Съ чувствительнѣйшею признательностію читалъ я въ Вѣстникѣ вашелъ столь лестную для честолюбія моего статью обо издаваемой мною Исторіи Суворова. Примите, милостивые Государи мои, благодарность моего сердца во всей ея полнотѣ. Я давно съ пламеннымъ желаніемъ стремился, а теперь и сугубо стремиться буду къ тому, чтобы оправдать довѣренность и ожиданія почтеннѣйшей Публики и для сего не пощажу ни трудовъ, ни ревности къ скорѣйшему окончанію моего Сочиненія. По напечатаніи онаго надѣюсь, что она проститъ мнѣ медленность, произшедшую отъ неполученія еще нѣкоторыхъ бумагъ и гравируемыхъ плановъ; за то вмѣсто обѣщанныхъ трехъ частей будетъ она имѣть четыре: такъ разпространились, въ продолженіе десяти лѣтъ, предѣлы моего повѣствованія. Дѣянія Великаго Полководца должны быть преданы потомству съ возможною историческою точностію, со всѣми оттѣнками его характера, со всѣми подробностями: ибо существованіе Государства, которому посвящаетъ онъ свое служеніе, зависитъ нѣкоторымъ образомъ отъ его подвиговъ; предметѣ дѣятельности его есть тотъ, чтобы явить человѣческія силы во всемъ величественномъ ихъ могущества; онъ долженъ самъ созидать, образовать, одушевлять и дѣйствовать въ пространной своей сферѣ; могущественный разрушитель и самъ подверженный разрушенію, представляется онъ, какъ нѣкое существо вышняго рода; сила его въ самой борьбѣ съ увеличивающимися сопротивленіями и нещастіями возрастаетъ; а потому и жизнеописаніе его занимательнѣе всѣхъ другихъ. Щастливымъ я себя почту, естьли мнѣ удастся представить Отечеству сего Генія во всемъ его блескѣ и величіи. Геній не есть подражатель — онъ не пріобрѣтается наукою — многочисленные успѣхи доказываютъ его полетъ. Воспламенять душу всего воинства давать ей быстроту, которой не останавливаютъ препятствія и самой враждующей Природы: вотъ отличительныя черты, которыми изумлялъ онъ свое столѣтіе. Подвиги его были феномены непостижимые, даже странные, слѣдственно и сужденія о немъ должны быть различны. Онъ зналъ слабость своего вѣка; дабы побѣдить, надлежало ему токмо новостію мѣръ привести непріятеля въ замѣшательство; а многочисленности его противопоставлялъ онъ непреоборимое превосходство свое въ средствахъ и пособіяхъ. Сколь часто выигрывалъ онъ, по изреченію Маршала де Сакса, сраженія солдалтскими ногами! Такъ содѣлывалъ онъ себя превосходнѣйшимъ въ числѣ, умѣя быть превыше времени. Россійскій воинъ, видя такой примѣрѣ въ обожаемомъ своемъ полководцѣ, который умѣлъ дѣлать все — лишая себя всего — переходилъ горы, спускался въ пропасти, переносилъ на рукахъ пушки, возилъ ихъ на своихъ плечахъ, преплывалъ рѣки, дѣлалъ переходы не человѣческіе, сражался безъ пищи, словомъ, производилъ невозможное. Кто здѣсь не вспомнитъ со трепетомъ объ ужаснѣйшемъ переходѣ Алпійскихъ горъ нашего Ганнибала?
Повѣствованіе о моемъ Героѣ-благодѣтелѣ начнется съ самаго вступленія его въ службу, и будетъ заключать въ себѣ всѣ прежнія знаменитыя побѣды его въ Турціи и Польшѣ, и всѣ достопамятныя произшествія военной и частной его жизни. Я буду руководствоваться собственными его примѣчаніями и исправленіями ошибокъ, которыя приказывалъ онѣ мнѣ записывать, при чтеніи Исторіи его, изданной Антингомъ. Вообще будетъ онъ (сіе долженъ я замѣтить) говорить почти вездѣ въ моемъ сочиненіи самъ съ свойственнымъ ему неподражаемымъ лаконизмомъ, Но на поляхъ Италіи и на Алпійскихъ горахъ имѣлъ я уже щастіе, преисподняющее мѣру всякаго любочестія, быть очевидцемъ его славы, Тамъ въ первый еще разъ явился онъ Главноначальстаующимъ двухъ Императорскихъ армій, До того времени долженъ онъ былъ повиноватися Начальнику, раздѣлять съ нимъ тріумфы и права на признательность Отечества. Въ Италіи созидалъ онъ одинъ свое щастіе; здѣсь показалъ онъ тѣ воинскіе таланты, ту храбрость и тотъ строгій порядокъ, которые обратили на него вновь удивленіе Европы; здѣсь возложилъ Италійскій самъ на военную славу свою вѣнецъ. Въ сію блистательную эпоху жизни своей, удивлялся я съ непрерывнымъ восторгомъ, какъ сей искуснѣйшій нашего времени Полководецъ умѣлъ истинную тактику свою, долговременною опытностію пріобрѣтенную, принаравливать въ каждому оружію, къ каждой націи и къ войску, которымъ начальствовалъ. Онъ имѣлъ всегда предъ собою примѣры знаменитыхъ Военачальниковъ, памятники великихъ ихъ подвиговъ и гибельные слѣды ихъ погрѣшностей; но общаго своего плана никогда не основывалъ на оныхъ, повторяя непрестанно: «Военной наукѣ должно учиться на войнѣ. Каждый театрѣ войны есть театръ новый.» — Вотъ замѣтка которую диктовалъ онъ мнѣ при выступленіи изъ Италіи въ Швейцарію. «Я видѣлъ ужасы Кавказа; они ни что предъ Алпійскими[1]! „Тѣмъ больше славы. Плодовъ я не вижу. — — Русскому испытать должно все! Нѣтъ земли въ свѣтѣ, которая бы такъ усѣяна была крѣпостями, какъ Италія; и: нѣтъ опять земли, которая бы по Исторіи была такъ давно завоевана. Театръ войны въ Италіи есть первѣйшее училище, для посвятившаго себя военному искусству. Здѣсь сражались знаменитѣйшіе Полководцы, подвиги коихъ лучшіе уроки! — Сраженія, баталіи, взятія крѣпостей являли разныя перемѣны въ дѣйствіяхъ армій. Здѣсь машина и моей тактики была съ малѣйшими ея пружинами въ движеніи. — — И я разбилъ при Тидонѣ и Требіи Французовъ, гдѣ и Ганнибалъ древнихъ Римлянъ! На Альпахъ все не то. Тамъ должно будетъ взлѣзать или вскарабкиваться на горы въ виду непріятеля, имѣя его то впереди, то во флангахъ, то въ тылу. Должно будетъ осаждать громады, Природою укрѣпленныя, не рѣдко штурмомъ! Армія идетъ гусемъ. — Артиллеійскія и фортификаціонныя правила не нужны, ранжиры невозможны, о регулярныхъ сраженіяхъ и баталіяхъ нечего и думать. Это война стрѣлковъ. — Неутомимость солдата, отважная рѣшаемость Офицера! Тамъ будутъ сражаться всѣ и дипломатикъ[2], которому сообразить все сіе для реляцій.“ ВЪ числѣ всѣхъ диспозицій, помѣщенныхѣ въ моей Исторіи, та, которая заключаетъ въ себѣ правила, какъ дѣйствовать войску на горахъ, обратитъ безъ сомнѣнія на себя вниманіе каждаго знатока военнаго искусства. Когда Герой нашъ, сей, смѣю назвать, великій учитель и Наставникъ мой, готовилъ меня къ написанію прокламаціи своей въ Швейцарамъ, то велѣлъ мнѣ написать слѣдующую замѣтку: „Тактика и Дипломатика безъ свѣтильника Исторіи ничто! Намъ должно вторгнуться въ нѣдра Швейцаріи. Исторія союза Гельветическаго повѣствуетъ намъ чудеса храбрости и побѣдъ. Блескъ славы древнихъ Грековъ давно померкъ. Мараѳонское сраженіе ничто! При Моргартенѣ тысяча триста Швейцаръ остановили двадцать тысячъ Австрійцевъ, положили шесть сотъ на мѣстѣ и прогнали остатокъ. Знаменитая побѣда шестисотнаго ихъ корпуса при Сембахѣ возвышаетъ ихъ надъ героями Платеи. Баталія при Везенѣ, въ кантонѣ Гларисѣ не равняется съ древнею при Термопилахъ. Тамъ триста Спартанцевъ противостали переходу многочисленной Персидской арміи. Предпріятіе отважное, сраженіе неравное. Они всѣ погибли, остановя токмо на короткое время непріятеля. Здѣсь триста пятьдесятъ Швейцаръ нападаютъ первые на Австрійскую осмитысячнуіо армію. Десять разъ были они отбиты, въ одиннадцатый разстроили непріятельскіе баталіоны, и обратили ихъ въ постыдное бѣгство. Такими побѣдами утвердила Гельвеція свою независимость и сисю славу. Намъ надобно выигрывать сердца такихъ Героевъ!“ Въ городѣ Александріи за обѣдомъ, говоря о Юліѣ Кесарѣ, сказалъ онъ, что превзошелъ его въ быстротѣ, и совѣтовалъ всѣмъ, для удостовѣренія въ томъ, прочитать его записки. Послѣ, обратясь ко мнѣ, велѣлъ записать слѣдующее: „Ошибки великихъ Полководцевъ поучительны. Я бы не пошелъ, какъ Принцѣ Евгеній, къ Кремонѣ, зная напередъ, что не удержу ее. Онѣ долженъ былъ ее оставить. Нѣтъ славы! Можетъ быть онъ невиноватъ… Гофкригсратъ въ Вѣнѣ былъ и тогда… Но онъ пріобрѣлъ безсмертіе походомъ своимъ въ Туринѣ, осьавивъ за собою въ тылу Французовъ и разбивъ Герцога Фельяда въ его шанцахъ! Одинъ ударъ очиститъ Италію!!!“… Равное уваженіе питалъ онъ въ сердцѣ своемъ и къ современнымъ своимъ на ратномъ поприщѣ противникамъ. Потрясенія великихъ государствъ порождали всегда великихъ Мужей, которые блескомъ подвиговъ своихъ обращали на себя удивленіе. Французская революція изобилуетъ такими примѣрами, и можно ее назвать плодородною матерью знаменитыхъ людей. Она произвела Моро, Магдонадьда, Серюрье, Шуберта, Массену и прочихъ. Краткія біографіи сихъ Генераловъ въ Исторіи моей послужатъ къ возвеличенію славы нашего Героя, и покажутъ ту степень справедливости, которую отдавалъ онъ достоинствамъ каждаго изъ нихъ. Перваго называлъ онъ Генераломъ, славныхъ ретирадъ. „Онъ меня сѣдаго старика нѣсколько понимаетъ; но я его больше. Горжусь, что имѣю дѣло съ славнымъ человѣкомъ.“ — Кто здѣсь не вспомнитъ знаменитое отступленіе Моро за Квинъ въ 1796 году, которымъ прославилъ онъ себя столько же, какъ другіе побѣдами, по справедливому замѣчанію Сегюра. По разбитіи Ерцъ-Герцогомъ Карломъ Журдана, Моро, безпрестанно преслѣдуемый непріятельскимъ, гораздо многочисленнѣйшимъ войскомъ, отступалъ цѣлые двадцать семь дней, одерживая надъ непріятелемъ разныя побѣды, а особливо при Бибербахъ, гдѣ отступающее войско, послѣ рѣшительной побѣды, взяло въ полонъ пять тысячь Австрійцевъ и осьмнадцать пушекъ. Всѣ сіи выгоды не обезпечили однако еще Французской арміи; надлежало отважиться еще на нѣсколько сраженій, овладѣть дефилеями Шварцъ-вальда, и, дабы ускользнуть отъ Австрійцевъ, отрѣзавшихъ дорогу къ Келю, и пробраться къ Фрейбургу, завладѣть штурмомъ такъ называемую Чертову долину: чрезъ сію-то долину, или лучше сказать, чрезъ сей горный, крайне тѣсный проходъ провелъ Моро всю армію и показалъ совершенство военнаго искусства. Въ оную никакъ не могъ отважиться въ 1702 году смѣлый, или дерзкій Вилларъ. Чрезъ сію Чертову долину, отвѣтствовалъ онъ Курфирсту Баварскому, не могу я пройти; ибо, простите мнѣ Ваша Свѣтлость сіе выраженіе, я не чортъ!»
Предѣлы письма сего не позволяютъ мнѣ выписать здѣсь пространнѣе изъ Исторіи своей какъ о Моро, такъ и о прочихъ его сподвижникахъ; но съ особеннымъ удовольствіемъ буду я и впредь сообщать въ Вѣстникъ вашъ нѣкоторыя любопытныя статьи.[3].
Обращаясь опятъ къ рѣдкимъ знаніямъ и въ характеру дивнаго нашего Мужа, скажу относительно къ послѣднему смѣло а безпристрастно, что Князь Александрѣ Васильевичъ всегда возвышался надъ тѣми мѣлкими страстями, которыя порабощаютъ обыкновенныхъ людей. Въ своемъ нещастіи забывалъ онъ неблагодарность за оказанныя имъ услуги, и охотно жертвовалъ своею чувствительностію Отечеству. Ни кто не слышалъ его роптаній; онъ даже старался скрывать неправосудіе, ему оказанное. — «Добро дѣлать спѣшитъ должно», была всегдашняя аксіома его жизни. Пусть скажутъ мнѣ, сдѣлалъ ли онъ кого нещастнымъ? Съ блистательной степени своей славы низшелъ онъ въ простую сельскую свою хижину; но никогда не забывалъ своего Отечества и войска, которому былъ примѣромъ доблести. Тамъ-то, въ уединенной своей обители, обогащалъ и совершенствовалъ онѣ свои великія познанія. Обложась картами и соображая тогдашнія военныя произшествія со многочисленными своими опытами, острилъ нашъ Цинциннатъ копіе свое и подтверждалъ сказанное стихотворцемъ Костровымъ, что и самой покой его еще опаснѣе для его враговъ.-- Съ благородною, необыкновеннымъ душамъ свойственною ревностію взиралъ онъ въ дѣятельномъ своемъ бездѣйствіи на развитіе талантовъ на подѣ славы юнаго вождя Бонапарте. Онъ слѣдовалъ за нимъ съ самаго того времени, какъ ввѣренъ былъ ему республикою жребій Итальянской арміи; какъ онъ, послѣ многихъ военныхъ дѣйствій, при Мондови разбилъ совершенно Піемонтцевъ, принудилъ Короля Сардинскаго просить перемирія и отдать въ руки Французовъ крѣпости Тортону и Кони: какъ онъ послѣ преслѣдовалъ Австрійскаго Генерала Боліе до города Лоди, и при упорнѣйшемъ сопротивленіи, подѣ ужаснымъ градомъ картечныхъ выстрѣловъ, выгналъ Австрійцевъ изъ сего города, перешедъ мостѣ, ими самими сооруженный. Съ подобною быстротою перешелъ онъ Адду и обращалъ Австрійцевъ повсюду въ бѣгство. Павія покоряется побѣдителю; Пиччикетоне и Кремона здаются; Миланская цитадель отворяетъ ворота; Король Сардинскій подписываетъ миръ; Герцоги Пармскіи и Моденскій слѣдуютъ его примѣру, а Боліе запирается въ Мантуѣ. Оттуда ведетъ Бонапарте войско свое чрезъ Минчіо и разбиваетъ 25-тысячной корпусъ Австрійскій подъ начальствомъ Вурмоера при Кастиліонѣ, Лонидо, Сало и Говандо. Вурмсеръ также уходи тѣ въ Мантую, и спасается тамъ въ ожиданіи пятидесяти тысячъ войска подъ начальствомъ Генераловъ Алвинція и Давидовича. Французскій Полководецъ поспѣшаетъ имъ на встрѣчу и при деревнѣ Арколѣ даетъ сраженіе упорнѣйшее, гдѣ судьба оружія, долго колебавшаяся, рѣшилась наконецъ въ пользу Французовъ. Послѣ дѣйствіями достопамятнаго дня сего были пять тысячь плѣнныхъ, семнадцать пушекъ, четыре тысячи убитыхъ и столько же раненыхъ. Также при Риволи, Ангіави, положилъ Австрійскій Генералѣ Провера съ шеститысячнымъ корпусомъ оружіе. Мантуа здалась на капитуляцію; Венеція отворила свои ворота, всѣ владѣнія ея досталися Французамъ; Тирольскія горы заняты были ими же, и древній блескѣ Австрійской Монархіи началѣ уже померцать при заключеніи мирныхъ прелиминарныхъ пунктовъ въ Лебенѣ. Австрія уступила Белгію, признала Цизалпинскую республику, и отреклась отъ всѣхъ правѣ своихъ на Миланскія владѣнія. Наконецъ заключенъ былъ въ Кампоформіо тотъ извѣстный и для Австрійской Державы толико уничтожительный миръ. Таковое обозрѣніе приводило духѣ стараго воина въ уныніе. «Ахъ! пора унять сего юнаго воина! какъ онѣ шагаетъ!» кричалъ онъ непрестанно въ деревенской своей избѣ. — Бонапарте писалъ изъ Египта въ Директорію, чтобы она приняла дѣятельнѣйшія мѣры противу Россіянина, пожирающаго всѣ его побѣды. Такъ, подъ отдаленнѣйшими поясами небесными, постигали они другъ друга! — Его желаніе сразиться съ Наполеономъ было непомѣрно.
Такимъ образомъ, отягченный лаврами, Никогда непобѣжденный Герой Римника, гдѣ, По признанію самаго Принца Кобургскаго, былъ онъ его учителемъ и спасителемъ всей Австрійской арміи, побѣдитель Измаила, покоритель Польскаго Королевства, оставался уже недовольнымъ многочисленными своими побѣдами: онѣ обращаетъ взорѣ на поля Италіи, дабы тамъ славою новыхъ подвиговъ доказать, что называемое простолюдимомъ щастіе его есть мудрая расчетливость, знаніе, Геній и отважность; что тактика его есть: быстрота, глазомѣръ, натискъ.
Желанія его, желанія Отечества и всей арміи совершаются. Онѣ принимаетъ главное начальство надъ двумя Императорскими арміями; въ исторіи моей представлена будетъ вся политическая картина Европы того времени, заимствованная изъ вѣрнѣйшихъ источниковъ, изъ депешей, изъ переписки со всѣми союзными Дворами. Вся политика тогдашняя колебалась; унылость въ Австрійскомъ войскѣ возрасла до вышшей степени; побѣдоносной Франціи покорствовали уже Швейцарія, Туринъ, Миланъ, Римъ, Неаполь; отъ подошвы Алпійскихъ горѣ до Мессинскаго залива не оставалось уже ни одного законнаго Государя; одно лишь Герцогство Пармское стояло посреди сихъ вновь установленныхъ республикѣ. Великому духу Россійскаго Героя надлежало обнять все сіе пространство, и дѣйствовать всѣми своими силами — и черезъ три мѣсяца вся Италія повергается предъ новымъ Побѣдителемъ. —
Будущіе вѣки почтутъ сіе баснословнымъ; но такими событіями ознаменованы послѣдніе годы протекшаго XVIII столѣтія.