Леонтьев К. H. Письма к Анатолию Александрову: [I, 24 июля 1887 г., II, 13 октября 1887 г.] / Сообщил A. A. Александров // Богословский вестник 1914. Т. 1. № 3. С. 450—467 (3-я пагин.). (Начало.)
Письма К. Н. Леонтьева къ Анатолію Александрову.
правитьПереписка моя съ покойнымъ К. Н. Леонтьевымъ относится къ 4 1/2 послѣднимъ годамъ его жизни. Личное же знакомство наше продолжалось лѣтъ семь.
Въ первый разъ я встрѣтилъ К. Н. Леонтьева въ 1884 г. на одной изъ «пятницъ» покойнаго П. Б. Астафьева, завѣдывавшаго въ то время университетскимъ отдѣленіемъ Катковскаго Лицея въ Москвѣ, въ которомъ я былъ тогда студентомъ. Астафьевъ читалъ намъ тогда философію. Но, живой, сердечный, удивительно чуткій и отзывчивый, истинно просвѣщенный и многосторонне образованный, человѣкъ истинно русскаго склада ума и характера, онъ вліялъ на насъ особенно благотворно не столько лекціями, сколько внѣлекціонными бесѣдами вообще и, между прочимъ, этими своими «пятницами».
На этихъ «пятницахъ» у Астафьева, кромѣ насъ, студентовъ, бывалъ кое-кто изъ писательскаго, профессорскаго, и артистическаго міра.
К. Н. Леонтьевъ служилъ въ то время цензоромъ въ Московскомъ Цензурномъ Комитетѣ и время отъ времени печаталъ свои статьи и повѣсти въ нѣкоторыхъ изъ періодическихъ изданій. Познакомившись съ Астафьевымъ, онъ скоро подружился съ нимъ и сталъ нерѣдкимъ посѣтителемъ его «пятницъ».
Своеобразная наружность Леонтьева, его истинно самобытный, крайне оригинальный. сильный и смѣлый умъ и пламенная, увлекательная рѣчь произвели на меня, какъ и на всѣхъ почти товарищей моихъ, студентовъ, съ первой же встрѣчи съ нимъ чарующее впечатлѣніе, вылившееся въ посвященное ему мною стихотвореніе «Чародѣй». Черезъ Астафьева стихотвореніе это дошло до Леонтьова, понравилось ему, и онъ пригласилъ меня бывать у него. Съ тѣхъ поръ я сталъ частымъ его гостемъ. Иногда и онъ самъ, преодолѣвая свои все усиливавшіеся физическіе недуги, поднимался на четвертый этажъ Лицея, въ мою скромную студенческую комнату, или, чтобы не подниматься ко мнѣ по лѣстницѣ, вызывалъ меня для бесѣды съ собой въ лицейскій садъ. Его же квартира въ Денежномъ переулкѣ Пречистенки, въ двухъ этажномъ деревянномъ темно-коричневомъ домѣ Авдѣевой сдѣлалась скоро настоящей аудиторіей, куда въ долгіе осенніе и зимніе вечера спѣшили мы послушать этого удивительнаго, ни на кого другого не похожаго старика съ сильнымъ, острымъ, гибкимъ умомъ, чуткимъ, добрымъ, нѣжнымъ сердцемъ и громовою, огненною, смѣлою, своеобразною рѣчью. Живая, чуткая молодежь интересовалась имъ и понимала его гораздо больше, чѣмъ его сверстники, — и это очень радовало его и занимало.
Къ сожалѣнію, этимъ живымъ бесѣдамъ нашимъ съ нимъ и своеобразнымъ вдохновеннымъ лекціямъ его намъ, или, точнѣе, горячей личной проповѣди и завѣтамъ его молодежи скоро пришелъ конецъ. Разстроенное здоровье заставило К. Н. Леонтьева въ 1887 г. выйти въ отставку и удалиться изъ Москвы на покой въ Оптину Пустынь Калужской губерніи.
Съ переѣздомъ его въ Оптину Пустынь и начинается моя съ нимъ переписка. Къ этому времени я уже окончилъ университетскій курсъ, и, дописывая кандидатское сочиненіе, рѣшалъ вопросъ о дальнѣйшемъ жизненномъ Пути своемъ. Думамъ и заботамъ объ этомъ, съ просьбой совѣта и посвящено первое мое письмо къ К. Н. Леонтьеву, отвѣтомъ на которое и служитъ первое изъ помѣщаемыхъ ниже писемъ его ко мнѣ.
Письма Леонтьева дышатъ такимъ самобытнымъ, оригинальнымъ умомъ, такою глубиной религіознаго чувства, трогательною, плѣнительною добротой и сердечностью, чарующею искренностью, живостью, отзывчивостью, такъ литературно, хорошо написаны, до того молно иной разъ отражаютъ его сложную, живую, впечатлительную, страстную душу, со всѣми ея особенностями, что обнародованіе ихъ будетъ, думается мнѣ, далеко не лишнимъ вкладомъ въ собраніе матеріаловъ для изученія этого интереснаго, своеобразнаго и почти совершенно у насъ до сихъ поръ не разъясненнаго и не разгаданнаго человѣка и писателя.
Александровъ, мой добрый и милый другъ, всего одинъ часъ тому назадъ я получилъ Ваше письмо — и, благодаря проливному дождю и полнѣйшему досугу, сажусь тотчасъ же Вамъ отвѣчать, по порядку на всѣ вопросы Ваши[1].
Прежде всего, одобряю ли я Ваши планы — профессорства и т. п.? — И да, и нѣтъ. И правда, что лучше всего въ основаніи положиться на волю Божію1); но такъ какъ вопросъ этотъ такъ называемый «средній» (т. е., въ немъ нѣтъ ни прямого грѣха, ни прямого «спасенія»), то выборъ можетъ зависѣть отъ нашихъ наклонностей и выгодъ2)…
1) и 2) Вопросъ: какъ же узнать эту волю Божію? Конечно, когда дѣло идетъ о выборѣ между грѣхомъ явнымъ и воздержаніемъ или добродѣтелью, то на это есть заповѣди, всѣмъ извѣстныя, и, сверхъ того, въ сочиненіяхъ аскетическихъ писателей (Варсонофія Великаго, Аввы Дороѳея, Іоанна Лѣствичника) не только монахъ, но и мірянинъ можетъ найти много полезныхъ для себя указаній и частныхъ оттѣнковъ, дополняющихъ основныя правила Христіанства. Я полагаю, что не слѣдуетъ раздѣлять слишкомъ рѣзко монашество отъ свѣтскаго христіанства, какъ дѣлаютъ многіе, употребляя слово «аскетизмъ» только въ смыслѣ стремленія къ наивысшему отреченію. Вся теорія Христіанства основана прежде всего на отреченіи вслѣдствіе страха Божія и въ надеждѣ на вѣчное блаженство, долженствующее вознаградить насъ за это отреченіе. Ап. Павелъ говоритъ, что еслибы у христіанъ не было надежды на вѣчную жизнь, то они были бы самые несчастные изъ людей (къ Коринѳ. I, 19). Требованія отъ нихъ велики. Аскія значитъ по-гречески борьба, подвигъ. Аскетъ — подвижникъ, борющійся. Если міряннну, напр., женатому перестала нравиться его жена, и даже по временамъ ненавистна ему, а онъ, молясь Богу и призывая его на помощь, не оставляетъ ея, для примѣра дѣтямъ или для избѣжанія прелюбодѣянія съ той и другой стороны, то развѣ это не тяжкое, не ужасное иногда отреченіе? не подвигъ о Христѣ? Это — подвигъ, можетъ быть, несравненно большій, чѣмъ многіе монашескіе, — особенно для человѣка съ воображеніемъ и съ изящными вкусами. Мовашеское одиночество не пошло, а холодная дюжинная семья будетъ нетерпимо пошла, если ея прозу не озаряетъ, такъ сказать, хоть изъ темнаго уголка въ домѣ лампада чистой, искренней вѣры. «Богу такъ угодно, — потерпимъ даже и прозу, и пошлость, и возблагодаримъ его, что еще не хуже!» Такихъ примѣровъ изъ мірской жизни можно бы привести много. Поэтому и понятно, что чтеніе Житій Святыхъ и аскетическихъ писателей нужно и свѣтскому христіанину точно такъ же, какъ и монаху.
Вообще это такъ, — но какъ узнать волю Божію, когда дѣло идетъ о выборѣ занятій, объ образѣ или мѣстѣ жизни и т. п.? Тутъ нѣтъ ни грѣха, ни добродѣтели; но каждому желательно поступить такъ чтобы не каяться потомъ съ житейской, съ практической точки зрѣнія. (Каяться въ грѣхахъ надо постоянно, ибо, присмотрѣвшись лучше, мы увидимъ, что ежеминутно грѣшимъ, — это другое дѣло!). Желательно, 1) чтобы мнѣ было полегче (ибо и безъ новыхъ и новыхъ нашихъ ошибокъ жизнь трудна), а 2) чтобы избранный мною своевольно путь, какъ будто и невинный самъ по себѣ, не привлекъ бы меня къ какой-нибудь непредвидимой безднѣ грѣха. Вотъ тутъ-то и важно благословеніе духовника или старца высокой жизни. Я признаю за нимъ особую благодать Духа Святаго, которой у меня нѣтъ, при всей моей образованности и опытности. Мы часто воображаемъ, что дѣйствуемъ по разуму, а потомъ начинаемъ понимать, что этимъ разумомъ руководило ошибочное пристрастіе. A когда, обдумавши самъ свое дѣло и взявши, между прочимъ, въ разсчетъ всѣ эти мои вкусы и пристрастія, я даю съ вѣрой разсѣчь сложный узелъ моего разсужденія лицу духовному, то выходитъ вотъ что: или дѣло удаётся, — я очень радъ; или не удается, — мнѣ больно, но я утѣшенъ мыслію, что я послѣдовалъ волѣ Божіей и что Господь ведетъ всѣ это къ лучшему. При свиданіи, я разскажу Вамъ нѣсколько примѣровъ изъ моей жизни и изъ жизни знакомыхъ. К. Леонтьевъ.
Теперь, конечно, и Вамъ извѣстно, что Катковъ 20 іюля скончался[2], и полезенъ Вамъ въ этомъ отношеніи уже быть не можетъ[3].
Что касается до меня, то будьте, мой дорогой другъ, увѣрены, что, лишь бы у меня были силы и случай и лишь бы меня послушали, я буду за Васъ хлопотать, напр., у И. Д. Делянова; если обстоятельства позволятъ, то я, минуя даже Т. И. Филппова (не надо и его безъ крайности обременять), обращусь и письменно и прямо съ ходатайствомъ за Васъ къ министру Народнаго Просвѣщенія. Мнѣ кажется, что онъ повѣритъ мнѣ. Помните только, во избѣжаніе недоразумѣній, что я подчеркнулъ слова: «если обстоятельства позволятъ»… Какія именно, здѣсь распространяться не стану, а дальше.
Хорошо ли поэту быть профессоромъ, даже и отечественнoй литературы? Не знаю. Кажется. что нѣтъ, — по крайней мѣрѣ, наши всѣ лучшіе поэты были или чиновники (Грибоѣдовъ, Майковъ, Полонскій), или офицеры (Лермонтовъ, Ден. Давыдовъ, Фетъ смолоду), или просто помѣщики (Пушкинъ, тотъ же Фетъ, Ал. Толстой). Профессора ни одного не знаю. Нѣтъ ли тутъ какой-нибудь глубокой психологической несовмѣстимости, — необъяснимой, если хотите, но все-таки возможной, судя по этимъ фактамъ?[4] Это одна сторона дѣла. — A другая вотъ какая. Я вѣрю въ Ваше призваніе; вѣрю уже потому, что тамъ, гдѣ сюжетъ у Васъ особый, свой собственный, касающійся вполнѣ индивидуальнаго явленія, тамъ Вы торжествуете и обнаруживаете большую силу. Таковы всѣ Ваши посвященія: П. Е. Астафьеву, Каткову, Фету, мнѣ. Здѣсь Вы вынуждены предметами вдохновенія не напоминать никого. Все же остальное у васъ до сихъ поръ (даже и очень милый «Щавель») не имѣетъ никакой самобытности (т. е. стоющей большого вниманія) и слишкомъ ужъ напоминаетъ сороковые и тридцатые годы; конечно, это лучше, чѣмъ шестидесятые и семидесятые; но мнѣ хотѣлось бы, чтобы Ваши стихи поскорѣе пріобрѣли такую рѣзкую печать индивидуальности, чтобы сразу можно было узнавать Васъ, такъ можно узнавать Фета (прежняго, разумѣется) или Кольцова. Будетъ ли это или нѣтъ, не знаю еще. Полное созрѣваніе таланта зависитъ отъ многаго, помимо непосредственныхъ силъ дарованія; надо, чтобы окружающая жизнь дала благопріятное для этого созрѣванія содержаніе; надо еще, чтобы собственная жизнь поэта сложилась такъ, чтобы ему хотѣлось пѣть. A иначе онъ сохранитъ и пониманіе поэзіи, какъ въ самой жизни, такъ и въ искусствѣ, но пѣть все-таки не станетъ[5].
Вы пишете о своемъ сердцѣ: «мое мягкое и глупое сердце»… Вамъ жаль Вашихъ бѣдныхъ родныхъ, и Вы их хотите забыть ихъ для какихъ-то «воздушныхъ замковъ»… Я, другъ мой, вѣрьте, понимаю ваши чувства, столь благородныя и искреннія, — и, если бы мы были теперь вмѣстѣ, я бы могъ привести Вамъ изъ собственной жизни примѣры той самой борьбы поэзіи съ моралью, о которой Вы говорите. Сознаюсь, у меня часто брала верхъ первая, не но недостатку естественной доброты и честности (онѣ были сильны отъ природы во мнѣ), а вслѣдствіе исключительно эстетическаго міровоззрѣнія. Гете, Байронъ, Беранже, Пушкинъ, Батюшковъ, Лермонтовъ, самый этотъ теперь столь дряхлый Аѳ. Аѳ. Шеншинъ (Фетъ) и даже древніе поэты, съ духомъ которыхъ я былъ знакомъ по переводамъ и критическимъ статьямъ, съ этой стороны въ высшей степени развратили меня. Да и почти всѣ (самые лучшіе именно) поэты — за исключеніемъ развѣ Шиллера и Жуковскаго — (надо христіанину имѣть смѣлость это сказать!) — глубокіе развратители въ эротическомъ отношеніи и въ отношеніи гордости (Петръ Евгеніевичъ[6]) взбѣсился бы на меня за это, но вѣдь это правда, — что дѣлать!і. И если, наконецъ, старѣе я сталъ (послѣ 40 лѣтъ) предпочитать мораль поэзіи, то этимъ я обязанъ, право, не годамъ (не вѣрьте, что старость одна можетъ морализировать: нерѣдко, напротивъ того, она изощряетъ въ развратѣ: примѣровъ — даже историческихъ — бездна), — не старости и болѣзнямъ я обязанъ этимъ, но Аѳону, а потомъ Оптиной… Изъ человѣка съ широко и разносторонне развитымъ воображеніемъ только поэзію религіи можетъ вытравить поэзію изящной безнравственности…
Если я, по характеру несравненно болѣе Васъ легкомысленный, но первоначальнымъ условіямъ общественнымъ и семейнымъ гораздо болѣе Васъ избалованный и развращенный, почувствовалъ, наконецъ, потребность болѣе строгой морали, то тѣмъ болѣе, какая же возможность Вамъ забывать мораль, Вамъ съ Вашей серіозностью, съ Вашей глубиной сердечной, при тѣхъ суровыхъ требованіяхъ, которыя со стороны семейной съ такихъ раннихъ лѣтъ предъявляетъ къ Вамъ судьба! Я былъ бы не только очень грѣшный, но и скверный человѣкъ, самый скверный, если бы я сталъ внушать Вамъ что-нибудь другое, зная навѣрное, что слова моего поистинѣ огромнаго житейскаго опыта не пройдутъ безслѣдно для Вашей впечатлительной души. Если я, при моемъ врожденномъ легкомысліи, до сихъ поръ не могу простить себѣ нѣкоторыхъ изъ моихъ давнихъ сознательно жестокихъ и преднамѣренно сухихъ поступковъ (когда я во имя поэзіи жертвовалъ добротой, состраданіемъ, честностью и т. д.). то Вы, такой серьозно-хорошій человѣкъ да Вы не будете никогда покойны и проклянете себя, если для этихъ «воздушныхъ замковъ» забудете мораль. — Но какъ же быть? Поэзія жизни обворожительна, мораль очень часто — увы! — скучна и монотонна… Вѣра, молитва, Церковь, поэзія религіи Православной со всей ея обрядностью и со всѣмъ аскетическимъ «коррективомъ» ея духа — вотъ единственное средство опоэтизировать прозу семейной морали[7], вотъ лучшее противоядіе тонкому яду поэзіи героической и любовной.
Знаете ли Вы, что я двѣ самыя лучшія свои вещи, романъ и не — романъ («Одиссея» и "Византизмъ и Славянство.) написалъ послѣ 1 1/2 года обращенія съ Аѳонскими монахами, чтенія аскетическихъ писателей и жесточайшей плотской и духовной борьбы съ самимъ собою? (Съ ужасомъ и благодарностью я вспоминаю теперь объ этихъ жестокихъ и возвышающихъ сердце временахъ!). Запаса живыхъ впечатлѣній, мечты о роскоши житейской и т. п. молитва и строгость мировоззрѣнія въ молодомъ человѣкѣ и мірянинѣ не убьютъ, — онѣ только урегулируютъ ихъ. Но надо доходить скорѣе до того, чтобы Іоаннъ Лѣствичникъ больше нравился, чѣмъ Ѳ. М. Достоевскій… Нужно дожить, дорасти до дѣйствительнаго страха Божія, до страха почти животнаго[8] и самаго простого передъ ученіемъ Церкви, до простой боязни согрѣшить… Я слыхалъ образованныхъ людей, которые смѣются надъ этимъ чувствомъ (его во времена умной старины великіе герои и богатыри не стыдились!), — смѣются и говорятъ: «Что это я буду какъ дитя: ахъ! Боженька за это камушкомъ побьетъ!»… Да, побьетъ! И счастливъ тотъ, кого побьетъ. Я — счастливый, а Фетъ — несчастный, въ своемъ атеистическомъ ослѣпленіи! Или есть Богъ личный, Богъ живой, — или нѣтъ Его. A если есть, такъ куда же и Бисмарку, и Петру I и кому бы то ни было мѣряться силами съ Нимъ и передъ лицемъ Его помнить о какомъ-то достоинствѣ человѣческомъ! Ну, довольно, — Вы поняли меня.
Вотъ мое Вамъ заключеніе: «Не забывайте бѣдныхъ родныхъ, готовьтесь въ профессора, это должность обезпеченная, ровная, покойная и — при хорошемъ духѣ — въ высшей степени полезная другимъ. А, впрочемъ, я, съ своей стороны, если буду этой зимой въ Петербургѣ, посмотрю, нельзя ли Вамъ доставить возможность иного пути, болѣе живого и для стихотворства болѣе выгоднаго.»
Саблеръ былъ здѣсь три дня — и самъ пожелалъ познакомиться со мною; но мы видѣлись за обѣдомъ у архимандрита, мелькомъ, и объ Васъ невозможно было говорить при всѣхъ и сразу. Время еще терпитъ… Вы, я думаю, удивились, прочитавши: «если я буду зимой въ Петербургѣ»… — «К. Н--чъ, хочетъ, да и зимой еще, въ Петербургъ?!» — Не хочетъ К. Н--чъ, ничуть не хочетъ! — К. Н--чъ хотѣлъ бы одного: прежней, хотя бы и болѣзненной, но тихой и для сердца милой жизни въ Москвѣ зимою, съ юродивой и растрепанной Лиз. Павл., съ Варей, Сашей, старой кошкой (она въ Мазиловѣ)[9], съ друзьями по вечерамъ, — и больше ничего! A лѣтомъ — отъ мая до октября — въ Оптиной съ монахами и другими друзьями. Но въ Москвѣ жить на 200 руб… мнѣ невозможно, когда и 245 — недоставало… A здѣсь отъ 200 — остается даже на уплату старыхъ долговъ. Тамъ занималъ здѣсь плачу! Вотъ разница. И такъ тутъ выбора нѣтъ, надо оставаться здѣсь, ибо даже и на Троицкомъ посадѣ дорого, — а въ Псалтири сказано: «заемлетъ грѣшный — и не возвратить»… Къ тому же надо и стыдъ знать въ мои года… Лучше ужъ иногда и поскучать зимою здѣсь (Богъ милостивъ!), чѣмъ съ сѣдыми волосами путаться въ долгахъ. Это мое разсужденіе…
Но неизвѣстно, такова ли воля Божія. Въ іюнѣ еще я получилъ приглашеніе переселиться (хоть на зимы только) въ Петербургъ для занятій при новой консервативной большой газетѣ, съ какими то мнѣ неизвѣстными, но вѣрными и значительными средствами. Предлагающее (и очень важное) лицо посовѣтовало мнѣ потребовать себѣ годовой окладъ «повыше», чтобы не требовать потомъ добавочныхъ и не входить въ пререканія. Вообразите мое удивленіе и даже отчасти ужасъ… Петербургъ зимою и дѣятельность — мнѣ! мнѣ, до невѣроятія душой усталому и тѣломъ изнуренному, какъ Вы знаете… Мое первое движеніе было, конечно, отказаться; но на это я не позволилъ себѣ рѣшиться, не сказавши всего о. Амвросію. Онъ отказываться не благословилъ, а велѣлъ потребовать болѣе денегъ и удобствъ. Я хотѣлъ назначить 6.000 въ годъ, но о. Амвросій сказалъ: 8.000, такъ чтобы съ пенсіей выходило 10.500. — Я такъ и написалъ, и, кромѣ того, требую разныхъ льготъ: отпуска въ Оптину съ мая до октября (на это согласны), контракта, до 7 часовъ вечера — не звонить у меня, 1/2 оклада за самый, такъ сказать, фактъ моего существованія въ этой «сѣверной Европѣ,» а 1/2 погашать листами и строчками (300 руб. за листъ) и т. д. Если на всѣ эти неслыханныя требованія согласятся, то, значитъ, Богу это угодно, а если нѣтъ — нѣтъ!… Предложилъ я имъ и еще сдѣлку, болѣе легкую для обѣихъ сторонъ и мнѣ несравнено болѣе пріятную: окладъ въ 3.000, листъ — 250 p., и жить у Троицы или хоть и въ Москвѣ. Какъ хотятъ, или, вѣрнѣе, какъ Богу угодно, такъ пусть и будетъ. Петербургъ, Москва, Оптина… Вездѣ можно «въ мирѣ и покаяніи скончати животъ.»
Поэтому то и мое вліяніе на Ваши дѣла и на Вашу каррьеру можетъ быть весьма различное. Разумѣется, въ Петербургѣ большее, въ другихъ мѣстахъ — меньшее. A какъ именно повліять и что именно для Васъ сдѣлать, это увидимъ яснѣе, быть можетъ уже и въ сентябрѣ.
Вотъ тѣ весьма важныя, но для меня одного, обстоятельство, о которыхъ я, не поговоривши прежде о Васъ самихъ и Вашемъ талантѣ, распространяться не хотѣлъ. Замѣчу кстати, что и Саблеръ былъ чрезвычайно ко мнѣ здѣсь любезенъ, цѣловалъ и тоже убѣдительно звалъ въ Петербургъ "послужить Церкви, " какъ онъ выразился (для меня это показалось ужъ и страшно что то: «Церкви», — государству — куда ни шло, а то ужь и Церкви!).
Если ужъ суждено мнѣ зимы двѣ — три протянуть, въ Петербургѣ, то тамъ у меня для Васъ будетъ что ни шагъ, то протекція: Деляновъ, Т. П. Филипповъ, Гагаринъ (Внутрен. Дѣлъ), Саблеръ, Побѣдоносцевъ, Н. П. Игнатьевъ. Кто знаетъ, — быть можетъ, можно будетъ мнѣ и просто-напросто Васъ къ себѣ въ домъ взять; квартира ужъ потому нужна очень большая, что и у Вари дѣти, вѣдь, кричатъ, какъ и всякія дѣти, — для нихъ нужна нянька, потому что Варя нужна мнѣ и Лизаветѣ Павловнѣ. Нуженъ поваръ (или кухарка); нужна барышня дешевая или дама для хозяйства, — гдѣ же Варѣ съ этимъ сладить? безъ хозяйки вдвое больше зря выйдетъ и т. д. Поэтому и Васъ можно, вѣроятно, будетъ помѣстить легко и, конечно, даромъ, а ужь Вы найдете тысячу случаевъ замѣнять меня въ какихъ нибудь переговорахъ и разъѣздахъ… Мнѣ было бы это очень пріятно, а Вамъ выгодно. Впрочемъ, все это покажетъ время, теперь отвѣтъ будетъ, вѣроятно, скоро. Правда, я предвижу, что за мои требованія лица высоко — стоящія и ко мнѣ благосклонныя на меня, пожалуй, разсердятся. Это весьма вѣроятно. Очень жалъ! Но что дѣлать? Заниматься журналистикой, и еще въ Петербургѣ, мнѣ, теперь, когда мнѣ даже ничуть писать не хочется — надо сильное вознагражденіе! И если я дѣйствительно такъ нуженъ вдругъ сталъ, какъ говорятъ эти сильные міра сего, такъ дадутъ и 8.000, и не разсердятся! A разсердятся и не дадутъ — какъ угодно. Пенсію у меня отнять, кромѣ Государя, никто не можетъ… A мнѣ, кромѣ нея да лѣни и спокойствія, да — пожалуй — дружеской бесѣды и домашняго мира, который мнѣ Богъ даль, ничего и не нужно. Аминь.[10].
Кстати, Вы спрашиваете: что «Двѣ избранницы»? что «Египетскій голубь»?[11] Да ничего. Ни строки. И сундука съ бумагами не открывалъ, — я подойти къ нему боюсь. Ни тѣни охоты[12]. Въ моемъ «священномъ уединеніи», какъ Вы говорите, лѣтомъ и такъ хорошо. Нога болитъ; гулять далеко нѣтъ силъ; сижу и два и три часа и больше у себя въ скиту, на крыльцѣ, въ тѣни, и по цѣлымъ часамъ образа человѣческаго иногда за яблонями и кустами не вижу… Сосны, ели, птицы разныя, изобиліе плодовъ земныхъ, вокругъ, память смерти и въ то же время нѣкоторое кроткое умиленіе покоемъ старости моей… Иногда вижу иныхъ монаховъ и мірянъ пріѣзжихъ. Очень часто у o. Амвросія бываютъ въ келліи домашнія всенощныя; почти всегда не выстаиваю, а высиживаю ихъ въ креслахъ. («Эпикурейская религія», какъ вретъ Л. Н. Толстой про образованныхъ христіанъ, забывая, что мужикъ, въ вѣру котораго онъ вѣритъ, и безъ вѣры цѣлый день съ дѣтства привыкъ быть на ногахъ, — а каково мнѣ, напримѣръ? О. Амвросій такъ иногда и лежитъ даже отъ слабости во время службы).
Что же еще Вамъ сказать?
Безъ Александра и Вари[13] немножко скучно[14]; но для службы попался мнѣ хорошій и умный мальчикъ 16 лѣтъ.
Лизавета Павловна[15] была со мною; но скоро соскучилась и отпросилась къ племяннику въ Тулу. Я говорю ей на прощанье:
— И не жаль тебѣ стараго мужа?
A она:
— Э! довольно мы съ тобой жили вмѣстѣ. Теперь я къ моськѣ хочу.
Моська — это собачка у племянника въ Тулѣ. Я предпочитаю такую жену какой-нибудь помощницѣ въ трудахъ; которая сказала бы:
— Это совершенно вѣрно мой добрый другъ; но вмѣстѣ съ тѣмъ безразлично и обязательно и даже немыслимо для высокоразвитой личности!..
A я бы ее въ ухо за это! Вотъ тебѣ и «личность»…
Отъ Кристи было очень милое письмо; отъ Уманова и отъ вертушки Дениски — ничего…[16] Владиміръ Андреевичъ[17] тоже молчитъ. Что-то ждетъ его безъ Каткова?!
Думаю обо всѣхъ васъ очень часто, всегда думаю… И Лиза говоритъ:
— Какъ ты здѣсь будешь жить безъ своихъ студентовъ?
Попырникова[18] писала мнѣ два раза. Помчалась до осени въ Нижній; взяла какое-то дѣло. Какое — не пишетъ. Что за безтолковая, или, вѣрнѣе, безцѣльная трата ума и энергіи у этой дѣвушки! Не знаю, что бы изъ нея дѣйствительно хорошее сдѣлать… Я думаю: задатки — большіе; цѣли нѣтъ достойной…
A Вамъ когда-нибудь надо въ Оптину непремѣнно.
Ну, Богъ съ Вами. Обнимаю Васъ крѣпко.
Отчего Вы не напишите стихотворенія прямо на тему Вашего письма: поэзіи хочется — родныхъ жаль! И правдиво, и оригинально…[19] Только надо большое, подробное и картинное…
P. S. 27 іюля. Сейчасъ уѣхалъ Н. П. Лихаревъ. Онъ былъ у меня два раза, и мы много говорили. Я ему очень былъ радъ. Прекрасный человѣкъ и оригинальный {
Н. П. Лихаревъ — помѣщикъ Тульской губерніи, бывшій одно время уѣзднымъ предводителемъ дворянства, человѣкъ чистѣйшей души и добрѣйшаго, благороднѣйшаго сердца, типъ милаго идеалиста, пламенѣвшаго душой ко всему возвышенному, имѣвшаго неистребимую склонность къ литературнымъ занятіямъ, изъ которыхъ, впрочемъ, выходило мало толку, и вѣчнаго младенца въ дѣлахъ практическихъ. Онъ очень скоро разорился и доживалъ свой вѣкъ совершенною «птицей небесною», гостя большею частію у своего товарища по университету, богатаго Тульскаго помѣщика, милѣйшаго и добрѣйшаго Ст. Bac. Хомякова, племянника знаменитаго славянофила и поэта А. С. Хомякова. Съ Н. П. Лихаревымъ я и познакомился въ домѣ С. В. Хомякова, съ сыномъ котораго, мальчикомъ-лицеистомъ, я занимался цѣлыхъ три года, почтя все время моего студенчества, зимой ежедневно бывая въ ихъ Московскомъ домѣ на Новинскомъ бульварѣ, а лѣто проводя съ ними въ ихъ тульскомъ имѣніи с. Слободкѣ (въ 18 верстахъ отъ Тулы). Я очень любилъ эту милую семью и до сихъ поръ храню о ней самое пріятное воспоминаніе. Въ имѣніи ихъ и получено мною это первое письмо отъ К. Н. Леонтьева. Н. П. Лихаревъ лѣтомъ 1887 г. ѣздилъ на богомолье въ Оптину Пустынь, гдѣ и познакомился съ К. Н. Леонтьевымъ. Ан. Ал — овъ.}.
Каково посланіе! Дай Богъ, чтобы Вамъ было также пріятно читать его, какъ мнѣ было три утра его писать…
Милый мой Александровъ! конечно, я не въ силахъ прямымъ моимъ вліяніемъ замѣнить Вамъ Каткова, — но я безотлагательно, на дняхъ сдѣлаю, что могу, посредствомъ другихъ людей, для того, чтобы доставить Вамъ стипендію и возможность приготовиться къ каѳедрѣ Русской Литературы. Это «совершенно вѣрно» и даже «обязательно»[20].
Сейчасъ не распространяюсь, потому что занятъ (по хозяйству, которое гораздо больше меня здѣсь интересуетъ, чѣмъ моя литература); но изъ этого не слѣдуетъ, что всегда мои отвѣты будутъ такъ кратки, какъ этотъ. Лѣтомъ я доказалъ Вамъ противное.
О себѣ скажу Вамъ только одно на этотъ разъ: опять раны на ногахъ, опятъ кашель и отёкъ ногъ, опять уже три недѣли — ни въ Церковь, ни вообще, на воздухъ, Но унывать — ничуть не унываю, благодаря Бога. Всѣ мои — около меня; домъ[21] очень хорошъ, просторенъ, тепелъ и съ такими хорошими видами изъ оконъ, что я и самъ дивлюсь, почему; это они, эти виды, больше уже не вдохновляютъ меня… Чувствую, что должны бы вдохновлять, — а не вдохновляютъ…
Бываютъ всенощныя въ домѣ; посѣщаютъ нерѣдко весьма разнообразные монахи: и похуже,. и получше, и очень хорошіе, и совсѣмъ плохіе, — всякіе есть…
Лизавета Павловна, Саша и Варя очень были тронуты Вашей памятью: Вы и Кристи вѣдь любимцы моей плебейской и сборной семьи… Былъ еще и Замараевъ[22], но онъ въ Туркестанѣ всѣхъ насъ вовсе забылъ.
Петръ Евгеніевичъ, «моралистъ», весьма неморально не можетъ найти минуты отвѣтить мнѣ на мое письмо… Я увѣренъ, что французъ-буржуа и нѣмецъ-бюргеръ давно бы на его мѣстѣ отвѣтили… Грингмуту — я вѣрю, что некогда, — ну, а его-то недосугъ я тоже знаю!…
P. S. Очень радъ, что Вы молитесь, и «Житія»[23] Вамъ за это теперь ужъ совсѣмъ дарю… И составлю даже, при первой возможности, для Васъ списокъ, какія полезнѣе прочесть и въ духовномъ и въ литературномъ отношеніи. Одно съ другимъ тутъ совпадаетъ: жизнь Святыхъ болѣе другихъ почему-либо оригинальныхъ и выразительныхъ уже потому наставительнѣе жизни однородныхъ и сходныхъ, что указываетъ, какъ богаты пути душеспасенія и святости. Вотъ гдѣ «единство въ разнообразіи»!
Напишите мнѣ скорѣе, на кого въ Москвѣ выгоднѣе всего произвести "нравственное давленіе какое-нибудь изъ Петербурга въ Вашу пользу[24].
Леонтmев К. H. Письма к Анатолию Александрову: [ІІІ-XIII: 9 ноября, 8 и 21 декабря 1887 г., 15 января, 1 и 5 февраля, 2 и 30 марта, 14, 19 и 26 апреля 1888 г.1 / Сообщил А. А. Александров // Богословский вестник 1914. Т. 1. № 4. С. 771—792 (3-я пагин.). (Продолжение.)
О, мой поэтъ, угрюмый и безмолвный!
Люблю тебя… Мечтой любовной
Стремлюсь къ теб?…
A ты молчишь…
Больше ничего не могъ придумать, — но за то сп?шу Васъ ув?домить, что въ Петербург? люди очень надежные и вліятельные взялись хлопотать о 600 руб. Вашей стипендіи. Я над?юсь на усп?хъ. Только ужъ если готовиться на каѳедру Русской литературы, то, еще разъ повторяю, надо внести что-нибудь новое въ критику Вашу. То есть, надо съ себя хотя бы на время свергнуть иго Гоголевской школы, отъ которой и Левъ Толстой освободиться не могъ, — по крайней м?р?, въ отношеніи формы и языка. Съ этой стороны его первыя произведенія, наприм?ръ, громко читать несносно! H зд?сь въ Оптиной хот?лъ Александру и Вар? прочесть громко «Поликушку», наприм?ръ, — и не могъ. До того наворочено подробностей, и все въ этомъ слишкомъ изв?стномъ у насъ род?. Постарайтесь достать «Лукрецію Флоріани» Жоржъ Санда (1848 или 1849 года) въ перевод? Кронеберга. Вотъ высокая простота разсказа! Вотъ поэзія! хотя, конечно и совс?мъ не христіанская; но в?дь и Венера Милосская не была иконой Богоматери, — однако, прекрасна.
Чтобы «выжить» изъ себя "вчерашнее, на которомъ мы вс? выросли, надо углубляться во все то, что на него не похоже. Въ этомъ смысл? хороши и Жоржъ Сандъ, и Байронъ, и Житія Святыхъ, и народныя п?сни и С. Т. Аксаковъ (сравните простой и здоровый его разсказъ о д?тств? съ ломанымъ и все-таки довольно безцв?тнымъ хваленымъ произведеніемъ Толстого «Д?тство и Отрочество»). Даже самъ же Толстой въ своихъ посл?днихъ народныхъ разсказахъ можетъ служить пособіемъ противъ вліянія «шершавой» формы и кропотливаго духа «Записокъ Охотника» Тургенева, или самого Толстого «Военныхъ разсказовъ», «Поликушки» и т. д. Даже «Смерть Ивана Ильича» лучше всего этого. Тутъ есть почти только то, что нужно, — хотя содержанію невозможно сочувствовать, потому что бываетъ и въ наше время совс?мъ другая смерть, съ иными чувствами, христіанскими.
Впрочемъ, я обо всемъ этомъ Вамъ 20 разъ говорилъ! Сами знаете. (Л. Толстого надо ц?нить какъ творца «Войны и Мира» и «Анны Карениной»; все остальное — приготовленіе къ нимъ).
Прошу Васъ, Анат. Алекс. исполните безотлагательно, если можете, одну мою комиссію. Отыщите у Улитина въ «Русскомъ В?стник?» (кажется, 1870, 71 или 72 года) статью Щебальскаго (подписано только Щ.) о книг? Данилевскаго «Россія и Европа»[25]. Купите этотъ томъ, вышлите мн? его не подъ бандеролью, а посылкой (в?рн?е), и напишите, сколько стоило Вамъ все это. Очень буду признателенъ; безъ этой (довольно глупой) критики — не могу большого сочиненія кончить.
Въ «Гражданинъ» послалъ уже 5 статей; первая напечатана; много будетъ о Катков?.
Если желаете, по прежнему, напечатать то стихотвореніе, которое князь Мещерскій потерялъ, пришлите его мн?: я черезъ Филиппова его пошлю, и теперь ужъ не потеряютъ[26].
Что Вы «творите» новаго? Пришлите мн?, если есть новые стихи. Напоминаю Вамъ о Ѳ. Н. Берг?, у котораго въ рукахъ теперь «Русскій В?стникъ». Онъ можетъ Вамъ быть теперь полезн?е, ч?мъ въ «Нив?»[27]. Мои домашніе часто съ чувствомъ объ Васъ вспоминаютъ, — а я и подавно.
Наконецъ, я собрался Вамъ отв?тить, милый мой Александровъ, на Ваше посл?днее письмо со стихами[28].
Прежде всего о д?л?: я еще разъ написалъ кому сл?дуетъ, о стипендіи. Челов?къ взялся за это в?рный, твердый, очень вліятельный и не забывчивый. Я объяснилъ ему Ваши до машнія обстоятельства; а н?которые стихи Ваши онъ знаетъ и ц?нитъ.
Теперь о стихахъ. Перепишите въ особую тетрадку вс? лучшіе Ваши стихи (начиная, положимъ, съ посвященія Петру Евгеніевичу, — оно очень хорошо, — или, если хотите, хронологически), — вс?, и напечатанные и н?тъ; только не забудьте непрем?нно сбоку гд? -нибудь выставить: «напечатано тамъ-то», «не напечатано»…
Я для Васъ придумалъ вотъ что. Тотчасъ по полученіи отъ Васъ тетрадки, я пошлю ее Бергу для «Русскаго В?стника», и буду сов?товать напечатать ихъ вс? разомъ въ одной книжк? съ небольшимъ предисловіемъ; если же не хочетъ вс?, то пусть выберетъ. Въ совокупности, я над?юсь, стихи сильн?е под?йствуютъ и на него самого и на читателей.
Предисловіе мы зд?сь напишемъ вм?ст? съ Кристи, который хочетъ непрем?нно прі?хать ко мн? дня на три-четыре въ Сочельникъ, на Рождество и т. д.; передъ Новымъ Годомъ у?детъ къ отцу; я думаю, можно будетъ удержать его до 28 декабря. Я потому хочу съ нимъ вм?ст? составить предисловіе, что вчера только получилъ отъ него письмо, въ которомъ онъ много о Васъ говоритъ. Не пол?нюсь ужъ и выпишу его слова: *
«Я р?шительно не знаю, гд? Александровъ и что онъ под?лываетъ: я даже его искалъ; я хот?лъ уб?дить его теперь напечатать свои стихи, посвященныя M. H. Каткову. Это нужно было бы для Александрова (у него подчеркнуто), и могли бы они и теперь быть пом?щены въ „Гражданин?“ въ полугодовой день или въ „Русскомъ В?стник?“, причемъ заставить заплатить ему. Можетъ быть, Вы бы это устроили: мн? кажется, что, при Вашихъ отношеніяхъ къ нему, Вы могли бы отъ себя послать его стихи въ „Гражданинъ“. Право, нужно бы поддержать имя Анатолія Александрова. Въ самомъ д?л?, что бываетъ пошл?е всякаго рода посвященій, а три его посвященія — Вамъ, Фету, Каткову, вс? въ своемъ род? прелестны»[29].
Вотъ что пишетъ Ваничка Кристи, а Вы черезъ Вашу демократическую гордость все водитесь съ M--ыми[30] («простота!» «свобода обращенія»! «обязательно», «безразлично», «немыслимо»… Прелесть!)… Ухъ! власти у меня надъ вс?ми вами н?тъ! Смирилъ меня Господь… Состоянія большого н?тъ, — а то бы какъ бы я вс?хъ васъ, начиная съ этого самаго Кристи, оболванилъ бы ловко… Многое, очень многое вс? вы не такъ д?лаете!
Да, и «Чарод?я» ужъ выпишите, конечно, въ тетрадку: особо, на присланной Вами бумажк?, при тетрадк?, посылать Бергу — неудобно.
Что жъ Вы не пишите, уговорилъ ли Васъ Лихаревъ ?хать съ нимъ ко мн? на праздникахъ? или н?тъ? Онъ собирался это сд?лать; дорога не дорого стоитъ; Лихаревъ сказалъ, что Вамъ нужно будетъ заплатить только за билетъ до Калуги (во II класс? — 11 или 12 руб. что-то, а въ III — вдвое меньше), а отъ Калуги на лошадяхъ онъ Васъ довезетъ. Къ тому же церемониться нечего: если отъ Мещерскаго къ тому времени получу рублей 200, то на обратный билетъ я Вамъ дамъ, а не пришлетъ — не могу. Напрямки говорю. Я смолоду бралъ просто (вотъ такая простота — ничего!); надо знать, у кого брать… A зд?сь жить будете у меня; у меня просторно. Конечно, когда бы Вы ни прі?хали, вс? у меня будутъ Вамъ рады; но въ н?которомъ отношеніи удобн?е, чтобы Вы прі?хали или посл? Кристи (30-го, 31-го декабря), или чтобы застали его на отъ?зд? (28-го); свиданіе мое и съ Вами и съ нимъ должно им?ть серьезный характеръ; надо поговорить съ каждымъ особо, — вотъ что важно; а пом?щеніе будетъ для троихъ хорошее, — лучше, ч?мъ въ гостинниц?. Кром? того, не надо сп?шить отсюда. Надо и съ о. Амвросіемъ Вамъ повидаться, — а это нелегко: онъ подавленъ пос?тителями. По моему мн?нію, Лихаревъ какъ хочетъ, а Вамъ бы спокойно пробыть до Крещенія, ц?лую нед?лю, — и съ Богомъ потомъ… Терп?ть не могу, кто въ Оптину издали на два дня ?здитъ! Посылаю Вамъ стихи на Бисмарка изъ «Гражданина».
Надпись подъ идоломъ.
Когда порой твои черты
Въ изображеньяхъ я встр?чаю
И все, ч?мъ гордъ и славенъ ты,
Безстрасгной думой оц?няю;
Когда толпа, подъемля кликъ,
Изъ устъ въ уста твое названье
— Вражды и лести достоянье —
Влачитъ — мн? жаль тебя, старикъ!
Кончая путь, у двери гроба
Стоишь ты, гордый челов?къ;
Насилье, ложь, коварство, злоба —
Вотъ все, ч?мъ твой отм?ченъ в?къ.
Пятою грубою солдата
Ты пламень мысли растопталъ,
Въ оковы браннаго булата
Народный геній заковалъ.
И ни прощенья ни участья
Не молишь ты — и самъ собой
Доволенъ, в?ря, что для счастья
Отчизны посланъ ты судьбой:
Но день возмездія настанетъ.
Надменный рушится обманъ,
На царство силы гн?вно грянетъ
Сугубой силы ураганъ.
Господень судъ разрушитъ зданье,
Что на песк? твой умъ вознесъ…
Тогда въ воскреснувшемъ сознаньи
Потомства прозвучитъ вопросъ:
; Что сд?лалъ ты! — и призракъ б?дный
Въ позор? блеска своего
Н?мой, разв?нчанный и бл?дный
Ты не отв?тишь ничего!
Какъ Вы находите? Но моему, написано недурно; но, Боже мой, все тотъ же духъ! Все имъ «Вирхова» скромнаго какого-то нужно.
Вотъ напишите-ка противу этого, въ дух? «Чарод?я», — и тогда увидимъ, насколько этотъ «Чарод?й» былъ гласомъ вопіющаго въ пустын? и насколько н?тъ. В?дь въ этомъ челов?к? столько поэзіи: его физическая сила, его ростъ; его военный видъ; его жестокость и его милая иногда св?тская любезность; его шрамъ на щек?, сл?дъ студенческой дуэли на эспадронахъ. (Одинъ старый студентъ — дуэлистъ водилъ съ собою очень большую собаку, которая пугала и безпокоила вс?хъ студентовъ; Бисмаркъ, тогда еще почти мальчикъ, подошелъ къ нему и хладнокровно сказалъ: «Вы, милостивый государь, дуракъ!» Дрались, и онъ былъ раненъ въ щеку). Какъ онъ разбилъ кружку объ голову либерала, который грубо бранилъ публично правительство; какъ онъ въ палат? вызвалъ профессора Вирхова на дуэль за какую-то парламентскую дерзость (тотъ — на попятный дворъ). И при этомъ онъ хорошій охотникъ; онъ любитъ читать Евангеліе, а иногда французскіе романы; ходитъ за грибами, и ум?етъ, кажется, солить ихъ (въ Россіи научился). Лучше многихъ изъ насъ и Россію понимаетъ. И называетъ все по имени: прямо говоритъ въ рейхстаг?, что не было великихъ д?лъ безъ огня и жел?за. Острякъ; пьетъ много пива. Самъ обезоружилъ студента. который въ шестидесятыхъ годахъ стр?лялъ въ него; взялъ дурака за шиворотъ и отвелъ въ полицію.
Да в?дь это и есть то самое, что нужно, т.-е. развитіе личности, упадокъ и приниженіе которой вредно и для политики, и для поэзіи одинаково, — даже косвенно и для религіи.
Ну, прощайте. Обнимаю Васъ.
P. S. И. И. Кристи сообщу Вашъ адресъ. Будь на его м?ст? у Троицы какой-нибудь Воздвиженскій, Вы бы, в?рно, побывали у него и безъ моего письма; а у Кристи и теперь не догадаетесь побывать.
Ахъ, Вы! Ахъ, Вы!
Голубчикъ, Анатолій Александровичъ! Не потрудитесь ли Вы купить и выслать мн? № 20-й «Русскаго Д?ла» Шарапова (въ этомъ No есть продолженіе разбора моей книги «Востокъ, Россія и Славянство»)? Одинъ экземпляръ этого No я получилъ изъ редакціи, но мн? необходимъ еще другой.
Только не откладывайте этого д?ла, потому что поздн?е No трудн?е будетъ найти.
Я Вамъ долженъ еще за «Русскій В?стникъ». По прежнимъ прим?рамъ я полагаю, что онъ стоитъ 1 р. 50 к.; да No «Русскаго Д?ла» стоитъ, небось, 20 к.; итого 1 р. 70 к.; да пересылка того и другого, — такъ что всего — около 2 руб. Я ихъ посл? праздниковъ Вамъ вышлю. Отдалъ бы и зд?сь, если бы в?рилъ, что буду им?ть удовольствіе вид?ть Васъ вм?ст? съ Н. И. Лихаревымъ у себя въ дом?. Да не в?рю.
Жду Кристи, который об?щалъ непрем?нно быть къ сочельнику; мы съ нимъ поговоримъ о Васъ и о стихахъ Вашихъ. Постараемся…
Съ новымъ годомъ, съ новымъ счастьемъ, съ новымъ вдохновеніемъ.
Александровъ мой милый! Письмо Ваше я получилъ; но, вм?сто того, чтобы сначала отв?тить на него, я хочу Васъ просить, голубчикъ, исполнитъ въ Москв? н?сколько моихъ комиссій. Будетъ одна и трудная. Прежде — легкія.
1) Изъ прилагаемыхъ денегъ 5 руб. назначены для объявленія о моей книг? въ «Русскомъ Курьер?» (надо изр?дка въ разныхъ). Только не надо полагаться съ ними на одну квитанцію конторы, а потребуйте No, въ которомъ будетъ напечатано; присылать мн? его не надо; довольно съ меня, что Вы удостов?ритесь. При семъ прилагаю 2 образца.
2) Узнайте, что стоютъ сочиненія Ю. Ѳ. Самарина (мн? нужны богословскія особенно, — ну, и другія; мен?е всего нужны его нелюбезныя мн? «Окраины») и сочиненія К. С. Аксакова, и напишите мн?.
3) Попросите Фета выслать мн? (посылкой — это дешевле и в?рн?е) Энеиду его и: въ особенности Шопенгауера («Міръ какъ воля и представленіе»). Мн? это доставитъ большое удовольствіе. И даже очень нужно. Пока я былъ цензоромъ, онъ вс? свои переводы мн? присылалъ; а какъ я подалъ въ отставку, такъ и пересталъ. Это «практичность», и ужь слишкомъ откровенная, чтобъ не сказать хуже.
4) Теперь комиссія трудная! Прошлой весною еще быль живъ въ Москв? н?кто Николай Матв?евичъ Матв?евъ, бывшій въ пятидесятыхъ годахъ портнымъ. Магазинъ его былъ у Пречистенскаго бульвара, именно въ томъ дом?, гд? теперь лавка Арженикова. Я ему съ 1853 г. долженъ 50 р. Вообразите! смолоду и я по идеалу и по вкусамъ былъ европеецъ (хамъ), а по д?йствіямъ — русская дурацкая натура; посл? 30 л?тъ сталъ вырабатываться наоборотъ, т. е. старался утвердить въ себ?, по м?р? силъ, западную выдержку и восточные идеалы… Я передъ этимъ б?днымъ Матв?евымъ т?мъ бол?е гр?шенъ и виноватъ, что онъ-то поступалъ со мной очень благородно. Когда я студентомъ извинялся, что неч?мъ ему заплатить, онъ, см?ясь, говорилъ мн?: «Ничего! посл? докторомъ будете; тогда будетъ у Васъ много денегъ; вспомните обо мн?!» A я никогда не забывалъ этого, — но ни докторомъ, ни консуломъ, ни литераторомъ, ни пом?щикомъ, ни цензоромъ — все-таки не платилъ. Теперь хочу хоть передъ его смертію или передъ моею сначала 25 руб., а потомъ и другіе 25 руб. отдать. Прошлой весной я напалъ на его сл?дъ. Есть на Волхонк? въ подвальномъ этаж? (на л?вой рук?, если итти отъ Пречистенки къ Моховой) зонтичный магазинъ Малаевой; года еще два тому назадъ онъ былъ Матв?евой; я ?здилъ безпрестанно мимо, и самъ не могу понять, что именно меня задерживало зайти; я думаю, то, что никогда у меня въ Москв? лишнихъ 25 руб. не бывало, — а съ пустыми руками что жъ заходить? Когда я увидалъ, что фамилія на выв?ск? зонтичнаго магазина перем?нилась, я ужаснулся при мысли, что не только самъ Матв?евъ, но и жена его (зонточница) умерла… Пошелъ къ Малаевой, и тамъ узналъ, что Николай Матв?евичъ живъ, и обрадовался. Мн? дали тамъ его адресъ, который и прилагаю: Устинскій мостъ, домъ Кайсарова; бани. Теперь Вамъ по этой нити не то, чтобы легко, а все-таки возможно будетъ найти его. Если онъ за эти 7—8 м?сяцевъ (я плохо помню, когда справлялся у Малаевой) скончался, б?дный, то жен? или другимъ насл?дникамъ отдайте и попросите ихъ меня гр?шнаго великодушно простить. Пожалуйста, милый Анатолій Александровичъ, ради Бога ут?шьте меня, и за это д?ло возьмитесь скор?е. В?дь въ крайности можно и черезъ адресный столъ или полицію розыскать. Прилагаю, сверхъ 5 руб. на объявленіе и 25 руб. Матв?еву, еще 5 рублей "Вамъ на извощиковъ по этому д?лу, а можетъ быть, и на чай придется кому-нибудь дать. Что останется, не возвращайте: годится на покупку книгъ для меня.
5) Узнайте еще, пожалуйста, у Даціаро или у Аванцо, что будутъ стоить: 1) акварельныхъ красокъ хорошихъ ящикъ, съ разными кисточками, и 2) бумаги Бристольской (или въ этомъ род?, очень хорошей, толстой, одинъ листъ и бумаги пониже сортъ (была встарину Ватманская, похуже Бристольской, для рисованія; а теперь не знаю, какая). И напишите мн?,
За комиссіи не ропщите на меня, — гр?хъ Вамъ будетъ. Уманова н?тъ; онъ все скоро и охотно д?лаетъ; конечно. Вамъ съ Байроновской ногой нельзя такъ летать, какъ онъ, — ну, а потише — можно. Какъ это по н?мецки говорится: Ohne Hast, doch ohne Rast!
Довольно объ этомъ. Теперь о Васъ и о другихъ.
Филипповъ что-то замолчалъ о стипендіи. Изв?стите меня поскор?е (особой короткой запиской), не существуетъ ли для этого препятствія въ самомъ закрытіи Университета?[31] Не отложить ли хлопоты до открытія? Если н?тъ, то я напишу одному важному петербургскому педагогу самъ, а можетъ быть, даже и Ивану Давыдовичу Делянову. Посмотримъ.
О Берг? и стихахъ. Бергъ не правъ съ практической стороны; надо поддерживать стихотворцевъ Вашего духа: но meоретически, критически онъ почти правъ. Я в?дь самъ Вамъ тоже говорилъ. Я говорилъ вамъ, что только посвященія Ваши (Астафьеву, Каткову, Фету и мн?) носятъ особую печать уже по самому предмету своему: никто этимъ 4 лицамъ до Васъ посвященій не писалъ; зд?сь д?йствовала на Васъ сама жизнь: Вы вид?ли въ этихъ людяхъ то, что вид?ли сами, и вс? Ваши знаменитые предшественники ничего почти, кром? уроковъ техники, въ этомъ случа? не могли Вамъ дать. Когда же Вы пишете о любви, или о природ? или о Вашихъ молодыхъ сомн?ніяхъ и грусти, то все слышно что-то ужъ слишкомъ знакомое (30-хъ и 40-хъ годовъ). Бергъ правъ, что жизнь дастъ физіогномію… Будетъ, напр., особая оригинальная любовь — будутъ и любовные стихи оригинальные. Что касается до моря, природы и т. п., то я уб?жденъ, что посл? Гёте, Victor Hugo, Пушкина. Фета, Майкова, Лермонтова, Жуковскаго и т. д. едва ли и можно въ теченіи 50-ти л?тъ, по крайней м?р?, что нибудь сказать хорошее… не могу и вообразить! В?дь я въ этомъ отношеніи не только у Васъ, но ни у кого не нахожу теперь ничего зам?чательнаго, — напр., у Голенищева-Кутузова. Не нахожу, не впечатл?ваюсь! A впечатл?ваться я еще могу только ч?мъ-то инымъ у новыхъ людей, и инымъ у прежнихъ поэтовъ. Надо искать… Частью жизнь наведетъ, частью самъ, наконецъ, найденъ. В?дь я только къ сорока годамъ нашелъ свой путь — и въ греческихъ пов?стяхъ, и въ соціологіи, политик? и т д. Для лирики, конечно, такъ долго ждать нельзя, — она остынетъ: но, что д?лать, я васъ обманывать не хочу: физіогноміи, характера личнаго въ Вашихъ стихахъ (кром? посвященій) н?тъ еще. Знаете ли, что у этого несчастнаго Эбермана[32] въ изв?стномъ Вамъ стихотвореніи «Морозъ» и т. д. несравненно уже светл?е личный отт?нокъ, ч?мъ у Васъ? Эти переходы отъ реальныхъ узоровъ мороза на стекл? то къ фантастическому бреду о л?сахъ. рощахъ. скалахъ и гробницахъ, то къ его собственной д?йствительной Эбермановой нищет? и къ мыслямъ о нищенской и забытой его могил?, и, наконецъ, примирительный, почти религіозный конецъ, — в?дь это все правда сердца, и сердца, жестоко набол?вшаго, но въ принцип? не любящаго отрицанія! Пов?рьте мн?, напиши это кто-нибудь уже изв?стный — восхищались бы и критики. Что д?лать, мой другъ, готовьтесь заран?е къ 1.000 препятствій, самыхъ необъяснимыхъ и глупыхъ, и ко многимъ неправдамъ людскимъ. Люби Васъ, я а желалъ бы, чтобы Вы стали глубоко набожнымъ: око — и броня противъ невзгодъ наилучшая, ну да и предметъ для поэзіи понов?е въ наше время — вс?хъ романтическихъ вздоховъ… Вздохъ-то вздоху тоже рознь. Иной вздохъ на немазанной тел?г? Некрасова: «ахъ, молъ, золъ и б?денъ челов?къ!» Иной вздохъ у Фета: "И заря! Заря!… Или у Пушкина: «Для береговъ отчизны дальной»… И совершенно иной вздохъ у того же Пушкина: «Напрасно я стремлюсь къ сіонскимъ высотамъ, гр?хъ тяжкій гонится за мною по пятамъ»… Или у Кольцова: «Прости жъ мн?, Спаситель»… и т. д.
Религія, общественная жизнь, культъ сильныхъ личностей, пожалуй (ну, хоть Бисмарка, Скобелева)… Отпоръ демократическому прогрессу… Вотъ богатое поприще. Будьте р?зкой антитезой Некрасову, Плещееву, Минскому — и будетъ физіогномія. «Голенищевы» эти нын?шніе вс? — все-таки сороковые годы, не бол?е!..
Изо всего этого, впрочемъ, не сл?дуетъ, что я отказываюсь сд?лать что-нибудь, если не прямо для стиховъ Вашихъ (романтическихъ), то для имени Вашего, въ ожиданіи отъ Васъ разныхъ стихотворныхъ, критическихъ и вообще эстетическихъ будущихъ благъ. (Увижу ли Я ихъ только? 57л?тъ, 13 Января минуло, а только одинъ на 600 челов?къ доживаетъ до 60!). Одинъ ли, или съ Кристи вм?ст? придумаю, что сд?лать, какъ получу только Вашу тетрадку. Мы ужъ съ Кристи зд?сь говорили. Онъ провелъ у меня съ вечера 23-го декабря до половшій дня 26-го. Отъ Оптиной и отъ о. Амвросія — въ восторг?… Я блаженствовалъ съ нимъ эти три дня. Ожидалъ и съ Вами того же, но не удалось!..
Въ "Гражданин? я началъ новую статью «Два графа: Алекс?й Вронскій и Левъ Толстой». Конечно, преимущество — Вронскому. Тамъ найдете м?сто о голубыхъ кругахъ на морской зыби. Прочтите и подумайте. Я, когда писалъ это, думалъ и объ Васъ, т. е. о Вашихъ стихахъ. Голубые кружки Вамъ показали старшіе поэты, — Вы ихъ и рисуете; а есть гд? -нибудь и какіе-нибудь желтые узоры, и Вы ихъ еще сами находить не ум?ете (и даже, принимая, напр., часть моихъ общихъ взглядовъ на жизнь, не ум?ете еще безпрестанно встр?чать соотв?тственныя частныя проявленія ихъ въ д?йствительности и вдохновляться уже самобытно и непосредственно ими).
Льву Толстому въ статьяхъ моихъ достается, да и вс?мъ почти литераторамъ нашимъ, — но ему, какъ пропов?днику и челов?ку, а не какъ творцу. Мн? любопытно, какъ вы познакомились съ нимъ. Не Вы ли это «поднимали» Иверскую? Кристи разсказываетъ, что онъ (Левъ Николаевичъ) пришелъ къ Владиміру Серг?евичу Соловьеву и съ негодованіемъ и изумленіемъ говорилъ: «одинъ студентъ, кандидатъ поднимаетъ Иверскую!»[33] И началъ говорить Соловьеву такую старую, д?тскую р?чь, что Соловьевъ хот?лъ было отв?тить ему: «да и я въ 14 л?тъ такъ думалъ, какъ Вы теперь!» Но воздержался, чтобы не вышло ссоры. А они только что примирились.
По моему, Левъ Николаевичъ съ этой стороны просто глупъ сталъ. Онъ вовсе в?дь и нехорошо говоритъ. Такія вещи бываютъ: напр., Фридрихъ II не понималъ, что въ Гете хорошаго; Наполеонъ не в?рилъ въ возможность пароходства в. т. п.
Вашу статью о г. Короленко читалъ въ «Русскомъ Д?л?».
Очень былъ радъ встр?тить ваше имя; это полезно. Но восхищаться вс?ми этими «Тайонами» и «Макарами» никакъ не могу. Вы, кажется, слишкомъ снисходительны. A впрочемъ, я всего Короленко не читалъ, и, можетъ быть, ошибаюсь… Только едва ли. Кажется, у него даже убивецъ (не убійца, а непрем?нно «убивецъ») описывался? Охъ, не то это, не то… Коротко сказать, я въ новыхъ пов?стяхъ желалъ бы вид?ть тотъ самый прозрачный и благородный романтизмъ, который былъ въ стихахъ 30-хъ и 40-хъ годовъ, а въ стихахъ новыхъ, напротивъ — силу, мистику, реакціонный гн?въ, политическій героизмъ русскаго духа и т. п. И то, и другое было бы д?йствительно ново теперь и ново и резонно. A у насъ еще до сихъ поръ въ стихахъ — или н?жный романтизмъ или вялый нигилизмъ, а въ пов?стяхъ — «убивецъ», «Макаръ! Куда те претъ?» и т. п.
Рекомендую Вамъ уб?дительно достать и прочесть внимательно «Теократію» Влад. Соловьева, изданную въ Загреб? и и запрещенную, къ сожал?нію, у насъ. Пойдите прямо къ нему и попросите. Онъ очень охотно дастъ. Живетъ онъ у матери, на углу Пречистенки и бульваровъ Зубовскаго и Смоленскаго.
Вс? мои очень Васъ ждали, и комнату приготовили, — и вс? они Вамъ сердечно кланяются, а я обнимаю Васъ.
P. S. Кристи на Посад? очень легко найти. Надо узнать или въ Академіи, или въ Страннопріимномъ Дом?, или на монастырской большой гостинниц?, или даже, я думаю, у извозчиковъ. Какъ не знать!
Прощайте. Хоть бы л?томъ увидаться!
Милый Александровъ! вчера получилъ ваше письмо о Матв?ев? и т. д. Буду отв?чать потомъ подробно; сегодня некогда; но сп?шу предупредить Васъ, чтобы Вы, если розыски Ваши окажутся безусп?шными и нельзя будетъ узнать даже живъ ли или умеръ тотъ старикъ Матв?евъ, денегъ не отдавали — можетъ быть — и самозванцамъ-насл?дникамъ, а держали ихъ до т?хъ поръ, пока я р?шу, какъ ими распорядиться.
Если Матв?евъ и жена его оба умерли (имъ къ 50-хъ годахъ было по лицу подъ 40 л?тъ), то я употреблю эти деньги лучше на поминъ души ихъ въ одной изъ московскихъ церквей (хоть въ церкви Троицы въ Зубов?, гд? я тогда жилъ), или. если будетъ даже и это неизв?стно, на какое-нибудь другое богоугодное д?ло назначу. Видимо, д?ло запутанное, какъ въ роман? французскомъ, — и не зач?мъ отдавать неизв?стнымъ Матв?евымъ: лучше на церковь (Новое бы изумленіе и негодованіе Толстого; однако, я не ожидалъ, что онъ такой мерзавецъ, что опишу въ глаза за Иверскую укорялъ… Какая преступная скотина, однако! Не ожидалъ!)… Поприбуйте еще въ адресномъ стол? узнать…
Но, до другого раза… Ц?лую, обнимаю и благодарю.
Сегодня написалъ объ Вашей стипендіи Н. А. Любимову,[34] — кажется, уб?дительно. И даже. признаюсь Вамъ, им?я уже и прежде это въ виду, я въ начал? одного изъ моихъ новыхъ фельетоновъ («Анна Каренина» и «Война и миръ)» привелъ его, Любимова, слова: «Изучать Анну Каренину — значитъ изучать самую жизнь». И похвалилъ его.
Вотъ учитесь, какъ можно и какъ надо при всякомъ случа? пользоваться печатью для поддержки друзей и единомышленниковъ. Издали даже. A ни Вы, ни Кристи еще не ум?ете этого д?лать. Все таки немножко зады твердите: Тургеневъ, Достоевскій; Достоевскій, Тургеневъ; Тайонъ, Макаръ, Макаръ, и т. д. Ну, Ив. Ив. Кристи тоже понов?е паруса поднять еще не берется, подъ именемъ Кр. Кр. Кр. Кр.[35] Я его за я-то неблагозвучное Кр. Кр. Кр. уже зд?сь бранилъ. То ли д?ло: «Ка-эр-и!» Эвфонія! Эхъ, вы юноши! «Si jeunesse savait, si viellesse pouvait!» Переведите.
Завтра пишу объ Васъ самому Ивану Давыдовичу Делянову! Перекрестясь, знаете: Богъ не выдастъ — такъ и свинья не съ?стъ! A Деляновъ — милый даже челов?къ.
Не пишите: «многоувожаемый» надо?ло мн? это… Пишите лучше: «старый ворчунъ».
Ну, вотъ Вамъ, милый Александровъ, черновое мое министру Народнаго Просв?щенія1). Сегодня же послалъ заказнымъ. Николаю Алекс?евичу Любимову третьяго дня тоже написалъ. Ему писалъ, сверхъ того, и объ Уманов?;[36] но Уманову это нужно, по его словамъ, еще черезъ годъ. Поэтому пока министру я писалъ только объ Васъ. — Сердце мн? говоритъ, что это удастся, Я молился, садясь. A кстати и согр?шилъ, какъ водится: заставилъ Лизавету Павловну гадать (она, какъ многіе юродивые, им?етъ даръ этотъ); вышло, что трефовому королю будетъ исполненіе желаній.
Помолитесь-ка и Вы, дружокъ, въ простот? сердечной, — сходите къ той самой Иверской, за которую такъ глупо и такъ преступно даже (а пожалуй, что и притворно) негодуетъ на Васъ Вашъ геніальный домохозяинъ. Не в?рьте, голубчикъ, ему, не поддавайтесь: Зам?тьте это: у него была всегда страсть противор?чить теченію передовой мысли. Пока господствовалъ либерализмъ, онъ былъ почти реакціонеръ во многомъ; теперь, когда вс? почти лучшіе умы обращаются такъ или иначе къ народнымъ, историческимъ началамъ, ему не терпится, чтобы не итти противу этого. Я самъ недавно это сталъ въ немъ угадывать. Пока это не касается святыни, оно оригинально и даже полезно. Но если только хоть на минуту пов?рить и подумать, что за гробомъ — в?чность блаженства или в?чность муки, то каковъ же будетъ судъ Божій надъ людьми, играющими, изъ духа противор?чія, чужою в?рой! Не скрою, что я все-таки боюсь за Васъ, зная, что Вы съ к?мъ видаетесь. Это не Фетъ, котораго атеизмъ никогда не жаждетъ пропаганды. «Клинъ клиномъ надо выбивать», — и, если меня, гр?шнаго, Вамъ мало, если Вы почувствуете отъ его (т.-е. Толстого) устар?лыхъ фразъ XVIII в?ка мал?йшее колебаніе, послушайтесь меня: познакомьтесь съ Владиміромъ Соловьевымъ, и, подавивши въ себ? вс? движенія самолюбиваго стыда и скрытности, говорите съ нимъ откровенно о Вашихъ сомн?ніяхъ, о Толстомъ и т. д. Это челов?къ благородн?йшій; въ области мышленія геніальн?е Толстого, отличаясь отъ него, какъ небо отъ земли, и вид?ть, что Вы приб?гаете къ нему (хотя бы и по моему сов?ту), непріятно ему не будетъ.
Объ икон? Иверской Божіей Матери знаете, что я Вамъ скажу. Вы знаете, какъ я любилъ Варю и какъ я бился прежде съ ея тяжелымъ, сложнымъ характеромъ. Разборчива, упряма, горда, влюбчива, н?жна, груба, умна, безтолкова, добра, сердита и злопамятна, религіозна, своевольна и т. д. Б?да! Но я молился. И вотъ, когда на счетъ жениховъ стало мн? очень трудно, я пошелъ къ Иверской (наканун? Троицына дня 1883 года) и помолился такъ: «Если Господней Вол? это непротивно, помоги мн?, усталому въ этой борьб?»! И на другой же день на паперти Кунцевской церкви мы увидали Александра, и его красота поразила насъ. И все состоялось, вопреки 100 препятствій, и поэзія была, и старость моя ими успокоена такъ, что я считаю себя согр?шившимъ неблагодарностью въ тотъ день, въ который я не вспомню объ этой невыразимой милости Божіей. Это моя Шкура (выражаясь языкомъ натуральной школы) знаетъ, что это такое для меня!
Слушайтесь меня въ этомъ, а остальное «приложится Вамъ». Исполнитъ Господь вс? благія желанія Ваши! «Обновится, яко орля, юность твоя».
Купите поскор?е мн? Ю. Ѳ. Самарина, особливо богословскія сочиненія («Прокоповича и Яворскаго» непрем?нно). Если мои 5 руб. вс? про?здили для Матв?ева, вышлю. Деньги есть.
Очень глупо и вредно, что у Васъ съ Кристи ничего не клеится. Оба, конечно, виноваты.
1) Черновое Ив. Дан. Делянову. Ваше Высокопревосходительство, Милостивый государь Иванъ Давыдовичъ! Прошлогодній пріемъ Вашъ былъ для меня столь лестенъ и желаніе вид?ть меня въ постоянныхъ сношеніяхъ съ молодежью было выражено Вами такъ прямо, что я могу (мн? воображается) разсчитывать на дов?ріе Вашего Высокопревосходительства къ моей рекомендаціи и моей искренности.
Осм?ливаюсь ходатайствовать за одного молодого челов?ка, коротко мн? знакомаго. Онъ состоитъ я теперь со мной въ переписк?. Его зовутъ Анатолій Александровъ. Прошлаго года онъ кончилъ курсъ кандидатомъ въ Московскомъ Университет?: воспитанникъ Катковскаго лицея: пользовался полной благосклонностью покойнаго Михаила Никифоровича; им?етъ призваніе къ поэзіи и началъ уже печатать тамъ и сямъ стихи, для начинающаго весьма хорошіе (было недавно и въ «Русскомъ В?cmник?» его прекрасное посланіе Фету). Даровитый юноша этотъ зам?чателенъ, сверхъ того, своимъ солиднымъ и благороднымъ характеромъ, и уб?жденія его вполн? правильныя. Теперь онъ оставленъ при Университет?, потому что нам?ренъ готовиться къ спеціальнымъ занятіямъ Русской литературой и держать на магистра. — Но родители его такъ б?дны, что онъ принужденъ постоянно помогать имъ и заботиться даже о младшихъ братьяхъ и сестрахъ своихъ; живетъ онъ поэтому уроками, — и все это, конечно, отрываетъ его отъ главныхъ занятій. Ему бы желалось получать стипендію въ 600 руб., и вотъ объ этомъ-то я, частный челов?къ и педагогическому міру чуждый, дерзаю (быть можетъ, и вопреки вс?мъ обычаямъ и правиламъ) обратиться къ Вашему Высокопревосходительству съ почтительн?йшею просьбой.
Что Анатолій Александровъ именно таковъ, какимъ я его изображаю, могутъ засвид?тельствовать, я полагаю, и другія лица, особенно изъ близкихъ покойному Михаилу Никифоровичу Каткову, — наприм?ръ, зав?дующій Университетскимъ Отд?леніемъ въ Лице? (нын? цензоръ)
П. Е. Астафьевъ, а можетъ быть, и H. A. Любимовъ, если только онъ Александрова зналъ и помнитъ. Думаю, что, при сомнительномъ настроеніи нын?шней молодежи, такихъ юношей, какъ онъ, полезно было бы особливо поддерживать.
Вотъ ч?мъ я позволилъ себ? утрудить вниманіе Ваше, и если я поступилъ неправильно, если нарушилъ какія нибудь приличія, то прошу великодушно простить это моей провинціальной отсталости и не лишить меня впредь Вашей благосклонности за этотъ, такъ сказать, благонам?ренный промахъ.
Честь им?ю быть съ глубокимъ почтеніемъ и т. д.
Милый Александровъ, Вы желали краткаго изв?щенія о полученіи сочиненій Самарина. Получилъ и благодарю Васъ.
Теперь и мн? писать длиннаго письма нельзя. Очень былъ занятъ. Теперь отдыхаю, потому что потомъ — постъ и молитва. Но такъ какъ именно первыя дв? нед?ли поста мн? не до литературы, то тогда я скор?е могу съ Вами побес?довать.
Посылаю Вамъ 2 руб. съ покорн?йшею просьбой съ?здить въ магазинъ Суворина (на Кузнецкомъ мосту) и дать имъ 1 руб. 35 коп. для немедленной высылки мн? Политической карты Евро?ы по случаю современнаго политическаго состоянія, о которой было ими объявлено. У нихъ сказано: 1 p. 35 к. съ пересылкой. Ну, а 65 к. Вамъ на разъ?зды.
Отъ Мтнистра еще н?тъ отв?та, и отъ H. A. Любимова — тоже. Но молчаніе долгое вовсе не значитъ еще неудача. Какъ получу — изв?щу.
Новость: Кристи пишетъ, что у него съ Горбовымъ[37] (богатымъ, кажется, молодымъ челов?комъ) и другими р?шено съ 1 января 1889 года издавать «Московскій В?стникъ». Онъ говоритъ, что первымъ долгомъ у него будетъ — воспользоваться моею помощью и Васъ вывести. Посмотримъ.
Я написалъ большую статью о «Войн? и мир?» и объ «Анн? Карениной», Гогол?, Тургенев? и т. д. Но не р?шаюсь ее, сейчасъ печатать: нахожу недостаточной. Въ политик? я см?л?е, ибо сами событія почти постоянно подтверждаютъ мои предсказанія. Въ эстетик? — какія же ясныя предсказанія? Зд?сь ошибиться легче, ибо больше подкупаешься своими личными наклонностями. Меня вотъ Кopoленко Вашъ ужъ однимъ выборомъ все того же и того же — коробитъ. A Вы, наприм?ръ, и большинство у насъ изъ рамки такого рода выйти теперь еще не могутъ:
A я хочу разбить и сломать эту рамку! Такъ лучше зря не печатать.
Война у насъ непрем?нно будетъ, только едва ли съ Германіей, а съ Австріей, нав?рное, и… в?роятно, и съ б?дною Турціей.
Милый Анатолій Александровичъ, сп?шу порадовать Васъ довольно благопріятнымъ отв?томъ Любимова. Полагаю, что д?ло устроится, если онъ такъ пишетъ. Вс? начальствующіе до посл?дней минуты не любятъ об?щать нав?рное, опасаясь и невольно иногда обмануть. A зд?сь прямо не отъ Любимова зависитъ, — и то онъ р?шается прямо указывать на Васъ.
Я недавно послалъ ему любезный выговоръ въ открытомъ письм? за долгое молчаніе, — и вотъ онъ что мн? отв?тилъ:
«Простите, многоуважаемый Константинъ Николаевичъ, что не отв?тилъ на Ваше письмо. Хот?лъ отв?тить не на письмо, а на д?ло. Но д?ло, какъ изв?стно, скоро не д?лается. Вопросъ о средствахъ для стипендіи, которыя вс? распред?лены. Теперь идутъ соображенія объ отд?леніи части изъ студентской стипендіальной суммы для оставляемыхъ при университетахъ. Но еще н?тъ р?шенія. Александровъ им?ется въ виду. Жму руку».
«1888 г. марта 23. Спб. (Получ. въ Опт. Пуст. 29 марта 1888 г.»
Стихи Ваши въ «Русскомъ Д?л?» очень милы!! И критика недурна. Я очень радъ, что Вы пріучаете читателей къ Вашему имени.
Посылаю Вамъ 3 руб. Купите мн?, пожалуйста, поскор?е, красокъ для яицъ[38]. Ужъ четвертая нед?ля; дороги трудны; почта ходитъ долго; поэтому надо выслать тотчасъ же, если не хотите весь мой домъ огорчить. Вс? Вамъ кланяются. Краски купите на Петровк?. Тамъ есть хорошія. Надо брать не въ плиткахъ, а порошкомъ въ пакетикахъ, — всякихъ цв?товъ; трудн?е всего голубой и зеленый хорошій найти. Нельзя ли также достать пестрыхъ бумажекъ? Нарочно для яицъ ихъ д?лаютъ. Мн? говорила Попырникова.
Ну, прощайте. Обнимаю Васъ. Сегодня писать больше не когда.
Со стороны Шарапова очень любезно печатать объявленія о моей книг? gratis, и даже безъ всякой просьбы съ моей стороны. Пожалуйста, не забудьте поблагодарить его.
Платитъ онъ что-нибудь Вамъ и Уманову или н?тъ?
Дорогой Анатолій Александровичъ, я самъ, и вс? мои домашніе усердно благодаримъ Васъ за своевременную высылку красокъ и бумажекъ. Будемъ красить — и поминать Насъ добромъ. Вс? мы заран?е поздравляемъ Васъ съ св. Христовымъ Воскресеніемъ и желаемъ Вамъ встр?тить Пасху какъ нельзя лучше.
Защищаю теперь въ «Гражданин?», по м?р? ум?нія, Данилевскаго противу Вл. С. Соловьева.
О Кристи со дня смерти его матери ни слуху, ни духу. Не знаю, гд? онъ.
Христосъ Воскресе!
Милый мой Анатолій Александровичъ, вотъ Вамъ мое красное яичко на Пасху ц?ною въ 600 руб. въ годъ.
Вм?сто словъ (хотя бы и самыхъ искреннихъ), докажите мн? Вашу признательность тремя д?лами.
1) Письмо министра возвратите мн?, не откладывая слишкомъ, заказнымъ письмомъ.
2) На Ѳоминой въ Москву ?детъ нед?ли на дв? Александръ (в?роятно, съ Лизаветой Павловной); онъ принесетъ Вамъ мою карточку съ рекомендаціей Бобарыкину[39] и списокъ т?хъ книгъ, которыя мн? у него взять очень нужно. Бобарыкину будетъ особо все объяснено. Надо Вамъ взять на себя трудъ и терп?ніе выбрать ихъ по списку и Александру отдать.
3) Такъ какъ у Васъ будетъ теперь, при 50 руб. въ м?сяцъ, возможность и безъ уроковъ помогать роднымъ, то доставьте мн? великое удовольствіе, прі?зжайте ко мн? гостить съ мая до осени. У меня Вамъ будетъ покойно, и ничего жизнь не будетъ все л?то стоить. Дорога сюда: III классъ — 6 руб. (отъ Москвы до Калуги черезъ Вязьму или Тулу), въ Калуг? — ну, 3 руб., самое большое, проживете въ гостиниц? «Рига» (которую рекомендую), и отъ Калуги до Оптиной всего на всего на пар? почтовыхъ станетъ около 7 руб.[40] Къ тому же, если хотите, можете вернуться вм?ст? съ Александромъ, — и тогда почтовые пополамъ. A назадъ — тоже Вамъ можетъ быть облегченіе, ибо я самъ думаю (если Господь позволитъ) въ август? ?хать на м?сяцъ въ Москву, и возьму Васъ съ собой.
Ручаюсь, что это вполн? свободное л?то въ Оптиной будетъ полезно Вамъ и со стороны здоровья, и въ духовномъ отношеніи, и въ литературномъ.
Ваше вынужденное и постоянное труженичество, безъ полнаго роздыха, вредно и свободному вдохновенію. Ваши посл?дніе стихи на весну очень хороши, но… они могли бы быть и не Вашими. «Физіономіи» все еще своей н?тъ!
Не огорчайтесь: я къ Вамъ строгъ, потому что в?рю въ Ваши силы.
Кстати, не знаете ли, что это за Аристовъ[41], который постоянно такъ раздражается противъ меня въ Русскомъ Д?л?; я объ немъ не слыхивалъ. Должно быть, это онъ же написалъ, подъ буквами «M. A.»[42], новые нападки на меня по поводу моихъ воспоминаній о Тургенев?? Что-то нескладно, а горячо.
Читаете ли Вы мои новые фельетоны въ Гражданнн? «Владиміръ Соловьевъ противъ Данилевскаго»? Желалъ бы я, чтобы Вы ихъ читали и сказали бы мн? потомъ свое мн?ніе,
Вс? мои въ большой радости тому, что Вамъ дадутъ стипендію, и вс? Васъ желаютъ вид?ть зд?сь л?томъ.
Ну, еще разъ Христосъ Воскресе. Ц?лую Васъ три раза.
Напишите поскор?е благодарственное письмо Николаю Алекс?евичу Любимову (Спб., Литейная, домъ Мурузи): несомн?нно, что онъ сод?йствовалъ нашему д?лу о стипендіи.
Объ участіи Т. И. Филиппова не знаю, ибо онъ мн? ни слова объ этомъ не писалъ.
На Ѳоминой Лизавета Павловна будетъ въ Москв? съ Александромъ. Онъ, конечно, Васъ розыщетъ.
Леонтьев К. Н. Письма к Анатолню Александрову: [ХІѴ--ХХХII: 12 мая, 4 и 11 июня, 30 июля, 23 сентября, 7 октября, 2, 14 и 21 ноября, 26 декабря 1888 г., 11, 17 и 26 февраля, 15 и 17 марта, 17 и 28 апреля, 2 июня, 28 августа 1889 г.] / Сообщил А. А. Александров // Богословский вестник 1914. Т. 2. № 6. С. 275—303 (2-я пагин.). (Продолженне.)
Голубчикъ Анатолій Александровичъ, — будьте такъ добры, закажите поскор?е Улитину (около Театральной площади, — знаете?) розыскать т? NoNo Бес?ды (Юрьева) за 1870 или 1871 годъ, въ которыхъ есть статья Майкова[43] «Всеславянство» и другая еще статья (не помню чья) «О реальныхъ силахъ обществъ». Первое заглавіе в?рно; второе заглавіе я называю, быть можетъ, и не такъ, но по содержанію статьи оно в?рно. Помнится также, что и та и другая статья какъ будто были именно въ 1871 году, а не въ 1870. Не могу припомнить, въ одной ли книжк? были напечатаны об? статьи эти, или каждая была разбита но 2—3 книжкамъ. Конечно, это д?лаетъ разницу въ ц?н?. За пріисканіе старыхъ NoNo Отечественныхъ Записокъ и Русскаго В?стника Улитинъ бралъ съ меня по 1 руб. 50 коп. за книжку. Быть можетъ, Бес?ду трудн?е достать, и потому будетъ дороже. Сверхъ того, мн? бы очень хот?лось им?ть со французскомъ перевод? т? именно сочиненія Роберта фонъ-Лиля и (кажется) Гнейста, о которыхъ упоминается въ стать? Бес?ды («О реальныхъ силахъ»). Тамъ говорится, что эти двое ученыхъ (перваго имя хорошо помню: а на счетъ Гнейста сомн?ваюсь, — можетъ быть, и Штейнъ какой-нибудь) — первые основатели ученія о реальныхъ силахъ. Статья Майкова «Всеславянство» далеко не такъ мн? нужна, какъ все, что касается до реальныхъ силъ. Безъ этихъ сочиненій я не могу окончить давній мой трудъ «Судьбы славянофильства». Если у французскихъ книгопродавцевъ н?тъ теперь французскаго перевода (съ н?мецкаго подлинника) ни Роб. ф. Лиля, ни Гнейста (положимъ; кажется, онъ излагалъ эти взгляды по поводу англійской конституціи, или, в?рн?е сказать, организаціи Великобританскаго государства), то они должны знать все-таки, существуютъ ли въ Париж? такіе переводы, и выписать ихъ мн? поскор?е (т. е., чтобы мн? больше м?сяца или 1 1/2 не ждать). Н?мецкіе же подлинники купить надо, — но только въ крайности. Я много трудиться ненавижу; люблю работать, слегка порхая по цв?точкамъ чужаго ума; а съ н?мецкимъ языкомъ не распорхаешься, — тутъ поневол? приходится быть «честнымъ труженикомъ», что совс?мъ не въ моей легкомысленной натур?, и даже отчасти и не въ правилахъ моихъ.
Но въ крайности надо будетъ и по-н?мецки читать подлинники, ибо до сихъ поръ я съ этой простой и важной теоріей знакомъ только по стать? Бес?ды, прочтенной мною въ Турціи въ 1871 году (т. е. 17 л?тъ тому назадъ). Это о самихъ сочиненіяхъ; что же касается до Бес?ды, то если я прошу Васъ заказать Улитину, то это лишь для Вашего облегченія, — ибо вс? эти No"No Бес?ды должны быть ц?лы у Бобарыкина, въ той моей библіотек?, которую онъ выкупилъ себ? изъ конторы «Надежда». Но она у него не разобрана, и даже я не знаю, вся ли она выбрана изъ ящиковъ и поставлена въ шкапахъ въ дом?, или часть ея еще въ его нотаріальной контор?. Боюсь, что искать Вамъ это будетъ трудно; а если легко попадутся у него эти NoNo Бес?ды, то Улитину, конечно, не нужно заказывать, а прямо приступить къ добыванію самихъ сочиненій — или по-французски, или по-н?мецки.
Кстати — есть все въ той же Бобарыкинской библіотек? большой романъ Писемскаго «Люди сороковыхъ годовъ». Онъ весь былъ мною вырванъ изъ Зари и завернутъ въ бумагу. Не попадется ли онъ Вамъ? Если безъ труда найдется, отдайте аккуратно Александру или привезите сами. По моей критик?, это лучшій изъ романовъ Писемскаго, и самый неизв?стный при этомъ. Кажется, и Вы его не читали? А такое здоровое произведеніе Вамъ, еще пропитанному Достоевскимъ, очень полезно. Помните, впрочемъ, что я очень боюсь Васъ слишкомъ обременять, чтобы Вы мою дружбу не предали анаѳем?! Это в?дь и надо?шь до смерти съ комиссіями этими!
Посылаю 10 руб., ибо ц?нъ не знаю. Если увидите, что можно, еще купите Дрепера (по-русски), — какъ это у него, дурака, называется, не помню; тоже, небось, «Исторія цивилизаціи» какая-то?[44]. Да еще бы хоть ц?ну узнать полному собранію Конст. Серг. Аксакова (именно то нужно, гд? онъ что-то говоритъ о дух? русскаго народа; я в?дь его совс?мъ не знаю, — только по отзывамъ) и Ив. Вас. Кир?евскаго (этого я. читалъ, но что-то плохо помню: немного отвлеченно и безцв?тно показалось, — не вр?залось).
Впрочемъ, попытайтесь попросить и того и другого (особенно К. С. Аксакова) у Серг. Ѳедор. Шарапова для меня на два м?сяца или на три, съ прилагаемой распиской[45]. Можетъ быть, дов?рится. Я на книги честенъ, не зачитываю, — особенно р?дкую и хозяинуславянофилу необходимую.
Прочтите статью Бестужева «О теоріи культурныхъ типовъ» въ майской книжк? Русскаго В?стника. Нашего лагеря все прибываетъ. Я ждалъ этой статьи съ боязнью и нетерп?ніемъ: боялся — ну какъ такой ученый историкъ да противъ этой теоріи? Слава Богу, н?тъ. Но статья, очень важная по ученому авторитету спеціалиста, сама по себ? слаба. Это все то же либеральное (полуевропейское почти) старое славянофильство, — слишкомъ славяпское, такъ сказать, культурофильство.
Культура особая нужна, а славянство, пожалуй, только необходимое зло при этомъ. Безъ нихъ (славянъ) нельзя; но надо морщиться, сознавая это, а не улыбаться. А они вс? еще улыбаются и слабыхъ сторонъ Данилевскаго не видятъ.
Д?йствительная жизнь видимо уже пошла другими путями къ ихъ же главной ц?ли. Вс? они, отъ Кир?евскаго до Данилевскаго (включительно), до Бестужева, до А. А. Кир?ева, Шарапова и т. д., бол?е или мен?е либералы, вс? — бол?е или мен?е противъ сословности въ Россіи, наприм?ръ. Но Пазухинъ, графъ Дм. Андр. Толстой и самъ Государь за сословія, за новыя формы привилегій и неравенства. Они представители д?йствительнаго теченія исторической жизни, выразители практическихъ требованій времени, — и эти практическія требованія нов?йшаго времени стремятся исканіемъ своимъ, разум?ется, гораздо больше обособить Россію отъ безсословной Европы XIX в?ка, ч?мъ самъ даже Данилевскій, который, подъ вліяніемъ духа сороковыхъ, пятидесятыхъ и шестидесятыхъ годовъ, говорить въ своей книг?, что въ Россіи «никто о сословіяхъ и не думаетъ». Вс? славянофилы этого лагеря (я — славянофилъ на свой салтыкъ) довольствуются иногда такими пустыми отличіями отъ Запада, что даже жалко вид?ть, а иногда ужъ и слишкомъ широкими до невозможности. Нельзя, напр., претендовать создать такое позвоночное животное, у котораго не было бы легкихъ, или кишекъ. или сердца. У вс?хъ есть. Но разныя и въ разное время жизни есть перем?ны въ органахъ (Лягушки въ д?тств?, какъ рыбы, съ жабрами, а во время зр?лости, какъ мы съ Вами, съ легкими, и т. д.).
Сословія суть признакъ силы и необходимое условіе культурнаго цв?тенія. Европа прежде была сословн?е современной ей Россіи (напр., въ XVI, XVII в?к?); теперь (въ XX) Россія, если хочетъ жить, Должна стать сословн?е Европы и на вопли о соціальной неправд? не смотр?ть. Христіанство личное, настоящее, думающее прежде всего о томъ: «Какъ Я отв?чу на Суд? Христовомъ?» ничего не им?етъ противъ сословій и вс?хъ непріятныхъ посл?дствій сословнаго строя. Гражданская эмансипація и свобода христіанской сов?сти — это большая разница, — и см?шивать ихъ — это остатокъ европейскихъ привычекъ. Теперь — мало по малу, но зам?тно — государственная Россія все хочетъ д?лать совс?мъ наоборотъ противу Запада. Такъ, ужъ и въ Англіи лорды едва держатся и сами готовы отказаться отъ своихъ привилегій: у насъ — ищутъ противоположнаго… И т. д. И ч?мъ это движеніе медленн?е, ч?мъ оно суше, ч?мъ безшумн?е, т?мъ в?рн?е. Восторги общіе хороши только для войны или для чествованія поэтовъ, а реформы съ восторгомъ — это никуда не годится… Это у меня ужъ по-Фетовски.
Обнимаю Васъ въ ожиданіи несказанно пріятнаго свиданія.
Благодарю Васъ, милый Анатолій Александровичъ, за хорошенькія вазочки. Он? у меня на почетномъ м?ст?, и постоянно въ нихъ цв?ты.
Буду ждать Васъ около 15 іюня. Чего бы лучше къ Троицыню дню? Впрочемъ, Вамъ видн?е, что удобн?е.
Привезите мн?, пожалуста, ящикъ хорошихъ акварельныхъ красокъ, съ кисточками разнаго разм?ра (не дороже 10 руб.), и 4 экземпляра такихъ деревянныхъ ширмочекъ для фотографическихъ карточекъ, на каждой чтобы было по три створки, не бол?е. Это дешево. Если у Васъ н?тъ лишнихъ денегъ на дорогу, красокъ не привозите; если есть — зд?сь сочтемся. До свиданія.
Милый Анатолій Александровичъ! Я надо?даю Вамъ съ моими комиссіями. Прошу Васъ, простите меня. Если это письмо застанетъ Васъ въ Москв?, то привезите мн? еще 2—3 в?ничка изъ перьевъ для пыли. Ихъ можно найти на Никольской, и стоютъ они очень дешево, — кажется, по 20 коп. И еще, если можно, хорошаго сургуча хоть дюжину. Зд?сь н?тъ хорошаго. Смотрите только, ум?ете ли Вы укладывать] Иначе вс? сургучи другъ объ друга перебьются.
Говорятъ, Вы отъ Калуги хотите п?шкомъ итти. Если такъ, то вещи оставьте у хозяйки въ гостиниц? Рига (въ Калуг?) и уговоритесь переслать ихъ сюда. Она мн? пріятельница. Елена Филипповна Давингофъ, крещеная еврейка.
Вс? мы, милый Анатолій Александровичъ, благодаримъ Васъ за память. Перем?нъ у насъ (слава Богу) никакихъ р?зкихъ и особыхъ н?тъ. Варя только была серіозно больна;: къ счастію, удалось, кажется, бол?знь ея прес?чь; но она еще только недавно начала сид?ть, а то все лежала; ходить еще остерегается. Я, какъ водится, раза два уже посл? Вашего отъ?зда забол?валъ жестокими неврозами, — и, какъ тоже водится, скоро поправлялся. Только, — видно, непоправимая уже, — слабость правой ноги не даетъ много ходить и пользоваться прекрасной погодой. Лиза все такая же. Ходитъ отъ жары еще больше растрепанная, а руки ужъ вовсе перестала мыть… Ужасъ! Но мы ужъ къ этому привыкли, да и всепоб?ждающая доброта ея хоть кого бы пріучила мириться съ ея юродствомъ! Шляется ц?лый день, нянчитъ Вариныхъ д?тей; весела; почти всегда, видимо, счастлива, хотя и ворчитъ («мужъ пьяница! сумасшедшій! колдуетъ ц?лое утро у себя наверху!» и т. д.). Видишь все это, — и н?тъ ужъ и охоты ее принуждать и ст?снять. Я былъ много передъ ней гр?шенъ когда-то, — и всякій разъ теперь, какъ вздумается ст?снить ее какъ-нибудь для общественныхъ приличій въ ея невинномъ и л?нивомъ юродств?, такъ сейчасъ и вспомнишь и то, и другое… И оставишь ее такъ. «Крестъ» мн? не. слабоуміе ея и младенчество, а ея неопрятность; ну, сознавая это, и не хочется ее безпокоить… Жить обоимъ ужъ немного; а движенія св?тскаго самолюбія (на счетъ крайнихъ ея неприличій) приходится съ Божіей помощью терп?ливо подавлять. Какъ захочетъ Богъ пріучить челов?ка, ко всему пріучитъ, вопреки природнымъ вкусамъ и привычкамъ воспитанія. — На дняхъ, вообразите, я пригласилъ къ себ? об?дать двухъ молодыхъ супруговъ (очень хорошаго петербургскаго общества). Варя билась, билась — уговаривала Лизавету Павловну вымыть руки, остричь ногти я перем?нить грязное платье. Я ужъ молчалъ. Разсердилась, и об?дала одна наверху. «Не нуждаюсь въ нихъ», — и только. И ничуть даже не разстроилась посл?. Хорошо, что она сама не требуетъ ни отъ кого соблюденія по отношенію къ себ? общественнаго вниманія, лишь бы ей была воля спать, гулять, не мыться, не од?ваться, пос?щать людей простыхъ, этимъ вс?мъ не брезгающихъ, — и она весела и счастлива. — Ну, что жъ, и слава Богу! Не такъ ли? — а все таки хот?лось бы иногда, не мн? одному, а и Саш? съ Варей, чтобы она была почище… Только къ Причастію и од?вается… Такая чудачка!
Что же еще Вамъ сказать? Ничего не пишу для печати; никакъ не сберусь. Не хочется. Мысль о роман?, который но жребію надо начать, л?зетъ, какъ медв?дь, на меня. Откладываю до сентября… Ужасно тягощусь! Мн? гораздо пріятн?е теперь писать приватныя и огромныя письма Фуделю[46] о «славянофильств? и панславизм?»; онъ предлагаетъ мн? въ письмахъ очень д?льные вопросы… И мн? пріятно ему на нихъ подробно отв?чать. Стать? о Л. Толстомъ (изв?стной Вамъ)[47] нигд? м?ста еще не найду, и сижу теперь безъ литературныхъ доходовъ; это очень чувствительно, — но не поб?ждаетъ мою л?нь и скуку при воспоминаніи о моемъ безплодномъ и невліятельномъ печатаніи. Фудель написалъ, впрочемъ, подъ именемъ Осипова, въ Русскомъ Д?л? статью въ моемъ дух? противъ безразсуднаго панславизма. Умановъ писалъ мн? изъ деревни. Я ихъ зову обоихъ сюда осенью. Отъ Кристи — давно ни слова! Непонятный у него характеръ! А им?ются въ виду серьезныя д?ла!..
Политика текущая мн? не очень-то нравится. Одна надежда на роковую идею: лопнетъ!
Прі?здъ въ Оптину это л?то разнообразный и большой. Жизни много, и погода теперь очень стала пріятная. Прі?хала къ о. Амвросію черная Абиссинская княжна; никакъ не удается мн? увидать ее. Не встр?чаемся какъ-то, хотя оба ходимъ въ церковь.
Ну, прощайте, другъ; обнимаю Васъ. Вс? мои Вамъ шлютъ сердечный прив?тъ.
Слишкомъ ужъ давно ничего не пишете намъ. Мы вс? зд?сь часто объ Васъ думаемъ и ждемъ какихъ-нибудь опред?ленныхъ изв?стій.
Удостойте!
Милый Анатолій Александровичъ! Вы очень обрадовали меня и весь домъ мой Вашимъ — не скажу: письмомъ, — а хоть… письмецомъ. Лизавета Павловна такъ обрадовалась изв?стію о Вашемъ брак?, что, вопреки своей привычк? рано засыпать, чтобы вставать съ п?тухами, потеряла сонъ и такъ долго не уходила наверхъ посл? ужина, что мы вс? удивились, и тогда она сказала:
— Я такъ обрадовалась, что «Толя» женился на «Тарасовн?», что у меня весь сонъ пропалъ.
Кром? удивительной страсти вс?хъ вид?ть женатыми и замужними (страсти, которая у нея развилась въ старости, а прежде не была зам?тна), она особенно полюбила добрую Вашу Авдотью Тарасовну. и въ ней я (по всегдашней сложности моихъ чувствъ и воззр?ній) это чувство очень одобряю.
Что касается до меня самого, то Ваше обо мн? по этому случаю мн?ніе могло бы показаться мн? даже и очень обиднымъ, если бы я хоть на минуту могъ забыть, что «errare humanum est» и что Тургеневъ былъ правъ, когда заставилъ своего Базарова сказать Аркадію: «Челов?къ скор?е пойметъ колебанія эѳира на Сиріус?, ч?мъ то, почему другой челов?къ такъ или иначе сморкается!» Хотя это «сморкается» очень скверно и относится къ той именно «Гоголевщин?», которая мн? такъ надо?ла у вс?хъ «кориѳеевъ» нашихъ, но мысль о непостижимости, о неясности индивидуальнаго нашего чувства для другихъ людей выражена все-таки зд?сь очень наглядно. Откуда Вы это взяли, что я буду бранить Васъ за то, что Вы женились, или сердиться на Васъ?.. Плохого же Вы мн?нія о моемъ «религіозномъ» чувств?! Я, кажется, при Васъ сказалъ еще въ Оптиной: «Разъ от. Амвросій благословилъ, о чемъ же тутъ толковать?» И въ самомъ д?л? посл? Вашей бес?ды со старцемъ я ничего не говорилъ бы, если бы Авдотья Тарасовна не вздумала сама, безъ всякаго вызова съ моей стороны (над?юсь, что Вы это обстоятельство хорошо помните), доказывать мн?, что Вамъ жениться на ней очень выгодно, потому что у васъ «рубашки пропадали безъ нея» и т. п. Я и теперь готовъ ей сказать, что такъ смотр?ть на Вашъ бракъ — большая ошибка! И дай Богъ, для ея собственнаго достоинства, для ея собственнаго развитія къ лучшему, чтобы она ясн?е прежняго поняла, какъ много Вы ей приносите въ жертву (или въ даръ, если слово «жертва» Вамъ не по сердцу), и какъ мало она.
Привязанность, доброта, в?рность, честность нашлись бы, авось-либо, и въ другой женщин?, и помимо ея; не вся же Россія развращена, зла и порочна. Хорошихъ и добрыхъ женщинъ у насъ много… Но найти молодого челов?ка, даровитаго, трудолюбиваго, добраго съ твердостью (а не добраго съ безхарактерностью, что весьма скверно!), — молодого челов?ка съ будущностью и съ положеніемъ въ обществ?, уже о ею пору достаточно (по годамъ и состоянію) почетнымъ, и выйти за него замужъ, только черезъ одну его привязанность и благородство, безъ всякаго долга даже съ его стороны, — это такая р?дкость и такое счастье для простой и б?дной д?вушки, что лучше бы ей было «посмиренн?е» взирать на свою удивительную судьбу и не гордиться «благод?яніями» рубашекъ, кухни и т. д. Авось-либо, это все и такъ обошлось бы… Конечно, она молода и, повидимому, не лишена смышлености, и потому есть надежда, что она станетъ на настоящую точку зр?нія и достигнетъ скоро того, что про нее можно будетъ сказать стихомъ Майкова: «Ее живитъ смиренья лучъ!»
Мн? ли не понимать всего «этого», вс?хъ этихъ отт?нковъ, когда я самъ женился точно также, по старой привязанности и безъ всякаго долга, на б?дной и безграмотной д?вушк?? Да, но я до сихъ поръ съ величайшей радостью и признательностью вспоминаю, что Лиза и вида не показывала, что она можетъ быть мн? особенно полезна; она просто-напросто не скрывала своей почти д?тской эгоистической радости, что вышла замужъ за челов?ка давно любимаго, и вдобавокъ за «дворянина», за «барина», который ее изъ посл?дняго наряжаетъ и балуетъ, не позволяя ей, однако, слишкомъ много разсуждать, Да она и сама, слава Богу, разсуждать много не бралась ни обо мн?, ни въ обществ?, ни даже со мною… Вотъ за это за все я ее высоко ц?нилъ и ц?ню, и если у насъ поздн?е (гораздо поздн?е, посл? 8 л?тъ согласной жизни) случились тяжелыя распри, о которыхъ мн? до сихъ поръ больно вспоминать, то вина была моя, а не ея! Оттого-то я и несу такъ покорно и даже весело подъ старость крестъ ея теперешняго слабоумія, ея неопрятности и т. д. Богъ наказалъ меня, — а она своего состоянія не чувствуетъ, слава Богу, и старость ея гораздо весел?е, счастлив?е и беззаботн?е моей…
Лиза, говорю я, смолоду не бралась много разсуждать, хотя далеко не была глупа; она за то им?ла женскій «тактъ» въ т? года (до посл?дняго несчастнаго душевнаго переворота) прежде всего заботиться о «вн?шности» своей. И это очень важно: ибо, если мужъ, по доброт? и по привычк?, снисходителенъ къ этому, то на постороннихъ невниманіе молодой женщины ко вн?шности, къ манерамъ, къ выбору выраженій въ разговор?, къ щеголеватости даже дома, наедин? — производитъ всегда бол?е или мен?е удручающее и унылое впечатл?ніе, котораго, живя въ обществ?, надо, какъ огня, изб?гать. Товарищи и вообще посторонніе люди въ глаза этого не скажутъ и не должны говорить, не им?ютъ права соваться не въ свое д?ло. Если же я позволяю себ? это говорить даже ей въ глаза, то это потому, что я сознаю, до чего и желаніе Вамъ всякаго блага и всякаго, даже и вн?шняго, улучшенія во мн? искренно и сильно; да и потому еще, что я съ ней сразу увид?лъ женщину безукоризненно хорошаго сердца, прямую и добрую, которая приметъ мои слова какъ сл?дуетъ. Хоть ей и досадно будетъ сначала, ну а потомъ пойметъ, что я отъ избытка дружбы къ любимому ею же челов?ку строгъ и требователенъ къ ней… Да! Поменьше воображать, что она Вамъ полезна — это разъ; не такъ см?ло въ обществ? разсуждать, а больше прислушиваться и присматриваться, «в?къ живи — в?къ учись» — это два (мужъ будетъ со временемъ им?ть видное общественное положеніе; онъ уже и теперь изв?стенъ многимъ людямъ, въ обществ? высоко по званію или по талантамъ стоящимъ); третье: въ кофточкахъ ц?лые дни дома не ходить (и не принимать въ этомъ вид? Уманова, Тиличеева, ни даже дворника!), папиросъ на полъ не бросать, «проценты» и т. п. не говорить, а просить мужа поправлять съ глазу на глазъ, — ибо лучше, эстетичн?е — совс?мъ даже не знать, что такое проценты, ч?мъ знать и говорить «проценты»…
Ну, а моральное ея «устроеніе», какъ говорятъ монахи, вообще очень хорошее. Надо только постараться, чтобы оправдать на д?л? слова о. Амвросія: «она — д?вушка приличная я Васъ не осрамитъ!» Конечно, о. Амвросій думаетъ прежде всего о духовномъ; но онъ такъ уменъ и опытенъ и вид?лъ такое множество разныхъ людей, что если бы онъ увидалъ эти «окурки», «кофточки» и т. п., то и онъ въ сердц? своемъ едва ли бы особенно ихъ одобрилъ! «Прозорливость» есть особое состояніе благодати у духовныхъ людей, которое не проявляется въ нихъ ежечасно, а достигаетъ только по временамъ своей высшей силы, и я отъ всей души желаю, чтобы на этотъ разъ батюшка былъ особенно прозорливъ и предсказалъ, что въ доброй Авдоть? Тарасовн? вн?шнія привычки, приличія и т. п. станутъ, наконецъ, на одномъ уровн? съ ея несомн?нно и видимо прекрасными нравственными качествами! Надо только не благожелательныхъ, отеческихъ наставленій бояться, а надо бояться больше заглазныхъ порицаній равнодушныхъ и насм?шливыхъ людей, — быть можетъ, даже и близкихъ пріятелей мужа…
Вотъ и все, что я чувствую и что я думаю по поводу Вашего брака. И я хочу над?яться такъ же, какъ и Вы, что все будетъ благополучно, потому что Вы послушались старца (а не потому, что Вы послушались сердца Вашего; это ничего еще не доказываетъ, кром? Вашего благородства)… Вы говорите, что поручаете себя вол? Божіей, я посл? этого мн? еще разъ остается удивиться: капъ же Вы могли думать, что я буду «сердиться и бранить»? Пока Вы не были у старца, пока не было зам?шано въ д?ло духовное р?шеніе, пока д?ло шло только объ одн?хъ Вашихъ наклонностяхъ, я могъ желать повліять на Васъ, отклоняя отъ ненужнаго[48], по моему, брака. Но это разсужденіе св?тской опытности и т. п. должно было померкнуть и уничтожиться посл? духовнаго р?шенія. Оставался молебенъ[49]… Но, кром? н?которыхъ исключительныхъ случаевъ переворота, и Божественное и сатанинское д?йствіе одинаково вліяютъ бол?е или мен?е сообразно натур? нашей, усиливая или ослабляя наши природныя (т. е. Богомъ же данныя и дьяволомъ совращаемыя наклонности. Когда у насъ въ дом? во время Ватего долгаго молчанія кто-нибудь (Лизавета Павловна, или Варя) вспоминалъ объ этомъ молебн?, то я всегда говорилъ: «И посл? молебна Александровъ женится; это такой характеръ». И давнымъ давно свыкся съ этой мыслію и примирился съ нею. Подчиненіе нашей воли духовному началу не только дорого для приготовленія нашего къ в?чности, но и въ земной жизни оно отзывается многими облегченіями и даже ут?шеніями оттуда, откуда мы и не ждемъ. Говорю это по личному опыту! Правда, я браковъ въ нашемъ среднемъ состояніи вообще не люблю по вкусу и полагаю, что безъ «блуда» могли бы многіе люди долго жить, если бы боролись. Смотр?ть весело я могу только или на очень богатую или на крестьянскую и м?щанскую свадьбу въ деревн? или въ маленькомъ город?. Остальное, среднее, по моему, мрачно! Но эстетика, хотя и им?етъ свои законы и свои — независимыя отъ морали и религіи — требованія, все же должна подчиняться религіи, тамъ, гд? она съ нею въ противор?чіи…
Вотъ общее и, по-моему, совершенно ясное правило.
Отрицать же независимое значеніе прекраснаго — это значило бы обманывать себя. Не отрицать, а подчинять — вотъ что нужно. Ну, баста объ этомъ.
Посылаю Вамъ пять статей моихъ; когда вышлютъ еще по н?скольку экземпляровъ VI, VII и VIII-й, тоже пришлю.
Очень радъ, что Вы познакомились съ Фуделемъ. Это и мн? и д?лу выгодно. Кланяйтесь ему много.
О книгахъ моихъ въ В?ну не пишу; онъ ужъ, в?рно, сказалъ Вамъ,
Отъ Кристи получилъ письмо недавно. Собирается ко мн? опять за?хать. Экзамены онъ вынужденъ отложить до весны, и изданіе его встр?чаетъ и другія препятствія. Объ Уманов? и Денисов?[50] ничего не знаю. Если удосужитесь, напишите обо всемъ — обо вс?хъ подробн?е. О Миронов? и Алмазов?[51] — тоже.
Читали ли Вы статью Московскихъ В?домостей о Владимір? Соловьев? и объ книг? на французскомъ язык? «Русская идея»? Жалко! Потерянъ онъ для Православія и Россіи, — перешелъ черезъ край! Хочу ее выписать — книгу эту.
Мн? пріятно слышать, что въ Москв? моя статья[52] производитъ впечатл?ніе; только моя странная судьба такова, что ни т?, у которыхъ, по Вашимъ словамъ, «п?на у рта», ни заступники не позаботятся ни за что поднять о ней печатный споръ, и изъ «кабинетовъ» это на св?тъ Божій опять не выйдетъ. Не правда ли, какъ это загадочно?
Недавно вернулся изъ Петербурга одинъ монахъ изъ дворянъ, пріятель Т. П. Филиппова[53]. Онъ спрашивалъ у него, почему Мещерскій, столь расположенный къ Леонтьеву, не напечаталъ стиховъ Александрова[54]. А Филипповъ сказалъ: «Что съ нимъ д?лать! Самъ не знаетъ, я думаю, почему. Такой странный характеръ»!
Всли Вы теперь хотите вернуться къ прежнему Вашему нам?ренію напечатать ихъ у Шарапова, я ничего не им?ю противъ этого. Я предпочиталъ Гражданинъ; но такъ какъ съ Мещерскимъ даже и Филипповъ не сладитъ,. то отчего же не отдать въ Русское Д?ло? Не стану притворяться и скрывать, что мн? это было бы пріятно. Правду говорилъ о. Іеронимъ Аѳонскій: «Вс? страсти подъ старость слаб?ютъ; а самолюбіе и въ насъ, монахахъ, до гроба живетъ»!
Ну, кажется, все. Мой искренній поклонъ Авдоть? Тарасовн?. Пусть не пеняетъ на меня, а учится жить съ простодушіемъ и съ искренностію.
Отчего бы Вамъ обоимъ не прі?хать къ намъ на Святки, отъ 23—24 декабря, наприм?ръ, до 2—3 января, а то и до Крещенья? Теперь Варя здорова, — ее можно перевести наверхъ, а ея комнату внизу Вамъ приготовить? Хорошо бы сд?лали.
Р. S. Лиза благодаритъ Авдотью Тарасовну за письмо. Собирается отв?чать. Только разберете ли ея каракули?
Александровъ! Вы какъ хотите, моя душа, тяготитесь или н?тъ, но Вы — твердый челов?къ, — Вы об?щали мн? исполнять въ Москв? мои комиссіи (будто бы даже и «съ удовольствіемъ»), и потому: «назвался груздемъ, такъ пол?зай въ кузовъ»!
Три разныхъ д?ла разомъ!
1) Пять рублей на объявленіе[55] въ Московскихъ В?домостяхъ. На первой страниц?; въ одинъ столбецъ. Смотрите только, чтобы не напутали. Прошлаго года тоже деньги за два объявленія взяли; одно долго не пом?щали, но пом?стили правильно; а другое — на задней страниц? пом?стили. Не хот?лось бы мн? подозр?вать Петровскаго въ такихъ мелкихъ проявленіяхъ ненависти, но врагъ невольно смущаетъ.
2) Велите Карбасникову приготовить счета[56]; съ самой весны (съ мая) денегъ у него не брали. А что получите, то все отдайте Влад. Андр. Грингмуту[57]. Я ему остался должнымъ 65 руб. Выручилъ онъ меня въ тяжелую минуту, когда я почти полгода жилъ и безъ жалованія и безъ пенсіи! Но при отъ?зд? сюда изъ Москвы у меня оказалось столько долговъ, что я теперь плачу, плачу (вс? почти деньги Мещерскаго на это идутъ), и едва-едва къ концу года аккуратной жизни въ Оптиной уплатилъ 1700 руб. по разнымъ рукамъ. Надо, чтобы и до него (Грингмута) дошла, наконецъ, очередь. Такъ какъ Карбасниковъ ни разу мн? больше 40—30 руб. не выдавалъ, то, сколько бы Вы ни получили, все таки будетъ меньше 65 руб. Все отдайте. Далъ, положимъ, я Влад. Андр. передъ отъ?здомъ 15 экземпляровъ моей книги, на всякій случай; но это в?дь очень трудно навязывать за деньги пріятельскія книги. В?роятно, онъ ничего за нихъ и не получилъ.
3) Купите мн? книги: Вебера (по-русски; большое изданіе Солдатенкова)
посл?дній (X) томъ. Реформація — 4 руб.
А также и IX — 4 "
Итого — 8 руб.
Да еще:
Цертелева, «Свобода и либерализмъ» — 50 коп.
Эсхатологическгя притчи Господа нашего Іисуса Христа (свящ. Виноградова) — 25 .
Итого — 8 руб. 75 коп.
А также нельзя ли отъ моего имени секретно попросить Карбасникова добыть для меня «Соціологію» Спенсера. Она была переведена и издана, но потомъ запрещена. Очень бы мн? нужно! Если же р?шительно русскаго перевода нельзя достать, то потрудитесь побывать у Готье[58] и узнать у него, есть ли французскій переводъ (съ англійскаго) этого сочиненія, — потому что изъ-за границы можно запрещенныя книги выписывать съ разр?шенія Цензурнаго Комитета. А мн? это разр?шеніе дадутъ.
Узнайте, пожалуйста, также, есть ли у Готье т? книги, которыхъ списокъ я прилагаю на особой бумажк? и какая имъ ц?на.
И еще на счетъ Вебера Всеобщей Исторіи (изд. Солдатенкова) не можете ли Вы сообщить мн? сами, въ какомъ том? о чемъ р?чь. Мн? для моихъ занятій не нужна теперь исторія древности, а только — Европа и Византія. Предполагаю, что такъ какъ въ X том? Реформація, то Переселенье народовъ, Византійская имперія, Крестовые походы и начало эпохи Возрожденія должны находиться въ томахъ IX, VIII, VII и не дал?е VI назадъ. Разомъ я не могу всего купить. Но, узнавши — гд? что, куплю постепенно (А за труды Ваши Вамъ надпишу вс? эти книги по смерти моей отдать).
Хочу эпохой Возрожденія особенно заняться съ своей точки зр?нія. Даже и до такихъ авторовъ, какъ Froissard, Brantome и Montaigne, дохожу!
Будьте здоровы; обнимаю Васъ. Въ любви не объясняюсь: и некогда сегодня, да и безъ того знаете.
Авдоть? Тарасовн? — мой поклонъ.
Читайте же мои статьи въ Гражданин?; а то Вы уподобитесь Т.[59]: онъ раздражается, а Вы, небось, сочувствуете, оба не читавши. Да хранитъ Васъ Богъ.
Посылаю 10 руб., остальное — частью на пересылку, частью на хорошую синюю и розовую краску, о которыхъ Вы совс?мъ забыли, — да и я тоже. Посов?туйтесь съ Гунстомъ[60] на Пречистенк?; онъ меня знаетъ; и вдобавокъ такъ хорошъ собой, что поэту не м?шаетъ на него посмотр?ть. Дурнорылыхъ-то у насъ довольно и такъ. Не знаешь, куда отъ нихъ скрыться. И вс? привыкли къ этому. Вотъ что скверно!
Вм?ст? съ этими книгами перешлите и мои 5 экземпляровъ, которые я просилъ Фуделя взять у Карбасникова.
Отъ Кристи нед?ли 2 тому назадъ получилъ письмо изъ Кишинева: собирается за?хать на возвратномъ пути въ Москву. Боюсь, чтобы распутица и р?ки не пом?шали. Нын?шняя молодежь на все это плоха (за исключеніемъ «нигилистовъ д?йствія», — увы!).
Р. S. Посл?дніе дни мы вс? зд?сь заняты были Царскимъ крушеніемъ, — и радовались, что все такъ истинно чудесно и счастливо обошлось.
(10 руб. — на книги и пересылку; 5 — на объявленіе).
Александровъ, посылаю Вамъ: 1) комиссіонныя росписки Карбасникова. Безъ нихъ, д?йствительно, ничего нельзя получить. Я ошибся: думалъ, что весной Александръ отдалъ ихъ Вамъ (какъ я нам?ревался), а онъ ихъ мн? по ошибк? привезъ, и я забылъ, что он? у меня! Прилагаю еще и Карбасникову два слова, и прошу Васъ не отказаться надолго эти комиссіонныя росписки оставить у себя для ц?лей, подобныхъ настоящей, и беречь. На самой новой я поставилъ «В» на оборот?. Но и старыя могутъ занадобиться для пров?рки когда-нибудь общаго счета. (На полъ вм?ст? съ папиросками не бросайте ихъ!).
2) Посл?днихъ главъ моей статьи о «Національной политик?» не могу Вамъ послать. Прежде об?щалъ Уманову, — а у меня только 1 экземпляръ и остался. Умановъ въ деревн?, а Вы можете взять у Фуделя: ему я послалъ. Прочтете, а когда издамъ отд?льно, конечно подарю Вамъ.
Стихи Ваши «Памяти Каткова» въ "Московскихъ В?домостяхъ очень хороши, и меня радуетъ это выступленіе Ваше на почву политическую. Только выраженіе «внутреннее ухо» не нравится мн?. Образъ самый не нравится.
Все, что Вы пишете объ Авдоть? Тарасовн?, меня обрадовало и тронуло. Дай ей Богъ быть счастливой съ Вами и Васъ успокоить. О морали ея не безпокоюсь; съ этой стороны можно быть за нее спокойнымъ. Формами кой-какими нужно только заняться. Прощайте.
Письмо XXII.
21 ноября 1888 г. Оптина Пустынь.Дорогой Анатолій Александровичъ, какъ ни больно подозр?вать серьезныхъ людей въ мелкой низости, но есть случаи до того явные, что невозможно поб?дить въ себ? этого чувства… Смотрите, чтобы С. А. Петровскій[61] не сд?лалъ намъ какую-нибудь непріятность съ объявленіемъ въ Московскихъ В?домостяхъ. Прошлаго года я послалъ деньги на 2 объявленія. Первое напечатали на первой страниц?, но очень поздно, — видимо, не случайно, а чтобы хоть этимъ досадить; а второе, будто бы по ошибк?, гд? -то такъ пом?стили, что я даже просмотр?лъ его.
И хот?лось бы в?рить, что это все одна случайность, но что-то не в?рится… Н?тъ ничего зл?е этихъ скромныхъ, тихихъ тружениковъ! А Толстой и Достоевскій еще на любовь над?ются!..
Если еще не напечатано, то не отдать ли въ Русскія В?домости? Тамъ хоть личной ненависти ко мн? н?тъ.
Милый и дорогой Анатолій Александровичъ! Благодарю Васъ за исполненіе моихъ порученій и еще бол?е — за подробный отчетъ о нихъ въ письм? Вашемъ. И не только благодарю, но и радуюсь за Васъ. Въ этихъ д?лахъ надо быть «европейцемъ». Я всегда думаю, что наши идеалы, государственные, религіозные, бытовые (моды, обычаи, одежды), должны быть свои, но пріемамъ, техник? нравственной, такъ сказать, точности, выдержк? надо учиться до сихъ поръ. И потому еще разъ ставлю Вамъ за это 5 съ +! Вообразите при этомъ, что, хваля Васъ, я, челов?къ самъ столь аккуратный, на этотъ разъ вынужденъ смириться! Комиссіонную росписку на брошюру «Новые христіане» я или потерялъ или (что гораздо бол?е на меня похоже) должно быть разорвалъ въ Москв?, считая это д?ло пропадшимъ (т. е. продажу этой брошюры). Вс? счета и росписки у меня ц?лы; даже т?, которыя я привезъ изъ Турціи; н?которыя ц?лы даже съ 60-хъ годовъ, — все по конвертамъ разложено. Но Карбасникова — не нашелъ, — кром? одной по ошибк? разорванной и сохраненной ихней росписки въ полученіи отъ меня обратно по ошибк? же ими выплаченныхъ мн? (за «Новыхъ христіанъ») 42 руб. (въ 1883 г.). Покажите (если нужно?) имъ эту ихъ росписку, но сохраните ее. А имъ я написалъ прилагаемое при семъ письмецо объ утрат? старой росписки съ требованіемъ новой. Больше Д?лать нечего!
А на счетъ «Сближенія съ народомъ» Саша предъявляетъ справедливый протестъ въ свою пользу. Я подарилъ ему все то небольшое количество экземпляровъ, которое у меня осталось, и онъ снесъ ихъ Карбасникову. Прикащикъ же, узнавши, что доходъ отданъ ему, сказалъ: «ну, съ тебя мы и за комиссію ничего не возьмемъ». Поэтому за «Сближеніе» — хоть бы 2 руб., хоть бы 1 руб. — надо выслать сюда. А за «Новыхъ христіанъ» и за Сборникъ — отдать Грингмуту все. Росписка на 100 экземпляровъ «Сближенія» неожиданно нашлась, и я ее прилагаю. Странно, что о брошюрахъ вспомнили, а Сборникъ шелъ, шелъ — и пріостановился! Вотъ и объявленія не всегда помогаютъ.
Простите, что больше на этотъ разъ не пишу. Некогда.
Поздравляю Васъ съ Рождествомъ и Новымъ Годомъ, и Авдотью Тарасовну также. На Новый Годъ — Вамъ желаю въ критическихъ статьяхъ[62] побольше см?лости въ переступаніи за черты общепринятаго и избитаго. Въ критик? Гаршина Вы еще все ходите на цыпочкахъ около этихъ черточекъ: войну не хвалите прямо; за военный бытъ въ мирное время не вступаетесь; не пользуетесь всякимъ случаемъ прочесть мораль (нашу) недалекому все таки автору и осламъ читателямъ. Христіанство въ жизни Вашей личной уже настоящее, святоотечеспое, а въ стать? — еще видно, что сунулись было съ Евангельскаго краюшка, да и назадъ… Н?тъ, молъ, «не хоцца» говорить настоящее страха ради іудейскаго (т.-е. хамскаго) и т. д.
Авдоть? Тарасовн? на Новый 1889 годъ отъ всей души желаю носить почаще корсетъ и вообще всего того, что органически связано съ идеей корсета и съ житейски-правильнымъ произношеніемъ слова «праценты». Орѳографія — это пустяки (для неписателя), а comme-il-faut разговора — ужасно важная вещь, которая, кстати сказать, и Закономъ Божіимъ нигд? не запрещена.
Ну, а за нравственную сторону ея жизни я совершенно спокоенъ, и на 1889 годъ мн? съ этой стороны остается только пожелать ей быть всегда такой же доброй и честной, какой она, видимо, была и прежде!
Господь съ Вами!
Церковь не забывайте… Небось, весь Рождественскій постъ, какъ хищные зв?ри, мясо терзали? Мои вс? Вамъ обоимъ кланяются и ждутъ сюда л?томъ. Лизавета Павловна собиралась сама писать Авдоть? Тарасовн?.
Голубчикъ Анатолій Александровичъ! благодарю; вчера все получилъ. Конецъ Вашихъ стиховъ Фету особенно хорошъ. Прекрасно.
Быть можетъ, Шараповъ получитъ отъ А. А. Фета одну мою небольшую рукопись по поводу[63]. Я, впрочемъ, предоставилъ Фету право не печатать ее, «коли того, али что»… Вы знаете мою охоту переходить за черту. Поэтому Вы, пока въ печати статью не увидите (подъ заглавіемъ «Не кстати и кстати»), съ Шараповымъ объ этомъ и не говорите. А когда увидите, возьмите у него деньги (по 5 коп. строчку) и изв?стите меня кратчайшимъ образомъ, а я напишу, что съ ними д?лать.
Статью эту, пожалуйста, прочтите Л. Н. Толстому, и скажите, какъ онъ.
Авдоть? Тарасовн? — поклонъ. Лизавета Павловна все съ любовью о ней поминаетъ.
Дружочекъ мой Анатолій Александровичъ! въ одно время съ этимъ письмомъ Вы получите посылку съ 4 экземплярами посл?днихъ статей моихъ («Плоды національныхъ движеній»), отъ VII до XIV; посланы еще въ Петербургъ XV и XVI; XV уже напечатана (въ № 41 Гражданина, отъ 10 февраля 1889 г.), а XVI еще н?тъ. Можетъ быть (не нав?рное), напишу еще общее заключеніе — XVII и XVIII. Больше 18 не будетъ. Наймите кого-нибудь за 30 коп. отнести Фуделеву[64] и Кристи ихъ экземпляры, а для отправки Уманову (скорой) заказнымъ большимъ письмомъ довольно будетъ 70 коп.
Извините, что не извиняюсь въ причиненіи безпокойства.
Ц?лую Васъ. Я что-то къ посту въ поэтическомъ настроеніи.
Я… «не знаю самъ, что буду
П?ть, но только п?сня зр?етъ!»
Продолжаю радоваться за Фета, и съизнова съ большимъ удовольствіемъ и чувствомъ перечитывалъ вс? эти дни его старые (т. е. молодые) стихи; но его «Вечерними огнями» восхищаться, какъ другіе, р?шительно не могу! «Люблю тебя» (кх, кх, кх!)… «Ты с?ла, я стоялъ» (кх, кх, кх!)… Не понимаю! И совершенно согласенъ съ Вольтеромъ, который сказалъ:
"Старая лошадь, старая возлюбленная и старый поэтъ — никуда не годятся.
«Я предпочитаю стараго друга, старое вино и старую сигару!»
Хот?лъ было я къ первому письму (объ одеждахъ, фракахъ и т. п.)[65] прибавить и второе о разниц? между его утренними и вечерними огнями, съ дружескимъ сов?томъ о любви умолкнуть: но, вообразите, о. Амвросій, узнавши отъ кого-то со стороны о моемъ нам?реніи, прислалъ мн? изъ скита запретъ, — сказалъ: «пусть ужъ старика за любовь-то не пронимаетъ. Не надо». Я, конечно, очень охотно положилъ «дверь огражденія на уста мои».
(Съ Великимъ Постомъ! Помози, Господи)!.
Письмо XXVI.
26 февраля 1889 г. Оптина Пустынь.Предоставляю д?ло на Ваше усмотр?ніе. Слышалъ, что Московскій Листокъ облагородился. Не знаю, правда ли. Есть еще, кажется, какой-то Гусляръ у Пастухова. Въ немъ будто бы печатается А. Н. Майковъ и другіе почтенные люди. Вид?ть это письмо[66] въ печати мн? очень желательно; но поберегите имя мое отъ циническаго общества. В?рю Вамъ.
Можно, конечно, и въ Гражданинъ послать скор?е; но боюсь, не будетъ ли поздно. Все-таки в?дь это апропо (à propos). Разв? Вы отъ себя 2—3 строки оговорите (какъ будто отъ редакціи, безъ подписи), что «письмо по случайнымъ обстоятельствамъ въ печать опоздало, но все-таки» и т. д? Мещерскій л?нивъ на эти мелочи и невнимателенъ; не догадается, не позаботится. Адресъ его: Петербургъ. Караванная, д. 18 (кн. Владиміръ Петровичъ). Впрочемъ, какъ знаете. Полагаюсь на Васъ. А у меня и черновой н?тъ.
Лизавета Павловна благодаритъ Авдотью Тарасовну за письмо. Сама только что послала; письма разошлись. Скоро пришлю деньги на краску яицъ.
Милый Анатолій Александровичъ! посылаю Вамъ 7 руб.
Такъ какъ Вы писали мн?, что Соціологія Спенсера не запрещена, то купите мн? ее; неужели она стоитъ дороже 2 рублей?
Сверхъ того, мн? еще нужно Дрепера («Исторія умственнаго развитія Европы»? Что-то въ этомъ род?). Я знаю, что русскій переводъ Дрепера у насъ одно время былъ очень въ мод?. Когда я цензоровалъ каталоги земскихъ и другихъ провинціальныхъ библіотекъ, то своихъ не находилъ — ни Хомякова, ни Данилевскаго, ни Страхова, ни Вл. Соловьева, а Дреперъ и Бокль — тутъ какъ тутъ! Сколько бывало нагр?шишь съ этими «соотечественниками», пока докончишь каталогъ! Полагаю, что и Дреперъ не дороже. Не пол?нитесь, голубчикъ, поискать хорошенько: можетъ быть, изданіе поистощилось. и не во всякой лавк? найдешь.
Остальные два-ли, три-ли рубля — на краски для ницъ, какъ водится, и на пересылку. А какія — сл?дуетъ списокъ:
1) Плитками: розовой, пунцовой, синей, лиловой, зеленой, — каждой по одной.
2) Въ пакетикахъ порошками — тоже разныхъ, каждаго цв?та по 2 пакета. Зеленый, кажется, въ порошкахъ лучше, Желтыхъ, оранжевыхъ и т. п. вовсе не надо.
3) Бумажекъ пестрыхъ побольше; да нельзя ли добыть хоть половину такихъ, на которыхъ голубой цв?тъ преобладаетъ надъ краснымъ? Прошлаго года были такія у меня. Вообще этихъ бумажекъ надо побольше: знакомыя монахини просятъ красить, — надо ихъ ут?шить.
Если останется денегъ на 1/2 фунта краснаго сандала, то и это купите.
Да если разыскиваніе книгъ должно будетъ задержать отправку красокъ, то, пожалуста, ужъ книги пришлите посл?, а краски скор?е. И Дреперъ (кажется) и Спенсеръ — европейскіе либералы, и я выписываю ихъ отчасти изъ любознательности, отчасти по злоб?, чтобы придираться къ нимъ; ну, а краски для ницъ — это поэзія моей старости!
Если не трудно и найдется время, напишите что-нибудь о себ?: какъ живете, какъ занимаетесь.
Авдоть? Тарасовн? мы вс? кланяемся. И вс? мечтаемъ, что Вы выполните тотъ планъ, о которомъ я слышалъ отъ Александра, — планъ прі?хать сюда на все л?то. Это было бы очень умно! Мы ужъ тутъ не разъ принимались разсчитывать, сколько Вамъ, при Вашихъ скромныхъ привычкахъ, зд?сь нужно будетъ въ м?сяцъ. И полагаемъ, что комнату въ гостиниц? и недурной столъ мы можемъ устроить Вамъ всего на 25 рублей или около того въ м?сяцъ. Не считая конечно, чая, сахара и папиросъ (раскиданныхъ такъ благообразно по полу)!
Обнимаю и ц?лую Васъ кр?пко!
Р. S. Вы выразились печатно[67], что я пишу романъ «не сп?ша», — ужъ такъ не сп?ша, что и въ руки его не бралъ съ прошлогодняго нашего свиданія. Скучно! Все думается, что нехорошо напишу, если буду въ тенденціяхъ своихъ ст?сняться, — а дамъ имъ волю, такъ вс? съ презр?ніемъ скажутъ: «себя описалъ, свои барскія, пессимистическія и оптинскія бредни понесъ; испортилъ публицистъ разсказчика». Третьяго пути н?тъ! Изливать душу — испортишь направленіемъ, длиннотами… Не изливать — охоты мало сочинять самый ходъ д?ла.
Да и вообще какъ разочтешь, что будетъ отъ Мещерскаго или отъ Берга денегъ столько-то и на то-то и то-то, то и впадаешь въ такой пріятный покой, долгій и сладкій, и начинаешь находить, что гораздо пріятн?е думать, какъ взбредётъ на умъ, для себя («отчего слонъ родится не въ скорлуп??» и т. п.), ч?мъ мыслить посл?довательно и принудительно для публики, которая и знать-то меня не желаетъ. Какъ брошу на м?сяцъ, на два писать (при деньгахъ), такъ помолод?ю, размечтаюсь, точно мн? еще 30 л?тъ — не больше!
Какая прелесть пов?сть Гн?дича «Свободныя художества». Не безъ «хамскихъ» словечекъ; но все-таки прелесть. Умно, остро, изящно, добродушно; фантазія, комильфотность и сила! И зам?тьте, какъ это мило: кусокъ изъ Достоевскаго (въ лицахъ: Урюп?ева, Бузикова, хохла Коржа и пьянаго ветеринара) вставленъ въ массу Толстого! И главное д?йствующее и очень изящное женское лицо — княгиня — немолодая. И н?тъ любви сексуальной; а христіанской, или моральной что ли — бездна!
Ужъ не прогн?вайтесь, это лучше Гаршина, — хотя и отъ него много бы можно было ждать, если бы онъ не ограничился раскрытіемъ Евангелія, а пошелъ бы поговорить съ о. Іоанномъ Кронштадтскимъ или съ монахами, даже и Невской Лавры, даже и Невской лавры; даже и Невской Лавры! (Это я все громче и громче кричу!). Не бросился бы съ л?стницы!
1. Когда бы Вы мн?, душенька, нашли хорошей, хорошей бирюзовой, чисто голубой краски! Никакъ не найду! Вс? эти синія плитки и порошки не то. Чисто бирюзовую!
2. Съ книгами или съ красками верните мн? письмо къ Фету, такъ какъ, судя по Вашему молчанію, Вы его не р?шились печатать. Оно и поздн?е, при другомъ случа? пригодится.
3. На дняхъ же я отправлю Вамъ подъ бандеролью н?сколько экземпляровъ посл?днихъ двухъ главъ — XV и XVI — моей статьи «Плоды національныхъ движеній». Одинъ экземпляръ — вамъ; а кому отдать другіе, увидите изъ надписей наверху. Опасаюсь, что Вы тогда Уманову забыли послать. Получилъ очень милое письмо отъ Замараева. Насилу опомнился!
Краски нужн?е книгъ, — и такъ я опоздалъ.
Вчера меня (при чтеніи въ Московск. Віъдом. о томъ, что Фетъ сд?ланъ камергеромъ и что у него об?далъ Великій Князь Константинъ Константиновичъ) вдругъ озарило: да отчего — съ оговоркой отъ редакціи — не попытаться поскор?е напечатать мое письмо къ Фету въ Гражданин?? и вотъ я передумалъ возвращать его отъ Васъ въ свой архивъ, и прошу Васъ, голубчикъ, тотчасъ же вложите этотъ листъ съ моимъ письмомъ князю Мещерскому и съ предисловіемъ и съ письмомъ Фету, и пошлите, ради Бога, заказнымъ на мои деньги.
Кстати скажите также Фуделю, что если Грингмуту не удастся заставить Петровскаго напечатать его статью о моей брошюр?, то пусть онъ пошлетъ ее также въ Гражданинъ со сл?дующей необходимой оговоркой наверху: «М. Г. Князь Владиміръ Петровичъ! Хотя у Васъ и была довольно большая зам?тка о брошюр? Леонтьева „Національная политика“, или, точн?е сказать, было подробное изложеніе ея содержанія, но позвольте, молъ, еще… въ виду серьезности вопроса»… Или начать такъ статью, или сказать то же въ приватномъ, препроводительномъ письм?.
Разум?ется, это возможно только въ томъ случа?, если Фудель не только излагаетъ, но и разсуждаетъ, ибо изложеніе, какъ я сказалъ, уже было въ Гражданин?.
И еще передайте Фуделю, чтобъ онъ о гононар? молчалъ; пусть только Мещерскій напечатаетъ, а потомъ ужъ Я самъ съ него для Фуделя хоть по 5 коп. потребую.
Не попадутся ли въ Русск. В?дом. или гд? -нибудь «возраженія» мн?? Мн? очень любопытно, что можно мн? возразить на очевидные факты.
Вл. Серг. Соловьевъ жестоко «предаетъ» меня своимъ молчаніемъ! Видите, какъ даже у высоконравственныхъ людей мораль естественная несовершенна! А если бы онъ, при своей сердечной любви ко мн? и при значительномъ умственномъ нашемъ совпаденіи въ частностяхъ, считалъ гр?хомъ свое молчаніе, то ужъ съ его изобр?тательностью какъ не найти, гд? отозваться о брошюр?, которую онъ, по словамъ Кристи, на словахъ превозноситъ! Если въ В?стн. Европы нельзя потому, что тамъ надо меня безусловно порицать, то въ Русск. Мысли можно бы ему легко найти modus vivendi!
Именно — fatum, какъ Вы писали!
Ц?лую Васъ еще и еще!
Письмо XXIX.
17 апр?ля 1889 г. Оптина Пустынь,Христосъ Воскресе!
Благодарю за все: за краски и за книги, и за добрую память. Лизавета Павловна поздравляетъ Авдотью Тарасовну и ждетъ не дождется ее сюда. Осуществится ли Ваша мысль пожить въ Оптиной это л?то? Недостачу скоро дополню Самъ жду изъ СПБ.
А пока прошу Васъ, будьте любезны, мимоходомъ зайдите на Плющиху въ домъ Шеншина (Фета), узнайте тамъ его деревенскій адресъ и сообщите на отв?тной карточк?. Мн?, хоть и не особенно къ сп?ху, а непрем?нно нужно.
На дняхъ вышлю или Вамъ, или Фуделю, или Кристи NoNo съ моей статьей «Кстати и некстати». Только что получилъ самъ вчера.
Послушайте, Александровъ, Май ужъ на двор?. Отчего же бы Вамъ не прі?хать сюда на все л?то съ Авдотьей Тарасовной хоть до половины августа? Я берусь Васъ устроить дешево. Во-первыхъ, близко отъ меня можно въ новой гостиниц? им?ть одну, а можетъ быть и дв? маленькихъ комнаты рублей за 10 въ м?сяцъ; а на счетъ об?да тоже, я ручаюсь, что устрою Васъ очень экономно съ моимъ поваромъ, такъ что, когда хотите, будете у меня об?дать, а когда вздумается Вамъ обнаружить полн?йшую независимость, то Вамъ будутъ бъ судкахъ носить въ номера кушанье.
Теперь у Васъ есть 50 руб. в?рныхъ въ м?сяцъ. Зд?сь и займетесь покойно, и погуляете, и помолитесь, и со мной побес?дуете, и разный народъ увидите. Что касается меня, то я буду блаженствовать отъ Вашего общества. Ну, а какъ Лизавета Павловна Авдотью Тарасовну полюбила, такъ это Вы сами знаете. Я же все слаб?ю и слаб?ю, и Богъ знаетъ долго-ли Вамъ придется вид?ть меня въ живыхъ. Фудель — другое д?ло: онъ на служб?, — а Вамъ, что?
Я очень огорченъ смертію реакціонера — министра Толстого, и все думаю о томъ, кого Государь выберетъ ему въ преемники. Боюсь за будущность земства и сословности!
Р. S. Простите, что 5 руб. еще не выслалъ за книги. Самъ отъ Мещерскаго жду.
Сейчасъ получилъ отъ скитскаго библіотекаря отв?тъ, что «Исторія Русской Церкви» преосвященнаго Макарія у нихъ есть[68].
Весь домъ нашъ радуется Вашему прі?зду.
До скораго свиданія.
Я Фету съ книжками своими («Кстати и Некстати») послалъ и Ваши стихи Вяземской[69].
Полагаю, что его судъ доставитъ Вамъ удовольствіе.
Письмо его непрем?нно возвратите. Я его письмами очень дорожу.
Обнимаю Васъ. Авдоть? Тарасовн? жму руку. Жена моя плакала, когда вы оба у?хали.
Р. S. А каковъ Грингмутъ-то? Доберитесь-ка до д?йствительной правды. Любопытно.
Леонтьев К. H. Письма к Анатолию Александрову: [XXXIII—XLVI: 6, 7, 12 сентября, 20 октября, 4, 14, 19 ноября, 15 декабря 1889 г.; 11 января, 10, 12 февраля, 25 марта, 12 апреля, 3 мая 1890 г.] / Сообщил А. А. Александров // Богословский вестник 1914. Т. 3. № 12. С. 832—864 (1-я пагин.). (Продолженне.)
Рекомендую Вамъ, милый поэтъ мой, еще одного, тоже весьма милаго, юношу и совсѣмъ почти готоваго единомышленника: Евгенія Николаевича Погожева. Онъ напечаталъ въ «Московскихъ Вѣдомостяхъ» и издалъ особой брошюркой разсказъ о своемъ богомольѣ къ преподобному Сергію. Много религіознаго чувства и поэзіи. У него вообще много энергіи и способностей. Помоги ему Богъ не сбиться съ добраго пути!
Мнѣ было бы очень пріятно, еслибъ Вы подружились. Онъ-то очень экспансивенъ: но Вы-то, пожалуста, ужъ не таите слишкомъ ужъ «басисго» всѣ Ваши перлы въ бездонномъ океанѣ Вашей души!
Онъ привезетъ Вамъ 5 портретовъ моихъ, которые прошу Васъ раздать по подписямъ. Кристи пробудетъ, кажется, нѣсколько дней въ Москвѣ, проѣздомъ въ Петербургъ, — а гдѣ остановится, не знаю.
Портреты съ надписями: Кривоблоцкому и Залетову — требуютъ нѣкоторой «политики». Оба они — секретари Цензурнаго Комитета, и обоихъ я ихъ люблю гораздо больше, чѣмъ цензоровъ (за исключеніемъ Астафьева); хороши бы доставить имъ портреты лично и особо, съ тѣмъ, чтобы не показать неумѣстнаго пренебреженія предсѣдателю, Назаревскому и Егорову (цензору тоже). Я съ ними былъ тоже въ недурныхъ отношеніяхъ. A портреты уже всѣ розданы.
Не потрудитесь ли Вы съ этой цѣлью зайти на домъ хоть къ старшему — Николаю Станиславичу Кривоблоцкому (жилъ прежде на Молчановкѣ, въ д. князя Оболенскаго, на дворѣ). A Залетову онъ передастъ. Кстати — скажу — у него прекрасная семья, три дочери: старшая — Марья Николаевна — особенно замѣчательна и умомъ и характеромъ. Тоже «кладезь» порядочный, не хуже Васъ, таящій все гдѣ-то и что-то. Религіозна почти до фанатизма и очень умна, — а вы знаете, что я на этотъ эпитетъ очень скупъ.
Скажите ей, если встрѣтите ее (а то отцу), что я бы желалъ получить отъ нея письмо, длинное и хорошее, и объ ней самой, и объ отцѣ, котораго люблю крѣпко.
Еще кстати — вообразите — Погожевъ говоритъ, что Фетъ содержитъ посты и даже будто бы Рождественскимъ постомъ Великаго Князя Константина Константиновича накормилъ постнымъ обѣдомъ. Нельзя ли разузнать объ этомъ навѣрное? Мнѣ и не вѣрится, — до того это пріятно! Ну, прощайте; цѣлую Васъ крѣпко, и очень боюсь за Васъ, что у Васъ никогда никакихъ знакомыхъ не будетъ, кромѣ Тиличеевыхь и Пальминыхъ…[70] Ахъ, какъ боюсь и какъ вздыхаю!
P. S. Авдотьѣ Тарасовнѣ — мое почтеніе.
A Грингмутъ-то! Грингмутъ-то! При такихъ единомышленникахъ понятно, что хоть бы Погожевъ, напр., и понятія не имѣетъ о моихъ статьяхъ (за исключеніемъ о. Климента). Я уже далъ ему свой экземпляръ моего Сборника.
Нельзя ли узнать, не набралось ли что у Карбасникова за все лѣто? Если набралось, я напишу, куда употребить.
Вышлите мнѣ, пожалуста, посылкой 5 экземпляровъ Сборника моего. Сочтемся.
Вырѣзку «Историческаго Вѣстника» сохраните, и, когда будете возвращать мнѣ книжку съ другими вырѣзками, вложите.
Еще просьба:
1) Купите, голубчикъ, и вышлите мнѣ хорошія англійскія настоящія, маленькія, тонкія ножницы вотъ такого фасона для тонкой женской работы.
2) По прилагаемому рецепту нужно взять масло у Феррейна; говорятъ, будто у насъ запрещено, — но по рецепту моему, вѣроятно, дадутъ, ибо я изъ списковъ врачей не исключенъ[71], и посерьезнѣе вещи, и не для себя, а для кого угодно, по моимъ рецептамъ отпускаютъ. Все бы вмѣстѣ и прислали. Только ужъ въ ящикѣ, чтобы стклянку съ масломъ не раздавить.
Если получите хоть что-нибудь отъ Карбасннкова, то вычтите за покупки и за пересылку. Если же достанетъ денегъ, то купите мнѣ еще Спенсера «Основы психологіи» (?) или «Основы этики» (?) — не знаю. Петръ Евгеніевичъ знаетъ. Это та книга, гдѣ предсказывается, что всѣ примѣнятся къ жизни, и будетъ всѣмъ легко.
Получилъ ваше письмо отъ 2 сентября (съ письмомъ Фета).
1) О Грингмутѣ. Не понимаю, какъ можно дѣльно возражать на брошюру «Національная Политика», не взявши въ разсчетъ и второй статьи «Плоды національныхъ движеній» — только потому, что она не издана отдѣльно. Если Вы не бросили тѣхъ вырѣзокъ, которыя я Вамъ въ свое. время послалъ, и если Грингмутъ въ самомъ дѣлѣ за дѣло хочетъ взяться серьезно, то дайте ему эти вырѣзки второй статьи. Подозрѣваю только, между нами, что въ возраженіи его будетъ больше оппортунизма, чѣмъ искренности.
2) Статью о Черновѣ[72] лучше было бы мнѣ прежде прислать. Прежде всего потому, что я Берга знаю лучше, чѣмъ Вы, и знаю, чѣмъ и какъ ему «потрафить». Ну, и за Чернова самолюбіе я не спокоенъ: видите, ему и такъ отъ «нашихъ» досталось за меня.
3) Губастову[73] біографическія свѣдѣнія не готовы, — да я еще и не понялъ, чего онъ отъ меня хочетъ. Жду отвѣта.
4) Объ изданіи «Одиссея» я еще не отложилъ попеченія, лучше всего будетъ (черезъ Кристи или черезъ кого-нибудь еще) обратиться сначала къ Суворину. Тогда увидимъ. Благодарю за намѣренія: но отчего же Вы не рѣшаетесь все таки испытать Л. Н. Толстого съ этой стороны[74]? Если неожиданно согласится. подивимся вмѣстѣ и порадуемся за меня. Если, какъ и вѣроятно, откажется, не будемъ плакать, и тоже порадуемся за идею, т. е. за невыдержку чистой этики безъ Бога, Христа и старцевъ. Старецъ, знавши, что «Одиссей» — вещь безвредная, и услышавши отъ него сознаніе въ томъ, что онъ дѣйствительно ее не разъ и при самомъ авторѣ публично хвалилъ, и что автору нужны деньги, даже не для себя, а для уплаты старыхъ долговъ, и т. д., — старецъ, говорю я, прямо-бы велѣлъ ему приклеить къ этому изданію свой популярный штемпель.
5) На счетъ моей мебели[75], къ сожалѣнію, еще при Васъ являлись препятствія совершенно нравственнаго рода, а не экономическаго, ибо ей, этой мебели, такъ и суждено даромъ пропасть. Я только не сказалъ Вамъ объ этомъ тогда оттого, что меня это очень раздосадовало. Марья Владиміровна сдѣлала большую ошибку и неосторожность. особенно при тѣхъ исключительныхъ отношеніяхъ, въ которыхъ мы другъ къ другу находимся вотъ уже скоро 5 лѣтъ. Мебель эта никакого отношенія къ Кудиновскому наслѣдству не имѣетъ; она вся была куплена мною во время службы въ Москвѣ, Уѣзжая сюда, я почти все самое пригодное далъ на подержаніе Ник. Як. Соловьеву; а когда онъ уѣзжалъ, то, не зная куда ее дѣть, онъ обратился къ Марьѣ Владиміровнѣ. Она должна была сказать, что она до этого не коснется, но, по горячности своей, желая угодить и ему и мнѣ, не остереглась, взяла ее, и раздала туда и сюда, ни у кого не спросясь. Другая моя племянница; монахиня Катерина Васильевна, узнавши объ этомъ, ужасно удивилась ея ошибкѣ, и по моему порученію, пошла спросить у отца Амвросія, требовать ли у нея, чтобы она эту мебель разыскала и Вамъ передала. Но отецъ Амвросій не велѣлъ ей говорить объ этомъ (т. е. объ ошибкѣ ея), ибо она и безъ того и раздражена противъ меня и разстроена тѣмъ, что не можетъ со мной видѣться. Все это случилось при Васъ еще; но я промолчалъ, потому что мнѣ было очень больно, что я не могу услужить Вамъ. A теперь ужѣ нельзя скрыть правду.
6) Сегодня получилъ кой-откуда деньги, и потому посылаю Вамъ стараго долга 5 руб. A къ покупкамъ новымъ прошу прибавить еще: 1) листовъ 6 цвѣтной бумаги для колпаковъ на лампу, — темно-лиловой и малиновой — по три, свѣтлыхъ не надо; и 2) желѣзныхъ перьевъ (не иначе, какъ въ «Сотрудникѣ школъ», на углу Воздвиженки) 1 коробочку, M. Turnor et Cie, № 511.
7) «Одиссея» подождемъ. A если только найдете время, то нельзя ли найти издателя для брошюры «Плоды національныхъ движеній» (листовъ 6—7). Весь доходъ — по покрытіи расхода — издателю. Мнѣ дорога эпоха, а не деньги.
Милый Александровъ, я все надоѣдаю Вамъ то тѣмъ, то другимъ, вѣруя слѣпо въ Ваше долготерпѣніе. Съ этой почтой я разомъ (но особо, чтобы не мять рукописи) посылаю 5 портретовъ моихъ, которые забылъ отдать Погожеву, и I главу «Анализа и стиля» для прочтенія и поправокъ Петру Евгеніевичу. Хотя я очень храбро поставилъ эпиграфомъ рѣшительныя слова Пилата[76], но значеніе они будутъ имѣть лишь послѣ провѣрки Астафьевымъ этой I главы, гдѣ я позволяю себѣ говорить и объ отвлеченной психологіи. Я не признаю себя сильнымъ въ метафизикѣ и всегда боюсь, что я что-нибудь слишкомъ реально и по-человѣчески, а не по-философски понялъ. Вы знаете, какъ опредѣлялъ метафизику Вольтеръ? Слушайте:
«Когда человѣкъ говоритъ, и никто его не понимаетъ, и когда онъ самъ, наконецъ, начинаетъ ничего не понимать, — это метафизика!»
Конечно, и на этомъ Петръ Евгеніевичь могъ бы меня сейчасъ поймать, воскликнувъ: «психологія или метафизика — большая разница!» Но я остаюсь правъ по чувству, я понимаю очень ясно, я чувствую психологію болѣе конкретную (самолюбіе, гнѣвъ, любовь, твердость, «самоваръ и раскаяніе» у русскихъ по Рошфору и т. д.); но когда начинается психологія болѣе метафизическая (эмоціи, навыки, ассоціаціи и т. д.), у меня начинаетъ «животы подводить» отъ страха, что я не пойму… Никакъ всего этого пальцами не ухватишь, — и, вѣрьте, есть, напр., у Шопенгауера страницы (напр., объ эстетикѣ), которыя для меня ясны, какъ день, а въ его «законахъ достаточнаго основанія» и т. п. рѣшительно ни бельмеса не понимаю!
Прошу Петра Евгеніевича всю эту главу просмотрѣть строго, такъ, то есть, чтобы и врагу понравилось, и сдѣлать карандашемъ на оборотахъ страницъ замѣтки. На страницѣ 13 есть мое NB карандашемъ: я нарочно написалъ объ немъ на особой страницѣ, чтобы ее легко было бросить, ничего не путая, если окажется, что я вовсе не такъ его понялъ.
Неужели же я, такъ ужъ съ этой стороны глупъ!? Кто знаетъ!? Просите его не задерживать. Неужели онъ ужъ такъ отъ меня отбился и забылъ меня сердцемъ, что и этимъ потяготится? Придется еще разъ вспомнить Рошфора, ибо Вы вѣдь говорили мнѣ, что онъ немножко кается въ той грубости, которую онъ мнѣ сдѣлалъ, оставивъ мое письмо безъ отвѣта. Объясните ему кратко, въ чемъ содержаніе самой статьи, къ которой эта I глава вродѣ предисловія. Надо Бергу поскорѣе мою статью послать, чтобы онъ на меня не сердился: тогда и Вашу[77] охотнѣе напечатаетъ.
Цѣлую Васъ крѣпко.
Ну, какъ Авдотья Тарасовна? Помнитъ ли уроки сердитаго старика?
P. S. Отъ Губастова давно нѣтъ отвѣта; отъ Фуделя даже, отъ аккуратнаго Фуделя — давно нѣтъ слуховъ… Скучно!
Дорогой другъ мой, Анатолій Александровичъ! и письмо Ваше и посылку давно получилъ, и весьма за все Вамъ благодаренъ.
Прежде всего прошу Васъ: пришлите мнѣ счетъ Вашихъ затратъ (ножницы, бумага для лампъ и т. д.) По полученіи счета сейчасъ вышлю.
Не отвѣчалъ долго; что дѣлать! Съ самаго Вашего отъѣзда до начала октября на меня нашелъ какой-то странный и вообще непривычный мнѣ упадокъ духа: я чувствовалъ, что продолжать занятія надо, а между тѣмъ рѣшительно заниматься не могъ — ни свѣтскимъ, ни духовнымъ; я не могъ найти этому состоянію духа моего никакой внѣшней причины, потому что ничего особеннаго не случилось… Наконецъ, напалъ на причину — внутреннюю и религіозную: я всегда говѣю всѣ 4 поста, а въ этотъ годъ Успенскимъ постомъ облѣнился и не говѣлъ. От. Амвросій одобрилъ мое намѣреніе поговѣть въ началѣ октября; я исполнилъ это, — и съ тѣхъ поръ сталъ заниматься.
Бьюсь все еще (именно бьюсь!) надъ статьей о Толстомъ[78]: зашелъ въ такія эстетическія и психологическія дебри, что никакъ не могу выйти на свѣтъ Божій. Только всего дня три — не болѣе, какъ начинаю подозрѣвать и близость опушки и догадываться, въ какую сторону надо сквозь колючіе кусты мнѣ ломиться… Собственныя впечатлѣнія до того, наконецъ, притупились, что одному стало невозможно судить собственный вкусъ. Алексѣй Дмитріевичъ Оболенскій[79] обѣщалъ въ будущую субботу пріѣхать съ утра и слушать. Онъ очень уменъ и образованъ и со вкусомъ, — но, видимо, привыкъ совсѣмъ къ другому порядку мыслей, чѣмъ я, и находитъ, что разговоръ мой ему яснѣе, чѣмъ мои статьи. Какъ это странно! Но оно и полезно съ другой стороны, потому что его возраженія вынуждаютъ меня все на большую и большую къ себѣ строгость. Въ общемъ чувствѣ относительно Толстого — я думаю, что я правъ; но боюсь, что я другимъ буду неясенъ. И потому я рѣшилъ такъ: по окончаніи пошлю Вамъ л при этомъ «оффиціозное» письмо Петру Евгеніевичу съ просьбой прочесть это въ Психологическомъ Обществѣ, и общимъ рѣшеніемъ членовъ рѣшить, заслуживаетъ ли это напечатанія или нѣтъ. Возвращать сюда рукопись снова для исправленія частностей не желаю. Безъ ошибокъ нельзя, пусть будутъ ошибки; но если вообще не дышитъ истиной, а только какой-то гастрономическій и слишкомъ оригинальный бредъ, то пусть рукопись остается у Васъ, на память того, какъ человѣкъ, столь здравый и даже иногда холодный въ политикѣ, можетъ быть «развратенъ умомъ» въ художественной критикѣ… Потеряю, конечно, рублей 400! Жалко, и, не столько себя, сколько другихъ, ибо почти всѣ они уже назначены на уплату позорныхъ, старыхъ долговъ. Ну, да что же дѣлать! Зачѣмъ печатать при жизни свой бредъ. Вамъ, если захотите, я не запрещаю чужой бредъ со временемъ напечатать, какъ біографическую странность и психозную черту человѣка во многомъ другомъ здраваго; это Ваша воля. Вотъ Влад. Соловьевъ увѣряетъ, что языческіе жрецы «жили» со змѣями. Онъ въ этомъ не виноватъ, и это совсѣмъ не то, что если бы онъ самъ напечаталъ бы трактатъ о томъ, что имѣть отношенія со змѣей очень пріятно и очень нравственно. Кстати сказать, все это, чтобы мнѣ не повторять вторично въ письмѣ къ Петру Евгеніевичу, потрудитесь ему прочесть. A до чего эта статья мнѣ наскучила, я Вамъ выразить не могу! Не дождусь избавиться; но раньше, какъ дней черезъ 10, не справлюсь.
Нетерпѣніе мое усиливается еще я тѣмъ, что, по окончаніи и отправкѣ ея, я долженъ буду, наконецъ, приступитъ къ исполненію выпавшаго мнѣ жребія[80] начать романъ «Послѣдній лучъ!» Жребій не сказалъ: и окончить непремѣнно. Онъ сказалъ только: начать предпочтительно передъ всѣмъ другимъ. Весьма возможно, что тайный смыслъ этого жребія, его скрытая и высшая телеологія въ томъ, чтобы убѣдить меня самого въ рѣшительный уже неспособности писать романы. Но начать я обязанъ. И мнѣ теперь, точно со стороны, прелюбопытно видѣть, какъ это К. H--чъ Леонтьевъ возьмется за дѣло, которое ему вовсе не по сердцу. Ибо развѣ можно найти форму иную для выраженія пережитаго, кромѣ прямой, подробной и откровенной авто біографіи? По моему, нельзя. Измѣнить немного обстоятельства (для приличія и т. п.) — и чувства дорогія глубоко измѣнятся.
О Вашей статьѣ[81] не распространяюсь; она безусловно хороша, — достаточно смѣла и достаточно осторожна. Я почти ничего въ ней не исправлялъ, кромѣ кой-какихъ мелочей. Позволилъ себѣ, однако, въ 2—3 мѣстахъ «язычекъ» Вашъ повыровнять. Да еще выписку одну изъ моей книги прибавилъ, во избѣжаніе неясности. (О томъ, что сложность нынѣшней жизни все таки ведетъ къ уравнительному упрощенію соціальной картины).
Критика Ваша удовлетворяетъ меня, — а какъ выражена сторона біографическая, не слишкомъ ли замѣтно мое на этомъ вліяніе, мнѣ судить трудно. Отчего бы не дать это просмотрѣть болѣе безпристрастному человѣку?
Куда отдавать? Куда хотите. Морозовъ умеръ; не знаю только, тотъ ли это, который давалъ Боборыкину 40.000[82], или отецъ его. Вамъ это лучше знать. Если предполагаемое Русское Обозрѣніе не лопнуло, то, пожалуй, потому лучше въ него отдать, что Боборыкинъ (и Астафьевъ косвенно повліяетъ), можетъ быть, щедрѣе Берга Вамъ по знакомству заплатитъ.
Поговорите прежде съ ними, покажите имъ. Я думаю, что это лучше всего. A впрочемъ, это дѣло Ваше; какъ хотите. Если же рѣшите послать Бергу, то не забудьте въ письмѣ напомнитъ ему, что онъ первый протянулъ мнѣ руку: это доставитъ ему удовольствіе. Всякому пріятно видѣть справедливость и признательность въ людяхъ. Никогда не надо этими случаями «добраго слова» пренебрегать. У насъ на это скупы и забывчивы. Не забудьте оттисковъ съ десятокъ попросить и мнѣ пятокъ пожертвуйте.
Вы ничего не написали мнѣ о Карбасниковѣ[83]. Вѣрно, еще недосугъ было? Когда успѣете, напишите, голубчикъ.
Былъ ли у Васъ Кристи? Или опять все съ «тетками и братьями» въ вихрѣ? Коротенькое письмо отъ него получилъ недавно.
У Фуделя дочка ужъ успѣла и родиться и умереть.
У насъ Варя также родила очень легко мальчика (Сергѣя), — и оба, мать и сынъ, здоровы.
Всѣ мы благодаримъ Авдотью Тарасовну за память.
Статья Ваша будетъ на дняхъ переписана здѣсь превосходно однимъ монахомъ. И тогда вышлю ее.
Я пришелъ въ ужасъ за Васъ, при мысли, что Вы сами будете все это еще переписывать! Привыкайте прямо начерно отдавать въ типографію. Это жестокая трата времени и труда.
Обнимаю Васъ.
За васъ, милый мой, очень радъ Ярославскому дѣлу[84], если оно выгодно; но грустно, что всѣ мои «птенцы» разлетаются туда и сюда по Россіи. Скоро у меня никого не будетъ въ столицахъ для помощи въ моихъ дѣлахъ.
Боюсь, что, при дурныхъ теперешнихъ путяхъ, это письмо къ 7-му опоздаетъ. Но если поспѣетъ, то передайте комиссіонныя расписки Карбасникова въ Цензурный Комитетъ Сергѣю Васильевичу Залетову, младшему секретарю, съ покорнѣйшею просьбой принять на себя этотъ трудъ. Я на дняхъ обо всемъ напишу ему, — и для книгъ моихъ найдемъ мѣсто.
Пока прощайте. Когда утвердитесь въ Ярославлѣ, написать готовъ подробнѣе; но Вы такъ пишете, что какъ будто Вы черезъ мѣсяцъ еще вернетесь въ Москву?
Какъ же быть?
Буду ждать хоть самой короткой вѣсти, куда вѣрнѣе писать.
Понукать слишкомъ переписчика Вашей статьи (пожилого монаха, изъ дворянъ и весьма образованнаго) нельзя. Получитъ онъ всего-то 3 руб. cep.! Но во всякомъ случаѣ на-дняхъ я ее вышлю Вамъ въ Ярославль.
Авдотьѣ Тарасовнѣ — мой привѣтъ.
Господь помози Вамъ.
Дорогой мой и милый Анатолій Александровичъ! посылаю, наконецъ, Вамъ статью Вашу, превосходно переписанную. Поправокъ я сдѣлалъ очень мало: вставилъ въ одномъ мѣстѣ еще двѣ цитаты изъ «Византизмъ и Славянство» о сложности, смѣшеніи и упрощеніи, для ясности; вычеркнулъ вездѣ (кажется) эпитетъ «прекрасная» въ приложеніи къ статьѣ Чернова, ибо этого эпитета, надо имѣть безпристрастіе сознаться, она все-таки не стоитъ. Въ ней слишкомъ много для этого недостатковъ. Напр., это крайнее неравновѣсіе между чрезмѣрной грандіозностью общаго вступленія и конца съ самимъ «портретомъ» литератора, котораго, какъ тамъ ни толкуйте, никто (кромѣ 2—3 юношей да Т. П. Филиппова), все-таки знать не хочетъ. Грѣшный человѣкъ, я могу вѣрить въ относительную правоту не признаваемаго человѣка, но ужъ «величія» -то никакъ не умѣю видѣть въ томъ, кто не съумѣлъ заставить себя признать. Поэтому и не идетъ, когда говоришь о такомъ умѣ или дарованіи, которое не заслужило славы при жизни, взлетать такъ высоко и указывать на такіе широкіе кругозоры. Мало-ли, что въ колоколѣ, напр., таится прекрасный звонъ; по если онъ стоитъ на землѣ, не съумѣлъ взойти на колокольню, то этого звона никто не услышитъ. A по смерти? Ну, вотъ Вамъ Данилевскій[85]. Только что открыли его, а Соловьевъ уже, успѣшно отчасти, отвергаетъ его значеніе, да и въ моихъ статьяхъ вся либеральная сторона его труда тоже отвергается. Ни при жизни — серьезнаго вліянія, ни по смерти — долгаго господства…
Статья Чернова вовсе не прекрасна, — и, при всей моей ему признательности, я не могу быть въ ея достоинствахъ ослѣпленъ. Идеями автора онъ не занялся, какъ слѣдуетъ. а самого автора возвеличилъ какъ-то не по заслугамъ.
Изъ Вашей статьи я выбросилъ еще страницы 2, тамъ, гдѣ говорилось о моихъ достоинствахъ на консульской службѣ. Все это — правда, и можно бы и гораздо 'больше этого похвалиться на документальныхъ основаніяхъ; но тогда уже надо самому писать автобіографію, а здѣсь это было слишкомъ замѣтно, что Вы эту оцѣнку слышали отъ меня самого. Неловко; и Вамъ невыгодно; я боюсь л Вамъ повредить при первыхъ шагахъ Вашихъ.
Другое дѣло — всѣ эти опроверженія насчетъ того, чѣмъ я былъ смолоду (Базаровъ или нѣтъ): тутъ не бѣда, что свѣдѣнія прямо отъ меня. Всякій имѣетъ право желать, чтобы ему не приписывали публично такихъ мнѣній и вкусовъ, которыхъ онъ не имѣлъ.
Куда отдавать: въ Русское Обозрѣніе или въ Русскій Вѣстннкъ? Я уже писалъ Вамъ: Какъ хотите. Если вы предпочитаете Русское Обозрѣніе, то совѣтую дѣйствовать черезъ Астафьева, а не прямо Цертелеву въ руки. Цертелевъ не можетъ намъ съ Вами искренно сочувствовать; у него ма умѣ другое: какой-то буддизмъ, котораго онъ обнаружить вполнѣ не можетъ, но… и т. д. Теперь о другихъ дѣлахъ:
1) Прошу Васъ, не опоздайте слишкомъ возвращеніемъ всего того, и печатнаго, и рукописнаго, что я Вамъ далъ для справокъ: «опыты» Спенсера, брошюры Петра Евгеніевича, мои тетрадки въ голубой оберткѣ и если еще что я забылъ. Я очень безпокоюсь обо всемъ этомъ, — особенно о голубыхъ тетрадкахъ. Мнѣ все это очень нужно.
2) Сергѣю Васильевичу Залетову я на-дняхъ напишу о Карбасниковѣ, а Вы, если комиссіонныя расписки у Васъ съ собой въ Ярославлѣ, то вышлите ихъ ему скорѣе съ двумя словами объясненія. Непремѣнно заказнымъ.
3) На объявленія средствъ не имѣю: Мещерскій долженъ мнѣ 86 руб. сер. съ лѣта и все не высылаетъ. Да и на что? Даже стыдно немножко, и словно грѣхъ — тратить деньги безъ пользы?
4) Мнѣ немножко непріятно, что Вы не хотите мнѣ выслать счетъ за ножницы, ламповую бумагу и стальныя перья!
Какъ-то теперь Авдотья Тарасовна въ Москвѣ безъ Васъ поживаетъ?
У насъ пока все славу Богу. Я хвораю, но все но старому, а не хуже.
Батюшка о. Амвросій здоровъ, по мѣрѣ силъ своихъ.
Я теперь очень занятъ, — и если не заболѣю сильно. то и буду все занятъ до Рождества. Большой трудъ. но занимательный и не спѣшный.
Очень жаль мнѣ. что Вы все-таки не духовно поняли то, что я писалъ Вамъ о своемъ уныніи отъ конца августа до октября. Я писалъ Вамъ, что внѣшнихъ причинъ этому не было, а было оттого, что я въ августѣ не говѣлъ, и когда въ октябрѣ поговѣлъ, прошло, и я сталъ заниматься. A Вы мнѣ пишете: «Вамъ, мой другъ, не унывать теперь надо, а радоваться, потому что все идетъ въ Россіи по Вашему»… Не могутъ ни реакціонныя реформы Правительства (весьма, къ тому же, еще слабыя), ни благопріятное для насъ положеніе европейской политики, ни болѣе религіозное (очень еще нетвердое, замѣтимъ) направленіе въ литературѣ и обществѣ, — не можетъ все это, хотя и дорогое, но внѣшнее и соціальное, избавить отъ лично-неправильного нашего отношенія къ Богу и Церкви въ данное время. Уныніе мое — духовное и, видимо, безпричинное — никакого отношенія къ этому не имѣло. Ахъ! Ахъ! Вы еще плохо — я вижу — мистическое-то выучились чуять… Надо учиться!
Да ужъ если къ слову сказать, ужъ слишкомъ-то и по общественнымъ дѣламъ нечему радоваться.
Только читая газеты (самыя еще реакціонныя — «Гражданинъ» и «Московскія Вѣдомости»!), видишь столько пошлаго и умѣренно-европейскаго въ этой общественной жизни нашей, и прогрессъ все-таки вездѣ — и въ Европѣ, и въ Америкѣ и въ Японіи — такъ ужъ въѣлся, что его люди иногда и не замѣчаютъ, не узнаютъ… A это онъ, и все ѣстъ и ѣстъ, и пожираетъ, и подтачиваетъ и подтачиваетъ…
Физическихъ и душевныхъ силъ ужъ нѣтъ дѣлать вырѣзки изъ газетъ, а то бы можно было составить коллекцію поучительную и печальную…
Писать объ этомъ тоже не стану… Опять одни скажутъ — безуміе, фанатизмъ, «оригинальность» (это вѣдь тоже порицаніе), а другіе — à la Грингмутъ и К° — предадуть тебя молча, какъ лѣнивые, или трусливые, или равнодушные, или даже лично-нерасположенные предатели…
Не примите этого за раздраженіе. Избави Васъ Боже отъ такой ко мнѣ несправедливости! Вѣдь это правда, и правда — духовно для смиренія моей гордости умственной весьма полезная… Это перстъ Божій… Что же я буду за свинья, если въ 58 лѣтъ и послѣ столькихъ испытаній буду раздражаться серьезно и… даже наивно какъ-то…
Но надо понимать дѣло такъ, какъ оно есть…
Да и поступки людей можно тоже безъ грѣха называть такъ какъ они называются.
«Богъ не выдаетъ — и свинья не съѣстъ», конечно. Но вѣдь свинья — свиньей все останется, сколько бы Вы ей ни прощали по-христіански въ сердцѣ-то Вашемъ ея свинства противу Васъ.
Видно, такъ нужно.
Крѣпко цѣлую Васъ.
P. S. Не слишкомъ надолго ужъ умолкайте. A я теперь, если позволите, помолчу подольше; право, утро все занято, а вечеромъ — я чѣмъ дальше, тѣмъ больше предаюсь ужасной лѣни, и даже скуку предпочитаю вечернимъ занятіямъ…
N. В. Въ Ярославлѣ я самъ прожилъ осень 1849 года, отъ августа, кажется, до конца октября, въ Лицеѣ студентомъ. Но тогда тамъ такъ мало занимались, что я испугался и соскучился, и перешелъ въ Москву среди зимы на медицинскій факультетъ.
Что касается до вида города и до многихъ знакомствъ, то это все оставило во мнѣ довольно пріятную память.
Не помнитъ ли меня кто тамъ?
Вчера получилъ Ваше письмо изъ Ярославля. На-дняхъ Вы получите, вѣроятно, и посылку съ рукописью.
Если Вы, голубчикъ, непремѣнно хотите, чтобы я рѣшилъ, куда ее отдать, такъ ужъ, я думаю, пошлите (Федору Николаевичу) Бергу. Отъ него я видѣлъ сочувствіе, — а что думаетъ этотъ скучный Цертелевъ, не знаю. Не забудьте только двѣ вещи: 1) въ препроводительномъ письмѣ упомяните, что Вы отъ меня слышали, что онъ первый, по пріѣздѣ моемъ изъ Турціи, протянулъ мнѣ руку пріязни и помощи; а 2) выговорите себѣ оттисковъ (20 что ли). Пять-шесть мнѣ дайте: Губастову хочу послать и себѣ оставить.
Залетову написалъ и все объяснилъ.
На-дняхъ принимаюсь рѣшительно, наконецъ, за рукопись «Анализъ и т. д.» Очень она меня тяготитъ; недоволенъ ею и не радъ, что началъ!
Одна надежда, что «психологи» московскіе ободрятъ. Но я вѣдь возвращать ее себѣ для новыхъ и несносныхъ исправленій не буду. A попрошу прямо рѣшить: стоитъ ли она вообще обнародованія или не стоитъ. Если «да» — въ журналъ какъ есть, со всѣми недостатками; если «нѣтъ» — подарю Вамъ, на память о человѣкѣ, который за все брался и ничѣмъ никому, кромѣ 3—4 человѣкъ, не угодилъ. Да и то больше благодаря личному знакомству!
Устройство Ваше (за Васъ) мнѣ очень нравится. Но Вы не пишете ничего о стипендіи? Долго ли ее еще будете получать? И есть ли надежда, что Вы лѣтомъ будете имѣть опять и средства и свободу къ намъ пріѣхать?
P. S. Отъ всѣхъ нашихъ — привѣтъ Вамъ и Авдотьѣ Тарасовнѣ.
Получилъ исправно всѣ книжки и тетрадки. Очень Вамъ благодаренъ. Поздравляю съ наступающими праздниками и Новымъ Годомъ.
Милый другъ мой Анатолій Александровичъ! спасибо Вамъ за Ваше краткое, но сердечное поздравленіе и пожеланія на 1890 годъ. По мѣрѣ того, какъ старѣю, я и эти маленькіе знаки вниманія очень сталъ цѣнить.
Статью о Толстомъ третьяго дня «стряхнулъ съ плечъ». какъ Вы прекрасно выразились (она очень утомила меня), но послалъ ужъ прямо Бергу, минуя Московскихъ психологовъ. Передумалъ. Если найдутся тамъ ошибки и нелѣпости (особенно техническія), съ ихъ, психологической, точки зрѣнія, все равно ужъ возвращать ее къ себѣ для поправокъ я бы не рѣшился, — до того она наскучила мнѣ! Все равно Астафьевъ долженъ былъ бы ее изъ Москвы Бергу прямо отправить. Только отсрочки, — а къ апрѣлю мнѣ деньги для банка и т. п. нужны.
Теперь до 1 февраля я даю себѣ отдыхъ отъ литературы: буду писать письма и читать что-нибудь; а съ 1 февраля. если ничто не помѣшаетъ, примусь продолжать романъ (который я уже началъ было до Рождества, но оставилъ на время, чтобы раздѣлаться, наконецъ, съ Толстымъ). Только не ждите, мой дорогой другъ, тѣхъ новыхъ путей, о которыхъ Вы пишете. Какіе же это могутъ быть новые пути? Для меня никакихъ нѣтъ, кромѣ догматическаго и аскетическаго Православія, устоявшаго противъ науки и прогресса. Но, чтобы эту идею облечь въ достойную форму, нуженъ трудъ сложный и большой (не меньше «Анны Карениной» или «Одиссея»); но Вы не повѣрите (по молодости Вашей), до чего это меня пугаетъ! Важность и святость вопроса возбуждаютъ во мнѣ богобоязненное чувство; обиліе матеріала и богатство я глубина моего личнаго опыта — какъ житейскаго, такъ и духовнаго — съ другой стороны просто подавляютъ меня. «Шевельнуть» все это страшно! Объективнѣе описать — будетъ труднѣе и " выйдетъ хуже; болѣе лично — больно и совѣстно… Поэтому едва ли я уже сдѣлаю что-нибудь капитальное въ этомъ родѣ. Вѣрнѣе, что я поставлю себѣ цѣль болѣе низкую и грубую: написать скорѣе листовъ 15, чтобы расплатиться съ банкомъ, который меня связываетъ и мѣшаетъ мнѣ внести въ жизнь мою еще нѣкоторыя душеспасительныя измѣненія. Эта цѣль будетъ попроще, посмиреннѣе и повѣрнѣе. Разумѣется, направленіе должно быть религіозное; а получше или похуже въ эстетическомъ отношеніи — это ужъ ничто сравнительно съ получкой разомъ 1200—1500 руб. для разсчета бъ Калужскимъ Обществомъ Взаимнаго Кредита.
«Укатали, голубчикъ мой, сивку крутыя горки!» Люблю я, грѣшный, все земное прекрасное; но уже дожилъ до того, что и не умѣю уже предпочитать небесному, когда есть возможность выбора!
Эти грубыя отношенія къ банку имѣютъ гораздо болѣе духовное для меня значеніе, чѣмъ можно подумать, не знавши моего внутренняго настроенія. Поняли?
Въ заключеніе прибавлю, что роковыя въ моей жизни цифры — 89, 90, 91 (49, 50 и 51; 61 и 62; 70 и 71; 79, 80, 81— всѣ эти годы были для меня очень жестоки и тягостны), о которыхъ я Вамъ говорилъ (или нѣтъ — не помню), уже сильно даютъ себя чувствовать[86]. Если не смерть близится, то надо ждать какой-то новой, тяжелой и значительной въ моей жизни перемѣны. Уже признаки начала конца и обнаружились одинъ за другимъ. Во первыхъ, от. архимандритъ крайне недоволенъ юродствами бѣдной Лиз. Павл., ея шутками съ молодыми монахами и т. п. Передъ Рождествомъ, послѣ одной ея глупости, онъ потребовалъ ея удаленія въ Козельскъ; тамъ она прожила 2 недѣли, — послѣ чего я обѣщалъ ему смотрѣть за ней строже, и ее вернули, съ уговоромъ — испытать до Мая. Но развѣ за ненормальнымъ и слабоумнымъ человѣкомъ долго услѣдишь? Я предвижу, что мое положеніе въ этой милой усадьбѣ уже не прочно, и можно со дня на день ожидать, что я буду вынужденъ — или всѣмъ домомъ переѣхать въ Козельскъ (хамство!), или ихъ съ Варей устроить въ Козельскѣ, а самому удалиться въ скитъ.
Но это еще ничего, а случилось еще нѣчто гораздо худшее. Александръ увезъ отъ Вяземскихъ[87] молодую дѣвушку (горничную), поселилъ ее въ Козельскѣ и, по всѣмъ признакамъ содержалъ ее, потому это она ничѣмъ не занималась, кромѣ пѣнія, пляски и кутежа. Но это такъ и быть! Это его личный грѣхъ, — и даже Варя на это собственно смотритъ еще довольно разсудительно для молодой и любящей жены. Но бѣда въ томъ, что онъ, какъ русскій человѣкъ, не могъ ограничиться скромной и приличной, такъ сказать, измѣной, а началъ кутить, «чертить», что называется: пилъ, скакалъ съ ней по городу, мои комиссіи исполнялъ все хуже и хуже, домой постоянно опаздывалъ и даже въ деньгахъ запутался такъ, что много задолжалъ. Если бы кто-нибудь мнѣ предсказывалъ, что и этотъ осторожный, честный, покойный и даже весьма дипломатическій характеръ такъ неожиданно и «широко» прорвется, я бы не повѣрилъ. Да и не вѣрилъ до тѣхъ поръ, пока не стало все слишкомъ очевидно и самъ сознался, наконецъ. Пока батюшка, я и Варя уговорили его уѣхать къ отцу на нѣсколько мѣсяцевъ для перелома въ чувствахъ. Конечно, онъ кается; но Вы, конечно, понимаете, какъ важенъ и для него, и для Вари и для меня этотъ первый шагъ на скользкомъ пути! Вѣра моя въ его солидность уже разъ навсегда поколеблена; для Вари впереди ждешь скорбей и слезъ: для него — дома скука отъ неизбѣжныхъ укоровъ и желанія снова находить утѣшенія на сторонѣ. Въ моемъ домѣ ему уже болѣе не предстоитъ надолго занятій и службы, вслѣдствіе моего недовѣрія и моей, такъ сказать, природной «неотходчивости» въ подобныхъ случаяхъ. Струна какая-то у меня лопнула, и даже Варя со мною согласна, что открытый кутежъ и всѣ эти его безпорядки хуже самой измѣны, которая, при всей грѣховности своей, могла бы быть соблюдаема безъ шума и разстройства дѣлъ…
Хорошо, если Богъ поможетъ образумить и устроить его гдѣ-нибудь здѣсь, неподалеку; а если онъ предпочтетъ остаться подъ Москвой, вѣдь рано или поздно и Варя должны будетъ оставить и меня и Лизавету Павловну. A Варя — единственная душа въ домѣ, съ которой я могу свою душу отвести.
Поняли теперь, что такое для меня эти цифры — 90-й и 91-й? Пока, благодарю Господа, принимаю все это покойно и твердо, — но что буду чувствовать тогда, когда все это вокругъ меня рухнетъ? — не знаю и боюсь, что будетъ очень тяжко и скучно.
Когда бы, по крайней мѣрѣ, къ тому времени избавилъ Господь отъ банка и срочной на него работы! Все бы легче было!
Прощайте, другъ мой. Неужели Богъ не утѣшитъ меня лѣтомъ свиданьемъ съ Вами? Лиза собирается послать Авдотьѣ Тарасовнѣ какіе-то свои іероглифы. A я ей кланяюсь. Жду со дня на день И. И. Кристи. Обѣщалъ къ январѣ непремѣнно быть.
Прощайте; обнимаю Васъ.
Слишкомъ долго опять не пишете. Всѣ мы желаемъ знать, какъ поживаете. Соскучились по Вашимъ письмамъ. У насъ въ домѣ — все пока in statu quo. Александръ все еще въ Москвѣ. Есть постороннія новости, но не для открытаго письма.
Статью о Толстомъ послалъ 10 января Бергу; но до сихъ поръ не только отвѣта нѣтъ, но и Русскаго Вѣстника не посылаетъ второй мѣсяцъ. Чудеса! Видите, не Вамъ однимъ не отвѣчаетъ. Авдотьѣ Тарасовнѣ — мое почтеніе. Съ Великимъ постомъ!
Вотъ, голубчикъ Анатолій Александровичъ, какой между нашимъ сердцами магнетическій или спиритическій токъ… Вчера я приготовилъ къ отправкѣ Вамъ прилагаемое открытое письмецо; соскучился безъ вѣстей объ Васъ; я вчера же получилъ Ваше. Не горюйте слишкомъ обо мнѣ и объ Варѣ; мы давно уже оба успокоились; Александръ все еще у отца, подъ Москвой, — и я хочу благословиться у o. Амвросія, чтобы продлить его изгнаніе до Пасхи. Варя отнеслась къ первой измѣнѣ его гораздо разсудительнѣе, чѣмъ можно было отъ ея прежней страстности и вспыльчивости ожидать. Она прежде всего была рада, что онъ не на глазахъ; что она не видитъ его проказъ и не слышитъ о немъ разсказовъ, которые ее раздражали. До сихъ поръ не скучаетъ и даже весела. Что касается до меня, то, увидавши ея разсудительность, я сталъ покойнѣе за ея будущность, ибо для любящей женщины труднѣе всего перенести именно первую измѣну. Потомъ, если мужчина съ ней-то самой хорошо обращается, то многія изъ нихъ привыкаютъ къ этому. Что касается до меня, то, съ одной стороны, я за ея будущность тревожился при этомъ первомъ его приключеніи; а для себя видѣлъ въ этомъ предзнаменованіе (въ числѣ многихъ другихъ) о приближеніи какого-то новаго и нелегкаго перелома въ моей жизни (90-й, 91-й годъ. Помните?). Мнѣ все кажется (хотя, разумѣется, я не знаю), что если я въ теченіе этихъ двухъ роковыхъ лѣтъ не умру, то какая-то совокупность обстоятельствъ и перерожденіе собственныхъ моихъ чувствъ приведетъ меня къ оставленію того подобія семейной жизни, которымъ я былъ до сихъ поръ доволенъ. Какъ бы не пришлось въ скитъ или монастырь переселиться, а жену съ Варей — въ Козельскъ? Иногда и жутко что-то, какъ начнешь думать… Но это все еще неясно: ясно одно, что для дома моего здѣсь Саша не только безполезенъ, но даже и обременителенъ. Получаетъ 10 руб., а лѣность его и равнодушіе къ дѣлу (котораго у него меньше всѣхъ) до того мнѣ наскучили и утомили меня, что безъ него стало гораздо легче. Его умъ и прекрасный, ровный характеръ обезоруживаютъ, правда… Но все-таки я не люблю его небрежности, и буду искать ему поблизости другое мѣсто. У чужихъ, небось, будетъ построже къ себѣ. Пишетъ намъ, что очень кается и безъ насъ скучаетъ. Я ему отвѣтилъ очень строго: «Безъ насъ-ли? Или безъ кого еще? Главное, безъ двухъ товарищей кутежа?» Къ дѣвицѣ-то этой онъ, кажется, не очень привязанъ (хотя она, слышно, очень красива). Онъ, видимо, не столько ее полюбилъ, сколько кутежъ и приключенія во всецѣлости. Понимаю это по старой памяти, и не за это строго сужу, а за крайнюю неисполнительность по хозяйству,
Ну, довольно объ этомъ. Поговоримъ о статьѣ[88]. Я почти предчувствовалъ, что Бергъ ея не возьметъ. Но предчувствіе это явилось у меня поздно, и я виноватъ передъ Вами въ томъ, что не посовѣтовалъ Вамъ ее передѣлать. Доброжелатель мой, г. Портье д’Аркъ (т. е. Черновъ) — писатель слабый и крайне опрометчивый. Онъ теперь дѣйствительно издалъ въ Парижѣ книжку «L' esprit national russe sous Alexandre III» (переводъ: «Русскій національный духъ при Александрѣ III»). И, не удовольствовавшись даже прежнимъ псевдонимомъ (Черновъ), назвался на обложкѣ Довѣринъ (Doverine, а въ скобкахъ Tchernoff), — какъ будто, т. е., онъ раскрылъ теперь свою настоящую русскую фамилію — Довѣринъ (значитъ, должно быть, «заслуживающій довѣрія»). Эта книжка — сборникъ его прежнихъ статей о Россіи (въ Revue Nouvelle г-жи Аданъ). Въ Гражданинѣ надъ его фразами, ошибками и легкомысліемъ уже смѣялись. И въ Русскомъ Вѣстникѣ, вѣроятно, къ его книжкѣ отнесутся строго. Бѣдный Портье выслалъ мнѣ ее недавно съ почтительной надписью: но — увы! — въ другихъ статьяхъ его я нашелъ еще больше ошибокъ и празднословія, чѣмъ въ той, которую онъ посвятилъ мнѣ. Мнѣ было неловко, совѣстно, жалко посовѣтовать Вамъ быть построже къ человѣку, который, какъ умѣлъ, потрудился въ мою пользу. Я, хоть и никогда не проповѣдую «чистую мораль» и терпѣть не могу, когда пишутъ о «любви» къ человѣчеству, но самъ не совсѣмъ ужъ, какъ Вамъ, я думаю, извѣстно, лишенъ нравственныхъ и добрыхъ чувствъ. И не мастеръ ихъ приносить преднамѣренно въ жертву какимъ-нибудь лукавымъ цѣлямъ. Этой ловкости у меня всегда было мало. Если бы я убѣдилъ Васъ прежде всего побранить автора за то, что онъ берется писать свысока о томъ, чего хорошо не знаетъ, то, можетъ быть, та часть Вашей статьи, которая была для меня выгодна, и нашла бы себѣ мѣсто въ хорошемъ журналѣ. Но я, какъ человѣкъ недостаточно лукавый, не говорилъ Вамъ этого, а напротивъ, помните, настаивалъ, чтобы «бѣдному» портье не было обидно. И ограничился только тѣмъ, что, когда Вы прислали мнѣ Вашу рукопись на прочтеніе, вычеркнулъ вездѣ эпитетъ «прекрасная» статья. Вы это замѣтили, вѣроятно?
Цертелеву рѣшительно не совѣтую Вамъ посылать. Я увѣренъ, что онъ ее не напечатаетъ. Я мало знаю его характеръ; но знаю, что, во-первыхъ, онъ вовсе не православный, а, такъ сказать, чистый пессимистъ, а во-вторыхъ, онъ, видимо, во мнѣ романиста предпочитаетъ публицисту. Это явствуетъ изъ того, что въ объявленіи о Русскомъ Обозрѣніи мое имя попало въ отдѣлъ «беллетристовъ», хотя я навѣрное имъ повѣсти не обѣщалъ.
Шараповъ, конечно, бѣдствуетъ, и денегъ для Васъ у него, вѣроятно, не найдется. Но если Вы хотите, чтобы Вашъ трудъ не пропадалъ, то къ прежнему труду прибавьте новый: сократите, вычеркните всѣ эти выспреннія и не заслуженныя мною уподобленія цѣлой Россіи. Скажите кратко и не браня его, что выбрасываете все избыточное, по недостатку времени и мѣста. Вычеркните также почти все или даже все лично-біографическое мое: о женитьбѣ моей (это ужъ бы и вовсе не нужно), о службѣ, о нигилизмѣ смолоду и т. п., — и оставьте только Ваши возраженія на его ошибки и недомолвки собственно критическія. И отдайте Шарапову. Я думаю, онъ возьметъ, — особенно gratis! При всемъ этомъ, пожалуста, обо мнѣ не думайте!.. Такого рода неудача слишкомъ не велика и случайна. чтобы меня огорчить. Если бы я чувствовалъ иначе, я бы Вамъ-то откровенно сознался. Вы сами человѣкъ очень добрый, очень великодушный и очень скрытный… Не судите по себѣ: я и не такъ добръ, и не такъ мужественъ, и не такъ скрытенъ, какъ Вы. Я бы сказалъ, если бы очень дорожилъ этимъ дѣломъ. Я, зная, какъ теперь у Васъ много необходимаго дѣла, прежде всего жалѣю Васъ, — т. е., и о томъ, если старый трудъ окажется тщетнымъ, и о томъ, что поправка, сокращеніе и очистка возьметъ снова время. Разсудите сами, что для Васъ хуже или лучше: сократить и отдать Шарапову, или прятать Вашу рукопись въ ящикъ; когда-нибудь въ измѣненномъ видѣ можетъ Вамъ пригодиться. Обо мнѣ въ этомъ случаѣ, ради Бога, не думайте! Я не говорю: ни въ какомъ случаѣ, я говорю только: въ этомъ.
Я очень занятъ теперь двумя работами.
Одна: это — статья для Гражданина о современномъ религіозномъ движеніи въ образованномъ русскомъ обществѣ. По особому сочувственному благословенію старца, сюда, въ скитъ еще поступили двое (двоюродные братья) изъ высшаго общества, еще молодые люди, оба женатые на красивыхъ женщинахъ. Жили съ ними хорошо. Жены основали женскую общину въ Воронежской губерніи, и будутъ прямо — одна игуменья, а другая казначея; а мужья — простыми послушниками въ скиту. Надо тутъ будетъ помянутъ (съ начальными буквами только) и Фуделя, и Веригина, и Кристи и многихъ другихъ; въ разныхъ формахъ — одна идея, одно стремленіе.
Ну, а другая работа, но окончаніи статьи: повѣсть. Тутъ у меня борьба: «Художникъ» (бранное слово) требуетъ получше, позанимательнѣе, поглубже; христіанинъ — почище, построже, посвятѣе. Кредиторъ банка въ 1200 руб. говоритъ: «какъ-нибудь, да поскорѣе». Кредитору же, — вообразите, а совсѣмъ ужь не художнику, — помогаетъ опять-таки христіанинъ. Онъ говоритъ: «Искусство, художественное совершенство — это пустяки, тщеславіе. Лишь бы напечатали, лишь бы очень плохо не было; а банкъ — это очень важно! Долгъ этотъ тебя связываетъ больше всего; ты еще не свободенъ: ты не можешь, пока не развяжешься съ нимъ, сказать себѣ: „Нынѣ отпущаеши раба Твоего“; не можешь сказать: „Благословлюсь у батюшки хоть цѣлый годъ или больше, если будетъ такая потребность, не писать для печати, ничего не писать, а заниматься однимъ строго духовнымъ (ибо и годы роковые, и силы все таятъ), или писать одни свой воспоминанія для выгодъ наслѣдницъ“… Нельзя такъ жить, когда черезъ 9 мѣсяцевъ опять нужно платить сумму, которую изъ пенсіи уплатить невозможно»…
Все это, голубчикъ, такъ важно, и, когда углубишься въ вопросы о загробной будущности, то и такъ страшно, что неудача Вашихъ добрыхъ намѣреній на счетъ меня и взбалмошнаго Портье, какъ капля въ морѣ! И потому еще разъ прошу: обо мнѣ съ этой стороны ничуть не горюйте!
Слава Богу! Все — славу Богу!
Обнимаю Васъ и благодарю за неизмѣнность любви. A Кристи обманулъ меня (90-й годъ!): обѣщалъ заѣхать на обратномъ пути въ Петербургъ изъ Кишинева, куда онъ ѣздилъ на свадьбу сестры, — и вотъ уже 2 мѣсяца скоро — ни слуху, ни духу! Фудель пишетъ аккуратно… не хуже Васъ.
Авдотьѣ Тарасовнѣ — сердечное спасибо за участіе. Дай Богъ вамъ поститься Великимъ постомъ какъ можно строже. A мы тутъ за васъ помолимся. Жена и Варя благодарятъ васъ обоихъ и кланяются.
P. S. Вспомнилъ еще вотъ что. Если Вы уже рѣшитесь сокращать для Шарапова, то, можетъ быть, затруднитесь, какъ быть съ заключеніемъ (такъ какъ теперь цѣлая книжка вышла)… Сдѣлайте вотъ что. Озаглавьте такъ: «Г. Черновъ о К. Леонтьевѣ», (въ «Revue Nouvelle» и въ книгѣ «L’esprit» и т. д.). Статья «Revue Nouvelle» цѣликомъ, безъ измѣненій вошла въ книжку и составляетъ въ ней особый отдѣлъ; озаглавлена также: «Un portrait littéraire russe». A лучше бросьте все это! Прощайте.
Вамъ, милый A. A--чъ, скучно безъ моихъ писемъ, — и мнѣ скучно безъ Вашихъ. Вы очень заняты, — и я тоже теперь занятъ спѣшной работой: Что дѣлать! Давайте пока хоть короткими обмѣниваться. Когда поѣдете на Ѳоминой въ Москву, заранѣе сообщите мнѣ Вашъ адресъ. Я дамъ Вамъ маленькую комиссію, которая возьметъ мало времени. Въ Гражданинѣ начались мои статьи «Добрыя вѣсти» о религіозномъ движеніи. Достаньте — и узнаете много знакомаго Вамъ.
Очень жаль, что Ваша статья послана кн. Цертелеву. Бьюсь объ закладъ, что ее не напечатаютъ. Я самъ виноватъ; ошибся; надо было вовремя объяснить Вамъ, что біографическая часть не у мѣста. Заграницей — дѣло иное; тамъ это понятно; а дома — нѣтъ. Меа culpa! Простите! Пригодится, можетъ быть, послѣ…
Теперь пишу «Славянофильство теоріи и Славянофильство жизни».
Прощайте. Обнимаю! Христосъ Воскресе! Авдотьѣ Тарасовнѣ — отъ всѣхъ насъ привѣтъ.
P. S. И. И. Кристи очень былъ боленъ.
Дорогой Александровъ! Я вотъ о чемъ хотѣлъ Васъ просить. Мои книги до сихъ поръ лежатъ въ ящикѣ въ цензурномъ комитетѣ у С. В. Залетова; по разнымъ книжнымъ магазинамъ не розданы. Залетовъ, кажется, самъ думаетъ, что развести и раздать по 25—30 экземпляровъ — это какое-то очень литературное дѣло, и все, повидимому, надѣется на. какую-то «помощь», обѣщанную ему Астафьевымъ и Назаревскимъ. Но, должно быть, и имъ не до меня… Молодые-то подобрѣе, видно. Если можете помочь — помогите, а не можете — Божья воля!
Бергъ печатаетъ мой критическій этюдъ[89]. Это ужъ истинно «психопатія». «Не смѣй никто выражаться не по моему!»
Молю Бога за счастливое окончаніе экзаменовъ. Помози Господи!
P. S. Неужели мы этимъ лѣтомъ не увидимся!!! Зачѣмъ Вы затесались къ Срѣтенскимъ Воротамъ?
Радуюсь, радуюсь, и паки реку: радуюсь, милый мой поэтъ и профессоръ, что Господь помогъ сдать Вамъ главный экзаменъ!
Помоги Богъ и въ остальномъ! Всѣ соображенія Ваши насчетъ времени другихъ экзаменовъ Вашихъ и экзаменовъ Вашего ученика — весьма основательны, хотя и не особенно выгодны для моего бѣднаго, стараго, но еще теплаго сердца… Понимаю, что Вы правы, желая пріѣхать ко мнѣ не лѣтомъ, а совсѣмъ «вольною птицей»; но все-таки вздыхаю… Да будетъ воля Божія!
Теперь — убѣдительнѣйшая просьба: пошлите 6—7 мая (если мое письмо поспѣетъ; онъ 7-го, слышно, возвращается въ Москву) прилагаемую телеграмму князю Цертелеву[90]; а потомъ напишите два слова Грингмуту, чтобы онъ возвратилъ Вамъ рукопись Вашу (пошлите ему 1 руб. изъ прилагаемыхъ на почтовые расходы). Я уже писалъ Вамъ, что считаю себя весьма виноватымъ предъ Вами въ томъ, что поддался прошлаго года движенію самоувѣренности или тщеславія — и сразу не охладилъ Вашего дружескаго, молодого и пристрастнаго усердія. Не слѣдовало писать этой статьи; или, даже и написавъ ее, надо было ее прибрать въ ящикъ, а не посылать по редакціямъ. Черпова статья въ сущности весьма безтолкова, не только тамъ, гдѣ онъ говоритъ собственно обо мнѣ, но и почти во всемъ остальномъ. Его лестные обо мнѣ отзывы и тогда не ослѣпили меня вполнѣ, но я, по немощи человѣческой, находилъ удовольствіе закрывать глаза, пока дѣло шло о прославленіи моего имени. Но когда онъ позднѣе прислалъ мнѣ цѣлую книжку свою «Русскій національный духъ при Александрѣ III», я увидалъ, что въ другихъ статьяхъ этого «благонамѣреннаго» сборника онъ совсѣмъ сбился съ толку, и понялъ что не въ моихъ выгодахъ и поминать у насъ о его лестномъ, но безтактномъ обо мнѣ отзывѣ. У насъ моими сочиненіями интересуются — дай Богъ — 50 человѣкъ на всю Россію, а онъ придаетъ мнѣ какое-то необыкновенное значеніе. «Россія — въ миніатюрѣ!» Шуточка это!.. Если бы даже предположить, что есть и подобіе правды въ этомъ комплиментѣ. (т. е. въ томъ смыслѣ, что я въ мысляхъ переживаю на 10—15 лѣтъ ранѣе другихъ тѣ фазисы, въ которые позднѣе всякій разъ вступаетъ передавая русская мысль вообще и даже само Правительство), то всетаки надо говорить объ этомъ доказательнѣе, чѣмъ дѣлаетъ бѣдный мосье Портье! Спасибо ему. Но вѣдь и медвѣдь хотѣлъ услужить пустыннику… Конечно, успѣхъ — вещь пріятная; но что же дѣлать: «habent sua fata libelli!» Я все-таки и при жизни уже гораздо счастливѣе Данилевскаго: мое имя все-таки такъ или иначе многіе знаютъ. О Данилевскомъ же всего лѣтъ 5—6 тому назадъ кто слышалъ? Начну я, бывало, говорить о немъ… «Кто такое? Что такое? Hе знаемъ; не слыхали; не читали». A теперь видите, какая борьба, какая многозначительная, серьезная борьба поднялась надъ его могилой! И она еще не скоро кончится… A почему? Заблужденій (либеральныхъ). у него очень много; но онъ сказалъ только одно великое слово, сдѣлалъ одинъ исполинскій шагъ въ области исторической мысли: «Теорія культурныхъ типовъ и смѣна ихъ!»
Надо, конечно, различать въ этомъ вопросѣ — прошедшее человѣчества отъ его будущаго, и, сверхъ того, собственно научную его мысль отъ его же патріотическихъ надеждъ и пристрастій. Яснѣе: культурные типы были; теорія этихъ типовъ — превосходна; она лучше всякихъ другихъ дѣленій для пониманія исторіи; но будутъ ли еще новые культурные типы, это — другой вопросъ. Весьма возможно, что и не будетъ ихъ болѣе, а что человѣчество послѣ цѣлаго періода кровопролитій и борьбы приметъ (вопреки желаніямъ Данилевскаго и моимъ) извѣстный всѣмъ намъ общеевропейскій утилитарный характеръ, и, дойдя на этомъ пути непремѣнно до абсурда, погибнетъ, — т. е., или начнетъ постепенно вымирать, или, посредствомъ прогрессивнаго физико-химическаго баловства своего, произведетъ какую-нибудь ужасную и неожиданную всеземную катастрофу. Это весьма возможно, и потому цѣнность теорій культурныхъ типовъ для прошедшаго человѣчества нельзя равнять съ ея цѣнностью для будущаго. Это разъ. A потомъ, допустивши даже, что будутъ еще (до неизбѣжнаго и надвигающагося свѣтопреставленія) одинъ или два новыхъ культурныхъ типа, мы все-таки не имѣемъ еще черезъ это права (раціональнаго) надѣяться, что этотъ новый культурный типъ выработается непремѣнно весьма уже старою Россіей (900 лѣтъ съ крещенья; и больше 1000 съ призванья князей!) и ея славянскими единоплеменниками, отчасти переходящими (какъ Болгары и Сербы) прямо изъ свинопасовъ въ либеральныхъ буржуа, отчасти (какъ Чехи и Хорваты) давно уже насквозь пропитанныхъ европеизмомъ. И мнѣ бы очень хотѣлось хоть съ того свѣта увидать этотъ новый и пышный (четырехъ-основный, по Данилевскому) культурный Всеславянскій типъ! Но — увы! Признаки благопріятные есть; но они такъ слабы и такъ еще мелки… И неблагопріятнаго со всѣхъ сторонъ такъ много, что мнѣ, признаюсь, все чаще и чаще представляется такого рода печальная картина: эта національная и религіозная реакція, которая теперь довольно сильна въ русскомъ обществѣ, и есть ли это одна изъ тѣхъ кратковременныхъ реакцій къ лучшему, къ здоровью и силѣ, которыя иногда испытываю на себѣ и я (напримѣръ) въ моей старости?.. Такихъ малыхъ реакцій, небольшихъ обратныхъ теченій на старой почвѣ было въ исторіи много (постарайтесь припомнить): но все это не было реакціей вѣковой, на новыхъ основахъ; примѣрами послѣднихъ были: Византійское Православіе, папизмъ черезъ 400—500 лѣтъ для Запада — феодализмъ и папство, а для Востока — мусульманство и буддизмъ (привившійся въ Китаѣ и Тибетѣ).
Хорошо, кабы такъ. Иногда я думаю (не говорю мечтаю, потому что мнѣ, вкусамъ моимъ это чуждо, а невольно думаю, объективно и безпристрастно предчувствую), что какой-нибудь русскій царь, — быть можетъ, и недалекаго будущаго, — станетъ во главѣ соціалистическаго движенія (какъ св. Константинъ сталъ во главѣ религіознаго — «Симъ побѣдиши!») и организуетъ его такъ, какъ Константинъ способствовалъ организаціи христіанства, вступивши первый на путь Вселенскихъ Соборовъ. Но что значитъ «организація»? Организація значитъ принужденіе, значитъ — благоустроенный деспотизмъ, значитъ — узаконеніе хроническаго, постояннаго, искусно и мудро распредѣленнаго насилія надъ личною волей гражданъ. Поэтому либералъ (по выводамъ своимъ дурацкимъ, а не основамъ, вполнѣ вѣрнымъ) Спенсеръ съ ужасомъ видитъ въ соціализмѣ новое грядущее государственное рабство, и еще соображеніе: организовать такое сложное, прочное и новое рабство едва ли возможно безъ помощи мистики. Вотъ, если послѣ присоединенія Царьграда небывалое доселѣ сосредоточеніе Православнаго управленія въ Соборно-Патріаршей формѣ (разумѣется, безъ всякой теоріи «непогрѣшимости», — которую у насъ и не потерпятъ) совпадетъ съ одной стороны съ усиленіемъ и того мистическаго потока, который растетъ еще теперь въ Россіи, а съ другой — съ неотвратимыми и разрушительными рабочими движеніями и на Западѣ, и даже у насъ (такъ или иначе), — то хоть за двѣ основы — религіозную и государственно-экономическую можно будетъ поручиться надолго. Да и то все къ тому же окончательному смѣшенію нѣсколько позднѣе придетъ. Человѣчество, безъ сомнѣнія, очень устарѣло. Сама сила точной науки (или, вѣрнѣе, ея приложеній), на которую почти всѣ молятся и противъ которой даже столь смѣлый св. Никаноръ и я, которому терять въ литературѣ нечего, едва-едва смѣемъ кой-что говорить, — сама сила этой науки есть признакъ глубокаго устарѣнія, стариковскій интересъ: «удобства, удобства, удобства»… И Эд. фонъ-Гартманъ вѣрно «чуетъ» дѣло, когда говоритъ, что признакъ близости конца для человѣчества есть преобладаніе сознательнаго надъ безсознательнымъ. Въ этомъ онъ совпадаетъ съ христіанствомъ: «плоды древа познанія добра и зла» убійственны для людей, и, насытившись ими до высшей мѣры своей, человѣчество уже не найдетъ обратнаго пути къ «древу жизни»… (Вотъ, кстати сказать, о чемъ надо писать теперь стихи; а не о томъ, какъ волны Чернаго моря плещутъ у Ланжероновой дачи въ Одессѣ, и не о «русалкахъ», милый мой… Наши старые поэты всѣ давно уже какими-то рвотными конфетками насъ угощаютъ, и Фетъ, и Майковъ; Голенищевъ-Кутузовъ прекрасно дѣлаетъ, что взялъ въ жреческія руки свои (слабоватыя) «банковую метлу»; ну, а младшіе — либо: «Любовь, любовь, любовь!» «Во всеоружьи Европа… О, Христосъ!..» Ни къ селу тутъ, ни къ городу, — всуе! Либо: «О, да, я вѣрю, что всѣ люди станутъ какъ березы въ рощѣ! Что всѣ станутъ и ученѣе, и проще»… Поэзія!!). Но какъ бы то ни было, будетъ ли новый культурный типъ или нѣтъ, Славяне ли съ непривычки какъ-нибудь нечаянно съ дѣйствительно новой, неевропейской, и нелиберальной культурой въ одно утро проснутся, или они, попытавши чуточку сдѣлать что-то свое, плачевное и половинное,, послѣ взятія Царь-града, лопнутъ, какъ мыльный пузырь, и распустятся немного позднѣе другихъ все въ той же ненавистной, всеевропейской буржуазіи, а потомъ будутъ (туда и дорога!) пожраны Китайскимъ нашествіемъ (NB. Замѣтьте, что религія Конфуція есть почти чистая практическая мораль и не знаетъ Личнаго Бога, а буддизмъ въ Китаѣ тоже столь сильный, есть прямо религіозный атеизмъ… Ну, развѣ не Гоги и Магоги?) и т. д., и т. д., — во всякомъ случаѣ про Данилевскаго можно сказать, что онъ сдѣлалъ великій шагъ — указаніемъ на эти культурные типы. Можно вѣдь и такъ его теорію обернуть: существованіе разныхъ культурныхъ типовъ есть признакъ жизненности человѣчества; невозможность создать новый, смѣшеніе всѣхъ типовъ въ одинъ средній — есть признакъ приближенія человѣчества къ смерти.
Данилевскому принадлежитъ честь открытія культурныхъ типовъ. Мнѣ — гипотеза вторичнаго и предсмертнаго смятенія.
Пусть-ка ее опровергнутъ! Что-то не суются… И опровергнуть было бы тоже для науки полезно.
Ну, такъ что же изо всего этого слѣдуетъ? Данилевскій со своими культурными типами былъ лѣтъ 6—7 никому почти неизвѣстенъ, кромѣ Страхова, меня и, можетъ быть, еще сотни разбросанныхъ тамъ и сямъ по Россіи людей. Теперь идетъ за книгу его борьба, какъ у Троянцевъ съ Греками за трупъ Патрокла.
Если моя теорія тріединаго процесса и моя гипотеза вторичнаго смѣшенія — вѣрны, то, взявши въ разсчетъ то, что я уже при жизни пользуюсь большей извѣстностью, чѣмъ пользовался Данилевскій, конечно, за идею мою бояться не слѣдуетъ, и Вамъ, быть можетъ, еще и рано подвергать себя риску быть осмѣяннымъ за то, что Вы придаете мнѣ такое значеніе, котораго не могутъ допустить (не опровергая самихъ себя во многомъ) люди зрѣлые и наклеившіе уже на себя публично опредѣленный ярлыкъ. Я очень виноватъ передъ Вами, и спѣшу поправить мою ошибку. Если Бергъ не принялъ Вашу статью, то ужъ кн. Цертелевъ непремѣнно отъ нея откажется. Прошу Васъ, не ждите этого, и вытребуйте ее скорѣе. Если я стою такого серьезнаго признанія, это придетъ когда-нибудь. Къ тому же въ Вашей статьѣ допущено было (по моей же оплошности) слишкомъ много біографическаго, у насъ не Франція. Тамъ это все является вдали и можетъ казаться любопытнымъ. Ну, а въ Россіи, дома, кому это нужно? Особенно — при той личной ненависти, злости и зависти, которыми дышетъ вся наша періодическая печать, не исключая ни «Московск. Вѣдом.», ни. «Гражданина», ни покойнаго «Русск. Дѣла»… Катковъ и Аксаковъ еще давали примѣръ хорошаго тона въ полемикѣ. У нихъ она никогда не носила личнаго характера. A вникните, что печатали другъ противъ друга «Моск. Вѣод» и «Гражд.» и «Новое Время». Особенно H. A. Любимовъ и Васильевъ[91] отличались въ «Моск. Вѣд.». Ну, и Шараповъ тоже лѣзъ въ это. Померли «господа» (Катковъ и Аксаковъ); лакеи теперь, подлецы, дерутся. Все-таки безтолковый и безтактный, нерѣдко даже глупый князь Мещерскій всѣхъ ихъ порядочнѣе. У него еще видна иногда въ литературныхъ сношеніяхъ мораль; у «Mocк. Вѣд.», кромѣ подлой злости въ полемикѣ, ничего не видно. Даже и молодой еще (говорятъ) Ю. Николаевъ (Говоруха-Огрокъ, Неуважай-Корыто…) и тотъ, видимо, кривитъ душой. Ну, повѣрю я, что онъ Вл. Соловьева считаетъ неглубокимъ писателемъ?.. Да, милый мой, не вижу я въ русскихъ людяхъ (куда ни погляжу!) той какой-то особенной и неслыханной «морали»; «любви», съ которой носился Вашъ подпольный пророкъ Достоевскій, а за нимъ носятся и другіе, и на культурное (!) значеніе которой разсчитываетъ весьма туманно вашъ добрѣйшій Петръ Евгеніевичъ въ своей статьѣ «Національное сознаніе». У него самого дѣйствительно есть «мораль» въ русскомъ стилѣ самъ онъ удивительно добръ, очень благороденъ, способенъ пренебречь обязанностью, и съ радостью исполнить какой-нибудь высшій долгъ. Но гдѣ же онъ эту спеціальную наклонность къ высшему долгу нашелъ въ Русскихъ вообще — не знаю. Я скажу въ духѣ Фетовскомъ: «Изъ того, что Русскіе хуже всѣхъ народовъ исполняютъ мелкія обязанности, никакъ еще не слѣдуетъ, что они любятъ исполнять высшій долгъ.» Я 59 лѣтъ живу на свѣтѣ, и давно уже безъ ума: радуюсь, когда встрѣчу русскаго человѣка, любящаго долгъ для долга, а не по одному страху Божьяго наказанія. Положимъ, что для смиренія это полезно; но во всемъ же есть мѣра; нельзя же ставить идеаломъ своимъ старика Мармеладова.
«Самоваръ и раскаяніе — вотъ русскій девизъ», говорить Рошфоръ. «Смиреніе и пьянство; смиреніе и безхарактерность; всепрощеніе и собственная, вѣчная подлѣйшая невыдержка, даже и въ дѣлахъ любви»… Некрасиво! Хотя, по пристрастію сердца къ Россіи, я часто думаю, что всѣ эти. мерзкіе личные пороки наши очень полезны въ культурномъ смыслѣ, ибо они вызываютъ потребность деспотизма, неравноправности и разной дисциплины, духовной и физической; эти пороки дѣлаютъ насъ мало способными къ той буржуазно-либеральной цивилизаціи, которая до сихъ поръ еще такъ крѣпко держится въ Европѣ.
Какъ племя, какъ мораль, мы гораздо ниже европейцевъ;. но, такъ какъ, и не преувеличивая (въ патріотическомъ ослѣпленіи) молодость нашу, все-таки надо признать, что мы хоть на одинъ вѣкъ да моложе Европы, то и болѣе бездарное и менѣе благородное племя можетъ въ извѣстный періодъ стать лучше въ культурномъ отношеніи, чѣмъ болѣе устарѣвшія, хотя и болѣе одаренныя племена… Довольно объ этомъ!
Что я дѣлаю? Пишу все о той же культурѣ. Очень слабъ; хожу, но плохо; гортань этой весной хуже. Въ домѣ пока все по старому. Александръ готовится къ экзамену въ урядники. A я думаю о переходѣ въ ограду, въ скитъ или монастырь. Лизав. Павл. съ Варей — въ Козельскъ. Сейчасъ нельзя, но хозяйственнымъ условіямъ: но что-то толкаетъ. От. Амвросій взираетъ благопріятно на эту думку мою. Повѣсть (все черезъ культуру) опять до іюня отложилъ. Да и боюсь я ее какъ-то. Слабо написать — не желаю; сильно — не надѣюсь!
Извѣстная Вамъ статья «Анализъ, стиль и вѣяніе» весьма за зиму усовершенствована, продана Бергу и начнется въ іюньской книжкѣ «Русск. Вѣстн.». Если добьюсь оттисковъ, непремѣнно вышлю. Посылаю Вамъ III главу статьи моей «Добрыя вѣсти». Полагаю, что 2 первыя Вы получили отъ Замараева или Денисова, — хотя Вы объ этомъ ни слова не пишете. Или не получали? Для кого же я пишу въ «Гражданинть», когда даже ни Фудель, ни Вы «Гражданина» не ищете?
Ну, прощайте. Авдотьѣ Тарасовнѣ — мой привѣть. Отъ другихъ поклоновъ не лишу. Сами собою разумѣются.
Леонтьев К. H. Письма к Анатолию Александрову: [XLVII-LXVI: 11 июня, 11 июля, 12 августа, 4, 20 сентября, 26 октября 1890 г.; 26 октября 1890 г.; 26 февраля, 15 марта, 25 апреля, 3, 26 мая, 19 июля, 4 августа, 8 сентября, 2, 17, 22, 23, 31 октября 1891 г.] / Сообщил А. А. Александров // Богословский вестник 1915. Т. 1. № 1. С. 131 (3-я пагин.).
Милый Анатолій Александровичъ! Наконецъ-то, я собрался Вамъ отвѣтить на Ваше послѣднее («лаконическое», къ сожалѣнію) письмо.
Мстить Вамъ такимъ же лаконизмомъ не хочу, хотя, по правдѣ сказать, все таки не вполнѣ вѣрю, чтобы разъ въ мѣсяцъ-то не нашлось двухъ всего часовъ какихъ-нибудь, чтобы хоть «сочинитъ» такое письмо, которое бы могло удовлетворить меня. Вы спросите: «чѣмъ?» — Большими подробностями о Вашемъ собственномъ настроеніи, о Вашихъ надеждахъ, опасеніяхъ, радостяхъ, скорбяхъ и т. п. Не говорю уже о какихъ-нибудь болѣе общихъ вопросахъ, которые могутъ Васъ иногда тревожить. Право, такъ!
Вотъ нѣмецъ-то (Фудель) все таки лучше васъ всѣхъ: и лаконическія письма онъ пишетъ гораздо чаще, чѣмъ Вы, а отъ времени до времени касается и общихъ идей, и задаетъ мнѣ ими работу. О Кристи я не говорю. Этотъ вѣчно чѣмъ-то мнѣ не всегда понятнымъ обуреваемъ, и поэтому очень неровенъ: то напишетъ два-три длинныхъ и страстныхъ письма, то по полугоду пропадаетъ безъ вѣсти! Онъ, видимо, съ этой стороны неисправимъ, и я съ этимъ не то, чтобы примирился, но просто привыкъ къ этому, какъ къ неизбѣжному злу. Смотрите, и Вы не пріучите меня къ чему-нибудь подобному. Нужно же понимать, какъ пожилому и уединенному человѣку пріятно получать письма отъ молодыхъ друзей. Внѣшнихъ важныхъ событій нѣтъ, — есть внутренній Вашъ міръ, который не можетъ не интересовать меня.
Ну, довольно укорять Васъ; лучше поблагодарю за то, что Вы такъ скоро исполнили мое желаніе и возвратили къ себѣ статью о Черновѣ. Никогда не забуду этой грубой ошибкѣ моей! Меа culpa! Меа culpa! Всему свое время: будете профессоромъ, будете постарше, пріобрѣтете больше опыта и больше извѣстности, — и тогда, быть можетъ, со значительными измѣненіями, многое изъ труда Вашего и пригодится…
Не писалъ я Вамъ долго оттого, что очень былъ занятъ до послѣднихъ дней — сочинительствомъ своей новой повѣсти; теперь пріостановился недѣли на двѣ; буду говѣть и еще обдумывать. Не помню, писалъ ли я Вамъ, что я вынужденъ былъ приступить къ ней по жребію, который велѣлъ мнѣ бросить от. Амвросій. Это не то, что я Вамъ читалъ: «Дипломатъ Маврокордато ѣдетъ черезъ лѣсъ къ помѣщику и философу-пессимисту Львову» и т. д. По совѣсти сказать, писать объ этомъ пессимистѣ мнѣ было бы гораздо пріятнѣе и легче, и сюжетъ самъ по себѣ сразу занимательнѣе; но — дѣлать нечего — надо повиноваться жребію! Хочу постараться окончить первую часть къ сентябрю, и рѣшился не уступать дешевле 200—250 руб. за листъ. Жена Боборыкина, которая на-дняхъ пріѣхала въ свое имѣніе (верстахъ въ 15 отъ Оптиной), говоритъ, что «дадутъ, — только кончайте!» Вотъ Вамъ одна новость. Другая: Александръ нашъ готовится въ урядники; учится! Оболенскій обѣщалъ ему свою протекцію. Я же, если Богъ поможетъ мнѣ получить за первую часть повѣсти («Подруги») около 2.000 руб., развяжусь навсегда съ Калужк. Общ. Взаимн. Кредита, которое пьетъ мою кровь сотни по 2, по 3 въ годъ — процентами и погашеніемъ капитала, и хочу перейти на одиночное заключеніе въ особую пристройку при здѣшней больницѣ, гдѣ и зимой могу прямо изъ своихъ дверей ходить въ церковь черезъ корридоръ, а Лизавету Павловну съ Варей устроить въ Козельскѣ. Въ «принципѣ» это рѣшено; но срокъ перехода, конечно, зависитъ отъ многаго: отъ от. Амвросія, архимандрита и денегъ. Разъ устроившись такъ, надѣюсь и съ хозяйственной стороны на экономію рублей въ 400 въ годъ. Мечтаю уплатить при жизни и такіе долги, о которыхъ и кредиторы мои давно забыли! Вотъ таки «сѣдина въ бороду, а честность въ ребро!»
Еще новость: статья моя «Анализъ, стиль и вѣяніе»' печатается въ «Русскомъ Вѣстникъ» (іюнь — іюль). Бергъ очень ею доволенъ, и пишетъ, что она производитъ въ Петербургѣ впечатлѣніе. По полученіи оттисковъ, — конечно, одинъ экземпляръ тотчасъ же вышлю будущему профессору Русской литературы.
Что же Вамъ еще сказать? Не знаю. Покрупнѣе — нѣтъ ничего.
Вы не пишете: получили ли Вы Гражданинъ съ моими тремя статьями «Добрыя вѣсти»?
Да! Забылъ! «Іюньскій цвѣтокъ»[92] нашъ Map. Влад. Вяземская весной очень заболѣла, похоже, что просто — чахотка: у нея мать была чахоточная. Въ началѣ мая уѣхала въ Крымъ; теперь ей лучше, и ее ждутъ со дня на день домой. Я очень радъ; но если мать была чахоточная, то и ей, бѣдной, не миновать рано или поздно этого конца.
«Минуетъ все, мой другъ, и юность, и незпечность,
Сіяніе померкнетъ красоты,
Какъ облетаютъ пышные цвѣты»… *)
и т. п.
*) Отрывокъ изъ вышеупомянутаго акростиха. А.
Ну, что жъ еще сказать?
Да! «Еще одно, послѣднее сказанье»… Вчера уѣхалъ отсюда нѣкто Ѳедоръ Павловичъ Чуфринъ; молодой человѣкъ 25 лѣтъ, изъ мѣщанъ, учился только въ учительской семинаріи; заводилъ самъ какія-то образцовыя школы (первоначальныя); былъ атеистомъ и простымъ прогрессистомъ;« разстроились дѣла; разстроился самъ; дошелъ до отчаянія: одинъ знакомый помѣщикъ года два тому назадъ, понявши его состояніе, уговорилъ его съѣздить къ от. Амвросію; онъ поѣхалъ: „посмотрю, молъ, что это за Амвросій!“ Поѣздилъ, поѣздилъ — и обратился. Теперь посвящаетъ всю жизнь свою на проэкты Православной педагогіи. От. Амвросій благословилъ его ѣхать въ Москву къ гр. Капнисту (попечителю учебнаго округа) съ этими проэктами, и далъ ему денегъ на дорогу.
Меня, вообразите, онъ уже 2 года (по церкви) зналъ въ лицо; но, самъ не знаетъ почему, считалъ меня здѣшнимъ купцомъ и заводчикомъ (виннымъ) — цыплаковымъ. И только, когда прочелъ моего „от. Климента“, узналъ, что я — не Дыплаковъ, а „писатель“ — Леонтьевъ. За два дня до неотложнаго отъѣзда — пришелъ ко мнѣ; обѣдалъ, ужиналъ оба дня, — и третьяго дня мы съ нимъ, точно „люди сороковыхъ годовъ“, пробесѣдовали отъ 12 дня до 12 часовъ ночи, то въ кабинетѣ, то на балконѣ въ саду, то за обѣдомъ и ужиномъ. Очемь уменъ; при незначительной учебной подготовкѣ, судитъ и говоритъ, какъ умный кандидатъ университета. На все живое подается быстро. Съ виду похожъ немного на Замараева; брюнетъ, въ очкахъ; только красивѣе Григорія Ивановича. Вы догадываетесь, что я потщился перевернуть вверхъ дномъ всѣ его мысли… Въ религіи прежде моего его утвердилъ уже отчасти Батюшка. Но все побочное было старое и обычное. И въ религіи были большія прорѣхи: „Евангеліе, равенство, любовь“ и т. д. Ну, понимаете — я ему: „страхъ Божій; себя спасай; остальное приложится, неизбѣжно даже; любовь безъ страха — гордость и европейскій прогрессъ; правильная эстетика, даже и деспотическая, менѣе опасна для истинной религіи, чѣмъ чистая (безбожная и небогобоязненная) мораль“. Я нарочно, чтобы указать ему, какъ вѣруетъ самъ народъ, обратился къ Варѣ и спросилъ: о чемъ надо въ дѣлѣ вѣры ;прежде всего думать — о спасеніи себя или другихъ? „Нынче“, говорю я ей, „вотъ, они всѣ хотятъ другихъ спасать“. А Варя: „Вотъ еще! Да куда мнѣ другаго еще спасать! Себя-то спасешь ли отъ ада?“ Это на него тоже подѣйствовало. Мы разстались, значитъ, очень довольные другъ другомъ. Ну, прощайте. Цѣлую Васъ крѣпко и прошу передать нашъ общій привѣтъ Авдотьѣ Тарасовнѣ.
P. S. Сейчасъ вошла Варя и велѣла отъ нея особенно кланяться Вамъ. Мы всѣ очень жалѣемъ, что пріѣздъ Вашъ сюда отложенъ. Но я утѣшенъ той надеждой, что когда Вы къ зимѣ кончите совсѣмъ Вашъ экзаменъ, то, можетъ быть, и на два мѣсяца пріѣдете сюда „вольной птицей“.
А что стихи? Или научныя и педагогическія заботы усыпили музу? Да, ужъ заботы мелкія вредятъ ей (такъ же, какъ и религіи) хуже скорбей и несчастій!
Фудель собирается сюда въ августѣ.
Что съ Вами, Анатолій Александровичъ?
На Васъ это не похоже. Можно ли такъ ужъ долго молчать? Не больны ли Вы? Никакія занятія не могутъ помѣшать хоть одинъ разъ въ мѣсяцъ извѣстить о себѣ. Или чувства измѣнились? Этого, безъ повода съ моей стороны, отъ Вашего любвеобилія и твердости ожидать трудно. Если же нѣтъ, то берегитесь поддаваться этой слабости — подолгу не писать писемъ. Разъ за разомъ — человѣкъ и самъ не замѣтитъ, какъ отвыкнетъ. Что же тутъ хорошаго! Кромѣ Васъ и Фуделя, у меня такъ-то никого и не осталось больше. О Кристи и слуховъ нѣтъ съ весны. Посмотрите № 177 „Московск.. Вѣдом.“ и подивитесь, какъ мерзко П. Е. Астафьевъ тамъ противъ меня написалъ… Глазамъ не вѣришь!
Ѣду въ Москву 16 августа на цѣлый мѣсяцъ. Не увидимся ли благодаря экзаменамъ?
Фудель у меня. Благодаритъ Васъ за память и за дружескіе укоры (въ письмѣ, которое я показалъ ему). Самъ сбирается писать Вамъ. Онъ ѣдетъ вмѣстѣ со мной, но немедленно въ Петербургъ.
Милый Анатолій Александровичѣ!
Не требуйте отъ меня „длиннаго“ письма изъ Москвы. Я не могу уже потому писать его, что столъ не мой, неудобный, и вся обстановка непривычная. Уѣзжаю я домой 10-го (воскресенье). Денегъ истратилъ очень много; пользы, какъ здоровью, такъ и по литературнымъ дѣламъ, получилъ мало. Всѣ, впрочемъ, мнѣ очень здѣсь обрадовались. и старые и молодые. И только! Пока объ этомъ довольно…
Фудель вчера былъ у меня, проѣздомъ изъ Петербурга, и сегодня вечеромъ ѣдетъ въ Вильно.
Бергъ пріѣхалъ на 3 дня по своимъ дѣламъ, и уѣхалъ. На счетъ „Чародѣя“[93] еще разъ неудача. Пока дѣло было на словахъ, онъ былъ на все съ радостью согласенъ. Я хотѣлъ выслать ему стихи изъ Оптиной (и даже рѣшился безъ спроса у Васъ выслать ему и Ваши стихи на Оптину), — но оказалось, что тетрадка, въ которой Вашей рукою написано и то и другое, случайно съ другими бумагами привезена мною въ Москву. Я далъ ему прочесть, — и онъ отказался напечатать, говоря, что оба стихотворенія слишкомъ слабы! (Каково!). Fatum!
Ну, обнимаю Васъ. Прощайте.
Съ Петромъ Евгеніевичемъ мы въ ссорѣ[94]; не были другъ у друга.
Письмо LI.
20 сентября 1890 г. Оптина Пустынь.Милый Анатолій Александровичъ! Сегодня четвергъ, а въ. понедѣльникъ я возвратился къ „очагамъ“ и „пенатамъ“ моимъ, развеселый оттого, что не вижу болѣе ни паровыхъ машинъ, ни конокъ, ни тысячей хамовъ; что не слышу треска пролетокъ по мостовой; что сплю на собственномъ волосяномъ тюфякѣ, а не на дьяволомъ изобрѣтенныхъ пружинныхъ матрацахъ, которые движутся подъ тобой тогда, когда ты этого совсѣмъ не желаешь; и т. д., и т. д. Истратилъ, прожилъ, проѣздилъ рублей до 400 въ одинъ мѣсяцъ, измучился, — и теперь, избавившись отъ „цивилизаціи“, ежечасно восклицаю: „Благослови, душе моя, Господа“, не забывай всѣхъ воздаяній Его»!
Въ Москвѣ всѣ знакомые и пріятели были мнѣ до того рады, что я и не ожидалъ! Удивился. Оно, конечно, пріятно… Но вотъ поди, угоди человѣку! Нѣсколько хорошихъ, строгихъ даже и справедливыхъ, критическихъ статей, при сердечномъ ко мнѣ равнодушіи, больше бы меня утѣшили, чѣмъ эта личная любовь безъ статей… Эта любовь (личная), которую мнѣ обнаружили всѣ бывшіе сослуживцы по цензурѣ (особенно сухой предсѣдатель и лукавый Назаревскій), Грингмутъ, юноша Погожевъ, отчасти Дениска, Вл. Серг. Соловьевъ (все обнимаетъ и цѣлуетъ, и говоритъ: «ахъ! какъ я радъ Васъ видѣть!») и двое новыхъ знакомыхъ, отставные нигилисты (Говоруха-Отрокъ и Л. Тихомировъ), — эта любовь заслужена, вѣроятно, какими-нибудь уживчивыми и ничтожными сторонами моего характера: «добрый малый», «хорошій старикъ» и т. д.
Но, приближаясь все болѣе и болѣе къ послѣднему дню разсчета со всѣмъ земнымъ, хотѣлось бы знать, наконецъ, стоютъ ли чего-нибудь твои труды и твои мысли, или ничего не стоютъ! Такое упоминаніе моего имени, какое теперь, за послѣдніе два-три года, стало все чаще и чаще случаться, ни самому автору, ни читателямъ ничего не объясняетъ. «Великая заслуга указать на Болгаръ» и т. д.; «блестящее изложеніе»; «самобытный умъ»; «оригинальный публицистъ» и т. д. (и сумасшедшіе очень оригинальны, и всѣ уроды). А я бы желалъ. чтобы мнѣ самому люди умные объяснили, въ чемъ я дѣйствительно полезенъ, и въ чемъ только даровитъ, не заблуждаюсь… Мнѣ самому, для себя нужна честная и строгая критика!..
Собирается кой-кто теперь — послѣ моихъ прямыхъ укоровъ за это публичное молчаніе (при величайшихъ похвалахъ въ разговорахъ, гдѣ никогда почти систематически нельзя высказаться) — Юр. Николаевъ (Говоруха), Вл. Серг. Соловьевъ и т. д. Посмотримъ!
«Чародѣй» Вашъ неожиданно оказался со мной въ Москвѣ, переписанный Вашей рукою. а также и стихи на Оптину Пустынь. Когда я послалъ Вамъ телеграмму, я думалъ, что тетрадка эта осталась въ Оптиной, и уговаривался съ Бергомъ выслать ее отсюда. Когда же она случайно попалась мнѣ подъ руку, и я прочелъ Бергу оба стихотворенія, — онъ остался недоволенъ ими, нашелъ, что слабы, и отказался! Я этого не нахожу, Вы знаете; но, быть можетъ, я пристрастенъ. Говорилъ и читалъ Соловьеву, который имѣетъ вліяніе на Цертелева; онъ было и взялся, но предупредилъ, что Цертелевъ къ стихамъ вообще очень придирчивъ и во вкусахъ своенравенъ, — я и это дѣло бросилъ. Не судьба пока…
Хорошо бы Вамъ издать сборникъ Вашихъ стиховъ, и тогда Вамъ самимъ станетъ яснѣе, какова ихъ цѣнность. О стихотворныхъ сборникахъ всегда бываютъ отзывы… Кто знаетъ! Быть можетъ, мы съ Астафьевымъ и въ самомъ дѣлѣ оба къ Вамъ сердцемъ пристрастны, и это вліяетъ на умъ. «Чуемъ» въ Вашихъ стихахъ Вашу знакомую намъ благородную, любящую и честную душу, — и они намъ нравятся. А чужой Вамъ сердцемъ человѣкъ будетъ строже и, кто знаетъ, быть можетъ, и правѣе насъ.
Замараевъ въ Москвѣ; но мы не успѣли видѣться; онъ очень поздно узналъ, что я тутъ, и, какъ нарочно, долженъ былъ уѣхать въ это самое время на нѣсколько дней изъ Москвы.
Съ Астафьевымъ мы встрѣтились разъ на улицѣ и рань случайно въ Цензурномъ Комитетѣ; говорили кой-что; но другъ у друга не были. Я далъ почувствовать ему, что я этого не желаю. Опасаясь согрѣшить какими нибудь рѣзкими объясненіями, я предпочелъ не забывать Евангельскаго правила — удаляться отъ соблазновъ и отъ искушеній, а не напрашиваться на нихъ, въ самолюбивой надеждѣ на свою выдержку, кротость, твердость и т. д. Его статья противъ меня (лѣтомъ въ «Московск. Вѣдом.») была до того бѣшеная, ядовитая, не великодушная, а по мнѣнію Вл. Серг. Соловьева и прямо хамская (это не мое обычное слово, а въ самомъ дѣлѣ Соловьева), что надо дивиться, какъ онъ, при своей чуткой совѣсти, не пришелъ ко мнѣ съ дружескимъ и честнымъ покаяніемъ. Соловьевъ особенно «хамскимъ» находитъ укоръ его мнѣ въ томъ, «что я не особенно извѣстенъ»… И правда, что это некрасиво. Если человѣкъ, лично намъ близкій и дружественный, ошибся въ своемъ призваніи и малоизвѣстность его заслужена, то (все при личной дружбѣ) это подло; въ больное мѣсто не бьютъ честные бойцы, — особенно тѣхъ, съ кѣмъ у нихъ и домашнія отношенія были самыя теплыя. Если же человѣкъ заслуживаетъ извѣстности, но не пользуется ею по невниманію или по недобросовѣстности критики, то укорять его-то этимъ за что же?
Всѣ находятъ, что мое возраженіе въ «Гражд». было очень добродушное и умѣренное. Да еще бы и не быть ему такимъ! Я такъ боялся его обидѣть, я такъ помнилъ и о вѣчно разстроенныхъ дѣлахъ его, и о добротѣ Матрены Ивановны. и о несчастной слабости его къ вину, и о разныхъ претензіяхъ его, которыя не только мнѣ не противны, но даже нравятся, — что я больше мѣсяца не рѣшался отвѣтить ему на его первую и вовсе безтолковую замѣтку (въ «Русск. Обозр.»), молился, благословлялся у старца, возилъ читать Оболенскому, который, видя, что я и оправдать себя хочу и его трепещу унизить, совѣтовалъ мнѣ еще кой что смягчить. И вотъ, въ отвѣтъ на эту.то мою замѣтку, онъ напечаталъ въ «Моск. Вѣд.» такую статью, что жена Боборыкина, прочитавши ее, сказала: «Ужъ не пьяный ли онъ это писалъ?»
Такъ какъ всѣ почти общіе знакомые наши въ этомъ «инцидентѣ» и теоретически (т. е. по содержанію полемики) и еще болѣе морально — за меня, то ужъ мнѣ теперь его и жалко, — хотя одобрить поступка его никакъ нельзя, даже и при строжайшемъ безпристрастіи.
Тѣмъ болѣе жалко его, что онъ опять сумѣлъ поставить себя въ очень трудное положеніе: оставилъ цензорство для Лицея, а изъ Лицея его выжилъ гр. Капнистъ, и онъ теперь живетъ надеждами на доцентуру въ Университетѣ (которую устроилъ, говорятъ, ему Гротъ). Доценту надо быть занимательнымъ и краснорѣчивымъ: ну, а его скучную манеру Вы знаете!
Богъ съ нимъ! Я все таки его жалѣю и люблю, — и если бы у него достало мужества прокартавить мнѣ: «батюска! я знаю самъ, что я свинство сдѣлалъ», то я бы отъ души его прижалъ къ груди моей!..
Это было бы такъ просто! Вотъ былъ бы случай исполнить особаго вида «высшій долгъ»!..
Ну, когда же Вашимъ экзаменаціоннымъ мытарствамъ конецъ? Остаетесь ли Вы вѣрны Вашему рѣшенію пріѣхать ко мнѣ зимою? Многіе зимою сбираются: Соловьевъ, Тихомировъ, Говоруха-Отрокъ на Святки непремѣнно, студентикъ Погожевъ… Увидимъ, кто исполнитъ…
А у насъ здѣсь важная новость: от. Исаакій (архимандрить) умираетъ, — вчера первый ударъ, сегодня — еще хуже. Переворотъ большой для обители. Все измѣнится. Для меня же, по правдѣ сказать, все равно. Къ нему я равнодушенъ лично; для Оптиной особенно полезнымъ его не считалъ (слишкомъ купецъ); а со всѣми возможными преемниками его я настолько хорошъ лично, что за себя мнѣ опасаться нечего. Если же Вы спросите меня, котораго изъ этихъ возможныхъ преемниковъ я считаю лучшимъ, то я прямо скажу: ни одного; «всѣ хуже»… Для Оптиной въ наніе время нуженъ игуменъ образованный: а такого человѣка между оптинскими іеромонахами нѣтъ. Есть дѣловые, добрые, практически умные; но всѣ, за исключеніемъ скитоначальника отца Анатолія, купцы по роду и по духу. И посмотрите, что именно от. Анатолія-то они и не выберутъ. Не выберутъ потому, что слишкомъ идеаленъ; а они, эти старшіе здѣсь, хоть и честные, искренніе монахи въ своей спеціальной сферѣ, но въ дѣдѣ управленія помѣшаны на хозяйствѣ; а о томъ, какую историческую великую роль играетъ въ XIX вѣкѣ въ Россіи Оптина пустынь и какъ важно для мірянъ ея идеальное вліяніе, они мало думаютъ. Они всѣ не ясно понимаютъ, что кругомъ ихъ на свѣтѣ теперь дѣлается; а живутъ мыслію все по «старинной простотѣ»: внѣшніе, тѣлесные труды монашества да хорошее хозяйство — вотъ и ладно… Конечно, пока от. Амвросій живъ, онъ все будетъ озарятъ и согрѣвать, — но вѣдь и ему 79-ый годъ!
Ну, прощайте; обнимаю Васъ.
Вы пишете, что у Васъ нѣтъ трехъ первыхъ главъ моей статьи «Добрыя вѣсти». Поищу и пришлю Вамъ вмѣстѣ съ оттисками моей статьи «Анализъ, стиль и вѣянье». Кланяйтесь Авдотьѣ Тарасовнѣ.
Я такъ теперь занятъ, милый мой Анатолій Александровичъ, что не приключись мнѣ сегодня неожиданная безсонница, то я не собрался бы Вамъ отвѣтить раньше первыхъ чиселъ ноября на Ваше послѣднее письмо изъ Ярославля (14 октября). Но это, конечно, не мѣшало мнѣ чрезвычайно обрадоваться добрымъ вѣстямъ на счетъ Вашего второго экзамена… Вотъ это хорошо! Ну, а русскій языкъ, сербскій и польскій, конечно, сдадите. Самое главное и самое трудное все кончено, слава Богу!
Вы, вѣрно, о ею пору что-нибудь думаете о диссертаціи? Интересно бы мнѣ: какую Вы тему изберете? Конечно («обязательно!») изъ русской литературы, — но какого періода?
Не знаю, годится ли это, но мнѣ кажется, хорошо бы разобрать съ литературно-исторической (и даже отчасти психологической) стороны Четьи Минеи Дмитрія Ростовскаго, — разобрать въ томъ смыслѣ, чтобы сравнить и житія Святыхъ Русскихъ со Святыми Греческими (и Римскими, конечными, вошедшими туда же), т. е., какъ они, житія, написаны, и, еще лучше, самихъ святыхъ, ихъ характеры. Конечно, выйдетъ для насъ не слишкомъ лестно, ибо, если святость равная, то ужъ творчество родовъ подвижничества (одиночество, общежительство, столпничество, юродство, странничество и т. д.) будетъ все на сторонѣ Византійцевъ; наши Святые только повторяли ігхъ, такъ сказать, изобрѣтенія на аскетическомъ пути?
Или, можетъ быть, это слишкомъ трудно еще въ Ваши года? Или для той каѳедры, которую Вы имѣете въ виду, не годится? Не знаю. Вамъ лучше это знать.
На счетъ «Чародѣя» — что сказать? Конечно, я подкупленъ; но все таки надѣюсь, что и лестную для меня вещь назвалъ бы слабой, если бы она мнѣ такою казалась. (Нахожу же я cтатью Портье д’Арка — Чернова — слабой и до сихъ поръ укоряю себя за то, что допустилъ Васъ до труда надъ нею!). «Чародѣя» не я одинъ находимъ сильнымъ, — помните, что Астафьевъ Вамъ говорилъ? Вл. Соловьевъ зналъ его давно и въ этотъ разъ еще прослушалъ его, хотѣлъ говорить о немъ Цертелеву, но предупредилъ меня, что Цертелевъ на счетъ стиховъ очень разборчивъ и придирчивъ даже. Тогда я сказалъ себѣ: "Больше не мѣшаюсь въ это! Пусть Александровъ самъ пробуетъ, а мнѣ рѣшительно неловко; будь это не «Чародѣй», а что-нибудь другое — иной разговоръ. Александровъ и самъ уже пользуется достаточнымъ уваженіемъ, и можетъ самъ вступать въ переговоры.
А Берга я и не разберу, хотя и давно его знаю. Онъ очень твердый человѣкъ вообще, и съ убѣжденіями; но въ частныхъ случаяхъ онъ очень перемѣнчивъ и мнителенъ. Не пойму его. Онъ и со мной таковъ. Ну, а чтобы онъ былъ особенно непріятенъ, какъ говоритъ Фетъ, я этой не нахожу.
Я увѣренъ, что Вы спрашиваете, чѣмъ же это Конст. Никол. теперь такъ занятъ: «романомъ или чѣмъ еще?» Увы! Романъ пока отложенъ… Другимъ, — а чѣмъ, не скажу! Увидите сами… Я не виноватъ, что Вы, повидимому, ничего въ Ярославлѣ не читаете, — ни даже «Моск. Вѣдом.»' Иначе Вы бы увидали, что мнѣ наговорилъ въ іюнѣ (№ 177) Петръ Евгеніевичъ… Увидали и изумились бы и бѣшенству его и туманности объясненій. Или ужъ сказать? Нѣтъ, подожду, а то придется много распространяться… Скажу только, что будетъ вовсе не простая полемическая статья. (Я этого терпѣть не могу — и Васъ заклинаю воздерживаться отъ личной полемики). Нѣтъ, это будетъ нѣчто похитрѣе и позатѣйливѣе.
Должно быть, Вамъ вовсе некогда было читать'.
Получаете ли Вы либерально-панславистическій «Boй», подъ именемъ «Благовѣста»? И сами приглашены ли въ немъ участвовать? Не брезгайте, но и не уступайте. Фудель уже печатаетъ тамъ, и сразу сказалъ имъ, что настоящіе продолжатели славянофильства — Вл. Соловьевъ и я. Да еще и очень рѣзко. Они приглашаютъ его доказать что. Посмотримъ.
О Кристи извѣстія плохія. Его видѣли люди на Кавказѣ, — сбивается, заговаривается… Вотъ печальная судьба! Я каждый день объ немъ думаю. Такъ жалко, что и вѣрить не хочется! Самъ онъ съ весны пересталъ мнѣ писать…
Когда получу изъ Петербурга оттиски моей статьи «Анализъ» и т. д., вышлю Вамъ. А пока прощайте. Обнимаю, цѣлую и люблю.
Авдотьѣ Тарасовнѣ и отъ меня, и отъ жены, и отъ Вари — поклонъ и привѣтъ.
Александръ служитъ съ августа урядникомъ. Мы его очень рѣдко видимъ; очень занятъ; да и товарищи, должно быть, больше доставляютъ ему развлеченія, чѣмъ жена (т. е. Варя) и я. Слава Богу, Варя ничуть не горюетъ объ этомъ и со мной да съ Лизаветой Павловной нисколько не скучаетъ. Да, утѣшилъ Господь меня этой молодой женщиной. «Благослови, душе моя, Господа и не забывай всѣхъ воздаяній Его!»
Архимандриту (Вы спрашиваете о немъ) получше; ходитъ; но, конечно, непроченъ. 82-й годъ!
Р. S. Вспомнилъ, что у меня случился лишній экземпляръ № 5 «Благовѣста», — и вкладываю въ письмо тотъ листикъ, гдѣ нашъ от. Іосифъ показалъ зубы либеральнымъ славянофиламъ. Прочтите. Меня это утѣшило!
Дорогой Анатолій Александровичъ!
Сейчасъ только получилъ Ваше письмо изъ Москвы отъ 23 февраля, и спѣшу поздравить съ полнымъ окончаніемъ экзаменовъ. Лизавета Павловна и Варя также поздравляютъ и радуются.
А я третьяго дня, какъ нарочно, отправилъ Вамъ въ Ярославль тоже открытое письмо съ укорами за забвеніе и долгое молчаніе. Неужели вы въ Ярославлѣ не получили моего довольно большого письма о П. E. Астафьевѣ? Или пропадаютъ письма? Я отъ Васъ также даннымъ давно не получалъ. Очень желаю, чтобы Васъ оставили въ Москвѣ и даже эти дни буду думать о средствахъ этому способствовать. Буду писать подробнѣе на первой недѣлѣ поста. А теперь занятъ для «Гражданина». Авдотьѣ Тарасовнѣ — отъ всѣхъ насъ поклонъ.
P. S. Здоровье — ни шатко, ни валко.
Вчера Вы, милый Александровъ, очень порадовали меня Вашимъ письмомъ о приватъ-доцентурѣ Вашей, o «Максимѣ Грекѣ» и т. д. Вы спрашиваете моего совѣта: разумѣется, надо ѣхать въ Петербургъ! На гр. Капниста и на ректора (??) я что-то не очень надѣюсь; опасаюсь, что у этихъ людей могутъ быть свои мѣстныя личныя пристрастія. Какъ только увидите, что можете ѣхать, такъ сейчасъ и заблаговременно напишите мнѣ заказное открытое письмо — два слова: «То?дагпо ѣду въ Петербургъ». Я сейчасъ же напишу гр. Делянову, что Вы «тотъ самый Александровъ, котораго я рекомендовалъ для стипендіи и который оправдалъ экзаменами мою рекомендацію». Въ такой формѣ это и министру можетъ доставить удовольствіе. Сверхъ того, я дамъ Вамъ рекомендательныя карточки — Филиппову, Мещерскому и кой-кому еще. Вотъ и все. Но прошу Васъ позаботиться объ этомъ заранѣе, чтобы мнѣ осталась для теперешней усталости и медлительности моей, по крайней мѣрѣ, недѣля. Я всѣ мои обѣщанія, какъ знаете, исполняю; но спѣшить мнѣ стало во всемъ тяжело. Къ тому же теперь и Постъ, а онъ моему малокровію не дешево достается!
Отчего же Вы не порадуете меня обѣщаніемъ пріѣхать сюда на каникулы? Неужели опять «кондиціи»? Ахъ, дружокъ, надо бы, надо бы Васъ опять «позарядить кой-чѣмъ»… А то, Богъ дастъ, устроитесь, начнете опять пописывать понемножку и пойдете опять «басить»: «Гаршинъ, Короленко, Макаръ, Тойонъ, Достоевскій, Достоевскій», — и все будете у разныхъ «пороговъ» осмотрительно пріостанавливаться, не рѣшаясь, «шапка на бекрень», перешагнуть черезъ нихъ. (Въ статьѣ Вашей о Гаршинѣ, которую я храню и недавно еще перечелъ внимательно, есть 3—4 такихъ порога, за которыми Вы остались; въ жизни, я нахожу, Вы несравненно смѣлѣе, чѣмъ въ литературѣ).
На счетъ давняго письма моего въ Ярославль и печальныхъ статей, которыми мы обмѣнялись съ Астафьевымъ, теперь мнѣ все ясно. Я объ нихъ-то и спрашивалъ, — и доволенъ, что Вы ихъ получили. Я посылалъ ихъ и Кристи (которому, слава Богу, судя но послѣднему, очень толковому, письму, теперь гораздо лучше), — и онъ гораздо болѣе Васъ вознегодовалъ на Петра Евгеніевича. Вы же — молчокъ. Можетъ быть, съ точки зрѣнія высшаго христіанства Вы и правы; ну, а по моимъ немощамъ, негодованіе Кристи доставило мнѣ гораздо больше удовольствія, чѣмъ Ваше равнодушіе и молчаніе. Я нахожу даже, что Кристи къ нему ужъ слишкомъ строго отнесся въ этомъ случаѣ, и хочу въ отвѣтѣ моемъ даже заступиться за него. Небось, пьяный писалъ.
Ну, Господь съ Вами! Авдотью Тарасовну благодарю и отъ домашнихъ моихъ и отъ себя за добрую память. Небось, она рада возвратиться въ Москву?
На счетъ Вашихъ больныхъ (Маріи и Аркадія) сегодня же батюшкѣ написалъ записку.
Обнимаю крѣпко!
Будьте здоровы, и да хранитъ Васъ Господь милосердый!
P. S. Не хотите ли полюбопытствовать — прочесть новую статью мою въ 4 NoNo «Гражданина» (№№ 64, 65, 66, и 67, мартъ). Авось либо въ Москвѣ достанете.
Если добьюсь отъ безпорядочнаго князя Мещерскаго нѣсколько экземпляровъ, то непремѣнно Вамъ вышлю. Но отъ него деньги скоро приходятъ, а ужъ Noа не скоро дождешься!
Т. П. Филипповъ въ восторгѣ, и пишетъ, что министръ Внутреннихъ Дѣлъ обратилъ на нее особое вниманіе Государя, по «ея государственному значенію». Дай Господи! «Не по грѣхамъ нашимъ воздалъ еси намъ»! Только и тутъ «Гражданинъ» не обошелся безъ опечатокъ: въ IV статьѣ напр., напечатано про I. Хр. «Учитель Новой Земли» — вмѣсто «Учитель Новой Вѣры»… Обратите на это вниманіе. Заглавіе: «Записки отшельника. — Надъ могилой Пазухина».
Воистину Воскресе, дорогой и добрый другъ мой Анатолій Александровичъ! Вы очень обрадовали меня своимъ намѣреніемъ пріѣхать лѣтомъ въ Оптину; но Ваши обстоятельства своей неопредѣленностью тревожатъ меня. Да, — Вамъ необходимо побывать къ осени въ Петербургѣ. Постараюсь пригодиться Вамъ. Но можетъ быть и то, что полезные намъ люди будутъ въ Москвѣ на французской выставкѣ еще раньше. Понимаете, какіе люди? Слѣдите за этимъ. Это лучше всего.
Не думайте, что я измѣнился въ чувствахъ, оттого что теперь не пишу большого письма. Вѣрьте, обремененъ заботами, а силы все умаляются! Авдотьѣ Тарасовнѣ ото всѣхъ насъ — поклоны я пожеланія.
P. S. Посылаю подъ бандеролью свою новую и дерзновенную статью.
Дорогой и добрый другъ мой Анатолій Александровичъ, на дняхъ къ Вамъ, вѣроятно, явится нѣкто Ѳедоръ Павловичъ Чуфринъ, котораго рекомендую Вамъ съ самой хорошей стороны: и умомъ, и сердцемъ это юноша далеко недюжинный. Онъ хочетъ познакомиться съ Вами, какъ съ моимъ другомъ. Я поручилъ ему, между прочимъ, посовѣтовать Вамъ не унывать, что въ Петербургъ нельзя скоро ѣхать; ибо полагаю, что, благодаря французской выставкѣ, всѣ тѣ лица, отъ которыхъ прямо или косвенно можетъ зависѣть назначеніе Вамъ оклада[95], перебываютъ на короткое время въ Москвѣ: и гр. Деляновъ, и Филипповъ, котораго поддержка, кажется, у Делянова много вѣсить, и кв. Волхонскій (товарищъ министра), и даже H. А. Любимовъ, которому Вы лично извѣстны. На кв. Волхонскаго можетъ, повидимому, имѣть вліяніе Влад. Серг. Соловьевъ, къ которому и совѣтую Вамъ безъ стѣсненія обратиться. Нѣтъ сомнѣнія, что онъ сдѣлаетъ все, что отъ него зависитъ. Что касается до министра Народнаго Просвѣщенія и до Т. П. Филиппова, то для перваго я прилагаю письмо, которое, по прочтеніи. надо подать, разумѣется не открытымъ, а запечатаннымъ; а для второго — мою карточку съ рекомендаціей. Карточку надо открытую послать черезъ слугу, а потомъ уже являться. Что не выставлены число и мѣсяцъ, это не бѣда, — можете и сами выставить, а можно и такъ оставить. Не упустите только ихъ. На газеты не надѣйтесь — опаздываютъ; надо розыскать другія средства для того, чтобы Васъ своевременно извѣстили о пріѣздѣ. Впрочемъ, Вы и сами ужъ не маленькій. А мнѣ остается только помолиться за Васъ; Я самъ, Вы понимаете, очень дорожу тѣмъ, чтобы Вы основались въ Москвѣ, поближе ко мнѣ. Буду съ радостью и сюда Васъ ждать! Пора! И не я одинъ, а и Лиз. Павл., и Варя. Онѣ обѣ поручаютъ мнѣ передать Авд. Тар. ихъ сердечные поклоны и поздравленія съ праздникомъ.
Лиз. Павл. все та же, — все непостоянна: то гнѣвъ, то скука, то радость по пустякамъ, то ненависть къ Оптиной, то примиреніе съ нею; все также добродушна и все также «психозна»! Иной разъ и тяжело таки намъ съ Варей приходится! Крестъ! И Варѣ больше, чѣмъ, мнѣ. Я заслужилъ этотъ крестъ моимъ прошлымъ, а Варѣ — «въ чужомъ пиру похмелье»!
Варя третьяго (или четвертаго) дня родила еще мальчика; Николаемъ окрестили. Теперь у нихъ трое дѣтей: Маша, Сережа (2-й годъ) и этотъ. Ничего — здорова; только очень слаба; сама кормить не можетъ.
Я съ самой Страстной писаніемъ не занимался: то молитва, то «яйца», то праздники. то хозяйство, то лѣнь и недуги..
Завтра думаю исправить статью для «Гражданина» — «Достоевскій о дворянствѣ». Вы должны радоваться: я его хвалю тамъ (до извѣстной степени); Вы вѣдь все таки — его поклонникъ; тогда какъ мнѣ похвалить его вовсе не легко: я его "уродливыхъ романовъ терпѣть не могу; хотя и понимаю. ихъ достоинства.
Въ заключеніе письма, прибавлю, что мнѣ все что-то грустно послѣднее время; если Вы не забыли, что я Вамъ говорилъ о значеніи въ моей жизни годовъ 40—41, 50—51, 59— 61, 70—71, 80—81, то Вамъ будетъ понятно то подавляющее дѣйствіе, которое имѣетъ на меня цифра 91! Жду все какого-то событія, перелома къ жизни моей, — быть можетъ, и смерти…
Обнимаю — и прошу попрежнему любить
P. S. Знакомы ли Вы со статьями Розанова въ «Руск. Вѣсти.» и въ «Моск. Вѣдом»?
Познакомьтесь, прошу Васъ, съ Говорухой-Отрокомъ, который пишетъ въ «Московск. Вѣдом.» подъ именемъ Юрія Николаева. Мы съ нимъ прошлой осенью сошлись. У Васъ найдется много общаго. Онъ живетъ въ Кокоревской гостиницѣ, за Москвой-рѣкой.
Крѣпко обнимаю и благодарю милаго моего «приватъ-доцента» за поздравленіе!
Слѣжу, насколько умѣю, внимательно за спискомъ пріѣзжихъ на выставку въ Москву важныхъ сановниковъ; но до сихъ поръ не видать ни Делянова, ни Филиппова, ни кв. Волхонскаго. Такъ что до сихъ поръ не имѣю утѣшенія знать, пригодились ли мои письма, карточки и совѣты. Буду ждать съ нетерпѣніемъ; надѣюсь, что не замедлите извѣстить…
Отчего бы Вамъ теперь. когда П. Е. Астафьевъ имѣетъ свою типографію (сказать мимоходомъ, все таки «хамство!»), не напечатать у него сборника Вашихъ стихотвореній? О томъ, чтобы были отзывы, хоть краткіе (въ газетахъ), я позабочусь и самъ, и черезъ другихъ. Подумайте.
Въ первыхъ числахъ іюня жду Фуделя, — получилъ отъ него предупрежденіе.
Думаю часто о бѣдномъ Ив. Ив. Кристи. Послѣднее письмо его (въ февралѣ) было довольно ясно и умно; но съ тѣхъ поръ не пишетъ вовсе; хотя я и ему посылалъ вырѣзки своихъ статей изъ «Гражд.», — впрочемъ, безъ писемъ. «Бѣднымъ» я его называю не столько потому, что онъ былъ недавно такъ боленъ, — Богъ дастъ, поправится; но потому, что онъ ужъ слишкомъ какъ-то связанъ съ родными своими, — гораздо тѣснѣе, чѣмъ бы нужно для человѣка, годнаго въ хорошіе «дѣятели». «Враги человѣку — домашніе его!» Здѣсь это какъ разъ у мѣста. Люди, враги будущности!
Чуфринъ пишетъ, что былъ у Васъ и вынесъ самое пріятное впечатлѣніе изъ знакомства съ Вами.
Весьма возможно, что я послѣ Успеньева дня опятъ буду въ Москвѣ. Нужно. (Только не для дурацкой литературы; избави меня Боже отъ такого малодушія въ 60 лѣтъ! Не думайте этого)[96].
Жена моя и Варя сердечно благодарятъ Васъ за память. У Вари теперь 2 мальчика уже; а жена моя все также шляется туда-сюда, мечтаетъ по-старому о путешествіяхъ, и то гнѣвается на всѣхъ, то помираетъ со-смѣху. Привыкъ, привыкъ, а все таки иногда очень тяжело видѣть въ такомъ грязномъ и униженномъ состояніи женщину, на которую когда-то любовался и которую любилъ не только сердцемъ, но и воображеніемъ, ибо тогда въ ней была дѣйствительная самородная, своеобразная, безыскусственная поэзія, а теперь остались своеобразный идіотизмъ и тоже весьма ужъ безыскусственная грязь и неряшество. Иногда — «ничего»; ну, а иногда — и крестъ!!
Недавно я получилъ изъ Москвы письмо отъ одного изъ лучшихъ Оптинскихъ монаховъ — отца Эраста (въ міру — Эрастъ Кузмичъ Выдропскій); от. Амвросій послалъ его по одному важному монастырскому дѣлу. Онъ очень интересуется судьбой моихъ сочиненій (гораздо больше Вашего, какъ оказывается); зашелъ къ Салаеву и спросилъ о моихъ книгахъ. Ему сказали: «идутъ!» Я этого не ожидалъ, и даже не понимаю, откуда Салаевъ ихъ беретъ. Они всѣ («Востокъ, Россія и Славянство», 2 тома) въ складѣ въ Цензурномъ Комитетѣ, подъ надзоромъ сторожа Якова Архипова и подъ контролемъ С. В. Залетова, старшаго секретаря Комитета. Они ничего мнѣ не пишутъ, и я опасаюсь, что у от. Эраста съ прикащиками Салаева вышло какое-то недоразумѣніе. Не потрудитесь ли, Анат. Алекс., навести объ этомъ справки поточнѣе? Будьте такъ любезны! Прибавлю еще, что я поручилъ экземпляровъ 20 на комиссію Васильеву, на Страстномъ бульварѣ. Хорошо бы у самого хозяина разспросить; онъ — порядочный человѣкъ и меня лично знаетъ.
Ну, до свиданія. Прекрасно было бы, если бы Вы побывали здѣсь раньше августа, — ибо мой планъ — еще только планъ и больше ничего.
Профессоршѣ отъ меня, жены и Вари — искренній привѣть. Обнимаю еще разъ.
P. S. Недавно пересматривалъ Вашу статью о Гаршинѣ, и опять остался недоволенъ недомолвками и вредными осторожностями. Увѣряю Васъ, что это бѣда для критика: все лишнее, все свое такъ въ душѣ, и останется!..
Голубчикъ Анатолій Александровичъ!
Если Вы уже въ Москвѣ, то поскорѣе извѣстите меня на отвѣтномъ бланкѣ. Я хочу просить Васъ сдѣлать за меня два дѣла (нелитературныхъ). Получивъ извѣстіе; напишу закрытымъ письмомъ.
Bac. Bac. Розановъ живетъ теперь подъ Москвой, на Воробьевыхъ горахъ, дача И. А. Фролова, — и, вѣроятно, пробудетъ до возобновленія лекцій (до 15 августа?).
P. S. 20 іюля. Получилъ письмо отъ Розанова. Переводится въ г. Бѣлый, Смоленской губерніи; пишетъ еще, видимо, изъ Москвы. Онъ, должно быть, весьма неакуратенъ.
Вчера получилъ Ваше письмо изъ Скрылевки. Не знавши, что Вы уѣхали изъ Москвы, писалъ недавно туда два слова, — и, конечно, отвѣта не получилъ. Пока живемъ день за день.
Secundo Septerabrio abeo(?) in Sanctum Tr.-Sergium. Pecunia habeo satis[97]. (Какова латынь! И то Погожевъ помогалъ). Поэтому — до свиданіи!
У меня до 16 августа гоститъ Погожевъ. Филипповъ былъ, но всего сутки. Вл. Соловьевъ обѣщаетъ гостить у Оболенскаго въ сентябрѣ.
Дорогой Анатолій Александровичъ, я было думалъ, что сегодня меня посѣтитъ кто-нибудь изъ московскихъ друзей, — однако, прогадалъ! А именно вначалѣ-то моего сюда переселенія особенно сильно чувствуется не только одиночество (это такъ ужъ и быть бы!), но и совершенная физическая безпомощность моя! Мой Егоръ ничего еще не знаетъ, и можетъ быть полезенъ только для услуженія и мелкихъ покупокъ. А между тѣмъ необходимо же къ октябрю искать квартиру, — во первыхъ, для себя, а можетъ быть и другую (попроще) для Лиз. Павл. и Вари. Кто будетъ ходить или ѣздить? Погода испортилась, видимо, надолго: кашель мой хуже; я даже и въ Церковь уже не могу ходить, — и, но всѣмъ признакамъ, зимній «затворъ» уже начался раньше обычнаго. Я разсудилъ, что мнѣ лучше всего выписать сюда на нѣсколько дней Александра изъ Мазилова. Почта у нихъ съ половины августа закрывается, и прямого сообщенія для писемъ нѣтъ; но есть у Дорогомиловской заставы лавка нѣкоего И. И. Трусова, черезъ котораго письма доходятъ въ Мазилово очень вѣрно. Третьяго дня я и послалъ черезъ него заказное открытое Александру съ приглашеніемъ или пріѣхать. сюда поскорѣе, или, если нѣтъ вовсе денегъ, то отвѣтить мнѣ поскорѣе; я вышлю ему на дорогу… Сегодня ждалъ его, — нѣту! Терять времени нельзя по многимъ причинамъ, которыя касаются не только меня, но и Вари съ дѣтьми. Поэтому прошу Васъ, голубчикъ Ан. Ал., съѣздите къ этому Трусову, въ лавку, узнайте все о письмѣ и попросите его, нельзя ли, какъ-нибудь ускорить пріѣздъ Александра. Если нужны деньги, дайте ему, пожалуста, рубля 2—3. На возвратномъ пути Александръ привезетъ Вамъ.
У меня денегъ достаточно, слава Богу; но денежное письмо позднѣе получите; а мнѣ ужъ, право, становится тягостно болѣе недѣли сидѣть взаперти и знать, что время идетъ къ холодамъ, а и квартира все не ищется, и судьба семьи на эту зиму не рѣшается… Вотъ почему и день одинъ дорогъ.
Передайте также прилагаемую записочку Ѳ. П. Чуфрину. Не знаю навѣрное, но старому адресу ему писать или по другому.
Все дѣловыя да хозяйственныя письма теперь… О чувствахъ и объ идеяхъ поговорю изустно — съ тѣмъ, кто посѣтитъ меня. А теперь писать ни о чемъ, кромѣ дѣлъ, не могу! Впрочемъ, и батюшка от. Амвросій говоритъ, что о тѣлѣ (т. е. о необходимомъ) надо всегда прежде позаботиться, потому что и Богъ прежде создалъ тѣло, а потомъ душу.
Да вотъ еще двѣ просьбы: 1) Когда возьму квартиру, не согласитесь ли Вы вмѣстѣ съ Авдотьей Тарасовной поискать для меня мебель у Сухаревой башни? Тогда мнѣ яснѣе будетъ, сколько чего нужно.
А 2) не пришлете ли Вы мнѣ чего-нибудь почитать? Читаю духовное каждый день, да день-то длиненъ, — хочется и свѣтскаго. Пришлите посылкой — и напишите, сколько стоитъ. Очень хочется давно съ былинами русскими основательно познакомиться; не устроите ли Вы мнѣ это?
Обнимаю Васъ крѣпко. Хотѣлось бы о многомъ и многомъ поговорить, — между прочимъ, о статьѣ Юрія Николаевича противъ Мечникова. Очень остро и искусно! Это замѣчательно, что орудіе насмѣшки мало по малу перешло въ наши руки. А долго было наоборотъ. Дай Богъ!
Какъ мнѣ жаль, что бѣдная Александра Георгіевна[98] такъ опасно больна! Вообразите, я въ 1870 году видѣлъ, какъ ее крестили въ Корфу. Аѳинскій митрополитъ — суровый старикъ въ прекрасномъ бѣломъ глазетовомъ облаченіи, пожертвованномъ изъ Россіи, вынулъ крѣпкую, красную дѣвочку изъ купели и поднялъ ее кверху, обращаясь къ толпѣ. И всѣ закричали: «зито!» Въ церкви, впрочемъ, были только все именитые и чиновные люди, а народъ наружи. Но когда народъ услыхалъ нашъ крикъ, то и вся площадь тоже закричала: «зито!» И на портретѣ — невѣстой — она очень мнѣ понравилась… А теперь — вдругъ умретъ! Очень жалко!
Голубчикъ Анатолій Александровичъ. Вы живете близко отъ угла Пречистенки и Зубовскаго бульвара, на которомъ домъ Лихутиной и квартира матери Влад. Серг. Соловьева: онъ у нея всегда и живетъ, когда бываетъ въ Москвѣ. Зайдите туда, если возможно (разумѣется), безотлагательно и узнайте, уѣхалъ онъ или нѣтъ. И если уѣхалъ, то куда? Если же онъ въ Москвѣ, то выручите, наконецъ, у него мою рукопись (3 первыя главы статьи, запроданной ужъ годъ тому назадъ Цертелеву. Вы, кажется, ее знаете? Не помню). Онъ въ «Парижѣ» (бывшей гостиницѣ Шевалдышева) не засталъ меня дома и оставилъ карточку съ надписью: «Рукопись Ваша нашлась. Куда Вамъ ее выслать»? Служитель мой отдалъ мнѣ эту карточку въ прошлый четвергъ, а я въ прошлую же пятницу, возвратившись сюда, написалъ Соловьеву, чтобы онъ высылалъ ее мнѣ скорѣе, и съ адресомъ. И вотъ ровно недѣля, а рукописи я еще не получалъ! Не знаю, что и подумать. это дѣло, какъ заколдованное, цѣлый годъ не кончается! Пожалуста, помогите.
Около 10—12 октября я надѣюсь перейти внизъ, на извѣстную Вамъ квартиру[99], и тотчасъ же приняться за занятія. Конечно, если къ тому времени эта рукопись не окажется въ моихъ рукахъ, я, въ крайности, начну готовитъ статью для «Русскаго Обозрѣнія» и по черновой. Но все таки не хотѣлось бы прибѣгать къ этой крайности, ибо многое, — кажется, лучшее, прибавлено было прямо на бѣло.
Что за странный сталъ этотъ человѣкъ — Соловьевъ!?
Что же Ѳед. Павл. не далъ мнѣ своего адреса? Старый, съ 3 нумерами дома у Петровскихъ воротъ, у меня цѣлъ, но я не знаю, тамъ ли онъ или перемѣнилъ. Я много о немъ думаю и даже тревожусь за него, — тѣмъ болѣе, что ничего сейчасъ еще не придумаю для него сдѣлать; но молю Бога, чтобы Онъ и его подкрѣпилъ и мнѣ доставилъ бы случай вывести его на дорогу.
Думалъ и объ Васъ. И нахожу, что Вы напрасно медлите писать Любимову[100]. Если уже рѣшено, что писать ему можно. то зачѣмъ же откладывать до Рождества? Пока Вы будете собираться, эту сумму назначатъ другому, и Вы будете наказаны за Ваше, по моему, необъяснимое кунктаторство. Впрочемъ, можетъ быть, есть условія, о которыхъ Вы мнѣ не говорили? Не знаю.
Авдотьѣ Тарасовнѣ — мой привѣтъ.
Милый другъ, Анатолій Александровичъ! Вѣсть о кончинѣ от. Амвросія не застала меня въ расплохъ: я давно уже приучилъ мою мысль къ этой утратѣ. Онъ былъ слишкомъ уже слабъ, чтобы можно было надѣяться на продолженіе его жизни. Разумѣется, ни одинъ духовникъ уже не можетъ мнѣ замѣнить его. Будемъ такъ доживать нашъ грѣшный вѣкъ! Чуфринъ уѣхалъ въ Оптину. Рукопись получилъ[101].
Марлю[102] не высылайте, — подождемъ случая. Спасибо Вамъ. А у меня лихорадка[103]; едва хожу; не знаю, что ѣсть, — Все не подходить… И, по правдѣ сказать, порядочно таки тоскую отъ этого.
Дорогой Анатолій Александровичъ! Нельзя ли какъ нибудь достать для меня подлинникъ ужаснаго реферата Вл. Серг. Соловьева[104]?! Читаю въ «Моск. Вѣд.», и глазамъ своимъ все не хочу вѣрить! Неужели? Неужели? Такъ все прямо и дерзко — въ Россіи 90-хъ годовъ?! И ни у кого не найдется силы какъ слѣдуетъ отвѣтить!
Я думаю, съ тѣхъ поръ, какъ я переѣхалъ къ Троице-Сергію, Вамъ, милый доцентъ, стало много труднѣе жить на свѣтѣ… Того и гляди, опять письмо отъ меня, если не прямо съ «комиссіей» какой-нибудь, то все таки съ какой-нибудь просьбой, требующей отвѣта. И это, конечно, нарушаетъ олимпійское и мудрое равновѣсіе Вашего духа. Что жъ дѣлать! И дружба имѣетъ свои тернія!
Только что вчера послалъ Вамъ открытое письмо о «peфератѣ» Соловьева, какъ уже пишу другое… На этотъ разъ главнымъ дѣломъ о Чуфринѣ.
Пожалуста, какъ только онъ пріѣдетъ, такъ попросите его пріѣхать ко мнѣ дня на три. И если онъ изъ Оптиной привезетъ съ собою какую нибудь новую статью, о похоронахъ ли oт. Амвросія или о чемъ-нибудь вообще до него касающеійся, то пусть привезетъ мнѣ для отправки въ «Гражданинъ». Вѣдь печатать по разнымъ газетамъ выгоднѣе для, большаго прославленія имени нашего общаго духовнаго благодѣтеля.
Въ «Гражд.» до сихъ поръ не было ничего, — вообразите! Не знаю, что жъ дѣлаютъ въ Оптиной всѣ эти Шидловскіе, отцы Эрасты и т. д. И въ Шамардинѣ есть образованныя монахини! Удивительно!
Объ рефератѣ Соловьева не безпокоитесь больше. Вчера узналъ, что онъ будетъ напечатанъ въ «Вопросахъ Философіи и Психологіи».
Эта исторія меня сильно поразила и огорчила!..
Всѣ мы (и я прежде всѣхъ!) безсильны, и нѣтъ у Православія истинно хорошихъ защитниковъ. Юрій Николаевичъ (спаси его Господи!) бьется почти что одинъ. Но и его возраженія очень недостаточны.
Неужели же нѣтъ никакихъ надеждъ на долгое и глубокое возрожденіе Истины и Вѣры въ несчастной (и подлой!) Россіи нашей?.. Не знаю, что и подумать, и чрезвычайно скорблю!..
Возражать самъ, по многимъ и важнымъ причинамъ, не могу. Перетерлись, видно, «струны» мои отъ долготерпѣнія — и безъ своевременной поддержки… Хочу поднять крылья — и не могу! Духъ отошелъ! Но съ самимъ Соловьевымъ я послѣ этого ничего и общаго не хочу имѣть… Жду только прочесть рефератъ, чтобы написать это ему.
И ни отъ кого другого не жду такого возраженія, какое нужно!
А нужно вотъ какую постановку — прямую:
1) Да, забота о личномъ спасеніи души есть трансцедентный эгоизмъ; но кто вѣритъ въ Евангеліе и св. Троицу, тотъ и долженъ прежде всего объ этомъ заботиться. Альтруизмъ же «приложится» самъ собою.
2) Личный альтруизмъ можетъ смягчить и сдѣлать сносными самыя суровыя учрежденія (мы глазами, а не по слухамъ, видѣли на крѣпостномъ правѣ, при Николаѣ Павловичѣ), смягчить настолько, насколько нужно; ибо излишнія смягченія массамъ неполезны, даже и съ христіанской точки зрѣнія: усиливаютъ гордость.
3) Правда, что невѣрующіе люди сдѣлали гораздо больше, не для ощутимаго благоденствія (это еще вопросъ), а для уравнительнаго прогресса, чѣмъ вѣрующіе. Но тотъ, кто вѣруетъ, пойметъ изъ этого не то, что хочетъ понять негодяй Соловьевъ, а то, что самъ прогрессъ — нехорошъ… и что. до него въ сущности христіанству и дѣла лѣтъ. Оно можетъ только допускать его, какъ неизбѣжность, и въ житейской практикѣ мириться съ нимъ, пока онъ (прогрессъ) не идетъ противу Церкви открыто. И только.
Прочтите это Юрію Николаевичу. Я увѣренъ, что онъ согласится съ этимъ; не увѣренъ также, что такъ, «ребромъ» онъ не рѣшится поставить вопросъ печатно.
А то, что Александръ II, Ростовцевъ, Милютинъ, Самаринъ и др. не были «безбожниками» — это возраженіе въ высшей степени невыгодное. Во-первыхъ, въ степени церковности этихъ дѣятелей позволительно сомнѣваться. Думаю, что большинство ихъ было одинаково далеко и отъ «безвѣрія» и отъ истинно-церковнаго христіанства. Они были всѣ именно «умѣренные либералы»; не отвергали и не руководились, не подчинялись. Самаринъ позволилъ себѣ напечатать,, что есть «нравственные атеисты», которые ближе къ Богу, чѣмъ многіе «Благовѣрные». «Высокопреподобные» и т. п. Вотъ ихъ (славянофиловъ) церковность! Ни от. Амвросій, ни Филаретъ или Никаноръ, ни Тихонъ Задонскій — этого бы не сказали. Моей племянницѣ, Марьѣ Владиміровнѣ, просившей у от. Амвросія разрѣшенія молиться за отца (который, умирая, торжественно отказался принять священника), старецъ далъ особую молитву, гдѣ испрашивается пощада у Бога въ томъ, что она, по личному чувству, дерзаетъ за безбожника молиться…
Вчера былъ у меня кончающій курсъ и весьма умный академикъ Поповъ (знакомый Тихомирову); онъ тоже жаловался на это возраженіе Говорухи и очень вѣрно замѣтилъ: «Всѣ эти дѣятели, конечно, не постольку были эмансипаторы, поскольку они были религіозны, а постольку, поскольку прониклись европейскими идеями»! Вполнѣ вѣрно! Вполнѣ!
И еще — объ «эгоизмѣ». Еслибы покойный старецъ Амвросій 25-лѣтнимъ юношей не думалъ бы исключительно о спасеніи своей души, если бы не вдохновлялся тогда тѣмъ, что я зову трансцедентальнымъ (загробнымъ) эгоизмомъ, а думалъ бы о томъ, чтобы улучшать земную жизнь другихъ, m изъ него вышелъ бы или гордый и раздраженный, или пустой человѣкъ; но думая десятки лѣтъ лишь о своемъ спасеніи онъ сталъ великимъ спасителемъ другихъ: онъ спасъ Ѳ. П. Чуфрина отъ самоубійства; онъ меня окаяннаго и многогрѣшнаго поддерживалъ на правомъ пути въ теченіи 17 лѣтъ: онъ многое множество другихъ людей обращалъ, утѣшалъ, исправлялъ и т. д.
Вотъ такъ надо брать это дѣло за корень! Грубо, ясно, смѣло. А необходимо… Да! эгоисты; но такъ нужно. Да! невѣрующіе сдѣлали революціи и реформы. Оттого они и скверны… И прогрессъ есть разложеніе…
А такъ (кромѣ меня, прежняго) никто не хочетъ писать…
Я же теперь, но предсмертному завѣту моего великаго учителя, буду писать впредь или по нуждѣ (денежной), которой, слава Богу, сейчасъ нѣтъ, или по большой ужъ охотѣ, которой быть не можетъ у 60-лѣтняго человѣка, давно уже утомленнаго молчаливымъ презрѣніемъ однихъ и недостойнымъ предательствомъ другихъ.
Господи! Зачѣмъ вы всѣ такъ осторожны? Ужъ не «практичность» ли какая-нибудь? Смотрите, пересолить не долго. Есть всему время; иной разъ и эта кажущаяся «практичность» бываетъ въ высшей степени непрактична.
Это отчасти и къ Вамъ, мой добрый другъ, Ан. Ал., относится. Я помню и у Васъ что-то: «Ангелы кротко» и т. д.
Изгнать, изгнать Соловьева изъ предѣловъ Имперіи нужно, а не… И т. д.
Другъ мой! На ваше маленькое письмо отвѣчаю большимъ. Почти угадалъ, что это Вы — авторъ статьи «Какого вы духа?» Колебался между Чуфринынъ и Вами, но уже до полученія Вашего письма рѣшилъ въ Вашу пользу на слѣдующихъ основаніяхъ: 1) Языкъ проще и чище, чѣмъ у Ѳ. П., который съ трудомъ еще отвыкаетъ отъ изысканныхъ выраженій; 2) Письмо мое было послано Вамъ, и въ немъ были нѣкоторыя мысли, прямо вошедшія въ статью; 3) Чуфринъ гостилъ у меня три дня и уѣхалъ вечеромъ наканунѣ помѣщенія статьи, — когда жъ было успѣть? 4) По его личному, страстному, а не только духовному, чувству къ от. Амвросію, онъ не позволилъ бы себѣ сказать то, что мы сказали: «еслибы смолоду от. Амвросій» и т. д… «то, можетъ быть, изъ него вышелъ бы пустой или раздраженный человѣкъ»…
Доволенъ ли я? Я уже В. А. Грингмуту писалъ (при случаѣ), до чего доволенъ, и безкорыстно и по окаянности моей (т. е. по тщеславію). Вообще — эта полемика и радуетъ меня и волнуетъ. Я все боюсь, чтобы Соловьевъ не вывернулся; но, видно, Грингмутъ и Говоруха не пожалѣли трудовъ, не полѣнились запастись справками. А я? Я могу только молиться за нихъ, благословлять ихъ, восхищаться ихъ возраженіями, — и только!.. Ветеранъ, инвалидъ, безсильно, но радостно машущій костылемъ своимъ, при чтеніи о подвигахъ и побѣдахъ своихъ соотчичей…
Впрочемъ, хочу чужими руками жаръ загребать… Попытаюсь хоть совѣты давать. Надо бы, по напечатаніи реферата (хотя бы и въ искаженномъ видѣ), чтобы духовенство наше, наконецъ, возвысило свой голосъ. Можно бы предложить Иванцову-Платонову или Сергіевскому… А лучше всего было бы, еслибы г. Петровскій обратился съ просьбой къ Великому Князю Сергѣю Александровичу уговорить митрополита Іоанникія, чтобы онъ сказалъ самъ проповѣдь противу этого смѣшенія христіанства съ демократическимъ прогрессомъ, или обнародовалъ какое-нибудь краткое посланіе къ своей паствѣ. Скажутъ: много чесmи! Я не согласенъ. Преосв. Никаноръ удостоилъ же вниманія своего Л. Н. Толстого; а что такое проповѣдь этого самодура и юрода сравнительно съ логическою и связною проповѣдью сатаны — Соловьева!
Не надо переходить въ такой практичности черезъ край (т. е. не прославлять посредствомъ «анаѳемы»). Изъ двухъ золъ: еще нѣсколько больше прославить и оставить паству въ недоумѣніи, — конечно, первое лучше. Это разъ. А сверхъ того, хотя я лично еще не видалъ ректора здѣшней академіи от. Антонія (онъ у меня былъ, но засталъ спящимъ послѣ обѣда, — а теперь самъ боленъ; но мы обмѣнялись книгами и т. д…), но непремѣнно напишу ему письмо, въ которомъ буду умолять возразить Соловьеву. Опасаюсь только, что онъ самъ (по нѣкоторымъ признакамъ) либералъ-демократъ; но, однако… въ какой мѣрѣ? Не въ такой же, въ какой сталъ Соловьевъ,
И еще: не хотите ли Вы съ В. А. Грингмутомъ и Говорухой, чтобы я написалъ епископу Ѳеофану, затворнику Воронежскому? Говорятъ, онъ отвѣчаетъ на письма.
Если Вы, по совѣщаній, найдете, что это хорошо, то надо собрать мнѣ всѣ NoNo «Московск. Вѣдом.», въ которыхъ была и будетъ эта полемика, для отправки къ нему. И непремѣнно книжку журнала («Вопросы Философіи и Психологіи»), гдѣ будетъ рефератъ. Своихъ NoNo я не отдамъ никому. Ѳеофанъ — старецъ, и притомъ болѣе ученый, чѣмъ от. Амвросій и другіе.
Я предлагаю такого рода планъ: сперва добиться, чтобы духовенство возвысило голосъ, — тогда для недоумѣвающихъ все будетъ ясно и авторитетно. Потомъ, когда этого добьемся, употребить всѣ усилія, чтобы Вл. Соловьева выслали (навсегда или до публичнаго покаянія) за границу. Государство Православное не имѣетъ права все переносить молча! И, наконецъ, по высылкѣ, сдѣлать секретное цензурное распоряженіе такого рода: его книгъ не выпускать; но если кто вздумаетъ писать о Вл. Соловьевѣ, то можно, но подвергать, по исключенію, предварительной цензурѣ даже и назначенное для безцензурныхъ изданій: опроверженія, нападки — хорошо; защита — нельзя.
Л. А. Тихомировъ очень этого (высылки) боится, полагая, что это создастъ ему окончательный «ореолъ». Но, во-первыхъ, если и такъ, то что же дѣлать? Видно, этихъ «ореоловъ» не избѣжишь при серьезной борьбѣ. А во-вторыхъ, при такихъ сужденіяхъ забывается то легкомысліе и даже та подлость, которыя свойственны всякой публикѣ, а нашей пустоголовой и подавно. Забываютъ дряни всякаго, только замолчи или удались. Чернышевскаго, на моихъ глазахъ, при жизни какъ разъ забыли; Герцена почти вдругъ бросили и т. д.
У насъ этотъ «ореолъ мученичества за идею» — соломенный: ярко вспыхнетъ — и потухнетъ скоро. Ну, да и страхъ что-нибудь да значитъ для будущихъ писателей: не всякому хочется въ изгнаніе.
И еще соображеніе касательно самого Соловьева. Что онъ будетъ дѣлать за-границей? Положимъ, онъ можетъ писать по-французски… Но что? Съ настоящими вѣрующими католиками онъ тоже несогласенъ; они гораздо ближе къ намъ, чѣмъ къ нему. Третьяго года А. П. Саломонъ, одинъ изъ самыхъ умныхъ и тонкообразованныхъ русскихъ людей, какихъ только я зналъ, — человѣкъ увлекающійся и сложный (въ одно и то же время приверженецъ от. Амвросія и горячій почитатель Соловьева), — говорилъ мнѣ, что іезуиты Соловьевымъ очень недовольны, и будто говорили ему (въ Парижѣ):
— Мы Вашу книгу «La Bussie et l’Eglise Universelle» не одобряемъ (несмотря на благословеніе Папы, — данное, впрочемъ, автору, а не книгѣ… Вѣжливость!) и будемъ ея вліянію всячески препятствовать. Мы не находимъ полезными какія-то массовыя, національныя движенія для соединенія Церквей; мы занимаемся только личнымъ уловленіемъ думъ.-- (Т. е. тѣмъ же, чѣмъ и у насъ вѣрующіе рады заниматься).
Что же ему будетъ дѣлать между католиками и атеистами-демократами? Тамъ все рѣзче и яснѣе, чѣмъ у насъ по этой части. Придется, чтобы вліять и имѣть успѣхъ, сдѣлать что-нибудь одно изъ двухъ, «сѣсть на одинъ изъ стульевъ» (между которыми онъ сидитъ теперь, по выраженію Грингмута): или отречься разомъ и отъ демократіи и отъ православія уже явно, т. е. перейти окончательно и лично въ чистый и прямой католицизмъ, — тогда у насъ отъ него отступятся и всѣ наши нигилисты и всѣ недоумѣвающіе полуправославные; или же стать открыто на сторону дальнѣйшей революціи и объявить, что Папство и Правосланіе — одинаково вздоръ! Куда же тогда улетитъ его прежняя слава, какъ мистика? Или, наконецъ, продолжать висѣть въ уныніи, безсильномъ раздраженіи и безъ практическаго вѣса — между небомъ и землей…
Изгнаніемъ можно этого достичь, снисхожденіемъ въ Россіи — никогда! Вотъ о чемъ совѣтую подуматъ въ редакцій «Моск. Вѣдом.» Прочтите имъ все это.
Принялся, наконецъ, сегодня передѣлывать извѣстную Вамъ статью для Цертелева (насчетъ Астафьева). Батюшка велѣлъ кончить. и теперь думаю: Господь избавилъ меня отъ печальной и тяжелой бѣды; хорошо, что онъ (Соловьевъ) прошлаго года поссорился съ Цертелевымъ за жидовъ и отказался отъ роли судьи моего, — такъ что теперь я ему ничѣмъ не обязанъ и могу свободно прервать съ нимъ. Жду только реферата, чтобы написать ему письмо, яко мытарю и язычнику.,
Отъ моихъ, вообразите, около мѣсяца — ни слова. До чего Варя-то лѣнива стала! Это ужасно.
За упоминаніе (на лекціи, которая была въ «Московск. Вѣдом.»[105] котораго историческаго дѣятеля (времени Екатерины II) я наиболѣе благодаренъ?
- ↑ Только что окончивъ университетскій курсъ, я въ это время стоялъ въ раздумьи, подобно путнику въ старой сказкѣ, на распутьи жизненныхъ дорогъ. Успѣвъ уже въ достаточной степени полюбить и оцѣнить покойнаго К. Н., я и обратился къ нему въ письмѣ своемъ съ нѣкоторыми «вопросами» по этому поводу. Трогательная отзывчивость, сердечность, чуткость и вдумчивость его отвѣта, горячая готовность прійти на помощь не словомъ только, во и дѣломъ — заставили меня оцѣнить и полюбить его еще больше, — и между нами завязалась съ тѣхъ поръ дѣятельная переписка, которая продолжалась до самой его смерти. Ан. Ал — овъ.
- ↑ Не знаю: велика ли потери для всѣхъ насъ смерть Каткова? Нельзя, разумѣется, не писать и не говорить публично, что утрата велика. Онъ былъ истинно великій человѣкъ, и слава его будетъ расти. Надо воздавать ему должное. Но я спрашиваю у себя вотъ что: 1) Должны ли мы заботиться объ укрѣпленіи Православной Церкви, не смотря на то, что послѣднія времена, по всѣмъ признакамъ, близки? Конечно, должны. Надо приготовить паству для послѣдней борьбы. 2) Что важнѣе всего для этой цѣли? Важнѣе всего, чтобы учительствующая часть Церкви, т. е. іерархія Православная стояла въ уровень выше только по учености, но и по воспитанію и по всему. Надо, чтобы, сверхъ того, у духовенства было больше самобытной власти. 3) Есть ли надежда на это? Есть. Церковъ можетъ жить (т. е. мѣняться) въ частностяхъ, оставаясь неподвижной въ основахъ; на жизнь ея (земную) имѣетъ большое вліяніе положеніе духовенства и другія историческія условія. Православная Восточная Церковь никогда еще не была централизована; а запрета ей быть таковою нигдѣ нѣтъ. Взятіе Царьграда дастъ возможность сосредоточить силу и власть іерархіи, хотя бы и въ формѣ менѣе единоличной, чѣмъ на Западѣ, а болѣе соборной. 4) При чемъ же тутъ Катковъ? Онъ былъ жестокій противникъ этой централизаціи; въ частныхъ бесѣдахъ упрекалъ меня и Филиппова за такое желаніе; а въ печати молчалъ пока, ограничиваясь постоянной травлей греческаго духовенства, которое, при всѣхъ недостаткахъ своихъ, болѣе нашего способно будетъ, но историческимъ привычкамъ своимъ, къ властной роли. Онъ заранѣе, очень обдуманно старался унизить его въ глазахъ русскихъ читателей. Поняли? Sapienti sat! K. Леонтьевъ.
- ↑ М. Н. Катковъ къ желанію моему готовиться къ магистерскимъ экзаменамъ по исторіи русской словесности отнесся съ большимъ участіемъ и тронувшей меня сердечностью, предложивъ у себя въ Лицеѣ до окончанія экзаменовъ комнату, столъ и пользованіе библіотекой. Со смертію его это, разумѣется, осуществиться уже не могло. Ан. Ал — евъ.
- ↑ Профессура и поэзія… До сихъ поръ не было у насъ. На Западѣ — не помню. Кажется, тоже не было. (Байронъ, Гете, Шиллеръ, Альфр. де Мюссе, В. Гюго, Гейне, Беранже, Ламартинъ — профессорами не были). Но то, что невозможно было въ одну эпоху, можетъ стать возможнымъ въ другую. Въ первую половину этого вѣка (да и позднѣе) у насъ въ Россіи хорошими поэтами могли быть только дворяне (за исключеніемъ Кольцова и Никитина, которые зато были почти мужики); изъ людей "средняго положенія, изъ разночинцевъ, семинаристовъ и т. п. — и до сихъ поръ я еще не вижу ни одного дѣйствительно стоющаго вниманія; но все таки теперь (вслѣдствіе, впрочемъ, того же смѣшенія, которое рано или поздно убиваетъ все) я полагаю это болѣе возможнымъ. Не такъ тяжелы и сѣры, какъ прежде, стали эти «средніе» люди. Можетъ быть, и профессура не помѣшаетъ въ наше время. (Жуковскій былъ почти профессоромъ; но онъ былъ учителемъ Наслѣдника при Дворѣ… Это разница!). Припѣвъ: а все-таки о. о. Амвросій и Варнава и въ такомъ вопросъ полезнѣе меня. Я — млеко; они — твердая пища. К. Леонтьевъ.
- ↑ Мысль очень глубокая сама по себѣ, а по отношенію меня оказавшаяся и пророческою: моя послѣдующая жизнь сложилась такъ, что, кажется, навсегда отбила, отъ пѣсенъ… Ан. Ал — въ.
- ↑ Астафьевъ. См. «Предисловіе». Ан. Ал — овъ.
- ↑ Семья и семья — разница… Какая? Мать, отецъ, сестры и т. д. — не Вами избранная, а Богомъ данная, готовая съ дѣтства, независимо отъ воли Вашей, или жена и свои дѣти — Вами избранная, а Богомъ только благословенная, — которая для поэта лучше? Конечно, первая (т. е. такая, какая у Васъ теперь) въ 10 разъ для художника лучше. Если вообразить себѣ человѣка, который съумѣлъ бы воздержать себя вовсе отъ блуда (какъ съумѣлъ покойный К. С. Аксаковъ) или хоть рѣшительно стремиться къ этому, и при этомъ, развивая свой даръ стихотворства, дань морали платилъ бы строго, поддерживая бѣдныхъ родныхъ и не связывая себя новой семьей (которая и отъ помощи отцу съ матерью и отъ стиховъ отобьетъ), то такой человѣкъ былъ бы героиченъ; а чѣмъ самъ себя втайнѣ поэтъ представляетъ поэтичнѣе, тѣмъ ему лучше пишется, искреннѣе, горячѣе… Добродѣтельный молодой поэтъ, неусыпно помогающій роднымъ — это что то особое и высокое! Просто женатый и обремененный дѣтьми человѣкъ, исполняющій недурно свои обязанности мужа и отца — это, слава Богу, не рѣдкость, но едва ли для поэзіи выгодно. Впрочемъ, это такой глубокій вопросъ, который я могу только анализировать, а синтезъ практическаго выхода долженъ, опять таки скажу, принадлежать не мнѣ, а духовному лицу. К. Леонтьевъ.
- ↑ Страхъ животный унижаетъ какъ будто насъ. Тѣмъ лучше — унизимся предъ Богомъ; черезъ это мы нравственно станемъ выше. Та любовь къ Богу, которая до того совершенна, что изгоняетъ страхъ, доступна только очень немногимъ; даже изъ тѣхъ святыхъ, которыхъ житія Вы, конечно, оставили всѣ въ Москвѣ (по внушенію дьявола), очень немногіе позволяли себѣ говорить то, что позволилъ себѣ сказать Антоній Великій: «Я Бога теперь ужъ такъ люблю, что и не боюсь Его». Сказалъ онъ это послѣ такихъ испытаній и искушеній, что намъ и подумать страшно. A то, что многіе изъ насъ считаютъ въ себѣ любовью къ Богу, весьма несовершенно и обыкновенно безплодно безъ помощи и примѣси страха (Божія). Я до 1871 года, до моей поѣздки на Аѳонъ, очень любилъ и сердцемъ и воображеніемъ Православіе, его богослуженіе, его исторію, его обрядность; любилъ и Христа; чтеніе Евангелія изрѣдка и тогда, при всемъ глубокомъ развратѣ моихъ мыслей, меня сильно трогало. Любилъ и любовь къ ближнимъ, въ смыслѣ состраданія, снисхожденія, благотворительности, но за то и въ смыслѣ сочувствія всякимъ страстямъ: честолюбію, сладострастію, во многихъ случаяхъ даже и личной жестокости. Любилъ своевольно, безъ закона и страха; а когда въ 1869, 70 и 71 годахъ меня поразили одинъ за однимъ ударъ за ударомъ, и здоровье само вдругъ пошатнулось (и все это въ такое время, когда я часто говорилъ: «Надо уметь быть счастливымъ! Я счастливъ, потому что умѣю наслаждаться жизнью; а дураки не умѣютъ!»), тогда я испыталъ вдругъ чувство безпомощности моей передъ невидимыми и карающими силами, и ужаснулся до простого животнаго страха, тогда только я почувствовалъ себя въ своихъ глазахъ въ самомъ дѣлѣ униженнымъ и нуждающимся не въ человѣческой, а въ Божеской помощи. И хотя и теперь я нахожу въ себѣ и вѣру, и страхъ Божій, и любовь весьма несовершенными, по множеству ежедневныхъ примѣровъ, но все таки путь за эти 16 лѣтъ пройденъ огромный къ лучшему. Вотъ въ чемъ дѣло. A такъ называемыя «достоинства»: честность, твердость, благородство и даже хорошія, «достойныя» манеры (которыя нерѣдко и у мужиковъ бываютъ) — это все останется при васъ. У монаховъ манеры-mo вообще приличны и гораздо лучше, чѣмъ у мірянъ одного, конечно, съ ними сословія. К. Леонтьевъ.
- ↑ Деревня подъ Москвой, гдѣ К. H--чъ жилъ на дачѣ предыдущее лѣто. Ан. Ал — въ.
- ↑ Эти переговоры о переѣздѣ К. H--ча въ Петербургъ кончились ничѣмъ. Видимо, поставленныхъ имъ условій не рѣшилась принять. Ан. Ал — въ.
- ↑ «Двѣ избранницы» и «Египетскій голубь» — повѣсти К. Н. Леонтьева, начатыя печатаніемъ, но не оконченныя. «Египетскій голубь» печатался въ «Русск. Вѣстн.» M. H. Каткова (1881 и 1882 г.г.) и не былъ оконченъ и въ рукописи. «Двѣ избранницы» печатались въ московскомъ еженедѣльномъ иллюстрированномъ журналѣ Россія г. Уманца (1885 или 1886 г.) Романъ былъ въ трехъ частяхъ и въ рукописи совершенно оконченъ. Первая часть напечатана, третья — осталась у автора, а вторая — затеряна въ редакціи, которая въ это время переходила отъ г. Уманца къ г. Пашкову, и такъ и не была найдена. Оба эти романа (послѣдніе романы Леонтьева) были очень интересны, своеобразны и характерны, имѣли немаловажное значеніе, какъ иллюстрація міровоззрѣнія Леонтьева въ послѣдніе годы жизни, а также и въ отношеніи автобіографическомъ. Судьба ихъ очень меня интересовала. Ан. Ал — въ.
- ↑ Прежде я все заботился о томъ, какъ бы писать; теперь же о томъ, какъ бы не писать. Гораздо пріятнѣе вотъ такія письма Вамъ или Кристи. Знаешь, что кое-что сѣешь. что такъ или иначе взойдетъ. A публика? «Что я Гекубѣ? что Гекуба мнѣ?» Правительство меня цѣнитъ; публика меня до сихъ поръ знать не хочетъ; такъ изъ-за чего же мнѣ грѣшить какими-то безпокойствами не по Бозѣ? изъ тщеславія что ли? Удивительное тщеславіе! Какое же? Развѣ оскорбленное. Ну, это пожалуй. Такъ отъ оскорбляемаго въ теченіе 30 лѣтъ тщеславія не распишешься больной и усталый! Я и на счетъ Петербурга молюсь: «да идетъ мимо меня сія чаша!» К. Леонтьевъ.
- ↑ Молодые слуги мужъ съ женой. Варя была взята К. Н--чемъ 12-лѣтней дѣвочкой изъ имѣнія его, о. Кудинова Калужск. губ., выросла у него въ дома и отдана имъ замужъ за красиваго молодого парня Александра изъ подмосковной деревни Мазилова, гдѣ К. H--ичъ жилъ на дачѣ. Отношенія его къ слугамъ (и вообще къ простонародью) были очень своеобразны; они были какъ-то особенно, на свой манеръ, патріархальны, строго-любовны, отечески добродушны, барственно-человѣчны (если можно такъ выразиться). Онъ былъ требователенъ къ нимъ, пріучая ихъ къ строгому и аккуратному исполненію своихъ обязанностей, внимательному отношенію къ его привычкамъ и всему укладу его жизни, а также и усвоенію «хорошихъ манеръ» (которымъ онъ училъ даже нищихъ, обращавшихся къ нему за подаяніемъ и обыкновенно не встрѣчавшихъ отказа). Но строгія замѣчанія его были въ то же время такъ отечески добродушны и такъ остроумны, что положительно занимали ихъ, оживляли, подбодряли; къ тому же онъ съ такой сердечностью и добротой входилъ въ нужды ихъ собственной жизни, матеріальной и духовной, что окончательно плѣнялъ и покорялъ ихъ: они очень любили его, любовались имъ, гордились имъ и были ему искренно преданы. О нихъ много разъ упоминается въ этихъ письмахъ дальше. Ан. Ал — въ.
- ↑ Здѣсь только (и лѣтомъ еще) можно сказать: «немножко скучно», — а въ городѣ я не могу и вообразить ни себя, ни Лизу безъ нихъ. К. Леонтьевъ.
- ↑ Супруга К. Н. Леоитьева. (См. дальше).
- ↑ И. И. Кристи, Умановъ, Денисовъ — все тогда только что кончившіе курсъ студенты, члены молодого кружка, группировавшагося около К. H Леонтьева. (См. «Предисловіе»). Упоминаются нѣсколько разъ и дальше. Ан. Ал — въ.
- ↑ В. А. Грингмутъ — впослѣдствіи редакторъ «Моск. Вѣд», тогда сотрудникъ ихъ и преподаватель Катковскаго лицея. Ан. Ал — онъ.
- ↑ В. А. Попырникова — молодая дѣвушка, бывавшая въ кружкѣ К. Н. Леонтьева. Письма его къ ней напечатаны въ Рус. Обозр. 1898 г. Ан. Ал — въ.
- ↑ На что только это сестрамъ Вашимъ высшее или даже среднее образованіе? Просятъ… Мало-ли что онѣ просятъ! Какія цѣли въ жизни? 1) Хлѣбъ насущный и вообще матеріальныя блага, 2) спасеніе души, религіозное развитіе сердца, 3) эстетика, личная поэзія, достоинство что ли… И больше ничего. И то, и другое, и третье — одинаково доступно на всѣхъ ступеняхъ образованія. Матеріальныя блага мѣряются привычкой и степенью претензій. Для религіи образованіе — обоюдоострое орудіе: или лучше, или хуже. A что касается до эстетики, то потрудитесь только вспомнить моего Александра — и громко харкающаго товарища Вашего П., или хоть мою Варю — и пискунью М., — такъ все Вамъ станетъ ясно. То-то и бѣда, что въ теоріи мы всѣ молодцы, все поймемъ, а на практикѣ идемъ большею частію за другими… На что Вамъ принимать участіе въ размноженіи «среднихъ людей»? К. Леонтьевъ.
- ↑ «Совершенно вѣрно» и «обязательно» — словечки, которыми какъ-то особенно часто, надоѣдливо и иной разъ совершенно неумѣстно запестрѣла тогдашняя разговорная и отчасти даже литературная рѣчь. Затасканность, избитость и пошловатость ихъ сильно возмущала К. Н--ча, строгаго блюстителя простоты и красоты русской рѣчи. А. Ал — овъ.
- ↑ Изъ скита К. H--чъ перебрался къ этому времени въ домъ-особнякъ, расположенный у самой монастырской ограды, который арендовалъ у монастыря до конца пребыванія своего въ Оптиной Пустыни. Сюда выписалъ онъ «сборную семью» свою, т. е. супругу Лиз. Павл. и слугъ своихъ Варю и Сашу и зажилъ съ ними совершенно своеобразною, какою-то полумонашеской, полупомѣщичьей жизнью, полною религіозно-трогательной, милой и тихой поэзіи и плѣнительной красоты патріархальнаго, стариннаго православно-русскаго уклада, добродушно барскаго и въ то же время удивительно изящнаго и очень чуткаго къ движенію современной мысли. Ан. Ал — овъ.
- ↑ Гр. Ив. Замараевъ — тоже одинъ изъ бывшихъ студентовъ кружка Астафьева и Леонтьева. Въ это время служилъ въ Туркестанѣ. А. Ал — овъ.
- ↑ 12 тосовъ «Четій-Миней», вывезенныхъ К. Н--емъ съ Аѳона и данныхъ мнѣ имъ раньше для прочтенія. Упоминаются также въ примѣч. выше. А. А — овъ.
- ↑ Къ этому времени уже былъ рѣшенъ вопросъ объ оставленіи меня Н. С. Тихонравовымъ при Московскомъ университетѣ для подготовленія къ каѳедрѣ русскаго языка и словесности. Оставалось лишь сомнѣніе, можно ли выхлопотать для меня уже съ этого года стипендію въ 600 р. въ годъ, которая обыкновенно назначалась оставленнымъ при университетѣ на два года для поддержки въ ихъ занятіяхъ, или хлопотать объ этомъ въ томъ же году было уже поздно, я придется подождать съ этимъ еще годъ. К. Н--чъ, узнавъ объ этомъ, съ своей стороны горячо и искусно принялся за хлопоты, увѣнчавшіяся, какъ видно изъ дальнѣйшихъ писемъ, полнымъ успѣхомъ. А. А — овъ.
- ↑ Рецензія эта оказалась въ «Русск. В?стн» 1869 г., кн. 5: подписанъ буквами П. Щ. А. А — овъ.
- ↑ Р?чь идетъ о стихотвореніи «Чарод?й», посвященномъ мною К. Н — чу. (См. «Предисловіе»). А. Ал--овъ.
- ↑ Ѳ. Н. Бергъ, бывшій до этого редакторомъ «Нивы» А. Ф. Маркса, взялъ посл? смерти Каткова (1887 г.) въ аренду у его вдовы «Русск. В?стн.»
- ↑ Въ отв?ть на предыдущее письмо К. H — ча, начинавшееся 3 шуточными стихами его, обращенными ко мн?, я приложилъ къ своему письму небольшое, тоже шутливое стихотворное посланіе ему, о которомъ онъ зд?сь упоминаетъ. А. Ал — овъ.
- ↑ Вс? упоминаемыя зд?сь покойнымъ И. И. Кристи стихотворенія мои впосл?дствіи напечатаны: посвященіе Каткову въ воспоминаніяхъ моихъ о немъ въ «Моск. В?дом.» въ день его годовщины (впосл?дствіи перепечатано въ «Русск. Обозр.» 1897, VII, въ «Лицейскомъ Календар?» на 1898 г. и въ отд?льной брошюр? «Знаменательное девятил?тіе». М. 1897); посвященіе Фету — въ годъ пятидесятил?тія его литературной Д?ятельности въ «Рус. В?сти.»; посвященіе К. Н. Леонтьеву, то стихотвореніе «Чарод?й», о которомъ онъ много ранъ упоминается въ этихъ письмахъ, напечатано уже посл? смерти его (1891 г.) въ «Гражданин?» въ моей р?чи на его могил?, перепечатано и въ н?которыхъ другихъ изданіяхъ сейчасъ же посл? его смерти. Вс? эти стихотворенія вошли зат?мъ въ мой сборникъ (Анатолій Александровъ. «Втихотворенія». Москва. 1912). А. А — овъ.
- ↑ M — овъ — тоже бывшій студентъ нашего кружка; но, въ противоположность Кристи, не аристократическаго, а демократическаго происхожденія. А. Ал — овъ.
- ↑ По случаю безпорядковъ. А. Ал — овъ.
- ↑ Эберманъ напечаталъ, подъ псевдонимомъ Вольмара, н?сколько стихотвореній въ «Русск. В?стн.», «Гражд.» и другихъ журналахъ. Стихотвореніе «Морозъ» напечатано въ приложеніи къ «Гражд.» Онъ былъ очень б?денъ, и К. H — чъ не разъ помогалъ ему, то устраивая въ его пользу литературные вечера, то доставляя ему заработокъ. А. А — овъ.
- ↑ Случай этотъ, д?йствительно, былъ со мной. Снявъ небольшую квартирку во флигел? московскаго дома гр. Л. Н. Толстого, въ Хамовинкахъ, я, по обычаю своему, пригласилъ въ нее икону Иверской Божіей Матери для молебствія на новосельи, ч?мъ возбудилъ «негодованіе и изумленіе» графа. А. Ал — овъ.
- ↑ H. A. Любимовъ былъ въ это время членомъ Сов?та министра Народнаго просв?щенія, ран?е — профессоромъ физики въ Московскомъ университет? и Катковскомъ лице?, гд? и я былъ его ученикомъ. Долгое время зав?дывалъ редакціей «Русск. В?стн.» у Каткова А. Ал — овъ.
- ↑ Кр.-- такъ подписано было н?сколько статей покойнымъ И. И. Кристи, пом?щенныхъ въ «Гражд.»
- ↑ Н. А. Умановъ — тоже одинъ изъ бывшихъ студентовъ нашего кружка. Мысль о приготовленіи къ каѳедр? (онъ былъ юристъ) скоро, впрочемъ, имъ была оставлена; онъ у себя на родин? поступилъ на службу, и теперь — членъ суда одного изъ провинціальныхъ городовъ. А. Ал — овъ.
- ↑ Н. М. Горбовъ — изв?стный посл?дователь проф. С. А. Рачинскаго въ д?л? устройства народныхъ школъ. A. Aл — овъ.
- ↑ К. Н — чъ былъ великій мастеръ въ раскрашиваніи пасхальныхъ яицъ, и очень любилъ этимъ заниматься. Тонкій эстетикъ сказывался и въ этомъ. А. Ал — овъ.
- ↑ Н. М. Бобарыкинъ — московскій нотаріусъ, впосл?дствіи издатель «Русскаго Обозр?нія». У него въ это время хранилась библіотека. К. H — ча. А. Ал — овъ.
- ↑ Въ то время отъ Калуги до Оптиной Пустыни (60 верстъ) приходилось ?здить на лошадяхъ, теперь жел?зная дорога проходитъ черезъ Козельскъ, въ 3 верстахъ отъ Оптиной. А. Ал — овъ.
- ↑ Пав. Ив. Аристовъ — небольшой писатель славянофильской окраски, писалъ въ «Русскомъ Д?л?» С. Ѳ. Шарапова и потомъ въ «Благов?ст?» Аѳ. В. Васильева. А. Ал — овъ.
- ↑ Это писалъ уже не П. И. Аристовъ, а Ан. Мих. Гальперсонъ, бывшая сотрудница «Соврем. Изв.» H. П. Гилярова-Платонова, нын? покойная. А. Ал — овъ.
- ↑ Ап. Ал. Майковъ, двоюродный братъ поэта, публицистъ славянофильской окраски. А. Ал — овъ.
- ↑ «Исторія умственнаго развитія Европы». А. Ал — овъ.
- ↑ «Получилъ отъ С. Ѳ. Шарапова на прочтеніе сочиненія К. С. Аксакова и И. В. Кир?евекаго срокомъ на три м?сяца. Обязуюсь честнымъ словомъ ихъ посылкой (а не какъ попало) возвратить въ срокъ. К. Леонтьевъ. 12 мая 1888 г. Опт. П.»
- ↑ Студентъ юристъ Московскаго университета; по окончаніи курса поступилъ въ священники. Нын? — изв?стный Московскій протоіерей. А. Ал — овъ.
- ↑ «Анализъ, стиль и в?янія». Упоминается н?сколько разъ и дальше. Напечатана впосл?дствіи въ Русск. В?стн. А. Ал — овъ.
- ↑ Житейски — ненужнаго и морально не предписуемаго. К. Леонтьевъ.
- ↑ От. Амвросій, знаменитый оптинскій старецъ, благословивъ насъ съ будущей женой моей, когда мы были л?томъ въ Оптиной Пустыня, и сказавъ, что ничего не им?етъ противъ нашего брака, сов?товалъ, однако, по возвращеніи въ Москву, отслужить молебенъ въ часовн? чудотворной иконы Иверской Божіей Матери и поступить такъ, какъ мы р?шимъ посл? этого молебна. А. Ал — мъ.
- ↑ Все бывшіе студенты члены нашего кружка. Н. А. Умановъ какъ уже сказано, нын? — членъ суда; Я. А. Денисовъ — нын? профессоръ Харьковскаго университета; Мироновъ — сейчасъ же посл? окончанія курса умеръ; Н. Б. Алмазовъ (сынъ поэта) былъ впосл?дствіи секретаремъ редакціи «Русск. Обозр.», а зат?мъ принадлежалъ въ составу редакціи Московск. В?дом. А. Ал — овъ.
- ↑ Все бывшіе студенты члены нашего кружка. Н. А. Умановъ какъ уже сказано, нын? — членъ суда; Я. А. Денисовъ — нын? профессоръ Харьковскаго университета; Мироновъ — сейчасъ же посл? окончанія курса умеръ; Н. Б. Алмазовъ (сынъ поэта) былъ впосл?дствіи секретаремъ редакціи «Русск. Обозр.», а зат?мъ принадлежалъ въ составу редакціи Московск. В?дом. А. Ал — овъ.
- ↑ Статья К. Н-ча въ Гражд. «Національная политика, какъ орудіе всемірной революціи». А. Ал — овъ.
- ↑ Оптинскій монахъ, от. Эрастъ, знавшій покойнаго государственнаго контролера Т. П. Филиппова еще по городу Ржеву, откуда оба были родомъ. А. Ал — овъ.
- ↑ Стихотвореніе «Чарод?й» (См. предисловіе). Въ Русск. Д?л? напечатано не было, за пріостановкой этой газеты. Появилось въ печати въ Гражд. но уже посл? смерти К. Н-ча, въ 1891 г. Впосл?дствіи вышло въ сборникъ моихъ стихотвореній.
- ↑ Объявленіе о сборник? статей К. Н-ча «Востокъ, Россія и Славянство» А. Ал — овъ.
- ↑ Книжному магазину Карбасникова былъ отданъ на комиссію сборникъ статей К. Н-ча «Востокъ, Россія и Славянство», въ 2 т., а также и другія его изданія. А. Ал — овъ.
- ↑ Впосл?дствіи редакторъ Московск. В?дом. А. Ал — овъ.
- ↑ Книжный магазинъ французскихъ книгъ въ Москв?. А. Ал — овъ.
- ↑ Общій нашъ съ К. Н-чемъ московскій знакомый. А. Ал — овъ.
- ↑ Директоръ частнаго училища живописи. А. Ал — овъ.
- ↑ Тогдашній, редакторъ Московск. В?дом. А. Ал — овъ.
- ↑ Въ Русскомъ Д?л? этого года я пом?стилъ дв? критическихъ статьи о Короленк? и Гаршин?, подъ общимъ заглавіемъ «Молодые таланты въ русской беллетристик?», — первый опытъ мой въ этомъ род? А. Ал — овъ.
- ↑ И статья К. Н-ча и мое стихотвореніе были написаны по поводу пятидесятил?тія поэтической д?ятельности А. А. Фета. Стихотвореніе мое напечатано было въ Моск. В?д. въ день юбилея, а статья К. Н-ча поздн?е — въ Гражд., съ прим?чаніемъ моимъ, въ объясненіе ея опозданія, сд?ланнымъ какъ бы отъ имени редакціи. Въ Русское Д?ло она не попала всл?дствіе пріостановки этой газеты. А. Ал — овъ.
- ↑ Зд?сь К. Н-чъ нам?ренно перед?лываетъ фамилію Фудель (си. прим?ч. 50) на русскій ладъ. А. Ал — овъ.
- ↑ Статья «Не кстати и кстати». (Си. выше, письмо XXIV и прим?ч. 67). А. Ал — овъ.
- ↑ Открытое письмо А. А. Фету «Не кстати и кстати». (См. выше, письма XXIV и XXV и прим?ч. 67 и 69). А. Ал — овъ.
- ↑ Въ небольшой зам?тк? въ Русскомъ Д?л?, въ отд?л? предстоящихъ литературныхъ новинокъ, гд? мн? первому пришлось опов?стить въ печати о пов?сти «Крейцерова Соната» гр. Л. Н. Толстого, которая тогда еще только писалась, и о роман? «Посл?дній лучъ» К. Н. Леонтьева. Романъ этотъ такъ и остался недописаннымъ. Судя по тому началу, которое читалъ мн? К. Н-чъ въ Оптиной Пустыни, романъ этотъ долженъ былъ быть очень интереснымъ и необыкновенно оригинальнымъ и задушевнымъ. А. Ал — овъ.
- ↑ Трудъ преосвященнаго Макарія нуженъ мн? былъ для моихъ университетскихъ занятій, и я спрашивалъ К. Н-ча, не найдется ли онъ въ Оптиной Пустыни, чтобы мн? не везти его съ собой изъ Москвы, А. Ал — овъ.
- ↑ Акростихъ княгин? М. В. Вяземской, жившей съ своимъ мужемъ въ им?ніи, по сос?дству съ Оптиной Пустынью, былъ написанъ мною по просьб? и отъ лица К. Н-ча (его — общая мысль, мое — развитіе ея, подробности, поэтическія украшенія, форма, въ вид? обращенія отъ него къ ней). Отъ лица княгини Вяземской, по просьб? ея, отв?тилъ К. Н-чу очень милымъ стихотворнымъ посланіемъ гостившія въ то время съ семьей въ Оптиной Пустыни А. П. Саломонъ, впосл?дствіи директоръ Императорскаго Александровскаго Лицея въ Петербург?. Акростихъ мой очень понравился К. Н-чу. Хвалилъ его и А. А. Фетъ въ томъ письм? къ нему, о которомъ онъ зд?сь упоминаетъ. А. Ал — овъ.
- ↑ Общіе наши московскіе знакомые, нѣсколько причастные и литературѣ. Л. И. Пальминъ — довольно извѣстный въ свое время поэтъ. A. А--въ.
- ↑ К. H--чъ, послѣ 4 лѣтъ пребыванія за медицинскомъ факультетѣ московскаго университета, уѣхать военнымъ врачемъ въ Крымъ, къ мѣсту военныхъ дѣйствій, во время Севастопольской компаніи, гдѣ оставался врачемъ нѣкоторое время и по окончаніи компаніи. Тамъ онъ и женился на крымской гречанкѣ, дочери лавочника, дѣвушкѣ необыкновенно милой, доброй, жизнерадостной, полной природной поэзіи и граціи, на столь часто упоминаемой въ этихъ письмахъ Лизаветѣ Павловнѣ. Познакомившись съ нею лишь въ позднѣйшіе годы ея жизни, когда у нея, послѣ перенесенной ею психической болѣзни, оставался лишь слабый слѣдъ всего прежняго, я храню о ней тѣмъ не менѣе самое пріятное впечатлѣніе какъ о миломъ, добромъ, взросломъ, больномъ ребенкѣ. А. А — въ.
- ↑ Подъ псевдонимомъ Чернова французъ Портье д’Аркъ, напечаталъ въ журналѣ La Nouvelle Revue (1889, II) статью о К. Н. Леонтьевѣ, очень по отношенію къ нему благожелательную, а мѣстами и прямо восторженную, но не лишенную и нѣкоторыхъ неточностей. Для ознакомленія русскаго общества съ этой статьей и для исправленія ея неточностей я написалъ статью по поводу нея. О ней-то и идетъ рѣчь здѣсь, въ слѣдующихъ письмахъ. Напечатана она уже по смерти К. Н--ча въ Русск. Вѣстн. 1892, IV. А. А — овъ.
- ↑ К. А. Губастовъ, старый другъ и сослуживецъ К. Н. Леонтьева по его консульской службѣ на Востокѣ. Въ это время служилъ уже въ Вѣнѣ, и просилъ, повидимому, біографическихъ свѣдѣній его для какого-либо изъ заграничныхъ энциклопедическихъ словарей. Чрезвычайно пнтероеi: uji письма К. Н. Леонтьева къ К. А. Губастову, напечатаны въ Русск. Обозр. 1896 и 1897 г.г. К. А. Губастовъ служилъ потомъ нашимъ представителемъ при Ватиканѣ и потомъ былъ тов. Мин. Ин. Дѣлъ. A. A — овъ.
- ↑ К. Н. Леонтьевъ просилъ меня поговорить со Л. Н. Толстымъ, чтобы онъ написалъ предисловіе къ его «Одиссею». Ничего изъ этого, конечно, не вышло. A. A — въ.
- ↑ К. Н. Леонтьеву, несмотря на наши протесты съ женой, очень хотѣлось подарить намъ свою московскую мебель на новоселье и устройство нашего молодого хозяйства. A. А — въ.
- ↑ «Еже писахъ писахъ». A. A — въ.
- ↑ Статью мою о К. Н. Леонтьевѣ. Напечатана послѣ его смерти въ Рус. Вѣст. Берга. А. А — въ.
- ↑ «Анализъ, стиль и вѣяніе». О романахъ Л. Н. Толстого. A. A — въ.
- ↑ Сосѣдній помѣщикъ, впослѣдствіи, въ 1906 г., оберъ-прокуроръ Св, Синода. А. А — въ.
- ↑ Рѣшеніе старца, о. Амвросія. A. A — въ.
- ↑ Статья о К. Н. Леонтьевѣ. Напечатана послѣ его смерти, Рус. Вѣсти. 1892, № 4. А. А — въ.
- ↑ Дав. Ив. Морозовъ, основатель Рус. Обозр. Но умеръ въ это время не онъ и не отецъ его. A. A — въ.
- ↑ У Карбасникова были на комиссіи сочиненія К. Н. Леонтьева. A. A — въ.
- ↑ Мѣсто воспитателя сына желзѣнозаводчика Л. Н. Пастухова. A. A — въ.
- ↑ Никол. Яковл. Данилевскій, авторъ книги «Россія и Европа». А. А — въ.
- ↑ По наблюденію К. Н. Леонтьева, переходъ отъ одного дѣсятилѣтія къ другому, послѣднія цифры одного десятилѣтія и первыя цифры слѣдующаго всегда имѣли въ его жизни важное, роковое значеніе. Предчувствіе его относительно рокового значенія перехода отъ 80-хъ къ 90-мъ г. г. оправдалось: въ 1891 г. онъ, какъ извѣстно, умеръ. A. A — въ.
- ↑ Семья богатыхъ помѣщиковъ, жившихъ въ своемъ имѣніи неподалеку отъ Оптиной пустыни. A. A — въ.
- ↑ О моей статьѣ о К. Н. Леонтьевѣ, отправленной Ѳ. Н. Бергу въ Русскій Вѣстникъ. См. выше. A. A — въ.
- ↑ «Анализъ, стиль и вѣяніе» О романахъ гр. Л. Н. Толстого. A. A — въ.
- ↑ По поводу возвращенія статьи моей о. К. Н. Леонтьевѣ. A. A — въ.
- ↑ H. А. Любимовъ — проф. физики Московскаго университета, давній и близкій сотрудникъ М. Н. Каткова по Моск. Вѣд. и Русск. Вѣсти.; Никол. Васил. Васильев — сотрудникъ Моск. Вѣд. по финансовымъ и политиэкономическимъ вопросамъ А. А — въ.
- ↑ Выраженіе изъ акростиха, написаннаго мною княгинѣ Вяземской, по просьбѣ К. Н. Леонтьева. А.
- ↑ Стихотвореніе мое, посвященное К. Н. Леонтьеву. А.
- ↑ Съ Петр. Евг. Астафьевымъ вышла разнолика изъ-за литературной полемики по поводу статьи Леонтьева „Національная политика, какъ орудіе всемірной революціи“. А.
- ↑ Какъ приватъ-доценту университета. А.
- ↑ К. Н. Леоитьевъ уже рѣшилъ, повидимому, къ этому времени принять тайный постригъ и задумывалъ переѣздъ изъ Оптиной Пустыни въ Сергіевъ посадъ, подъ сѣнь Троице-Сергіевой Лавры. А.
- ↑ Переводъ: «2 сентября отправляюсь въ Троице-Сергіевскую лавру. Денегъ у меня достаточно». Латынь объясняется тѣмъ, что писано въ открытомъ письмѣ. А.
- ↑ Великая Княгиня, супруга Великаго Князя Павла Александровича. А.
- ↑ Въ новой лаврской гостиницѣ. А.
- ↑ Объ окладѣ за приватъ-доцентуру. А.
- ↑ Ту самую рукопись, о которой шла рѣчь въ предыдущемъ письмѣ (по поводу полемики съ П. Е. Астафьевымъ). Мнѣ принесъ ее Вл. С. Соловьевъ для передачи К. Н. Леонтьеву.
- ↑ Не задолго до этого письма я былъ у К. Н. въ Сергіевомъ посадѣ, и онъ просилъ меня купить ему для занавѣсокъ на окна голубой марли. Исторія поисковъ и покупки этой марли разсказана мною въ сборникѣ "Памяти К. Н. Леонтьева. Спб. 1911 г. А.
- ↑ Это было начало воспаленія легкихъ, отъ котораго К. Н. 12 ноября скончался, такъ и не переживъ «рокового» 1891 г. А.
- ↑ Рефератъ этотъ прочтенъ былъ въ Московскомъ Психологическомъ Обществѣ. А.
- ↑ Здѣсь говорится о моей вступительной лекціи, какъ приватъ-доцента. Пытаясь разрѣшить заданную мнѣ загадку, я отвѣтилъ, полушутя, полусерьезно, что колебался между Тихономъ Задонскимъ и Емелькой Пугачевымъ и рѣшилъ въ пользу Пугачева, потому что рѣшеніе вопроса въ пользу св. Тихона было бы для К. Н. слишкомъ просто, прямолинейно. Угадалъ я или нѣтъ, такъ и осталось для меня загадткой, потому что уста, загадавшія ее, не успѣвъ мнѣ отвѣтить, зaмолчали навѣки. А.