«Аполлонъ», № 2, 1911
Д. С. Мережковскій. Собраніе стиховъ (Кн-во «Просвѣщеніе»). ц. 1 р.
Гp. Алексѣй Н. Толстой. За синими рѣками (изд. «Грифъ», 1911), ц. 75 к.
А. Бурнакинъ. Разлука. Пѣсенникъ (Москва, 1911), ц. 50 к.
Новое изданіе избранныхъ (имъ самимъ) стихотвореній Мережковскаго обнаруживаетъ, для насъ же лишь подтверждаетъ, что не въ поэзіи — сила автора. Намъ кажется, что это утвержденіе никого не удивитъ и меньше всего самого автора, настолько не на поэзію направлено его устремленіе. Эстетическое вначалѣ, затѣмъ религіозно-философское, наконецъ, религіозно-общественное содержаніе стихотвореній Мережковскаго не имѣетъ возможности развиться и достигнуть полноты, желательной для логическаго и раціональнаго воспріятія, и вмѣстѣ съ тѣмъ, какъ то насильственно вложенное въ размѣры, не даетъ и поэтическому дару развиться до возможнаго совершенства. При томъ поэзія Мережковскаго нѣсколько старитъ этого нашего современника, принадлежа всецѣло по корнямъ и даже пріемамъ къ поэзіи Полонскаго, Фофанова и болѣе всего Надсона: тотъ же гладкій непріятной гладкостью, блѣдный и недостаточно выразительный стихъ, скучныя и довольно примитивныя экскурсіи въ исторію (очень далекія отъ парнассизма), всегда моральныя, или общественныя, то размышленія, то разсужденія. Эти недостатки особенно замѣтны въ Протопопѣ Аввакумѣ, гдѣ становится прямо обидно за острое, полное подлинной поэзіи, восторга, простоты и умиленности «Житіе протопопа Аввакума», изложенное гладенькими, банальными строчками, причемъ вся поэзія отъ прикосновенія благонамѣреннаго поэта исчезла, какъ бѣсъ отъ ладана. И странно, что авторъ историческихъ романовъ какъ бы лишается совершенно чувства исторической атмосферы въ стихахъ, до того, въ своей блѣдности, похожи другъ на друга и Аввакумъ, и Франческа, и св. Францискъ, одинаково облитые журчащими, вялыми строчками. Можно было бы объяснить блѣдность автора сознательнымъ стремленіемъ къ анемичнымъ краскамъ, но дѣло въ томъ, что его блѣдность достигаетъ прелести и остроты въ очень немногихъ лирическихъ стихотвореніяхъ, овѣянныхъ, будто подсказанныхъ Зинаидой Гиппіусъ («Дѣти ночи», «Темный ангелъ» и др.). Прозаизмъ, разговорность и нѣкоторая естественная вялость совершенно не вредитъ «Стариннымъ октавамъ», нѣсколько напоминающимъ «Портреть» гр. А. Толстого. Не самая сильная сторона — поэзія и въ творчествѣ гр. А. Толстого, хотя составляетъ такой отдѣлъ въ его произведеніяхъ, которымъ никакъ нельзя пренебрегать. Занимаясь въ своихъ повѣстяхъ и разсказахъ преимущественно описаніями провинціальнаго и помѣщичьяго современнаго быта, мѣстами доводя это бытописаніе до шаржа, а портреты до карикатуръ, въ стихахъ графъ А. Толстой чаще всего живописуетъ миѳическую и историческую Русь, причемъ преувеличенность и здѣсь не покидаетъ автора, дѣйствующаго какъ бы вопреки греческому правилу «ничего очень», а именно — «всего очень». Какъ это ни странно, но поэтъ намъ представляется иностранцемъ съ пылкой и необузданной фантазіей, мечтающимъ о древней Руси по абрамцевскимъ издѣліямъ, потому что непонятно, что бы русскому русское, хотя бы и отдаленное, представлялось столь слѣпительно экзотичнымъ, столь декоративно пышнымъ, какъ мы это видимъ у гр. А. Толстого. Его Россія напоминаетъ Испанію В. Гюго, а хотѣлось бы болѣе простого, болѣе домашняго подхода къ родинѣ, нежели душно-чувственныя, варварски экзотическія, съ грубой позолотой, картины гр. Толстого.
Кстати сказать, сознательно или нѣтъ, по представленіе о Россіи, какъ о странѣ безповоротно варварской, преслѣдуетъ и прозу, и стихи А. Толстого одинаково; въ первой онъ настаиваетъ на нелѣпости, одичалости и вырожденіи русской жизни (и особенно дворянской среды, что, кажется, уже разглядѣли «лѣвые» критики, похваливающіе молодого автора совсѣмъ не потому и не за то, за что слѣдовало бы), во вторыхъ же выдвигаетъ варварскій экзотизмъ, жестоко чувственный и болѣе внѣшній (чуть-чуть не бутафорскій) русской старины. Но въ этой области, несмотря на нѣкоторое вліяніе А. Ремизова и большее (въ манерѣ трактовки) М. Волошина, поэтъ сумѣлъ найти и свои слова и яркія краски, хотя изъ желанія мелодраматизировать ситуаціи авторъ впадаетъ въ почти комическія преувеличенія:
«И пилъ, мутя волну съ пескомъ,
Раздулся выше горъ онъ…
И лопнулъ… Падалью влекомъ,
На камнѣ граялъ воронъ».
Стихотворенія античныя и чисто лирическія менѣе удались автору.
Что касается г. Бурнакина, то, прочтя Городецкаго и зная нѣсколько частушекъ, онъ счелъ возможнымъ написать «Пѣсенникъ», каждая страничка котораго размѣрами неизмѣнно напоминаетъ Городецкаго, а содержаніемъ такъ же неизмѣнно обнаруживаетъ всю фальшь этой книжки. Кого, хоть приблизительно имѣющаго чутье къ народной пѣснѣ, хотя бы и фабричной, не покоробитъ отъ такихъ выраженій:
Бравый, кучерявый,
Гнется, какъ лоза.
Эхъ, пронзили душу
Черные глаза. (Стр. 11).
Не алѣть отъ улыбчивыхъ зорекъ.
Налетѣлъ погубитель бездомный,
Озорникъ, разудалый топорикъ.
Только плачетъ она тихоструйно. (Двое).
Ножка рада
Кандаламъ —
Что жъ, награда
По дѣламъ. (Стр. 34).
Кто товарищъ, кто мнѣ близкій?
Пѣсня здѣсь на новый ладъ.
Что-жъ, прижмуся къ стѣнкѣ склизкой
Эхъ, укутаюсь въ халатъ. (Стр. 41).
Небось, со мной блондиночка,
Какого мнѣ рожна?
Блондиночка-хмелиночка —
Законная жена. (Стр. 68).
Не знаемъ, тотъ ли это А. Бурнакинъ, что нѣкогда въ «Бѣломъ Камнѣ» разносилъ все старшее поколѣніе поэтовъ модернистовь, чѣмъ-то его обидѣвшихъ. Пріемъ довольно обычный: хвалить неопасныхъ стариковъ, чтобы не показаться нигилистомъ, и ласкать не болѣе опасную молодежь; отличить только непосредственно старшихъ. Городецкаго, кажется, тогда А. Бурнакинъ помиловалъ, и что же? Себѣ на вредъ, ибо Городецкій оказался настолько небезопаснымъ, что, сдѣлавъ сколокъ съ его ритмовъ и отчасти настроеній, авторъ наглядно сумѣлъ доказать негодность всякихъ буквальныхъ поддѣлокъ. А если это тотъ же Бурнакинъ, который за ненависть къ Брюсову, Сологубу, Блоку и др., былъ приглашенъ «Новымъ Временемъ» въ дублеры Буренину, причемъ исполняетъ свою роль безконечно менѣе умно и зло, чѣмъ его устарѣвшій предшественникъ, — то любопытно было бы знать, что онъ думаетъ о «Пѣсенникѣ» А. Бурнакина, — вѣдь отношенія къ Городецкому «Новаго Времени», какъ и ко всякому модернисту, весьма извѣстны?..