минуты — таково большинство сюжетовъ. Вотъ картина датскаго художника Анкера «Дѣвушка съ подсолнечниками», представляющая свободную, смѣлую душу скандинавскихъ женщинъ въ простомъ, но глубоко задуманномъ образѣ спокойной дѣвушки съ открытымъ скромнымъ лицомъ — нѣчто среднее между итальянской мадонной и валькиріей сѣвернаго эпоса. Итальянскій художникъ Ferrari рисуетъ въ своей «Одинокой» очень современный образъ дѣвушки, томимой жаждой вѣры и жизни, неисцѣлимо скорбной въ своей разновидности. Такой-же характеръ психологическаго углубленія носитъ картина испанца Бенлюра «Молящійся старикъ», картина Каприле «Избіеніе неповинныхъ», гдѣ собрано много лицъ, но интересъ сосредоточенъ на фигурѣ аббата, глядящаго на только что вынесенную изъ бойни партію скота, и мн. др. То-же серьезное отношеніе къ идейному содержанію творчества замѣчается въ картинахъ изъ жизни рабочихъ и народной массы. Цѣли, которыми задается Израельсъ, Роля, Удэ и другіе художники того-же направленія, не носятъ публицистическаго характера, какъ у представителей прежняго реализма. Но, проникнутые любовью къ изображаемымъ ими людямъ, они дѣлаютъ нѣчто гораздо большее: они отражаютъ внутреннюю жизнь рабочаго и соединяютъ такимъ образомъ жалкое въ матеріальномъ отношеніи существованіе голодныхъ и полуголодныхъ людей съ тѣми идеями, которыми живетъ человѣчество и которыя обнимаютъ всѣ ступени общественной лѣстницы. Нищія рыбачки Израельса проникнуты благородной скорбью, въ ихъ измученныхъ глазахъ свѣтится не мысль о хлѣбѣ, а страданія души. Тотъ-же характеръ носитъ картина Роля «Землепашцы», рисующая тихія радости бѣдняка.
Кромѣ исчезновенія жанровыхъ картинъ, въ новомъ искусствѣ, представленномъ на венеціанской выставкѣ, бросается въ глаза еще одна характерная черта: исканіе сюжетовъ символическаго характера, и тяготѣніе къ сюжетамъ религіознымъ. Въ области символизма первое мѣсто принадлежитъ англійскимъ прерафаелитамъ, создавшимъ живопись чистыхъ настроеній и чистой, духовной красоты. Къ сожалѣнію, на выставкѣ нѣтъ ни одной картины величайшаго изъ прерафаэлитовъ Д. Г. Росетти. Но созданный имъ новый идеалъ красоты воплотился въ творчествѣ его ученика Бернъ-Джонса. При взглядѣ на его картину въ англійскомъ отдѣлѣ, «Невѣста Ливана», зритель чувствуетъ себя перенесеннымъ въ какой-то особый міръ. Неземныя черты женскихъ лицъ, ихъ странныя удлиненныя фигуры, развѣвающіяся драпировки, и какое-то особое музыкальное настроеніе, разлитое въ блѣдныхъ краскахъ, въ изящныхъ линіяхъ — все это не взято изъ жизни, а внесено въ жизнь, какъ новый элементъ красоты, созданный творческой фантазіей великаго художника. Рядомъ съ картиной Бернъ-Джонса помѣщена небольшая картина Вадса, символизирующая миѳъ о спящемъ Эндиміонѣ, къ которому спускается Діана въ видѣ блѣднаго серпа луны.
Цѣлый рядъ эпигоновъ прерафаэлитизма наполняютъ выставку разнообразными картинами. Англичанинъ Югсъ, итальянскій художникъ Сарторіо, идущій по стопамъ Росетти, картины Бенара, нѣмецкаго художника Штука и др. все это свидѣтельствуетъ о нѣкоторыхъ попыткахъ создатьчисто идеалистическое теченіе въ искусствѣ. Пока главная сила этого теченія остается въ Англіи, но талантливыя, хотя не вполнѣ оригинальныя картины итальянскихъ художниковъ Сарторіо, Морелли и др. указываютъ на начало такого-же теченія въ Италіи.
Интересной чертой венеціанской выставки является также обиліе картинъ религіознаго содержанія, при чемъ замѣчается стремленіе внести современное освѣщеніе въ толкованіе вѣчныхъ евангельскихъ темъ. Такимъ новаторомъ является напр. Удэ, пытающійся воскресить образъ Христа среди условій современной жизни и показать непреходящее значеніе евангельской правды среди мѣняющихся обстоятельствъ въ жизни народовъ. Его «нагорная проповѣдь», рисующая Христа среди поселянъ современной нѣмецкой деревушки, составляетъ одно изъ украшеній выставки. Цѣлый рядъ мадонъ и сценъ изъ жизни Христа показываетъ склонность современныхъ художниковъ къ мистическимъ настроеніямъ.
Между картинами, привлекающими вниманіе не только воплощеніемъ новыхъ элементовъ художественнаго творчества, но индивидуальностью художника и своими безотносительными достоинствами, слѣдуетъ отмѣтить главнымъ образомъ картины итальянскаго отдѣла. Здѣсь обращаютъ на себя вниманіе двѣ картины молодого художника Грассо, въ особенности же одна изъ нихъ «Послѣднее свиданіе» (L’Ultimo Convegno). Содержаніе картины относится къ вѣчной темѣ художниковъ и поэтовъ, легендѣ, о Донъ Жуанѣ, и оригинальность художника заключается въ сочетаніи фантазіи съ крайнимъ реализмомъ исполненія. Воображенію художника рисуется собраніе женщинъ у открытаго гроба Донъ-Жуана. Художникъ переноситъ мѣсто дѣйствія въ церковь. Гробъ Донъ-Жуана, прикрытый на половину чернымъ, расшитымъ золотомъ, покровомъ, стоитъ посреди церкви. Видно только желтое, какъ воскъ, осунувшееся лицо мертвеца. Вокругъ — безпорядокъ, опрокинутые канделябры и пюпитры. Весь гробъ и полъ усыпаны желтыми розами. У гроба нѣсколько женщинъ. Прямо въ глаза мертвецу глядитъ черноволосая, дерзкая красавица, лежащая обнаженная на крышкѣ гроба; рядомъ съ ней двѣ другія заглядываютъ въ лицо Донъ-Жуана съ смѣшаннымъ выраженіемъ злобы и страданія. Маленькая дѣвочка-подростокъ пріютилась на полу и съ пещтомъ выглядываетъ изъ своего уголка. Чрезъ открытую дверь церкви приближается длинный..рядъ женщинъ въ черныхъ покрывалахъ, изъ-подъ которыхъ виднѣется обнаженное тѣло…
Странное впечатлѣніе производитъ эта картина своими смѣлыми контрастами святого и грѣховнаго, своимъ рѣзкимъ противопоставленіемъ жизни и смерти. Трудно представить себѣ нѣчто болѣе дерзновенное, чѣмъ эта молодая пышная красавица, лежащая на гробѣ и прикованная жаднымъ взоромъ къ лицу мертвеца. Въ ея глазахъ свѣтится злорадство, возбуждаемое видомъ мертваго Донъ-Жуана, безпредѣльное любопытство и инстинктивный ужасъ — кажется, что легкомысленная, жаждущая наслажденій, юность заглянула въ глаза смерти и на минуту поняла и себя и тайну жизни. Нѣтъ въ ея неподвижномъ взглядѣ только любви.
Кромѣ Грассо, итальянская живопись представлена нѣсколькими первоклассными художниками, идущими новыми путями. Морелли почти символистъ въ своихъ поэтическихъ картинахъ на евангельскія темы, Болдини смѣлый и глубокій наблюдатель дѣйствительности, а но ихъ слѣдамъ идетъ нѣсколько молодыхъ начинающихъ талантовъ.
Венеція, май, 1895 г.