Периклъ. В. Бузескула. Харьковъ, 1889 г. Еще недавно въ Русской Мысли было отмѣчено полезное участіе приватъ-доцента Харьковскаго университета В. Бузескула въ изданіи курса всеобщей исторіи покойнаго М. Петрова, по отдѣлу исторіи реформаціоннаго періода (Русская Мысль, декабрь 1888 года, въ статьѣ: Два университетскихъ курса по всеобщей исторіи). Въ настоящее время намъ предстоитъ сказать о книгѣ изъ совершенно иной области — о магистерской диссертаціи, посвященной Периклу. Выходу въ свѣтъ этого сочиненія предшествовала статья въ Журналѣ Министерства Народнаго Просвѣщенія о новомъ направленіи во взглядахъ на Перикла, опредѣлившемся съ нѣкоторыхъ поръ въ литературѣ, особенно въ нѣмецкой. Ожесточенная партійная борьба, среди которой приходилось выступать греческимъ дѣятелямъ V вѣка до P. X., не прекратилась до сихъ поръ. Великій вождь аѳинской демократіи, съ именемъ котораго связано преданіе о блестящемъ разцвѣтѣ греческой жизни, о высшемъ выраженіи ея силъ въ самыхъ различныхъ областяхъ, естественно подвергался нападкамъ тѣхъ современниковъ и ближайшихъ потомковъ, которые ненавидѣли демократію и Аѳины. Нападки эти оставили глубокій слѣдъ въ источникахъ и уже потому не могли не отозваться на современной исторіографіи. Но не этими только посмертными вліяніями объясняются разногласія современныхъ ученыхъ. Это давнее прошедшее изучается и истолковывается съ точки зрѣнія современныхъ убѣжденій и предубѣжденій. Грота упрекали, и не совсѣмъ безъ основанія, за то, это его политическій радикализмъ отзывался на его научной обработкѣ; но если и были какіе грѣхи въ этомъ отношеніи, то они весьма маловажны сравнительно съ тѣмъ, что продѣлываютъ въ послѣднее время писатели противуположныхъ воззрѣній. Сочиненіе Шварца о Демократіи заслуживаетъ вниманія, главнымъ образомъ, по систематическому искаженію истины въ интересахъ соціальной реакціи. Пфлугкъ-Гартунгъ съ своими, этюдами о военной дѣятельности представляетъ другой признакъ времени: бывшій нѣмецкій Lieutenant съ комическою самоувѣренностью обсуждаетъ планы и дѣйствія греческихъ полководцевъ, предусматриваетъ возможныя комбинаціи, открываетъ и порицаетъ ошибки, руководствуясь теоріей Клаузевица и практикой Мольтке. Выходитъ, что военныя операціи Перикла не выдерживаютъ ни малѣйшей критики, и остается только удивляться легкомыслію аѳинскихъ гражданъ, которые вновь и вновь поручали неспособному демагогу руководство войсками и флотами. Максъ Дункеръ и Белохъ тоже присоединились къ походу противъ политической репутаціи Перикла, хотя и не доходили до такихъ крайностей пристрастія и ограниченности. Въ общемъ вопросъ о Периклѣ и его значеніи, а вмѣстѣ съ тѣмъ вопросъ о характерной роли аѳинской демократіи оказался вновь открытымъ, несмотря на многократныя и, повидимому, авторитетныя обработки.
Нѣкоторымъ извиненіемъ современный писателямъ, поднявшимъ всю эту суматоху, могло служить только то, что среди древнихъ свидѣтельствъ, какъ уже сказано, сохранилось очень много невыгодныхъ для Перикла. Такими невыгодными отзывами и разсказами переполнена какъ разъ біографія Плутарха, служащая однимъ изъ главныхъ источниковъ по предмету. Болѣе или менѣе враждебно смотрѣли на Перикла Платонъ и Аристотель, наши главные авторитеты въ сужденіи о политическихъ теоріяхъ грековъ. Въ виду противорѣчія между этими отрицательными данными и положительными, разсѣянными у тѣхъ же писателей и особенно у Ѳукидида, изученіе эпохи Перикла требуетъ строгаго и осмотрительнаго критическаго изслѣдованія. Г. Бузескулъ именно и попытался разобраться въ разнорѣчіяхъ источниковъ и литературной полемики. Онъ свелъ для русской публики главныя положенія и аргументы, выставленные по различнымъ вопросамъ въ теченіе спора, и старался указать, къ какимъ выводамъ приводятъ сличеніе показаній и оцѣнка фактовъ въ ихъ совокупности. Намъ кажется, что задачу свою онъ исполнилъ, въ общемъ, чрезвычайно удовлетворительно: не покушаясь поразить читателя особенною новизной построеній, авторъ внимательно разбираетъ подлежащіе изученію вопросы; его отношеніе къ дѣлу отличается полною добросовѣстностью и благоразуміемъ. Поэтому книгу г. Бузескула можно привѣтствовать среди нашей скудной исторической литературы, какъ цѣнную попытку оріентироваться въ довольно запутанной исторіи крайне важнаго періода. Благопріятные для Перикла и аѳинской демократіи результаты слагаются sine ira et studio, безъ натяжекъ и адвокатской софистики. По поводу частностей, конечно, могутъ быть споры, которые здѣсь поднимать не мѣсто. Въ смыслѣ же общихъ возраженій мы указали бы, прежде всего, на нѣкоторую недостаточность разработки первоисточниковъ. Авторъ совершенно правильно опирается на краеугольныя свидѣтельства Ѳукидида, которыя не осмѣлится сдвинуть и перетолковать ни одинъ ученый, сколько-нибудь обладающій критическимъ тактомъ: пока исторія не обратилась въ легкомысленную игру фантазіи, повѣствованіе о Периклѣ должно «брать тонъ» въ оцѣнкѣ Ѳукидида. Но слѣдовало повнимательнѣе отнестись къ вопросу о составѣ и степени значенія другихъ свидѣтельствъ. Въ этомъ отношеніи у г. Бузескула значительный недоборъ. Мы понимаемъ, что ему представлялось мало привлекательнымъ гоняться вмѣстѣ съ Зауппе, Рюлемъ, А. Шмидтомъ за тѣнями Ѳеопомпа, Эфора и Стезимброта Тазосскаго, но нѣкоторый критическій анализъ біографіи Плутарха по отношенію къ ея первоначальнымъ источникомъ былъ, все-таки, необходимъ. Не пытаясь, подобно нѣмецкимъ «гиперкритикамъ», опредѣлить въ точности, откуда взятъ каждый отдѣльный параграфъ этой біографіи, необходимо было опредѣлить въ общихъ чертахъ ея составъ и поддержать то или другое опредѣленіе аргументами. Это было не только необходимо, но и возможно. Авторъ, между тѣмъ, касался относящихся сюда вопросовъ только мимоходомъ, при свѣркѣ различныхъ литературныхъ мнѣній о событіяхъ. Вслѣдствіе этого, изложеніе получаетъ иногда нѣсколько произвольный характеръ: читателю представляется, что, пожалуй, можно разсуждать и такъ,* какъ дѣлаетъ г. Бузескулъ, а, пожалуй, и совсѣмъ иначе. Постоянное сопоставленіе литературныхъ мнѣній какъ бы отвлекло вниманіе отъ источниковъ.
Затѣмъ не можемъ не высказать, что общая характеристика положенія Перикла въ государствѣ едва ли справедлива. Авторъ недостаточно уяснилъ себѣ всемірно-историческое значеніе той аномаліи, которая выражается въ руководящей роли великаго военачальника среди абсолютной демократіи Аѳинъ. Съ одной стороны полное господство выборной системы, непосредственное участіе народа въ управленіи, крайняя подвижность учрежденій и партій, съ другой — многолѣтнее сосредоточеніе всѣхъ нитей сложной внутренней и внѣшней политики въ рукахъ одного человѣка. Гдѣ разгадка пятнадцатилѣтней «демократической монархіи» Перикла, о которой кратко и вѣско сказалъ Ѳукидидъ? По мнѣнію г. Бузескула, все дѣло — въ личномъ вліяніи генія. Онъ не придаетъ значенія должностному положенію Перикла и не видитъ въ учрежденіяхъ того времени достаточнаго объясненія фактовъ. Намъ кажется, наоборотъ, что, помимо личной геніальности, въ этой странной комбинаціи высказывается очень общее и характерное историческое условіе. Аѳинская демократія, воцарившаяся надъ обширнымъ государствомъ союза, вырабатывала себѣ могущественную, сосредоточенную въ рукахъ одного лица исполнительную власть, подобную, съ одной стороны, власти англійскаго премьера, съ другой — магистратурѣ римскаго императора. Опорнымъ пунктомъ такой власти являлась должность стратега, которая захватывала самыя разнообразныя области, вмѣшивалась въ иностранныя дѣла, финансы, народное воспитаніе, законодательныя собранія. Стратеговъ было десять, но, въ случаѣ надобности, вліяніе ихъ объединялось вокругъ одного «автократа». Даже если не было такого искусственнаго объединенія, такіе люди, какъ Ѳемистоклъ, Аристидъ, Кимовъ, Периклъ, Алкивіадъ, становились во главѣ всей коллегіи и, вмѣстѣ съ тѣмъ, во главѣ государства. Конечно, въ этой сосредоточенной власти сказывалось глубокое противорѣчіе. между сложною государственною политикой и демократическими учрежденіями, но противорѣчіе это было неизбѣжно и именно имъ въ значительной степени объясняется трагическій ходъ Пелопоннезской войны. Въ пользу высказаннаго взгляда можно привести не одни предположенія и соображенія, за него говоритъ и рѣзко отмѣченный у Ѳукидида характеръ «монархіи», и смѣна нѣсколькихъ руководящихъ дѣятелей изъ аристократическаго и демократическаго лагерей, показывающая, что не одному Периклу суждено было занимать исключительное положеніе, о которомъ идетъ рѣчь; наконецъ, источники прямо указываютъ на стратегію, какъ на основу пятнадцати лѣтняго господства Перикла. Нѣтъ надобности распространяться о значеніи этой постановки дѣла. Она вновь свидѣтельствуетъ о томъ, что даже самые сложные факты политической жизни, несмотря на всѣ различія обстановки, развиваются вслѣдствіе комбинаціи все однихъ и тѣхъ же основныхъ элементовъ. Трудно найти въ исторіи болѣе сильную противуположность, нежели та, которую представляютъ абсолютизмъ Римской имперіи и свободолюбіе аѳинской республики. Между тѣмъ, господство города надъ государствомъ и въ томъ, и въ другомъ случаѣ вызываетъ сходныя формы военнаго принципата: разница, главнымъ образомъ, въ томъ, что одна форма закрѣпляется, а другая распадается.
Пріятно кончить разборъ одобреніемъ автора и его произведенія. Всякій, кто прочтетъ новую диссертацію о Периклѣ, навѣрное, согласится съ нами, что это — трезвая, дѣльная и полезная книга.