ПЕРЕѢЗДЪ ЧЕРЕЗЪ КАВКАЗСКІЯ ГОРЫ. Я думаю услужить любителямъ горной природы, которые знаютъ ее только по гравюрамъ, описаніемъ переѣзда моего черезъ одно изъ прекраснѣйшихъ мѣстъ Кавказа. Въ 1827 году я отправлялся въ Тифлисъ, и 4 февраля прибылъ въ Владикавказъ. Довольно сильный сѣверный вѣтеръ со снѣгомъ предвѣщалъ затруднительный переѣздъ черезъ вершину горъ, лежащихъ на военно-грузинской дорогѣ. До Владикавказа вы проѣзжаете необозримою степью отъ самой Донской земли. Здѣсь прекращается эта пространная плоскость, и исполинская стѣна горъ, соединяющая Каспійское Море съ Чернымъ готовитъ рядъ чудесъ и красотъ природы жадному взору путешественника, который проѣхалъ болѣе шести сотъ верстъ по пустынѣ. Отъ самаго Владикавказа, дорога, ведущая въ Тифлисъ, извивается по живописному ущелью, вдоль котораго бушуетъ быстрый Терекъ, стремясъ съ вершинъ Кавказскихъ къ Кабардинскимъ поламъ, гдѣ онъ превращается въ большую рѣку и впадаетъ въ Каспійское Море. Неизъяснимое чувство восхищенія овладѣло мною, когда, оставивъ за собой однообразную и унылую степь, очутился я вдругъ между громадныхъ скалъ, въ очаровательныхъ мѣстахъ, гдѣ глазъ встрѣчаетъ безпрестанно новыя картины, одна живописнѣе другой. Только пѣхотный конвой напоминаетъ вамъ, что этотъ путь не всегда сопряженъ съ одинаковымъ удовольствіемъ; но зато подвигаешься шагомъ и можешь вполнѣ насладиться всѣми великолѣпностями природы. Первый ночлегъ мой былъ въ Ларсѣ, въ двадцати пяти верстахъ отъ Владикавказа. Здѣсь уже огромныя скалы почти перпендикулярно висящія надъ Ларскимъ постомъ, придаютъ мѣстоположенію романтическую дикость. Въ Владикавказѣ присоединилась къ вамъ цѣлая партія выздоровѣвшихъ солдатъ, которые слѣдовали къ своимъ полкамъ, и нѣсколько Армянскихъ купцовъ изъ Астрахани. Ѣдучи къ Ларсу, я часто чувствовалъ на изгибахъ дороги то теплый, то холодный вѣтеръ, — вѣрный предостерегатель, который вамъ указываетъ при самомъ вступленіи въ этотъ край, что должно запастись одеждою, которая могла бы оградить отъ вліянія, часто пагубнаго, перемѣнчивой температуры. Отъ Ларса до Даріельскаго поста семь верстъ; ущелье болѣе и болѣе стѣсняется, такъ, что въ этомъ мѣстѣ солнце почти никогда не показывается; на крутой высокой скалѣ видны только развалины замка. Тутъ, по преданіямъ, жила нѣкогда какая-та разбойница Дарья, которая прелестями своими заманивала къ себѣ проѣзжихъ, и, подвергнувъ ихъ страшнымъ истязаніямъ, свергала съ вершины скалъ въ Терекъ. Недавно еще непріязненныя пули горскихъ разбойниковъ свистали съ этихъ высотъ мимо ушей Путешественниковъ, но теперь эти случаи сдѣлались такъ рѣдкими, что, проѣзжая черезъ это мѣсто, и мысль объ опасности не приходитъ въ голову. До Даріела дорога идетъ по лѣвому берегу Терека, вверхъ противъ теченія, тамъ устроенъ мостъ, и дорога переходитъ на правый берегъ. Съ этого моста я долго любовался на кипящую подъ ногами бездну. Говорятъ, что недавно какой-то уланъ, обманутый мелководіемъ рѣки, вздумалъ перебраться чрезъ нее въ бродъ; по едва только лошадь его вступила въ пѣнистую воду, какъ ни коня, ни сѣдока болѣе не видали: ихъ въ одно мгновеніе увлекло силою теченія и раздробило въ прахъ объ огромные камни, между которыми Терекъ съ бѣшенствомъ ищетъ себѣ прохода. Впрочемъ въ лѣтнее и сухое время, купцы гораздо счастливѣе этого улана и во многихъ мѣстахъ пробираются черезъ рѣку безъ всякаго вреда.
Военно-грузинская дорога отъ Владикавказа до Тволиса подымается постепенно въ продолженіи семидесяти пяти верстъ до Кайшаурскаго поста, а тамъ спускается на сто верстъ до самаго Тифлиса. Терекъ и Арагва, вырвавшись изъ вершинъ горныхъ, стремятся въ противоположныя стороны, слѣдуя покатости и изгибамъ дороги, что придаетъ ей видъ очаровательный. Отъ Даріела до Казбека дорога примѣтно подымается и въ иныхъ мѣстахъ становится такъ узка, что путешественникъ невольно вздрагиваетъ, видя съ одной стороны пропасть, въ которой реветъ Терекъ, а съ другой отвѣсныя скалы, угрожающія паденіемъ. Не доходя до Казбека, надобно перешагнуть черезъ Бѣшеную Балку, малый, но черный ручеекъ, стремящійся изъ горъ и исчезающій въ Терекѣ. Нерѣдко случается, что ѣдкая эта вода промываетъ дорогу, такъ, что сообщеніе пріостанавливается. Въ Казбекѣ нашли мы зиму. Здѣсь, прямо передъ глазами, стоитъ исполинская гора того же имени, самая высокая послѣ Эльбурза, покрытая вѣчнымъ снѣгомъ. На покатости ея выстроена весьма живописно каменная церковь. Каждые семь лѣтъ ледъ, скопляющійся на вершинахъ Казбека, обрушивается съ ужаснымъ трескомъ и заваливаетъ Терекъ огромною снѣговою горою, сквозь которую онъ потомъ долженъ прорываться. Жители этихъ мѣстъ узнаютъ по вѣрнымъ признакамъ приближеніе опасности; и благовременно переходятъ въ другія мѣста. Тогда сообщеніе дѣлается на нѣсколько недѣль весьма затруднительнымъ, потому что дорогу проводятъ обходомъ. Отъ Казбека до Коби остается еще шестнадцать верстъ: мы поспѣшили туда къ ночлегу. Отсюда предстоялъ намъ трудный переходъ черезъ Крестовую Гору. Въ Коби, командиръ поста объявилъ намъ, что мы должны здѣсь выждать благопріятной погоды; что при бурѣ, свирѣпствующей уже третій день въ горахъ, онъ не можетъ отпустить насъ, прежде нежели погода утихнетъ и дорога будетъ исправлена. Эта вѣсть была очень непріятна, потому что я спѣшилъ въ Тифлисъ, и никакъ не располагалъ гостить нѣсколько дней въ скучномъ и грязномъ Коби, единственномъ изъ всѣхъ постовъ на военно-грузинской дорогѣ, который имѣлъ необыкновенно счастіе попасть въ такое унылое мѣсто, гдѣ даже и для глазъ нѣтъ развлеченія. Надобно было покориться судьбѣ въ самомъ дѣлѣ, переѣздъ черезъ горы былъ невозможенъ, потому что отъ самаго Владикавказа мы не встрѣчали никого, и двѣ опоздавшія Тифлисскія экстрапочты оставались еще по ту сторону горъ. На другой день, 6 февраля, вѣтеръ не утихалъ, и мы зѣвали. Командиръ обнадеживалъ меня тѣмъ, что вѣроятно въ Кайшаурѣ начальство, которое располагаетъ большими способами, прійметъ всѣ мѣры, чтобы, при первой возможности, прочистить новую дорогу по снѣгу и переправить задержанныя экстрапочты: тогда и намъ можно будетъ путешествовать. Однако седьмое число наступило и никто еще не являлся изъ Кайшаура: погода, казалось, утихала понемногу. Не предвидя скораго конца нашему заключенію, я предложилъ командиру поста нарядить къ слѣдующему дню нѣсколько сотъ Осетинцевъ для проложенія дороги, чтобы мы могли выступить съ разсвѣтомъ, въ случаѣ хорошей погоды. Такъ и было сдѣлано. Повѣстка послана во всѣ окрестные аулы, чтобы немедленно пять-сотъ работниковъ собрались въ Коби со всѣми инструментами и сбруею, нужными для прочищенія перехода въ глубокомъ снѣгу. Осьмаго числа я всталъ съ разсвѣтомъ, и, вышедши на воздухъ, съ радостью увидѣлъ, что погода намъ благопріятствуетъ. Осетинцы начали собираться, но въ шесть часовъ утра, вмѣсто пяти сотъ ихъ было въ сборѣ не болѣе сотни. Ожидать остальныхъ было бы упустить дорогое время для совершенія перехода, и потому я рѣшился выступить. Навезли намъ множество маленькихъ салазокъ" подобныхъ тѣмъ, на которыхъ у насъ на масляницѣ спускаются съ ледяныхъ горъ. Каждый уложилъ свое имущество на такія санки или просто на досчечку, и съ помощью веревки долженъ былъ тащить за собою этотъ экипажецъ. Кто желаетъ пуститься верхомъ или провести лошадь, тотъ долженъ непремѣнно запастись бурками или козрами, которые постилаютъ въ тѣхъ мѣстахъ, гдѣ снѣгъ слишкомъ рыхлъ и глубокъ, чтобы лошадь могла безопасно переступить. Въ половинѣ седьмаго часу нашъ караванъ выстроился и двинулся въ слѣдующемъ порядкѣ: Осетинцы впереди по два въ рядъ съ широкими лопатами и длинными шестами длі измѣренія глубины снѣгу; за ними я верхомъ; за мною мой багажъ, въ томъ числѣ и неразлучный віолончель, на маленькихъ санкахъ, а позади прочіе спутники наши, по одному, « гусинымъ порядкомъ: каждый тащилъ за собою свою поклажу. Такимъ образомъ, растянувшись почти на полверсты, мы тронулись съ мѣста, и скоро приблизились къ отверзтію опаснаго ущелья, гдѣ въ сильный вѣтеръ не возможно избѣгнуть снѣжныхъ заваловъ. Этотъ тѣсный проходъ простирается на три версты въ длину, и, когда выходишь изъ него, на маленькой площадкѣ встрѣчаетъ васъ убогая хижинка, Байдара, въ которой живетъ осетинецъ съ семействомъ, онъ поставленъ тутъ, чтобы подавать помощь путникамъ, застигнутымъ непогодою. Какъ только вступили мы въ это ущелье, началась самая утомительная работа. Осетинцы сбрасывали снѣгъ вправо и влѣво; потомъ, притаптывали лопатами и ногами, прокладывали тропинку. Мы подвигались такимъ образомъ по полверстѣ въ часъ, безпрестанно проваливаясь въ снѣгъ. Я рѣшился итти пѣшкомъ и отослалъ лошадь въ Коби, потому что поминутно надобно было подстилать спасительные ковры, а это задерживало наше шествіе, и безъ того медленное. Въ одномъ мѣстѣ мы перешли рѣчку по мосту изъ затвердѣлаго снѣгу, который, какъ увѣряютъ, никогда совершенно не истаиваетъ, потому что лучи солнца не согрѣваютъ этой огромной оледенѣлой массы. Неподалеку отъ снѣжнаго моста мы встрѣтили ключъ цѣлительныхъ водъ, и, по сходству вкуса, могли воображать, что пьемъ Сельтерскую воду. Наконецъ, послѣ многихъ трудовъ, увидали мы вождѣленную Байдару, гдѣ располагали отдохнуть и подкрѣпить силы. Въ часъ по полудни достигли мы до этого пріюта. Добрый пустынникъ согрѣлъ насъ хорошимъ огнемъ въ своей саклѣ, состоящей, какъ всѣ Грузинскія жилища, изъ груды камней съ отверзтіемъ вверху, въ которое уходитъ дымъ и приходитъ свѣтъ: огонь разводится на земляномъ полу. Эта сакля показалась мнѣ великолѣпнѣе самыхъ пышныхъ чертоговъ столицы», я бы охотно остался здѣсь ночевать, но всѣмъ нельзя было помѣститься, а проводить инымъ ночь въ снѣгу и на морозѣ казалось труднымъ и опаснымъ: мы и рѣшились, отдохнувъ съ пол-часа, итти до самаго Кайшаура. Дурной дороги оставалось намъ еще версты двѣ: потомъ можно по открытому мѣсту и ночью удобно доѣхать до Кайшаура. Усердный хозяинъ захотѣлъ проводить меня сквозь опасныя мѣста, и я съ благодарностью принялъ его предложеніе. Такимъ образомъ, пустившись опять по глубокимъ снѣгамъ, мы подвигались съ быстротою хорошей черепахи, но, на бѣду, спустя полчаса, вѣтеръ зашумѣлъ, снѣговой вихрь поднялся, и посреди дня стало темно какъ ночью. Труды нашихъ Осетинцевъ дѣлались тщетными, потому что прокладываемая тропинка тотчасъ исчезала подъ валящимъ глыбами снѣгомъ, который насъ самихъ покрывалъ такою толстою корою, что мы не могли различить другъ друга. Чѣмъ болѣе угрожала мнѣ опасность, тѣмъ большее мой заботливый проводникъ имѣлъ обо мнѣ попеченіе х я переступалъ опираясь на него, и онъ меня вытаскивалъ изъ снѣгу, когда случалось ступить неосторожно и провалиться до самыхъ плечъ. Я уже не предвидѣлъ, чѣмъ наше странствованіе въ снѣгу кончится, какъ вдругъ проводникъ шепнулъ мнѣ на ухо, по секрету, что мы проходимъ подлѣ высокой и крутой горы, скрытой отъ насъ туманомъ, и съ которой снѣгъ можетъ рухнуться на насъ и всѣхъ завалить отъ малѣйшаго сотрясенія въ воздухѣ; что надобно хранить глубокое молчаніе. Я передалъ моему ближайшему сосѣду это утѣшительное наставленіе, я оно разнеслось мигомъ по всему нашему отряду, какъ пароль, который сообщается на разводѣ. Невозможно представить себѣ, въ другомъ мѣстѣ, чувства, раждающагося въ человѣкъ, надъ головою котораго виситъ на волоскѣ такой Дамоклесовъ мечъ, какъ, напримѣръ, цѣлая гора снѣгу! Я думаю, что его можно уподобить пару Русской бани, построенной изъ льду на сѣверномъ полюсѣ. Какъ бы то ни было, проводникъ, не скрывая опасности нашего положенія, ободрялъ меня надеждою, что мы встрѣтимся съ Кайшаурскимъ отрядомъ, который вѣроятно воспользовался, какъ и мы, благопріятною погодою, чтобы переправить почты и проложить дорогу. Но вѣтеръ и мятель усиливались, день клонился къ вечеру, мы были утомлены, и одна только надежда на Бога была въ состояніи поддержать духъ. Имѣя въ виду быть заживо закопаннымъ въ горѣ снѣгу при малѣйшемъ словѣ или шорохѣ, человѣкъ пускается въ удивительныя философическія разсужденія о суетѣ сего вѣтреннаго, снѣжнаго, морознаго и во всѣхъ отношеніяхъ дряннаго свѣта. Между-тѣмъ какъ я предавался моимъ размышленіямъ и боролся съ стихіею, вдругъ ужаснѣйшій трескъ раздался за нами: это былъ тотъ самый снѣжный завалъ, отъ котораго насъ предостерегалъ благоразумный проводникъ, когда совѣтовалъ сохранить глубокую тишину. Но слава Богу! всѣ наши благополучно ускользнули отъ бѣды. Это чудесное обстоятельство утвердило насъ въ мысли, что если Богъ насъ спасъ отъ такой напасти, то онъ не дастъ намъ погибнуть. Еще съ полчаса прошло въ томъ мучительномъ бореніи, и, ни какая перемѣна не являлась для ободренія нашего духа, какъ проводникъ мой остановился, сталъ прислушиваться, и съ восторгомъ закричалъ: «Идутъ!» Я напрягъ вниманіе, — открылъ уши, — но одинъ только ревъ вѣтру отвѣчалъ моему любопытству. Однако Байдарскій пустынникъ, привыкшій къ событьямъ такого ряда, увѣрилъ меня, что онъ не ошибается, и что теперь надобно только сдѣлать послѣднее усиліе чтобы взобраться на Крестовую Гору, и тогда мы спасены. Не безъ труда поднялись мы по крутой покатости, но тамъ, на горѣ, у самаго креста, поставленнаго какъ-будто для того чтобы оживить надежду путешественника и укрѣпить его утомленныя силы, мы встрѣчаемся съ большою и веселою толпою народа. То была Кайшаурская партія, изъ пяти сотъ слишкомъ человѣкъ, — которые провожали задержанныя экстра почты. Тутъ я воздалъ благодарность Всевышнему у подножія Спасителева знамени, и, почерпнувъ новыя физическія силы въ благотворной влагѣ, пустился далѣе, потому что было довольно поздно, а еще предстояло пройти черезъ одно опасное мѣсто. Спустясь съ Крестовой горы, надо опять подыматься на Гудъ-гору, по узкой тропинкѣ. Съ правой стороны бездна, которая увеличивается по мѣрѣ подъема на гору; съ лѣвой, крутая покатость, нагроможденная рыхлымъ снѣгомъ: стоитъ только птичкѣ сѣсть на эту огромную массу, и она рухнется смертоноснымъ обваломъ. Горе тому, кто съ нею повстрѣчается! За недѣлю передъ тѣмъ девять человѣкъ нашли здѣсь смерть у самаго верстоваго столба, который теперь только верхушку свою показываетъ изъ-подъ снѣгу. Добрый проводникъ не оставилъ меня до конца опаснаго пути. Къ счастію, погода прояснилась: упираясь на него, я шагалъ великанскими шагами, которые впрочемъ свойственны моей длинной натурѣ, но не безъ содроганія карабкался почти двѣ версты по этой страшной горѣ. Мы прошли мимо розоваго столба, въ безпрестанномъ опасеніи встрѣтить участь несчастныхъ, которые недавно тутъ погибли. Наконецъ и Гудъ-гора за нами: опасность миновала. Но, когда я оглядѣлся, какая вдругъ картина представилась восхищеннымъ взорамъ! Я не нахожу и теперь, на досугѣ, словъ чтобы выразить мой восторгъ. Вправо отъ дороги, у ногъ, моихъ, глубина сажень въ пятьсотъ: тамъ пространная населенная равнина, по которой разбросаны осетинскія деревни съ садами на самыхъ живописныхъ мѣстоположеніяхъ, — весна посреди зимы, — зелень, — изобилье; позади меня, угрюмыя снѣжныя горы, гордые великаны, которые исчезаютъ въ облакахъ, — и вся свирѣпость зимы. Впереди необозримая долина, прорѣзанная рѣкою Арагвы, ведетъ къ Тифлису: горы и луга зеленѣютъ, рѣка извивается безчисленными изгибами, — и опять, весна со всѣми своими прелестями. Милліонъ очаровательныхъ видописей плѣняютъ взоръ съ одной этой точки. Грустно растаться съ такимъ восхитительнымъ мѣстомъ, котораго ниначто въ свѣтѣ нельзя промѣнять, развѣ только на хорошій трактиръ. Но пора въ Кайшауръ; уже часъ пятый въ исходѣ; мы употребили десять часовъ для совершенія шести верстъ; надобно воротить потерянное время, несмотря на усталость; въ Тифлисѣ успѣю отдохнуть. И какъ не спѣшить въ такой край, который уже съ этой точки представляется какъ земный рай!
Прибывъ въ Кайшауръ, мы согрѣлись благотворнымъ чаемъ; я сбросилъ оледенѣвшую одежду съ ногъ до головы, приказалъ подать почтовую казачью лошадь, сѣлъ на нее и ночью же поскакалъ на перемѣнныхъ въ Тифлисъ, съ однимъ только казакомъ. Я промчался мимо Ананура Душета, прелестнаго мѣста, и въ самый полдень прибылъ въ Тифлисъ, гдѣ царствовала весна и масланица. Въ тотъ самый день успѣлъ я представиться къ главнокомандующему, и повидаться со всѣми знакомыми. Не успѣвъ слѣзть съ коня, я уже приглашенъ на балъ къ князю Мадатову, но послѣ такого перехода, я проскакавъ сто верстъ верхомъ во весь опоръ, надобно было прежде подумать объ отдыхѣ. Я заснулъ подъ вечеръ, и, когда я проснулся, балъ князя Мадатова былъ уже конченъ: я спалъ мертвымъ сномъ тридцать два часа сряду. Князь Николай Голицынъ.