«Аполлонъ», № 7, 1910
Книга М. Волошина представляетъ намъ собранными его стихотворенія за 10 лѣтъ, — срокъ значительный, особенно если принять во вниманіе, что это были годы отъ 1900 до 1910. Для такого періода сборникъ маловатъ, что можно объяснить себѣ или тѣмъ, что авторъ долго отдѣлываетъ свои строчки, или, что вдохновеніе слетаетъ къ нему не особенно часто, или же, наконецъ, что поэтъ сдѣлалъ строгій выборъ изъ своихъ произведеній. Думается, что на книгу М. Волошина повліяли всѣ три обстоятельства, то-есть: что онъ пишетъ мало, тщательно отчеканиваетъ свои стихи и дѣлаетъ изъ нихъ осторожный выборъ. Тѣмъ болѣе значительной должна быть эта книга, столь долго жданная поклонниками Волошина, которые до сихъ поръ были принуждены отыскивать въ газетахъ и журналахъ его рѣдкія стихотворенія. Теперь же впервые можно составить себѣ отчетливое представленіе о поэтическихъ достиженіяхъ М. Волошина, тѣмъ болѣе, что значительной разницы между стихами 1900 года и 1909 г. какъ-то не чувствуется. Болѣе тщательная отдѣлка строчекъ, нѣкоторый перевѣсъ оккультизма надъ импрессіонизмомъ — вотъ вся «эволюція»', какую мы могли замѣтить въ авторѣ къ концу этого десятилѣтія.
Импрессіонизмъ и оккультизмъ намъ кажутся двумя опредѣляющими особенностями этого интереснаго поэта. Если во многихъ поэтахъ современности преобладаетъ «музыкантъ», то въ Волошинѣ безусловно преобладаетъ «живописецъ», притомъ не рисовальщикъ (французскіе парнасцы), а живописецъ-импрессіонистъ, пользующійся для своихъ эффектовъ больше всего красочными пятнами. Дѣйствительно, кажется, ни у одного изъ современныхъ поэтовъ не встрѣчается столько прилагательныхъ, опредѣляющихъ цвѣтъ, какъ у Волошина. При этомъ характерный недостатокъ: остро и сильно чувствуя отдѣльныя краски, авторъ смутно представляетъ себѣ ихъ сочетанія и не особенно заботится объ ихъ гармоніяхъ. Вообразимъ себѣ, напримѣръ — на холстѣ или въ природѣ — хотя бы такую картину:
Въ волнахъ шафранъ,
Колышатся топазы,
Разлитъ закатъ
Озерами огня.
Какъ волоса,
Волокна тонкихъ дымовъ,
Припавъ къ землѣ,
Синѣютъ, лиловѣютъ,
И паруса,
Что крылья серафимовъ,
Въ закатной мглѣ
Надъ моремъ пламенѣютъ.
Изломъ волны
Сіяетъ аметистомъ,
Струистыми
Смарагдами огней…
О, эти сны
О небѣ золотистомъ!
и т. д.
Этотъ недостатокъ его «палитры» находится, на нашъ взглядъ, въ связи съ другой его особенностью: стремясь къ возможной насыщенности всѣхъ отдѣльныхъ строкъ, поэтъ часто перегружаетъ ихъ до потери равновѣсія, такъ что, случается, одна строчка уничтожаетъ другую, какъ бы выбиваетъ изъ представленія читателя предыдущіе образы.
Къ сожалѣнію, мы недостаточно освѣдомлены въ тайныхъ наукахъ, чтобы судить, насколько глубокъ оккультизмъ Максимиліана Волошина. Открываетъ ли онъ новыя перспективы, или же ограничивается переложеніемъ — въ звучныя, нѣсколько однотонныя строфы — изысканій французскихъ мыслителей въ этой опасной области знанія? Однако, для насъ важно то, что сама точка зрѣнія автора — его взглядъ на вещи, природу и человѣческія чувства — насквозь проникнута оккультизмомъ, Эта, въ концѣ концовъ, внѣжизненная, «внѣміровая» лирика, трепетно-холодная и гипнотизирующая, одѣтая въ слѣпительно-яркія, но не всегда согласованныя между собою краски, эти мѣстами щегольскія по техникѣ, перегруженныя, тяжеловато-пышныя, торжественныя строки, производятъ впечатлѣніе влекущей и странной, нѣсколько страшной маски… Можно не испугаться, не повѣрить, но пройти мимо, не смутившись хотя бы въ первую минуту, невозможно.
Своеобразная таинственность переживаній, большое мастерство, не похожее на пріемы другихъ художниковъ, очень отличаютъ М. Волошина и дѣлаютъ понятнымъ его вліяніе на многихъ болѣе молодыхъ поэтовъ.