ПИСЬМА Е. П. СЕРЕБРЕННИКОВОЙ КЪ А. В. КРОЛЮНИЦКОМУ.
правитьI.
правитьПисьмо ваше, ваше теплое дружеское письмо я получила и благодарю васъ за него, какъ только можетъ благодарить человѣкъ, хранящій въ свое и душѣ память о васъ въ продолженіе 15 лѣтъ.
Не отвѣчала же долго на него потому, знаете ли, что не во всякомъ настроеніи считаю себя достойной говорить съ вами.
Когда мелочи жизни, ремесло, заботы о своихъ дѣлахъ занимаютъ время и помыслы, мнѣ стыдно писать вамъ. Мнѣ хотѣлось дождаться того момента, когда душа, какъ говорится, проситъ молитвы, и тогда побесѣдовать съ вами; мнѣ все хочется разсказать вамъ, какъ жилось мнѣ съ того времени, какъ я вступила въ жизнь практическую. Какъ одни стремленія, встрѣчая мели и подводные камни, затихали, потомъ опять вспыхивали, какъ дѣлались уступки, какъ съуживались задачи, какъ порой казался себѣ опустившимся, недостойнымъ и какъ снова поднимался духомъ и крѣпъ. Переходовъ такихъ, пока знакомишься съ жизнью, какъ она есть, и съ собой, каковъ есть въ дѣйствительности, а не въ воображеніи — было много. Толчковъ со стороны жизни было встрѣчено также не мало: «измы» и все, чѣмъ только люди мстятъ тому, кто не хочетъ съ волками жить — по-волчьи выть, направлялось время отъ времени въ нашу сторону. Когда я читала и ваше письмо, всѣ перенесенныя вами нападки со стороны торжествующаго направленія, я вспомнила свои подобныя же битвы — и мнѣ стало стыдно, что я порой такъ малодушно страдала. Какая разница! Вамъ пришлось вынести тысячи несправедливостей въ награду за 15 лѣтъ труда и работы ради идеи, и притомъ, — вамъ пришлось отстаивать не одного себя — за вашими плечами было 8 ребятъ, которымъ вы единственный оплотъ, и несмотря на все это, вы не падаете духомъ; а мы съ мужемъ вольны, какъ вѣтеръ, и только нѣсколько лѣтъ какъ вступили въ жизнь, — намъ стыдно вѣшать голову, и я надѣюсь, что впередъ мы будемъ тверже. И въ данномъ случаѣ вашъ примѣръ будетъ служить намъ опорой. Вѣрно, Александръ Васильевичъ, сама судьба хочетъ, чтобы вы были всегда моимъ учителемъ.
II.
правитьПричиною моего неаккуратнаго отвѣта служитъ то, что я хотѣла собрать отъ подругъ свѣжія извѣстія объ ихъ жизни и карточки, чтобы послать вамъ, какъ вы того желали. Россійская халатность сдѣлала то, что и до сихъ поръ я не получила ихъ, да и сама-то не снялась. Поэтому, чтобы не затягивать дольше, хочу теперь же побесѣдовать съ вами, а карточки пришлю потомъ. Про подругъ я вамъ, кажется, уже нѣсколько писала. Послѣдовательнѣе и страстнѣе всѣхъ относятся къ своему дѣлу сестры Буторины. Вотъ уже 15 лѣтъ минуло, какъ онѣ, отказавшись отъ родительскаго крова и общества, ушли въ народную школу. Одна изъ нихъ, Августа, получила тамъ чахотку, поддерживалась нѣсколько лѣтъ кумысомъ, всю зиму продолжая работать, какъ фанатикъ, — утромъ въ школѣ, вечеромъ съ окончившими курсъ, а по воскресеньямъ и праздникамъ съ взрослыми. Кромѣ того, по ея иниціативѣ образовалось въ уѣздѣ до 40 школокъ грамотности, которыя находились подъ ея контролемъ. Теперь она лежитъ въ больницѣ, ждетъ смерти. Лиза — ея сестра — ваша ученица, нынѣшній годъ не въ школѣ: отецъ умиралъ — она была съ нимъ; теперь съ сестрой. Убита страшно: боюсь, пишетъ, съ ума сойти. Судьба Т--вой очень грустная. Вмѣстѣ поѣхали мы въ Петербургъ. По глупой случайности провалилась она на экзаменѣ, одинъ годъ по физикѣ, другой по исторіи. Пропало 2 года, обезкуражилась. Тѣмъ временемъ приспѣла неудачная любовь и смерть отца. Оба эти обстоятельства заставили бросить Петербургъ и вернуться домой, усталою, разбитою и принужденною добывать кусокъ хлѣба. Поступила на службу въ страховое общество, и за 40 руб. писала съ утра до вечера. Это бы еще куда ни шло, если бы у нея не получилось какого-то презрѣнія къ себѣ. "Если не достигла къ чему стремилась, значитъ, я дрянь, " — сказала она себѣ, и такъ крѣпко забила себѣ въ голову этотъ гвоздь, что отказалась отъ людей, отъ старыхъ подругъ — не бередите, дескать, рану — и засѣла въ полное одиночество, доходя порой до такого отчаянія, что хоть пулю въ лобъ, если бы не жаль матери. Я ее вижу довольно часто, — разъ въ годъ непремѣнно. Любимъ попрежнему другъ друга, но просто горько за нее. Она такая умная и такая глубокая!
Лиза К--а осталась и до сихъ поръ такой же экзальтированной; она, чувствуя себя хорошо нравственно, очень много терпѣла отъ матеріальной нужды. Вышла она замужъ въ первый же годъ въ Петербургѣ. Мужъ — вольнослушатель университета, не имѣетъ ничего. Пошли дѣти. Перебивались уроками, перепискою. Потомъ онъ взялъ мѣсто гувернера въ провинцію. Лиза увлекалась воспитаніемъ дѣтей, примѣняя всевозможныя системы. Ребятъ уже стало 4. Средствъ — 50 р. въ мѣсяцъ. Временно разстались. Лиза пріѣхала въ Екатеринбургъ къ теткѣ. Годъ прожили врозь, соскучились и поѣхали опять искать счастья. Нашли мѣсто въ Воронежѣ на 100 р., статистика; но неумѣніе экономничать доводило до того, что сидѣли безъ хлѣба и безъ башмаковъ. Наконецъ открылись въ Сибири какія-то мировыя учрежденія, и ея мужъ попалъ въ Тару на должность тысячи въ двѣ. Недавно была оттуда одна барыня и разсказывала, что такъ же бьются и не могутъ свести концы съ концами. Лиза учитъ дѣтей и время отъ времени пишетъ разсказы для дѣтей въ дѣтскіе журналы. Постарѣла, говорятъ, похудѣла, но все кипитъ и горитъ. Дѣтишки, говорятъ, умныя и хорошо учатся.
Еще знаю о В--ъ, помните ли? Она недалеко отъ Перми, учительницей прогимназіи. Очень дѣльная и честная. Видимся часто. О другихъ не знаю. Изъ старыхъ учителей видѣла нынче во время съѣзда врачей въ Екатеринбургѣ Вологодскаго и Павлова. Впрочемъ, я вамъ вѣроятно объ этомъ писала. Недавно получила отъ Вологодскаго письмо изъ больницы, гдѣ онъ лежитъ больной, и едва ли встанетъ.
Какія все невеселыя картины! Мы еще не стары, а уже сколько видѣли физическихъ и нравственныхъ смертей.
Грустно, Александръ Васильевичъ, подчасъ и даже не подчасъ, а весьма и весьма часто! Общественный режимъ гнететъ, личныя связи рушатся то смертью, то долгою разлукой, то нравственной перемѣной. Время идетъ… Хочется сказать: стой, солнце, не движись, луна, дай что нибудь сдѣлать, дай дѣла, дай радостей, дай жизни!..
А иной разъ и забудешь, что время идетъ и чувствуешь себя еще не только молодымъ и свѣжимъ, а, кажется, не прочь и дурить, какъ бывало въ гимназіи, такъ будто все недавно было!
Какъ въ минорномъ, такъ и въ мажорномъ настроеніи, такъ дороги старыя воспоминанія и связи, какъ будто какой-то драгоцѣнный сосудъ, въ который сложены лучшія сокровища души.
«Образы прошлаго, гости желанные,
Боги младенческихъ лѣтъ,
Я передъ вами лампадою вѣчною
Душу затеплилъ мою»…
вспомнились мнѣ чьи-то стихи.
III.
править1) Письмо это писано изъ Перми; судя по содержанію, относится къ 1887 г.
Не стану говорить вамъ, какъ отрадно мнѣ было получить ваше письмо. Вамъ это понятно безъ словъ. Слишкомъ ужъ хорошіе дни переживали мы въ Екатеринбургѣ. Эхъ! Взойдетъ ли еще въ нашей жизни эта заря надеждъ, вѣры и силы?!
Начну вамъ свое повѣствованіе такъ сказать ab ovo. Мнѣ хочется уяснить, что можно ждать и что можетъ дать врачебная дѣятельность женщинѣ.
Кончила я курсъ въ 80-мъ году и, полные желанія служить народу, я и мой мужъ бросили Питеръ, гдѣ мужъ былъ на профессорской дорогѣ (уже ассистентомъ) — поѣхали въ заводъ Салду. Какъ теперь помню я моментъ въѣзда, когда я, увидавъ множество (въ зав. 12.000 жит.) покосившихся избушекъ, дала молча себѣ слово быть другомъ въ каждой изъ нихъ.
При приложеніи этой задачи на практикѣ мнѣ частью пришлось узнать и радость, и горе. Радость была та, что народъ, и не только бабы, но и мужики, отнеслись ко мнѣ какъ къ врачу съ полнымъ довѣріемъ и оказалось, что я, несмотря на скудость знаніи (кончая — мало знаемъ), могу, слѣдя и учась, быть полезной хоть куда. Горе же заключалось въ томъ, что сойтись, слиться съ народомъ, какъ мечтали мы въ Петербургѣ, — у меня не оказалось никакой способности. Все выходило искусственно. Чутье подсказало, что лучше не притворяться, а быть самой собой. Мужъ же мой какъ нельзя лучше былъ въ этой роли. Прожили мы тамъ хорошо, но недолго. Полюбилъ насъ и народъ, и интеллигенція мѣстная, но просьбы родныхъ перетянули въ Ирбитъ, и я съ горькими слезами, провожаемая множествомъ людей, разсталась съ Салдой, о которой и теперь вспоминаю съ самымъ лучшимъ чувствомъ.
По пріѣздѣ въ Ирбитъ картина совершенно мѣняется. Тѣ радости, которыя удовлетворяли меня въ Салдѣ, исчезли: довольство отъ успѣха лѣченія — потому, что я уже чувствовала себя тверже и привыкла, что такъ и слѣдуетъ быть, а радости по случаю излѣченія паціента — потому, что контингентъ ихъ сталъ другой и самый несимпатичный: мѣщане, купцы, гоголевскіе чиновники, которые норовятъ потомъ тебя же обвинить, осудить, почесать язычекъ. Рѣдко попадалась симпатичная семья изъ средняго или простого класса, гдѣ можно было отдохнуть душой и гдѣ послѣ лѣченія устанавливалась и нравственная связь. Кромѣ того, стала чувствоваться тяжесть частной практики (я вѣдь была не на службѣ), вслѣдствіе несоразмѣрности траты времени съ продуктивностью труда и вслѣдствіе невозможности вести дѣло научно, какъ, напр., въ больницѣ; приходилось подчиняться обстановкѣ, капризу и проч. Все это было и въ Салдѣ, но сгоряча мною не замѣчалось и затушевывалось сужденіемъ, что служу рабочему человѣку. Чтобы вамъ это было яснѣе, проведите параллель между занятіемъ въ школѣ и частными уроками. Въ первомъ случаѣ передъ вами изъ года въ годъ проходятъ поколѣнія. Кромѣ вліянія на нихъ, вы въ средѣ педагоговъ можете вліять болѣе или менѣе на весь ходъ учебнаго дѣла. Во второмъ случаѣ вы бѣгаете по урокамъ, тратя на бѣготню массу времени и подчиняясь случайности: сегодня черезчуръ много, завтра — мало. То же — занятія въ больницѣ и частная практика. Въ первомъ случаѣ вы общественный дѣятель, во второмъ — общій слуга. Все это я начинала чувствовать съ каждымъ днемъ сильнѣе и все меньше и меньше удовлетворяться своей врачебной дѣятельностью — порой до отчаянія, желанія бросить ее.
Но являлся случай, гдѣ оказывался, при всей ничтожности силъ какъ индивида — спасителемъ какой-нибудь семьи, которая тебя за это чуть не боготворитъ, и мирился, и тянулъ дальше ту же лямку. Зато въ другомъ отношеніи Ирбитъ далъ то, чего не было въ Салдѣ — это такъ называемая общественная дѣятельность. Мужъ мой въ качествѣ городского врача долженъ былъ заботиться о санитарномъ улучшеніи города.
По поводу этого ему приходилось и много говорить, и писать, и сталкиваться со всѣми представителями города, наживать и друзей, и враговъ, и противниковъ и адептовъ. Я тоже принимала въ этомъ участіе. Кромѣ того, сблизились съ молодежью, съ учителями городскими и сельскими. Я готовила нѣсколько дѣвушекъ въ фельдшерицы — мужъ читалъ на учительскомъ съѣздѣ анатомію и гигіену, и благодаря всему этому у насъ образовался большой и тѣсный кружокъ и молодыхъ, и уже солидныхъ людей съ хорошими стремленіями. Теперь я съ большимъ удовольствіемъ вспоминаю эти три года, которые жили въ Ирбитѣ; такъ какъ всѣ непріятности, интриги, тормозы, которые видѣлъ со стороны противниковъ, уже забылись и осталось сознаніе, что все это время жилъ нервами, такъ сказать, кипѣлъ, горѣлъ, пріобрѣлъ друзей, былъ имъ полезенъ, и до сихъ поръ связь эта не порвалась. Но тѣмъ не менѣе нервы болѣе трехъ лѣтъ не вынесли; мы поѣхали въ Петербургъ отдохнуть и на свободѣ еще поучиться. Мужъ написалъ диссертацію, я спеціализировалась въ глазныхъ болѣзняхъ, и черезъ 2 года пріѣхали въ Пермь. До сихъ поръ я вамъ разсказывала то, что вамъ уже было извѣстно изъ моихъ прежнихъ писемъ, но мнѣ хотѣлось описать вамъ это, такъ сказать, исторически, освободившись уже отъ вліянія мѣста, времени и людей, а потому вѣрнѣе и безпристрастнѣе. Съ устройствомъ въ Перми начинается медовый мѣсяцъ моей врачебной дѣятельности, зато мужъ дѣлается, какъ онъ выражается, шутя, «жертвой женскаго вопроса», потому что въ Перми было мѣсто мнѣ и не было ему. Я поступила на земскую службу, а онъ сталъ заниматься частной практикой, т.-е. высуня языкъ ѣздить по больнымъ цѣлый день, а часто и ночь.
Дѣло было такъ: я сначала предложила устроить безплатно пріемъ глазныхъ больныхъ въ земской больницѣ. Дѣло пошло неожиданно хорошо, больные стали являться массами. Земское собраніе въ виду этого рѣшило открыть глазное отдѣленіе, пригласивъ меня завѣдывать имъ и объѣзжать кромѣ того тѣ мѣста губерніи, гдѣ много слѣпыхъ и больныхъ глазами. Названіе мое — губернскій окулистъ. Вы не можете себѣ представить, какое блаженное состояніе я ощутила!.. Во-первыхъ, за женскій вопросъ. Мѣстъ губернскаго окулиста всего 7—8 въ Россіи. Любой мужчина погнался бы за нимъ, и вотъ это мѣсто имѣетъ женщина! Во-вторыхъ, за себя — наконецъ-то я примыкала къ какой-то общественной машинѣ; я — въ больницѣ. Изъ году въ годъ будутъ лѣчиться у меня сотни и тысячи крестьянъ, и такимъ образомъ у меня появится связь съ одной, десятками, сотнями селъ и деревень; кромѣ того, я буду въ средѣ многихъ врачей, земцевъ, участникомъ съѣздовъ и т. д., и т. д., словомъ, буду уже не пятой спицей въ колесницѣ. Я была буквально на седьмомъ небѣ Весь первый годъ прошелъ какъ въ чаду. Дѣло шло хорошо — больные любятъ, зовутъ: кормилица, родная и т. п. Земство со мной носится какъ съ писаной торбой, — прекраснѣйшій человѣкъ старшій врачъ, хорошій человѣкъ женщина-врачъ-гинекологъ, да и прочіе ничего, всѣ живемъ дружно и дѣйствуемъ; устроили фельдшерскую школу, были на съѣздѣ — я делегатомъ; зажили, какъ говорится, на славу — но всему бываетъ конецъ… Смѣнился врачебный инспекторъ, и новый воздвигъ гоненіе на женщинъ-врачей… Появился расколъ въ средѣ врачей… Шире, дальше, — дѣло дошло до того, что на нашу партію… ополчились и травятъ, но пока честные люди на нашей сторонѣ, мы не унываемъ и надѣемся, что удержимъ за собой позицію. Обидно только бываетъ за людей! Какіе пріемы! Какіе низкіе способы борьбы! Во всемъ узнаешь реакцію!
Пока будетъ разсказывать о своемъ житіи. Я дошла до послѣдняго фазиса. Что будетъ дальше — напишу. Затѣмъ я хочу сказать нѣсколько словъ о внутренней жизни. Удовлетворяетъ ли меня моя дѣятельность вообще? Нѣтъ! — за исключеніемъ такихъ періодовъ, которые я называю медовыми мѣсяцами. Лишь только дѣло начинаетъ идти ровно, буднично, я чувствую то же, что и вы, я чувствую, что я больше могу дѣлать, что у меня больше способностей, чѣмъ на лѣченіе больныхъ, а гдѣ же теперь приложить ихъ, когда и говорить-то не смѣешь, не то что писать или дѣйствовать?
"Вихрь злобы и бѣшенства носится
"Надъ тобою, страна безотвѣтная,
«Все живое, все честное косится…»
Прощайте. Вашъ искр. другъ