Письма обо всемъ.
(10 февраля 1904 г. № 59).
править
Русская «интеллигенція» дописываетъ послѣднія страницы своей исторіи. Ея ростъ, развитіе, упроченіе ея позицій вызываетъ полное ея перерожденіе. Изъ своеобразнаго «ордена» съ привлекательной романтической окраской она превращается въ прозаическое «среднее сословіе» буржуазнаго общества. Въ среднее сословіе, ибо она стоитъ между крайними соціальными классами, буржуазіей и пролетаріатомъ. Въ этомъ она уподобляется старому мѣщанству. Но въ то же время она глубоко отличается отъ него — и по своей роли въ хозяйствѣ современнаго общества, и по своему политическому и идеологическому облику. Она является среднимъ сословіемъ новаго типа. Старое мѣщанство, какъ представитель хозяйственной рутины и идейной примитивности, дробится каждымъ взмахомъ капиталистическаго колеса. Косное, невѣжественное, политически суевѣрное, — оно все въ прошломъ. Съ полномъ основаніемъ оно могло бы обратиться къ новому «среднему сословію»: «Тебѣ я мѣсто уступаю, мнѣ время тлѣть, тебѣ цвѣсти»
Новая демократія, поглощающая нашу старую, милую «интеллигенцію», не только не сокрушается развитіемъ крупнаго производства, — а, наоборотъ, расцвѣтаетъ вмѣстѣ съ нимъ. Можно даже сказать, что эта развивающаяся группа въ цѣломъ есть не что иное, какъ воплощенный отвѣтъ на техническіе, административные и «идеологическіе» запросы крупнаго производства и выростающаго съ нимъ въ связи буржуазно-демократическаго государства. Она живетъ продажей своей «умственности». Поэтому, въ отличіе отъ стараго мѣщанства, она профессіонально интеллигентна, профессіонально иниціативна, гибка, подвижна, не боится новыхъ словъ, не прячется отъ реформъ въ общественныя щели, наоборотъ, всегда толчется на политическомъ солнопекѣ…
Ростъ этой интеллигентной демократіи обусловливаетъ повышеніе ея нравственной самостоятельности (отъ «народа») и политической самоувѣренности. Она организуется, сплачивается, выдвигаетъ самостоятельные лозунги, вырабатываетъ (не стѣсняясь, конечно, плагіатомъ) самостоятельныя формы политическаго и философскаго мышленія. Она подбираетъ себя не слишкомъ скомпрометированное имя: въ послѣднее время она предлагаетъ называть себя «гражданской демократіей», чтобы не оказаться демократіей буржуазной[1]. Нѣтъ болѣе ни одного факта общественной жизни, на который она не налагала бы или не стремилась наложить свою печать. И чѣмъ дальше, тѣмъ настойчивѣе и увѣреннѣе.
Пролетаріатъ, поскольку онъ вступаетъ въ сферу политическихъ интересовъ, на первыхъ же шагахъ встрѣчается съ буржуазной демократіей. И его борьба за классовое самоопредѣленіе на половину, если не на три четверти, будетъ сводиться къ борьбѣ противъ опекунскихъ посягательствъ буржуазной демократіи. Не понимать этого имѣютъ привиллегію только тѣ горе-соціалисты, которые продолжаютъ надѣяться, что россійская интеллигенція въ непорочности донесетъ себя до соціализма. Наши ссылки на политическую волю буржуазной демократіи представляются имъ маневрированіемъ въ царствѣ призраковъ. «Излишне пускаться въ хитроумныя объясненія (извѣстныхъ явленій)… злыми кознями не существующей (несуществующей) у насъ „буржуазной демократіи“, пытающейся отнять у пролетаріата предстоящую ему гегемонію во время переворота. Нашимъ „ахъ бѣднымъ“ изъ „Рус. Вѣд.“… далеко до такого маккіавеллизма». («Вѣстн. Рус. Рев.» № 2, стр. 132). Таково противорѣчивое положеніе нашей буржуазной демократіи. Въ то время, какъ субъективно она вынуждается къ самоотрицанію, объективно она изо дня въ день и изъ часа въ часъ занимается самоутвержденіемъ.
Послѣдніе выборы въ Петербургскую думу, произведенные на новыхъ началахъ, пріобщили къ избирательной кампаніи умѣренные верхи либеральной демократіи столицы въ лицѣ нанимателей дорогихъ, квартиръ[2]. «Цвѣтъ обезпеченной, знатной и популярной интеллигенціи Петербурга», какъ писали наши газеты, столкнулся съ подрядчиками, трактирщиками, лѣсоторговцами. Побѣдителями оказались послѣдніе, такъ какъ «интеллигенція» оказалась застигнутой врасплохъ и обнаружила — «отсутствіе твердой организаціи, а также недостатокъ партійной дисциплины». («СПБ. В.»). Но урокъ выборовъ не прошелъ безслѣдно. Въ той напряженной вознѣ, которая происходила во время выборовъ — вокругъ нихъ, на собраніяхъ и въ прессѣ, буржуазная интеллигенція столицы накопляла элементы организаціи и партійной дисциплины. И одна изъ петербургскихъ газетъ, утѣшай разбитыхъ квартиронанимателей, говоритъ съ полнымъ основаніемъ: «Это періодъ ученичества. Будемъ надѣяться, что выдѣлится нѣсколько хорошихъ „учениковъ“, которые могутъ стать учителями»…
Будемъ надѣяться!…
Нѣкая умѣренно-либеральная и умѣренно-умная провинціальная* газета такими рѣчами характеризуетъ общественный смыслъ петербургскихъ выборовъ.
«Крупный квартиронаниматель, по своему матеріальному обезпеченію, а слѣдовательно и по условіямъ жизни, ничѣмъ не отличается отъ домовладѣльцевъ и купцовъ. На этой почвѣ (?), розни между ними нѣтъ и не можетъ быть. Но, съ другой стороны, въ категорію крупныхъ квартиронанимателей въ Петербургѣ входить почти весь цвѣтъ русской интеллигенціи. Это то обстоятельство раздѣлило людей, соединенныхъ общностью матеріальныхъ интересовъ, раскололо русскую, если можно такъ выразиться буржуазію. („Если можно такъ выразиться“?… Конечно, можно! Дерзайте, почтеннѣйшій!). Другими словами, петербургскіе выборы лишній разъ доказали, что доктринерское дѣленіе населенія на буржуазію и не-буржуазію (цензура, очевидно, мѣшаетъ газетѣ сказать пролетаріатъ) не имѣетъ, никакой почвы въ современной Россіи: что, если что нибудь раздѣляетъ русское общество за двѣ половины, то это — степень культурности, умственнаго развитія и гражданскаго самосознанія».
«Такимъ образомъ, у насъ въ сущности нѣтъ либеральной буржуазной партіи. Всѣ наши либералы въ земствахъ, городскихъ думахъ и въ литературѣ держатся хотя умѣренной, но чисто демократической политики, такъ какъ отстаиваютъ чисто народные интересы: заботятся о развитіи мѣстнаго самоуправленія, о школахъ, о народной медицинѣ… Все наше прогрессивное движеніе… опирается на интересы рабочаго класса, а потому, по существу своему, оно носитъ болѣе или менѣе соціалистическій характеръ. Внѣ соціализма у насъ нѣтъ въ настоящее время ни одной прогрессивной политической программы».
Долженъ извиниться передъ читателемъ: конецъ цитаты (съ красной строки) взятъ мною не изъ либеральной газетки, а изъ «соціалистически-революціоннаго» органа («Вѣсти. P. Р.» № 1, стр. 236). Конецъ этотъ, тѣмъ не менѣе, какъ видите, прекрасно гармонируетъ съ началомъ. Но пусть нашъ бѣдный подцензурный коллега не пугается "дѣланнаго сопоставленія: оно означаетъ не то, что буржуазно — либеральная газета мыслитъ «революціонно-соціалистически», а лишь то что соціалисты-революціонеры мыслятъ буржуазно.
«Цвѣтъ русской интеллигенціи» стоитъ на одномъ матеріалъ жомъ уровнѣ съ домовладѣльцами, купцами и фабрикантами. Слѣдовательно «розни между ними нѣтъ и быть не можетъ». Тѣмъ не менѣе, интеллигенція, въ противовѣсъ капиталистамъ «опирается на интересы рабочаго класса» и выдвигаетъ программу «болѣе или менѣе соціалистическаго характера». Либеральная газета, въ полномъ согласія съ «доктриной» «Рев. Рос.», думаетъ, что соціально-политическая «рознь» вызывается только разными степенями «матеріальнаго обезпеченія», тогда какъ на самомъ дѣлѣ она опредѣляется различными ролями въ общественно-производственномъ процессѣ. Капиталисты владѣютъ средствами производства и непосредственно зксплоатируютъ наемный трудъ. Интеллигенція средствами производства не владѣетъ; живетъ продажей своей «интеллигентности», непосредственно пролетаріата не эксплоатируетъ. Въ связи съ этимъ она заинтересована не столько въ повышеніи нормы прибавочной стоимости, сколько въ увеличеніи своей доли въ общемъ фондѣ національнаго дохода. А эта доля возрастаетъ по мѣрѣ «развитія мѣстнаго самоуправленія, школъ, народной медицины», словомъ по мѣрѣ повышенія народно-культурнаго уровня — на общемъ для всей буржуазіи базисѣ капиталистическихъ отношеній. Вотъ почему дѣятельность интеллигенція по необходимости охватываетъ нѣкоторые «чисто народные интересы», ни мало не пріобрѣтая этимъ путемъ «соціалистическаго характера». Такого рода характеромъ отличается только дѣятельность по объединенію пролетаріата въ классовую партію во имя соціальной революціи. Мы же до сихъ поръ не слышали, чтобы «цвѣтъ русской интеллигенція» занимался въ петербургской думѣ или вокругъ нея такого рода работой.
Повторяемъ. Различіе въ политическихъ физіономіяхъ извѣстныхъ, группъ опредѣляется не степенью матеріальной обезпеченности, а характеромъ выполняемыхъ этими группами общественныхъ функцій^ Капиталисты, въ томъ числѣ и землевладѣльцы и домовладѣльцы, несущіе извѣстный налогъ съ имущества, всегда тяготѣютъ къ установленію имущественнаго ценза во всѣхъ общественныхъ и государственныхъ учрежденіяхъ. Наоборотъ, интеллигенція въ цѣломъ всегда противъ «несправедливаго» имущественнаго ценза. Ея симпатіями пользуется цензъ образовательный.
Джонъ Стюартъ Милль въ своемъ «Представительномъ правленіи» высказываетъ ту мысль, что «только въ просвѣщенномъ меньшинствѣ можно найти восполненіе или коррективъ стремленіямъ демократическаго большинства». Въ интересахъ такого «корректива» Милль допускаетъ множественность вотума[3], но онъ не склоненъ обосновывать ее на имущественномъ цензѣ, ибо «критерій этотъ очень несовершененъ въ житейской борьбѣ: случай играетъ несравненно болѣе значительную роль, чѣмъ заслуга, и весьма трудно, — съ горечью жалуется Милль, — образованіемъ обезпечить себѣ соотвѣтственное соціальное положеніе». Посему «единственнымъ основаніемъ для предоставленія одному лицу нѣсколькихъ голосовъ можетъ служить личное умственное превосходство». Не слѣдуетъ только забывать, прибавимъ мы, что это «личное умственное превосходство» (образованіе) составляетъ монополію господствующихъ классовъ.
Образовательный цензъ, какъ дань «личному умственному превосходству», всегда выдвигался нашей «болѣе или менѣе соціалистической» демократіей противъ чумазаго думскаго купечества и противъ дикаго земскаго дворянства. Въ этомъ, если хотите, «прогресивность» образовательнаго ценза. Но другой своей стороной онъ выдвигается противъ всеобщаго равнаго избирательнаго права, выталкивая за черту политической активности широкія народныя массы. Въ этомъ его глубоко-реакціонная сторона, которая заставляетъ соціалдемократію видѣть въ «образовательномъ цензѣ» не что иное, какъ «козни буржуазной демократіи», обусловливаемыя ея сознательнымъ или безсознательнымъ стремленіемъ отнять у пролетаріата «гегемонію во время переворота»…
Въ связи съ разбиравшимся въ земствахъ вопросомъ о пониженіи избирательнаго ценза въ нашей литературѣ снова была выдвинута «симпатичная» идея «осѣдло-образовательнаго ценза», въ пользу котораго все чаще «раздаются голоса». Основными требованіями указаннаго ценза выставляются: возрастъ 25 лѣтъ, три года жительства въ данной мѣстности и образованіе не ниже полнаго средняго. Для уѣздовъ Саратовской губерніи (внѣ городовъ) этотъ критерій означалъ бы приращеніе въ 286 избирателей: земскихъ служащихъ — 152, служащихъ въ экономіяхъ — 77, другихъ служащихъ — 57. При этомъ среди земскихъ служащихъ 59 врачей, 26 ветеринаровъ, 10 страховыхъ агентовъ и 57 учителей. Все это кадры «несуществующей у насъ буржуазной демократіи». Но стремится ли она* сама къ политической роли? Несомнѣнно. Въ той же Саратовской губерніи были опрошены всѣ врачи, ветеринары и страховые агенты по губерніи, — не согласились ли бы они уплачивать за право голоса отъ одного до двухъ процентовъ со своего жалованья. Изъ 102 опрошенныхъ лицъ 99 высказали полное согласіе[4]. Здѣсь гражданская зрѣлость «гражданской демократіи» выдержала серьезное испытаніе.
А какъ относятся къ «осѣдло-образовательному» принципу — хотя бы напримѣръ, «Русскія Вѣдомости»? Съ горячей симпатіей. Значитъ ли это, что наши «ахъ бѣдные» изъ «Русск. Вѣд.» ставятъ себѣ прямую задачу — исторгнуть гегемонію у пролетаріата? Нѣтъ, не думаемъ, — къ этой цѣли сознательно стремятся пока лишь наши «ахъ бойкіе» изъ «Рев. Рос.». Что же касается широкой легальной «болѣе или менѣе соціалистической» демократіи, то она «просто» строитъ политическія формы по образу и подобію своему. Она осѣдла, она образована. А значить — «осѣдло-образовательный» цензъ.
Отсюда видно, что не только «соціалистическій», но и чисто демократическій характеръ значительнѣйшей части нашей интеллигенціи является чрезвычайно сомнительнымъ. Вся она и матеріально и духовно, — въ крайнемъ случаѣ только «духовно» (въ литературѣ) — связана съ органами общественнаго самоуправленія — сословно и имущественно привилегированными земствами, отчасти — думами. Земство рисуется ей провиденціальнымъ хозяиномъ Россіи. За предѣлами земской влиты начинается пассивный демосъ, опекаемый народъ. Очертить изъ земскаго центра избирательный кругъ тѣмъ или другимъ «осѣдло-образовательнымъ» радіусомъ — таковъ пока максимальный размахъ гражданскаго демократизма нашей гражданской демократіи.
«Обвиненіе» большинства интеллигенціи въ недемократизмѣ можетъ показаться продуктомъ болѣзненной политической подозрительности. Въ самомъ дѣлѣ, мы такъ привыкли вѣрить въ нѣсколько неопредѣленныя, но все же лучшія чувства интеллигенціи къ народу. И эта столь знакомая намъ публика можетъ отказать народу въ политическихъ правахъ? Клевета! На это мы отвѣтимъ. — Въ исторіи никогда не слѣдуетъ полагаться на добрыхъ знакомыхъ. Ибо ихъ лучшія чувства могутъ придти въ конфликтъ съ ихъ общественнымъ положеніемъ — и тогда они предадутъ, — разумѣется, «скрѣпя сердце», можетъ быть, «со слезами на глазахъ», — но все-таки предадутъ…
И психологическіе и политическіе моменты такого предательства подготовляются совершенно независимо отъ воли самой интеллигенціи. Выше мы отчасти намѣтили уже механизмъ этого процесса. Интеллигенція выдвигала противъ земскихъ и думскихъ хозяевъ свой принципъ образовательнаго (или пониженнаго имущественнаго) ценза. въ этомъ проявлялось и проявляется ея народолюбіе, такъ какъ именно во имя интересовъ народа, она требуетъ для себя избирательныхъ правъ. Въ процессѣ ея постепеннаго общественнаго самоопредѣленія этотъ цензъ становился для нея естественной нормой, — естественной тѣмъ болѣе, что онъ даетъ опорный базисъ для борьбы на два противоположныхъ фронта: сегодня — съ реакціонной буржуазіей, завтра — съ революціоннымъ пролетаріатомъ. Такова тенденція. Она не исключаетъ, разумѣется, дальнѣйшаго выдѣленія изъ интеллигенція радикальныхъ элементовъ.
Нужно помнить, что демократія въ цѣломъ поставлена въ гораздо болѣе благопріятныя условія политическаго развитія, чѣмъ пролетаріатъ: къ ея услугамъ громадный литературный аппаратъ легальной прессы; вся практика органовъ нашего самоуправленія и нашихъ легальныхъ съѣздовъ упражняетъ и закрѣпляетъ въ извѣстныхъ формахъ ея общественные инстинкты и развиваетъ въ ней вполнѣ опредѣленные навыки политическаго мышленія, — и не только въ тѣхъ верхахъ интеллигенціи, которые уже теперь достучались въ городскія думы, но и широкой «периферійной» интеллигентской массѣ, которая составляетъ агитаціонный аппаратъ всѣхъ избирательныхъ кампаній, легкую кавалерію всѣхъ оппозиціонныхъ «оказательствъ».
Не будетъ, поэтому, ничего не ожиданнаго, если демократія окажется способной сказать свое опредѣленное и очень вѣское слово
«Долой абсолютизмъ!» скажетъ революціонизированный соціалдемократіей пролетаріатъ. — «И да здравствуетъ осѣдло-образовательный цензъ!» отзовется согласнымъ хоромъ интеллигентная буржуазія, приступая къ созыву учредительнаго собранія. Въ этомъ рѣшающемъ «діалогѣ» послѣднее слово должно принадлежать пролетаріату — должно, если не жалкой насмѣшкой надъ собственнымъ безсиліемъ были наши рѣчи объ авангардѣ… Это послѣднее слово прозвучитъ такъ: «Да здравствуетъ всеобщее, равное прямое и тайное избирательное право!»
- ↑ См. въ «Рус. B.» берлинскія корреспонденціи г. I., бернштейніански-сервированнаго либерала, умнаго и талантливаго газетнаго фальсификатора германской политической жизни.
- ↑ Въ Петербургѣ весьма значительную, и притомъ наименѣе интеллигентную, иниціативную и либеральную часть публики составляетъ бюрократія.
- ↑ Избиратели одной категоріи имѣютъ по одному голосу, избиратели другой по два и т. д. Такова, напримѣръ, система въ Бельгіи.
- ↑ Три высказались противъ, но не потому, чтобы ихъ пугалъ налогъ на жалованье, а по другимъ причинамъ.