Писательница (Дорошевич)/ДО
| Писательница : Изъ воспоминаній редактора |
| Источникъ: Дорошевичъ В. М. Собраніе сочиненій. Томъ VII. Разсказы. — М.: Товарищество И. Д. Сытина, 1906. — С. 15. |
— Васъ желаетъ видѣть г-жа Маурина.
Ахъ, чортъ возьми! Маурина…
— Попросите подождать… Я одну секунду… одну секунду…
Я перемѣнилъ визитку, поправилъ передъ зеркаломъ галстукъ, прическу и вышелъ…
Вѣрнѣе — вылетѣлъ.
— Ради Самого Бога, простите, что я васъ заставилъ…
Передо мной стояла пожилая женщина, низенькая, толстая, бѣдно одѣтая. Все на ней висѣло, щеки висѣли, платье висѣло.
Я смѣшался. Она тоже.
— Маурина.
— Виноватъ, вы, вѣроятно, матушка Анны Николаевны?
Она улыбнулась грустной улыбкой.
— Нѣтъ, я сама и есть Анна Николаевна Маурина. Авторъ помѣщенныхъ у васъ разсказовъ…
— Но позвольте! Какъ же такъ? Я знаю Анну Николаевну…
— Та? Брюнетка? Она никогда не была Анной Николаевной… Это… это… это обманъ. Не сердитесь на меня. Выслушайте…
Она была растеряна. На глазахъ стояли слезы.
— Вы позволите мнѣ сѣсть?
— Ахъ, конечно… Прошу… прошу… Простите, что я раньше…
— Нѣтъ, ничего! Ради Бога, не безпокойтесь… Позвольте мнѣ вамъ разсказать… Не сердитесь… Разсказы писала я… Вотъ, видите ли, мнѣ хотѣлось печататься… Не только для гонорара, — нѣтъ. Мнѣ казалось, что у меня есть, что сказать. Я много пережила, перечувствовала, много думала. Мнѣ хотѣлось писать. Я написала три разсказа и отнесла въ три редакціи. Можетъ-быть, это были недурные разсказы, можетъ-быть, плохіе. Я не знаю… Они… они не были прочитаны. Одинъ изъ разсказовъ былъ и у васъ. Я приходила нѣсколько разъ, мнѣ говорили, что вы заняты. «Черезъ недѣлю»! Наконецъ, вашъ секретарь передалъ мнѣ разсказъ съ помѣткой «нѣтъ». Простите меня, но вы его не читали!
— Сударыня, этого не можетъ…
— Этотъ разсказъ былъ потомъ напечатанъ у васъ же! — отвѣтила она тихо и печально. — Тогда мнѣ въ голову пришла мысль… быть-можетъ, очень нехорошая… быть-можетъ, очень-очень дурная… Я… Въ тѣхъ же меблированныхъ комнатахъ жила молодая дѣвушка, гувернантка безъ мѣста, очень красивая… Та самая, которая приходила къ вамъ подъ именемъ Анны Николаевны Мауриной и… простите меня… талантомъ которой вы такъ заинтересовались. Она также сидѣла безъ средствъ, и я предложила ей комбинацію. Я буду писать, а она — носить мои разсказы отъ своего имени… Вы знаете, портретъ автора при сочиненіяхъ всегда интересуетъ… Особенно, когда такой портретъ! Я посмотрѣла на нее: роскошные волосы, глаза, фигура, щеки, отъ которыхъ пышетъ молодостью и жизнью. Въ ней есть все, чтобы заинтересовались ея психологіей. Не сердитесь на меня, я ничего не хочу сказать дурного ни про васъ ни про вашихъ коллегъ! Ничего! Никѣмъ не было сдѣлано ни одного слишкомъ сквернаго намека! Ни одного слишкомъ вольнаго слова! Но когда она отнесла разсказы по редакціямъ, ей отвѣтъ дали черезъ три дня. Только и всего! И всѣ разсказы были приняты. Боже мой! Это такъ естественно! Молодая, очень красивая женщина пишетъ. Интересно знать, что думаетъ такая красивая головка! Сначала въ особенности — разсказы бывали не совсѣмъ удачны, и нѣкоторые гг. редакторы были такъ добры, что сами ихъ передѣлывали. И съ какой любовью! Вычеркивали, но какъ осторожно, съ какимъ сожалѣньемъ: «Мнѣ самому жаль, но это немножко длинно, дитя мое». Она мнѣ, обыкновенно, разсказывала всѣ подробности своихъ визитовъ. Удивлялись: «Какъ вы, такая молоденькая, — и откуда вы все это знаете?» Простите меня, ради Бога! Это ваши слова. Но и другіе говорили то же самое. Изумлялись ея талантливости. «Откуда у васъ такія мысли?» Всякая мысль получаетъ особую прелесть, если она родилась въ хорошенькой головкѣ! Жизнь не выучила меня быть оптимисткой. И такая молоденькая, такая красивая женщина со взглядами, полными пессимизма! Это придавало ей только интересъ. Ей и «ея» разсказамъ! Она всегда мнѣ разсказывала все, что ей говорили. И мы, — простите меня, — много смѣялись. Она очень весело, я не такъ… Но все-таки, смѣйтесь надо мной, — отъ похвалъ у меня кружилась голова. Какъ замѣчали всякое красивое, удачное, чуть-чуть оригинальное слово! Наши дѣла шли великолѣпно. Мы зарабатывали рублей двѣсти въ мѣсяцъ. Сто я отдавала ей, сто брала себѣ. И все шло отлично. Какъ вдругъ… На прошлой недѣлѣ та Анна Николаевна поступила въ кафешантанъ.
— Въ кафешан…
— Въ кафешантанъ. Тамъ ей показалось веселѣе, и предложили больше денегъ. Я умоляла ее не бросать литературы. Вѣдь мы были наканунѣ славы. Еще полгода — мы стали бы зарабатывать 500—600 рублей въ мѣсяцъ. У меня почти готовъ романъ. У нея бы его приняли. Я умоляла ее не губить моей литературной карьеры. Она ушла: «Тамъ веселѣе!..» Что мнѣ оставалось дѣлать! Взять на ея мѣсто другую? Но это было бы невозможно: сегодня одна Маурина, завтра другая… Да и къ тому же… не сердитесь на меня… я думала, я надѣялась, что мои труды, одобренные, печатавшіеся, даютъ ужъ мнѣ право выступить съ открытымъ забраломъ… съ некрасивымъ лицомъ… Не гнѣвитесь же на меня за маленькое разочарованіе.
— Я… я, право, не знаю… все это такъ странно… Такая нелитературность пріема…
Она сдѣлала такой жестъ, словно я собираюсь ее бить.
— Не говорите мнѣ! Не говорите! Я ужъ слышала это! Въ одной ужъ редакціи меня почти выгнали. «Нелитературный пріемъ! Расчетъ на какія-то постороннія соображенія! Это не принято въ литературѣ!..» И вотъ я пришла къ вамъ. Вы всегда такъ хорошо относились къ… моимъ разсказамъ. Вы такъ хвалили. Не откажите прочитать вотъ эту вещицу. Это въ томъ родѣ, который вамъ у нея особенно нравился, Ей вы читали въ три дня. Мнѣ можно зайти черезъ недѣлю?
— Помилуйте… зачѣмъ же черезъ недѣлю… увѣряю васъ… вы ошибаетесь…
— Не сердитесь!
— Я прошу васъ зайти черезъ три дня. Черезъ три дня разсказъ будетъ прочитанъ!
— Можетъ-быть, лучше черезъ…
— Сударыня, повторяю вамъ: че-резъ три дня раз-сказъ будетъ про-чи-танъ. Имѣю честь кланяться!
Черезъ три дня я получилъ черезъ секретаря записку:
«Я говорила, что лучше черезъ недѣлю. Не сердитесь на меня, я зайду еще черезъ недѣлю. Уважающая васъ Маурина».
Такая досада, чортъ возьми! Непремѣнно надо было прочитать, — и забылъ!
Затѣмъ… Я ужъ не помню, что именно случилось. Но что-то было. Осложненія на Дальнемъ Востокѣ, затѣмъ недородъ во внутреннихъ губерніяхъ — вообще событія, на которыя публицисту нельзя не откликнуться. Словомъ, былъ страшнымъ образомъ занятъ. Масса обязанностей. Положительное отсутствіе времени. При спѣшной, лихорадочной газетной работѣ… Потомъ разсказъ, вѣроятно, куда-то затерялся. Я не могъ его найти…
Недавно я встрѣтилъ въ одномъ новомъ журналѣ подъ разсказомъ подпись Мауриной.
Вечеромъ я встрѣтился съ редакторомъ.
— Кстати, а у васъ Маурина пишетъ?
— А вы ее знаете? Правда, прелестный ребенокъ?
— Да?
— И премило пишетъ, премило. Конечно, немножечко по-дамски. Длинноты тамъ, отступленія. Приходится передѣлывать, перерабатывать. Но для такого талантливаго ребенка прямо не жаль. У насъ въ редакціи ее всѣ любятъ. Прямо, — войдетъ, словно лучъ солнца заиграетъ. Прелестная такая. Дѣтское личико. Чудная блондинка.
— Ахъ, она блондинка?
— Блондинка. А что?
— Такъ… Ничего…