Въ то время, когда наша армія, подъ Севастополемъ, удивляя міръ беззавѣтною храбростью и покрывая неувядаемою славою русское оружіе, отстаивала южные предѣлы отечества отъ вторженія союзниковъ, на далекомъ востокѣ Россіи горсть тѣхъ же русскихъ солдатъ совершила не менѣе тяжелый, не менѣе славный, хотя и не такой громкій подвигъ. Ранней весной 1854 года, въ глухомъ уголкѣ Восточной Сибири, на Шилкинскомъ заводѣ[1], происходило необычайное движеніе. Берегъ рѣки былъ усыпанъ линейными солдатами и забайкальскими казаками, торопливо изготовлявшими большія неуклюжія лодки и огромные, еще болѣе неуклюжіе, плоты. Тутъ же стоялъ на якорѣ небольшой рѣчной пароходъ «Аргунь», подъ русскимъ военнымъ флагомъ[2]. Чрезъ нѣсколько дней эта флотилія готовилась унести на себѣ горстъ людей въ невѣдомый еще тогда Амурскій край. Изъ всего отряда одинъ только заурядъ-сотникъ Скобельцынъ, который, будучи еще простымъ казакомъ, хаживалъ внизъ но Амуру на промыселъ, немного зналъ этотъ край. Онъ и долженъ былъ служить проводникомъ отряда[3].
Войска, собранныя на Шилкинскомъ заводѣ по приказанію генералъ-губернатора Восточной Сибири, генералъ-адьютанта Муравьева, состояли изъ одного своднаго линейнаго баталіона, численностью въ 800 человѣкъ, сводной конной сотни 2-й бригады Забайкальскаго казачьяго войска и дивизіона горной артиллеріи.
Баталіономъ, сформированнымъ изъ 4-хъ ротъ, стоявшихъ въ Забайкальѣ, 13, 14 и 15 линейныхъ баталіоновъ, командовалъ, состоявшій при генералъ-губернаторѣ, маіоръ Корсаковъ, онъ же, вмѣстѣ съ тѣмъ, былъ назначенъ начальникомъ всего отряда. Ротами командовали: 1-ю капитанъ Медвѣдевъ, 2-ю поручикъ Монастыревъ, 8-ю подпоручикъ Гленъ и 4-ю прапорщикъ Барановъ; сотней — сотникъ Имбергъ, Кромѣ него въ сотнѣ былъ еще одинъ офицеръ — заурядъ-сотникъ Бѣломѣстновъ; горнымъ дивизіономъ — подпоручикъ Бакшеевъ. И этой-то горсти людей предстояла тяжелая задача положить начало присоединенія огромнаго Приамурскаго края къ Россіи, что они и выполнили, не смотря на лишенія и трудности, встрѣчавшіяся на каждомъ шагу.
Когда всѣ сборы экспедиціи были окончены, въ Шилкинскій заводъ пріѣхалъ генералъ-губернаторъ въ сопровожденіи капитанъ-лейтенанта Казакевича, принявшаго начальство надъ флотиліей отряда, военныхъ инженеровъ Ренна и Мравинскаго, горнаго инженера Аносова, лейтенанта Сгибнева и чиновниковъ Свербѣева и Сычевскаго. Вскорѣ послѣ прибытія Муравьева, Шилка очистилась отъ льда и рано утромъ 8-го мая 1854 года отрядъ, помолясь передъ древней иконой Божіей Матери, вынесенной въ 1690 году изъ Албазина, отошедшаго въ это время, на основаніи Нерчинскаго трактата, къ китайцамъ, сѣлъ на лодки и плоты и тронулся въ далекій путь.
Во главѣ шла дежурная лодка, на которой постоянно находился одинъ изъ офицеровъ и проводникъ отряда — сотникъ Скобельцынъ; за ней слѣдовали лодки баталіона, числомъ около двадцати, потомъ плоты съ артиллеріей и кавалеріей и, наконецъ, баркасъ Муравьева. Сзади каравана шелъ порожнякомъ пароходъ «Аргунь». Машина его была настолько слаба, что онъ не выгребалъ противъ теченія, и вообще приносилъ отряду мало пользы. но много заботъ и труда уничтоженіемъ громаднаго количества дровъ, заготовлявшихся, во избѣжаніи задержки въ движеніи экспедиціи, по ночамъ. Кромѣ людей баталіона, на каждой лодкѣ находилось до 1, 500 пудовъ провіанта, одна часть котораго предназначалась для отряда, а другую часть должны были сдать въ устьѣ Амура на казенный транспортъ для доставки его въ Камчатку.
Давно быстрая Шилка не видала столько людей, коней и оружія. Давно, очень давно! Во второй половинѣ XVIІ столѣтія, т. е. лѣтъ двѣсти до описываемаго похода, казачьи вольницы подъ начальствомъ своихъ атамановъ Пояркова, а потомъ Хабарова, спускались внизъ по Шилкѣ, стремясь въ тотъ же невѣдомый Амурскій край, въ ту же сибирскую Колхиду. Теперь же потомки удалыхъ храбрецовъ шли путемъ своихъ предковъ, но уже не безпорядочной буйной ватагой, а дисциплинированные, обученные военному дѣлу, хорошо вооруженные. подъ начальствомъ человѣка, разуму и желѣзной, ничѣмъ не сокрушимой, волѣ котораго Россія болѣе всего обязана пріобрѣтеніемъ Приамурскаго края.
Однообразно тянулись первые дни плаванія по широкой, сжатой крутыми берегами, Шилкѣ. Но вотъ, наконецъ, и Усть-Стрѣлка, послѣдній русскій пунктъ, вотъ и конецъ Шилкѣ. Впереди блеснулъ широкій Амуръ. Такъ вотъ эта огромная, таинственная рѣка, катящая свои волны на протяженіи 3,000 верстъ и впадающая въ Великій океанъ, къ которому такъ настойчиво, такъ стихійно стремились русскіе люди въ теченіе нѣсколькихъ вѣковъ! Такъ вотъ эта водная нить, долженствующая связать Тихій океанъ съ сердцемъ Россіи!
Въ это время у устья Амура, на разстояніи 3,000 верстъ отъ отряда Муравьева, находилась кучка русскихъ людей, подъ начальствомъ человѣка, имя котораго также неразрывно связано съ пріобрѣтеніемъ Приамурскаго края, — это былъ капитанъ 1-го ранга Невельской, по своему характеру, взглядамъ, преданности Россіи и настойчивости, достойный сподвижникъ Муравьева. Съ невѣроятными усиліями, встрѣчая на каждомъ шагу затрудненія, онъ успѣлъ разсѣять вѣковыя заблужденія о лиманѣ рѣки Амура и доказать, что Амуръ не теряется въ пескахъ, какъ это предполагали такіе авторитеты какъ Лаперузъ, Браутокъ и Крузенштернъ, и что Сахалинъ не полуостровъ. Доказавъ доступность Амурскаго лимана и существованіе Татарскаго пролива, онъ первый выяснилъ значеніе для насъ рѣки Амура и, рискуя всѣмъ, не имѣя высочайшаго повелѣнія, 1-го августа 1850 г. поднялъ въ устьѣ Амура, на мысѣ Куегда, гдѣ нынѣ стоитъ г. Николаевскъ, русскій военный флагъ.
Многіе изъ высокопоставленныхъ лицъ, стоявшихъ въ то время во главѣ центральнаго управленія, опасаясь столкновенія съ Китаемъ и Англіей, отношенія съ которой обострились, подняли на Невельскаго цѣлую бурю. Судьба и карьера этого труженика висѣла на волоскѣ, но Муравьевъ поддержалъ его и результатомъ этой поддержки явились знаменательныя слова императора Николая: «гдѣ разъ поднятъ русскій флагъ, онъ уже спускаться не долженъ».
Поднявъ флагъ, Невельской остался около него часовымъ и свято охранялъ свой постъ въ теченіе 4-хъ лѣтъ. Муравьевъ вознамѣрился соединиться съ Невельскимъ и, такимъ образомъ, связать устье Амура съ Россіей, чего и достигнулъ описываемымъ походомъ, не смотря на всѣ преграды. Моментъ встрѣчи его съ Невельскимъ рѣшилъ участь Амура и какъ послѣдствіе этой встрѣчи явился четыре года спустя Айгунскій трактатъ, которымъ Китай призналъ оффиціально наше право на давно желанный Прнамурскій край.
Пройдя Усть-Стрѣлку, 18-го мая, въ 2½ часа дня, отрядъ остановился и Муравьевъ поздравилъ всѣхъ съ возобновленіемъ плаванія русскихъ людей по Амуру, двѣсти лѣтъ для насъ закрытому. Хоръ баталіонной музыки, при оглушительномъ «ура» всего отряда, игралъ гимнъ «Боже Царя храни».
Черезъ два дня плаванія, флотилія достигла мѣста. гдѣ 165 лѣтъ стояла наша, казачья крѣпость Албазинъ, сожженная манджурами до основанія, послѣ заключенія Головинымъ Нерчинскаго трактата.
При звукахъ молитвы «Коль славенъ нашъ Господь въ Сіонѣ», исполненной баталіонными трубачами. Муравьевъ со свитой вышелъ на берегъ и поднялся на валъ, которымъ былъ когда-то обнесенъ Албазинъ и слѣды котораго видны и донынѣ. Всѣ невольно обнажили головы и сотворили крестное знаменіе въ память погибшихъ здѣсь геройскою смертію защитниковъ крѣпостцы, отражавшихъ грудью своей полчища манджуръ, въ десять разъ превосходившихъ ихъ своею численностью. Помолясь, отрядъ тронулся дальше.
Пустынные берега, начиная отъ Албазина, стали оживляться; то и дѣло встрѣчались бродячіе дауры, а не доходя до китайскаго города Айгуна показались и первыя фанзы[4] манджуръ.
Всѣхъ волновала одна мысль: «что-то ждетъ въ Айгунѣ? согласятся ли китайцы пропуститъ флотилію, или придется съ оружіемъ въ рукахъ завоевывать себѣ это право?» По слухамъ, въ это время около города было сосредоточено много китайскаго войска.
28-го мая, послѣ длиннаго перехода, отрядъ получилъ приказаніе остановиться на ночлегъ не далеко отъ мѣста впаденія въ Амуръ рѣки Зеи, гдѣ нынѣ стоитъ городъ Благовѣщенскъ, верстахъ въ двадцати отъ Айгуна. Какъ только флотилія пристала къ берегу, Муравьевъ послалъ двухъ чиновниковъ изъ своей свиты къ губернатору города, чтобы узнать получилъ ли онъ изъ Пекина разрѣшеніе на пропускъ русскихъ по Амуру. Всѣ съ нетерпѣніемъ ожидали ихъ возвращенія. По неутѣшительный отвѣтъ привезли они: губернаторъ никакого разрѣшенія изъ Пекина на пропускъ русскихъ но получалъ, а своею властію разрѣшить этого пропуска не хотѣлъ.
Положеніе было незавидное, всѣ пріуныли. На другой день. 29-го мая, Муравьевъ приказалъ отряду слѣдовать дальше и не доходя верстъ 4—5 отъ города, присталъ къ берегу, пересѣлъ со свитою на пароходъ и отправился въ Айгунъ, чтобы лично переговорить съ китайскими властями. Передъ отъѣздомъ онъ отдалъ приказаніе начальнику отряда быть готовымъ, по первому сигналу. идти и аттаковать городъ.
Переговоры Муравьева съ китайцами тянулись до вечера и увѣнчались успѣхомъ: разрѣшеніе на безпрепятственное слѣдованіе флотиліи дальше по Амуру было получено. Окончивъ переговоры, Муравьевъ вернулся къ ожидавшему его отряду на лодкѣ, такъ какъ пароходъ «Аргунь» противъ теченія и вѣтра, дувшаго въ этотъ день по теченію, выгрести не могъ, и отдалъ приказаніе тотчасъ же слѣдовать дальше. И такъ главное препятствіе было устранено, путъ былъ открытъ и все обѣщало благополучное окончаніе труднаго дѣла. Оставалась только борьба съ могучею рѣкою, съ бурями, съ голодомъ и холодомъ, но такого рода препятствія были по плечу тогдашнимъ молодцамъ.
3-го іюня, по ошибкѣ проводника, запутавшагося въ безчисленныхъ островахъ, флотилія, принявъ одинъ изъ протоковъ Амура за фарватеръ, вышла въ рѣку Уссури, верстахъ въ 40 отъ впаденія ея въ Амуръ, къ мѣсту, гдѣ теперь стоитъ казачья станица Уссурійскаго казачьяго войска Казакевичева. При выходѣ изъ Уссури въ Амуръ, Муравьеву прежде всего бросился въ глаза высокій правый берегъ рѣки, густо поросшій вѣковымъ лѣсомъ. «Вотъ гдѣ будетъ городъ», — сказалъ онъ, указывая рукою на отдѣльную, выступившую изъ общаго очертанія берега, скалу[5]. Слова его сбылись и теперь на этомъ мѣстѣ стоитъ городъ Хабаровка, центръ Приамурскаго генералъ-губернаторства, а на скалѣ, указанной Муравьевымъ заложенъ фундаментъ памятника, герою Амура, графу Муравьеву-Амурскому[6].
9-го іюня, когда флотилія отошла отъ устья Уссури верстъ на полтораста, неожиданно налетѣлъ шквалъ, перешедшій въ жестокій штормъ. Тяжело нагруженныя лодки и громоздкіе плоты плохо съ нимъ справлялись. Нѣсколько изъ нихъ было выброшено на берегъ, почти весь провіантъ подмочило. Отрядъ кое-какъ присталъ къ берегу. Два послѣдующіе дня занимались просушкой провіанта. 10-го іюня, къ мѣсту, гдѣ былъ разбитъ бивуакъ отряда, пристала гольдяцкая лодка, на которой находился мичманъ Разградскій, привезшій Муравьеву письмо отъ Невельскаго и назначенный имъ въ проводники экспедиціи въ ея будущемъ плаваніи. Слѣдуя далѣе по указанію Разградскаго, флотилія сдѣлала еще 500 верстъ и наконецъ въ срединѣ іюня достигла перваго русскаго поста Маріинска, основаннаго осенью 1853 г. Невельскимъ, который въ это время тамъ и находился. И такъ отряды Муравъева и Невельскаго соединились. Тысячи верстъ были пройдены. Ни огромная, незнакомая рѣка, ни бури, ни отсутствіе хорошихъ проводниковъ. ни страшный физическій трудъ, — ничто не остановило этихъ героевъ. На дрянныхъ лодкахъ, на неуклюжихъ плотахъ, подъ опасеніемъ, если не утонуть, то по крайней мѣрѣ утопить весь провіантъ и умереть голодной смертью среди дикой тайги, въ тысячахъ верстахъ отъ цивилизованнаго міра, они все-таки настойчиво шли и достигли желаннаго. При громкомъ «ура» всего отряда, лодки и плоты экспедиціи пристали къ берегу. Нѣсколько домиковъ бѣлѣлось на черномъ фонѣ лѣса, окружавшаго постъ. Это были не фанзы манджуръ и юрты и шалаши бродячихъ инородцевъ, попадавшіеся по пути отряду. а русскія избы. Чѣмъ-то далекимъ, роднымъ пахнуло на всѣхъ! Эти избы какъ бы свидѣтельствовали, что земля. эта русская, что отрядъ вступилъ на родную почву! Въ Маріинскѣ простояли два дня, отдыхая послѣ труднаго пути. И такъ сбылось то, о чемъ Муравьевъ и Невельской за нѣсколько лѣтъ передъ тѣмъ только еще мечтали, будучи въ Петербургѣ: русскіе прошли все теченіе Амура.
Черезъ два дня отрядъ раздѣлился. Конная сотня и горный дивизіонъ остались въ Маріинскѣ. Шестьсотъ человѣкъ, изъ баталіона, съ провіантомъ, предназначеннымъ для отправки въ Камчатку, тронулись дальше. Остальные двѣсти человѣкъ подъ командою подпоручика Глена, при прапорщикѣ Барановѣ, имѣя проводникомъ мичмана Разградскаго, отправились на своихъ лодкахъ въ озеро Кизи съ цѣлью провести отъ него просѣку и дорогу къ заливу Де-Кастри, на берегу Татарскаго пролива, къ посту того же имени, основанному Невельскимъ. Соединеніе Маріинска съ постомъ Де-Кастри, какъ съ пунктомъ, лежащимъ въ хорошей гавани было крайне важно. Это соединеніе обезпечивало подвозъ въ постъ провизіи и давало возможность поддержать его войсками изъ Маріинска въ случаѣ нападенія союзной эскадры на наши, стоявшія тамъ, суда, а въ случаѣ пораженія давало возможность экипажамъ судовъ, высадившись на берегъ, отступить во внутрь страны.
Шестьсотъ человѣкъ. отправленные съ провіантомъ, выдѣливъ изъ своего состава 200 человѣкъ для охраненія поста (нынѣ города) Николаевска, сѣли на транспортъ «Двину» и отправились въ Петропавловскъ, для укомплектованія камчатскаго флотскаго экипажа, куда и прибыли за двѣ недѣли до нападенія на городъ англо-французской эскадры и участвовали въ славномъ отраженіи десанта союзниковъ.
Муравьевъ, въ сопровожденіи Невельскаго и свиты, отправился черезъ Николаевскъ въ Де-Кастри.
Отрядъ Глена, переправившись черезъ озеро Кизи, соединяющееся протокомъ съ Амуромъ. дѣятельно принялся за работу. Трудъ предстоялъ имъ не легкій. Чтобы сдѣлать просѣку и проложить дорогу въ этомъ буквально-дѣвственномъ лѣсу, приходилось рубить и оттаскивать руками огромныя столѣтнія деревья, выкорчевывать пни, а также дѣлать гати и строить мосты черезъ рѣчки, часто пересѣкавшія путь. Люди изнемогали. Бичъ сибирской тайги «гнусъ»[7], мучая ихъ днемъ, не давалъ сомкнуть глазъ ночью. Хуже всего приходилось въ сѣрые, туманные и дождливые дни, когда гнусъ кусаетъ сильнѣе. Костры изъ гнилого дерева и сырыхъ листьевъ, называемые по-сибирски дымокуромъ и разводимые для выкуриванія назойливыхъ насѣкомыхъ, мало помогали. Къ довершенію несчастія, главная пища — солонина испортилась настолько, что ее пришлось выбросить и отрядъ питался только кашей и сухарями. Но вскорѣ и эта скудная провизія пришла къ концу, а впереди предстояло провести еще верстъ 10 дороги. Вернуться въ Маріинскъ нечего было и думать; при существовавшемъ тогда режимѣ и при взглядахъ Муравьева на службу, это могло бы повлечь за собою весьма строгое наказаніе. Нужно было умереть, или довести до конца порученное дѣло. Наконецъ, подпоручикъ Гленъ рѣшился, въ виду крайноcти, командировать прапорщика Баранова съ частью людей обратно въ Маріинскъ за провизіей, асамъ, съ оставшимися солдатами. продолжалъ работу. Прошла недѣля. Давно послѣднія крошки сухарей и крупы были съѣдены; люди питались морошкой, кореньями и тетеревами. Послѣдніе, очевидно, до тѣхъ поръ никогда людей не видали, такъ какъ подпускали къ себѣ такъ близко, что ихъ не стрѣляли, а просто били палками. Но какъ ни глупы были тетерева, какъ ни много росло морошки, а отряду все-таки приходилось совсѣмъ плохо. Люди буквально пухли съ голода, но работу не прекращали и не роптали. Прошла еще недѣля, — Барановъ не возвращался. Богъ знаетъ чѣмъ бы это кончилось, если бы бѣдствующій отрядъ не выручилъ случай.
Два офицера съ фрегата «Діана», пришедшаго, какъ оказалось впослѣдствіи, въ это время въ Де-Кастри, отправились на охоту и, отойдя верстъ на восемь отъ берега, случайно наткнулись на бивуакъ отряда. Офицеры эти были — лейтенантъ князь Оболенскій и поручикъ корпуса морской артиллеріи Антипенко. Всѣ невзгоды отряда кончились: съ «Діаны» тотчасъ же прислали провизію и врача для оказанія помощи больнымъ, которыхъ набралось не мало. Всѣ повеселѣли и работа закипѣла. Недѣли черезъ полторы вернулся изъ Маріинска прапорщикъ Барановъ съ провизіей и вновь соединившійся отрядъ, черезъ нѣсколько дней окончивъ свою задачу, пошелъ обратно, проведенной просѣкой къ озеру Кизи, а оттуда въ Маріинскъ. Всей просѣки было сдѣлано тридцать верстъ. Въ Маріинскѣ его ожидало приказаніе немедленно отправиться въ постъ Николаевскій, а потому, не дѣлая даже дневки, тронулись въ дальнѣйшій путь, внизъ по Амуру. Въ посту Николаевскомъ тоже не пришлось отдохнуть. Тамъ въ это время находился Муравьевъ, который приказалъ Глену отправиться съ отрядомъ въ заливъ Счастія въ Петровское зимовье[8].
И вотъ измученный, оборванный, полуголодный отрядъ, не отдохнувъ даже дня, на тѣхъ же, проплывшихъ уже тысячи верстъ. полусгнившихъ лодкахъ, на которыхъ и по рѣкѣ-то плавать не безопасно, тронулся въ путь въ Охотское море, опасное по свирѣпствующимъ въ немъ бурямъ даже большимъ океанскимъ судамъ. Такъ безропотно повиноваться и столько вынести могъ только лучшій въ мірѣ русскій солдатъ! Въ Николаевскѣ на лодки нагрузили якоря и цѣпи, которые нужно было доставить въ Петровское зимовье, и придали къ отряду 30 человѣкъ матросовъ съ фрегата «Паллады».
Плаваніе было неудачное. При выходѣ изъ Татарскаго пролива въ Охотское море, флотилія попала въ штормъ и не будь на лодкахъ матросовъ, понимавшихъ какъ слѣдовало управляться, вѣроятно, ни одинъ бы человѣкъ не спасся. Кое-какъ шлюпки направили на песчаную кошку, далеко выдавшуюся въ море, и выбросились на нее. Испуганные, изнуренные до полусмерти люди, выбравшись на берегъ, горячо возблагодарили Бога за свое чудесное спасеніе. Всѣ лодки были разбиты. Нечего было и думать продолжать путь на нихъ, и вотъ, оставивъ на кошкѣ грузъ якорей и цѣпей и взявъ съ собою кое-какую провизію, отрядъ направился берегомъ, безъ дороги, въ Петровское зимовье, до котораго наконецъ и добрался съ страшными усиліями.
Вслѣдъ за отрядомъ туда прибылъ на шхунѣ «Востокъ» Муравьевъ и, приказавъ немедленно приступить къ постройкѣ батареи на четыре орудія, на той же шхунѣ отправился въ Аянъ. Черезъ недѣлю послѣ ухода шхуны въ Петровское зимовье, пришелъ транспортъ «Иртышъ», подъ командою Чихачева, и отрядъ. окончивъ постройку батареи, былъ отправленъ на немъ въ Аянъ, куда и прибылъ въ серединѣ августа. Едва «Иртышъ» сталъ на якорь, какъ на него пріѣхалъ лейтенантъ князь Оболенскій съ приказаніемъ Муравьева: отряду пересѣсть на транспортъ россійско-американской компаніи «Камчатку», на которомъ въ это время подняли военный флагъ и поставили четыре орудія, и идти на немъ въ крейсерство къ Шантарскимъ островамъ ловить англійскихъ китобоевъ. Черезъ часъ по полученіи приказанія, люди были переведены съ «Иртыша» на «Камчатку», которая тотчасъ снялась съ якоря и ушла въ море. Крейсерство продолжалось всего нѣсколько дней и, во все время его, транспортъ встрѣтилъ только одно судно, оказавшееся американскимъ китобоемъ. По возвращеніи въ Аянъ, отрядъ былъ спущенъ на берегъ, гдѣ и всталъ лагеремъ. Во время своего четырехнедѣльнаго пребыванія въ Аянѣ, отрядъ построилъ двѣ батареи. Въ серединѣ сентября, оставивъ для окончанія работъ 50 человѣкъ, подпоручикъ Гленъ съ остальными людьми на томъ же транспортѣ отправился на Ситху, въ Ново-Архангельскъ, для охраны города, такъ какъ, не смотря на то, что колонія наши въ сѣверной Америкѣ были объявлены нейтральными, на нихъ все-таки ожидали нападенія англо-французскаго флота.
Оставленныхъ въ Аянѣ 50 человѣкъ тоже вскорѣ перевезли въ Ново-Архангельскъ на компанейскомъ бригѣ «Князь Меншиковъ».
Хотя съ отправленіемъ на Ситху и кончается дѣятельность этого отряда въ дѣлѣ присоединенія Приамурскаго края, но нѣкоторые случаи изъ его послѣдующей службы настолько интересны, что мы познакомимъ съ ними читателей.
Послѣ всѣхъ перенесенныхъ трудовъ и лишеній, жизнь на Ситхѣ естественно всѣмъ казалась прекрасною и даже отрадною. Кромѣ занятія карауловъ, солдаты работали за особую плату (сто рублей ассигнаціями въ годъ за человѣка) въ порту россійско-американской компаніи и имъ жилось дѣйствительно хорошо, но офицерамъ отряда, Глену и Баранову, приходилось плохо. Не имѣя возможности, вслѣдствіе блокады Ситхи союзниками, отправить во время аттестаты на жалованье въ свои части, они пять лѣтъ не получали казеннаго содержанія и жили только на то, что платила имъ, по условію съ правительствомъ, россійско-американская компанія. Казенное же жалованье за пять лѣтъ такъ для нихъ и пропало.
Однообразно тянувшаяся жизнь на Ситхѣ вдругъ оживилась" необычайнымъ происшествіемъ. Въ тѣ времена около самого Ново-Архангельска стояла большая деревня, населенная туземными инородцами, племени колошей, или иначе колюжей.
Солдаты отряда частенько хаживали въ эту деревню, но вскорѣ отношенія между ними и туземцами обострились. Причиной были женщины. Стали возникать ссоры, кончавшіяся иногда и драками, но далѣе дракъ дѣло не шло. Спустя годъ послѣ прибытія отряда, изъ деревни исчезло нѣсколько женщинъ и дѣвушекъ. Увѣренные, что они были похищены солдатами, жители деревни, мстя за оскорбленіе, предательски убили нѣсколькихъ дровосѣковъ отряда. посланныхъ въ лѣсъ. Не смотря на требованіе губернатора Ситхи, адмирала Всеволожскаго, колоши отказались выдать виновныхъ и, чувствуя, что это имъ даромъ не пройдетъ, вышли изъ деревни и заняли миссіонерскую церковь, стоявшую недалеко отъ города. Получивъ извѣстіе объ этомъ, Всеволожскій собралъ гарнизонъ и лично повелъ его къ занятой церкви. Остановясь съ отрядомъ саженяхъ въ ста отъ нея, онъ еще разъ обратился къ мятежникамъ съ требованіемъ выдать убійцъ, но въ отвѣтъ на это требованіе колоши открыли огонь. Тогда, видя, что убѣжденія не дѣйствуютъ, Всеволожскій приказалъ аттаковать церковь. Но это было дѣло не легкое. Церковь стояла на возвышенности, среди совершенно открытой мѣстности, да и колоши были вооружены англійскими штуцерами, между тѣмъ какъ гарнизонъ дрянными кремневыми ружьями. Пришлось привести изъ города орудіе, изъ котораго и стали стрѣлять по церкви. Послѣ нѣсколькихъ выстрѣловъ двери были разбиты, отрядъ бросился въ атаку и началась рѣзня, во время которой былъ тяжело раненъ прапорщикъ Барановъ, убито восемь и ранено двадцать нижнихъ чиновъ. Колоши, не успѣвшіе спастись бѣгствомъ, были почти всѣ перебиты.
Спустя годъ послѣ этого дѣла, прапорщикъ Варановъ былъ награжденъ, по представленію Всеволожскаго, Анною 4-й степени «за храбрость», а двое нижнихъ чиновъ, наиболѣе отличившіеся, георгіевскими крестами.
По окончаніи этой случайной войны, жизнь опять потянулась по старому, тихо и однообразно.
Года черезъ два по прибытіи на Ситху, Гленъ и Варановъ вдругъ совершенно неожиданно получили приказъ о томъ, что они переведены во флотъ мичманами. Это ихъ, конечно, ужасно удивило, но дѣлать было нечего и они не только одѣлись въ морскую форму, но даже усердно принялись за изученіе спеціальныхъ морскихъ предметовъ. Но не долго имъ пришлось быть во флотѣ. Черезъ нѣсколько времени они опять получили приказъ, въ которомъ было сказано, чтобы они носили только морскую форму, но что чины имъ будутъ идти по старому, по пѣхотѣ, а вслѣдъ затѣмъ получено распоряженіе снять и форму. Чѣмъ руководствовалось высшее начальство, переводя ихъ во флотъ, а потомъ заставляя для чего-то носить морскую форму, — такъ и осталось неизвѣстнымъ.
Въ 1859 году, пробывъ пять лѣтъ на Ситхѣ, Гленъ съ частію отряда вернулся на компанейскомъ пароходѣ «Александръ» въ Николаевскъ, откуда нижніе чины были отправлены въ Забайкалье въ свои баталіоны дослуживать сроки, а самъ Гленъ былъ переведенъ въ линейный баталіонъ въ Благовѣщенскъ.
Прапорщикъ Барановъ остался съ остальными людьми въ НовоАрхангельскѣ и умеръ тамъ отъ раны, полученной имъ въ стычкѣ съ колошами.
Гленъ, нынѣ полковникъ, не покинулъ край. въ присоединеніи котораго къ Россіи принималъ такое активное участіе, и командуетъ Уссурійскимъ казачьимъ полубаталіономъ, расположеннымъ въ постѣ Камень-Рыболовъ, Приморской области.
- ↑ Шилкинскій заводъ на р. Шилкѣ, въ Забайкальской области.
- ↑ Постройка баркасовъ, плотовъ и парохода «Аргунь» началась за два года до описываемаго нами похода, а именно съ 1852 г. Постройкой завѣдывали капитанъ-лейтенантъ Казакевичъ и мичманъ Сгибневъ. Строили нижніе чины 15-го линейн. батал. и не малое участіе приняло въ постройкѣ и горное вѣдомство.
- ↑ Въ распоряженіи редакціи «Историческаго Вѣстника» находятся весьма любопытныя записки Скобельцына, которыя и будутъ напечатаны въ теченіе нынѣшняго года.
- ↑ Фанза — китайская хижина, построенная изъ досокъ и обмазанная глиной.
- ↑ Со словъ покойнаго адмирала, генералъ-адьютанта Казакевича.
- ↑ Торжественная закладка памятника произошла 27 октября 1888 г., а самый памятникъ воздвигнется въ 1889 г.
- ↑ «Гнусомъ» въ Сибири называютъ комаровъ, мошекъ, пауковъ, оводовъ, строкъ, и вообще тешу подобныхъ пасѣкомыхъ. Ихъ водится въ глухихъ но отоптанныхъ уголкахъ Сибири такая масса, что ходить тамъ иначе не возможно, какъ съ волосяной сѣткой на лицѣ. Бывали случаи, что «гнусъ» на смерть заѣдалъ домашнихъ животныхъ. Тучи этихъ кровопійцъ такъ облепятъ несчастное животное, что оно, наконецъ, выбившись изъ силъ, падаетъ на землю и околѣваетъ. Случаи эти бываютъ не только въ самой тайгѣ, куда иногда, отбившись отъ стала, попадетъ скотина, а даже въ отдаленныхъ, болѣе глухихъ улицахъ сибирскихъ городовъ, какъ, напримѣръ, это было еще въ 1881—82 годахъ въ г. Хабаровскѣ.
- ↑ Постъ «Петровское зимовье» основанъ Невельскимъ въ 1850 году.