Мой друже!
Близко уже десяти лѣтъ минуло, какъ я живу въ Парижѣ, и еще не могъ хорошо познать градъ сей. Не думай, что утѣхи, которыя безчисленны суть въ семъ великомъ Вавилонѣ, мѣшаютъ мнѣ знать оный: ибо, напротивъ, тѣ самыя великую мнѣ подаютъ охоту, чтобъ оный познать. Чрезъ толь долгое время (моего въ семъ градѣ пребыванія) не имѣлъ я нужды въ докторѣ, понеже еще не болѣлъ, здѣсь будучи. Когда я о себѣ сказалъ, что николи еще кровь не пущалъ (себѣ), хирурги Французскіе никакъ мнѣ повѣрить не хотѣли, пока не увидѣли нагаго.
Ты, понеже знаешь образъ житія моего и склонность мою, можешь разсудить, какъ я здѣсь живу ординарно. Я встаю вдругъ съ солнцемъ; но сіе великое свѣтило не часто здѣсь является, того ради большее имѣетъ почтеніе, нежели короли хинскіе въ своемъ государствѣ, понеже иногда чрезъ цѣлую полгода невидимо бываетъ. Я всегда зѣло рано пробужаюсь: пѣніе пѣтуховъ отворяетъ глаза мои и шумъ людской да лошадиный подымаютъ меня отъ сна.
Главная моя забава есть читаніе, когда не имѣю что писать, или и читать и писать въ тоже время; скончавъ ученіе утрешнее, которое есть движеніе души, начинаю я уже движеніе тѣла и не нахожу я лутчую утѣху, какъ прохоженіе. Когда день красный, тогда я гуляю въ изрядныхъ и долгихъ аллеяхъ въ сѣни древесъ, что называемъ мы se promener (проходиться), ексерциціумъ туркамъ весьма неудоботворимы и которой смѣтный является азіатомъ. Итакъ я иду многія мили въ каждый день, никуды же путешествуя.
Для сего дѣла король содержитъ, въ пользу праздныхъ и лѣнивыхъ, преизряднѣйшіе всея Европы сады. Ложуся я ввечеру весьма поздно; истязую себя во всемъ, что я чрезъ весь день сдѣлалъ, дабы могъ отвѣтъ дать о всемъ себѣ самому. Таже молюся Богу, чтобъ онъ затворилъ мнѣ очеса въ нощь, дабы оныя отворить поутру.
Нужды мои всегда тѣже суть: хлѣбъ, постеля и платье. Не желаю я такихъ яствъ, которыя ѣдятъ богатые и деликатнѣйшіе мене. Исходя изъ великихъ палатъ вельможъ, не стыжуся входить въ мою малую избушку. Платья золотыя и серебряныя не лутче облекутъ тѣло мое, нежели шерстяная одежда. Буде же я лишаюся чего либо, ищу оное въ книгахъ Сенеки (и абіе найду): «хощешь ли быть богатъ, и ничтоже желай».
Воздержаваюся отъ всего того, что дорого продается и которое не можетъ безъ сожалѣнія купитися. Съ такимъ умѣреніемъ понуждаю похоть голодомъ умирать, и буде когда плоть завоюетъ, то скупость пола женскаго служитъ вмѣсто лекарства противу бунтованія того. Люблю я любовь имѣть больше по образу Сусанны, нежели по обычаю Далиды, и не даю зѣло свободно своихъ волосовъ, буде ихъ самъ не отрѣжу, понеже тяжеле есть быти Кеенократомъ, нежели являтися быти. Мы будемъ всегда люди, пока будутъ женщины, и лутчее посредство есть похоти себѣ покорить, нежели онымъ покоритися.
Чужестранные здѣсь охотно пріемлются, пока ничего не просятъ, которые никакого дѣла не дѣлаютъ кромѣ гулянія; иные же упражняются во отираніи сажи съ комилей, что савоярцомъ привилегіемъ дано есть, которые зрятся по улицамъ чернѣе араповъ и злосмраднѣйшее жидовскаго нѣкоего синагога.
Наконецъ я нѣкогда умничаю, а иногда и дурачуся, что немалый есть способъ, дабы могъ любимъ быть отъ всѣхъ. Писалъ нѣчто, также и печаталъ, и оное всѣмъ отъ вышняго до послѣдняго угодно было. Король опредѣлилъ было мнѣ жалованье, да война оное отняла. Вельможи почитали меня словами, а ученые благовонными куреніями и ароматами; женщины нѣкія понуждали меня писать многія книги, но я теперь не могу слова объ нихъ написать, такъ какъ писывалъ, когда любливалъ того. Муза моя (нынѣ пѣть не знающая) слагала поэзіи сладостнѣйшія, нежели оныя, отъ Гварина сочиненныя.
Понеже въ семъ городѣ всегда и много харчу требуется, буде не будемъ имѣть двухъ ангеловъ хранителей, единъ тѣла, а другой мѣшка, то устремленіе наше къ сластолюбіямъ, а прочимъ скупость первѣе обнажитъ насъ даже до послѣдней рубашки, а потомъ отведетъ и въ госпиталь. Я буде не имѣю истраченное уже свое богатство, то имѣю новое нѣкое имѣніе, которое николиже имѣлъ, то есть, учинился льстецомъ. Подобаетъ здѣсь хвалить все и всегда, и больше худое, нежели доброе; нужда есть потакать и въ самыхъ погрѣшеніяхъ, аще хощешь жить въ мірѣ съ молодыми людьми. Единому я лицемѣрству весьма противлюся, не моги терпѣть, чтобъ и Бога и людей обманывали для почтенія діаволовъ. Я учинился учителемъ комплементовъ и наипаче въ испрошеніи прощенія, которыя рядъ комплементовъ толь наипаче обычайный есть во Франціи, коль въ Италіи воздыханія не употребительны суть.
Дружба и услуги и обѣщанія здѣсь отъ рода лягушекъ «vox, vox, praeterhacque nihil», то есть «гласъ, гласъ, болѣе ничтоже». Низкій комплементъ или учтивство творится безъ испрошенія позволенія. Отъ сего можешь свободно вѣрить, что они прощаютъ и брани; и буде кто вспомнитъ какую пріятную досаду, той не есть добрый французъ.
Я елико о Парижѣ не знаю, какъ зачать, чтобъ тебѣ учинить описаніе таковаго града, его же жители поселилися ажъ на мостахъ рѣчныхъ и на крышкахъ палатъ, и идеже жены, родящія витязей, больше командуютъ, нежели мужіе. Сей великій градъ есть столица шума и понеже ты желаешь имѣть описаніе ея, зачну отъ безпрестаннаго движенія, которое здѣ царствуетъ во дни и нощи.
Когда учитель Нерона писалъ о тишинѣ житія, я чаю, что онъ воспріялъ сію матерію отъ возовъ наемныхъ того времени, противополагая тишину шуму безпрестанному, отъ тѣхъ въ Римѣ чинимому; таковыхъ здѣсь обрѣтается безъ числа много, которые суть рубищемъ одѣты и оболочены глиною, и не инако что устроены токмо, дабы тѣми людей убивать. Лошади, которыми возятъ оные возы, ходя, ѣдятъ, подобны тѣмъ, которыя Сенеку возили въ деревню, толь суть сухи и безтѣльны; возницы суть такъ глупы, имѣютъ гласъ хрипливый и ужасный и лопаніе плетей ихъ прибавляетъ шумъ видомъ нѣкакимъ толь ужаснымъ, что кажется всѣ Фуріи (адскія богини называются) о семъ пекутся, дабы сдѣлать изъ Парижа адъ нѣкій. Сіе свирѣпое велѣніе платится по часамъ. Обычай сей изобрѣтенъ, дабы упрочатъ дни въ таковомъ времени, гдѣ жизнь есть толь кратка.
Свыше сего великое число толстыхъ колоколовъ, повѣшенныхъ на вышинахъ безчисленныхъ башенъ, отнимаютъ тишину звукомъ своимъ, печаль наводящимъ, чтобъ сзывать живыхъ къ молитвѣ и давать покой умершимъ, и тако уши платятъ дорогою цѣною безвинно всѣ утѣхи, которыя прочіе тѣла уды получати могутъ.
Коли древле нѣкій императоръ воспріялъ такое безуміе познать пространство Рима, вывѣсивъ всѣ паутины, повелѣніемъ его собранныя со всего окруженія сего великаго града, величество Парижа лучшимъ и пристойнѣйшимъ резономъ могло бы измѣрено быти превосходнымъ количествомъ лакеевъ, лошадей, собакъ, стряпчихъ и мошенниковъ, тамо обрѣтаемыхъ, вси сіи суть почти третія часть сего великаго народа.
Приложи рыканіе и крикъ всѣхъ ходящихъ по улицѣ, продаючи травы, молочныя яствія, овощи всякія, ветоши, песокъ, метлы, рыбу, воду и тысящу иныхъ вещей, потребныхъ къ житію, я не чаю, чтобъ нашелся въ мірѣ такой отъ рожденія глухой, толь самъ себѣ врагъ, который бы восхотѣлъ таковою цѣною подучить слышаніе, дабы слышать таковый діавольскій звукъ.
Лишеніе зрѣнія здѣсь есть весьма въ чести. Николи не видалъ я такъ много слѣпыхъ: ходятъ по всѣмъ улицамъ града безъ поводильщика и ходятъ многіе вмѣстѣ между безчисленными каретами, возами, лошадьми и съ такою бѣглостью, какъ бы имѣли глаза на ногахъ своихъ. Живутъ они вси вкупѣ въ нѣкихъ великихъ палатахъ, нареченныхъ l’hospitale de quinze vingt — госпиталь декензъ вентъ, гдѣ питаются милостынею, отъ народа подаваемою, въ память трехсотъ французскихъ жентиломовъ, которымъ въ старыхъ временахъ единъ отъ султановъ египетскихъ велѣлъ глаза выколоть. Сіи женятся, родятъ дѣтей и веселятся. Сверхъ сего не мало докучаютъ христіаномъ въ церквахъ, прося отъ нихъ милостыни, имѣя въ одной рукѣ блюдо мѣдное, а въ другой клюку и такъ громкимъ голосомъ, якобы христіане были тѣ самыя статуи, отъ которыхъ древле киники аѳинейцы просили помощь, чтобъ стяжать терпѣніе.
Домы здѣсь кажутся что построены философами, а не архитектурами, толь грубы суть съ надворья; но снутри суть зѣло изрядно украшены. Прочее же крайнее оныхъ преизящество состоится въ великолѣпіи шпалеровъ, которыми стѣны суть убраны, понеже во Франціи не имѣется обычай таковый, чтобъ стѣны украшать скульптурами.
Вельможи разнятся отъ прочихъ симъ токмо, что ничтоже творятъ, чтобъ другимъ было въ пользу, и множествомъ скотинъ и животныхъ о двухъ ногахъ, которыя всегда за ними ходятъ; когда они ѣздятъ въ каретахъ, тогда лошади идутъ вредъ лакеями, понеже здѣсь мода есть, чтобъ куча ихъ висѣла назади кареты, стоя на ногахъ, какъ колосъ родскій и обхватившійся объятіемъ нѣкакимъ непристойнымъ, якобы входяще во градъ Пентаполиса тріумфомъ.
Не похваставши можно сказать, что весь Парижъ есть нѣкакой вольный домъ: повсюду зрится кабаки и кружала, вольные домы и вольнодумщітки. На поварняхъ по вся часы огонь не гаснетъ, понеже по вся часы ѣдятъ. Завтракать или кушать чрезъ весь день за равное почитается, тожъ есть во Франціи. Французы не любятъ ароматы левантскіе, не для того, что они презираютъ сіи приправы драгоцѣнныя, но для того, что оными услаждаются ишпанцы и италіанцы, не хотятъ подражать другимъ націямъ и въ самыхъ добрыхъ дѣлахъ. Ничто скупо дѣлаютъ: столы ихъ всегда изобильны, сами никогда не ѣдятъ, любятъ пить малыми рюмками, но часто и николиже пьютъ сами, но и прочихъ сосѣдящихъ пить принуждаютъ.
Простыя народъ не упивается, развѣ въ праздники, въ которыхъ никакую работу не дѣлаютъ, а въ прочіе работные дни работаютъ съ великимъ прилежаніемъ; во всемъ мірѣ не обрѣтается (чаю) народъ трудолюбивѣйшій сего, который бы то;ъ мало барыша имѣлъ, понеже весь прибытокъ употребляютъ на удовольствованіе чрева своего и на платья, однакожъ всегда суть довольны.
Излишества здѣсь суть толь чрезъ мѣру многія, что колибъ кто захотѣлъ обогатить триста городовъ пустыхъ, довольно-бъ было раззорить одинъ Парижъ; блещитъ здѣсь безчисленное множество лавокъ, въ нихъ же такія только продаются вещи, въ которыхъ нужды нѣтъ; разсуди же о прочихъ, въ которыхъ потребныя покупаются вещи.
Рѣка, называемая Сеннъ, течетъ посреде города. Она привозитъ все, что къ пропитанію одного милліона людей довольно быть можетъ. Вода собою чиста и здорова: люди и скотъ пьютъ оную, однакожъ всегда за деньги, хотя бъ она была мутна, хотя свѣтла; и сіе я наипаче не праведно быти нахожу, что суденко кое-либо воды тужъ цѣну имѣетъ, когда вода полая и когда спала.
Вещи, потребныя къ житію (человѣческому), обрѣтаются вельми изобильно и по всѣмъ улицамъ града. Темистоклесъ нашелъ бы на всякой улицѣ Парижа три оные города, данные ему отъ короля персидскаго, одинъ (сирѣчь) для хлѣба, а другіе два для вина и одежды; все здѣсь берется однаково какъ для нужды, такъ и для забавы, будучи забава въ такой же важности, какъ и потребность: толико власти имѣютъ надъ людьми суетныя и непотребныя дѣла.
Хотя когда дождя и не бываетъ, однакожъ бродятъ здѣсь по грязи, понеже всякій соръ и помои бросаютъ на улицу, а прилежное магистрата смотрѣніе не довольно есть, чтобъ оныя приказывать чистить. Да однакожъ дамы ходятъ почти завсе въ туфляхъ. Древле люди въ Парижѣ не могли инако ходить, чѣмъ въ сапогахъ, еже причину подало ишпанцу нѣкоему спросить, видя ихъ въ такомъ состояніи въ день своего отъѣзда, что не весь ли городъ отъѣзжаетъ на почтѣ.
На рѣкѣ зрятся многіе мосты и нѣкоторые сдѣланы изъ дерева, а другіе изъ камня, на нѣкоторыхъ и строеніе имѣется преизрядныхъ палатъ и лавокъ, наполненныхъ драгоцѣнными вещьми и товарами, но понтъ-нефъ (то есть новый мостъ) кажется быть достоинъ болѣе города, нежели рѣки, построенъ на двѣнадцати сводахъ, изъ камня твердаго, широкъ и великолѣпенъ, и сей-то есть главнѣйшій, на которомъ возы, лошади, кареты и народъ, днемъ и нощію, непрестанно ходятъ. На самой половинѣ сего моста зрится статуя Генриха великаго, верхомъ, поставлена на преизрядномъ петесталѣ, майестуозна и достойна такъ великаго монарха. Кажется, что мѣдь, сколь она ни холодна есть, дышетъ еще жаромъ марсовымъ сего воиственнаго короля: толь хорошо художникъ изобразилъ его.
Женщины здѣшнія любятъ малыхъ собакъ любовію нѣкоею чрезвычайною и съ толикимъ ласканіемъ за ними ходятъ, какъ бы они были отъ породы той собаки, которая послѣдовала за Товіемъ. Онѣ суть самыя лучшія и скареднѣйшія украшенія града, понеже пригожія зѣло рѣдко обрѣтаются, а коли пригожа, то уже краснѣе всѣхъ женъ всего свѣта и для того имѣютъ онѣ удобство всякаго рода склонить пріобрѣсти себѣ все, а не потерять ничего. Привиллегіумъ такожде имѣютъ надъ мужьями своими начальствовать и никомуже повиноватися. Вольность сего женскаго пола большая здѣсь есть, нежели которую имѣютъ въ полѣ арапы, которые никогда ввечеру на томъ же мѣстѣ не ложатся, гдѣ поутру встали; суть же равно лукавы, какъ и словесны, продаютъ товары въ лавкахъ и на торгахъ и не уступаютъ мущинамъ ни въ искуствѣ повѣствованія, ни въ спорахъ и продажѣ дорогою цѣною самыхъ останковъ послѣднихъ своихъ товаровъ.
Тѣ, которыя охоту имѣютъ мудрыя быть, не уступаютъ никому мѣста, и когда онѣ содержатъ въ головѣ своей сентенціи Амита и Кориска, не обрящется таковый Ксенократъ, который бы не склонился. Нѣкоторыя ходятъ въ Парижѣ въ компанію стихотворцевъ и понеже здѣсь осуждается всякое незнаніе хотя непотребной вещи, того ради почти всѣ женщины хвалятся, что они имѣли учителя, который ихъ училъ, и хвастаютъ тѣмъ, что изъ нихъ многія, которыя пишутъ и книги издаютъ, мудрѣйшія дѣтей дѣлаютъ, благо говѣйнѣйшія утѣшаютъ печальныхъ, которыя изъ нихъ подобрѣе, ѣдятъ въ день только разъ, сколько разъ мухамедане молятся, будучи здѣсь обычай, чтобъ солнце восходящее встрѣтить съ хлѣбомъ въ рукахъ.
Убираются всегда весьма изрядно, гуляютъ безпрестанно любятъ имѣть конверсацію съ веселыми людьми, ходятъ по городу какъ имъ нравно, двери дому ихъ всегда тѣмъ отверсты, которые хотя единожды уже у нихъ были, никогоягь ненавидятъ, развѣ когда кто насмѣвается дѣламъ ихъ, перемѣняютъ часто видъ своего платья, какъ перемѣняютъ часто и лице свое. Суть изъ нихъ нѣкія, которыя забываютъ запереть на зло воровъ, понеже на себѣ носятъ все свое отцовское наслѣдіе. Благороднѣйшія волочатъ за собой долгой нѣкакой хвостъ парчевой или шелковой, которымъ чистятъ церкви и огороды. Всѣ онѣ имѣютъ привилегіумъ ходить всегда въ маскарахъ, скрывать себя и являться когда онѣ хотятъ, и съ маскарою бархатною черною нѣкогда входятъ и въ самую церковь незнаемы Богу, и мужьямъ своимъ. Самыя пригожія людьми владѣютъ какъ королевы, мужьями своими какъ людьми, а любимцами своими какъ своими подданными, не знаютъ онѣ, что то есть дѣтей своихъ своими кормить грудьми, сидѣть взаперти дома, дѣлать полотно Пенелопы и насмѣваючися прядущему Геркулесу, но живучи въ такомъ самоволіи, хвастаютъ, что онѣ родятъ капитановъ и ученыхъ людей, которыми сія страна изобилуетъ, понеже здѣсь находится солдатъ и учителей больше, нежели въ Индіи и Азіи суевѣрцевъ и астрологовъ.
Пріемлютъ и являютъ любовь свободно, но несовершенно, ни долго любятъ брачный союзъ, который встарину нерасходный бывалъ до смерти, теперь точно на время содержится. Отъ того происходитъ, что вольные разводы бываютъ и въ самыхъ постояннѣйшихъ домѣхъ, понеже мужъ живетъ въ провинціи, а жена веселится въ Парижѣ.
Ревнивыхъ здѣсь мало обрѣтается и почти зѣло рѣдко таковые находятся, которые бы за несчастье себѣ почитали, что жена ему невѣрна. Поцѣлуй (который въ турецкой землѣ, въ Италіи и въ Гишпаніи почитается за начало прелюбодѣянія) здѣсь есть нѣкая лучшая учтивость. Когда-бъ той язычникъ персидянинъ, который столько мѣста проѣздилъ, чтобъ трижды поцѣловать пригожева Кира, былъ бы въ Парижѣ, не завелико бы почелъ оную свою охоту. Не бываютъ здѣсь визиты безъ поцѣлуевъ, суть бо одного рода съ деньгами, которыя тому цѣну дѣлаютъ, чему хотятъ, и понеже поцѣлуй товаръ есть, который ничего не коштуетъ, который никогда же умаляется, но всегда изобилуетъ, никто не скупится оные раздавать, мало такихъ, которые бы того жадали.
Легкость есть пятый элементъ французовъ. Любятъ все новое знать, дѣлаютъ все, что могутъ, чтобъ не долго знаться съ однимъ пріятелемъ, въ одно и тоже время склоняются и къ теплу, и къ стужѣ, по вся дни новыя выгадываютъ моды своего платья и понеже скучаютъ жить въ своемъ отечествѣ, ѣздятъ то по Азіи, то по Африкѣ, то въ Ишпанію и безчисленные городы, а все то для того, чтобъ воздухъ перемѣнить и прогуляться; которые не имѣютъ способа ѣздить, тожъ дѣлаютъ съ своими домами, что и съ платьями, часто перемѣняютъ свои жилища, опасайся, чтобъ не застарѣть на одномъ мѣстѣ.
Портные больше трудятся, чтобъ что нибудь выдумать, нежели что сшить, и когда какое платье подержитъ больше, нежели цвѣтокъ, то кажется, что уже оно весьма престарѣло; отъ того родился народъ цѣлой Фрипіеровъ — люди грубые, происходящіе отъ древняго Исраиля. Мастерство ихъ есть покупать и продавать старые обноски и всякія ветоши и живутъ прохладно, обнажаючи однихъ, а убирая другихъ. Способъ зѣло изрядный для такъ многолюднаго города, гдѣ тѣ, которымъ скучно кажется долго носить одно платье, могутъ найти способъ перемѣнить оное съ умѣреннымъ убыткомъ и гдѣ прочіе, которые платья не имѣютъ, имѣютъ посредство себя убирать не за великія деньги. Наконецъ, что паче не вѣроятно есть, когда бы сто тысячъ челобитчиковъ вышли бы отъ рукъ прокурорскихъ, можно найтить въ семъ городѣ довольно рубашекъ и платья, чтобъ покрыть наготу ихъ.
Языкъ Французскій есть нѣкая искусная мѣшанина изъ латинскаго, италіанскаго и гишпанскаго. Языкъ сей весьма смаченъ про тово, кто его разумѣетъ, глотаютъ половину рѣчей, не пишутъ такъ, какъ говорятъ, утѣшаются тѣмъ, чтобъ говорить такъ, какъ бы другіе ихъ не разумѣли: толь жестокъ и быстеръ видъ есть ихъ глаголанія, хотя уже теперь языкъ ихъ очищенъ и сладокъ.
Понеже они весьма ненавидятъ разговаривать о настоящихъ дѣлѣхъ, всегда говорятъ о предбудущихъ, очень рѣдко о прешедшихъ, а о старинѣ никогда же, почитаютъ за нѣкое гишпанское прегрѣшеніе разгребать старые вѣки, ищутъ книги новыя, лошадей молодыхъ и друзей, который бы въ тотъ самый день родился.
Француза познать можно отъ четырехъ вещей, то есть когда часы бьютъ, когда спрашиваютъ о чемъ нибудь, когда обѣщаютъ что либо и когда разговариваютъ о своей любви. Едва начнутъ часы бить, то онъ спрашиваетъ, который часъ; хотятъ они, чтобъ ихъ другъ отвѣтствовалъ ему прежде нежели вопрошенъ будетъ; ино не дѣлаютъ, развѣ что. не обѣщали; а елико о любви большую охоту имѣютъ, чтобъ публиковать показанныя ему склонности отъ своея любимицы, нежели получать оныя
Буде примѣненіе времени понуждаетъ французовъ по утру одѣваться шерстью, а ввечеру шелкомъ, легкость разума ихъ понуждаетъ такожде, чтобъ выдумать новые образы житія и одежды своей.
Мотовство и чрезмѣрныя роскоши могли бы здѣсь почесться за два добра, неже за два зла, когда бы только богатые жили роскошнѣе, но зависть къ тому-жъ понуждаетъ и прочихъ, которымъ отъ того конечное бываетъ раззоререніе. Итакъ кажется, что Парижъ повседневно приближается къ паденію своему; буде то правда, нѣкоторый изъ древнихъ сказалъ сирѣчь, яко чрезмѣрныя роскоши есть знакъ града, ищущаго раззоритися. Но теперь, какъ уже лакеи и возницы стали носить кармазинъ и перія и какъ уже сребро и золото, такъ не въ диковинку стало, что стали оное носить и на ихъ платьяхъ, кажется, чрезъ лишнее мотовство скончаться имѣютъ: понеже ничто такъ не понуждаетъ благородныхъ гнушаться платья златотканнаго, какъ коли видитъ оное на тѣлѣ самыхъ подлыхъ людей.. Одному только королю повинуются, а ни одного изъ вельможъ нѣтъ, который бы не грозилъ меньшимъ себѣ. Когда подобающее королю воздашь, то уже въ прочемъ можешь жить по гречески. Не имѣется тамъ обязательство, чтобъ по улицамъ шляпу снимать, хотя бы передъ кѣмъ, развѣ только предъ Богомъ, когда онаго несутъ къ болящимъ. Такожде вольность имѣютъ и простолюдины. Никому не уступаютъ, не могутъ терпѣть ниже малѣйшую досаду и больше тѣхъ боятися подобаетъ, неже честныхъ и знатныхъ., людей; не знаютъ бо они, что въ республикахъ дѣлается, гдѣ тысяча государей начальствуютъ надъ безчисленными подданными. Нѣтъ во всемъ свѣтѣ другова народа такъ, самовольнаго и дерзкаго, какъ сей. Сами себе таковому закону вдали, чтобъ ничего того не дѣлать ввечеру, что поутру дѣлать обѣщано. Сказываютъ, что они только имѣютъ ту власть, чтобъ на словѣ не стоять, не смотря на то, что стыдно будетъ, а то для того чинится, понеже думаютъ, что они только во всемъ свѣтѣ умѣютъ веселитися истинною вольностію.
Каменіе продаются здѣсь зѣло дорого: одна маленькая комнатка болѣе стоитъ, нежели десять домовъ въ Москвѣ зимою въ которой и Платонъ не захотѣлъ бы обитати и, въ которой ни Діогенъ не нашелъ бы лишняго, понужденъ столько заплатить, сколько десять киниковъ не могли бы снести, а имѣніе мое движимое все есть одни убой стѣнные посредственной цѣны, которыми одѣты четыре стѣны, одинъ столъ, одна кровать, нѣсколько стульевъ, одно зеркало и персона королевская.
Худыя вещи дороже здѣсь, нежели добрыя, отъ сихъ числа суть и смоквы, которыя продаютъ здѣсь дороже, ежели дыни въ Гишпаніи. Подлинно Евва не преслушала бы повелѣнія Божія въ раю Арменіи, когда-бы заповѣдный оный овощъ былъ единъ отъ сихъ смоквей, но напротиву груши суть здѣсь чрезъ мѣру хороши.
Цитроны содержатъ первое мѣсто между драгоцѣнными вещми, понеже они привозятся изъ Италіи и изъ Португаліи, и они почитаются паче всѣхъ прочихъ овощей. Такова-то есть склонность человѣческая, яже то токмо добро быть вмѣняетъ, на что многихъ денегъ требуется.
Вино пока еще у воротъ градскихъ имѣетъ цѣну непосредственну, а какъ уже въ городъ войдетъ, перемѣняется въ золото піемое. Малая мѣра платится дороже въ Парижѣ, нежели цѣлый боченокъ въ деревнѣ. Богатымъ достается питіе сіе дражайшею цѣною, понеже они покупаютъ оное мѣрами (сирѣчь не оптомъ) изъ вольныхъ домовъ. Водьнодомцевъ здѣсь такъ много, что можно одними ими населить одинъ большой городъ; суть же они почти всѣ святые чрезъ добродѣтель, которую они имѣютъ въ пріумноженіи сего питія, премѣняя воду въ вино, то есть дѣлаючи Бахуса притворнаго.
Коли случится тебѣ когда пріѣхать въ Парижъ, стерегись, чтобъ не войти въ такую лавку, гдѣ продаются вещи непотребныя: понеже коли уже сидѣлецъ учинитъ тебѣ описаніе своихъ товаровъ, многими увѣщательными словами, тотчасъ склонитъ и понудитъ тебя, ничтоже тебѣ знающу, безчисленными своими поклонами, чтобъ что нибудь купить, и наконецъ столько говоритъ, что и наскучитъ, и оглушитъ тебя; когда войдешь въ лавку, то онъ зачинаетъ показывать все то, чего тебѣ не надобно, а то, чего ты желаешь, напослѣди покажетъ, и тогда такъ хорошо и говоритъ, и дѣлаетъ, что ты можешь истратить всѣ свои деньги, покупая его товаръ за то, чего оный не стоитъ. Чрезъ сіе посредство они получаютъ мзду за столько учтивствъ и за труды безпрестанные, которые пріемлютъ, показуя даромъ сто разъ въ день свои товары куріознымъ людямъ, которые хотятъ все видѣть, а купить ничего. Аще не нужныя вещи покупаются дороже прочихъ, кажется мнѣ, что ценсоръ римляновъ имѣлъ резонъ сказать, яко то что стоитъ одной полушки, есть зѣло дорого, когда оно не потребно[1]:
«Ce qui coûte un obole est très cher
Quand est pas nécéssaire.»
Сегодня поутру дождь шелъ, къ полудни стало красно, потомъ палъ снѣгъ, таже встала великая погода съ дождемъ и стояла чрезъ два часа, а наконецъ воздухъ сталъ тихъ и явилося солнце, которое скончало день весело. Таковъ есть климатъ парижской: теплотѣ вечерней послѣдуетъ заутренняя стужа, элементы суть въ непрестанномъ движеніи и времена почти всегда безпорядочны, ибо николиже покоится и инфлюенціи его суть всегда неравны. Постоянны токмо худыя дѣла суть здѣсь, а наипаче зима, которая продолжается чрезъ цѣлые осмь мѣсяцевъ съ превеликими свирѣпствами, въ тѣ времена обычайно бывающими, которыя одно за другимъ слѣдуютъ, дождитъ, снѣжитъ, градъ падаетъ, мерзнетъ, туманы и воздухъ толь темные, что скрываетъ отъ очесъ нашихъ солнце по цѣлому мѣсяцу. Не великое убо диво, что французы, примѣнялся по непостоянству своего климата, суть толь скоры, и что дамы въ тожъ время носятъ на одной рукѣ муфту, а на другой опахало.
Въ постъ народъ бѣжитъ поутру къ поученью съ превеликимъ говѣніемъ, а послѣ обѣда на комедію съ такою же охотою и прилежаніемъ. Имѣется здѣсь много ѳеатровъ, которые всегда суть отверсты во увеселеніе любящихъ таковое зрѣлище: въ одномъ отправляются оперы, а въ другомъ комедіи и трагедіи. Каждая артель (сихъ комедіантовъ) желаетъ, чтобъ побольше къ себѣ привлещи зрителей, но народъ тамъ наипаче сбирается, гдѣ больше смѣху бываетъ, и для того италіанцы преуспѣваютъ болѣе, нежели Французы, отъ простоты народной.
Ябедники, карлатаны, игрецы и лакеи суть лучшая украса Парижу. Первые учатъ насъ, чтобъ мы не тягалися, да не како они поглотятъ наше имѣніе своими лукавствами; вторые показываютъ намъ постояннаго невоздержнаго жіьтія, да не како впадшихъ въ руки ихъ уморятъ насъ своими лекарствами; игрецы понуждаютъ насъ бодрствовать, да возможемъ добрѣ хранить нате имѣніе, а лакеи изобрѣіи такой секретъ, чрезъ который можемъ и мы вкусить веселіе еже самимъ себѣ служить, да не возъимѣемъ (якоже Господь глаголетъ) недруговъ въ домѣ своемъ. Сказываютъ между ими, что слуги нѣмцы суть товарищи господъ своихъ, слуги агличане суть подданные, италіанцы почтительны, гишпанцы покорны, а слуги французы — они сами надъ своими господами начальствуютъ. Продерзость ихъ есть чрезмѣрна, того для король запретилъ имъ подъ великимъ наказаніемъ носить трости, которыми они дѣлывали повсядневно новыя безчинства, наипаче понеже было ихъ больше, нежели сто тысячъ, тѣмже способны ко всякому непотребному случаю.
Мѣсто, гдѣ парламентъ собирается чинить, цѣлый городъ въ срединѣ самого города. Къ мѣсту сему иные не учащаютъ, кромѣ тѣхъ, которые или свое защитить или чуждее похитить желаютъ. Діогенесъ съ фонаремъ своимъ не нашелъ бы тутъ ни дву друговъ, ни человѣка удовольствованнаго.
Прокуроры, которые во всѣхъ городахъ Франціи безчисленны суть, на семъ мѣстѣ всегда тьмами обрѣтаются. Сіи суть нѣкіе люди, выбранные на то, чтобъ утылыхъ высушать и не допущать сухихъ, чтобъ ожирѣли. Кажется, что государи сего ради только терпятъ имъ, чтобъ содержали войну нѣкую цивильную между своими подданными, чая, что коли они не будутъ жизнь свою провождати, прося правосудіемъ то, что имъ надлежитъ, и отъемля то, что не надлежитъ, сила ихъ была бы въ бѣдствѣ чрезъ интриги и дѣйствія оныхъ.
Когда войду въ большую салу, вижу неисчетное нѣкое множество людей, огнемъ дышущихъ, отъ нихъ же одна половина мучитъ другую ябедами, чрезъ многіе уже годы, упрямствомъ и діавольскими ябедниковъ вымыслами протяженными. Платье ихъ долго и черно, чтобъ тѣмъ показать коль смертоносны суть всему свѣту, на головѣ носятъ шляпу о четырехъ рогахъ, по манеру поповскому, и въ такомъ убранствѣ защищая иски свои, мнятся, яко бы только жертвъ на алтарь Іустиніана приносятъ.
Оружіи ихъ суть языкъ, перо и мѣшокъ: первыми двѣмя защищаютъ и раззоряютъ своихъ питомцевъ, а мѣшкомъ ихъ обнажаютъ. Дѣло тогда развѣ кончаютъ, когда уже у челобитчиковъ денегъ не останется, чѣмъ бы вдаль производить, и какъ уже судъ окончится, то истцу болѣ не достанется, какъ одинъ охапокъ испачканной бумаги, исполненой нѣкакими литерами ворожейными. Въ семъ то полѣ боя отецъ и сынъ, мужъ и жена, господинъ и слуга бьются одинъ съ другимъ перами, съ грозами, бранями, ругательствами. Тутъ неправедныя взятки, тутъ закладовъ неправедное удержаніе, имѣній отъ душеприкащиковъ похищеніе, и рыданіе вдовицъ и сиротъ.
Когда кто по прошествіи многихъ лѣтъ выиграетъ свой искъ, тая его побѣда приводитъ его къ убожеству. Сія екзерциція, еже въ ссорѣ пребывати, есть не удобовмѣстима: два бо соперника докучаютъ непрестанно тому же судіи, — одинъ да только въ одной рубашкѣ, а другой да весьма нагъ останется: понеже эксперіенція явно показуетъ, что той, который искъ свой достанетъ, насилу имѣетъ чѣмъ одѣться, а той, который проиграетъ, не имѣетъ чѣмъ и наготу свою покрыть.
Въ библіотекѣ славнаго коего либо адвоката столько книгъ обрѣтается, сколько въ морѣ рыбъ, которыя одна другую поядаетъ. Милліонъ мертвецовъ поставлены въ чинъ къ бою одинъ противъ другаго, дабы тѣмъ содержать ненависть непрестанную между всѣми живущими фамиліами, толь противны, сумнительны, непостоянны и премѣнчивы суть мнѣнія сихъ юристовъ и толкователей закона; то законы Іустиніана и всѣхъ протчихъ государей смѣшены и раззорены сими глупыми или злобными толкователями, которые неразумѣютъ правость закона или охоту имѣютъ находить въ нихъ сенсъ нѣкакой, еще незнаемой, а о томъ мало пекутся, что отъ нихъ весьмаго тонкаго истолкованія происходятъ безчисленныя ссоры. Пословица гишпанская кажется мнѣ весьма праведлива быть: кто зачинаетъ какое дѣло (разумѣется въ приказѣ), садитъ пальмы. Есть же пальмы древо, которое не даетъ тому плода, отъ него же насажденно есть. Махометане суть многосчастливѣйшіе: палка оныхъ вершитъ въ два дни больше дѣлъ, нежели здѣсь всѣ юристы за многіе годы.
Римляне не могли согласиться, каковымъ надлежитъ быть судилищамъ. Катонъ хотѣлъ, чтобъ полъ того былъ устланъ бодцами, да тѣми растерзаются ноги ябедниковъ, а Марцеллюсъ напротиву желалъ, чтобъ былъ добре покрытъ и защищенъ отъ безвзгодія временъ, да тѣмъ убѣдитъ всѣхъ приходити, во еже бы умножити ссоры.
Дохторы цѣлятъ и убиваютъ многихъ, какъ во всемъ свѣтѣ обычайно есть. Когда приходятъ къ какому больному, вмѣсто того, чтобъ познать болѣзнь, они тую отъ него спрашиваютъ. Нѣтъ лутчаго лекарства къ долголѣтнему житія своего провожденію, какъ ихъ отбѣгать. Нѣкоторый стихотворецъ латинскій, пиша о нѣкоемъ юношѣ римлянинѣ, который легъ въ добромъ здравіи своего состоянія, глаголетъ: что умре нечаянно въ ночи, а вину тому кладетъ, что видѣлъ во снѣ нѣкоего доктора. Сіе же мнѣ неправедно быти видится, сирѣчь, что равно платится дохторамъ такъ тѣмъ, которые изцѣляютъ, какъ и тѣмъ, которые убиваютъ, и что нѣсть судіи таковаго, который бы наказывалъ дохторовъ невѣждовъ.
Искуснѣйшее упражненіе есть здѣсь тое нѣкіихъ мошенниковъ, filous, Филу называемыхъ, мастерство ихъ субтильнѣе, нежели Геберра: ибо той показалъ образъ, какъ передѣлывать олово въ золото, сіи же изъ ничего дѣлаютъ золото; крадутъ сіи съ толикою легкостію, чтобъ когда не стыдно было допустить себя украсть, желалъ быхъ съ охотою украденъ быть людьми толь искусными и лукавыми; никогда бы Геркулесъ не могъ познати, кто укралъ его волы, колико бы Какусъ былъ единъ отъ сихъ парижскихъ мошенниковъ, и да истину тебѣ реку: кто ходитъ по ночи не безопасенъ есть, чтобъ не остаться нагому, какъ наши первые прародители, и кто спитъ днемъ, часто убѣждаетъ Аристотеля солгать, который сказалъ, что нѣтъ пустова въ естествѣ: понеже кто не довольно бдитъ, ничтоже обрящетъ и въ мѣшкѣ, и въ домѣ своемъ. Нещадно наказуются сіи отъ судей, но тогда токмо, когда пойманы бываютъ, или когда не искусно дѣлаютъ свое ремесло.
Скотина здѣсь смирнѣе, нежели во всѣхъ прочихъ краяхъ, Не имѣются зміи и почти никакіе другіе ядовитые звѣри. Сіе же наипаче дивно, что лошади, которыя животныя свирѣпѣе прочихъ, здѣсь лишаются того своего свирѣпства и бываютъ отъ ословъ смирнѣе Аркадіи; французы ворочаютъ ими какъ хотятъ. Мало уже осталось, чтобъ научить ихъ преклонять колѣна, какъ турки дѣлаютъ верблюдамъ своихъ каровановъ, бьютъ, скопятъ ихъ и коли уже не знаютъ, какъ ихъ больше мучить, претворяютъ ихъ въ подлый видъ обезьянъ, отрѣзавъ имъ хвостъ и уши. Отъ того произошла пословица: «Парижъ есть женамъ рай, мужьямъ пургаторіумъ, а лошадямъ адъ».
Елико о благоговѣинствѣ, я не видалъ народъ благочтительнѣйшій, священниковъ воздержнѣйшихъ, церковниковъ благочиннѣйшихъ и черицовъ, которые лучше подавали (житія) образъ. Народъ учащаетъ въ церковь съ благоговѣинствомъ, купцы притекаютъ молиться Богу, чтобъ предуспѣвали въ дѣланіи купли. Одни токмо благородніи и вельможи приходятъ, дабы позабавиться, поговорить и дѣлать любовь свою. Нѣкоторые же приходятъ и въ сапогахъ, забывъ почтеніе, творимое отъ махометанъ, которые прежде внитія въ свое капище, оставляютъ башмаки у дверей за порогомъ.
Хотя здѣсь долго живутъ (люди), однакожъ стариковъ не много видѣть: бороды мужіе не ростятъ, такожде и волосовъ своихъ покрываютъ съ великимъ прилежаніемъ пороки, отъ старости происходящіе, чуждыми волосами, которые подаютъ имъ вѣчную нѣкую младость; отъ того времени какъ уже зачали перуки употреблять, головы мертвыхъ и женскія продаются дорогою цѣною, будучи мода такова, чтобъ гробы и жены сочиняли лутчій уборъ главы мужей.
Понеже все здѣсь въ Парижѣ дорого есть и самые уже мертвые нѣколикое число платятъ, дабы получить погребеніе. Итако коли кто умираетъ, меньшую печаль имѣетъ умирать, нежели платить дохторамъ, которые ихъ убиваютъ, и попамъ, которые ихъ погребаютъ.
Ученыхъ людей столько здѣсь обрѣтается, сколько въ Константинополѣ неученыхъ. Имѣются здѣсь многія академіи, куда ходятъ честные люди разговаривать. Славнѣйшія академіи суть сіи двѣ: языка французскаго и академія наукъ. Вторая состоится изъ философовъ, славнѣйшихъ, неже оные древніе, которые повсядвевно открываютъ новыя таинства въ натурѣ, а первая есть собраніе остраго ума людей, которые учатъ изрядство французскаго языка. Сіи-то учинили, что народъ ихъ искуснѣйшій есть въ глаголаніи, паче всѣхъ прочихъ народовъ всего міра. Университетъ такожде есть академія, гдѣ обучаютъ молодыхъ людей началамъ вещей натуральныхъ, а сорбона есть преславная семинарія, гдѣ богословія учитъ глаголати о таинствахъ закона. Изъ сей-то школы вышли первые въ ученіяхъ и добродѣтеляхъ всея Европы люди.
Слышалъ я, что здѣсь только находится алхимистовъ, сколько и поваровъ; но ничто же ино отъ своего искусства получаютъ, кромѣ непотребныхъ знаній. Сказываютъ, что есть близъ пяти или шести тысячъ такихъ злополучныхъ, которые единъ дымъ только пріемлютъ за трудъ и прилежаніе свое. Обычайна мзда, которую даетъ своимъ послѣдователемъ искусство сіе, еже есть богато въ надеждѣ, таровато въ обѣщаніи, остроумно къ труду и работѣ, котораго зачало есть еже лгати, средина еже работати, а конецъ еже милостыню просити.
Книжники и типографы содержатъ первый рангъ между искусствами механическими: во всемъ мірѣ не найдешь городъ такой, гдѣ бы больше книгъ продавалось и гдѣ бы неудобство печатати больше было. Многія персоны пишутъ о матеріяхъ изрядныхъ и куріозныхъ, но почти всѣ тѣ убоги суть.
Моральная наука есть вяще французамъ любима: много, еже о ней писано и весьма искусно; переводятъ такожде и печатаютъ книги греческія, латинскія, италіанскія и гишпанскія, еже знакъ есть недостатка авторовъ, изобилія книжниковъ и великія пользы происходящей отъ употребленія ученыхъ людей. Богатятся книгопродавцы, хотя и_не разумѣютъ, книгъ тѣхъ, которыя они продаютъ. Объ нихъ Квеведо сказалъ, что они мучатся на свѣтѣ за чужія дѣла.
Все, что хочется, можно найти въ Парижѣ и найдешь то на поли……… Никую же выдумываютъ инвенцію ко вкушеніе всѣхъ утѣхъ житія сего, которую бы тотчасъ и въ употребленіе не приняли. Не столько перипатетики и стоики трудились, чтобъ перемѣнить нравы, сколько повары здѣшніе трудятся угодить чреву; всегда приправы новыя, всегда яствія незнаемыя. Французы бо уже скучивъ ѣсть мясо ординарное, нашли посредство умягчать безмясныя животныя кости, изъ нихъ пресладостныя дѣлать кушанья. Жить здѣсь дорого становится; хлѣбъ здѣшній хорошъ и бѣлъ и хорошо сдѣланъ, а иногда толь великъ, что однимъ можно удовольствоваться чрезъ нѣсколько дней цѣлой фамиліи, что случай подало нѣкоему утѣшному человѣку сказать, что когда бы. во время Христово, во Іудеи былъ обычай такіе большіе хлѣбы петчи, оные пять тысячъ мужей, насыщенные (нятьми хлѣбами), больше бы печи (въ которой хлѣбы испечены), нежели чудеси тому дивилися бы.
Прочее же хотя городъ сей толь изобиленъ, однако кто ничего не имѣетъ, то есть и огнь, и вода тому запрещенна; кто денегъ не имѣетъ, властно какъ бы былъ единъ отъ осужденныхъ римскаго времени; я не чаю, чтобъ въ Римѣ былъ ужаснѣйшій адъ, нежели какъ быть въ Парижѣ убогому и видѣть себя всегда посреди всѣхъ утѣхъ и не мощи никую же вкусить. Между такимъ изобиліемъ находится многое множество бѣдныхъ, просящихъ милостыню гласомъ нѣкакимъ наподобіе нѣмыхъ, которые зимою замерзаютъ отъ хлада, а весною подносятъ цвѣты, дабы тѣмъ убѣдить къ сожалѣнію.
Чаровству и чаровникомъ не вѣрятъ французы, рѣдко же и бѣсноватымъ вѣру емлютъ. Преблюбодѣяніе здѣсь почитается за нѣкую галантерею и сіе отъ самыхъ мужей, которые спокойнымъ сердцемъ зрятъ, какъ жена его съ прочими любится, въ чемъ резонъ имѣютъ; великая то глупость вашихъ ревнивыхъ италіанцевъ, которые честь всю поставляютъ въ такъ слабомъ мѣстѣ.
Все здѣсь продается, кромѣ содержанія секретовъ, понеже французы говорятъ, что сіе должность отцовъ духовныхъ, и для того они только развѣ молчатъ о дѣлахъ не нужныхъ, о тѣхъ, которыя имъ несказаны, и о тѣхъ, которыя не подаютъ имъ охоту говорить.
Учтивости, цивилитету здѣсь больше учатся, нежели въ царствѣ хинскомъ. Употребляется оный зѣло изрядно между знатными персонами. Граждане къ нему примѣшиваютъ нѣкакую гордость, а народъ весь отдаляется того съ нѣкакою грубостію. Всякой перемѣняетъ оный по своей модѣ и учителей находится такихъ, которые учатъ въ церемоніи. Въ прошлыхъ дняхъ встрѣтилася мнѣ на улицѣ дама нѣкая, зѣло стройна собою, которая мнѣ хотѣла продать комилементъ и не за великую цѣну; ходитъ она по домамъ и, продаючи товаръ, пріобрѣтаетъ тѣмъ нужная къ провожденію житія своего.
Любятъ здѣсь чужестранныхъ. Множество ихъ пріѣзжаетъ отвсюду сюда видѣти короля, который есть государь зѣло собою пригожій и весьма мужъ совершенный. Всѣми они увеселяются забавами, кромѣ благовонія, понеже король не любитъ оное и для того и прочіе всѣ принуждаютъ себя къ ненавидѣнію онаго. Дамы, сказываютъ, что онѣ обмираютъ, когда цвѣтокъ увидятъ. Итакъ персоны деликатнѣйшія отбѣгаютъ благовонія, которыя мы италіанцы жестоко любимъ, а ишпанцы и всѣ азіатическіе народы за дражайшую вещь почитаютъ. Будучи толь лишенны сего наслажденія, пребываемъ всегда задушены вонью уличною и мерзкимъ духомъ нужниковъ, которые могли бы снести корабль Птоломеевъ.
Много здѣсь обрѣтается учителей языковъ чужестранныхъ. Италіанской и гишпанской больше прочихъ употребляютъ и много на оные два языка охотниковъ. Есть дамы, паче всего жадательны будучи разумѣть сіи два языка и говорить оными, не щадятъ своего труда, и многія въ тѣхъ преуспѣваютъ.
Исторіи временъ и случаи славные сего свѣта написуются здѣсь съ великою сладостію, такоже и въ календаряхъ изображаются всѣ баталіи и взятія городовъ и всѣ знатныя акціи, приключившіяся на мори и на земли; пекутся же, чтобъ оное изображеніе разными украсить дивизами и иными Фигурами утѣшными.
Повсягодно, въ постъ, собирается у нихъ славный ярмарокъ, называемый ярмарокъ святаго Германа; собирается же на пространномъ нѣкоемъ мѣстѣ, исполненномъ лавками, гдѣ безчисленное множество купцовъ выкладываютъ самые лутчіе и пригожіе товары, которые дѣлаются въ семъ славномъ градѣ. Находятся такожде тутъ всякаго вида водки, вина и конфекты, продаются и всякіе движимые сосуды и уборы, домовъ драгоцѣннѣйшіе. Весь городъ тутъ сходится, однакожъ болѣе, чтобъ забавлятися, нежели чтобъ что купить. Любимцы лукавнѣйшіе, дѣвицы краснѣйшія и мошенники искуснѣйшіе всегда тутъ кучею ходятъ; какъ сердца, такъ и мѣшка украденія часто тутъ чинятся и понеже сборище бываетъ велико и безпрестанно случаи случаются вельми диковинные въ кражахъ и любви.
Мѣшки подобны суть Пиѳагорскимъ душамъ, переходятъ бо отъ одного къ другому повелѣніемъ нѣкакимъ невидимымъ. Прежде сего и король сюда прихаживалъ, а теперь уже не ходитъ. Главнѣйшее веселіе тутъ бываетъ нощію, когда зажгутъ безъ числа многія свѣчи, чинно разставленны въ лавкахъ, которыми ярмонокъ наипаче великолѣпенъ и блистателенъ является, покрываются пороки лицъ дамскихъ, прочимъ же забавамъ лутчій, сладостнѣйшій подаютъ вкусъ.
Инвенція парижскаго нощнаго украшенія чрезъ неисчетное множество свѣчекъ достойна есть, чтобъ самые дальные народы приходили смотрѣть то, что греки и римляне не могли выдумать во украшеніе своея республики. Свѣчи, поставленныя въ стеклянныхъ Фонаряхъ, повѣшены на воздухѣ въ равномъ разстояніи, стоятъ въ порядкѣ удивительномъ; ставятъ ихъ всѣхъ вдругъ и свѣтятъ чрезъ всю ночь. Зрѣлище сіе есть такъ изрядно и толь добрѣ устроено, что когда-бъ Архимедъ еще былъ живъ, не могъ бы ничего сладостнѣйшаго и полезнѣйшаго прибавить. Сіи нощные огни приносятъ чрезмѣрное добро всему народу, помогаютъ безопаству общества, какъ и воины пѣхотные и конница, которые ходятъ во всю ночь по всему городу, дабы возбранить разбойникамъ убивства и воровства, которыя прежде сего въ темнотѣ безопасно совершалися, что дѣлаетъ Парижъ (кромѣ шума страшнаго) градомъ безопаснѣйшимъ и веселѣйшимъ всего міра.
Обращаюся къ славному огороду детуллеріи (называемому), котораго изящество и слѣпыхъ веселитъ, которые лѣтомъ по всякъ день ходятъ туды гулять, будучи сдѣланъ во увеселеніе многолюднаго народа. Художество положило всѣ свои силы, чтобъ оный сдѣлать достойнымъ для таковаго множества знатныхъ персонъ, которыя въ немъ учащаютъ, для толь великаго числа красныхъ дамъ, которыми оный украшается, и для такъ чрезмѣрнаго множества честныхъ людей, которые всегда тутъ гуляютъ.
Входъ въ сей огородъ заказанъ лакеемъ и каналій весьма пространенъ есть и почти большую часть народа вмѣстить можетъ, когда бы пришелъ весь вдругъ. Лежитъ на берегу рѣки Сеинъ. Видѣніе рѣки сея, горки и въ близости къ нему сущія поля прибавляютъ пригожство и изрядство. Его великія аллеи, покрытыя листьями безчисленныхъ древесъ, сѣнь подающихъ, убѣждаютъ людей, чтобъ гулять въ нихъ, а когда утрудится кто, тотчасъ вездѣ найдетъ довольно лавокъ, воеже сѣсти, ѳеатровъ, лабиринтовъ и тапеты зеленыя травы, коежебы удалитися, якобы въ нѣкакое всесладостное уединеніе.
Зрится тамо на платьяхъ все то, что роскошство лутче и изящнѣйше выдумать можетъ. Дамы тамъ всегда съ новыми модами въ ихъ убранствѣ, съ лентами, съ драгоцѣнными каменьями одѣты видомъ нѣкакимъ, сердце веселящимъ, показуютъ златыми и сребренными парчами безпрестанное свое попеченіе о великолѣпіи.
Мужіе такожде съ своей стороны также суетны, какъ и женщины, съ плюмажами и бѣлыми перушками ходятъ, смотря того чтобъ полюблены были и чтобъ уловити сердца, но часто сами больше уловляются, понеже не нѣтъ здѣсь Діанъ, прельщающихъ Енмидіоновъ. Въ семъ толь веселомъ мѣстѣ играютъ, шутятъ, говорятъ о любви и о разныхъ новыхъ вѣстяхъ, о дѣлахъ, о войнахъ и прочая опредѣляютъ, критикуюи, диспутуютъ, обманываютъ единъ другаго и такъ всѣ утѣшаются. Весною здѣсь зрятся разныхъ видовъ цвѣты, а соловьи лѣтомъ, кажутся, что сіе избрали мѣсто къ своему пребыванію, сладкопѣвными своими голосами поютъ любви и жалобы свои. Нигдѣ тутъ не увидишь ни одного печальнаго лица и никакій же печальный услышати разговоръ. Я чаю, что сіе то есть мѣсто оное, въ которомъ Армида обезоружила своего Ренода и вложила въ цѣпи.
Сіе прекрасное мѣсто содержится на королевскомъ коштѣ и всякое возможное стараніе прилагается, чтобъ оный утѣшный учинити. Къ сему дѣлу опредѣленъ отъ короля одинъ офицеръ съ многими подчиненными. Врата всегда стрегутся. Когда-бъ еще къ тому мѣсто сіе могло имѣть больше воды и нѣсколько хорошихъ мраморныхъ болвановъ, глаза больше могли бы увеселитися и не было бы чего уже больше желать.
Вси украшаются съ великою пристойностію: ленты, пудра и зеркала суть три вещи, безъ которыхъ Французы жить не могутъ, золото и серебро толь общее стало (какъ я сказалъ повыше), уже всѣ всякаго вида люди оное употребляютъ на своихъ платьяхъ, такъ что чрезмѣрное сіе мотовство мѣшаетъ господина съ слугою и отреби народа съ самыми высочайшими людьми. Весь народъ ходитъ съ шпагами, отъ чего Парижъ зрится на утопію Ѳомы Мора, гдѣвикое же между людьми было различіе.
Здѣсь-то есть градъ утѣхи: любимцы николиже воздыхаютъ, ревность никого же мучитъ; воины французскіе идутъ къ смерти съ веселіемъ, а оскорбленные въ свѣтъ не являются. Музыкантовъ здѣсь толь много, что взявши отъ самой верховнаго степеніи дамы до самой подлѣйшей рабыни и отъ самаго главнѣйшаго кавалера до послѣднѣйшаго лакея, всѣ жертву приносятъ Орфею, то есть всѣ поютъ и играютъ, больше же на площадяхъ и огородахъ, нежели въ партикулярномъ домѣ: понеже Французы смѣются тому философу, который въ политикѣ своей означаетъ, что піэты николи же могли убѣдить Юпитера къ пѣнію, показуя тѣмъ, что будто пѣніе не прилично есть богу.
Никогда я не видывалъ столь много архимандритовъ, которые бы носили своею охотою короткія платья, маленькіе ошейники и парикъ бѣлой. Во истину они суть украшеніе и прибѣжище печальныхъ дамъ: понеже будучи у нихъ разумъ весьма острый и конверсація ихъ веселѣйша и желательнѣйша бываетъ. Я нахожу между ими людей учтивѣйшихъ, цивильнѣйшихъ и которые секретъ хранить жестоко умѣютъ. Едино токмо желать надлежитъ, а имянно, чтобъ убавилося число архимандритовъ, отставя отъ сего чина всѣхъ тѣхъ, которые имѣютъ архимандрію свою въ комнатѣ мѣсяца и въ вещѣхъ мнительныхъ точію, а не вещественныхъ.
Хотя мужіе здѣшніе трудолюбивы и искусны въ своихъ художествахъ, однако женщины исправляютъ половину работы. Которыя изъ нихъ пригожѣе, тѣ сидятъ въ лавкахъ: понеже будучи толь стройны и имѣя голосъ и слова весьма сладостныя, вытягаютъ (какъ уже я сказалъ) у насъ всѣ деньги, хотя купить и нѣтъ охоты.
На мосту, называемомъ Понтъ-нефъ, находится безъ числа много людей, которые роздаютъ нѣкакіе билеты, иные вставливаютъ упадшіе зубы и ины дѣлаютъ хрустальные глаза. Есть же изъ нихъ и такіе, которые исцѣляютъ и неисцѣлимыя болѣзни. Тотъ сказываетъ, что нашелъ на силу недовѣдомую нѣкоего камня, истолченнаго въ порошокъ, дабы тѣмъ убѣлить лице. Сей удостовѣряетъ, что онъ дѣлаетъ стариковъ молодымъ. Есть же и такихъ которые сгонятъ съ лица и глазъ всѣ морщины, которые дѣлаютъ деревянныя ноги, дабы тѣми починить, что жестокость бомбъ испортила. Напослѣдокъ, весь народъ такъ склоненъ къ работѣ жестокой и безпрестанной, что діаволъ никогда же можетъ искусити, развѣ въ праздникъ или въ воскресенье.
Повнегда французы изобрѣли секретъ кожи неудобопроходимой, то уже теперь насмѣваются морскому бѣдствованію: пришло время ходить по морю и рѣкамъ, ничтоже опасался, не употребляя милоть Иліину; всякій человѣкъ, одѣтъ въ такую кожу, можетъ плыть по водѣ и не замочиться, и толь часто бываютъ сего дѣла на рѣкѣ експеріенціи, что мало уже того и смотрятъ.
Хощешь ли быть въ Парижѣ добрымъ человѣкомъ чрезъ шесть мѣсяцевъ, а потомъ быть бѣшенымъ, перемѣняя свою квартиру и никто тебя знать не будетъ. Хощешь ли быть чрезъ всю свою жизнь незнаемъ, поди въ такой домъ жить, гдѣ живутъ Фамилій съ десятокъ — который будетъ имѣть жилище свое ближе тебя, тотъ послѣ всѣхъ знать будетъ, кто ты таковъ. Есть ли тебѣ желаніе, чтобъ былъ сегодня убранъ весь въ золотѣ, а завтра въ сѣрякѣ, никто не станетъ того примѣчать; можешь ходить по всему граду одѣтъ или по княжески или по нищенски.
Видѣлъ я самъ, что однимъ только утромъ въ нѣкоемъ приходѣ учинилось 65 свадебъ. Сказываютъ, что находятся здѣсь близь 4000 людей, которые продаютъ, и что на всякой день съѣдаются по 1500 большихъ воловъ, больше 6000 овецъ, телятъ и свиней, кромѣ удивительнаго множества птицъ и дичинъ. Народъ повсягодно истощаютъ по милліону на забавы ѳеатровъ мусикійскихъ и комедіанскихъ. Исчисляются здѣсь 50.000 большихъ домовъ, въ которыхъ фамиліи суть толь многочисленны, что ажъ самой крышки до нижнихъ погребовъ всѣ комнаты заняты суть. Такожде улицъ большихъ считаются 500, десять площадей, гостинныхъ дворовъ множество, 17 воротъ, 9 мостовъ и столько же за городомъ слободъ и болѣе 30 гофшпиталовъ; церквей и училищъ великое число, множество хорошихъ библіотекъ, богатыхъ и куріозныхъ кабинетовъ, украшенныхъ медалями, живописными картинами и исполненныя лучшими всея Европы раритетами. Обычая такова здѣсь не имѣется, чтобъ взаимъ давать, иногда то и за ругательство пріемлется, чтобъ деньги взаимъ давать; въ домѣ своемъ жить (разумѣется безъ денегъ) не допущаютъ не только чужестранныхъ, но и самыхъ своихъ пріятелей.
Всякая улица имѣетъ особливаго нѣкоего судію, который называется комиссаромъ. Судитъ онъ малыя какія ни есть ссоры и смотритъ, чтобъ шуму и дракъ не было. Кто не французъ, не можетъ терпѣть, видя мужей по улицамъ публично лице свое украшающихъ, а женщинъ, держащихъ всегда маленькое зеркальцо въ рукахъ, и всегда съ машкарою на лицѣ. Молодые люди забавляются разными экзерциціями тѣла, а наипаче въ мячъ охотники, на что и мѣсто имѣютъ загорожено и покрытое, и старики проводятъ время шашками, картами и оказываніемъ новинъ, а дамы больше еще въ нихъ играютъ, нежели мужіе, упражняются же онѣ и въ дѣланіи визитъ, а къ комедіямъ толь тщательны, что ни одну не пропустятъ. Сіи наипаче вещи въ Парижѣ обрѣтаются, то есть множество данныхъ и недодержанныхъ словъ, пріятыя благодѣянія, которыхъ съ радостію забывати тщатся; множество дураковъ по улицамъ и нѣсколько заключенныхъ; а тѣ, которыхъ не находится, суть сіи: учтивость и мудрость, лѣнивые и трезвые люди; очень рѣдко тутъ находятся пужливыхъ и скруполозныхъ мужей. Покой, тайна, вѣрный другъ, суть здѣсь три вещи, которыхъ никогда найтить невозможно, хотя бы съ превеликою искалъ охотою. Напослѣдокъ чоколатъ, чай и кофе весьма употребительны, но кофе паче обоихъ другихъ: понеже содержится за нѣкое лучшее лекарственное питіе противу печали. Недавно случилося, что нѣкая дама, услышавши, что мужа ея убили на баталіи, возопила: «о какъ несчастна я бѣдная, скоро подайте мнѣ кофе» (и какъ выпила) тотчасъ и утѣшилась скорбь ея.
Не могъ я знать намеднись, станутъ ли уже и хлѣба ѣсть, понеже тотъ, котораго я послалъ купить себѣ хлѣба, пришедъ, сказалъ мнѣ, что калачи поджареные, которые я ѣсть любливалъ, изъ моды вышли. Сія-то мода есть истинно нѣкакой чортъ, который всегда бѣситъ сей народъ, ажъ до того, что уже и женъ не любятъ такъ, какъ прежде сего любливали. Сперва нашивали галстуки такъ короткіе, что насилу можно оныхъ видѣть, а теперь прицѣпляютъ къ шеѣ, откуда висятъ какъ нѣкакіе калбасы болонскіе. Французы уже не носятъ шпагъ, но палаши. Собаки болонскія почитаются нынѣ за гнусныхъ и ни къ чему годныхъ; любятъ ужъ тѣхъ только, у которыхъ морда волчья, уши обрѣзаны, и сколь наипаче они гаже, столь наипаче почтены бываютъ поцѣлуями и обниманіями. Перуки также свою моду имѣютъ: нашивали прежъ сего ихъ по французски, а теперь употребляютъ гишпанскіе. Маленькіе часы прежъ сего въ почтеніи бывали, а нынѣ онымъ, смѣются а напротиву большіе суть по модѣ. Слышалъ я такожде, что уже комплементовъ въ письмахъ не употребляютъ, но новую нѣкую моду вымыслили, а имянно дабы не повредить честь, печатаютъ письмо не однѣмъ, но тремя печатьми.
Мой любезнѣйшій друже, молимся Богу отъ всего сердца, чтобъ даровалъ сему крѣпкому народу духъ мира и чтобъ ярость сія марсовая, которая всегда ихъ мучитъ, премѣнилася въ образъ нѣкій житія спасеннаго, да тѣмъ возможетъ вся Европа пребывать въ покоѣ и тишинѣ.
Первы трудъ мой въ францускомъ прими сеи, друже,
Хотя неисправно, однако скончанный есть уже.
Вымарай, что недобро, исправь, что (не) ясно,
Да трудецъ мой погубленъ не будетъ напрасно.
Что же въ немъ содержится, первый листъ являетъ,
Да обратитъ и да чтетъ, кто знати желаетъ.
Перевелъ се Антіохъ, званный Кантемиромъ,
Ты жъ, впрочемъ, многолѣтно да живеши съ миромъ.
- ↑ Здѣсь ошибочно написано извѣстное выраженіе Катона ценсора: «все, что излишне — недешево; ненужная вещь, еслибъ даже она стоила одного обола, все же очень дорога.»