Письмо въ редакцію *). править
- ) Отъ редакціи. Печатая настоящее «Письмо» г. Румынскаго и вполнѣ присоединяясь къ высказываемому имъ мнѣнію о значеніи работъ покойнаго Н. К. Михайловскаго по вопросу о «герояхъ и толпѣ», — редакція считаетъ необходимымъ оговорить, что цитируемыя г. Румынскимъ строки изъ замѣтки Н. И. Карѣева, помѣщенной въ № 3 «Р. Б.» за текущій годъ относились исключительно къ внѣшней архитектурѣ соціологическихъ работъ H. K., а никакъ не къ существу темъ, въ нихъ затронутыхъ: въ замѣткѣ г. Карѣева приводимыми имъ слова Н. К. и названы «признаніемъ, какъ самъ онъ смотрѣлъ на внѣшнюю несистематичность своихъ соціологическихъ работъ». Поэтому въ указанныхъ строкахъ нельзя видѣть отраженія тѣхъ взглядовъ на соціологическія построенія покойнаго мыслителя, которые справедливо оспариваются г. Румынскимъ.
H. K. Михайловскаго постигла при жизни обычная для крупныхъ и оригинальныхъ мыслителей участь — крайнее непониманіе со стороны лицъ, бравшихся дать отчетъ объ его міросозерцаніи. Почти всѣмъ этимъ лицамъ оказалась недоступной «святая святыхъ» его міросозерцанія, представляющаго удивительный по своей простотѣ и вмѣстѣ съ тѣмъ очень широкій синтезъ идей, которыя въ странѣ съ болѣе высокими умственными стремленіями возбудили бы въ высшей степени плодотворную научно-философскую работу. Главная цѣль критиковъ Михайловскаго состояла въ томъ, чтобы не оставить камня на камнѣ въ его построеніи, и потому, не давъ себѣ труда изучить его сочиненія, они большею частью занимались полемикой противъ отдѣльно выхваченныхъ мыслей, или даже фразъ. Отъ этого происходилъ рядъ забавныхъ ошибокъ: критики уличали, напр., Михайловскаго въ незнаніи чего нибудь или въ томъ, что онъ уклонился отъ выясненія какого нибудь предмета; на самомъ же дѣлѣ оказывалось, что Михайловскій именно это зналъ, именно это выяснилъ, да критики-то его не потрудились навести надлежащія справки въ его сочиненіяхъ. Особенно много приходилось бороться Михайловскому съ небрежно-легкомысленнымъ отношеніемъ критиковъ къ тексту его работъ. Съ поразительнымъ долготерпѣніемъ покойный писатель тратилъ драгоцѣнное время на возстановленіе подлиннаго облика своихъ идей путемъ многочисленныхъ справокъ и цитатъ. Два примѣра подобныхъ справокъ мы находимъ въ предисловіи къ 1-му тому послѣдняго собранія сочиненій. Первая изъ нихъ касается полемическихъ выстрѣловъ г. Слонимскаго, который въ 1889 г., не соображаясь съ условіями мѣста и времени, разнесъ дѣятельность Михайловскаго въ пухъ и прахъ. Михайловскій далъ г. Слонимскому отпоръ въ статьяхъ «Страшенъ сонъ, да милостивъ Богъ» («Русск. Мысль» 1889 г. № 3, 5 и 6). Отвѣтъ г. Слонимскому не былъ перепечатавъ ни въ послѣднемъ шеститомномъ собраніи сочиненій, ни въ двухъ томахъ «Литературныхъ воспоминаній и современной смуты», и объ этомъ нельзя не пожалѣть. Именно въ этихъ статьяхъ Михайловскій дѣлаетъ одно указаніе, очень важное для надлежащаго пониманія тѣхъ его работъ, въ которыхъ идетъ рѣчь о «герояхъ и толпѣ». Критикъ доказывалъ, что Михайловскій не окончилъ своихъ статей о «герояхъ и толпѣ» потому, что не въ силахъ былъ справиться съ избранной темой, и для замаскированія своего безсилія прибѣгъ въ концѣ своихъ «Научныхъ писемъ» къ «таинственной» (такъ иронизировалъ критикъ) фразѣ: «За дальнѣйшими поисками разгадки нашей задачи намъ пришлось бы сдѣлать довольно большое отступленіе въ совсѣмъ другія научныя сферы». На замѣчаніе критика Михайловскій отвѣтилъ, что фраза, надъ которой тотъ иронизировалъ, въ собраніи сочиненій (имѣется въ виду первое изданіе, хотя то же самое справедливо и въ отношеніи къ послѣднему изданію) нѣсколько измѣнена издателемъ, а въ «Отеч. Зап.». имѣла такой видъ: вмѣсто «намъ пришлось бы» тамъ стояло «намъ придется». «Таинственная» фраза указывала, слѣдовательно, на то, что въ слѣдующемъ письмѣ, которому не суждено было явиться въ печати, Михайловскій предполагалъ дать теоретическое объясненіе типичныхъ отношеній между «героями» и «толпой». Затѣмъ Михайловскій указалъ здѣсь же, что «Научныя письма» имѣли продолженіе и окончаніе въ «Патологической магіи» — въ статьяхъ, которыя были напечатаны въ «Сѣв. Вѣстн.» (1887 г. №№ 9, 10, 12) уже послѣ того, какъ вышелъ 6-ой томъ «Сочиненій» Михайловскаго перваго изданія (1885 г.)
Обращаясь къ «Патолической магіи», мы находимъ въ концѣ ѴІІІ-ой гл. слѣдующую, переходную къ гл. ІХ-ой, фразу: Дѣйствительно, корень вопроса заключается именно въ ослабленіи или уничтоженіи индивидуальности, и потому для раскрытія нашего парадокса, намъ придется сдѣлать теперь довольно большое отступленіе въ сторону вопроса объ индивидуальности"[1]. Если сопоставить вторую половину этой фразы съ заключительной фразой «Научныхъ писемъ», въ томъ видѣ, въ какомъ она напечатана въ «Отеч. Зап.», то окажется, что смыслъ ихъ и даже грамматическая форма тожественны: и тамъ, и здѣсь одинаково говорится о необходимости сдѣлать большое отступленіе отъ изложеннаго и разсмотрѣннаго въ статьѣ матеріала въ «совсѣмъ другія научныя сферы», т. е., какъ объ этомъ говорится въ «Патологической магіи», въ область вопроса объ отношеніи между индивидомъ и обществомъ, между «единымъ» и «многимъ», потому что механизмъ отношеній между героемъ и толпой въ томъ условномъ значеніи, который былъ принятъ Михайловскимъ, есть не что иное, какъ видъ отношеній между индивидомъ и обществомъ, отношеній превосходно объясненныхъ въ послѣднихъ главахъ (IX—XII) «Патологической магіи». Въ этихъ главахъ, представляющихъ переработку статьи «Органъ, недѣлимое, общество» («От. Зап.» 1870) авторъ, съ одной стороны, уяснилъ два типа «героевъ» — одинъ типъ «героя» съ децентрализованнымъ «я», съ помраченнымъ сознаніемъ, и другой типъ «героя» съ внутренно-централизованнымъ «я», съ бодрствующимъ сознаніемъ, а съ другой стороны, указалъ тѣ психо-физіологическія и общественныя условія, при которыхъ такого рода «герои» могутъ появляться. Кромѣ того, въ этихъ главахъ Михайловскій установилъ окончательную связь между своей формулой прогресса и величайшимъ изъ своихъ научно-философскихъ обобщеній — теоріей борьбы за индивидуальность. Можно соглашаться или не соглашаться съ Михайловскимъ по вопросу о герояхъ и толпѣ, принять его толкованіе или отвергнуть; но въ одномъ нельзя отказать Михайловскому, — именно въ томъ, что онъ разсмотрѣлъ данный вопросъ до конца.
Вотъ почему на читателей Михайловскаго должны произнести странное впечатлѣніе нижеслѣдующія слова въ посвященной памяти покойнаго мыслителя статьѣ г. Карѣева, — писателя, котораго никакъ нельзя причислить къ категоріи тѣхъ критиковъ Михайловскаго, о которыхъ шла рѣчь выше. "Въ своей книгѣ «Сущность историческаго процесса и роль личности въ исторіи», — говоритъ г. Карѣевъ, — я, между прочимъ, анализировалъ теорію Михайловскаго о героѣ и толпѣ, выразивъ при этомъ сожалѣніе, что онъ оборвалъ эту свою замѣчательную работу, а когда долгое время спустя возвратился къ той же темѣ, то далъ ея разработкѣ нѣсколько иное направленіе или, вѣрнѣе, иную постановку. «Читалъ я, — сказалъ мнѣ Николай Константиновичъ при первой же встрѣчѣ послѣ того, какъ я доставилъ ему эту книгу, — читалъ, что вы тамъ про меня написали, и, конечно, нахожу все это совершенно вѣрнымъ. Мнѣ самому, конечно, жаль, но вѣдь, дѣйствительно, мнѣ не приходится дѣлить моего времени между письменнымъ столомъ въ своемъ кабинетѣ и каѳедрой въ аудиторіи, работая не спѣша, и вотъ приходится бросать многое начатое безъ увѣренности даже, что къ этому опыту опять вернешься»[2].
Итакъ, по словамъ г. Карѣева, Михайловскій «оборвалъ» свою замѣчательную работу, а когда онъ вернулся къ ней, то далъ ей «нѣсколько иное направленіе» или «вѣрнѣе» — «иную постановку». Это г. Карѣевъ сказалъ самому Михайловскому, и Михайловскій не только не протестовалъ противъ словъ г. Карѣева, но даже нашелъ совершенно вѣрнымъ все, что онъ про него написалъ…
Такъ оказывается по воспоминаніямъ г. Карѣева. Но какъ согласить съ этимъ то, что печатно говоритъ о томъ же самъ H. K. Михайловскій?
"Въ книгѣ «Сущность историческаго процесса и роль личности въ исторіи», — читаемъ мы въ статьѣ «Еще о герояхъ» (Соч. Н. К. Михайловскаго, т. II, стр. 398—99), — проф. Карѣевъ, удѣливъ мнѣ довольно много вниманія, пишетъ: «Мы остановились довольно подробно на статьяхъ г. Михайловскаго, посвященныхъ интересующему насъ вопросу, какъ на единственной въ своемъ родѣ попыткѣ. Этимъ статьямъ очень много вредить крайняя несистематичность изложенія и недоказанность основной мысли: можно подумать, что авторъ только еще подбиралъ матеріалъ для своей интересной работы и печаталъ его въ томъ порядкѣ, въ какомъ онъ накоплялся, и что, приступая къ изложенію своихъ мыслей, скорѣе предчувствовалъ окончательное рѣшеніе своего вопроса, чѣмъ имѣлъ уже окончательную формулировку этого рѣшенія. Съ другой стороны, по отношенію къ той спеціальной цѣли, ради которой мы занялись здѣсь статьями г. Михайловскаго, въ нихъ слишкомъ много посторонняго матеріала, заимствованнаго изъ разныхъ научныхъ областей; и тутъ можно сказать, что авторъ подъ конецъ сильно уклонялся отъ „Героевъ и толпы“ по направленію къ „Патологической магіи“, его только попутно, повидимому, заинтересовавшей, но за то отвлекшей его отъ прямой задачи работы».
"Г. Карѣевъ обращаетъ больше всего вниманія на «Героевъ и толпу», затѣмъ на «Научныя письма» и только упоминаетъ о «Патологической магіи». Это естественно въ виду того, что г. Карѣева занимаетъ въ настоящемъ сочиненіи частный вопросъ о значеніи личности, какъ историческаго фактора. Въ этомъ отношеніи «Патологическая магія» содержитъ только кое-какія дополненія къ сказанному въ «Герояхъ и толпѣ». Но если бы г. Карѣевъ обратилъ вниманіе на послѣднія четыре главы «Патологической магіи» и на примѣчаніе къ первому изъ «Научныхъ писемъ»[3], онъ увидѣлъ бы, что цѣлъ моя состояла не только въ уясненіи взаимныхъ отношеній героя и толпы, а и въ приведеніи этого вопроса въ связь съ основаніями соціологической теоріи, изложенной въ статьяхъ «Что такое прогрессъ», «Борьба за индивидуальность» и друг. И тогда г. Карѣевъ не сказалъ бы, можетъ быть, что я «скорѣе предчувствовалъ окончательное рѣшеніе своего вопроса, чѣмъ имѣлъ окончательную формулировку этого рѣшенія». Не поставилъ бы онъ мнѣ, можетъ быть, въ укоръ и того, что я сильно уклонился въ сторону отъ «Героевъ и толпы» по направленію къ «Патологической магіи».
Такъ пишетъ Михайловскій. На «совершенно вѣрныя» замѣчанія г. Карѣева онъ уже возразилъ въ свое время, возразилъ, правда, очень мягко и чрезмѣрно преувеличивая недостатки своихъ работъ.
Но г. Карѣевъ, надо думать, или не читалъ этихъ строкъ Михайловскаго, или же не оцѣнилъ достаточно ихъ скромной сдержанности. Иначе онъ не написалъ бы объ одной изъ вполнѣ законченныхъ работъ Михайловскаго тѣхъ словъ, которыя, къ моему удивленію, оказались въ статьѣ «Памяти H. K. Михайловскаго, какъ соціолога».