Переписка с А. И. Тургеневым (Толстой)/ДО

Переписка с А. И. Тургеневым
авторъ Яков Николаевич Толстой

Опубл.: 1856. Источникъ: az.lib.ru

ПАМЯТИ ДЕКАБРИСТОВ СБОРНИК МАТЕРИАЛОВ

II

ЛЕНИНГРАДЪ 1926

Переписка Я. Н. Толстого с А. И. Тургеневым.

Издаваемые нами материалы, извлеченные из архива Тургеневых, состоят из восьми писем Я. Н. Толстого к А. И. Тургеневу 1827—1838 гг., четырех писем А. И. Тургенева к Я. Н. Толстому 1827—1847 гг., записки о тайных обществах Я. Н. Толстого и его письма Н. И. Тургеневу от 1856 года.^[1]) г. — № 3731.} Некоторые из этих документов, а именно, два первые письма А. И. Тургенева Я. Н. Толстому и ответные Толстого, а также его записка о тайных обществах, были напечатаны H. Е. Щеголевым в статье «Зеленая лампа» (Пушкинъ и его современники, вып. VII. Спб. 1908); письма изданы по рукописям Архива Тургеневых, записка же — по копиям Архива Главного Штаба. 1826 г., д. № 562. Мы считаем нелишним переиздать напечатанный П. Е. Щеголевым материал, во-первых, потому, что этот материал тесно связан с остальными издаваемыми впервые письмами, которые местами без него будут непонятны и неясны; во-вторых, и потому, что не весь вторично нечитаемый материал является копией изданного. Так. первое письмо издано П. Е. Щеголевым по первоначальному наброску. сделанному А. И. Тургеневым, нами же — по более краткой, окончательной редакции; записка напечатана П. Е. Щеголевым на русском языке, сохранившаяся же в архиве Тургенева написана по французски, и на ее отличие от русской указывает сам Толстой в письмах А. И. Тургеневу. Действительно, французская записка прежде всего короче; в ней отсутствует начало и конец русской записки, т. е. слова, обращенные лично к государю, и слова, изображающие жизнь Толстого заграницей. Затем печатаемая записка дает некоторые сведения, иначе изложенные, чем в записке, посланной государю, а именно: в ней основателями Общества Добра и Правды Толстой называет Токарева, Глинку и Оболенского, в русской же только Токарева и Глинку: во французской записке дана более точная дата основания тайного общества в Измайловском полку — через 10 месяцев после основания Общества Добра и Правды (в русской — через несколько месяцев). Наконец, во французской записке Толстой еще более подчеркивает свою слабую связь с тайными обществами, изменяя в этом духе некоторые выражения.

Издаваемый материал вместе с комментариями, освещающими обстановку, в которой были написаны записка и письма, представляет известный интерес, для характерце гики личности Я. Н. Толстого в первый период его деятельности, до перехода на службу агентом русского правительства; затем в этой переписке освещается и личность Н. И. Тургенева, вернее, его участие в тайных обществах: выясняется также и взаимоотношения Толстого с братьями Тургеневыми.

Еще до начала переписки между Я. Н. Толстым и А. И. Тургеневым начались личные переговоры по поводу участия Н. И. Тургенева в тайных обществах, о чем можно судить, по письмам братьев Тургеневых друг к другу, которые постоянно упоминают его имя, приводят его слова, мнения и т. п. Особенно Тургеневых волновал вопрос, что сказал Толстой о Н. И. Тургеневе в своей записке государю. Этим обстоятельством и вызвано первое письмо А. И. Тургенева к Толстому. Копию этого письма и ответного на него А. И. Тургенев посылает брату со своими Замечаниями: на это же ответное письмо Толстого реагирует и Н. И. Тургенев, критикуя некоторые пункты его. Въ 1730 году, в связи с новой попыткой Н. И. Тургенева оправдаться перед правительством, в переписке Я. Н. Толстого с А. И. Тургеневым поднимается вопрос о тайных обществах, их возникновении; узнав, что об этом же была послана Толстым записка государю, А. И. Тургенев стремится узнать, что в ней было написано, и получает от Толстого копию ее; но так как Толстой дал эту копию не сразу, то А. И. Тургенев начинает подозревать, что в записке, посланной государю, сказано больше о его брате, чем в данной ему копии. В результате между Я. Н. Толстым и А. И. Тургеневым возникает целая переписка по этому поводу, в которой Толстой старается доказать, что он ничего не писал государю о Н. И. Тургеневе, чего бы не было во французской записке; А. И. Тургенев высказывает недоверие. После 1830 года Я. Н. Толстой и А. И. Тургенев продолжают изредка обмениваться письмами; хотя от этого времени сохранилось всего по одному письму названных лиц друг к другу, но, как видно из содержания этих писем, они не были единственными. Последнее издаваемое письмо Я. Н. Толстого адресовано уже Н. И. Тургеневу и написано после разрешения ему вернуться в Россию.

С. Щеглова.

1.
А. И. Тургенев — Я. Н. Толстому.¹

¹ В дальнейшем отмечаем наиболее существенные отличия этой редакции от напечатанной П. Е. Щеголевым.

Милостивый Государь мой Яковъ Николаевичь.

Изъ рапорта Слѣдственной Коммисіи, такъ какъ и изъ приговора Верховнаго Уголовнаго Суда вамъ извѣстно, что братъ мой Николай Тургеневъ былъ обвиняемъ и осужденъ между прочимъ и какъ распространитель тайнаго общества, и что въ числѣ 3-хъ лицъ, коихъ якобы онъ принялъ въ члены общества, находитесь и вы.

Вместѣ съ симъ, конечно, дошли и до васъ слухи, что нѣкоторые почитали брата моего сочинителемъ какой-то статьи о тайныхъ обществахъ въ Россіи, во французскомъ журналѣ la France Chrétienne напечатанной.^[2] Слухи сіи, вѣроятно, повредившіе брату моему въ мнѣніи нашего Правительства, дошли, чрезъ меня, и до брата. Въ объясненіи своемъ и въ письмахъ ко мнѣ, онъ утверждаетъ, что никогда никакой статьи въ иностранныхъ журналахъ не печаталъ.

Братъ мой поручилъ мнѣ просить васъ, Милостивый Государь мой, чтобы вы^[3] приняли на себя трудъ дать письменный отзывъ, были ли вы когда либо приняты братомъ моимъ въ члены какого-бы то ни было тайнаго общества?

Я же съ моей стороны, слышавъ, что тѣ же, кои прежде статью во французскомъ журналѣ напечатанную приписывали брату моему, въ послѣдствіи полагали, что она сочинена вами, рѣшился покорнѣйше просить васъ, Милостивый Государь мой, дать также письменный отзывъ, вы или кто другой сочинитель статьи,^[4] о которой я упомянулъ выше.

Съ полною довѣренностію къ вашимъ правиламъ буду ожидать вашего отзыва, коего не скрою отъ Правительства.

Съ истиннымъ почитаніемъ и преданностію честь имѣю быть,

Милостивый Государь мой,

вашимъ покорнымъ слугою

Александръ Тургеневъ.¹

Парижъ 31 мая 1827.

Внизу на 1-й странице: Его Высокоб[лагород]ю Якову Н. Толстому.

¹ Повидимому, еще до начала переписки А. И. Тургенева с Я. Н. Толстым, между ними начались переговоры об участии Н. И. Тургенева в тайном обществе, так как последний в письме брату от 5 июня, т. е. до получения копии письма А. И. Тургенева Я. Н. Толстому, пишет: «Поведеніе Толстого заставляетъ меня подозрѣвать: не сдѣлалъ ли онъ уже о себѣ какихъ либо объявленіи, согласныхъ съ рапортомъ? Впрочемъ, если онъ далъ кому либо подписку, то конечно не мнѣ. Я думаю лучшее есть: показать ему то, что я о немъ изъяснялъ, и спросить, правда или нѣтъ? Онъ, конечно, не можетъ сказать нѣтъ.,.» (Арх. Тург. № 230).

2.
Я. Н. Толстой — А. И. Тургеневу.¹

Милостивый государь Александръ Ивановичъ.

Письмо, коимъ Вашему Превосходительству угодно было почтить меня прошлаго 31-го мая, заключаетъ въ себѣ слѣдующіе вопросы: во-первыхъ, «былъ ли я когда либо принятъ братомъ Вашимъ Николаемъ Ивановичемъ Тургеневымъ въ члены какого бы то ни было тайнаго общества?» На сіе честь имѣю отвѣтствовать, что я никогда братомъ вашимъ Николаемъ Ивановичемъ въ члены никакого тайнаго общества принятъ не былъ, а полагаю, что причины, подавшіе поводъ сему заключенію Слѣдственной Коммисін и приговору Верховнаго Уголовнаго Суда, основаны на слѣдующихъ обстоятельствахъ. Въ 1820 году секретарь Семеновъ пригласилъ меня къ г. Миклашевскому, служившему тогда офицеромъ л.-гв. въ Измайловскомъ полку, съ тѣмъ, чтобы участвовать въ предполагаемомъ составленіи тайнаго общества. Пришедъ къ помянутому Миклашевскому, я нашелъ тамъ, между прочимъ, и брата вашего; совѣщанія наши длились нѣсколько часовъ, въ продолженіи коихъ я отъ брата вашего не слыхалъ никакого предложенія о вступленіи въ составляемое общество и помню только, что онъ (братъ вашъ) предлагалъ и въ сужденіяхъ своихъ съ жаромъ поддерживалъ одинъ предметъ, цѣлью коего было освобожденіе крестьянъ; въ прочихъ прѣніяхъ онъ мало участвовалъ, и какъ мы всѣ тогда замѣтили, одна мысль господствовала и управляла его разговорами; сія мысль, о коей я уже упомянулъ, состояла въ освобожденіи крестьянъ. Впрочемъ, въ продолженіе сего совѣщанія, никакой мятежной, ниже преступной цѣли обнаруживаемо не было; сіе мнимое общество въ одно и то же время началось и прекратилось, ибо сіе было первое и последнее или лучше сказать единственное его засѣданіе; оно не имѣло никакого устава и не отличалось никакимъ названіемъ; правда, что на семъ совѣщаніи, по предложенію одного изъ присутствовав — шихъ, требовали сь насъ подписки для храненія тайны касательно нашихъ совѣщаній, въ чемъ я подписался; не знаю, послѣдовали ли прочіе моему примѣру. Послѣ того неоднократно видѣлся я съ братомъ вашимъ Николаемъ Ивановичемъ, но никогда отъ него собственно не слыхалъ ничего относительно тайныхъ обществъ, хотя, по увѣренію секретаря Семенова, братъ вашъ препоручилъ будто бы ему убѣждать меня не оставлять общества; но если бъ слова Семенова были справедливы, то почему же брать вашъ, съ коимъ я часто видѣлся, самъ мнѣ о том7> никогда ни слова не говорилъ? Изъ сего я заключаю, что братъ вашъ отказался отъ участія въ тайныхъ обществахъ въ одно время со мною, т. е. послѣ данной нами Правительству подписки въ томъ, что не будемъ принадлежать ни къ какимъ масонскимъ и тайнымъ обществамъ.

Во вторыхъ: касательно статьи, напечатанной въ Парижскомъ журналѣ La France Chrétienne, сочинителемъ коей, по словамъ Вашего Превосходительства, нѣкоторые почитали первоначально брата вашего Николая Ивановича, въ послѣдствіи подозрѣвали меня, я имѣю честь отвѣчать Вашему Превосходительству, что, по мнѣнію моему, статья сія не могла быть сочинена русскимъ, уповающимъ еще на справедливость и .милосердіе Августѣйшаго Императора нашего, а, вѣроятно, родилась въ головѣ буйнаго и дерзкаго иностранна. Тотъ, кто дерзаетъ гордиться званіемъ изгнанника (такъ изъясняется сочинитель сей статьи), не можетъ быть россіяниномъ, ожидающимъ помилованія; я же ласкаю себя надеждою, что та рука, которая укротила возмущенье и спасла отечество, прольетъ также источники благодати и милосердія.

Я съ моей стороны не могъ быть авторомъ помянутой статьи также и почтой причинѣ, что она напечатана здѣсь 10 апрѣля 1826, я же въ это время находился въ Неаполѣ, въ чемъ удостовѣриться можно по паспорту моему, выданному мнѣ въ Неаполѣ въ исходѣ марта того жъ года. Пересылка возмутительной и противозаконной статьи изъ Неаполя въ Парижъ столь же затруднительна, какъ и пересылка изъ Петербурга въ сей послѣдній городъ; да и сверхъ того, въ Неаполѣ мы въ означенное время, т. е. въ началѣ апрѣля, не имѣли еще никакихъ свѣденій о слѣдственной коммисіи. Сочинитель же сей статьи говоритъ о трудахъ оной, какъ о дѣлѣ ему извѣстномъ. — Вотъ, Милостивый Государь, отвѣты мои; въ истинѣ оныхъ ручаюсь честью и готовъ подъ присягою подтвердить все то, что сказалъ Вашему Превосходительству въ семъ моемъ письмѣ.

Съ отличнымъ высокопочитаніемъ, честь имѣю быть,

Милостивый Государь

Вашего Превосходительства
всепокорнѣйшимъ слугою

Яковъ Толстой.

Парижъ

5 іюня 1827.

Его Пр[евосходительс]тву

Александру Ивановичу Тургеневу.

¹ Копии обоих писем были посланы А. И. Тургеневым брату в письме от 9 июня, где читаем: «Посылаю тебѣ копію съ письма моего къ Т[олстому] и отвѣтъ его. .Его поступокъ благородный, и все, что онъ говорилъ о дѣлѣ и о тебѣ, подтверждаетъ твои показанія. Посылаю и статью la France Chr[étienne]. Прочтешь, когда въ силахъ будешь заниматься сими мелочами… Важное также въ письмѣ Тол[стого] и то, что онъ тебя нашелъ у Микл[ашевскаго], слѣдов., это ослабляетъ и показаніе Микл[ашевскаго], что ты принялъ его, ибо ты у него былъ въ собраніи членовъ, а не онъ у тебя. И Тол[стой] подтверждаетъ, что никакого регулярнаго общества не было» (Арх. Тург. № 310). Н. И. Тургенев в ответном письме брату от 23 июня критикует некоторые пункты письма Я. Н. Толстого; мы читаем: «Въ отвѣтѣ къ вамъ Т[олстого] названъ 1820-п годъ. Если это поправлено заднимъ числомъ, то не скоро. Но мое съ нимъ свиданіе было, какъ Семеновъ показываетъ въ рапортѣ, въ 1821 году послѣ Москвы, во всякомъ случаѣ обстоятельство это было прежде запрещенія тайныхъ об[щес]въ. Я право не думаю, чтобы совѣщаніе, какъ называетъ Т[олстой] сіе свиданіе, продолжалось нѣсколько часовъ, а особенно знаю, что я и не требовалъ и не получалъ его подписки. Вѣроятно, они до и послѣ меня въ этотъ день между собою разсуждали. Сем[еновъ] убѣждалъ его не оставлять об[щест]ва. Я не поручалъ сего Семенову, но отъ него слыхалъ почти тоже, т. е. что многіе желаютъ, чтобы я занялся обществомъ. Въ этомъ свиданіи я говорилъ Т[олсто]му о Москвѣ, о тамошнихъ ироэктахъ. Но что я могъ показывать имъ письменно, не было представлено въ дѣлѣ и, какъ видно, затерялось. У меня въ бумагахъ нѣтъ ничего письменнаго, да и другіе ничего моего не представили. Митьковъ говоритъ о замѣчаніяхъ, смѣшивая можетъ быть одно съ другимъ, но такихъ замѣчаніи я не писалъ, и у Митькова при мнѣ ничего такого не читали». Упоминаемые в письме Семенов, Миклашевский и Митьков — декабристы.

3.
Я. Н. Толстой — А. И. Тургеневу.

Парижъ, 20 февраля 1829.

…Любопытнѣйшее извѣстіе, которое вамъ сообщаю, есть милостивое прощеніе, дарованное нѣкоторымъ приговореннымъ во время послѣднихъ нещастныхъ происшествій въ Россіи; въ письмѣ называютъ только одного гр. Чернышова,^[5] онъ сдѣланъ солдатомъ въ армейскій полкъ и, какъ говорятъ, съ выслугой, онъ былъ приговоренъ на два года; обстоятельство, которое заставляетъ надѣятся большихъ милостей, есть то, что Гос[ударь] былъ недоволенъ тѣмъ, что генералъ Чернышевъ^[6] просилъ Его и потомъ Сенатъ объ отдачѣ во владѣніе его маіоратства фамиліи гр. Чернышевыхъ, вовсе ему чуждой, въ чемъ ему отказано, а также и Кругликову,^[7] женатому на старшей дочери гр. Чернышева…^[8] Вашъ покорнѣйшій слуга

Яковъ Толстой.

4.
А. И. Тургенев — Я. Н. Толстому.¹

¹ Это письмо тесно связано с двумя следующими, которые написаны в один день; к ним имеются интересные пояснения в переписке братьевъ Тургеневых; 7-го мая А. И. Тургенев пишет брату: "Сообщаю тебѣ то, что получилъ сейчасъ отъ Толстого, который вчера взялся еще пересмотрѣть законы по твоимъ вопросамъ во вчерашнемъ письмѣ. Мои вопросы: «Есть ли законы, подъ кои можно подвести общ[ество] тайное Зеленой Книги?» — Отв[ѣты] Я. Т[олстого]: «По арт[икулу] воин[скому], всякое сходбище тайное или явное подъ какимъ бы предлогомъ и даже безъ всякой вредной цѣли (хотя и не для зла) наказывается смертію — арт[икулъ] воинскій, гл. 17 ар[тикулъ] 133 — вопр[осъ] о доносѣ смотри, 136 арт[икулъ] воин[скаго] арт[икула] — о соподсудимыхъ толкуютъ законы выписанные и къ тебѣ посланные статьи наказа: § 186, 189. Воп[росъ] о числѣ показателей или свидѣтелей — § 119, 120, 121. Вопросѣ о признаніи см. выписки выше изъ воинскаго процесса о признаніи. Слова: доказательно, еще непомню. Толстой говоритъ, что онъ помнилъ, что 1-е общ[ество] въ Москвѣ, установленное Ап[остоломъ] Мурав[ьевымъ], называютъ зеленою книгою, но что послѣ союзѣ бл[агоденствія]такъ не назывался, — на стр. 11 рус[скаго] рапорта послѣднія строки, гдѣ сказано, что общ[ество] вскорѣ измѣнило свое образованіе, принявъ новое имя союза бл[агоденствія] и предложенный новый уставѣ. И потому Толстой полагаетъ, что на стр. 17 рус[скаго] рапорта, гдѣ сказано: уст[авъ] союза бл[агоденствія], названный по цвѣту зеленой книгою, Толстой же думаетъ, что этотъ уставъ принадлежитъ обществу союза спасенія, и что это ошибка показанія Пестеля. Повторяю: Тол[стой] полагаетъ, что разница большая между общ[ество]мъ зеленой книги и союзомъ бл[агоденствія]; на стр. И въ концѣ сказано объ измѣнены образованія союзовъ. Онъ думаетъ, что оно прекратилось, принявъ новое имя союза бл[агоденствія] — члены, характеръ измѣнились; изъ общ[ества] союза благод[енствія] всѣ прочія истекаютъ, а не изъ зеленой книги. Цѣль зеленой книги могла быть позволительной, но измѣненіе могло измѣнить ее… Я хочу показать Тол[стому] подъ секретомъ твои ноты, и онъ со вниманіемъ прочитаетъ и сообщитъ тебѣ замѣчанія» (Арх. Тург. № 314). В ответном же письме Н. И. Тургенева от 15 мая читаем, между прочим, следующее замечание: «Я думаю Т[олст]ой ошибается насчетъ Зеленой книги. Это точно уставъ союза Благоденствія, а не Спасенія, который, т.-е. сей послѣдній, до меня не касается» (Арх. Тург. № 232).

Милостивый государь мой Яковъ Николаевичь.

За двѣ недѣли передъ симъ я сообщилъ брату копію съ письма вашего отъ 5 іюня 1827 года, въ коемъ вы утверждаете, что вы отъ брата моего никогда не слыхали никакого предложенія о вступленіи въ составляемое общество, но что секретарь Семеновъ пригласилъ васъ въ общество, и что въ единственномъ засѣданіи, въ коемъ, по приглашенію Семенова, вы находились и видѣли брата моего, онъ ни о какихъ преступныхъ предметахъ не разсуждалъ, а говорилъ только о пользѣ освобожденія крестьянъ. Вмѣстѣ съ симъ вы, въ видѣ предположенія, упоминаете, что, вѣроятно, братъ мой отказался отъ участія въ тайныхъ обществахъ въ одно время съ вами, то есть послѣ данной правительству подписки, что не будете принадлежать ни къ какимъ масонски мъ и тайнымъ обществамъ.

Братъ, прочитавъ нынѣ письмо ваше со вниманіемъ, отвѣчаетъ мнѣ, что онъ никогда не говорилъ объ учрежденіи новаго общества, и что этого и потому быть не могло, что въ 1820 году существовало еще старое общество и что, вѣроятно, секретарь Семеновъ предлагалъ вамъ о вступленіи въ старое общество. Желая привести сіе обстоятельство въ возможную ясность, я покорнѣйше прошу васъ, Мил[остивый] Гос[ударь] мой удостоить меня отзывомъ на сіе письмо.

Александръ Тургеневъ.

Парижъ 1830.

5.
Я. Н. Толстой — А. И. Тургеневу.

Милостивый Государь Александръ Ивановичъ!

Я имѣлъ честь получить письмо Вашего Превосходительства, содержащее въ себѣ два вопроса, относящіеся къ поясненію прежняго письма моего, писаннаго къ вамъ въ прошломъ въ 1827 году. Отвѣчая на оные вопросы, я подтверждаю, во-первыхъ, что приглашалъ меня вступить въ Общество не братъ вашъ, а г. Семеновъ, который не ясно истолковалъ мнѣ, вновь ли составляется общество, или предлагаютъ мнѣ вступить въ старое, а потому я и думалъ, что дѣло идетъ о какомъ нибудь еще не совершенно устроенномъ обществѣ; нынѣ же но внимательномъ прочтеніи рапорта Слѣдственной Коммисіи я удостовѣрился, что общество, въ которое приглашалъ меня секретарь Семеновъ, не что иное, какъ старое, извѣстное подъ именемъ Зеленой Книги; во-вторыхъ, касательно предположенія моего, что братъ вашъ оставилъ Общество въ одно время со мною, я разумѣлъ, что со времени единственнаго собранія, о коемъ я упоминалъ, происходившаго въ 1820 году на квартирѣ Миклашевскаго, братъ вашъ никогда со мною ни о какихъ обществахъ не говаривалъ; слѣдственно, полагаю, совершенно отъ оныхъ отказался. Подписка же, данная въ последствіи Правительству, вѣроятно, для брата вашего такъ, какъ и для меня, запечатлѣла твердыя намѣренія наши впредь никогда не участвовать ни въ какихъ обществахъ.

Съ истиннымъ высокопочитаніемъ, честь имѣю быть, Милостивый Государь,

Вашего Превосходительства

всепокорнѣйшій слуга

Яковъ Толстой.

Парижъ 6 мая 1830 года.

Его Превосходительству Александру Ивановичу Тургеневу.

6.
Я. Н. Толстой — А. И. Тургеневу.

Вотъ выписка изъ Воинскихъ процесовъ второй части, 2-й главы: о признаніи: «1-я статья. Когда кто признаетъ чѣмъ онъ виненъ есть, тогда дальняго доказа не требуетъ; понеже собственное признаніе есть лучшее свидѣтельство всего свѣта. — 2-я статья. Но оное признаніе такое имѣетъ быть: I, чтобъ признанное въ дѣйствѣ всеконечно было, II, чтобъ оное признаніе вольное было, III, и въ судѣ предъ судьею учинено, ибо внѣ суда учиненное признаніе не имѣетъ за дѣйствительно признано быть, ІѴ, чтобъ притомъ доказать такія обстоятельства, которыя бъ могли быть достовѣрны и о правдѣ бы не сомнѣваться».-- Нельзя ли прислать рапортъ Слѣдственной Коммисіи; я прочитаю его со вниманіемъ и скажу вамъ безпристрастно зіое мнѣніе, которое можетъ имѣть вѣсъ, потому что я хладнокровно и нейтрально обдумаю обстоятельство; вы же разстроены и заблуждаетесь, можетъ быть, дружбою вашею къ брату.

Черновое Ваше письмо отыскалось, при семъ прилагаю, отвѣтъ же заготовлю къ завтрему.

Истинноуважающій

Покорный Слуга

Як. Толстой.

Четвергъ 6 мая.^[9]

7.
Записка Я. Н. Толстого о тайных обществах.¹

Note.

En 1818 ou en 1819 il se forma une société dans la maison de M. Nikita Vsevolojsky gentil-homme de la chambre, dont le but était la lecture de productions littéraires; je fus un de ses premiers fondateurs et fus nommé son premier président. Cette société reèut le nom de lampe verte, à cause d’une lampe de cette couleur, qui éclairait le salon, où se tenaient les séances. Cependant ce titre cachait un double sens et la devise de la société était lumière et espérance; les membres étaient obligés de porter des bagues sur lesquelles étaient gravées des lampes. Quoiqu’il en soit la société de la Lampe V[erte] n’avait aucun but politique, une seule circonstance faisait qu’elle différait des autres sociétés littéraires: son règlement invitait à s’exprimer sans contrainte et chaque membre s’engageait à garderie plus profond silence sur son existence; malgré cela la société de la Lampe V[erte] ne changea pas le but pendant plus d’un an, et exepté quelques pièces de vers libérales et autres articles du même genre, il ne se fit rien de contraire au gouvernement. Les séances se tenaient comme je l’ai dit plus haut dans la maison de M. Vsevolojski et en son absence dans la mienne. Un jour le colonel Jadovsky prévint lia société (dont il était membre) que la police avait connaissance de son existence et que nous nous exposions à des poursuites, n’ayant pas de permission formelle pour l'établissement de la dite société; on convint à l’instant même de ne plus se réunir et la société de la L[ampe] V[erte] fut dissoute. Cependant parmi ses membres quelques uns étaient animés par des vues politiques, et en 1819 l’assesseur de College Tocareff, le colonel Glinka et le prince Obolensky se réunirent chez le premier, ils m’у invitèrent aussi, ainsi que le conseiller Séménoff et résolurent d'établir une société politique sous le nom du bien et de la vérité, Le code avait déjà été rédigé préalablement par le Sieur Tocareff; il imposait à tout membre le devoir de poursuivre le mal dans l’administration, de travailler à de nouvelles lois organiques, de présenter des projets sur le mode le plus favorable à l’effranchissement des serfs et sur les droits à approprier aux differentes classes de la société et enfin à la rédaction d’une constitution complété adoptée aux moeurs et au caractère de la nation.

Quelques jours après ce conciliabule m-r Tocareff fut nommé procureur à Orel, quitta Petersbourg où il est décédé bientôt après; dès ce moment la société du bien et de la vérité fut aussi dissoute. Dix mois plus tard l’assesseur Kapnist avec lequel le prince Obolensky me fit faire connaissance me proposa de m’associer à une réunion qui se formait au régiment d’Ismailofsky, presque sur les mêmes bases que la société dont je viens de faire mention; j’arrivai chez lui le jour désigné; mais m'étant apperèu que la société était composée de jeunes gens qui n'étaient pa même aptes pour raisonner sur des sujets aussi sérieux, en un mot, ayant trouvé leurs projets peu conformes à ma manière de voir, je n’adhérai pas à leurs proposition et n’assistai à aucunes de leurs réunions; quoique dans le rapport de la Commission d’enquête sur la déposition du Sieur Séménoff, je suis désigné comme un des fondateurs de cette société, je suppose que M-r. Séménoff l’а avancé par erreur ou par defaut de mémoire.

А la même époque il se forma une autre société semblable à celle-ci dans la maison de M-r Miklachevsky, officier au régiment d’Ismaïlofsky; étant venu le voir sur son invitation j’у remontrai le conseiller d’Etat Nicolas Tourgueneff, le colonel Brig-- gen, le prince Obolensky, le conseiller titulaire Séménoff et le colonel Glinka; sur les propositions qu’ils me firent, je m’incorporai à une société dont j’ignore même le nom, mais dont le, but fut l'établissement d’une constitution; avant de signer mon adhésion, j’eus une discussion très vive dans laquelle je démontrai que tout membre était libre de quitter la société et qu’une telle défection ne devait provoquer aucune vengeance; que je ne voulais jamais appartenir à une société ou il serait question de meurtre. Il ne sagissait que de vengeances à exercer sur les faux-frères et les traîtres. Car à cette époque il n’а pas été question le moins du monde non seulement de l’affreux regicide, mais même d’aucun moyen violent, que j’aurais certes, combattre de tout mon pouvoir et au besoin même dénoncé au gouvernement au risque de ma vie. Le lendemain nous étions convenus de nous réunir chez le colonel Mitkoff; mais des réflexions sérieuses que je fis dans la nuit qui précéda ce jour, me firent entrevoir la folie et le danger de nos entreprises; je résolus de ne pas me rendre chez Mitkoff. Depuis ce jour, je le jure devant Dieu, mon Souverain et mon honneur, je n’ai plus jamais remis les pieds dans aucune de ces réunions et malgré les enhortations de Tourguéneff, des princes Obolensky et Troubetzkoy, je fus innébranlable; je déclarai que depuis que j’avais promis en signant, à l'époque de la défense obligatoire publiée par feu S. M. l’Empereur Alexandre, que je n’appartiendrai désormais à aucune association secrète ni maèonique, je ne pourrais sans manquer à mes devoirs faire partie de leur société.²

¹ В письме от 18 мая Н. И. Тургенев, получив замечания Толстого на свою оправдательную записку, пишет брату: «Подчеркнутыя вами слова не только подозрительны, но явно показываютъ мнѣ (что я и прежде подозрѣвалъ), что Т[олст]ой, конечно, въ семъ смыслѣ писалъ въ Петербургъ въ самомъ началѣ. Я спрашивалъ его: что и какъ онъ писалъ. Отвѣтъ его былъ сбивчивый и неудовлетворительный; мнѣ совѣстно его было болѣе распрашивать. Къ тому же тогда это было для аіеня не такъ интересно. Но теперь иное дѣло. Надобно добиться отъ него толку; надобно, чтобы онъ ясно и просто отвечалъ, что онъ писалъ о его принятіи мною въ об[ществ]о и о моемъ стараніи завести новое об[щест]во? Я, конечно, не могу требовать, чтобы онъ говорилъ неправду въ своихъ объясненіяхъ на сей счетъ. Но я могу требовать, чтобы онъ откровенно и прямо сказалъ намъ: что онъ о мнѣ говорилъ. Письма его не могутъ для меня быть полезны, если онъ уже прежде подтвердилъ показанія Семенова… Если Т[олсто]й увѣряетъ васъ теперь, что я разсуждалъ долго и послѣ 1821 о конституціи для Россіи, то это только показываетъ мнѣ, что онъ это писалъ въ П[етер]бургъ въ своихъ оправданіяхъ. Но ужели онъ не имѣетъ духа сказать вамъ прямо, что онъ писалъ обо мнѣ? Я думаю и Р[енуа]ру не нужно говорить въ мемуарѣ ничего о Толстомъ, ибо мы не знаемъ, можемъ ли (или лучше сказать, знаемъ, что не можемъ полагаться на его письма къ вамъ» (Арх. Тург. № 232).

В письмах А. И. Тургенева читаем следующее: «Такъ какъ Толстой теперь какъ то съ большою пріязнію говоритъ и часто видается со мною, потому что я на его просьбу объявилъ ему, что теперь остальныхъ денегъ съ него требовать не буду, и писалъ къ Жих[ареву] о полученіи ихъ съ его брата, то я намѣренъ осторожно уговорить его показать мнѣ то, что онъ писалъ въ П[етер]бургъ, давъ почувствовать, что и въ П[етер]б[ургѣ] можно узнать о семъ. Вообще, что то онъ не прямо въ глаза смотритъ и какъ то заикается въ разговорѣ, но, вѣроятно, есть ли писалъ что ннбудь во вредъ намъ, то дѣйствовалъ по одной слабости. Я не думаю, чтобы онъ зналъ достовѣрно, что есть письменные документы твоей руки, хотя онъ часто говаривалъ мнѣ о какой то подпискѣ, которую вѣроятно и ты далъ» (25 мая 1830 г.). В другом письме (26 мая): «Сейчасъ возвратился я отъ Толстого и просилъ его показать мнѣ, безъ околичностей, записку или письмо, которое онъ послалъ въ свое оправданіе, дабы въ моей запискѣ — о Ренуарѣ онъ ничего не знаетъ--не сказать ничего, что бы могло его или насъ компромитировать. Онъ началъ искать записку, долго искалъ и рылся въ бумагахъ, нашелъ многое, но все какъ будто не то, чего искалъ, и наконецъ показалъ мнѣ черновое письмо Государю, изъ коего я увидѣлъ, что къ письму приложена была особая записка, онъ, кажется, не ожидалъ сего въ письмѣ; опять началъ искать и тон, которой искалъ не нашелъ, а показалъ мнѣ прилагаемую у сего записку, которую онъ перевелъ тогда для посла, и она не хороша, ибо, — хотя говоритъ, что Микл[ашевскій], а не ты ввелъ его къ Микл[ашевскому], но в концѣ ты, Труб[ецкой] и Обол[енскій] приглашали яко бы его въ общество, но что онъ былъ неколебимъ. Въ другой, имъ яко бы неотысканной, онъ будто бы не именуетъ ни на кого, а просто объясняетъ дѣло, и все яко бы падаетъ на Семенова, на его частые приглашенія, а не на тебя. Я далъ ему почувствовать, что мнѣ нужно знать и видѣть записку для того, чтобы не написать ничего противнаго и что якобы я могу получить ее изъ П[етер]б[урга]. Онъ искалъ, не нашелъ и обѣщалъ еще поискать, а я увѣрилъ его, что наша общая польза требуетъ исправить теперь, сколько возможно, то, что испорчено откровеннымъ сознаніемъ того, что онъ писалъ о тебѣ или объ общ[ест]вахъ. Онъ кончилъ просьбою денегъ, 640 фр., но я не обѣщалъ; вотъ записка его, которая была приложена къ письму. Вишняковъ, beau frère его, адъют[антъ] Мих[аила] Павл[овича], представлялъ одну изъ его записокъ вел[икому] князю, но, кажется, именно эту то записку онъ не показываетъ». Дальше идет печатаемая выше записка Толстого о тайных обществах. «И эта записка вредна и, конечно, повредила, — что жъ та, которой онъ, якобы, отыскать не можетъ. Видна робость и умалчиваніе, а между тѣмъ видно, что онъ все на обумъ говоритъ. Я хочу, возвращая ему оригиналъ, слова два сказать ему въ упрекъ, что онъ не хочетъ доставить другой. Авось рѣшится. Я именно его спрашивалъ, что онъ писалъ о твоемъ стараніи, якобы, завести новое об[щест]во, но онъ пока что ясно и положительно не отвѣчаетъ и все какъ будто ищетъ чего то въ головѣ, и ни въ головѣ, ни въ бумагахъ отвѣта яснаго не находитъ. Его запинанія въ словахъ давно мнѣ не нравились, и, конечно, не даромъ ему все съ рукъ сошло; по крайней мѣрѣ, непоказываніе другой записки даетъ мнѣ право такъ заключать о немъ. Что же другіе могли врать на тебя!» (Арх. Тург. № 314).

² На полях первой страницы имеется надпись рукою А. И. Тургенева «Записка посланная Як. Толстымъ при письмѣ къ Государю и отданная имъ мнѣ мая 26, 1830, въ Парижѣ». Против слов «le colonel Briggen… aucune vengeance» написано: «mensonge d’un bout à l’autre». Слова «enhortation de Tourgueneff» подчеркнуты, и на полях написано: «mensonge».

Перевод:

¹ B 1818 или в 1819 году составилось в доме камер-юнкера Всеволожского ² общество, целью которого было чтение литературных произведений; я был одним из его первых основателей и был избран его первым председателем. Э^то общество получило название Зеленой Лампы, от лампы этого цвета, которая освещала зал, где происходили заседания. Впрочем, это название скрывало двойной смысл, и девиз общества был свет и надежда; члены общества были обязаны носить кольца, на которых была выгравирована лампа. Хотя общество Зеленой Лампы не имело никакой политической цели, в одном отношении оно отличалось от других литературных обществ: его устав приглашал изъясняться³ непринужденно, и каждый член обязывался хранить самое глубокое молчание об его существовании. Несмотря на это, общество Зеленой Лампы не изменяло цели впродолжение более чем года⁴ и, за исключением чтения нескольких вольнодумных стихов и других отрывков того же рода, в нем не происходило ничего противоправительственного.⁵ Заседания происходили, как я сказал выше, в доме Всеволожского, а в его отсутствие — в моем. Однажды полковник Жадовский⁶ предупредил общество (членом которого он был), ⁷-- что полиция знает о его существовании, и что мы подвергаемся преследованию, не имея формального разрешения на основание названного общества; тотчас же было постановлено не собираться больше, и общество Зеленой Лампы было распущено. Между тем, некоторые из членов были движимы политическими целями, и в 1819 г.⁸ коллежский асессор Токарев,⁹ полковник Глинка¹⁰ и князь Оболенский¹¹ сошлись у первого; они пригласили туда и меня, также как и советника Семенова,¹² и решили основать политическое общество под названием Добра и Правды. Устав общества был уже предварительно составлен г. Токаревым; он предписывал каждому члену следить за злоупотреблениями администрации, работать в пользу издания новых законов, представлять проекты, наиболее благоприятные для освобождения крестьян, и о правах, присваиваемых различным классам общества и, наконец, полной конституции, приспособленной к нравам и характеру народа.

Несколько дней спустя после этого тайного собрания г. Токарев был назначен прокурором в Орел, покинул Петербург, и вскоре после того умер; с этого момента общество Добра и Правды также прекратилось. Десятью месяцами позже ¹³ асессор Капнист, с которым меня познакомил кн. Оболенский, предложил мне вступить в общество, которое образовалось в Измайловском полку почти на тех же основаниях, как и общество, о котором я только что упоминал; я явился к нему в назначенный день, но, заметив, что общество состояло из молодых людей, которые не были даже способны судить о столь серьезных предметах, одним словом, найдя их проэкты мало соответствующими моим взглядам, я не присоединился к их предложению и не присутствовал ни на одном их собрании, хотя в рапорте Следственной Комиссии, по показанию г. Семенова, я назван, как один из учредителей¹⁴ этого Общества; я полагаю, что г. Семенов показал это по ошибке или по погрешности памяти.

В то же время составилось другое, подобное этому общество в доме г. Миклашевского,¹⁵ офицера Измайловского полка; прибыв, по его приглашению, к нему, я там нашел статского советника Николая Тургенева, полковника Бриггена,¹⁵ князя Оболенского, титулярного советника Семенова и полковника Глинку;¹⁵ вследствие предложений, которые они мне сделали, я вступил в общество, названия которого я даже не знаю, но целью которого было установление конституции; прежде чем я дал согласие, ¹⁶ я вел горячий спор, в котором я доказывал, что каждый член свободен оставить общество, и что такое отпадение не должно вызывать никакого мщения, что я не хотел никогда принадлежать к обществу,¹⁷ в котором поднялся бы вопрос об убийстве.¹⁸ Говорилось только о мщении, которое должно быть произведено над предателями и изменниками, потому что в это время не было вопроса не только об ужасном цареубийстве, но даже ни о каком насильственном средстве,¹⁹ которое я, конечно, отверг бы всеми силами²⁰ и в случае нужды даже донес бы правительству, с опасностью для своей жизни. На другой день мы условились собраться у полковника Митькова,¹⁵ но серьезные размышления впродолжение ночи, которая предшествовала этому дню, показали мне безумие и опасность наших предприятий;²¹ я решил не ехать к Митькову. С этого дня, клянусь Богом, государем и честью, я не принимал участия ни в одном из этих собраний и, несмотря на убеждения Тургенева, князей Оболенского и Трубецкого, я был непоколебим.²² Я объяснил,²³ что с тех пор, как я обещал, подписав обязательное запрещение, изданное покойным императором Александром,²⁴ что отныне я не буду принадлежать ни к какому тайному, ни масонскому обществу, я не мог бы, не нарушая своих обязательств,²⁵ принимать участие в их обществе.²⁶

¹ В записке и письме Я. И. Толстого государю, изд. П. Е. Щеголевым, добавлено начало: «Всемилостивѣйшій Государь! Уповая на мудрое милосердіе Вашего Императорскаго Величества дерзаю изложить чистосердечное объясненіе, касающееся до сношеній моихъ съ тайными обществами. „Сердце царево въ руцѣ Божіей“, отъ коего проистекаетъ благодать и всякое милосердіе, а мы суть стадо ввѣренное царскому попеченію, мы суть дѣти великаго семейства, надъ коимъ онъ поставленъ главою отъ Бога; и такъ да окажетъ онъ намъ отеческое снисхожденіе».

² Никита Вс. Всеволожский.

³ В письме добавлено: «и писать».

⁴ В записке и письме: «въ продолженіе года».

⁵ В письме добавлено: «Число членовъ простиралось до 20 или немного болѣе».

⁶ Иван Евстафьевич (см. Щеголев, ор. cit., стр. 35).

⁷ В записке и письме пропущены слова, помещенные в скобках.

⁸ В записке и письме добавлено в скобках: «кажется».

⁹ Александр Андреевич, член Союза Благоденствия.

¹⁰ Декабрист.

¹¹ Декабрист; в записке и письме имя Оболенского пропущено.

¹² В записке и письме: «меня и присоединивъ къ себѣ князя Оболенскаго, титулярнаго совѣтника Семенова и прапорщика Катенина» (в записке последнего нет).

¹³ В письме: «Годъ послѣ того (если не ошибаюсь)»; в записке: «Нѣсколько мѣсяцевъ послѣ того».

¹⁴ В записке: «я названъ установителемъ сего общества»; в письме — иной текст.

¹⁵ Декабрист.

¹⁶ В записке добавлено: «я долго колебался»; письме — иной текст.

¹⁷ В записке: «сословію»; в письме — иной текст.

¹⁸ В записке: «гдѣ будутъ совершаться убійства»; и письме — иной текст.

¹⁹ В записке: «даже о никакихъ насильственныхъ и законопреступныхъ мѣрахъ»; в письме — иной текст.

²⁰ В записке: «коихъ я бы никакъ не допустилъ»; в письме — иной текст

²¹ В записке: «но обмысливъ здраво наканунѣ безумство и опасность нашихъ предпріятій»; в письме — иной текст.

²² В записке и письме: «постоянно отказывался отъ сношеній съ ними».

²³ В письме: «Однажды объявилъ я Тургеневу на приглашеніе его»; записка пропускаетъ фамилию.

²⁴ В записке и письме: «ибо далъ подписку правительству».

²⁵ В записке и письме пропущена эта фраза.

²⁶ В письме: «Съ сего времени Тургеневъ совершенно ко мнѣ охладѣлъ и пересталъ ко мнѣ ходить; они называли меня недовольнымъ, потому что я часто жаловался на службу, на которую употребилъ 17 лѣтъ моей жизни, разстроилъ здоровье и не дослужилъ даже до штабъ-офицерскаго чина. Вотъ въ чемъ состоитъ мое преступленіе; оправдывать я себя не дерзаю, но повергая участь мою къ священнымъ стопамъ Вашего Императорскаго Величества смѣю удостовѣрить, что ежели бы всѣ подданные были столь же преданы своему Государю, то, конечно, бы Россія благоденствовала, и пагубныя злоумышленія не возмутили бы ни разу драгоцѣнныхъ минутъ царствованія Вашего Величества. Къ величайшему несчастію моему жестокая болѣзнь лишаетъ меня средствъ доказать на дѣлѣ всю приверженность мою къ престолу». В записке: «Сіи обстоятельства были нѣкоторымъ образомъ причиною отъѣзда моего за-границу, гдѣ нахожусь близь трехъ съ половиною лѣтъ, томимый жесточайшей болѣзнью и мучительнѣйшей горестью. Яковъ Толстой».

8.
Я. Н. Толстой — А. И. Тургеневу.

Я теперь роюсь въ бумагахъ и не могу отыскать копіи со второго письма, что меня еще болѣе удостовѣряетъ, что первое съ послѣднимъ одинаково, съ тою только разницею, что въ послѣднемъ записка слита съ письмомъ и вполовину короче. Я повторяю вамъ и клянусь честнымъ словомъ, что во второмъ моемъ письме къ Г[осуда]рю ничего не было лично касающагося вашего брата. То письмо гораздо слабѣе читаннаго вами; прибавленій никакихъ не было, а сокращеній много. Я увѣренъ, что извѣстіе, полученное вами, или несправедливо, или же ссылаются они на то, что сказано по предмету уговариванія меня о посѣщеніи общества, что можно объяснить, какъ я вамъ уже говорилъ, показаніемъ на Семенова. Какъ скоро, отыщу копію со второго письма, пришлю непремѣнно; впрочемъ, ежели вы не вѣрите моему удостовѣренію и слову, то копія ничего не при — бавитъ. При семъ прилагаю ваше оригинальное и копію съ моего отвѣта.

9.
Я. Н. Толстой — А. И. Тургеневу.¹

Милостивый Государь Александръ Ивановичъ!

Я имѣлъ честь три раза быть у васъ въ тѣ часы, въ кои бывало васъ заставалъ; нынѣ же не былъ допущенъ, изъ сего заключаю, что вы на меня гнѣваетесь, но какъ я къ несчастію имѣю еще съ вами дѣла, кои обязанъ привести къ окончанію, то и принужденъ просить васъ о назначеніи мнѣ свиданія. Мнѣ бы не слѣдовало искать случая оправдываться передъ вами, ибо касательно недовѣрчивости, я имѣю болѣе права сердиться на васъ, нежели вы на меня, но всякое недоразуменіе должно быть приведено въ ясность. Я же нахожусь въ отношеніи къ вамъ точно въ такомъ положеніи, какъ братъ вашъ въ отношеніи къ Русскому Правительству, которое, внявъ доносамъ и неосновательнымъ подозрѣніямъ, не хочетъ и выслушать его оправданія. Вы меня укоряете въ послѣдней запискѣ вашей въ недовѣрчивости. На что отвѣчаю, что вы имѣете письменные документы, доказывающіе противное; конечно, если бы я предвидѣлъ, что сдѣлаюсь предметомъ обиднаго подозрѣнія вашего, то не ввѣрился бы, какъ родному брату, человѣку, уваженія коего пріобрѣсть я не могу. Недовѣрчивость же ваша ко мнѣ обнаруживалась даже тогда, когда я безусловно положился на благородный характеръ вашъ; вы получаете извѣстія изъ Петербурга и упоминаете мнѣ объ оныхъ обиняками; кто видѣлъ мое письмо къ Государю? Что я въ немъ писалъ? — Для меня поднесь осталось загадкою. Я вамъ объявилъ и нынѣ повторяю, ибо я имѣю на то несомнительные доказательства, что второе письмо мое къ Гос[ударю] не включаетъ въ себѣ ничего, касающагося брата вашего, и вамъ несправедливо передали содержаніе онаго. Сомнѣваясь въ увѣреніяхъ моихъ, вы меня чувствительно оскорбляете. Я не имѣю никакой причины васъ обманывать, да и здравый смыслъ свидѣтельствуетъ, что я не могу писать явныя противорѣчія себѣ, не будучи въ припадкѣ сумашествія или пошлымъ дуракомъ, тѣмъ болѣе, что второй отвѣтъ мой на письмо ваше былъ написанъ въ то время, когда я увѣренъ былъ, что Николай Ивановичъ поѣдетъ на судъ людей, и что бумага моя пойдетъ къ дѣлу. Да и второе письмо мое къ Государю въ іюлѣ мѣсяцѣ 1827 года, какъ значится въ моемъ журналѣ, т. е. послѣ перваго моего вамъ отвѣта; слѣдовательно, также невѣроятно, чтобы я, не лишась разсудка, могъ писать рѣшительныя себѣ противорѣчія и подвергаться черезъ сіе пагубнымъ непріятностямъ, безъ всякой цѣли. Я надѣюсь, что ежели вы хладнокровно обдумаете причину гнѣва вашего и несообразность приписываемаго мнѣ поступка, то безъ сомнѣнія отдадите мнѣ должную справедливость и прекратите негодованіе ваше.

Честь имѣю быть съ истиннымъ почитаніемъ вашъ,

Милостивый Государь,

всепокорнѣйшій .слуга

Яковъ Толстой.

Парижъ. 5 іюня 1830.

На обороте: А Son Excellence Monsieur de Tourguéneff Chambellon de S. M. l’Empereur de Riissie. Rue de Richelieu № 63, à l’hôtel Lilois. Paris.

¹ В письме от 8 июня 1830 г. А. И. Тургенев пишет брату: "Толстой раза три заходилъ ко мнѣ, вѣроятно, чувствуя, что я могу отгадать его политику, но не заставъ дома — да, впрочемъ, я и не велѣлъ принимать его — написалъ ко мнѣ укоризненное письмо… Я отвѣчалъ сухо, но учтиво… [см. письмо «№ 10]. Съ тѣхъ поръ онъ замолчалъ и у меня не былъ. Я не намѣренъ съ нимъ ни мириться ни ссориться, и, вѣроятно, эти отношенія заставятъ его скорѣе доплатить и долгъ, а меня избавятъ отъ новой ссуды. Въ чемъ ты полагаешь ложь его?» (Арх. Тург. № 314). Н. И. Тургенев 18 июня 1830 г. отвечает: «Вы спрашиваете, въ чемъ я обличаю ложь Т[олсто]го. Конечно, не въ томъ, что онъ показываетъ, что въ 1821 у Микл[ашевска]го мы говорили о новомъ обществѣ. Мнѣ жаль было бы, еслибъ вы въ этомъ его упрекали. Тутъ онъ правъ. Но хоть въ томъ, что онъ говоритъ: „avant de signer, j’eus une discussion très vive“, „d’une société où il serait question de meurtre“, „de la vengence sur les faux-frères“, „et maigre les enhortations de Tourgeneff etc.“, и далѣе: „je déclarais que depuis que j’avais promis de ne plus appartenir à aucune association secrète etc.“ — тутъ ложь въ каждомъ словѣ. Не было discussion vive, не было рѣчи о убійствахъ, о мщеніи, а особенно и никогда не было экзортацій съ моей стороны. И наконецъ онъ не могъ сослаться на свою подписку, ибо экзортаціи могли быть только въ 1821, а подписка была въ 1822. Впрочемъ, вы и въ первомъ пунктѣ могли видѣть ложь, сличая это его объясненіе съ его письмами офиціальными къ вамъ. Зачѣмъ онъ писалъ эти письма? Зачѣмъ съ самаго начала, 2 года назадъ, онъ не объявилъ вамъ честно, что онъ писалъ въ П[етер]б[ургъ]? — Впрочемъ, все это, конечно, гадко; но изъ 100 людей, особливо русскихъ, конечно, 90 сдѣлали бы то же, что сдѣлалъ Толстой. Cette chère espece de Johoos такъ мила, что такія pecadillos не должны удивлять насъ. Я не знаю, въ чемъ онъ васъ укорять можетъ. Развѣ въ томъ, что вамъ гадко на него смотрѣть? Но что же съ этимъ дѣлать? Вы можете сказать ему, что не въ претензіи на него за то, что онъ писалъ въ П[етер]б[ургъ], но за то, что онъ не сказалъ вамъ въ самомъ началѣ, что онъ писалъ» (Арх. Тург. № 232а).

10.
А. И. Тургенев — Я. H. Толстому.

Милостивый государь мой Яковъ Николаевичъ.

Есть-ли вы меня три раза не застали, то это, конечно, отъ того, что меня не было дома. По нашимъ сношеніямъ совѣсть моя ни въ чемъ меня не упрекаетъ, и я никакихъ встрѣчъ не боюсь. Мнѣ не въ чемъ васъ было подозрѣвать, ибо вы мнѣ показали вашу записку, но я не могу и не хочу скрывать отъ васъ, что мнѣ тяжело и весьма странно было читать въ запискѣ, что братъ былъ въ числѣ предлагавшихъ вамъ войти въ общество (la proposition, qu’ils me firent (въ числѣ ихъ будто братъ мой!) и далѣе: malgré les exhortations и пр.). Я ничего къ симъ вашимъ словамъ прибавить не могу и нимало теперь не желаю и не вижу нужды знать болѣе. Благодаря Провидѣнію, я теперь спокоенъ за брата: онъ подъ защитою Бога и англійскихъ законовъ. Я обѣщалъ и ему и всѣмъ, кои принимали во мнѣ участіе, не упоминать болѣе о дѣлѣ, и сдержу данное слово. — Бумаги ваши возвращу завтра или послѣзавтра; списать еще неудосужилось. Не знаю, въ чемъ еще нужно намъ объясняться, но естьли вы желаете, то я зайду къ вамъ, когда теперешніе мои хлопоты позволятъ; впрочемъ, и вы меня лично застать можете, если потрудитесь зайти поранѣе до моего выхода, прежде 9-ти часовъ.

11.
Я. Н. Толстой — А. И. Тургеневу.¹

Парижъ. 11 іюня 1830.

Милостивый Государь Александръ Ивановичъ!

Я по сіе время не писалъ и не заходилъ къ вамъ, потому что надѣялся найти достаточную сумму, чтобы привесть къ окончанію денежныя дѣла наши, но нещастіе, преслѣдуя меня, никогда не довольствуется одною бѣдою; оно насылаетъ тучу за тучею и наноситъ ударъ за ударомъ; мало было лишпть меня несправедливо добраго расположенія достойнѣйшаго человѣка; оно лишаетъ меня средствъ расплатиться съ нимъ. Всѣ эти дни хлопоталъ тщетно и принужденъ просить васъ покорнѣйше принять слѣдующія предложенія: или уплатить за васъ портному, если онъ согласится перевести на меня, или дать вамъ формальное заемное письмо, которое для взысканія отослать въ Петербургъ, на что ожидаю разрѣшенія вашего.

Мнѣ весьма больно, что вы въ дурную сторону истолковали жалобу мою на то, что я не могъ васъ застать; я слишкомъ увѣренъ, что вы не можете ничего въ свѣтѣ бояться, не только встрѣчъ, и отнюдь не думалъ подать повода къ столь строгому отзыву. Хотя вы совсѣмъ уже оставили дѣло брата вашего и хотя вы безъ вниманія оставляете всѣ мои оправданія по сему предмету, позвольте мнѣ еще въ послѣдній разъ обременить васъ нѣкоторыми окончательными поясненіями. — Въ 1827 году, когда вы мнѣ написали первое письмо, совѣщаясь съ нѣкоторыми людьми, которые принимали во мнѣ участіе, мы опредѣлили, что можно написать въ отвѣтъ, что братъ вашъ не предлагалъ мнѣ вступить въ общ[ество]: тѣмъ болѣе, что въ русской запискѣ² вмѣсто: la proposition qu’ils me firent, сказано просто: мнѣ предложили, что, хотя и во множественномъ числѣ, можетъ относиться къ двріъ лицамъ или болѣе, но не лично къ одному; далѣе, хотя упомянуто: не взирая на предложенія Тур[генева], мы рѣшили, что такъ какъ сіи приглашенія дѣлались не изустно, а чрезъ посредничество Семенова, слѣдовательно, могутъ" быть приписаны сему послѣднему.

¹ А. И. Тургенев пишет 12 іюня брату по поводу этого письма Толстого и своего ответа: «Сегодня получилъ отъ Як[ова] Толс[таго] длинное письмо… Я отвѣчалъ ему, что естьли не было намѣренія вредить, то Богъ проститъ ошибку, что и его идеалъ братской любви часто, можетъ быть, болѣе вредилъ тебѣ, нежели былъ полезенъ; что о заемномъ письмѣ подумаю и пр.». Н. И. Тургенев отвечает 25 июня: «Толстой продолжаетъ врать, какъ я вижу. Они могли почитать меня душею и вождемъ общества, хотя я и не знаю за что? и хоть я увѣренъ, что Т[олст]ой меня вождемъ не почиталъ, но на что прибавлять, что подписки даны были мнѣ, хранились у меня, и что я говорилъ ему лично въ Лондонѣ, что я ихъ уничтожилъ. Это все сущій вздоръ, ложь» (Арх. Тург. № 314).

² В письме А. И. Тургенева брату от 12 июня, где приведена копия этого письма Я. Н. Толстого, сделана приписка А. И. Тургеневым: «слѣдовательно, онъ имѣетъ ее, а мнѣ не показалъ».

12.

Я. H. Толстой — А. И. Тургеневу.

Я охотно берусь служить чичеронемъ доктору Заблоцкому,¹ тѣмъ болѣе, что онъ рекомендованъ Вамъ старинною и хорошею моею знакомой княгиней Натальей Дмитріевной Шаховской.

Читали ль Вы статью о стихотвореньяхъ Павловой ² въ Moniteur Parisien?

Жаль мнѣ очень, что въ Москвѣ дурно оцѣнили Чихачева;³ по моему мнѣнію, онъ одинъ изъ числа многочисленныхъ странствующихъ русскихъ, который образовался отъ путешествія.

Я надѣюсь еще увидѣться съ Вами передъ отъѣздомъ Вашимъ.

Душевно уважающій Васъ
Яковъ Толстой.

22 маія.⁴

¹ Заблоцкий-Десятовский, Павел Парфентьевич, доктор медицины, проф. Спб. Медицинской Академии (1814—1882).

² Каролина Карловна, писательница и переводчица (1810—1893).

³ Петр Александрович, ученый путешественник (1808—1892).

⁴ Вероятно, 1838 г., когда доктор Заблоцкий выехал заграницу.

13.
А. И. Тургенев — Я. Н. Толстому.

16 сент[ября],¹ 6 час. утра, 14 Rue neuvième. Luxemburg.

К[н]. Долг[орукій] сказывалъ мнѣ, что къ вамъ к[н]. Вяз[емскій] писалъ о моемъ пріѣздѣ, а я ожидалъ отъ него писемъ съ Барнитомъ [?] и ничего не получилъ, хотя и писалъ къ нему, что ушибся и долго не выйду. Увѣдомьте, что онъ вамъ пишетъ, и пришлите журналовъ или книгъ рус[ски]хъ на нѣсколько часовъ.

Я пролежалъ около 2-хъ мѣсяц[евъ] на дачѣ и теперь еще выхожу только съ трудомъ и большою частію сижу дома одинъ и все прочту скоро и возвращу исправно. Что новаго послѣ провалившагося потолка? Меня ожидаютъ туда и потому не пишутъ, а я еще почти безъ ногъ.

Весь вашъ
Тургеневъ.

На обороте: А Monsieur Tolstoy. 11 Rue des trois frères. Paris.

¹ 1847 года, как видно по почтовому штемпелю.

14.
Я. Н. Толстой — Н. И. Тургеневу.

Парижъ, 18-го сент[ября] 1856. Почтеннѣйшій Николай Ивановичъ!

Съ душевнымъ неизъяснимымъ удовольствіемъ спѣшу поздравить Васъ и увѣдомить, что сейчасъ получена въ посольствѣ телеграфическая депеша, въ которой сказано, что Вамъ даровано совершенное прощеніе, съ возвращеніемъ дворянскаго достоинства, съ позволеніемъ пріѣхать въ Россію со всѣмъ семействомъ Вашимъ и жить гдѣ угодно.

Вы увидите по журналамъ имена тѣхъ нашихъ пріятелей, которые пережили мученія ссылки; нѣкоторые совершенно прощены, другіе же не совсѣмъ.

Душевнопреданный Вамъ
Яковъ Толстой.

На конверте надпись: А Monsieur Nicolas Tourguéneff. А Vert Bas, par Bougival (Seine et Oise).

---

1. При издании располагаем их в хронологическом порядке. 1) Письмо А. И. Тургенева Я. Н. Толстому от 31 мая 1827 г., которое сохранилось в 4 экземплярах — №№ 112 (печатаемое нами), 798, 7686 и 310; из них № 798 представляет первый набросок письма, № 7686 — второй, № 112 и № 310 — окончательную редакцию. 2) Ответное письмо Я. Н. Толстого от 5 июня 1827 г. — № 7926 (оригинал), №№ 112 и 310 (копии). 3) Письмо Я. Н. Толстого А. И. Тургеневу от 20 февраля 1829 г. — № 2183. 4) Письмо А. И. Тургенева Я. Н. Толстому от 1830 г. — 7926 и 112.5 и 6) Письма Я. Н. Толстого А. И. Тургеневу от 6 мая 1830 г. — №№ 7926 (оригинал первого), 112 (копия его), 114 (оригинал второго). 7) Записка Я. Н. Толстого о тайных обществах — № 116. 8 и 9) Письма Я. Н. Толстого А. И. Тургеневу, первое без точной даты, второе от 5 июня 1830 г. — № 113. 10) Ответное письмо А. И. Тургенева, без даты — № 112. 11) Письмо Я. Н. Толстого А. И. Тургеневу от 11 июня 1830 г. — № 113. 12) Письмо Я. Н. Толстого А. И. Тургеневу от 22 мая, повидимому, 1838 г. — № 2183. 13) Письмо А. И. Тургенева Я. Н. Толстому от 16 сентября 1847 г. — № 112. 14) Письмо Я. Н. Толстого H. И. Тургеневу от 18 сентября 183
2. В 1-й ред.: «… полагали, что братъ мой, уже находившійся подъ бременемъ тяжкаго обвиненія, написалъ якобы какую то статью о тайныхъ обществахъ въ Россіи, напечатанную въ одномъ изъ Парижскихъ журналовъ». Эта статья напечатана 10 апреля 1826 года.
3. В 1-й ред. добавлено: «приведя Бога во свидѣтеля Вашего показанія».
4. В 1-й ред. добавлено: «появленіе коей можетъ быть весьма много содѣйствовало бѣдствію, брата моего постигшему. Сердцевѣдецъ слышитъ каждое слово, видитъ каждую мысль Вашу. Онъ будетъ судить и Васъ и судей Вашихъ. Одна истина наконецъ торжествуетъ. Только съ чистою совѣстью, неотягченною нещастіемъ ближняго, можно жить и умереть спокойно».
5. Захар Григорьевич, декабрист, 1796—1862.
6. Григорий Иванович (1762—1830).
7. Иван Гаврилович, родоначальник рода гр. Чернышевых--Кругликовых.
8. Софья Григорьевна.
9. 1830 года.