Партія вчетверомъ.
Повѣсть Эрнста Экштейна.
править
— Вы стали говорить, съ нѣкоторыхъ поръ, удивительно дико, милый Отто. Если вы хотите, чтобъ я понимала васъ, выражайтесь яснѣе.
— Но милая кузина…
— «Онъ», кто этотъ «онъ»?
— Имя тутъ ровно ничего не значитъ. Я хотѣлъ только дать вамъ понятіе о дѣлѣ вообще, для того чтобъ просить васъ утѣшить мою мать…
— И это вы называете «дать понятіе о дѣлѣ?» Вы неподражаемы, Отто! Но шутки въ сторону. Вы знаете, что я вамъ другъ. Ваше волненіе удивляетъ меня. Что вы затѣваете? Бросьте эту таинственность и разскажите хорошенько. Пока мы тутъ, въ нишѣ, еще одни; но угрожающая фигура профессора уже мелькаетъ вдали. Такъ скорѣе же, пока еще не поздно. Если только я могу помочь вамъ, располагайте мною.
— Помочь? Нѣтъ, вы слишкомъ добры, милая Луиза. Я прошу васъ только, въ случаѣ какого нибудь несчастія со мною, утѣшить мою мать въ потерѣ ея единственнаго сына.
— Въ своемъ ли вы умѣ?
— Къ сожалѣнію, да. Неужели вы сомнѣваетесь, что пущенная изъ пистолета пуля можетъ согнать со свѣту самаго здороваго человѣка?
— Вы хотите стрѣляться?
— Да, кузина.
— Но, ради Бога, за что?
— Одинъ изъ насъ долженъ очистить мѣсто: онъ или я! Неужели вы думаете, что мужественный и честный человѣкъ можетъ смотрѣть спокойно на то, какъ какой нибудь безстыдный интриганъ отнимаетъ у него его невѣсту? Я другаго мнѣнія. Тутъ рѣшитъ судьба!
— Вы были помолвлены? Въ первый разъ слышу объ этомъ! Отто, у васъ замѣчательно скрытный характеръ. А можно ли спросить, какъ зовутъ эту дѣвушку?…
— Пока она невѣста другаго, я никогда не произнесу ея имени.
— Отто, мнѣ кажется, вы видите это дѣло въ ложномъ свѣтѣ.
— Какъ это, кузина?
— Подумайте: дѣвушка, которая измѣнила вамъ, которая предпочла вашего соперника!
— А, понимаю! Жаль только, что на дѣлѣ-то это выходитъ совершенно иначе, чѣмъ вы воображаете. Еслибъ она могла приводить въ исполненіе свои намѣренія, то никогда бы этотъ презрѣнный не восторжествовалъ надо мною! Ее въ полномъ смыслѣ слова принудили. Неужели вамъ нужно объяснять, какими средствами можетъ располагать тиранка-мать, когда она захочетъ сбыть съ рукъ свою дочь?
Луиза покраснѣла.
— Она такъ же несчастна, какъ и я, продолжалъ молодой офицеръ, — но, какъ женщина, она должна молчать и терпѣть. Я же, какъ мужчина, съумѣю дѣйствовать.
— А кто женихъ?
— Отвѣчайте мнѣ на мой вопросъ. Обѣщаете ли вы утѣшить мою добрую мать, когда меня не станетъ?
— Отто, въ не понимаете того, что вы говорите. Подумайте о послѣдствіяхъ, умоляю васъ!
— Я все обдумалъ кузина.
— Невозможно, иначе вы оставили бы эти сумасбродныя мысли. Вы намѣреваетесь совершить тяжкое преступленіе…
Отто пожалъ плечами.
— Вамъ угодно называть такъ это, кузина.
— Нѣтъ, это вѣрно и справедливо. Ваше намѣреніе преступно уже потому только, что оно безцѣльно…
— Безцѣльно?…
— Ну да, милый Отто. Станемъ смотрѣть безъ всякой сантиментальности, съ одной только практической точки зрѣнія. Если вы будете убиты…
— Тогда однимъ несчастнымъ существованіемъ будетъ меньше на свѣтѣ.
— Прекрасно сказано, только не особенно логично. Мнѣ кажется, влюбленные должны стараться скорѣе о томъ, чтобы жить подлѣ обожаемой особы, чѣмъ умереть вдали отъ нея.
— Но если первое невозможно?
— Кто говоритъ это? Такъ говоритъ малодушіе!
— Мы все перепробовали, дорогая Луиза…
— Кто знаетъ? Но оставимъ этотъ пунктъ. И такъ, если вы будете убиты, то приготовите вашимъ роднымъ, а въ особенности вашей возлюбленной, безконечное горе и не достигнете желанной цѣли. Въ состояніи ли вашъ растерявшійся умъ понять эту простую истину?
— Не спорю съ вами.
— Но съ этимъ первымъ пунктомъ вы согласны? Обратимся ко второму. Предположимъ, что вы убьете вашего соперника: что изъ этого выйдетъ?
Глаза Отто загорѣлись почти страшнымъ огнемъ. На устахъ его заиграла презрительная улыбка.
— Что изъ этого выйдетъ? повторилъ онъ медленно, дѣлая удареніе на каждомъ слогѣ. — Ваши вопросы забавны, милая кузина! Если я убью его, то его преступная наглость будетъ наказана, какъ она того заслуживаетъ; а возлюбленная…
— Никогда не будетъ вашею женою.
— Нужно будетъ только выждать.
— Отто, не обманывайте самого себя. Если вы до сихъ поръ не успѣли достигнуть того, чего вы такъ пламенно желаете, — какимъ образомъ можете вы надѣяться послѣ такой кровавой катастрофы…
— О, я возьмусь тогда за другія струны; Если эта деспотическая старуха станетъ настаивать на своемъ отказѣ, я забуду всякое уваженіе къ ней. Я твердо рѣшился увезти, въ случаѣ нужды, мою невѣсту….
— Это звучитъ довольно романически, но я сомнѣваюсь, чтобы малютка согласилась на это. Нисколько не отрицая ея духовныхъ и моральныхъ совершенствъ, я тѣмъ не менѣе осмѣливаюсь утверждать, что у прекрасной незнакомки не хватитъ энергіи для такого рѣшительнаго шага. Если материнскій авторитетъ былъ въ состояніи навязать ей немилаго жениха, то покорное дитя позволитъ и впослѣдствіи управлять и располагать собою. Въ одинъ день нельзя эмансипироваться.
Отто тупо и пристально смотрѣлъ вдаль.
— Но если… если я ошибаюсь въ этомъ, продолжала молодая женщина, — то… то увезите дѣвушку сейчасъ же. Вы отвратите такою поспѣшностью богопротивное кровопролитіе…
— Вотъ такъ идея! Но прежде чѣмъ представится случай къ ея осуществленію, ужасное дѣло будетъ, можетъ быть, уже совершено! Вѣдь свадьба то назначена всего черезъ нѣсколько недѣль, кузина.
— Довольно времени для того, чтобъ завоевать царство. Послушайте, Отто, я желаю вамъ добра. Обѣщайте мнѣ ждать терпѣливо и покорно, покрайней мѣрѣ хоть одну недѣлю….
— Зачѣмъ?
— Изъ любви ко мнѣ! Конечно, тѣмъ временемъ, вамъ придетъ на умъ какая нибудь мысль. Подарите меня вашимъ полнымъ довѣріемъ.
— Ахъ! чего бы я не сдѣлалъ, еслибъ только зналъ…
— Во всякомъ случаѣ, вы ничего не теряете, если мы обсудимъ основательно это дѣло. Какъ вы думаете?
— Конечно ничего не теряю, но…
— Знаете ли что? Приходите ко мнѣ завтра отъ четырехъ до пяти часовъ пополудни: мы посмотримъ тогда, что дѣлать. Но до тѣхъ поръ обѣщайте мнѣ не дѣлать ни одного опрометчиваго шага. Согласны?
— Хорошо, я буду на мѣстѣ ровно въ половинѣ пятаго. Теперь же не хочу больше надоѣдать вамъ, кузина. А propos, вы танцуете?
— Нѣтъ, Отто!
— Иначе я позволилъ бы себѣ…
— Вы слишкомъ добры, кузенъ. Ступайте лучше къ молодымъ дѣвушкамъ и забудьте свои фантазіи. Желаю вамъ веселиться, милый Отто.
Офицеръ всталъ и съ рыцарской вѣжливостію поцѣловалъ руку своей пріятельницы. Затѣмъ онъ изчезъ въ толпѣ бродившихъ взадъ и впередъ гостей.
Въ ту же самую минуту появилась «угрожающая фигура профессора». Это былъ почтенный старикъ; за нимъ шелъ молодой мужчина, лѣтъ тридцати.
— Позвольте, милостивая государыня, представить вамъ сына одного изъ самыхъ дорогихъ для меня друзей. Докторъ Леопольдъ Винтеръ, изъ В…. госпожа фонъ Устендорфъ…
Луиза вздрогнула незамѣтнымъ образомъ и измѣнилась въ лицѣ. И молодой человѣкъ былъ повидимому чрезвычайно изумленъ.
— Возможно ли? спросилъ онъ раскланиваясь, — фрейлейнъ Луиза фонъ Гергардтъ…
— А, вы знакомы между собою?
— Мы земляки, господинъ профессоръ, возразилъ Леопольдъ. — Когда вы говорили мнѣ о прелестной госпожѣ фонъ Устендорфъ, я и не подозрѣвалъ…
— Скажите пожалуйста! Вотъ такъ приключеніе! И такъ, вы знакомы другъ съ другомъ! Ну, въ такомъ случаѣ, у васъ есть о чемъ поговорить: о добромъ старомъ времени, о добрыхъ пріятеляхъ и пріятельницахъ, о свадьбахъ и смертныхъ случаяхъ, какіе ведетъ за собою жизнь. Не хочу мѣшать вамъ, милостивая государыня….
— Но, господинъ профессоръ, вы вовсе не мѣшаете, пожалуйста…
— Знаю, знаю. Вуду имѣть честь послѣ. Мое нижайшее почтеніе.
И дружески кивнувъ головою, онъ ушелъ изъ ниши, предоставляя молодымъ людямъ мѣняться своими воспоминаніями.
Леопольдъ первый прервалъ молчаніе.
— Фрейлейнъ, милостивая государыня, хотѣлъ я сказать. Боже, какъ это странно звучитъ!..
Луиза улыбнулась.
— Знать молодую особу только дѣвицею Гергардъ, а потомъ встрѣтить ее безъ всякаго предваренія, совершенно неожиданно, госпожою фонъ Устендорфъ. Сознайтесь сами, милостивая государыня…
— Ну, это въ порядкѣ вещей, господинъ… докторъ. Вы не имѣли еще этого титула, когда я видѣла васъ въ послѣдній разъ.
— Сколько лѣтъ прошло съ тѣхъ поръ, какъ мы видѣлись въ маскарадѣ у маленькой Генріэты?
— Да лѣтъ шесть, семь, никакъ не меньше.
— Вы знаете, что Генріэта вышла, тѣмъ временемъ, замужъ?
— Я такъ и думала. Она была помолвлена. Мы уже давно перестали переписываться.
— Такъ все проходитъ подъ луною. Она считалась тогда самымъ лучшимъ вашимъ другомъ.
— Вонъ изъ глазъ, вонъ изъ сердца. Виновата она. Счастлива ли она съ своимъ Рейнгольдомъ?
— Съ Рейнгольдомъ?! Бѣдняка Рейнгольда очень скоро выбросили за бортъ. Она вышла замужъ за богатаго берлинскаго банкира, а Рейнгольдъ уѣхалъ въ отчаянія въ Америку.
— Глупецъ!
— Странно, странно, что вы могли потерять изъ виду задушевнаго друга вашей молодости.
— Но откуда вы знаете, что…
— Моя сестра извѣщаетъ меня, временами, обо всемъ что тамъ дѣлается.
— Скажите пожалуйста! Чрезвычайно лестно, что при такихъ условіяхъ имя Устендорфъ до такой степени чуждо вамъ…
— Это нѣчто другое, милостивая государыня.
— Какъ такъ?
— Это было… это произошло… она не упоминала обо немъ но моему собственному желанію.
— Еще лучше! Знаете ли вы, многоуважаемый господинъ докторъ, что вы очень-очень нелюбезны?
— Вы понимаете меня не такъ, какъ слѣдуетъ…
— Нѣтъ, нѣтъ, я всегда чувствовала, что въ отношеніи меня вы… какъ бы это сказать принимали всегда какой-то особенный тонъ. Вы… простите меня, что я говорю объ этихъ давно-прошедшихъ вещахъ.
— Милостивая государыня, право, я не знаю… Вы совершенію не понимаете меня…
— Я только шучу…
— Совершенно справедливо, вы только шутите, но въ основаніи вашей шутки лежитъ что-то далеко не шуточное. Признаюсь вамъ, что я не разъ приходилъ въ затрудненіе, стараясь объяснить себѣ ваши слова и поступки. Выходитъ стало быть, что это отчуждающее впечатлѣніе основывалось на чувствѣ взаимности?
— Можетъ быть.
— Что касается до меня, то если, временами… можетъ быть вовсе не желая того… я казался рѣзокъ или насмѣшливъ — то это происходило отъ того только… отъ того только, что я былъ убѣжденъ, что внушаю вамъ сильное отвращеніе…
Лицо Луизы покрылось яркой краской.
— Вы ошибались, возразила она съ искуственнымъ спокойствіемъ. — Я видѣла, что вы могли быть очень любезны, если только хотѣли; а видѣла всѣ ваши превосходныя свойства… Но…
Она остановилась.
— Пожалуйста, продолжайте. Но?…
— Но меня оскорбляло, что вы умышленно отказывались отъ этихъ преимуществъ, коль скоро приближались ко мнѣ.
— Милостивая государыня, сказалъ Леопольдъ твердымъ голосомъ, — могу ли я быть откровеннымъ?
— Почему же нѣтъ? Я люблю откровенность и въ бездѣлицахъ и въ важныхъ дѣлахъ. Говорите!
— Вы замужемъ, я помолвленъ — излишняя осторожность была бы просто смѣшна. Я говорилъ вамъ, что моя сестра не говорила мнѣ о васъ и вашей судьбѣ по моему собственному желанію…
— Я находила, что именно это-то и нелестно…
— Но вы не знаете моихъ причинъ.
— Мнѣ было бы очень любопытно узнать.
— Я любилъ васъ…
Луиза засмѣялась.
— Вы точь въ точь такой же какъ и прежде. Мнѣ кажется вы уже объяснились на этотъ счетъ Генріетѣ; это была шутка, которая въ то время чрезвычайно оскорбила меня.
— Но, увѣряю васъ, милостивая государыня…
— Знаю… Генріэта въ тотъ вечеръ такъ долго насмѣхалась надо мною, что я, сильно разсердившись, ушла отъ нее. Мы не говорили другъ съ другомъ въ теченіи двухъ недѣль. Эта дружеская ссора была вашимъ дѣломъ, господинъ докторъ.
— Такъ стало быть эта змѣя солгала! Что сказала она вамъ?
— Боже мой! вы хотите, чтобъ я помнила это еще и теперь. Вы требуете невозможнаго.
— Припомните, сдѣлайте одолженіе.
— Не все ли равно?..
— О, для меня далеко не все равно, что вы можете принимать меня за низкаго человѣка, за что-то вродѣ Мефистофеля. Что сказала она?
— Ну, она пришла ко мнѣ и стала поздравлять меня съ остроумнымъ обожателемъ. Я не понимала ее. «Луизхенъ» шептала она, «милая дитя, онъ признался мнѣ во всемъ: онъ обожаетъ тебя и скоро воспоетъ ея во всевозможныхъ журналахъ и газетахъ подъ именемъ Хлои». И при этомъ она смѣялась такъ необузданно, что у меня выступили съ досады слезы на глазахъ.
Леопольдъ задумчиво смотрѣлъ вдаль:
— Это было или неслыханное коварство или же безпримѣрная неловкость. Я сдѣлалъ ее своей повѣренной. Я просилъ ее помочь мнѣ. Безсовѣстная!
— Станемъ-те говорить о чемъ нибудь другомъ.
— Зачѣмъ же, милостивая государыня? Мнѣ очень важно убѣдить васъ.
— Но я прошу васъ.
— Нѣтъ, нѣтъ; теперь, когда мы именно объ этомъ заговорили, надобно снять эту тяжесть съ души. Клянусь всемогущимъ Богомъ, милостивая государыня, я былъ несказанно влюбленъ въ васъ…
— Въ самомъ дѣлѣ?
— Далеко, далеко больше, чѣмъ теперь въ мою невѣсту.
— Вы наивны. Бѣдная дѣвушка!
— Я констатирую только явный фактъ.
— Явный? Ужь не хотите ли вы польстить мнѣ? Увѣряю васъ заранѣе, что я чрезвычайно невоспріимчива…
— У меня были совершенно другія намѣренія. Я не желаю проводить параллели. Луиза фонъ Гергардтъ, которую я зналъ когда-то, слишкомъ отлична отъ моей бѣлокурой, тихой Эмми… Нѣтъ я не обманывалъ себя на этотъ счетъ. Но въ тридцать лѣтъ любятъ разумнѣе чѣмъ въ двадцать.
— Разумнѣе? Конечно, это было очень неблагоразумно находить упомянутую выше Луизу достойною любви.
— Вы большая мастерица перетолковывать въ дурную сторону самыя невинныя рѣчи. Я хотѣлъ сказать, что въ тридцать лѣтъ сердце неспособно уже къ той пылкой, самоотверженной, чрезмѣрной любви, которая освѣтила — или опалила — первую весну нашей молодости.
— Что вы разумѣете подъ словами, пылкая, самоотверженная, чрезмѣрная любовь? Если вы дѣйствительно любите вашу Эмми, то эти три эпитета и теперь еще могутъ найти такое же примѣненіе, какъ…
— Какъ прежде, хотите вы сказать? Но вотъ съ этимъ-то я и не согласенъ. Повторяю вамъ, человѣкъ моихъ лѣтъ уже покончилъ съ сладкими иллюзіями первой молодости. Теперь кровь течетъ у меня въ жилахъ такъ спокойно, такъ холодно… да, такъ холодно, что я могу говорить о дняхъ моей первой любви, какъ о какомъ нибудь невозвратимомъ историческомъ фактѣ… И слава Богу, что это такъ!
Луиза взглянула задумчиво на блестящую суматоху зала. Ея рука играла машинально вѣеромъ!
— Итакъ, вы помолвлены? спросила она послѣ минутнаго молчанія. — Не будетъ ли нескромностью съ моей стороны, если я освѣдомлюсь о личности будущей госпожи докторши?
— Вовсе нѣтъ. Моя невѣста — единственная дочь вдовствующей надворной совѣтницы Фабриціусъ, бѣлокурая, розовая и стройная дѣвушка восьмнадцати лѣтъ. Она въ состояніи написать сноснымъ образомъ французское письмо и чрезвычайно кротка и скромна…
— Чего же вамъ еще? Поздравляю васъ отъ всего сердца, господинъ докторъ…
— Покорно благодарю. Вы незнакомы съ этимъ семействомъ?
— Къ сожалѣнію…
— Въ противномъ случаѣ я попросилъ бы у васъ кой какихъ подробностей. Все что я знаю — это только то, что Эмми — милая, любезная дѣвушка, а мама Фабриціусъ — дама, которая… ну, у которой очень много талантовъ для тещи.
— И вы такъ мало заботитесь объ обстановкѣ семейства, которое такъ близко вамъ?
— Что прикажете дѣлать, милостивая государыня? сегодня ровно три недѣли, какъ я въѣхалъ въ этотъ городъ, и девять дней съ тѣхъ поръ, какъ я помолвленъ….
— Возможно ли? Ваше счастье такъ молодо?
— Ни на одинъ часъ не старше. Въ тридцать лѣтъ у человѣка нѣтъ ни времени ни охоты тянуть любовный романъ. Я увидалъ Эмми въ одномъ небольшомъ частномъ кружкѣ, она понравилась мнѣ; съ своей стороны и я, повидимому, былъ непротивенъ ей, вотъ я и подумалъ…
— Ну, нечего сказать, вотъ такъ легкомысліе!
— Милостивая государыня, въ подобныхъ вещахъ я могу полагаться на свою проницательность. Удивительная кротость, которою дышетъ все существо Эмми, плѣнила меня. Я сказалъ самому себѣ: это невинное дитя создано для тебя, она не станетъ ни тиранствовать, ни лгать, — а ты долженъ же рано или поздно положить конецъ своей цыганской жизни…
— Право, вы чрезвычайно быстро рѣшились.
— Мнѣ надоѣло вѣчное кочеванье изъ одного мѣста въ другое; я знаю полъ-Европы и добрую часть Азіи и Африки…
— Мнѣ кажется, вы землевладѣлецъ?
— Ну да; но до сихъ поръ я столько же заботился объ управленіи моими помѣстьями, какъ эскимосъ объ эстетикѣ. Съ тѣхъ поръ., какъ я оставилъ., отечество и все, что было дорого мнѣ, я безъ отдыха бродилъ по свѣту, нося въ сердцѣ изображеніе холоднаго, насмѣшливаго, ахъ! и все-таки небесно-прекраснаго лица… и это видѣніе, преслѣдовавшее меня отъ Рима до Каиро, отъ Петербурга до Нижняго-Новгорода, отъ Таго до Эфрата, эта сладко-мучительная мечта — были вы, фрейлейнъ Луиза, милостивая государыня, хотѣлъ я сказать.
— Вы доходили до Эфрата? прошептала Луиза въ пріятномъ смущеніи.
— До Эфрата и дальше. О, когда ищешь покоя, то путешествуешь быстро! Слава Богу! Дѣтская тоска улеглась съ лѣтами… Я сталъ разсудителенъ. Я забылъ возлюбленнаго демона, спугнувшаго меня отсюда. Я выучился понимать жизнь и въ счастливыя минуты смѣялся надъ моими собственными фантазіями.
— Эфратъ… красивая рѣка?
— Трудно рѣшить. Когда я бродилъ по его берегамъ, я обращалъ очень мало вниманія на ландшафты. Вѣдь это было только черезъ полгода послѣ того маскарада. Рана была еще слишкомъ свѣжа, милостивая государыня.
— Вы говорите, какъ будто бы я Богъ знаетъ какъ провинилась передъ вами. И такъ, Эмми Фабриціусъ называется вашей невѣстой. Почему ее нѣтъ здѣсь?
— Мама не потерпѣла бы этого, не въ обиду ей будь сказано. Малютка занята съ утра и до ночи изготовленіемъ своего приданаго. Шесть или семь швей окружаютъ ее съ ранняго утра и до поздней ночи. Спать ложатся не прежде какъ въ полночь…
— Развѣ день свадьбы такъ близокъ?
— Должно быть черезъ четыре, пять недѣль. Это дѣло мама Фабриціусъ. Я предоставилъ это на ея волю.
— Такъ стало-быть вашу невѣсту нельзя уже видѣть до свадьбы?
— Трудно.
— Жаль!
— Вы интересуетесь ею?
— Чрезвычайно.
— Гм! Знаете ли что, милостивая государыня?
— Ну?
— Поѣзжайте со мною завтра утромъ въ замокъ. Такъ называетъ мама Фабриціусъ свою скромную дачу…
— Что вы говорите!…
— Неужели мое предложеніе кажется вамъ такъ странно?
— Странно? Да, въ величайшей степени.
— Но, милостивая государыня, вѣдь мы уже не дѣти. Въ случаѣ нужды мы возьмемъ съ собой какую нибудь другую даму.
— Я не нуждаюсь въ этомъ, только…
— Такъ скажите же: да. Сдѣлайте мнѣ одолженіе, первое, о которомъ я когда либо просилъ васъ.
— Но что подумаютъ дамы въ замкѣ, когда совершенно незнакомая…
— Незнакомая? Я представлю васъ, какъ подругу моей молодости, какъ кузину, какъ сестру, если хотите. Мама Фабриціусъ приметъ васъ съ распростертыми объятіями. Малюткѣ вы дадите нѣсколько совѣтовъ касательно ея подвѣнечнаго платья и дружескій союзъ будетъ заключенъ на вѣки-вѣчные.
— Чрезвычайно эксцентричная идея..
— Но оригинальная. Скажите: да!
— Да же, когда такъ. Вы видите, что не смотря на свои двадцать восемь лѣтъ, я готова еще на сумазбродныя выходки.
— Рѣшено. Завтра въ половинѣ десятаго я заѣзжаю за вами въ своей одноколкѣ. Nota bene… Извините меня, ради Бога, за мое безпримѣрное невѣжество. Я не проронилъ еще ни одного слова по поводу вашего супруга. Я сочту за счастье познакомиться съ нимъ.
Луиза помедлила съ минуту отвѣтомъ.
— Господинъ фонъ Устендорфъ умеръ, сказала она торжественно.
— Умеръ. Вы вдова?
— Мой мужъ убитъ въ сраженіи при Садовѣ.
Въ эту минуту въ нишу вошелъ профессоръ. Разговоръ, очень естественно, принялъ другое направленіе. Леопольдъ молчалъ какъ будто бы его тутъ не было. Когда черезъ нѣсколько минутъ былъ поданъ сигналъ для полонеза, онъ такъ же молча раскланялся и поспѣшилъ въ танцевальную залу смотрѣть на тянувшіяся колоннами пары. Какъ странно было у него на душѣ! Тщетно силился онъ обратить свое вниманіе на тотъ или другой пунктъ; тщетно убѣждалъ онъ себя, что чрезвычайно интересно изучать въ незнакомомъ городѣ физіономіи дамъ. Онъ то и дѣло ловилъ себя на ложныхъ путяхъ, куда заводила его необузданно блуждавшая мечта, — и, самъ не зная какимъ образомъ случилось это, очутился у изящнаго мраморнаго камина, насупротивъ той оконной ниши, гдѣ Луиза вела живой разговоръ съ профессоромъ и двумя другими господами.
Какъ хороша была она! Какъ чудно обрамливали темнорусые волосы ея прекрасное лицо! А эти глаза, эти выразительные, сводящіе съ ума, глаза! Да, это былъ тотъ же нѣжный, мечтательный взоръ, который растерзалъ ему когда-то сердце. Чары не изчезли — напротивъ того, ему казалось, какъ будто бы роза только что теперь вполнѣ развернулась, какъ будто-бы душа только что теперь довершила созданіе своей прелестной оболочки. Таившіяся во глубинѣ души его воспоминанія, любовь, страсть, проснулись. Все, что онъ когда либо чувствовалъ въ отношеніи Луизы, вспыхнуло яркимъ огнемъ, словно пламя которое только дремлетъ подъ пепломъ… И она была теперь свободнѣе чѣмъ когда либо, свободна не только отъ всѣхъ внѣшнихъ узъ, но и отъ оковъ обмана! Она знала теперь то, что онъ прежде скрывалъ отъ нея; она понимала то, что оказалось ей когда-то необъяснимымъ! О Луиза, Луиза, и судьба разлучаетъ насъ во второй разъ!
Онъ не могъ больше выносить вида любимаго существа. Ему нужно было воздуха, бури. Пролепетавъ нѣсколько словъ, онъ простился съ хозяйкой дома и бросился вонъ. Была морозная мартовская ночь, торопливо бѣжалъ онъ по пустыннымъ улицамъ, не зная куда и за чѣмъ, какъ вдругъ почувствовалъ, что его кто-то сильно схватилъ за лѣвую руку.
— Эй! вскричалъ онъ насмѣшливымъ тономъ, оттолкнувъ отъ себя нападающаго. — Берегитесь, пріятель, чтобъ я не переломалъ вамъ ребра. Чего вамъ отъ меня надо, чортъ бы васъ побралъ!
— Я уже три раза просилъ васъ выслушать меня, возразилъ дрожащій голосъ. — Вы должны объясниться со мною и притомъ сію же минуту.
— Кто вы такой? спросилъ Леопольдъ какъ можно хладнокровнѣе.
— Мое имя: Отто фонъ Ферзенъ.
— Не имѣю чести знать.
— Я поручикъ ..каго пѣхотнаго полка.
— Офицеръ долженъ отличаться хорошими манерами.
— Это зависитъ отъ того, съ кѣмъ имѣешь дѣло. Угодно вамъ остановиться?
— Слишкомъ прохладно, господинъ поручикъ. Если вамъ угодно сказать мнѣ что нибудь, потрудитесь идти рядомъ.
— Вы должны стрѣляться со мною!
— Стрѣляться? Съ вами?
— Да, и притомъ на разстояніи пяти шаговъ. Я убью васъ.
— Вы, очевидно, принимаете меня за другаго, господинъ офицеръ. Кромѣ того, осмѣлюсь замѣтить вамъ, что вы непростительнымъ образомъ нарушаете всѣ правила. Неужели вы не знаете, что переговоры въ такихъ случаяхъ всегда ведутся третьимъ лицомъ?
— Я не нуждаюсь въ вашихъ наставленіяхъ. Спрашиваю васъ, угодно ли вамъ стрѣляться со мною?
— А если я скажу нѣтъ?
— Въ такомъ случаѣ я сію же минуту пущу вамъ пулю въ лобъ.
— А если вы промахнетесь?
— Милостивый государь, не доводите меня до крайности.
— Что вы называете крайностью?
Офицеръ вынулъ изъ подъ плаща револьверъ. Леопольдъ сію же минуту вырвалъ у него изъ рукъ убійственное оружіе, преспокойно положилъ его въ карманъ своего пальто и сказалъ:
— Извольте благодарить меня, милостивый государь. Я предохраняю васъ отъ глупости и преступленія.
— Отдайте мнѣ револьверъ, прошепталъ поручикъ.
— Боже избави! Впрочемъ мнѣ надоѣлъ этотъ разговоръ. Покойной ночи, господинъ поручикъ. Завтра утромъ вы можете прислать ко мнѣ вашихъ секундантовъ, чтобы уладить это дѣло. Вотъ моя карточка.
— Вы, стало быть, отказываете мнѣ въ объясненіи?
Леопольдъ остановился на минуту. Свѣтъ газоваго фонаря падалъ на блѣдное, разстроенное лицо молодаго человѣка и придавалъ ему выраженіе такого горя, которое должно было возбудить живѣйшее состраданіе.
— Господинъ поручикъ, сказалъ Леопольдъ кроткимъ тономъ, — по совѣсти, я не могу отказать вамъ въ объясненіи. Только умоляю васъ разскажите мнѣ безъ всякой запальчивости, что собственно вызвало ваше негодованіе. Честное слово, я не помню, чтобъ я когда либо имѣлъ отношенія къ вамъ!
— Вы нанесли мнѣ величайшее оскорбленіе, какое только можетъ поразить человѣка и кромѣ того разстроили счастье всей моей жизни. Довольно вамъ этого?
— Сдѣлайте одолженіе, взгляните на мою карточку. Я увѣренъ, что тутъ какое нибудь недоумѣніе.
— О, я знаю это ненавистное имя, при которомъ вся кровь у меня въ жилахъ кипитъ отъ бѣшенства.
— Но крайней мѣрѣ вы откровенны. Но въ то же время позвольте мнѣ усомниться насчетъ состоянія вашего разсудка. Я не помню, чтобъ оскорбилъ васъ въ какомъ бы то ни было отношеніи.
— Вы жалкій интриганъ!
— Прежде чѣмъ я позволю вамъ оскорблять себя, сдѣлайте одолженіе, разскажите мнѣ сущность дѣла. Тогда только буду я въ состояніи рѣшить, съ кѣмъ я имѣю дѣло: съ душевно-больнымъ или съ бреттёромъ по профессіи.
— Милостивый государь…
— Успокойтесь хоть сколько нибудь. Вашъ голосъ дрожитъ, какъ у осужденнаго. Охотно прощаю вамъ неделикатность вашихъ поступковъ, если только вы объясните мнѣ совершенно объективнымъ образомъ, чѣмъ я могъ заслужить ихъ.
— Уѣзжайте сегодня же изъ города, чтобъ никогда уже не возвращаться сюда, и я беру назадъ все, что только могло оскорбить васъ.
— Этого нельзя сдѣлать, любезный другъ.
— Почему же нельзя? Это должно быть сдѣлано.
— Странная идея! Мое присутствіе стѣсняетъ васъ? Не понимаю. Городъ, по моему мнѣнію, такъ великъ, что можетъ вмѣстить даже двухъ смертельныхъ враговъ.
— Онъ слишкомъ малъ для двухъ соперниковъ: одинъ изъ насъ долженъ очистить мѣсто.
— Мы соперники? Скажите пожалуйста! а я-то и не подозрѣвалъ этого. А въ чемъ мы соперничаемъ, смѣю спросить?
— Милостивый государь! Неужели вы дѣйствительно не знаете?…
— Честное слово, я знаю только то, что страшно холодно. Пойдемъ-же выпить по чашкѣ кофе.
Молодой офицеръ стоялъ какъ остолбенѣлый. Совершенно безсознательно пошелъ онъ вслѣдъ за разсудительнымъ человѣкомъ въ ближайшую кофейную, гдѣ разговоръ продолжался значительно тише.
— Боже, какой у васъ видъ! сказалъ Леопольдъ тономъ искренняго участія.
Офицеръ повидимому все еще не могъ побѣдить своего отвращенія. Леопольдъ улыбнулся.
— Поговоримъ же разсудительнымъ образомъ объ этомъ дѣлѣ, господинъ поручикъ. Когда я посмотрю какъ вы блѣдны и унылы, какъ будто бы у васъ смерть въ сердцѣ, то право мнѣ отъ всей души жаль васъ. Такъ молоды и уже такъ несчастны! Выпейте-ка добрый глотокъ этого коньяку…. Такъ…. Теперь скажите мнѣ въ чемъ мы соперничаемъ. Я напрасно стараюсь рѣшить эту загадку.
— Я вижу, что вы дѣйствительно не знаете, какъ жестоко вы оскорбили меня въ моихъ правахъ. Но все равно. Я все таки настаиваю на моемъ требованіи. Или вы уѣзжайте не дальше какъ завтра же утромъ и никогда не возвращайтесь сюда, или мы стрѣляемся.
— Выпейте-ка еще коньяку, господинъ поручикъ. И такъ я долженъ уѣхать? Но что если я вамъ скажу, что я хочу тутъ въ скоромъ времени жениться?
Офицеръ поблѣднѣлъ еще больше.
— Да вѣдь въ этомъ-то и дѣло, лепеталъ онъ, --вы не женитесь, по крайней мѣрѣ не женитесь на моей Эмми….
— Вотъ оно что! Гмъ, гмъ! Вы любите эту дѣвушку?
— Больше собственной жизни, прошепталъ бѣдный поручикъ слабымъ голосомъ.
— И Эмми знаетъ это?
— Она отвѣчаетъ моей любви.
— Скажите пожалуйста! она никогда не говорила мнѣ объ этомъ. Есть ли у васъ доказательства?
— О, множество. Взгляните сюда, пожалуйста!
Онъ вынулъ фотографическую карточку. Леопольдъ узналъ прекрасно схваченныя черты своей невѣсты. На оборотѣ было написано изящнымъ почеркомъ: «Моему обожаемому Отто вмѣсто съ тысячью поцѣлуевъ. Эмми».
— Гмъ! пробормоталъ Леопольдъ задумчиво. —Все какъ слѣдуетъ. Только малютка никогда не говорила мнѣ объ этомъ, хоть бы словечко проронила…
— Она такъ робка.
— Да, да, что правда, то правда, — очень робка, очень робка… Кстати, что я хотѣлъ было сказать?.. Странно!.. И старуха никогда не говорила о васъ…
— О, безсовѣстная тиранка! Она одна виновата въ этомъ несчастій. Вы богаты, а у меня только жалованье. Вы можетъ-быть мастеръ ухаживать за будущей тещей, — я — нѣтъ! Изъ этого-то все и вышло. Съ сердцемъ бѣдной дѣвушки при этомъ не совѣтовались!
Леопольдъ подперъ горячій лобъ правою рукою. Онъ не отвѣчалъ. Поручикъ пилъ медленными глотками дымящійся кофе.
Наконецъ Леопольдъ заговорилъ.
— И такъ, вы искренно любите эту молодую дѣвушку?
— Какъ самого себя.
— И вы обѣщаетесь осчастливить это милое дитя, если я, но зрѣломъ разсужденіи…
— Какъ? вскричалъ молодой человѣкъ такъ громко, что самъ испугался своей пылкости. —Хорошо ли я понялъ?…
— Позвольте мнѣ кончить. Видите ли, любезный поручикъ, самая глупая штука, какая только можетъ случиться съ человѣкомъ, --это жениться на женщинѣ, сердце которой принадлежитъ другому.
— Клянусь честью, пролепеталъ взволнованный юноша, --это неопровержимая истина.
— Слушайте дальше… Пріятно ли вамъ будетъ, если я вамъ тутъ же на мѣстѣ уступлю свой оффиціальный титулъ жениха?
— О, безумное великодушіе! вскричалъ Отто внѣ себя. — Вы честный человѣкъ, вы рыцарь въ благороднѣйшемъ смыслѣ этого слова! О Боже, я не понимаю, что я говорю… Неужели вы говорите серіозно или только смѣетесь надо мною?
Онъ задыхался.
— Выпейте-ка еще коньяку, сказалъ Леопольдъ. —Я говорю совершенно серіозно. Эмми принадлежитъ вамъ. Я вовсе не способенъ шутить подобными дѣлами.
— Но надворная совѣтница…
— Теща?
— Она не согласится на нашъ договоръ.
— Предоставте устроить это мнѣ.
— О, какъ мнѣ благодарить васъ, мой благородный другъ! Такая жертва!… Ахъ я лучше всѣхъ понимаю, что вы теряете въ Эмми! Ваше благородство трогаетъ меня до слезъ!
— Успокойтесь, господинъ лейтенантъ, я дѣйствую только по разсудку. Выслушайте теперь, что я предложу вамъ.
— Я весь превратился въ слухъ. О Боже, я все еще не могу понять! тьфу, пропасть! о, чортъ возьми! Не примите въ дурную сторону, что я употребляю такія сильныя выраженія, но я долженъ высказать что у меня на сердцѣ, иначе я задохнусь:
— Не стѣсняйтесь, пожалуйста.
— Ну, чтоже?
— Будьте завтра утромъ, часовъ въ одиннадцать, подъ большой липой въ Грубенштейнѣ, недалеко отъ дачи, все остальное предоставьте судьбѣ или, лучше сказать, мнѣ.
— Я буду на мѣстѣ.
— А теперь, покойной вамъ ночи.
— Прощайте, мой дорогой другъ, мой спаситель.
— Кстати, вотъ вашъ револьверъ.
— Вы видите меня глубоко-глубоко пристыженнымъ. Смѣю ли я просить васъ удержать у себя это оружіе на память объ этомъ вечерѣ?
— Хорошо. Я принимаю. А теперь спите спокойно, желаю вамъ увидѣть во снѣ вашу Эмми.
Молодые люди разстались. Отто пошелъ налѣво, Леопольдъ направо. Отто грезилась Эмми — а Леопольдъ не смыкалъ глазъ въ теченіи цѣлой ночи.
На слѣдующее утро, въ назначенный часъ къ воротамъ подъѣхала одноколка. Великолѣпное, безоблачное мартовское утро обѣщало благопріятную погоду. Леопольдъ подалъ руку прелестной молодой женщинѣ и повелъ ее къ экипажу.
— Вы будете сами править лошадью? спросила удивленная Луиза, увидавъ изящный тильбюри.
Леопольдъ отвѣчалъ утвердительно.
Госпожа фонъ Устендорфъ слегка покраснѣла. Тѣмъ не менѣе она чрезвычайно любезно начала удивляться блестящей вороной лошади, рывшей отъ нетерпѣнія землю, и поднялась легко и эластично въ привлекательный экипажъ. Леопольдъ схватилъ возжи, и горячая лошадь стрѣлою понеслась по улицамъ.
Черезъ пять минутъ они были уже въ полѣ. Луиза раскрыла подбитый розовою тафтою зонтикъ и стала похожа на мадонну, освѣщаемую потухающимъ вечернимъ сіяніемъ. Леопольдъ пустилъ бѣжать лошадь легкою рысью и повѣсилъ возжи на назначенный для этой цѣли желѣзный прутъ.
— Чудное утро, сказала Луиза.
— Самое лучшее въ моей жизни, возразилъ Леопольдъ.
— Посмотрите на эти восхитительно зеленѣющія пола…
— И на восхитительную краску на щекахъ моей спутницы.
— Любезный докторъ, сдѣлайте одолженіе…
— Извините меня, милостивая государыня, — я забылъ, что вы меня слушаете. Я только думалъ вслухъ.
— Думайте о чемъ нибудь лучшемъ. Какъ чудесно рисуется тамъ, на голубомъ небѣ, эта древняя крѣпость! Неужели вы совершенно нечувствительны къ прелестямъ пейзажа?
— Эта крѣпость… да, дѣйствительно, очень живописна. Она чрезвычайно напоминаетъ мнѣ объ нашемъ Вембургѣ въ Д… Помните ли вы еще, милостивая государыня, какъ графъ заперъ насъ тогда въ монастырской церкви?
— Я не припомню…
— Это было по случаю той знаменитой прогулки за городъ, во время которой Гонріэта обручилась съ своимъ, такъ безсовѣстно покинутымъ впослѣдствіи, Рейнгольдомъ. Вы, милостивая государыня, и я… и… кто былъ третьимъ членомъ этого союза? кажется, моя сестра или какая нибудь другая молодая дѣвушка изъ нашихъ знакомыхъ?
— Это была ваша сестра. Мы бродили внутри древней церкви, графъ заперъ дверь — и мы должны были почти два часа стучаться и кричать чтобъ насъ выпустили.
— О, я былъ тогда такъ счастливъ! Я готовъ былъ кинуться къ вашимъ ногамъ и поклоняться вамъ.
— Мы разговаривали о совершенно пустыхъ вещахъ, сколько мнѣ помнится.
— Ахъ, Луиза, я не помнилъ что говорилъ. Я видѣлъ только ваши прелестные темные глаза — и мнѣ чудилось, что вотъ уже цѣлый часъ, какъ вы ко мнѣ не совсѣмъ равнодушны. Но потомъ наступило горькое, горькое разочарованіе. Вы впродолженіи цѣлаго дня не подарили меня уже ни однимъ взглядомъ. Вы шутили такъ весело, такъ рѣзко съ несносными дѣвушками, съ господиномъ фонъ Зербингенъ, и не обращали ни малѣйшаго вниманія на мое настроеніе — мнѣ хотѣлось умереть.
— Господинъ фонъ Зербингенъ никогда не былъ мнѣ симпатиченъ — напротивъ того…
— Какъ? а всѣ думали однакоже…
Молодая женщина взглянула въ бокъ, чтобъ скрыть сильную краску.
— Наружность обманчива, возразила она уклончиво.
— Но я не понимаю…
— Вы плохой психологъ, господинъ докторъ. Теперь мы можемъ говорить откровенно… Я оказывала предпочтеніе господину фонъ Зербингенъ изъ каприза, изъ досады… чтобы показать вамъ, что нисколько не дорожу вашимъ поклоненіемъ…
— Но, ради Бога, милостивая государыня, что же такое я сдѣлалъ, что сталъ до такой степени непріятенъ для васъ? Или я былъ когда нибудь недостаточно вѣжливъ съ вами? Только впослѣдствіи, когда я убѣдился, что всѣ мои домогательства тщетны, когда Генріэта увѣрила меня, что я въ высшей степени противенъ вамъ…
— Какъ? Она это сказала? Презрѣнная лгунья!
— Луиза! Возможно-ли? Она обманула насъ обоихъ? Я не былъ ненавистенъ вамъ? вы не гнушались мною?
— Я уже сказала вамъ вчера, что вы ошибались. Напротивъ того…
— Напротивъ того?.. о, скажите еще разъ!.. Напротивъ того… Вы чувствовали нѣкоторое расположеніе ко мнѣ?
— Я была расположена къ вамъ сначала такъ, что не осмѣлилась бы даже признаться. Только послѣ, когда я узнала…
— О, безсовѣстная обманщица! Она отняла у меня счастье моей молодости! Чудная, божественная Луиза, зачѣмъ долженъ я былъ потерять тебя, еще не обладая тобою!
— Ради Бога, какой языкъ! Это ли настроеніе жениха, ѣдущаго къ своей невѣстѣ? Я почти раскаиваюсь, что приняла ваше приглашеніе.
— Луиза, Луиза, я люблю тебя больше жизни!
— Опомнитесь! Вы хотите, чтобъ я вышла?
— Останьтесь. Позвольте мнѣ смотрѣть въ ваши милые непостижимые глаза.
— Смотрите въ глаза вашей Эмми.
— Выслушайте меня, милостивая государыня. Судьба не хотѣла, чтобы вы были моею. Я долженъ былъ покориться тому, чего нельзя измѣнить. Вы сдѣлались госпожею Устендорфъ; я отправился странствовать, чтобы успокоить свое сердце. Горе моей первой молодости забыто. Я сталъ равнодушенъ къ жизни. Я давно уже примирился съ судьбою…
— Вы ѣдете къ своей невѣстѣ.
— Не перерывайте меня, пожалуйста. И такъ, я примирился съ судьбою. Одно только страстное желаніе шевелится еще въ душѣ моей: исполните ли вы это желаніе, Луиза?
— Говорите.
— Я желалъ бы заглянуть къ вамъ въ душу… Любили ли… любили ли вы своего мужа?
— Что за вопросъ…
— Вы не хотите отвѣчать?
— Я уважала его… я… я была расположена къ нему отъ всего сердца…
— Любили ли вы его?
— Что вы называете любить? Я любила его, какъ… какъ вы любите свою Эмми.
— О, въ такомъ случаѣ я счастливѣйшій человѣкъ во всемъ свѣтѣ! Дальше! Еслибъ я преодолѣлъ свою робость, еслибъ я сталъ искать руки вашей въ одно время съ нимъ…
— Довольно, докторъ…
— Кого предпочли бы вы: меня или его? Отвѣчайте.
— Такъ ли слѣдуетъ говорить съ женщиной, которую… которую…
— Отвѣчайте мнѣ.
— Нѣтъ.
— Умоляю васъ всѣми тѣми слезами, которыя я пролилъ о васъ, — всѣмъ тѣмъ блаженствомъ, которое погибло для меня! Кого вы выбрали бы?…
— Я уже говорила вамъ, что я не любила господина фонъ Устендорфа тою страстью, которую, какъ кажется, вы имѣете въ виду.
— О Луиза, Луиза, вы дѣлаете меня счастливѣйшимъ изъ смертныхъ! Вы могли бы любить меня? О, скажите: да. Дайте мнѣ вашу милую, дорогую руку. Хотите ли вы быть моею?
— Вы не въ своемъ умѣ, докторъ.
— Луиза, моя единственно-обожаемая невѣста!
Онъ обвилъ руками ея шею. Она сильно покраснѣла и начала горько плакать.
— Этого я не заслужила отъ васъ! рыдала она. — Если вы хотѣли отомстить за себя, вы достигли своей цѣли. Ваша насмѣшка огорчаетъ меня больше, чѣмъ я могу выразить!
Она закрыла лицо обѣими руками.
— Но, Луиза, звѣзда моей жизни, выслушай же меня! Неужели ты оттолкнешь меня отъ себя въ другой разъ? Я люблю тебя, одну тебя. Смутный бредъ, вовремя котораго мнѣ грезилась Эмми, конченъ.
— Что это значитъ? пролепетала она, все еще плача. — Отвезите меня домой.
— Никогда! Я не отпущу тебя отъ себя, моя возлюбленная! Я удержу тебя на вѣки! Осуши слезы, мой ангелъ. Со вчерашняго вечера Эмми — невѣста другаго. Она никогда не любила меня. Она такъ же счастлива, какъ и я! А теперь скажи мнѣ безъ всякихъ опасеній: хочешь ли исправить ты то, что мы упустили семь лѣтъ тому назадъ? хочешь ли ты быть моей милой, нѣжной, маленькой женой?
Экипажъ свернулъ въ лѣсокъ. Умная лошадь бѣжала ровной рысью по большой дорогѣ. Направо и налѣво поднимались темныя, таинственныя сосны. Горячая голова Луизы молча опустилась на грудь снова обрѣтеннаго друга ея молодости.
Тѣмъ временемъ поручикъ съ лихорадочнымъ нетерпѣніемъ дожидался своего новаго друга у большой липы. Онъ былъ на мѣстѣ еще въ десять часовъ. Сто разъ прошелся онъ взадъ и впередъ по маленькой просѣкѣ, поглядывая направо и налѣво, какъ человѣкъ который не знаетъ, съ которой стороны придетъ къ нему рѣшеніе судьбы. Отъ времени до времени онъ останавливался и прислушивался. Все тихо. "Конечно, " сказалъ онъ самому себѣ, "я пришелъ почти часомъ раньше! Но все равно! Еслибъ онъ зналъ какая тоска палитъ меня, еслибъ онъ имѣлъ понятіе о томъ, что такое истинная, пламенная любовь, онъ давно уже прилетѣлъ бы сюда на крыльяхъ бури — не заботясь о буквальномъ исполненіи нашего условія. Нѣтъ, онъ никогда не любилъ Эмми!.. Или ужь не раскаявается ли онъ во вчерашнемъ обѣщаніи? Га, безумная мысль! Неужели злодѣй вознесъ меня на вершину счастья для того только, чтобъ повергнуть меня потомъ въ бездну несчастія? Глупость! А неблагодаренъ! У него великое, благородное сердце! Кто знаетъ, можетъ быть его великодушіе сопряжено съ тайною борьбою, которая тѣмъ убійственнѣе, что онъ мастерски умѣетъ маскировать ее! Потерять Эмми — что можетъ сравниться съ этимъ нссчастіемъ? Но нѣтъ. Онъ былъ такъ спокоенъ, такъ веселъ… Сердце у него тутъ ни при чемъ…
Онъ вынулъ часы.
— Четверть одинадцатаго! пробормоталъ онъ. — Еще три четверти, если только онъ акуратенъ.
Тутъ до его слуха донесся стукъ колесъ. Онъ бросился къ большой дорогѣ. Къ своему неописанному удивленію, онъ увидалъ своего вчерашняго доброжелательнаго друга рядомъ съ Луизой, его милой кузиной. Но что удивило его еще больше, чѣмъ это tête-à-tête въ одноколкѣ, — это то необъяснимое для него обстоятельство, что экипажъ поворотилъ въ эту самую минуту назадъ, чтобы ѣхать въ городъ.
Проницательный читатель конечно съумѣетъ объяснить себѣ этотъ фактъ лучше нашего героя. Когда первое упоеніе обоихъ любящихся прошло, разсудокъ вступилъ въ свои права. Леопольдъ готовъ былъ ѣхать цѣлую вѣчность, но онъ вспомнилъ объ условіи съ поручикомъ. Съ своей стороны и Луиза догадалась, что мнимая поѣздка на дачу была только военная хитрость; при такихъ обстоятельствахъ она не могла сопровождать своего жениха, еслибъ даже этотъ послѣдній, какъ онъ шутя увѣрялъ ее, сталъ говорить съ своей бывшей тещей о совершенно постороннихъ дѣлахъ. О родственныхъ отношеніяхъ Луизы къ молодому буяну, которому онъ назначилъ свиданіе подъ липою, Леопольдъ не имѣлъ и понятія; иначе, при его пристрастіи къ пикантнымъ положеніямъ, онъ начертилъ бы можетъ быть еще другой планъ битвы. Но при настоящемъ положеніи дѣлъ ему не оставалось ничего больше, какъ исполнить желаніе своей прекрасной невѣсты и ѣхать назадъ.
Поручикъ, фигура котораго скрывалась за чащей кустарниковъ почти въ человѣческій ростъ вышиною, росшихъ у шоссе, не былъ замѣченъ ни Леопольдомъ, ни Луизою. Его проницательной взоръ открылъ ихъ однакоже, какъ мы уже говорили. Пылая страстнымъ желаніемъ рѣшить эту загадку тутъ же на мѣстѣ, онъ быстро вышелъ изъ кустовъ, приставилъ обѣ руки ко рту въ видѣ рупора и закричалъ уѣзжающимъ во все горло:
— Кузина! Кузина! Эй, вы! Докторъ! Это я! Кузина!
Леопольдъ и его спутница обернулись съ выраженіемъ величайшаго удивленія.
— Ахъ, Боже мой, да вѣдь это кузенъ Отто! сказала молодая женщина, слегка покраснѣвъ.
— Твой кузенъ, душа моя? это тотъ самый сумасшедшій офицеръ, который вчера хотѣлъ, во чтобы то ни стало, стрѣляться со мною!
Поручикъ кивнулъ головою и закричалъ еще громче и неистовѣе.
— Назадъ! гремѣло но тихому сосновому лѣсу.
Леопольдъ сразу увидалъ положеніе дѣлъ въ новомъ свѣтѣ. Отважная мысль въ одну минуту созрѣла въ умѣ его. Если Луиза — кузина поручика, то ея присутствіе въ замкѣ имѣло извѣстную опредѣленность. Кромѣ того, какъ человѣкъ опытный, онъ вѣрилъ въ свой тактъ и ловкость и надѣялся обойти со славою всѣ утесы этого затруднительнаго положенія. Его моральное превосходство, краснорѣчіе совершившихся фактовъ, стыдъ, неожиданность и надежда найти, несмотря на эту неожиданную путаницу, удовлетворительное (по крайней мѣрѣ хоть сравнительно) разрѣшеніе, — противъ такихъ вещей не могла бы устоять даже женщина съ характеромъ надворной совѣтницы. Мысль представить въ одно время свою невѣсту и жениха Эмми — заключала въ себѣ для него что-то столь привлекательное, что онъ рѣшился употребить всевозможныя средства для того, чтобъ склонить Луизу на это дѣло.
Прежде всего онъ обратился къ Отто и къ сильно разгорѣвшейся Луизѣ съ слѣдующей рѣчью.
— Господинъ поручикъ, честь имѣю представить вамъ мою невѣсту, Луизу фонъ Устендорфъ, урожденную фонъ Гергардтъ. Луиза, позволь мнѣ познакомить тебя съ счастливымъ женихомъ Эмми.
Послѣдовали вопросы и объясненія, которые мы считаемъ излишнимъ передавать нашимъ читателямъ. Луиза стала упрекать своего кузена, что, не смотря паевое обѣщаніе, онъ приступилъ къ исполненію своего безбожнаго намѣренія въ тотъ же самый вечеръ. Отто оправдывался прекраснымъ результатомъ своей глупости и въ самыхъ жаркихъ выраженіяхъ говорилъ о своихъ дружескихъ чувствахъ къ бывшему жениху Эмми, который сталъ для него теперь вдвойнѣ дорогъ. Влюбленные поздравляли себя на всевозможные лады и наконецъ перешли къ неизбѣжному: — что теперь дѣлать?
Леопольдъ, съ свойственнымъ ему даромъ слова, сію же минуту развилъ задуманный имъ планъ и такъ успѣшно отразилъ возраженія Луизы, что она наконецъ согласилась на все, — съ тѣмъ условіемъ, чтобы вся отвѣтственность за это дѣло пала на голову ея возлюбленнаго. Отто съ самаго начала пришолъ въ восторгъ отъ проекта Леопольда и такимъ образомъ стали приготовляться къ атакѣ. Поручикъ помѣстился на запяткахъ, докторъ насупротивъ него; Луиза покачала еще разъ своею прекрасною головою, какъ бы сомнѣваясь въ успѣхѣ, — и экипажъ понесся къ недалеко лежащей дачѣ.
— Съ вами ли фотографическая карточка? спросилъ Леопольдъ, выскакивая изъ экипажа и бросая возжи прибѣжавшимъ крестьянскимъ парнямъ.
— Портретъ Эмми?
— Тотъ, на которомъ такая трогательная надпись?
— Разумѣется, докторъ.
— Одолжите ли вы его мнѣ на нѣсколько минутъ?
— Съ удовольствіемъ.
— Ну, такъ къ дѣлу!
Надворная совѣтница не мало удивилась, когда горничная доложила ей о пріѣздѣ трехъ гостей. Ея удивленіе перешло въ остолбенѣніе, когда она увидала поручика, котораго она именнымъ указомъ запретила пускать къ себѣ съ мѣсяцъ тому назадъ.
— Я привезъ къ вамъ, многоуважаемая госпожа совѣтница, своихъ родственниковъ, сказалъ Леопольдъ съ вѣжливымъ поклономъ.
— Чрезвычайно пріятно, господинъ зять… Сдѣлайте одолженіе, садитесь.
Луиза и ея кузенъ послѣдовали этому приглашенію съ инстинктивною готовностію, хотя при нѣкоторомъ дарѣ наблюденія легко было замѣтить, что у нихъ не совсѣмъ покойно на душѣ. Сердце поручика билось, забывъ всякую субординацію, о блестящія пуговицы его мундира, а молодая женщина не знала куда ей дѣвать глаза.
— А Эмми? спросилъ Леопольдъ.
Отто вздрогнулъ.
— О, Эмми очень занята, возразила улыбаясь надворная совѣтница.
— Да, да, надъ приданымъ! Но все равно, любезнѣйшая госпожа совѣтница, нѣсколько минутъ не Богъ знаетъ что! нельзя ли позвать ее сюда?…
Совѣтница позвонила.
— Аннета, сказала она въ носъ, — скажи барышнѣ, чтобъ она сошла на минутку въ въ гостиную.
— Тѣмъ временемъ позвольте мнѣ представить вамъ моихъ родственниковъ формальнымъ образомъ. Госпожа фонъ Устендорфъ…
Луиза поклонилась.
— Господинъ поручикъ фонъ… фонъ… Parbleu, любезный Отто, я никакъ не могу запомнить твоей фамиліи…
— Я уже имѣла честь видѣть господина поручика, сказала надворная совѣтница съ ледяной холодностію.
— Ah, tant mieux, tant mieux…
Въ эту минуту дверь растворилась. На порогѣ появилась Эмми. На ней было хорошенькое, сѣрое домашнее платье. Ея щеки были блѣдны. Прекрасные, голубые, темные глаза дышали грустью.
Увидавъ поручика, она вздрогнула. Да и Отто вздрогнулъ такъ, что у него затряслась сабля.
Леопольдъ кинулся на встрѣчу испуганной дѣвушкѣ и почтительно поцѣловалъ ей руку. Затѣмъ онъ сталъ на серединѣ гостиной и вынулъ изъ кармана извѣстную фотографическую карточку. Громко и внятно прочелъ онъ слѣдующее:
— Моему обожаемому Отто вмѣстѣ съ тысячью поцѣлуевъ.
— Что это значитъ? прошептала, нахмуривъ брови, совѣтница.
— Это значитъ, что Эмми обожаетъ Отто, а цѣлуетъ его тысячу разъ. Мнѣ кажется, это ясно.
— Я не понимаю…. Въ своемъ ли вы умѣ, господинъ зять?
— Меня зовутъ Леопольдъ. Отто, обожаемый, сидитъ въ креслѣ и трепещетъ.
— Ради всѣхъ святыхъ…
— Выслушайте меня, добрѣйшая госпожа. Ваша милая, маленькая Эмми — чудесная дѣвушка: такихъ прелестныхъ, такихъ совершенныхъ невѣстъ всего, можетъ быть, только двѣ во всей Германіи… но съ моей точки зрѣнія, у ней одинъ непростительный недостатокъ…
— Господинъ докторъ!
— Непростительный недостатокъ, говорю я. Ея сердце принадлежитъ другому!
— Кто сказалъ вамъ это? Шутка, шалость…
Теперь очередь говорить дошла до поручика.
— О, милостивая государыня, заговорилъ онъ съ глубокимъ вздохомъ, — не осуждайте на вѣчное несчастіе два молодыхъ сердца. Эмми любитъ меня такъ же, какъ я ее — пылко, навѣки — и лишь дѣтское благоговѣніе передъ приговоромъ любимой матери могло побудить ее на такой шагъ.
— Къ чему эти церемоніи? вскричалъ Леопольдъ. — Зачѣмъ терять время? Вы понимаете, госпожа совѣтница, что при подобномъ положеніи дѣлъ, я долженъ отказаться отъ всѣхъ моихъ правъ. Истинный, настоящій женихъ Эмми передъ вами. — Эмми, подойдите ближе! — Сюда, любезный поручикъ! — Госпожа надворная совѣтница съ удовольствіемъ соглашается на вашъ союзъ. Подайте другъ другу руки!
Эмми рыдала отъ изумленія и блаженства. Робко протянула она свои розовыя пальчики.
— Назадъ! закричала раздраженная мама съ угрожающимъ тѣлодвиженіемъ. — Рукою моей дочери могу располагать только я!
— Добрѣйшая госпожа совѣтница! Покоритесь велѣнію судьбы! поддѣлывался Леопольдъ, становясь между раздраженной матерью и любящимися. — Подумайте о послѣдствіяхъ! Оставленная невѣста, оставленная за три недѣли до свадьбы! Что скажутъ люди! Свѣтъ не знаетъ моихъ побудительныхъ причинъ. Пойдутъ страшныя сплетни! А приданое-то? Неужели вы хотите, чтобы всѣ эти труды пропали даромъ?…. Ахъ, вы, можетъ быть, возразите мнѣ, что найдется другой женихъ? Ждите, что горе научитъ нашу Эмми уму-разуму: она скорѣе умретъ, чѣмъ согласится во второй разъ отдать свою руку тому, кто избранъ не ея сердцемъ. Да и чѣмъ, въ сущности, не женихъ этотъ добрый юноша? Онъ любитъ вашу Эмми до сумасшествія, онъ храбръ, честенъ, у него приличное жаловалье — и онъ чувствуетъ къ вамъ, милостивая государыня, такое уваженіе, которое въ виду вашего образа дѣйствій рѣшительно непонятно. Вы найдете въ Отто такого зятя, который будетъ носить васъ на рукахъ. Всѣ непріятности, всѣ бѣды и напасти кончатся какъ бы но манію волшебнаго жезла — стоитъ только сказать вамъ: да. Ни одного упрека не проронитъ онъ. Можетъ ли женщина съ вашимъ умомъ, съ вашимъ сердцемъ, съ вашимъ благородствомъ характера, отказать въ своемъ согласіи тамъ, гдѣ дѣло идетъ о счастьи двухъ невинныхъ молодыхъ людей, о чести дома, о правосудіи!
Совѣтница была разбита. Она задумчиво опустила подбородокъ на грудь, и наконецъ рѣшила, что нечего дѣлать, приходится, какъ говорятъ французы, faire bonne mine à mauvais jeu. Широкая улыбка освѣтила ея круглое, какъ мѣсяцъ, лицо, ея рѣзкія, несимпатичныя черты.
— Такъ это правда, дѣти, что вы такъ любите другъ друга? проговорила она въ носъ съ притворнымъ благоволеніемъ.
— До сумасшествія! вскричалъ поручикъ.
— Да, мамаша! сказала Эмми.
— И ты желаешь выйти замужъ за этого молодаго господина?
— Если ты позволишь, милая мама, робко прошептала Эмми.
— Ну такъ Богъ съ вами, вѣнчайтесь когда хотите. — А вижу, что противъ юношескихъ интригъ ничего не подѣлаешь!
— Госпожа совѣтница! началъ Леопольдъ торжественнымъ тономъ.
— Что такое, милостивый государь? спросила задѣтая за живое совѣтница.
— Я надѣюсь, что мы останемся друзьями. Я нѣсколько сродни вашему семейству. Хотя господинъ поручикъ и госпожа фонъ Устендорфъ не состоятъ еще со мною въ родствѣ или свойствѣ, но я надѣюсь скоро отстранить это неудобство.
— Право, милостивый государь, я не понимаю васъ.
— Такъ позвольте же мнѣ представить вамъ мою невѣсту. Моя Луиза — двоюродная сестра вашему зятю.
Молодая женщина граціозно поклонилась изумленной совѣтницѣ, и стала просить у нея извиненія, что осмѣлилась быть неприглашенной свидѣтельницей этой домашней сцены. Старая дама подозрительно кивнула большими крыльями своего чепчика, какъ будто бы въ одну минуту прозрѣла.
— Такъ вотъ въ чемъ дѣло-то? глухо пробормотала она. — Скажите пожалуйста! А мнѣ то и во снѣ этого не снилось.
— Милостивая государыня, возразилъ Леопольдъ, — мы поймали разомъ двѣ жемчужины. Вы все узнаете, все до послѣдней іоты, и со свойственной вамъ проницательностію рѣшите, что иначе это не могло и быть. Съ вашего позволенія мы останемся завтракать. Кстати же, моя Луиза страстно желаетъ познакомиться съ вами.
— Дорогая матушка! прошепталъ Отто.
— Благородная, глубокая натура! заговорилъ напыщеннымъ тономъ Леопольдомъ. — Я ничего другаго и не ждалъ! Надворная совѣтница Фабриціусъ не можетъ ненавидѣть тамъ, гдѣ все любитъ!
Онъ съ театральной напыщенностію поднесъ руку бывшей тещи къ своимъ губамъ.
— А вы, фрейлейнъ Эмми, сказалъ онъ послѣ минутнаго молчанія, — хотя я и не имѣю уже нрава на ваши благосклонные взоры — но все-таки взгляните на меня хоть разокъ Такъ! Не правда ли, мы остаемся въ хорошихъ отношеніяхъ?
Кроткое бѣлокурое дитя кивнуло головою. Луиза подошла къ ней и съ безмолвною нѣжностію прижала ее къ своей высокоподнимающейся груди.