СБОРНИКЪ
ЛУЧШИХЪ ПОЭТИЧЕСКИХЪ ПРОИЗВЕДЕНІЙ
СЛАВЯНСКИХЪ НАРОДОВЪ
править
ХОРУТАНСКІЕ ПОЭТЫ.
правитьФ. ЦЕГНАРЪ.
правитьФранцъ Цегнаръ, современный хорутанскій поэтъ, родился въ 1826 году, въ Старомъ Лоцѣ (Altlaak). Еще будучи гимназистомъ, началъ онъ усердно изучать памятники отечественнаго языка и, въ особенности, сербскія народныя пѣсни, чѣмъ обратилъ на себя особенное вниманіе Цигаля, тогдашняго редактора «Славоніи». Въ 1850 году Цегнаръ самъ сдѣлался редакторомъ политико-литературнаго журнала «Славонія», а черезъ годъ — «Люблянской Газеты». Въ 1853 году Цегнаръ поступилъ на службу въ тріестскую почтовую дирекцію, откуда, черезъ годъ, перешолъ въ телеграфное вѣдомство. Въ настоящее время онъ состоитъ главнымъ начальникомъ телеграфнаго бюро въ Тріестѣ. Въ 1860 году Цегнаръ собралъ свои, разбросанныя по разнымъ журналамъ, стихотворенія и издалъ ихъ отдѣльной книжкой. Стихотворенія Цегнара носятъ на себѣ печать народности и отличаются необыкновенною звучностью и правильностью стиха. Кромѣ того, онъ извѣстенъ какъ переводчикъ сербскихъ и чешскихъ народныхъ пѣсенъ, «Маріи Стюартъ» Шиллера, «Деборы» Мозенталя и другихъ. Наконецъ, Цегнаръ принималъ самое дѣятельное участіе въ составленіи обширнаго «Нѣмецко-хорватскаго Словаря», изданнаго въ 1860 году подъ редакціею Водника, на счотъ покойнаго епископа люблянскаго Вольфа.
ПЕГАМЪ И ЛАМБЕРГАРЪ.
На поляхъ, передъ стѣнами Вѣны,
Злой Пегамъ шатеръ раскинулъ дерзко —
И съ письмомъ шлётъ кесарю посланца;
Въ немъ Пегамъ надменно заявляетъ:
«Далеко, въ краяхъ своихъ восточныхъ,
Въ тѣхъ краяхъ, гдѣ солнышко восходитъ,
Слышалъ я, что дочь имѣешь Виду
Красоты невиданной на свѣтѣ.
Лишь вчера о Видѣ я услышалъ —
И сегодня ужь за ней пріѣхалъ.
Присылай ко мнѣ красотку Виду,
А за ней въ приданое три воза
Золотыхъ дукатовъ на разживу.
Если жь ты мнѣ Виды не уступишь,
То со мной готовься къ поединку:
Я убью тебя, развѣю прахомъ
Твой дворецъ, возьму малютку Виду,
А всѣхъ тѣхъ, кто только попадется
Во дворцѣ — побью безъ милосердья,
Вороньямъ доставлю пиръ на славу!»
Прочиталъ письмо Пегама кесарь,
Прочиталъ и началъ горько плакать;
Плакалъ онъ и говорилъ со вздохомъ:
«До чего, о Боже мой, я дожилъ:
Злой Пегамъ отнять грозится Виду
И зоветъ меня на поединокъ!
Страшенъ бой съ исчадьемъ этимъ адскимъ:
У него три головы на плечахъ,
У него огонь изъ глотки пышетъ,
У него въ устахъ языкъ змѣиный,
А въ груди собачье сердце бьётся:
Просто срамъ — отдать Пегаму Виду,
А на бой идти — идти на гибель;
Съ нимъ никто не можетъ состязаться:
На землѣ такого нѣтъ юнака.
Только Богъ одна надежда наша!»
Такъ судилъ и кесарь самъ, и Вѣна,
Такъ и всѣ судили въ государствѣ.
Весь народъ главу посыпалъ пепломъ,
Посѣщалъ босой святыя церкви,
Приносилъ священные обѣты,
Призывалъ Всевышняго на помощь
И себѣ, и кесарю, и Видѣ.
День прошолъ, за нимъ другой промчался,
Въ третій разъ взошло на небо солнце.
Наконецъ вельможа приближенный,
Бойноміръ, приходитъ къ государю,
Говоритъ ему съ поклономъ низкимъ:
"Выслушай меня, нашъ славный кесарь!
Есть еще у насъ одна надежда:
Въ намъ придетъ еще сегодня помощь
Изъ того плѣнительнаго края,
Гдѣ шумитъ излучистая Сава,
Гдѣ живетъ народъ надежный, храбрый.
Вѣрь, пока въ живыхъ еще нашъ витязь
Ламбергаръ, пока въ немъ бьётся сердце —
Не видать Пегаму нашей Виды.
Посылай скорѣе въ Бѣлый Камень,
Напиши юнаку Ламбергару:
"Ламбергаръ, сѣдлай коня скорѣе!
"У меня Пегамъ грозится Виду
"Взять съ моей сѣдою головою
"И побить живое все, что встрѣтитъ.
"У меня струхнули всѣ юнаки;
"Какъ овца дрожитъ при видѣ волка,
"Такъ юнакъ трясется предъ Пегамомъ.
"Осѣдлай коня, скачи скорѣе,
"Порази ужаснаго Пегама,
"Чтобы насъ онъ не срамилъ, проклятый,
«Чтобы онъ не хвастался предъ нами!»
Просіялъ въ лицѣ печальный кесарь,
Одарилъ онъ щедро Бойноміра
И послалъ письмо въ тотъ край прекрасный,
Гдѣ шумитъ излучистая Сава,
Гдѣ живетъ народъ надежный, храбрый.
Въ томъ письмѣ, отправленномъ на Саву,
Онъ писалъ юнаку Ламбергару:
«Ламбергаръ, сѣдлай коня скорѣе!
У меня Пегамъ грозится Виду
Взять съ моей сѣдою головою
И побить живое все, что встрѣтить.
У меня струхнули всѣ юнаки;
Какъ овца дрожитъ при видѣ волка,
Такъ юнакъ трясется предъ Пегамомъ.
Осѣдлай коня, скачи скорѣе,
Порази ужаснаго Пегама,
Чтобы насъ онъ не срамилъ, проклятый,
Чтобы онъ не хвастался предъ нами!»
И письмо пришло въ тотъ край прекрасный,
Гдѣ шумитъ излучистая Сава,
Гдѣ живетъ народъ надежный, храбрый.
И пришло письмо то въ Бѣлый Бамень;
Ламбергаръ прочелъ письмо — и слёзы
На глазахъ юнака показались,
И сказалъ со вздохомъ онъ: «о, Боже!
До чего мы дожили! самъ кесарь
Мнѣ велитъ идти на бой ужасный,
Страшный бой съ чудовищемъ Пегамомъ.
Но, клянусь, пока цѣла на плечахъ
Голова, пока крѣпка десница
И Господь поддерживаетъ духъ мой —
Не возьметъ Пегамъ прекрасной Виды,
Хвастовству его конецъ настанетъ!
Жернова бросаю я рукою,
Сталь волю своей булатной саблей —
Отрублю и голову я ею
Злому, ненасытному Не гаму.»
Услыхавъ такія рѣчи сына,
Подошла старушка мать къ юнаку,
Начала давать ему совѣты:
«Ничего не бойся, милый сынъ мой!
Крестъ сильнѣй, чѣмъ дьявольская сила —
Онъ предъ ней, какъ солнце передъ тьмою —
И съ крестомъ осилишь ты Пегама:
Вѣдь онъ хочетъ честный крестъ осилить.
У него три головы на плечахъ,
Но изъ нихъ двѣ крайнія — чужія,
Обѣ — безднъ геенскихъ порожденье,
Лобъ его въ три пяди вышиною,
Лобъ его въ три пяди шириною.
Какъ пойдешь ты на борьбу съ Пегамомъ,
Крестъ повѣсь на грудь свою крутую,
Осѣни себя крестомъ всесильнымъ,
Какъ тебя я съ малыхъ лѣтъ учила:
Этотъ крестъ осилитъ вражью силу
Въ головахъ пегамовыхъ проклятыхъ.
Не руби, не тронь ихъ острой саблей:
Ты ударь по головѣ середней.
Милый сынъ, или на битву съ Богомъ!
За тебя я помолюсь усердно.»
Такъ его учила мать старушка
До лоры, какъ ночь сошла на землю
И глаза усталые сомкнулись.
Чудный сонъ привидѣлся старушкѣ,
Чудный сонъ — добро онъ ей пророчилъ:
Будто въ небѣ ясномъ, въ поднебесья
Страшный змѣй летитъ съ восхода солнца,
Цѣлый міръ пожрать онъ, словно, хочетъ,
Небеса далекія и землю;
А за нимъ два ангела несутся
Въ облавахъ туманныхъ отъ заката,
Изъ десницъ такія стрѣлы мечутъ,
Что дрожитъ земля, трепещетъ небо —
И былъ змѣй низверженъ въ бездны ада.
И сказалъ старушкѣ божій ангелъ:
«Встань, пора, голубушка старушка!
Перешла далеко ночь за полночь,
Ужь заря на небѣ показалась,
Пѣтухи пропѣли пѣсню утра.»
Рано утромъ вставъ отъ сна, старушка
Лобъ, уста и грудь перекрестила
И идетъ будить героя-сына:
«Ужь пора вставать, мой сынъ любезный!
Перешла далеко ночь за полночь,
Ужь заря на небѣ показалась,
Пѣтухи пропѣли пѣсню утра.
Дологъ путь въ далекую столицу,
А прибыть туда ты долженъ нынчѣ.
Чудный сонъ привидѣлся мнѣ, сынъ мой,
Чудный сонъ — добро онъ намъ пророчитъ:
Будто въ небѣ ясномъ, въ поднебесьи
Страшный змѣй летитъ съ восхода солнца,
Цѣлый міръ пожрать онъ, словно, хочетъ,
Небеса далекія и землю;
А за нимъ два ангела несутся
Въ облакахъ туманныхъ отъ заката,
Изъ десницъ такія стрѣлы мечутъ,
Что дрожитъ земля, трепещетъ небо —
И былъ змѣй низверженъ въ бездны ада!»
Ламбергаръ колѣно преклоняетъ,
Креститъ лобъ, уста свои и перси;
Вставъ съ одра, прощается съ старушкой,
Небесамъ старушку поручаетъ,
У нея цалуетъ нѣжно руку.
Онъ беретъ съ собой нарядъ богатый
И свою, въ сто центовъ вѣсомъ, саблю,
Крестъ святой на шею надѣваетъ,
Покрываетъ голову шеломомъ,
Не простымъ — изъ золота литого,
На коня любимаго садится,
Говоритъ коню онъ вороному:
«Гей, Сѣрко, мой вѣрный конь-товарищъ!
Гдѣ найдти бойца, какъ твой хозяинъ?
Гдѣ сыскать коня, какъ ты, мой вѣрный!
Ты семь лѣтъ стоялъ спокойно въ стойлѣ,
ѣлъ одну румяную пшеницу,
Пилъ вино серебрянымъ ушатомъ;
А теперь пора намъ въ путь-дорогу,
Въ тяжкій бой съ чудовищемъ Пегамомъ.
Если мы, Богъ дастъ, домой вернемся —
Я тебѣ подковы золотыя
И узду шелковую добуду,
Подарю парчевую попону,
Въ серебро велю обдѣлать ясли,
Припасу ведерко золотое.»
И заржалъ Сѣрко подъ Ламбергаромъ;
Сыплютъ искры звонкія подковы,
Словно сталь на грузной наковальнѣ
Подъ кузнечнымъ молотомъ тяжолымъ.
Быстръ соколъ въ далекомъ поднебесья,
На землѣ Сѣрко еще быстрѣе.
Изъ-за горъ выходитъ ярко солнце.
Ламбергаръ по улицамъ люблянскимъ
На нонѣ своемъ такъ быстро скачетъ,
Что земля дрожитъ подъ копытами
И звѣнятъ во всѣхъ окошкахъ стекла.
Повернулъ онъ къ мосту черезъ Саву,
Но не хочетъ по мосту онъ ѣхать:
Конь его чрезъ Саву прямо скачетъ.
Передъ нимъ мелькаютъ справа, слѣва
И луга, и рѣки, и поляны;
Пыль столбомъ несется въ поднебесьѣ.
Какъ блеститъ оружье Ламбергара!
Какъ перо колышется на шлемѣ!
Поглядишь — ужь солнце на закатѣ,
Ламбергаръ ужь у воротъ столицы:
«Отпирай, привратникъ, Ламбергару,
А не то махнетъ онъ чрезъ ворота
И бояръ печальныхъ напугаетъ!»
Поглядѣлъ на витязя привратникъ,
Увидалъ, что дѣло не на шутку,
Взялъ ключи, торопятся къ воротамъ —
И, скрипя, ворота отворились.
Ламбергаръ вступаетъ гордо въ Вѣну,
А ему на встрѣчу воеводы —
Горячо цалуютъ Ламбергара
И его блестящее оружье;
И несутся радостные клики
Въ небесамъ и отдаются долу.
Во дворецъ героя провожаютъ:
Трижды онъ предъ кесаремъ склоняетъ
Голову и молвитъ: «Нынчѣ утромъ
Всталъ съ одра я на Землѣ Словенской,
На Землѣ Словенской, въ Бѣломъ Камнѣ,
А теперь стою передъ тобою,
Жду твоихъ священныхъ приказаній.
Я готовъ вступить въ борьбу съ Пегамомъ
И, клянуся всемогущимъ Богомъ,
Государь — пока цѣла на плечахъ
Голова, пока крѣпка десница
И Господь поддерживаетъ духъ мой —
Не возьметъ Пегамъ прекрасной Виды,
Хвастовству его конецъ настанетъ.
Жернова бросаю я рукою,
Сталь волю своей булатной саблей,
Отрублю и голову я ею
Злому, ненасытному Пегаму,
Прежде чѣмъ взойдетъ надъ нами солнце,
Прежде чѣмъ настанетъ утро въ Вѣнѣ.»
Просіялъ при этомъ грустный кесарь,
И, на тронъ съ собою Ламбергара
Посадивъ, устроилъ пиръ на славу,
Угощалъ его до поздней ночи,
Наливалъ онъ въ честь его здравицы,
До поры, какъ Ламбергаръ промолвилъ:
«Государь, корона государства!
Ужь пора и отдохнуть порядкомъ,
Подкрѣпить усталость отъ дороги;
Посмотри — одиннадцать пробило;
Предъ борьбой отдохновенье нужно!»
И встаетъ онъ и ко сну отходитъ;
Скоро сонъ ему смежаетъ очи,
И во снѣ привидѣлось юнаку,
Что въ лѣсу стоитъ онъ на утесѣ,
А предъ нимъ — на деревѣ высокомъ —
Змѣй ползетъ между вѣтвей въ вершинѣ.
Гдѣ сидитъ невинная голубка —
Поглотить голубку эту хочетъ.
Но слетаетъ ястребъ сизокрылый
И своимъ желѣзнымъ, острымъ клювомъ
Раздробляетъ голову ехиднѣ
И къ ногамъ бросаетъ Ламбергара.
Ламбергаръ вмигъ это сна воспрянулъ
И, присѣвъ на пышномъ, мягкомъ ложѣ,
Осѣнилъ крестомъ чело и перси,
И потомъ, вскочивши, такъ промолвилъ:
«Слава Богу, отдохнулъ я славно,
И при этомъ видѣлъ сонъ отличный!
Ужь заря румяная на небѣ
Загорѣлась, ужь блѣднѣютъ звѣзды —
Ужь пора мнѣ снаряжаться въ битву.»
Надѣваетъ онъ нарядъ богатый,
И беретъ въ сто центовъ вѣсомъ саблю.
Крестъ святой на шею надѣваетъ,
Покрываетъ голову шеломомъ,
Не простымъ — изъ золота литого,
Изъ дворца блестящаго выходитъ,
На коня любимаго садится.
Говоритъ коню — коню лихому:
«Гей, Сѣрко, мой вѣрный конь-товарищъ!
Гдѣ найдти бойца, какъ твой хозяинъ?
Гдѣ сыскать коня, какъ ты, мой вѣрный?
Ты семь лѣтъ стоялъ спокойно въ стойлѣ,
ѣлъ одну румяную пшеницу,
Пилъ вино серебрянымъ ушатомъ,
А теперь пора намъ въ путь-дорогу,
Въ тяжкій бой съ чудовищемъ Пегамомъ.
Если мы, Богъ дастъ, домой вернемся —
Я тебѣ подковы золотыя
И узду шелковую добуду,
Подарю парчевую попону,
Въ серебро велю обдѣлать ясли,
Припасу ведерко золотое.»
И заржалъ Сѣрко подъ Ламбергаромъ,
Онъ заржалъ и такъ понесся быстро,
Что земля и домы задрожали
И въ окошкахъ стекла зазвенѣли.
Сыплютъ искры звонкія подковы,
Словно сталь на грузной наковальнѣ
Подъ кузнечнымъ молотомъ тяжолымъ.
Онъ въ ворота проѣзжать не хочетъ —
Скачетъ онъ чрезъ стѣну городскую.
Всходитъ кесарь на балконъ высокій,
А народъ — на стѣны городскія.
Ламбергаръ три раза объѣзжаетъ
Вкругъ шатра пегамова и громко
Говоритъ проклятому Пегаму:
«Выходи на лугъ, Пегамъ несытый!
Ламбергаръ зоветъ тебя на битву.
Слышалъ я на Савѣ, въ Бѣломъ-Камнѣ,
О твоей и дерзости и злобѣ;
Кровь твою я прохладить пріѣхалъ.»
И Пегамъ выскакиваетъ быстро,
Словно звѣрь ужасный трехголовый,
И кричитъ: «Какъ разъ ты прибылъ въ нору,
Сумасбродъ, бродяга! славный завтракъ
Изъ костей твоихъ я приготовлю
И напьюсь твоей горячей крови!»
И летитъ Пегамъ на Ламбергара.
Ламбергаръ махнулъ булатной саблей,
По рукѣ Пегама онъ ударилъ —
И летитъ рука та саженъ двадцать;
Только глядь — опять Пегамъ съ рукою,
И въ рукѣ сверкаетъ сабля снова.
И вскричалъ съ досадой храбрый витязь:
«Хоть рука и выросла, но, вѣрно,
Голова не выростетъ другая,
Какъ ее на саблю я надѣну!»
Налетѣлъ онъ снова на Пегама,
Словно валъ морской на дикій камень,
И булатной саблей замахнулся —
Только гулъ пронесся отъ размаха.
Онъ ударъ направилъ по середней
Головѣ чудовища и разомъ
Снесъ ее съ широкихъ плечъ Пегама
И воткнулъ на саблю боевую.
Голова желѣзными зубами
На мечѣ булатномъ скрежетала,
А во прахъ поверженное тѣло
На травѣ и билось и металось…
Вмигъ другихъ головъ его не стало:
Словно снѣгъ растаяли, исчезли.
Льётся кровь ручьями изъ Пегама,
Жжотъ траву росистую, какъ пламя.
Ламбергаръ идетъ равниной тихо,
Съ головой Пегамовой на саблѣ,
Кажетъ онъ ее всему народу,
Что смотрѣлъ на битву съ стѣнъ высокихъ,
И потомъ въ Дунай ее кидаетъ —
И вода, какъ кипятокъ, клокочетъ,
Поглощая голову Пегама.
Поднялись восторженные клики
Къ небесамъ и отдаются долу.
Острый мечъ рѣшилъ тотъ споръ ужасный!
Изъ-за горъ выходитъ ярко солнце,
Льётъ лучи горячіе на Вѣну.
Возвратясь въ столицу послѣ боя,
Ламбергаръ идетъ въ святую церковь,
Чтобы тамъ благодаренье Богу
Принести за славную побѣду.
И гремятъ колокола повсюду,
И «Te Deum» слышится во храмахъ.
Кесарь пиръ устраиваетъ въ замкѣ
И на пиръ зоветъ онъ Ламбергара,
Приглашаетъ витязей почётныхъ,
И на тронъ, съ собой и съ Видой рядомъ,
Ламбергара храбраго сажаетъ;
Угощаетъ вплоть до поздней ночи,
Наливаетъ въ честь его здравицы,
Выдаетъ за Ламбергара Виду,
А за ней въ приданое три воза
Золотой монеты назначаетъ,
Да еще на Савѣ девять замковъ.
И домой съ красавицей женою
Ламбергаръ пріѣхалъ въ Бѣлый-Камень
И себѣ и матери на радость.
И теперь гусляръ, бродя вдоль Савы,
Часто пѣснь поётъ подъ звуки гуслей,
Пѣснь поётъ о славномъ Ламбергарѣ.
М. Петровскій.