Письмо въ редакцію.
правитьМилостивые Государи гг. Редакторы! Не считая возможнымъ и умѣстнымъ полемизировать въ настоящемъ письмѣ съ авторомъ «Хроники внутренней жизни», напечатанной въ № 3 «Русскаго Богатства», въ которой идетъ, между прочимъ, рѣчь о двухъ дѣлахъ, въ которыхъ я выступалъ въ судѣ (дѣло Рыхлицкаго съ удѣльнымъ вѣдомствомъ объ убыткахъ за потраву зубрами, и дѣло г. Пастухова, обвиненнаго въ неосторожномъ убійствѣ) по поводу его весьма опредѣленной точки зрѣнія на сферу дѣлъ, могущихъ быть объектомъ защиты для блюдущаго свое нравственное достоинство адвоката, а также его оцѣнки умѣстности тѣхъ или иныхъ пріемовъ защиты, такъ какъ это значило бы, въ виду содержанія «Хроники», оправдываться самому, между тѣмъ какъ оправдываться мнѣ, по моему убѣжденію, рѣшительно не въ чемъ, я позволяю себѣ просить разрѣшить мнѣ указать на страницахъ же «Русскаго Богатства» фактическія неточности, допущенныя г. хроникеромъ, очевидно, не по своей винѣ, а вслѣдствіе ошибокъ или умолчаній, вкравшихся въ газетныя корреспонденціи, изъ которыхъ онъ черпалъ свои свѣдѣнія.
По дѣлу Рыхлицкаго (кстати — Рыхлицкій не «крестьянинъ», съ экономической точки зрѣнія, а арендаторъ чужихъ земель) съ удѣльнымъ вѣдомствомъ, приписывая мнѣ «разные доводы» въ томъ числѣ и защиту «личности зубровъ» (это, конечно, уже «остроуміе» — не мое!), корреспонденція умалчиваетъ о самомъ главномъ и основномъ юридическомъ положеніи, выдвигавшемся въ защиту удѣльнаго вѣдомства, на которомъ собственно и основано рѣшеніе Виленской Судебной Палаты, отказавшей Рыхлицкому въ искѣ.
Зубры водятся не только въ лѣсахъ удѣльнаго вѣдомства, но и въ лѣсахъ частныхъ владѣльцевъ данной мѣстности. За «своихъ» зубровъ (т. е. прикармливаемыхъ и даже содержимыхъ въ особомъ «Звѣринцѣ») Удѣлы безусловно должны отвѣчать. По дѣлу было доказано, что зубры, потравившіе сѣно Рыхлицкаго, «вышли не изъ Бѣловѣжской пущи» (выписка изъ рѣшенія Судебной Палаты).
Правило (законъ) о «неприкосновенности» зубра (его нельзя убивать, но гнать и пугать можно) установлено не удѣлами, а государственною властью, почему я въ своихъ объясненіяхъ между прочимъ рекомендовалъ страдающимъ отъ зубровъ предъявлять иски къ казнѣ, а не къ удѣламъ. Съ точки зрѣнія г. хроникера это, конечно, — «юридическія тонкости». Но не мѣшаетъ знать и ихъ тому, кто авторитетно берется разсуждать о судебномъ дѣлѣ. Мы, юристы, призваны не только руководиться своими симпатіями, но и дѣйствующими законами.
Затѣмъ позволяю себѣ думать, что одно уже то обстоятельство, что искъ былъ предъявленъ зажиточнымъ арендаторомъ чужихъ земель — г. Рыхлицкимъ, не давало мнѣ даже внѣшняго повода полагать, что въ этомъ гражданскомъ дѣлѣ я призванъ считаться съ «личностью крестьянина» какъ таковою, а тѣмъ болѣе — «личность зубра» противопоставлять «личности крестьянина». Если зубры дѣйствительно столь вредны для интересовъ мѣстнаго крестьянина, какъ утверждаетъ г. хроникеръ, то, разумѣется, слѣдовало бы отмѣнить вовсе законъ о ихъ «неприкосновенности» и перебить ихъ до одного. Противъ этого я рѣшительно ничего не имѣю. Но вѣдь г. хроникеръ хорошо понимаетъ, что это не отъ меня зависитъ, и какія бы я ни питалъ особенныя (хотя бы даже такія, какъ и самъ г. хроникеръ) чувства къ «личности крестьянина», ей отъ нихъ, увы! — ни тепло, вы холодно.
Относительно дѣла г. Пастухова настаиваю лишь на одномъ. Условія и обстоятельства, при которыхъ «со страху» (а не по иному побужденію) выстрѣлилъ Пастуховъ и по поводу которыхъ г. хроникеръ говоритъ о «чудесномъ превращеніи» фактовъ, я возсоздавалъ на основаніи точныхъ данныхъ, добытыхъ слѣдствіемъ. Въ моихъ рукахъ былъ фотографическій снимокъ, на которомъ была воспроизведена мѣстность, гдѣ находилась лодка Пастухова. Судъ коронный, обязанный мотивировать свой приговоръ, судилъ на основаніи тѣхъ же точныхъ, фактически установленныхъ данныхъ и, очевидно, раздѣлилъ всѣ мои доводы объ условіяхъ, при которыхъ произошелъ выстрѣлъ. Г. хроникеръ довольствуется сообщеніемъ «Нижегородскаго Листка». Послѣдній, воспроизводя судебное разбирательство по дѣлу Пастухова, врядъ-ли могъ отрѣшиться отъ предвзятаго специфическаго его освѣщенія: еще до разбора дѣла газета эта трубила о виновности Пастухова въ умышленномъ убійствѣ. Это оказалось явнымъ вздоромъ: даже и прокуратура не нашла никакихъ основаній для постановки подобнаго обвиненія.
Г. хроникеръ «не огорченъ» тѣмъ, что Пастуховъ, вмѣсто четырехъ мѣсяцевъ тюрьмы, получилъ двѣ недѣли ареста. Но въ работѣ защиты, которая привела къ этому результату, онъ усматриваетъ «некорректность пріемовъ» и отсутствіе «цѣломудрія въ словахъ». Мнѣ, двадцать лѣтъ занятому задачами защиты, трудно стоять на точкѣ зрѣнія обвинителя, да еще какъ разъ въ ту минуту, когда я призванъ высказать доводы въ пользу того, что подсудимый заслуживаетъ (а онъ этого всегда заслуживаетъ) защиты и снисхожденія. Защитнику, вѣрящему въ непреложность суроваго возмездія, едва-ли не проще перемѣнить профессію. При томъ же обвинитель въ нашемъ уголовномъ процессѣ и безъ того достаточно силенъ и положеніе его въ достаточной степени привилегировано, чтобы ужъ защитѣ не приходилось, по крайней мѣрѣ, заботиться о поддержаніи доводовъ обвиненія. Г. хроникеру пріятны конечные результаты гуманнаго характера. Пусть же онъ предоставитъ защитѣ нѣкоторую свободу бороться съ обвиненіемъ.
Намеки относительно «умаленія человѣческой личности» убитаго путемъ защиты г. Пастухова для меня уже совершенно непонятны. Защищать невольнаго убійцу — никакъ не можетъ значитъ попирать личность несчастной жертвы. Если бы своимъ отказомъ защищать г. Пастухова я могъ совершить чудо — воскресятъ несчастнаго — я бы, конечно, г. Пастухова не защищалъ.