Состоялъ корреспондентомъ «Русскихъ Вѣдомостей» въ Лондонѣ въ скворцовскій ихъ періодъ, съ 1880 до 1884 гг. Откровенно сознаюсь, писалъ я тогда свои корреспонденціи плохо и поневолѣ, — мнѣ было не до нихъ. Это было въ тотъ періодъ, когда я только-что вернулся изъ своего четырехлѣтняго скитанія по Америкѣ, съ надломленнымъ здоровьемъ, — едва ли не вплоть до хронической анеміи мозга, — и къ тому же переживалъ внутренній кризисъ.
Едва ли нужно здѣсь говорить о моемъ участіи въ народническо пропагандистскомъ движеніи начала 70-хъ годовъ. Свое дѣтство и юность я провелъ въ близкомъ соприкосновеніи съ русскимъ крестьянствомъ и потому не могъ увлекаться идеализаціей его, на которой строились тогдашнія утопическисоціалистичеекія теоріи и программы. Для меня было ясно, что на почвѣ проповѣди утопическаго милленіума нельзя было встрѣтить широкаго отклика въ народѣ. Факты дѣйствительности только подтверждали это. Другіе находили объясненіе этому въ недостаткахъ тогдашней организаціи или вообще тактическихъ пріемовъ народниковъ, мнѣ же представлялось, что причина лежала гораздо глубже, что она была въ недочетахъ самаго народническаго міровоззрѣнія: въ немъ недоставало элементовъ универсальной цѣльности и духовной гармоничности, необходимыхъ для полученія отклика во всякой страдающей человѣческой душѣ и для осуществленія широкихъ задачъ вѣка.
Въ то же время, въ 1874 г., мнѣ начало казаться, что я нашелъ этотъ недостающій элементъ въ охватившемъ меня и нѣкоторыхъ моихъ товарищей интенсивномъ чувствѣ органическаго единства всего живаго міра и всѣхъ людей въ ихъ самыхъ глубокихъ и самыхъ могучихъ религіозныхъ переживаніяхъ. Съ точки зрѣнія вытекавшаго отсюда ученія о «Богочеловѣчествѣ» какъ слѣдующей эволюціонной ступени очеловѣченнаго религіознаго міропониманія, всѣ наличныя противорѣчія и антагонизмы ветхаго міра не только въ индивидуальной, но и соціальной, и политической жизни людей, легко и просто разрѣшались. Казалось, что духовный талисманъ, способный открыть прямую дорогу человѣчеству къ милленіуму, былъ найденъ. Передъ такой головокружительной перспективой, понятно, всѣ соображенія партійной дисциплины казались мелкими и временными. Поэтому когда движеніе начало въ силу необходимости поворачивать на путь непосредственной политической борьбы съ существующимъ порядкомъ, я сжегъ свои корабли, хотя никогда и не враждовалъ со старыми товарищами. Необходимость конспирировать, говорить неправду и даже прибѣгать къ прямому насилію не мирилась съ требованіемъ моральной гармоничности новаго міровоззрѣнія.
Рѣшеніе всѣхъ «проклятыхъ вопросовъ» было найдено и оставалось лишь демонстрировать его практическую жизнеспособность, и тѣмъ доказать людямъ, что можно жить счастливой и творческой жизнью, не грызясь изъ-за каждаго куска, не угнетая другъ друга и не нарушая свободы внутренняго самоопредѣленія каждаго. Въ русскихъ условіяхъ 70-хъ годовъ такого соціологически религіознаго опыта произвести было невозможно, и было рѣшено сдѣлать это въ свободной Америкѣ. Осенью 1874 г. я покинулъ Россію, а лѣтомъ 1875 г. перекочевалъ въ Соединенные Штаты, вмѣстѣ съ единомышленниками въ количествѣ 10 человѣкъ мужчинъ и женщинъ и 3 дѣтей или 4-хъ семей и 3-хъ одиночекъ.
Въ теченіе двухъ лѣтъ трудовой и бурной «общинной жизни» въ американской преріи мы испытали всѣ силы человѣческой природы при полной свободѣ ея проявленій. Долженъ впрочемъ оговориться во избѣжаніе недоразумѣній: тѣ 4 семьи, которыя вошли въ общину, уцѣлѣли и при ея распаденіи, такъ что на этой почвѣ осложненій не было. И тѣмъ не менѣе эти два года были сплошнымъ рядомъ незамѣтно и постепенно нараставшихъ антагонизмовъ и кризисовъ, всегда правда благополучно разрѣшавшихся взрывами всепрощающаго и всепримиряющаго чувства вѣры, любви и уваженія другъ къ другу. Но, — увы, — съ каждымъ такимъ кризисомъ увѣренность въ безусловной силѣ духовнаго талисмана опредѣлять безмятежное теченіе общинной жизни слабѣла и замѣнялась сознаніемъ ея нездоровости и истеричности. И наконецъ, пришлось признать себя побѣжденными: новыя міровыя страсти и религіозныя міропониманія сами суть синтезы широкихъ преобразованій и борьбы въ цѣлыхъ цивилизаціяхъ и не могутъ ни возникать, ни осуществляться въ микроскопическихъ рамкахъ сектанскихъ ячеекъ. Таковъ былъ выводъ. Послѣ этого оставалось, значитъ, возвратиться въ ветхій міръ борьбы и противорѣчій для того, чтобы идти къ новому будущему вмѣстѣ съ нимъ. Мы достигли самой вершины утопизма и теперь возвращались къ реальности.
Принять такое рѣшеніе было, хотя и очень больно, но не трудно, основная задача уцѣлѣла, измѣнился лишь путь къ ея достиженію. Совсѣмъ не такъ легко оказалось привести его въ исполненіе: съ богочеловѣческаго неба приходилось спуститься на грѣшную землю. Начать съ того, что имущество общины считалось неприкосновеннымъ, поэтому путешествіе изъ Канзаса до Филадельфіи (1500 милль), гдѣ предвидѣлся заработокъ, пришлось сдѣлать съ нѣсколькими долларами въ карманѣ, т. е. въ качествѣ трампа или американскаго босяка; испытать травлю собаками, стрѣльбу изъ револьвера, обманы, вымогательства, — и все это безъ всякой вины съ твоей стороны. Потомъ нужно было проработать нѣсколько мѣсяцевъ корабельнымъ плотникомъ на частной верфи подъ Филадельфіей, затѣмъ еще нѣсколько мѣсяцевъ чернорабочимъ на сахарномъ заводѣ, въ пеклѣ эксплуатаціи эмигрантовъ, въ самомъ городѣ, постоянно страдая неумолимой канзасской лихорадкой, отнимавшей силы и энергію. А жизнь требовала своего «фунта человѣческаго мяса»: — подкрадывалось сознаніе своего безсилія даже прокормиться съ семьей, свое полной неприспособленности и никому ненужности.
По истеченіи двухъ лѣтъ такого мытарства, наконецъ, удалось вырваться назадъ въ Европу, въ Парижъ, уже въ 1879 г. Сюда тогда доносились изъ Россіи отголоски отчаяннаго поединка «Народной Воли» съ самодержавіемъ. Сожженные корабли возстановлялись очень туго. О возвращеніи въ Россію нечего было и думать, — приходилось довольствоваться экзотической пищей эмигрантскаго существованія. Отсюда новыя муки, новое сознаніе своей ненужности! — Въ это-то время мнѣ и было сдѣлано П. Л. Лавровымъ предложеніе работать въ «Русскихъ Вѣдомостяхъ», и я согласился. И кто знаетъ, не сослужила ли мнѣ эта обязательная, правильная, хотя и неблагодарная работа писанія, по обязанности, корреспонденцій въ "Русскія Вѣдомости, службу психическаго лѣкарства. Въ такомъ случаѣ приношу имъ свою запоздалую благодарность.