Песнь о полку Игореве (Максимович)/ДО
Пѣснь о полку Игоревѣ : Изъ лекцій о Русской Словѣсности, читаннытъ 1835 года въ Унивкрситетѣ Св. Владиміра |
Опубл.: 1836. Источникъ: Журналъ Министерства народнаго просвещенія, т. 10. Стр. 1-22 • См. также Слово о полку Игореве |
Статья первая
правитьПѣснь о Полку Игоревѣ есть драгоцѣнный памятникъ Русcкой Поззіи въ концѣ XII вѣка[1]. Въ Исторія Словесности нашей должно обращать особенное вниманіе на сію Пѣснь: ибо, кромѣ общей литературной важности, ею раздѣляемой на равнѣ съ прочими нашими древними произведеніями, она важна, какъ единственный до насъ дошедшій письменный памятникъ самородной Древней Русской Поэзіи, блестящій яркими красотами поэтическими, и вмѣстѣ съ тѣмъ полный истиною историческою. Это первообразъ самобытной Русской Эпической Поэзіи, и въ духѣ, и въ формахъ.
Кромѣ того, для Исторіи Словесности нашей она важна какъ единственный источникъ, въ которомъ сохранилось извѣстіе о славномъ вѣщем Боянѣ, нѣсколько его выраженіи, и указаніе на нѣкоторыхъ Русскихъ Князей, въ честь коимъ воспѣты были у насъ пѣсни, можеть быть симъ же пѣснотворцем стараго времени. Но пѣвецъ Игоря, сохранивъ для насъ славное имя Бояна (которое одно только и извѣстно намъ[2], самъ остался безыменнымъ, подобно пѣвцамъ народной нашей Поэзіи.
Наконецъ Пѣснь Игорю, какъ вѣрное выраженіе своего времени, важна для самой Исторіи Древней Руси и своимъ современнымъ взглядомъ на порядокъ вещей, на разныя событія и лица, и даже нѣкоторыми подробностями, кромѣ ея нигдѣ не сохранившимися.
Прежде, чѣмъ станемъ разсматривать самую Пѣснь, я изложу исторію ея извѣстности въ Литературѣ нашей и назову Писателей, посвящавшихъ ей труды свои.
Въ первый разъ она вышла въ свѣтъ въ Москвѣ, 1800 года. Ее издалъ извѣстный Графъ А. И. Мусинъ-Пушкинъ подъ названіемъ Ироическая Пѣснь, съ переводомъ, въ которомъ принимали участіе А. Ѳ. Малиновскій и Н. Н. Бантышъ-Каменскій. Пѣснь сія отыскана 1795 года, въ старинномъ сборникѣ, гдѣ послѣ Книги, глаголемой Гранографъ (т. е. Хронографъ), списаны были еще 7 статей, въ томъ числѣ подъ № 5 и Слово о плъку Игоревѣ, Игоря Святославля, внука Ольгова. Сей сборнинъ, писанный въ листъ на лощеной бумагѣ, Графъ Мусинъ-Пушкинъ пріобрѣлъ у Ярославскаго Архимандрита Іоиля, для своей богатой Русскими древностями Библіотеки, которая къ сожалѣнію сгорѣла въ 1812 году на Московскомъ пожарѣ, а съ нею погибъ и сборникъ, вмѣщавшій въ себѣ единственный списокь Пѣсни Игорю.
Сія рукопись, по свидѣтельству извѣстнаго знатока сего дѣла А. И. Ермолаева, была писана полууставомъ XV вѣка; другіе очевидцы (по словамъ К. Ѳ. Калайдовича) почеркъ ея признавали Бѣлорусскимъ, не восходящимъ далѣе XVI вѣка. И такъ Пѣснь Игорю можемъ почитать дошедшею до насъ въ спискѣ, принадлежавшемъ къ концу XV или къ XVI вѣку.
Первое извѣстіе о ней напечатано было въ Spectateur du Nord 1797, по словамъ коего Пѣснь Игорю можно сравнять съ лучшими Оссіановскими Поэмами. По выходѣ въ свѣтъ, она обратила на себя большое вниманіе, которое выразилось сначала болѣе восхищеніемъ, нежели ученымъ изслѣдованіемъ: ибо только извѣстный нашъ Писатель А. С. Шишковъ въ 1805 году напечаталъ ее вторично съ новымъ прозаическимъ переводомъ и нѣкоторымя примѣчаніями; другіе же, а именно Сѣряковъ (1803, С П. Б.), Палицынъ (1808, Харьк.), Язвицкій (1812, С. П. Б.), Левитскій (1813, С. П. Б.), переводили ее стихами, въ которыхъ Поэзія подлинника отсвѣчивалась тускло.
Карамзинъ ввелъ ее въ свою Исторію Государства Россійскаго, гдѣ помѣстилъ и разныя примѣчанія, составляющія начало Исторической Критики сей Пѣсни.
Московское Общество Любителей Россійской Словесности предложило вопросъ: на какомъ языкѣ писана Пѣснь о Полку Игоря? К. Ѳ. Калайдовичъ, подъ именемъ неизвѣстнаго, въ 1817 году написалъ Опытъ рѣшенія (Труды Общ. Л. Р. С. Ч. XI), служащій началомъ филологическихъ ея изслѣдованій. Онъ почитаетъ языкъ Пѣсни Игорю подобнымъ языку библейскому, сходнымъ съ языкомъ нашихъ лѣтописей, грамот, и полагаетъ, что она сочинена вѣроятно въ нынѣшней Малороссіи.
Р. Ѳ. Тимковскій много и долго занимался полнымъ изслѣдованіемъ сей Пѣсни, и уже приготовилъ было къ изданію свой трудъ; но по смерти его (1820) не осталось и слѣда его изысканій, которыя безъ сомнѣнія устранили бы многія изъ недоумѣній, оставшихся и послѣ новыхъ изданій сей Пѣсни.
Въ 1819 году она издана въ С. Петербургѣ Я. Пожарскимъ, который изъяснялъ тексть ея преимущественно словами изъ языка Польскаго. Г. П. Бутковъ продолжилъ историко-географическую критику оной (Вѣстн. Евр. 1821, Сынъ От. 1834 № 52).
Въ 1823 году въ Москвѣ Г. Н. Грамматинъ напечаталъ новое изданіе, съ переводами въ прозѣ и стихахъ народнаго размѣра, которое, по количеству примѣчаній и толкованій, есть полнѣйшее и содержитъ въ себѣ попытку привести къ однообразію правописаніе подлинника.
Вслѣдъ за первымъ у насъ появленіемъ въ свѣтъ Пѣсни Игорю, Шлецеръ извѣстилъ о ней иностранцевъ (въ Goetting. gel. Anz. 1801). Онъ сначала усомнился было въ ея подлинности и древности; но скоро (1802 года, въ своемъ Несторѣ) сознался въ грѣхѣ своемъ. — И Пѣснь Игорю была переводима неоднократно, прозою и стихами, на языки Фанцузскій и Нѣмецкій. На Польскій языкъ перевелъ ее Кипріанъ Годебскій. — На Чешскомъ Языкѣ сдѣланы были въ 1808 году переводы ея Юнгманомъ въ прозѣ и Рознаемъ въ стихахъ, но не изданы; а въ 1821 году она издана въ Прагѣ Вячеславомъ Ганкою, съ его переводомъ въ прозѣ и нѣсколькими объяснительными примѣчаніями. Вотъ нѣсколько строкъ изъ краткаго примѣчанія о языку и рукописи, написаннаго симъ Словенскимъ филологомъ порусски. «Языкъ подлинника сей Пѣсни великолѣпенъ и крѣпокъ, дѣлаетъ переходъ изъ Славянскаго въ старый Русскій; потому распознается очевидно не токмо отъ старшихъ частей Священнаго Писанія, но и отъ самаго Лѣтописца Нестора … Кто бы хотѣлъ Царедворскую рукопись Старо-Ческу съ Игоремъ сравнивать, завѣрно бы нашелъ много сходства, не токмо въ словныхъ выраженіяхъ, но болѣе того въ самомъ духѣ древности я мышленія.»
Послѣ изданія Пѣсни Игорю Г. Грамматинымъ, она оставаась у насъ 7 лѣтъ въ покоѣ; но въ послѣднее время опять принялись за нее, особенно въ Москвѣ, гдѣ Г. Профессоръ М. Т. Каченовскій, — въ слѣдствіе ученаго сомнѣнія, наводимаго имъ на Древнюю Русскую Исторію, заподозрилъ (1830 г.) и достовѣрность Пѣсни Игорю.
Г. А. Ѳ. Велыпманъ, 1833 года, перевелъ ее мѣрною прозою съ новымъ чувствоыъ красотъ ея. Съ новыми видами объ исторической важности ея писалъ о ней Г. Н. А. Полевой (Ист. Р. Н. 1830 и Моск. Тел. 1833). Съ новымъ уразумѣніемъ народно-поэтическаго ея свойства писалъ о ней Г. А. Глаголевъ (въ изданныхъ имъ 1834 г. Основаніяхъ Словесности).
Съ другой стороны, съ точки зрѣнія Каченовскаго, Г. Профессоръ И. И. Давыдовъ на основаніяхъ филологическихъ сомнѣвается также въ ея подлинной древности и находитъ въ ней сходство съ Исландскима Сагами (Учен. Зап. М. у. 1834); Г. Археографъ П. М Строевъ называетъ ее .пррблемой Русской Слоевености XII вѣка (Ж. М. Н. П. 1834). Г. И. Бѣликовъ (въ Уч. Зап. М. у. 1834) изложилъ обстоятельно сомнѣнія касательно Пѣсни Игррю; но настаивая , что дошедшая до насъ Пѣснь есть сочиненіе, а можетъ быть и переводъ XVI вѣка, предполагаетъ между прочимъ, что ея источникомъ была недошедшая до насъ древняя прекрасная Пѣснь Игорю.
Но въ Библіотекѣ для Чтенія (1834) она названа даже поддѣлкою XVIII вѣка, подобно Поэмамъ Оссіановымъ; на сіе мнѣніе и Г. Бѣликову возражалъ Г. С. Руссовъ брошюркою о подлинности Слова о Полку Игоревѣ (С. П. Б. 1834).
Можно согласиться, что Пѣснь сія подлежитъ еще подробному и полнѣйшему изслѣдованію, ожидаетъ новой критики; но подлинная древностъ и высокая красота ея остаются еще не опроверженными и для насъ несомнѣнными по прежнему.
Вотъ краткая исторія Пѣсни Игорго въ Новой Литературѣ. Изъ нея видите, какъ недавно она стала извѣстною, и то въ одномъ только спискѣ, и то уже утраченномъ. Эши обстоятельства, служащія между прочимъ основаніемъ для опроверженія подлинной древности Пѣсни Игорю, сутъ явленія самыя обыкнояенныя. — Она сдѣлалась извѣстною недавно; но за долго ли до нея стали у насъ открываться вообще памятники Древней и даже Средней Словесности нашей, и не гораздо ли позднѣе узнали мы многіе памятники ближайшіе къ нашему времени, пасанные въ Великой Россіи, и въ свое время долженствовавшіе по видимому быть въ большемъ ходу, чѣмъ древняя, свѣтская и къ неважному на Южиой Руси событію относящаяся Пѣснь пѣвца безыменного?
Мы видѣли уже, что почти въ одно съ вею время я также только въ одномъ спискѣ найдено Поученіе В. Кн. Мономаха, которое, и по именитости Автора и по своему содержанію, долженствовало имѣть гораздо большій ходъ въ монастыряхъ. Мы увидимъ послѣ, что Судебникъ Іоанна III памятикъ позднѣйшій (1497), Великороссійскій, и притомъ важности государственной, былъ сначала извѣстенъ даже Карамзину только въ сокращенномъ Латинскомъ переводѣ Герберштейновомъ, и въ подлинникѣ сталъ извѣстенъ не прежде 1817 года.
Если такіе и имъ подобные памятнаки постигала случайность запоздалаго открытія и одиноко-