1-го Генв. 1840. Съ новымъ годомъ! День славный; вчера и сегодня градусовъ 10—15, тепло; снѣгъ не идетъ, вѣтру нѣтъ. Снѣгъ однакоже ужасно глубокъ: Богъ вѣсть, какъ протащимся съ орудіями, больными и ящиками. Дай Богъ, чтобы мы могли сдѣлать по 10 верстъ въ день. Вѣроятно выступимъ дня черезъ три. Вчера опять ушло у насъ четыре Кайсака, Семиродца, это всего выходитъ 24 человѣка; поймать ни однаго не удалось доселѣ; хоть бы разстрѣлять какого нибудь бѣглеца, такъ-бы можетъ-быть стали трусить. В. А. сегодня очень разстроенъ, не спалъ всю ночь и много беспокоится. Я все говорю алахъ-керимъ, Богъ милостивъ, и Русскій Богъ великъ; дойдемъ хорошо, сдѣлаемъ дѣло и воротимся благополучно. Мы доселѣ сдѣлали нѣсколько менѣе 500 верстъ въ 32 дня, а отсюда пойдемъ еще вдвое медленнѣе. Бизяновъ, который выступилъ четвертаго дня съ своей колонной, проходилъ первые два дня по пяти и по семи верстъ. Пѣхота пашетъ по колѣна въ снѣгу. Всѣ Кайсаки говорятъ, что отъ роду такого снѣгу здѣсь не запомнятъ; обыкновенно по сю сторону Сырта Буссага, который раздѣляетъ вершины Илека и Эмбы, зима бываетъ несравненно мягче и снѣгу бываетъ гораздо менѣе, чѣмъ у васъ; теперь на оборотъ. Вы ждете снѣгу, а мы отрываемся лопатами. Наша колонна шла въ походѣ такимъ порядкомъ: лѣвый флангъ верблюдовъ въ десять рядовъ или нитокъ; впереди, для порядку, по одному казаку на каждый рядъ, а иногда и на каждые два ряда. Правая колонна или флангъ также; въ срединѣ паркъ, за нею штабъ, за нимъ лодки, церковь, аріергардъ; впереди парка артиллерія, впереди ея авангардъ 1-го полка. Нельзя впрочемъ не признаться, что иногда, особенно въ началѣ, было много путаницы, и долго не могли привыкнуть останавливаться тѣмъ же порядкомъ и выступать также. Теперь всякій знаетъ свое мѣсто; кибитка корпуснаго командира становится въ самой срединѣ за паркомъ и выдвигается впередъ; за нею каютъ-кампанія и кухня: по обѣ стороны: влѣво стоятъ дежурный штабъ офицеръ, дежурство и прочее, вправо мы. Теперь прибыли къ намъ въ палатку еще два генерала: командующій пѣхотой Толмачевъ, и кавалеріей Ціолковскій. Они, кажется, станутъ на правомъ флангѣ, подлѣ дежурства. Скажу вамъ еще частное и собственное мнѣніе мое: мы весною воротиться не можетъ. Дай Богъ, чтобы я ошибался. Во всякомъ случаѣ обратный путь будетъ по моему безъ всякаго сравненія легче и удобнѣе; мы можемъ идти порознь, разными дорогами и малыми частями. Мнѣ кажется, что мы, вопреки всякому расчету, отвѣдаемъ Хивинскихъ дынь, а можетъ быть и винограду. Вы видите, что я говорю откровенно, что думаю, поэтому и вѣрьте, что я вообще отъ васъ ничего не скрываю; В. А. позволилъ писать мнѣ все, и письма эти почти тоже, что дневникъ мой.
4-го Генв. Довольно холодно; 22°, но ясный, солнечный день. Изготовилъ до 150 коекъ для больныхъ, которыхъ будутъ подвѣшивать на верблюдовъ; пересмотрѣлъ стклянки и банки по должности дворецкаго — все полопалось, вино, трюфли, морсъ, прощай! Даже портвейнъ и мадера высадили въ боченкахъ дно. Говорятъ, если правда, что у Ціолковскаго все цѣло: вотъ что значитъ хозяинъ, и вотъ какая разница въ хозяйствѣ хозяина и бурлака. Впрочемъ, все у насъ было обшито кошмами: не знаю, въ чемъ сила. В. А. уѣхалъ вчера еще въ укрѣпленіе къ Геку, и пишетъ письма; Никифоровъ и Ханыковъ живутъ тамъ постоянно, Артюховъ являлся туда ежедневно, чтобы поѣсть свѣжаго хлѣба и напиться квасу; я въ теченіе двухъ недѣль навѣдывался туда, по дѣлу, раза два-три. Муллу произвели заурядъ въ хорунжіи, онъ ходитъ съ темлякомъ; Чихачевъ вздумалъ чистоплотничать сегодня, вытереться спиртомъ, да хотѣлъ погрѣть огромное полотенце, съ простынею, обмакнувши его въ спиртъ — огонъ вспыхнулъ, и мы едва не сожгли юлламу свою, насилу выкинули тряпку въ снѣгъ.
5-го Генв. На дняхъ отданъ приказъ, чтобы всѣ офицеры покидали здѣсь въ укрѣпленіи всѣ излишнія тяжести, все безъ чего только можно обойтись, потому что иначе, быть-можетъ, принуждены будутъ по недостатку верблюдовъ кинуть добро свое путемъ на распутье. Почему же и не такъ? Въ Турціи гевальдигеры жгли, по приказанію главнокомандующаго, всякую лишноту, т. е. всякую повозку, когда строго велѣно было всѣмъ итти на вьюкахъ, но не могли истребить всего обоза: много телѣгъ перешло за Балканъ — и — виноватъ, въ томъ числѣ и наша. Дѣвать вещей своихъ мнѣ было некуда, и чѣмъ жечь ихъ самому, я рѣшился тогда предоставить дѣло это судьбѣ и оберъ-гевальдигеру. Кто изъ нихъ былъ милостивѣе, не знаю; но мы съ Зейдлицемъ сохранили телѣгу свою. Здѣсь иное дѣло; мы поднялись съ мѣста на вьюкахъ, всѣ знали, что лишняго брать нельзя, и всѣ мы знали кромѣ того, что насъ будутъ кормитъ готовымъ. У меня бросать нечего; на шт. офицера полагалось при выступленіи два верблюда, а я занялъ своими вещами одного. Но тулупъ, таганъ, котелокъ, ведро, топоръ, лопата, чайникъ, треноги, арканъ и всякая, неизчислимая, но необходимая дрянь накопляется и — смотришь — выходитъ тотъ же вьюкъ. Тутъ еще овса выдадутъ вдругъ на нѣсколько сутокъ, да сухарей людямъ, да наберешь сѣнца, да дровецъ — и бѣдный верблюдъ кряхтитъ и рычитъ подъ ношей, а убавить нечего. Удивительно, какъ дрянь эта накопляется въ походѣ, и какъ она необходима. Напримѣръ, у человѣка излишняя кошомка, дрянная, изодранная, но она грѣетъ, если ею укроешься въ 25° морозу, и грѣетъ, если ее подстилать подъ себя; и кто рѣшится ее кинуть? Вотъ какъ пойдемъ, завоевавши ханство, домой, тогда облегчимся: тулуповъ и теплыхъ сапогъ не надо, кинемъ ихъ; овса лошадямъ не нужно, сѣна не нужно, муки верблюдамъ не нужно, дровъ таскать не нужно, ни теплыхъ постелей и покрывалъ, и прочее и прочее.
6-го Генв. Погрузили крестъ въ Эмбу, освятили бусурманскія воды, палили изъ пушекъ. Священникъ нашъ молодой вдовецъ, лѣтъ двадцати не съ большимъ, благочестивый, доброжелательный и всѣми уважаемый. Онъ стоялъ въ бѣлой какъ снѣгъ ризѣ, на бѣломъ снѣгу, и солнце генварское ярко играло на золотыхъ галунахъ. День ясный и теплый, 10°. На дняхъ генер. Молоствовъ стрѣлялъ въ цѣль, Уральцы изъ винтовокъ своихъ били также не совсѣмъ плохо: на 100 и 150 шаговъ. Скоро и я буду походить на Уральца: я не брился со дня выступленія изъ Оренбурга и не намѣренъ бриться до возвращенія: на походѣ, да еще зимой, заниматься этимъ скучно. Скоро напишу вамъ, къ какому разряду изъ всѣхъ бородъ принадлежитъ борода моя: клиномъ ли она, лопатой ли, вѣникомъ, вѣеромъ или хохолкомъ. Верблюды наши худѣютъ — перенеси Богъ; но иначе и быть не можетъ; зимняя тебеневка можетъ по нуждѣ поддерживать скотину, кой-какъ, но откормиться на ней скотина не можетъ. При выступленіи отсюда, верблюды по необходимости будутъ сутки полторы не ѣвши; они ходятъ верстъ за 20, ближе нѣтъ кормовъ; ихъ пригонятъ сюда съ утра, здѣсь они переночуютъ, на другой день навьюченные должны они еще сдѣлать хоть небольшой переходъ и удовольствоваться потомъ неимовѣрно-тощимъ кормомъ, потому что снѣгъ завалилъ все. Лошадямъ идетъ по 5 ф. сѣна, и по 4 и 5 гарнцовъ овса. Этого довольно. Я не ковалъ лошадей своихъ вовсе и очень этимъ доволенъ: снѣгъ не набивается подъ копыта, и лошади, непривычной къ ковкѣ, легче. О Хивинцахъ никакого слуху: словно сгинули. Тяжело будетъ намъ пройти еще верстъ 200, т. е. до Усть-Урта; тамъ, поднявшись, найдемъ много дровъ, найдемъ и корм для верблюдовъ и, вѣроятно, поменѣе снѣгу. Бывалые люди увѣряютъ, что мы ни подъ какимъ видомъ не найдемъ въ Хивѣ, въ цѣломъ ханствѣ, достаточное для себя продовольствіе, а что необходимо будетъ требовать подвозу изъ Бохары. Я тоже такъ думаю, и думаю, что изъ Бохары, если просить объ этомъ не застѣнчиво, могутъ доставить довольно. Каракалпаки могутъ снабдить насъ говядиной, а Туркмены верблюдами. Мы придемъ въ Хиву къ веснѣ; вѣроятно хозяевамъ не много удастся посѣять, и гости еще менѣе того пожнутъ. Пора не земледѣльческая, година брани. Я говорилъ уже вамъ, что на дняхъ попытались сдѣлать нѣсколько ночныхъ сигналовъ огнями, по условленному порядку. Такъ какъ это случилось въ первый разъ, то В. А. послалъ увѣдомить о томъ всѣхъ начальниковъ, чтобы они не прозѣвали ракеты. На другой день одинъ подалъ мнѣніе свое, что было бы необходимо имѣть какой нибудь сигналъ, означающій: «больше сигналовъ въ эту ночь не будетъ», чтобы избавить людей отъ труда караулить ихъ. Это очень походитъ на извѣстный анекдотъ о какомъ-то городничемъ или губернаторѣ, который отдалъ приказъ, чтобы пожарныя трубы всегда были запряжены за полчаса до пожару.
8-го Генв. Скука начинаетъ одолѣвать насъ: все еще стоимъ на мѣстѣ, стоимъ еще оттого, что намъ, для уничтоженія укрѣпленія при Акъ-Булакѣ, надобно поднять оттуда все и въ особенности больныхъ и препроводить ихъ безопасно сюда, на Эмбу; и будутъ передавать, по пересылкѣ, одинъ отрядъ другому, и потому надобно расчесть время такъ, чтобы каждый выступилъ въ пору. Между тѣмъ непомѣрно глубокіе снѣга замедляютъ ходъ, Чижевъ пришелъ въ Акъ-Булакъ вѣроятно только 3-го или 4-го. Скажу вамъ правду, В. А. заботами, безсонницей и тьмою хлопотъ и затрудненій, а пуще всего именно заботами о будущемъ, очень разстроенъ. Тутъ, кажется, немножко не правы тѣ, которые старались убѣждать его всегда, что затрудненій и препятствій быть не можетъ, и что весь походъ этотъ будетъ прогулкой. Нѣтъ; я не велика спица въ колесницѣ, и не мнѣ бы объ этомъ судить, но я всегда былъ вовсе противнаго мнѣнія и доселѣ все еще удивляюсь, какъ все идетъ хорошо, и какъ мало встрѣчаемъ мы препятствій. Развѣ доселѣ подобный походъ не считался почти несбыточнымъ? Развѣ не одно только крайнее предусмотрѣніе и необыкновенные средства и способы могли дать возможность предпринять его? Развѣ кто нибудь изъ насъ не зналъ, что мы должны пройти болѣе десятой доли четверти круга земнаго по буранамъ, необитаемымъ пустынямъ, покрытымъ снѣгомъ, ограничиваясь собственными средствами и не ожидая ни отъ кого почти никакой помощи? Развѣ не знаемъ и не видали мы, какъ люди голодаютъ, болѣютъ, гибнутъ, какъ постигаетъ всякая военная невзгода войска, среди земель Европейскихъ, гдѣ казалось бы есть всѣ средства избѣгнуть всякой подобной бѣды? А между тѣмъ настоящій походъ не можетъ равняться ни съ какимъ другимъ походомъ — это иное дѣло. Стало быть, мы все это знали, на все это готовились и не должны удивляться теперь ничему.
Говорятъ: да теперь, можетъ быть, всѣ верблюды падутъ, мы останемся безъ подъемныхъ средствъ, у насъ выйдетъ продовольствіе, мы его всего беремъ на шесть недѣль; въ Хивѣ мы его не найдемъ, люди всѣ переболѣютъ, и прочее, и прочее. Отвѣчаю опять тоже: все это можно и должно было предвидѣть; противъ всего этого взяты заблаговременно всѣ возможныя мѣры, — а чего предупредить нельзя, то во власти Господней. Насъ можетъ поглотить и землетрясеніе; но вѣроятно ли это, хоть сколько нибудь? Нѣтъ. Такъ и то; трудностей будетъ много, но мы ихъ, дастъ Богъ, одолѣемъ. Верблюды не могутъ никогда пасть вдругъ; потеряемъ въ теченіи пути треть, ну половину — и дойдемъ на остальныхъ; оставимъ часть людей и сложимъ часть продовольствія, котораго не въ силахъ поднять, пойдемъ дальше и сдѣлаемъ свое. А чтобы можно было кончить все это и воротиться весною въ Оренбургъ — этому я никогда не вѣрилъ, и молчалъ, чтобы не быть зловѣщимъ пѣтухомъ. У насъ здѣсь о сю пору надѣятся и самъ В. А. не вѣритъ, чтобы мы не воротились весной — а я остаюсь при своемъ. Надо приготовить продовольствія, которое можемъ получить только изъ Бохары — чему также не хотятъ вѣрить; надобно достать верблюдовъ у Туркменъ и Кайсаковъ (у Каракалпаковъ ихъ нѣтъ), а на нашихъ верблюдахъ мы воротиться не можемъ: весной скотина тоща, особенно послѣ зимняго похода. Надобно кончить политическія дѣла, не только въ Хивѣ, но вѣроятно и съ Туркменами — словомъ, это не игрушка. Но все это, я увѣренъ, сдѣлается; только на это нужно время. Еслибы я былъ здѣсь нуженъ, или въ особенности полезенъ — я бы не жалѣлъ о томъ, что покинулъ престарѣлую мать и малолѣтнихъ дѣтенышей; а какъ я считаю себя почти излишнимъ, потому что каждый грамотный человѣкъ могъ бы написать 12 или 15 номеровъ бумагъ, которыя у меня о сю пору вышли, то по одному только этому иногда невольно вздыхаю по своимъ. Вотъ почему я отнюдь не хотѣлъ быть въ числѣ охотниковъ, хотя и пошелъ охотно, когда сказано было: иди. Личная привязанность и благодарность моя за много добра заставляли меня почти желать, чтобы я при назначеніи этомъ не былъ обойденъ; а увѣренность, что во мнѣ не можетъ быть никакой нужды, побуждала отвѣчать на вопросъ: хотите ли идти? — Какъ прикажите, какъ угодно.
Посланные впередъ для развѣдокъ Кайсаки привезли отъ Бизянова, изъ передоваго отряда, хорошія вѣсти: глубокій снѣгъ лежитъ только на четыре перехода отселѣ, а тамъ его меньше, и тебеневка изрядная. Кузминскій, слѣдующій за Бизяновымъ, вопіетъ еще отчаяннымъ гласомъ, но вѣроятно и онъ вскорѣ выберется изъ сугробовъ и оправится. Здѣсь всѣ бросили излишнюю поклажу свою; все укрѣпленіе завалено. Мнѣ остается только бросить ящики, которые вѣсятъ до 3-хъ пудовъ и переложить бѣлье и платье въ мѣшокъ — поклажи лишней нѣтъ. Иные оставляютъ здѣсь даже бѣлье, берутъ съ собою дюжину и даже менѣе рубахъ — на это я не рѣшаюсь; кинуть, такъ кину на дорогѣ, гдѣ придетъ раздорожица, а бѣлья здѣсь не брошу. Судьба хранила меня доселѣ отъ всякихъ плотоядныхъ набѣговъ шестиногой пѣхоты, но у многихъ изъ товарищей моихъ большой и указательный персты правой руки исправляли должность удочки и таскали по вечерамъ бѣлорыбицу изъ подъ воротника рубахи…. Я увѣренъ, по опыту, что никогда и ни въ одномъ походѣ Русскій солдатъ не ѣлъ такъ хорошо и сытно, какъ нынѣ здѣсь; между тѣмъ имъ все мало. Ѣдятъ какъ акулы, а работаютъ какъ мухи; они походятъ на какихъ-то институтокъ, не видавшихъ отроду ничего и не умѣющихъ заботиться ни о чемъ. Все имъ въ диковину; вѣрите ли, не умѣютъ разложить огня и сварить каши, не умѣютъ сладить съ камышемъ и кизякомъ, не умѣютъ зарѣзать коровы, заколоть барана. Кто ихъ нянчилъ и лелѣялъ, кто качалъ ихъ и прибаюкивалъ? Уральцы молодцы; ихъ суютъ всюду, и всюду они успѣваютъ, и вездѣ ими довольны. Отборные Башкиры Ціолковскаго также молодцы; дивизіонъ 1-го полка воюетъ съ Кайсаками, отбиваетъ въ отрядъ верблюдовъ, гдѣ можетъ, и говоритъ, что покажетъ себя въ дѣлѣ. Впрочемъ, маіоръ Давыдовскій, командующій имъ, прекрасный, благородный, заботливый человѣкъ; жаль только, что онъ самохваловъ не оставилъ въ Уфѣ. — Уральцы не съѣдаютъ казенной дачи, а линейные баталіоны, стоя 3 недѣли здѣсь на мѣстѣ, не могутъ утолить голода никакими средствами; что же будетъ, когда пойдемъ на половиной дачѣ? Впрочемъ, надобно сказать правду, отъ безпорядку при раздачѣ и по другимъ причинамъ, всякое стараніе, всякая забота главнаго начальника дѣйствуетъ не рѣдко въ превратномъ смыслѣ или видѣ, и никакой глазъ не можетъ усмотрѣть тутъ за порядкомъ во всѣхъ частностяхъ.
Завтра, 10-го, идемъ непремѣнно. В. А. остается еще здѣсь на нѣсколько дней и догонитъ насъ; колонна Гека также еще остается. Морозы опять поправились; дня три все по 25°, но въ полдень солнце удивительно грѣетъ. Спасибо, нѣтъ вѣтру. Только бы до Усть-Урта, какихъ нибудь 250 верстъ, а тамъ не боимся ничего. Да, если бъ послушали меня глупаго, говаривала нянька Соломонида, были бы разумны; зимою надобно было идти на Гурьевъ или Сарайчикъ; только весной или осенью эта дорога предпочтительна. Mądry liach poścodzie. Слава Богу, добрыя вѣсти отъ Бизянова, изъ передовой колонны, развеселили нѣсколько и В. А; въ самомъ дѣлѣ, не бездѣлица вести на свой отвѣтъ столько народу!
Вечеромъ. Былъ въ укрѣпленіи, въ этой Капуѣ, и наглядѣлся всякой всячины. Примите къ свѣдѣнію, что при этой массѣ движущихся силъ, никогда не можетъ дѣло обойтись безъ всякихъ безпорядковъ, сколько начальникъ ни хлопочи, хоть онъ разорвись. Тутъ не только виноваты виноватые, но иногда и не виноватые; виноватъ случай и сплетеніе обстоятельствъ, напримѣръ: при новомъ разсчетѣ верблюдовъ кой-кого забыли вовсе. Тутъ съ большимъ ожесточеніемъ и настойчивостію требуютъ изъ укрѣпленія въ отрядъ 30 пудовъ сала, комендантъ плачетъ и отдаетъ послѣдніе 25 пудовъ; вѣшаютъ его, казакъ отмораживаетъ себѣ при этомъ палецъ, и лишь только сало это, взятое почти съ бою, привозится въ колонну, какъ уже возвращается назадъ, потому что въ колоннѣ отыскалось 100 пудовъ сала, о которыхъ по видимому позабыли. Не одно сало впрочемъ, и сухожильное мясо съ костями отыскивается иногда такимъ же образомъ: въ какомъ-то невѣдомомъ углу укрѣпленія, въ темной землянкѣ, нашлись сегодня 22 человѣка слабыхъ 1-го баталіона, о которыхъ также историческихъ, статистическихъ и географическихъ свѣдѣній не отыскалось. Ктожъ васъ продовольствовалъ? спросилъ я. — Да мы посылали каждый день человѣкъ трехъ, которые по крѣпче, и имъ отпускали, по маленьку, всего….Жаль, что въ отрядѣ недостаетъ многихъ лицъ и мѣстъ, къ которымъ привыкли на походѣ всегда по разнымъ дѣламъ обращаться, зная уже, гдѣ и у кого чего искать. Нѣтъ начальника штаба, оберъ-квартирмейстера, оберъ-провіантмейстера и многихъ другихъ. Кромѣ того — позвольте сказать между нами правду — кромѣ немногихъ, людей нѣтъ….
11-го. Вчера, поздненько, сдѣлано было окончательное распоряженіе о непремѣнномъ выступленіи. У укрѣпленія осталось много сѣна; можно бы было прокормить ночью верблюдовъ и выступить сегодня въ порядкѣ, но сборъ пробили въ часъ и вскорѣ начали выступать. Всего приходилось пройти намъ до ночлегу версты двѣ, но давно уже смерклось, какъ, отъ безпорядку и излишняго порядка (то и другое одинаково неудобно) сотни вьюковъ и верблюдовъ лежали еще на мѣстѣ и сотни валялись растянувшись на цѣломъ пути. Такимъ образомъ мы нынѣ повѣряемъ и считаемъ верблюдовъ и держимъ ихъ — со времени пригона съ пастбища — двое сутокъ тощакомъ. Если такъ будемъ идти, то не дойдемъ; въ этой печальной истинѣ я вчера только, съ сокрушеннымъ сердцемъ, долженъ былъ убѣдиться. Но въ этомъ случаѣ погубятъ насъ не морозы, не снѣга, не трудность пути, а погубятъ двѣ крайности: одна лежитъ по одну сторону, другая по другую сторону порядка, этой души всякаго дѣла. Надобно во всемъ этомъ винить случай, трудность и новизну дѣла, трудность управленія частями и цѣлымъ и сотни неустраняемыхъ помѣхъ. Довели, напримѣръ, главнаго начальника до того, что онъ хочетъ кинуть все, весь обозъ свой и, по собственнымъ словамъ его, записаться въ солдатскую артель: такой недостатокъ, говорятъ, въ верблюдахъ; а между тѣмъ вдругъ оказываются ихъ сотни лишнихъ подъ юлламами и разною дрянью возчиковъ-Кайсаковъ. Ну, полно объ этомъ; много будете знать, скоро состарѣетесь…. Но говоримъ о другомъ. Папа Пій VII-й вздумалъ угостить Эверсмана и другихъ сопутниковъ кофеемъ и сказалъ своимъ языкомъ казаку: тамъ слышь, лежитъ въ бутылкѣ кофе, сдѣлай. Казакъ сварилъ кофе, принесъ его, гости стали наливать, положили и сахару, прибавили сливокъ — вкусъ, говорятъ, довольно странный и совсѣмъ не кофейный; нюхаютъ, прихлебываютъ — наконецъ приказываютъ принести бутылку, и оказывается, что козакъ сварилъ кофе изъ сухой ваксы….
Да, безначаліе худо, а многоначаліе мало лучше. Это то же многоженство. В. А. остался еще на время въ укрѣпленіи. Начальники колоннъ были при выступленіи: Ціолковскій, Кузминскій, Толмачевъ и Мансуровъ; на мѣсто послѣдняго поступилъ давно уже Молоствовъ; къ Кузминскому въ колонну отправился, еще съ Эмбы, генер. Толмачевъ. У насъ въ колоннѣ междуцарствіе. Ушли колонны: Бизянова и Кузьминскаго, и за нами выступаетъ Геке. Снѣгъ глубокъ, почти по колѣни, кормы покрыты, а верблюдъ кормится только тѣмъ, что сверхъ снѣгу; онъ не можетъ разгребать снѣгъ мягкими перстами своими и пяткой, какъ лошадь копытомъ. Я нѣсколько разъ говорилъ, еще во время стоянки вашей на Эмбѣ, что по нынѣшнему состоянію верблюдовъ необходимо уменьшить вьюки; теперь, кажется, опытъ заставитъ приступить къ пересыпкѣ провіанта для уменьшенія тяжести. Не дай только Богъ оттепели — тогда бѣда; морозы снова пріударятъ, и снѣга покроются черепомъ: вся скотина пропала; ноги верблюдамъ подрѣжетъ, а корму нѣтъ тогда вовсе. Теперь идемъ рядами, нитками, рядовъ въ пять, глубокими тропинками, протоптанными передовыми верблюдами; какъ верблюдъ оступится въ глубокій снѣгъ, съ жесткой тропы, такъ и полетитъ и уже рѣдко встаетъ. Вьюки пригнанные здѣсь, въ укрѣпленіи, сдѣланы дурно, не впору, ни по сѣдлу, ни по верблюду, сваливаются, душатъ верблюда: очень естественно, этотъ родъ вьюченья съ кляпами, очень хорошъ, если пригнать тщательно каждый вьюкъ отдѣльно; въ противномъ случаѣ не годится, а гораздо лучше вьючить по киргизски, съ завязкой. Объ этомъ докладывалъ я, когда только узналъ, что дѣлаются въ укрѣпленіи вьюки; дѣло кончилось бесѣдою, а теперь бѣда. О Хивинцахъ ни слуху, ни духу. Лошади всѣ въ отличномъ тѣлѣ, какъ были выкормлены въ Оренбургѣ. Вынеси Господь насъ на Усть-Уртъ; тамъ дойдемъ, дастъ Богъ; снѣга не могутъ быть тамъ глубоки, какъ здѣсь. По сю пору офицеры у насъ всѣ здоровы, что будетъ впередъ!
Въ укрѣпленіи жгли мы, и гарнизонъ частію, башкирскія телѣги, ихъ остались тутъ тысячи; а если бъ вы видѣли, сколько тутъ брошено желѣза, шинъ, рваней, право страхъ сказать: вся степь или вѣрнѣе весь лагерь заваленъ. Вчера, 13го, послѣдовалъ приказъ о назначеніи Ціолковскаго командующимъ колонной вмѣсто захворавшаго Молоствова. Сегодня опять считали верблюдовъ, дневка; такъ считали, никакъ, сыновъ израилевыхь въ пустынѣ. Кули, благодаря Бога, пересыпаютъ. Вчера я было со всѣмъ разклепался, сегодня мнѣ хорошо, только поясница болитъ; но это болѣзнь на походѣ скучная, да не опасная. Вчера сидѣли мы всѣ пятеро въ юлламѣ своей вкругъ огонька, и Л. насъ ужасно насмѣшилъ и распотѣшилъ. Въ чайникѣ нашемъ была водка; выливши ее, мы положили въ него снѣгу, чтобы выполоскать, и поставили на огонь. Л. ничего этого не зная взвылъ по верблюжьи и зарычалъ львомъ, когда голубое пламя внутри чайника стало пробѣгать по снѣгу. Мы съ своей стороны отвѣчали преспокойно, что это не диво и что здѣшній снѣгъ всегда горитъ. Ist es moeglich? Ware es moeglich? Das ware doch des Teufels — словомъ, у нашего ученаго умъ за разумъ зашелъ; онъ началъ доказывать, что въ снѣгу могутъ находиться горючія частицы щелока, и тому подобное, выскочилъ сломя голову изъ юлламы, ухватилъ, какъ вдохновенно бѣснующійся, комъ снѣгу и поднесъ его къ огню — но снѣгъ не загорался; рѣшено было, въ общемъ собраніи, что снѣгомъ топить нельзя, а надо запасаться дровами. Смѣшной случай этотъ напомнилъ мнѣ другой, подобной анекдотъ, видѣнный и слышанный мною у старика Паррота; онъ показывалъ намъ какой-то физическій опытъ и указалъ всѣмъ на желѣзную трубочку, изъ которой вода должна ударить; началъ качать, качаетъ, качаетъ — воздухъ шипитъ, а воды ни капли. Старикъ обошелъ насосъ со всѣхъ сторонъ, осмотрѣлъ его, удивлялся, но счелъ наконецъ обязанностію объяснить ожидающимъ развязки ученикамъ причину неожиданнаго явленія, и прочелъ очень ученое слово о барометрическихъ, термометрическихъ и игрометрпческихъ вліяніяхъ на насосы. Не успѣлъ однакоже кончить его, когда рябой и кривой прислужникъ его, знаменитый Кристьянъ, перебилъ его преспокойно, замѣтивъ, что вода еще не налита. На дневкѣ сегодня поиграли мы съ Коваленскимъ и Сафоновымъ не много въ шахматы, но они оба слабеньки. Между тѣмъ другіе поднесли Л. баранью башку, увѣряя его, что это голова дикаго осла, найденная на древнемъ полѣ сраженія. Хорунжій Мулла-Нуръ между тѣмъ препоясывалъ чресла свои мечемъ-кладенцемъ, чтобы явиться къ новому начальнику, отцу и командиру своему.
18 Генв. На вчерашнемъ переходѣ встрѣтили мы больныхъ нашихъ съ Акъ-Булака. У меня сильно болитъ поясница, и я не могу еще сѣсть верхомъ, и лежалъ въ койкѣ на верблюдѣ; поэтому я не могъ самъ видѣть больныхъ, но, говорятъ, было страшно. Изъ Акъ-Булака отправлено ихъ 232 человѣка, а на дорогѣ, въ шесть дней, умерло изъ нихъ 46. Все цынга. Разумѣется, что тѣ, которые скончались дорогою, не долго прожили бы и въ цынготныхъ землянкахъ своихъ, въ Акъ-Булакѣ; а кто вынесетъ переходъ этотъ, можетъ надѣяться выздоровѣть. На Эмбѣ имъ будетъ лучше, они будутъ жить въ кибиткахъ. Дай Богъ скорѣе дотащиться. На Усть-Уртѣ — бывало столь страшномъ — мы отдохнемъ. Не можетъ же быть, чтобы тамъ былъ такой снѣгъ. Здѣсь верблюдовъ посылаютъ на тебеневку съ лопатами, расчищаютъ напередъ снѣгъ. Коваленскій, о которомъ у васъ разнеслись какіе то нелѣпые слухи, ждетъ насъ въ Акъ-Булакѣ, но, говорятъ, самъ боленъ. Моей болѣзни не пугайтесь; она мнѣ крайне надоѣдаетъ, это правда, но извѣстный Drachenschuss, столь страшный по прозванію, какъ сами вы знаете, никогда не бываетъ опасенъ. — У насъ появилась дойная верблюдица; молоко очень хорошо, густо какъ сливки и солоно.
21-го. Прошли знаменитыя горы Бакыръ и Али; до Акъ-Булака осталось намъ не болѣе 45 верстъ. Что за пустынный печальный край! Здѣсь лѣтомъ одно только сухое море. Мысль цѣпенѣетъ, когда глазъ обнимаетъ на безконечное пространство сухую, чахлую, безводную и безплодную почву. А зимой! Въ продолженіи двѣнадцати дней, съ самаго выступленія съ Эмбы, мы два только раза могли напоить лошадей: одинъ разъ въ дурномъ, соленогорькомъ озерѣ и вчера, у подошвы горы Али изъ родника, бѣднаго, но прѣснаго, хотя и напитаннаго гипсомъ. Верблюдовъ водятъ пасти съ лопатами, разгребаютъ для нихъ снѣгъ; но силъ человѣческихъ не достаетъ на то, чтобы разгрести достаточное для нѣсколькихъ тысячъ верблюдовъ пространство; снѣгъ глубокъ, жестокъ, смерзъ и окрѣпъ, и притомъ спросите, что подъ снѣгомъ этимъ? — обвѣтрившійся мергель, гипсъ, сѣрая вакка, желѣзистая, разсыпная, и еще солоноватый илъ; чернозему ни зерна. Ковыль (stipa) по сю сторону Эмбы появляется только изрѣдка на сопкахъ пригорковъ, а въ полѣ горькія полыни, бѣдныя, мелкотравчатыя, да уродливыя солянки, разсѣянныя тутъ и тамъ нещедрою рукою, не могутъ покрыть собою ни одного фута земли. Это край, который лежитъ въ пустѣ цѣлыя столѣтія, вѣроятно тысячелѣтія, съ тѣхъ поръ, какъ обнажился отъ морскихъ волнъ. Кочевой Ордынецъ раннею весною торопливо и боязливо, прогоняетъ по этимъ мѣстамъ тощіе стада и табуны свои, поспѣшая на Эмбу, въ Барсуки или въ Каракумъ, и считаетъ сыпучіе пески отраднымъ убѣжищемъ въ сравненіи съ этой могилой…. О Хивинцахъ ничего положительнаго не слышно; говорятъ, будто они выжидаютъ насъ у Каратамака, у Давлетъ-Гирея. Я этому не вѣрю; они не могутъ держаться столько времени на одномъ мѣстѣ, не могутъ запастись продовольствіемъ. Говорятъ, у Акъ-Булака появляются по высотамъ конники и высматриваютъ что дѣлается; это можетъ быть. Для этого непріятель могъ оставить по дорогѣ полсотни двукоиныхъ наѣздниковъ. Конечно надобно быть болѣе нежели скотомъ, чтобы не сдѣлать даже и этого; и журавли, и гуси, и олень ставятъ сторожей по высотамъ, чтобы не поддаться расплоху. Десять дней уже, какъ мы разлучены съ В. А.; сегодня онъ долженъ прибыть къ намъ, слава Богу. Онъ обрадуется: мы идемъ довольно хорошо, кидаемъ — въ одной нашей колоннѣ — ежедневно отъ 8 до 20 верблюдовъ, это правда; но благодаря Бога, подвигаемся впередъ. Весь путь усѣянъ падшими подъ ношей своей животными двухъ передовыхъ колоннъ. Въ Акъ-Булакѣ есть сѣно, изъ Акъ-Булака близко, не съ большимъ 400 верстъ, до спуска съ Усть-Урта, и на этотъ путь намъ достаточно половины верблюдовъ, съ которыми вышли. Сей часъ закричали, что В. А. ѣдетъ; молодцы наши глядѣли въ зрительныя трубы и увидали, какъ онъ спускался съ горы. Кругомъ въ лагерѣ козаки и солдаты запѣли пѣсни. Онъ выѣхалъ изъ укрѣпленія съ Бай-Мохамедомъ, надѣясь нагнать насъ дня въ два; между тѣмъ мы ушли благополучно впередъ, и онъ былъ нѣсколько дней въ крайней нуждѣ: кромѣ черныхъ сухарей не было ничего. Вчера мы послали ему на встрѣчу мяса, вина и нѣсколько полѣнъ дровъ. О себѣ онъ всегда подумаетъ послѣ всѣхъ!….
28 Акъ-Булакъ. Какая огромная, неимовѣрная разница въ теплѣ, съ вѣтромъ или безъ вѣтру на свѣтѣ жить! Три дня жили мы здѣсь, по 19°, 20°, 22°, морозу и сильный NO вѣтеръ, безъ вьюги; нельзя было вынести этого холоду, и никакой огонь не спасалъ; продувало всѣ шубы и всѣ кибитки. Сегодня тѣ-же 19°, но ясно, тихо — и мы ходимъ въ однихъ курточкахъ, и маленькій огонекъ, на который искололи нѣсколько опорожнившихся ящиковъ, грѣетъ какъ нельзя лучше. 10-го мы наконецъ вышли изъ Аты-Якши, между тѣмъ какъ Бизяновъ съ колонной своей выступилъ 2-го, а Геке послѣ насъ, кажется, 16-го. Переходъ былъ труденъ: какихъ нибудь 170 верстъ или меньше, мы насилу прошли въ 15 дней и прибыли сюда 25-го. Всѣ колонны шли также медленно….
На полпути отъ Эмбы прошли мы препорядочную гору Бакыръ — мѣдь, по Русски, потому что тутъ есть и мѣдная руда. За тѣмъ протащились съ большимъ трудомъ чрезъ гору Али, въ снѣгу по колѣна. Орудія опять поставлены на колеса: на саняхъ тяжеле, потому что въ такомъ непомѣрномъ снѣгу они орутъ, какъ плугъ, а колеса идутъ накатомъ, и передъ ними не накопляются горы снѣгу. 12-ти фунтовыя идутъ въ 8 лошадей, и не рѣдко люди помогаютъ. Въ ящикахъ идутъ верблюды и лошади; но вообще верблюдъ везетъ хорошо только по ровному, не топкому мѣсту. Одну Крымскую арбу оставили мы на Эмбѣ (Аты-Якши), другую изрубили дорогою на дрова; верблюды стали, а въ саняхъ идутъ изрядно, если сани легки. Погрѣлись мы около арбы этой и жгли рѣдкій и здѣсь небывалый лѣсъ, какъ простую чилигу: яворъ, грабъ, букъ, кизылъ, караичъ. Первыя три недѣли мы, по глупости своей и по избытку совѣсти, жили безъ огня, безъ всякаго удобства; нынѣ все это измѣнилось къ лучшему: мы воруемъ дрова и уголь не хуже всякаго. Взгляните напримѣръ въ эту минуту въ юлламу нашу: на дворѣ еще свѣтлый день, а у насъ темная ночь, все кругомъ закутано и закрыто, ни щелки, ни дырочки; по срединѣ лежитъ желѣзная шина: это чувалъ нашъ или каминъ; среди шины тлѣетъ изрядная кучка угольевъ, рядомъ лежитъ вязанка сухихъ дровецъ, изъ окрашенныхъ ящиковъ и номерованныхъ бирокъ, которыми хотѣли было отмѣчать верблюдовъ; но скоты эти всѣ захотѣли быть рядовыми, безъ отличія, и хозяева ихъ, будучи того-же мнѣнія, оборвали съ нихъ въ первые два перехода всѣ знаки безпорочной службы…
Я писалъ вамъ, что укрѣпленіе на Эмбѣ довольно благовидно, землянокъ много, и они довольно опрятны; кровли и будки лубочныя, есть магазины, амуничники. Акбулацкое совсѣмъ въ другомъ вкусѣ: большой, бастіонированный редутъ разгороженъ валомъ и рвомъ и 3/4 его покинуты; землянки бѣдныя, по стѣнамъ цвѣтетъ селитра и магнезія; половина ихъ разломаны уже по недостатку дровъ и сожжены; словомъ, не грѣхъ покинуть укрѣпленіе это…. Между тѣмъ дунулъ и потянулъ ночной вѣтерокъ отъ NO; это произвело небольшое разстройство въ угодьѣ и раздольѣ нашемъ. Юлламейка вдругъ остыла, и термометръ, показывавшій прежде на ящикѣ моемъ 7°, стоитъ на —3°. Покинувъ писаніе, напились мы въ буфетѣ чаю и наслушались жаркихъ преній, споровъ о родствѣ и свойствѣ и происхожденіи знаменитѣйшихъ вельможъ нашихъ и столбовыхъ, столичныхъ дворянъ и гвардейскихъ разсказовъ объ актрисахъ. Сказать ли вамъ, между вами, что бы я сдѣлалъ теперь на мѣстѣ нашего старшаго? Намъ дорогъ каждый кусокъ хлѣба и каждый верблюдъ, который можетъ поднять какую нибудь ношу; больныхъ, какъ излишнюю тягость, на этомъ трудномъ походѣ отправляютъ обратно; съ ними-то вмѣстѣ, я отправилъ бы и всякую иную лишноту. Пересчитайте хорошенько, и вы согласитесь, что ея довольно; тогда бы много штабъ и оберъ-офицерскихъ и деньщичьихъ пайковъ пошли бы на строевыхъ, много верблюдовъ подъ сухари и крупу, облегчилося бы и сердце начальника также; заботою меньше. Мысль эта, можетъ быть, нѣсколько себялюбива, потому что я и себя считаю въ числѣ этой лишноты; но право, я говорю болѣе изъ любви къ пользѣ общей. Теперь слово о другомъ: нѣсколько нижнихъ чиновъ (изъ пѣхоты) умерли почти скоропостижно; ихъ схватываетъ подъ ложкой, дыханіе съ минуты на минуту болѣе затрудняется, иногда еще присоединяются корчи и — аминь. Apoplexia pulmonum? Кровопусканія временно облегчаютъ. Впрочемъ, я только видѣлъ ихъ мимоходомъ — пользуютъ другіе. Но я волей и неволей очень плачевнымъ образомъ попалъ во врачи. В. А. пріѣхалъ съ Эмбы очень нездоровый. Загадочная болѣзнь его возобновилась[1]. Что тутъ дѣлать, на походѣ, когда и на мѣстѣ ничего не помогало?
3-го Февр. В. А. не уѣдетъ прежде чѣмъ не успокоится на счетъ общаго отправленія. Тутъ покрайней мѣрѣ у насъ есть хлѣбъ, и есть кой какія средства и пособія въ рукахъ; напереди — одна гибель. У насъ теперь падаетъ до 150 и не менѣе 100 верблюдовъ въ сутки; это на мѣстѣ, безъ работы, что же было бы на походѣ? Долго мы обманывали сами себя, никто не смѣлъ думать, не только говорить о возвратѣ; я записалъ однакоже, самою мелкою и нечеткою рукой, въ записной книжкѣ своей, 10-го Генваря: въ первый разъ сомнѣваюсь положительно въ нашемъ успѣхѣ; верблюды такъ плохи, что не дойдешь. В. А. сильно колебался, сомнѣвался, допрашивалъ всѣхъ, допытывалъ всякаго; всѣ полагали, что идти надобно, что возвратиться никакъ и ни въ какомъ случаѣ нельзя, если бы даже положатъ головы; эту справедливость надобно отдать по крайней мѣрѣ большей части офицеровъ — и на этомъ основаніи отвѣчали всегда только увѣреніями и убѣжденіями; даже тѣ, которые сами были увѣрены въ невозможности, говорили безотчетно противное. Наконецъ, когда дѣло дошло до того, что надобно было двигаться впередъ, когда сосчитали верблюдовъ, сочли убыль и разочли, что надобно поднять — тогда горестная истина обнажилась и несбыточность заняла мѣсто надежды. Съ Эмбы пало у насъ 2000 верблюдовъ; скажу вамъ, не отвѣчая за истину этого, что говорятъ сами Кайсаки: до 1000 верблюдицъ между прочимъ ожеребились на походѣ, и естественно, что они уже изъ счету вонъ. Эти верблюдицы, равно и много плохихъ верблюдовъ, говорятъ Кайсаки, были подмѣмены послѣ того, какъ вы ихъ изволили осматривать; это, говорятъ они, случилось почти со всѣми верблюдами, которые съ наемщиками, а не съ хозяевами. Впрочемъ, повторяю, и лучшіе верблюды не выдержали, и къ веснѣ, безъ всякаго сомнѣнія, будутъ еще слабѣть и худѣть до новаго подножнаго корму… — Убитые у Акъ-Булака Хивинцы доказываютъ собою, что сборы у нихъ были большіе; во 1-хъ, это не Кайсаки, а Хивинцы, Туркмены и Каракалпаки — ихъ отличаютъ по одеждѣ и въ особенности по шапкамъ; во 2-хъ, всѣ были одѣты необыкновенно тепло, на всякомъ по шести и семи халатовъ, рубаха или нижній стеганный халатъ, стеганные наушники и портянки. Наѣздники дѣйствительно сидѣли на аргамакахъ, изъ нихъ также одинъ остался на полѣ битвы. Больныхъ у насъ — въ особенности въ укрѣпленіяхъ — много; всего до 600 челов. Изъ 1500 казаковъ, включая туда и артиллерію и дивизіонъ 1-го полка, которые совсѣмъ не казаки, убыло больными и умершими около 60; а изъ 2750 чел. пѣхоты слишкомъ 600. Люди 1-го полка также очень болѣютъ и увеличиваютъ въ кавалеріи число больныхъ. Уральцевъ, кромѣ пяти, шести человѣкъ съ отмороженными перстами и съ ознобами, больныхъ нѣтъ. Доселѣ замерзъ у насъ одинъ только солдатъ, и то здѣсь, на Акбулакѣ, ушедши въ буранъ за дровами. Я удивляюсь еще, какъ народъ такъ хорошо переноситъ стужу эту и недостатокъ топлива; у насъ сегодня, 3-го Февр. опять — 29°, и уже около двухъ недѣль все 22 и 24. Дровъ нѣтъ. Сожгли лодки, сожгли канаты, которые горятъ превосходно; пѣхота словно не живая; вѣрите ли, что солдата нашего надобно не только одѣть и обуть, но и завернуть, окутать и застегнуть; надобно научить его, какъ въ походѣ варятъ на камышѣ кашу, какъ ставятъ котелки въ одинъ рядъ и отгребаютъ золу и прочее. Не смотря на все это, надобно сказать правду: даже и пѣхота наша повѣсила носъ, когда объявили приказъ о томъ, чтобы поворотить оглобли; казаки просились убѣдительно, чтобы ихъ пустить однихъ, и старикъ Бизяновъ даже самъ увлекся неумѣстнымъ пыломъ этимъ и хотѣлъ кончить походъ двумя полками Уральцевъ; только убѣдившись, что верблюды наши не донесутъ до Хивы продовольствіе даже и для двухъ полковъ и что вся остальная часть отряда была бы не въ состояніи дойти до Эмбы, еслибы отобрать всѣхъ лучшихъ верблюдовъ, онъ увидѣлъ несбыточность своихъ предположеній и вспомнилъ атамана Нечая и думнаго дьяка его, котораго, какъ извѣстно, повѣсили иа Дьяковыхъ горахъ, противъ Рубежнаго, за то, что онъ не хотѣлъ идти на Хиву, а впослѣдствіи отрядъ погибъ тамъ до послѣдняго человѣка, на обратномъ пути. Теперь тоже: дойти двумъ полкамъ можно — но назадъ какъ? Набѣгъ можно сдѣлать за три, четыре перехода отъ операціонной точки своей, но не за полторы тысячи. Чихачевъ у насъ одинъ изъ полезнѣйшихъ людей въ отрядѣ; онъ взялъ на себя самую тяжелую, въ военное время и самую неблагодарную часть: попечительство о больныхъ. Онъ возится съ ними день и ночь, не ѣстъ, не спитъ, и успѣлъ многихъ накормить, которые безъ него вѣроятно остались бы голодны, и обогрѣть такихъ, которые бы замерзли. Намъ жаловаться не на что; въ сравненіи съ рядовыми, мы знаемъ всѣ трудности похода своего только по наслышкѣ. Бай Мохамедъ, когда требовали чтобы онъ сказалъ положительно мнѣніе свое о верблюдахъ нашихъ, по прибытіи на Акъ-Булакъ, отвѣчалъ: «надежнаго на весь путь верблюда я не видалъ ни однаго.» Къ этому онъ прибавилъ, что въ такую жестокую зиму, верблюды дохнутъ сами по себѣ, на мѣстѣ, безъ работы, не только на походѣ и подъ вьюкомъ. Мы покидаемъ на Акъ-Булакѣ болѣе 1000 четвертей, частію и розданныя, кому было угодно, не въ зачетъ. Еслибы у насъ не было на Эмбѣ продовольствія, а въ Оренбургѣ помощи, то не знаю какъ бы мы дошли домой; кажется, не дошли бы вовсе. Я во всю жизнь свою, сколько помню, видѣлъ только разъ или два побочныя солнца, которыя всегда предвѣщаютъ жестокія стужи; нынѣ явленіе это было во всю зиму такъ обыкновенно, что подъ конецъ не обращало на себя почти никакого вниманія. Нѣсколько разъ, при самомъ восходѣ солнца, являлось въ одну секунду три солнца на горизонтѣ.
14-го Февр. Въ Дебатахъ (Journal des Debats) и другихъ газетахъ, которыя до насъ доходятъ, пишутъ всякую всячину. Общаго только то, во всѣхъ разсужденіяхъ этихъ, что называютъ отрядишко нашъ арміею, не вѣрятъ, чтобы онъ состоялъ только изъ 20-т. человѣкъ; говорятъ, что резервная армія идетъ еще сзади и что вся степь сѣла на коня, чтобы сдѣлать вмѣстѣ съ нами набѣгъ на среднюю Азію. Газетчики не догадываются вовсе, что у насъ всего на все, съ деньщиками, съ фурлейтами, не было полныхъ пять тысячъ челов; что весь Оренбургскій корпусъ, хотя и называется корпусомъ, по составу своему отвѣчаетъ только одной слабой армейской дивизіи; что вся помощь, которую въ крайнемъ случаѣ, можно бы еще получить съ линіи въ пѣхотѣ, состоитъ, по вѣрнѣйшимъ расчетамъ, изо ста человѣкъ, и то съ тѣмъ, чтобы замѣнить еще нѣсколько карауловъ Башкирами и прикомандировать часть инвалидовъ въ баталіоны…
Какъ различны обнаруживающіяся на разныхъ лицахъ впечатлѣнія, отъ неудачи настоящаго Хивинскаго похода! Насъ всѣхъ можно, въ этомъ отношеніи подвести подъ три главные разряда. Одни горюютъ, понимая всю важность неудачи при нынѣшнихъ политическихъ отношеніяхъ: ударъ на Хиву въ самомъ дѣлѣ былъ бы теперь, когда Англичане заняли Кабулъ, очень во время и у мѣста; намъ бы придало дѣло это много вѣсу, въ Азіи и въ Европѣ. Другіе — человѣка два, не болѣе, — соболѣзнуютъ, собственно по привязанности своей къ главному начальнику, о немъ; также о необыкновенныхъ условіяхъ края, о потерѣ людей, а нѣтъ, кажется, сомнѣнія, что все предпріятіе это, считая и Башкировъ, возившихъ лѣтомъ продовольствіе, будетъ стоить почти 1000 человѣкъ. Третіи наконецъ, и этотъ разрядъ самый обильный, не могутъ скрыть негодованія своего на счетъ обманутой надежды своей — не надежды увидѣть Россію первенствующею въ Средней Азіи державою, какъ политическое положеніе и достоинство ея требуютъ; не надежды увидѣть смѣлый и славный ударъ благополучно исполненныяъ — а надежды на чинъ и крестъ. «Чортъ меня понесъ, зачѣмъ я пошелъ!», эти восклицанія можете услышать частенько; потомъ разсужденія, что, не смотря на неудачу, труды и лишенія были у насъ все тѣ же, что это де заслуживаетъ уваженія, и что вообще весьма несправедливо принято у насъ награждать за одну удачу, хотя бы трудовъ было не много, а оставлять безъ вниманія неудачныя предпріятія, хотя бы они были труднѣе кампаніи 12-го года.
20-го Февраля 1840. Сидимъ на Эмбѣ и надѣемся, со дня на день, увидѣть весну; между тѣмъ вчера и сегодня — 25°. Я сдѣлалъ сегодня разсчетъ, взялъ среднее состояніе тепла во время экспедиціи Берха, и нынѣшней зимою. У Берха за 79 дней (16 Дек. по 4 Март.) среднее 15 1/2-о; у насъ, за 94 дня, съ 19 Ноября по 20-е Февр. круглымъ числомъ приходится почти по 19° на день. Какъ у Берха, такъ и у насъ, бралъ я изъ ежедневныхъ наблюденій только одно, самое большее число. Слишкомъ три мѣсяца сряду, по 19° кругомъ на день!! Вчера начали мы праздновать масленицу: блины, по недостатку здѣсь сковороды, пеклись на жестянныхъ тарелочкахъ, собственно по моему изобрѣтенію и предложенію, и мы выслушали при этомъ всѣ подробности родословной тарелокъ этихъ и узнали, какъ это сказано было намъ утвердительно и подтвердительно, что тарелки англійской жести, настоящей англійской, двойной. Почтенный сожитель нашъ Молоствовъ вчера отправился въ колонну: онъ идетъ на линію, вмѣстѣ съ прочими отпущенниками. Чихачевъ не захотѣлъ воспользоваться этимъ случаемъ, и отказался. Ему конечно все равно, гдѣ зимовать и лѣтовать. Путнику по званію съ чужбины домой ѣхать не за чѣмъ…
5—6 дней провели мы въ укрѣпленіи тепло и, можно сказать, пріятно. Много было шутокъ и смѣху; В. А. спокоенъ и иногда довольно веселъ…Не по моему вкусу только то, что мы ложимся не прежде часу, а спимъ по неволѣ долго послѣ обѣда. По неволѣ, говорю, чтобы не мѣшать другимъ; ляжешь, лежишь часа два, три тихохонько и уснешь. Превратная жизнь эта непремѣнно разстраиваетъ здоровье; сидѣть за полночь обращается въ привычку; человѣкъ уже не можетъ заснуть ранѣе, тревожное веселье, готовность сидѣть и любезничать ночью, является у насъ на счетъ утренняго здоровья, и мы встаемъ въ десятомъ часу съ тяжелой головой и тусклыми очами; человѣкъ дѣлается, послѣ ночнаго отдыха, смутнымъ, невеселымъ: и только къ ночи состояніе его дѣлается опять сноснымъ, чувства его въ своей тарелкѣ, и онъ здоровъ. Это состояніе обманчивое, лживое, разстроенное; человѣкъ здоровый душой и тѣломъ чувствуетъ себя утромъ, послѣ законнаго отдыху, въ естественно веселомъ расположеніи и въ силахъ. Ночное здоровье есть только слѣдствіе превратной жизни нашей и большинства духовной жизни, перевѣсу ея надъ тѣлесною. А этого быть не должно: одно равновѣсіе спасительно.
Вчера, до поздней ночи, шла рѣчь о плачевныхъ опытахъ нашихъ при неудачномъ предпріятіи и о томъ, кто, какъ, чѣмъ и на сколько отъ этого поумнѣлъ. Всѣ видѣли огромное затрудненіе пройти съ войскомъ 1500 верстъ по безпріютному пространству и нести непомѣрное количество продовольствія съ собою. Хотѣли избѣгнуть большей части неудобствъ, пустивъ войска впередъ, а продовольственные караваны отдѣльно. Изъ этого однакоже возникаетъ тоже самое затрудненіе, еще въ большей степени: для конвоя и для навьючки необходимо тогда отряжать новыя силы, а для нихъ также свое продовольствіе, свои обозы и караваны. Говорили также, что отрядъ должно пустить, для облегченія хода и добывки фуража, не одною, а двумя различными дорогами — на Сарайчикъ и на Сыръ. Кажется, при этомъ не разчитали, что тогда необходимо дѣлать два склада, одинъ вовсе отдѣльно отъ другаго, особыми средствами, и что все это будетъ стоить двухъ экспедицій вмѣсто одной. Я думаю такъ: главнѣйшія затрудненія: 1. снабженіе отряда продовольствіемъ и 2. разный маршъ, передвиженіе войска въ отдаленный край. Все остальное, какъ то: охраненіе каравана, побѣда надъ непріятелемъ, и прочее, все это обстоятельства второстепенныя, потому что представляютъ несравненно менѣе затрудненій. Основываясь на помянутыхъ двухъ главнѣйшихъ началахъ, должно ограничиться возможно меньшимъ количествомъ войскъ, а слѣдовательно ни подъ какимъ видомъ не увеличивать числа его, помнить, что каждый человѣкъ требуетъ, для шестинедѣльнаго продовольствія здороваго, сильнаго верблюда; и второе, устроить все такъ, чтобы не стоять по двѣ и по три недѣли на одномъ мѣстѣ, а идти ходко, спѣшно, до самаго мѣста; не строить дорогою колоннъ, которыя очень красивы въ чертежной, на бумажкѣ, но неисполнимы на дѣлѣ, замедляютъ до неимовѣрности ходъ, изнуряютъ людей и верблюдовъ и не ведутъ ни къ чему; а наконецъ, коли найдутся способы доставить все необходимое въ Сарайчикъ, то привести и все войско туда; оно выиграетъ этимъ путемъ — предполагая, что пойдутъ зимою (а это необходимо, для воды) верстъ 200 или 300 степной дороги, хоть и пройдетъ столько же лишней въ своемъ краю. Но 300 вер., выигранныя въ первомъ случаѣ, дороже 400 домашнихъ. Если же 3-т. человѣкъ здоровые прибудутъ въ ханство съ продовольствіемъ на шесть недѣль, то дѣло наше выиграно, и зная непріятеля и всѣ обстоятельства, нельзя опасаться неудачи. Возраженій можно сдѣлать много; отвѣчаю на все это, что нѣтъ войны безъ авось, и здѣсь оно также занимаетъ свое обычное мѣсто; но соображаясь со всѣми данными, ограничиваясь возможнымъ и истиннымъ, придерживаясь не сѣрой теоріи, не зеленыхъ предположеній и умозрѣній, а, опыту, надобно, при новомъ предпріятіи признать основными началами: 1, какъ можно менѣе людей; 2, ускорить ходъ, идти во всѣ лопатки, покуда верблюды держатся, зная, что они отъ отдыху зимой не поправляются, а худѣютъ; 3, уменьшить по возможности то пространство, которое должно пройти съ продовольствіемъ на плечахъ; 4, уменьшить (и это относится уже къ 1-му пункту) уменьшить или уничтожить вовсе сословіе г. г. бездѣльниковъ, т. е. всѣхъ, которые безъ вреда отряду могутъ быть оставлены, оставить дома, а лучше дать имъ крестъ за доброе сидѣнье на мѣстѣ. Кромѣ неудобствъ матеріальныхъ, происходящихъ отъ присутствія этой лишноты, есть еще вредъ нравственный, и онъ опаснѣе перваго. Еще важнѣйшее правило на будущее время, выведенное къ несчастію также изъ опыта: помнить день и ночь, что верблюдъ не деревянная кобылка, которой нѣтъ износу ни изводу, а тоже живое созданіе, хоть и скотина. Несчастный предразсудокъ, бѣдственное мнѣніе, что верблюду ничего не значитъ пробыть сутки или двое безъ пищи, надѣлалъ намъ много вреда. Верблюдъ индюшка, животное квелое, нѣжное, любитъ тепло, гибнетъ отъ стужи; онъ выручитъ изъ бѣды и пробудетъ три, четыре дня безъ пищи тамъ, гдѣ настоитъ дѣйствительная крайность, если его беречь и холить и кормить напередъ и удержать въ тѣлѣ до этой критической минуты…. Очень знаю всѣ неимовѣрныя трудности присмотрѣть надлежащимъ образомъ за такимъ огромнымъ количествомъ скота, и еще на походѣ, гдѣ всякій по неволѣ заботится о себѣ, старается отогрѣться, наѣсться и отдохнуть; но тѣмъ менѣе можно пренебрегать этимъ, тѣмъ болѣе должно стараться за скотомъ смотрѣть хозяйскимъ, а не казеннымъ глазомъ. Къ несчастію намъ теперь, когда мы въ дѣйствительной крайности, нельзя уже беречь верблюдовъ, а остается почти только доканать ихъ въ конецъ. Перевозка продовольствія, доставка топлива, все это прогулка въ оба конца верстъ въ 40, 50, 60 — двои сутки усиленнаго перехода, безъ всякаго корму, потому что его близъ укрѣпленія нѣтъ ни зерна, ни былинки, это свалитъ съ ногъ здороваго и заморитъ сытаго, а тощаго уложитъ на дорожкѣ и свернетъ ему, на послѣдушкѣ, голову подъ крыло. Нынѣшній походъ сталъ казнѣ съ небольшимъ 1 1/2 милліона; а если оцѣнить все что сдѣлано мѣстными средствами на деньги, то нельзя изворотиться 15-ю милліонами. Одни верблюды, которыхъ по доброй волѣ нельзя купить за деньги, одни верблюды по оцѣнкѣ стоятъ полтора милліона; а доставка продовольствія Башкирами, если бы произведена была наймомъ, должна стать шесть милліоновъ, но и тутъ опять нѣтъ сомнѣнія, что деньгами сдѣлать этого нельзя; нѣтъ возможности отправить изъ Оренбурга 12 т. наемныхъ телѣгъ, если ихъ не выписать изъ Русскихъ губерній, и тогда они обойдутся еще вдвое дороже: я клалъ по 500 р. на ямщика….
21-го. Празднуемъ маслянницу блинами, и блины ѣдимъ съ яйцами, съ лукомъ, съ масломъ, съ свѣжей икрой. Впродолженіе недѣли что стоимъ теперь на Эмбѣ, въ землянкѣ нашей ночь и день не слыхать почти другаго слова, какъ расчеты четвертей, гарнцевъ, пудовъ и фунтовъ. В. А. перечитываетъ между тѣмъ, лежа подлѣ, Пугачева и Арабески, единственныя книги, которыя кто-то завезъ на Аты-Якши. У меня взято книгъ съ пятокъ, которыя могутъ быть перечитаны по нѣскольку разъ, напр. Шекспиръ, Фаустъ; но и чтеніе надоѣдаетъ, недостаетъ терпѣнія: какое-то безотчетное безпокойство отвлекаетъ мысли и иногда, схвативши ружье, съ особеннымъ удовольствіемъ бѣжишь пострѣлять черныхъ жаворонковъ и подорожниковъ, которыхъ вкругъ укрѣпленія множество. Разсчеты эти вслухъ, впродолженіе цѣлаго дня, наводятъ въ тѣсной землянкѣ тоску. Въ десятый разъ разсчитали сейчасъ, что у насъ продовольствія станетъ мѣсяца на три — очень утѣшительно; хоть бы его не было новое, такъ поскорѣе бы ушли!
Кто-то замѣтилъ сегодня въ разговорѣ, что у многихъ казаковъ на лицѣ перемѣнилась третья и четвертая шкуpa; B. A. на это замѣтилъ: «да, удивительно; всѣ мы, не смотря на безпримѣрные, жестокіе морозы, возвращаемся съ носомъ»…. Завтра ѣдемъ съ В. А. въ отрядъ, верстъ за 30, провожать отправляющійся во свояси дивизіонъ; тамъ опять воротимся, и тогда уже предположено заняться по вечерамъ пятьюдесятью двумя разбойниками. Прибѣжище конечно жалкое, но дѣлать нечего; гарнцы, четверики и четверти хуже и несноснѣе картъ…. Расчетъ за 101 день нашего похода, даетъ равно 18° холоду на день. Морозы все продолжаются 26°, 18°, 16°, а между тѣмъ соки во всѣхъ кустарникахъ уже ударили изъ корней въ стволы и сучья; дрова наши такъ сыры, что почти не горятъ, одинъ только дымъ и паръ; на дняхъ поймали тушканчика, который видно проснулся не по погодѣ, а по числамъ, надѣялся встрѣтить въ концѣ февраля весну. Леманъ нашелъ уже 3-хъ 4-хъ живыхъ жуковъ; словомъ, по всему весна, еслибы только не морозъ, не снѣгъ по колѣно, да не буранъ, который теперь ежедневно разыгрывается и бушуетъ съ ужасной силой. И сегодня также сдѣлалъ разсчетъ больныхъ и умершихъ; вотъ что выходитъ: пѣхоты выступило изъ Оренбурга: 2,928 челов., казаковъ Уральскихъ 1,204; дивизіонъ 1-го полка 219 чел.; Башкировъ и Оренбург. казаковъ, по поламъ, 345 чел., конныхъ артиллер. (казаковъ) 141, гарниз. артилл. 112. Больныхъ было: 1,308; выздоров. 909; отправлено въ Оренб. и Защиту 56, умерло 139, состоитъ 304. Въ укрѣпленіи былъ кромѣ того свой гарнизонъ, были обозы Башкировъ и свои госпитали; въ Эмбенскомъ пѣхоты переболѣло 830 чел. (слѣдов. каждый обратился по нѣскольку разъ въ госпиталѣ), умерло 154; умерло еще разной команды, частію переданной изъ отряду — всего: состояло 1,450; выздоров. 750; умерло 247. Поэтому въ отрядѣ изъ пѣхоты, болѣлъ второй человѣкъ, изъ дивизіона 1-го полка второй, изъ Башкировъ 10-й, изъ Уральскихъ казаковъ 52-й!! Объ Оренбургскихъ казакахъ нельзя сдѣлать вѣрнаго расчета, потому что они же были и въ укрѣпленіи, и свѣдѣнія перемѣшаны; но болѣлъ, видно, около 10-го. Умерло: въ пѣхотѣ 24-й изъ здоровыхъ, въ дивизіи 24-й, въ Башкирахъ, всего 170 чедов., умершихъ нѣтъ; у Уральцевъ умеръ двухъ-сотый! Если къ этому еще пояснить, что 170 Башкировъ были выбраны молодые, здоровые ребята изъ лучшихъ кантоновъ, что даже пѣхота была пересортирована въ Оренбургѣ и много слабыхъ и ненадежныхъ оставлено, а что Уральцевъ напротивъ выставили сюда поскребышей, безъ всякаго разбора, стараго и малаго, потому что у нихъ уже 3 полка ушли на службу, кромѣ команды въ Москвѣ,линейцевъ, и пр. пр.: то нельзя не удивиться этой необыкновенной породѣ, которая выростаетъ среди тяжкихъ трудовъ своего промысла и свыкается заранѣе съ тугой, съ голодомъ и холодомъ. Да, храбрѣйшая сторона нашего несчастнаго похода (или горемычнаго лучше сказать, потому что горе мыкали всѣ, а бѣды не видали) храбрѣйшая часть, это бодрый духъ и пѣсни Уральцевъ во всякое время, во всякую погоду въ 20 и въ 32 градуса, въ ведро и въ ненастье, въ буранъ, который заноситъ снѣгомъ горло и глотку. Посмотрѣли бъ вы, какъ они проводили масляницу; было 16° и сильный буранъ; а у нихъ съ утра до ночи пѣсни и весь день, воскресенье, шла по лагерю такая гульба, будто дома, подъ качелями. Трое сѣли на одну лошадь, одинъ задомъ, одинъ передомъ, одинъ бокомъ, объѣхали съ пѣснями лагерь и прощались съ масляной, раскланиваясь всѣ во всѣ стороны. Потомъ явился медвѣдь въ поводатаремъ; тотъ плясалъ, а этотъ приговаривалъ и лупилъ его хворостиной по бокамъ, такъ что и медвѣдь обругался наконецъ вслухъ по Русски. Тамъ возили другъ друга въ саняхъ, съ пѣснями, и воображали, что катаются, наряжались, боролись, и раздѣвались для этого до рубахи. Передъ пьянымъ было у нихъ положено сымать шапку, и тверезый долженъ ему говорить: ваше благородіе…. Ждемъ, не дождемся, будетъ ли нѣтъ ли нынѣ весна? Жучьки оживаютъ, тушканчики просыпаются, овцы — по словамъ Кайсаковъ — дней черезъ 10 должны ягниться, а сегодня 18°, снѣгъ лежитъ въ аршинъ, крѣпокъ, жестокъ, рѣки промерзли до дна, рыба во льду окаменѣла. Уральцы предсказываютъ, что зима будетъ стоять здѣсь до 25-го марта; у нихъ на это свои примѣты; пасха поздняя, февральское свѣтило (луна), свѣтитъ въ Мартѣ и пр.; но обстоятельство заслуживающее вниманіе: они говорятъ, когда рога луны круты, непремѣнно строгая и поздняя зима. Крутыми рогами называютъ они обращенные нѣсколько вверхъ; нынѣ было полное лунное затмѣніе, луна, если я не ошибаюсь, была въ узлѣ, и — кажется — рога ея именно тогда и должны быть обращены къ верху, потому что она восходитъ по орбитѣ своей вверхъ. Можетъ быть, дѣйствительно при такомъ положеніи луны зима всегда строгая, надобно бы справиться за нѣсколько лѣтъ назадъ. Такимъ образомъ нерѣдко народное повѣрье основано на какомъ нибудь смыслѣ, хотя и кажется съ перваго взгляда суевѣріемъ, безсмыслицею. Если невѣжественная чернь неистовствуетъ безсмысленно какъ звѣрь, разъяренный всякимъ сопротивленіемъ и препоною, если толпа, повторяя слѣпо и глухо восклицанія глашатаевъ, которые кричатъ для того только чтобы ихъ слышали, требуетъ безсмыслицы, то я не вѣрю поговоркѣ: гласъ народа, гласъ Божій; а держусь тогда другой: мужикъ уменъ, да міръ дуракъ. Тоже сказалъ, помнится, гдѣ-то Шиллеръ: Einzeln ist jeder der Herrn leidlich gescheidt und vernunftig; sind sie beisammen, gleich wird auch ein Dumkopf daraus! Но я вѣрю преданіямъ, повѣрьямъ, обычаямъ, иногда и суевѣрьямъ; я вѣрю имъ столько, что не рѣшусь осмѣять ни одного, не изслѣдовавши его, не дошедши, по крайнему разумѣнію своему, до начала и корня, до смысла и значенія его. Не вѣрьте, если вамъ кто скажетъ, что въ народныхъ бредняхъ нѣтъ смысла и значенія; по крайней мѣрѣ изо ста повѣрьевъ найдется, на первый случай, не болѣе пяти, шести, въ которыхъ мы не въ состояніи добиться до смыслу, да и тутъ еще спрашивается, гдѣ вина: искажено ли повѣрье временемъ и случаемъ, такъ что его нельзя узнать въ лицо, основано ли на утраченныхъ обычаяхъ и забытыхъ обстоятельствахъ, или просто мы слишкомъ удалены отъ понятій того сословія, которое держится повѣрья. Всѣ другія заключаютъ въ себѣ толкъ, иносказательный, или прямой; даже обычай не класть хлѣба на круглую корку, грѣшно, означаетъ, другими словами вѣроятно вотъ что: положи свѣжій хлѣбъ на круглую корку, то она отстанетъ, а потомъ плѣсень вскорѣ сядетъ и угнѣздится между мякишемъ и коркой. Объ этомъ предметѣ шелъ у насъ (В. А. NN и я} намедни предлинный разговоръ и бесѣда. Съ отбытіемъ Молоствова, В. А. взялъ насъ обоихъ къ себѣ въ кибитку и какъ онъ поздно ложится, то есть время побесѣдовать вечеркомъ, когда воображеніе разыгрывается и охотно беретъ верхъ надъ сухимъ и холоднымъ разсудкомъ. Мы рѣшили между прочимъ, что сонъ самая загадочная вещь въ природѣ человѣка, а бдѣніе, бодрость души во время сна, непостижима; но все это вы знаете также, какъ и мы, и ждете вѣроятно отъ меня не метафизическихъ разсужденій съ береговъ пустынной Эмбы, а дѣла. Скажу жъ вамъ, что Бай-Мохаммедъ на дняхъ отправляется съ тремя сотнями Уральцевъ и горнымъ единорогомъ собирать верблюдовъ, потому что мы сидимъ на мели, подняться не чѣмъ, едва смогли перетаскать изъ укрѣпленія большую часть продовольствія въ отрядъ, и то большею частію на казачьихъ лошадяхъ, да переморили при этомъ послѣднихъ верблюдовъ, на разстояніи 30 верстъ. Уджрайцы и нѣкоторыя другія племена къ счастію не дали верблюдовъ, когда былъ общій сборъ; теперь есть придирка, и ихъ обдерутъ — если только захватятъ, какъ надѣемся, на зимовьяхъ. У насъ едва осталось 700 годныхъ верблюдовъ, да и тѣ вѣроятно скоро откажутся, хотя и оставлены, по необходимости, при отрядѣ, для подвозки дровъ; остальные, все инвалиды на голо, отосланы на дальнія пастбища, въ надеждѣ, что нѣкоторые изъ нихъ поправятся къ веснѣ. Много верблюдовъ отморозили себѣ лапы; многихъ обули въ кеньги и полусапожки, но врядъ ли это поможетъ: уже поздно. По прибытіи нашемъ въ Оренбургъ, вы увидите у Житкова въ альбомѣ, какими мы уродами здѣсь ходимъ… Разсчетъ мой относительно смертности въ пѣхотѣ не вѣренъ; гарнизоны обоихъ укрѣпленій состояли въ числѣ 2930 человѣкъ пѣхоты, а всего умершихъ до 400, слѣдов. умеръ почти седьмой изъ здоровыхъ, въ 3 мѣсяца, а изъ Уральцевъ двухсотый….
1 Марта 1840. Градусовъ не много, 8; но сильный буранъ. Третьяго дня добрый, почтенный священникъ нашъ поѣхалъ, по зову, изъ отряда въ укрѣпленіе, вдвоемъ съ казакомъ. Ихъ также захватилъ на дорогѣ буранъ, они сбились съ пути и принуждены были ночевать въ чистомъ полѣ, между сугробами. Утромъ пріѣхалъ онъ, бѣднякъ, и насилу здѣсь отогрѣлся. Верблюды наши послѣ послѣднихъ бурановъ отказались вовсе; ихъ я думаю всего на все не осталось одной тысячи; да и тѣ не походятъ на живыхъ. Для перевозки изъ укрѣпленія осталася одна надежда, — на казачьихъ лошадей. В. А. говоритъ, что можно раздѣлить верблюдовъ нашихъ (вмѣсто того что дѣлили ихъ доселѣ на годныхъ и негодныхъ) на такихъ, которые околѣваютъ по собственному усмотрѣнію и на свободѣ, и такихъ, которые околѣваютъ на службѣ государству. Я думаю можно раздѣлить ихъ просто на дохлыхъ и на издыхающихъ.
Всѣ письма Оренбургскія доказываютъ, что и тамъ даже не понимаютъ какъ должно настоящаго нашего положенія. Что же послѣ этого можно ожидать отъ Петербурга? Хвалятъ насъ за то, что мы воротились, что благоразуміе взяло верхъ надъ славолюбіемъ и другими страстишками. Я былъ свидѣтелемъ и знаю, чего стоила неудача эта тому, въ чью руку была положена и власть и отвѣтственность; но тутъ нельзя было не покориться необходимости. Выбору не было, противъ математической невозможности идти нельзя; а коли можно было сосчитать по пальцамъ, что даже и наличное число верблюдовъ не подыметъ необходимѣйшаго продовольствія для пути, не говоря уже о неминуемой убыли ихъ во время самаго похода, когда, поднявшись въ обратный путь на Эмбу бросили до 3000 четвертей и множество другихъ тяжестей — лодки, канаты, гвозди, кожи, соль, сало, кошмы и пр.: то дѣло было, кажется, довольно очевидно. Хвалить за рѣшимость, за самоотверженіе, значитъ въ этомъ случаѣ допускать еще какую нибудь возможность идти впередъ, а ея не было… Утромъ и вечеромъ не менѣе 13°—18°, а 4 Марта солнышко опять взошло самъ-третей; вскорѣ изъ побочныхъ солнцевъ образовались радужныя дуги и стояли почти до полудня. Мы стоимъ въ оврагѣ, на берегу Темира, закрыты, по видимому, отъ всѣхъ бурановъ; но окаянный поддувала не щадитъ насъ и здѣсь: на дняхъ были сильные, докучливые бураны. Изъ укрѣпленія почти все перевезено, послѣднихъ верблюдовъ переморили, досталось и лошадямъ, а между тѣмъ перевозка эта была необходима. Бай-Мохаммедъ ушелъ съ тремя сотнями за верблюдами, къ Уджрайцамъ; сотъ шесть ожидаемъ отъ васъ, да коли Богъ милостивъ, то около тысячи останется живыхъ изъ нашихъ десяти тысячь; тогда мы можемъ весною подняться и дней въ 20 дойдемъ до Оренбурга, или по крайней мѣрѣ до Илецкой. Дни тогда будутъ по длиннѣе и кормъ хорошій…..
Этимъ оканчиваются письма. Весна не по нашему быстро наступила, верблюды прибыли, отрядъ снялся по частямъ, поднявъ лишь путевые харчи и покинувъ все лишнее невольнымъ хозяевамъ своимъ, Киргизамъ; вся степь ярко зеленѣла избыткомъ корма, лишь мѣстами бѣлѣлись песчаныя прогалины. Вода стояла еще всюду въ ложбинахъ, попадалась и дичь, и рыба. Уцѣлѣвшіе радостно встрѣтились съ семьями и друзьями своими, а принесшіе въ себѣ неисцѣлимую немочь цынги отправились помирать по больницамъ…..
- ↑ Болѣзнь легкихъ, слѣдствіе тяжкихъ физическихъ лишеній и ранъ, и отчаянная тоска. Гр. Перовскій и умеръ отъ этой болѣзни. Слич. Р. Арх. 1865, Изд. 2-е, стр. 1031.