Б. И. Бентовинъ.
правитьПечать смерти.
правитьТретью ночь «онъ» являлся мнѣ и склонился надъ моимъ изголовьемъ. Глаза его сверкали злобой, а губы складывались въ насмѣшливую улыбку. Онъ разсказывалъ мнѣ о многомъ — о таинственныхъ странахъ, которыхъ я позналъ, о людяхъ-чудовищахъ, которыхъ я не видѣлъ, о сладострастіи, котораго я не извѣдалъ… И, когда я утромъ вставалъ съ тяжелой головой, но подкрѣпленный, а измученный сномъ, его огненный взоръ, какъ блудящій огонекъ, носился предо мной, цѣлый день не давая мнѣ успокоиться…
Въ прошлую ночь «онъ» говорилъ со мною объ эгоизмѣ. Я жаловался ему на свое бѣдное существованіе, на неудачную судьбу.
— Судьба тутъ не причемъ… Слѣдуетъ уничтожить только въ себѣ жалость, говорилъ онъ, — это глупое чувство, привитое глупымъ воспитаніемъ. Слѣдуетъ думать только о себѣ, жалѣть только себя… Тогда твоя будущность обезпечена. Дорога, къ богатству и славѣ ведетъ только черезъ трупы ближнихъ…
— Но если сердце не позволяетъ мнѣ поступать такъ возражалъ я.
— Нужно вырвать это сердце. Иначе ты ничего не достигнешь…
Такъ говорили мы до утра. Когда же первый лучъ свѣта пробился сквозь занавѣсъ окна, «онъ» начали блѣднѣть и подниматься, готовый разсѣяться какъ туманъ… Тогда я собрался съ силами и крикнулъ:
— Третью ночь ты мучаешь меня, тревожишь мой сонъ… Зачѣмъ?.. Оставь мнѣ хоть слѣдъ твоей адской мудрости… Дай мнѣ возможность слѣдовать твоимъ совѣтамъ!..
— Хорошо, — прошепталъ онъ, — я награжу тебя однимъ чуднымъ даромъ, котораго нѣтъ у другихъ людей… И если ты съумѣешь имъ воспользоваться — ты достигнешь чего хочешь… Я дарую тебѣ способность видѣть смерть, ранѣе чѣмъ со увидитъ кто-либо другой. На лицѣ человѣка, въ складкахъ его лба, твои глаза отыщутъ печать смерти за годъ до того, какъ она скоситъ свою жертву. Для тебя одного будетъ сверкать эта зловѣщая печать и ты одинъ поймешь ея значеніе…
Съ этими словами онъ коснулся горячими пальцами моихъ глазъ.
— Теперь прощай… Прощай надолго — сказалъ онъ, и образъ его расплылся въ свѣтѣ возрождающагося дня.
Уже нѣсколько дней какъ сонъ мой спокоенъ и крѣпокъ. «Онъ» болѣе не являлся. И все это кажется мнѣ чѣмъ-то далекимъ, полузабытымъ… Да, полно, видѣлъ-ли я «его», говорилъ-ли я съ мимъ… Мало-ли какія бываютъ сновидѣнія…
Эти дни я сидѣлъ дома, трудясь надъ моделью моего изобрѣтенія, которое должно мнѣ дать въ будущемъ и деньги, и славу. Пока я бѣденъ, влачу самое жалкою существованіе… По когда будетъ законченъ мой воздушный корабль, а я вѣрю, онъ будетъ законченъ, нее перемѣнится. Надо мною смѣются, называютъ мечтателемъ… Пусть… О! вѣрю въ свое изобрѣтеніе…
Сегодня и получилъ записку отъ дяди. Онъ просилъ доставить нѣкоторыя книги по механикѣ, которыя я давно уже забралъ изъ его библіотеки. Я не люблю этого стараго, холоднаго брюзгу. Да его никто не любитъ… Онъ живетъ отшельникомъ, думая только о себѣ. Самъ онъ ни въ комъ не нуждается. Онъ бодръ, крѣпокъ, пользуется прекраснымъ здоровьемъ и ничего не жалѣетъ для себя… Мнѣ онъ во всю мою многотрудную жизнь не помогъ ни грошомъ. Говорятъ, у него довольно хорошее состояніе. Человѣчеству отъ этого мало пользы.
Я связалъ въ одинъ узелъ книга и самъ понесъ его дядѣ. Устать я надо провѣтриться. Да и не видалъ я дяди ужъ цѣлыхъ четыре мѣсяца. Онъ встрѣтилъ меня бодрый и даже, какъ будто, веселый, что съ нимъ бывало очень рѣдко.
А, «изобрѣтатель» пришелъ!.. Хорошъ тоже. Стащить, книги и глазъ не покажешь!..
Я хотѣлъ ему отвѣтить, взглянулъ на него и застылъ въ недоумѣніи… Что-то я не могъ опредѣлить что, именно, поранило меня и приковало къ его лицу… Оно было здоровое, спокойное, самодовольное… И въ то-же время какая-то тѣнь, страшная и таинственная, ложилась на эти черты, пронизывая меня непонятнымъ ужасомъ… Я не умѣю описать очертаній этой безобразной тѣни… Но къ ней было что-то неумолимое и безстрастное, какъ судьба… Я не столько видѣлъ, сколько чувствовалъ ее… И мое сердце замирало отъ холода… Я сознавалъ, что это нѣчто неуловимое и неосязаемое печать смерти…
— Ты боленъ или пьянъ — прозвучалъ подлѣ меня рѣзкій голосъ дяди… Или совсѣмъ сталъ дуракомъ, благодаря твоему кораблю…
Мнѣ было такъ страшно и больно, что я хотѣлъ бѣжать… Но какой-то голосъ чужой, но знакомый, «его» голосъ шепнулъ мнѣ: «въ этой смерти твое счастье; лови его…». И я сейчасъ-же преобразился… Не знаю, былали это сила воли, или постороннее внушеніе… Я сталъ необычайно ласковъ и привѣтливъ съ дядей. И льстилъ ему, временами унижался, хвалилъ его, съ у мѣлъ надѣть самыя сокращенныя струны его души. Однимъ словомъ, дѣлалъ все то, что въ нормальномъ состояніи дѣлать былъ не способенъ… И теперь меня не смущала уже роковая тѣнь, которая разстилалась по лицу дяди, какъ наукъ, охватывая и сжимая его черты…
Я пробылъ у дяди цѣлый день и за итогъ день такъ старался угодить ему и сблизиться съ нимъ, что не былъ удивленъ, когда, прощаясь со мною, онъ сказалъ:
Знаешь, «изобрѣтатель», ты сильно измѣнился… Ты просто очаровалъ меня — такой почтительный и ласковый… Вотъ, что… Ты одинокъ и я одинокъ. Послѣднее время я что-то началъ хандрить… Переѣзжай-ка ко мнѣ. И перевози всѣ свои корабли… Попробуемъ жить вмѣстѣ…
Тѣни смерти сгущались на его лицѣ, Онѣ притягивали меня непонятною силой… А таинственный голосъ «его» голосъ нашептывалъ мнѣ о будущемъ счастіи…
Я обѣщалъ завтра-же переѣхать.
Дядя умеръ мѣсяцъ тому назадъ… До послѣдней минуты онъ оставался бодрымъ и здоровымъ. Но по лицу его я могъ уже приблизительно опредѣлить, сколько ему оставалось пировать на этомъ свѣтѣ… О, смотрѣть на него иногда для меня становилось пыткой!.. Какою темною и всеобъемлющею казалась теперь эта, роковая печать… Не было ни одной морщинки на щекахъ, на лбу, въ углахъ рта, гдѣ мельчайшими нитями не вѣтвилась бы смерть, Она выглядывала въ отверстіяхъ зрачковъ, шевелилась между корнями волосъ…
Сколько разъ, идя по улицѣ, я встрѣчалъ цвѣтущихъ юношей, красавицъ-дѣвушекъ, рѣзвыхъ дѣтей — и на лбу ихъ зіяла роковая печать. Я хотѣлъ бѣжать къ нимъ, защитить ихъ, предостеречь ихъ — но во время вспоминалъ, что нѣтъ спасенія для отмѣченныхъ перстомъ смерти… И какъ я проклиналъ тогда «его», — невѣдомаго злобнаго духа тьмы, который наградилъ меня даромъ предвидѣнія!..
Дядя оставилъ меня единственнымъ наслѣдникомъ его небольшого, но приличнаго состоянія. Теперь я могу широко поставить опыты съ моимъ воздушнымъ кораблемъ. Я нанялъ хорошую квартиру, мило обставилъ ее и началъ показываться въ свѣтѣ, гдѣ небѣднаго, да еще неженатаго молодого человѣка всегда примутъ съ распростерты и и объятіями.
На прошлой недѣлѣ я былъ въ оперѣ. Театръ былъ переполненъ блестящимъ обществомъ.
Хотите посмотрѣть на невѣсту съ милліономъ?.. — сказалъ мнѣ знакомый, указывая на одну изъ ложъ бель-этажа.
Тутъ и у видѣлъ представительную старую даму въ черномъ, а рядомъ съ ней какое-то уродливое существо, одѣтое довольно пестро и безвкусно…
— Это и есть невѣста. Она горбата, безобразна — какъ вы сами изволите видѣть. Да, кромѣ того идіотка…
— Прекрасныя качества… замѣтилъ я.
— Но зато въ карманѣ ея милліонъ…
— Неужто не находится желающихъ?..
— Конечно, находится… Только представьте себѣ, эта идіотка не безъ причудъ и очень разборчива. Тѣхъ, кто рѣшался жертвовать собой для ея милліона — она отвергала…
Я взялъ бинокль, чтобы яснѣе разглядѣть это милліонное чудовище. Дѣйствительно, вся ея внѣшность была омерзительно противна… Вдругъ, и чуть не уронилъ бинокля… На лбу уродливой дѣвушки я замѣтилъ знакомыя мнѣ тѣни… Онѣ охватывали щека, подбородокъ, опускаясь къ шеѣ… Да, нѣтъ сомнѣнія… Печать смерти лежала на ея лицѣ… Я былъ мнѣ себя… Кровь ударила мнѣ въ голову… Милліонъ!.. Да изъ-за него стоитъ перестрадать нѣсколько мѣсяцевъ, пресмыкаться, насиловать свои лучшія чувства… А потомъ потомъ я свободенъ, какъ вѣтеръ… Могу попирать обычаи, приличія… Я хозяинъ положенія!.. Въ моихъ рукахъ милліонъ!..
Во время антракта я попросилъ представить меня невѣстѣ… Опять мой духъ былъ охваченъ тѣмъ особымъ состояніемъ, когда я умѣлъ прилаживаться ко вкусамъ и требованіямъ собесѣдника!.. Повидимому, опять «онъ» руководилъ мною, и внушалъ мнѣ слова и движенія… Я, кажется, въ полчаса съумѣлъ очаровать эту кретинку… Пожилая дама, видя восторгъ своей дочери, пригласила меня бывать у нихъ. Потомъ пошло все, какъ на парахъ… Черезъ недѣлю я сдѣлалъ предложеніе. Теперь осталось три дня до нашей свадьбы… По трупамъ суждено мнѣ шагать къ своему счастью, какъ говорилъ «онъ», во мракѣ ночи, склоняясь къ моему изголовью… Да будетъ такъ!..
Прошелъ уже годъ, какъ скончалась моя жена… Какъ это ни странно, но я жалѣю это несчастное созданіе, которое меня буквально обожало. Да и что нужно было этому жалкому выродку, съ вялымъ мозгомъ и уродливымъ туловищемъ?.. Я ласково проводилъ рукой по ея волосамъ, покупалъ ей вкуснаго шоколаду — и она была безконечно счастлива. Она ловила мой взглядъ, слѣдовала за мною какъ вѣрная собака, цѣловала мнѣ руки. Я обращался съ нею хорошо, и совѣсть меня упрекнуть тутъ не можетъ…
Такъ прожилъ и съ нею 10 мѣсяцевъ… Какъ это ни странно, а у насъ родилась дочь. И еще болѣе странно, что это былъ прелестный ребенокъ, прекрасно сложенный, подвижный, съ умными глазенками… Не всегда, видно, осуществляются законы наслѣдственности!…
Роды стоили женѣ жизни. И повторяю, мнѣ ее жаль. Успѣваешь, вѣдь, привыкнуть и къ кошкѣ, и къ стулу, на которомъ сидишь, и къ платью, которое носишь… А это все-же было живое существо, ласковое и безотвѣтное!..
У меня остался милліонъ. Боже, какое это магическое слово!.. Кто-бы узналъ во мнѣ теперь того жалкаго субъекта безъ опредѣленныхъ занятіи, который ютился въ темномъ чуланѣ подъ крышей… Мой домъ — одинъ изъ лучшихъ въ городѣ, мои рысаки — возбуждаютъ зависть спортсменовъ… А кругомъ меня низкопоклонство, лесть… На-дняхъ я закончилъ постройку модели моего воздушнаго корабля, въ четверть натуральной величины-и предварительные опыты вполнѣ удались… Но все-же выше всѣхъ благъ земныхъ я цѣню мое прелестное дитя, которой минулъ уже годъ. Няньки и бонны называютъ ее красавицей, да такъ и есть въ дѣйствительности… Она удивительно умненькая, и я могу играть съ нею по цѣлымъ часамъ… Она призвана украсить мою жизнь и мою старость…
Да, теперь я чувствую себя вполнѣ счастливымъ. Если-бы «онъ» вздумалъ опять явиться мнѣ, я-бы не испугался. Л-бы поблагодарилъ его за то, что онъ далъ мнѣ возможность добиться счастіи…
Отчаянію моему нѣтъ границъ… О, Боже, что мнѣ дѣлать?.. Что мнѣ дѣлать?!. Сжалься надо мной!..
Вчера, по обыкновенію, няня внесла утромъ ко мнѣ въ спальную мою Аню, которая теперь такъ мило лепечетъ: «добрымъ утромъ, папа». Дитя было весело, какъ всегда; я взялъ ее на руки и хотѣлъ расцѣловать… Крикъ ужаса вырвался изъ моей груди… О, Боже!.. На открытомъ лобикѣ, межъ бровей моего несчастнаго ребенка, зловѣщимъ пятномъ выдѣлялась, увы, хорошо знакомая мнѣ, печать смерти…
Меня охватило какое-то бѣшенство отчаянія… Я рѣшился на все, чтобы спасти мое любимое дитя, хотя въ тоже время создавалъ, что это ни къ чему но поведетъ… Я разослалъ во всѣ концы сзывать медицинскія свѣтила нашего города. Они приходили одинъ за другимъ, добросовѣстно выстукивали и выслушивали мою Аню, находили ее совершенно здоровой, и съ сожалѣніемъ смотрѣли, какъ я бѣсновался, выслушивая ихъ успокоительный діагнозъ.
— Вамъ слѣдуетъ лечиться, а не вашему ребенку… — говорили они.
Глупцы!.. Я выгналъ ихъ всѣхъ, и сталъ скликать знахарей. Они шептали, сплевывали и окуривали мою несчастную дочку, но тѣни смерти не сходили съ ея лица…
Ночью, когда я, измученный, обезсиленный, забылся тревожнымъ сномъ, явился «онъ», и, какъ тогда, склонился къ моему изголовью… Я зналъ, что онъ придетъ насмѣяться надо мной. «Онъ» заманилъ меня въ западню. Онъ подразнилъ меня минутнымъ счастьемъ, чтобы затѣмъ побитъ меня моимъ же оружіемъ. Я заклиналъ его оставить мнѣ дочь — радость и утѣшеніе моей жизни. Я отказывался отъ богатства, будущей славы… Напрасно!..
Молчаливый сидѣлъ онъ у моего изголовья съ улыбкой на тонкихъ губахъ и, только исчезая въ лучахъ блѣднаго утра, шепнулъ на прощанье: «это не въ моей власти»… О, мнѣ кажется, что я съума схожу!..
Надо, однако, крѣпиться, надо взять себя въ руки… Сегодня неожиданно пріѣхалъ мой дальній родственникъ. Я видѣлъ, какъ онъ о чемъ-то шептался съ врачами и до меня долетѣло слово: «опека»…
Я буду тихъ и нѣмъ… Необходимо сдержаться и покориться…
Недѣля ужъ какъ мое милое дитя отошло въ лучшій міръ… Только за три дня до смерти оно заболѣло. Врачи опредѣлили воспаленіе легкихъ… Но не все ли равно, отъ чего скончалась моя Аня?… Уже годъ тому назадъ я зналъ, что она не жилица на этомъ свѣтѣ…
Какъ пусто и холодно кругомъ. Никогда я не думалъ, что можно такъ привязаться къ комочку мяса. Ничто меня не радуетъ и не интересуетъ… За этотъ ужасный годъ я успѣлъ посѣдѣть и сильно осунулся. Врачи совѣтуютъ мнѣ уѣхать отдохнуть на югъ… Зачѣмъ мнѣ это?.. Тамъ я буду лишенъ единственнаго удовольствія посѣщать ежедневно могилку моей Ани, убирая ее живыми ландышами и незабудками…
Свершилось то, что я предчувствовалъ, не отдавая себѣ къ этимъ яснаго отчета. Два дня тому назадъ, подойдя къ зеркалу, я съ ужасомъ отскочилъ… Да, она роковая печать — ясно выдѣлялась на моемъ лбу…
Странно… Послѣ перваго момента, ужасъ уступилъ мѣсто другому чувству — чувству полной апатіи. Я считала уже себя мертвымъ. Да я не все равно ли — теперь это случится, или ровно черезъ годъ — 12-го апрѣля въ 3 часа 42 минуты… Я готовъ былъ сейчасъ-же броситься въ какую ни будь пропасть, въ темную яму, и тамъ лежать, лежать въ полномъ покоѣ, въ дремотѣ, пока не пробьетъ послѣдняя минута и не остановится сердце… Да, жестока месть сатаны… Какой пыткѣ я долженъ подвергаться цѣлый годъ!..
Живой мертвецъ!.. Я просидѣлъ недвижно нѣсколько часовъ, ни о чемъ но думая, ничего не сознавая… Внѣшній міръ какъ-бы отошелъ куда-то далеко, не касаясь меня, ". Да и все мое существо какъ будто преобразилось… Никакихъ желаній, никакихъ ощущеній, никакихъ интересовъ…
Къ вечеру я, однако, началъ приходить въ себя. Я съ изумленіемъ присматривался ко всему окружающему, какъ будто оно было для меня чѣмъ-то новымъ и незнакомымъ. Я самъ казался себѣ занесеннымъ сюда издалека, съ другой планеты, чуждой земной жизни… Я приказалъ было позвать на слѣдующее утро нотаріуса, собираясь составить завѣщаніе, но потомъ раздумалъ… Времени у меня впереди еще много: — цѣлый годъ 365 дней или 8,760 часовъ или 525,600 минутъ… Сегодня я рѣшилъ иначе. Я оставлю себѣ столько, сколько мнѣ необходимо для годового безбѣднаго существованія, а остальное розданъ при жизни. Я не рискую остаться пищимъ подобно Лиру, потому что отлично знаю, сколько мнѣ нужно, чтобы до конца дотянуть комедію жизни… И такъ — или мой милліонъ, добытый такимъ чудеснымъ образомъ и столь-же чудесно теряемый…
500 тысячъ я передаю въ университетъ, съ тѣмъ чтобы онѣ послужили преміей тому, кто разрѣшитъ дилемму управляемаго воздушнаго корабля. Остальное я раздамъ разнымъ благотворительнымъ учрежденіямъ. Себѣ и оставлю только 5 тысячъ на годъ жизни предостаточно…
Не такъ-ли поступилъ-бы и каждый, умѣй онъ, какъ я, разгадать печать смерти?..
Вчера, когда мнѣ оставалось жить еще 7 мѣсяцевъ, 12 сутокъ, 9 Часовъ, — мнѣ стало дурно, и врачъ, позванный моимъ слугой, нашелъ, что это сердечный припадокъ, обусловленный новообразовавшимся порокомъ сердца… Такъ вотъ, отъ чего суждено мнѣ погибнуть!.. Впрочемъ, живу-ли еще я?.. Утромъ, днемъ, ночью, каждое мгновенье мысль моя поглощена только однимъ — смертью…
Я купилъ себѣ дюжину всякихъ часовъ, развѣсилъ ихъ по всѣмъ комнатамъ… Другимъ они и показываютъ время жизни, мнѣ они говорятъ только о смерти… О скорѣе-бы, скорѣе!.. А мнѣ приходится ждать долго… Да, очень долго…
Никогда и по думалъ, что время можетъ тянуться такъ медленно. Нѣсколько мѣсяцевъ лишне — это пустяки… Но когда ясно видишь впереди цѣль, цѣль къ которой обязанъ стремиться и цѣль эта — могила, каждое мгновеніе кажется вѣчностью… Я думалъ въ началѣ, что будетъ какъ разъ наоборотъ, что я буду ловить уходящія минуты, плакаться, что онѣ, быстро бѣгутъ, влача меня къ краю могилы… Такъ оно и было первое время. Меня охватывало бѣшенство, я рвался какъ пойманный ввѣрь, билъ себя въ грудь, кричалъ времени: «остановись»!..
Но, увы, оно не останавливалось… Часы тикали, мѣрно отбивая секунды за секундой… Тогда во мнѣ произошелъ полный переворотъ. Неминуемое для меня стало закономъ, предъ которомъ я преклонился. И жажда жизни разомъ превратилась въ жажду смерти… Я усталъ, я измученъ, мнѣ пора отдохнуть… И что-же, кромѣ небытіи, дастъ мнѣ этотъ полный, вѣчный покой…
О, скорѣе-бы, скорѣе!..
Перо дрожитъ изъ моей рукѣ… Я очень слабъ… Мнѣ осталось жить 3 часа, 40 минуть, 12 секундъ… Благодарю Тебя, о Господи, благодарю Тебя!..
На этомъ дневникъ обрывается.