Вѣкъ юности Философіи не имѣетъ отличныхъ памятниковъ мудрости; но приводя насъ къ источнику всѣхъ системъ, показываетъ онъ первые опыты ума человѣческаго.
О Ѳалесе говаривалъ Аристотель, что онъ извѣстенъ только по слуху; и потому можно ли со всею достовѣрностію приписывать ему тѣ мнѣнія, какія обыкновенно приписываютъ, и не должно ли предположить, что мы многаго о немъ не знаемъ? По крайней мѣрѣ, говоритъ преданіе, онъ первый привелъ въ систему познанія Природы, заступившія мѣсто старинныхъ Космлогій и Миѳологій, началъ объяснять Природу явленіями, соединять всѣ свѣдѣнія и изслѣдывать ихъ начало, котораго искалъ онъ въ порядкѣ физическихъ и нравственныхъ предметовъ. Воду почиталъ онъ главнымъ существомъ, отъ котораго произошли и всѣ другія посредствомъ безчисленныхъ перемѣнъ и измѣненій.
Первое смѣлое отвлеченіе сдѣлано Анаксимандромъ: онъ почиталъ безконечное началомъ вселенной. Впрочемъ сіе начало, среднее между водою, воздухомъ и огнемъ, имѣло свойство не совсѣмъ отвлеченное Aнaксименъ придалъ ему болѣе вещественности и принялъ за безконечное воздухъ; самую душу называлъ онъ существомъ воздушнымъ, Гермотимъ Клазоменскій первый обратилъ вниманіе на начало мыслящаго существа. Онъ замѣтилъ въ душѣ свойство возвышаться надъ предметами физическими, и кажется проложилъ дорогу Анансагору, котораго можно назвать основателемъ новой Іонической секты. Сей Философъ въ точности наблюдалъ Природу и явленія ея. Изслѣдованія его удивительны; имъ замѣчена тяжесть воздуха. Предшественники его искали начала вещей въ существѣ, изъ котораго онъ состоятъ; Анаксагоръ почелъ за необходимость признать первую причину движенія. Порядокъ Природы родилъ въ немъ мысль о Виновникѣ всѣхъ существъ, и сія высокая мысль обратила на него ненависть современниковъ. И кто изъ великихъ людей не былъ гонимъ, подобно Анаксагору? Имъ, кажется, самая судьба завидуетъ, и за славу, какую они получаютъ по смерти, обременяетъ жизни, ихъ несчастіями. Анаксагоръ изслѣдовалъ способности души; законы языка и вліяніе его на образованіе способностей душевныхъ. Чувства, по его мнѣнію, доставляютъ начальныя свѣдѣнія; разумъ ихъ располагаетъ. Другіе Іонійскіе ученые, Діогенъ Аполлонійскій и Архелай Милезскій, не оставилъ ничего достойнаго вниманія: первый смѣшивалъ мнѣнія Анаксагора и Анаксимена, второй послѣдовалъ во всемъ Анаксагору, но не имѣлъ его талантовъ.
Ученіе Пиѳагорово представляетъ двѣ величайшія трудности: какія мнѣнія собственно ему принадлежатъ, и какъ проникнутъ таинственный ихъ смыслъ? Кто не знаетъ, что сей Философъ полагалъ ариѳмосъ началомъ вещей; но что разумѣлъ онъ подъ числами? простыя ли числъ отношенія? или вообще количество и величину? не есть ли ето способъ отвлеченнаго выраженія, или показаніе различныхъ отношеній? Можетъ быть таинственный Пиѳагоровъ ариѳмосъ заключалъ въ себѣ всѣ сіи значенія. Разсматривая міръ чувственный, замѣтилъ онъ, что всѣ предметы имѣютъ два условія — число и протяженіе; что пространство и время, заключающія въ себѣ всѣ тѣла и всѣ ихъ измѣненія, подвержены также изчисленію. Но всѣ великіе изобрѣтатели бывали очарованы открытіями своими, и Пиѳагоръ, очарованный системой ариѳмоса, смѣшалъ числа съ самыми предметами. Здѣсь является Метафизика. Пиѳагоръ различаетъ два рода способностей, чувственныя и умственныя; послѣдователи его Алкмеонъ, Филолай, Архитасъ, Евдоксъ, Тимей Локрійскій не измѣняли ученія Пиѳагорова и смѣло ему во всемъ подражали.
О Гераклитѣ, основателѣ новой Италійской секты, изъ преданія извѣстно множество сказаній. Поводомъ къ этому служила его уединенная жизнь и способъ выраженія аллегорическій. Всѣ мнѣнія его носятъ на себѣ отпечатокъ таланта. Тотъ, о которомъ съ уваженіемъ говоритъ Сократъ, не могъ быть человѣкомъ обыкновеннымъ. Философія его начинается сомнѣніемъ — онъ отрекается отъ мнѣній своихъ, желая ихъ исправить; смѣлое предприятіе, показывавшее силу генія. Среди волненій, какія случаются въ физическомъ и нравственномъ мірѣ, онъ признаетъ гармонію вселенной; среди непостоянства дѣлъ человѣческихъ и предметовъ скоро преходящихъ онъ усматриваетъ неизмѣняеные законы Природы. Вселенную считалъ онъ произведеніемъ Существа неизмѣняемаго. Принявши огонь за начало измѣненій, едва ли подъ симъ не разумѣлъ онъ силу, все оживляющую. Посредствомъ чувствъ, думалъ онъ, разумъ получаетъ свѣдѣнія. Разумъ, по его мнѣнію, есть изображеніе вселенной. Не примѣтны ли здѣсь слѣды Опытной Философіи?
Одною изъ лучшихъ похвалъ Гераклиту служитъ и то; что онъ былъ учителемъ Гиппократа, того Философа, которой болѣе всѣхъ Древнихъ раскрылъ опытныя методы, правильнѣе другихъ наблюдалъ Природу, — который всѣ естественныя науки обогатилъ новыми изслѣдованіями, и отъ котораго такъ много заимствовалъ Аристотель. Гиппократъ наблюдалъ также и сердце человѣка, наблюдалъ страсти. Вотъ положеніе его Философіи: «Должно всѣ правила извлекать не изъ умствованій, а изъ опытности, подъ руководствомъ разума. Сужденіе только соединяетъ и приводитъ въ порядокъ впечатлѣнія, получаемыя чувствами; потому что онѣ доставляютъ душѣ свѣдѣнія.»
Ѳалесъ и всѣ Іонійскіе ученые занимались болѣе Природой, нежели отвлеченными размышленіями? Пиѳагорейцы смѣшивали начало вещей съ началомъ познаній? Ксенофанъ, глава Клеатиковъ, сталъ изслѣдовать существованіе вещей, начало существованія и перемѣны. "Что существуетъ, " говорилъ онъ «то вѣчно, единственно, неизмѣнно. Но чувства увѣряются въ измѣненіи Природы.» Ето несогласіе чувствъ съ разумомъ сдѣлало его Скептикомъ.
Парменидъ, ученикъ и другъ Ксенофана, основатель Елеатической секты, довершилъ различіе между опытностью чувствъ и теоріей разума. «Все, что понимаетъ разумъ, по его мнѣнію, должно быть что-нибудь; все, что есть, то дѣйствительно; ничтожество можетъ быть предметомъ понятій разума.» Мелиссъ еще болѣе возставалъ противъ чувствъ. Наконецъ Зенонъ доказывалъ, что вселенная не имѣла ничего существеннаго; что она, какъ дымъ, исчезала передъ лучами умозрѣній. И сего-тр, смѣлаго въ сужденіяхъ Философа почитаютъ основателемъ Логики. Всѣ Елеатики, совершенно не довѣряя чувствамъ, опирались на размышленіяхъ отвлеченныхъ; для етаго выдуманы формулы, которыми болѣе запутывали они понятія, нежели сколько руководствовали разумъ въ сужденіяхъ. Тутъ появились Софисты, тѣ риторы, которые, желая соединить съ искусствомъ краснорѣчія искусство разсуждать, обезобразили Философію. Зеновъ вооружилъ разсудокъ противъ чувствъ, въ слѣдъ за нимъ Горгій вооружилъ разумъ противъ самаго разума; онъ доказывалъ, то нѣтъ ничего существеннаго, что если бы и было, что нибудь существенное, то мы не могли бы познать етаго, и если бы узнали, то не могли бы сообщать сего другихъ по причинѣ неопредѣленности словъ. Протагоръ, который названіе софиста, наставника мудрости, сновa перемѣнилъ на скромное Пиѳагорово титло философа, полагалъ разумъ въ способности чувствовать; но заключенія дѣлалъ подобныя Горгію. Каждый человѣкъ, думалъ онъ, есть мѣра и судія всѣхъ вещей; что онъ представляетъ себѣ, то только и дѣйствительно. Критіасъ, по свидѣтельству Аристателеву, подтвердилъ положеніе вразсужденіи чувствъ. Продикъ, Каллгасъ, Естадемъ и Діонисидоръ болѣе занималисъ правилами языка. Вообще все искусство Софистовъ состояло въ злоупотребленіи словъ, или софизмахъ. Они не заботились объ истинѣ, имѣя въ виду однѣ собственныя выгоды. Поллюсъ, Калликлессъ и Тразимехъ не стыдились говорить, что нравственность есть дѣйствіе страха; что настоящая польза, состоитъ въ потребностяхъ физическихъ; что тотъ и уменъ, кто умѣетъ удовлетворять своимъ склонностямъ. Не мелькаютъ ли здѣсь искры новѣйшаго матеріализма?
Нѣкоторые изъ Елеатиковъ составляютъ особенный рядъ философовъ, который защищая дѣйствіе чувствъ, могутъ по етому называться Елеатиками-физиками: таковъ Левзиппъ. Онъ принималъ опытность за орудіе разума, требующаго единства во множествѣ опытовъ. Замѣчательна странная его система Космогоніи, основывающейся на круглыхъ огненныхъ атомахъ. Съ нимъ сходенъ во мнѣніяхъ послѣдователь его Демокритъ. Но и онъ, убѣждая въ дѣйствіи чувствъ, обращался къ раціонализму Елеатиковъ-метафизиковъ. «Тѣла» говорилъ онъ "сообщаютъ душѣ различныя впечатлѣнія; но понятія въ умѣ зависятъ не отъ срхъ впечатлѣній, а отъ атомовъ, дѣйствующихъ прямо на разумъ; сіи-то атомы оставляютъ въ душѣ свои изображенія, idola. Ему послѣдовали Метродоръ Хійскій и Діагоръ. Наконецъ Емпедоклъ соединилъ въ своемъ ученіи всѣ различныя мнѣнія своихъ предшественниковъ. Къ тремъ стихіямъ Іонійскихъ ученыхъ — воздуху, водѣ и огню, прибавилъ онъ землю; по примѣру Елеатиковъ-физиковъ почитая сіи стихіи веществами сложными, и вмѣстѣ съ Пиѳагоррмъ принималъ монады за начала вещей; сверхъ того наполнилъ онъ воздухъ геніями. Пр мнѣнію Аристотеля, Емпедоклъ заключалъ всѣ познанія въ чувственности. Секстъ приписываетъ ему раціонализмъ; Цицеронъ, кажется, справедливѣе относитъ разность мнѣній къ его пламенному воображенію, которое иногда смѣшиваетъ предметы.
Таковъ первый возрастъ Философіи. Ученыхъ етаго періода останавливало видимое непостоянство чувственныхъ предметовъ. Познаніемъ называли они все прочное, опредѣленное, единое для всѣхъ и каждаго, и по тому иные изъ нихъ непочитали познаніемъ явленій чувственныхъ. Другіе представляли ихъ произведеніемъ началъ невидимыхъ. Начало вещей полагали въ монадѣ и смѣшивали съ нимъ начало познаній. Оставляя предметы нужнѣйшіе для человѣка, какими послѣ занимался Сократъ, они безъ всякихъ пособій и съ невѣрными наблюденіями покушались объяснить то, что геніемъ мудрости предоставлено было вѣкамъ грядущимъ.
Такимъ образомъ человѣкъ, въ первый разъ наблюдавшій Природу, позволялъ воображенію всѣ рѣзвые и смѣлые его порывы. Онъ не заботился о мудрости, необходимой для общежитія, понятая согражданъ своихъ слишкомъ счастливыми, стремился къ наслажденіямъ души, которая въ упражненіи способностей своихъ почерпаетъ сладкія свои удовольствія.
[Давыдов И. И.] Первые опыты философов: [Фалес, Анаксимандр и др.] / Двдв // Вестн. Европы. — 1818. — Ч. 98, N 5. — С. 36-44.