Первое пушешествіе въ Парижъ.
правитьВъ небольшомъ французскомъ городѣ Лоріанѣ, въ Бретани помѣщалась нѣкогда на Гаванской улицѣ булочная, принадлежавшая господину Коласу. Она славилась своими удивительными пирожными. Были тамъ и превкусныя миндальныя пирожныя, и пирожныя, начиненныя чудеснымъ вареньемъ изъ смородины и крыжовника. Стоили они по одному су, но лучшаго вы ничего не могли получить за ваши деньги! Коласъ былъ знаменитъ среди юнаго населенія города своими пирожными, а среди болѣе пожилыхъ согражданъ — своимъ путешествіемъ въ Парижъ. Когда Коласъ сватался къ Филоменѣ… вы должны знать, что имя госпожи Коласъ было Филомена; такъ ее всѣ и звали, никто никогда не говорилъ иначе, какъ «Филомена и господинъ Коласъ». Такое непочтительное отношеніе къ ней происходило, быть можетъ, оттого, что публика ужъ слишкомъ привыкла къ ней, видя ее почти всегда, въ бѣломъ передникѣ и нарукавникахъ, за открытымъ окномъ, откуда она весь день подавала своимъ покупателямъ, стоявшимъ на улицѣ, пирожныя, обсыпанныя бѣлоснѣжной сахарной пудрой. Дѣло въ томъ, что большинство покупателей ея были школьники. Подумайте только, что бы это было, если бы она вздумала пускать ихъ всѣхъ въ булочную! Каждый день, въ 10 ч. утра и въ 4 пополудни они наводняли бы булочную такъ, что повернуться въ ней было бы негдѣ. Нѣтъ, Филомена предпочитала подавать свой товаръ черезъ окошко, это было для нея гораздо удобнѣе, а ея неприхотливымъ покупателямъ это было безразлично — пирожныя отъ этого нисколько не теряли во вкусѣ. По правдѣ сказать, Филомена была простая уличная торговка, между тѣмъ какъ господинъ Коласъ считался заступающимъ мѣсто судьи въ коммерческомъ судѣ. — Итакъ, когда Коласъ сватался къ Филоменѣ, онъ обѣщалъ ей вмѣсто свадебнаго подарка поѣздку въ Парижъ. Онъ не имѣлъ въ виду, конечно, путешествія, которое предпринимаютъ сейчасъ же послѣ вѣнчанія; нѣтъ, они совершатъ эту поѣздку гораздо позднѣе, когда нибудь, когда у нихъ наберется для этого достаточно сбереженій.
— Это правда? — спросила Филомена.
— Клянусь вамъ, — отвѣтилъ Коласъ. — Даже если бы мнѣ для этого пришлось днемъ и ночью безъ отдыха дѣлать пирожныя, я васъ повезу въ Парижъ. Это рѣшено.
Такое соблазнительное обѣщаніе побѣдило послѣднія колебанія Филомены; она вышла замужъ за Коласа.
Когда они поженились, у нихъ ничего не было. Все имущество Коласа заключалось въ чрезвычайно скудной и скромной обстановкѣ: кровать, столъ и четыре стула въ передней комнатѣ, служившей магазиномъ. Прибавьте къ этому печь, скалку для тѣста и двѣ формы для различнаго рода печенья. Вотъ и все. Нельзя сказать, чтобы это было много.
Въ Лоріанѣ не много нашлось бы людей, побывавшихъ въ Парижѣ. Легче было совершить путешествіе въ Шандернагоръ или Пондимери[1], чѣмъ въ Парижъ. Лоріанцы знали одного человѣка, который совершилъ путешествіе въ Китай; но ни ему, ни кому либо другому въ городѣ не приходило въ голову считать это чѣмѣнибудь особеннымъ. Другое дѣло, если бы ему удалось побывать въ Парижѣ, тогда весь городъ относился бы къ нему, какъ къ выдающемуся человѣку, онъ-бы задавалъ тонъ въ городѣ, каждое его слово имѣло бы особенный вѣсъ, такъ сказать, ловилось-бы на лету его слушателями, между тѣмъ, какъ его едва слушали, когда онъ разсказывалъ о Мадагаскарѣ[2] или о мысѣ Доброй Надежды[3]. Ну, что такое мысъ Доброй Надежды? То-ли дѣло Парижъ!
Въ тѣ времена — господинъ и госпожа Коласъ совершили свое путешествіе въ 1812 году — еще не знали тѣхъ способовъ сообщенія, какія существуютъ теперь. О желѣзныхъ дорогахъ и помину не было. Переѣзды съ мѣста на мѣсто совершались на лошадяхъ въ тяжелыхъ, неуклюжихъ дилижансахъ или въ частныхъ, болѣе или менѣе удобныхъ и изящныхъ, экипажахъ и повозкахъ. На переѣздъ изъ одного города въ другой, который теперь совершается въ нѣсколько часовъ, тогда требовалось много дней, потому что на ночь всегда дѣлали остановки. Никому и въ голову не приходило путешествовать ночью. Мало-ли что можетъ случиться ночью! У васъ можетъ сломаться или опрокинуться экипажъ, вы можете подвергнуться нападенію стаи волковъ, наконецъ, разбойники могутъ напасть на васъ и ограбить, а то и убить. Нѣтъ, гораздо спокойнѣе остановиться для ночлега въ гостинницахъ. При такихъ условіяхъ на переѣздъ изъ Лоріана въ Парижъ требовалось не менѣе восьми дней.
Коласъ занялся вычисленіями: восемь дней до Парижа; восемь дней пребыванія въ Парижѣ; восемь дней для обратнаго путешествія; итого двадцать четыре дня. Какую кучу денегъ это должно стоить! По три франка съ человѣка переѣздъ отъ Лоріана до Ванна въ заднемъ отдѣленіи дилижанса; шесть франковъ отъ Ванна до Ренна и двадцать четыре франка отъ Ренна до Парижа. Итого на двоихъ переѣздъ туда и обратно обойдется въ сто тридцать два франка, не считая «чаевъ» ямщикамъ и кондукторамъ.
Наши будущіе путешественники не менѣе тщательно изслѣдовали вопросъ о гостинницахъ въ дорогѣ и въ самомъ Парижѣ. Что касается расходовъ въ пути, то они могли ихъ вычислить: имъ было извѣстно, во что приблизительно обходятся обѣдъ, ужинъ и ночлегъ въ гостинницѣ на одного человѣка. Но за то ихъ представленія о расходахъ, сопряженныхъ съ пребываніемъ въ Парижѣ, отличались большой туманностью, а справки, которыя они наводили объ этомъ предметѣ, гдѣ только можно было, не могли разсѣять этотъ туманъ. Голова у нихъ шла кругомъ, когда они думали, во что имъ обойдутся эти двадцать четыре дня, особенно, если имѣть въ виду неизбѣжное уменьшеніе приходовъ въ Лоріанѣ во время ихъ отсутствія. Впрочемъ, они не падали духомъ, и рѣшеніе ихъ оставалось непоколебимымъ.
Изъ года въ годъ они во всѣхъ подробностяхъ обсуждали планъ своего будущаго путешествія. Въ концѣ концовъ они сдѣлались предметомъ шутокъ для всего города. Проходя мимо окошка Филомены, знакомые спрашивали ее:
— Ну что, гдѣ вы теперь?
Всегда веселая, Филомена нисколько не обижалась и добродушно отвѣчала:
— Въ Мантѣ; мы понемногу подвигаемся впередъ.
А нѣкоторое время спустя она говорила:
— Мы доѣхали; теперь остается пуститься въ обратный путь.
Они радовались, какъ дѣти, всякій разъ, когда придумывали какое нибудь сокращеніе расходовъ. Такъ имъ пришло въ голову однажды, что имъ совершенно достаточно будетъ разъ въ день обѣдать въ гостинницѣ; ужинъ-же можно будетъ замѣнить хлѣбомъ и сыромъ.
— Но ты, Филомена, по утрамъ, конечно, должна имѣть свою чашку кофе съ молокомъ — говорилъ Коласъ.
— Низачто въ мірѣ; ты шутишь? — возмущалась Филомена.
Каждое сокращеніе расходовъ приближало ихъ къ осуществленію ихъ мечты, ради которой они отказывали себѣ во всякой, самой скромной, роскоши, съ любовью откладывая каждый грошъ.
У господина Коласа была повозка, очень удобная и прочная; онъ ѣздилъ на ней въ сосѣдніе городки на ярмарки, куда отвозилъ произведенія своей булочной. Повозку эту везла славная кобыла, которую онъ называлъ Колеттой и которую очень любилъ. Въ одинъ прекрасный день ему пришло на умъ, что все путешествіе до самого Парижа можно совершить въ собственной повозкѣ.
— Это обойдется гораздо дешевле, намъ придется тратить деньги только въ гостинницахъ, — сказалъ онъ женѣ.
— Но вѣдь Колетта не сдѣлаетъ ста сорока миль въ десять дней.
— Ни даже въ пятнадцать! Что жъ, мы удлинимъ наше путешествіе. Бѣда невелика.
— Покинуть домъ на цѣлыхъ шесть недѣль! — ужаснулась Филомена,
— Но вѣдь это единственный разъ въ жизни!
— Ладно! Шесть недѣль, такъ шесть недѣль!
— И подумай, мы все время будемъ, какъ у себя дома, въ нашей собственной повозкѣ и съ нашей Колеттой.
— Да, и я возьму съ собой большую корзину провизіи.
— А по пятницамъ мы будемъ ѣсть лукъ и крутыя яйца.
Глядя на нихъ, можно было подумать, что видишь передъ собою дѣтей; а между тѣмъ Филоменѣ шелъ уже сорокъ пятый годъ, хотя никто бы не далъ ей столько; постоянно хорошее расположеніе духа и доброта, разлитая по ея лицу, придавали ей чрезвычайно моложавый видъ.
Господинъ Коласъ взялъ къ себѣ на воспитаніе сына своего брата, котораго звали Кола; собственно его полное имя было, разумѣется, Кола Коласъ, но въ отличіе отъ дяди его называли просто Кола. Господинъ Коласъ далъ своему племяннику самое тщательное воспитаніе, благодаря чему Кола въ совершенствѣ умѣлъ приготовлять пирожныя и меренги.
— Онъ никогда не сравнится со мною въ искусствѣ приготовленія пирожковъ, — говорилъ господинъ Коласъ; но это было съ его стороны одно хвастовство: мальчикъ былъ, что называется, въ полномъ смыслѣ слова хорошій пирожникъ.
Къ тому же онъ былъ аккуратенъ и опрятенъ, какъ молодая дѣвушка, честенъ и зналъ счетоводство; на него безъ всякихъ опасеній можно было оставить домъ въ теченіе шести недѣль. Все равно, со временемъ заведеніе должно было перейти къ нему, такъ какъ у Коласа и Филомены не было дѣтей.
Наконецъ, насталъ великій день. Еще за два дня до того былъ составленъ полный инвентарь магазина, а наканунѣ отъѣзда наши путешественники отстояли въ церкви спеціально заказанную Филоменой обѣдню и затѣмъ обошли съ прощальными визитами своихъ друзей и знакомыхъ. Въ понедѣльникъ рано утромъ Колетта, предварительно тщательно вымытая и вычищенная, была запряжена въ повозку, сверкавшую чистотой; корзины и пакеты были аккуратно привязаны на своихъ мѣстахъ. Обнявъ и облобызавъ Кола трижды или четырежды, Коласъ съ Филоменой, наконецъ, усѣлись, и повозка медленно тронулась. Не разъ Коласъ оглядывался назадъ, пока они проѣзжали по тихимъ и пустыннымъ въ этотъ ранній часъ утра улицамъ, и лишь, выѣхавъ изъ города на большую дорогу, онъ рѣшительно пустилъ Колетту рысью.
Все шло хорошо въ продолженіе первыхъ дней путешествія и не слишкомъ плохо въ теченіе послѣднихъ дней. Остановка въ Ваннѣ доставила Филоменѣ рядъ наслажденій. Она побывала во всѣхъ Ваннскихъ церквахъ, а въ соборѣ св. Петра въ первый разъ въ жизни услыхала органъ. Реннъ понравился ей гораздо меньше. Она рѣшила, что Реннскій соборъ значительно уступаетъ собору въ Ваннѣ. Правда, она любовалась въ Реннѣ зданіемъ суда, но настоящимъ знатокомъ, въ сущности, она была только по части церквей, и въ ея глазахъ только тотъ городъ могъ считаться царемъ надъ всѣми городами, въ которомъ находились самыя красивыя церкви. Она не упускала случая разспрашивать всѣхъ встрѣчавшихся ей въ пути свѣдущихъ людей о Парижскихъ церквахъ. О, тамъ ихъ было видимо невидимо. Особенно ей расхвалили соборъ Парижской Богоматери; впрочемъ, въ Парижѣ было, можетъ быть, сорокъ другихъ церквей, одна красивѣе другой! Но вотъ чего не хватало Парижу, такъ это моря. Сена, конечно, тоже хороша, но моря она замѣнить не можетъ ни въ какомъ случаѣ.
Таковы были свѣдѣнія, почерпнутыя Филоменой о Парижѣ. Что касается Коласа, то у него было одно желаніе: увидать на Марсовомъ полѣ смотръ войскамъ въ присутствіи самого императора.
Дни шли за днями. Но когда двое людей, уже далеко не первой молодости и не особенно впечатлительные, давно къ тому же знающіе другъ друга, проводятъ двадцать дней подрядъ съ глазу на глазъ, то это какъ будто ужъ слишкомъ много и слегка надоѣдаетъ; всѣ темы для разговоровъ съ теченіемъ времени исчерпываются. Какъ ни пріятна мысль, что видишь свѣтъ, но въ концѣ концовъ ничто такъ не похоже на норманскую равнину какъ другая норманская равнина, особенно, когда имѣешь обыкновеніе разсматривать природу только съ точки зрѣнія ея способности производить хлѣба или фруктовыя деревья. Желая щадить силы Колетты, Коласъ все чаще и чаще дѣлалъ остановки; но бѣдное животное, несмотря на это, имѣло порядкомъ таки истощенный видъ. Каждое утро, запрягая лошадь, Коласъ спрашивалъ себя, не слѣдуетъ ли дать ей два или три дня полнаго отдыха. Но Филомена съ легкимъ вздохомъ замѣчала, что остановиться на два или три дня въ маленькомъ мѣстечкѣ, церковь котораго, по сравненію съ другими видѣнными ею церквями, имѣетъ видъ сарая, значитъ, обречь себя на смертельную скуку — и наши путешественники медленно и уныло тащились дальше. Колетта плелась, повѣсивъ уши, Филомена пыталась заснуть или зѣвала такъ, что, казалось, вотъ-вотъ вывихнетъ себѣ челюсти, Коласъ, не переставая, насвистывалъ всю дорогу, чтобы хоть такимъ образомъ поддержать въ себѣ исчезающую бодрость. Онъ поминутно то слѣзалъ съ повозки, чтобы «дать отойти своимъ онѣмѣвшимъ членамъ», то опять садился, чтобы «отдохнуть», то снова слѣзалъ, трепалъ Колетту по шеѣ и замѣчалъ, что она въ поту.
— Она точно стала тише ходить, — говорилъ онъ.
Онъ дулъ ей въ поздри и протягивалъ ей кусокъ хлѣба, отъ своего собственнаго ужина. У него самого, впрочемъ, совсѣмъ не было больше аппетита. Изо дня въ день черствый хлѣбъ и холодное мясо — не особенно вкусная ѣда для пирожника, привыкшаго къ лакомымъ кускамъ,
На одной изъ ближайшихъ къ Версалю[4] остановокъ имъ сказали, чтобы они обратили вниманіе на великолѣпный Версальскій дворецъ.
— А церкви? — спросила Филомена.
— О, церкви тамъ самыя обыкновенныя.
Однако Версаль имъ совсѣмъ не понравился. Чтобы дать передохнуть Колеттѣ, они остановились на какой-то улицѣ, гдѣ были одни только дровяные дворы, да харчевни для извощиковъ.
— Да что они нашли въ Версалѣ? ничего тутъ нѣтъ особеннаго, — рѣшилъ Коласъ.
На мощеной дорогѣ ихъ трясло немилосердно.
— Они здѣсь даже не умѣютъ мостить какъ слѣдуетъ, — сказала Филомена, — Пріѣхали бы они въ Доріанъ, посмотрѣли бы, что такое хорошая мостовая.
Давно уже они перестали здороваться съ встрѣчавшимися на дорогѣ прохожими, какъ это принято въ Бретани; имъ обыкновенно не отвѣчали на привѣтствіе. Это равнодушіе глубоко оскорбляло ихъ.
— Какіе дикари! точно мы не такіе же христіане, какъ они!
Начиная съ Севра, имъ стали встрѣчаться повозки огородниковъ, возвращавшихся съ базара. Коласу стоило не малаго труда подвигаться впередъ, не задѣвая поминутно кого нибудь.
— Осторожно! смотри по сторонамъ! — говорила Филомена.
— Я и то смотрю, — отвѣчалъ Коласъ.
— Гляди налѣво, вонъ ѣдетъ двухколесная телѣжка.
— А справа цѣлый возъ!
— А какъ у насъ въ Лоріанѣ тихо да спокойно на улицахъ! просто благодать! Иди себѣ прямо и впередъ не гляди. То-то Колетта была бы рада быть дома! Ей, бѣдной, не сладко во всѣхъ этихъ хлѣвахъ.
— Да и намъ тоже, въ ихъ гостинницахъ. Они понятія не имѣютъ, что такое хорошій пуховикъ. У меня всѣ бока точно переломаны.
Филомена перенеслась мыслью въ свою лавочку, гдѣ служанка возсѣдала на ея мѣстѣ за прилавкомъ.
Скоро и каникулы кончатся, школы вновь откроются. Что то подумаютъ школьники, не видя ея за окномъ? Въ концѣ концовъ, вѣдь не вѣчно же будетъ продолжаться это путешествіе.
— Послушай-ка, Коласъ, развѣ ужъ намъ такъ необходимо оставаться въ Парижѣ цѣлыхъ восемь дней?
— Только ради Колетты, въ сущности.
— Да вѣдь она отдыхала теперь цѣлыхъ два дня.
— Ну, пожалуй, съ нея хватитъ и четырехъ дней въ Парижѣ.
— А можетъ быть и двухъ?
— Въ два дня тебѣ не поспѣть осмотрѣть всѣ церкви.
— Да я ихъ столько перевидала ужъ! Вотъ развѣ ради тебя. Вѣдь, можетъ быть, въ эти два дня какъ разъ и не будетъ смотра.
— А можетъ быть, императора и нѣтъ теперь въ Парижѣ!
— Мальчишка въ трактирѣ сказалъ мнѣ вчера, что онъ въ Москвѣ. А что, это очень далеко?
— Эй, вы тамъ! не зѣвайте! того и гляди задѣнете! — раздался чей-то сердитый голосъ.
— Вы никакъ хотите переломать мнѣ колесо? — крикнулъ какой-то человѣкъ, тащившій тачку.
— Прошу открыть сундуки, — произнесъ таможенный чиновникъ.
— Что такое? что это все значитъ? — воскликнула Филомена.
— Это Парижъ, мы въѣзжаемъ въ Парижъ! — отвѣтилъ Коласъ.
— Такъ это — Парижъ! — съ разочарованіемъ въ голосѣ проговорила Филомена, оглядывая первые виднѣвшіеся за заставой домики предмѣстья. — Да это совсѣмъ не красиво.
— Скорѣй, скорѣй, ваши корзины! — торопили таможенные чиновники и, схвативъ одну изъ корзинъ Филомены, довольно безцеремонно стащили ее на землю, рискуя сломать. — Вашъ ключъ!
— Да вотъ я сейчасъ поищу его.
— Поторопитесь, пожалуйста!
— Я не могу его найти.
Чиновникъ схватываетъ желѣзный клинъ и молотокъ и готовится взломать замокъ.
— Да подождите же немного, чортъ возьми, — восклицаетъ Коласъ, который начинаетъ терять свое хладнокровіе.
— Тогда убирайтесь съ дороги, не задерживайте другихъ.
— О, намъ больше ничего и не нужно.
И Коласъ взмахиваетъ кнутомъ, собираясь проѣхать впередъ.
— Подождите, голубчикъ, не торопитесь! Вы хотите проѣхать, не давъ осмотрѣть своихъ вещей? Да знаете ли вы, что я могу велѣть отвести васъ на гауптвахту Ступайте назадъ и ждите своей очереди.
— А долго придется ждать?
— Да съ часъ, — отвѣтилъ чиновникъ, видя, съ кѣмъ онъ имѣетъ дѣло.
Коласъ отъѣхалъ назадъ и сталъ позади цѣлаго ряда повозокъ, безпрестанно подъѣзжавшихъ къ заставѣ, пока онъ велъ свои переговоры съ таможеннымъ чиновникомъ. Медленно подвигалась впередъ линія повозокъ; казалось, конца ей не будетъ. Часъ, о которомъ говорилъ таможенный чиновникъ, представлялся Коласу цѣлой вѣчностью. Настроеніе духа Филомены становилось все болѣе мрачнымъ.
— Если бы я могла предвидѣть все это, — говорила она, — я бы ни за что не уѣхала изъ Лоріана!
— Да, нигдѣ не можетъ быть такъ хорошо, какъ дома, — сказалъ Коласъ.
— Скажите, пожалуйста, сударыня, — обратилась Филомена къ женщинѣ, сидѣвшей позади ея на самомъ верху повозки, нагруженной связками бѣлья, — вы хорошо знаете Парижъ?
— Знаю-ли я Парижъ? какъ свои пять пальцевъ. Я вѣдь стираю бѣлье на парижанъ.
— Тамъ всюду столько народу и столько телѣгъ?
— О, въ томъ кварталѣ, гдѣ я бываю, вдвое больше.
— А соборъ Парижской Богоматери, онъ и въ самомъ дѣлѣ такъ красивъ, какъ говорятъ о немъ?
— Соборъ Богоматери? Не знаю такого.
— Богъ съ вами! Вы каждый день бываете въ Парижѣ и не знаете собора Богоматери!
— Ну нѣтъ; ужъ не каждый день; я бываю два раза въ недѣлю, по средамъ и субботамъ. А впрочемъ, прощайте; я иду раньше васъ, потому что вы не двигаетесь съ мѣста. — Вотъ странные люди, продолжала она про себя, пробравшись со своей телѣгой впередъ, можно подумать, что они приросли къ этому мѣсту.
— Знаешь, что я думаю, Филомена? — обратился Коласъ къ своей женѣ.
— Да что съ тебя достаточно знакомства съ Парижемъ.
— Ты угадала!
— И я думаю также, — продолжала Филомена. — И еще я думаю, что намъ было бы гораздо лучше въ Лоріанѣ, въ задней комнаткѣ нашей булочной, гдѣ мы спокойно сидѣли бы теперь съ нашимъ милымъ толстымъ дурачиной Кола и всѣ вмѣстѣ подъѣдали бы жареныя сардинки и вкусные гречневые блины.
— Въ концѣ концовъ, мы вѣдь сами себѣ господа, и никто не можетъ намъ помѣшать уѣхать отсюда. Чиновники, которые тамъ роются въ чужихъ вещахъ и все скалятъ зубы, глядя на насъ, не имѣютъ никакого права тронуть наши вещи, если мы повернемъ въ Версаль.
— А оттуда въ Ваннъ.
— А оттуда въ Лоріанъ.
— А ихъ мы оставимъ съ носомъ.
— И черезъ двадцать дней мы будемъ у себя дома. Вотъ ужъ мѣсяцъ почти, какъ мы уѣхали изъ дома.
— Я не могу понять теперь, чего намъ вздумалось затѣять всю эту возню только для того, чтобы увидать эти жалкіе домишки.
— Говорятъ, что такихъ домовъ тамъ тысячи!
— Ну, и что съ того, когда они всѣ похожи одинъ на другой!
— Филомена! такъ рѣшено?
— Рѣшено.
— Ура! домой, въ Гаванскую улицу! Ну, Колетта, трогай, милая!
Колетта поворачивается задомъ къ Парижу. Филомена дѣлаетъ презрительную гримасу по его направленію. Коласъ, въ припадкѣ мальчишеской веселости, показываетъ ему кукишъ, приставляя обѣ руки къ носу.
— Ей-Богу, — говоритъ онъ, — никогда въ жизни я не былъ такъ радъ.
Съ каждой станціей, приближающей ихъ къ Лоріану, радость ихъ увеличивается. Сохранивъ еще довольно большой запасъ денегъ, они теперь путешествуютъ, можно сказать, съ роскошью. Въ Реннѣ они останавливаются въ гостинницѣ, гдѣ обыкновенно останавливаются только фермеры и зажиточные горожане. Они дѣлаютъ частыя и продолжительныя остановки, чтобы дать отдохнуть Коллетѣ, причемъ Филомена пользуется случаемъ побывать снова въ церквяхъ и поблагодарить различныхъ святыхъ за ихъ покровительство во время путешествія.
Наконецъ они въ Лоріанѣ! Они чрезвычайно счастливы оттого, что снова очутились у себя дома, и еще болѣе счастливы оттого, что совершили таки свое знаменитое путешествіе.
— Я далъ себѣ слово совершить поѣздку въ Парижъ, и я сдержалъ его, — говоритъ Коласъ, похлопывая себя по бедрамъ съ видомъ героя, восхваляющаго свои собственные подвиги.
Въ тотъ же вечеръ онъ началъ повѣствованіе о своихъ приключеніяхъ, которое кончится, безъ сомнѣнія, только вмѣстѣ съ его жизнью. Сколько чудесъ онъ перевидалъ, сколько достопримѣчательностей — это прямо невозможно себѣ представить! А Филомена видѣла еще гораздо больше чудеснаго! Не думайте, пожалуйста, что они это все выдумываютъ. Нѣтъ, они разсказываютъ только то, что видѣли на самомъ дѣлѣ. Конечно, нельзя отрицать, что теперь все видѣнное представляется имъ въ нѣсколько иномъ свѣтѣ. Кола слушаетъ ихъ, развѣсивъ уши. Онъ теперь преисполненъ совершенно исключительнаго уваженія къ своимъ знаменитымъ родственникамъ. Это не какіе-нибудь провинціалы; они видѣли Парижъ! или, по крайней мѣрѣ, одну изъ его заставъ. Уваженіе это раздѣляется всѣми окружающими. Жители Лоріана удивляются, что такая важная особа, вообще, еще снисходитъ до того, чтобы дѣлать для простыхъ смертныхъ пирожки. Правда, со времени своего возвращенія изъ путешествія онъ изготовляетъ ихъ еще съ большимъ совершенствомъ, чѣмъ раньше. Все-таки, люди, побывавшіе въ Парижѣ, вносятъ во все, что они ни дѣлаютъ, что-то такое, до чего никогда не дойти простому провинціалу.
Такова исторія этой семьи, состоявшей изъ Филомены, Кола, Коласа и Колетты. Все это произошло очень давно, въ доброе старое время. Они были, такъ сказать, піонерами, впервые попытавшимися войти въ сношенія съ обширнымъ, далекимъ свѣтомъ. Въ настоящее время всѣ жители Лоріана, конечно, побывали на Эйфелевой башнѣ[5].
"Юный Читатель", № 6, 1904
- ↑ Города въ Вестъ-Индіи.
- ↑ Островъ у береговъ Африки.
- ↑ Южная оконечность Африки.
- ↑ Версаль — въ окрестностяхъ Парижа, резиденція многихъ французскихъ королей, извѣстенъ своими красивыми и богатыми дворцами и парками.
- ↑ Знаменитая башня въ Парижѣ, построенная инженеромъ Эйфелемъ къ всемірной выставкѣ въ 1889 году.