Пережитки древнего миросозерцания у белорусов (Богданович)/ДО

Пережитки древняго мiросозерцанiя у бѣлоруссовъ : Этнографический очерк
авторъ А. Е. Богданович
Опубл.: 1895. Источникъ: Гродна, Губернская Типографiя. Дозволено цензурою 3-го Iюля 1895 г. - Г. Вильна

В тексте используется дореволюционная орфография.

Если у вас не отображаются символы «ять» и другие,

установите какой-нибудь свободный шрифт с их поддержкой, или Palatino Linotype.


Отъ автора править

Первоначально настоящiй очеркъ былъ помещѣенъ въ Научномъ Обозрѣнiи за 1894 годъ; здѣсь онъ является въ значительно дополненномъ видѣ. Этнографическiе матерiалы, вошедшiе въ него, собраны, главнымъ образомъ, въ центральной Бѣлоруссiи - въ уѣздахъ: Борисовскомъ, Игуменскомъ, Минскомъ, Слуцкомъ и Новогрудскомъ Минской губернiи, Сѣнновскомъ Оршанскомъ - Могилевской и Лепельскомъ - Витебской. Приводимые здѣсь пережитки древняго мiросозерцанiя и быта, въ большинствѣ случаевъ, общи всей этой мѣстности. Это особенно относится къ пережиткамъ мiросозерцанiя, къ суевѣрнымъ воззрѣнiямъ на внѣшнiй мiръ и природу человѣка, къ разнымъ повѣрiямъ и предразсудкамъ: они почти всюду въ этомъ районѣ сохраняются въ однѣхъ и тѣхъ же формахъ. Пережитки древняго быта, застывшiе въ формѣ различныхъ обрядоъ и обычаевъ, болѣе измѣнчивы: нѣкоторые изъ нихъ свойственны только какой-нибудь одной мѣстности; другiе распространяются шире и иногда на значительную округу; третьи охватываютъ всю Бѣлоруссiю и даже выходятъ за предѣлы ея. Самые распространенные изъ нихъ, оставаясь въ своей сущности, въ основѣ, одинаковыми или сходными, въ частностяхъ, смотря по мѣстности, болѣе или менѣе видоизмѣняются. Въ нашемъ очеркѣ мы касались обрядовъ постольку, поскольку въ нихъ замѣтно было отраженiе древняго мiросозерцанiя, и если описывали обрядъ, обычай, воззрѣнiе, повѣрiе, то старались, по мѣрѣ возможности, описывать его типично, внося въ описанiе всѣ извѣстныя намъ характерныя особенности. Разумѣется, что это возможно было сдѣлать только въ такомъ случаѣ, когда въ нашемъ распоряжении было нѣсколько записей одного и того же пережитка, когда мы его наблюдали въ разныхъ мѣстностяхъ. Тѣ же обряды, обычаи, повѣрiя и суевѣрiя, которые намъ встрѣчались только въ какой-нибудь одной мѣстности, мы отмѣчаемъ указанiемъ на эту мѣстность. Это, конечно, не значитъ, что они свойственны только этой мѣстности; можетъ быть они "бытуютъ" и въ другихъ мѣстах Бѣлоруссiи, но мы не имѣли случая или возможности наблюдать ихъ. Большинство заговоровъ, приводимыхъ здѣсь, записаны въ одной знахарской семьѣ, гдѣ они передавались изъ поколѣния въ поколѣнiе, составляя, такъ сказать, фамильную собственность.

Всѣ записи матерiаловъ сдѣланые лично авторомъ; наблюденiя производились и накоплялись имъ исподоль, такъ какъ авторъ, будучи уроженцемъ Бѣлоруссiи, нѣкогда самъ переживалъ описанные имъ пережитки; а затѣмъ, живя подолгу въ разныхъ мѣстностяхъ Бѣлоруссiи и будучи по своимъ служебнымъ занятiямъ близко поставлен къ народу, имѣлъ возможность пополнять свои наблюденiя.

Для выясненiя и освѣщенiя нашихъ матерiаловъ, мы пользовались, главнымъ образомъ, слѣдующими сочиненiями: Спенсеръ: Основан. Соцiологiи, Тэйлоръ: Первобытн. культура, Бокль: Истор. цивилиз. Въ Англiи, и статьею Л. Мечникова: Культурное значенiе демонизма (Дѣло, 1879 г.). Мы не пытались все объяснить въ приводимыхъ матерiалахъ; мы заботились болѣе всего о полнотѣ записей; но предназначая первоначально нашу работу для общей печати, мы не считали возможнымъ выпустить одни сырые матерiалы, безъ всякого объясненiя ихъ и освѣщенiя.

А.Б.

Введенiе править

Бѣлорусскiе крестьяне, истолковывая по своему выраженiе "западный край", - выраженiе чуждое бѣлорусской рѣчи, - передаютъ его словами "запàдлый край", т.е. заброшенный, захудалый. Хотя съ филологической точки зрѣнiя можно многое возразить противъ такого вольнаго перевода, но дѣйствительность его оправдываетъ. И жизнь бѣлорусса, и его творческая дѣятельность рѣзко отмѣчены печатью неразвитости, отсталости, забитости. Именно "запàдлый край", "запàдлый" народ...

Взять хотя бы бѣлорусскiя пѣсни, это общепризнанное зеркало народной души. И онѣ свидѣтельствуютъ о той же "запàдлости". Пѣсенъ у бѣлоруссовъ довольно много, но содержанiе ихъ очень бѣдно, очень однообразно. Особеннымъ однообразiемъ отличаются тѣ изъ нихъ, которыя посвящены изображенiю горькой доли замужней женщины. А пѣсенъ этого рода большинство: онѣ заполняютъ, нимало не преувеличивая, двѣ трети всего пѣсеннаго матерiала. Это безконечныя варiацiи на тему о побояхъ мужа, свекра, о преслѣдованiяхъ свекрови, злобѣ золовокъ; къ этому господствующему мотиву присоединяется тоска по роду-племени и изрѣдка чувство ревности или мести къ злой разлучницѣ. Но вы не встрѣтите въ нихъ выраженiя болѣе сложныхъ или болѣе тонкихъ чувствъ. Нѣтъ въ нихъ и помина о томъ разнообразномъ проявленiи нѣжной любви, которая такъ разлита въ малорусскихъ пѣсняхъ. Напротивъ, въ средѣ бѣлоруссовъ обращается множество пѣсенъ и припѣвокъ самаго безстыднаго содержанiя. Ихъ распѣваетъ старъ и младъ, мужскiй и женскiй полъ, - распѣваетъ, не стѣсняясь, какъ нѣчто совершенно обыкновенное. Впрочемъ, къ чести бѣлоруссов нужно сказать, что эти остатки прiапическихъ культовъ свидѣтельствуютъ не о развращенности нравовъ, а скорѣе о крайней грубости ихъ. Въ пѣсняхъ же обрядовыхъ и бытоваго содержанiя нѣтъ того могучаго лиризма, свидѣтельствующаго о силѣ и свѣжести чувства, который такъ выгодно отличаетъ великорусскую пѣсню; почти всѣ онѣ блѣдны, отрывочны, невыдержаны, отзываются какой-то пришибленностью творчества, духовной бѣдностью. Форма ихъ неизящна, мало выразительна, топорной работы, какъ говорится, - и въ этомъ отношенiи вполнѣ соотвѣтствуетъ содержанiю. Мелодiи ихъ, повидимому, еще бѣднѣе содержанiя: въ Белоруссiи часто цѣлый отдѣлъ пѣсенъ поется на одинъ мотивъ. Мотивы же построены по такъ называемой китайской гаммѣ, - безъ полутоновъ; и кромѣ того - лишены подголосковъ, то-есть при хоровомъ исполненiи поются въ унисонъ, не образуя гармонiи. Веселые напѣвы сравнительно рѣдки; большинство же до послѣдней степени однообразно-заунывны, такъ что наводятъ щемящую тоску даже и на привычнаго слушателя. Былинная поэзiя совершенно отсутствуетъ. Бѣлоруссъ или вовсе не принималъ участiя въ созданiи того цикла эпическихъ образовъ, къ которому принадлежатъ старшiе и младшiе богатыри кiевскаго перiода, или если и принималъ, то совершенно забылъ о существованiи своихъ дѣтищъ. Также нѣтъ въ Бѣлоpycciи ничего соотвѣтствующаго украинскимъ казацкимъ думамъ.

Бѣлорусскiя сказки опять таки, хотя и многочисленны, но какъ и пѣсни, бѣдны по содержанiю: одна повторяетъ другую. Фабула ихъ, въ большинствѣ случаевъ, крайне незамысловата, изображаемыя чувства чрезвычайно просты, воззрѣнiя на внешнiй мiръ очень наивны.

Обряды, сопровождающiе жизнь бѣлорусса отъ колыбели до могилы, - эти окаменѣлости прошлой дѣйствительности, - или крайне дики съ точки зрѣнiя цивилизованнаго человѣка, или грубо фетишистичны. И въ томъ, и въ другомъ случаѣ они свидѣтельствуютъ о сравнительно невысокомъ уровнѣ умственнаго развитiя.

Объ этомъ также свидѣтельствуетъ лучшее мѣрило духовнаго развитiя народа - его языкъ. Какъ известно, большее или меньшее развитiе языка соотвѣтствуетъ большему или меньшему интеллектуальному развитiю, потому что, если возникаютъ въ сознанiи человѣка понятiя, идеи, образы, - вслѣдъ за тѣмъ неизбѣжно является потребность выраженiя ихъ въ слове. Отсюда языкъ, подобно зеркалу, отражаетъ тѣ душевныя движенiя, которыя испыталъ народъ на пути своего развитiя, высоту выработанной имъ культуры, высоту полета его мысли, степень ея отвлеченности и пр. Но белорусскiй языкъ, прежде всего, небогатъ словами. Нѣкоторая часть ихъ заимствована изъ польскаго языка, а въ послѣднее время, между молодымъ поколѣнiемъ, довольно широко входятъ въ обращенiе русскiя слова. Онъ также бѣдѣнъ формами выраженiй и формами рѣчи; такъ напримѣръ, въ немъ нѣтъ причастныхъ формъ, исключая дѣепричастiя прошедшаго времени. Онъ гораздо бѣднѣе словами для обозначенiя отвлеченныхъ понятiй, чѣмъ великорусскiй народный языкъ, и даже уступаетъ въ этомъ отношенiи малорусскому. Онъ также не обладаетъ гибкостью, силой и выразительностью перваго и мягкостью, благозвучностью послѣдняго. Словъ, соотвѣтствующихъ русскимъ существительнымъ съ окончанiемъ на ie, ость и есть, въ немъ чрезвычайно мало; заимствованныя же изъ русскаго языка обращаются только среди грамотниковъ, побывавшихъ въ школѣ или въ военнной службѣ, а въ среду стараго поколѣyiя, а также въ деревни, отдаленныя отъ школы и, слѣдовательно, лишенныя ея просвѣтительнаго влiянiя, проникаютъ весьма мало или даже совсѣмъ не проникаютъ.

Среди бѣлоруссовъ почти не сохранилось историческихъ сказанiй, такъ какъ этотъ народъ нѣсколько вѣковъ не жилъ исторической жизнью. Отсюда понятно, что въ немъ заглохло и нацiональное самосознанiе. Только въ послѣднее время оно начинаетъ пробуждаться: подъ живительнымъ влiянiемъ школы и церкви въ бѣлоруссахъ возраждается сознанiе о своей принадлежности къ великому русскому племени. Но даже и теперь есть немало бѣлоруссовъ, которые подъ словомъ "pyccкie" разумѣютъ старовѣровъ, издавна живущихъ въ Западномъ краѣ. А если вы къ такимъ бѣлоруссамъ обратитесь съ вопросомъ - кто они такiе въ смыслѣ нацiональности, то очень многiе вамъ только и могутъ сказать, что они "тутэйшiе", т.е. здѣшнiе, или что они мужики, словно бы это ихъ нацiональное отличiе или словно бы только однимъ бѣлоруссамъ и свойственно быть мужиками. И къ вашему заявленiю, что они русскiе или бѣлоруссы, они отнесутся довольно скептически: называй, дескать, какъ хочешь... Только въ отношенiи трудолюбiя бѣлоруссъ не уступитъ ни великоруссу, ни малоруссу, а по выносливости превосходитъ того и другого. Но этого, конечно, мало, - и справедливость требуетъ поставить бѣлорусса по типу душевнаго развитiя ниже его братьевъ изъ великой русской семьи.

Чѣмъ объяснить такую сравнительно значительную отсталость?

Различiя между естественными условiями страны, въ которыхъ живутъ эти народы, хотя и наложили, конечно, нѣкоторый особенный отпечатокъ на духовный мiръ своихъ обитателей, но эти различiя не настолько велики, чтобы посредствомъ ихъ было возможно объяснить такую довольно значительную разницу. Объясненiя нужно искать, по нашему мнѣнiю, въ особенностяхъ историческихъ условiй существонiя бѣлоруссовъ. Прежде всего, Бѣлоруссiя издавна лишилась своей интеллигенцiи этого свѣточа въ духовной жизни народа, его путиводительницы и насадительницы новыхъ идей въ массахъ. Она, какъ извѣстно, усвоила чужой языкъ и нравы, а потому стала вдвойнѣ непонятной народу: новыя идеи сами по себѣ, въ силу своей новизны, трудно усвоиваются, а выраженныя на чужомъ языкѣ становятся еще болѣе недоступны. Но это еще полъ-горя: при благопрiятныхъ обстоятельствахъ народъ могъ выдвинуть изъ своей среды новыхъ носителей сокровищъ своего духа, - новую интеллигенцiю, можетъ быть еще болѣе естественную, какъ вышедшую непосредственно изъ нѣдръ народа. Но бѣда въ томъ, что онъ былъ поставленъ въ такiя условiя, при которыхъ это было рѣшительно невозможно. Бѣлоруссiя была весьма часто ареной опустошительныхъ войнъ, разорявшихъ народъ, и тѣмъ обусловившихъ его отсталость и невѣжество, и развивавшихъ грубость нравовъ; а что всего важнѣе - она до такой степени была закрѣпощена помѣщикамъ, обязанности въ отношенiи къ этимъ послѣднимъ были такъ отяготительны, что на выполненiе ихъ расходовались всѣ силы народа, такъ что у него не оставалось ни времени на размышнiе и обдумыванiе, ни средствъ на обученiе, а безъ этого немыслимо умственное развит.

Еще слишкомъ живы воспоминанiя объ этомъ печальномъ времени и живы свидѣтели перенесшiе на своихъ плечахъ всѣ его тягости. Въ любой деревнѣ вамъ сообщатъ массу невѣроятнѣйшихъ разсказовъ о безсмысленной жестокости или самихъ помѣщиковъ, или ихъ управляющихъ, экономовъ, войтовъ, тiуновъ и прочихъ "подпанковъ". Вамъ раскажутъ, что даже и тогда, когда число дней "панщины" было опредѣлено закономъ, крестьяне, однако, отбывали "пригонъ" въ такое время и въ такомъ размѣрѣ, какъ это вздумается помѣщику, хотя такой произволъ приносилъ существенный вредъ крестьянскому хозяйству. Но гдѣ было искать управы? Кому жаловаться? Пану на пана? А другой инстанцiи крестьянинъ не зналъ.

Бывали помѣщики, у которыхъ каждую субботу половину пригонщиковъ жестоко сѣкли розгами: однихъ за огрехи при пахотѣ, другихъ за высокiя "гривы" при косьбе; тѣхъ за то, что высоко жали, а тѣхъ, что малыя снопы вязали, чтобы сжать установленное число копенъ и т.д. Надо было напрягать всѣ силы, пускать въ ходъ всю внимательность и изобрѣтательность, чтобы избежать наказанiя. Но и это далеко не всегда помогало.

Ведя такую изнурительную жизнь, чѣмъ питался народъ? Вѣдь отъ качества пищи много зависитъ качество мысли. "Мы только теперь узнали, что такое голодъ", говорили намъ иронически крестьяне: - "а за панами мы голоду не знали, потому что всегда голодали. Бывало только скотинку бережешь, а сами каждую весну ѣли травы да коренья. А когда молотили панскiй хлебъ, то невѣянныя зерна, тайкомъ, горстями въ ротъ сыпали да ѣли". Поверить можно. И теперь еще въ центральной Бѣлоруссiи крестьяне настолько сохранили привычку къ хлѣбу съ мякиной, что только такой хлѣбъ, пушной или "поло́вый", и считаютъ настоящимъ хлѣбомъ, а къ "чистяку" относятся съ нѣкоторымъ презрѣнiемъ, находя, что онъ не питателенъ, что онъ какъ слюна: нѣтъ съ него никакого "посилку".

Какъ при такихъ условiяхъ, когда крестьянинъ былъ отягощенъ безысходнымъ трудомъ, когда его личность подавлялась, его человѣческое достоинство подвергалось поруганiю, какъ было тутъ развиться критическому мышленiю, духу изслѣдованiя, тѣмъ болѣе, что для мужика школы были закрыты, а самостоятельныя попытки помимо школы проникнуть въ область хотя бы простой грамотности систематически подавлялись панами и представителями панской власти? Мужику оставалось одно: влачить изо дня въ день жизнь вола подъяремнаго, по характерному выраженiю, - что день прожилъ, то къ смерти ближе, - забывая то изъ своего прошлаго, что не имѣло непосредственнаго отношенiя къ текущей дѣйствительности, не заглядывая далеко въ будущее, словомъ - не выходя изъ узкаго круга чувствованiй и идей, которыя давала повседневная жизнь, бѣдная событiями.

При такихъ условiяхъ все более и болѣе закрѣпляется привычка мыслить по традицiи, по разъ усвоеннымъ образцамъ, - и если существенно не измѣнятся условiя жизни, если не будетъ дано толчковъ извнѣ сильныхъ на столько, чтобы пробудить мышленiе и направить его на критическую переработку установившихся формъ мысли и жизни, то оно рискуетъ окоченѣть въ этихъ формахъ, считая ихъ чѣмъ то неизмѣннымъ, неизбѣжнымъ и лучшимъ чѣмъ что бы то ни было чужое. Бѣлоруссъ такъ долго предавался застою, что въ немъ развилось домосѣдство, неподвижность (даже отхожихъ промысловъ не развилъ, хотя потребность въ нихъ, конечно, чувствовалась), а отсутствiе ознакомленiя съ чужимъ мѣшало улучшенiю своего. Онъ нѣсколько вѣковъ не жилъ нѣкоторыми сторонами своего духа, такъ что неудивительно если его воззрѣнiя на внѣшнiй мiръ и душу человѣка очень мало измѣнились и нынѣ стоятъ, по крайней мѣрѣ въ захолустьяхъ, почти на той же ступени развитiя, какъ и во времена лѣтописца Нестора. Понятно, что "нечистая сила" т.е. всякая чертовщина, вѣдьмаки, вѣдьмы, вовколаки, вампиры, хатники, хлѣвники, лѣшiе, водяники и пр. и пр., такъ же фигурируютъ въ мiровоззрѣнiяхъ бѣлорусса, какъ и во время оно, когда его предки "звѣринскимъ обычаемъ живяху". Тѣсно связанные съ "нечистой силой" чародѣйства, ворожба, заговоры, напусканiя болѣзней, изгнанiе ихъ, все еще полонятъ умъ бѣлорусскаго крестьянина, - немного, можетъ быть, менѣе, чѣмъ умъ какого нибудь остяка, - все еще играютъ важную роль въ его предпрiятiяхъ, въ его жизни.

Единственнымъ просвѣтительнымъ началомъвъ жизни бѣлоруссовъ было христiанство. Извѣстно, что со времени введенiя христiанства, языческое мiровоззрѣнiе получило значенiе антихристiанскаго начала и въ этомъ смыслѣ служило предметомъ борьбы со стороны духовенства. Здѣсь считаемъ нелишнимъ напомнить читателю, каковы были те возрѣнiя, противъ которыхъ боролись христiанскiе просвѣтители нашихъ предковъ: тогда читателю будетъ виднѣе, что сохранилось у бѣлоруссовъ отъ первобытнаго мiросозерцанiя и въ какихъ формахъ сохранилось. Для этого мы воспользуемся обличительною рѣчью, составленною А.Н Майковымъ изъ сводки разныхъ отрывковъ древнихъ духовныхъ писателей, обличавшихъ языческое нечестiе русскихъ:

"О во тьмѣ блуждающiе! - восклицаетъ одинъ изъ ревнителей христiанства: - "Кумиры повержены, но вы рабствуете и поклоняетесь прежнимъ бѣсамъ! Богами нарицаете стихiи, и солнце, и огонь; и огню тоже молитесь, зовете его Сварожичемъ! Вѣруете и въ стрѣчу, и въ полазъ, и въ птичiй грай и въ ворожбу; волхвуете птицами и звѣрьми! Богъ даетъ вамъ вся благая; вы же Его не познали, а все отъ бѣсовъ своихъ имѣти мните - и обилiе плодовъ земныхъ, и растворенiе воздуховъ! Вмѣсто призыванiя благодати Господней на вешнiя поля и нивы, рядитесь во звѣриныя шкуры, надѣваете личины, толпами выходите вызывать Перуна или поганнаго Ярилу (Ярило - яръ, весна), съ крикомъ и гамомъ бѣгаете по селамъ, ударяя въ бубны, тазы, сковороды, мѣдные доски, брянча колокольчиками и бубенчиками, хлопая бичами: тѣмъ мните зиму и мракъ прогоняти, не вѣдая того, что вся отъ Господа! Покараетъ ли васъ Господь, посушитъ поля и нивы, дабы сердца ваши окаяннiи подвиглись къ Нему, - вы яко слѣпы и глухи пребываете, и паки къ нечистому дѣйству прибѣгаете: обовьете дѣвку цвѣтами и травами, водите ее по полямъ, обливая водою, а сами, переряженые въ звѣриныя шкуры, бѣгаетѣ кругъ нея съ бѣсовскими пѣснями, съ плясанiемъ и скаканiемъ[1]. Отъ рожденiя до самыя смерти бѣсамъ токмо служите: зачинаетесь въ сквернѣ и грѣхѣ; бракъ ли то есть, когда собираетесь на игрища, и дѣвицу себѣ любу избравъ, на коняхъ ристающе, подскакиваете и съ собой умыкаете: и то есть вамъ бракъ! И станетъ увѣщевать васъ служитель Божiй, въ продерзости отвѣщеваете; христiанскiй-де обрядъ вѣнчанiя годенъ токмо для князей и бояръ, а мы-де люди простые, живемъ какъ отцы и дѣды жили., и по двѣ жены имѣть можемъ!.. О горе горькое, о прелесть сатанинская! И паки скажу: какъ вы пастыря душъ встрѣчаете? Плюете, невѣгласи, встрѣтясь со святымъ отцомъ, бѣсамъ заклятiя читаете и яко отъ недоброй всрѣчи, назадъ ворочаетесь! А волхвамъ, и скоморохамъ, и гудцамъ, пѣвунамъ, что толпами изъ села въ село шатаются и поганныя требы и волхованiя творятъ и басни о бѣсахъ баютъ со струннымъ гуденiемъ, - ихъ послушаете и ихъ ублажаете и чествуете, и на праздникахъ своихъ все ими указанное творите, и на кладбища съ ними съ огнемъ ходите, и окрестъ могилъ пѣсни бѣсовскiя возглашаете, и скаканiемъ и плясанiемъ святое мѣсто оскверняете! Молитвы ни единой сотверить не могуще, развѣ кто "Господи помилуй" со страхомъ скажетъ, заклятiй знаете множество - и къ вѣтрамъ нарицающе ихъ Стрибожьими чадами, и къ зарѣ - яко къ нѣкоей женѣ, сѣдящей на морѣ, на Окiянѣ, въ палатахъ красна золота да чиста серебра, и къ огню-сварожичу, и къ печкѣ, и къ инымъ, иже стихiи суть, или руками дѣланная!"[2].

Христiанское духовенство много, конечно, разсѣяло первобытной тьмы. Но то, что выработано самимъ народомъ путемъ естественнаго развитiя, что составляетъ естественную ступень въ эволюцiи его мысли, какъ видно, нелегко поддается сглаживанiю и уничтоженiю. Оно исчезаетъ при томъ непремѣнномъ условiи, чтобы мысль человечѣская естественнымъ образомъ вступила въ слѣдующiй фазисъ своего развитiя. А для этого необходимы извѣстныя условiя, какъ напримѣръ - нѣкоторыя матерiальная обезпеченность, дающая досугъ для наблюденiй, изслѣдованiй и обобщенiй; обогащенiе нашего ума путемъ прiобрѣтнiя положительныхъ свѣдѣнiй изъ различныхъ отраслей знанiя и т.п. А такъ какъ до послѣдняго времени ни одно изъ этихъ условiй не имѣло мѣста въ жизни бѣлорусса, то понятно, почему большая половина его воззрѣнiй представляетъ изъ себя "живую старину". Къ ней-то мы теперь и обратимся.

I. Пережитки фетишизма править

Есть немало горъ, съ которыми связаны легенды и суевѣрныя преданiя. Они сводятся, главнымъ образомъ, къ тому, что на такой то горѣ стояла нѣкогда церковь или костелъ и провалились, поглощены горой. Между прочимъ, такое преданiе связано съ холмомъ, возвышающимся среди мѣстечка Лукомля (Могилевск. губ., Сѣнновскаго уѣзда). Этотъ холмъ, вѣроятно, старое замчище; но крестьяне говорятъ, что на немъ давнымъ давно стояла церковь и провалилась. Они увѣряютъ, что на Рождество, на Пасху и нѣкоторые другie праздники, если приложить ухо къ этой горѣ, то въ ней слышенъ колокольный звонъ и пѣнiе. Намъ кажется, что такiя суевѣрiя объясняются тѣмъ, что въ былыя времена на горахъ находились языческiе капища и жертвенники; иначе - какъ-то не вяжется съ христнскимъ воззренiемъ, чтобы церковь, святыня, проваливалась, - и намъ никогда не удавалось получить объясненiе, почему она провалилась. "Отъ старыхъ людей слышали" - говорятъ въ такихъ случаяхъ. Но въ бѣлорусскихъ пѣсняхъ сохранились намеки, ука-зывающiе на то, какое значенiе имели горы въ обрядовыхъ празднествахъ. Такъ въ одной "волочебной" пѣснѣ, записанной нами, между прочимъ, восхваляется хозяинъ, прославившiйся своимъ чуднымъ дворомъ:

На яго дварѣ ды стояць горы,
Ды стояць горы высокiя;
А на тыхъ горахъ ды лежаць брусься,
Ды лежаць брусься цесовые;
А на томъ брусьси ды стояць стоубы,
Ды стояць стоубы малеваные;
А на тыхъ стоубахъ ды висяць котлы,
Ды висяць котлы отливаные;
А по-подъ котлами ды горяць агни,
А гараць агни ясненькiе,
Ды идуць дымки синенькiе;
Тамъ сидзяць дзѣдки старенкiе,
Вараць воски жоуценькiе,
Сучаць свѣчи двойчастыя,
Двойчастыя и тройчастыя;
Сподзеютца любыхъ тосцiйкоу
Любыхъ госьцiйкоу - великодничкоу

и пр. (село Погорѣлое, Игуменскаго уѣзда).


Это несомнѣнно картина языческаго жертвоприношенiя, сопровождавшагося обыкновенно народнымъ пиршествомъ, картина, нѣсколько измѣненная въ христiанскомъ духѣ. Внѣшняя сторона этого обрядоваго торжества, обстановка его, весьма выдержана, - отъ нея такъ и вѣетъ духомъ древности; но тутъ уже дѣдки старенькiе, языческiе жрецы, не точатъ ножей булатныхъ, не собираются рѣзать козла, какъ это поется въ извѣстной великорусской "колядкѣ", а варятъ "воски жоуценькiе" (желтые), сучатъ свѣчи двойчастыя и тройчастыя, т.е. языческую жертву замѣняютъ христiанской. Но намъ здѣсь, главнымъ образомъ, интересно то, что для этого торжества, для встрѣчи дорогихъ гостей-великодничковъ понадобились высоюя горы, настолько понадобились, что пѣвецъ, совсѣмъ не къ мѣсту, громоздить ихъ на хозяйскомъ дворѣ, хотя, разумѣется, и воскъ варить, и гостей встрѣчать гораздо удобнѣе на ровномъ мѣстѣ. Здесь пѣсня, очевидно, остается вѣрной стариннымъ обычаямъ, въ силу которыхъ нѣкоторыя языческiя празднества должны были совершаться на горахъ.

И теперь въ Бѣлоруссiи выкликанiе весны и друrie весеннiе обряды совершаются непремѣнно на горахъ, "на юру".

Также сохранились отголоски прежняго поклоненiя "рощенiямъ", о которомъ упоминаетъ Густинская лѣтопись. Такъ въ Борисовскомъ уѣздѣ намъ приходилось слышать, что давнымъ давно, близъ Стараго Борисова, большого имѣнiя, нѣкогда принадлежавшаго князьямъ Радзивилламъ, расположенная въ мѣстности богатой лѣсами, росъ на одной полянкѣ "стародавнiй дубъ" очень большихъ размѣровъ. Если кто, бывало, рубнетъ его топоромъ, то непремѣнно съ тѣмъ случалось несчатiе. А когда, по приказаниiю владѣльца, срубили этотъ дубъ, то, падая, онъ раздавилъ всѣхъ рубившихъ его, и, кромѣ того, цѣлую недѣлю свирѣпствовала страшная буря, съ громомъ и молнiей, причинившая много бѣдъ.

Въ той же мѣстности и въ Игуменскомъ уѣздѣ до послѣдняго времени, среди выдѣлывателей клепки, ходило мнѣнiе, что есть такiя деревья, которыя рубить небезопасно: какъ ни берегись, а оно тебя придавитъ. Не совѣтуютъ рубить дерево, которое скрипитъ, ибо это вѣрный признакъ, что въ немъ человѣчья душа мучится. Срубившiй такое дерево заставляетъ ее искать себѣ новаго пристанища, за это онъ можетъ поплатиться увѣчьемъ, а иногда и своею жизнью. Много связано повѣрiй и съ осиной. Это дерево употребляется при волхованiяхъ.

Beѣ растенiя, по повѣрiю, разговариваютъ между собою, и есть такiе люди, что понимаютъ ихъ рѣчь, и вслѣдствiе этого могутъ узнать, какая заключается въ нихъ сила: цѣлебная или ядовитая, - и въ какихъ болѣзняхъ извѣстное растенiе помогаетъ. Въ прежнiя времена, говорятъ бѣлоруссы, много было такихъ людей, а теперь очень мало, но все-таки есть они.

Особенно отличаются таинственными свойствами папоротникъ и разрывъ-трава. Папоротникъ, какъ гласитъ повѣрье, цвѣтетъ только въ ночь на Купалу (23 iюня); цвѣтетъ онъ одинъ мигъ; цвѣтки его горятъ, какъ искорки. Завладѣть этими цвѣтками очень трудно, ибо нечистая сила поставляетъ къ этому всякiя препятствiя: отводитъ глаза, а болѣе всего пугаетъ разными страхами, такъ что за это дѣло надо браться умѣючи, и даже не всякому чаровнику оно по силамъ. Всего чаще ушедшiе въ лѣсъ за этимъ чуднымъ цвѣткомъ умираютъ со страху.

Собираетъ эти цвѣтки безпрепятственно только Купальскiй дзѣдокъ; онъ ходитъ съ лукошечкомъ и наполняетъ его цвѣтами, такъ что лукошечко горитъ какъ жаръ. Купальскiй дзедокъ - добрый. Если встрѣтиться съ нимъ и разостлать предъ нимъ бѣлую скатерть, то онъ броситъ на нее одинъ цвѣтокъ. Хватай, тогда скорѣе его и, разрѣзавши ладонь правой руки клади подъ кожу: оттуда нечистикъ не достанетъ. Счастливый обладатель чуднаго цвѣтка получаетъ даръ всевѣдѣнiя, а въ особенности знаетъ, гдѣ какiе клады лежатъ и какъ къ нимъ приступиться, знаетъ, какiя заклятiя на нихъ наложены и какъ ихъ отчаровать. Понятно что, "нечисьцики", стерегущiе клады, всѣми силами стараются отнять цвѣтокъ.

Разрывъ-трава добывается особымъ способомъ. Эту траву знаютъ только вѣщiя птицы, какъ напримѣръ, сорока, сова и сойка. Найдя гнѣздо съ птенцами одной изъ этихъ птицъ, нужно въ немъ замазать глиной отверстiе, такъ чтобы птица не могла кормить своихъ дѣтей. Подъ деревомъ, на которомъ свито гнѣздо, слѣдуетъ разостлать скатерть и самому спрятаться подъ ней. Побуждаемая пискомъ голодныхъ дѣтенышей, желая освободить ихъ изъ неволи и накормить, птица полетитъ искать разрывъ-траву. Бываетъ, что она и находитъ ее. Тогда она прикладываетъ разрывъ-траву къ гнѣзду, и замазка съ него спадаетъ. Вотъ тогда-то и нужно смотрѣть на скатерть: не упала ли разрывъ-трава. Если найдешь ее, разрѣжь ладонь на правой рукѣ и подсунь подъ кожу траву. Тогда стоить только толкнуть этой рукой въ запертую дверь - она отворится, стоить только взяться за замокъ - онъ самъ открывается.

Крестьяне вѣрятъ, что прославленные воры имѣютъ разрывъ-траву.

Животныя. Изъ мipa животныхъ суевѣрное почиташе вызываютъ главнымъ образомъ змѣи, а изъ нихъ особенно ужи. Эти послѣднiе, въ нѣкоторыхъ болотистыхъ мѣстностяхъ Бѣлоруссiи, гдѣ водится много ужей, и до сихъ поръ играютъ роль домашнихъ божковъ.

По повѣрiямъ, всѣ змѣи обладаютъ вѣщею силой, необыкновенною мудростiю, но одинъ только ужъ склоненъ употреблять свою мудрость на пользу дома, гдѣ онъ поселился, - и если угождать домашнему ужу, то и онъ, въ свою очередь, будетъ радѣть тому дому. Вообще иоселенiе ужа въ домѣ считается хорошимъ предзнаменованiемъ: стоитъ только ужу угодить - и онъ будетъ приносить въ домъ счатiе. Но бѣда, если домашняго ужа прогнѣвить: тогда онъ постарается жестоко отомстить. Поэтому крестьяне кладутъ своимъ ужамъ пищу и питье и вообще заботятся о томъ, чтобы не раздражать ихъ. Намъ не разъ приходилось слышать, что въ южной части Бобруйскаго уезда и далѣе къ югу, въ Полѣсьѣ, есть много ужей, севершенно ручныхъ, которые ѣдятъ изъ одной миски съ дѣтьми, посаженными ѣсть на полъ, какъ это часто бываетъ у крестьянъ. Думаютъ, что ужъ имѣетъ ядъ, но по добротѣ своей не пускаетъ его въ дѣло, не хочетъ жалить. Намъ передавали за вѣрное слѣдующiй не вѣроятный разсказъ. Въ одномъ домѣ долго жилъ большой ужъ. Положилъ онъ въ хлѣву въ навозѣ свои яйца. Когда копали навозъ, нашли ихъ и взяли "на пробу", чтобы узнать, какъ отнесется къ этому ужъ. Скоро онъ замѣтилъ пропажу яицъ. Тогда онъ забрался въ клѣть и сталъ "плевать" въ горшки съ молокомъ, чтобы отравить ихъ своимъ ядомъ. Это видѣла хозяйка. Отсюда заключили, что съ ужами нельзя шутить такихъ шутокъ и немедленно возвратили яйца въ его гнѣздо. Увидеѣъ, что яйца принесены обратно, ужъ опять забрался въ клѣть и, обвившись головой за ножку стола, а хвостомъ за молочный горшокъ, поопрокидывалъ всѣ горшки, чтобы не отравить людей понапрасну. Убить ужа - большой грѣхъ, полагаютъ бѣлоруссы, а убить гадюку - дѣло душеспасительное: за это отпускается 12 греховъ.

Надъ всѣми гадами есть царь. Подъ его личнымъ начальствомъ змѣи идутъ на зимнюю спячку. Царь-змѣй идетъ впереди, а за нимъ, въ несмѣтномъ числѣ, его пресмыкающiеся подданные. Онъ по величинѣ больше всѣхъ ихъ, чешуя его отливаетъ серебромъ и золотомъ, на головѣ его корона изъ маленькихъ золотыхъ рожковъ. Трудно встрѣтить змѣй во время ихъ такого перехода, ибо они выбираютъ для этого непроходимыя для человѣка места. А если удастся встрѣтить змѣиный "вырой", и разостлать передъ змѣинымъ царемъ скатерть, и положить хлѣбъ-соль, и поклониться ему до земли, то онъ, проползая чрезъ скатерть, въ знакъ благодарности, сброситъ съ головы одинъ золотой рожокъ. Кто имѣетъ такой рожокъ, тотъ обладаетъ необыкновенной мудростiю и проницательностiю, такъ что въ состонiи угадавать чужiя мысли, давать подходящiя объясненiя, выпутываться изъ самыхъ затруднительныхъ обстоятельствъ. Кромѣ того, никакой ядъ не дѣйствуетъ на счастливаго обладателя змѣинаго рожка.

Другое повѣeрie относительно змѣй говоритъ, что змѣиное мясо, приготовленное такимъ образомъ, чтобы оно лишилось ядовитости (а такой способъ приготовленiя знаютъ только большiе чаровники), сообщаетъ тому, кто имъ питается, умѣнье понимать рѣчь животныхъ.

Къ пѣнiю курицы по-пѣтушиному бѣлоруссы питаютъ суевѣрный страхъ, полагая, что такое пѣнie предвѣщаетъ бтѣду той семьѣ, чья курица, - не только предвѣщаетъ, но даже наклинаетъ ее. Услышавъ, что курица поетъ пѣтухомъ, крестьяне говорятъ: на свою голову! - и тотчасъ же отрубаютъ зловѣщей пѣвуньѣ голову, на порогѣ избы. Это предохряняетъ отъ несчастiя. Иные въ этомъ случаѣ, поступаютъ такъ. Поймавъ ту курицу, которая пѣла, мѣряютъ ею, какъ аршиномъ, по прямой линiи, пространство отъ почетнаго угла до порога, поворачивая курицу поперемѣнно то хвостомъ впередъ, то головою, - и если на порогъ ляжетъ голова, то ее тутъ же отрубаютъ, и курицу, зажаривъ или сваривъ, съѣдаютъ; если же ляжетъ хвостъ, то, отрубивъ конецъ хвоста, сжигаютъ его, а курицу пускаютъ на свободу. Если она снова запоетъ, тутъ ужъ сразу отрубаютъ ей голову. Вѣроятно, - это остатокъ первобытныхъ умилостивительныхъ жертвъ домовымъ божествамъ.

По воззрѣнiямъ бѣлоруссовъ, вѣщими свойствами отличаются: сорока, воронъ, кукушка и сова; всѣ эти птицы обладаютъ свѣдѣнiями относительно судьбы человѣка и предсказываютъ ее, только надо понимать ихъ языкъ. Чаровники и ворожбиты умѣютъ понимать ихъ, поэтому-то, между прочимъ, они и предсказываютъ будущее. У нѣкоторыхъ чаровниковъ эти птицы состоятъ въ услуженiи и приносятъ имъ всевозможныя втѣсти. Но и простые смертные могутъ кое-что предугадывать при помощи этихъ вѣщихъ птицъ. Сорока приноситъ и хорошiя и дурныя вести, но неважныя. Воронъ, каркающiй надъ домомъ, предвѣщаетъ смерть одного изъ обитателей этого дома. По кукованiю кукушки гадаютъ о долголѣтiи, замужествѣ, богатствѣ. Крикъ совы надъ домомъ - дурное предзнаменованiе.

Съ летучей мышью, черной кошкой и чернымъ пѣтухомъ также связаны нѣкоторыя суевѣрныя представленiя, но мы обратимся теперь къ самому распространенному виду фетишизма - къ фетишизму слова.

На первыхъ ступеняхъ развитiя умъ первобытнаго человѣка не отличаетъ вполнѣ предмета отъ его обозначенiя словомъ: предметъ и его названiе какъ-то сливаются воедино въ сознанiи дикаря. Съ точки зрѣнiя интеллигентнаго человѣка: "что́ имя? - звукъ пустой"... Мы сознаемъ, что не въ названш дѣло. Но дикарь думаетъ иначе. По его понятiямъ, сообщить другому человѣку свое имя - это значитъ въ извѣстной степени подчинить себя власти этого человѣка: обладая именемъ, колдуя надъ нимъ, онъ можетъ причинить вредъ самому носителю этого имени. Поэтому дикари или не сообщаютъ своихъ именъ тѣмъ людямъ, которые могли бы злоупотребить такимъ довѣрiемъ, или же мѣняютъ имена. Къ этому порядку идей, свойственныхъ первобытному уму, слѣдуетъ отнести воззрѣнiя на тотэмовъ, т.е. на одноименные предметы. Пояснимъ это. У дикарей въ обычаѣ давать людямъ имена одинаковыя съ назвашями разныхъ предметовъ изъ мipa животныхъ или неодушевленной природы, напримѣръ: Сѣрый Волкъ, Дикая Кошка, Дубъ и т.д. Отсюда вотъ что выходитъ. Дикарь, который называется, положимъ, Дикая Кошка, не различая предмета отъ его названiя, считаетъ всякую дикую кошку чѣмъ-то общимъ, чемъ-то однороднымъ съ нимъ самимъ; она для него тотэмъ, тезка, - и этого довольно, чтобы онъ считалъ ее предметомъ священнымъ для себя. Онъ не только не убьетъ своего тотэма, но будетъ опасаться причинить ему какое-либо зло, хотя бы невольно. Слова, сливавшiеся въ представленiи дикаря въ одно цѣлое съ соотносительными предметами, во время господства фетишистическаго мiросозерцанiя наделялись такими же свойствами, какъ и самый предметъ, и были такими же фетишами, какъ и весь мiръ. Въ перiодъ одухотворенiя и олицетворенiя стихiй, слово почиталось такою же стихiйною силою, какъ и силы природы, и такъ же, какъ и эти послѣднiя, имѣло своихъ боговъ.

Такое грубо-фетишистическое отнощеше къ слову сохранилось въ среди бѣлоруссовъ до сихъ поръ - и сохранилось въ значительной степени. Такъ они вѣрятъ, что можно овладѣть всякою вещью посредствомъ особаго слова: скажи только такое слово - и вещь или животное, или человѣкъ пойдутъ за тобою, будутъ дѣлать то, что имъ прикажешь. Также и въ колдоствтѣ имя человѣка, котораго желаютъ "счаровать", занимаетъ не послѣднее мѣсто.

Въ Бѣлоруссiи, до возсоединенiя унiатовъ, а въ полѣсской ея части и въ недавное время, практиковался такой обычай. Если почему-либо было неудобно везти новорожденнаго къ священнику крестить, и крещенiе отлагалось на нѣкоторое время, a вмѣстѣ съ тѣмъ желали дать ребенку имя, то кумовья или родители отправлялись къ священнику одни и просили его прочитать молитвы, положенныя при нареченiи имени, и произнести это имя надъ шапкой или дѣтскимъ чепчикомъ; шапку сжимали рукой, иногда завязывали, чтобы имя не улетучилось изъ нея, и,. принеся ее домой, одѣвали на голову ребенка. Такъ какъ не многiе священники соглашались исполнять такую просьбу, то крестьяне продѣлывали этотъ обрядъ самостоятельно: произносили имя въ шапку и одѣвали ее на голову ребенку.

Полагаютъ, что особенно чудесную силу имѣютъ слова, скомбинированныя въ созвучiя, въ рѣчь размѣренную: почти всѣ бѣлорусскiя загово́ры и причитанiя имѣютъ извѣстный складъ, иногда размѣръ и риөмы. Магическая сила слова можетъ быть механически передана другимъ предметамъ: стоитъ только произнести данныя слова или цѣлый заговоръ надъ водой, хлѣбомъ, водкой и т.п. Кто проглотитъ "нашептанный" хлѣбъ, воду, тотъ, полагаютъ, проглатываетъ и самыя слова. Если написать заговоръ на бумагу и проглотить ее самое или, сжегши, проглотить пепелъ, результатъ будетъ одинаковъ: слова или вселяютъ въ человѣка боль, или вытѣсняютъ ее, смотря по тому, какiя это были слова. Можно "пускать слова по вѣтру", съ цѣлью причинить кому-нибудь зло, но это не совсѣмъ-то удобно, потому что они могутъ попасть и не туда, куда слѣдуетъ. Есть такiя слова, которымъ повинуется нечистая сила, но такiя слова знаютъ только "xopoшie чаровники".

Выше мы попутно приводили заговоръ противъ "ночницъ". Но чтобы дать читателю болѣе полное понят о "фетишизмѣ слова", проведемъ здѣсь тѣ заговоры, которые не сопровождаются особыми чародѣйскими дѣйствiями.

Вотъ заговоръ противъ укушенiя змѣи, чтобы оно не имѣло дурныхъ послѣдствiй:

На синемъ мори двананцыть дубоу;
Подъ тыми дубами двананцыть папоу читаюць,
Поганыя зубы замоуляюць.


Нужно проговорить трижды надъ больнымъ мѣстомъ, не переводя духа.

А вотъ другой противъ такъ называемаго золотника (болѣзнь матки):

Золотникъ, золотничокъ,
Золоценечкiй рожокъ!
Сядзь на своемъ мѣсьци,
Якъ панъ на кресли.

(Игуменскаго у. с. Пережиръ).

Заговоръ противъ вывиха и полома костей:

У городзи Русалимѣ
Христа распинали,
пакуту давали,
къ храсту пригвождали,
ручки ножки ломали,
косточки хрущали.
Приходзила Прачистая Матка,
горкiя слезки проливала,
Яго раны цалёвала (исцѣляла),
косточки зращала,
суставы скрѣпляла.
Зрасцися ты, косць,
у раба (такого-то или такой-то)
скрапицеся яго суставы,
закрыйцися яго раны.

(Холопеничи, Борисовскаго уѣзда).

Этотъ заговоръ надо нашептывать каждый день, передъ восходомъ и закатомъ солнца, до тѣхъ поръ пока не спадетъ опухоль. Впрочемъ, не ограничиваясь вѣрой въ цѣлебную силу заговора, бѣлорусскiя знахарки умѣло вправляютъ вывихи и дѣлаютъ перевязки поломовъ костей; и та знахарка, которая сообщила намъ вышеприведенный заговоръ, въ цѣлительную силу котораго она безусловно вѣрила, искусно вправляла вывихи и налагала повязки при поломахъ, употребляя лубки и глину вмѣсто гипса.

Заговоры отъ кровотеченiя:

Съ-падъ дуба каранистаго цекла Юрдань-рѣка:
тамъ ишоу Исусъ Христосъ и святая Ильля:
вадзяные ключи закрывалися, Юрдань-рѣка станавилася.
Закрыйцися жилы кровавый! стань, не цячи, кроу чирвоная!

(Борисовскаго у.).


Ишоу панъ Езусъ празъ Юрдань;
Рѣка стала и кроу стань.

(Новогрудскаго у.).

Заговоръ передъ отъѣздомъ въ дальнюю дорогу:

Першимъ разомъ, добрымъ часомъ.
Господу Богу помолимся, храсту паклонимся.
Учора зъ вячора соунiйка играло,
добрую дорогу провещало;
сягоння зъ ранку зара занялася,
у неби на парози зъ сонцемъ споткалася;
залатые ключи у ручки брала,
дубовую дзверку одмыкала,
шоуковый пологъ подымала,
соунiйко не небо выпущала,
добрую дорогу провѣщала.
Устау (или устала) я рано подвыйду къ ваконцу;
щира я щира уздыхну до Бога:
дай-же мнѣ, Боже, счасливу дорогу!
Ажъ св. Юрiй каня запрагае,
св. Ауласъ помогае,
отъ бяды, напасьци зберегае.


Заговоръ произносится предъ иконами, на колѣняхъ, а также его говорятъ на дворѣ, обходя вокругъ лошади.

Приведемъ здѣсь еще нѣсколько заговоровъ, которые нашептываются на воду. Дѣлается это такъ. Беретъ знахарь кружку воды, выходить на дворъ, становится лицомъ къ востоку и произносить надъ водой заговоръ, потомъ поворачивается лицомъ къ югу и западу, каждый разъ произнося одно и то же. Самое лучшее - продѣлывать это при восходѣ солнца. Это называется "даць воды": самый употребительный видъ знахарскаго врачеванiя въ Бѣлоруссiи. Наговорную воду пьютъ, обмываютъ ею больныя мѣста, вливаютъ въ уши и т.п.

Вотъ два заговора противъ "нутраныхъ" болезней:

Чорная хмара (туча) на небе усхадзила, ясное сонце закрыла; нанасила чорная хмара мжаку (мглу) и туманы, напущала тугу (печаль, тоску) и болѣзьци, чорную и бѣлую немочь на людзей, на живёла (животныхъ). А мы Господа молимъ, мы святыцеля просимъ: нашли, Божа, цѣплые вѣтры, прагани чорную хмару, тугу и балѣзьци, чорную и бѣлую немочь, кабъ рабу (такому-то) быць здоровымъ, кабъ яго ножки стояли - ня млѣли, кабъ яго ручки работыньку брали - крапчѣли, кабъ яго вочки весяло глядзѣли.


* * *

У цемнымъ лѣси стоиць гора высокая, тамъ растуць дубы вячистые, тамъ стоиць церква свянцоная, тамъ бяжиць вода цудоуная.
А я жь тую воду брала, балючее цѣла обмывала, пиць давала, слауцо вымоуляла: пашла немочь зъ цѣла вонъ! Кали ты трасца идзи у балота; кали падвѣй ты - идзи на вѣцеръ; кали ты рѣзанка - зарѣжься; кали ты суроцы - соль табѣ у вочи, кали ты съ пуду - сама спужайся. Пашла хира (болѣзнь) зъ цѣла вонъ!

(Холопеничи, Борисовскаго у.).

Послѣднiй заговоръ записанъ отъ знахарки, которая объяснила, что это заговоръ "жаноцкiй", т.е. употребляющiйся женщинами.

Заговоръ отъ "зъѣду:"

Помолимся мы и поклонимся Господу Богу и духу святому, троицы святой ядыной, и прачистой мацери божай, и святому воскрасэнiйку христовому, честному, милосерному, и усимъ святочкамъ, годовымъ празьничкамъ, кiявськимъ, пячерськимъ и рымськимъ и русалимськимъ, и Исакову и Якову, и Антоняму и Хвядосяму, и святому Юру и Ягору, и святому вотчу Миколу. И святый вотча Миколочка, вы скорые помощники, вы божiя угодники, вы вяликiя молитвеньники, вы жъ скоранько помогаетя, - гэтому рабѣ бажаму чаловѣку, зьѣдъ замовляйтя, и злого чаловѣка на мхи на болоты ссылайтя. И найсвеншая Марея ина стоиць у храми Господнямъ, дзяржиць ина свое ключики золотэя при столи, чаровнику и злой хвороби замыкая губы и зубы, засылая ина яго и злую хворобу на мхи на болоты, на ницую лозу, на колючую грушу, дзѣ жъ быдлы не бѣга́юць, дзѣ птицы не летаюць, дзѣ вужи-гады не живуць, тамъ нехай злый чаловѣкъ и злая хвороба проживая и пробывая.

(Церковищ. вол. Могил. у).

Заговоръ отъ "уроцъ" (сглазу):

Царица водица, красная дзявица, самоцвѣтница и угодница, и ходзила и гуляла, рыдысь-брыдысь обмывала, круты бе́реги обрывала, жовты пяски приносила, бѣло каменьня, сыро кореньня. Обмывала царей, королей и увесь народъ хрисцiяньскiй, - обмый раба божаго (имя). Уговарюю я яго уроцы стрѣшныя и попярешныя, подзивныи и посмѣшныи, женьскiй и мужське́й и дзявоцкiи лихеи. И ссылаю, издымаю усю печь яго, - не самъ собою, Господомъ Богомъ.

(М. Рудня, Оршанск. у.)[3].

Заговоры и чародѣйства представляютъ наиболѣе интимную часть пережитковъ далекаго прошлаго. Когда мы обращались даже къ знакомымъ знахарямъ и чаровникамъ съ просьбою сообщить намъ извѣстные имъ заговоры, то почти всегда получали отказъ и увѣренiе, что они кромѣ того, какъ перекреститься, ничего не знаютъ. Въ силу этой интимности, въ силу того, что заговоры обыкновенно сохраняются въ одномъ какомъ-нибудь родѣ, а не пускаются въ оборотъ, не являются общимъ достоянiемъ, какъ, напр., пѣсни, - въ силую всего этого въ нихъ должны наиболѣе чисто сохраниться воззрѣнiя языческой старины. И дѣйствительно, въ нихъ фигурируютъ обычные предметы поклоненiя первобытныхъ людей: и дубы зеленые, коренистые, "вячистые", упоминаемые иногда ни къ селу, ни къ городу, - безъ всякой видимой связи съ остальнымъ текстомъ заговора, и вода чудодѣйственная, и борьба двухъ началъ - свѣта и тьмы, солнца и тучи, закрывающей его и такимъ образомъ лишающей людей его живительнаго дѣйствiя и вмѣсте съ темъ насылающей на все живое "тугу и болѣзни, черную и бѣлую немочь", тутъ и заря, отворяющая золотыми ключами небо, подымающая шелковый пологъ и выпускающая солнце и т.п. Однако, на ряду съ этими, несомнѣнно, первобытными чертами, въ нихъ заключаются и позднѣйшiя наслоенiя въ родѣ обращенiя къ помощи Божьей Матери и святыхъ, въ родѣ упоминанiя объ Iерусалимѣ, Iордань-рѣке, церкви, священникахъ. Тутъ очевидно произведена замѣна древнихъ воззрѣнiй новѣйшими, языческихъ божествъ - христiанскими святыми. Но это нимало не лишаетъ эти заговоры фетишистическаго характера, заключающагося въ самой сущности воззрѣнiй на значенiе заговоровъ, въ вѣре въ ихъ чудодѣйственную силу: "что скажется, то и сбудется". А эта вѣра крѣпко укоренилась въ народе. И всего печальнѣе то, что бѣлоруссы обращаются къ знахарю съ просьбой "дать воды" именно при серьезныхъ заболѣванiяхъ, когда обычныхъ народныхъ медикаментовъ, вродѣ питья липоваго цвѣта, натиранiя комфорой, тертой рѣдькой, хрѣномъ, паренья въ бане крапивой вмѣсто вѣника и т.п. бываетъ недостаточно.

II. Пережитки анимизма править

III. Пережитки олицетворенiй править

IV. Пережитки солнечнаго культа править

V. Олицетворенiе зла править

VI. Сообщники нечистой силы править

VII. Способы лѣченiя, основанные на суевѣрныхъ представленiяхъ, и колдовство править

VIII. Разныя мелкiя суевѣрiя править

Краткiй предметный указатель править

Примѣчанія править

  1. Г. Аөанасьевъ думаетъ, что переряживанiе въ звѣриныя шкуры знаменовало облака, видъ свой мѣняющiя, а дѣвка - алчущую землю.
  2. Майков. Сочин., т. II, стр. 414.
  3. Послѣднiе два заговора заимствованы изъ Бѣлорск. сборн. Е.Р. Романова, вып. V, гдѣ собранъ богатѣйшiй запасъ этого рода матерiаловъ.