Пария (Энсти)/РВ 1890—1891 (ДО)

Пария
авторъ Ф. Энсти, переводчикъ неизвѣстенъ

Оригинал: англ. The pariah, опубл.: 1889. — Источникъ: az.lib.ru • Текст издания: журнал «Русскій Вѣстникъ», №№ 5-12, 1890, №№ 1-3, 1891.

ПАРIЯ.

Романъ въ шести частяхъ. Соч. Ф. Ансти.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ.
Антипатія и симпатія.

"Sie war liebenswürdig, und Er liebte Sie;

Er aber war nicht liebenswürdig,
und Sie liebte Ihn nicht".
(Altes Stück).

Heine.

I.

Половина августа, самый знойный часъ пополудни. Трувильская plage кишьмя кишѣла народомъ, и купанье въ морѣ было въ полномъ разгарѣ.

Купальныя передвижныя будки ковыляли у края воды; толстые французы въ полосатыхъ красно-бѣло-синихъ костюмахъ, точно дешевые леденцы, барахтались у берега въ неглубокомъ мѣстѣ и походили на морскихъ тюленей; болѣе молодые плавали поодаль или щеголяли ловкостью въ управленіи челноками.

Дамы въ мѣшковатыхъ синихъ туникахъ держались за канаты и съ восторгомъ взвизгивали, всякій разъ какъ болѣе крупная волна перекидывалась черезъ ихъ клеенчатые чепчики. На прибрежномъ пескѣ раскидывались пестрыя палатки, трехцвѣтные флаги, гигантскіе зонтики, подъ которыми купающіеся принимали гостей en peignoir или читали «Gil-Blas» и «Petit-Journal».

Британскому уму мысль купаться послѣ полудня представлялась нелѣпой, чтобы не сказать неприличной, а британскій организмъ вообще предпочитаетъ переваривать завтракъ при иныхъ условіяхъ, чѣмъ пребываніе на соломенномъ стулѣ подъ палящимъ солнцемъ, на раскаленномъ до-бѣла и ослѣпительномъ пескѣ, любуясь, болѣе или менѣе безобразными, раздѣтыми фигурами всякаго рода иноземцевъ.

И вотъ почему въ Grand-Hôtel Californie въ Трувилѣ, наиболѣе посѣщаемомъ англичанами, нѣкоторые изъ нихъ обыкновенно проводятъ этотъ часъ дня на террасѣ, куда выходитъ главная зала этого отеля, защищенной отъ солнца, на сколько можно, большимъ тентомъ.

Въ этотъ день по той или другой причинѣ компанія была не такъ многолюдна и состояла изъ м-ра и м-съ Спокеръ, новобрачной четы, и м-ра Гирама Уипль, задумчиваго и малосообщительнаго американца съ увядшей женой и блестящей дочерью.

Разговоръ вертѣлся на обычныхъ предметахъ: порицаніи порядковъ гостинницы, распредѣленіи часовъ обѣда и другихъ, трапезъ, винъ, кухни, постелей, прислуги, такъ какъ рѣдко кто изъ путешественниковъ признается, что доволенъ чѣмъ бы то ни было въ иностранной гостинницѣ. Но все, что можно сказать обо всемъ этомъ, было въ сотый разъ сказано, и воцарилось молчаніе и всѣмъ было лѣнь его нарушить, пока м-ръ Спокеръ, молодой человѣкъ съ бѣлобрысыми рѣсницами и лисьей физіономіей, не заговорилъ о новомъ сюжетѣ.

— Еслибы мы были поэнергичнѣе, замѣтилъ онъ, то могли бы побывать на скачкахъ въ Довилѣ сегодня; туда отправляется дилижансъ изъ гостинницы.

— Ну, отвѣчала миссъ Магнолія Уипль, мнѣ и безъ того жарко; куда тутъ ѣхать на скачки; да и лошади, повѣрьте, не будутъ особенно стараться въ такую жару. Будутъ себѣ трусить шажкомъ по тѣнистой сторонѣ ипподрома.

— Конечно, иностранныя скачки не то, что наши отечественныя, замѣтилъ м-ръ Спокеръ, это скорѣе игра въ скачки, чѣмъ настоящая скачка.

— Ну вотъ послушать его, такъ право подумаешь, что онъ не пропускаетъ дома ни одной скачки! закричала жена, принявшая на себя обязанность изобличать маленькія слабости своего мужа, а вѣдь ему навѣрное даже на скачкахъ Дерби довелось быть всего только разъ въ жизни. Развѣ не правда, Альфредъ? Ахъ! онъ не отвѣчаетъ! закричала она въ восторгѣ. Онъ обидѣлся! Кстати, вдругъ свернула она разговоръ на другой предметъ, не знаетъ ли кто, куда дѣвалась м-съ Чевенингъ съ дочерью? Онѣ обыкновенно сидятъ на террасѣ въ эту пору дня. Неужели онѣ отправились на скачки?

— М-съ Чевенингъ слишкомъ тонная дама, чтобы поѣхать на скачки иначе, какъ четверней и въ сопровожденіи нѣсколькихъ герцоговъ, проговорила миссъ Магнолія Уипль. А въ нашей гостинницѣ совсѣмъ почти нѣтъ аристократовъ, кромѣ одного итальянскаго князя, да и того папа принялъ за гарсона.

— Магнолія Уипль, ты такъ все переворачиваешь, что ни на что не похоже, упрекнула мать, отецъ твой просто сказалъ ему, что съ нашего счета слѣдуетъ списать два доллара, которые ошибочно въ него внесены. Онъ думалъ, что говоритъ съ конторщикомъ гостинницы.

— Ну что жъ, полагаю, что это не свидѣтельствуетъ въ пользу аристократической внѣшности вашего князя. Но мы говоримъ о м-съ Чевенингъ. Можетъ, кто-нибудь объяснитъ мнѣ, почему онѣ считаютъ себя выше всѣхъ насъ, въ особенности дочка? Что она за важная птица такая, что на всѣхъ смотритъ свысока? Кто онѣ собственно говоря?

— Онѣ принадлежатъ къ хорошей фамиліи., у нихъ знатное родство и все такое… онѣ родня лорду Яверленду, сказалъ м-ръ Спокеръ.

— Альфредъ, какой ты смѣшной, когда говоришь про знать… и ничего ты этого не знаешь… только то, что она сама тебѣ сказала.

— Она вдова полковника, не правда ли? продолжала миссъ Уипль. Мы въ Америкѣ не придаемъ этому особенной важности. И онѣ, кажется, совсѣмъ небогаты. Не понимаю, почему онѣ такъ ведутъ себя, точно онѣ превыше всѣхъ.

— Магнолія, сказала мать, не говори такъ, подумаютъ, что ты завидуешь.

— Ошибаетесь, мама, отвѣтила Магнолія невозмутимо. Мнѣ нѣтъ причины завидовать… мы совсѣмъ въ разномъ родѣ. И я напротивъ того восхищаюсь ею. Она хороша, какъ картина, и я бы готова была поклоняться ей… да только ей некогда бывать со мной. Вотъ это-то меня съ ума и сводитъ. Я не привыкла, чтобы на меня не обращали ровно никакого вниманія!

Двое или трое кавалеровъ, прислушивавшихся къ этому разговору, почувствовали, что тутъ былъ бы умѣстенъ комплиментъ да только опасно было на это пуститься: говорить комплименты хорошенькой американкѣ публично было все равно, что ходить по канату; стоило только проговориться, и не поздоровилось бы; красавица подняла бы на смѣхъ безпощадно, а потому кавалеры рѣшили лучше подождать до тѣхъ поръ, пока останутся съ нею наединѣ.

Она не успѣла впрочемъ договорить, какъ двери, которыя вели въ центральную залу гостинницы, растворились, и къ обществу присоединилась какъ разъ та самая дама, на высокомѣріе которой жаловалась американка.

М-съ Чевенингъ поздоровалась съ присутствующими съ улыбкой, кивнувъ головой, не безъ граціи, но и не безъ нѣкотораго снисхожденія, и усѣлась въ пододвинутое ей кресло. Красивая женщина, двигавшаяся и говорившая съ томной граціей, изящной безъ аффектаціи. Несмотря на сѣдину, пробивавшуюся въ роскошныхъ волосахъ, и двѣ или три морщины, проведенныя заботами и тревогой по лбу и около рта, она казалась гораздо моложе своихъ лѣтъ: ей было сорокъ три года. Одѣта она была, какъ подобаетъ англійской матронѣ со средствами и съ хорошимъ положеніемъ въ свѣтѣ, въ данномъ случаѣ и въ данномъ мѣстѣ уже разумѣется даже женскій глазъ не разглядѣлъ бы въ ея нарядѣ признаковъ, неприличной экономіи.

— Мы сейчасъ критиковали нѣкоторыхъ изъ жильцовъ, нашей гостинницы, отважно заявила м-съ Магнолія.

— О! отвѣчала м-съ Чевенингъ, которой м-съ Уипль не нравилась, неужели стоило заниматься этимъ?

— Что жъ! мы вѣдь и не хвалили ихъ, скромно проговорила м-съ Уипль.

— Не могу сказать, чтобы я встрѣтила до сихъ поръ кого-нибудь интереснѣе, продолжала старшая лэди. Трувиль такъ измѣнился съ тѣхъ поръ, какъ я его знаю, теперь сюда, пріѣзжаетъ совсѣмъ другое общество.

— Кстати: кто этотъ господинъ въ остъиндской каскѣ — приходилъ за табль-дотъ въ свѣтломъ сюртукѣ — точно отставной военный? спросилъ м-ръ Спокеръ, чувствуя, что разговоръ коснулся щекотливаго вопроса.

— По крайней мѣрѣ я такихъ отставныхъ военныхъ не встрѣчала! сказала м-съ Чевенингъ авторитетнымъ тономъ. Онъ очень противенъ… его посадили около меня за обѣдомъ.

— Вы съ нимъ разговаривали?

— Я? Нѣтъ, избави Богъ! Я не охотница разговаривать съ незнакомыми людьми, теперь путешествуютъ совсѣмъ невозможные люди; а этотъ человѣкъ можетъ быть сапожникъ или что-нибудь въ этомъ родѣ, какъ знать.

— Если вы хотите разузнать про него всю подноготную, Спокеръ, вмѣшался одинъ изъ присутствующихъ мужчинъ, то обратитесь къ Ливерседжу; они земляки, или вмѣстѣ служили въ Индіи, что-то въ этомъ родѣ, хотя, кажется, и не въ особенно пріятельскихъ отношеніяхъ другъ съ другомъ.

— М-ръ Ливерседжъ, кажется, знаетъ про всѣхъ всю подноготную, сказала м-съ Магнолія, и всегда его свѣдѣнія такого свойства, что ихъ нежелательно было бы видѣть въ своей біографіи. Но, кажется, стало немного свѣжѣе; музыка навѣрное уже играетъ въ Казино; не пойти ли намъ; не сдѣлаете ли намъ честь идти вмѣстѣ съ нами, м-съ Чевенингъ?

— Очень вамъ благодарна, но я должна сперва найти свою дочь. Я думала, что она съ вами.

— Она совсѣмъ къ намъ не приходитъ, конечно, нашла болѣе интересное общество, язвительно замѣтила м-съ Уипль, вставая съ мѣста и собираясь идти въ Казино съ остальной компаніей.

Тѣмъ временемъ владѣлецъ остъиндской каски — головной уборъ, обратившій на него общее вниманіе даже въ Трувилѣ, гдѣ шляпы и шляпки большею частію довольно фантастичны — безутѣшно бродилъ по городу. Раньше по утру онъ хотѣлъ было выкупаться, но, не усвоивъ себѣ сложныхъ предварительныхъ церемоній, онъ залѣзъ въ первую попавшуюся будку безъ билета, и baigneur, послѣ того какъ старался вразумить его, чтобы онъ вышелъ изъ будки и постепенно вооружился своими cabane, peignoir, serviette и costume, вынужденъ былъ наконецъ выгнать его выразительной пантоминой; послѣ чего англичанинъ удалился, пославъ ему вслѣдъ цѣлый градъ ругательствъ на индостанскомъ нарѣчіи и съ отвращеніемъ свернулъ въ первую попавшуюся улицу.

— Чего нужно было этому болвану въ красной фланели, не постигаю, думалъ онъ. Казалось бы, я достаточно респектабеленъ, чтобы купаться въ ихъ проклятомъ морѣ, не предъявляя метрическаго свидѣтельства, паспорта и Богъ его знаетъ чего еще!

Духота въ узкихъ улицахъ стояла убійственная; изъ водосточныхъ трубъ неслись запахи далеко не ароматическіе, тротуары были пусты, потому что все населеніе отправилось въ Довиль. Содержатели лавокъ, гдѣ продавались «Articles de Paris», спали въ заднихъ комнатахъ съ кисейными гардинами и зеркалами; а dame du comptoir въ модномъ магазинѣ дремали надъ фельетономъ; гарсоны въ кафе съ зелеными ставнями уснули, положивъ головы на мраморные столики.

Проходя мимо одного дома, фланеръ увидѣлъ въ раскрытое окно кокетливо убранную комнатку, гдѣ толстый буржуа и его пудель мирно почивали на двухъ креслахъ одинъ напротивъ другаго. Единственными звуками, нарушавшими сонную и знойную пустыню, былъ стукъ билліардныхъ шаровъ или домино въ верхнихъ комнатахъ ресторановъ; дребезжащіе вопли разбитаго фортепіано, несшіеся изъ какого-нибудь pension, судорожное позвякиваніе бубенчиковъ, когда какую-нибудь долготерпѣливую лошадь одного изъ извощичьихъ экипажей, стоявшихъ на площади, особенно донимали мухи, и она трясла длинной и многострадальной гривой.

Въ маленькой библіотекѣ для чтенія, гдѣ по-англійски говорили, но не понимали, вчерашнія лондонскія газеты еще не приходили. Англичанинъ выкурилъ всѣ свои сигары и не безъ основанія не довѣрялъ тѣмъ, которыя производились подъ эгидой французскаго правительства. Онъ былъ безусловно безпомощенъ, такъ какъ принадлежалъ къ тому классу людей, для которыхъ быстро истощается интересъ новизны.

Праздно шатаясь въ одномъ изъ тѣхъ настроеній, когда лѣнь даже повернуть въ другую сторону, м-ръ Джошуа Чадвикъ — такъ его звали — горько и мрачно задумался.

— Честное слово, говорилъ онъ самому себѣ, не стоило и пріѣзжать сюда, чтобы такъ скучать. Ни одной души знакомыхъ. Ну, развѣ не удивительное это дѣло, что въ гостинницѣ, биткомъ набитой англичанами, мнѣ не съ кѣмъ перекинуться словомъ. Они постоянно сажаютъ меня за table d’hôte между французами; вчера вечеромъ только посадили около англичанъ, но мнѣ отъ этого было мало прибыли. Женщина съ просѣдью не хотѣла со мной разговаривать. Должно быть, Ливерседжъ насплетничалъ ей про меня. Похоже на то. Я немножко рѣзко обошелся съ нимъ, когда онъ явился ко мнѣ и началъ заговаривать зубы, что мы теперь, видители, сосѣди по Герскомбу, и что теперь будемъ, конечно, пріятелями. Если я былъ для васъ нехорошъ въ Бенгаліи, сказалъ я ему, то и здѣсь нехорошъ. Я никогда не прощу ему, какъ онъ пріѣхалъ ко мнѣ обѣдать на плантацію и поднялъ цѣлую исторію изъ-за чернаго дьявола, котораго пришлось наказать. Всякій другой постыдился бы заводить скандалъ изъ-за какого-то глупаго негра, когда пріѣхалъ въ гости. Потомъ онъ уже ни разу у меня не обѣдалъ, пока служилъ въ моемъ округѣ. Но чѣмъ можетъ онъ повредить мнѣ здѣсь? Разсказать про то, что я покучивалъ въ прежнее время? Такъ кому до этого дѣло теперь, когда я сталъ богатъ и остепенился? Остепенился? да, теперь мнѣ стоило остепениться ради моего мальчишки.

Карьера Джошуа Чадвика была удивительно тяжелая и неудачная до самаго послѣдняго времени. Двадцать два года тому назадъ онъ вступилъ въ дѣла съ отцомъ, съ надеждой скоро стать его компаньономъ. Тогда онъ совершилъ тотъ проступокъ, который повелъ къ его изгнанію: онъ женился на одной молодой особѣ, служившей въ конторѣ отца, и этой вины отецъ ему не простилъ.

Чадвикъ отправился въ Калькутту; отецъ, главнымъ образомъ, имѣлъ дѣло съ восточными товарами, и сынъ надѣялся, что одинъ изъ тамошнихъ банковъ, съ которымъ ихъ фирма вела дѣла, не откажется ему помочь, что на дѣлѣ и оказалось.

Банкъ, подобно многимъ остъиндскимъ банкамъ, владѣлъ плантаціями — шелковыми и индиго — въ различныхъ округахъ. Молодаго Чадвика послали управителемъ на одну изъ такихъ плантацій. Въ то время онъ былъ типомъ «скромнаго молодаго человѣка», воспитаннаго въ строго-диссентерскомъ духѣ, дѣятельный христіанинъ, и мало того: ревностный пропагандистъ, энергическій, подвижной, властолюбивый. Терпѣть гоненіе за добродѣтель казалось дѣломъ почтеннымъ; онъ съ легкимъ сердцемъ отправился устраивать семейный очагъ для молодой жены и наживать деньги вопреки отцовской опалѣ. Онъ пріѣхалъ въ Остъиндію въ самый разгаръ распри между плантаторами и миссіонерами, и его открытая симпатія къ послѣднимъ не способствовала его популярности въ средѣ товарищей-плантаторовъ. Онъ не отличался пріятными манерами и не привыкъ къ обществу; жилъ особнякомъ и старался какъ можно больше скопить денегъ для устройства затѣяннаго гнѣзда. Но тутъ пришло такое извѣстіе, что онъ сталъ инымъ человѣкомъ: его жена умерла, оставивъ ему сына младенца, котораго онъ еще не видалъ. Онъ сталъ угрюмъ и раздражителенъ, разссорился съ своими друзьями-миссіонерами и вскорѣ сталъ извѣстенъ суровымъ обращеніемъ съ туземцами. Позднѣе, когда его перевели въ другую часть страны, онъ совсѣмъ пересталъ стѣсняться и повелъ такую жизнь, что женатымъ плантаторамъ нельзя было съ нимъ водиться.

Ему удалось скопить достаточно, чтобы купить паи въ дѣлѣ; доходы съ индиго въ Бенгаліи медленно, но непрерывно падали, и послѣ долгихъ лѣтъ борьбы съ непокорными куліями и неурожаемъ, Чадвикъ былъ, наконецъ, радъ продать свои пай, за сколько могъ, и банкъ помогъ ему купить факторію въ Богорѣ, гдѣ можно было скорѣе надѣяться разбогатѣть.

Въ Богорѣ счастье ему, наконецъ, улыбнулось, но жизнь онъ велъ по-прежнему безпутную: его распущенныя привычки и необщительность исключали возможность вести знакомство съ тѣмъ кругомъ порядочныхъ людей, какой тамъ имѣлся, да Чадвикъ и не горевалъ о томъ.

Все это время онъ ничего не слышалъ объ отцѣ и очень мало о сынѣ, на содержаніе котораго посылалъ время отъ времени небольшія суммы. Но тотъ фактъ, что мальчикъ стоилъ жизни матери, отвращалъ отъ него сердце отца, и онъ нисколько имъ не интересовался.

Наконецъ, онъ получилъ извѣстіе черезъ Калькуттскій банкъ о томъ, что его отецъ умеръ, и очень удивился, узнавъ, что онъ простилъ его, наконецъ, и оставилъ ему половину весьма значительнаго состоянія. Послѣ этого онъ оставилъ свою плантацію на попеченіе агента и вернулся на родину съ сознаніемъ, что перемѣна обстоятельствъ налагаетъ на него новую отвѣтственность. и что отнынѣ ему слѣдуетъ остепениться и вести регулярную жизнь. Но до сихъ поръ ни богатство, ни преклоненіе передъ общественными приличіями не доставили ему того почетнаго положенія на родинѣ, на которое онъ разсчитывалъ.

Въ Герскомбѣ, селеніи Пайншира, гдѣ его отецъ выстроилъ себѣ домъ, онъ не встрѣтилъ особенно радушнаго пріема у мѣстнаго общества. Даже въ Трувилѣ, соотечественники какъ будто сговорились сторониться отъ него. Въ былое время взбунтовавшись противъ общественныхъ условій, онъ философски принялъ свое одиночество, но одно дѣло самому осудить себя на одиночество и другое терпѣть его, когда оно насильно навязывается. Чадвикъ сердился, что его какъ бы избѣгаютъ.

Онъ не принималъ въ разсчетъ естественную подозрительность и исключительность путешествующихъ англичанъ и стремленія каждой группы, разъ она образовалась, не допускать никого въ свою среду. И наконецъ, благодаря благодѣтельному закону природы, по которому мы сами не можемъ судить о томъ впечатлѣніи, какое производимъ на другихъ, онъ не подозрѣвалъ, что наружность его не изъ симпатичныхъ.

Чадвикъ былъ высокаго роста человѣкъ, съ грубымъ, краснымъ лицомъ, загорѣвшимъ отъ солнца, помятымъ и обрюзглымъ отъ безпутной жизни. У него были безпокойные, свѣтлосѣрые глаза и большой чувственный ротъ. Онъ не былъ положительно безобразенъ, и выраженіе его лица было не злое; но во всей его фигурѣ сказывалось что-то наглое и непривлекательное.

— Полагаю, продолжалъ онъ свои размышленія, что нашелъ бы способъ провести время здѣсь съ пріятностью, будь я одинъ… но надо подумать и о мальчишкѣ. Попытаюсь еще съ кѣмъ-нибудь познакомиться, быть можетъ, я самъ виноватъ. Я жду, чтобы другіе пошли мнѣ на встрѣчу, а, должно быть, мнѣ самому надо это сдѣлать. Вернусь въ гостинницу и постараюсь завести знакомство.

Укрѣпясь въ этомъ благомъ намѣреніи, онъ свернулъ въ переулокъ, подъ большія бѣлыя каленкоровыя знамена, съ объявленіемъ объ отдачѣ фортепіано на прокатъ, и пошелъ между высокими стѣнами и игрушечными виллами, пока не дошелъ до отеля «Калифорнія», большаго, некрасиваго зданія безхарактерной и претенціозной архитектуры, какъ и всѣ гостинницы вообще.

Никого не было въ большой залѣ, кромѣ м-ра Ливерседжа, спавшаго на одномъ изъ дивановъ, и четы непомѣрно толстыхъ иностранцевъ — мужа и жены, которые сидѣли рядышкомъ и съ трудомъ дышали, какъ загнанныя лошади. Сквозь стеклянныя двери ему видны были головы группы людей, сидѣвшихъ на террасѣ. Онъ поглядѣлъ на нихъ съ минуту, но у него не хватило духа пойти къ нимъ и присоединиться къ ихъ бесѣдѣ, рискуя, что его оттолкнутъ.

— Мнѣ не справиться съ цѣлой оравой, — подумалъ онъ и повернулъ въ другую сторону, на другую террасу, нижнюю, и которой не видно было съ верхней, разсчитывая наткнуться на какого-нибудь одинокаго британца, съ которымъ можно было бы завязать бесѣду.

Фортуна оказалась милостивой на этотъ разъ къ Чадвику, такъ какъ хотя онъ не встрѣтилъ на террасѣ никого изъ почтенныхъ pater familias и никакого общительнаго холостяка, но на одной изъ скамеекъ сидѣла дѣвушка лѣтъ восемнадцати или девятнадцати, очевидно, англичанка и необыкновенно хорошенькая. Онъ припомнилъ, что она сидѣла за table-d’hôte по другую сторону его нелюбезной сосѣдки, которая была, вѣроятно, ея матерью. А то обстоятельство, что она читала книжку, и онъ ей вовсе не былъ представленъ, совсѣмъ не мѣшало ему, на его взглядъ, заговорить съ нею. Еслибы ему удалось задобрить ее, думалось ему, то она помогла бы ему сойтись и съ остальной компаніей. Во всякомъ случаѣ, стоитъ попытаться. И онъ придвинулъ стулъ къ ея скамейкѣ и съ минуту просидѣлъ молча.

Личико миссъ Чевенингъ смущало душевный покой многихъ людей, находившихъ затѣмъ, что такъ же невозможно отчетливо припомнить его, какъ и позабыть. Выраженіе его постоянно мѣнялось съ каждымъ движеніемъ души, какъ у ребенка, и эти перемѣны сообщали новый смыслъ и характеръ ея лицу. Каріе глаза могли глядѣть на васъ съ самымъ яснымъ и обиднымъ равнодушіемъ, или же сіять откровеннымъ дружелюбіемъ, которое уже само по себѣ было лестнымъ отличіемъ для того, кто имѣлъ счастіе его заслужить. Красивый, подвижной ротъ, легко складывался въ презрительную гримаску, а обращеніе съ людьми неинтересными для нея было небрежно, а съ тѣми, кто заслуживалъ ея гнѣвъ, — безпощадно. Она была впечатлительна и откровенна, въ особенности въ своихъ антипатіяхъ. Она не выносила пошлости и скуки. Въ школѣ ей поклонялись восторженныя подруги, и она снисходительно принимала это поклоненіе. Но люди, ближе ее знавшіе, не могли бы положительно сказать: есть у нея сердце или нѣтъ въ метафорическомъ смыслѣ этого слова, еслибы не ея привязанность къ младшимъ сестрамъ и брату.

Все это, вмѣстѣ взятое, создавало не особенно пріятный характеръ, и надо согласиться, что не добрыя качества и не любезность привлекали людей къ миссъ Чевенингъ, но ея красивое лицо и изящная фигура.

Быть можетъ, прошлый опытъ способствовалъ горечи ея взглядовъ на міръ. Она была удивительно красива съ самаго дѣтства, и съ ней всегда очень няньчились, въ особенности въ деревенскихъ домахъ, куда она часто ѣздила въ гости вмѣстѣ съ отцомъ и матерью; такимъ образомъ, она спозаранку узнала свѣтъ.

Ей дали очень дорогое воспитаніе въ модномъ пансіонѣ, и хотя полковникъ Чевенингъ былъ тѣмъ временемъ посланъ въ Авганистанъ и тамъ убитъ, когда его дочери Марго было всего шестнадцать лѣтъ, но оставилъ свою вдову хорошо обезпеченною и, казалось, не было причины, почему бы его дочерямъ не занять принадлежавшее имъ по праву мѣсто въ обществѣ, когда онѣ достигнутъ надлежащаго возраста.

Къ несчастью, м-съ Чевенингъ была и честолюбива, и безразсудна, и задумала увеличить свои средства посредствомъ спекуляціи… Результаты этого можно предвидѣть. Ей пришлось отказаться отъ своего дома на Чешемъ-Плесѣ и поискать другаго, достаточно просторнаго для ея большаго семейства, но доступнаго по цѣнѣ теперь, когда средства ея значительно сократились. Соблазненная дешевизной, она наняла одинъ изъ старинныхъ домовъ на набережной Темзы, между Чисвикомъ и Гаммерсмитомъ.

Быть можетъ, она ожидала, что знакомые отыщутъ ее и тамъ; или же рада была, на первыхъ порахъ послѣ своихъ денежныхъ неудачъ, скрыться отъ всѣхъ; какъ бы то ни было, а ее оставили рѣшительно всѣ прежніе знакомые. Имъ было слишкомъ далеко ѣздить въ Чисвикъ, и они вскорѣ позабыли сначала ея адресъ, а затѣмъ и то, что она существуетъ на свѣтѣ. М-съ Чевенингъ вздумала обидѣться пренебреженіемъ, къ которому ей слѣдовало быть готовой, и не сдѣлала никакихъ усилій, чтобы поддержать сношенія съ прежнимъ обществомъ, и въ результатѣ вышло то, что Марго, когда настало время ей быть представленной ко двору и начать выѣзжать въ свѣтъ, жила жизнью особы средняго круга, никогда и не мечтавшей попасть въ высшій.

Обожавшія ее подруги вышли изъ пансіона и позабыли ее; тетушка, лэди Яверлендъ, у которой у самой были дочери, считала свои обязанности къ невѣсткѣ выполненными присылкой билета на музыкальное утро въ Портмэнъ-скверѣ зимой.

Два или три семейства въ Бедфордъ-Паркѣ или въ Кью, обитавшихъ въ сонныхъ старомодныхъ зданіяхъ, все еще выдерживающихъ конкурренцію съ новѣйшими исполинами изъ кирпича и известки, составляли теперь ихъ единственное общество. Развлеченія миссъ Чевенингъ были всѣ скромнаго свойства: загородный пикникъ, партія въ lawn-tennis лѣтомъ и вечеринка, съ танцами подъ фортепіано, зимой.

Въ сущности, она покорилась судьбѣ и даже болѣе того: она любила старомодный, увитый плющемъ, домъ на берегу рѣки, а разореніе заставило ее тѣснѣе сблизиться съ сестрами и братомъ; и лучшая сторона ея существа принадлежала имъ, а это не часто бываетъ. Но, вмѣстѣ съ тѣмъ, у Марго было гордое убѣжденіе въ превосходствѣ своей фамиліи.

Тѣмъ не менѣе, бывали времена, когда она жаждала болѣе обширнаго горизонта, чѣмъ тотъ, который былъ передъ ней. Воспоминаніе о прежней беззаботной и роскошной жизни все еще жило въ ней: она не забыла, какъ ребенкомъ была окружена лестью и удовольствіями.

Она такъ же была расположена къ удовольствіямъ теперь, какъ и тогда; она не могла не знать, что имѣла всѣ права на поклоненіе свѣта, и однако свѣтъ ее не зналъ и, вѣроятно, никогда не узнаетъ.

Сознаніе, что она исключена изъ круга, гдѣ могла бы блистать, придавало ей видъ королевы въ изгнаніи, которая въ скромной долѣ, куда ее поставила судьба, находитъ все сноснымъ, кромѣ развлеченій и удовольствій.

Вотъ кто была дѣвушка, которую Джошуа Чадвикъ нѣсколько опрометчиво рѣшилъ привлечь на свою сторону. И даже онъ, человѣкъ не робкаго десятка, чувствовалъ, что предпринимаетъ нѣчто, требующее большой отваги.

II.

Наконецъ Чадвикъ побѣдилъ нерѣшительность и началъ:

— Надѣюсь, что я не мѣшаю вамъ тѣмъ, что сижу здѣсь?

Дѣвушка на скамьѣ подняла на секунду глаза на него съ легкимъ удивленіемъ и промолвила равнодушно:

— Нисколько, и вернулась къ книгѣ.

— Васъ, кажется, очень интересуетъ то, что вы читаете?

— Очень.

На этотъ разъ она не поднимала глазъ.

— Могу я спросить, какая это книга.

Очаровательно небрежнымъ жестомъ она протянула ему книгу, чтобы онъ прочиталъ заглавіе.

— «Репейникъ и Лиліи», вотъ какъ? Книга о цвѣтоводствѣ, полагаю?

— Да, отвѣчала миссъ Чевенингъ съ тонкимъ презрѣніемъ къ его недогадливости.

— Ахъ! единственное растеніе, какое я зналъ въ жизни — это индиго.

Она не нашла нужнымъ отвѣтить на это.

— Да, продолжалъ онъ, — все, что касается индиго, мнѣ извѣстно. Я провелъ слишкомъ двадцать лѣтъ, обработывая его и стараясь разбогатѣть на немъ — трудная жизнь, скажу вамъ, а все-таки, оглядываясь теперь назадъ, кажется, что жилось уже не такъ худо. Я скучаю теперь по своемъ дѣлѣ.

Онъ помолчалъ минуту; и снова передъ нимъ пронеслось видѣніе того, какъ куліи болтаютъ сине-зеленую жидкость въ большомъ чанѣ, пока она не побѣлѣетъ, какъ молоко; ему почудился даже запахъ свѣжей краски; на мгновеніе онъ перенесся къ старой жизни со всѣми ея опасностями, распрями и надеждами. Онъ былъ автократомъ въ своей факторіи, грозой для окрестныхъ поселянъ. Но видѣніе пронеслось, и онъ снова оказался одинокимъ англичаниномъ въ чужомъ краѣ, безъ друзей и знакомыхъ, пытающимся разговориться съ молчаливой дѣвушкой.

Ея упорное невниманіе разсердило его, и онъ сказалъ:

— Мнѣ кажется, вы могли бы безъ убытка для себя отложить на минутку книгу и заняться мной. Я самъ не большой говорунъ, но право же тяжело, что вотъ уже два дня, какъ я проживаю здѣсь среди соотечественниковъ и еще не слышалъ отъ нихъ ни одного вѣжливаго слова!

Она съ покорностью закрыла книгу; она не хотѣла уйти отсюда и видѣла, что хотя онъ поступалъ вопреки свѣтскимъ приличіямъ, но вовсе не желалъ ее оскорбить. Быть можетъ, даже его бесѣда позабавитъ ее; онъ былъ типъ новый и, по крайней мѣрѣ, не такой ужь пошлый, какъ всѣ остальные.

— Я готова слушать васъ, сказала она, — если вамъ есть что сказать.

— Вы вѣжливѣе, чѣмъ кто бы то ни былъ изъ находящихся здѣсь. Помилуйте, вчера за tabie-d’hôte передалъ сосѣду соль, и онъ такъ испугался, чтобы изъ этого не вышло знакомства, что отвѣтилъ мнѣ: «merci, m’sieur», хотя такъ же хорошо зналъ, что я не французъ, какъ я зналъ, что онъ англичанинъ. По-моему, это мелочность, по-вашему какъ?

— Быть можетъ, это только застѣнчивость. Англичане славятся вѣдь своей скрытностью, развѣ вы не знаете?

— Я не скрытенъ. Если кому нужно знать, кто я и что я, я готовъ ему сказать. Мнѣ нѣтъ причины скрываться. Но половина людей, которыхъ встрѣчаешь, смертельно боятся скомпрометтировать себя, знакомясь съ неизвѣстными. Одно только утѣшеніе, что я недолго буду одинъ… черезъ день или два пріѣдетъ мой сынъ и составитъ мнѣ компанію.

— Вы его ждете изъ Англіи?

— Нѣтъ, онъ путешествуетъ по континенту, и я подумалъ, отчего бы мнѣ не отправиться къ нему навстрѣчу въ одно изъ приморскихъ французскихъ мѣстечекъ, гдѣ бы вмѣстѣ пріятно провели время. Мой отецъ обо мнѣ такъ не заботился, когда я былъ молодъ; онъ былъ суровый человѣкъ и выгналъ меня изъ дому за то, что я женился противъ его воли. Лучшіе годы жизни я провелъ въ Бенгаліи. Я. не могъ въ тѣ времена тратить много денегъ на сына, но отецъ простилъ меня передъ смертью, и теперь я богатъ и могу побаловать своего мальчика. Онъ добрый юноша, и мы удивительно какъ сблизились, хотя такъ еще мало времени знаемъ другъ друга. Теперь онъ ни въ чемъ не будетъ нуждаться. Я теперь богаче, чѣмъ надѣялся быть… богаче, чѣмъ большинство изъ тѣхъ, кто здѣсь проживаетъ, и мой сынъ будетъ счастливѣе меня.

Тѣмъ временемъ интересъ миссъ Чевенингъ уже изсякъ. Чадвикъ не выигрывалъ при ближайшемъ знакомствѣ. Ей вовсе не желательно было выслушивать его конфиденціи, и она находила его грубую болтовню несноснѣе, чѣмъ ожидала. Она явно обрадовалась, когда увидѣла мать, сходившую съ верхней террасы.

— Вотъ ты гдѣ, Марго! вскричала м-съ Чевенингъ. — Я тебя вездѣ искала.

— Ваша дочь, ма’мъ, сказалъ Чадвикъ, — была такъ добра, что подарила меня своимъ обществомъ.

— Въ самомъ дѣлѣ? холодно произнесла м-съ Чевенингъ. — Марго, я принесла тебѣ два письма изъ Литльгамптона; они лежали на столѣ у портье, и я взяла ихъ, проходя мимо.

— О! наконецъ-то! вскричала миссъ Чевенингъ, внезапно оживляясь; — дайте мнѣ ихъ, пожалуйста… Отъ Иды! мама, поглядите цѣлыхъ два листа; ей, должно быть, въ самомъ дѣлѣ, стало лучше.

— Мы васъ не задерживаемъ, обратилась м-съ Чевенингъ къ Джошуа Чадвику, который не выказывалъ желанія уйти.

— Я никуда не спѣшу, отвѣтитъ тотъ, — у меня пропасть свободнаго времени.

— Ну тогда, полагаю, мы должны поискать другаго мѣста, сказала м-съ Чевенингъ. — Пойдемъ, Марго.

— О! угрюмо проворчалъ тотъ, — я уйду. Я не зналъ, что мѣшаю вамъ. Хотя гостинницы общее достояніе, но мнѣ легко найти себѣ другое мѣсто, если я вамъ мѣшаю. Прощайте.

— Какой ужасный человѣкъ! пробормотала м-съ Чевенингъ, садясь около дочери. — Неужели ты, въ самомъ дѣлѣ, допустила его разговаривать съ собою, Марго!

— Ида ѣздила въ Уортингъ въ субботу и нисколько не устала, былъ отвѣтъ совсѣмъ не впопадъ.

— Милочка моя… какъ я рада! но ты слышала, я думаю, о чемъ я спрашивала тебя. Ты разговаривала съ этимъ ужаснымъ человѣкомъ?

— О! немножко… да. То-есть онъ разговаривалъ со мной… разсказывалъ мнѣ про себя.

— Марго, какъ ты неосторожна… теперь намъ трудно будетъ держать его на почтительномъ разстояніи! Что онъ тебѣ разсказывалъ?

— Они два раза ѣздили въ Арундель, продолжала миссъ Чевенингъ сообщать извѣстія, содержавшіяся въ письмѣ. Вы меня о чемъ-то спрашивали? О! да онъ разсказывалъ мнѣ, что былъ плантаторомъ индиго въ Бенгаліи. И что-то о сынѣ, съ которымъ долженъ съѣхаться. И что онъ колоссально богатъ и могъ бы купить все, чего бы ни пожелалъ… да… онъ очень носится съ своимъ богатствомъ… и жаловался, что никто не хочетъ съ нимъ разговаривать… и какъ это ему обидно. Кажется, вотъ и все.

— Онъ былъ однако очень откровененъ съ тобой, замѣтила м-съ Чевенингъ, неудовольствіе которой какъ-то испарилось.

— Это не моя вина, милая мама. Я вовсе не была съ нимъ любезна.

— Ну скажи мнѣ, что пишетъ Ида.

— Я прочитаю вамъ конецъ ея письма:

«Не могу пересказать тебѣ, какъ пріятно мы проводимъ здѣсь время. Реджи и Летиція бѣгаютъ цѣлый день по песчанистому берегу и возвращаются съ волчьимъ аппетитомъ. Ты не можешь себѣ представить, какъ добра съ нами милая Генни… Она больше похожа на сестру, чѣмъ на гувернантку! Я бы желала, чтобы она тебѣ больше была по сердцу, потому что мнѣ кажется, что она очень чувствительна. Я часто думаю о васъ и хотѣла бы знать: хорошо ли вамъ. Мнѣ кажется, очень весело жить въ большой гостинницѣ. Я думаю, что можно тогда устраивать танцы каждый вечеръ. Напиши мнѣ подробно обо всемъ, что видишь… то-есть главнымъ образомъ о платьяхъ. У Генни два прехорошенькихъ платья, и она въ нихъ очень мила. Одно… и т. д.»

— Мнѣ кажется, что миссъ Гендерсонъ слишкомъ любитъ наряды, для особы въ ея положеніи, замѣтила м-съ Чевенингъ; право, мнѣ надо будетъ съ нею поговорить объ этомъ, когда мы вернемся домой. Она тебѣ не очень, кажется, симпатична, Марго?

— Она по-моему глупа въ нѣкоторыхъ вещахъ, но Ида очень къ ней привязалась; она бы не могла теперь съ ней разстаться.

— Я бы желала нанять болѣе надежную особу… но намъ приходится теперь быть очень разсчетливыми, вздохнула м-съ Чевенингъ.

— Вы знаете, что я занимаюсь, сколько могу, младшими дѣтьми, но, къ несчастію, у меня нѣтъ совсѣмъ способности къ преподаванію, и я незнаю половины того, что знаетъ миссъ Гендерсонъ. Реджи мнѣ рѣшительно не подъ силу. Но, знаете, что я вамъ скажу: Трувиль, право, скученъ, не окончить ли намъ вакацію въ Литльгамптонѣ?

— Ты самая непостижимая дѣвушка въ мірѣ, сказала м-съ Чевенингъ. Я думала, что послѣ всѣхъ работъ и тревогъ, какія причинила болѣзнь Иды, тебѣ пріятно будетъ маленькое разнообразіе и жизнь на континентѣ… а тебѣ уже надоѣло.

— Мнѣ надоѣла, я думаю, «Калифорнія». Общество здѣсь неинтересное, а мы совсѣмъ почти не выходимъ изъ гостинницы.

— Я не люблю осматривать живописныя мѣста, отвѣчала м-съ Чевенингъ, и кромѣ того здѣсь есть Казино.

— О, да! Казино!

Марго охотнѣе побѣгала бы по окрестностямъ, осмотрѣла бы сонные городки и деревушки, и старинныя, патріархальныя церкви, гдѣ стѣны увѣшаны наивными приношеніями. Но вкусы матери расходились съ ея вкусами, ея мама охотно дѣлила время между plage и Казино, и была вполнѣ довольна микроскопическими разговорами съ Опокерами и Уиплями.

М-съ Чевенингъ отослала Марго одѣваться къ table-d’hôte и нѣкоторое время просидѣла въ размышленіяхъ, которыя, судя по выраженію ея лица, были невеселаго характера и которыя, пользуясь авторской привилегіей, я могу сообщить подробнѣе: — съ моей стороны было ошибкой пріѣзжать сюда, говорила она себѣ, я даромъ потратила деньги. Еслибы я повезла ее въ Уатби, Ковсъ или Фолькстонъ, то мы могли бы встрѣтиться тамъ съ порядочными людьми, можетъ быть, съ прежними знакомыми… но здѣсь? Однако, какъ я могла знать? Иной разъ въ Трувилѣ собирается самое лучшее общество; къ несчастію, нынѣшній годъ оно почему-то отсутствуетъ. Хотя, — быть можетъ, еслибы и присутствовало, то толку бы вышло мало, прибавила она съ горькой усмѣшкой. Какой богатый и знатный молодой человѣкъ обратитъ вниманіе на Марго, несмотря на то, что она такъ хороша собой? Я глупа, что разсчитываю на это, хотя сердце мое разобьется, если она выйдетъ замужъ за третьестепеннаго актера или мелкаго чиновника и поселится на всю жизнь въ Бедфордъ-Паркѣ или въ Шепфердъ-Дэшѣ. Ей слѣдуетъ выдти замужъ за богатаго человѣка, хотя бы уже для сестеръ и брата. О, еслибы только наше милое старое помѣстье осталось за нами, какъ все могло бы быть иначе! А Гвендолина! развѣ не могла бы она вывозить Марго въ свѣтъ и помочь ей найти себѣ партію. Но она боится, что Марго затмитъ ея дочь. И не безъ основанія: эти Брединги дурны собой, какъ смертный грѣхъ. Хотѣла бы я знать… но тутъ ея мысли стали такъ безсвязны и неопредѣленны, что нѣтъ никакой возможности передать ихъ словами. Но въ результатѣ этой продолжительной задумчивости, она произнесла громко, поднимаясь съ мѣста: — кто-то говорилъ, кажется, что м-ру Ливерседжу извѣстна про него вся подноготная? надо будетъ его разспросить.

М-ръ Ливерседжъ былъ отставной чиновникъ, занимавшій когда-то очень высокій постъ. Въ настоящее время онъ былъ просто лишь старымъ холостякомъ и сплетникомъ и переѣзжалъ изъ одного приморскаго мѣстечка въ другое, развозя повсюду исторіи, приправленныя pot-pourri изъ скандальной хроники Востока.

Онъ проводилъ большую часть вечеровъ, раскладывая въ salone de lecture особый видъ остъиндскаго «пасьянса», предлагая иногда научить этому пасьянсу какую-нибудь хорошенькую женщину (онъ питалъ спасительный страхъ къ вдовамъ и дѣвицамъ). Сперва онъ побаивался м-съ Чевенингъ и громко провозглашалъ свои анти-матримоніальныя воззрѣнія, но затѣмъ опасенія его разсѣялись.

М-съ Чевенингъ нашла его лежащимъ на диванѣ въ залѣ, въ ожиданіи обѣденнаго звонка, и легко навела его на желанную для нея тему разговора.

— Любопытно, говорилъ онъ, какъ тѣ самые субъекты, которыхъ вы бы не желали видѣть, какъ разъ явятся тамъ, гдѣ ихъ всего менѣе ожидаешь встрѣтить. Я зналъ этого Чадвика вскорѣ послѣ того, какъ получилъ свое первое назначеніе. Онъ управлялъ факторіей въ моемъ округѣ, и я по временамъ сталкивался съ нимъ. Онъ былъ единственнымъ изъ тамошнихъ плантаторовъ, съ которымъ я не сошелся… рѣзкій, заносчивый человѣкъ… совсѣмъ не такого рода, чтобы съ нимъ пріятно было водить знакомство. Онъ, должно быть, ожесточился отъ того, какъ съ нимъ поступилъ отецъ. Отецъ его былъ очень богатъ и торговалъ восточными товарами. Сынъ женился противъ воли отца, и тотъ лишилъ его всякихъ средствъ къ жизни. Къ тому же у него умерла жена… Кажется, что старый Чадвикъ смиловался передъ смертью и оставилъ сыну громадное состояніе…

— И у него нѣтъ семьи? спросила м-съ Чевенингъ, никого, съ кѣмъ бы дѣлить свое богатство?

— Только одинъ сынъ… я его никогда не видалъ… на онъ долженъ быть уже взрослый молодой человѣкъ. Не знаю, принялъ ли его дѣдушка къ себѣ и далъ ли ему воспитаніе?

— По всей вѣроятности, замѣтила м-съ Чевенингъ, это меньшее, что онъ могъ сдѣлать. Но какъ странно, что вы-таки наткнулись на этого м-ра Чадвика.

— Да, представьте, даже здѣсь я не могъ отъ него укрыться и первое, что увидѣлъ — это его остъиндскую каску! Но я избѣгаю его, сколько можно.

— А, знаете, промолвила м-съ Чевенингъ, не знаю почему, но мнѣ стало жаль этого бѣднаго человѣка.

Какъ легкомысленно она чуть было не отвернулась отъ той самой случайности, за которой пріѣхала. Подумать, что она отталкивала богатаго плантатора, у котораго одинъ единственный сынъ, и тотъ долженъ вскорѣ пріѣхать! Какъ безразсудно, какъ глупо поддаваться первымъ впечатлѣніямъ. Отецъ непривлекателенъ, правда, но изъ этого не слѣдуетъ, чтобы сынъ былъ такой же. Напротивъ того, весьма вѣроятно, что онъ получилъ воспитаніе и образованіе, соотвѣтственное его богатству.

И если этотъ молодой человѣкъ познакомится съ Марго, то не можетъ развѣ это окончиться самымъ благополучнымъ образомъ? Во всякомъ случаѣ это шансъ, и имъ не слѣдуетъ пренебрегать; каковы бы ни были ея чувства, но м-ра Чадвика необходимо приласкать.

Но не была ли она съ нимъ такъ невѣжлива, что уже теперь нельзя этого и поправить? Она вспомнила объ одиночествѣ этого человѣка, объ его очевидномъ желаніи завязать какое-нибудь знакомство… нѣтъ, не трудно будетъ его приручить. Но это слѣдуетъ сдѣлать безотлагательно; если промедлить и сынъ успѣетъ пріѣхать, тогда будетъ уже поздно. Все это очень непріятно, въ особенности послѣ того, какъ она высказывала такія рѣзкія сужденія, но дѣлать нечего.

— Конецъ дѣло вѣнчаетъ, думала она; и что мнѣ до того, что подумаютъ другіе, лишь бы все окончилось благополучно.

И въ видѣ предварительной мѣры, она рѣшила позабыть все, что говорила и думала до сихъ поръ… такого мысленнаго самоотреченія не можетъ избѣжать никакой ренегатъ.

III.

— Мнѣ кажется, что твои манеры немного чопорны, Марго, замѣтила мать, позднѣе вечеромъ, когда шла съ дочерью въ Казино, это такъ же не годится для молодой дѣвушки, какъ и противуположная крайность.

— Что такое я сдѣлала? спросила миссъ Чевенингъ, приподнимая брови.

— Ты была очень не любезна съ бѣднымъ м-ромъ Чадвикъ за table-d’hôte; я право нашла нужнымъ загладить твою рѣзкость.

— М-ръ Чадвикъ это тотъ ужасный человѣкъ, который разговаривалъ со мной на террасѣ?

— Мы не вправѣ осуждать ближняго безъ всякихъ основаній, произнесла сентенціозно м-съ Чевенингъ. Я часто думаю, что мы лишаемъ себя многихъ пріятныхъ и полезныхъ знакомствъ отъ того, что такъ неприступны.

— Я думала, что съ моей стороны неосторожно поощрять его… хотя это мнѣ въ голову не приходило… но такъ по крайней мѣрѣ мнѣ было сказано.

— Это совсѣмъ другое дѣло. Я тогда ничего о немъ не знала. Онъ мнѣ нравится, Марго, право, нравится. Конечно, онъ не похожъ на другихъ людей, но, право, нѣкоторая оригинальность дѣйствуетъ освѣжающимъ образомъ. И онъ такъ одинокъ, что, право, доброе дѣло заняться имъ немножко.

— Какъ вамъ угодно, мама, но знаете, что я вамъ скажу: вы поощрили его, и теперь отъ него больше не отдѣлаетесь, увидите! Онъ будетъ ходить за нами по пятамъ.

— Мнѣ кажется, произнесла мать съ большимъ достоинствомъ, что ты можешь положиться на меня, что я сумѣю положить предѣлъ всякому нахальству. И позволь мнѣ сказать тебѣ, что нѣтъ хуже тона, какъ презрительный. Мы всѣ созданы изъ одной глины, всѣ въ грѣхѣ родились, всѣ сегодня тутъ, а завтра и нѣтъ насъ.

— Ахъ! но онъ и завтра будетъ тутъ, потому что ждетъ сына, отвѣтила Марго, которой очень не нравился нравоучительный оборотъ разговора.

— Говорилъ онъ тебѣ, чѣмъ занятъ сынъ? Онъ путешествуетъ по Нормандіи, осматриваетъ старинные города и соборы… это такъ полезно и похвально въ молодомъ человѣкѣ…, что онъ осматриваетъ соборы… и все такое…. Показываетъ утонченный вкусъ. Но онъ такъ мало пользовался обществомъ отца.

— Вы очевидно этимъ объясняете то, что у него утонченный вкусъ, замѣтила шутливо Марго.

— Я ничего такого не говорила. М-ръ Чадвикъ очень хорошій человѣкъ въ своемъ родѣ, но сынъ по всей вѣроятности образованнѣе его… это часто бываетъ. И онъ, кажется, такой нѣжный отецъ.

— Развѣ сынъ тоже женатъ? спросила Марго, которая сегодня очевидно расположена была дразнить мать.

— Ты сегодня немножко тупа… или невнимательна. Женатъ! да онъ еще мальчикъ: ему двадцать одинъ годъ или около того.

— Мальчики двадцати одного года часто женаты, сказала. Марго.

— Хорошо; но этотъ мальчикъ не женатъ, и я говорила, про его отца; онъ очень гордится сыномъ, это сейчасъ видно.

— Неужели? вотъ все, что можно было извлечь изъ Марго, и на томъ разговоръ и прекратился. Тѣмъ не менѣе онъ произвелъ на нее непріятное впечатлѣніе; за table-d’hôte ее удивляло и сердило, что мать такъ радикально измѣнила свое обращеніе съ м-ромъ Чадвикомъ. Ее сердила также готовность, съ какой м-ръ Чадвикъ отвѣчалъ на авансы м-съ Чевенингъ, и на то, что простой случайный разговоръ за table-d’hôte грозилъ внезапно перейти въ настоящее и постоянное знакомство. М-съ Чевенингъ конечно не намекала на свою первоначальную неприступность и старалась только какъ можно скорѣе изгладить самое воспоминаніе о ней, въ чемъ и успѣвала. Гордость Марго была жестоко уязвлена тѣмъ, что мать такъ роняла свое достоинство. И хотя она еще не догадывалась о причинахъ, но смутно чувствовала, что доброта и состраданіе тутъ не причемъ. Предчувствіе ея, что м-ръ Чадвикъ воспользуется своимъ преимуществомъ, оправдалось; онъ ходилъ за ними по пятамъ весь слѣдующій день съ настойчивостью, которая была почти трогательна: куда бы онѣ ни пошли, онѣ могли быть увѣрены, что встрѣтятъ его на дорогѣ.

Марго выходила изъ себя, но мать не только поощряла м-ра Чадвика, но очевидно была довольна его навязчивостью.

Подъ ея эгидой онъ былъ допущенъ въ англійскій кружокъ въ «Калифорніи», его общественный карантинъ кончился, но онъ главнымъ образомъ искалъ общества м-съ Чевенингъ, вслѣдствіе чего Марго была предоставлена самой себѣ.

На третій день послѣ того какъ завязалась эта непостижимая дружба, мать сказала дочери:

— Марго, м-ръ Чадвикъ очень желаетъ, чтобы мы поѣхали съ нимъ завтра на скачки въ Довиль; завтра послѣдній день; онъ ждетъ сегодня вечеромъ сына, такъ что насъ составится компанія вчетверомъ.

— Нѣтъ, мама, ни за что, протестовала она; мнѣ совсѣмъ не хочется ѣхать… поѣзжайте однѣ.

— Не ребячься, Марго, или вѣрнѣе сказать, не будь такой эгоисткой; если ты не поѣдешь, то и я должна буду остаться съ тобой.

— Не вижу причины; но полдня, проведенныхъ въ обществѣ м-ра Чадвика, для меня плохое удовольствіе.

— Съ его стороны очень любезно желать провести съ нами время, и я не хочу обидѣть его. Кромѣ того я уже дала слово за тебя.

— Желала бы, чтобы вы мнѣ сказали, что такое въ этомъ м-рѣ Чадвикѣ, что вы такъ поощряете его… мнѣ онъ кажется очень противнымъ. Мама, не можете же вы не видѣть, не чувствовать, что онъ намъ не пара.

— Терпѣть не могу, когда ты такъ говоришь, рѣзко отвѣтила м-съ Чевенингъ. А знаешь ли ты, что мы почти нищіе.

— Но нищимъ не возбраняется быть разборчивыми въ знакомствахъ. Я предпочитаю людей благовоспитанныхъ. А вообще вы еще требовательнѣе, чѣмъ я.

— Ты презираешь бѣднаго м-ра Чадвика за то, что у него не утонченныя манеры; ты забываешь, что его жизнь сложилась очень неблагопріятно и кромѣ того, право же, я не вижу въ немъ ничего такого худаго. Но тебѣ не придется много быть въ его обществѣ; тобою будетъ заниматься сынъ.

— Если онъ похожъ на отца, то мнѣ отъ этого не легче. О, мама, какъ это вы не хотите понять, что мнѣ пріятнѣе было бы остаться дома.

— Сознаюсь, не понимаю тебя. Мнѣ кажется, что дѣвушка, въ особенности когда у нея такъ мало развлеченій, какъ у тебя, была бы рада ѣхать уже ради одного зрѣлища.

Марго оставила это замѣчаніе безъ отвѣта, но презрительная складка около губъ ясно показывала, какъ она объ этомъ думаетъ.

Вечеръ былъ прохладный, и онѣ пили послѣобѣденный чай въ большой залѣ, а не на террасѣ, какъ обыкновенно. Въ эту минуту онѣ были только вдвоемъ, м-ръ и м-съ Спокеръ качались на двухъ американскихъ креслахъ на другомъ концѣ залы; м-ръ Уипль и м-ръ Чадвикъ курили на террасѣ, приподнявъ воротники; м-ръ Ливерседжъ, растянувшись на диванѣ, весь сосредоточился на работѣ своихъ пищеварительныхъ органовъ, остальная компанія разошлась по своимъ дѣламъ въ разныя стороны. Иностранный элементъ былъ представленъ толстой четой, которой дышать составляло уже такой трудъ, что было не до разговоровъ, и однимъ унылымъ иностранцемъ, расхаживавшимъ взадъ и впередъ по ковру.

— Пойдемте въ Казино, предложила Марго, все же тамъ веселѣе.

М-съ Чевенингъ согласилась, и онѣ готовились идти за шляпками и пальто, когда послышался на улицѣ рѣзкій звонъ бубенчиковъ, и немедленно вслѣдъ за тѣмъ большой чернокрасный омнибусъ отеля въѣхалъ въ ворота съ сверкающими въ темнотѣ фонарями.

Швейцаръ въ раззолоченной ливреѣ вышелъ изъ своей ложи, важная dame de comptoir выплыла изъ-за прилавка и готовилась принять путешественниковъ.

— Подожди минутку, сказала м-съ Чевенингъ, я посмотрю, кто пріѣхалъ и приличные ли на видъ люди.

Въ омнибусѣ былъ только одинъ путешественникъ, и Марго ясно разглядѣла его съ того мѣста, гдѣ сидѣла. То былъ очевидно англичанинъ, и молодой… высокій, широкоплечій молодецъ съ коротко остриженными вьющимися черными волосами и крупными, нѣсколько строгими чертами лица — очень хорошій образчикъ молодаго англичанина, котораго общественная школа и университетское воспитаніе вымуштровали и умственно, и физически.

— М-ръ Чадвикъ на террасѣ? услышала она его вопросъ. Хорошо, снесите мои вещи въ мою комнату; я сейчасъ пойду и поздороваюсь съ нимъ.

Онъ прошелъ мимо Марго легкой, быстрой походкой, и глаза ея невольно слѣдили за нимъ, хотя онъ повидимому ее и не замѣтилъ. Откуда у него такая смѣсь утонченности и силы? какъ могъ плебей м-ръ Чадвикъ имѣть такого сына? это перевертывало всѣ понятія м-съ Чевенингъ о породѣ, которыя были рѣшительно консервативнаго характера. Должно быть, онъ унаслѣдовалъ наружность и манеры матери, заключила она.

— Удивляюсь, сказала м-съ Чевенингъ; неужели этотъ молодой человѣкъ сынъ м-ра Чадвика?

— Какой молодой человѣкъ? былъ лицемѣрный отвѣтъ Марго.

Очевидно м-съ Чевенингъ не слышала, какъ онъ спрашивалъ м-ра Чадвика, а Марго не нашла нужнымъ сказать ей. Но позднѣе вечеромъ, когда онѣ уходили изъ концертной залы Казино, она сказала:

— Я думаю все-таки, мама, что мнѣ слѣдуетъ ѣхать съ вами завтра въ Довиль. Нельзя же пустить васъ одну.

— Я была увѣрена, что ты образумишься, моя душа, и увидишь, что проведешь очень пріятно время, если только не будешь капризничать.

Марго улыбнулась про себя. Она была увѣрена, что ей не придется жаловаться на скуку.

Въ этотъ вечеръ она простояла нѣкоторое время у открытаго окна, глядя на обширный полукругъ фонарей вдоль plage, среди которыхъ сверкали красные и зеленые огни маяковъ на пристани и электрическое солнце надъ Казино, ней показалось, что вся мѣстность пріобрѣла какую-то небывалую прелесть: она съ мечтательнымъ удовольствіемъ прислушивалась къ медленному, монотонному ропоту волнъ. Она не анализировала причинъ этой перемѣны: она презирала дѣвическія чувства и постыдилась бы признаться, что мимолетное появленіе незнакомца произвело эту перемѣну; но тѣмъ не менѣе сознавала, что ждетъ завтрашней встрѣчи съ интересомъ. Въ его лицѣ было нѣчто, сразу ей понравившееся; онъ казался гораздо старше своихъ лѣтъ; двадцатилѣтніе молодые люди часто бываютъ еще неловки и неуклюжи. Марго часто встрѣчала такихъ на партіяхъ lawn-tennis и никогда не удостоивала замѣчать ихъ откровеннаго восхищенія. Но теперь чувствовала, что ей хочется, чтобы новый знакомый не остался къ ней равнодушенъ. Первоначальная антипатія къ его отцу казалась теперь безразсудной: она была благодарна ему за настойчивое желаніе познакомиться съ нею и матерью, несмотря на ихъ нелюбезность. Еслибы ея прежнее желаніе было выполнено, то она лишена была бы возможности познакомиться съ единственнымъ человѣкомъ, съ которымъ ей хотѣлось быть знакомой.

Марго проснулась на другое утро съ такимъ ощущеніемъ, будто ей предстоитъ нѣчто очень пріятное. День обѣщалъ быть очень жаркимъ; выглянувъ въ окно, она увидѣла дымку перламутроваго тумана, медленно удалявшуюся съ гладкой поверхности моря; рыбачья лодка съ блѣдноголубыми снастями, отражавшимися въ зеркальной водѣ, только-что отчалила отъ пристани и медленно уходила въ море. Песчаный берегъ былъ еще пустыненъ, хотя на огороженной эспланадѣ уже раздавались шаги немногихъ раннихъ гуляющихъ.

Марго нетерпѣливо захотѣлось на улицу и часъ спустя, напившись кофе съ petis-pain, который составляетъ одну изъ роскошей континентальной жизни, Марго направилась къ морскому берегу. По дорогѣ, вдыхая чистый утренній воздухъ, отъ котораго удвоивалась энергія и жизнерадостность, она вдругъ наткнулась на маленькую сцену, возбудившую ея гнѣвъ.

За нѣсколько шаговъ впереди себя она увидѣла маленькаго французскаго мальчика, въ которомъ прежде всего бросались въ глаза полосатый воротникъ и смуглыя ножки, и котораго волокла за собой, надѣляя злобными тычками не bonne, а лондонская нянька, нанятая, вѣроятно, для того, чтобы юный джентльменъ усвоилъ себѣ англійскій акцентъ во всей чистотѣ.

Въ настоящую минуту онъ какъ разъ имѣлъ полную возможность нахвататься самыхъ простонародныхъ оборотовъ рѣчи съ тѣми искаженіями буквъ, сокращеніями цѣлыхъ слоговъ и неправильными удареніями, какими означается рѣчь необразованнаго человѣка.

— Ну, да, какъ же, такъ сейчасъ и пошла, выдумалъ еще! стану я плясать по вашей дудкѣ, милордъ. Очень нужно, скажите на милость! Пойду туда, куда хочу, слышите, зарубите это у себя на носу.

— Мамаша сказала, что мнѣ можно ловить креветокъ и раковъ, Сусанна.

— Ишь ты! ну, а я говорю, что не будете вы ловить раковъ и креветокъ, потому мнѣ и то тошно таскаться за вами — была охота! извольте смирно сидѣть около меня на пескѣ и вотъ весь разговоръ.

— Ты не добрая, Сусанна. Когда мамаша придетъ я скажу, ей, que tu n’es pas gentille du tout, du tout!

— Скажите ей, скажите ей! хочешь пожаловаться на меня, ябедникъ эдакій.

И тутъ она принялась трясти его.

Одной изъ характерныхъ чертъ въ миссъ Чевенингъ былъ кастовый предразсудокъ, хотя рѣдко всплывавшій наружу, но такъ же глубоко укоренившійся, какъ у какого-нибудь брамина. Она никогда не была высокомѣрна съ прислугой, но смотрѣла на нее, какъ на особенныя низшія существа, созданныя для удобства высшихъ, и грубое тиранство этой женщины показалось ей нестерпимой дерзостью. Она ускорила шагъ и повелительно окликнула ее:

— Какъ вы смѣете позволять себѣ такія дерзости?!

Она была великолѣпна съ нахмуренными бровями надъ большими карими глазами и разгорѣвшимися щеками; маленькій мальчикъ поглядѣлъ на нее со страхомъ и восхищеніемъ, какъ на красиваго, но сердитаго ангела, прилетѣвшаго защитить его.

Нянька, очевидно, осталась равнодушна къ грозному виду Марго и, дернувъ головой, дерзко замѣтила, что, кажется, не обязана отдавать отчетъ въ томъ, что говоритъ, постороннимъ лицамъ.

— Вы обязаны прилично обращаться съ ребенкомъ вашихъ господъ, сказала Марго.

Сусанна принадлежала къ тому типу нянекъ, которыхъ совсѣмъ не рѣдкость встрѣтить въ Лондонѣ, въ чемъ скептики могутъ убѣдиться, гуляя въ кенсингтонскихъ садахъ. Грубыя, сварливыя, не понимающія дѣтской натуры, часто даже не терпящія дѣтей, онѣ обращаются съ своими питомцами такъ, какъ обращались съ братишкой или сестренкой, когда няньчились съ ними. Самая любовь ихъ такъ же груба, какъ и ненависть, и всякую уступку желаніямъ ребенка онѣ считаютъ ниже своего достоинства. Наружность у нашей няньки была дурная; волосы рыжіе, выраженіе лица недоброе, а фигура, хотя она и не была низка ростомъ, неуклюжая.

— Что жъ мнѣ рабыней что ли прикажете быть у такого крошки? закричала она.

— Изъ того, какъ вы съ нимъ обращаетесь, не похоже, чтобы вы были рабыней, замѣтила миссъ Чевенингъ съ надменнѣйшимъ видомъ. И ужь конечно, васъ наняли не затѣмъ, чтобы дѣлать изъ него раба.

— Зачѣмъ я нанята, это не ваше дѣло, миссъ, отрѣзала Сусанна. Идемъ, мистеръ Онри, не слушайте, что она говоритъ.

— Совѣтую вамъ быть вѣжливѣе, пригрозила Марго, а не то я пойду и скажу вашей госпожѣ, какъ вы обращаетесь съ ея сыномъ.

Въ свѣтлыхъ глазахъ Сусанны сверкнула злоба. При этой угрозѣ, не подозрѣвая, что Марго совсѣмъ неспособна была привести ее въ исполненіе, она испугалась и тотчасъ смирилась, пробормотавъ, что исполняетъ только свою обязанность и надѣется, что молодая лэди не станетъ губить ее.

— Хорошо, отвѣтила Марго. Мальчикъ, какъ васъ зовутъ?

Маленькій мальчикъ, повидимому, тоже испугался красиваго повелительнаго лица своей защитницы и робко жался къ нянькѣ.

— Онъ неохотно идетъ къ чужимъ, миссъ, сказала Сусанна; не бойся, Онри, молодая лэди на тебя не сердится, а только на бѣдную Нана.

— Послушайте, Анри, сказала Марго по-французски, если вамъ хочется ловить креветокъ, то пойдемте со мной, и мы ихъ наловимъ вмѣстѣ.

И она протянула ему свою твердую, узкую ручку.

Что побудило ее сдѣлать такое неожиданное предложеніе, она бы сама не могла сказать: доброта, самолюбивая рѣшимость привлечь симпатіи мальчика, просто ли желаніе проучить няньку, или всѣ три побужденія вмѣстѣ взятыя.

— Я не спущу съ глазъ ребенка, въ угоду кому бы то ни было, объявила Сусанна, догадавшаяся о смыслѣ ея словъ.

— Я его не обижу, отвѣтила Марго, но вы можете идти за нами, если хотите. Анри, вы вправѣ дѣлать то, что мамаша вамъ позволила. Сусанна ваша служанка и только, понимаете? Не будьте трусишкой? Гдѣ ваша сѣтка? прекрасно, ну, теперь идемъ.

Этого маленькаго эпизода былъ невидимый зритель, такъ какъ онъ происходилъ около купальной будки, за которой сидѣлъ молодой человѣкъ; онъ слышалъ весь разговоръ отъ слова до слова, и такъ какъ онъ не былъ интимнаго свойства и забавлялъ его, то онъ не видѣлъ причины заявлять о своемъ присутствіи.

Разговаривающіе были ему, однако, не видимы, и когда голоса ихъ замерли вдали, онъ всталъ изъ любопытства и поглядѣлъ вслѣдъ удалявшейся группѣ.

Голосъ дѣвушки — мягкій, съ благовоспитанной интонаціей, хотя и энергическій, очень ему понравился; высокая, стройная фигура ея, мелькавшая вдали, тоже произвела на него пріятное впечатлѣніе; ему хотѣлось бы увидѣть ея лицо. Долго, послѣ того, какъ онъ усѣлся на прежнее мѣсто, онъ думалъ о томъ: какая она собой, узнаетъ ли онъ ее при встрѣчѣ и тому подобныя вещи.

Ему не сидѣлось на мѣстѣ. «Они, должно быть, уже миновали теперь Roches Noires», размышлялъ онъ; пойти взглянуть, приливъ скоро или нѣтъ?

Онъ подошелъ къ одной изъ дощечекъ, на которыхъ заносятся такія свѣдѣнія.

— «Haute Marée, 10, 45 a. m.», читалъ онъ; теперь одиннадцатый часъ. Желалъ бы я знать, извѣстно имъ это? если нѣтъ, то бѣда, если ихъ застанетъ приливъ. Пойду-ка имъ на встрѣчу… на всякій случай.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Миссъ Чевенингъ недалеко прошла съ своимъ маленькимъ protégé, какъ уже про себя пожалѣла: съ какой стати она взвалила на себя эту обузу, и отъ всей души была бы рада отъ него отдѣлаться.

Дѣти нравились ей только тогда, когда были занимательны; маленькій Анри все еще дичился ея, и это ей было несносно; кромѣ того, въ противность всѣмъ французскимъ дѣтямъ, онъ былъ непобѣдимо застѣнчивъ.

Они дошли до Черныхъ Утесовъ, гдѣ мелкіе крабы свѣтлозеленаго, оливковаго и оранжеваго цвѣта бѣгали по песку съ видомъ крайне озабоченнымъ, но Анри не выказывалъ ни малѣйшей охоты ловить ихъ; напротивъ того, онъ сторонился отъ нихъ, вѣжливо предостерегая Марго:

— Faites attention, mademoiselle, вскрикивалъ онъ и крѣпко сжималъ ея руку, между тѣмъ какъ креветки барахтались въ лужахъ или же зарывались въ песокъ.

— Regardez-moi ces petites bêtes-là! восклицалъ онъ, и даже предлагалъ: dis donc, si nous poussions ici le filet? но ничто не могло заставить его взять ихъ въ руку, когда они попадали.

— Ты, кажется, боишься креветокъ? замѣтила, наконецъ, Марго, а самъ хотѣлъ ихъ ловить.

— Онѣ мокрыя и щипятся à faire peur! жаловался онъ; какія онѣ безобразныя!

— За то крабы хорошенькіе, сказала она, поди поймай одного и принеси мнѣ.

Онъ побѣжалъ было, но вскорѣ отступился.

— Они вовсе не хорошенькіе и тоже щипятся! возвѣстилъ онъ съ оскорбленнымъ видомъ.

— На твоемъ мѣстѣ, Анри, я бы собирала только раковины… онѣ смирныя и не опасныя.

— Да, согласился онъ съ удовольствіемъ. И притомъ онѣ прехорошенькія. Я буду собирать раковины.

Марго онъ ужь очень надоѣлъ; Сусанна тоже къ великой ея досадѣ плелась сзади съ видомъ обиженнаго осла. Миссъ Чевенингъ вполнѣ игнорировала ее, но не могла не сознавать, что она тутъ, и не видѣть боязливыхъ взглядовъ, какіе бросалъ на нее оборачиваясь ея спутникъ.

Она старалась развлечь мальчика, такъ какъ ея самолюбіе было задѣто, но онъ не поддавался на ея заигрыванія и наконецъ ей опротивѣлъ.

— Съ вашей стороны не особенно вѣжливо, молодой человѣкъ, замѣтила она, наконецъ, отворачиваться отъ меня и глядѣть на Сусанну.

— Но она плачетъ!

— Глупости! Сусанна вовсе не плачетъ, да еслибы и плакала, то что-за бѣда.

— Я увѣренъ, что она сердится на меня за то, что я ее оставилъ.

— Ты, кажется, любишь, чтобы тебя тиранили, я вижу. Тебѣ слѣдуетъ быть мужественнѣе. Помни, что ты джентльменъ, а Сусанна — служанка; ея гнѣвъ — если только ты не шалишь (а на это ты неспособенъ, потому-что кисляй, прибавила про себя Марго), то гнѣвъ ея ровно ничего не стоитъ. Понимаешь?

Но онъ не понималъ, онъ зналъ лучше, чѣмъ Марго, что гнѣвъ няньки могъ очень и очень много стоить.

— Пустите меня, я побѣгу и приласкаю ее.

— Ахъ! я думаю, что тебѣ лучше съ нею и остаться… ты очень благонравный мальчикъ, но, знаешь ли, прескучный, а потому я уступаю тебя твоей законной опекуншѣ.

И она остановилась, поджидая недовольную няньку, которая, видя, что ее ждутъ, нарочно замедлила шагъ, озираясь по сторонамъ.

— Сусанна, сказала миссъ Чевенингъ, храбро перенося свое пораженіе, мистеръ Анри хочетъ теперь идти домой, а потому возьмите его и уведите, да смотрите повѣжливѣе обращайтесь съ нимъ.

Но дитя испортило весь эффектъ этого внушенія тѣмъ, что подбѣжало къ нянькѣ и, въ нетерпѣніи схвативъ ее за руку, стало тащить назадъ… Фактъ, которымъ миссъ Сусанна не преминула воспользоваться.

— Онъ знаетъ, кто ему истинный другъ, видите ли, миссъ, сказала она; вамъ съ нимъ не справиться, хоть вы и горды и величественны; вы только пугаете его. Не бойся, Онри, милый, сердитая молодая лэди тебя не тронетъ… мы ее оставимъ и пойдемъ домой.

Марго не удостоила ее отвѣтомъ; она повернулась и продолжала идти вдоль берега по направленію къ Виллервилю; она сердилась на свою неудачу и была не въ духѣ, но морской воздухъ скоро вернулъ ей ясность души, и она быстро шла, устремивъ глаза на линію бѣлыхъ точекъ, виднѣвшуюся надъ изогнутымъ синимъ краемъ моря — эта линія обозначала то мѣсто, гдѣ былъ портъ Гавра.

Вдругъ она услышала позади себя шаги, какъ будто догонявшіе ее. Она была слишкомъ горда, чтобы оглянуться или выразить какое бы то ни было безпокойство, что за ней идутъ въ такомъ уединенномъ мѣстѣ. Она не слышала, чтобы Трувильскій берегъ былъ не безопасенъ отъ бродягъ, однако чувствовала себя не совсѣмъ спокойно.

— Мнѣ лучше повернуться къ нему лицомъ, кто бы онъ ни былъ, рѣшила она и вдругъ очутилась лицомъ къ лицу съ молодымъ человѣкомъ, который наканунѣ привлекъ ея вниманіе. Она разсердилась, что онъ нашелъ нужнымъ гоняться за ней, и лицо ея выразило самое ледяное удивленіе.

— Боюсь, что вы сочтете меня навязчивымъ, сказалъ онъ, но мнѣ пришло въ голову, что вы, быть можетъ, не знаете, что теперь время прилива.

Она тотчасъ успокоилась.

— Вы хотите сказать, что мнѣ пора вернуться назадъ?

— Разумѣется. И вамъ нельзя терять больше ни минуты.

— Если такъ, то пойдемте, отвѣтила она беззаботно.

IV.

И вотъ они пошли рядомъ, — преимущество, на которое онъ не разсчитывалъ, но которое достаточно оправдывалось существующей опасностью. Онъ былъ однако ослѣпленъ ея наружностью; онъ ожидалъ увидѣть высокомѣрную красавицу, съ римскимъ носомъ… а между тѣмъ профиль этой энергической дѣвушки былъ нѣженъ, какъ у ребенка, и только ироническія складки твердаго рта и рѣшительныя очертанія безукоризненно правильнаго подбородка указывали на энергію духа, въ ея манерахъ была откровенная прямота и безсознательное спокойствіе, придававшія ей удивительную прелесть; она поражала его смѣсью самыхъ разнородныхъ качествъ.

— Вашему французскому пріятелю скоро наскучила ловля креветокъ, началъ онъ.

Глаза, ея широко раскрылись.

— Какъ вы это узнали?

Онъ рѣшился быть вполнѣ откровеннымъ, хотя и пожалѣлъ, что не выбралъ иной темы для разговора.

— Я нечаянно былъ возлѣ, когда вы спасли его изъ когтей няньки, отвѣчалъ онъ.

Сѣрые глаза его свѣтились сдержаннымъ юморомъ, которымъ она тщетно старалась обидѣться.

— Не постигаю, зачѣмъ я вступилась за него; должно быть, со стороны это показалось совсѣмъ нелѣпо.

— Быть можетъ, это было нѣсколько необдуманно, но если вы позволите мнѣ высказать свое мнѣніе, то съ вашей стороны было большой добротой вступиться за ребенка.

— Сказать по правдѣ, мнѣ не столько было жаль ребенка, сколько досадно на дерзость этой женщины. Я не могла удержаться, чтобы не осадить ее.

— И доставили счастливое утро мальчику.

— У меня нѣтъ даже и этого утѣшенія, отвѣтила она съ легкой гримаской. Не знаю, кто изъ насъ больше обрадовался, когда мы разстались.

— И вы думаете, что нянька будетъ теперь лучше съ нимъ обращаться?

— Право, не знаю. Вѣроятно нѣтъ. Не могу сказать, чтобы мнѣ было его жаль… онъ такой жалкій кисляй.

На секунду это замѣчаніе значительно охладило восхищеніе ея спутника; ея равнодушіе отзывалось такимъ безсердечіемъ.

— Не странно ли это? прибавила она, смѣясь, послѣ такого вмѣшательства? Но я не знала тогда, что онъ посмотритъ на меня, какъ на какую-то людоѣдку, и непремѣнно пожелаетъ вернуться къ своему тирану. Я больше никогда не буду спасать маленькихъ мальчиковъ. Не будемъ больше говорить объ этомъ. Какъ вы думаете, стоитъ взглянуть на сегодняшнія скачки?

— Право, понятія не имѣю. Почему вы спрашиваете? развѣ вы ѣдете на скачки?

— Кажется, цѣлая компанія въ «Калифорніи» собирается ѣхать, и мы будемъ въ томъ числѣ.

Она не хотѣла выдать, что ей извѣстно, кто онъ; а онъ очевидно еще не зналъ о предполагаемой экскурсіи.

— «Калифорнія» — это моя гостинница, сказалъ онъ.

Миссъ Чевенингъ была благодарна ему за то, что онъ избавилъ ее отъ всякихъ phrases de coiffeur по этому поводу.

— Я пріѣхалъ вчера вечеромъ. Со мной ѣхалъ пріятель, но онъ вышелъ на одной изъ станцій, послѣ двадцатиминутной остановки, узнать, какъ долго еще простоитъ поѣздъ и какъ разъ въ то время, какъ онъ разспрашивалъ объ этомъ въ буфетѣ, поѣздъ удовлетворилъ его любопытство: уѣхалъ безъ него.

Марго засмѣялась.

— И онъ все еще тамъ? спросила она.

— О, нѣтъ, онъ пріѣхалъ со слѣдующимъ поѣздомъ безъ дальнѣйшихъ приключеній къ моему удивленію, такъ какъ не очень силенъ въ иностранныхъ діалектахъ, и я почти ожидалъ, что онъ попадетъ въ Парижъ, Ліонъ, Марсель или еще куда-нибудь.

Марго показалось, что въ его отзывахъ о пріятелѣ звучитъ скрытое презрѣніе.

— Вы вмѣстѣ путешествуете, вѣроятно? спросила она. Весело ли это?

— Весело ли? о, да, конечно… на сколько можно ожидать, сухо проговорилъ онъ.

— Васъ не особенно интересуетъ континентъ?

— Меня! напротивъ того… но… во всякомъ случаѣ наше совмѣстное путешествіе окончено, и я очень этому радъ. Я навязалъ себѣ на шею очень скучную коммисію, когда согласился. Но, извините, что я надоѣдаю вамъ своими исторіями.

Онъ вовсе не надоѣдалъ ей; ей нравилась его спокойная манера, и даже тонъ голоса успокоительно звучалъ въ ея ушахъ. Въ немъ не было никакой аффектаціи, ничего принужденнаго; онъ не позировалъ и не впадалъ въ обычную ошибку молодыхъ людей, стремящихся блистать остроуміемъ, но производилъ тѣмъ не менѣе впечатлѣніе образованнаго и даже надежнаго человѣка, на котораго можно положиться, если сумѣешь заслужить его расположеніе. Чѣмъ больше она его видѣла, тѣмъ сильнѣе удивлялась его родству съ м-ромъ Чадвикъ.

И вотъ прежде чѣмъ разстаться, они весело и откровенно разговорились, точно старые знакомые, а не люди, знакомство которыхъ только-что состоялось и самымъ неправильнымъ образомъ.

— Вотъ мы дошли до насыпи, сказалъ онъ наконецъ, и надѣюсь, что вы не сочтете меня за алармиста… еще пять минутъ, и намъ конечно пришлось бы уже карабкаться на нее.

— А теперь мы даже и ногъ не промочили, сказала Марго, я почти желаю, чтобы опасность была значительнѣе. Но въ одномъ отношеніи я глубоко благодарна, что приливъ не наступилъ въ то время, какъ я была съ французскимъ мальчикомъ и его нянькой… я была бы въ очень нелѣпомъ положеніи.

Про себя онъ подумалъ, что это довольно эгоистическая точка зрѣнія.

— Да, продолжала она, могу себѣ представить грубое торжество этой няньки, а мальчишка утонулъ бы мнѣ на зло. Ненавижу, когда меня унижаютъ.

— Полагаю, что никто этого не любитъ, сказалъ онъ.

— Мнѣ это непріятней чѣмъ другимъ; я готова сдѣлать все, что угодно, лишь бы не сознаться въ томъ, что я неправа.

Онъ разсмѣялся.

— Пріятная черта характера, замѣтилъ онъ.

— У меня характеръ непріятный, отвѣтила она спокойно, лучше заранѣе предупреждать объ этомъ.

— Быть можетъ, это встревожило бы меня, еслибы я могъ убѣдиться, что ваши слова справедливы; но у меня врядъ-ли хватитъ на то времени, замѣтилъ онъ безпечно.

— Пріятный у нея характеръ или нѣтъ, но трудно ей сказать или сдѣлать что-нибудь такое, что лишитъ ее окончательно всякаго обаянія, думалъ онъ. Она навѣрное говоритъ правду о себѣ. Въ сущности, онъ уже и самъ пришелъ къ такому же заключенію отъ того немногаго, что видѣлъ и слышалъ: она, должно быть, своенравна и не добра и даже безсердечна, но это не помѣшаетъ ей нравиться.

— Мы уже почти дошли до «Калифорніи», сказалъ онъ вдругъ, позвольте съ вами проститься.

— Очевидно, онъ и понятія не имѣетъ о томъ, что намъ суждено такъ скоро встрѣтиться снова, размышляла она, разставшись съ нимъ и съ удовольствіемъ думая, какъ онъ удивится, когда узнаетъ, что можетъ провести сегодняшній день и много еще другихъ въ ея обществѣ, если только этого пожелаетъ — въ этомъ она была увѣрена, что ей это будетъ тоже пріятно — и въ этомъ она не сомнѣвалась. И вотъ почему пришла въ комнату матери очень довольная и веселая.

— Неужели ты гуляла все это время въ такой зной? спросила м-съ Чевенингъ; ты погубишь свой цвѣтъ лица, Марго, да и руки тоже испортятся.

— Вы знаете, что я никогда не загараю, а что касается рукъ, то взгляните!

— Ну хорошо, отвѣтила м-съ Чевенингъ, не имѣя возможности въ чемъ-нибудь упрекнуть хорошенькія ручки, которыя протягивала къ ней дочь ладонями внизъ, — но все же тебѣ не слѣдовало бы бродить цѣлое утро одной по городу.

— Я была на морскомъ берегу, среди утесовъ, и у меня было очень романическое приключеніе. Одинъ господинъ пришелъ мнѣ сказать, что оставаться тамъ, гдѣ я находилась, небезопасно и что мнѣ слѣдуетъ сейчасъ же вернуться назадъ, и шелъ все время со мной весь обратный путь.

— Я думала, что ты по крайней мѣрѣ понимаешь приличія! сказала сердито м-съ Чевенингъ, какъ можешь ты дѣлать такія вещи, Марго? Кто онъ такой… какъ ты это допустила?

— Я думала, что приливъ можетъ въ самомъ дѣлѣ захватить меня и что тогда лучше, чтобы со мною былъ кто-нибудь, а потому я пригласила его идти вмѣстѣ со мной.

— Ты пригласила его? незнакомаго человѣка? Да знаешь ли, что ты говоришь?

— Онъ не совсѣмъ незнакомый… по крайней мѣрѣ я знала его по виду; онъ стоитъ въ нашемъ отелѣ. Онъ сынъ м-ра Чадвика.

Лицо м-съ Чевенингъ, выражавшее передъ тѣмъ всѣ оттѣнки ужаса, вдругъ прояснилось при послѣднихъ словахъ Марго.

— Ты перепугала меня, душа моя, я думала, что это кто-нибудь совсѣмъ мнѣ незнакомый. Но все-таки я бы желала, чтобы съ тобой не было подобныхъ приключеній… ты право должна больше находиться при мнѣ на будущее время. Разскажи мнѣ про молодаго Чадвика, Марго? Что, онъ пріятный человѣкъ?

— Во всякомъ случаѣ онъ джентльменъ, сказала Марго, но мать тотчасъ же догадалась, что онъ произвелъ хорошее впечатлѣніе.

— Ну, тебѣ слѣдуетъ сейчасъ же переодѣться. Мы будемъ завтракать не за table-d’hôte. М-ръ Чадвикъ нашелъ, что будетъ веселѣе намъ всѣмъ вмѣстѣ позавтракать позднѣе. Надѣнь свое хорошенькое платье сюра, душа моя.

— Какъ счастливо все повернулось! размышляла м-съ Чевенингъ, оставшись одна, и какъ нарочно она сегодня особенно авантажна!

Марго сегодня долѣе обыкновеннаго занималась туалетомъ, а потому немного опоздала и когда вошла въ столовую, гдѣ накрытъ былъ столъ на четыре прибора, то застала уже м-ра Чадвика и мать за столомъ.

— Ну-съ, молодая дѣвица, сказалъ ихъ хозяинъ, съ своей обычной шумной и развязной манерой, надѣюсь, что вы проголодались послѣ вашего приключенія. Ваша мамаша все мнѣ разсказала. Итакъ мой юный разбойникъ спасъ васъ отъ потопленія въ волнахъ океана? За это его можно признать общественнымъ благодѣтелемъ.

— Съ его стороны было большой добротой придти предупредить меня о наступленіи прилива, но до потопленія въ волнахъ океана дѣло еще не доходило.

— Вотъ, такъ всегда говорятъ, когда опасность уже миновала, сказалъ м-ръ Чадвикъ съ неудовольствіемъ, которое сквозило сквозь его шумную развязность, завтра, полагаю, вы совсѣмъ выбросите изъ головы все дѣло. Ну-съ, — онъ заглянулъ въ прейсъ-курантъ винъ — теперь первымъ дѣломъ… какое вино угодно выбрать дамамъ? Я полагаю, что вы не прочь выпить шампанскаго. Гарсонъ, принесите бутылку вотъ этого, да пожалуйста, узнайте, не заблудился ли мой сынъ. Ахъ! вотъ и онъ, наконецъ. Прекрасно, молодой человѣкъ, прекрасно: заставлять дамъ ждать себя!

Марго сидѣла спиной къ дверямъ, которыя гарсонъ подобострастно распахнулъ, и глядѣла въ тарелку. Она думала, какъ-то сынъ выйдетъ изъ этого затруднительнаго положенія. Онъ былъ, конечно, очень хладнокровенъ и находчивъ, но съумѣетъ ли онъ сдерживать отца въ должныхъ границахъ, не задѣвая его самолюбія? Да, она вѣрила въ него, и завтракъ сойдетъ съ рукъ благополучно, теперь, когда онъ пришелъ.

Гарсонъ отодвинулъ стулъ около нея съ обычнымъ шумомъ, и Марго подняла глаза только тогда, когда ея сосѣдъ усѣлся на мѣсто.

Подняла глаза… и всѣ ея ожиданія разсыпались прахомъ… молодой человѣкъ, сидѣвшій около нея, былъ ей совсѣмъ незнакомъ.

Это было уже довольно непріятно, но все же не худшее: даже при самомъ мимолетномъ взглядѣ она увидѣла, что человѣка, сидящаго около нея, нельзя назвать «джентльменомъ» даже при самомъ сильномъ желаніи и снисходительности. Незначительной наружности, съ безцвѣтнымъ лицомъ, съ прямымъ проборомъ, съ раскрытымъ отъ очевиднаго замѣшательства ртомъ и толстымъ, некрасивымъ, какъ у отца, носомъ, Алленъ Чадвикъ показался ей, подъ впечатлѣніемъ жестокаго разочарованія, самымъ отвратительнымъ существомъ, какое она когда-либо встрѣчала въ жизни.

Авторъ, который обязанъ смотрѣть на вещи и описывать ихъ безъ предубѣжденія, спѣшитъ прибавить, что наружность молодаго Чадвика выкупалась до нѣкоторой степени парой глазъ, глубокихъ и честныхъ, съ тѣмъ трогательнымъ выраженіемъ, какое бываетъ у собакъ и которое проситъ только о снисхожденіи.

— М-съ Чевенингъ, сказалъ отецъ, который очевидно былъ, вполнѣ доволенъ наружностью своего сына, вотъ мой мальчикъ.

М-съ Чевенингъ любезно поклонилась, послѣ чего Алленъ всталъ, загремѣлъ стуломъ и, неловко обойдя столъ, подошелъ къ м-съ Чевенингъ и подалъ ей руку.

Она на минуту была озадачена, но тотчасъ же нашлась и пожала протянутую руку, говоря:

— Какъ поживаете? Позвольте поблагодарить васъ за любезность, оказанную вами моей легкомысленной дѣвочкѣ.

— Э! сказалъ злосчастный Алленъ. Какой дѣвочкѣ?

Марго закусила нижнюю губу.

— Мамаша, сказала она вполголоса я… я ошиблась… я встрѣтила кого-то другаго и приняла его за м-ра Чадвика.

— Право же, душа моя, ты дѣлаешь ошибки очень непріятныя для другихъ… Пожалуйста садитесь, м-ръ Чадвикъ, и кушайте.

— И такъ, не ты счастливецъ, Алленъ! сказалъ отецъ, — ну что жъ, тебѣ придется теперь быть вдвое любезнѣе, вотъ и все. Налей молодой лэди бокалъ шампанскаго и выпей за ея здоровье. Стой! Знакомъ ты съ ней или нѣтъ, я хочу вполнѣ выяснить это обстоятельство!

— Она… она теперь меня знаетъ, отвѣчалъ Алленъ Чадвикъ.

Марго принудила себя дотронуться до протянутой ей руки, и онъ пролилъ половину шампанскаго на ея перчатки, которыя лежали возлѣ тарелки.

— Ахъ, простите, миссъ, пролепеталъ онъ.

М-съ Чевенингъ улыбалась съ выраженіемъ страданія.

— Мы должны предоставить м-ру Чадвику кушать рыбу, сказала она, наконецъ, и тотъ принялся работать двумя вилками, съ которыми отъ конфуза едва могъ справиться.

Марго сидѣла какъ статуя презрѣнія; она почти не рѣшалась думать о томъ, что изъ всего этого вышло. Что сталось съ ея ясными надеждами, съ сладкими мечтаніями, которымъ она предавалась, одѣваясь къ завтраку въ самое хорошенькое изъ своихъ платьевъ… и все это ради невоспитаннаго, пошлаго мальчишки, сидѣвшаго съ нею рядомъ!

И кто же этотъ незнакомецъ, котораго она такъ опрометчиво приняла за Чадвика и обошлась съ нимъ совсѣмъ безцеремонно, какъ съ человѣкомъ, съ которымъ ей предстоитъ очень короткое знакомство. Какъ она встрѣтится съ нимъ теперь и что онъ о ней подумаетъ? Она сердилась на себя, на мать, на м-ра Чадвика и пуще всего на невиннаго и ничего не подозрѣвающаго Аллена.

Завтракъ былъ очень невеселъ; двое гарсоновъ нѣмцевъ, одинъ съ покровительственнымъ видомъ, точно онъ угощалъ всю компанію, другой надутый, точно ожидалъ, что ему придется за все заплатить изъ своего кармана, только усиливали очевидное замѣшательство юнаго Чадвика. М-съ Чевенингъ которая въ душѣ была не менѣе разочарована, чѣмъ дочь, изо всѣхъ силъ старалась скрыть это и поддержать разговоръ; одинъ только хозяинъ пира былъ развязенъ и спокоенъ. Онъ пытался втянуть сына въ разговоръ, но тотъ ограничивался односложными отвѣтами, пока наконецъ шампанское не развязало ему языкъ.

— Кстати, куда дѣвался, какъ бишь его, Ормъ, что ли? спросилъ его отецъ. — Я велѣлъ поставить ему приборъ за нормальнымъ déjeuner… не знаю, завтракалъ онъ или нѣтъ?

— Не знаю, отвѣчалъ Алленъ, — я не пользуюсь его довѣріемъ. Я даже въ глаза его не видѣлъ сегодня.

— Ну, такъ какъ я распорядился на счетъ его завтрака, то ужь это теперь его дѣло: завтракалъ онъ или нѣтъ. Напомни мнѣ свести съ нимъ счеты. Ему незачѣмъ тутъ оставаться, если ты можешь обойтись безъ него.

— О! я отлично могу обойтись безъ него, отвѣчалъ Алленъ.

— Ормъ — компаньонъ, котораго я пригласилъ путешествовать съ сыномъ, объяснилъ отецъ, — джентльменъ съ виду… кончилъ курсъ въ университетѣ, адвокатъ… и все такое. Но почему-то онъ и мой мальчикъ не поладили другъ съ другомъ, такъ вѣдь, Алленъ.

— Я этого не говорилъ; онъ просто мнѣ не товарищъ, вотъ и все.

— Я подумалъ, что вы поссорились, когда онъ пріѣхалъ сюда одинъ вчера вечеромъ. Въ другой разъ будь осторожнѣе; хорошо, что ты доѣхалъ безъ помѣхъ.

Теперь Марго знала, какъ произошла ошибка; ея утренній знакомый должно быть этотъ самый м-ръ Ормъ: она теперь понимаетъ, почему ему не особенно было пріятно путешествіе. И теперь ему отказываютъ… какъ какому-то курьеру… его не считаютъ достойнымъ сидѣть за однимъ столомъ съ этими благовоспитанными папашей и сынкомъ. Она, по всей вѣроятности, совсѣмъ его больше не увидитъ, и сердце ея ожесточилось противъ того, кого она считала отвѣтственнымъ за такую неожиданную развязку всего того, о чемъ она мечтала. И къ концу завтрака она смотрѣла съ безусловною ненавистью на своего злополучнаго сосѣда.

— Если дамы хотятъ заняться туалетомъ, любезно сказалъ ихъ хозяинъ, то нельзя терять больше ни минуты времени. Въ два часа ровно карета будетъ у подъѣзда.

Первымъ дѣломъ Марго было снять хорошенькую шляпку, которая была на ней, и надѣть простую ежедневную круглую шляпу изъ толстой соломы; она должна была теперь ѣхать въ Довиль, или же всѣ подумаютъ… ну да, она поѣдетъ, но доставитъ себѣ маленькое удовольствіе этой демонстраціей.

— Дитя моя! закричала мать, увидя эту перемѣну, — зачѣмъ ты надѣла старую шляпку? Новая такъ къ тебѣ идетъ!

— И эта достаточно хороша, отвѣчала Марго, — и пожалуйста не трогайте меня, потому что достаточно самой, самой бездѣлицы, чтобы я совсѣмъ не поѣхала.

М-съ Чевенингъ поглядѣла ей въ лицо и рѣшила не настаивать.

— Я увѣрена, что ты не поставишь меня въ такое непріятное положеніе въ самую послѣднюю минуту. Я сама бы желала, чтобы молодой мръ Чадвикъ былъ немножко повоспитаннѣе, но что жъ дѣлать, мы должны быть къ нему снисходительными.

— Знаю. Но я однако не понимаю, что заставляетъ васъ видѣться съ этими людьми. Стоило переплывать черезъ Ламаншъ, чтобы навязать себѣ на шею двухъ Чадвиковъ! У нихъ нѣтъ даже приличныхъ манеръ; они вовсе не интересны, и мы теперь отъ нихъ не отдѣлаемся, пока не уѣдемъ отсюда. Если вамъ нравится такая перспектива, то не могу сказать, чтобы я раздѣляла вашъ взглядъ.

— Не стоитъ теперь спорить объ этомъ. Старшій м-ръ Чадвикъ ничего кромѣ хорошаго намъ не желаетъ, и я не вижу въ немъ, по крайней мѣрѣ, ничего особенно непріятнаго. Я не утверждаю, что его сынъ можетъ сразу понравиться, но помни, Марго, что у каждаго человѣка есть свои хорошія качества, если только потрудиться ихъ поискать.

— Какой мнѣ интересъ докапываться до нихъ! закричала Марго, — но, довольно; обѣщаюсь обращаться съ нимъ такъ вѣжливо, какъ только могу, но, знаете, для меня вѣдь это тяжкое испытаніе.

Внизу Чадвики прохаживались передъ дверью отеля.

— Ну что, говорилъ отецъ, — я думаю, тебѣ не часто доводилось завтракать съ такою дѣвушкой?

— Нѣтъ, еще не доводилось.

— Ну и это все, что ты о ней скажешь? Немного же! Знаешь, въ твои годы я бы сумѣлъ за ней и поволочиться. Знай, юноша, что ты долженъ ухаживать за дамами, если хочешь имъ понравиться.

— Я не привыкъ къ такимъ дамамъ, отвѣчалъ бѣдный Алленъ.

— Я это знаю; но теперь-то тебѣ слѣдуетъ привыкать. Я доставляю тебѣ удобный случай, старайся имъ воспользоваться, какъ слѣдуетъ. Господи помилуй. Молодой человѣкъ, какъ ты, не долженъ пугаться хорошенькой дѣвушки. Чѣмъ она красивѣе, тѣмъ легче быть съ ней любезнымъ.

— Я никогда не сумѣю быть такимъ любезнымъ, какъ вы.

— Ты можешь, во всякомъ случаѣ, попытаться. У меня есть свои причины желать, чтобы вы подружились; а дѣвушки любятъ веселую и оживленную бесѣду; ты долженъ постараться ей понравиться; это вовсе не такъ трудно.

Быть можетъ, самоувѣренность отца нѣсколько пріободрила Аллена, но онъ имѣлъ полное основаніе сомнѣваться въ своемъ умѣньи понравиться такой взыскательной дѣвицѣ, какъ миссъ Чевенингъ. Молодой человѣкъ безъ большихъ способностей, получившій дешевое, коммерческое образованіе, позволявшее ему занимать мѣсто клерка въ торговой конторѣ, жизнь котораго была до сихъ поръ безцвѣтна и бѣдна, а удовольствія таковы, какими они могутъ быть, когда умъ и кошелекъ одинаково скудны, не можетъ блестѣть среди свѣтскихъ людей, даже и тогда, когда красивъ собой и боекъ на языкъ, чего, мы знаемъ, у Аллена не было.

Отъ матери, умершей, когда онъ былъ младенцемъ, онъ унаслѣдовалъ кроткій и покорный нравъ, и благодаря ему безропотно переносилъ однообразіе и смиренность своей первоначальной доли. Онъ жилъ съ теткой, содержавшей небольшую лавочку въ глухомъ переулкѣ и которая, хотя и была добра въ своемъ родѣ, но совершенно неспособна оживить вечеръ, проведенный въ маленькой пріемной, помѣщавшейся рядомъ съ лавочкой.

Такимъ образомъ, онъ постепенно втянулся въ развлеченія, свойственныя его классу людей, насколько средства дозволяли ему это, но такъ какъ у него не было врожденной склонности къ кутежамъ, то они были рѣдки и довольно умѣренны, принимая во вниманіе его среду. Онъ не былъ лишенъ сочувствія къ прекрасному, но всегда глядѣлъ на него издалека, какъ на нѣчто, для него недоступное, по самой природѣ вещей. Порою, когда ему случалось читать какой-нибудь романъ изъ плохенькихъ, взятый изъ библіотеки для чтенія и составлявшій единственную литературную пищу для его ума, онъ чувствовалъ смутное недовольство, когда въ немъ просыпалось слабое представленіе о томъ, что существуетъ утонченный міръ, — міръ красивыхъ женщинъ и образованныхъ мужчинъ, но для его воображенія было бы слишкомъ большимъ напряженіемъ представить себя героемъ одного изъ этихъ романовъ; они только будили въ немъ сознаніе своего собственнаго ничтожества.

И стремленіе къ чему-нибудь высшему, романическому, что облагородило бы его тусклое существованіе, было въ немъ такъ неопредѣленно, такъ безсознательно, что съ теченіемъ времени умерло бы естественной смертью или повело бы къ какой-нибудь безразсудной любви, неосторожному раннему браку, разочарованію и борьбѣ изъ-за куска хлѣба во всю долгую жизнь… еслибы судьба не вмѣшалась самымъ неожиданнымъ образомъ.

Онъ зналъ, что у него есть гдѣ-то въ Индіи отецъ; тетка отъ времени до времени получала скудныя пособія денежныя, которыми платила за него въ школу и содержала его до тѣхъ поръ, пока онъ самъ не выросъ и не сталъ заработывать свой хлѣбъ; тогда присылка денегъ прекратилась, и ему было объявлено, чтобы онъ отнынѣ ничего не ждалъ отъ отца. Про своего дѣда онъ и не слыхивалъ, такъ какъ тетка сердилась на него за его обращеніе съ сестрой, а потому великая перемѣна въ жизни Аллена совершилась съ ослѣпительною неожиданностью, точно волшебная сказка.

Однимъ снѣжнымъ январьскимъ вечеромъ онъ пришелъ домой изъ конторы ужинать, усталый и озябшій, и въ маленькой пріемной позади лавочки нашелъ незнакомца, такъ богато одѣтаго и такого вообще цвѣтущаго вида, что Алленъ едва повѣрилъ ушамъ своимъ, когда ему сказали, что это его отецъ, котораго онъ считалъ бѣднымъ изгнанникомъ, терпящимъ на чужбинѣ нищету.

Старшій Чадвикъ былъ немного тронутъ явнымъ восхищеніемъ сына; въ немъ пробудилась къ нему жалость за то, что онъ до сихъ поръ такъ мало для него сдѣлалъ, и сердце его согрѣлось воспоминаніемъ о покойной женѣ, робкіе, благородные глаза которой снова глянули на него изъ блѣднаго лица сына. Съ этого момента отецъ и сынъ стали дружнѣе, чѣмъ были бы, еслибы всю жизнь прожили вмѣстѣ.

И Алленъ услышалъ удивительную вѣсть, что, благодаря позднему раскаянію дѣда, старая жизнь навсегда для него покончена: отнынѣ онъ будетъ жить въ роскоши съ отцомъ въ его помѣстьѣ въ Пайнишурѣ, гдѣ старикъ-дѣдъ окончилъ свои одинокіе дни.

Сначала ему было неловко и дико при этихъ новыхъ условіяхъ, но онъ скоро сжился съ отцомъ, къ которому питалъ горячую благодарность и нѣчто въ родѣ благоговѣнія.

Въ глазахъ сына, Джошуа Чадвикъ съ его развязной манерой, остъиндской опытностью и грубымъ добродушіемъ, казался высшимъ существомъ, а его довѣріе и общество — необыкновенно лестными. И старикъ былъ въ общемъ доволенъ сыномъ; мальчикъ былъ не очень боекъ, пожалуй, — размышлялъ онъ, — но это придетъ; ему стоитъ только отполироваться, а для этого слѣдуетъ поѣздить по бѣлу-свѣту. И вотъ, въ концѣ лѣта, Аллена послали путешествовать въ сопровожденіи молодаго человѣка, котораго старикъ Чадвикъ пригласилъ въ качествѣ ментора къ своему сыну. Самъ онъ, будучи слишкомъ занятъ дѣлами, не могъ съ нимъ немедленно ѣхать заграницу.

Ноджентъ Ормъ принялъ этотъ постъ, такъ какъ предложенное вознагражденіе было велико, а ему нужны были деньги, и надежды на профессіональныя занятія не на столько блестящи, чтобы стоило изъ-за нихъ оставаться въ городѣ на всѣ долгія каникулы.

Приглашеніе совершилось письменно и только тогда, когда уже все было уложено, онъ лично свидѣлся съ своимъ питомцемъ и немного смутился принятаго на себя обязательства.

Онъ ожидалъ увидѣть немного буйнаго юношу, только-что сорвавшагося съ ученической скамьи; его придется, конечно, держать въ ежовыхъ рукавицахъ, но думалъ, что у него съ нимъ будетъ нѣчто общее, и онъ не будетъ его постоянно стыдиться. Алленъ Чадвикъ окончательно сбивалъ его съ толку; онъ былъ скрытенъ, неловокъ и усиленно сторонился отъ своего руководителя. Онъ, повидимому, не имѣлъ ни къ чему пристрастія, ничто его не интересовало. Онъ согласился на предложеніе Орма осмотрѣть въ концѣ путешествія нѣкоторые старинные нормандскіе города и мѣстечки; но чудеса рѣзьбы въ Руанѣ, величественныя аббатства Кана, соборъ Бовэ, недоконченный, но великолѣпный Оенло съ двумя близнецами-колокольнями и сонными старинными площадями и улицами — все казалось одинаково безсильнымъ вызвать хоть тѣнь интереса или восхищенія въ юномъ Чадвикѣ. Замѣчанія, какія ему случалось дѣлать, только утверждали Орма въ мысли объ его необразованности и тупости.

Орму стоило положительныхъ усилій скрывать свое нетерпѣніе и антипатію и не выдавать ихъ слишкомъ явно, несмотря на постоянное раздраженіе, причиняемое спутникомъ, но чувства эти невольно и безсознательно для него самого вырывались наружу. Онъ ждалъ конца путешествія, какъ избавленія, и думалъ, что спутникъ раздѣляетъ это чувство, но въ этомъ онъ ошибался.

Алленъ Чадвикъ тайно страшился момента разлуки; онъ съ самаго начала восчувствовалъ симпатію къ Орму и долго питалъ надежду, что до окончанія путешествія успѣетъ съ нимъ сойтись. Для Аллена этотъ молодой человѣкъ съ красивымъ гордымъ лицомъ и пріятнымъ, хотя и повелительнымъ голосомъ, спокойной развязностью движеній и безсознательнымъ видомъ превосходства, былъ какимъ-то откровеніемъ. Ормъ былъ его героемъ и могъ бы осчастливить его однимъ дружескимъ словомъ или улыбкой; но Алленъ тщетно ихъ ждалъ.

Ормъ не былъ съ нимъ рѣзокъ, но, какъ уже выше сказано, не всегда умѣлъ скрыть свою антипатію, хотя и не подозрѣвалъ, что выдаетъ ее. Онъ не повѣрилъ бы также и тому, что Алленъ настолько чувствителенъ, чтобы огорчаться этимъ. Тѣмъ не менѣе, Алленъ замѣчалъ и больно чувствовалъ, хотя тщательно скрывалъ свои чувства подъ маской угрюмой сдержанности. Онъ даже пытался отплачивать Орму такой же нелюбовью и думать о немъ, какъ о самодовольномъ фатѣ, величающемся тѣмъ, что былъ въ университетѣ. Что такое онъ въ сущности, какъ не наемникъ?

Въ такія минуты Алленъ бывалъ такъ дерзокъ, какъ только умѣлъ — а это было немного, — и терзался безусловнымъ равнодушіемъ своего ментора.

Алленъ былъ очень унылъ теперь, когда путешествіе было окончено, а дружба, о которой онъ мечталъ, была дальше отъ него, дальше чѣмъ когда либо; но когда онъ прохаживался съ отцомъ передъ гостинницей, приближающійся отъѣздъ Орма совсѣмъ вылетѣлъ у него изъ ума. Онъ не могъ ни о чемъ теперь думать, кромѣ миссъ Чевенингъ, ни о чемъ помнить, кромѣ того, что черезъ нѣсколько минутъ онъ снова ее увидитъ и проведетъ съ нею весь день.

Она пробудила въ немъ всѣ романическія чувства, которымъ такъ давно не было никакой пищи; онъ отдалъ бы все на свѣтѣ, чтобы оказать ей самую незначительную услугу, чтобы заслужить ея благодарность. Онъ жаждалъ ей понравиться, а ему и въ голову не приходило, какъ онъ нелѣпъ и смѣшонъ въ ея глазахъ.

А между тѣмъ въ то время какъ онъ весь кипѣлъ восторгомъ, для посторонняго наблюдателя онъ оставался все тѣмъ же тупымъ, неотесанымъ и безнадежно-неинтереснымъ молодымъ человѣкомъ. Отецъ не догадывался о причинѣ его разсѣянности и молчанія, а самъ Алленъ былъ вполнѣ неспособенъ передать словами то впечатлѣніе, какое Марго на него произвела, еслибы даже онъ и не былъ такъ скрытенъ по природѣ.

Но вотъ она появилась съ матерью, и онъ не находилъ словъ, чтобы заговорить съ нею. Ему казалось, что она чѣмъ-то недовольна, но отъ этого она была еще милѣе.

Онъ не заговорилъ и тогда, когда экипажъ тронулся съ мѣста, и они вчетверомъ отправились въ путь, съ обычнымъ французскимъ акомпаниментомъ ударовъ бича, странныхъ ударовъ, и дребезжанія бубенчиковъ по улицамъ и вдоль набережной съ рядами пожелтѣлыхъ липъ, кофейнями и лѣсомъ мачтъ. Марго сидѣла напротивъ Аллена, но онъ не могъ видѣть ея глазъ изъ-за зонтика, который она раскрыла, очевидно не находя верхъ экипажа достаточной защитой отъ солнца; она была очень молчалива, но Алленъ былъ доволенъ тѣмъ, что видѣлъ ея подбородокъ, пока отецъ, разговаривавшій съ м-съ Чевенингъ, не толкнулъ его локтемъ, чтобы напомнить о своихъ недавнихъ совѣтахъ.

Алленъ покраснѣлъ, какъ ракъ, но прокашлявшись рѣшился проговорить:

— Кажется, что день будетъ очень жаркій?

Зонтикъ немного приподнялся, и ея глаза выглянули изъ подъ него съ выраженіемъ надменнаго удивленія.

— Вы говорите мнѣ? спросила она; я не слышала, что вы сказали, извините.

— О! охотно извиняю, миссъ, отвѣчалъ бѣдный Алленъ.

Трудно понять, быть можетъ, почему такая форма отвѣта на извиненіе, казалось бы, болѣе логическая и разумная, чѣмъ условная: — "о! ничего, " кладетъ отпечатокъ низменной пошлости на того, кто такъ говоритъ, но между тѣмъ это такъ.

Хорошенькія бровки миссъ Чевенингъ поднялись еще выше, а выразительный ротикъ опустился до низу.

— Я говорилъ только, — и надѣюсь, что не помѣшалъ вамъ, миссъ, — что день обѣщаетъ быть жаркимъ.

— О! отвѣтила Марго, онъ не обѣщаетъ ничего пріятнаго.

И зонтикъ снова опустился и на этотъ разъ совсѣмъ закрылъ ея личико.

— Она о чемъ-то думаетъ, заключилъ Алленъ.

Она дѣйствительно думала, и зонтикъ скрывалъ искаженное негодованіемъ лицо.

— Какъ можетъ мамаша подвергать меня этому… какъ можетъ она? вертѣлось у нея въ головѣ.

День дѣйствительно не обѣщалъ быть пріятнымъ.

V.

Фіакръ проѣхалъ по мосту черезъ сверкающую рѣчку, мимо желѣзнодорожной станціи, съ рядами нескончаемыхъ вагоновъ, вдоль большаго пустыря, застроеннаго главнымъ образомъ фабриками и магазинами, и тамъ попалъ въ потокъ экипажей и пѣшеходовъ, пока наконецъ не свернулъ круто въ переулокъ, проѣхалъ ворота, гдѣ стояли двѣ монахини, собирая подаяніе, и наконецъ покатился по лугу вдоль ограды къ дистанціонному столбу.

Разнообразіе костюмовъ, гвардейцы въ своей красивой формѣ, блузы мужчинъ и бѣлые чепчики женщинъ, трехугольники и желтые портупеи жандармовъ, пѣхотинцы въ широкихъ, вишневаго цвѣта, шароварахъ, curés въ широкополыхъ шляпахъ, — все это придавало оживленіе и живописность толпѣ, которая была такъ наивно довольна сама собой и зрѣлищемъ, какъ вообще бываетъ довольна французская толпа въ торжественныхъ случаяхъ.

Фешенебельный и спортсменскій контингентъ изъ Довиля почти отсутствовалъ, такъ какъ сегодня былъ послѣдній и самый неинтересный день скачекъ.

Наемная карета м-ра Чадвика была изъ немногихъ экипажей, находившихся на мѣстѣ. Препятствія не показались бы особенно внушительными въ Англіи, и добродушіе часоваго, стоявшаго у самаго высокаго забора подвергалось сильному испытанію поведеніемъ мальчишки, который, въ пику ему и въ насмѣшку, неоднократно перескакивалъ черезъ заборъ.

— Я предпочитаю остаться въ каретѣ, сказала м-съ Чевенингъ, но это не резонъ, почему бы тебѣ сидѣть въ ней плѣнницей, милая Марго, если м-ръ Алленъ Чадвикъ будетъ такъ любезенъ, что возьмется сопутствовать тебѣ.

— Я съ удовольствіемъ пойду съ вами, миссъ, сказалъ Алленъ.

У Марго были свои причины согласиться, и едва успѣла, она отойти съ Алленомъ на нѣкоторое разстояніе отъ кареты, какъ сказала:

— М-ръ Чадвикъ, у меня есть къ вамъ просьба.

— Пожалуйста скажите, впередъ обѣщаю ее исполнить.

Сердце его радостно забилось. Неужели онъ уже можетъ оказать ей услугу?

— Это пустяки, конечно, сказала она, но право же я не могу допустить, чтобы вы называли меня «миссъ».

— Я не зналъ, что вы сразу хотите быть со мной на короткой ногѣ.

Ее передернуло.

— Вы совсѣмъ меня не поняли — мы врядъ-ли когда-нибудь будемъ на короткой ногѣ, но… но мы будемъ вѣроятно изрѣдка встрѣчаться, и совсѣмъ не нужно и не принято звать другъ друга по имени или по титулу. Вы можете называть меня миссъ Чевенингъ, если хотите, но не миссъ… въ послѣднемъ случаѣ я не буду отвѣчать. Въ состояніи вы это запомнить?

— Да, миссъ Чевенингъ, отвѣчалъ онъ. Я желаю поступать какъ слѣдуетъ, но видите ли, миссъ.. миссъ Чевенингъ, я…

— Сс! пожалуйста, безъ объясненій! торопливо перебила она. Я понимаю!.. а теперь скажите, вашъ отецъ намѣренъ долго еще здѣсь пробыть?

— Обѣщаю вамъ, что не стану торопить его съ отъѣздомъ; тутъ славно, хотя я еще и мало, видѣлъ, но тутъ есть на что поглядѣть… точно въ Ярмутѣ. Гораздо веселѣе, чѣмъ въ старыхъ соборахъ, куда меня таскалъ Ормъ, неизвѣстно зачѣмъ.

— Вашъ пріятель м-ръ Ормъ, кажется, не раздѣляетъ вашихъ вкусовъ?

— Онъ мнѣ вовсе не пріятель; я могу прекрасно обойтись безъ его дружбы.

— Значитъ, м-ръ Ормъ не такого рода человѣкъ, котораго общество вамъ пріятно?

— Онъ не любитъ моего общества, а не я его, отвѣтилъ Алленъ; хотя это мнѣ рѣшительно все равно — какъ бы то ни было, я теперь отъ него отдѣлался къ обоюдному удовольствію.

— И этотъ м-ръ Ормъ уже уѣхалъ изъ Трувиля? спросила Марго безпечно.

— Онъ долженъ сначала сосчитаться съ отцомъ… вѣроятно завтра они покончатъ всѣ счеты. О! Онъ не пробудетъ со мной долѣе, чѣмъ это неизбѣжно, сказалъ Алленъ съ принужденнымъ смѣхомъ.

— Быть можетъ, вы не старались, чтобы ему было пріятно съ вами? (я не допущу, чтобы этотъ оселъ выжилъ м-ра Орма изъ Трувиля, если только сумѣю, думала она; какъ бы это сдѣлать?)

— Очень ему нужно, стараюсь я быть пріятенъ или нѣтъ; но не будемъ больше о немъ говорить, миссъ Чевенингъ. Богъ съ нимъ, я и думать о немъ забылъ! А вотъ уже выводятъ и скаковыхъ лошадей!

Марго должна была замолчать и въ эту минуту ненавидѣла его сильнѣе, чѣмъ когда-либо; она была въ такомъ настроеніи, что ей все было ненавистно благодаря жестокой шуткѣ, какую съ нею съиграла судьба, и она расположена была со всѣми поссориться.

Появились лошади, короткохвостыя и длинноногія созданія, о которыхъ въ большинствѣ случаевъ можно было бы сказать то, что откровенно заявлялось въ оффиціальномъ спискѣ о двухъ или трехъ, а именно: что у нихъ «origine inconnue». По это не мѣшало толпѣ волноваться и восклицать одобрительно.

«Voilà le propriétaire lui-même qui monte!». «C’est une belle bête tout de même!». «Tenez, èa ne sera pas content de trotter, lui!»

Зрѣлище этой course au trot monté было пожалуй и не особенно блестящее, но съ другими спутниками Марго могъ бы позабавить видъ нѣсколькихъ французскихъ джентльменовъ различной степени полноты, ѣхавшихъ вокругъ ипподрома крупной рысью, порою переходившей въ галопъ; общая любимица пришла послѣдней, и одна дурно воспитанная собака подчеркнула униженіе жокея, насмѣшливымъ лаемъ вслѣдъ за копытами его лошади.

— Il n’est pas mouillé du tout; il n’а pas été poussé! говорили зрители, снисходительно оправдывая его пораженіе.

— Fallait se servir de la cravache, vous savez.

Марго только-что собиралась предложить вернуться къ каретѣ, какъ, разсѣянно озираясь, увидѣла своего давишняго знакомаго. Замѣтитъ ли онъ ее? Даже еслибы однако и замѣтилъ, подумала она, то приличія позволяли ему только отвѣтить на ея поклонъ… но во всякомъ случаѣ она поклонится ему. Но онъ не оглядывался; онъ стоялъ одинокій, и она не могла не подумать, какъ онъ красивъ и мужествененъ и какую представляетъ противуположность маленькому чудовищу, стоящему около нея. Досадно было думать, что онъ уѣдетъ черезъ нѣсколько часовъ, а этотъ другой, ея bête noire останется. Она была безсильна; еслибы даже они встрѣтились въ этотъ короткій промежутокъ времени, то есть ли возможность возобновить пріятный разговоръ, какой они вели по утру? Она впередъ знала, какъ все это будетъ; она даже не встрѣтится съ нимъ за table-hôte, потому что ее навѣрное опять осудятъ на такой же квартетъ, какъ по утру. Онъ уѣдетъ, не узнавъ даже, какъ ее зовутъ.

— Вы спрашивали меня про Орма, сказалъ Алленъ; если хотите знать, каковъ онъ, то вонъ онъ стоитъ.

— Гдѣ? спросила Марго съ хорошо разыграннымъ равнодушіемъ и когда, наконецъ, устремила глаза какъ разъ въ ту сторону, куда указывалъ Алленъ, прибавила:

— Такъ это м-ръ Ормъ! А ему скучно одному, какъ вы думаете? Вы бы пошли и поговорили съ нимъ.

— Ему не скучно, и разговоръ со мной ему не доставитъ удовольствія, будьте спокойны.

— Понимаю, вы считаете ниже своего достоинства обращать вниманіе на простаго тутора. Конечно, вы правы, но это курьезно.

Алленъ покраснѣлъ.

— Это… это не то. Ормъ смотритъ на меня свысока, а не я на него. И не могу же я оставить васъ и идти съ нимъ разговаривать.

Сердце Марго билось сильнѣе обыкновеннаго; она рѣшилась на крайнее средство, тѣмъ болѣе, что Алленъ, конечно, не найдетъ ничего необыкновеннаго въ ея предложеніи.

— Если все дѣло во мнѣ, сказала она безпечно, то это легко уладить. Приведите его сюда и представьте мнѣ, если хотите.

— Вы это хотите? спросилъ Алленъ съ колебаніемъ; видно было, что предложеніе не возбуждаетъ въ немъ восторга.

— Я сказала: если хотите, повторила Марго, немного нетерпѣливо. Мнѣ кажется, прибавила она съ улыбкой, что онъ оцѣнитъ такое вниманіе съ вашей стороны.

— Онъ, можетъ быть, не захочетъ идти; онъ большой чудакъ, и я… я не знаю, что ему сказать.

— Неужели вы въ самомъ дѣлѣ не знаете, какъ это дѣлается, м-ръ Чадвикъ? вскричала Марго, сердясь на него за то, что онъ заставляетъ ее сильнѣе запутываться. Неужели вы не можете сказать, что желаете познакомить его съ своей знакомой — кажется, это не трудно.

— Я никогда этого раньше не дѣлалъ, смиренно признался Алленъ; но я пойду и скажу ему.

«Какъ бы только онъ чего не напуталъ размышляла миссъ Чевенингъ, хотя если напутаетъ, то это мнѣ будетъ подѣломъ!»

Ноджентъ Ормъ предавался созерцанію окружающаго, прислушивался къ крикамъ женщинъ, приглашавшихъ спекуляторовъ взять однофранковый билетъ на ихъ «poule» и мальчишекъ, вопившихъ: — «Demandezle Jockey du jour!» съ пронзительной, но не музыкальной нотой въ голосѣ и хоръ изъ группы bookmaker’омъ: «Un et demi le champ!» «Egalité le champ!» «Sa placed’Emidoff!» и тому подобныя спортсменскія спеціальности, какъ вдругъ почувствовалъ, что кто-то трогаетъ его за руку и, обернувшись, увидѣлъ Аллена съ раскраснѣвшимся лицомъ.

— Вотъ! проговорилъ Алленъ безтолково, я… я не ожидалъ васъ здѣсь видѣть!

— Почему же? развѣ мнѣ нельзя тутъ быть?

— Нѣтъ… только я не думалъ. И вотъ…

— Ну, что же? спросилъ Ормъ, такъ какъ тотъ умолкъ.

— Если вы не прочь, то я… я желаю познакомить васъ съ одной дѣвушкой, которая здѣсь со мной. Вонъ съ той.

Лицо Орма, принявшее было курьезное выраженіе, вдругъ измѣнилось, когда онъ увидѣлъ граціозную фигуру миссъ Чевенингъ, которую онъ тотчасъ же узналъ, хотя и не понималъ, какимъ образомъ Алленъ ухитрился съ нею познакомиться. Она лѣниво глядѣла всторону и какъ будто совсѣмъ не думала о нихъ, такъ что онъ не сразу принялъ приглашеніе.

— Вы спрашивали ея позволенія? спросилъ онъ, не довѣряя свѣтскому такту своего питомца.

Онъ былъ слишкомъ гордъ, чтобы дать поводъ думать, что навязывается съ своимъ знакомствомъ, какъ ни пріятно было ему познакомиться съ нею.

— Не боитесь, сказалъ Алленъ, я говорилъ ей, кто вы, и она сказала, что я могу представить васъ, если хочу.

Алленъ привелъ Орма, но могъ только отъ конфуза прошептать:

— Вотъ Ормъ.,

Марго беззаботно разсмѣялась, говоря.

— М-ръ Чадвикъ предоставляетъ мнѣ самой представиться намъ, м-ръ Ормъ. Я миссъ Чевенингъ. М-ръ Чадвикъ подумалъ, что вамъ можетъ быть скучно одному въ толпѣ, но быть можетъ вы одинъ изъ тѣхъ людей, которые никогда не чувствуютъ себя одинокими.

— Напротивъ того, отвѣтилъ онъ, улыбаясь, я очень ему благодаренъ. И онъ положилъ на минуту руку на плечо Аллена такъ дружелюбно, что тотъ весь покраснѣлъ отъ гордости и удовольствія.

Итакъ желаніе Марго исполнилось; она встрѣтилась-таки съ м-ромъ Ормомъ, и день не пропалъ даромъ. Но ей было все-таки нестерпимо, что Алленъ стоитъ тутъ же и прислушивается къ каждому ея слову; она считала это съ его стороны пошлымъ любопытствомъ, между тѣмъ какъ въ дѣйствительности онъ удивлялся, не безъ зависти, полной перемѣнѣ въ ней самой и въ ея голосѣ, которую, повидимому, произвело присутствіе Орма.

Самъ Ормъ былъ на-сторожѣ; онъ былъ холоденъ и остороженъ по натурѣ и вовсе не намѣренъ былъ дать вскружить себѣ голову отъ того, что миссъ Чевенингъ вздумалось обращаться съ нимъ съ особенной любезностью. Онъ до сихъ поръ никогда не могъ придти къ опредѣленному выводу на счетъ ея характера: удивительная обаятельность ея особы — съ ея рѣзкостью, откровенностью, простотой — вперемежку съ проблесками ироніи — все это могло быть дѣломъ утонченнаго кокетства. Онъ не былъ увѣренъ, что въ душѣ сочувствуетъ ей, но тѣмъ не менѣе испытывалъ ея обаяніе. Она интересовала его больше, чѣмъ какая другая дѣвушка, но онъ не желалъ поддаваться очарованію, такъ какъ завтра уѣзжаетъ, и ея истинный характеръ, простой или сложный, останется для него навсегда загадкой.

— Что теперь будетъ? спросила она, course au trot attelé? Желала бы я знать, какая лошадь считается лучшей?.. тогда гораздо интереснѣе слѣдить. М-ръ Чадвикъ, я увѣрена, вы опытны въ дѣлѣ скачекъ, какая лошадь лучшая?

Алленъ былъ разъ въ Гамптонѣ и видѣлъ нѣсколько скачекъ въ Alexandra-Palace и даже держалъ пари съ товарищами клерками, а потому такое обращеніе польстило ему.

— Сейчасъ я не могу вамъ этого сказать, отвѣчалъ онъ, но мы можемъ подойти къ bookmaker’амъ, и отъ нихъ я разузнаю, что слѣдуетъ? Хотите держать пари? мнѣ будетъ очень пріятно.

— Благодарю васъ, я не держу пари на скачкахъ и нисколько не желаю подходить къ этимъ крикунамъ. Я только хотѣла бы знать, какая лошадь призовая, если вы можете мнѣ это узнать.

Алленъ былъ въ восторгѣ отъ ея тона и улыбки.

— Я постараюсь разузнать, хотя не очень много смыслю въ ихъ тарабарщинѣ. И кромѣ того, буду держать пари.

Онъ ушелъ, довольный порученіемъ, и когда скрылся въ толпѣ, Марго повернулась къ Орму съ улыбкой.

— Теперь я понимаю, сказала она, почему вамъ путешествіе показалось не особенно пріятнымъ.

Онъ, само собой разумѣется, не намекалъ на ихъ предъидущую встрѣчу и нашелъ ея замѣчаніе немного жесткимъ, въ виду того, что его отношеніе къ Аллену нѣсколько измѣнилось, да и самъ Алленъ выказывалъ такую готовность быть ей угоднымъ.

— Я не имѣлъ права говорить это, сказалъ онъ; боюсь, что самъ виноватъ, если путешествіе было неудачно.

— Нѣтъ, вы не виноваты, какъ же вы могли относиться къ такому товарищу, какъ не съ снисхожденіемъ и только? Мнѣ приходится переносить его общество всего какихъ-нибудь нѣсколько часовъ, но и то… Вы, должно быть, очень довольны, что скоро уѣзжаете? Онъ говорилъ мнѣ, что вы уѣзжаете завтра?

— Да, я уѣзжаю завтра, отвѣтилъ Ормъ немного печально, но вовсе не увѣренъ, что доволенъ.

Она бы не повѣрила ему, а онъ думалъ въ эту минуту гораздо больше о своемъ питомцѣ, чѣмъ о ней. Въ послѣдніе полчаса онъ нѣчто подмѣтилъ, что возбудило въ немъ угрызеніе совѣсти; онъ усумнился, былъ ли справедливъ къ товарищу; не далъ ли онъ себя ослѣпить свѣтскимъ предразсудкамъ настолько, что проглядѣлъ его хорошія качества. Совѣсть укоряла его, и онъ былъ довольно великодушенъ, чтобы страдать отъ подозрѣнія, что все время отталкивалъ робкія и неловкія попытки питомца къ сближенію. Теперь было уже поздно поправить дѣло, но онъ укорялъ себя за то, что былъ ослѣпленъ предубѣжденіемъ.

Марго, само собой разумѣется, не могла знать всего этого, но была очень довольна тѣмъ, что ему жаль разставаться съ Трувилемъ; разумѣется, причина этому могла быть только одна, хотя онъ ее и не высказывалъ.

— Я была бы счастлива, еслибы мы завтра уѣхали отсюда, но полагаю, что буду еще долго осуждена терпѣть общество м-ра Чадвика и его интереснаго сына.

Говоря это, она сдѣлала презрительную гримаску, которая очень шла къ ея хорошенькому личику.

Ормъ засмѣялся; Чадвики были дѣйствительно совсѣмъ неподходящимъ для нея обществомъ, онъ не могъ быть такъ же равнодушенъ къ лестному мнѣнію о немъ самомъ, которое подразумѣвалось въ этой критикѣ другихъ лицъ.

— Я думаю, что вы сумѣете отомстить за себя, замѣтилъ онъ.

— Я не очень терпѣлива, когда мнѣ надоѣдаютъ, созналась она, въ особенности къ людямъ этого рода. Знаете ли, м-ръ Ормъ, я должна сказать вамъ — хотя вы не примете этого за комплиментъ — когда мы встрѣтились сегодня поутру, я думала, что вы сынъ м-ра Чадвика. Я думала это, и думала, что вы пробудете здѣсь нѣкоторое время, а не уѣдете завтра же.

— Я бы желалъ, чтобы это была правда; по крайней мѣрѣ послѣднее.

— Еслибы вы этого не прибавили, я бы вамъ не повѣрила. Никто не можетъ пожелать быть м-ромъ Алленомъ Чадвикъ. Какъ жаль, что вы не познакомились съ Трувилемъ; это любопытное мѣсто, и окрестности прехорошенькія.

— Я былъ уже здѣсь раньше; но все-таки очень жаль.

Но тутъ какъ разъ ипподромъ былъ расчищенъ для бѣга au trot attelé въ легкихъ кабріолетахъ американскаго стиля, и это сообщало иной оборотъ ихъ разговору. Но чѣмъ долѣе онъ стоялъ около нея, слушая ея полунасмѣшливую, но занимательную болтовню, тѣмъ труднѣе было примириться съ мыслью, что ихъ знакомство по всей вѣроятности ограничится этимъ однимъ краткимъ днемъ.

Только по окончаніи бѣговъ, они вспомнили про Аллена и не Марго высказала мысль, что слѣдовало бы пойти поглядѣть, что съ нимъ сталось.

Они нашли его въ большомъ волненіи; онъ препирался на непонятномъ жаргонѣ съ изобрѣтателемъ nouvelle combinaison по части системы pari mutuel.

— Le désire mon monnaie — toute la monnaie! повторилъ онъ; j’ai donné sept francs, et vous donnez deux francs et demi seulement. Je n’appelle èa un parry mutuel, je dis!

На это bookmaker отвѣчалъ только съ соболѣзнованіемъ, пожимая плечами и обращаясь къ зрителямъ.

— Vous voyez, взывалъ онъ къ нимъ, èa c’est un Anglais èa n’est par dans le mouvement!

На что другіе, въ особенности тѣ, которые его такъ же поддѣли, смѣялись съ снисходительнымъ превосходствомъ.

Марго держалась поодаль.

— Если онъ хочетъ быть посмѣшищемъ, то оставимъ его выпутываться, какъ знаетъ, говорила она.

Но Ормъ пошелъ къ нему и тихо увелъ.

— Вамъ не подъ силу бороться съ французскимъ bookmaker’омъ, Чадвикъ; лучше уступите.

— Но онъ обманулъ меня, настаивалъ Алленъ; я могу доказать это; я далъ ему…

— И онъ этого не выпуститъ изъ рукъ, пойдемте.

— Я скажу вамъ, какъ это было, миссъ… обратился Алленъ къ Марго. — Миссъ Чевенингъ, я подошелъ къ нему…

— Безполезно объяснять мнѣ это, перебила она; я ничего, не понимаю въ пари и не желаю понимать. Не пора ли намъ вернуться къ экипажу?

Ормъ принялъ это за знакъ, что ему пора откланяться, къ великому разочарованію Марго.

— Значитъ, я васъ больше не увижу? равнодушно проговорила она. Желаю вамъ благополучнаго плаванія.

— Благодарю васъ, отвѣчалъ онъ, я не боюсь качки" Прощайте.

Оставшись вдвоемъ съ Алленомъ, Марго вдругъ измѣнила манеру обращенія съ нимъ и стала такъ любезна, какъ только могла.

— Вы говорили, кажется, что м-ръ Ормъ радъ уѣхать?

— А развѣ нѣтъ?

Въ его голосѣ была нота, которая придала Марго мужество привести въ исполненіе задуманный планъ.

— Развѣ онъ говорилъ вамъ противное?

— Желали ли бы вы, чтобы онъ остался? спросила она, глядя всторону.

— Я… я бы желалъ, еслибы и ему хотѣлось этого, отвѣчалъ. Алленъ, покраснѣвъ.

— Развѣ вы не видите, что теперь онъ не можетъ остаться безъ вашего приглашенія? но я думаю, что если вы его пригласите.

— Вамъ угодно, чтобы я пригласилъ его? закричалъ Алленъ.

— Мнѣ? Какое мнѣ дѣло? сказала она, раздосадованная тѣмъ, что этотъ болванъ угадалъ. Пожалуйста поймите, что мнѣ рѣшительно все-равно, уѣдетъ отсюда м-ръ Ормъ или останется. Я думала, что вы составили себѣ ложное о немъ понятіе, и вамъ пріятно было бы, еслибы вамъ доказали, что вы ошибаетесь. Мнѣ жаль, что я объ этомъ заговорила.

— Я убѣжденъ, что вы ничего кромѣ хорошаго не желали: сказать, миссъ. Конечно, вы говорили изъ дружбы ко мнѣ, и я вамъ очень благодаренъ. Я постараюсь, чтобы Ормъ остался. Я сегодня же вечеромъ поговорю съ нимъ объ этомъ.

— Если вы это сдѣлаете, сказала Марго, то будете конечно добры не упоминать при этомъ моего имени, или я очень разсержусь. Вы этого не забудете?

— Мнѣ пріятнѣе, чтобы онъ считалъ, что я самъ надумался объ этомъ, и я вамъ очень благодаренъ за совѣтъ.

— Пожалуйста не будемъ больше объ этомъ говорить, сказала Марго, слегка стыдясь самой себя, но довольная тѣмъ, что устроила дѣло.

Тѣмъ временемъ, разговоръ м-ра Чадвика съ м-съ Чевенингъ вертѣлся, главнымъ образомъ, на сынѣ, въ то время, какъ они сидѣли въ экипажѣ у станціоннаго столба.

— Между вашей дочерью и моимъ сыномъ разница въ лѣтахъ не велика? спрашивалъ онъ.

— Марго всего девятнадцать лѣтъ, отвѣчала м-съ Чевенингъ.

Она была очень подавлена невыгоднымъ оборотомъ вещей вообще. Стоило ли, думалось ей, преслѣдовать долѣе такой несбыточный планъ? Могла ли она ожидать, чтобы дочь ея вышла замужъ за такого невозможнаго молодаго человѣка? Отецъ былъ благовоспитанъ въ сравненіи съ нимъ и, однако, она бы не допустила знакомства съ нимъ, еслибы не поспѣшное заключеніе, что сынъ чуждъ всякой вульгарности и представляетъ образецъ молодаго англичанина, недурнаго собой и хорошо воспитаннаго. Дѣйствительность вполнѣ разочаровала ее и привела въ полное уныніе… и однако… эти Чадвики были очень богаты. Еслибы только можно было урезонить Марго, какое бремя тревоги снято было бы съ нея. М-съ Чевенингъ думала о своихъ подростающихъ дѣтяхъ и увеличивающихся расходахъ; какою помощью могла бы быть для нихъ Марго, еслибы только захотѣла!

— Девятнадцать лѣтъ, говорилъ Чадвикъ, и толпа поклонниковъ, конечно? Что, она отличаетъ кого-нибудь больше другихъ!

М-съ Чевенингъ на минуту закрыла глаза. Что это за люди!

— У меня нѣтъ никакихъ основаній такъ думать, слабо произнесла она.

— Должно быть, на нее угодить трудно? допытывался Чадвикъ.

М-съ Чевенингъ не знала, что отвѣчать, и искала спасенія въ неясномъ бормотаньи, которое бываетъ такъ полезно въ подобныхъ случаяхъ.

— О! я не осуждаю ее, продолжалъ онъ. Вполнѣ естественно, что она знаетъ себѣ цѣну. Съ тѣхъ поръ какъ я вернулся въ Англію, я не видѣлъ никого, кто бы могъ сравниться съ нею.

— Да, она хорошенькая, согласилась м-съ Чевенингъ, и ею многіе восхищаются. Но красота чистая случайность.

— Это, однако, такая случайность, что многимъ была бы желательна. Вотъ, мой мальчикъ… наружность у него не изъ счастливыхъ. Но несмотря на то, онъ хорошій малый, и вы бы сказали то же самое, еслибы знали его такъ же хорошо, какъ и я.

— Охотно вѣрю.

— Онъ не привыкъ къ дамскому обществу, но вѣдь это не бѣда; напротивъ того, прибавилъ м-ръ Чадвикъ, чтобы не подумали, что онъ въ этомъ какъ бы извиняется.

— Во всякомъ случаѣ, бѣда поправимая, не правда ли?

— Ну вотъ, хотя я бы никому другому этого не сказалъ, но вамъ скажу, что по-моему общество вашей хорошенькой дочки для него полезно. Я не противъ того, чтобы онъ пользовался имъ. Это сдѣлаетъ его развязнѣе, да и для нея все же веселѣе съ кавалеромъ.

— Моя дочь вполнѣ счастлива, когда она со мной, отвѣтила м-съ Чевенингъ съ достоинствомъ.

— О! безъ сомнѣнія, безъ сомнѣнія, но все же общество кавалеровъ пріятно для молодыхъ дѣвицъ. И судя по тому, какъ долго они не возвращаются, оно похоже на то.

М-съ Чевенингъ оставила свои сомнѣнія при себѣ, но когда Алленъ съ Марго вернулись, то хорошее расположеніе духа и веселость дочери были для матери пріятнымъ сюрпризомъ; пока Марго не уперлась на какомъ-нибудь предубѣжденіи и антипатіи, дѣло еще не погибло.

Вскорѣ послѣ послѣдней скачки — съ препятствіями не особенно труднаго характера — она прошла безъ всякихъ приключеній, могущихъ взволновать публику, и послѣ барабаннаго боя, возвѣстившаго объ окончаніи скачекъ, толпа мирно разошлась, а карета повезла м-ра Чадвика съ компаніей назадъ въ «Калифорнію».

Предвидѣнія Марго оправдались; они обѣдали въ этотъ вечеръ особнякомъ послѣ table d’hôte, за который сѣлъ и Ноджентъ Ормъ, не безъ надежды ее увидѣть. Ея тамъ не было, и онъ снова почувствовалъ, что такъ будетъ лучше для его душевнаго спокойствія. Онъ курилъ въ сумеркахъ передъ отелемъ, когда Алленъ пришелъ и сѣлъ около него на скамью.

Нѣкоторое время онъ молчалъ, но наконецъ, проговорилъ:

— Мнѣ жаль, что мы не особенно ладили во время нашего путешествія.

— Мнѣ кажется, мы не ссорились? отвѣчалъ Ормъ, не зная хорошенько, что сказать.

— Но мы не были и дружны. Я знаю, что у меня нѣтъ воспитанія и все такое. Понятно, что вы чуждались меня.

— Если я чѣмъ-нибудь заставилъ васъ это думать, мой другъ, то могу только сказать, что очень объ этомъ жалѣю, отвѣчалъ Ормъ. Мнѣ кажется, однако, что вы чуждались меня.

Такое замѣчаніе было пріятно для самолюбія Аллена.

— Я не хотѣлъ навязываться съ дружбой человѣку, который въ ней не нуждался, вотъ почему я и сторонился отъ васъ.

— Что жъ дѣлать, вздохнулъ Ормъ, въ другой разъ будемъ умнѣе, не правда ли, Чадвикъ? Мнѣ жаль, что мы раньше другъ друга не поняли. Гдѣ вашъ отецъ, не знаете ли? я долженъ сегодня вечеромъ свести съ нимъ разсчеты.

— Отецъ на балконѣ вмѣстѣ съ м-съ Чевенингъ… и другими… и я хотѣлъ вамъ сказать вотъ что, Ормъ… вы вѣдь не обязаны завтра уѣхать, не правда ли?

— Я не думаю, чтобы вашъ отецъ желалъ, чтобы я оставался долѣе, сказалъ Ормъ.

— О! я говорилъ съ нимъ объ этомъ. Онъ сказалъ, что я могу попросить васъ остаться… а мнѣ хочется, чтобы вы остались.

Остаться… и видѣться съ миссъ Чевенингъ? было ли это разумно? и однако, ничто пока не призывало его въ городъ, и было бы нелюбезно отвергнуть дружбу Аллена. Они, быть можетъ, не могли быть друзьями въ настоящемъ смыслѣ этого слова, но онъ могъ хоть нѣсколько загладить свою прошлую несправедливость.

Его подкупило, очевидно, желаніе Аллена пріобрѣсти его дружбу, — желаніе, котораго онъ до сихъ поръ не подозрѣвалъ.

Было бы наивно спрашивать, насколько ожиданіе увидѣть миссъ Чевенингъ играло въ этомъ роль, но перемѣна въ его чувствахъ къ Аллену Чадвику была довольно искренняя.

— Я съ удовольствіемъ останусь, горячо отвѣтилъ онъ; вы очень добры, что желаете этого.

Сердце Аллена радостно забилось, онъ и не надѣялся на такую любезность и даже выросъ въ своихъ собственныхъ глазахъ.

— Я радъ, что вы остаетесь, сказалъ онъ, радъ, что вы не прочь отъ того, чтобы мы были пріятелями.

И оба пожали другъ другу руку. И вотъ, какой курьезный результатъ имѣлъ капризъ своенравной дѣвушки: онъ повелъ къ сближенію между двумя такими противуположными натурами, какъ Аленъ и Ормъ, но она, конечно, этого не имѣла въ виду, да и нисколько не интересовалась такимъ неважнымъ для нея обстоятельствомъ.

VI.

Ноджентъ Ормъ остался въ Трувилѣ по приглашенію м-ра Чадвика въ качествѣ гостя, но ему не удалось, какъ онъ надѣялся, поближе познакомиться съ миссъ Чевенингъ. Мать ея была съ нимъ особенно любезна и представила его многимъ изъ своихъ знакомыхъ; въ томъ числѣ и миссъ Уипль. Стулъ его за table d’hôte оказался рядомъ съ миссъ Магноліей, и это обстоятельство было пріятно этой дѣвицѣ. Но его никогда не сажали рядомъ съ Марго, и онъ могъ только изрѣдка перебрасываться съ ней короткими и незначащими словами.

Что касается Марго, то противъ ея воли и желанія, она постоянно оказывалась въ обществѣ несноснаго Аллена, отъ котораго не знала, какъ отдѣлаться: послѣдній рѣшительно не замѣчалъ, какъ ей непріятно его общество. Онъ сталъ менѣе застѣнчивъ, но отъ этого былъ ей только ненавистнѣе. Она бѣсилась въ душѣ и наконецъ рѣшилась объясниться съ матерью.

— Онъ очень измѣнился къ лучшему, милая — вотъ все, что сумѣла отвѣтить м-съ Чевенингъ.

— На мой взглядъ онъ сталъ хуже… и я просто съ ума схожу. Я рѣшительно его не выношу, мамаша.

— Ты бы такъ не говорила, еслибы знала, какъ радъ отецъ тому, что его сынъ пользуется твоимъ обществомъ: онъ чувствуетъ, что въ воспитаніи его сына существуютъ большіе пробѣлы, и счастливъ, что онъ можетъ исправиться въ твоемъ, обществѣ.

— Съ какой стати я должна воспитывать чужихъ сыновей? и какое вамъ дѣло, доволенъ или нѣтъ м-ръ Чадвикъ?

— Тебѣ довольно того, что я это желаю, отвѣчала миссъ Чевенингъ съ слабой попыткой пустить въ ходъ материнскій авторитетъ. У насъ не такъ много друзей, чтобы мы могли отталкивать людей, расположенныхъ къ намъ. Еслибы ты была добрая, Марго, то, право, не могла бы не тронуться страстнымъ желаніемъ этого мальчика угодить тебѣ!

— Должно быть, я зла, потому что это только раздражаетъ меня. И хуже всего то, что я не могу этого ему не показывать. Когда-нибудь я выскажу ему это безъ обиняковъ, такъ что и онъ долженъ будетъ понять.

М-съ Чевенингъ покраснѣла отъ гнѣва.

— Выслушай меня, безтолковая дѣвчонка, закричала она, я запрещаю тебѣ, слышишь, запрещаю оскорблять этого молодаго человѣка! Думай о немъ, какъ хочешь, если ужь ты рѣшила его ненавидѣть, но веди съ нимъ себя прилично. Ты эта обязана сдѣлать, и я вправѣ этого отъ тебя требовать послѣ всѣхъ издержекъ, какихъ мнѣ стоилъ пріѣздъ сюда… и все это ради тебя. Я думала, что ты будешь рада пріятному разнообразію… а вмѣсто того, вотъ моя и награда.

Марго испугалась, что за тѣмъ послѣдуютъ слезы, и сдалась на капитуляцію.

— Хорошо, дорогая мама, не браните меня. Я право вовсе не хочу огорчать васъ. Если вы пожелаете, то я буду съ медвѣдемъ ходить по Трувилю. Право же, славный бурый медвѣженокъ былъ бы не такъ… ну, хорошо, хорошо… Я постараюсь примириться съ тѣмъ… другимъ звѣремъ… та bète noire. Но вы должны позволить мнѣ бранить его за глаза.

Она была такъ мила въ эту минуту, не то извиняясь, не то протестуя, что мать смягчилась.

— Ахъ, Марго! сказала она со страхомъ, еслибы ты только знала свою силу.

— Это какъ разъ говорятъ и про дикихъ звѣрей въ клѣткахъ, дорогая мамаша. Почему вы не посадите меня въ клѣтку?

— Ты не вправѣ говорить такія вещи, когда ты знаешь, что всѣ мои помыслы и заботы сосредоточены на твоемъ благѣ… твоемъ и твоихъ сестеръ и брата… Ты не добра и не благодарна, что говоришь со мной о клѣткахъ.

Марго вытаращила глаза.

— Помилуйте, я ничего не хотѣла этимъ сказать дурнаго… я только пошутила. Очевидно, сегодня мнѣ не везетъ. Пойдемте и присядемъ гдѣ-нибудь на морскомъ берегу; вы увидите, какая я бываю добрая.

Въ настоящемъ случаѣ миссъ Чевенингъ не пришлось доказывать своихъ словъ на дѣлѣ. Подъ однимъ изъ гигантскихъ зонтиковъ, они нашли чету Спокеръ.

— Я старалась уговорить Альфреда выкупаться, объявила миссъ Спокеръ, но онъ боится, что я увижу, какъ онъ плохо плаваетъ. Онъ говоритъ, что беретъ ванну каждое утро, но я думаю, что онъ стоитъ около ванны и плещется въ водѣ.

— Морское купанье мнѣ вредно, замѣтилъ м-ръ Спокеръ.

— Кажется, онъ говоритъ правду, объявила безпристрастно жена, потому что онъ купался разъ, когда мы были въ Торкэ въ нашъ медовый мѣсяцъ, и ходилъ потомъ весь день совсѣмъ зеленый. Я никогда не забуду его лицо: блѣдно-зеленаго цвѣта съ ярко-пунцовымъ носомъ, весело продолжала она; да, мой другъ, у тебя было именно такое лицо. Я чуть было не уложила свои вещи и не уѣхала обратно домой.

— Почему ты мнѣ объ этомъ не сказала, я бы помогъ тебѣ укладываться, отвѣтилъ мужъ.

— Я считала своимъ долгомъ терпѣть твое общество, не смотря на цвѣтъ лица; но должна сознаться, что съ тѣхъ поръ ты никогда больше не былъ похожъ на умирающаго дельфина. Но ты вообще ужасно странный и оригинальный человѣкъ, Альфредъ, во многихъ отношеніяхъ.

Она принялась описывать свое удивленіе при видѣ того, какъ ея мужъ чистилъ голову скребницей, когда одна изъ комическихъ cabanes, скрипя и раскачиваясь по песку, остановилась въ нѣсколькихъ шагахъ отъ нихъ.

— Вотъ юный м-ръ Чадвикъ, сказала м-съ Чевенингъ; м-съ Спокеръ, знаете ли, что сегодня ярмарка? не хотите ли вы подъ руку съ м-ромъ Спокеромъ, а Марго съ…

— О! вонъ идетъ милый м-ръ Ормъ, закричала м-съ Спокеръ, вотъ чудесно.

— Нѣтъ, Альфредъ, оставайся, а то ты будешь пятой спицей въ колесницѣ. Оставайся и занимай м-съ Чевенингъ; ты ей еще не пересказалъ всѣхъ своихъ исторій. М-ръ Ормъ будетъ моимъ кавалеромъ.

По всей вѣроятности, м-съ Спокеръ догадывалась о правдѣ и изъ злорадства хотѣла разстроить планы м-съ Чевенингъ. А можетъ быть и то, что она по выраженію лица миссъ Чевенингъ поняла, что той пріятно было бы отдѣлаться хоть на время отъ общества юнаго Чадвика, и по добродущію захотѣла ей помочь.

Какъ бы то ни было, а всѣ четверо не далеко прошли, какъ уже м-съ Спокеръ произвела обмѣнъ кавалерамъ, и Ормъ очутился кавалеромъ Марго.

— Я думала, вы уѣхали вчера или третьяго дня; я васъ нигдѣ не видѣла.

— Потому вѣроятно, что не искали меня. Я обѣдалъ за table-d’hôte.

— О! да, дѣйствительно. Припоминаю теперь… вы сидѣли около Уиплей. Что, вы нашли ихъ занимательными?

— Очень.

— Миссъ Уипль занимательна… если вамъ нравится такой genre. Я бы желала, чтобы и у меня сосѣди были поинтереснѣе. Мнѣ было совсѣмъ не весело, м-ръ Ормъ, увѣряю васъ. Скажите мнѣ, неужели вы остались затѣмъ, чтобы пользоваться обществомъ м-ръ Аллена Чадвика?

— Я остался по его приглашенію, отвѣчалъ онъ.

— Я бы желала, чтобы вы побольше находились въ его обществѣ, а то выходитъ, что я какъ будто монополизирую его, а я вовсе не хочу быть такой эгоисткой.

— Если я мало бывалъ въ его обществѣ до сихъ поръ, то право не по моей винѣ.

— Вы хотите сказать, что по моей. Какъ это дурно съ моей стороны въ самомъ дѣлѣ лишать васъ его общества. Вы очень огорчены?

— Долженъ вамъ сознаться, что боюсь, что заставилъ васъ думать, что онъ мнѣ антипатиченъ. Прежде это было такъ, но въ послѣднее время я увидѣлъ, что былъ несправедливъ. Я увидѣлъ въ немъ достоинства, какихъ сначала не замѣчалъ.

— Ахъ! вздохнула она, я думаю, что онъ выигрываетъ на разстояніи… какъ горы. Но сама я еще этого не успѣла замѣтить. Къ несчастію, я постоянно вижу его на слишкомъ близкомъ разстояніи. Но мнѣ любопытно было бы узнать, какія добродѣтели открыли вы въ немъ? Не проявилъ ли онъ способности къ юмору, не доказалъ ли, что знаетъ, какъ надо себя вести? Можетъ быть, до сихъ поръ онъ только морочилъ насъ своей безтактностью и невоспитанностью? Или же, быть можетъ, онъ скучнѣйшее ихъ всѣхъ скучнѣйшихъ существъ — а именно: неотдѣланный алмазъ? Пожалуйста просвѣтите меня!

— Я думаю, что это было бы безполезно, не перемѣнить ли лучше предметъ разговора?

— А не лучше ли обойтись безъ всякаго разговора, отвѣтила она и пошла дальше въ величественномъ безмолвіи, гордо закинувъ голову назадъ.

На него опять произвели отталкивающее впечатлѣніе эти презрительныя мины, но было что-то дѣтски привлекательное въ ея своенравіи, такъ что онъ не могъ вполнѣ серьезно къ нему относиться.

— А что разговоры совсѣмъ запрещены? спросилъ онъ наконецъ, и она очаровательно улыбнулась въ отвѣтъ.

— Я была сердита? Да, я знаю, что была. Но вы такъ подавляли меня своимъ превосходствомъ. Ну, оставимъ это. Вотъ и ярмарка; докончимъ прогулку не ссорясь.

Глаза ея опять стали привѣтливыми и откровенными, и во все остальное время эта прихотливая и перемѣнчивая молодая особа была необыкновенно мила и любезна. Ормъ шелъ рядомъ съ нею мимо старухъ въ бѣлыхъ чепцахъ, засѣдавшихъ передъ корзинами и столами, заваленными всякаго рода товаромъ: масломъ, разложеннымъ на зеленыхъ листьяхъ, живыми кроликами въ клѣткахъ и различными деревенскими произведеніями.

Все время онъ испытывалъ удовольствіе отъ ея присутствія, но съ примѣсью какой-то досады отъ того, что удовольствіе это было все-таки не такое сильное, какъ онъ ожидалъ.

Около набережной помѣстился странствующій дантистъ въ раззолоченномъ фургонѣ, въ родѣ дилижанса; одѣтый въ ярко красное платье, онъ расхваливалъ цѣлебныя свойства своихъ капель отъ зубной боли, между тѣмъ какъ молодая женщина, помѣщавшаяся на имперіалѣ дилижанса, аккомпанировала наиболѣе краснорѣчивыя изъ его фразъ игрой на кимвалахъ. Когда они проходили мимо, онъ брызгалъ каплями въ собравшуюся публику, для большей убѣдительности.

— Еслибы они дурно пахли, объяснялъ онъ, я бы несмѣлъ вамъ ихъ предложить.

Но вниманіе миссъ Чевенингъ было привлечено небольшимъ деревяннымъ ящикомъ, подвѣшеннымъ къ фургону и въ которомъ была стеклянная дверца.

Въ эту дверцу глядѣла меланхолическая и циническая обезьянка, возбудившая ея симпатію. Толпа осклабляющихся рыбаковъ и старыхъ, сморщенныхъ крестьянъ и крестьянокъ раступилась передъ ней, когда она подходила къ клѣткѣ.

— О! поглядите, м-ръ Ормъ, жалобно вскричала она, на это бѣдное созданьице. Что онъ, одинъ изъ паціентовъ, какъ вы думаете? Что, милочка, они пробуютъ свои лѣкарства на васъ, бѣдняжка? Нѣтъ, ваши зубки слишкомъ бѣлы и здоровы.

И нагнувшись къ обезьянѣ, она болтала всякій ласковый вздоръ, между тѣмъ какъ Ормъ дивился: утѣшаетъ ли плѣнницу видъ хорошенькаго личика у окошка ея темницы.

По всей вѣроятности идеалъ у обезьянки былъ совсѣмъ иной, потому что она только мигала усталыми глазами и съ подозрительнымъ и скучающимъ видомъ чесала ухо.

Дантистъ приглашалъ всѣхъ страдающихъ зубами взойти къ нему въ фургонъ и получить облегченіе отъ боли, какой-то наемный паціентъ взошелъ и получилъ исцѣленіе при звукахъ кимвала.

— Vous êtes concole, n’est ce pas? величественно освѣдомился профессоръ, послѣ драматической паузы, вовремя которой лѣкарство должно было возъимѣть свое дѣйствіе.

— Mais oui, отвѣчалъ паціентъ съ такой готовностью, что она наводила на мысль, что утѣшеніе было заранѣе обезпечено.

Такъ какъ дантистъ выказалъ опасную склонность къ анатоміи и собирался показывать разныя непріятныя вещи, то Ноджентъ счелъ за лучшее удалиться, и они пошли вдоль набережной, гдѣ рыбные садки были нагружены громадными и безобразными плоскими рыбами, грудами маленькихъ креветокъ (которыхъ время отъ времени тревожила кончикомъ зонтика какая-нибудь boппе, закупавшая провизію) и синими омарами, безпомощно разверзавшими клещи, алкая отмщенія.

Миссъ Чевенингъ замѣтила, что преобладающее выраженіе у рыбы было какое-то забавно удивленное, точно онѣ думали, что вотъ въ концѣ концовъ ихъ все-таки поймали, и посредствомъ такой же старой, какъ само море, уловки.

— Я помню, что разъ чувствовалъ себя совсѣмъ виноватымъ, поймавъ рыбу, сказалъ Ормъ. Мы поѣхали на рыбную ловлю въ открытое море и поймали громадную треску. Она лежала на кормѣ, тяжело дыша и фыркая, точно негодующій старый джентльменъ въ бѣломъ жилетѣ; недоставало, только золотой цѣпочки. Мнѣ право хотѣлось извиниться передъ ней, что я осмѣлился ее поймать.

— Но вы однако не бросили ее обратно въ море?

— Я… нѣтъ, но избѣгалъ ея взгляда. Она испустила послѣдній вздохъ съ спокойнымъ достоинствомъ, отъ котораго мои угрызенія совѣсти усилились.

— Угрызенія совѣсти нераскаяннаго грѣшника. Поглядите, какая поразительная наружность у этой рыбы… ее здѣсь зовутъ «Сен-Пьеръ»; одна сторона ея профиля набожная и покорная, а другая злобная и насмѣшливая. Хотѣла бы знать, какую сторону онъ показываетъ своему семейству.

Все это пустая болтовня, и не стоило бы ее приводить, еслибы именно она не болѣе сближала людей въ одинъ какой-нибудь часъ, чѣмъ иное знакомство, длящееся нѣсколько мѣсяцевъ. Ормъ узналъ новую миссъ Чевенингъ, съ нѣжнымъ сердцемъ, полную кроткой веселости, простую и естественную, совсѣмъ не похожую на презрительную, саркастическую молодую особу, какой она была полчаса тому назадъ.

Совсѣмъ нечаянно она заговорила съ нимъ о своей семьѣ и о старинномъ домѣ на берегу рѣки въ Чисвикѣ.

— Такой странный, старенькій домикъ, совсѣмъ въ сторонѣ; къ нему ведетъ узенькая тропинка и передъ переднимъ фасадомъ растетъ нѣсколько тополей, дороги совсѣмъ нѣтъ, и сейчасъ же у дома рѣка. Но все же чудесный старый домикъ, въ особенности лѣтомъ, когда можно сидѣть на балконѣ и видѣть, какъ плывутъ мимо лодки, а народъ идетъ по мосту въ Нью-Гарденсъ. Даже и зимой, когда кругомъ грязь и туманъ, я люблю его. Я всегда съ удовольствіемъ въ него возвращаюсь. Сначала, когда мы въ немъ поселились, я его ненавидѣла… мы всѣ его ненавидѣли… но теперь я бы не хотѣла промѣнять его ни на какое другое мѣсто въ мірѣ.

Такимъ образомъ въ эту прогулку онъ узналъ отъ нея многое о ней самой и ея жизни, и все время провелъ съ нею, потому что м-съ Спокеръ продержала Аллена Чадвика около себя и на почтительномъ разстояніи, до возвращенія домой, когда она присоединилась къ нимъ, выражая свое восхищеніе дантистомъ, которому собиралась, какъ говорила, представить мужа съ научными цѣлями.

Ормъ, какъ уже сказано, разстался съ миссъ Чевенингъ, унося болѣе благопріятное, чѣмъ до сихъ поръ, впечатлѣніе, но онъ все еще ни сколько не былъ въ нее влюбленъ; онъ говорилъ себѣ, что она — интересный этюдъ, пріятный товарищъ, когда этого захочетъ. Она, конечно, очень хороша собой, но ему нравятся совсѣмъ инаго типа женщины: меньше ростомъ, болѣе бѣлокурыя и менѣе своенравныя, гораздо мягче и скромнѣе, чѣмъ Марго, съ ея гордой красотой, массой каштановыхъ волосъ съ бронзовымъ отливомъ и энергическимъ, капризнымъ лицомъ. Нѣтъ, опасности влюбиться не существовало; тѣмъ болѣе, что даже въ то короткое время, какъ онъ ее зналъ, она успѣла выказать качества, которыя ему были не по душѣ. Онъ не былъ въ нее влюбленъ, конечно; но тѣмъ не менѣе постоянно о ней думалъ.

Ему теперь чаще приходилось наблюдать за ней, такъ какъ послѣ этой прогулки вошло въ привычку, чтобы онъ вмѣстѣ съ Алленомъ гулялъ съ миссъ Чевенингъ. Мать ея, хотя и неизмѣнно присутствовавшая въ этихъ случаяхъ, ничего не возражала противъ этого: потому ли, что устала воевать съ дочерью или потому, что не знала, не разсердитъ ли ея вмѣшательство Чадвика, а этого она очень тщательно избѣгала.

Но частыя свиданія доставляли Орму въ общей сложности больше мученія, чѣмъ радости, хотя съ каждымъ днемъ Марго сильнѣе нравилась ему, какъ женщина, да и она нисколько не скрывала, что его общество ей очень пріятно.

Алленъ обыкновенно игралъ пассивную роль въ ихъ прогулкахъ, и ея обращеніе съ нимъ почти лишало ее всякой прелести въ глазахъ Орма. Обыкновенно она не удостоивала замѣчать Аллена; если же заговаривала съ нимъ, то тономъ глубокаго презрѣнія. Въ его отсутствіе, она выражалась о немъ еще презрительнѣе.

Нѣкоторымъ мужчинамъ очень бы польстила такая разница въ обращеніи; но у Орма были на этотъ счетъ нѣсколько аскетическіе взгляды, и восхищеніе красотой этой дѣвушки ни сколько не мѣшало ему строго относиться къ ея недостаткамъ. Онъ не могъ допустить, чтобы красота давала ей право обращаться такъ жестоко съ такимъ безпомощнымъ и безобиднымъ существомъ, какъ бѣдный Алленъ. Каждый разъ какъ она говорила какую-нибудь колкость Аллену, ему было больно, и тотъ фактъ, что Алленъ не понималъ замаскированныхъ насмѣшекъ, служилъ только отягчающимъ обстоятельствомъ въ глазахъ его пріятеля. Къ чему, думалъ онъ, она, такая привлекательная, проявляетъ такую скверную черту своего характера? А такъ какъ протестовать было безполезно, то онъ старался по крайней мѣрѣ ничѣмъ не показать, что сочувствуетъ такому поведенію и не давать юнаго Чадвика въ обиду при публикѣ.

И вѣроятно, чтобы облегчить себѣ эту задачу, онъ устраивалъ постоянно для себя и для Аллена экспедиціи на различные пункты морскаго берега, благодаря которымъ они проводили большую часть дня вдали отъ всей остальной компаніи.

Но разъ эта предосторожность не удалась. Онъ съ Алленомъ отправился по желѣзной дорогѣ въ Ponl-l’Eveque, а оттуда они возвращались пѣшкомъ въ Трувиль черезъ Бонвиль, красивую старинную нормандскую крѣпость, гдѣ герцогъ Вильгельмъ оказывалъ сомнительное гостепріимство саксонцу Гарольду, Матильда развлекала себя въ одиночествѣ вышиваньемъ, а Беренгарія оплакивала Ричарда-Львиное-Сердце. Массивныя ворота и старинныя стѣны съ полуобрушенными башнями — вотъ все, что осталось теперь отъ крѣпости, хотя какое-то выштукатуренное зданіе съ зелеными ставнями выросло, точно паразитъ, среди развалинъ.

Около воротъ стояла большая почтовая карета, а во дворѣ — гдѣ проведены были дорожки, посыпанныя пескомъ, и устроены зеленыя лужайки и клумбы съ цвѣтами, и посажены фруктовыя деревья — наши путники увидѣли партію туристовъ

— О, да! услышалъ Ормъ знакомый голосъ, я хорошо знаю, что все это прекрасно и величественно, но мнѣ кажется, что мое воображеніе утомлено старинной святыней. Я столько уже осмотрѣлъ древнихъ замковъ съ рыцарями, пажами, châtelaine и трубадурами, что не чувствую больше охоты осматривать эту развалину. О! м-ръ Ормъ! какая пріятная встрѣча! надѣюсь, что и вы находите ее также пріятной? Да, мы всѣ здѣсь; остальные обходятъ башни. Пойдемъ и мы, если вы ничего противъ этого не имѣете.

— Мысль пріѣхать сюда цѣлой компаніей принадлежитъ м-ру Чадвику, объясняла миссъ Уипль Орму, когда они шли рядомъ; онъ все и устроилъ… онъ отличный распорядитель.

Ормъ увидѣлъ впереди остальную компанію: Чадвика, Спокеровъ, Уиплей и м-съ Чевенингъ… и съ волненіемъ, котораго не могъ сдержать, глядѣлъ на стройную высокую фигуру, которая могла принадлежать только миссъ Чевенингъ.

— Какъ это интересно! говорилъ м-ръ Спокеръ, въ то время какъ всѣ они стояли вокругъ какого-то темнаго погреба, не правда ли, какъ это интересно? Въ гидѣ сказано, что это та самая oubliette, куда Ричардъ I посадилъ де-Шомона; это переноситъ въ давно прошедшія времена, не правда ли? Посмотрите, тамъ горитъ лампа.

— Прежде чѣмъ ты совсѣмъ унесешься въ древность, мой милый, сказала нѣжная супруга, быть можетъ, ты будешь такъ добръ и сообщишь намъ, кто былъ де-Шомонъ и что онъ сдѣлалъ? Ахъ! Я знала, что онъ этого не знаетъ! закричала она, онъ слишкомъ сильно восторгался.

— Я знаю достаточно, чтобы находить это интереснымъ для себя, если не для тебя, отрѣзалъ онъ. Вотъ тоже курьезное мѣсто; это та самая часовня, гдѣ Гарольдъ поклялся торжественно помочь Вильгельму взойти на англійскій престолъ.

— Помилуйте, замѣтила миссъ Уипль, да здѣсь нѣтъ мѣста даже, чтобы составить простую довѣренность, не мудрено, что онъ нарушилъ клятву. Пойдемте отсюда; я совсѣмъ разочарована.

— Миссъ Чевенингъ, говорилъ юный французъ, великій англоманъ, — хотите взойти со мной на башню? съ вершины ея открывается великолѣпный видъ.

Марго была не въ духѣ; она замѣтила съ нѣкоторыхъ поръ, что Ормъ ея избѣгаетъ, и это ее больно задѣвало. Она находила его пріятнымъ и интереснымъ, уважала его и дорожила его добрымъ мнѣніемъ. А теперь выходитъ такъ, что онъ какъ-будто предпочитаетъ ей общество этого дурно воспитаннаго идіота. Конечно, она притворялась, что ей это все равно, но сердилась не только на Аллена, но и на его пріятеля и ребячески готова была чѣмъ-нибудь отплатить обоимъ.

Она сдѣлала видъ, что не замѣчаетъ вновь прибывшихъ, и чтобы избѣжать ихъ, поднялась по избитымъ каменнымъ ступенькамъ вмѣстѣ съ французомъ на верхнюю площадку, откуда открывался красивый видъ на окрестность.

— Не правда ли, великолѣпно? спросилъ ея спутникъ.

— Видъ?… разсѣянно переспросила она; она почти и незамѣтила его, — о, да…

— Я въ восторгѣ, продолжалъ тотъ. — Нѣкоторыя находятъ природу грустною и нуждаются въ развлеченіяхъ. Я, нѣтъ. Я похожъ на васъ, англичанъ. Я люблю тишину, живописное мѣстоположеніе. Я пріѣхалъ въ Трувиль не затѣмъ, чтобы жить, какъ въ Парижѣ, а для перемѣны, для простоты. Мнѣ нравятся всѣ ваши англійскія манеры и образъ жизни, охота на лисицъ, ваши романы… ахъ! я обожаю «Vicair of Wackfield» и «Клариссу Гарло», и вашъ «home», и ваши семейныя игры. Есть одна, о которой я часто слыхалъ, но нигдѣ не видалъ, ее зовутъ, кажется, «Kiss at a Ring»; не можете ли вы сказать мнѣ, какъ въ нее играютъ?

— Боюсь, что не сумѣю; но внизу есть одинъ, онъ навѣрное разскажетъ вамъ это. Спустимся и спросимъ его.

На дворѣ она увидѣла Аллена и Орма и всю остальную компанію, кромѣ матери и м-ра Чадвика, которые глядѣли, какъ сторожъ бросалъ обрывки подожженыхъ газетъ съ верхушки стѣны.

— М-ръ Чадвикъ, произнесла Марго кроткимъ и нѣжнымъ голоскомъ, обращаясь къ Аллену, — м-ру очень хочется знать, какъ играютъ въ «Kiss in the Ring». Я полагаю, что вы часто играли въ эту игру по праздникамъ, когда васъ отпускали изъ банка, и можете считаться авторитетомъ: объясните пожалуйста ему.

— Это очень просто, отвѣчалъ, ничего не подозрѣвающій Алленъ, — мы можемъ сыграть ее здѣсь, если это вамъ угодно.

— Благодарю, намъ это не угодно. Видите ли, m-er, англійскія лэди не имѣютъ обыкновенія играть въ «Kiss in the Ring».

— Значитъ, эта игра только для англійскихъ джентльменовъ? спросилъ озадаченный французъ.

Миссъ Чевенингъ засмѣялась.

— Я должна предоставить м-ру Чадвику отвѣтить на это, онъ во всякомъ случаѣ играетъ. Гдѣ вы въ нее играете, м-ръ Чадвикъ: въ загородныхъ садахъ и тому подобныхъ мѣстахъ? Пожалуйста объясните, m-er.

— Очень благодаренъ, галантно отвѣчалъ послѣдній, — я не желаю научиться игрѣ, въ которую я не могу играть съ англійскими лэди.

— Пожалуй, что вы правы, замѣтила Марго, — это не аристократическое занятіе, не смотря на то, что оно нравится м-ру Чадвику.

Она съ удовольствіемъ видѣла, что Ноджентъ Ормъ стоялъ возлѣ, и по его выраженію заключила, что онъ очень разсерженъ. Но тѣмъ лучше: все лучше, чѣмъ его досадное равнодушіе къ ея особѣ.

Остальная компанія разбрелась въ разныя стороны въ поискахъ за новыми развлеченіями, и она готовилась идти вслѣдъ за ними, когда ее остановилъ Ормъ.

— Не уходите, миссъ Чевенингъ, сказалъ онъ. Я долженъ съ вами поговорить.

Его тонъ былъ такой авторитетный, что она покорилась.

— Найдите мнѣ въ такомъ мѣстѣ стулъ или скамейку, отвѣчала она.

Подъ деревьями была скамейка, и она сѣла на нее.

— Вы предпочитаете объясняться стоя? спросила она Орма, который стоялъ съ нахмуренными бровями.

— Да, предпочитаю, коротко отвѣтилъ онъ. — Миссъ Чевенингъ, началъ онъ секунду спустя, — почему, ради самого неба, не можете вы оставить въ покоѣ бѣднаго Чадвика?

Она прикинулась невинной и удивленной:

— Что я сдѣлала? Я только предположила, что онъ играетъ въ вульгарную игру и оказалось, что я права.

— Вы спросили объ этомъ, чтобы унизить его и сдѣлать смѣшнымъ въ глазахъ общества.

— Онъ ничего не замѣтилъ.

— Такое оправданіе хуже, чѣмъ никакое. Я думалъ, что если я буду на сколько можно держаться подальше отъ васъ, вы будете обращаться съ нимъ по-человѣчески при встрѣчахъ.

— Я этого не могу, и не понимаю, зачѣмъ я должна терпѣть общество такого… но вы никогда не поймете, что я чувствую. Я не могу быть съ нимъ вѣжлива; одинъ видъ его…

— Не понимаю и надѣюсь, что никогда не пойму. Чѣмъ бы вы ни были, и чѣмъ бы ни былъ онъ, вы не вправѣ такъ презрительно обращаться съ нимъ. Это дерзко, дурно; вамъ бы не слѣдовало такъ поступать ради васъ самихъ, миссъ Чевенингъ. Если вы такъ сильно его презираете, то это лишняя причина оставить его въ покоѣ.

Она покраснѣла; она знала, хотя онъ-то этого не подозрѣвалъ, какой мотивъ заставилъ ее напасть въ данномъ случаѣ на его protégé; очевидно, что она достигла того, чего желала.

— Вы очень жаркій партизанъ, лукаво замѣтила она; — недаромъ говорятъ, что новообращенные всегда особенно заражены духомъ прозелитизма? А вѣдь вы очень недавно обратились, м-ръ Ормъ?

— По крайней мѣрѣ я не могу сказать про себя, что подчиняюсь предубѣжденіямъ, сердито отвѣтилъ онъ.

— А я развѣ подчиняюсь? Я не допускаю, что это предубѣжденіе; я называю это инстинктомъ, м-ръ Ормъ, инстинктомъ, который намъ данъ для обороны отъ всякихъ вредныхъ существъ. Но что бы это ни было, прибавила она своенравно, а я такъ чувствую, нравится вамъ это или нѣтъ. Поэтому боюсь, что ваши наставленія не принесутъ пользы.

— Очевидно, отвѣтилъ онъ.

Онъ былъ раздосадованъ и огорченъ. Онъ только ухудшилъ дѣло своимъ вмѣшательствомъ и все-таки, даже сердясь на нее, не могъ не находить, что дерзкая мина удивительно какъ шла къ ея личику.

— Кончили вы съ вашими нотаціями? освѣдомилась она, — потому что въ такомъ случаѣ я пойду и погляжу, что дѣлаютъ другіе. Пожалуйста не безпокойтесь.

Онъ поглядѣлъ ей вслѣдъ, но не пошелъ за нею; она весело напѣвала про себя, уходя. У нея нѣтъ сердца, думалъ онъ; она такъ же невмѣняема въ своей безпечной жестокости, какъ ребенокъ.

Но, чтобы быть справедливымъ къ Марго, слѣдуетъ упомянуть, что у нея были новые резоны въ послѣднее время, усиливавшіе ея антипатію къ Аллену. Она болѣе чѣмъ подозрѣвала, что мать тайно поощряетъ мысль соединить ихъ узами брака. Она не разъ слышала свое имя въ разговорахъ матери съ м-ромъ Чадвикомъ, съ которымъ она теперь была во всемъ согласна.

Ничто не заставитъ Марго согласиться на такую ужасную и отвратительную вещь — въ этомъ она была вполнѣ увѣрена; но тѣмъ временемъ она желала, чтобы не оставалось ни у кого никакихъ сомнѣній на счетъ ея намѣреній.

Она не очень разсердилась на Ноджента. Маленькая ссора съ нимъ была пріятнымъ развлеченіемъ, и онъ былъ особенно милъ, когда сердился. Она предвидѣла такія же сцены впереди. Съ его стороны было крайне нелѣпо и неприлично читать ей наставленія и порицать ее, но лучше это, нежели равнодушіе.

Стоило ей только захотѣть, думалось ей, и она сейчасъ заставитъ его перемѣнить мнѣніе: немыслимо, чтобы онъ въ самомъ дѣлѣ предпочиталъ ей Аллена.

Ормъ соображалъ, какъ бы сократить свое пребываніе въ Трувилѣ, не обидѣвъ Чадвиковъ, когда мистрисъ Чевенингъ устранила всѣ его сомнѣнія на этотъ счетъ. Она подошла къ нему, улыбаясь самымъ неискреннимъ образомъ.

— Какъ жаль, дорогой м-ръ Ормъ, что вы такъ скоро покидаете насъ! М-ръ Чадвикъ сейчасъ сказалъ мнѣ, что вы уѣзжаете завтра утромъ. Я не знала, что вы рѣшили пробыть здѣсь только одну недѣлю.

Теперь уже — развѣ только желаніе остаться побѣдило бы чувство самоуваженія, — нельзя было игнорировать такого безцеремоннаго congé, на мистрисъ Чевенингъ очевидно была возложена эта щекотливая миссія. При существующихъ обстоятельствахъ Ормъ былъ радъ своему освобожденію.

— Да, я долженъ завтра уѣхать, сказалъ онъ; я и безъ того здѣсь зажился.

— Мы этого вовсе не находимъ, любезно заговорила она, но конечно ваша профессія… вы адвокатъ, неправда ли? и чтобы составить карьеру, вы должны очень трудиться. Я вполнѣ понимаю, что вы не хотите позволить себѣ болѣе продолжительнаго отдыха… вполнѣ, вполнѣ понимаю, м-ръ Ормъ.

— Гдѣ м-ръ Алленъ Чадвикъ и м-ръ Ормъ? спросила нѣсколько позднѣе мистрисъ Уипль.

— Они пошли пѣшкомъ въ Трувиль, сказала м-съ Чевенингъ; м-ръ Ормъ не захотѣлъ сѣсть въ почтовую карету; это такъ безразсудно съ его стороны, потому что онъ долженъ рано выѣхать поутру, и ему еще предстоитъ уложиться.

— Какъ? м-ръ Ормъ уѣзжаетъ?

— О! я думала, что вы это знаете; онъ говорилъ мнѣ, что больше недѣли никакъ не можетъ здѣсь пробыть; адвокатура — такое поглощающее занятіе!

Всѣ принялись обсуждать этотъ вопросъ на разные лады, и нѣкоторые выразили сожалѣніе объ его отъѣздѣ. Только миссъ Чевенингъ ничего не говорила; быть можетъ, она не слышала объ отъѣздѣ Орма, потому что все это время старательно занималась вычисленіями дѣйствительной высоты крѣпостныхъ стѣнъ.

VII.

Въ этотъ вечеръ Ормъ, окончивъ укладку своихъ вещей, вышелъ изъ отеля на террасу, господствовавшую надъ песчанистымъ берегомъ. Терраса была въ это время безлюдна: пустыя кофейныя чашки и ликерныя рюмки стояли на маленькихъ круглыхъ столикахъ. Онъ былъ одинъ.

Онъ прислонился къ периламъ балкона и глядѣлъ на море, на которомъ быстро сгущались сумерки. Далеко, направо, двѣ яркихъ точки показывали мѣсто, гдѣ находился Гавръ, куда онъ направится завтра; слѣва сверкали красные и желтые фонари набережной и электрическое солнце надъ Казино.

Онъ думалъ немножко печально о миссъ Чевенингъ. Онъ больше съ нею не разговаривалъ послѣ послѣдняго объясненія въ Бонвилѣ. Онъ видѣлъ ее изъ table d’hôte издалека по обыкновенію — и вѣроятно въ послѣдній разъ. Быть можетъ, думалось ему, такъ лучше. Въ такой дружбѣ всегда есть опасность: онъ чуть-чуть не влюбился въ нее. Онъ невольно восхищался ею, хотя и не сочувствовалъ ея характеру.

Но послѣдній разговоръ, думалось ему, образумилъ, разочаровалъ его. Эта дѣвушка не только легкомысленна, но и жестока, безпощадна ко всякому, кто не угождаетъ ея прихотливому нраву; упреки, просьбы надъ нею безсильны.

Спаси Богъ человѣка, который полюбитъ такую женщину!

Что касается его, онъ предупрежденъ и уѣдетъ завтра безъ сожалѣнія… развѣ въ томъ, что такъ разочаровался.

Въ то время, какъ онъ размышлялъ такимъ образомъ, онъ услышалъ скрипъ двери и шорохъ платья за спиной, и затѣмъ голосъ миссъ Чевенингъ, которая окликнула его. Онъ повернулся и увидѣлъ ее около себя: глаза ея сіяли, лицо казалось блѣднымъ.

— Вы хотите мнѣ сказать что-нибудь? спросилъ онъ, очень удивленный.

— Прежде всего я хочу спросить васъ, правда ли, что вы завтра уѣзжаете?

— Правда. Было и рѣшено, что я проживу здѣсь только недѣлю.

— Я этого не знала. Еслибы я знала, то не говорила бы съ вами такъ, какъ сегодня.

— Я, право, не помню, чтобы вы сказали что-нибудь для меня обидное.

— Ахъ, пожалуйста не отталкивайте меня холодной вѣжливостью, м-ръ Ормъ; я не могу вынести мысли, чтобы нашъ послѣдній разговоръ былъ недружелюбенъ. Я не хочу, чтобы вы были дурнаго обо мнѣ мнѣнія… и я боюсь… боюсь, что вы уже составили себѣ такое мнѣніе.

Она говорила съ такимъ кроткимъ смиреніемъ, что никакой мужчина не могъ бы не смягчиться, и только фатъ могъ перетолковать ея слова.

— Вы очень добры, что дорожите моимъ мнѣніемъ, сказалъ Ормъ.

— Конечно, дорожу; развѣ мы не были друзьями? и даже, принимая во вниманіе, какъ мало времени мы знакомы, можно сказать, что мы были добрыми друзьями… до послѣдняго времени. И, хотя я не думаю, чтобы мы когда-нибудь еще встрѣтились, но мнѣ хочется, чтобы мы разстались друзьями. Я не хочу, чтобы знакомство было испорчено.

Она была теперь опаснѣе для него, чѣмъ когда-либо. Онъ долженъ былъ держать себя въ рукахъ, чтобы не сказать чего-нибудь безразсуднаго.

— Я знаю, продолжала она, что я испортила наши отношенія, но я думаю, что и вы были слишкомъ строги! Вы не хотите понять, какъ тяжело мнѣ общество такого человѣка; вѣдь положеніе мужчины въ этомъ случаѣ совсѣмъ иное… право же такъ! Чадвикъ дѣйствуетъ мнѣ на нервы… онъ дѣлаетъ меня непохожей на самоё себя. Я не зла вообще, а только съ тѣми, кто окончательно мнѣ противенъ. Сегодня, сознаюсь, я была виновата… это было низко съ моей стороны, но увидя его такъ неожиданно передъ собой… я просто разсердилась. Мнѣ хотѣлось дать ему это почувствовать, но онъ ничего не чувствуетъ… и стыдно стало мнѣ, а не ему. Оттого я такъ съ вами и говорила. Вы знаете, какъ я не люблю сознаваться въ томъ, что виновата, но на этотъ разъ, такъ и быть, сознаюсь.

Ормъ не могъ не улыбнуться и, вмѣстѣ съ тѣмъ, не быть слегка затронутымъ, хотя раскаяніе миссъ Чевенингъ очевидно было не очень глубоко.

— Ну, что жъ, это очень хорошо съ вашей стороны, съ улыбкой отвѣтилъ онъ.

— Это еще не все, торопливо подхватила она. Быть можетъ, такъ какъ вы принимаете въ немъ участіе, то васъ безпокоитъ мысль, что онъ останется на моемъ суровомъ попеченіи? Ну, такъ не безпокойтесь. Я надѣюсь, что мы не долго здѣсь пробудемъ, а пока обѣщаюсь обращаться съ нимъ такъ, какъ только могу. Довольны вы?

— Я увѣренъ, что вы объ этомъ не пожалѣете.

— Въ самомъ дѣлѣ? ну я не такъ въ этомъ увѣрена… но не бѣда. И вы теперь довѣряете мнѣ немножко больше, чѣмъ прежде, не правда ли?

Что могъ онъ, какъ не протестовать противъ предполагаемаго къ ней недовѣрія. Тѣмъ болѣе, что въ эту минуту какъ разъ больше довѣрялъ ей, чѣмъ когда-либо. Невозможно было видѣть ее въ эту минуту и думать о ней дурно.

— Ну вотъ и все… мама дожидается меня въ салонѣ; я должна идти къ ней, м-ръ Ормъ; мы, можетъ быть, больше не увидимся, поэтому позвольте пожать вамъ руку на прощанье… чтобы доказать, что мы друзья.

— Я радъ быть вашимъ другомъ, если только вы позволите… теперь и всегда, отвѣчалъ онъ; и съ секунду продержалъ ея руку въ своей.

Затѣмъ она ушла, ожививъ въ немъ сожалѣніе объ отъѣздѣ, но вмѣстѣ съ тѣмъ и проливъ какой-то цѣлебный бальзамъ въ его сердце. Онъ теперь уѣдетъ, не унося никакой горечи съ воспоминаніемъ о ней. Знакомство съ ней не болѣе какъ эпизодъ его жизни, и эпизодъ законченный; но онъ не скоро о немъ позабудетъ, и останется навсегда съ мучительнымъ вопросомъ, чего именно избѣжалъ онъ: величайшаго ли счастія или глубокаго несчастія въ жизни?

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

На слѣдующее утро миссъ Чевенингъ, которая была въ въ группѣ компаніи, провожавшей Орма, стояла у маяка, слѣдя глазами за пароходомъ, отплывавшимъ изъ бухты въ Гавръ, пока онъ не скрылся изъ виду въ дымѣ. Ей было немного грустно; она только теперь поняла, какъ Ормъ наполнялъ ея жизнь въ послѣднее время. На минуту ей стало больно при взглядѣ на Roches Noires и при воспоминаніи о первой прогулкѣ съ нимъ. Трувиль совсѣмъ какъ будто перемѣнился съ его отъѣздомъ… онъ сталъ совсѣмъ неинтереснымъ.

— Ормъ очень поторопился съ отъѣздомъ, сказалъ Алленъ, подходя къ ней. Мнѣ жаль, что онъ уѣхалъ, а вамъ, миссъ Чевенингъ?

Миссъ Чевенингъ отдѣлалась дипломатическимъ отвѣтомъ, что всегда грустно провожать людей, даже если они и совсѣмъ чужіе.

— Послушайте! какъ можете вы называть его чужимъ! закричалъ Алленъ. Вы очень коротко съ нимъ познакомились… почти такъ же, какъ и со всѣми нами. Ну, по крайней мѣрѣ, насъ вамъ не придется такъ скоро провожать, прибавилъ онъ ей въ утѣшеніе.

— Весьма возможно, замѣтила Марго, что мы первыя уѣдемъ… чтобы избѣжать ненужнаго огорченія…

— А не то мы могли бы вмѣстѣ уѣхать, поспѣшно заявилъ онъ.

— Конечно, могли бы, но только я не вижу въ этомъ ни малѣйшей надобности.

Нельзя сказать, чтобы это было любезно, но ей стоило большихъ усилій вообще отвѣчать ему, и она на этотъ разъ дѣйствительно держала языкъ на привязи. Еслибы она не обѣщала Орму хорошо обращаться съ Алленомъ и еслибы не боялась огорчить мать, то не относилась бы такъ терпѣливо къ Аллену во всѣ послѣдующіе дни.

Сожалѣніе Марго объ Ормѣ было преходящимъ, сердце ея еще было свободно, и ее сердилъ даже этотъ мимолетный проблескъ чувства. Ормъ былъ только другомъ, и она не хотѣла, чтобы онъ сталъ чѣмъ-нибудь инымъ; по всей вѣроятности она его больше не увидитъ, и эта мысль не возбуждала въ ней особеннаго огорченія. Но все же она съ удовольствіемъ о немъ думала.

Тѣмъ временемъ трувильскій сезонъ подходилъ къ концу; взрывы хохота и визги купальщиковъ и купальщицъ въ клеенчатыхъ головныхъ уборахъ становились все тише и рѣже; стало сравнительно легко добыть стулъ и даже полосатый зонтикъ на пескѣ; общество стало болѣе буржуазно: яхтмены въ бѣлыхъ карлистскихъ шапкахъ попадались рѣже, и преобладали толстяки въ черномъ альпака, водившіе на веревочкѣ очень маленькихъ собачекъ, украшенныхъ громадными розетками.

Въ отеляхъ tables-d’hôtes общество уменьшалось, и остающаяся публика мрачно подтрунивала надъ своей малочисленностью; полоски ковровъ, которые кладутся около кроватей, высовывались точно больные языки изъ оконъ верхнихъ этажей, а въ игрушечныхъ виллахъ, вдоль plage, ставни были закрыты, и швейцарскія веранды пусты.

Дальнѣйшимъ признакомъ окончанія сезона оказалось, что однажды, когда Марго съ матерью и обоими Чадвиками катались послѣ полудня, они повстрѣчали наконецъ оберъ-кельнера «Калифорніи» и его двухъ главныхъ помощниковъ верхомъ на лошадяхъ, съ которыми повидимому тѣ плохо справлялись.

— Эге! да это тотъ молодецъ, который подаетъ мнѣ вино, закричалъ Чадвикъ, онъ непремѣнно хлопнется о земь, попомните мое слово, если не будетъ внимателенъ.

— Никто изъ нихъ и сидѣть-то на лошади не умѣетъ, сказалъ Алленъ, поглядите, вонъ тотъ потерялъ стремена!

— Вы такъ готорите, какъ будто бы были знатокомъ верховой ѣзды, замѣтила Марго кротко; развѣ выѣздите верхомъ?

— О, да! отвѣчалъ онъ, я очень это люблю. Я каждый день ѣзжу верхомъ дома.

Это заявленіе хотя и удивило ее, но вмѣстѣ съ тѣмъ и возвысило его въ ея глазахъ. Она очень уважала мужество и никакъ не думала, чтобы Алленъ обладалъ такимъ искусствомъ, какъ верховая ѣзда. Счастіе для него, что она не знала точные размѣры его искусства, потому что въ противномъ случаѣ отношеніе ея измѣнилось бы.

Теперь же она стала обращаться съ нимъ съ большимъ уваженіемъ, такъ что когда они вернулись домой, м-съ Чевенингъ довольно безтактно похвалила дочь за ея обращеніе съ Алленомъ.

— Мнѣ такъ пріятно видѣть, что ты хорошо относишься теперь къ молодому м-ру Чадвику, сказала она; ты совсѣмъ отдѣлалась отъ своего предубѣжденія на его счетъ, не правда ли, милая Марго?

— Если вы хотите знать правду, милая мамаша, спокойно отвѣчала Марго, то мнѣ кажется, что я съ каждымъ днемъ сильнѣе его ненавижу и презираю, но только я устала это показывать.

— Какъ это не любезно съ твоей стороны все испортить какъ разъ въ ту минуту, когда я чувствовала себя такой счастливой.

— Счастливой! по какому случаю вы чувствовали себя счастливой, мама? спросила Марго, въ эту минуту вынимавшая булавку, которою приколота была ея шляпа, и поворачиваясь къ матери.

— Вполнѣ естественно, я радовалась, что моя дочь… хорошо относится къ сыну человѣка, который сталъ короткимъ знакомымъ.

— У васъ есть другая, болѣе сильная причина, чѣмъ эта; скажите мнѣ, какая?

— Ты говоришь странныя вещи иногда, протестовала м-съ Чевенингъ; какія могутъ быть у меня болѣе сильныя причины,

— Ахъ! вы забываете, что я уже больше не ребенокъ! я могу связывать факты и дѣлать выводы и вижу, что вы уже построили разныя надежды на этой дружбѣ.

— Какъ ты смѣешь!.. начала было м-съ Чевенингъ, но дочь ее перебила.

— Безполезно хитрить, милая мама; вы знаете такъ же хорошо, какъ и я, что вамъ кажется, что было бы прекрасно, еслибы этотъ ужасный олухъ сдѣлалъ честь предложить мнѣ свою руку. Слава Богу, что такая мысль не приходитъ ему въ голову… онъ не посмѣетъ даже подумать объ этомъ… но еслибы посмѣлъ, неужели вы думаете, что я согласилась бы… ни за что, милая, это просто немыслимо!

— Хорошо, душа моя, отвѣтила мать, помолчавъ, нечего такъ волноваться. Онъ не предлагалъ пока тебѣ руки, и будетъ время волноваться, когда онъ ее предложитъ.

— Онъ будетъ дѣйствительно очень глупъ, если предложитъ; но лишь бы вы только убѣдились, что этого быть не можетъ, а до остальнаго мнѣ нѣтъ дѣла. Къ счастію, времени остается немного; полагаю, что мы вѣдь скоро уѣдемъ отсюда; всѣ вѣдь уѣзжаютъ; даже Спокеры уѣзжаютъ послѣ завтра. Когда мы уѣдемъ?

— Когда я найду это нужнымъ, былъ сердитый отвѣтъ.

— Здѣсь вѣдь очень дорого жить.

— И это опять-таки мое дѣло.

Миссъ Чевенингъ пожала плечами, собираясь выдти изъ комнаты.

— Хорошо, дорогая мама, но только предупреждаю васъ, что не могу вѣчно быть любезной съ Чадвикомъ. Я не могу поручиться, что мое терпѣніе не лопнетъ очень скоро… онъ не долженъ подвергать его слишкомъ большому испытанію.

М-съ Чевенингъ не отвѣчала. Когда ея дочь ушла, она подошла къ окну и раскрыла его точно ей было мало воздуху.

— Еслибы только она была разсудительнѣе! еслибы только она видѣла вещи въ ихъ настоящемъ свѣтѣ! громко разсуждала она. Но я боюсь ея… да! я боюсь, что она все испортитъ.

Марго осталась очень недовольна этимъ разговоромъ: во-первыхъ, ей непріятно было, что онѣ еще остаются въ Трувилѣ — онъ ей порядкомъ надоѣлъ; во-вторыхъ, у нея были и другія причины безпокоиться. Она не довѣряла матери: послѣдняя, хотя и вялая и даже слабохарактерная женщина, способна была иногда хитрить и добиваться достиженія какой-нибудь цѣли съ удивительной энергіей и настойчивостью. Въ послѣднее время Марго инстинктивно чувствовала, что мать все ведетъ къ тому, чтобы Алленъ Чадвикъ сталъ ея зятемъ, и что это дѣлается съ согласія отца, и при его содѣйствіи.

Это не пугало миссъ Чевенингъ, такъ какъ она вполнѣ была увѣрена, что сумѣетъ противустоять всякимъ доводамъ, просьбамъ или настояніямъ; но она негодовала на то, что родная мать такъ плохо ее знаетъ. И кромѣ того она чувствовала, что поддерживала эту иллюзію въ послѣднее время своимъ болѣе мягкимъ обращеніемъ съ ненавистнымъ ей юношей. Этой ошибки она рѣшила во всякомъ случаѣ избѣгать на будущее время.

Поэтому вечеромъ, когда она, по установившемуся теперь порядку, шла рядомъ съ Алленомъ въ Казино, позади родителей, то ею опять овладѣлъ духъ мятежа и неповиновенія. Какъ долго, думала она, продлится это? Какъ долго еще онъ не доставитъ ей случая отказать ему? правда, что до сихъ поръ онъ еще не принималъ вида поклонника… въ сущности онъ слишкомъ ея боялся для этого.

— Хорошо я отдѣлалъ кельнеровъ, не правда ли, миссъ Чевенингъ? спросилъ онъ. Вы слышали?

— Вы постарались, чтобы я услышала, отвѣтила она.

Проходя мимо оберъ-кельнера въ сѣняхъ, Алленъ, въ подражаніе отцу, подтрунилъ на его счетъ.

— Вы думаете, что онъ обидѣлся? спросилъ Алленъ, встревоженный ея тономъ. Онъ вѣдь разсмѣялся во весь ротъ.

— Вы несомнѣнно очень его позабавили, но извините, если я попрошу васъ на будущее время, когда вамъ вздумается забавлять кельнеровъ веселыми шутками, дѣлать это не въ моемъ присутствіи.

— Да что жъ такое? я только сказалъ ему…

— Покорнѣйше прошу васъ замолчать, произнесла миссъ Чевенингъ съ грозной отчетливостью. Я сегодня не особенно хорошо настроена и не расположена разговарить.

Онъ искоса поглядѣлъ на нее, не вѣря, что она говоритъ серьезно, но сердито сдвинутыя брови и грозно стиснутыя губы убѣдили его, хотя онъ былъ и не уменъ, что лучше послѣдовать ея совѣту, пока они не дойдутъ до Казино.

Придя туда, м-съ Чевенингъ, усѣвшись на площадкѣ вмѣстѣ съ Чадвикомъ, шутливо предложила, чтобы Алленъ пошелъ и проигралъ немного денегъ въ «Petits Chevaux», потому что Марго всегда такъ забавляетъ глядѣть на эту игру. И такъ, если они пообѣщаютъ пробыть тамъ не очень долго, то могутъ идти… и они пошли, потому что Марго разсчитывала, что тамъ по крайней мѣрѣ она будетъ избавлена отъ его разговоровъ.

«Les Petits-Chevaux» — наиболѣе извѣстная изъ всѣхъ французскихъ игръ, которыя въ употребленіи на водахъ, — не особенно разорительное развлеченіе… въ Трувилѣ по крайней мѣрѣ. То обстоятельство, что управленіе не имѣетъ никакого интереса въ ставкахъ, обезпечиваетъ безусловную добросовѣстность игры; каждая изъ маленькихъ оловянныхъ лошадокъ «пускается на призъ», и самый азартный игрокъ не можетъ проиграть или выиграть больше нѣсколькихъ франковъ. Для большинства спортсменовъ, которые, по выраженію одного романиста, «не умѣютъ отличить лошади отъ сандвича съ ветчиной», Les Petits-Chevaux представляютъ высшій родъ призовыхъ скачекъ, при чемъ входъ на нихъ даровой, и скачка происходитъ черезъ каждыя четыре минуты вмѣсто того, чтобы происходить черезъ каждыя четверть часа.

У спекулятора всегда есть шансъ изъ восьми, что онъ выиграетъ въ семеро противъ своей ставки — и отъ этого-то игра такъ популярна у людей всѣхъ возрастовъ, начиная со стариковъ и старухъ, и кончая молоденькими дѣвушками и даже дѣтьми, которыя толпятся вокругъ зеленаго сукна, съ такимъ же волненіемъ, съ какимъ зрители окружаютъ ипподромъ Дерби или Grand Prix.

Марго стояла и глядѣла на это зрѣлище, которое всегда занимало ее на продолжительное время. Всѣ игроки были такъ удивительно серьезны; всѣ такъ отчаянно протискивались впередъ, чтобы успѣть схватить билетикъ съ лопаточки, на концѣ палки, съ которою крупьё обходилъ всѣхъ; горькая зависть и протесты неслись съ той стороны, куда онъ не успѣлъ повернуть, такъ какъ въ Трувилѣ число билетовъ, продаваемыхъ на каждую скачку, ограничено. Крупье игнорируетъ десятки протягиваемыхъ рукъ и противится самымъ. обольстительнымъ просьбамъ съ полнымъ сознаніемъ своего значенія; затѣмъ слышится желанный звукъ спущенный пружины, и вотъ ярко раскрашенныя «лошади» завертятся, завертятся и затѣмъ мало по малу разрознятся, замедлится ходъ и останавливаются, одна за другой, пока судья тріумфально не возвѣститъ выигрышные нумера, а кассиръ не уплатитъ деньги по соотвѣтствующему билету.

Марго видала много постоянныхъ посѣтителей, которые проходили на открытіе скачки въ половинѣ девятаго и оставались до десяти или одиннадцати часовъ; такъ напримѣръ одна сердитая старая дама, у которой ротъ былъ похожъ на кошелекъ, и мужъ которой платилъ проигрышъ, тогда какъ она клала выигрышъ себѣ въ карманъ; другой такой посѣтитель былъ старикъ англо-парижанинъ, усаживавшійся напротивъ зеленаго сукна съ безстрастнымъ видомъ и очень рѣдко рѣшавшійся попытать счастіе; наконецъ одна очень полная дамочка, съ хорошенькимъ лицомъ, голыми руками и удивительными, вульгарными манерами. Возлѣ помѣщались парочка новобрачныхъ и черезъ чуръ нарядная дѣвочка, которой мать въ эксцентрической шляпѣ и туалетѣ, давала франкъ, чтобы она попытала счастія.

Около Марго стоялъ старикъ-французъ, который отъ постояннаго присутствія такъ изучилъ металлическихъ коней, что въ самомъ началѣ скачки могъ сказать, которая изъ лошадей остановится раньше и на какомъ мѣстѣ, онъ безразлично волновался, была у него ставка или нѣтъ, и походилъ на другихъ спортсменскихъ пророковъ въ томъ отношеніи, что его предсказанія не всегда оправдывались.

— Хотите попытать счастія! спросилъ Алленъ, я достану вамъ билетъ.

Миссъ Чевенингъ отказалась; ей непріятно было принять отъ него малѣйшую услугу, да и гордость мѣшала участвовать въ неприличной погонѣ за франками въ этой смѣшанной компаніи.

— Хорошо, а я такъ попытаюсь, отвѣтилъ Алленъ, если вы согласны побыть одна.

— Сюда, ici! закричалъ онъ, и когда крупьё подошелъ съ лопаточкой, схватилъ билетъ.

— Нумеръ третій, произнесъ Алленъ, онъ не выходилъ во все время, какъ мы тутъ находимся. Я очень счастливъ въ игрѣ. Намедни выигралъ всю ставку.

— Еще бы, отвѣтила Марго, презрительно кривя ротъ, вы такъ тщательно избѣгаете проигрыша.

— О! у меня есть голова на плечахъ, согласился онъ. Что такое кричитъ этотъ субъектъ?

— Онъ говоритъ, что кто-то не заплатилъ за свой билетъ, сказала Марго. Не очень честный поступокъ, если сдѣланъ нарочно, не правда ли?

— О! многіе изъ этихъ французовъ на все способны, отвѣчалъ онъ; и кассиръ, не получая отвѣта на свой вопросъ, кто не заплатилъ за билетъ, высыпалъ деньги въ кассу, пожавъ плечами.

Кудрявый мальчикъ съ невиннымъ лицомъ, точно у примѣрнаго мальчика въ нравственныхъ гравюрахъ, разставлялъ лошадей въ позицію для новой скачки, и послѣдняя началась.

— Le quatre est bon! сказалъ старикъ французъ покровительственно сосѣду, le quatre est très bon.

Ho № 4 остановился подъ одной изъ мѣдныхъ арокъ на другомъ концѣ отъ дистанціоннаго столба.

— Ce sera le sept, возвѣстилъ французъ съ авторитетомъ, когда № 7 все ближе и ближе подвигался къ столбу.

— Ah, non, il a passé (съ глубочайшей меланхоліей), il va mourir… il est mort!

— Я вамъ говорилъ! закричалъ Алленъ. Поглядите на третій нумеръ, онъ выиграетъ непремѣнно… вотъ увидите.

Марго не слушала его.

— Ce sera le deux, объявилъ непогрѣшимый французъ, ou le trois! прибавилъ онъ.

— Какая жара! говорилъ Алленъ, который повидимому очень волновался. Вотъ что называется дикое счастіе, не правда ли?

Но она не отвѣчала.

Судья веревочкой измѣрялъ разстояніе между носами лошадей и столбомъ.

— Le trois! объявилъ онъ съ усмѣшкой, l’excellent trois, messieurs et mesdames; и онъ презрительнымъ щелчкомъ поставилъ неудачный № 2 на прежнее мѣсто.

— Сюда! завопилъ Алленъ кассиру, ici avec la monnaie — c’est moi j’ai le trois: regardez!

— Я бы такъ не волновалась на вашемъ мѣстѣ, презрительно сказала Марго, они здѣсь не обманываютъ… они ведутъ игру вполнѣ честно!

— Клянусь Юпитеромъ! вдругъ воскликнулъ онъ, мнѣ сдается, что это я забылъ заплатить два франка за билетъ… вотъ они здѣсь у меня въ карманѣ.

— Я знала, что это вы, отвѣтила Марго, я за вами наблюдала.

Онъ засмѣялся.

— Хорошо я ихъ провелъ. Но я это сдѣлалъ нечаянно, знаете. Я такъ спѣшилъ. Но все-таки это недурная шутка.

— Понятія о шуткахъ бываютъ разныя, отвѣтила Марго. Довольно съ васъ? спросила она, въ то время, какъ онъ клалъ выигрышъ въ карманъ.

— Подождите немножко, я хочу еще разъ попытаться. Послушайте, что они кричатъ: Qui désire de la monnaie? Я думаю, что намъ всѣмъ нужны деньги, какъ вы думаете?

— Онъ предлагаетъ размѣнять деньги на мелочь, отвѣтила Марго съ усталымъ отвращеніемъ.

Главный крупье и судья, который повидимому легкомысленно относился къ своимъ обязанностямъ, держалъ послѣдній билетъ на лопаточкѣ.

— C’est le huit, messieurs, le beau huit, l’excellent huit. Qui veut le huit?

— Вотъ, давайте его сюда, сказалъ Алленъ и захватилъ билетъ. Вы видѣли, что теперь я заплатилъ за него, обратился онъ къ Марго, которая ничего не видѣла и не слышала.

Снова мальчикъ съ невиннымъ лицомъ пустилъ лошадей вскачь.

Восьмой нумеръ, какъ замѣтилъ опытный французъ, очень лѣнивое животное, и на этотъ разъ онъ оправдалъ свою репутацію, потому что остановился на полдорогѣ отъ столба.

Алленъ проговорилъ: — Ну, на этотъ разъ неудача! и разорвалъ свой билетъ, въ то время какъ другія лошади скакали съ большей или меньшей быстротой. Но вотъ совершился неожиданный поворотъ колеса фортуны… всѣ лошади остановились позади восьмаго нумера, такъ что презираемый восьмой оказался побѣдителемъ въ концѣ концовъ.

Алленъ разорвалъ свой билетъ, но полъ былъ усыпанъ упраздненными билетами всѣхъ нумеровъ, и онъ поднялъ такой, на которомъ стоялъ выигрышный нумеръ, хотя онъ былъ другаго цвѣта, чѣмъ тотъ, который ему достался первоначально!

— Voilà! c’est moi… j’ai gagné! завопилъ онъ въ то время, какъ кассиръ — не тотъ, который продавалъ билеты — взглянувъ на билетъ, презрительно оттолкнулъ его. — Сюда! продолжаетъ вопить Алленъ, заплатите мнѣ, слышите! Скорѣе! говорю вамъ, что у меня былъ восьмой нумеръ, вотъ эта молодая особа скажетъ вамъ, какъ было дѣло. Миссъ Марго, скажите имъ…

Онъ оглянулся, говоря это, но увидѣлъ, что онъ одинъ.

Около одной изъ большихъ стеклянныхъ дверей салона, отведеннаго для Petits Chevaux, сидѣли на террасѣ м-съ Чевенингъ и м-ръ Чадвикъ.

— Вы знаете, говорилъ послѣдній, отряхивая пепелъ сигары въ кадку съ апельсиннымъ деревомъ, я не утверждаю, что мои малый такой ловкій, какимъ бы мнѣ желательно было его видѣть, но я не могу позволить, чтобы на него смотрѣли свысока.

— Но право же, дорогой м-ръ Чадвикъ, бормочетъ сконфуженно м-съ Чевенингъ, право же, никто и не думаетъ глядѣть на него свысока. И когда онъ пробудетъ въ обществѣ приличныхъ молодыхъ англійскихъ дѣвицъ…

— Прекрасно, отвѣтилъ онъ, вотъ ваша миссъ Марго… очень приличная дѣвица, но мнѣ сдается, что она совсѣмъ не такъ дружелюбно къ нему относится, какъ мнѣ бы хотѣлось.

— Какъ вы можете это говорить! вскрикиваетъ м-съ Чевенингъ. Марго такая оригинальная дѣвушка; она дружится очень не легко… она въ меня… но за то на ея дружбу можно положиться. Я могла бы привести вамъ много доказательствъ того, что она и Алленъ очень подружились… развѣ вы не замѣтили, что они почти неразлучны. Увѣряю васъ, что я еще не видѣла, чтобы она съ кѣмъ-либо проводила такъ много времени. Меня, по правдѣ сказать, это даже удивляетъ.

— Они дѣйствительно часто бываютъ вмѣстѣ, согласился и онъ; очень можетъ быть, что, какъ вы говорите, они короче познакомились, чѣмъ это кажется.

— Безъ сомнѣнія, вы сами видите, на сколько его манеры измѣнились къ лучшему… дружба съ откровенной, здоровой, хорошо воспитанной дѣвушкой — какова моя дочь… я не могу этого не замѣтить, хотя и мать… уже сама по себѣ можетъ перевоспитать человѣка. А тутъ кромѣ дружбы ничего и нѣтъ. Марго нисколько не желаетъ вскружить ему голову… не бойтесь.

— Еслибы она вскружила ему голову и вышла за него замужъ — я ничего бы противъ этого не имѣлъ, сказалъ Чадвикъ; но полагаю, что это будетъ вамъ не по сердцу… вы не захотите водиться съ нами въ иномъ мѣстѣ… но разъ уже зашла объ этомъ рѣчь, то по-моему это было бы хорошо.

— Вы очень, очень несправедливы! отвѣчала м-съ Чевенингъ. Съ какой стати я буду питать такія нелѣпыя идеи? Неужели вы думаете… неужели вы не видите, какъ я… какъ я цѣню ваше знакомство. Я почти боюсь того, что оно такъ скоро кончится.

— Какъ кончится? мы не такъ далеко живемъ отъ Лондона. Я буду часто пріѣзжать; а не то найму домъ на весь сезонъ. Наше знакомство будетъ продолжаться, если вы этого хотите.

— Это всегда такъ говорится; но вы найдете себѣ новыхъ знакомыхъ въ своемъ графствѣ, и вамъ скоро надоѣстъ пріѣзжать въ Чисвикъ. Я увѣрена, что Марго будетъ скучно безъ своего пріятеля Аллена… она такъ привыкла къ нему, бѣдняжка.

— Если вы дѣйствительно такъ думаете, наклонился онъ къ ней, то…

Но м-съ Чевенингъ не суждено было услышать окончанія этой фразы, потому что какъ разъ въ эту минуту передъ ними выросла тѣнь, и, поднявъ глаза, они увидѣли передъ собой Марго.

— М-ръ Чадвикъ, сказала она съ спокойствіемъ, которое очевидно, стоило ей усилія, мнѣ кажется, вамъ лучше пойти къ сыну. Онъ завелъ тамъ исторію.

— Что такое? Алленъ? спросилъ Чадвикъ, вставая; въ чемъ дѣло?

— Спросите лучше его самого: но не теряйте времени.

Онъ сейчасъ же пошелъ, а Марго взяла мать за руку.

— Пойдемте, мамаша, поскорѣе… прежде чѣмъ они вернутся! Я не могу съ нимъ говорить, не могу! торопливо прибавила она.

Брови ея были сдвинуты, и глаза горѣли мрачнымъ огнемъ. М-съ Чевенингъ сразу увидѣла, что дѣло неладно.

— Не разспрашивайте меня здѣсь; уйдемте, уйдемте отсюда! твердила Марго.

— Конечно, лучше уйдти, отвѣчала мать, скрывая свое неудовольствіе, какъ умѣла.

Когда они отошли отъ Казино и остались вдвоемъ, м-съ Чевенингъ спросила:

— Теперь, можетъ быть, ты скажешь мнѣ, въ чемъ дѣло.

— Онъ хотѣлъ сплутовать, мамаша! два раза! Въ первый разъ, я думала, это случилось по ошибкѣ… но во второй разъ они уличили его, и онъ осмѣлился… онъ осмѣлился требовать, чтобы я покрывала его.

— Что ты ему сказала? Что ты сдѣлала?

— Я? Ничего! Я оставила его и пришла къ вамъ; онъ такую сдѣлалъ сцену, что всѣ на насъ глядѣли! О, мамаша, еслибы вы знали, какъ мнѣ было стыдно!

Негодованіе и отвращеніе Марго были понятны въ данномъ случаѣ, она не видѣла, какой нумеръ достался Аллену; она слышала только, какъ онъ сказалъ, что лошадь проиграла и разорвалъ свой билетъ, и съ ужасомъ увидѣла, что онъ поднялъ съ полу другой и представилъ его вмѣсто своего.

Дипломатія заставила м-съ Чевенингъ снисходительно и — хотя она того и не подозрѣвала, — вѣрно понять фактъ.

— Ты, должно быть, ошиблась; нелѣпо думать, чтобы такой богатый молодой человѣкъ сталъ обманывать изъ-за нѣсколькихъ жалкихъ франковъ.

— Я не ошибаюсь. Я стояла тутъ и все видѣла. Что онъ богатъ, такъ это тѣмъ хуже. Но я знала, что онъ такой. Я заставляла себя переносить его общество потому, что вы этого желали; но послѣ этого вы не станете требовать, чтобы я долѣе унижала себя, не правда ли?

— Я увѣрена, что все объяснится.

— Если вамъ угодно, то вы можете слушать объясненія, но я не стану. Я больше въ жизнь свою не скажу съ нимъ ни слова. Я это говорю серьезно, мамаша. Я слишкомъ долго терпѣла. Скажите ему, что я больше знать его не хочу.

— Это нелѣпо. Какъ избѣжишь ты его въ такомъ мѣстѣ, какъ Трувиль?

— А вотъ увидите. Я лучше буду сидѣть весь день у себя въ комнатѣ, чѣмъ встрѣчаться и разговаривать съ нимъ. Если онъ осмѣлится ко мнѣ подступиться, я выскажу ему напрямки, какого я о немъ мнѣнія! объявила сердито Марго.

— Въ такомъ случаѣ, моя душа, отвѣтила м-съ Чевенингъ, ты надѣлаешь большихъ бѣдъ, хотя и не подозрѣваешь объ этомъ.

VIII.

М-съ Чевенингъ на этотъ разъ ничего больше не сказала, а Марго, высказавъ свое негодованіе, тоже была такъ благоразумна, что удовольствовалась этимъ. И обѣ дошли до «Калифорніи» молча.

Двое усталыхъ слугъ, быть можетъ, изъ числа утреннихъ всадниковъ, отдыхали на диванахъ въ залѣ и вскочили, какъ виноватые, при ихъ появленіи.

Увидя лицо матери при яркомъ освѣщеніи, Марго нашла, что оно какъ будто похудѣло и утомлено.

— Я устала, мама, сказала она, да и вы также. Я сейчасъ лягу спать.

— Подожди нѣсколько минутъ, отвѣчала м-съ Чевенингъ, снимая пальто дрожащими руками. Мнѣ надо съ тобой переговорить сначала… о Чадвикахъ.

Марго сѣла съ покорнымъ видомъ.

— Развѣ мы недостаточно о нихъ говорили, протестовала она.

— Я хочу знать: серьезно ли то, что ты мнѣ сейчасъ сказала. Должна ли я понять, что ты отказываешься отъ всякаго общенія съ этимъ мальчикомъ… или какъ ты тамъ сказала?

— Я бы хотѣла этого, но вѣроятно этого нельзя сдѣлать безъ исторіи. Но я положительно отказываюсь куда-либо съ нимъ отправляться вдвоемъ.

— Ты прекрасно знаешь, что я никогда этого не допускала. Я всегда была по близости.

— Но мнѣ приходилось гулять съ нимъ, сидѣть рядомъ, разговаривать. Я больше этого не хочу.

— Ты хочешь сказать, что намѣрена публично заявить, что не считаешь его достойнымъ своего общества?

— Онъ не достоинъ моего общества, гордо произнесла Марго. Даже, еслибы не было послѣдняго обстоятельства, то вы должны, право, согласиться, что нельзя же заставлять меня обращаться съ нимъ, какъ съ равнымъ. Одного его произношенія достаточно; онъ безнадежно вульгаренъ и неблаговоспитанъ. Я все терпѣла до сегодняшняго вечера; но неужели же вы хотите, чтобы я показывалась въ общественныхъ мѣстахъ съ человѣкомъ, который способенъ плутовать въ игрѣ.

— Я освобождаю тебя на будущее время отъ всякихъ подобныхъ непріятностей, но ты должна обѣщать мнѣ вести себя разсудительно на этотъ разъ. Бѣдный мальчикъ дурно воспитанъ, и это очень жаль, конечно; но мы должны жалѣть его. Я не могу повѣрить, что ты не ошибаешься касательно своего послѣдняго утвержденія; но, подумай, что почувствуетъ его бѣдный отецъ, если ты будешь такъ уничтожать его сына?

— Развѣ я виновата, что онъ своимъ поведеніемъ заслужилъ это?

— М-ръ Чадвикъ можетъ оказаться очень полезнымъ для насъ другомъ современемъ. Ты не знаешь жизни, Марго, ни того, какъ мнѣ трудно жить и не дѣлать долговъ, братъ и сестры твои ростутъ, и я не сплю ночи напролетъ, раздумывая, какъ мнѣ обезпечить ихъ отъ нужды и что съ ними будетъ, если вдругъ я умру. Но ты ни о комъ не думаешь, кромѣ себя самой., ты предоставляешь мнѣ всѣ жертвы, хочешь, чтобы я одна несла все бремя заботъ, а сама ничѣмъ не хочешь помочь мнѣ.

— Вы хотите этимъ сказать, что разсчитываете занять денегъ у м-ра Чадвикъ? вскричала Марго, неужели мы такъ низко пали?

— Ты, кажется, намѣрена только оскорблять меня! страстно отвѣтила м-съ Чевенингъ. Какъ мнѣ заставить тебя понять, что долгъ ко мнѣ и къ твоимъ сестрамъ и брату обязываетъ тебя слушаться моихъ приказаній. Не смѣй выказывать никакого неуваженія этому молодому человѣку, слышишь? онъ не долженъ замѣтить никакой перемѣны въ твоемъ обращеніи! я тебѣ это приказываю и не выпущу отсюда до тѣхъ поръ, пока ты не дашь мнѣ слово.

Марго нервно теребила руками бархатную скатерть на столѣ.

— Дорогая мама, серьезно проговорила она, безполезно требовать этого отъ меня; если я и дамъ обѣщаніе, то не сдержу его; вы слишкомъ многаго отъ меня требуете! Я знаю, чего вы хотите: вы надѣетесь, что я привыкну къ нему и затѣмъ соглашусь выйдти за него замужъ. Я вамъ уже говорила раньше, что не могу этого сдѣлать ни для васъ, ни для кого на свѣтѣ. Вы должны отказаться отъ этой мысли… ничто не заставитъ меня покориться ей.

— Ну, а я опять повторяю тебѣ, нетерпѣливо отвѣтила мать, что никто отъ тебя ничего такого не требуетъ. Я просто прошу тебя бытъ снисходительной и терпѣливой и ничего не говорить и не дѣлать такого, что можетъ вызвать разрывъ. Неужели ты будешь такъ упряма и неблагоразумна, что откажешь мнѣ въ этомъ.

Марго казалось, что, если она сдастся на этомъ пунктѣ, то впослѣдствіи отъ нея потребуютъ больше того, что она въ состояніи выполнить. Она чувствовала, что безусловно не можетъ обѣщать не высказывать своего презрѣнія Аллену Чадвику, послѣ того, что случилось… и что несправедливо и требовать отъ нея этого.

— Я отказываю, твердо отвѣчала она; я ненавижу его и хочу, чтобы онъ объ этомъ зналъ.

— Если такъ, то ты больше здѣсь не останешься; я завтра отошлю тебя отсюда.

Если она надѣялась запугать этимъ дочь, то ошиблась.

— Неужели это правда, закричала Марго. Я завтра вернусь въ Литльгамптонъ къ сестрамъ и брату… не буду больше видѣть этихъ Чадвиковъ? Мама, это слишкомъ большое счастіе; мнѣ не вѣрится, чтобы это могло быть.

— Счастіе или нѣтъ, отвѣтила ледянымъ тономъ м-съ Чевенингъ, но будетъ такъ, какъ я говорю. Я доведу тебя сама до Гонфлера завтра и посажу на пароходъ, который идетъ въ Литльгамптонъ. Поэтому тебѣ лучше уже съ вечера уложить свои вещи.

— Значитъ, сами вы не поѣдете въ Литльгамптонъ? съ удивленіемъ вскричала Марго.

— Разумѣется, теперь не поѣду. Мнѣ очень хорошо и здѣсь, въ Трувилѣ. На себя-то вѣдь я могу положиться, если и не могу положиться на то, что дочь моя сумѣетъ пробыть нѣсколько дней, не оскорбляя людей, дружбой которыхъ я дорожу. Мнѣ нѣтъ ни малѣйшаго удовольствія путешествовать съ непослушной, неблагодарной дѣвочкой, увѣряю тебя.

Марго старалась выказать должное огорченіе, но радость отъ неожиданнаго избавленія была такъ велика, что она не въ силахъ была ее скрыть и только опасалась одного, какъ бы м-съ Чевенингъ не перемѣнила мнѣнія на утро.

Но та очевидно составила безповоротное рѣшеніе: она взяла мѣсто въ дилижансѣ и послала телеграмму миссъ Гендерсонъ, гувернанткѣ, и такъ все уладила, что Марго и она усѣлись въ жалкій дилижансъ Гонфлера, въ то время какъ м-ръ Чадвикъ съ Алленомъ дѣятельно разыскивали ихъ на plage.

Марго съ облегченіемъ вздохнула, когда онѣ оставили за собой Трувиль и Довиль, сверкавшіе на солнцѣ. Какъ ни были пріятны нѣкоторыя воспоминанія о пребываніи въ Трувилѣ, послѣднія событія заставили ее желать какъ можно скорѣе съ нимъ раздѣлаться. Она горячо благодарила Бога за то, что ей не придется больше гулять съ Алленомъ Чадвикъ.

Литльгамптонскій пароходъ стоялъ на одной изъ набережныхъ и отплывалъ въ сумерки; и м-съ Чевенингъ, все время обиженно молчавшая во время дороги, взяла мѣсто на пароходѣ для Марго. Обѣ дамы вмѣстѣ пообѣдали въ одномъ изъ отелей, прежде чѣмъ Марго отправилась на пароходъ; но обѣдъ тоже прошелъ въ молчаніи и взаимномъ неудовольствіи.

— Я должна теперь съ тобой проститься, холодно сказала м-съ Чевенингъ. Я бы желала не отсылать тебя, но ты меня къ этому принудила; я говорила, впрочемъ, съ буфетчицей парохода, и миссъ Гендерсонъ встрѣтитъ тебя въ Литльгамптонѣ, такъ что твое путешествіе обойдется благополучно. Прощай, Марго. Я надѣюсь, что по зрѣломъ размышленіи ты поймешь, какъ ты была глупа и безразсудна.

— Прощайте, милая мама, жалобно отвѣтила Марго, не сердитесь на меня и… и поскорѣе возвращайтесь къ намъ.

— Ты услышишь… то-есть я дамъ знать миссъ Гендерсонъ, когда меня ждать.

И м-съ Чевенингъ, проводивъ Марго на пароходъ и рекомендовавъ ей какъ можно больше сидѣть въ своей каютѣ, вернулась на берегъ, чтобы во-время поспѣть къ отходу дилижанса въ Трувиль.

Ей не очень пріятно было отпускать такимъ образомъ дочь, но дѣлать было нечего, такъ какъ самой ей никакъ нельзя было, по ея соображеніямъ, уѣхать изъ Трувиля. Марго, кромѣ того, была вполнѣ способна позаботиться о самой себѣ, а гувернантка встрѣтитъ ее на набережной на другое утро, тотчасъ по прибытіи парохода.

Марго сознавала, что попала въ немилость и хотя по гордости не хотѣла этого выказать, но ей было больно, что мать такъ холодно простилась съ нею. Тѣмъ не менѣе преобладающимъ въ ней чувствомъ была радость… радость отъ того, что между нею и ея bête noire, Алленомъ Чадвикъ, будетъ теперь Ла-Маншъ. Она не раскаявалась въ твердости, благодаря которой добилась освобожденія. И теперь ѣхала къ сестрамъ и брату — то-есть тѣмъ существамъ, которыя были ей дороже всего другаго на свѣтѣ.

Такимъ образомъ, прежде чѣмъ пароходъ вышелъ изъ гавани, миссъ Чевенингъ уже забыла обо всемъ непріятномъ и заснула въ полномъ довольствѣ своей судьбой.

Тѣмъ временемъ м-ръ Чадвикъ тщетно искалъ глазами изящнаго фуляроваго платья, которое обыкновенно носила по утрамъ м-съ Чевенингъ. Ему было скучно безъ нея; онъ привыкъ къ ея обществу, и присутствіе сына не могло разсѣять его скуки.

За dejeuner ея мѣсто и мѣсто дочери оставались незанятыми, но онъ все еще думалъ, что она отправилась куда-нибудь по близости.

— Еслибы она сказала мнѣ, что ей нужно съѣздить куда-то, повторялъ онъ, мы могли бы вмѣстѣ отправиться.

Алленъ ничего не говорилъ сначала, но позднѣе выразилъ въ словахъ опасеніе, овладѣвшее имъ.

— Вы не думаете, что онѣ совсѣмъ уѣхали? спросилъ онъ.

— Какъ? даже не попрощавшись и послѣ того какъ мы такъ сдружились въ послѣднее время! Нѣтъ, разумѣется, не думаю, отвѣчалъ отецъ. Но это странно, потому, что прошлымъ вечеромъ, въ Казино…

— Вы не думаете… что онѣ разсердились на меня за то, что я повздорилъ съ кассиромъ? спросилъ Алленъ, краснѣя. Я тутъ въ послѣдній разъ видѣлъ миссъ Марго. Я оглянулся, а ея ужь и нѣтъ. Я потомъ все дивился, почему она ушла.

— Знаешь, гдѣ она была? Она приходила ко мнѣ сказать, что ты поссорился, и просила сходить выручить тебя. Что ты объ этомъ скажешь. Она была такъ взволнована и такъ раскраснѣлась, точно ты ей былъ роднымъ братомъ. Я думаю, что она боялась, что управленіе надѣлаетъ тебѣ большихъ непріятностей.

Большая тяжесть свалилась съ плечъ Аллена. Онъ былъ внѣ себя отъ радости, что величественная миссъ Чевенингъ удостоила безпокоиться о немъ; это поддало новаго жару его обожанію. Онъ, значитъ, терзался фантастическимъ страхомъ, что она сердится на него за игру въ Petits-Chevaux и уѣхала отъ негодованія и отвращенія къ нему.

— И такъ, она присутствовала при началѣ сцены? воскликнулъ онъ; я бы желалъ, чтобы она видѣла, чѣмъ дѣло кончилось. Они сейчасъ же уступили, когда увидѣли, что одинъ я заявляю требованіе на билетъ. Я бы ни за что не уступилъ имъ мой выигрышъ, нужды нѣтъ, что разорвалъ билетъ!

— Хорошо, ты сегодня за обѣдомъ разскажешь ей объ этомъ. Она меня просто напугала. Я ожидалъ, что ты сегодня поутру первымъ дѣломъ будешь драться на дуэли — на пистолетахъ или на сабляхъ! Она такъ была взволнована, что уговорила мать идти домой, и вотъ почему мы ихъ уже не застали, когда вернулись.

Но въ этотъ вечеръ за table-d’hôte м-ръ Чадвикъ увидѣлъ, какъ одинъ изъ кельнеровъ бралъ стулья м-съ и миссъ Чевенингъ, чтобы подать ихъ двумъ постороннимъ лицамъ.

— Постойте, гарсонъ, остановилъ его м-ръ Чадвикъ, эти стулья заняты… тутъ всегда сидятъ двѣ дамы… развѣ вамъ это неизвѣстно?

— Pardon, но онѣ уѣхали; я самъ видѣлъ, какъ ихъ багажъ ставили въ омнибусъ, чтобы отвести въ дилижансъ, который ходитъ въ Гонфлеръ. Я присутствовалъ при отъѣздѣ, отвѣчалъ тотъ.

М-ръ Чадвикъ очевидно былъ смущенъ этимъ извѣстіемъ, хотя и не выразилъ этого тутъ же.

— Прекрасно, сказалъ онъ, мнѣ все-равно, не люблю только, когда людей сгоняютъ съ ихъ мѣста, вотъ и все.

Но позднѣе онъ съ необыкновенной горечью заговорилъ объ этомъ съ Алленомъ:

— Я рѣшительно не понимаю этого, повторялъ онъ; это меня поражаетъ. Должно быть, я слишкомъ долго пробылъ внѣ Англіи. Но если женщина была со мной любезна, — такъ это она. И сколько денегъ я издержалъ, чтобы доставить ей удовольствіе. Не то, чтобы я жалѣлъ ихъ; вовсе нѣтъ; но уѣхать, ни слова не сказавъ и даже не оставивъ записки, въ которой бы говорилось, что ей жаль, что она уѣзжаетъ или что она надѣется, что мы снова увидимся, или что-нибудь въ этомъ родѣ! Если это свѣтскія манеры, то покорно васъ благодарю! Пока удобно — съ вами знакомы, а затѣмъ выбросятъ васъ, какъ поношенныя перчатки! Онѣ меня возмущаютъ! я думалъ, что онѣ не такія неблагодарныя.

— Быть можетъ, что-нибудь ихъ заставило уѣхать… такъ неожиданно, предположилъ Алленъ.

Ему самому хотѣлось такъ думать, и всякія размышленія о Марго причиняли ему удивительную боль.

Но это предположеніе только навлекло гнѣвъ отца на его собственную голову.

— Что-нибудь заставило? ты самъ не знаешь, что говоришь. Говорю тебѣ, что еслибы онѣ захотѣли, то все было бы иначе. Кстати, теперь, когда я объ этомъ подумалъ, то пожалуй, вѣдь эта проклятая сцена въ Казино ихъ выжила отсюда!

— Но, пролепеталъ Алленъ, — вѣдь сами же вы говорили, что миссъ Марго пришла и послала васъ ко мнѣ? Я ничего худаго не сдѣлалъ!

— Матери могли совсѣмъ иначе представить все дѣло! Она женщина гордая, и натурально ей непріятно, чтобы дочь ея видѣли въ каретѣ съ человѣкомъ, который дѣлаетъ исторіи. Да еще изъ-за какихъ-то жалкихъ двухъ или трехъ франковъ! разразился онъ, радуясь, что можетъ хоть на комъ-нибудь выместить свой гнѣвъ. — Я бы право хотѣлъ, чтобы ты бросилъ свои низкія привычки и велъ себя, какъ джентльменъ! я бы охотнѣе далъ тебѣ въ десять разъ больше того, что ты выигралъ, лишь бы этого не случилось! Какой толкъ въ томъ, что я завожу знакомыхъ, если ты будешь выживать ихъ?

Еще впервые м-ръ Чадвикъ заговорилъ съ сыномъ въ сердцахъ и впервые также открыто упрекнулъ его въ дурныхъ манерахъ. Алленъ молчалъ, почти оглушенный этой тирадой. Но всего больнѣе было ему жестокое опасеніе, что отецъ правъ.

Ударъ былъ тяжкій и безъ того; онъ все еще никакъ не могъ опомниться, что лишился общества красавицы дѣвушки, и такъ внезапно; но мысль, что его собственная глупость тому причиной — была нестерпима. Но онъ не пробовалъ защищаться; онъ чувствовалъ странное нежеланіе говорить съ отцомъ про миссъ Чевенингъ, и кромѣ того, боялся, что если заговоритъ, то послѣдняя надежда на то, что онъ не виноватъ въ ея внезапномъ отъѣздѣ — разсѣется.

Миссъ Чевенингъ была довольно вѣжлива съ нимъ въ послѣднее время и, къ счастію для его душевнаго спокойствія — онъ не подозрѣвалъ, какая антипатія и презрѣніе скрываются подъ ея пассивной снисходительностью. По мѣрѣ того, какъ онъ освоивался съ нею, онъ сталъ пускаться и въ разговоры, но ея отвѣты не вызывали въ немъ никакой другой мысли, кромѣ того, что она бываетъ иногда очень разсѣянна.

Такимъ образомъ Алленъ, впервые въ жизни, пребывалъ точно въ сказочномъ царствѣ, гдѣ пользовался привилегіей изо дня въ день сопровождать очаровательную принцессу, которую трудно было причислить къ простымъ смертнымъ, и отъ которой онъ и не ждалъ, чтобы она обращалась съ нимъ, какъ съ равнымъ. Достаточно, если она позволяла ему быть при ней, время отъ времени удостоивала сама разговаривать съ нимъ и улыбаться, хотя изрѣдка и равнодушно.

Она уѣхала; всѣ люди и вещи, которыя онъ видѣлъ, имѣли какое-нибудь къ ней отношеніе. Онъ про себя отмѣчалъ это въ то время, какъ шелъ около отца, и на сердцѣ у него становилось все тяжелѣе и тяжелѣе, и онъ почти не слушалъ бурныхъ упрековъ отца, гнѣвъ котораго переходилъ поочередно съ м-съ Чевенингъ на ея дочь и затѣмъ на сына. Всякій, кто поглядѣлъ бы на нихъ со стороны, увидѣлъ бы мужчину съ побагровѣвшимъ лицомъ, читающаго нотаціи некрасивому, грубоватому на видъ, юношѣ, на котораго эти нотаціи нисколько, повидимому, не дѣйствуютъ. Той мучительной душевной боли, того внутренняго терзанія, какія испытывалъ Алленъ, онъ ничѣмъ не проявлялъ наружу.

Такимъ образомъ, весь остатокъ того дня м-ръ Чадвикъ облегчалъ свою душу, а Алленъ молчалъ съ такимъ чувствомъ, что теперь уже все равно: онъ охотнѣе согласился бы теперь сидѣть за конторкой въ торговомъ складѣ, чѣмъ терзаться такъ, какъ терзался здѣсь.

На слѣдующее утро, когда они сошли къ dejeuner, м-ръ Чадвикъ, все еще поглощенный нанесенной ему обидой, увидѣлъ м-съ Чевенингъ на обычномъ мѣстѣ, свѣжую, улыбающуюся и спокойную! Сердце у Аллена ёкнуло. Неужели чудо свершилось? Неужели онъ увидитъ Марго?

Отецъ его вытаращилъ глаза, точно увидѣлъ привидѣніе; но не могъ сразу отдѣлаться отъ чувства досады… оно слишкомъ глубоко засѣло… и молча кивнулъ головой, садясь на мѣсто.

— Мнѣ говорили, что вы уѣхали изъ Трувиля? сказалъ онъ. — Что же вы раздумали? или какъ?

— Право, вамъ слѣдовало бы лучше меня знать! жалобно вскричала м-съ Чевенингъ. — Неужели я бы уѣхала, не поблагодаривъ васъ за вашу доброту? Что вы должны были обо мнѣ подумать?

— Ну, разъ вы не уѣхали, такъ нечего и толковать, сказалъ Чадвикъ, и лицо его прояснилось; мы съ сыномъ не могли постичь вчера, что съ вами сталось.

— Все это случилось такъ неожиданно, отвѣчала м-съ Чевенингъ, которая приготовила цѣлую исторію. — Вы знаете, что я оставила младшихъ дѣтей въ Литльгамптонѣ. Моя вторая дочь очень слабаго здоровья, и вотъ вчера Марго получила письмо, въ которомъ Ида такъ трогательно просила ее поскорѣе вернуться, что Марго подумала, что вѣрно ей стало хуже, и пожелала немедленно уѣхать. Милая Марго такъ привязана къ Идѣ, а та къ ней; и вотъ, хоть я убѣждала, и что это нелѣпо, и что я рѣшительно не могу уѣхать изъ Трувиля, если только не окажется въ томъ настоятельной необходимости, я увидѣла, что было бы жестоко удерживать Марго, и отвезла ее въ Гонфлеръ и посадила на пароходъ, который отходилъ въ Литльгамптонъ. Бѣдняжка! только чувство долга заставило ее уѣхать. Она была очень огорчена, когда дѣло дошло до прощанья!

Подобно многимъ показаніямъ м-съ Чевенингъ, и въ этомъ послѣднемъ заключалась нѣкоторая доля правды, письмо было дѣйствительно получено въ моментъ ихъ отъѣзда, и въ немъ Ида выражала желаніе поскорѣе увидѣть сестру.

Надежды Аллена были побиты въ самомъ цвѣтѣ, но худшія опасенія разсѣялись; она уѣхала не изъ-за него.

— Очень жаль, что она насъ покинула, сказалъ его отецъ, — не дѣлаетъ чести ея сердцу. Аллену будетъ безъ нея скучно.

— Милая Марго очень просила меня хорошенько разъяснить причину ея отъѣзда, отважно отвѣчала м-съ Чевенингъ; — она надѣялась, что увидитъ Аллена до отъѣзда. И поручила мнѣ хорошенько ему поклониться. Она такая сердечная дѣвушка; и такъ боялась, какъ бы ее не сочли неблагодарной. Я увѣрена, что и ей будетъ скучно безъ ея трувильскаго собесѣдника, любезно прибавила она.

Алленъ покраснѣлъ до ушей.

— Мнѣ будетъ очень безъ нея скучно, ma’am, неловко отвѣтилъ онъ.

Но въ душѣ онъ почти утѣшился… она велѣла ему кланяться и лучше относилась къ нему, чѣмъ можно было думать… и при этой мысли имъ овладѣлъ неописанный восторгъ.

Позднѣе, когда онъ ушелъ и м-ръ Чадвикъ остался въ большой залѣ вдвоемъ съ м-съ Чевенингъ, онъ все еще подозрительно спросилъ:

— Почему вы такъ неожиданно ушли въ тотъ вечеръ изъ Казино?

Но у м-съ Чевенингъ уже былъ готовъ отвѣтъ:

— Да, это было очень глупо съ моей стороны, но я не могла успокоить Марго. Она такъ испугалась за Аллена, что пришлось увести ее домой. Вы знаете… или можетъ быть не знаете, что она смотритъ на него, какъ на старшаго брата, и съ самаго начала очень заинтересовалась имъ. Я надѣюсь, прибавила она, чувствуя, что касается очень щекотливаго пункта, что никакихъ непріятностей не было?

— О! Боже мой, нѣтъ! отвѣтилъ м-ръ Чадвикъ. Крупьё ошибся… и все уладилось, прежде чѣмъ я пришелъ.

И онъ объяснилъ, чѣмъ кончилось дѣло.

— Бѣдный Алленъ! замѣтила м-съ Чевенингъ; какъ дерзки эти крупьё! Марго будетъ рада, когда узнаетъ, чѣмъ все кончилось. Она ни о чемъ другомъ не говорила весь вечеръ. Какъ это хорошо со стороны Аллена, что онъ настаиваетъ на своемъ правѣ и не позволяетъ себя обманывать!

— О! онъ не глупый малый… въ нѣкоторыхъ отношеніяхъ, сказалъ отецъ, въ добромъ мнѣніи котораго Алленъ снова занялъ прежнее мѣсто. Это происходитъ, видите ли, отъ того, что онъ получилъ дѣловое воспитаніе. Оно научаетъ цѣнить деньги и не даваться въ обманъ. И такъ ваша миссъ Марго испугалась за него. Ну что жъ, мнѣ пріятно это слышать; между нами, я не думалъ, чтобы она особенно имъ интересовалась.

— Вы не знаете Марго! она не легко привязывается; но разъ привяжется… можетъ быть, это покажется самонадѣянностью во мнѣ… но не могу не сказать, что каждый молодой человѣкъ можетъ гордиться, если Марго будетъ его другомъ. Ей не легко понравиться… можетъ быть, вы замѣтили, что она почти не разговаривала съ этимъ молодымъ… какъ его м-ромъ Ормомъ… хотя тотъ и уменъ и самонадѣянъ.

— Я этого не замѣтилъ, отвѣчалъ напрямки м-ръ Чадвикъ; но какъ вы думаете, есть шансы для Аллена… ну, понимаете, что я хочу сказать?

— Нѣтъ, отвѣчала м-съ Чевенингъ такъ же прямодушно, пожалуйста и выкиньте это изъ головы. Какъ я вамъ уже сказала, она смотритъ на него, какъ на старшаго брата, у котораго нѣтъ родной сестры… а общество сестры такъ полезно для молодаго человѣка. Я всегда думала, что ничто не можетъ замѣнить женскаго вліянія для мальчика.

— Онъ жилъ съ теткой, сказалъ м-ръ Чадвикъ; но я понимаю, что вы хотите сказать… онъ грубоватъ, бѣдняга; онъ не чувствуетъ себя въ гостиной какъ дома, даже со мной вдвоемъ. Я бы желалъ, какъ для него, такъ и для себя, чтобы мой путь былъ яснѣе для меня!

Больше онъ ничего пока не прибавилъ, но м-съ Чевенингъ поняла, что слова ея произвели свое дѣйствіе.

Марго отлично выспалась на пароходѣ, чего, конечно, не было бы, знай она, какого рода окраску придала мать ея прощальнымъ словамъ.

Она встала, однако, рано поутру и пошла наверхъ на палубу; но когда она поднялась на послѣднюю ступеньку лѣстницы, то увидѣла передъ собой лицо, которое не сразу узнала, хотя особа, которой оно принадлежало, очевидно, обладала лучшей памятью.

— Вы знаете, кто я, миссъ, хотя вамъ и неугодно въ этомъ сознаться, сказала женщина и, при звукахъ этого голоса, Марго сейчасъ же узнала злую няньку, Сусанну.

Сусанна была растрепана и неприглядна и знала это, между тѣмъ какъ Марго была такъ же свѣжа и красива, какъ еслибы провела ночь на твердой землѣ. Можетъ быть, это подбавило новую каплю горечи къ чувствамъ няньки.

— У меня есть причины помнить васъ, миссъ, прибавила она, и я не такъ-то скоро васъ позабуду.

— Я отлично васъ помню, отвѣчала Марго, и если память обо мнѣ будетъ служить къ тому, чтобы напоминать вамъ также, что вы должны мягче обращаться съ несчастными дѣтьми, которыхъ довѣряютъ на ваше попеченіе, то я желаю, чтобы вы меня никогда не забывали.

Она отвернулась и хотѣла пройти мимо, но дѣвушка преградила ей дорогу, и Марго увидѣла, что она вся трясется отъ злости.

— Я бы на вашемъ мѣстѣ не лицемѣрила, миссъ; я бы имѣла смѣлость признаться въ своемъ поступкѣ.

Глаза миссъ Чевенингъ надменно расширились.

— Я не имѣю никакого понятія, о чемъ вы говорите, произнесла она твердо и внушительно, но не трудитесь объясняться, потому что я и не желаю знать.

— Ахъ! но я желаю, чтобы вы знали. Вы меня не проведете своимъ невиннымъ видомъ и притворнымъ невѣдѣніемъ. Вы такъ горды на видъ, а не сочли ниже себя выжить бѣдную дѣвушку съ мѣста. Моя госпожа — настоящая барыня, хоть и француженка — никогда бы не отказала мнѣ, еслибы на меня не насплетничали. Пожалуйста, не отнѣкивайтесь.

— И не намѣрена, отвѣчала Марго.

— Нѣтъ, вы не смѣете мнѣ въ лицо взглянуть, и немудрено, потому что вы отняли у меня кусокъ хлѣба… какъ это гадко и низко съ вашей стороны.

Миссъ Чевенингъ начинала опасаться, какъ бы вокругъ нихъ не собралась толпа, но къ счастію немногіе пассажиры, бывшіе на палубѣ, ушли дальше, на другой конецъ, а голосъ Сусанны, хотя и громкій и рѣзкій, заглушался и относился вѣтромъ.

— Выслушайте меня, глупая женщина, проговорила Марго, если ваша барыня отказала вамъ отъ мѣста за дурное обращеніе съ ея сыномъ, то вы получили только то, что заслуживали, и я этому рада. Но все же, если вамъ не къ кому обратиться за помощью, пока вы не найдете себѣ другаго мѣста, то я охотно…

— Взять отъ васъ деньги, послѣ того, что вы сдѣлали! да я скорѣе умру въ рабочемъ домѣ! Къ счастію, у меня есть и друзья, и деньги, и я не нуждаюсь въ вашей помощи: вы, должно быть, сами понимаете, что поступили дурно, иначе не сдѣлали бы такого предложенія!

Терпѣніе Марго лопнуло.

— Вы неблагодарная дура! презрительно сказала она; иначе не могли бы такъ думать; но если вамъ утѣшительно думать, что я тайкомъ нажаловалась на васъ, сдѣлайте одолженіе, думайте; мнѣ это рѣшительно все равно; только потрудитесь оставить меня въ покоѣ.

— Это легко сказать, но подождемъ, можетъ быть, придетъ и вашъ чередъ, и тогда я погляжу: понравится-ли вамъ такое обращеніе. Я сказала вамъ все, что хотѣла сказать, и теперь вы знаете, что я о васъ думаю, а потому прощайте; благодарю за добрыя услуги и желаю дожить до того, чтобы отплатить вамъ тѣмъ же.

Марго негодовала; хотя вмѣстѣ съ тѣмъ ее забавляла мысль, что эта злобная женщина воображаетъ, что она тайно преслѣдуетъ ее. Вмѣстѣ съ тѣмъ она была слишкомъ равнодушна къ ея мнѣнію, чтобы попытаться убѣдить ее въ томъ, что она ошибается.

Такимъ образомъ, Сусанна ушла, болѣе чѣмъ когда-либо увѣренная, что обязана потерей мѣста у богатыхъ парижанъ миссъ Чевенингъ, а не подругѣ-служанкѣ, какъ это было на самомъ дѣлѣ.

IX.

Прошла недѣля послѣ внезапнаго отъѣзда Марго изъ Нормандіи, и однако мать ея до сихъ поръ еще не назначила дня, когда она пріѣдетъ къ своему семейству въ Литльгамптонъ, или когда они вернутся въ Лондонъ.

Правда, она писала, но одной миссъ Гендерсонъ, и то только о томъ, что она должна удержать свою теперешнюю квартиру еще на нѣкоторое время.

— Со стороны мамаши слишкомъ эгоистично держать насъ въ этомъ скучномъ мѣстишкѣ, жаловалась капризно Ида. Я теперь совсѣмъ поправилась, и нѣтъ никакого резона намъ тутъ оставаться.

Она гуляла вмѣстѣ съ Марго и съ миссъ Гендерсонъ по морскому берегу, говоря это.

— Ида, милая, протестовала гувернантка, не будьте неблагодарной… припомните, какою вы сюда пріѣхали и какою стали теперь.

Дѣйствительно, Ида Чевенингъ не походила больше на больную. Высокая — немного даже слишкомъ высокаго роста для шестнадцатилѣтней дѣвушки — она обѣщала со временемъ превратиться въ такую же безукоризненно стройную дѣвушку, какою была ея старшая сестра. Она обѣщала такъ же быть очень хорошенькой, когда вполнѣ разовьется, хотя лицо ея не могло быть такимъ оживленнымъ и энергическимъ, какъ у Марго.

Ида была лѣнива и слабохарактерна по природѣ, а слабое здоровье только усиливало въ ней эти качества и заставляло ее льнуть къ другимъ, ища въ нихъ поддержки.

Она была очень впечатлительна, а общество миссъ Гендерсонъ, особы рѣшительно сантиментальной, чтобы не сказать аффектированной, заразило и ее сантиментальностью.

Миссъ Гендерсонъ была типъ гувернантки, наименѣе пригодной опекать дѣвушку характера и возраста Иды. Она была сама молода и не дурна собой — Ида находила ее очаровательной и постоянно твердила ей объ этомъ.

У ней не было никакихъ талантовъ и очень поверхностное образованіе. Она умѣла прилично вести себя, въ особенности въ присутствіи м-съ Чевенингъ, но это было приличное поведеніе, а не настоящая благовоспитанность, какъ отлично понимала сама хозяйка дома, хотя и не считала этого достаточной причиной, чтобы отказать ей отъ мѣста.

— Гендерсонъ нетребовательна и дешева; она не жалуется, если жалованье не совсѣмъ аккуратно ей выплачивается (какъ это часто бывало); дѣти любятъ ее, и она хорошо справляется съ своимъ дѣломъ, думала м-съ Чевенингъ, которая въ сущности не имѣла возможности быть черезъ-чуръ требовательной.

Но между Марго и миссъ Гендерсонъ было постоянно нѣкоторое отчужденіе: миссъ Чевенингъ инстинктивно не нравились нѣкоторые слабые, но несомнѣнные признаки дурнаго воспитанія, проглядывавшіе у гувернантки, когда она бывало не остережется; а гувернантка замѣчала и досадовала на холодность Марго, объясняя ее завистью.

За то Ида была восторженной поклонницей гувернантки и не замѣчала никакихъ въ ней недостатковъ.

— Если я теперь совсѣмъ здорова, сказала она въ отвѣтъ на замѣчаніе миссъ Гендерсонъ, то обязана этимъ вамъ, дорогая Генни. Я думаю, еслибы не вы, то я умерла бы.

— Вы были, конечно, очень больны, когда мы сюда пріѣхали, и въ ту ночь, когда я сидѣла около васъ, дорогая Ида, мы всѣ очень тревожились. Это было послѣ того, какъ вы уѣхали въ Трувиль, объяснила она, обращаясь къ Марго.

— Очень жаль, что вы не сообщили намъ объ этомъ тогда же, отвѣчала Марго. Докторъ увѣрилъ насъ, что ты внѣ опасности, Ида; въ противномъ случаѣ я бы тебя не оставила.

— Я не хотѣла, чтобы тебѣ говорили, сказала Ида; не брани бѣдную Генни.

И она взяла гувернантку за руку и съ нѣжностью стала ее гладить.

Марго сильно сомнѣвалась въ томъ, чтобы состояніе здоровья сестры дѣйствительно ухудшилось послѣ ея отъѣзда; все это казалось приторнымъ и преувеличеннымъ; но она слишкомъ горячо любила сестру, чтобы мѣшать ея изліяніямъ, и кромѣ того понимала, что это лишитъ ее послѣдняго вліянія на Иду.

— Но мнѣ такъ хочется уѣхать изъ этого ужаснаго мѣста, продолжала Ида. Здѣсь такъ скучно. Неужели тебѣ здѣсь не несносно. Марго? Но нѣтъ… тебѣ, кажется, здѣсь нравится?

— Да, нравится, засмѣялась Марго и сказала правду.

Послѣ шума и трувильской суеты было нѣчто успокоительное въ скромномъ приморскомъ мѣстечкѣ графства Суссексъ, не говоря уже о невыразимомъ удовольствіи, испытываемомъ ею отъ того, что она избавилась отъ общества Аллена и Чадвика.

День былъ такой чудный, море, залитое пурпуромъ, лѣниво раскидывалось кругомъ и уходило далеко, далеко, а надъ головами стояло синее небо, отражавшееся въ безчисленныхъ лужицахъ на приморскомъ пескѣ.

Въ воздухѣ уже чувствовалась осенняя свѣжесть, и кусты, попадавшіеся на низкомъ берегу, уже пожелтѣли, но Марго чувствовала себя въ настоящую минуту слишкомъ хорошо, чтобы сожалѣть о протекшемъ лѣтѣ. Даже встрѣча съ Ноджентомъ Ормъ, не оставила въ ней неизгладимаго впечатлѣнія. Если въ этой встрѣчѣ и было что-либо романическое, то другія воспоминанія, связанныя съ Трувилемъ, сгладили это. И при томъ м-ръ Ормъ находился гдѣ-то въ Англіи. И хотя въ этомъ фактѣ ничего не было особенно отраднаго, но и онъ какимъ-то образомъ пріободрялъ ее.

— Не понимаю, какъ ты это переносишь, особенно послѣ Трувиля, говорила Ида. Я увѣрена, что въ Трувилѣ было очень весело. Я бы ни за что оттуда не уѣхала, пока бы меня не увезли. Ты намъ еще не разсказывала, Марго, какъ ты проводила тамъ время. Это довольно дурно съ твоей стороны.

— Да, право, очень мало есть, что поразсказать. Я очень рада, что уѣхала оттуда. — Но почему? Должно же быть тамъ веселѣе, чѣмъ здѣсь. Развѣ общество въ отелѣ было непріятное? или мама… или что-нибудь такое?

— Нѣкоторые изъ общества были очень непріятны.

— Мама не станетъ знакомиться съ такими людьми. Вѣдь ты знаешь, какъ мама разборчива.

— Она была знакома съ ними. Они почтенные люди. Онъ былъ плантаторомъ индиго и очень, кажется, богатъ… но… они мнѣ не нравились.

— А была ли также и мистрисъ Индиго? спросила Ида. Какова она?

— Нѣтъ, не было. Былъ только самъ м-ръ Чадвикъ, отвѣчала Марго, глядя на волны и… и его сынъ…

— Ну вотъ, наконецъ, вы намъ кое-что и сообщили, продолжайте, сказала миссъ Гендерсонъ.

— Больше сказать нечего, Камилла, представьте!

— Но сынъ былъ въ васъ влюбенъ… Я увѣрена — развѣ неправда?

— Слава Богу, нѣтъ. Онъ бы не посмѣлъ. Вы очень романичны, Камилла. Но и безъ того было непріятно. Пожалуйста не будемъ объ этомъ говорить. Слава Богу, все прошло.

— Разскажи намъ только о немъ, и мы больше ни про что другое спрашивать не станемъ, приставала Ида. Что, онъ красивъ? Я увѣрена, что онъ красивъ и при этомъ фатъ большой, не правда ли?

— Ты настоящая колдунья, милочка, отвѣчала Марго съ лукавымъ смѣхомъ.

— Бѣдная Марго! сочувственно произнесла Ида; не горюй, все обойдется.

— Да уже и обошлось, отвѣчала Марго безпечно. А теперь, бросимъ этихъ Чадвиковъ. Пора вернуться домой.

Они пошли вдоль берега, и когда достигли Литльгамптона и пошли по его скромной эспланадѣ, хорошенькая маленькая фигура побѣжала имъ на встрѣчу.

— Летиція, это ты? сказала Марго, которую дѣвочка ухватила за руку. А гдѣ же нянька?

— Нянька? о! она играетъ въ крокетъ съ Реджи. А я бѣгала съ собакой и, знаешь, Марго, у меня было приключеніе! Я играла съ Реджи въ крокетъ и три раза выиграла подъ рядъ, а онъ разсердился (вѣдь это не хорошо съ его стороны, не правда ли?), ну я его и бросила и убѣжала, и вотъ тогда-то и случилось со мной приключеніе. Я бросила мячъ, знаешь, чтобы Ярроу догналъ его и принесъ мнѣ, но онъ не хотѣлъ оставить меня одну… а тамъ былъ еще кто-то… какой-то мужчина… совсѣмъ не старый… онъ лежалъ на пескѣ… и мячъ! представь себѣ, попалъ ему прямо въ глазъ… о! Марго, право, я сдѣлала это нечаянно!.. и мнѣ, право, было такъ стыдно… но я подошла къ нему тотчасъ же и извинилась, конечно, а онъ сказалъ, что ушибся небольно (мячикъ былъ резиновый) и затѣмъ спросилъ, какъ меня зовутъ… я сказала, а онъ… (тутъ Летиція широко раскрыла глаза), представь себѣ, спросилъ: есть ли у меня сестра, которую зовутъ Марго, и сказалъ мнѣ, что съ тобой познакомился во Франціи… ты была съ нимъ знакома во Франціи, Марго?

Марго вдругъ покраснѣла. Неужели то былъ Ноджентъ Ормъ? Неужели онъ пріѣхалъ сюда, чтобы съ нею видѣться, и если да, то….

— Я не могу сказать этого, пока его не увижу, отвѣчала она. Весьма вѣроятно, я его встрѣчала.

— Но это не все, продолжала Летиція, онъ спросилъ меня… это послѣ того какъ мы разговорились… хочу ли я стать современемъ его сестрой.

— Онъ… спросилъ тебя это? воскликнула Марго съ негодованіемъ.

Какъ могъ себѣ позволить Ормъ сказать такую вещь ребенку!

— Ты, должно быть, не хорошо поняла его, Летиція?

Летиція покачала головой.

— Нѣтъ, поняла. Марго. Онъ это повторилъ нѣсколько разъ… и говорилъ мнѣ, что все уже улажено. Только я никакъ не понимаю, какъ же это я вдругъ стану его сестрой? а ты, Марго, понимаешь?

— Нѣтъ, милочка. Съ его стороны было очень глупо говорить это.

Ее разбирала досада, что Ноджентъ Ормъ былъ такъ самонадѣянъ, что разсчитывалъ на согласіе, даже не спросившись ее. Если такъ, то она съ горечью почувствовала, что дружеское чувство, какое онъ ей внушалъ, уступаетъ мѣсто положительной антипатіи. Что она сказала или сдѣлала, чтобы дать ему право такъ говорить? Ну, что жъ, онъ убѣдится на дѣлѣ, что вовсе не такъ неотразимъ, какъ думаетъ.

— На кого похожъ этотъ таинственный господинъ? спрашивала Ида, лукаво радуясь смущенію старшей сестры. Опиши его намъ, Летиція.

Описывать Летиція была не мастерица.

— Онъ похожъ… онъ собственно говоря ни на кого не похожъ, объявила она, но увѣрялъ, что мамаша и его отецъ уже все рѣшили, и что я скоро буду его сестрой.

— Его отецъ! воскликнула Марго, внезапно осѣненная мыслью.

Оказывается, что она самонадѣянна, а не Ноджентъ Ормъ, который вѣроятно забылъ и думать о ней, послѣ того какъ уѣхалъ изъ Трувиля.

Лицо же, которое такъ увѣрено въ ея согласіи, — это ея bête noire, противный мальчишка, отъ котораго, она воображала, что навсегда отдѣлалась.

— Сдается мнѣ, обратилась къ ней миссъ Гендерсонъ, что вы разсказали намъ не весь трувильскій романъ, моя дорогая. Когда же мы узнаемъ его въ подробности?

— Бѣги домой, душа моя, и скажи прислугѣ, что мы возвращаемся, обратилась Марго къ Летиціи.

И когда дѣвочка скрылась, повернулась къ гувернанткѣ съ надменнымъ видомъ и сказала:

— Мнѣ нечего больше разсказывать. Я терпѣть не могу такого рода шутокъ, Камилла. Еслибы вы видѣли его, вы бы поняли, какъ это мнѣ непріятно. Но къ чему толковать объ этомъ? что бы кто ни говорилъ, мое мнѣніе отъ того не перемѣнится. Если этотъ мальчишка Чадвикъ здѣсь — онъ просто мальчишка и ничего больше, — то вы сами увидите его рано или поздно. Тогда и узнаете.

— Открытое письмо отъ мамаши! объявилъ Реджи, который уже засѣдалъ за чайнымъ столомъ. Она прибудетъ сюда завтра утромъ на пароходѣ и желаетъ, чтобы ее встрѣтила Марго и никто больше. Не понимаю, почему намъ всѣмъ нельзя отправиться ей на встрѣчу.

Ида почти съ завистью поглядѣла на Марго. Ея красавица сестра была героиней любовнаго романа: ее принуждаютъ выйдти замужъ за нелюбимаго человѣка… совсѣмъ какъ въ романахъ, которые она читала съ Генни въ послѣднее время. Уступитъ Марго или нѣтъ? Во всякомъ случаѣ это очень интересно, думала Ида. Она была увѣрена, что сынъ плантатора очень интересенъ… и что Марго только капризничаетъ… они навѣрное поссорились.

Марго не безъ волненія ожидала встрѣчи съ матерью. Очевидно, что проектъ выдать ее замужъ за юнаго Чадвика не оставленъ. Самъ Алленъ считалъ, что дѣло улажено. Марго не испугалась: она знала, что никакими аргументами мать не поколеблетъ ея рѣшенія.

Бываютъ случаи, когда дочь обязана пожертвовать собой для семьи; но это не такой случай. Да еслибы и былъ, то она не чувствовала въ себѣ никакой охоты приносить себя въ жертву. Нѣтъ! ничто не вынудитъ ее выдти замужъ противъ воли.

И однако, когда они остались одни въ эту ночь и лежали въ своей комнатѣ, прислушиваясь къ монотонному ропоту волнъ, ею вдругъ овладѣлъ страхъ при мысли, что пароходъ, на которомъ плыветъ ея мать, бороздитъ собою въ эту минуту эти самыя волны. Какое-то рѣшеніе везетъ онъ? ну если вдругъ такое, что она, при всемъ своемъ мужествѣ, не въ силахъ будетъ ему воспритивиться? Она встала наконецъ подъ вліяніемъ какого-то суевѣрнаго страха и подошла къ окну.

Луна озаряла спокойное море, заливая яркимъ свѣтомъ маленькую гавань и набережную, но вдали, тамъ, гдѣ виднѣлась линія французскаго берега, сбиралось темное облако и какъ будто протягивало грозную руку черезъ небо по направленію къ ней.

Посмѣявшись надъ собственной слабостью, Марго задвинула ставни и легла спать.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

I.

Миссъ Чевенингъ поднялась очень рано на другое утро и пошла на набережную. Было холодно и пасмурно, и легкій осенній туманъ уже поднимался съ моря. Но въ эту минуту какъ разъ Марго была закалена противъ всякихъ атмосферныхъ вліяній: она хотѣла знать, на какомъ основаніи мать воображаетъ, что можетъ вынудить ея согласіе.

Духъ оппозиціи былъ въ ней возбужденъ, и она чувствовала себя непреклонной.

Когда она проходила мимо старинной оштукатуренной гостинницы съ бѣлыми стѣнами, кто-то, повидимому, поджидавшій ее, вышелъ изъ-подъ кустика и направился къ ней на встрѣчу.

Марго насмѣшливо слѣдила за нимъ. Этого неуклюжаго малаго ея мать считала достойнымъ для нея спутникомъ жизни.

— Я… я думалъ, что вы пойдете въ эту сторону, сказалъ онъ. Я надѣюсь, что вы были здоровы съ тѣхъ поръ, какъ я въ послѣдній разъ видѣлъ васъ… Марго?

Онъ выговорилъ ея имя съ очевиднымъ усиліемъ, и его смиреніе до нѣкоторой степени обезоружило ее. Онъ казался такимъ жалкимъ въ своемъ желаніи умилостивить ее.

— Я совсѣмъ здорова, м-ръ Чадвикъ. И совсѣмъ не ожидала васъ такъ скоро видѣть… Вы здѣсь живете?

— Пріѣхалъ третьягодня съ папа… весь день пытался увидѣть васъ, но не рѣшился придти къ вамъ…

— Это было бы довольно странно…

— Я хотѣлъ сказать вамъ нѣчто… я… я немогъ выкинуть изъ головы, что, быть можетъ, въ тотъ вечеръ, наканунѣ вашего отъѣзда, когда мы были въ Казино… вы подумали…

— О! пожалуйста, не будемъ говорить о Трувилѣ! я позабыла о немъ. И совсѣмъ не хочу вспоминать объ этомъ противномъ мѣстѣ.

— Нѣтъ, выслушайте…

И онъ торопливо сталъ оправдываться въ своемъ поведеніи за игрой въ Petits Chevaux.

— Прекрасно, сказала Марго, когда онъ кончилъ… но вы напрасно безпокоились передавать мнѣ эту исторію. Мнѣ рѣшительно нѣтъ теперь дѣла до всего этого.

— Теперь болѣе, чѣмъ когда-либо, сказалъ онъ, вамъ есть дѣло.

Марго оторопѣла.

— Вы, кажется, на что то намекаете? вы уже вчера что-то имѣли въ виду… если только это вы говорили съ моей маленькой сестрой. Будьте такъ добры, объяснитесь! говорили вы ей или нѣтъ, что скоро будете… ея братомъ?

— Говорилъ… вѣдь это правда… неужели же вы не знаете…

— Что я согласна на такую вещь — это рѣшили за меня! гордо отвѣтила Марго. Однако, м-ръ Чадвикъ, вы могли бы спроситься и у меня.

— Я? вскричалъ Алленъ; да вѣдь я тутъ не при чемъ!

— Вы очень откровенны, сказала миссъ Чевенингъ съ легкимъ смѣхомъ, и я отплачу вамъ такою же откровенностью. Если кто-нибудь увѣритъ васъ, что я…

— Постойте! вскричалъ Алленъ, выказывая большую деликатность, чѣмъ отъ него пожалуй ожидали. Я вижу, что вы думаете. Я очень хорошо знаю, что вы не могли бы согласиться на это!.. такая вещь, увѣряю васъ, не входила мнѣ въ голову, миссъ… миссъ Марго. Я знаю себя лучше. Нѣтъ, я не это разумѣлъ.

— Боюсь, что очень поглупѣла, сказала Марго, желавшая бы взять назадъ свои злополучныя слова, но что же вы разумѣли въ такомъ случаѣ?! Я не вижу…

— Развѣ нѣтъ другаго способа намъ всѣмъ жить вмѣстѣ и быть въ нѣкоторомъ родѣ братомъ вашимъ сестрамъ, а… а вамъ? Ваша мамаша…

Марго окаменѣла на мѣстѣ: лицо ея помертвѣло, глаза загорѣлись гнѣвомъ. Въ головѣ ея пронеслось, какъ молнія, воспоминаніе о трувильскихъ дняхъ, а такъ какъ мать поощряла эксъ-плантатора индиго, какъ они постоянно проводили время въ обществѣ другъ друга и о странномъ нежеланіи матери, чтобы она не выказывала свою антипатію къ сыну. Въ своемъ эгоизмѣ она и не подозрѣвала, что не въ ней тутъ дѣло, и допустила удалить себя, чтобы она какъ-нибудь не помѣшала… а теперь вотъ и поздно!

Голова у нея шла кругомъ отъ гнѣва и безсильнаго возмущенія противъ униженія, которое мать навлекала на нихъ всѣхъ!

— Я думалъ, вы знали! пролепеталъ Алленъ. Это рѣшено было на другой день, какъ вы уѣхали, и папа тотчасъ же сообщилъ мнѣ. Поглядите, если мнѣ не вѣрите, вотъ папа выходитъ изъ таможни… вы можете его спросить, и онъ скажетъ вамъ, что это правда!

— Не говорите со мной! сказала Марго, закрывая на минуту глаза и… и пожалуйста идите одинъ на пристань и скажите, что я не могла придти… потому что мнѣ не здоровится… не говорите ничего… идите… идите!

Она вернулась домой, прошла въ маленькую пріемную и стала у полукруглаго окна, выходившаго на большой плацъ, и машинально глядѣла, какъ грумъ гонялъ лошадь на кордѣ… ей казалось, что она съ ума сходитъ.

Какъ долго простояла она такъ съ ужаснымъ ощущеніемъ, что лице ея маска, за которой скрывается только болѣзненная пустота — она не знала, но вотъ дѣти прибѣжали звать ее завтракать.

— Мамаша не пріѣхала? почему мамаша не пріѣхала? почему ты не пошла на встрѣчу пароходу? почему ты не дождалась его прихода?

Такими вопросами засыпали ее Реджи и Летиція, и дѣтская болтовня ихъ заставила ее немного опомниться.

— Какъ ты блѣдна, милочка! сказала Ида, какъ только пришли въ столовую, а… а развѣ мамаша не пріѣхала? не случилось ли чего?

— Да… нѣтъ, сказала Марго нетерпѣливо. Мама здорова, кажется; она сейчасъ здѣсь будетъ, вѣроятно.

Она вздрогнула, говоря это.

Миссъ Гендерсонъ бросила лукавый взглядъ на Иду; очевидно, геройскій духъ Марго уже испарился.

Марго замѣтила этотъ взглядъ… какъ мало всѣ они ожидали того, что будетъ… и кто же подготовитъ ихъ къ этому? Ида не могла. Она сидѣла въ нѣмой горести и нервно поглядывала на подругу, при всякомъ стукѣ колесъ проѣзжавшихъ экипажей.

Наконецъ послѣ нѣсколькихъ фальшивыхъ тревогъ наступилъ страшный моментъ; одна изъ тѣхъ четырехъ-колесныхъ бричекъ, какія можно видѣть только на водахъ и на морскихъ купаньяхъ, подлетѣла къ дому, нагруженная багажемъ, а пзинутри выглядывала м-съ Чевенингъ, поблѣднѣвшая отъ морскаго переѣзда, но упорно улыбавшаяся.

Дѣти побѣжали ей на встрѣчу, а Ида съ миссъ Гендерсонъ дожидались на лѣстницѣ. Одна Марго оставалась въ домѣ и съ отвращеніемъ и дрожью прислушивалась къ поцѣлуямъ и привѣтствіямъ, расточавшимся за дверью.

Какъ могла ея мать вести себя такъ, какъ еслибы ничего не случилось, какъ еслибы она добровольно не исковеркала ихъ прежнюю, счастливую, независимую жизнь?

Но можетъ быть Алленъ ошибся?

Однако въ ту минуту, какъ ея глаза встрѣтились съ глазами матери, она увидѣла, что онъ сказалъ правду… взглядъ матери, вызывающій и вмѣстѣ съ тѣмъ жалобный, все сказалъ ей.

— Здравствуй, милая Марго, какъ твое здоровье? прошептала м-съ Чевенингъ болѣе громкимъ голосомъ, чѣмъ обыкновенно. Надѣюсь, что ты не пожалѣла о томъ, что такъ глупо бросила Трувиль?

Марго неохотно дала себя поцѣловать.

— До сегодня не жалѣла, тихо сказала она.

— Да ты въ самомъ дѣлѣ на себя не похожа! закричала м-съ Чевинингъ. Когда милый Алленъ сказалъ мнѣ, что ты нездорова и не можешь потому придти на пристань… Я подумала, что ты просто лѣнишься… Но пойдемъ ко мнѣ въ комнату, милочка, и тамъ поговоримъ…

Немного спустя, когда м-съ Чевенингъ перемѣнила дорожный костюмъ и отдохнула. Марго вошла къ ней.

— Вы имѣете мнѣ что-то сообщить, мама? сказала она.

М-съ Чевенингъ поглядѣла на гордое блѣдное лицо съ красивымъ ртомъ, сложеннымъ въ презрительную гримасу, и почувствовала себя неловко.

— Поищи сначала мой лорнетъ, милочка, эти таможенные негодяи вѣчно все перероютъ.. Джошуа вѣрно сказалъ имъ…

— Джошуа — это м-ръ Чадвигъ? спросила Марго. Правда, что вы… выходите за него замужъ?

— Какой трагическій тонъ! воскликнула м-съ Чевенингъ, можно подумать, что онъ людоѣдъ? Не многіе люди на его мѣстѣ, скажу тебѣ, поступили бы такъ великодушно, какъ онъ. Онъ уже смотритъ на васъ всѣхъ, какъ на своихъ дѣтей. Онъ готовъ доставить вамъ всѣ тѣ преимущества, какія даетъ богатство, и какихъ безъ того вамъ бы никогда не видать.

— Неужели вы думаете, что я не могла безъ нихъ обойтись? вскричала Марго.

— Вотъ въ томъ-то и дѣло, милѣйшая Марго, что ты слишкомъ эгоистична. Я думала не столько о тебѣ, сколько о другихъ. Ты забываешь, что въ наши счастливые дни ты пользовалась этими преимуществами; никакихъ издержекъ не жалѣлось, чтобы дать тебѣ то воспитаніе и образованіе, какое прилично для свѣтской дѣвушки. Даже послѣ моей жестокой утраты, я старалась (ты никогда не узнаешь, чего мнѣ это стоило) выдержать тебя въ Брайтонѣ весь курсъ. Ты не должна, право же, не должна мѣшать младшимъ сестрамъ и брату воспользоваться такими же преимуществами, тѣмъ болѣе, когда я не знаю, откуда взять денегъ, чтобы только прилично одѣть и накормить ихъ… Это тебѣ должно было бы быть извѣстно, еслибы ты была не такая эгоистка.

— Мамаша! мы никогда ни въ чемъ не нуждались, и я готова работать… готова все сдѣлать, все, чтобы только предупредить это!

— Право, не знаю, какой работой ты можешь заработать больше того, что пойдетъ тебѣ на пропитаніе. И, быть можетъ, тебѣ неизвѣстно, что я совсѣмъ не знаю, чѣмъ уплачу по счетамъ различныхъ торговцевъ.

— Зачѣмъ же мы въ такомъ случаѣ здѣсь, зачѣмъ мы ѣздили въ такое дорогое мѣсто, какъ Трувиль?

— Я ѣздила главнымъ образомъ для тебя, моя душа; но не вижу причины въ томъ раскаяваться, а также полагаю, не пожалѣютъ и купцы, отравляющіе мою жизнь.

— Вы бы вспомнили папа, сказала Марго шопотомъ: — такъ мало лѣтъ прошло послѣ его…

— Ты думаешь, я его позабыла? О! какъ мало ты знаешь свою мать, Марго, если можешь говорить такія жестокія вещи. Но его главной заботой было то, что онъ могъ такъ мало оставить дѣтямъ, и еслибы онъ могъ посовѣтывать мнѣ теперь, то понялъ и одобрилъ бы меня… да! хотя старшая моя дочь и беретъ на себя судить и осуждать меня!

И м-съ Чевенингъ деликатно поднесла носовой платокъ къ уголкамъ глазъ.

— Скажите мнѣ только, настаивала Марго, — неужели… о! это ужасно даже выговорить… неужели же вы любите этого м-ра Чадвика? неужели вы можете гордиться своимъ выборомъ? вѣдь это невозможно, невозможно?

— Я считаю тебя не вправѣ задавать мнѣ такіе вопросы. Конечно, я исполню свой долгъ. Въ наши годы смѣшно думать о любви. Если хочешь знать, то я, конечно, выхожу замужъ по разсудку, и главное для счастія тѣхъ, кто мнѣ дорогъ, и когда они обращаются противъ меня… и говорятъ такъ, какъ еслибы презирали свою мать… ахъ! душа моя, желаю, чтобы твоя дочь не оскорбляла бы тебя такъ, какъ ты сейчасъ оскорбила меня! Какъ ты недобра ко мнѣ, Марго!

— Я не хочу, не хочу оскорблять васъ и быть злой, вскричала Марго, охватывая красивыми руками шею матери, — но только откажитесь отъ этого брака… будемъ по-прежнему жить въ нашемъ бѣдномъ домикѣ, милая мамаша, еще не поздно… для всѣхъ насъ такъ будетъ лучше! Прогоните этого м-ра Чадвика!

М-съ Чевенингъ съ сердцемъ высвободилась изъ ея объятій.

— Ты говоришь, какъ идіотка, сказала она, — конечно, я сдержу обѣщаніе, я считаю его священнымъ, нечего больше объ этомъ говорить.

— Если такъ, проговорила Марго внѣ себя, — отпустите меня! я не могу жить въ одномъ домѣ съ ними, дышать однимъ съ ними воздухомъ!.. отпустите меня!

— Уѣзжай, пожалуй, если хочешь, чтобы мы показались чудовищами въ глазахъ свѣта. Но только, какъ я уже раньше говорила, я не понимаю, что ты станешь дѣлать. Я не думаю, чтобы тетушка Гвендолина приняла тебя съ распростертыми объятіями; она, по всей вѣроятности, назоветъ тебя дурой за то, что ты убѣжала изъ богатаго дома и отъ человѣка, который желаетъ быть добрымъ отцомъ тебѣ. И я сомнѣваюсь, чтобы ты была болѣе независима гувернанткой, если даже и найдешь себѣ мѣсто. Одно ты должна понять: что если ты сдѣлаешь что-нибудь такое, то отрѣжешь себя отъ насъ всѣхъ; а я думала, что ты любишь брата и сестеръ, если не любишь меня! Я, конечно, не могу просить м-ра Чадвика принять тебя въ домъ послѣ того, какъ ты покажешь, что считаешь себя слишкомъ важной для него особой. Если ты оставишь насъ теперь, то оставишь навсегда!

Марго заплакала: она понимала всю жестокую правду словъ матери. Всѣ нѣжнѣйшія стороны ея души принадлежали брату и сестрамъ: она преданно любила ихъ, но если она выполнитъ свое отчаянное намѣреніе и откажется примириться съ невѣрностью матери памяти умершаго отца, то ее ждетъ жизнь одинокая и рабская. Она будетъ отрѣзана отъ всѣхъ, кого любитъ, и осуждена на самое несимпатичное ей занятіе — преподаваніе. Она не видѣла инаго исхода: она хорошо знала, что не годится въ актрисы или въ пѣвицы, и содрагалась отъ одной мысли поступить въ прикащицы.

До сихъ поръ ей еще не приходилось сдаваться передъ жизнью, но теперь она сдалась. Съ горькими и страстными слезами проговорила она:

— Мамаша, вы знаете, что я не могу ихъ оставить; вы знаете, что это убьетъ меня! О! что мнѣ дѣлать!

М-съ Чевенингъ увидѣла, что сраженіе почти выиграно.

— Что дѣлать? сказала она, — то, что всякая разсудительная дѣвушка сдѣлала бы на твоемъ мѣстѣ. Бросить капризничать и раздражаться противъ того, чему помѣшать не въ твоей власти. Конечно, ты можешь очень напортить и своему вотчиму, и мнѣ, если захочешь. Но пожалуйста будь послѣдовательна: покорись бодро и весело, и, право же, я не вижу причины, отчего бы тебѣ приходить въ отчаяніе. Но если ты не можешь этого сдѣлать, то продолжай свой протестъ и оставь насъ!

— Вы бы желали, чтобы я васъ оставила?

— Ахъ, ты, дурочка, разумѣется, нѣтъ! Я желаю гордиться своей старшей дочерью и видѣть ее въ обстановкѣ, достойной ея; мнѣ нечего повторять тебѣ, моя душа, что ты красавица, хотя при тои жизни, какую мы вели, красота твоя пропадала даромъ. Но я не могу допустить, чтобы ты испортила мнѣ жизнь, позируя въ роли мученицы и отказываясь признавать моего мужа, живя подъ его кровлей и ѣвши его хлѣбъ; ты сама поймешь, что такое положеніе дѣлъ невозможно!

— Мнѣ не столько непріятенъ самъ м-ръ Чадвикъ, сказала Марго, — сколько его сынъ… онъ будетъ жить съ нами?

— Разумѣется, онъ будетъ жить съ нами. Неужели ты вообряжаешь, что отецъ выгонитъ бѣднаго мальчика изъ своего дома въ угоду тебѣ? Чѣмъ можетъ тебѣ помѣшать бѣдный Алленъ? Онъ уже теперь совсѣмъ преданный сынъ мнѣ и нѣжнѣйшій братъ всѣмъ вамъ. Я была просто тронута его искреннимъ восторгомъ, когда ему сказали, что отецъ женится… всякій другой молодой человѣкъ на его мѣстѣ почувствовалъ бы себя обиженнымъ, сталъ бы ревновать отца. Нѣсколько сестринскихъ совѣтовъ, немного терпѣнія и такта съ твоей стороны, Марго, и онъ скоро исправится отъ дурныхъ манеръ. Я увѣрена, что онъ сговорчивый мальчикъ, и его легко будетъ направлять. Ну пожалуйста будь бодра и весела и не плачь больше. Обѣщай мнѣ, что ты будешь благоразумна.

— Я обѣщаю сдерживаться и не проявлять того, что чувствую. Вѣдь не могу же я представляться довольной или дѣлать видъ, что очень расположена къ м-ру Чадвику. Вы не будете этого отъ меня требовать?

— Я буду пока довольна и этимъ, отвѣчала м-съ Чевенингъ, — ну теперь поцѣлуй меня, милочка, и ступай въ свою комнату, пока не успокоишься.

Итакъ, Марго вынуждена была позорно сдаться. Оставшись одна въ своей комнатѣ, она опять задумалась о храбромъ, красивомъ воинѣ, который такъ гордился ею и проводилъ какъ можно больше времени въ ея обществѣ, пока не отправился въ Афганистанъ, гдѣ и нашелъ смерть. Слезы опять полились изъ ея глазъ.

Мать можетъ позабыть… но она — никогда! Къ новому главѣ семейства она не чувствовала ни уваженія, ни привязанности, но сдержитъ условіе, заключенное съ матерью, по крайней мѣрѣ его внѣшнюю сторону. Но Алленъ… при мысли о немъ она стискивала зубы и сжимала кулаки съ гнѣвнымъ протестомъ.

Отъ него теперь никуда не укроешься! Онъ будетъ жить въ томъ же домѣ, будетъ вправѣ обращаться съ нею, какъ съ равной, говорить съ ней и о ней, какъ о сестрѣ. Еслибы даже онъ былъ простымъ знакомымъ, то и тогда она бы чувствовала, что онъ внушаетъ ей преувеличенную антипатію, но теперь эта антипатія превратилась въ ненависть; да, она ненавидѣла его, хотя до сихъ поръ считала ниже своего достоинства такую ненависть; она ненавидѣла его за то, въ чемъ онъ былъ не больше виноватъ, чѣмъ она.

И — что было всего тяжелѣе и мучительнѣе — эту ненависть она должна была таить въ своей груди. Только себѣ самой смѣла она въ ней признаться. Предметъ же этой ненависти не долженъ былъ о ней знать.

Читатели найдутъ, быть можетъ, что и Алленъ Чадвикъ также заслуживалъ сожалѣнія. Безнадежная любовь — слишкомъ обыкновенное несчастіе, чтобы возбудить большое къ себѣ сочувствіе; только тогда, когда смиренная, безкорыстная любовь съ одной стороны наталкивается на глубокую, непобѣдимую ненависть, съ другой — положеніе становится трагическимъ.

II.

Страстное горе Марго износилось по истеченіи нѣкотораго времени, и ей надоѣло страдать одной. Другіе члены семейства, по всей вѣроятности, не знали о томъ, что ихъ ждетъ, и она нашла нужнымъ подготовить ихъ къ этому.

Какъ она и ожидала, она нашла ихъ съ миссъ Гендерсонъ въ небольшой пріемной на задней сторонѣ дома, которая обыкновенно служила классной комнатой въ сырые дни. Но прежде, чѣмъ Марго отворила дверь, сдержанный плачъ показалъ ей, что она опоздала съ своимъ извѣщеніемъ… и что имъ все уже было извѣстно.

Сцена, которая предстала ея глазамъ, была довольно умилительная: Ида съ красными отъ слезъ глазами и со взглядомъ трагическаго отчаянія крѣпко держала за руку гувернантку и время отъ времени гладила ея руку, сидя рядомъ съ миссъ Гендерсонъ на маленькомъ диванчикѣ.

Миссъ Гендерсонъ приняла видъ покорной мученицы, приличный обстоятельствамъ, хотя въ глубинѣ души занята была вопросомъ: какъ отразятся на ея будущемъ всѣ эти перемѣны? Если только она сохранитъ свое мѣсто, то дѣло вовсе не такъ плохо; а пока такое интересное несчастіе, какъ настоящее, слишкомъ большая роскошь, чтобы не воспользоваться имъ въ полной мѣрѣ, и обѣ дѣвицы: Ида и она (хотя, быть можетъ, онѣ сами того не знали) уже получили отъ того большое удовольствіе.

Ихъ слезы вновь потекли, когда вошла Марго; Ида и Летиція рыдая бросились въ ея объятія.

Реджи подошелъ къ окну, въ которое открывался не осооенно красивый видъ на колодезь, огородъ и конюшни съ черепичными кровлями, и насвистывалъ съ мрачнымъ видомъ своего румянаго личика.

Миссъ Гендерсонъ скромно плакала на диванѣ, закрывшись носовымъ платкомъ съ вышитымъ бордюромъ.

— Какъ ужасно! возражала Ида. — Я нахожу, что это просто безсовѣстно со стороны мама такъ поступать. И притомъ изподтишка! Марго, ты была съ нею… ты должна была знать… Почему ты этого не предотвратила? почему, наконецъ, ты насъ не предупредила?

— Какъ могла я, отвѣчала Марго. — Неужели ты думаешь, что еслибы я знала… но отъ меня также все скрыли.

— Это убьетъ меня… я знаю, что убьетъ, стонала Ида. — И какъ нарочно, когда я только-что поправилась! Какъ могла это сдѣлать мама? Какія мы несчастныя дѣвушки!

— Для меня это такъ же худо, какъ и для васъ, объявилъ Реджи, но только я… и въ усъ не дую! и онъ поднялъ свою безусую розовую губку.

— Марго, мы тоже станемъ не тѣми, какими были, когда мама перемѣнитъ фамилію? спросила Летиція. И что вообще съ нами будетъ? По-старому уже больше совсѣмъ ничего не будетъ?

— Конечно, нѣтъ! съ отчаяніемъ говорила Ида. Мы будемъ теперь никто. И, конечно, бѣдной, милой Генни откажутъ, и мы должны будемъ сами справляться, какъ знаемъ, съ уроками. Я думаю, что насъ всѣхъ выгонятъ рано или поздно… онъ навѣрное всѣхъ насъ возненавидитъ! и у насъ будетъ сводный братъ, молодой человѣкъ… онъ навѣрное не успокоится, пока всѣхъ насъ не выживетъ изъ дому! Я знаю, чѣмъ это все кончится. Марго и я будемъ шить рубашки (я такъ ненавижу шитье), а Реджи будетъ продавать бумагу и конверты, а Летиція… спички… и всѣ мы умремъ отъ холоду на ступенькахъ чьего-нибудь дома.

Послѣ такого ужаснаго пророчества, она вновь залилась слезами и бросилась на диванъ, а кругомъ поднялся хоръ жалобъ и стоновъ.

Марго, однако, уже не вторила имъ, чувствуя, что эта сцена была пародіей того, какъ она встрѣтила сообщеніе матери. Но въ эту минуту она не склонна была видѣть ее въ юмористическомъ свѣтѣ, но разсердилась и устыдилась даже.

— Ради Бога, не будемъ вести себя такъ глупо! воскликнула она; съ нами будутъ обращаться хорошо, если только въ этомъ дѣло. Не зачѣмъ представлять вещи хуже того, каковы они въ дѣйствительности!

— Его зовутъ Чадвикъ? спросила Ида. Вѣдь эта фамилія тѣхъ людей, которые тебѣ такъ не нравились въ отелѣ.

— Забудь, что я прежде говорила, и кромѣ того я… я не говорила, что отецъ мнѣ такъ особенно не нравится.

— Значитъ, это сынъ… и ты его просто ненавидѣла. Генни и я не совсѣмъ этому вѣрили. Какой онъ? скажи намъ!

— Вы сами скоро увидите! онъ ужасенъ!

— Ужасенъ! закричала Летиція. О! Марго! а вѣдь они уже здѣсь… оба. Мы видѣли ихъ шляпы, когда они шли по рельсамъ. И шляпы такія гадкія!

На наружной лѣстницѣ послышались шаги, и Марго замѣтно поблѣднѣла.

— Они идутъ, шепнула она; утрите ваши глаза… поскорѣе… не надо, чтобы видѣли, что мы плакали.

Сильный стукъ въ дверь — отъ застѣнчивости — и Алленъ появился на порогѣ… одинъ.

— Это я! объявилъ онъ, смущенно взглядывая на Марго. Ваша мать сказала, что если я приду сюда, то вы представите меня… и все уладится…

Марго прислонилась головой къ спинкѣ дивана: она приподняла брови съ безпечнымъ пренебреженіемъ при этомъ послѣднемъ замѣчаніи.

— Желала бы я знать, неужели это подлинныя слова мама, сказала она; но я не могу представить васъ, если вы будете стоять въ дверяхъ (онъ точно часовщикъ, который пришелъ завести часы, подумала она)! Ну, вотъ такъ-то лучше! а теперь потрудитесь запереть дверь. Ну, а затѣмъ мы приступимъ къ знакомству. Это нашъ новый братъ. М-ръ Алленъ Чадвикъ… миссъ Гендерсонъ. Вотъ это моя сестра Ида, а это Летиція, а это Реджи.

Алленъ дѣлалъ неуклюжія попытки пожать всѣмъ сразу руки.

— Я… вы не думайте, что я хотѣлъ навязываться съ своимъ знакомствомъ, началъ онъ. Я знаю, что теперь спервоначалу намъ будетъ и не по себѣ… но вѣдь надо же когда-нибудь начать? Что касается Марго, то мы съ ней старые знакомые… хотя мнѣ и въ голову не приходило, когда мы встрѣтились впервые, что мы станемъ такими близкими родственниками… а вамъ?

— Мнѣ? спросила Марго; нѣтъ, разумѣется, не приходило!

— Да, конечно. Помните въ то утро, когда я вамъ сказалъ, вы ни за что не хотѣли вѣрить?

— Помню ли? повторила Марго; да, какъ будто припоминаю…

— Ну а я отлично помню, продолжалъ онъ, не замѣчая ироніи въ ея тонѣ; вы не хотѣли сначала вѣрить… такъ точно было и со мной. Мнѣ казалось, что это слишкомъ хорошо, а потому невозможно. Подумать, что я росъ одинокимъ, и у меня не было ни братьевъ, ни сестеръ… и вдругъ явилась цѣлая семья! вѣдь это очень забавно.

— Мы не видимъ ничего забавнаго въ этомъ, замѣтила Марго спокойно: но это, конечно, довольно странно.

— Я это самое и хотѣлъ сказать, объяснилъ онъ; но безъ сомнѣнія я вовсе не недоволенъ, что такъ случилось. Напротивъ того, я доволенъ, какъ Пончъ, если можно такъ выразиться.

Онъ былъ многорѣчивѣе обыкновеннаго, несмотря на свою нервность, потому что не могъ сдержать гордости и удовольствія, что можетъ заявить право на родство съ ними, хотя вмѣстѣ съ тѣмъ его и устрашало ихъ неизмѣримое превосходство надъ нимъ.

Юные Чевенинги были всѣ замѣчательно красивы съ тѣмъ отпечаткомъ благородства и расы, который отличалъ красоту ихъ старшей сестры.

Между ними и невысокимъ, незначительнымъ Алленомъ была бездна, которую тотъ не могъ не замѣтить.

Иныя натуры отмѣтили бы это превосходство съ тѣмъ, чтобы возненавидѣть жгучей и завистливой ненавистью тѣхъ, кто имъ обладалъ. Но въ чувствахъ Аллена къ Чевенингамъ не было и слѣда зависти или недоброжелательства.

Они внушали ему родъ почтительнаго восхищенія. Марго онъ поклонялся съ самаго начала съ смиреннымъ обожаніемъ, не подозрѣвая, бѣдняга, о ея безконечномъ къ нему отвращеніи.

А теперь ея братъ и сестры: Ида съ ея нѣжнымъ личикомъ и гибкой граціей движеній; красавчикъ Реджи, глаза котораго были похожи на глаза Марго, и Летиція, дѣтская прелесть которой была для него великой новостью — наполняли его восторгомъ, котораго онъ не умѣлъ высказать въ словахъ.

Отъ прошлой жизни въ немъ осталась привычка съ нѣкоторымъ раболѣпствомъ смотрѣть на тѣхъ, кто былъ выше его по положенію въ свѣтѣ.

Теоретически они были теперь ровни, но ему стоило нѣкотораго усилія помнить это и дѣйствовать соотвѣтственно, а усиліе въ свою очередь вызвало фамиліарность, которая не могла быть пріятна.

Съ другой стороны первыя впечатлѣнія его новыхъ знакомыхъ были далеко неблагопріятны. Миссъ Гендерсонъ рѣшила при первомъ взглядѣ на него, что ей слѣдуетъ искать новаго мѣста, и искоса бросила сострадательный взглядъ на Иду, которая дѣйствительно заслуживала въ эту минуту состраданія.

Романическое воображеніе Иды создало темноволосаго, темноброваго, смуглаго брата, который будетъ хотя и страшенъ на видъ, но интересенъ и будетъ ихъ всѣхъ ненавидѣть смертельно… пока не будетъ обезоруженъ ея кротостью. Дѣйствительность разсѣяла эту фантазію, но она этому не обрадовалась. Напротивъ того: увѣренность, что ихъ ждетъ самое дюжинное, чтобы не сказать пошлое существованіе, оказалась послѣдней каплей горечи въ ея чашѣ.

Реджи стоялъ и глядѣлъ, засунувъ руки въ карманы: какъ могло такое существо стать ихъ братомъ, — это было выше его пониманія. Алленъ былъ похожъ на приказчика изъ лавки; только немного лучше одѣтъ, чѣмъ приказчикъ.

Летиція, единственная изъ всѣхъ, больше обрадовалась, нежели огорчилась тѣмъ, что видѣла и слышала. Она узнала въ Алленѣ того незнакомца, съ которымъ уже говорила, и ея худшія опасенія разсѣялись.

— Я никакъ не ожидала, что новый братецъ окажетесь вы сами, замѣтила она, значитъ, вы вчера не шутили? Я однако не думаю, чтобы вы были такой страшный человѣкъ. Вы страшный?

— До сихъ поръ я этого не подозрѣвалъ, отвѣчалъ Алленъ, и даже въ первый разъ слышу.

— Я тоже не думаю, чтобы вы были страшный, продолжала Летиція, потому что, когда я нечаянно попала въ васъ мячикомъ, вы очень покраснѣли и испугались, не такъ ли?

— Не… не знаю отвѣчалъ Алленъ, немного сконфузясь, я вѣдь себя не вижу.

— Поглядитесь въ зеркало… у васъ теперь опять такое же лицо. Если вы насъ боитесь, то не лучше ли вамъ сдѣлаться чьимъ-нибудь другимъ братомъ, а не нашимъ, посовѣтывала Летиція. Потому что, право же, у насъ мѣста въ домѣ ровно столько, сколько нужно на насъ. Вамъ будетъ у насъ неудобно.

— Обо мнѣ не заботьтесь. Мнѣ будетъ хорошо. Да вы не будете больше жить въ прежнемъ домѣ. А въ новомъ комнатъ много.

— Онъ только дразнитъ тебя, милая, сказала Марго, замѣтивъ испугъ въ глазахъ Летиціи; не вѣрь ни одному его слову.

— Почему, протестовалъ онъ, это правда. Я вовсе не шучу; васъ увезутъ оттуда, гдѣ вы жили.

Губы Летиціи задрожали.

— Значитъ, Ида была права! сказала она. Вы выгоните насъ… хотя вы знаете, что мы всю жизнь прожили съ мамашеи! О! какъ это зло съ вашей стороны. Что мы вамъ сдѣлали… почему вы хотите, чтобы мы продавали спички и умирали съ голоду? Мы вамъ ровно ничего худаго не сдѣлали…

Алленъ понялъ наконецъ.

— Такъ вотъ что вы забрали себѣ въ голову? закричалъ онъ съ громкимъ смѣхомъ, вотъ-то потѣха. Неужели вы думаете, что человѣкъ въ своемъ умѣ захочетъ васъ прогнать? Не бойтесь этого. Я ручаюсь, что отецъ будетъ очень радъ, чтобы вы съ нимъ жили… онъ будетъ о васъ заботиться и никакой разницы не сдѣлаетъ между вами и мной… не такой онъ человѣкъ. Я хотѣлъ сказать, что вы не будете жить въ прежнемъ домѣ, потому что переѣдете жить съ нами, со мной и съ отцемъ — вотъ и все!

— Но если вамъ это все равно, то мы бы хотѣли лучше остаться въ своемъ прежнемъ домѣ, мы такъ къ нему привыкли. Не правда ли, Марго?

— Нашего совѣта не спросили, Летиція, отвѣчала старшая сестра съ горькой улыбкой; все было рѣшено безъ насъ. Мы должны дѣлать то, что намъ говорятъ!

— Я не буду дѣлать, перебилъ Реджи. Я останусь жить въ нашемъ домѣ. Я увѣренъ, что у его отца совсѣмъ не такой хорошій домъ, какъ у насъ.

— Поглядите сначала, а потомъ и говорите! сказалъ Алленъ. У насъ великолѣпный большой домъ, съ такими комнатами, что шесть такихъ, какъ эта, войдетъ въ одну. Настоящій дворецъ, знаете, съ оранжереями и теплицами, гдѣ растутъ виноградъ и персики, и тропическіе цвѣты, и маленькій ручеекъ протекаетъ по саду, гдѣ вы можете удить рыбу, если пожелаете… говорю вамъ, что нашъ домъ настоящій дворецъ.

Летиція и Реджи оба не остались равнодушны къ такой картинѣ.

— Будетъ ли мѣсто тамъ для моей собачки Ярроу? спросила Летиція.

— Для цѣлой дюжины собакъ, отвѣчалъ Алленъ, мой отецъ богатъ, знаете; деньги для него — плевое дѣло. Съ тѣхъ поръ, какъ я живу съ нимъ, мнѣ стоило только попросить его о чемъ-нибудь, и онъ сейчасъ же мнѣ даетъ. Такъ и съ вами будетъ, конечно, если вы будете хорошо вести себя. Ну подумайте: развѣ вамъ не лучше будетъ съ нами, чѣмъ безъ насъ?

Въ дѣйствительности эта рѣчь, хотя и не отличавшаяся большимъ тактомъ, была внушена желаніемъ примирить ихъ всѣхъ, и въ особенности Марго съ ихъ будущей жизнью и совсѣмъ чужда хвастовству.

Но для прихотливаго и предубѣжденнаго уха миссъ Чевенингъ, она прозвучала, какъ грубое проявленіе невѣжественнаго чванства деньгами. Чтобы этотъ презрѣнный неучъ осмѣливался патронировать ихъ, воображать, что какое-нибудь богатство, какой-либо матеріальный комфортъ могъ вознаградить за униженіе быть въ родствѣ съ нимъ! Она ничего не сказала: какой толкъ говорить теперь? но стукнула ногой въ полъ отъ нервнаго раздраженія, и ея красивое гордое лицо стало еще презрительнѣе, если можно, чѣмъ прежде.

— Большой садъ, это очень хорошо, сказала Летиція, и я также очень люблю персики. Но не думаю, чтобы мнѣ понравилось жить всегда въ чужомъ домѣ… это все равно, что пріѣхать въ гости и не уѣзжать. А вы тамъ будете все время?

Этотъ вопросъ былъ сдѣланъ такимъ тономъ, что Алленъ никакъ не могъ принять его за комплиментъ.

— Я не буду вамъ мѣшать, сказалъ онъ, чувствуя себя какъ бы обязаннымъ извиниться за то, что вообще существуетъ на свѣтѣ. Да и вы сами скоро привыкнете къ моему отцу и ко мнѣ, вотъ увидите!

— Я очень не скоро привыкаю къ людямъ, сказала Летиція серьезно; иногда цѣлые годы.

— Ну что жъ, согласился онъ, не спѣшите, мы подождемъ.

Летиція была очень обидчива.

— Точно я собираюсь спѣшить! воскликнула она. Развѣ можно спѣшить съ такими вещами; да я вовсе не увѣрена, что когда нибудь привыкну къ вамъ. Видите, вы будете только мнимымъ братомъ, потому что у меня есть настоящій братъ, Реджи!

— Ну что жъ, сказалъ Алленъ, считайте меня просто знакомымъ, я не пожалуюсь.

— Если такъ, то я уже считаю васъ знакомымъ, и вы считайте насъ знакомыми, отвѣчала Летиція.

Онъ съ грубымъ восхищеніемъ поглядѣлъ на нее и на другихъ.

— Это мнѣ совсѣмъ не трудно, я радъ такимъ важнымъ знакомымъ, сказалъ Алленъ съ неуклюжей шутливостью, которая составляла единственное изъ его соціальныхъ достоинствъ.

Молчаніе послѣдовало за этимъ краткимъ разговоромъ. Марго разглядывала отвратительный рисунокъ съ невозможнымъ видомъ на Арундель-Кэстль, какъ будто въ немъ было рѣдкое художественное достоинство.

Ида съ гувернанткой разговаривали вполголоса, игнорируя присутствіе Аллена; Реджи вернулся на старое мѣсто къ окну, а Летиція снова занялась прерваннымъ рисованіемъ. Аллена оставили стоять посреди комнаты, и онъ не умѣлъ ни уйти, ни возобновить разговоръ; онъ смутно чувствовалъ, что нарушитъ общественныя приличія, если заговоритъ съ гувернанткой, да онъ и не зналъ, что ей сказать. Ему хотѣлось поговорить съ Марго о Трувилѣ, но ея обращеніе было черезъ-чуръ сухо, суше даже обыкновеннаго. Онъ удивлялся, почему она стала такая неласковая. Онъ только-что собрался съ духомъ, чтобы сдѣлать какое-то замѣчаніе, какъ за дверью послышался шелестъ платья, и м-съ Чевенингъ, улыбающаяся и однако съ видимой тревогой вч? глазахъ, появилась въ комнатѣ.

— Итакъ вы нашли дорогу, милый Алленъ? обратилась она къ нему. И вы уже совсѣмъ какъ дома, я вижу. Дѣти, я привела м-ра Чадвика, который хочетъ взглянуть на васъ. Джошуа, они всѣ здѣсь., войдите.

Послышались чьи-то тяжелые шаги, спускавшіеся съ лѣстницы, и вошелъ Чадвикъ.

— Дорогіе мои, сказала мать, вотъ человѣкъ, который хочетъ быть добрымъ и ласковымъ отцомъ вамъ, и я знаю, что вы будете добрыми дѣтьми, и онъ будетъ вами гордиться.

Они всѣ подошли другъ за другомъ и были представлены Чадвику, кототорый повидимому сознавалъ, что положеніе не совсѣмъ ладное.

— Итакъ вотъ ваши цыплята? сказалъ онъ; ну, какъ бы ни было, а въ Агра-Гаузѣ намъ не будетъ скучно! Ну, мои милые, я надѣюсь, что мы будемъ добрыми друзьями. Вы теперь знаете, кто я. Ваша мамаша такъ добра, что согласилась быть моей женой, и вы всѣ будете жить со мной въ довольствѣ, не правда ли? Честное слово, Селина, у васъ прекрасивыя дѣти; ими можно гордиться! Алленъ, дружище, какъ ты находишь своего новаго брата и сестеръ? нравятся они тебѣ?

— Да… благодарю васъ, папенька, отвѣчалъ Алленъ, по обыкновенію не находя тѣхъ словъ, какія ему были нужны.

— Милыя мальчикъ, замѣтила м-съ Чевенингъ, приходите какъ можно чаще, пока мы здѣсь… они будутъ очень рады васъ видѣть, а Марго вѣдь ваша старая знакомая.

— Ахъ, вы тутъ, молодая дѣвица, сказалъ Чадвикъ, вы такъ притаились, что я васъ и не замѣтилъ. Подойдите ближе; неужто вы не хотите и поздороваться со старымъ знакомымъ? Вы не такъ здоровы на видъ, какъ были въ Трувилѣ. Я порядкомъ напугался, когда вы съ мамашей уѣхали и не оставили даже карточки на прощанье. Вы безпокоились о сестрѣ, не такъ ли? это очень понятно. Хотя теперь она и не похожа на больную. Ну что, вы не ожидали такого оборота дѣлъ?

Марго принудила себя вложить пальчики въ его руку и перенести его громогласную и хвастливую манеру. Она дивилась про себя: такъ ли страдаетъ отъ нея мать, какъ и она; но нѣтъ… м-съ Чевенингъ пріятно улыбалась, рѣшивъ повидимому находить все прекраснымъ въ своемъ будущемъ мужѣ.

Чадвикъ больше затѣмъ, чтобы скрыть смущеніе, обошелъ вокругъ стола и увидѣлъ на немъ листъ бумаги съ рисунками карандашемъ и самаго первобытнаго искусства.

— Это что такое? спросилъ онъ; это художникъ?

— Летиція, подозрѣваю, отвѣчала мать.

— Это вы, миссъ? подите сюда и разскажите намъ, что это изображаетъ.

— Мнѣ… мнѣ бы не хотѣлось, отвѣтила Летиція застѣнчиво.

У ней было обыкновеніе придумывать рисунки, подходящіе къ обстоятельствамъ и благодаря которымъ она попадала въ просакъ.

— Не упрямься, душенька, сказала м-съ Чевенингъ, дѣлай, о чемъ тебя просятъ… не заставляй ждать.

— Это просто исторія одна, объяснила, наконецъ, Летиція; а это къ ней рисунки; но только вы держите ихъ вверхъ ногами.

— О! вотъ что; а я и не замѣтилъ! Ну, кто же это въ соломенной шляпѣ съ зонтикомъ въ рукахъ?

— Это не соломенная шляпа, отвѣчала Летиція, забывая все, кромѣ своего искусства; это ореолъ — какъ, бываетъ у святыхъ, знаете, у старинныхъ мастеровъ. А въ рукѣ у нея не зонтикъ, но нѣчто въ этомъ родѣ. Она покрываетъ имъ бѣдную маленькую дѣвочку (вотъ дѣвочка тутъ въ углу), потому что ея мамаша вышла вторично замужъ и ее выгнали изъ дому.

— Летиція, не дразни м-ра Чадвика! перебила м-съ Чевенингъ; дѣтямъ приходятъ въ голову такія глупыя фантазіи, Джошуа, но они ничего худаго не хотятъ сказать.

— Ну выяснимъ это дѣло разъ навсегда, сказалъ Чадвикъ грубовато, но не безъ доброты; итакъ вы думаете, что маленькихъ дѣвочекъ, мамаши которыхъ вторично выходятъ замужъ, всегда выгоняютъ? Ну вамъ святая не понадобится въ покровительницы… пусть она подождетъ, пока вы будете очень непослушной дѣвочкой и заслужите, чтобы васъ выгнали изъ дому. Тогда пускай она принесетъ свой зонтикъ!

— Я навѣрное буду когда-нибудь непослушна, отвѣчала добросовѣстная Летиція, которая по опыту знала, что это неизбѣжно; но только, знаете, немножко непослушна.

— Ну вамъ придется быть очень и очень непослушной, прежде чѣмъ я васъ выгоню изъ дому, да и то я два раза подумаю, прежде чѣмъ сдѣлаю это. Меня самого выгнали изъ дому, и я знаю, каково это!

Онъ гладилъ ее по головѣ, говоря это, и Летиція, хотя и пошатнулась слегка подъ его тяжелой рукой, но почувствовала, что ей нечего серьезно опасаться умереть подъ заборомъ.

— Ну, сказалъ Чадвикъ, котораго нельзя было обвинить въ избыткѣ чувствъ, они сдѣлаютъ изъ бифштекса подошву, если мы не вернемся скорехонько въ гостинницу, Алленъ, дружище! До свиданія, мои милые… мои милые! скоро опять увидимся!

Когда дѣвушки остались опять однѣ, наступило осторожное молчаніе, нарушенное Марго.

— Ну что я очень преувеличила? спросила она. Развѣ нашъ будущій братъ не обольстителенъ? и развѣ мы не можемъ имъ гордиться?

— Марго, сказала Летиція, назовешь ли ты его джентльменомъ?

— Еслибы я назвала его греческимъ богомъ, то отъ моихъ словъ онъ имъ не сдѣлается. Почему ты спрашиваешь?

— Я думала только, отвѣчала Летиція, мысли которой легко перескакивали съ одного предмета на другой, что бываютъ джентльмены, которые не джентльмены, и что бываютъ другіе, которые хотя и не джентльмены, но джентльмены… къ которымъ онъ принадлежитъ по-своему, Марго?

— Я не съумѣю сказать тебѣ этого, милочка. А теперь пора тебѣ и Реджи одѣваться къ обѣду… ну скорѣй, отправляйтесь!

Когда они ушли, Ида сказала съ трагическимъ стономъ:

— Это право ужасно, Марго! Генни, неужели вамъ насъ не жаль?

— Конечно, жаль… только вы знаете, мнѣ не слѣдуетъ этого говорить.

— Нѣтъ, конечно, милая бѣдняжка. О! еслибы только они оставили васъ, Генни; они не прогонятъ васъ, Генни! и вы сами, вы не бросите насъ?

Миссъ Гендерсонъ успѣла оставить свою мысль на счетъ перемѣны мѣста, эти Чадвики, ясно, были очень богаты… ей можетъ быть даже прибавятъ жалованья, если она останется. Къ тому же она по-своему была привязана къ Идѣ, да и таланты ея были не такъ обширны и разнообразны, чтобы ей легко было найти другое мѣсто при современной конкурренціи. Она рѣшила поэтому употребить всѣ усилія, чтобы остаться.

Даже еслибы м-съ Чевенингъ и пожелала отъ нея отдѣлаться — что было очень возможно — то ей задолжали жалованье за нѣсколько мѣсяцевъ и, вѣроятно, найдутъ не совсѣмъ удобнымъ сразу выплатить его: хитрая гувернантка догадывалась, что ея хозяйка откроетъ будущему мужу не сразу размѣръ своихъ долговъ.

Поэтому миссъ Гендерсонъ съ жаромъ отвѣчала, что не оставитъ свою возлюбленную Иду въ такую тяжелую минуту, если ее къ тому не принудятъ; что она надѣется, молитъ Бога, чтобы ради ея заслугъ ее не прогоняли на всѣ четыре стороны… и что врядъ-ли даже Чадвики сдѣлаютъ это.

— Какъ ты думаешь, мамаша непремѣнно выйдетъ замужъ за этого человѣка, спросила Ида у Марго; вѣдь она мижетъ еще перемѣнить свои намѣренія. Нельзя ли намъ объяснить ей, какъ эта мысль намъ ненавистна? Онъ могъ бы отказаться, еслибы узналъ.

— Неужели ты думаешь, я объ этомъ не старалась? замѣтила Марго; она говоритъ, что дѣлаетъ это для насъ. Для насъ! повторила она, какъ бы смакуя иронію этихъ словъ. Но я въ одномъ убѣждена: она рѣшила это сдѣлать, и ничто въ мірѣ, никакія наши слова и никакіе поступки не заставятъ ее отказаться. Мы, какъ видишь, вполнѣ безпомощны. Если мы покажемъ имъ, что чувствуемъ, то будемъ только смѣшны въ ихъ глазахъ. Да что, продолжала она съ глубокимъ негодованіемъ, мамаша только-что сказала, что если я вздумаю открыто ей сопротивляться, то она отошлетъ меня… разлучитъ со всѣми вами… Она сказала, что для нея нѣтъ другаго выхода.

— О, Марго! воскликнула Ида.

— Ты видишь, въ чемъ опасность… мы должны перенести это съ яснымъ лицомъ. Не надо лицемѣрить, но если мы хотимъ, чтобы насъ не разлучали, то должны быть осторожны. Мы должны быть вѣжливы съ нимъ… ну, и если мамаша навязываетъ намъ его ужаснаго сына, должны переносить его общество, какъ умѣемъ. Къ счастію, я научила его въ Трувилѣ не разсчитывать на большую любезность.

— Какъ онъ былъ противенъ съ своимъ хвастовствомъ на счетъ богатства отца, его дома и все прочее? вскричала Ида.

— Мы должны пріучить себя къ такому разговору; намъ будутъ постоянно напоминать, какъ улучшилось наше матеріальное положеніе и какъ мы должны быть за это благодарны. Точно мы не были счастливы въ своемъ миломъ домикѣ въ Чисвикѣ.

— Ну, мы однако очень часто бранимъ его; по крайней мѣрѣ я бранила, сказала Ида. Подобно глупой елочкѣ въ сказкѣ Андерсона, мы никогда не знаемъ, когда мы бываемъ счастливы. Но неужели мы въ самомъ дѣлѣ должны полюбить этого несноснаго мальчишку, Марго?

— Полюбить его! нѣтъ! кто можетъ требовать такой вещи? Я ненавижу его и всегда буду ненавидѣть. Но не зачѣмъ ему это показывать. Нужно быть страшно грубой, чтобы онъ замѣтилъ наконецъ, что съ нимъ невѣжливы. Я старалась, но отложила всякое попеченіе. Мы будемъ обращать на него ровно столько вниманія, сколько неизбѣжно.

— Къ тому же, прибавила миссъ Гендерсонъ, есть столько способовъ держать людей на почтительномъ разстояніи, не давая имъ при этомъ повода пожаловаться.

— Мы именно такъ и будемъ съ нимъ обращаться! сказала Ида, и вы меня научите, Генни.

И въ то время, какъ эта тактика обсуждалась, — безсознательный врагъ прохаживался по лугу, радуясь своему неожиданному счастію, и думая, какое удовольствіе будетъ посвятить Марго во всѣ великолѣпія Агра-Гауза.

Въ сущности, недурно иногда быть нѣсколько тупымъ на пониманіе…

III.

Не стоитъ распространяться о томъ времени, которое Чевенинги и Чадвики провели въ Литльгамптонѣ.

Для Марго то были дни остраго униженія; она чувствовала, что всѣ они, точно плѣнные, которыхъ влекутъ за колесницей варварскаго завоевателя.

Она не могла больше, какъ въ Трувилѣ, надѣяться на скорое избавленіе; она не могла даже больше свободно выражать то, что думаетъ. Вещи, которыя прежде вызывали въ ней только презрѣніе, теперь заставляли краснѣть, такъ какъ непосредственно ее касались. И вся ея гордость возмущалась противъ ига, возложеннаго на нее.

То было преувеличенное чувство въ ней; предразсудокъ, который она воспитала въ себѣ такъ какъ даже Марго соглашалась, что самъ по себѣ союзъ съ богатымъ эксъ-плантаторомъ не представлялъ ничего унизительнаго. Правда, что первоначальное воспитаніе Чадвика и исключительно обособленная жизнь, какую онъ велъ въ Бенгаліи и по собственной охотѣ, и благодаря своему поведенію, не способствовали развитію въ немъ хотя бы поверхностнаго общественнаго лоска. Но хотя онъ былъ и грубъ по натурѣ, и озлобленъ ранними несчастіями, но не былъ совсѣмъ вульгаренъ по внѣшности. Онъ былъ довольно сносенъ и до сихъ поръ выказывалъ всевозможные знаки дружескаго расположенія къ тѣмъ, кому предстояло теперь зависѣть отъ него.

Но все же Марго не могла въ душѣ простить своей матери, что она снизошла до такого союза. Она бы вообще съ трудомъ примирилась съ вторичнымъ бракомъ матери, но въ настоящемъ случаѣ ея неодобреніе усиливалось безразсудно упорной ненавистью къ неповинному Аллену.

Она была вынуждена скрывать ее, но не дѣлала никакихъ усилій, чтобы побѣдить. Напротивъ того, она про себя питала, подзадоривала ее, старательно отмѣчая каждое безтактное слово, каждое вульгарное движеніе. Она не избѣгала больше его общества и даже поощряла его постоянныя усилія занимать ее разговоромъ, съ злобнымъ намѣреніемъ не щадить себя.

Алленъ былъ снова на седьмомъ небѣ; она снова обращалась съ нимъ, какъ въ счастливые трувильскіе дни, слушала его разговоръ и давала отвѣты, скрытую иронію которыхъ онъ не могъ уловить.

Кромѣ того съ нею теперь были ея сестры, и съ ними она была мягка и естественна, а порою и весела, когда забывалась, а онъ-то — мы знаемъ какъ ошибочно, бѣдняга — воображалъ, что участвуетъ въ ихъ интимной жизни, и былъ очень радъ въ душѣ. Ахъ! еслибы она только захотѣла быть для него настоящей сестрой! больше онъ бы ничего не требовалъ, потому что больше и не могъ ничего ожидать…

Хотя, говоря это себѣ, онъ хорошо зналъ въ то же время, что въ душѣ его ростетъ чувство, которое онъ боялся назвать и которое, онъ зналъ, не принесетъ ему счастія. И однако онъ не убилъ въ себѣ эту безнадежную страсть, когда было время, но далъ ей развиться, прикрывалъ ее инымъ названіемъ, какъ это дѣлали до него многіе болѣе умные и образованные люди.

Онъ употреблялъ всѣ усилія, чтобы заслужить расположеніе младшихъ членовъ фамиліи, но до сихъ поръ, за исключеніемъ Реджи, послѣдніе не отзывались на эти усилія. Да и Реджи благоволилъ къ странному новому брату только потому, что открылъ, что у того очень много карманныхъ денегъ и что его всегда можно подбить накупить лакомствъ, которыя Реджи и поѣдалъ одинъ, такъ какъ Летиція отказывалась отъ нихъ даже тогда, когда ихъ предлагалъ ей братъ.

Нежеланіе Летиціи сблизиться съ нимъ огорчало Аллена, потому что онъ чувствовалъ большую симпатію къ Летиціи съ ея скромнымъ достоинствомъ и откровенной, безстрашной манерой; онъ охотно подружился бы съ нею, еслибы она захотѣла. Но привязанность Летиціи нельзя было купить, а примѣръ старшихъ мѣшалъ ей проявить дружелюоіе, которое, быть можетъ, безъ того она бы и оказала ему.

Ида интересовала Аллена гораздо меньше; она меньше старалась обуздать свой языкъ, и онъ даже доходилъ до того, что подозрѣвалъ, что она намѣренно говоритъ непріятности. Она была при этомъ жеманна и сварлива и, не смотря на ея хорошенькое личико, нравилась ему гораздо меньше остальныхъ. Въ сущности говоря, нѣчто въ родѣ антипатіи къ ней зародилось въ немъ въ тѣ немногіе дни, какіе онъ провелъ въ Литльгамптонѣ.

Время проходило главнымъ образомъ въ экспедиціяхъ въ различныя интересныя мѣстности: въ Арундель, въ Чистеръ, въ Уортингъ и пр., экспедиціи, которыми — какъ и въ Трувилѣ — руководилъ Чадвикъ старшій.

М-съ Чевенингъ повидимому не смущалась никакими сомнѣніями на счетъ разумности предпринятаго ею шага. Она рѣшилась на него скорѣе, нежели думала, такъ какъ испугъ отъ ея мнимаго отъѣзда изъ Трувиля довелъ чувства Чадвика до кризиса; но она давно уже убѣдилась, что для того, чтобы выпутаться изъ финансовыхъ затрудненій, ей нужно или выдать дочь за богатаго или самой сдѣлать выгодную партію. Она навела тщательныя справки о финансовомъ положеніи Чадвика и одно время мечтала о возможности выдать Марго за его единственнаго сына.

Но когда Алленъ появился на сценѣ, даже м-съ Чевенингъ вынуждена была отказаться отъ этой мысли.

Марго была непреклонна, и мать благоразумно поняла, что тутъ она безвластна.

Тѣмъ временемъ его отецъ выказалъ признаки, что ему хотѣлось бы больше чѣмъ простой дружбы; онъ не увѣрялъ, что влюбленъ, но все чаще и чаще толковалъ о своемъ большомъ безлюдномъ домѣ и о томъ, что ему нужна жена, которая бы поставила его на дружескую ногу съ графствомъ. Его не пугаетъ, что у него будетъ такъ много падчерицъ и пасынокъ: онъ такъ богатъ, что на всѣхъ хватитъ.

М-съ Чевенингъ устала отъ разстроенныхъ дѣлъ, отъ непрерывной и постоянно возростающей борьбы между приходомъ и расходомъ. Ей хотѣлось доставить Марго возможность сдѣлать блестящую партію; надо было подумать о судьбѣ двухъ другихъ дочерей и о воспитаніи сына.

Какъ жена богатаго эксъ-плантатора, она могла вполнѣ разсчитывать на всѣ эти преимущества; онъ не былъ воспитанъ, но она могла вышколить его, когда понадобится, и вообще держать на заднемъ планѣ.

И такъ м-съ Чевенингъ очень быстро убѣдилась, что единственное, что ей остается — это принять его предложеніе, на которое онъ потребовалъ категорическое и немедленное: да или нѣтъ.

Поэтому наговоривъ изящныхъ фразъ о томъ, что «рада дать отца» своимъ «сиротамъ дѣтямъ», и сама заступить мать «бѣдному Аллену», она согласилась, рѣшивъ про себя, что еслибы оказалось, что справки ея невѣрны относительно главнаго пункта, то она всегда успѣетъ порвать.

Чадвикъ ничего не замѣчалъ, всему вѣрилъ и былъ очень доволенъ. Онъ считалъ, что заключалъ необыкновенно выгодную дѣловую сдѣлку. Онъ женится на вдовѣ, все еще красивой и настоящей лэди. Съ нею и ея красавицами дочерьми, которыя будутъ служить магнитомъ въ Агра-Гаузѣ, ему не придется долѣе жаловаться на одиночество; общество графства, скоро приметъ его въ свои члены.

Что касается Аллена, то для него тоже общество живыхъ хорошенькихъ дѣвушекъ будетъ необыкновенно важно; это научитъ его вещамъ, которымъ (его отецъ начиналъ смутно догадываться объ этомъ) ему необходимо научиться.

Да! его-первый бракъ былъ ошибкой! онъ понималъ это теперь, когда заплатилъ за него двадцатилѣтнимъ изгнаніемъ и тяжкимъ трудомъ. Второй бракъ его будетъ удачнымъ съ общественной точки зрѣнія.

И такъ вотъ каково было настроеніе различныхъ лицъ, заинтересованныхъ въ этомъ дѣлѣ.

Слѣдуетъ упомянуть, что одинъ смиренный членъ фамиліи Чевенингъ отнесся къ Аллену съ дружелюбіемъ, въ которомъ не было ни тѣни эгоизма или разсчета — и это бульдогъ Ярроу. По какой-то неизъяснимой причинѣ бульдогъ съ самаго начала принялъ его съ непоколебимой симпатіей, ласково глядя на него золотисто-карими глазами, дружески подавая ему свою честную лапу и просовывая громадную голову подъ мышку Аллену при всякомъ удобномъ случаѣ.

За это Летиція читала ему нотаціи, когда оставалась съ нимъ вдвоемъ, считая съ его стороны такое поведеніе предательствомъ и передачей непріятелю. И даже Марго, которой онъ номинально принадлежалъ, въ душѣ огорчалась этимъ, хотя и не удостоивала открыто замѣчать проявленіе такого дурнаго вкуса у Ярроу.

Алленъ ничего не понималъ въ собакахъ и никогда въ жизни не имѣлъ своей собаки, но онъ былъ благодаренъ догу за его предпочтеніе и считалъ хорошимъ предзнаменованіемъ, что собака Марго такъ полюбила его. Когда наступилъ конецъ его пребыванію съ Чевенингами, какъ это случилось по истеченіи нѣсколькихъ дней, когда они уѣхали въ Лондонъ, онъ почувствовалъ себя почти такимъ же несчастнымъ, какъ въ то злосчастное утро въ Трувилѣ, когда онъ узналъ, что Марго уѣхала.

Но теперь дѣло стояло не такъ плохо; онъ увидится съ ними въ Чисвикѣ зимою, а ранней весной они переберутся въ Агра-Гаузъ (названный такъ дѣдомъ въ видѣ надменнаго вызова и въ память его торговыхъ дѣлъ въ Индіи, которыя его обогатили), а потому онъ могъ и потерпѣть пока.

Недѣли, наступившія вслѣдъ за тѣмъ, показались ему скучноватыми; отецъ большею частью отсутствовалъ изъ города, и Алленъ жилъ въ своемъ новомъ домѣ съ тетушкой, которая воспитала его и которую Чадвикъ на время водворилъ въ немъ, какъ домоправительницу.

Само собою разумѣется, что Алленъ не имѣлъ ни малѣйшаго понятія о стрѣльбѣ или объ охотѣ; главный грумъ, въ вѣдѣніи котораго находилась конюшня, давалъ ему время отъ времени урокъ верховой ѣзды, но Алленъ до такой степени не выказывалъ никакихъ способностей къ ней, и груму было просто стыдно кататься съ нимъ.

— Онъ сидитъ, какъ мѣшокъ на лошади, жаловался онъ знакомымъ на селѣ; — совсѣмъ какъ мѣшокъ; ну вотъ его отецъ, хоть и не Богъ вѣсть какой наѣздникъ, а все же сидитъ, какъ слѣдуетъ, а этотъ Алленъ, ну совсѣмъ, совсѣмъ какъ мѣшокъ.

Не успѣшнѣе шла у него и стрѣльба; онъ не зналъ никого изъ окружающихъ помѣщиковъ, а въ Агра-Гаузѣ не было охоты въ настоящемъ смыслѣ этого слова, и она ограничивалась возможностью промахнуться по случайно забѣжавшему кролику.

Тетушка же его, хотя и стала обращаться съ нимъ съ почтеніемъ, какъ того требовала перемѣна въ его обстоятельствахъ, не была пріятнымъ собесѣдникомъ, въ особенности когда рѣчь заходила о вторичномъ бракѣ ея зятя.

— Не понимаю, къ чему ему жениться, въ его годы, часто замѣчала она, когда они сидѣли въ большой столовой, съ красивой мебелью и богатыми обоями. — Я бы могла за всѣмъ присмотрѣть. Но нѣтъ, ему этого мало; нужно ему непремѣнно жениться на первой женщинѣ, которая поймала его на удочку… вѣдь она вдова, говорили мнѣ. И у нея есть дѣти?

— Четверо, отвѣчалъ Алленъ, внутренно ликуя; — одна взрослая дочь… молодая лэди, знаете?

— Ахъ! свѣтская вдова съ дѣтьми, соображала тетушка. — Ну ужь не знаю, что сказала бы твоя бѣдная мать, еслибы это увидѣла. Мнѣ говорить тутъ ничего не приходится… хотя я жалѣю тебя, очень жалѣю…

— Незачѣмъ, тетушка, обыкновенно отвѣчалъ Алленъ, — я очень радъ.

— Радъ? ты? ну такъ скажу тебѣ, Алленъ Чадвикъ, что ты глупѣе, чѣмъ я думала. Но вотъ увидишь современемъ и поймешь свою ошибку.

И миссъ Ригли принималась за вязанье съ презрительно-насмѣшливымъ видомъ.

Насколько позволялъ ея ограниченный кругозоръ, она исполнила свой долгъ относительно племянника, и хотя тотъ не вышелъ такимъ дѣльнымъ малымъ, какъ бы ей хотѣлось, и такимъ бойкимъ и красивымъ, какъ нѣкоторые изъ знакомыхъ ей мальчиковъ, но она по-своему любила его и жалѣла, потому что онъ не умѣлъ соблюдать свою выгоду и отстаивать свои интересы.

«Онъ похожъ въ этомъ на мать», думала она; «та дала бы отрѣзать себѣ голову, еслибы ее о томъ попросили».

Въ то время, какъ Алленъ съ нетерпѣніемъ ждалъ, чтобы наступилъ день, который сдѣлаетъ его членомъ семьи Марго, эта дѣвица оплакивала каждый часъ, который приближалъ ее къ этому моменту. Болѣе чѣмъ всѣ другіе домашніе, она полюбила живописный, старомодный домъ на рѣкѣ, въ которомъ провела послѣдніе нѣсколько лѣтъ. Онъ былъ теменъ и мраченъ отъ ползучихъ растеній, обвивавшихъ его фасадъ, и вѣтки старинныхъ вязовъ почти касались большихъ полукруглыхъ оконъ.

Рѣка, въ настоящее время года свинцовая и окутанная туманомъ, катила свои воды по ту сторону узкой дороги. По ночамъ она слышала, какъ вода ударяла о берегъ и обмывала его подъ ея окномъ, и удивлялась, какъ она могла находить когда-то этотъ звукъ тоскливымъ. Быть можетъ, въ немъ была нѣкоторая меланхолія, но теперь, когда у нея не было причины радоваться, рѣка, казалось, скромно и деликатно раздѣляла ея печаль… ей пріятно было фантазировать, что рѣкѣ жаль потерять ихъ.

И домъ, такой прохладный лѣтомъ, и такой комфортабельный зимой, съ такимъ изяществомъ и гармоніей въ его поблеклыхъ тонахъ и стариной мебели, — домъ тоже сталъ ей очень дорогъ! Она не подозрѣвала до сихъ поръ, какъ ей будетъ тяжело разстаться съ нимъ, промѣнять его, и на что же?

На деревенскій домъ, выстроенный удалившимся отъ дѣлъ купцомъ! Старшій Чадвикъ былъ ничѣмъ инымъ, какъ купцомъ. Сердце ея вновь закипало негодованіемъ на мать.

Когда лэди Яверландъ услышала про рѣшеніе, принятое младшей сестрой, она сдѣлала то, на что не находила времени уже много лѣтъ: поѣхала въ парадной каретѣ изъ Портменъ-Сквера въ Чисвикъ; и такъ какъ къ дому подъѣхать было нельзя, потому что дорожка передъ нимъ была въ сущности простой тропинкой, предназначенной для пѣшеходовъ, то ей пришлось выйти изъ экипажа, оставивъ его на самомъ ближайшемъ поворотѣ къ дому, причемъ у кучера было такое выраженіе на лицѣ, что онъ отвергаетъ всякую личную отвѣтственность въ томъ, что заѣхалъ въ такое мѣсто, между тѣмъ какъ выѣздной лакей въ мѣховой шапкѣ величественно остановился у подъѣзда стариннаго, обвитаго плющемъ домика.

Лэди Яверландъ привезла съ собою меньшую дочь, Валерію, и по приглашенію матери Марго повела кузину въ свою комнату. Обѣ дѣвушки никогда не были близки. Высокородная миссъ Валерія Бредингъ, хотя и патриціанка, была нехороша собой; ей досадно было видѣть красоту кузины, и она покровительственно обращалась къ ней, что въ свою очередь досаждало той.

— Разскажите мнѣ все, какъ было, начала она, усаживаясь въ кресло. Меня это такъ интересуетъ. Когда будетъ свадьба тети Селины? вы, я думаю, ужасно рады.

— Мамашина свадьба назначена вскорѣ послѣ новаго года, Валерія, и я вовсе не ужасно рада. Я считаю, что это ужасно!

— Какая ты курьезная особа! проговорила томно кузина, я нахожу, что это самая счастливая вещь, какая могла съ вами случиться? Мнѣ говорили, что онъ очень богатъ.

— На что намъ богатство! развѣ ты думаешь, что мы не были счастливы и безъ него.

— Я, конечно, думала, отвѣчала миссъ Валерія, оглядывая комнату, убранство которой несомнѣнно отличалось больше вкусомъ, нежели роскошью, что вамъ пріятно будетъ бывать въ обществѣ, — чѣмъ вы не могли много пользоваться, живя такъ, какъ вы жили до сихъ поръ. Теперь, я думаю, вы будете проводить сезонъ въ Лондонѣ, выѣзжать въ свѣтъ и все такое. Вамъ это понравится, все это будетъ для васъ такъ ново. Это не то, какъ еслибы вы съ дѣтства къ этому привыкли, какъ я напримѣръ.

— Не знаю, гдѣ мы будемъ жить… по всей вѣроятности въ деревнѣ большую часть года, но знаю, что нигдѣ не буду довольна. Я бы презирала себя, еслибы была довольна.

— Какъ это глупо, милая, замѣтила кузина, съ тономъ превосходства, который въ самомъ дѣлѣ могъ вывести изъ терпѣнія, а мы находимъ, что это отлично во всѣхъ отношеніяхъ.

— Понятно, горячо проговорила миссъ Чевенингъ, гораздо пріятнѣе имѣть богатыхъ родственниковъ, чѣмъ бѣдныхъ, хотя бы съ ними совсѣмъ почти и не видѣться. Не будемъ больше спорить, Валерія; мы согласны, что должны были бы считать себя на верху благополучія, но такъ глупы, что не считаемъ. А теперь поговоримъ о другомъ.

— Да я и сама нисколько не желаю продолжать этотъ разговоръ; но должна сказать, что если вы схоронитесь въ такой глуши, то странно жаловаться на то, что люди не ѣздятъ къ вамъ въ гости… право, странно.

— Неужели, Валерія? ну такъ я больше не буду жаловаться. Пойдемъ въ классную. Ида и Летиція будутъ такъ рады тебя видѣть.

Леди Яверландъ простилась самымъ радушнымъ образомъ.

— Прощай, милая Селина, сказала она, вставая; я надѣюсь, что на будущее время мы будемъ чаще видѣться. Я такъ довольна, такъ довольна, что и сказать не могу. Привези ко мнѣ м-ра Чадвика какъ-нибудь… постой… пріѣзжайте въ среду… нѣтъ, у меня что-то такое есть на среду, я знаю. Въ четвергъ, значитъ? или стой, въ четвергъ кто-то у насъ завтракаетъ, намъ не будетъ минутки свободной… Валерія, милая, свободны мы въ пятницу? о! я забыла про этотъ несносный концертъ у Брутонъ! Ну такъ я напишу и назначу день. И непремѣнно сообщите мнѣ о днѣ свадьбы… Я непремѣнно пріѣду. Робертсъ, велите Дженингсу подавать.

И такъ леди Яверландъ съ дочерью дошли пѣшкомъ до своего великолѣпнаго экипажа, который покатился вдоль рѣки, мимо оголенныхъ деревьевъ и полуразрушенныхъ домовъ.

Лэди Яверландъ въ самомъ дѣлѣ была очень довольна. Она вышла замужъ за богатаго фабриканта, который за услуги, оказанныя своей партіи, былъ возведенъ въ пэры нѣсколько лѣтъ тому назадъ и получилъ титулъ барона Яверланда. Послѣ того какъ ея мужъ получилъ такое общественное отличіе, она заняла такое мѣсто въ обществѣ, какое уже не позволяло ей такъ часто видѣться съ сестрой, въ особенности, послѣ того какъ м-съ Чевенингъ, овдовѣвъ и пустившись въ неосторожныя спекуляціи, поглотившія главную часть ея состоянія, вынуждена была удалиться за предѣлы того радіуса, какой признается обществомъ и его кучерами.

Она однако испытывала угрызенія совѣсти и постоянно собиралась «какъ-нибудь помочь бѣдной, милой Селинѣ», утѣшая себя, что жизнь должна быть очень дешева въ Чисвикѣ и что если Селина дѣйствительно нуждалась, то написала бы и попросила помочь ей.

Теперь же, когда Селина готовилась заключить такой разсудительный бракъ, сердце лэди Яверландъ естественно согрѣлось относительно сестры, и она могла безнаказанно быть съ нею радушна… отсюда и ея визитъ.

— Милая Селина, говорила она дочери дорогой, она кажется такъ довольна и счастлива; такъ хорошо о немъ отзывается, мнѣ пріятно было слышать. У ней теперь будетъ все, что ей нужно, и эти бѣдныя дѣвушки будутъ обезпечены. Надо будетъ послать ей хорошенькій свадебный подарокъ. Ты мнѣ поможешь выбрать. Марго, должно быть, въ восторгѣ?

— Не могу сказать, чтобы она была въ восторгѣ, промямлила миссъ Валерія, мнѣ показалось, что она даже недовольна.

— Глупая дѣвушка! Ну, да она должна будетъ подчиниться неизбѣжному.

М-съ Чевенингъ стояла у окна, улыбаясь и посылая воздушные поцѣлуи сестрѣ, пока та, закутанная въ дорогіе мѣха, осторожно двигалась по узкой тропинкѣ.

— Прощайте, прощайте, милая, поскорѣе пріѣзжайте опять! говорила она, скорѣе отъ полноты чувствъ, нежели съ тѣмъ, чтобы ее слышали. Какая жалость, что эта дѣвушка такъ дурна собой! А Гвендолина кажется на двадцать лѣтъ старше, чѣмъ когда я ее видѣла въ послѣдній разъ. Но я все-таки очень довольна, что она пріѣзжала. Ты видишь теперь, Марго, что моя родная сестра не считаетъ, что я унизила себя своимъ выборомъ, чтобы тамъ ни думала моя дочь!

— Когда вы поведете м-ра Чадвика къ тетѣ Гвендолинѣ, мамаша, сказала Марго, вы возьмете съ собой Аллена?

— Не вижу никакой надобности въ этомъ; да онъ еще и не годится для общества, бѣдный мальчикъ.

— Нѣтъ, но вы считаете, что онъ годится для нашего общества, не правда ли?

— Я думала, что не услышу отъ тебя такихъ непріятныхъ вещей, Марго.

— Мама! страстно заговорила дѣвушка, я не могу вѣчно молчать… вы должны позволить мнѣ высказывать иногда, что я чувствую, когда мы однѣ. Я стараюсь обращаться съ м-ромъ Чадвикомъ такъ, какъ вы желаете. Я… я даже начинаю привыкать къ нему. Но Алленъ… мамаша, не можете же вы думать, что мнѣ легко выносить его постоянное общество… что я могу смотрѣть на него, какъ на брата! Я знаю, что вы думаете, что поступаете во всемъ для нашего блага.. можетъ быть, оно такъ и есть для другихъ… но должны же вы понять, что не могу я иногда не чувствовать себя несчастной… я сама, и съ своей точки зрѣнія!…

Она стояла передъ матерью высокая и стройная, съ выраженіемъ непобѣдимой гордости на прекрасномъ лицѣ, и однако въ голосѣ ея было нѣчто жалобное и трогательное; и у матери на минутку сердце съежилось отъ угрызенія совѣсти.

М-съ Чевенингъ мысленно представила себѣ своего будущаго пасынка и поставила его рядомъ съ дочерью; эффектъ вышелъ каррикатурный, и протестъ дочери могъ возбудить нѣкоторую симпатію.

— Хорошо, хорошо, душа моя, сказала она съ легкимъ вздохомъ, я не требую, чтобы ты не чувствовала того, что весьма естественно чувствовать, но увѣрена, что современемъ ты убѣдишься, что я права, поступая такимъ образомъ. А если вся бѣда въ Алленѣ, прибавила она, то имѣй каплю терпѣнія. Молодые люди обыкновенно не засиживаются дома.

IV.

Прошло довольно времени, прежде нежели лэди Яверландъ собралась назначить день для знакомства съ будущимъ мужемъ сестры, но наконецъ-таки собралась и прислала приглашеніе даже къ обѣду.

— Лучше пригласить ихъ обѣдать, говорила она мужу, мнѣ не хочется, чтобы Селина чувствовала себя заброшенной, и это насъ нисколько не свяжетъ на будущее время. А если мы теперь не пригласимъ ихъ, то придется пригласить ихъ позднѣе, въ замокъ.

— Обѣдъ былъ совсѣмъ семейный… только мы одни, говорила впослѣдствіи лэди Яверландъ. И дѣйствительно: даже дочери ея отсутствовали, хотя ихъ отсутствіе и не было объяснено никакъ.

Обѣдъ показалъ, что нельзя разсчитывать на установленіе особенно дружескихъ сношеній между обѣдающими. Чадвикъ достаточно видѣлъ свѣтъ, чтобы не чувствовать себя смущеннымъ въ присутствіи пэра, но онъ больше, чѣмъ слѣдовало, старался показать, что ему все равно. Въ дѣйствительности онъ такъ много говорилъ и такъ безусловно противорѣчилъ своему хозяину, что лордъ Яверландъ, хотя и скромнѣйшій и мягчайшій изъ нобльменовъ, наконецъ разсердился, и его жена нашла нужнымъ остановить спорщика.

— Быть можетъ, вы не знаете, м-ръ Чадвикъ, такъ я вамъ объ этомъ сообщу, сказала она съ загадочной холодностью, что вопросъ объ индиго и въ сущности вообще остъиндскія дѣла служили постояннымъ предметомъ изученія для лорда Яверланда, впродолженіи многихъ лѣтъ!

— Это ничего не значитъ, милэди. Вотъ, еслибы милордъ сказалъ мнѣ, что самъ тамъ былъ, тогда иное дѣло!

— Моя мечта была, сказалъ вѣжливо хозяинъ дома, посѣтить страну, которая меня такъ интересовала, но, конечно…

— Мечта такъ и осталась мечтой! перебилъ его Чадвикъ съ громкимъ смѣхомъ. Вотъ въ томъ-то и дѣло. Но, по правдѣ сказать, вы немного узнали бы, еслибы и съѣздили въ Индію: она бы васъ кругомъ провела и показала бы вамъ ровно столько и какъ разъ то, что ей желательно и послѣ шестинедѣльнаго пребыванія вы бы вернулись и написали бы статью въ журналъ или книгу, и думали бы, что рѣшенъ весь вопросъ. Ну, а я тамъ былъ, я тамъ жилъ двадцать слишкомъ лѣтъ, и знаю то, о чемъ говорю, и могу сказать вамъ, а вы можете повѣрить мнѣ.

— Извините меня, сухо перебилъ лордъ Яверландъ, есть вещи, которыхъ я рѣшительно ни отъ кого не желалъ бы выслушивать… Селина, что этотъ годъ много было публики въ Трувилѣ?

М-съ Чевенингъ конечно видѣла, что ея будущій мужъ произвелъ не особенно благопріятное впечатлѣніе, но отнеслась къ этому философически.

Она не особенно интересовалась, будетъ или нѣтъ часто видѣться съ сестрой. Ихъ пути давно уже разошлись, и хотя она желала показать Чадвику, что если она бѣдна, то вовсе не авантюристка, однако не ожидала отъ этого свиданія никакихъ дальнѣйшихъ результатовъ.

Даже рѣзкости Чадвика не производили на нее никакого впечатлѣнія; онъ былъ «такой», и его не перемѣнишь; но она была рада, что Марго, которую тоже пригласили къ обѣду, отказалась ѣхать: ей непріятно было бы видѣть выраженіе лица дочери, какое оно навѣрное приняло бы въ этомъ случаѣ.

Когда обѣ сестры остались вдвоемъ въ большой гостиной, лэди Яверландъ начала не безъ нѣкотораго колебанія:

— Я надѣюсь, Селина, что ты вполнѣ, вполнѣ увѣрена, что поступаешь благоразумно, выходя за мужъ.

— Право, Гвендолина, я въ такихъ уже лѣтахъ, что могу оама знать, что благоразумно и что нѣтъ. Да всѣ эти годы никто и не мѣшался въ мои дѣла…

— И славную кашу ты изъ нихъ сдѣлала, вертѣлось на языкѣ у лэди Яверландъ, но она сказала: — не сердись на меня, Селина, я не могу не спрашивать; мы совсѣмъ не того ожидали.

— Все это прекрасно, Гвендолина, и я не утверждала, что вышла бы замужъ, еслибы не была такъ страшно бѣдна. Но что же мнѣ дѣлать, вѣдь ты мнѣ не поможешь?

— Съ твоей стороны нехорошо такъ говорить. Ты никогда ни о чемъ не просила… хотя увѣряю тебя, что у меня такъ много расходовъ, что я сама иногда не знаю, откуда взять денегъ. Но теперь вѣдь все перемѣнится… ты больше не будешь бѣдна?

— Нѣтъ, не буду. И право же онъ очень добръ.

Уѣзжая, Чадвикъ настойчиво просилъ хозяина и хозяйку дома посѣтить его, въ его собственномъ домѣ въ Горскомбѣ, послѣ бракосочетанія.

— Буду всегда радъ роднымъ Селины, милордъ, увѣрялъ онъ, только напишите строчку, что пріѣдете тогда-то, увѣряю васъ, что ни мало не обезпокоите.

На это лэди Яверландъ отвѣчала ледянымъ тономъ, что м-ръ Чадвикъ очень добръ, но что они рѣдко теперь ѣздятъ въ гости.

— Несносный человѣкъ! замѣтилъ лордъ Яверландъ, когда гости уѣхали. Я даже не помню, чтобы встрѣчалъ болѣе несноснаго человѣка. Съ какой стати Селина выбрала его?

— Бѣдная Селина! ей надо подумать о дочеряхъ. Онъ очень богатъ, говорятъ, но боюсь, что намъ невозможно будетъ водить съ ними знакомство.

— Я бы его не вынесъ въ деревнѣ, я это знаю. Пусть Селина одна пріѣзжаетъ, если хочетъ.

— Она и не ожидаетъ приглашеній. Она очень разсудительна въ нѣкоторыхъ вещахъ. Но во всякомъ случаѣ мы исполнили нашъ долгъ; мы вѣдь не обязаны быть на свадьбѣ. Я боюсь, Джоржъ, что ты провелъ очень скучный вечеръ.

— Да, мой другъ, я нашелъ его утомительнымъ.

— Подумай, каково же бѣдной Селинѣ!

— Это ея дѣло, отвѣчалъ лордъ Яверландъ, уходя въ свою библіотеку.

Въ то же самое время Чадвикъ, провожая м-съ Чевенингъ домой, съ удовольствіемъ перебиралъ весь вечеръ.

— Мнѣ кажется, Селина, говорилъ онъ, я далъ-таки его лордству маленькій щелчокъ; я обрѣзалъ его насчетъ Индіи… ты слышала. Я всегда прихожу въ ярость, когда эти фаты издаютъ законы объ индиго, когда сами ни бельмеса въ немъ не смыслятъ! Но, надѣюсь, я все же былъ вѣжливъ?

— Если можно, что сказать, такъ это то, что ты былъ слишкомъ съ нимъ почтителенъ, рѣшилась замѣтить м-съ Чевенингъ. Джоржъ не привыкъ, чтобы его безпрестанно называли «милордомъ».

— Ну гдѣ же безпрестанно! Я такъ вскользь сказалъ «милордъ» разъ или два, вскричалъ Чадвикъ… Боже мой! Селина, неужели ты думаешь, что я не умѣю себя вести въ обществѣ… хотя бы провелъ полжизни съ неграми… ты, кажется, однако, думаешь, что я необразованный медвѣдь, чортъ побери!

— Право же, Джошуа, мнѣ и въ голову ничего подобнаго не приходило! протестовала м-съ Чевенингъ, увидѣвъ, что его самолюбіе серьезно задѣто. И я увѣрена, что Джоржъ былъ пораженъ тѣмъ, что ты ему говорилъ… я слышала и думала, что ты во всемъ правъ.

— Правъ? еще бы нѣтъ! отвѣчалъ Чадвикъ, сразу смягчаясь: онъ совсѣмъ опѣшилъ, какъ ты могла замѣтить. Но онъ мнѣ понравился, долженъ сказать, и сестра твоя кажется мнѣ очень любезной женщиной… немного чопорна на мой вкусъ… но любезна.

— Гвендолина можетъ быть очень любезна, когда захочетъ, сказала ея сестра.

— Ну что жъ я могу похвастаться, что у меня есть лорды между родственниками, но вѣдь намъ отъ этого не хуже съ тобой, Селина. Не то, чтобы я не любилъ лордовъ, когда они такіе милые, но не гоняюсь за ними и вовсе не хлопочу о томъ, чтобы и они гонялись за мной!

— Не думаю, чтобы они стали тебѣ надоѣдать, не могла не отвѣтить м-съ Чевенингъ, но получила на это самый искренній отвѣтъ.

— Не совѣстно какому-нибудь лорду надоѣдать мнѣ.

---

Подходило Рождество, послѣднее, какое имъ предстояло провести на старомъ пепелищѣ, и уже одного этого факта было достаточно, чтобы испортить весь праздникъ для Марго, еслибы даже ей не предстояло обѣдать въ этотъ день за однимъ столомъ съ Алленомъ и его отцомъ.

Чадвикъ нанялъ квартиру на всѣ святки въ гостинницѣ въ Чисвикѣ, и рѣшено было, что Алленъ пріѣдетъ провести праздники вмѣстѣ съ ними.

Онъ бывалъ въ домѣ почти такъ же часто, какъ и его отецъ, и дѣвушкамъ приходилось занимать его — занятіе, которое онѣ находили несноснымъ. Марго заставляла себя обращаться съ нимъ съ строгимъ терпѣніемъ, и какъ обыкновенно онъ принималъ это за увеличивающуюся съ ея стороны пріязнь и отвѣчалъ на нее тѣмъ, что Марго называла отвратительной фамиліарностью, хотя, еслибы она могла заглянуть къ нему въ душу, то увидѣла бы, что въ ней ничего нѣтъ кромѣ чистѣйшаго уваженія къ ней и восторга.

Какъ бы то ни было, а она не хотѣла или не могла этого знать и, сколько могла, уклонялась отъ непріятнаго ей общества, стараясь сдерживать невольное раздраженіе, причиняемое ей уединенными прогулками.

Въ одну изъ такихъ прогулокъ она съ необъяснимымъ чувствомъ увидѣла, что ей на встрѣчу идетъ никто иной, какъ Ноджентъ Ормъ.

Ормъ, само собой разумѣется, такъ же скоро узналъ ее, хотя уже стемнѣло, и она была закутана въ мѣха. Люди, встрѣтившіе хоть разъ въ жизни миссъ Чевенингъ, не легко ее забывали, и какъ нарочно въ эту минуту онъ думалъ о ней. Говоря правду, онъ какъ бы предчувствовалъ возможность этой встрѣчи, хотя пріѣхалъ въ Чисвикъ по постороннему дѣлу.

Изъ этого можно заключить, что впечатлѣніе, какое произвела на него миссъ Чевенингъ, было глубже, чѣмъ онъ самъ думалъ въ то время. Онъ постоянно старался припомнить черты ея лица и выраженій, порою успѣшно, порою съ танталовой мукой о неопредѣленности своихъ воспоминаній.

Онъ много думалъ о ней, возстановляя въ умѣ сцену примиренія, происходившую наканунѣ его отъѣзда и пытаясь проникнуть въ ея мотивы. Еслибы только онъ могъ быть увѣренъ, что она дѣйствительно дорожитъ его дружбой… еслибы она дѣйствительно была такой откровенной и искренней, какою иногда казалась и все это не было бы притворствомъ…. по какимъ-нибудь неизвѣстнымъ ему причинамъ…

Все это впрочемъ нисколько не вліяло на его аппетитъ и сонъ и только придавало нѣкоторую пикантность и романическій оттѣнокъ существованію, которое онъ уже начиналъ находить скучнымъ.

И вотъ теперь онъ увидѣлъ ее и тотчасъ убѣдился, какъ невѣрно передавала ея черты его память. Она была въ дѣйствительности гораздо красивѣе и милѣе. У него совсѣмъ ускользнула изъ памяти ея главная прелесть: смѣсь величественности и горделивости юной богини и граціи своевольнаго ребенка.

Она улыбнулась ему, протягивая руку; въ глазахъ у нея было доброе выраженіе, хотя ротикъ слегка дрожалъ, и она казалась менѣе оживленной и счастливой, чѣмъ тогда, когда онъ ее видѣлъ въ послѣдній разъ.

Она, очевидно, не забыла его, но ему показалось, что не очень рада въ настоящую минуту встрѣчѣ съ нимъ.

— Какими судьбами? — спросила она.

Онъ объяснилъ, что пріѣхалъ по дѣлу въ гостинницу Чисвика.

— Знаете ли, что вы выбрали самую дальнюю дорогу, чтобы попасть въ нее.

Онъ не нашелъ нужнымъ объяснять, что пріѣзжалъ сюда уже не въ первый разъ и что нарочно сдѣлалъ крюкъ въ надеждѣ повстрѣчаться съ ней.

— Неужели? — лицемѣрно спросилъ онъ. — Ну, во всякомъ случаѣ, теперь дѣло непоправимое.

— Вы можете попасть на главную дорогу отсюда, если очень торопитесь, но это очень непріятный путь. Я иду какъ разъ домой, и если хотите, то мы можемъ пройти вмѣстѣ часть дороги, и я покажу вамъ, какъ пройти въ гостинницу.

Миссъ Чевенингъ не подумала, да, кажется, и не особенно о томъ заботилась: прилично ли такое предложеніе съ ея стороны. Сначала боль отъ встрѣчи съ нимъ превысила удовольствіе, и ея первымъ движеніемъ было пройти мимо послѣ пустаго и незначительнаго обмѣна привѣтствій. Но когда она увидѣла явное удовольствіе въ его глазахъ, то у нея не хватило на это духа: все же пріятно будетъ поболтать съ нимъ, хотя все теперь и перемѣнилось.

Съ какою благодарностью и удовольствіемъ онъ принялъ ея предложеніе — нечего и говорить. Онъ опять нашелъ ее болѣе привѣтливой и прекрасной, чѣмъ когда-либо; онъ шелъ рядомъ съ нею, и она разговаривала съ нимъ съ прежней милой brusquerie, но только съ оттѣнкомъ печали въ голосѣ, которая дѣлала ему ее дороже, чѣмъ всякая веселость.

— Мнѣ кажется, цѣлые годы прошли со времени пребыванія въ Трувилѣ, — сказала она и прибавила: — я хочу сказать, что съ тѣхъ поръ такъ все перемѣнилось… для меня, по крайней мѣрѣ.

Она думала про себя: слышалъ ли онъ о томъ, что было; а если слышалъ, то навѣрное пожалѣетъ ее.

— Надѣюсь, что къ лучшему? — сказалъ онъ.

Онъ, значитъ, ничего не зналъ; рѣшится ли она сообщить ему?

— Нѣтъ, — къ худшему; для меня, по крайней мѣрѣ, больше не будетъ перемѣны къ лучшему, — отвѣтила миссъ Чевенингъ тономъ мрачнаго убѣжденія.

— Мнѣ такъ жаль… отъ души жаль… я не смѣю разспрашивать… но… это не болѣзнь?

— Нѣтъ, не болѣзнь. Но… мы скоро разстанемся съ нашимъ хорошенькимъ домикомъ — это первое.

— Вы оставляете Англію? — тревожно спросилъ онъ.

— Нѣтъ; я, право, желала бы лучше это, чѣмъ… Но я пока не могу вамъ этого сказать; скажу немного погодя, если соберусь съ духомъ. А теперь разскажите мнѣ про себя, что вы дѣлали съ тѣхъ поръ, какъ мы разстались.

Видя, что она дѣйствительно желаетъ перемѣнить разговоръ, онъ пересказалъ ей, насколько могъ, о томъ, что дѣлалъ въ продолженіи всего этого времени, а затѣмъ разговоръ перешелъ на общіе вопросы.

— Вы теперь не далеко отъ мѣста своего назначенія, м-ръ Ормъ, — сказала она, наконецъ, когда они дошли до перекрестка. — Я покажу вамъ кратчайшую дорогу къ вашей гостинницѣ.

— Къ гостинницѣ? — разсѣянно повторилъонъ. — Да, кстати — молодой человѣкъ радъ былъ ухватиться за каждый предлогъ, чтобы продлить разговоръ — я, кажется, не сообщалъ вамъ, къ кому я пріѣхалъ… Вы помните Чадвиковъ изъ Калифорніи…

— Очень хорошо помню, отвѣтила она.

Возможность, что онъ пріѣхалъ къ м-ру Чадвику, уже приходила ей въ голову… Она ожидала этого сообщенія и пыталась предотвратить его. Но напрасно.

— Я помню, что они были не изъ вашихъ любимцевъ; но, быть можетъ, вы съ интересомъ услышите, что отецъ собирается жениться.

Она скажетъ ему на комъ… но только не сейчасъ; она откладывала свое сообщеніе, можетъ быть, изъ желанія пощеголять передъ нимъ стоицизмомъ.

— Это интересуетъ меня… очень… сказала она съ загадочной улыбкой. — Вы знаете… вы слышали, на комъ онъ женится?

— Нѣтъ, я только узналъ о самомъ фактѣ, да и то день или два тому назадъ. Мнѣ жалко этого бѣднаго молодаго человѣка.

— Жалко… Жалко его?-- внезапно вспылила миссъ Чевенингъ. — Я бы скорѣе пожалѣла кого другаго!

— Я вижу, что вы до сихъ поръ не простили ему! — сказалъ онъ, улыбаясь надъ тѣмъ, что ея прежняя и рьяная антипатія все еще не улеглась. — Вы жестоки къ нему, миссъ Чевенингъ.

— Но почему же его именно слѣдуетъ жалѣть отъ того, что отецъ женится? — настаивала она.

Самые пріятные разговоры вообще представляютъ черту, за которую мы, лучше сдѣлали бы, еслибы не переходили, о чемъ всегда сожалѣемъ впослѣдствіи: самъ того не подозрѣвая, Ормъ перешелъ за эту черту.

— Ну, какъ же, онъ единственный сынъ, — объяснялъ онъ: — ну, а изъ того, что я слышалъ, я могъ заключить, что лэди, которая выходитъ замужъ за его отца, дѣлаетъ это вовсе не изъ безкорыстной любви. И хотя вы, конечно, не повѣрите, чтобы кто-нибудь могъ выдти за него по любви, но, во всякомъ случаѣ, женщина, которая выходитъ замужъ изъ-за денегъ, врядъ ли будетъ доброй мачихой.

Они стояли на томъ мѣстѣ, откуда ихъ пути расходились. Боль, негодующее удивленіе, стыдъ, вызванные въ ней его неосторожными словами, убили въ ней желаніе сообщить ему, на комъ женится Чадвикъ. Есть ли теперь мѣсто состраданію… тому почтительному состраданію, на которое она разсчитывала? Какъ могла она сказать ему… послѣ такихъ словъ?

Такъ вотъ какъ свѣтъ смотритъ на это? О! свѣтъ глупъ и жестокъ, и она ненавидитъ его! Все, что ее окружало, весь міръ и природа стали ей вдругъ ненавистны.

— Я… я совсѣмъ несогласна съ вами, — отвѣтила она дрожащимъ голосомъ: — теперь уже вы не добры! И, — прибавила она вдругъ съ прежнимъ достоинствомъ, — здѣсь я съ вами прощусь, м-ръ Ормъ, извините.

Онъ почувствовалъ, что манеры ея перемѣнились, но не подозрѣвалъ о степени своей вины. Она никогда не могла хладнокровно говорить о молодомъ Чадвикѣ; онъ напрасно упомянулъ о немъ, — подумалъ онъ, но не придалъ этому эпизоду серьезнаго значенія.

Ничто не могло въ настоящую минуту охладить его восторгъ: онъ нашелъ ее, нашелъ своего прелестнаго, незабвеннаго друга, и теперь ему будетъ, чѣмъ жить до новаго свиданія… потому что онъ снова увидится съ нею — въ этомъ онъ не сомнѣвался! Она была привѣтливѣе, чѣмъ когда-либо, менѣе рѣзка и повелительна, болѣе мягка и кротка. Онъ не долженъ влюбляться въ нее… пока… но современемъ… кто знаетъ…

Марго возвращалась домой совсѣмъ въ иномъ настроеніи духа: она наказана горько, она думала, за желаніе побыть подольше въ обществѣ Ноджента Орма.

Когда онъ узнаетъ, что говорилъ такъ непочтительно объ ея родной матери — что онъ почувствуетъ? Будетъ ли онъ презирать всѣхъ ихъ? И она припоминала, какъ онъ встрѣтилъ ее сегодня: конечно, она ему нравилась; конечно, онъ былъ радъ ее видѣть, и ужаснется, когда узнаетъ, и пожалѣетъ о ней! Безполезно сердиться на него… онъ нечаянно обидѣлъ ее.

Она чувствовала, что можетъ вполнѣ разсчитывать на его дружбу, что онъ другъ стойкій и вѣрный.

Но теперь она скоро оставитъ Лондонъ и тогда потеряетъ его изъ вида — на этотъ разъ можетъ быть навсегда.

Могло бы быть все совсѣмъ иначе… еслибы не этотъ бракъ… И когда она дошла до этого пункта въ своихъ размышленіяхъ, то, по обыкновенію, всю силу своего неудовольствія и досады сосредоточила на одномъ неповинномъ и ничего не подозрѣвающемъ человѣкѣ.

V.

Миссъ Чевенингъ была не далеко отъ дома и пройдя старинную гостинницу, неправильную и безпорядочную кучу строеній: небольшихъ лавокъ, коттеджей и небольшихъ домовъ, совсѣмъ незначительнаго вида, расположенныхъ въ нѣсколькихъ шагахъ отъ рѣки, она остановилась у калитки, за которой нѣсколько каменныхъ ступенекъ вели къ двери съ двумя стройными колонками; онѣ поддерживали небольшой портикъ — и это былъ ея домъ, гдѣ ей предстояло прожить уже такъ недолго.

Дверь отворила служанка, видъ которой всегда служилъ тайнымъ мученіемъ для Марго, до такой степени она отличалась отъ Вестъ-Эндскаго идеала приличной и чистенькой горничной.

— Хорошо погуляли, миссъ! сказала эта особа, съ веселой улыбкой, улыбкой, которой Марго предпочла бы чистый передникъ — но теперь все это было уже не важно.

— Да, отвѣтила она; вы уже подали чай, Анна?

— Нѣтъ еще, миссъ, я еще только-что успѣла пріодѣться, отвѣчала эта неразборчивая особа; но я сейчасъ подамъ дѣтскій чай въ классную; гдѣ вы будете кушать чай: въ классной или въ гостиной? м-ра Чадвика сейчасъ ждутъ.

— Въ классной, перебила м-съ Чевенингъ, поспѣшно и не успѣвъ вернуть себѣ ясность духа, прошла въ классную, гдѣ застала всѣхъ за карточной игрой.

— Какая счастливая семейная картина, воскликнула она съ оттѣнкомъ обычнаго пренебреженія, когда увидѣла, что Алленъ тутъ же.

— Мамаша велѣла намъ играть, объяснила Летиція; можно намъ теперь перестать, Марго? прибавила она жалобнымъ голосомъ.

— Такъ непріятно играть съ человѣкомъ, который плутуетъ! сказала Ида. Я видѣла, онъ подмѣнилъ мнѣ козыря.

— Я вѣдь это только для шутки, Марго, протестовалъ. Алленъ; мы вѣдь играемъ не на деньги.

— Такъ вы дѣлаете эту разницу, сказала Марго; но къ чему же вообще плутовать, не всѣ находятъ это забавнымъ.

— Я не буду больше, отвѣчалъ Алленъ, если вы сядете играть съ нами, Марго.

— Даже такая перспектива не соблазняетъ меня, отвѣчала она. Камилла, я думаю, ихъ можно теперь отпустить; они, кажется, очень устали.

— Хорошо, отвѣчала миссъ Гендерсонъ, если м-ръ Алленъ извинитъ, то мы прекратимъ игру.

— Я вовсе не желалъ играть въ карты, оправдывался Алленъ, которому, конечно, эта игра доставила очень мало удовольствія, ваша матушка засадила насъ.

— Мамаша не знала, что вы будете плутовать, сказала Летиція, придававшая большое значеніе и безденежной игрѣ; это портитъ всю игру!

— Да, замѣтилъ Реджи; подглядывать въ карты — значитъ плутовать, вы постоянно подглядывали; если вы плутуете, то и мы должны плутовать, иначе это несправедливо!

— Я вѣдь говорилъ вамъ, что я пошутилъ, но я никогда пни въ чемъ не могу угодить вамъ… очень радъ, если мы перестанемъ играть, откровенно скажу вамъ.

Онъ разсердился непривычнымъ для себя образомъ, потому что плутовалъ въ картахъ только въ ошибочномъ предположеніи, что это заставитъ посмѣяться. Онъ не подозрѣвалъ, что юморъ непріятнаго человѣка долженъ быть дѣйствительно неотразимъ, чтобы увѣнчаться успѣхомъ, но вѣдь онъ не подозрѣвалъ также и того, на сколько онъ былъ непріятенъ.

Онъ не могъ отвести глазъ отъ Марго, въ то время, какъ она стояла передъ нимъ, съ щеками, прелестно раскраснѣвшимися отъ прогулки. Онъ надѣялся, что она приметъ участіе въ игрѣ и, можетъ быть, заступится за него, и ему было больно, что она также противъ него.

— Пожалуйста, не будемъ ссориться, сказала Марго; они не понимаютъ вашихъ взглядовъ на азартныя игры, Алленъ, вотъ и все!

— Ну вотъ, вы опять попрекаете меня исторіей съ Petits Chevaux, сказалъ онъ, почти яростно; развѣ я не объяснилъ вамъ, какъ это случилось? Я не ожидалъ, что вы будете попрекать меня, Марго.

— Я не имѣла намѣренія попрекать васъ, надменно отвѣчала она; дѣти просто устали отъ игры, какъ вы сами могли видѣть.

— Можетъ быть, вы устали также и отъ моего присутствія? спросилъ онъ грубо, хотя голосъ его дрожалъ.

Марго пожала плечами.

— Никто не говоритъ этого, отвѣчала она, оставайтесь, но только ведите себя прилично.

— Я не останусь, отвѣтилъ Алленъ, я не могу допустить, чтобы со мной такъ обращались. Я изо всѣхъ силъ стараюсь угодить вамъ, но вы всѣ до одного противъ меня! Можно подумать, что я недостоинъ вашего общества. Вы забываете, что мой отецъ…

Глаза Марго засверкали гнѣвомъ, и она раскрыла дверь.

— Будьте такъ добры выдти изъ комнаты, прежде нежели скажете еще одно слово! спокойно проговорила она.

Онъ въ одно мгновеніе смирился.

— Я… я ничего не хотѣлъ сказать особеннаго… вы… вы довели меня до этого… вы такъ безжалостны ко мнѣ!

— Ступайте! вотъ все, что произнесла Марго, и онъ ушелъ изъ комнаты и изъ дома, сознавая, что впалъ въ полную немилость.

Дѣвушки мрачно поглядѣли другъ на друга, въ то время какъ входная дверь хлопнула.

— Ну вотъ кончено, сказала Ида; онъ скажетъ мамашѣ, и она ужасно разсердится; вы знаете, какъ она убѣждала насъ не ссориться съ нимъ.

— Пусть жалуется, если хочетъ, отвѣчала Марго. — Какой изъ него выйдетъ пріятный, любящій братъ! Мы должны въ самомъ дѣлѣ быть очень благодарны!

Алленъ вернулся въ гостинницу, единственное мѣсто, куда онъ могъ уйти съ чувствомъ, что его несправедливо обидѣли. Онѣ всѣ ему очень нравились, а онъ никакъ не могъ имъ понравиться, а теперь они заставили его разсердиться и наговорить (или чуть-чуть не наговорить) вещей, которыхъ онъ вовсе и не думалъ. Что съ нимъ такое сотворилось? и какъ ему теперь вернуть доброе мнѣніе Марго? Онъ воображалъ, что онъ пользовался имъ до сихъ поръ и не могъ представить себѣ, какъ онъ будетъ жить, если она не проститъ ему.

Кто-то какъ разъ выходилъ изъ гостинницы, когда онъ къ ней подходилъ; онъ услышалъ голосъ Орма, говорившаго на подъѣздѣ: — прощайте! очень радъ, что васъ видѣлъ, и передамъ своему отцу то, что я сказалъ.

Высокая, стройная фигура поравнялась съ нимъ.

— Ормъ! закричалъ Алленъ; м-ръ Ормъ!

Ормъ остановился.

— Значитъ, и вы тоже въ Чисвикѣ! сказалъ онъ. Да я не видѣлъ васъ съ самаго Трувиля. Ну, какъ поживаете, дружище?

Въ голосѣ его слышалась доброта, которая въ эту минуту тронула Аллена до глубины души.

— Плохо поживаю, жалобно сказалъ онъ, очень плохо Я очень несчастливъ, Ормъ, просто не знаю, какъ и быть.

Ормъ дружески охватилъ его рукой.

— Разскажите мнѣ, въ чемъ дѣло? сказалъ онъ.

— Вы слышали, что папенька женится? началъ Алленъ.

— Мнѣ только-что сказали на комъ, отвѣчалъ Ормъ, слегка смутясь.

Его задѣвала скрытность Марго, и онъ припоминалъ со стыдомъ свои собственныя поспѣшныя и непростительныя замѣчанія.

— Но я не понимаю, почему вы такъ несчастны отъ этого, хотя, конечно, сначала можетъ показаться и тяжело.

Тутъ Алленъ довѣрилъ ему причину своего несчастія и разсказалъ сцену, только-что имѣвшую мѣсто.

— Я бы только радовался всему этому, заключилъ онъ, еслибы они относились ко мнѣ дружелюбно, но они всѣ противъ меня; я никакъ не могу угодить имъ. Одна только м-съ Чевенингъ вѣжлива со мной.

Ормъ не могъ въ душѣ не извинить Марго; онъ зналъ силу ея предубѣжденія и быть можетъ понималъ, каково ей было обращаться съ этимъ несчастнымъ, дурно воспитаннымъ мальчикомъ, какъ съ равнымъ; онъ самъ недавно питалъ такія же предубѣжденія; а теперь жалѣлъ обѣ стороны — и ее не менѣе, чѣмъ его.

Но онъ постарался, какъ только могъ, уладить дѣло.

— Послушайте, сказалъ онъ, не огорчайтесь очень… нельзя же ожидать, что вы сразу поладите съ ними. Будьте терпѣливы, и все обойдется. Вамъ остается только ждать. Я бы на вашемъ мѣстѣ не очень искалъ ихъ общества. Вспомните, что для нихъ это такая же большая перемѣна, какъ и для васъ. Время пройдетъ, они привыкнутъ.

— Но Марго могла бы уже привыкнуть, я и думалъ, что она привыкла, а она такъ же жестока со мной, какъ и всѣ остальные.

— Миссъ Чевенингъ вспыльчива, но и великодушна. Когда она увидитъ, что вы дѣйствительно хотите быть съ ней въ хорошихъ отношеніяхъ, то смягчится, будьте увѣрены; она еще сама хорошенько не знаетъ, какъ это будетъ.

— Еслибы только я могъ этому повѣрить, то мнѣ было бы все равно. Пусть обращается со мной, какъ хочетъ! Я терпѣливо перенесу это. Право, перенесу, Ормъ, если буду знать, что она въ концѣ концовъ смягчится. Я потому такъ несчастенъ, что думаю, что можетъ быть она никогда не смягчится!

— Терпѣніе, милый другъ, терпѣніе; ручаюсь вамъ, что она смягчится. Встрѣтясь съ нею, ведите себя такъ, какъ еслибы ничего ровно не случилось, и покажите ей, что готовы забыть и быть по-прежнему въ дружескихъ отношеніяхъ, но только предоставьте ей сдѣлать первые шаги.

— Хорошо; я сдѣлаю такъ; благодарю васъ, Ормъ; но не думаю, чтобы это привело къ хорошему; я бы такъ этого хотѣлъ.

Ормъ разстался съ нимъ на станціи съ глубокой жалостью.

— Бѣдный юноша! думалъ онъ, не знаю ужь, хорошо ли я ему посовѣтовалъ… надѣюсь, что хорошо. Она могла бы полегче обращаться съ нимъ; всѣ преимущества на ея сторонѣ; не могу повѣрить, чтобы она была злая… съ такимъ личикомъ! Но все же ему придется многое вытерпѣть!

Послѣ того вдругъ вспомнилъ, что и самъ попался.

— Еслибы я зналъ, то языкъ прокусилъ бы скорѣе, чѣмъ говорить такія безумно-дурацкія слова! но кто могъ представить себѣ! Ну не стоитъ объ этомъ думать!

Когда онъ вернулся домой, то повеселѣлъ.

— Мы оба въ одномъ съ нимъ положеніи, подумалъ онъ, не безъ насмѣшки надъ самимъ собой. Да еще онъ пожалуй скорѣе помирится съ нею, чѣмъ я… развѣ только удастся побывать въ викаріатѣ.

---

Чадвикъ пришелъ вечеромъ по обыкновенію.

— Скоро будетъ Рождество, сказалъ онъ (у него былъ даръ говорить пошлости). Послѣзавтра. Ну, вотъ я проведу его совсѣмъ иначе, чѣмъ проводилъ въ послѣдніе двадцать лѣтъ.

— Пріятнѣе, надѣюсь? спросила м-съ Чевенингъ.

— О, да, несомнѣнно. Кстати: какъ вы думаете, молодая особа, повернулся онъ къ Марго, кто былъ у меня сегодня? угадайте. Кто-то вамъ знакомый.

Марго знала, о комъ идетъ рѣчь, но старалась показаться равнодушной.

— Я не мастерица угадывать! отвѣчала она, надѣясь, что лицо ее не выдастъ.

— Ну вотъ, я думалъ, что вы угадаете. Умный молодой человѣкъ, котораго я нанималъ въ туторы моему мальчику. Пріѣзжалъ по порученію отъ своего отца, викарія. Молодой Ормъ не зналъ, кто будетъ вторая м-съ Чадвикъ. Онъ очень удивился, когда узналъ, что его старая знакомая.

— Право, Джошуа, отвѣчала м-съ Чевенингъ, я не могу назвать его своимъ знакомымъ, я почти не обращала на него вниманія.

— Ну вотъ, пожалуй и миссъ Марго скажетъ, что она не замѣчала его?

— Конечно, я замѣчала его, спокойно отвѣчала Марго; я видалась съ нимъ и разговаривала нѣсколько разъ… онъ былъ однимъ изъ вашихъ знакомыхъ. Что же дальше?

— Ничего особеннаго, сказалъ Чадвикъ, который не чувствовалъ себя въ своей тарелкѣ въ присутствіи величественной будущей падчерицы. Я приглашалъ его зайти къ вамъ вмѣстѣ со мной и возобновить знакомство съ дамами, но онъ сказалъ, что торопится въ городъ.

— Не могу сказать, чтобы очень жалѣла о томъ, что онъ не пришелъ къ намъ, объявила м-съ Чевенингъ, онъ не изъ тѣхъ молодыхъ людей, которымъ я симпатизирую, и кромѣ того, намъ врядъ-ли придется встрѣчаться.

— Не знаю, сказалъ Чадвикъ; онъ вѣдь пріѣзжаетъ иногда въ викаріатъ по праздникамъ. Онъ завтра туда ѣдетъ. Кажется, я говорилъ вамъ, что его отецъ викаріемъ въ Горскомбѣ.

Марго слушала и вдругъ сразу, по какой-то необъяснимой причинѣ, ея участь показалась ей болѣе сносной. Ей показалась утѣшительной и даже интересной мысль, что бракъ матери сблизитъ ее съ человѣкомъ, который — она инстинктивно чувствовала это, — восхищается ею, добрымъ мнѣніемъ котораго она дорожила, и желала привлечь его симпатіи.

Онъ будетъ тутъ и будетъ видѣть, какому испытанію подвергается она и какъ геройски его выноситъ, потому что она будетъ геройски выносить его! Она забыла объ униженіи, какое чувствовала при мысли, что онъ узнаетъ о перемѣнѣ въ ея положеніи. Въ сущности вѣдь она тутъ не при чемъ! Почему она сама сразу не сказала ему? Она думала, что понимаетъ причину, по которой онъ отклонилъ предложеніе Чадвика придти къ нимъ, и находила, что такъ ему и слѣдовало поступить.

Поэтому когда Алленъ явился со страхомъ и трепетомъ, рѣшившись выполнить совѣтъ Орма, то нашелъ къ своей радости и удивленію, что въ совѣтѣ этомъ больше не было надобности. Марго, повидимому, совсѣмъ позабыла о своемъ неудовольствіи и была съ нимъ мягче и привлекательнѣе, чѣмъ когда-либо. Она даже сама заговорила съ нимъ въ то время, какъ ихъ родители разговаривали о какихъ-то декоративныхъ планахъ на другомъ концѣ комнаты, и впервые удостоила выказать нѣкоторый интересъ къ мѣсту, въ которомъ ей предстояло жить.

Если она много разспрашивала его про викаріатъ, то онъ не замѣтилъ этого, поглощенный удовольствіемъ, что отвѣты его выслушивались внимательно,

Онъ принялъ это за знакъ, что сердце ея смягчилось отъ мысли, что она была несправедлива, и что она рѣшилась загладить это. Правду говорилъ Ормъ: она великодушна, но, во всякомъ случаѣ, какова бы она ни была: жестокая или добрая, великодушная или злопамятная, она имѣла надъ нимъ власть, которую не легко было сокрушить.

Прошло Рождество, новый годъ износился и постарѣлъ, и по календарю зима уже смѣнилась весной, хотя рѣзкій вѣтеръ и сердитые морозы съ болѣе горькой ироніей, чѣмъ когда либо, смѣялись надъ порой надежды и любви.

Но миссъ Чевенингъ было не до погоды; свадьба ея матери должна была произойти въ концѣ мѣсяца, и время неслось въ вихрѣ приготовленій, въ которыхъ она не могла болѣе или менѣе не участвовать, какъ ни старалась держаться въ сторонѣ.

М-съ Чевенингъ постоянно обижалась на равнодушіе, выказываемое старшей дочерью къ устройству ея будущаго дома. Она возвращалась къ себѣ, пробѣгавъ цѣлый день по магазинамъ, выбирая новые обои и новую мебель для будущаго дома, въ необходимости которыхъ убѣдила Чадвика, и не находила никакого сочувствія въ Марго.

— Право, домъ уже теперь совсѣмъ сталъ инымъ, говорила, она. Я выбрала прелестнѣйшіе обои для твоей комнаты, дорогая моя, съ ивовыми листьями блѣдно оливковаго цвѣта — очень простые, но восхитительные!

— Да, милая мама? отвѣтила Марго. Благодарю васъ.

— Я хотѣла, чтобы ты сама выбрала, но вѣдь ты полѣнилась. (Мать знала, что не лѣнь тутъ помѣшала, но не хотѣла этого признавать). А теперь встань-ка съ кресла и взгляни на образчики матерій обивки… выбери, какой тебѣ по вкусу.

— Я не могу выбрать, не видавъ обоевъ.

— Я нарочно припрятала кусочекъ обоевъ… вотъ, смотри, чтобы избавить тебя отъ труда самой ѣхать. Ну, развѣ я не добрая мать?

Марго разсѣянно перебирала образчики и затѣмъ передавала ихъ матери, говоря:

— Право, мнѣ все равно, который выбрать, мама; выберите за меня, и я буду довольна.

— Это неблагодарность съ твоей стороны. М-ръ Чадвикъ такъ добръ, что особенно хлопоталъ, чтобы ты была довольнаво всѣхъ отношеніяхъ.

— Неужели? онъ очень добръ; но, право же, мнѣ все равно.

— Значитъ, я могу сказать обойщику, чтобы онъ дѣлалъ, какъ хочетъ?

— Какъ хотите, дорогая, отвѣчаетъ вяло миссъ Чевенингъ: но затѣмъ внезапно оживляется:

— Нѣтъ, не обойщикъ, мама, вы выберите для меня!

— Право, милая, если ты не считаешь нужнымъ безпокоиться, то, конечно, и я не стану.

— Ну хорошо, позвольте взглянуть еще разъ на обои и образчики, вынуждена была смиренно сказать миссъ Чевенингъ, сознающая, что она непослѣдовательна.

Марго рѣшила впередъ, что если ее принуждаютъ надѣть на себя иго, то, по крайней мѣрѣ, она не поддастся соблазну выказать какой-нибудь интересъ къ устройству своей будущей тюрьмы.

Но, быть можетъ, она чувствовала, что можетъ положиться на вкусъ матери; между тѣмъ, какъ слово «обойщикъ» сразу стряхнуло всю ея апатію.

На другомъ пунктѣ также она вынуждена была спуститься съ высоты своего величія. Мать намекнула о томъ, чтобы оставить Анну горничной для услугъ дочерямъ. Но этого уже не могла выдержать философія миссъ Чевенингъ.

— Пожалуйста только не Анну, мама, просила она.

— Ей такъ хочется остаться у насъ, отвѣчала мать; — она уже полтора года какъ у насъ въ услуженіи и вполнѣ порядочная дѣвушка. Я думала, ты ею довольна.

— О! я ею довольна, только мнѣ не нужно горничной!

— Если тебѣ не нужно, то нужно Летти и Идѣ; а няня уходитъ.

— Хорошо, если ужь непремѣнно нужно намъ горничную, то пусть она будетъ по крайней мѣрѣ болѣе привлекательна, сказала Марго, которую прижали къ стѣнѣ. — Я бы не могла вынести, чтобы Анна ко мнѣ притронулась. Ужь конечно теперь у насъ могутъ быть горничныя, какъ у добрыхъ людей?

— Анна, конечно, неопрятна. Если я напечатаю объявленіе, то ты поговори съ тѣми, которыя будутъ приходить.

— Нѣтъ, мама, говорите съ ними вы, просила Марго. — Я не съумѣю, что имъ сказать или о чемъ спросить; я такъ безпомощна въ этихъ дѣлахъ.

И такимъ образомъ она добилась своего, не дѣлая никакихъ личныхъ усилій. Въ сущности она была слабохарактерна: самая оппозиція ея браку матери не была такъ сильна, какъ въ началѣ. Она ловила себя теперь на томъ, что составляла планы и предположенія относительно своей будущей жизни, за что себя презирала.

Бывали минуты, когда ей буквально надо бы напоминать себѣ о безпримѣрномъ и недостойномъ униженіи, которому она подвергается, и самымъ вѣрнымъ для того средствомъ было подумать объ Алленѣ Чадвикѣ.

И вотъ наконецъ дни вдовства м-съ Чевенингъ были сочтены; оглашеніе въ церкви было уже дважды сдѣлано. Марго съ потупленными глазками и раскраснѣвшимся лицомъ слышала, какъ объявили о бракѣ между: «Джошуа-Смитсонъ Чадвикъ, вдовцомъ изъ прихода Горскомбъ въ Пейнширѣ и Селиной-Летиціей Чевенингъ, вдовой здѣшняго прихода».

Никакихъ препятствій къ браку не оказалось, кромѣ того, какое предстало передъ умственными очами дѣвушки, въ формѣ забытой могилы далеко, далеко въ Азіи, на печальномъ полѣ битвы…

— Я полагаю, сказалъ Чадвикъ разъ вечеромъ, — что подружекъ не принято приглашать на свадьбу вдовы, Селина?

— Навѣрное вы сами знаете, былъ отвѣтъ.

— Ну я не очень свѣдущъ въ этомъ дѣлѣ. Но вѣдь не велика бѣда, если мы поступимъ съ двумя старшими дочками, какъ съ подружками?

Марго, которая вмѣстѣ съ Идой находилась въ комнатѣ въ это время, быстро взглянула на него.

— Я не понимаю, что вы хотите сказать, объявила ея мать.

Чадвикъ нащупывалъ что-то въ карманахъ съ торжествующей усмѣшкой.

— Ну, повторилъ онъ, — я немного смыслю въ этихъ дѣлахъ, какъ уже говорилъ, но я слыхалъ, что женихъ имѣетъ привычку привозить подружкамъ небольшой подарокъ, такъ бездѣлицу, на память о счастливомъ днѣ. Ну и вотъ — тутъ онъ положилъ одинъ пакетъ на колѣни Марго, а другой на диванъ, около Иды — вамъ, а вотъ вамъ.

— Джошуа! вскричала м-съ Чевенингъ, — вы слишкомъ добры къ моимъ дѣвочкамъ — у нихъ словъ нѣтъ, чтобы поблагодарить васъ… вы слишкомъ, слишкомъ добры, что подумали о нихъ!

Марго развязала пакетъ неохотно; въ немъ находился сафьянный футляръ, а въ футлярѣ медальонъ.

Онъ былъ громадной величины и очень тяжеловѣсенъ; посрединѣ сверкалъ карбункулъ, окруженный бирюзой и съ эмалевымъ бордюромъ.

Медальонъ былъ дорогой и необыкновенно безобразный. Она глядѣла на него растерянно.

— Хорошенькая вещичка! Не правда ли? сказалъ Чадвикъ съ удовольствіемъ. — Оба медальона одинаковые. Я велѣлъ ювелиру сдѣлать второй точь въ точь такимъ, какъ первый, такъ, чтобы вы не говорили, что я съ одной дочкой любезнѣе, чѣмъ съ другой. Я думаю, мамашѣ пріятно будетъ взглянуть, когда вы наглядитесь, молодая дѣвица?

Всегда затруднительно выражать благодарность словами, но всего затруднительнѣе, я думаю, тогда, когда намъ приходится благодарить человѣка, котораго мы не любимъ, за такую вещь, въ какой не нуждаемся.

Марго все отдала бы за право отказаться отъ этого подарка, тѣмъ болѣе, что ни за что не рѣшилась бы надѣть такого медальона, но она знала, что обязана его принять. Она подошла къ тому мѣсту, гдѣ сидѣлъ Чадвикъ, и покорно протянула руку, говоря:

— Я могу только сказать: благодарю васъ.

— Хорошо, хорошо, — отвѣчалъ онъ, — я знаю, что молодыя дѣвицы любятъ украшенія. Смотрите, не потеряйте. А что? неужели вы меня не поцѣлуете?

Марго бросила умоляющій взглядъ на мать, которая сочла за лучшее вступиться.

— Марго никогда и никого не цѣлуетъ, Джошуа, а потому вы извините ее. Я увѣрена, что она очень, очень благодарна за такой… прекрасный подарокъ, не правда ли, дорогая?

— Да, мамаша, отвѣчала Марго, радуясь, что дешево отдѣлалась.

Ида, которая не была такъ счастлива, прибѣжала къ ней въ маленькую пріемную.

— Не правда ли, что они ужасны, Марго?! — вскричала она.

— Безобразны! — отвѣчала миссъ Чевенингъ, раскрывая футляръ и глядя съ нескрываемымъ отвращеніемъ на медальонъ. Къ чему это онъ дѣлаетъ намъ подарки, а если ужь дѣлаетъ, то къ чему именно такіе?

— Ты будешь носить свой, Марго?

— Носить его? — воскликнула миссъ Чевенингъ — носить это? Развѣ возможно? Мнѣ жаль, что я не могу бросить его въ воду. Нѣтъ, я должна беречь его, но носить ни за что не буду…

— Такъ-то вы говорите о подаркахъ, которые вамъ дѣлаютъ? — сказалъ голосъ въ дверяхъ.

То былъ Алленъ. Онъ былъ свидѣтелемъ сцены съ подарками въ гостиной, хотя молодыя дѣвушки его и не замѣтили. А теперь пошелъ за ними въ надеждѣ, что и его поблагодарятъ за участіе въ дѣлѣ, такъ какъ онъ помогалъ отцу выбирать медальоны.

— Вы напрасно подслушиваете то, что не предназначается для вашихъ ушей, сказала свысока миссъ Чевенингъ.

— Вы говорите достаточно громко, и дверь была открыта; но послушайте… чѣмъ дурны медальоны?

— Ничѣмъ, отвѣчала Марго. Они велики, и дороги, и нарядны.

— Ну, вотъ и я такъ думаю. Почему же вы не хотите ихъ носить?

— Вы не понимаете этихъ вещей, сказала Марго, чувствуя, что напрасно было бы отрекаться отъ своихъ словъ. Дѣвушки нашихъ лѣтъ не носятъ такихъ дорогихъ украшеній.

— Они не такъ дороги, какъ кажутся, отвѣтилъ чистосердечный Алленъ.

— Дороги или нѣтъ, но они не изъ тѣхъ, какіе можно носить… вотъ что мы хотѣли сказать.

— Если такъ, то я сообщу объ этомъ отцу, и онъ ихъ промѣняетъ.

— Если вы хотите, чтобы были непріятности, то говорите; но предупреждаю васъ, что если вы скажете о томъ, чего не имѣли право слушать, то я въ жизнь свою не скажу съ вами ни слова. Я сдѣлаю это, Алленъ.

— Я вовсе не хочу дѣлать непріятностей, а, напротивъ, хотѣлъ услужить вамъ; но вы постоянно приписываете мнѣ то, чего мнѣ никогда и въ голову не приходило.

— Ну, такъ выбросьте это изъ головы.

— Хорошо. Но будете вы носить медальоны или нѣтъ, а вѣдь они стоятъ денегъ. Они не дороги сравнительно съ тѣмъ, какъ кажутся, но все же вы можете продать каждый за пятнадцать фунтовъ… каждый ювелиръ охотно дастъ вамъ такую сумму.

— Жаль, что такъ много денегъ потрачено на насъ, — сказала Марго, вздергивая носикъ кверху, — потому что мы, видите ли, не имѣемъ обыкновенія продавать свои украшенія даже тогда, когда ихъ не носимъ.

— Конечно, вамъ самимъ это неудобно, но вамъ могутъ понадобиться деньги. И тогда я могъ бы устроить это для васъ. Мнѣ самому приходилось продавать свои вещи. И вообще полезно знать это. Вотъ все, что я хотѣлъ сказать.

— Когда я сочту нужнымъ поручить вамъ продать мое имущество, — отвѣчала Марго съ ледянымъ достоинствомъ, — то сообщу вамъ объ этомъ; Но пока въ этомъ нѣтъ никакой надобности.

— Нечего обижаться, — сказалъ онъ, не то конфузясь, не то сердясь, — я совсѣмъ не хотѣлъ васъ обидѣть.

— Я и не обижаюсь. Еслибы только вы могли понять, что деньги не главная вещь въ жизни, то вашъ разговоръ былъ бы гораздо пріятнѣе.

— Я люблю деньги не больше другихъ людей, но я знаю, что значитъ нуждаться въ деньгахъ, вотъ и все. Скажите мнѣ, что бы. вамъ пріятно было слышать, и я буду о томъ говорить.

— Если такъ, то мнѣ пріятно было бы услышать такую фразу: — я боюсь, что помѣшалъ вамъ, а потому предоставляю вамъ окончить вашу бесѣду.

— Ахъ! — сказалъ онъ съ горечью, — вы не стараетесь сдѣлать свой разговоръ пріятнымъ. Полагаю, что это намекъ на то, чтобы я ушелъ?

— А, вы стали очень догадливы, Алленъ, замѣтила Ида.

Марго испугалась, что зашли слишкомъ далеко.

— Нѣтъ, Алленъ, — сказала она мягче, — не принимайте этого въ дурную сторону, но намъ необходимо переговорить наединѣ.

— Еслибы вы такъ сказали съ самаго начала, я бы и ушелъ, я вовсе не хочу мѣшать вамъ своимъ присутствіемъ, но хочу, чтобы со мной были вѣжливы.

— Ну мы будемъ съ вами вѣжливы, Алленъ, протянула ему руку Марго. Покойной ночи, Алленъ… О! какъ вы грубы… вы совсѣмъ сломали мнѣ руку.

— Я… я нечаянно… я постоянно во всемъ виноватъ, ужь я знаю; покойной ночи.

И вотъ въ одинъ мрачный мартовскій день, когда небо было задернуто сѣрыми тучами и шелъ по временамъ снѣгъ, а сухой, холодный, свинцовый сумракъ былъ печальнѣе даже тумана, м-съ Чевенингъ была соединена узами брака съ Джошуа Чадвикомъ въ маленькой Чисвикской церкви.

Марго находилась тамъ и слышала, какъ мать произнесла слово, отдававшее ее и ихъ подъ чужую и незнакомую власть. Юстиція тоже присутствовала и говорила впослѣдствіи, что было бы гораздо веселѣе, еслибы только они зажгли большую люстру. Ида разливалась рѣкой съ чувствомъ человѣка, который радъ, что у него есть законная причина поплакать. Алленъ былъ въ самыхъ свѣтлыхъ перчаткахъ и панталонахъ, точно гость на театральной свадьбѣ. Лордъ и лэди Яверландъ почтили церемонію своимъ присутствіемъ, но тотчасъ по окончаніи ея уѣхали.

Вотъ все, что стоило сообщить объ этой свадьбѣ, составляющей новую стадію, отвѣчающую нашу исторію.

Немного позднѣе послѣднее прости сказано было милому домику, въ которомъ дѣти Чевенингъ провели безъ помѣхи весь медовый мѣсяцъ ихъ матери — какъ принято, хотя и довольно нелѣпо, называть этотъ періодъ времени.

Они переѣхали въ свой новый домъ, Агра-Гаузъ. Даже миссъ Чевенингъ должна была сознаться самой себѣ, что онъ могъ быть и хуже.

Домъ былъ великъ, просторенъ и не безъ претензій. Но онъ былъ комфортабеленъ и при новой отдѣлкѣ, произведенной подъ руководствомъ ея матери, не содержалъ ничего безвкуснаго. Садъ также былъ великъ и хорошо содержался.

Марго ждалъ сюрпризъ. Когда она позвонила, то лицо горничной, смѣнившей простодушную Анну, показалось ей знакомымъ и очень непріятнымъ. Наконецъ она вспомнила.

— Мнѣ кажется, замѣтила она небрежно, что мы встрѣтились послѣдній разъ на пароходѣ, который шелъ въ Литльгамптонъ, и что вы были крайне невѣжливы.

Сусанна, — потому что то была та самая дѣвушка, которая теребила маленькаго Анри на трувильской plage — густо покраснѣла подъ своими веснушками.

— Неужели, миссъ? прошу прощенія, если я была невѣжлива; но я только что потеряла свое мѣсто и была очень разстроена. Я сама не знала, что говорила; а теперь, такъ какъ я нанята въ домъ, и хотя не ожидала, что буду ходить за вами, миссъ, понадѣюсь, что вы не заставите прогнать меня. Право, я буду стараться всѣми силами угодить вамъ.

Марго оглядѣла дѣвушку; она была опрятно, даже кокетливо одѣта; не дурна собой и казалась ловкой и почтительной; какъ горничная, она была удовлетворительна.

— Пока вы будете обращаться съ миссъ Летти съ должнымъ почтеніемъ, сказала она, я не буду вмѣшиваться. Но прошу помнить, что вы не во Франціи, и что вы горничная моихъ сестеръ, а не нянька.

— Да, миссъ; конечно, миссъ; благодарю, васъ: очень вамъ благодарна, отвѣтила Сусанна.

Но за дверями прибавила: — я думала, что мѣсто мнѣ улыбнулось, какъ только ее увидѣла. Однако дѣло обошлось, ну такъ и безпокоиться нечего. А за свою гордость вы когда-нибудь поплатитесь, миссъ, и когда это случится, я буду рада на это поглядѣть.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ.

I.

Въ одно ясное апрѣльское воскресенье, тѣмъ изъ жителей Горскомба, которые посѣщали приходскую церковь, по окончаніи службы было о чемъ поговорить. Интереснѣйшей темой для разговоровъ былъ м-ръ Чадвикъ и его новая семья, впервые появившіеся въ публикѣ, и помѣшавшіе усердной молитвѣ прихожанъ.

На кладбищѣ и на обратномъ пути домой языки дѣятельно работали, критикуя, разспрашивая и высказывая всевозможныя соображенія.

М-съ Эдльстонъ, вдова съ двумя некрасивыми, но хорошо воспитанными дочерьми, воздерживалась отъ всякихъ замѣчаній, пока большинство публики не разошлось; но тогда, не давая миссъ Момберъ окончить свои филиппики на счетъ безразсудства топить печку въ церкви поздней весной, сразу приступила къ интересному вопросу.

— И такъ, обитатели Агра-Гауза вернулись наконецъ.

— О, да, отвѣчала миссъ Момберъ; гувернантка съ барышнями пріѣхали въ пятницу, за ними посылали карету и фургонъ для багажа, а молодые пріѣхали, должно быть, вчера вечеромъ.

— Удивляюсь, какъ это мы объ этомъ не слыхали… берегитесь, милая, или васъ раздавятъ; новый кучеръ Готамовъ правитъ лошадьми такъ неосторожно; право, имъ слѣдовало бы сказать объ этомъ. Пріѣхали вчера вечеромъ, говорите вы? Ну, что жъ, они не теряли времени, чтобы показаться намъ. Должно сказать, что она приличнѣе, чѣмъ я ожидала, а дочери очень хорошенькія… но тѣмъ хуже, знаете!

— Почему? спросила миссъ Момберъ съ удивленіемъ, — почему хуже?

— Ну, я хочу сказать, что намъ нельзя сдѣлать имъ визита… еще никто у него не былъ?

— Теперь большая разница… прежде онъ жилъ одинъ. Я буду у нихъ съ визитомъ, какъ только они устроятся.

— Неужели! (м-съ Эдльстонъ была удивлена, потому что миссъ Момберъ пользовалась репутаціей особы очень строгой въ выборѣ знакомствъ). — Я бы сама охотно поѣхала, но мнѣ нужно подумать о дочеряхъ, а потому я не смѣю рисковать. Перваго мужа никто не зналъ, а втораго никто, такъ сказать, не признаетъ. И я должна сказать, что нахожу ея поведеніе въ церкви глупымъ: какая аффектація дѣлать видъ, будто она не замѣчаетъ, что всѣ на нее глядятъ: и дочери ея слишкомъ нарядно одѣты.

— Я нашла, что на нихъ очень хорошенькія платья.

И тутъ миссъ Момберъ поглядѣла въ спины трехъ миссъ Эдльстонъ, шествовавшихъ впереди, и на которыхъ произведенія мѣстной портнихи сидѣли всегда особенно неуклюже.

— Она слишкомъ прилична для своего мужа — вотъ все, что я могу сказать.

— Но мы не знаемъ, кто она.

— Гдѣ же вы были, когда м-ръ Ливерседжъ сообщалъ мнѣ все, что знаетъ про нее? Ахъ, да, вы уже отошли. Она вдова полковника, убитаго въ Индіи нѣсколько лѣтъ тому назадъ, и у нея есть сестра, замужемъ за лордомъ Яверлендомъ.

— О! проговорила миссъ Эдльстонъ. — Если такъ, то, конечно, мы должны обойтись съ ними какъ можно привѣтливѣе. Въ Горскомбѣ станетъ веселѣе отъ новыхъ пріѣзжихъ. Когда вы думаете отправиться съ визитомъ? Вы бы могли по дорогѣ захватить и меня.

На главной улицѣ селенья стояли группы прихожанъ «методистской церкви», у которыхъ служба кончилась часомъ раньше, но не расходились по домамъ, а грѣлись на весеннемъ солнышкѣ.

Когда Чадвикъ съ женой, въ сопровожденіи Аллена и трехъ дѣвушекъ (Реджи не было; онъ былъ помѣщенъ въ школу), проходилъ посреди дороги, то много глазъ было устремлено на него.

— Я нахожу, что ему слѣдовало бы посѣтить скорѣе методистскую церковь, которую выстроилъ его родной отецъ, въ особенности, въ первое воскресенье по пріѣздѣ; а тамъ бы ужь пускай ходилъ куда хочетъ, сказала м-съ Ноткинсъ, вдова, содержавшая фруктовую и кондитерскую лавочку. — Подумать, что его ноги не было у методистовъ, тогда какъ его отецъ, бѣдный старикъ, каждое воскресенье приходилъ въ свою церковь и клалъ соверенъ на тарелку, когда собирались пожертвованія.

— Говорятъ, отвѣчалъ м-ръ Спэфордъ, торговецъ сукнами, — будто сынъ прожилъ долгіе годы въ Индіи, торгуя невольниками. Можетъ быть, его изгнали методисты изъ своей церкви… кто знаетъ?

— Гораздо вѣрнѣе, что разряженная фря, его вторая жена, почитаетъ ниже своего достоинства посѣщать не ту церковь, куда ходитъ джентри, хотя мужъ ея вовсе не принадлежитъ къ джентри. Я слышала, что его отецъ былъ такой же торговецъ въ Лондонѣ, какъ и вы, м-ръ Спэфордъ, и началъ-то совсѣмъ съ маленькой лавки.

М-ръ Спэфордъ былъ толстый молодой человѣкъ, съ оплывшимъ бѣлымъ лицомъ, бакенбардами въ формѣ телячьихъ котлетъ и маленькими глазками.

— Маленькая лавка можетъ иногда положить начало очень крупному дѣлу, отвѣчалъ онъ, набожно возводя глаза къ небу, — но грустно видѣть единовѣрца, отвращающагося отъ вѣры отцовъ и берущаго себѣ жену изъ среды филистимлянъ. Слава Богу и за то, м-съ Ноткинсъ, что наша церковь спасена отъ модницъ въ нарядныхъ платьяхъ, которыя могли бы ввести въ соблазнъ нашихъ дѣвицъ… вотъ, какъ я на это смотрю, ма’амъ!

— Ахъ! вы во всемъ отыщете хорошую сторону; но ни мнѣ, ни вамъ, да и многимъ другимъ въ Горскомбѣ никакой прибыли отъ ихъ присутствія не будетъ… они все будутъ выписывать изъ Лондона… увидите.

— Что жъ дѣлать, отвѣтилъ м-ръ Спэфордъ со вздохомъ мученика; — за все это будетъ награда въ иномъ мірѣ, м-съ Ноткинсъ, вотъ въ чемъ утѣшеніе! А теперь мнѣ пора идти обѣдать, извините. Увижусь съ вами сегодня вечеромъ въ церкви?

Въ кухнѣ трактира «Семи Звѣздъ» сидѣла старуха м-съ Перкинджиръ, хозяйка, и дожидалась возвращенія внучки изъ церкви. М-съ Перкинджиръ была толстая, старая женщина, въ зеленомъ парикѣ и съ бархоткой поперегъ лба.

При каждомъ стукѣ задней двери она поворачивала въ ту сторону пару безцвѣтныхъ глазъ, совершенно ничего не выражавшихъ и походившихъ на два стеклянныхъ шарика: бѣдная старушка была слѣпа.

Наконецъ послышался стукъ отпираемаго замка и шаги по кирпичному полу.

— Я думала, ты никогда не вернешься, дѣвочка; какъ можно оставлять меня одну, бѣдную, слѣпую, и такъ долго… Ты, вѣрно, не прямо изъ церкви?

— Нѣтъ, бабушка, прямо изъ церкви, отвѣчала Кассендри. — Помилуйте, всего только половина перваго.

— Ну, значитъ, время долѣе тянется для меня на старости лѣтъ. Что, викарій говорилъ проповѣдь? Ахъ! было время, когда я любила сидѣть и слушать его проповѣди… когда была зрячая… но теперь все кончено, и жизнь моя почти кончена… Кто былъ въ церкви, Кассендри?

— Почти всѣ тѣ же, что и обыкновенно, бабушка, и кромѣ того, новыя лица: новая жена м-ра Чадвика изъ Агра-Гауза, съ нимъ вмѣстѣ и съ красавицами барышнями, разодѣтыми въ пухъ и прахъ! А у одной, самой маленькой, волоса, точно золото, когда солнце играетъ на нихъ.

— И такъ, ихъ цѣлая фамилія… и хорошенькія, говоришь ты? Боже мой? а я-то, такъ и не увижу! Старикъ-отецъ часто бывало приходилъ болтать со мною. Я любила его, хотя въ нашивъ мѣстахъ рѣдко кто поминаетъ его добрымъ словомъ, кромѣ методистовъ, которымъ онъ построилъ церковь на свой счетъ. Я не раздѣляла его убѣжденій, но онъ любилъ болтать со мной. У меня есть сынъ, гдѣ-то въ Индіи, говорилъ онъ, когда я разсказывала ему про твоего дядюшку Джо и про то, сколько мнѣ съ нимъ было хлопотъ.

— Вы призовете его къ себѣ, говорила я, чтобы было кому за вами ухаживать на старости лѣтъ?

— Нѣтъ, м-съ Перкинджиръ, отвѣчалъ онъ, я не знаю, куда и послать за нимъ; да онъ, можетъ быть, и не поѣдетъ, если я его позову. Я сурово обошелся съ нимъ съ перваго начала, а теперь поздно исправлять это; но когда я умру, онъ увидитъ, что я его не обидѣлъ. Старикъ разсердился на сына за то, что тотъ женился противъ его воли. А теперь вотъ и сынъ вернулся въ родительскій домъ и съ собственнымъ сыномъ, и вторично женился на вдовѣ тоже съ дѣтьми. И всѣ они были сегодня поутру въ церкви. Да, Кассендри, такъ-то все на свѣтѣ мѣняется! Бѣдный молодой джентльменъ, для него женитьба отца не очень-то сладка. Говорятъ, былъ очень до него добръ, пока не женился. То-то онъ теперь огорченъ.

— Не похоже, судя по немъ, отвѣчала Кассендри.

— Въ самомъ дѣлѣ? ну, значитъ, радъ, что у него теперь будутъ товарищи. Почталіонъ говорилъ мнѣ, что встрѣчалъ его на прогулкахъ и что онъ зѣвалъ во весь ротъ, точно не зналъ, куда дѣваться отъ скуки. Да и впрямь, пріятелей у него никого не было кромѣ молодаго Барчарда, а тотъ по всему, что я слышу, плохая компанія для кого бы то ни было.

Послѣ полуденнаго обѣда въ викаріатѣ новые пришельцы тоже служили темой для разговоровъ.

— Мама, говорила Милли Ормъ, вы, конечно, поѣдете къ нимъ съ визитомъ, они очень приличные люди, я увѣрена.

Милли была не высока ростомъ и далеко не такъ красива, какъ ея братъ, но ея некрасивое лицо нравилось своимъ оживленіемъ.

По характеру она была дѣвушка съ очень горячимъ сердцемъ, большая энтузіастка и проникнута чувствомъ долга.

— Полагаю, что мы должны поѣхать съ визитомъ, отвѣчала м-съ Ормъ, но я надѣюсь, Милли, ты подождешь немного, прежде нежели по обыкновенію увлечешься дружбой.

— Я знаю, что очень полюблю старшую дѣвушку. Она такъ хороша собой; она пришла на крилосъ, точно какая-то принцесса. Папа, не правда ли, вѣдь она очень хороша?

— Ахъ, Милли! перебила м-съ Ормъ, ты, кажется, забываешь, что твой отецъ былъ занятъ другимъ! развѣ онъ могъ вовремя службы замѣчать такія вещи!

— Послѣ этого мнѣ не совсѣмъ ловко признаваться, что я ихъ всѣхъ замѣтилъ. Однако какъ это ни неприлично, душа моя, а такъ было дѣло, замѣтилъ викарій съ юморомъ въ глазахъ. Единственное оправданіе, какое я могу представить — это, что они стояли неподалеку отъ меня, а глаза у меня очень зоркіе.

— И не правда ли, папа, старшая дочь очень красива?

— Да… она показалась мнѣ очень красивой. Я побоялся за душевное спокойствіе Фаншо, когда услышалъ, какъ онъ прочиталъ первый текстъ. Онъ очень впечатлительный молодой человѣкъ даже для клерджимена.

— Я вовсе не одобряю поведенія м-ра Фаншо, сказала м-съ Ормъ. Я бы желала, чтобы онъ былъ серьезнѣе. Онъ держитъ себя, какъ обыкновенный молодой человѣкъ.

— Онъ и есть обыкновенный молодой человѣкъ, замѣтилъ викарій. Неужели, моя душа, ты считаешь, что каждый дюжинный клерджименъ непремѣнно осѣненъ особой благодатью? Боюсь, что Фаншо человѣкъ сомнительной святости. Нѣкоторые скажутъ то же самое, пожалуй, и про самаго викарія.

И достопочтенный Кипріанъ вздохнулъ полу-шутя, полу-искренно.

Онъ былъ высокій, представительный человѣкъ, все еще очень красивый, съ серебристыми волосами, представлявшими интересный контрастъ съ густыми черными бровями и свѣжими розовыми щеками. Быть можетъ, онъ сознавалъ въ душѣ, что не подходитъ къ высшему идеалу клерджимена, и порою шокировалъ прихожанъ своей свѣтской манерой обхожденія. Онъ былъ уменъ и остроуменъ, лѣнивъ, добродушенъ и проявлялъ юморъ, который былъ не всегда кстати.

Его жена, вполнѣ лишенная этого качества, сильно скандализировалась повременамъ отсутствіемъ въ мужѣ пасторскаго декорума, хотя и воздерживалась отъ прямыхъ упрековъ, предпочитая намеки.

По наружности она была маленькаго роста женщина съ живыми, тревожными глазами, и если и считалась когда-то хорошенькой, то давно уже поблекла.

— Ты говоришь прекрасныя проповѣди, Кипріанъ, и самъ знаешь, какъ онѣ нравятся прихожанамъ… они утверждаютъ, что твои проповѣди проникаютъ имъ прямо въ душу.

— Но возвращаясь къ новой м-съ Чадвикъ, мама, вмѣшалась Милли, вы развѣ не думаете, что отличная вещь этотъ бракъ? Я думаю. Никогда еще не видала, чтобы кто-нибудь такъ перемѣнился къ лучшему, какъ сынъ м-ра Чадвика. Онъ казался прежде тупымъ, скучнымъ и безучастнымъ, а сегодня утромъ въ церкви былъ на видъ такой веселый и счастливый. Онъ отъ этого мнѣ гораздо больше понравился, потому что другіе сыновья совсѣмъ иначе отнеслись бы къ браку отца.

— Итакъ ты его произвела въ фениксы, Милли? перебилъ отецъ.

— Только въ этомъ отношеніи. Онъ былъ мнѣ такъ антипатиченъ, и я такъ жалѣла бѣднаго Ноджента за то, что ему приходится ѣхать съ нимъ заграницу; но теперь я съ нимъ примирилась. И если подумаешь, какое жалкое воспитаніе получилъ онъ, то, право, удивительно даже, что онъ вышелъ не хуже.

— Онъ могъ бы быть чуть поинтереснѣе, лѣниво проговорилъ отецъ. Это одинъ изъ тѣхъ молодыхъ людей, у которыхъ всегда сыщешь перо за ухомъ. Безъ пера имъ какъ будто чего-то недостаетъ. У него ухо такое большое, какъ разъ пригодное для того, чтобы засунуть за него перо.

— Мнѣ кажется, что вы недобры къ нему, папа!

— Но совсѣмъ безъ намѣренія, душа моя. Увѣряю тебя, что я очень уважаю торговлю и все такое, и всѣхъ людей, къ ней причастныхъ. Все, что я хотѣлъ сказать, — это, что дѣтство и отрочество, проведенныя за чисто механическимъ дѣломъ конторщика, не идеальная подготовка для жизни деревенскаго джентльмена.

— Увѣрены ли вы въ томъ, папа, что онъ былъ конторщикомъ.

Викарій усмѣхнулся.

— Нѣтъ, Милли, не увѣренъ. У меня бываетъ порою темное подозрѣніе, что онъ больше похожъ на разсыльнаго. Въ сущности я не знаю, кто онъ; но во всякомъ случаѣ это не важно. Въ настоящее время онъ какъ бы то ни было сталъ членомъ Горскомбскаго общества. Отецъ его не дурной человѣкъ въ своемъ родѣ. Присылаетъ мнѣ чэкъ, какъ джентльменъ, когда я обращаюсь къ нему за помощью кому-нибудь изъ моей паствы. Я думаю, что эти молодыя лэди найдутъ въ немъ очень щедраго вотчима, если только съумѣютъ обращаться съ нимъ, какъ слѣдуетъ.

Въ большой дубовой гостиной Гоули-Корта бракъ Чадвика тоже удостоился въ этотъ вечеръ послужить предметомъ для разговора.

Одинъ или два привилегированныхъ сосѣда явились туда къ пяти часамъ: м-ръ Ливерседжъ былъ въ томъ числѣ. Продолговатая гостиная была очень уютна. Высокій потолокъ съ лѣпными украшеніями терялся въ полу-мракѣ, а въ большія полукруглыя окна деревья, кусты и урны на террасѣ принимали цвѣта старинной, канвовой вышивки, на блѣдно-розовомъ и оранжевомъ фонѣ весенняго солнечнаго заката.

Джослина Готамъ, румяная дѣвушка, съ желтыми волосами, которой чего-то не хватало, чтобы назваться хорошенькой, предсѣдательствовала за чайнымъ столомъ. Лэди Адель, ея мать, крупная, красивая женщина съ глуповатымъ лицомъ, расположилась на кушеткѣ у камина, откуда могла вмѣшиваться въ разговоръ, когда хотѣла, и дремать съ полузакрытыми глазами, въ промежутки.

— Хотите чаю? спросила м-съ Готамъ у м-ра Ливерседжа. Я не нашла вамъ сливокъ. Почему вы не были сегодня утромъ въ церкви?

— По семейнымъ обстоятельствамъ, лицемѣрно отвѣтилъ онъ. Канарейкѣ сестры, видите ли, нездоровилось, и я остался дома для компаніи… увѣряю васъ, м-съ Готамъ.

— Если вы язычникъ, то не зачѣмъ этимъ хвастаться… это… это не прилично. А сегодня къ тому же вы лишились интереснаго зрѣлища. Всѣ добрые люди въ Горскомбѣ внѣ себя отъ волненія, и какъ бы вы думали, по какому поводу? По тому самому, что плантаторъ, живущій въ домѣ съ индійскимъ названіемъ, въ первый разъ привезъ въ церковь свою вторую жену и ея дочерей. А васъ-то какъ разъ и не было.

— Да, я вижу теперь, напрасно было пренебрегать своими общественными обязанностями. Я какъ-нибудь съѣзжу и откланяюсь ей… прелестная женщина!

— Такъ вы ее видали? спросила лэди Адель.

— О! я знаю ее… я хорошо ее знаю. Я былъ знакомъ съ ея первымъ мужемъ полковникомъ, въ Индіи. Онъ былъ тоже прекрасный человѣкъ. Оставилъ ей хорошее состояніе, но надо же ей было сунуться въ разныя аферы, покупать всякія акціи, облигаціи… на этомъ она и прогорѣла. Еслибы не это, она и не поглядѣла бы на такого человѣка.

— А чѣмъ дуренъ этотъ человѣкъ? онъ тоже изъ вашихъ знакомыхъ? спросила лэди Готамъ.

— Онъ былъ одно время въ моемъ округѣ, и я случайно встрѣчался съ нимъ. Онъ мнѣ не понравился. Между плантаторами попадались славные ребята… но не всѣ, кто получше, плохо сходились съ нимъ. Тогда онъ повернулся ко всѣмъ спиной и связался съ миссіонерами.

— И прекрасно сдѣлалъ, по моему мнѣнію! замѣтила милэди.

— Ахъ! но это длилось не долго: онъ вскорѣ поссорился и съ ними и тогда остался совсѣмъ безъ общества. Характеръ его послѣ этого совсѣмъ какъ будто перемѣнился: онъ сталъ безпутнымъ, буйнымъ, нахальнымъ человѣкомъ, никого не почиталъ, водился съ самымъ плохимъ людомъ… просто одно время всѣхъ скандализировалъ своимъ поведеніемъ. Теперь, разбогатѣвъ, онъ повидимому исправился и сталъ респектабельнымъ человѣкомъ.

— А какимъ образомъ его вторая жена вышла за него?

— Ахъ! Я могу вамъ разсказать всю исторію, такъ какъ я самъ имѣлъ честь въ ней участвовать. Можно сказать, черезъ меня все дѣло и сладилось; не знай я ее и не поручись, что плантаторъ навѣрное богатъ, она не рискнула бы на бракъ. Это было въ Трувилѣ — мы всѣ стояли въ одной гостинницѣ — и послѣ того какъ я сказалъ ей, что онъ богатъ, на моихъ глазахъ она ловила сначала сына для дочери, а потомъ отца для себя — ей было рѣшительно все-равно, кого бы ни поймать. И повѣрите ли, лэди Адель, этотъ человѣкъ обязанный, можно-сказать, мнѣ своимъ семейнымъ счастіемъ, дуется на меня за какіе-то пустяки… за то, что я нашелъ на факторіи кой-какіе безпорядки и долженъ былъ его за это приструнить.

— Кто она была, говорите вы? освѣдомилась милэди.

— М-съ Чевенингъ.

— Ну вотъ теперь все и объяснено! вскричала миссъ Готамъ, вставая въ волненіи, при чемъ голубые глаза ея засверкали. Я все время удивлялась въ церкви, гдѣ это я видѣла старшую изъ дочерей. Она была со мною въ школѣ. Я ужасно ею восхищалась… да и всѣ другія дѣвочки также… а она еще похорошѣла съ тѣхъ поръ. Мама, пойдемте къ нимъ, возьмите меня съ собой. Мнѣ бы хотѣлось ее видѣть.

— Не вижу причины ѣхать къ нимъ, я не одобряю такихъ браковъ и конечно не намѣрена сдѣлать для нихъ исключенье.

— Но нельзя ли мнѣ съѣздить? только повидаться съ нею?

— Нѣтъ, ни подъ какимъ видомъ, Джослина; ты по всей вѣроятности встрѣтишься съ ней гдѣ-нибудь и тогда можешь возобновить знакомство, если хочешь; пусть другіе дѣлаютъ, какъ хотятъ, а я не намѣрена подавать дурной примѣръ.

И такимъ образомъ въ Гоули-Кортѣ рѣшено было не принимать Чадвиковъ въ кругъ знакомыхъ… результатъ, которому значительно содѣйствовали сплетни м-ра Ливерседжа. Хотя надо сказать и то, что свѣдѣнія, доставленныя имъ о новой хозяйкѣ Агар-Гауза, въ другихъ менѣе важныхъ домахъ Горскомба, убѣдили ихъ хозяевъ, что имъ не пристало поворачиваться спиной къ новой м-съ Чадвикъ.

Но вернемся къ героямъ всѣхъ этихъ разговоровъ, оставленнымъ нами шествующими домой по деревнѣ, въ блаженномъ невѣдѣніи толковъ, возбужденныхъ ихъ появленіемъ.

— Ну вотъ, Селина, угрюмо замѣтилъ Чадвикъ, дѣло сдѣлано. Теперь уже мы больше для нихъ не незнакомцы.

— Мнѣ казалось, ты уже нѣсколько мѣсяцевъ какъ прожилъ здѣсь, отвѣтила м-съ Чадвикъ немного разочарованнымъ голосомъ.

— Ну да, и прожилъ. А что?

— Да то, что, кажется, ты до сихъ поръ ни съ кѣмъ не знакомъ.

— Развѣ ты не видѣла, какъ аптекарь Прискъ подходилъ ко мнѣ и разговаривалъ, а Джобсонъ, мясникъ, поклонился, когда мы проходили по кладбищу.

— Аптекарь! мясникъ! повторила она съ пренебреженіемъ; я говорю про людей общества. Кто это семейство, сидѣвшее на большой скамьѣ, около каѳедры?

— О! я ихъ конечно знаю… это Готамы изъ Гоули… нѣсколько миль отсюда; ужасные хлыщи, скажу тебѣ. Онъ баронетъ, а она дочь графа.

— Ты знаешь ихъ; почему же они не подошли съ тобой поздороваться?

— Я. не говорю, что такъ знаю ихъ. Я просто знаю, кто они, вотъ и все, или ты думаешь, они не удостоиваютъ меня своимъ знакомствомъ. Вотъ идея!

И онъ разсмѣялся, до того эта мысль показалась ему нелѣпой.

Жена закусила губы. Быть можетъ никогда еще ей не представлялось съ такой ясностью, какъ она унизила себя — неужели ей придется довольствоваться обществомъ мелкотравчатыхъ деревенскихъ сосѣдей, или хуже того пользоваться снисходительнымъ покровительствомъ вышепоставленныхъ сосѣдей! Въ сравненіи съ этимъ даже тотъ родъ аристократическаго пауперизма, въ которомъ она проживала въ старомъ домѣ лондонскаго предмѣстья и гдѣ по крайней мѣрѣ она пользовалась нѣкоторымъ уваженіемъ, былъ предпочтительнѣе теперешняго удѣла. Къ чему она такъ упорно закрывала глаза на возможность такого порядка вещей? къ чему она убѣдила себя, что бѣдность нестерпима, и неужели, избавившись отъ нея посредствомъ этого брака, она могла надѣяться вмѣстѣ съ тѣмъ удержать за собой всѣ свои общественныя преимущества, которыми всегда такъ дорожила?

Она шла рядомъ съ мужемъ. Его общество съ каждымъ днемъ становилось ей все болѣе и болѣе въ тягость.

Неужели отнынѣ мнѣ придется довольствоваться только имъ? съ ужасомъ спросила она себя и даже вздрогнула при этой мысли.

Въ сущности, размыслила она, это совсѣмъ невѣроятно. Общество въ здѣшнемъ графствѣ могло быть очень щепетильно, но въ наше время даже и оно едва-ли можетъ пренебрегать плантаторомъ индиго… какъ не пренебрегаетъ младшими сыновьями лордовъ, занимающихся скотоводствомъ въ Австраліи и чайными плантаціями.

Еслибы только и было непріятнаго въ ея мужѣ, что индиго… она поглядѣла на него сбоку, на его плебейскія черты, загорѣлое отъ остъиндскаго солнца кирпичнаго цвѣта лицо, — загаръ этотъ уже не могъ съ него сойти, — неизящную бороду, еще сильнѣе выдавшую вульгарный типъ всей физіономіи….. Да! въ своей бѣлой шляпѣ съ черной ленточкой, агрессивномъ бѣломъ жилетѣ, во фракѣ съ широкими болтающимися фалдами, онъ былъ не на своемъ мѣстѣ и въ деревнѣ. Она не могла удивляться, если мѣстные магнаты держались отъ него поодаль и однако… нѣтъ! она не должна, она не хочетъ отчаиваться… еще время не ушло; и ей вспомнилось невольное движеніе восторга у прихожанъ, тогда дѣти ея проходили по крилосу. Весь вопросъ во времени… побѣда останется въ концѣ концовъ на ея сторонѣ.

— Генни, милая, говорила Ида, обращаясь къ миссъ Гендерсонъ, въ то время какъ онѣ остались вдвоемъ нѣсколько позади отъ другихъ, я буду охотно ходить въ здѣшнюю церковь, а вы?

Миссъ Гендерсонъ согласилась остаться въ домѣ за увеличенную плату, и Ида была внѣ себя отъ благодарности за такую жертву.

Миссъ Гендерсонъ вздрогнула:

— Да; мы можемъ по крайней мѣрѣ разсчитывать на одинъ или два часа мирнаго спокойствія въ недѣлю, когда общее напряженіе уляжется; да! Ида, этого у насъ никто не отниметъ.

Никто на самомъ дѣлѣ не выказывалъ намѣренія помѣшать ихъ бесѣдѣ, но этотъ фактъ не уменьшалъ, въ глазахъ Иды самоотверженія подруги.

— Какая вы храбрая, Генни; я ужь и сама не знаю, что бы я дѣлала безъ васъ.

— Бѣдное дитя! вамъ тяжелѣе всѣхъ, потому что вы такъ впечатлительны. Они быть можетъ еще разлучатъ насъ… но не будемъ заранѣе волноваться. Церковь дѣйствительно хорошенькая и у молодаго викарія, читавшаго первую молитву, очень симпатичный голосъ.

— Да; и у него такіе красивые глаза также, Генни; вы не находите?

Онѣ вели разговоръ конфиденціальнымъ тономъ, быть можетъ изъ боязни, какъ бы ихъ не услышала Марго, презрительно относившаяся къ такого рода разговорамъ.

Но страхъ былъ напрасный, потому что миссъ Чевенингъ шла въ довольно большомъ отъ нихъ разстояніи вмѣстѣ съ Летиціей и Алленомъ.

— Знаешь ли, Марго, говорила Летиція, мнѣ кажется, они не очень хорошо воспитаны здѣсь, въ этой деревнѣ… они такъ ужасно таращили на насъ глаза.

— А вы бы тоже таращили глаза на нихъ! замѣтилъ Алленъ.

— Тогда значитъ и я была бы невѣжлива. Я тоже таращила глаза, но только на памятники. Какая пропасть тутъ Готамовъ! ты замѣтила, Марго?

Марго вышла изъ задумчивости и вздрогнула.

— Готамовъ! что ты знаешь о Готамахъ, Летти?

— Ничего… они, кажется, всѣ умерли и надъ ними лежатъ такія большія плиты, вотъ и все!

— О! есть и живые! вмѣшался Алленъ; сэръ Эверардъ и лэди Адель и ихъ дочери сидѣли на большой скамьѣ, напротивъ васъ.

— Отчего же они не въ траурѣ… когда у нихъ такъ много родныхъ умерло? спросила Летиція. О! погляди, Марго! вонъ они ѣдутъ въ каретѣ., у нихъ карета гораздо красивѣе, чѣмъ у тетушки Гвендолины. Почему ты не поглядишь, Марго? зачѣмъ ты отворачиваешься?

— Ты забываешь свое собственное правило: что невѣжливо таращить глаза на людей, отвѣтила Марго съ слабой улыбкой.

— Свѣтскіе хлыщи къ этому привыкли, замѣтилъ Алленъ; они нарочно выѣзжаютъ, чтобы на нихъ глазѣли, развѣ вы этого не знаете?

— Вы забываете, отвѣтила она съ тонкой ироніей, откуда же мнѣ знать, что думаютъ эти люди.

— Ну, по правдѣ сказать, и я хорошо не знаю, сознался Алленъ.

— А тогда на вашемъ мѣстѣ я бы и не говорила о нихъ.

— Ну ужь вы всегда нападаете на меня, отвѣтилъ онъ смѣясь. Я не могу рта раскрыть.

— Вотъ неправда! сказала Летиція, критически оглядывая его; вы какъ-разъ теперь раскрыли ротъ до ушей.

— Маленькія дѣвочки должны держать языкъ за зубами, отвѣтилъ Алленъ.

— А большихъ мальчиковъ не слѣдуетъ пускать въ общество, когда они похожи на васъ, отрѣзала Летиція. Мы съ Марго хотѣли разговаривать, не правда ли, милочка? Вы намъ совсѣмъ не нужны.

— О! послушайте, за что же это вы прогоняете меня! Вѣдь не я началъ споръ.

У Летиціи было сильно развито чувство справедливости.

— Да, кажется, это я начала, согласилась она. Должно быть, вы не умѣете иначе смѣяться. Идите съ нами, если Марго не противъ этого.

— Я могу идти съ вами, Марго; вы ничего противъ этого не имѣете?

Марго опять-было задумалась.

— О! нѣтъ, отвѣчала она, съ усиліемъ отрываясь отъ своихъ мыслей, конечно, вы можете идти съ нами, если хотите.

Мысли ея были довольно горькія. Она узнала Джослину Готамъ въ церкви и думала, несмотря на спокойный и безпечный взглядъ своей школьной подруги, что та тоже узнала ее.

При другихъ обстоятельствахъ, ей это было бы все-равно; но теперь она была убѣждена, что Джослина не подошла къ ней вслѣдствіе брака ея матери, забывая, что сама тщательно избѣгала доставить случай подругѣ заговорить съ ней.

Она считала себя униженной и съ преувеличеннымъ стараніемъ уклонялась отъ встрѣчи съ особой, знавшей ее въ тѣ дни дочерью храбраго и знатнаго офицера, и у ней не было еще родныхъ, которыхъ бы слѣдовало стыдиться.

А теперь вотъ онъ, ея новый отецъ, этотъ грубый, дурно воспитанный человѣкъ, идетъ по улицѣ, какъ глава ихъ семейства. А этотъ пошлый юноша, шествующій рядомъ съ ней — ея братъ! Какъ могла она представить ихъ Джослинѣ?

— Это совсѣмъ не гордость съ моей стороны, думала она, потому что развѣ можно ихъ не стыдиться?

II.

Мрачныя предчувствія м-съ Чадвикъ не оправдались. Не успѣла она провести недѣли въ Горскомбѣ, какъ всѣ побывали у нея сами или оставили карточки. Мало того: очень многія знатныя фамиліи въ графствѣ почтили ее своимъ знакомствомъ.

М-съ Ормъ и Милли первыя показали примѣръ, какъ оно и слѣдовало. М-съ Ормъ, подобно женамъ многихъ клерджименовъ, считала формальное признаніе со стороны викаріата необыкновеннымъ знакомъ вниманія, а въ данномъ случаѣ даже и милостью, свидѣтельствующей о нѣкоторомъ либерализмѣ взглядовъ; но тотчасъ же поняла, что хозяйка Агра-Гауза не позволитъ себѣ покровительствовать.

Ее поразилъ вкусъ и пониманіе того, какъ слѣдуетъ пользоваться богатствомъ во внутренней отдѣлкѣ и убранствѣ дома, Она ожидала, что внутри онъ такой же грубый и варварскій, какъ и снаружи, точно такъ и манеры м-съ Чадвикъ дали ей почувствовать, что она сама въ сущности ничто иное, какъ провинціалка. Такимъ образомъ, невольно, она стала гораздо болѣе дорожить знакомствомъ съ м-съ Чадвикъ, нежели ожидала сначала.

Милли, которой предоставили самой дѣлать попытки сближенія съ миссъ Чевенингъ, нашла ее еще красивѣе, чѣмъ въ воскресенье въ церкви.

Какъ прелестно была она одѣта: въ темно-голубое прекрасно сшитое платье, со вставкой цвѣта кремъ на груди изъ какой-то мягкой матеріи, лежавшей красивыми складками! И какія у нея прелестныя бѣлыя ручки!

— Точно руки на портретахъ Ромни въ Гоули-Кортѣ! думала Милли, восхищаясь безусловно и вполнѣ безкорыстно, — какъ способны нѣкоторыя дѣвушки — хотя далеко не всѣ — восхищаться красотой особъ своего пола.

— Я надѣюсь, начала она застѣнчиво, что вамъ понравился Горскомбъ. Мы всѣ его такъ любимъ.

«Сестра м-ра Орма, думала Марго, нисколько на него не похожа».

— Это хорошенькая деревенька, отвѣтила она; хотя, конечно, мы еще никого не знаемъ изъ жителей.

— Хотите познакомиться съ нѣкоторыми, сказала Милли и испугалась, не слишкомъ ли она навязчива; если хотите, то пріѣзжайте въ субботу… къ намъ, у насъ кое-кто соберется. Но, быть можетъ, вы не любите играть въ теннисъ?

— О! нѣтъ! очень люблю. И съ удовольствіемъ пріѣду. Вы вѣроятно мастерски играете?

— Я не такъ хорошо, какъ мой братъ Ноджентъ; тотъ считается великолѣпнымъ игрокомъ.

— Мнѣ кажется, я познакомилась съ вашимъ братомъ въ Трувилѣ. Онъ былъ тамъ прошлой осенью?

— Да! какъ это удивительно, что вы его уже знаете, я такъ рада! вскричала Милли и вновь испугалась, не слишкомъ ли она фамильярна.

Ей хотѣлось узнать, какъ понравился ея братъ миссъ Чевенингъ. — Неужели онъ не влюбился въ нее! Я бы на его мѣстѣ непремѣнно влюбилась, подумала она.

Каріе глаза ничего не выражали, кромѣ дружескаго интереса, когда миссъ Чевенингъ спросила:

— Онъ теперь гоститъ у васъ?

— О, нѣтъ, бѣдный мальчикъ, онъ въ городѣ и крѣпко работаетъ. Ему рѣдко удается позволить себѣ отдыхъ, онъ пріѣдетъ можетъ быть на Троицынъ день. Я очень горжусь своимъ братомъ, прибавила Милли.

Въ эту минуту дверь со стукомъ растворилась, и въ нее просунулась голова.

— Послушайте, Марго, прокричалъ голосъ Аллена, вы видѣли…

И вдругъ онъ весь покраснѣлъ.

— О! я не зналъ, что у васъ гости… извините меня…

И дверь снова заперлась.

— Я вполнѣ понимаю ваши чувства, миссъ Ормъ, сказала Марго, когда Алленъ скрылся; это мой сводный братъ; у него всегда такія спокойныя и изящныя манеры.

Она смотрѣла при этомъ такъ невинно спокойно, что Милли почти не смѣла принять эти слова за иронію.

— Я немножко знаю его, отвѣчала она; онъ бывалъ у насъ въ домѣ. Сначала онъ очень дичился, и боюсь, что мы не умѣли ободрить его. Мнѣ очень жаль — онъ очень добродушенъ.

— Это вы добродушны, отвѣтила Марго, немного пристыженная. Я бы желала быть такой. Мнѣ не слѣдовало такъ говорить, но я не могу удержаться. Вы видите, прибавила она, что я показываюсь вамъ съ самой худой стороны.

— Если это ваша самая худая сторона, то я.. я не очень боюсь васъ. И право мнѣ такъ хотѣлось бы подружиться съ вами… если только вы позволите.

Глаза ея выражали такое искреннее восхищеніе, что сердце миссъ Чевенингъ было сразу завоевано.

— Я очень рада, просто отвѣтила она; у меня здѣсь нѣтъ друзей.

И Милли вернулась домой въ восторгѣ отъ своего новаго друга и готовая служить ему всей душой и всѣмъ сердцемъ.

М-съ Эдльстонъ тоже была съ визитомъ, опередивъ миссъ Момберъ.

Она появилась въ одно прекрасное утро съ своими тремя дочерьми.

— Мы такіе близкіе сосѣди, начала она своимъ крикливымъ голосомъ, — я каждый день говорила своимъ дѣвочкамъ: «право же намъ слѣдуетъ сдѣлать визитъ Чадвикамъ!» но все что-нибудь мѣшало; въ деревнѣ, знаете, такъ много дѣла. Ну, какъ вамъ нравится Горскомбъ? Мы здѣсь веселый народъ, увѣряю васъ. Вотъ это мои дѣвочки: Дотти, Пусси и Фай, молодой народъ, какъ видите, какъ и ваши, и готовый веселиться съ утра до ночи. Мнѣ часто говорятъ, что Горскомбъ совсѣмъ заснулъ бы, еслибы не нашъ домъ… и это, знаете, правда. Мы по крайней мѣрѣ шумимъ, и я часто молю, чтобы мнѣ дали минутку покоя.

Дѣвицы Эдльстонъ могли служить нагляднымъ примѣромъ неудобства удерживать уменьшительныя и шутливыя прозвища, когда минуетъ пора молодости.

Пусси была страшно худа и съ огромными руками и ногами; Дотти высока, пряма, какъ палка, и желта, а Фай — толстушка. Всѣ три сразу завладѣли Марго и принялись угощать ее разговорами и описаніями, не давая ей самой вставить слова. Она убѣдилась, что онѣ веселы, какъ здоровые и сильные звѣрки, и взаимно восхищались другъ другомъ.

— Вы декламируете, миссъ Чевенингъ? Надѣюсь, что да. Нѣтъ? въ самомъ дѣлѣ? Тогда пріѣзжайте послушать Фай; нѣкоторыя говорятъ, что она декламируетъ лучше, чѣмъ Клифордъ Гаррисонъ, хотя она его никогда не слыхала.

— Не вѣрьте тому, что Пусси говоритъ, дорогая миссъ Чевенингъ, замѣтила Фай. — Я декламирую отвратительно… а вотъ Пусси такъ поэтъ. М-ръ Калемборъ принялъ разъ ея стихотвореніе за Теннисона. Пусси геній нашего семейства; хотя и Дотти природный художникъ, она рисуетъ восхитительно… а вѣдь, замѣтьте, никогда не училась!

— Вы навѣрное рисуете, сказала Дотти. — Мнѣ будетъ стыдно показать вамъ мое маранье; но мы вмѣстѣ будемъ ходить снимать виды, какъ только станетъ теплѣе.

— А теперь скажите мнѣ, перебила Фай, — кого вы здѣсь знаете, и мы вамъ опишемъ ихъ. Калемборы уже были у васъ? Они собираются, мы это знаемъ. Его считаютъ такимъ забавнымъ, безъ него ни одного обѣда не обходится; что касается жены, то она сидитъ и улыбается, но не блеститъ. Не то, что миссъ Мегинсонъ; она очень забавна, а мужъ у нея настоящая бѣлая мышь. А нашъ адмиралъ-то! Вы знаете нашего милаго адмирала? Вы должны съ нимъ познакомиться… онъ такой милый, веселый старикъ! А м-ръ Поульсъ? вы не замѣтили м-ра Поульса? у него лицо, какъ у мертвой головы; когда онъ надѣнетъ бѣлый галстухъ, то совсѣмъ похожъ на мертвую голову!

И такъ далѣе, и такъ далѣе, пока не перебрали всѣхъ поочереди.

— Во всякомъ случаѣ, сказала Марго, устало пожимая плечами, когда онѣ ушли, — намъ не будетъ скучно. Желала бы я знать — молчатъ онѣ когда-нибудь?

— Онѣ, конечно, слишкомъ болтливы, но знакомство ихъ намъ будетъ полезно, сказала ея мать.

И вотъ черезъ Ормовъ и Эдльстоновъ Чадвики мало-помалу перезнакомились со всѣмъ Горскомбскимъ обществомъ, хотя м-ръ Чадвикъ больше старался ради жены.

Но онъ, повидимому, не сознавалъ этого. Обитатели Горскомба поняли наконецъ, что знакомство съ нимъ интересно, и находятъ нужнымъ быть любезными. Что жъ? онъ теперь можетъ обойтись и безъ нихъ; но если они любезны, то и онъ не остается въ долгу.

И онъ приходилъ иногда въ гостиную при гостяхъ и старался занимать ихъ, хотя его усилія бросали въ дрожь жену. Онъ вмѣстѣ съ нею ѣздилъ отдавать визиты и видимо былъ доволенъ приглашеніями на обѣдъ.

Но былъ одинъ пунктъ, относительно котораго онъ выказывалъ неудовольствіе: м-ра Чадвика сердило, что падчерицы затмевали его сына.

— Почему они не приглашаютъ Аллена? спрашивалъ онъ жену; — вѣчно приходятъ записочки изъ Голли-Банка и изъ Приходскаго дома съ приглашеніями для Марго или для Иды съ гувернанткой, или для всѣхъ трехъ на лаунъ-теннисъ, на чашку чая и не знаю тамъ, что еще… но я никогда не слышу, чтобы приглашали Аллена. Что онъ сдѣлалъ такого, что его знать не хотятъ?

— По правдѣ сказать, милый Джошуа, Алленъ самъ немножко сторонится отъ людей; онъ какъ-будто дичится и неохотно сближается съ здѣшнимъ обществомъ, ну они и думаютъ, конечно, что онъ предпочитаетъ, чтобы его оставили въ покоѣ.

— Значитъ, не слѣдуетъ ему дичиться, сказалъ отецъ, — онъ добрый мальчикъ, и нужно только, чтобы его ободрили.

— Боюсь, вздохнула м-съ Чадвикъ, — что онъ черезъ-чуръ скроменъ и слишкомъ невысокаго о себѣ мнѣнія… эти несчастныя его манеры!

— Чѣмъ худы его манеры? Я ничего въ нихъ худаго не вижу. Застѣнчивъ? Всѣ молодые люди, если только они не хлыщи, застѣнчивы. Нельзя же ожидать, чтобы при его воспитаніи онъ сразу освоился съ свѣтской жизнью. Еслибы твои дочери захотѣли, онѣ скоро могли бы научить его вести себя, какъ ведутъ другіе… онѣ сами, очевидно, чувствуютъ себя какъ дома въ обществѣ.

— У нихъ всегда были прекрасныя манеры, онѣ привыкли къ обществу.

— Прекрасно; я поговорю съ Алленомъ, я не могу допустить, чтобы сына моего затирали. Онъ долженъ быть, какъ и всѣ молодые люди въ его положеніи.

Но хотя Аллена и не замѣчалъ Горскомбъ, но онъ не чувствовалъ себя несчастнымъ; онъ жилъ подъ одной кровлей съ Марго, ежедневно видѣлъ ее и могъ даже называть ее по имени безнаказанно. Она обращалась съ нимъ не особенно дурно, привычка брала свое, и она подчинилась необходимости выслушивать его замѣчанія и отвѣчать на нихъ безъ явнаго нетерпѣнія. Но внутреннее отвращеніе къ нему было также глубоко. Она не примирилась съ тѣмъ, что такъ близка къ существу, на которое не хотѣла бы даже глядѣть, если только не была къ тому вынуждена.

И хотя Ида гораздо менѣе старалась скрывать свои чувства и самъ Алленъ относился къ ней далеко не дружелюбно, ему удалось наконецъ завоевать расположеніе Летти. Догъ Ярроу послужилъ посредникомъ между ними.

— Удивительно, что собака Марго такъ любитъ васъ, откровенно сказала она ему и затѣмъ прибавила съ проблескомъ такта:

— Потому что онъ, знаете, не дружится такъ легко съ мало знакомыми людьми; но если онъ васъ любитъ, значитъ, и я тоже должна полюбить васъ.

То было довольно высокомѣрное расположеніе, — такое, какое Летти могла бы проявлять къ мальчишкѣ-садовнику или къ груму, но Алленъ былъ нетребователенъ.

Онъ глубоко сознавалъ свои несовершенства, несмотря на спазмодическія и, можно сказать, трогательныя усилія поставить себя на равную ногу со всѣми.

Послѣ Марго (казавшейся ему существомъ высшимъ и недоступнымъ, которому поклоняться слѣдовало втайнѣ, чтобы не навлечь ея гнѣвъ) маленькая сводная сестрица была всего ближе его сердцу. Она была такъ мила съ своими чопорными попытками къ достоинству въ манерѣ себя держать, смѣнявшимися дѣтской рѣзвостью и веселой болтовней, напоминавшей щебетанье птички.

Онъ смиренно исполнялъ всѣ ея приказанія, хотя позволялъ себѣ болѣе фамильярное и братское обращеніе съ нею, и когда Летти критиковала его манеры, добродушно принималъ ея замѣчанія.

— Должно быть, у васъ не было гувернантки, когда вы были маленькій? замѣтила она однажды, когда онъ помогалъ ей сажать цвѣты въ саду.

— У меня? отвѣчалъ Алленъ съ своимъ раскатистымъ смѣхомъ, — конечно, нѣтъ; но почему вы это спрашиваете?

— О! только потому… вы не разсердитесь, если я вамъ скажу?.. Она бы научила васъ, какъ надо ѣсть. Вы, знаете, очень… чавкаете, когда ѣдите, и слишкомъ торопитесь. Меня тоже останавливали! прибавила она значительно.

— Я никогда до сихъ поръ не думалъ о томъ, какъ я ѣмъ. Ну, а Марго что говоритъ объ этомъ, Летти?

— Марго? о! Посмотрите вонъ тамъ на стеблѣ, кажется, противная зеленая гусеница. Или… Нѣтъ! для нихъ еще теперь не время… Нѣтъ, Марго ничего не говоритъ, а потому я подумала, что лучше будетъ, если я вамъ скажу сама. Я была увѣрена, что вы такъ дѣлаете только потому, что не знаете… Ну довольно объ этомъ. Догоните меня!

Къ несчастію, въ результатѣ этихъ доброжелательныхъ наставленіи выходило то, что Алленъ становился еще неловче и неуклюжѣе. Выраженіе лица его мачихи бывало по временамъ очень недвусмысленно, но она не дѣлала никакихъ замѣчаній, пока разъ за завтракомъ одна такая gaucherie Аллена не разсердила даже отца, вниманіе котораго было возбуждено посторонними замѣчаніями.

— Я не хотѣла до сихъ поръ говорить, сказала м-съ Чадвикъ, — но, право же, при всей снисходительности, я думаю, что мы можемъ ожидать нѣкотораго вниманія къ правиламъ вѣжливости. Вѣдь это не Богъ вѣсть какія большія требованія, Алленъ, не правда ли?

— Я!.. я сдѣлалъ это не подумавъ, отвѣчалъ онъ. — Пожалуйста извините.

М-съ Чадвикъ вздохнула съ покорностью. Марго потупила глаза въ тарелку, и только одна Летиція глядѣла на виновнаго съ симпатіей, серьезными глазами и съ краской въ лицѣ.

— Если ты не понимаешь, что сидишь за столомъ джентльмена, сказалъ его отецъ, то всего лучше тебѣ уйти изъ-за него.

Отецъ никогда еще не бранилъ его за манеры, подумалъ Алленъ, вставая и думая, что его и въ самомъ дѣлѣ просятъ удалиться.

— Не прогоняйте его, стала просить Летиція, онъ въ другой разъ не будетъ!

— Я вовсе не намѣренъ прогонять его, пусть только ведетъ себя прилично, проворчалъ Чадвикъ. Садись, Алленъ, и не корчи изъ себя дурака, слышишь?

Алленъ сѣлъ съ разстроеннымъ лицомъ и горькимъ сердцемъ. Его унизили въ присутствіи Марго, которая сидѣла, какъ принцесса, чуждая тому, что происходитъ. Даже заступничество Летиціи задѣло его, хотя онъ и былъ ей благодаренъ за доброе намѣреніе.

Этотъ инцидентъ, какъ ни былъ онъ ничтоженъ, раскрылъ глаза Чадвику на несовершенства сына. А такъ какъ жена его усердно подчеркивала ихъ, хотя и подъ видомъ материнской заботливости, то манеры сына стали наконецъ досаждать отцу.

Но все же отцовскій инстинктъ, дремавшій въ немъ долгіе годы и пробужденный восхищеніемъ сына и его почтительнымъ обращеніемъ на первыхъ порахъ ихъ свиданія, заставлялъ многое въ немъ извинять и оправдывать.

— Здѣшнимъ господамъ право все равно, если онъ немного неловокъ, а современемъ онъ привыкнетъ и перемѣнится. Онъ хорошо сдѣлаетъ, если обратится къ спорту; онъ еще такъ молодъ, что изъ него можетъ выдти хорошій спортсменъ, Надо ему возобновить ѣзду верхомъ.

И вотъ разъ за завтракомъ, онъ вдругъ сказалъ:

— Я думаю, Алленъ, ты теперь совсѣмъ освоился съ верховой ѣздой?

— Я не ѣздилъ верхомъ ни разу съ тѣхъ поръ, какъ мы сюда пріѣхали.

— Я знаю это. Я самъ собирался ѣздить съ тобой, да былъ занятъ другимъ… но ты уже совсѣмъ привыкъ къ сѣдлу.

— Да, привыкъ, отвѣчалъ Алленъ, сознавая, что говоритъ неправду.

— Ахъ! ты не можешь, конечно, ѣздить на упряжныхъ лошадяхъ, а мой cob мнѣ самому нуженъ. Значитъ, надо будетъ похлопотать о верховой лошади для тебя… Ну, что же ты ничего не говоришь?

— Благодарю васъ, папа.

— И, смотри, держи ухо востро. Я хочу, чтобы ты могъ поѣхать на охоту будущей осенью. Я слишкомъ старъ, чтобы самому охотиться, а потому тебѣ еще нужнѣе это… такимъ путемъ ты составишь себѣ друзей и связи.

Алленъ услышалъ это не безъ удовольствія. Онъ ѣздилъ очень рѣдко, и старая, степная, упряжная лошадь не доставляла ему никакихъ пріятныхъ ощущеній. Онъ думалъ, что пріятно будетъ имѣть собственную лошадь и ѣздить на охоту, когда придетъ зима… Можетъ быть, тогда Марго отнесется къ нему съ большимъ уваженіемъ.

Чадвикъ, не теряя времени, отправился въ Татерсаль и выбралъ лошадь… сильную, здоровую, хорошо выѣзжанную. Испытавъ ее, онъ сталъ ежедневно ѣздить съ Алленомъ, который старался изо всѣхъ силъ усовершенствоваться въ верховой ѣздѣ. Къ несчастію, ему слѣдовало бы имѣть болѣе опытнаго учителя, такъ какъ хотя Чадвикъ и ѣздилъ постоянно въ Индіи по необходимости и порядочно сидѣлъ въ сѣдлѣ, но былъ вполнѣ незнакомъ съ теоріей верховой ѣзды и не могъ преподать Аллену никакихъ ея правилъ, кромѣ совѣта покрѣпче сидѣть въ сѣдлѣ и не давать лошади умничать.

Какъ бы то ни было, лошадь вела себя прилично, а Чадвикъ былъ недостаточно наблюдательный человѣкъ, чтобы увидѣть, что Алленъ въ сущности не умѣетъ съ нею управляться; а только бодрится въ присутствіи отца.

— Смѣлѣе, говорилъ Чадвикъ съ удовольствіемъ. Ты уже начинаешь съ нею освоиваться, а такой верховой лошадью не многіе молодые люди здѣсь могутъ похвалиться, скажу тебѣ. Онъ, вѣдь, мнѣ стоитъ хорошихъ денежекъ, твой Госсаръ! Славный конь! Потерялъ стремена! ну не бѣда! тебѣ нужно пріучиться обходиться безъ нихъ.

Въ своемъ желаніи угодить отцу Алленъ не смѣлъ признаться, до какой степени онъ чувствовалъ себя неувѣренно на сѣдлѣ, и лишь благодаря благоразумію Госсара, чувствовавшаго, что за нимъ есть глазъ, довольно сносно пока выпутывался изъ бѣды.

А отецъ, естественно желавшій похвалиться сыномъ, съ удовольствіемъ толковалъ про ихъ прогулки верхомъ и хвалилъ Аллена.

— Мы все здѣсь перешарили, сынъ мой и я, говорилъ онъ. Нѣтъ, кажется, уголка, гдѣ бы не побывали, сынъ мой и я. Мы съ нимъ ѣздимъ каждый день, не смотря ни на какую погоду. Я это дѣлаю не столько для себя, сколько для этого юнаго плута! а онъ-то и радъ! Ха! ха! ха! Совсѣмъ сталъ жокеемъ! Ха-ха!

Или же говорилъ какому-нибудь сосѣду послѣ обѣда:

— Нѣтъ, я охотиться съ вами не собираюсь; послѣ охоты на ягуаровъ въ Бенгаліи, здѣшняя меня и не привлекаетъ, да и время мое ушло. А вотъ мой сынъ, онъ будетъ моимъ представителемъ и, надѣюсь, лицомъ въ грязь не ударитъ, когда мы съ нимъ еще немножко попрактикуемся въ верховой ѣздѣ.

И слушатель, если ему случайно доводилось видѣть Аллена на лошади, старался изо всѣхъ силъ скрыть улыбку на лицѣ и отвѣчалъ вѣжливо, что надѣется въ скоромъ времени быть свидѣтелемъ подвиговъ юнаго Чадвика на охотѣ.

Самолюбію отца льстило такое ожиданіе, и онъ сказалъ ему однажды:

— Я говорилъ Тофаму (Тофамъ былъ кучеръ), что пора бы ему поставить два или три забора на выгонѣ, чтобы ты перескочилъ черезъ нихъ на Госсарѣ… но онъ сказываетъ, что еще рано, пусть лучше грунтъ станетъ помягче. Эта засуха не можетъ же еще долго продолжаться. Я совсѣмъ забылъ, какой бываетъ май мѣсяцъ въ Англіи.

Алленъ былъ радъ этой отсрочкѣ, а такъ какъ отецъ забылъ среди различныхъ занятій о своемъ проектѣ, а Тофамъ не напоминалъ ему, потому что ему вовсе не хотѣлось брать на себя отвѣтственность, въ случаѣ если Алленъ сломитъ себѣ шею, беря барьеръ, то тѣмъ дѣло и кончилось.

Но вотъ однажды утромъ, когда конюхъ привелъ по обыкновенію осѣдланную лошадь, и Алленъ, сойдя съ лѣстницы, ожидалъ отца, Чадвикъ позвалъ его изъ окна своего кабинета.

— Я не могу ѣхать съ тобой сегодня утромъ, мой милый, у меня слишкомъ много дѣла, поэтому ты долженъ уже одинъ проѣхаться на Госсарѣ.

— Нельзя ли мнѣ взять съ собой Тофама или конюха?

— Нѣтъ, нельзя. Тофамъ нуженъ твоей матери; она ѣдетъ послѣзавтра въ каретѣ, а у конюха свое дѣло. Ты долженъ привыкать обходиться безъ провожатыхъ. Смѣлѣе! Садись на коня… и маршъ!

Алленъ не посмѣлъ возражать: онъ сѣлъ на коня, и Госсаръ тронулся съ мѣста, разъ или два съ удивленіемъ оглянувшись на Коба, общества котораго ему, повидимому, недоставало.

Само собой разумѣется, что лошадь очень скоро поняла положеніе дѣлъ и воспользовалась имъ. Она шла шагомъ, порою переходила въ рысь, порою останавливалась и съ интересомъ наблюдала мѣстность и выказывала необыкновенное пристрастіе къ узкимъ тропинкамъ. При малѣйшемъ шорохѣ, при видѣ всего, что попадалось на дорогѣ, лошадь нервно настораживалась, поводила ушами и капризно ускоряла или замедляла шагъ. Хуже этого она ничего не дѣлала, но и этого было достаточно, чтобы привести Аллена въ отчаяніе.

День былъ жаркій, и онъ чувствовалъ себя утомленнымъ, безпомощнымъ и несчастнымъ, и во власти упрямаго животнаго.

Еслибы не боязнь отца, онъ охотно бы вернулся домой, но, не смѣя этого сдѣлать, плелся по дорогѣ, сіявшей и блестѣвшей подъ лучами майскаго солнца.

Онъ почти желалъ, чтобы вернулось прошлое, когда онъ въ это самое время, годъ тому назадъ, сидѣлъ въ торговой конторѣ… но, нѣтъ! это значило желать, чтобы Марго, Летиція и вся эта новая, роскошная, чудно безпокойная жизнь миновала. Нѣтъ, конечно, онъ этого не желаетъ. Онъ долженъ быть храбрымъ; Марго любитъ храбрыхъ людей; нѣтъ! онъ не покажетъ себя передъ ней трусомъ.

И онъ стегнулъ Госсара хлыстомъ и пришпорилъ его. Животное въ негодованіи мотнуло головой и захрапѣло.

Въ этотъ моментъ фермерская телѣжка круто повернула изъ-за угла, при чемъ подъ сидѣньемъ что-то зазвенѣло, и Госсаръ, на этотъ разъ дѣйствительно съ разстроенными нервами, пустился скакать во весь опоръ. Къ счастію, усидѣть на немъ было не трудно, иначе бѣдный Алленъ неизбѣжно свалился бы съ сѣдла, но онъ окончательно потерялъ всякій контроль надъ своей лошадью и считалъ себя погибшимъ, когда Госсаръ, которому надоѣло скакать, по собственной охотѣ замедлилъ шагъ и потрусилъ рысцой.

Сильно утомленный и разстроенный всѣмъ этимъ, Алленъ покачивался на сѣдлѣ съ мрачнымъ убѣжденіемъ, что еще такая выходка со стороны Госсара, и они разстанутся другъ съ другомъ поневолѣ.

Сойти же теперь съ лошади онъ не рѣшался, тѣмъ болѣе, что Госсаръ никакъ не хотѣлъ стоять. И вотъ онъ все ѣхалъ, да ѣхалъ подъ вязами, сквозь вѣтки которыхъ проникали солнечные лучи и, повидимому, раздражали Госсара.

Вдругъ при поворотѣ дороги, онъ увидѣлъ знакомую фигуру, подходившую къ нему.

— Бобъ! крикнулъ онъ, Бобъ Банчардъ!

То былъ молодой человѣкъ, приблизительно одного съ нимъ возраста, съ песочнаго цвѣта волосами и блѣднымъ въ веснушкахъ лицомъ, съ нахальнымъ и хитрымъ, вмѣстѣ съ тѣмъ, выраженіемъ въ маленькихъ, впалыхъ глазахъ.

Заслышавъ, что его зовутъ, онъ ускорилъ шагъ и подошелъ близко.

— Итакъ! это вы на своей деревянной лошадкѣ? сказалъ онъ съ холодной улыбкой. Я бы желалъ быть на вашемъ мѣстѣ!

— Неужто?

И Алленъ выбранился.

— Мнѣ было много хлопотъ съ этой скотиной, увѣряю васъ, Бобъ! Она чуть меня не свалила.

— То-то я удивился, какъ это вамъ вздумалось заговорить со мной. Вы теперь попали въ такую важную компанію… но теперь я понимаю. Дѣло въ томъ, что вы не умѣете править этой лошадью. Я бы ее сдѣлалъ послушной, какъ овечка.

— Я бы желалъ, чтобы вы сидѣли на ней вмѣсто меня. Вы умѣете ѣздить верхомъ, Бобъ?

— Умѣю ли я ѣздить? да я ѣзжу верхомъ съ тѣхъ самыхъ поръ, какъ едва отъ полу поднялся. Мнѣ всегда поручаютъ объѣзжать лошадей на фермѣ Лена, когда у нихъ не хватаетъ людей… нѣтъ такой лощади, съ которой бы я не справился!

— Хотите поѣздить на Госсарѣ? вдругъ предложилъ Алленъ съ неожиданной надеждой въ голосѣ.

Барчардъ засмѣялся ему въ лицо.

— Вы необыкновенно любезны сегодня утромъ, сказалъ онъ; неужели вы готовы разстаться съ лошадью. Нѣтъ, я не хочу лишать васъ удовольствія!

— Бобъ! эта бестія свалитъ меня на земь, я это чувствую. Окажите мнѣ услугу и поведите ее до деревни подъ усдцы.

— Вотъ еще! стану я водить лошадь подъ усдцы! скука какая.

— Ну такъ садитесь на нее, а я пойду рядомъ.

Бобъ ухмыльнулся.

— Вы ее разгорячили немножко, теперь сразу ее не укротишь. Надо сначала объѣздить ее хорошенько. Но дѣлать нечего, и чтобы услужить вамъ, я рискну сломать шею. Мы когда-то были товарищами.

Равнодушіе Боба было притворное. Онъ бы далъ отрѣзать себѣ палецъ, чтобы сѣсть на такого скакуна, и только природная хитрость помѣшала ему сразу принять предложеніе.

Онъ былъ сынъ мѣстнаго декоратора и маляра, человѣка зажиточнаго, позволявшаго ему дѣлать все, что угодно, и репутація Боба въ Горскомбѣ и окрестныхъ деревняхъ была не изъ лучшихъ.

Онъ былъ одного возраста съ Алленомъ, но гораздо опытнѣе послѣдняго, и въ первые мѣсяцы, когда Алленъ оставался одинъ въ Агра-Гаузѣ, ухитрился съ нимъ познакомиться и пріобрѣсти на него нѣкоторое вліяніе.

Въ слѣдующую минуту онъ уже сидѣлъ на Госсарѣ, а Алленъ, въ которомъ чувство облегченія было не безъ примѣси нѣкотораго стыда, шелъ съ нимъ рядомъ по дорогѣ.

— Вотъ посмотрите, какъ онъ меня слушается, сказалъ Бобъ Барчардъ. Я сейчасъ вернусь назадъ.

И, ударивъ Госсара каблукомъ въ бокъ, онъ ускакалъ впередъ. Какъ онъ ловко сидитъ на сѣдлѣ, подумалъ бѣдный пѣшій Алленъ. Отчего я не могу заставить лошадь такъ себя слушаться?

Бобъ не похвастался. Онъ сидѣлъ плотно и правилъ конемъ твердою рукой, что было немедленно понято Госсаромъ.

Но вдругъ онъ вернулся галопомъ, съ лукавой усмѣшкой на весноватомъ лицѣ:

— Вотъ исторія! сказалъ онъ. Я сейчасъ видѣлъ карету вашего отца… о! она еще не близко! Но я подумалъ, что лучше предупредить васъ.

Алленъ поблѣднѣлъ.

— Они видѣли васъ? Ну, Бобъ, я опять долженъ сѣсть на лошадь, дѣлать нечего!

Но Бобъ еще не намѣревался разстаться съ лошадью.

— Мы не успѣемъ! сказалъ онъ. Мы вѣдь съ вами одного роста, и цвѣтъ волосъ у насъ одинаковый, дайте мнѣ вашу фуражку и возьмите мою… скорѣе! Они сейчасъ покажутся изъ-за поворота. Ну, теперь сойдите подъ мостъ и стойте тамъ, пока они не проѣдутъ, а я проскачу мимо ихъ, отвернувъ голову; они и не замѣтятъ!

Дорога круто заворачивала какъ разъ въ этомъ мѣстѣ, огибая желѣзнодорожный мостъ. Бобъ понесся на Госсарѣ, какъ говорилъ, а Аллену ничего не оставалось, какъ послѣдовать его совѣту; онъ притаился за кирпичнымъ парапетомъ и ждалъ съ бьющимся сердцемъ.

Онъ стыдился своей слабости, но вмѣстѣ съ тѣмъ ему думалось: виноватъ ли онъ, что не можетъ справиться съ проклятой лошадью? неужели же ему было сломать себѣ шею, какъ говорилъ Бобъ?

Но только что они о немъ подумаютъ, когда узнаютъ? Быть можетъ, уже въ эту минуту мачиха велѣла остановить экипажъ, узнавъ лошадь. Какъ долго не ѣдетъ эта карета!.. наконецъ-то…

И онъ услышалъ стукъ лошадиныхъ копытъ и мягкій поворотъ колесъ по грязной дорогѣ… То и другое замерло вдали по направленію къ Клозборо…

…Опасность миновала!

Онъ вышелъ изъ своего убѣжища, и его вскорѣ нагналъ Барчардъ.

— Все благополучно! сказалъ онъ. Я пронесся мимо нихъ, какъ стрѣла, надвинувъ фуражку на самые глаза, такъ что они не могли разглядѣть, что это не вы.

И такимъ образомъ они добрались до воротъ.

— Я его уходилъ, сказалъ Бобъ, теперь онъ будетъ послушенъ. Еслибы не я, вамъ бы ни за что на немъ не добраться домой. Если опять поѣдете по этой дорогѣ, дайте мнѣ знать.

— Я больше по этой дорогѣ не поѣду, если только не рехнусь, отвѣчалъ Алленъ.

Онъ былъ твердо въ этомъ увѣренъ.

— Ну, сказалъ ему отецъ, когда онъ вернулся домой, ты опоздалъ, дружище. Я уже думалъ, что-нибудь случилось! Но, конечно, мнѣ слѣдовало знать, что на тебя можно положиться! Эй! да лошадь вся въ мылѣ! ты, должно быть, задалъ ей гонку! Отлично! ты не встрѣтилъ кареты? Мать поѣхала послѣ ранняго завтрака въ Клозборо.

— Знаю, отвѣчалъ Алленъ, они проѣхали мимо насъ.

— И ты пустилъ имъ пыли въ глаза?

— Да; отвѣчалъ несчастный Алленъ, я пустилъ имъ пыли въ глаза.

Еслибы онъ рѣшился повѣдать истинную правду… но, нѣтъ, ему было слишкомъ страшно. Въ слѣдующій разъ отецъ поѣдетъ съ нимъ, Госсаръ будетъ вести себя, какъ слѣдуетъ, и онъ никогда больше не поставитъ себя въ такое непріятное положеніе! Къ чему же теперь накликать на себя непріятности! Легко было промолчать и принять всякія добрыя рѣшенія на счетъ будущаго.

III.

Вечеромъ того же дня, когда Алленъ попалъ въ такой просакъ съ Госсаромъ, онъ особенно долго одѣвался къ обѣду, такъ какъ ему страшно было встрѣтиться съ мачихой, которая могла все-таки узнать правду, не смотря на ухищренія Боба.

Съ бьющимся сердцемъ вошелъ онъ въ гостиную; онъ и всегда входилъ въ нее неспокойно; мягкій свѣтъ лампъ подъ абажурами, нѣжный ароматъ азалій, роскошь обстановки, все еще было для него ново и необыкновенно: онъ все еще чувствовалъ себя какъ бы не на своемъ мѣстѣ… тяжелое, привычное сознаніе, что онъ ниже другихъ, которые по всему вполнѣ гармонировали съ окружающимъ, давило его.

Вся семья была въ сборѣ: Ида и миссъ Гендерсонъ играли въ «reversi» около лампы у одного изъ оконъ; Марго помогала Летиціи одѣвать куклу; м-съ Чадвикъ сидѣла на низенькомъ стулѣ у камина, и самъ Чадвикъ стоялъ около нея веселый и довольный.

— Иди, или сюда, закричалъ онъ сыну съ грубымъ смѣхомъ; — не стой на порогѣ, точно прибитая собака. Слышали, слышали мы про твои дѣянія; я думаю, у тебя въ ушахъ звенѣло!

— Вправду звенѣло, Алленъ? съ интересомъ освѣдомилась Летиція. — Можетъ быть, отъ того онѣ такія красныя.

— Про мои дѣянія? повторилъ Алленъ, обращаясь къ отцу и думая, что онъ изобличенъ, но радуясь, что отецъ, повидимому, не сердится.

— Ага! твоя мать (онъ часто называлъ ее такъ) говорила, какимъ молодцомъ ты проскакалъ мимо ихъ кареты сегодня поутру.

Алленъ съ мольбой взглянулъ на нее; но въ ея кроткой улыбкѣ не было ни ироніи, ни насмѣшки.

— Я бы не узнала васъ, еслибы не Госсаръ! замѣтила Летиція. И отъ чего вы отвернулись отъ насъ, Алленъ?

— Не дразни его, Летиція, замѣтила мать; — но въ другой разъ, милый мальчикъ, вспомните, что роднымъ слѣдуетъ поклониться, когда проѣзжаешь мимо. Вы объ этомъ не подумали… и право, Джошуа, мнѣ было просто пріятно видѣть, какъ онъ хорошо сидитъ на лошади! ты, должно быть, много потрудился съ нимъ!

— Я нашла, что вы хорошо ѣздите, Алленъ, прибавила Марго, вполнѣ искренно, повинуясь побужденію — рѣдкому въ ней, надо сознаться — побѣдить собственное предубѣжденіе относительно его, когда онъ заслуживалъ похвалы.

Отецъ почему-то былъ задѣтъ ея замѣчаніемъ.

— Хорошо ѣздитъ! набросился онъ на нее. — Еще бы! я бы немного далъ за него, еслибы онъ не успѣлъ до сихъ поръ справиться съ такой лошадью, какъ Госсаръ. Но, какъ вы можете объ этомъ судить, молодая дѣвица, это для меня непостижимо.

— Мнѣ кажется, отвѣтила чуть-чуть надменно миссъ Чевенингъ, — что вовсе не трудно, даже взглянувъ мелькомъ, разглядѣть, крѣпко ли сидитъ человѣкъ на лошади. Я на большее и не претендую.

— Марго имѣетъ право высказать свое мнѣніе, Джошуа, сказала ея мать. — Она сама очень хорошо ѣздитъ; отецъ научилъ ее, когда она была еще совсѣмъ крошкой, и, пока у него были средства, она постоянно ѣздила верхомъ.

— Ахъ! прекрасно, отвѣтилъ Чадвикъ; Марго, кажется, все умѣетъ. Должно быть, мнѣ нужно теперь купить верховую лошадь и для нея.

— Я и не думала просить объ этомъ, сказала м-съ Чадвикъ.

— Я тоже, прибавила Марго, вспыхнувъ.

— Ну, ну… не сердитесь! сказалъ Чадвикъ, снова развеселившись. — Я не говорю, чтобы я этого не сдѣлалъ. Дайте только оглядѣться. Но вотъ и гонгъ! Ну, Алленъ, гдѣ твоя вѣжливость? веди сестру къ обѣду.

И такимъ образомъ, четыре члена семьи отправились въ столовую, гдѣ Чадвикъ время отъ времени снова заговаривалъ о наѣздническихъ подвигахъ сына. Онъ пилъ за его будущіе успѣхи на охотѣ, и въ налитыхъ кровью глазахъ выражалось больше, противъ обыкновеннаго, ласки, когда онъ взглядывалъ на сына.

Быть можетъ, то было только воображеніе, но Аллену казалось, что еще и другіе каріе глаза дружелюбнѣе смотрѣли на него въ этотъ вечеръ. Онъ пріободрился и, вмѣстѣ съ вернувшеюся самоувѣренностью, сталъ нѣсколько иначе смотрѣть на свой поступокъ. Что жъ такое, что онъ далъ поѣздить на своей лошади пріятелю? не велика бѣда! Онъ и самъ бы справится съ нею. Больше этого не повторится: отецъ, конечно, поѣдетъ съ нимъ завтра по обыкновенію; онъ поскорѣе научится управляться съ Госсаромъ, и всѣ эти комплименты будутъ заслуженными.

Въ этотъ вечеръ Чадвикъ, похаживая около билліарда, на которомъ ни когда не игралъ при жизни его отца, замѣтно прихрамывалъ и время отъ времени протяжно посвистывалъ.

— Подагра расходилась, дружище, говорилъ онъ; — мой бѣдный отецъ всю жизнь страдалъ отъ нея, и меня она начинаетъ донимать. Если завтра не полегчаетъ, то придется мнѣ на время оставить верховую ѣзду. Но ты, конечно, будешь ѣздить по-прежнему.

— О! конечно! отвѣтилъ Алленъ.

Но душа у него ушла въ пятки.

На слѣдующій день отцу стало хуже и онъ приказалъ осѣдлать одного Госсара для утренней прогулки. Спасенія не было. Алленъ пошелъ въ конюшню и посмотрѣлъ на Госсара, который съ своей стороны съ подозрительнымъ пренебреженіемъ поглядывалъ на него.

— Вы вчера задали ему хорошую работу, сэръ, сказалъ Тофамъ, — но ему это только въ пользу. Не затягивайте поводьевъ, сэръ, осмѣлюсь вамъ замѣтить, и онъ будетъ послушенъ, какъ ягненокъ.

Увы! куда дѣлись всѣ добрыя намѣренія Аллена! Онъ прямо пошелъ въ деревню къ дому съ большой вывѣской:

«Барчардъ, маляръ и водопроводчикъ».

Около дома былъ дворъ съ сараемъ, или мастерской, позади и около нея онъ нашелъ Боба, стоявшаго сложа руки.

— Бобъ, сказалъ онъ, съ жалкой попыткой казаться безпечнымъ. — Я поѣду кататься черезъ полчаса. Не можешь ли подождать меня за воротами?

— Не могу, отвѣчалъ Бобъ съ видомъ скромнаго мальчика. — Я обѣщалъ отцу присмотрѣть за мастерской.

— Ну, полно! вскричалъ Алленъ. — Самъ же говорилъ мнѣ, что занятъ только тогда, когда самъ того хочешь. Ты придешь, если захочешь, а говорю тебѣ, Бобъ, что я не чувствую себя безопаснымъ самъ-другъ съ этой лошадью.

— И хорошо дѣлаете! я голову даю на отсѣченіе, что она вамъ свернетъ шею рано или поздно. Но если я приду, то вы должны заплатить мнѣ за потерю времени; этого требуетъ справедливость.

И вотъ они вошли въ сдѣлку: Алленъ шагомъ ѣхалъ по дорогѣ до тѣхъ поръ, пока не увидѣлъ Боба.

Алленъ пытался-было выгородить чувство собственнаго достоинства.

— Мнѣ нужно только, чтобы ты показалъ мнѣ, какъ управлять лошадью. Я слѣзать съ него не буду.

— Ну, вотъ начать съ того, что вы не хорошо держите ногу въ стременахъ… ну, да что тутъ, вы точно ребенокъ сидите на немъ. А сегодня съ нимъ надо держать ухо востро; онъ очень горячится; онъ свалитъ васъ, если вы не дадите ему больше воли.

— Я боюсь, что онъ свалитъ меня еще скорѣе, если я дамъ ему волю, отвѣчалъ злополучный Алленъ.

— И такъ, и сякъ — все одинъ конецъ! былъ безжалостный отвѣтъ. — Но я не могу вамъ быть особенно полезенъ, идя рядомъ съ вами, а потому пойду лучше домой.

— Нѣтъ, послушай-ка, Бобъ, вѣдь я не могу еще вернуться домой. Я знаю, что мнѣ не управиться съ этой лошадью. Что же я буду дѣлать, если ты уйдешь, и я останусь одинъ?

— Что дѣлать? ухмыльнулся Бобъ. — Да слѣзть съ него и вести его подъ уздцы, потому что, какъ Богъ святъ, онъ свалитъ васъ съ сѣдла безъ вашего позволенія! Ха! ха! представить только себѣ, что вы все утро будете водить эту лошадь въ поводу. Да, добрые люди васъ засмѣютъ!

— Хорошо тебѣ смѣяться. Ты привыкъ ѣздить верхомъ… я нѣтъ… что же мнѣ дѣлать?

— То же, что и вчера. Я возьму его у васъ часика на два, чтобы одолжить васъ, и ручаюсь, что приведу его вамъ кроткимъ, какъ овечка. Ну слѣзайте и маршъ гулять по лѣсу и не выходите оттуда, пока я не засвищу.

— Но тебя увидятъ и узнаютъ?

— Что жъ за бѣда! Мнѣ нечего стыдиться, коли меня узнаютъ, а васъ я не выдамъ, не бойтесь, и говорю вамъ по истинной правдѣ, что вамъ не сносить головы…

Такимъ образомъ передача коня совершалась и не сегодня только, а во всѣ послѣдующіе дни, такъ какъ сначала подагра мѣшала Чадвику ѣздить верхомъ, а затѣмъ у него какъ будто пропала и охота.

— Я не особенный охотникъ до верховой ѣзды, говорилъ онъ; я ѣздилъ только для того, чтобы наставить сына на путь истинный, а теперь онъ меня самого заткнетъ за поясъ. Сколько миль изъѣздилъ ты сегодня, Алленъ? Хорошо, хорошо; гоняй лошадь хорошенько; ей это здорово!

Каждый день Алленъ давалъ себѣ слово или побѣдить свои страхъ и предоставить Госсару свалить себя, если на то пошло, или признаться отцу, что онъ не въ состояніи ѣздить на этой лошади, и каждый день это становилось сдѣлать все труднѣе. Чадвикъ видѣлъ только, какъ онъ садился или сходилъ съ лошади, и Аллену удавалось скрыть свою неспособность, а отецъ продолжалъ хвалиться сыномъ-наѣздникомъ.

Нѣкоторые изъ его слушателей съ трудомъ скрывали усмѣшку, выслушивая эти родительскія похвальбы, такъ какъ находили, что ѣздить на хорошо выѣзжанной лошади по хорошей дорогѣ — вовсе не такая премудрость; но Чадвикъ ничего не замѣчалъ. Возможно также, что они знали или подозрѣвали объ истинѣ, и тогда похвальбы Чадвика понятно казались имъ еще забавнѣе. Въ Горскомбѣ, такъ же какъ и во всякой другой англійской деревнѣ, люди интересовались дѣлами сосѣдей, и сынъ маляра, какъ бы послѣдній ни былъ зажиточенъ, не могъ ѣздить на такой лошади, какъ Госсаръ, не возбудивъ общественнаго вниманія.

— Должно быть, юный Барчардъ разбогатѣлъ, замѣтилъ разъ вечеромъ почтальонъ, прохлаждаясь послѣ дневныхъ трудовъ въ кухнѣ трактира «Семь Звѣздъ».

— Вотъ какъ? сказала м-съ Паркинджеръ. Тѣмъ лучше для его бѣдныхъ родителей. Теперь онъ не будетъ сидѣть у нихъ на шеѣ. Но кто вамъ это сообщилъ, почтальонъ?

— Да я самъ видѣлъ его недавно на рыжемъ скакунѣ — побьюсь объ закладъ, что онъ чистокровный.

— У Барчарда, кромѣ старой клячи, которую онъ запрягаетъ въ телѣгу, нѣтъ лошадей, замѣтилъ одинъ хлѣбный торговецъ, и она не чистокровная, ручаюсь за это.

— Все что я знаю, продолжалъ почтальонъ, это что онъ ѣздитъ на такомъ рыжемъ конѣ, что самому сэру Эверарду не стыдно было бы сѣсть на него. Онъ, можетъ быть, его укралъ — отъ него станется.

— М-ръ Чадвикъ изъ Агра-Гауза купилъ рыжую верховую лошадь для сына; вотъ единственный конь этой масти, какую я знаю въ око лодкѣ.

— Ну, вотъ онъ самый и есть, сказала м-съ Паркинджеръ: м-ръ Алленъ и молодой Барчардъ друзья-пріятели, какъ мнѣ говорила внучка. Онъ вѣрно даетъ ему своего коня для прогулки, добрая душа!

Слухи объ этомъ достигли до ушей миссъ Момберъ, такъ какъ въ одно изъ своихъ довольно частыхъ посѣщеніи Агра-Гауза, она, заставъ м-съ Чадвикъ одну, немедленно объявила:

— Надѣюсь, что вы не сочтете меня слишкомъ навязчивой, если я вамъ сообщу кое-что, вамъ слѣдуетъ знать… о вашемъ сынѣ.

— О моемъ пасынкѣ, вѣроятно, такъ какъ мой сынъ въ школѣ.

— Именно… о пасынкѣ. Въ деревнѣ есть одинъ молодой человѣкъ, сынъ Барчарда водопроводчика, неочень-то примѣрнаго поведенія молодой человѣкъ, а то, что съ нимъ водятся люди выше его по состоянію, только хуже портитъ его. Мы находимъ большой ошибкой со стороны молодаго м-ра Чадвика постоянно давать свою лошадь для ѣзды этому молодому человѣку. Мы много разъ видѣли, какъ онъ на ней катался!

— Только и всего, дорогая миссъ Момберъ? Я боялась чего-нибудь очень дурнаго. Если Алленъ такъ добръ, то я, право, не могу запретить ему этого, или же предписывать, съ кѣмъ дружиться; хотя конечно я бы желала, чтобы онъ былъ разборчивѣе. Вѣдь я только мачиха, знаете, и онъ меня не послушается! Вамъ лучше поговорить объ этомъ съ м-ромъ Чадвикомъ. Но я все-таки очень вамъ благодарна за то, что вы мнѣ сказали.

Въ этотъ вечеръ за обѣдомъ она вдругъ сказала:

— Джошуа, знаешь ли, что съ водопроводомъ въ теплицѣ что-то неладно? слѣдовало бы призвать кого-нибудь изъ деревни, пусть поглядитъ, въ чемъ дѣло. Кто-то мнѣ говорилъ, что сынъ этого, какъ его… Барчарда… очень умный молодой человѣкъ? Да вотъ, Алленъ, онъ кажется тебѣ пріятель?

— Я съ нимъ знакомъ, такъ сказать, отвѣчалъ Алленъ.

— О! нечего краснѣть, глупенькій мальчикъ! пріятели могутъ быть во всѣхъ классахъ общества и во всякомъ случаѣ я бы хотѣла, чтобы молодой Барчардъ поглядѣлъ, что съ водопроводомъ. Ты вѣдь поѣдешь завтра утромъ верхомъ?

— Я… я незнаю, отвѣчалъ Алленъ. Госсара надо подковать.

— Ну такъ съѣзди послѣ завтра и скажи Барчарду — не старику, я увѣрена, что онъ изъ ума выжилъ — а сыну, чтобы онъ ко мнѣ пріѣхалъ немедленно. Ты не забудешь.

— Я захвачу его съ собой.

— Прекрасно, кратко отвѣчала м-съ Чадвикъ, и если ты не устанешь, то съѣзди затѣмъ въ Клозборо.

— Въ Клозборо? пролепеталъ Алленъ.

Онъ не больше бы испугался, еслибы она предложила ему съѣздить въ Хиву!

— Отчего нѣтъ? отвѣчала она, улыбаясь. Безъ сомнѣнія, для такого прекраснаго наѣздника это пустое дѣло; мнѣ надо заказать мороженое для будущаго четверга. Я хочу, чтобы ты съѣздилъ въ кондитерскую и сдѣлалъ заказъ отъ моего имени.

— Быть можетъ, ты бы хотѣла также, чтобы онъ привезъ мороженое въ карманѣ? пошутилъ отецъ. Ну что жъ, Алленъ, ты поспѣешь за-свѣтло вернуться домой, если поѣдешь сей часъ послѣ завтрака. Ты можешь отдохнуть съ полчаса въ Кронѣ. Я кстати тоже дамъ тебѣ кое-какія порученія.

Алленъ не спалъ всю ночь, ломая голову, какъ бы выпутаться изъ бѣды; онъ былъ не особенно изобрѣтателенъ, бѣдняга, а его захватили врасплохъ. Онъ могъ придумать только одно: сказаться больнымъ, но боялся, какъ бы не возбудить подозрѣній отца.

Поэтому онъ рѣшился предоставить все на волю случая. Быть можетъ, Госсара не успѣютъ подковать во-время; на счетъ одного пункта онъ твердо рѣшился: что одинъ на немъ не поѣдетъ въ Клозборо.

Онъ условился съ Бобомъ, что будетъ класть подъ камень за воротами записку съ обозначеніемъ мѣста и часа свиданія, и, какъ обыкновенно, сдѣлалъ это по утру.

Послѣ полудня Госсара привели изъ кузницы. Онъ моталъ головой и нетерпѣливо билъ копытами землю.

Отецъ пришелъ взглянуть, какъ онъ садился на лошадь.

— Съѣди въ инструментальную лавку, на Рыночной площади, сказалъ онъ, и спроси, почему они такъ долго не присылаютъ садовыхъ инструментовъ, и заѣзжай также и къ сѣдельнику и скажи, чтобы онъ прислалъ заказанную сбрую! Да не забудь порученій матери: пришли Боба (хотя я не понимаю, зачѣмъ онъ ей) и закажи мороженое — вотъ и все.

— Какъ онъ нетвердо сидитъ на сѣдлѣ сегодня, подумалъ онъ, глядя вслѣдъ сыну: почему онъ не заставилъ Госсара идти прямо? Должно быть, еще не усѣлся, какъ слѣдуетъ.

— Это Алленъ уѣхалъ? спросила его жена, когда онъ вошелъ въ гостиную. Неужели онъ уже уѣхалъ?

— Да, сейчасъ уѣхалъ… а что? развѣ онъ тебѣ нуженъ, развѣ ты хотѣла еще что-нибудь поручить ему? въ такомъ случаѣ ты опоздала.

— Я не думала, что онъ поѣдетъ въ Клозборо, Джошуа! Я хотѣла ему сказать, что если ему не хочется, то…

— Отчего ему не поѣхать въ Клозборо, какъ и во всякое другое мѣсто? Что съ тобой сегодня, Селина? ты какъ будто чѣмъ-то разстроена?

— Я только удивилась, отчего это молодой Барчардъ не приходитъ?

— О! я сказалъ Аллену, чтобы онъ прислалъ его. И онъ не забудетъ; хотя не понимаю, зачѣмъ ты за нимъ посылаешь!

Онъ предоставилъ жену ея размышленіямъ, которыя какъ разъ въ эту минуту были не изъ пріятныхъ.

Какъ ни тщательно она это скрывала, а въ душѣ она терпѣть не могла своего пасынка; втайнѣ она вполнѣ симпатизировала негодованію дочерей, что онѣ должны признавать его товарищемъ и равнымъ. Онъ разстраивалъ ей нервы; онъ былъ ей бѣльмомъ на глазу, терніемъ въ ея жизни, и она не могла безъ внутренняго возмущенія видѣть его съ своими дѣтьми.

Она пыталась раскрыть глаза мужа на его недостатки, но не смотря на всю осторожность и мягкость намековъ, они оказывались недѣйствительными, и она была на столько умна, чтобы понять, что, настаивая въ этомъ направленіи, она только себѣ повредитъ, а не Аллену.

Вскорѣ она стала надѣяться, что Алленъ безъ всякой посторонней помощи лишится добраго мнѣнія отца.

Въ тотъ день какъ Госсаръ пронесся мимо ея кареты по дорогѣ въ Клозборо, она сразу узнала Боба, а послѣдующее поведеніе Аллена только подтвердило ея догадку. Теперь ей оставалось только ждать, навести кое-какія справки, поддерживать заблужденіе мужа и предоставить времени и случаю открыть ему глаза.

Если дѣйствительно справедливо, что Алленъ самъ не рѣшается ѣздить на Госсарѣ, а предоставляетъ это своему смиренному пріятелю, то безъ всякаго сомнѣнія это уронитъ его въ глазахъ отца.

Но за исключеніемъ того перваго раза, у нея не было положительныхъ доказательствъ до заявленія миссъ Мамберъ.

Какъ бы ей изобличить его такъ, чтобы вышло какъ будто нечаянно? Нельзя ли, занявъ его пріятеля другимъ дѣломъ, заставить его отказаться отъ верховой ѣзды и такимъ образомъ выдать себя?

Стоило попытаться. Она твердо вѣрила, что онъ не выдержитъ и выдастъ себя сразу. Однако нѣтъ: онъ-таки поѣхалъ. Она улыбнулась при мысли, что если и на этотъ разъ онъ вздумаетъ посадить вмѣсто себя молодаго Барчарда, то изобличить его въ этомъ будетъ очень легко и вполнѣ естественнымъ образомъ.

Но вдругъ ее поразила страшная мысль. Представьте, если она зашла черезъ-чуръ далеко? Представьте, если онъ на сторонѣ или случайно не встрѣтитъ Барчарда, или по какой-нибудь другой причинѣ будетъ такъ безразсуденъ, что отправится въ Клозборо?

Она на это не разсчитывала! она даже совсѣмъ упустила изъ виду, что это все-таки возможно! Но можетъ ли справиться такой ѣздокъ, какъ Алленъ, съ такой лошадью, на которой онъ боялся ѣздить одинъ?

Если… если вдругъ да съ нимъ что-нибудь случится? М-съ Чадвикъ была не настолько твердаго характера женщина, чтобы спокойно признать такую возможность. Одна мысль о ней привела ее въ ужасъ. Она взяла романъ и попыталась разсѣять свою тревогу чтеніемъ, пока быстро наступившія сумерки не помѣшали ей читать. Она сидѣла и думала, не рѣшаясь позвонить, чтобы спросить лампу.

Наконецъ она позвонила, и когда буфетчикъ принесъ лампу, удивилась, узнавъ, какъ уже поздно.

— Что м-ръ Алленъ еще не возвращался? спросила она.

— Нѣтъ еще, не слыхалъ, ма’амъ.

— А вѣдь сегодня очень… очень темный вечеръ, Мастерманъ, не правда ли.

— Да, ма’амъ, очень темно; даже удивительно для настоящаго времени года. Должно быть, туча зашла, ма’амъ.

— Должно быть; гдѣ барышни?

— Въ классной комнатѣ, ма’амъ, съ гувернанткой. Миссъ Марго и миссъ Летиція недавно вернулись съ прогулки, ма’амъ. Вамъ угодно ихъ видѣть?

— Нѣтъ, нѣтъ, не безпокойте ихъ! Уже поздно; пора одѣваться къ обѣду. И слушайте, Мастерманъ, какъ только м-ръ Алленъ вернется съ прогулки, дайте мнѣ тотчасъ знать.

— Очень хорошо, ма’амъ.

Мастерманъ ушелъ, а м-съ Чадвикъ опять попыталась сосредоточить мысли на книгѣ, но безуспѣшно.

Обѣденный часъ уже давно насталъ, когда м-съ Чадвикъ, находясь въ своей комнатѣ, услышала чей-то незнакомый голосъ внизу въ сѣняхъ, затѣмъ какое-то смятеніе, голосъ мужа, въ которомъ слышалась тревога. Она прислушивалась, приложивъ руку къ сердцу, пока шумъ не улегся, и затѣмъ позвонила.

Сусанна появилась съ блѣднымъ лицомъ:

— О! ма’амъ, начала она, я знала, что-нибудь страшное случится! Тофамъ еще сегодня утромъ говорилъ, что не слѣдуетъ позволять м-ру Аллену одному ѣздить на Госсарѣ. И вотъ такъ и вышло… это ужасно, ма’амъ!

— Скажите мнѣ такъ спокойно, какъ только можете, что случилось? сказала м-съ Чадвикъ, съ усиліемъ сохраняя спокойный видъ: поймите, что я ничего не знаю.

— Сторожъ изъ сигнальной будки на участкѣ между Горскомбомъ и Клозборо говорилъ, что онъ видѣлъ лошадь со всадникомъ, скакавшую вдоль по линіи и хотя было уже темно, чтобы хорошо разглядѣть, въ чемъ дѣло, но ему подумалось, что лошадь понесла. Это было часъ тому назадъ. А теперь сейчасъ приходилъ начальникъ станціи и спрашивалъ барина. Они нашли что-то на линіи, ма’амъ… мертвое тѣло, кажется. Баринъ пошелъ поглядѣть. Онъ былъ внѣ себя, ма’амъ.

— Вы не слышали, что Барчардъ… молодой Барчардъ-сынъ… дома или нѣтъ?

Сусанна удивилась, не понимая смысла такого вопроса въ данную минуту.

— Молодой Барчардъ, ма’амъ? Мастерманъ проходилъ мимо ихъ дома нѣсколько минутъ тому назадъ, прежде чѣмъ это страшное извѣстіе было получено и, зная, что вамъ требуется переговорить съ водопроводчикомъ на счетъ трубъ въ теплицѣ, зашелъ.

— Ну… пролепетала м-съ Чадвикъ.

— Барчардъ сказалъ, что сынъ его только-что вернулся домой, ма’амъ, но что онъ пришлетъ его, какъ только будетъ можно.

— Хорошо, Сусанна. Скажите миссъ Марго, чтобы она пришла ко мнѣ.

IV.

— Чего ты оглядываешься, Летти? спрашивала Марго, когда онѣ шли по большой дорогѣ въ тотъ день, который ихъ мать провела вышеописаннымъ образомъ. Ярроу бѣжитъ впереди насъ!

— Я знаю; я только думала, не проѣдетъ ли Алленъ.

— А развѣ ты не можешь обойтись безъ Аллена часъ или два? спросила тономъ ревниваго упрека Марго.

— Ахъ, нѣтъ! но я никогда не видѣла его на Госсарѣ, только тотъ разъ, да и то на минутку. Я бы хотѣла ѣздить, какъ Алленъ… вѣдь онъ хорошо ѣздитъ, ты сама говорила, Я попрошу Аллена дать мнѣ поѣздить на Госсарѣ. Я ѣздила на ослѣ въ Литльгамптонѣ и нисколько не боялась. Тебѣ хотѣлось бы поѣздить на Госсарѣ, Марго?

— Очень хотѣлось бы, милочка.

— Я увѣрена, что онъ далъ бы тебѣ, еслибы ты попросила. Хочешь, я попрошу? мы съ нимъ теперь закадычные пріятели. Я сначала его не переносила, но онъ ужасно добродушенъ.

— Летти, ты скоро будешь говорить, какъ простая дѣвочка. Я бы желала, чтобы ты поменьше возилась съ Алленомъ.

— Онъ любитъ мое общество. По крайней мѣрѣ я спрашивала его разъ: не мѣшаю ли я ему, и онъ отвѣчалъ, что нѣтъ.

— Я думаю о тебѣ… ты не должна перенимать его манеры и слова. Они не хороши.

— О! но я отучаю его отъ дурныхъ манеръ, Марго. Развѣ ты не замѣтила, что онъ больше не говоритъ съ набитымъ ртомъ, и я научила его, что джентльмены не бросаются катышками изъ хлѣба. И я слышала, Марго, какъ ты говорила такія слова, какія не употребляются въ гостиныхъ.

— Я не выдаю себя за образецъ, милочка, но все же тебѣ лучше брать примѣръ съ меня, нежели съ него. Я не хочу обижать его… онъ добрый мальчикъ, но ты не должна перенимать у него его выраженій. Ты прежде была такъ разборчива, Летиція.

— Но мнѣ надоѣло быть разборчивой. Гораздо веселѣе быть неразборчивой.

Марго разсмѣялась. Она знала, что слова ея подѣйствовали.

— Тебѣ не надоѣла эта скучная дорога? спросила она. Не хочешь ли свернуть въ лѣсъ и пойти затѣмъ полемъ.

— Правду ты говоришь! весело вскричала Летиція. А вотъ я тебя поймала, Марго! Ты думаешь, что я это переняла отъ Аллена, ахъ, нѣтъ, отъ м-ра Феншо… а вѣдь онъ клерджименъ. Не все ли равно сказать: — правду ты говоришь? или: ты говоришь правду? отчего первое считается вульгарнымъ?

Марго благоразумно уклонилась отъ спора.

— Позови Ярроу, сказала она, или онъ натворитъ бѣдъ въ лѣсу.

Они вошли въ еловую рощу, которая росла около дороги.

— Здѣсь темно, сказала Летиція, и я нигдѣ не вижу Ярроу; слушай, вотъ онъ лаетъ; онъ нашелъ что-то для себя пріятное… онъ всегда такъ лаетъ, когда доволенъ; пойдемъ, посмотримъ, что это такое.

Онѣ прошли по лѣсу нѣсколько шаговъ и въ нѣкоторомъ разстояніи увидѣли дога, который съ радостью прыгалъ вокругъ чего-то невидимаго; собака бросилась къ нимъ навстрѣ"чу, полаяла, но опять побѣжала назадъ, безпрестанно оглядываясь, точно приглашая ихъ посмотрѣть за собой.

— Тамъ кто-то есть, Марго, шепнула Летиція, и онъ уговариваетъ Ярроу замолчать и уйти… послушай, да вѣдь это голосъ Аллена!

Она побѣжала впередъ, и Алленъ, видя, что дальнѣйшее укрывательство ни къ чему не ведетъ, вышелъ изъ-за ели, гдѣ бы его не нашли, еслибы не несвоевременныя ласки Ярроу,

— Развѣ вы уже вернулись назадъ? спросила Летиція невинно. Какъ вы скоро, должно быть, ѣхали! Мороженое заказали, Алленъ?

— О! не приставайте ко мнѣ! грубо отвѣчалъ онъ. Полагаю, что теперь вы пойдете и всѣмъ разболтаете, что меня здѣсь видѣли?

Летиція выпрямилась:

— Я не болтушка, а вы очень нелюбезны.

Тутъ Марго подошла къ нимъ.

— Неужели вы уже съѣздили въ Клозборо и вернулись? спросила она. Вѣдь это восемь миль отсюда. Да и гдѣ же лошадь?

Отъ смущенія Алленъ сталъ грубъ.

— Занимайтесь своимъ дѣломъ, крикнулъ онъ, а я своимъ.

Подвижныя губы Марго сложились въ презрительную гримасу.

— Само собой разумѣется, отвѣтила она; да я вовсе и не интересуюсь вашими дѣлами. Пойдемъ, Летиція, оставимъ его.

— Нѣтъ, закричалъ онъ, не уходите. Я… я не знаю, что говорю; иначе я бы вамъ никогда такъ не отвѣтилъ. Если я вамъ скажу, въ чемъ дѣло, вы поймете, въ какомъ я затрудненіи.

— Бѣги впередъ, Летиція, и подожди меня на опушкѣ. Ну, Алленъ, въ чемъ же дѣло? Что-за тайна? вы упали съ лошади? Позора въ этомъ нѣтъ. Госсаръ охромѣлъ?

— Нѣтъ, я не упалъ. Я бы желалъ, чтобы упалъ. Госсаръ цѣлъ и невредимъ. Еслибы я былъ увѣренъ, что вы сохраните въ тайнѣ…

— Я, разумѣется, не обѣщаюсь, пока не знаю, въ чемъ дѣло. Но если вы не хотите говорить, то не нужно.

— Я пожалуй разскажу, потому что знаю, что вы меня не выдадите.

И съ обычной неуклюжей манерой разсказалъ всю свою унизительную исторію, которая уже извѣстна читателю, за исключеніемъ только развязки.

Онъ нашелъ сегодня Госсара болѣе непослушнымъ, чѣмъ когда-либо, и, встрѣтивъ Боба, по уговору не могъ противиться соблазну утаить отъ него порученіе мачихи и отправить его вмѣсто себя въ Клозборо исполнить различныя данныя ему порученія… и теперь онъ дожидался возвращенія Барчарда.

Разсказъ его время отъ времени прерывался неудержимымъ смѣхомъ Марго… смѣхомъ, въ которомъ звучало сильнѣе, чѣмъ когда-либо, презрѣніе, какое она къ нему чувствовала.

— О! Алленъ! сказала она, когда онъ кончилъ, право же, это черезъ-чуръ забавно. Какъ! бояться бѣднаго Госсара! Помилуйте, Летти могла бы на немъ ѣздить!

— Очень можетъ быть, угрюмо отвѣчалъ онъ. А я не могу. Бобъ говоритъ, что мнѣ съ нимъ не справиться.

— Неужели Бобъ такъ безкорыстенъ. О, Алленъ! неужели же вы не понимаете, что Бобъ изо всѣхъ силъ старался пугать васъ, чтобы вы уступили ему лошадь. И такъ длилось изо дня въ день! А вашъ отецъ-то думаетъ, что вы такъ прекрасно ѣздите! Помилуйте, да вы теперь станете посмѣшищемъ для всего околодка и право подѣломъ.

— Вы, значитъ, всѣмъ разскажете?

— Очень мнѣ нужно, презрительно отвѣтила Марго; но неужели вы въ самомъ дѣлѣ думаете, что это можетъ долго продолжаться? Такъ или иначе, а навѣрное обнаружится, и вы поступите умно, если не допустите, чтобы отецъ вашъ услышалъ объ этомъ отъ другихъ. Если вы боитесь ѣздить верхомъ, то сознайтесь въ этомъ и не смѣшите долѣе добрыхъ людей: ступайте къ отцу и признайтесь, что вамъ пріятнѣе чувствовать себя на двухъ ногахъ, чѣмъ на четырехъ, и что онъ оказалъ вамъ плохую услугу, подаривъ верховую лошадь.

Онъ съёжился.

— Вы очень суровы ко мнѣ.

— О! я и не увѣряю, что жалѣю васъ, Алленъ; ваше поведеніе презрѣнно съ начала до конца.

— Прекрасно; но вамъ отъ этого не хуже; я попрошу отца подарить вамъ Госсара.

Если онъ надѣялся обезоружить ее этимъ, то ошибся. Безжалостный смѣхъ послужилъ ему отвѣтомъ.

— Какъ вы великодушны! Неужели вы согласны на такую жертву? Я боюсь, вашъ отецъ — къ несчастію для меня — не очень охотно будетъ исполнять ваши желанія послѣ такого пассажа*

Но въ умѣ у Марго промелькнула, какъ молнія, мысль: можетъ быть, ей въ самомъ дѣлѣ позволятъ ѣздить на Госсарѣ. О! какое счастіе снова очутиться въ сѣдлѣ. Но не будетъ ли обидно для ея самолюбія согласиться ѣздить на чужой лошади? Однако, не смотря на язвительныя слова, глаза ея засвѣтились радостью.

— Ну, а теперь пойдете вы со мной и съ Летиціей домой или нѣтъ?

— Я долженъ подождать Боба, отвѣтилъ онъ смущенно.

— Итакъ, вы хотите до конца разыграть свою комедійку? Неужели вы рискнете вернуться домой верхомъ? вѣдь цѣлыхъ полмили придется вамъ проѣхать? или, можетъ быть, Бобъ будетъ васъ придерживать? Пожалуйста не подвергайте себя опасности.

Несмотря на ея безжалостную насмѣшку, онъ не могъ ненавидѣть ее; она казалась такой очаровательной въ полусвѣтѣ, на темномъ фонѣ елей, что онъ отдалъ бы въ эту минуту жизнь, чтобы вернуть ея уваженіе. Она постояла съ секунду, затѣмъ, кивнувъ головой, повернулась и пошла между деревьями.

Онъ слѣдилъ за ней глазами, пока она не скрылась, и тогда съ тупой покорностью неизбѣжному униженію сталъ ждать.

Неба уже не видно было болѣе сквозь деревья, мракъ все сгущался, тишина увеличивалась, и только трескъ вѣтокъ и таинственный шелестъ невидимой жизни нарушали ее. Почему Бобъ не возвращался? Ему давно пора было вернуться: въ лѣсу стало темно, хоть глазъ выколи. Онъ вышелъ на большую дорогу, которая чуть сѣрѣла подъ беззвѣзднымъ небомъ… ничего не слыхать. Неужели Бобъ проѣхалъ, а онъ этого не замѣтилъ.

Онъ ждалъ съ усиливающейся тревогой, дѣлая нѣсколько шаговъ въ одну сторону, затѣмъ, поворачиваясь и идя въ противуположную сторону, надѣясь, вопреки всякой надеждѣ, что все обстоитъ благополучно. Онъ не могъ вернуться домой, не зная, что случилось съ Госсаромъ; но, наконецъ, ему пришло въ голову, что Бобъ могъ самъ отвести его въ конюшню, и онъ рѣшился вернуться и поглядѣть, такъ ли это.

Бобъ Барчардъ очень пріятно провелъ часъ или два въ трактирѣ «Короны» въ Клозборо, благодаря двойной приманкѣ въ видѣ джина съ водой и хорошенькой служанки. Становилось уже поздно, когда онъ велѣлъ подать «свою лошадь» и сѣлъ на нее въ присутствіи восхищенной служанки, которая вышла на лѣстницу провожать его, очевидно, принимая — къ его вящему удовольствію — за молодаго джентльмена — фермера изъ окрестностей. Онъ не безпокоился на счетъ порученіи, которыя ему надавалъ Алленъ: по правдѣ сказать, онъ совсѣмъ про нихъ забылъ; и поѣхалъ, не торопясь, обратно въ Горскомбъ; доѣхавъ до того мѣста дороги, гдѣ она была обсажена высокими вязами, онъ долженъ былъ слѣзть съ коня и повести его въ поводу, такъ какъ темнота, необыкновенная для настоящаго времени года, даже на открытомъ мѣстѣ, здѣсь, подъ деревьями, была такъ велика, что ни эти не было видно. Онъ былъ пьянъ и безпеченъ, и ничего не ощущалъ, кромѣ смутнаго удивленія, что дорога, которая должна была быть гладкой, шла подъ гору. Онъ приписалъ это тому, что у него въ головѣ шумитъ. Но затѣмъ подумалъ, что вѣрно какъ-нибудь — непонятнымъ для себя образомъ — сбился съ пути, потому что дорога теперь пошла какъ будто въ гору. Онъ долженъ повернуть назадъ… Но дорога, на которой онъ очутился, оказалась совсѣмъ не та, какую онъ оставилъ… она была мягче и съ блестящими колеями, которыя тускло сверкали, точно зимой.

Стой! да колеи ли это? Обо что это оступился Госсаръ? Барчардъ остановилъ лошадь и оглядѣлся, глаза его привыкли къ темнотѣ, и онъ узналъ, гдѣ находится. Какимъ то непонятнымъ для себя образомъ онъ очутился на линіи желѣзной дороги: то, что онъ принялъ было за колеи — были рельсы.

Отлично! надо поскорѣй выбраться на дорогу! Но лошадь, смущенная непривычнымъ грунтомъ и темнотой, заупрямилась и не хотѣла двинуться съ мѣста. Бобъ потерялъ терпѣніе; на немъ не было шпоръ, но онъ придавилъ Госсару правый бокъ каблукомъ и ударилъ хлыстомъ. Конь пуще заупрямился, и Бобъ сообразилъ, что ему нужно призвать на помощь все свое хладнокровіе, чтобы справиться съ нимъ. Онъ лаской заставилъ его перейти черезъ рельсы, которыя, очевидно, внушали коню большое недовѣріе, и уже почти успѣлъ въ этомъ, какъ вдругъ протяжный свистъ вдали окончательно разстроилъ натянутые нервы коня. Самъ Бобъ испугался не менѣе его…

Онъ зналъ, что это курьерскій поѣздъ. Времени терять нельзя было ни минуты, и въ тревогѣ и второпяхъ, онъ изо всей мочи дернулъ коня. Госсаръ присѣлъ немного; въ это время свистъ снова раздался, на этотъ разъ сопровождаемый глухимъ стукомъ, и въ слѣдующій мигъ лошадь помчалась вдоль по линіи, прочь отъ того мѣста, откуда доносился шумъ. Балластъ былъ только-что насыпанъ и скакать оказалось легче, чѣмъ можно было ожидать, но каждую минуту лошадь могла споткнуться объ шпалу и тогда… Бобъ содрогался при мысли о томъ, что тогда воспослѣдуетъ…

Все быстрѣе и быстрѣе неслись они; Бобъ былъ теперь такъ же безпомощенъ, какъ и Алленъ, и не могъ остановить обезумѣвшаго отъ страха коня. Они теперь скакали по другимъ — параллельнымъ съ первыми — рельсамъ, но онъ зналъ, что не въ силахъ больше управлять конемъ; да еслибы и могъ, то эффектъ курьерскаго поѣзда, несущагося на всѣхъ парахъ мимо обезумѣвшей и безъ того лошади, долженъ былъ неизбѣжно вызвать катастрофу. Ближе и громче слышался стукъ поѣзда, и Госсаръ все безумнѣе и безумнѣе несся по рельсамъ.

Бобъ былъ совсѣмъ трезвъ; опасность отрезвила его; онъ инстинктивно цѣплялся за сѣдло, хотя зналъ, что конецъ неизбѣженъ. Онъ даже сталъ желать, чтобы поскорѣе все окончилось, и вдругъ вспомнилъ хорошенькую служанку въ Клозборо и подумалъ, что-то она скажетъ, когда узнаетъ.

Они неслись теперь мимо сигнальной будки; сторожа заорали на него изъ освѣщенныхъ оконъ, и онъ горько подумалъ, какіе они дураки, если думаютъ, что онъ скачетъ для своего удовольствія. Все это длилось какую-нибудь секунду: поѣздъ былъ теперь совсѣмъ близко отъ него. Онъ слышалъ, какъ онъ стучалъ по рельсамъ, и видѣлъ два яркихъ огненныхъ глаза.

Онъ былъ теперь на самыхъ рельсахъ, и если онъ останется на сѣдлѣ, то гибель его несомнѣнна. Для него представлялся только одинъ шансъ на спасеніе, и онъ имъ воспользовался; онъ высвободилъ ноги изъ стремянъ, уперся руками въ передокъ сѣдла, закрылъ глаза и, выпустивъ поводья, бросился съ лошади, прежде чѣмъ поѣздъ настигъ его.

Когда онъ пришелъ въ себя, то увидѣлъ, что лежитъ въ спинѣ на мягкомъ ложѣ изъ тростниковъ, которые росли подъ желѣзнодорожной насыпью. Въ головѣ его все еще шумѣло и стучало, но онъ всталъ на ноги и почувствовалъ, что остался цѣлъ, хотя оглушенъ и избитъ. Онъ опять вскарабкался на линію; рельсы были все еще теплы, но поѣздъ исчезъ, и лошади не было слѣда.

Характерно для Боба, что первымъ дѣломъ послѣ того, какъ юнъ опомнился, было выругаться за свою неудачу. Облегчивъ душу, онъ выбрался съ линіи на большую дорогу, неподалеку отъ деревни.

---

Марго, поспѣшно вызванная Сусанной, нашла мать въ полномъ отчаяніи.

— Скажи мнѣ, что тебѣ извѣстно, шепнула она. Алленъ не вернулся домой. Что съ нимъ случилось?

Марго, ничего не слыхавшая, была удивлена такой внезапной заботливостью объ Алленѣ.

— Что случилось съ Алленомъ? да ничего.

— Ты отъ меня скрываешь. Лошадь убила его… Я это знаю… и все черезъ меня. О, Боже! что я буду дѣлать?

— Нѣтъ, нѣтъ, сказала Марго, обнимая мать съ прежней нѣжностью; просто стыдъ, что васъ такъ напугали, бѣдная вы моя. Лошадь не могла убить Аллена по той простой причинѣ, что онъ не доставилъ ей случая это сдѣлать. Ну, вотъ, хотя я и обѣщала ничего не говорить, но, видя васъ въ такомъ состояніи, не могу молчать.

И она разсказала про свиданіе съ Алленомъ въ лѣсу.

— Онъ не вернулся домой, потому что ему стыдно; да и понятно! Теперь вы успокоились? И какъ могли вы думать, что вы виноваты.

Къ м-съ Чадвикъ вернулось самообладаніе.

— Развѣ я это сказала? спросила она. Я была въ такой тревогѣ, Марго… и вѣдь это я попросила его съѣздить въ Клозборо. Ахъ! вотъ твой отецъ. Джошуа, скажи мнѣ… неужели все это одна пустая тревога?

Онъ все еще былъ очень блѣденъ, но лицо его искривилось усмѣшкой.

— Если ты считаешь пустой тревогой, что лошадь, стоившая мнѣ двѣсти гиней, растерзана на куски поѣздомъ желѣзной дороги… Я это не считаю.

— Растерзана на куски! о, бѣдный Госсаръ, вскричала Марго, поблѣднѣвъ. А… а молодой Барчардъ… онъ… не убитъ?

— Ахъ! и вы это знали! Кажется, я одинъ оставался въ невѣдѣніи. Убитъ! Я бы желалъ, чтобы онъ былъ убитъ. Хорошъ молодецъ, и какъ было ему довѣрить такого коня! Да и нечего сказать, можно гордиться такимъ сыномъ. Да, я чуть съ ума не сошелъ отъ страха, что онъ сломалъ себѣ шею. Напрасно безпокоился! А вы обѣ знали эту удивительную тайну, не правда ли? и помогали ему дурачить меня?

— Вы очень ошибаетесь. Я только сегодня узнала объ этомъ, когда мы встрѣтились въ лѣсу, а мамаша не знала ничего до этой минуты. Вы не имѣете права обвинять насъ въ такихъ вещахъ.

— Ну я ошибся!… Развѣ вы не видите, въ какомъ я состояніи? Гдѣ этотъ мальчишка? Я долженъ задать ему головомойку. Небось, не скоро позабудетъ. Обѣдайте безъ меня. Я ѣсть не хочу.

— Какъ вы дрожите, дорогая! сказала Марго матери, когда вотчимъ вышелъ изъ комнаты; неужели вы такъ испугались?

— Я… я очень разстроена всѣмъ этимъ. Какой дрянной мальчишка! Хорошо еще, что не случилось чего-нибудь похуже!

— И такъ не хорошо! сказала Марго. Подумать, что эта прелестная лошадь убита такъ ужасно и все оттого, что онъ такой трусъ! Я просто готова его ненавидѣть, мамаша!

— Я надѣялась, что современемъ ты будешь ѣздить на Госсарѣ.

— Не говорите объ этомъ. Къ чему говорить такія вещи? но я надѣюсь, что Аллену будетъ стыдно самого себя.

— Я думаю, отвѣчала мать угрюмо, что отецъ постарается объ этомъ.

Алленъ, какъ виноватый, прокрался къ конюшнямъ, но онѣ были заперты и не освѣщены: кучеръ, вѣроятно, ушелъ обѣдать въ людскую. Алленъ прошелъ въ домъ и встрѣченъ былъ Мастерманомъ.

— Мнѣ приказано вамъ сказать, м-ръ Алленъ, что баринъ васъ дожидается въ кабинетѣ.

— Что… что-нибудь случилось? спросилъ Алленъ.

Онъ не рѣшился спросить, вернулся ли Госсаръ?

— Ничего не могу вамъ сообщить объ этомъ, сэръ.

Алленъ пошелъ въ кабинетъ,

— Вотъ и вы, наконецъ, сэръ, встрѣтилъ его отецъ. Ну что вы теперь скажете?

— Я… я знаю, что поступилъ не очень прямодушно, отвѣчалъ Алленъ, но, право же, я не могу ѣздить на этой лошади.

Чадвикъ коротко, но бѣшено разсмѣялся.

— Да; вы приняли свои мѣры… знаете ли, гдѣ эта лошадь?

— Н…нѣтъ, отвѣчалъ Алленъ.

— Ну такъ узнайте: вашъ пріятель, которому вы были такъ добры довѣрить ее, пустилъ ее по рельсамъ, и поѣздъ ее переѣхалъ… вамъ, полагаю, пріятно это слышать!

Аллену стало холодно и жутко.

— А Бобъ? спросилъ онъ; что сталось съ Бобомъ?

— О, не безпокойся. Что Бобу дѣлается. Даже царапины не получилъ. Я сейчасъ говорилъ съ нимъ и слышалъ про твою верховую ѣзду. Нечего сказать, хорошъ молодецъ!

Алленъ былъ слишкомъ радъ, что все такъ обошлось, а потому почти равнодушно слушалъ брань отца, который долго пушилъ его, скорѣе раздраженный, нежели смягченный его молчаніемъ; стыдъ, задѣтое самолюбіе, обида на то, что его обманули, досада на потерю дорогой лошади — все это содѣйствовало разнообразію и силѣ выраженій, которыя пускалъ въ ходъ Чадвикъ-отецъ.

— Ну, сказалъ онъ подъ конецъ, я старался сдѣлать изъ, тебя человѣка, и вотъ моя награда! Чортъ меня побери, если ты на что-нибудь годенъ, кромѣ, какъ быть конторскимъ писцомъ. Можно пожалѣть отца, у котораго сынъ такъ вретъ, изворачивается и обманываетъ. Ну! долой съ глазъ моихъ! Убирайся и ложись спать, если можешь.

Алленъ былъ радъ уйти — онъ усталъ и совсѣмъ одервенѣлъ. И, однако, уходя къ себѣ въ комнату, онъ смутно чувствовалъ, что отнынѣ жизнь его перемѣнится, и что мѣсто, которое онъ занималъ до сихъ поръ въ сердцѣ отца, навѣки утрачено имъ, благодаря собственной глупости и трусости.

Весьма естественно, что такое поведеніе Аллена могло произвести перемѣну въ чувствахъ отца къ сыну, но сама м-съ Чадвикъ не могла бы пожелать болѣе полнаго переворота въ ихъ отношеніяхъ.

Отецъ постоянно убаюкивалъ себя мыслью, что первоначальное воспитаніе сына не помѣшаетъ ему сдѣлаться добропорядочнымъ семейнымъ джентльменомъ, теперь, когда ему даны всѣ къ тому средства.

Такимъ способомъ онъ успокоивалъ совѣсть въ томъ, чта пренебрегалъ воспитаніемъ сына, который вышелъ бы другимъ, еслибы за него раньше принялись.

Вынужденный признать, что результаты этой небрежности неисправимы, онъ только сильнѣе сердился на Аллена за то, что оказывался, такимъ образомъ, передъ нимъ виновнымъ и сильнѣе презиралъ его.

Нѣкоторое время спустя послѣ катастрофы съ Госсаромъ Чадвикъ жестоко преслѣдовалъ сына, не пропуская ни одного случая уязвить его какимъ-нибудь ядовитымъ намекомъ.

— Вилькинсъ спрашивалъ меня сегодня — Вилькинсъ былъ начальникъ станціи въ Горскомбѣ — присылать ли сѣдло и сбрую Госсара, сказалъ онъ разъ, когда всѣ собрались за завтракомъ. Они мнѣ ни на что теперь не нужны, но, должно быть, онъ думалъ — обращаясь къ Аллену, — что ты захочешь сохранить ихъ у себя на память, или что-нибудь въ этомъ родѣ… Можетъ быть, ты и въ самомъ дѣлѣ возьмешь ихъ на память?

Алленъ перемѣнился въ лицѣ, отказываясь отъ такого зловѣщаго сувенира.

— Ахъ, да! пожалуй, что ты и правъ. Воспоминаніе должно быть для тебя не изъ пріятныхъ! Твой пріятель Бобъ… вотъ кому слѣдуетъ отдать ихъ; онъ ихъ честно заработалъ.

Гнѣвъ Чадвика, подстрекаемый любопытствомъ и соболѣзнованіями всего Горскомба, наконецъ улегся и замѣнился презрительнымъ равнодушіемъ; и только изрѣдка переходилъ въ саркастическую иронію, но довѣріе его къ Аллену было навѣки убито. Судьба наградила его сыномъ, неисправимымъ пошлякомъ и ничтожествомъ; это бы еще куда ни шло; но онъ не могъ забыть, какъ былъ обманутъ, и превозмогъ отвращеніе къ неблагодарности и трусости Аллена.

Такая перемѣна въ обращеніи не могла не отразиться на поведеніи остальныхъ членовъ семейства, такъ какъ устраняла всякую необходимость церемониться съ Алленомъ. Они не нападали на него, какъ отецъ, хотя миссъ Гендерсонъ и Ида позволяли себѣ иногда насмѣхаться, при чемъ Алленъ обыкновенно не замѣчалъ ихъ насмѣшекъ. М-съ Чадвикъ казалась образцомъ ледяной снисходительности, между тѣмъ какъ Марго щадила Аллена изъ смутнаго великодушнаго чувства, а главное вслѣдствіе его ничтожества.

Но хотя и не скоро, однако Алленъ сообразилъ наконецъ, что присутствіе его въ гостиной не доставляетъ никому удовольствія, да и ему не обходится безъ непріятностей.

Онъ не могъ больше, какъ любилъ, переходить отъ одного къ другому, дѣлая неуклюжія попытки затѣять разговоръ или какую-нибудь игру, или забавляться, дразня Иду и Летицію, не навлекая на себя немедленнаго отпора, вродѣ: — Ахъ, Алленъ, еслибы вы пошли ходить въ другое мѣсто! Или: — Алленъ, мы не любимъ, когда на насъ такъ смотрятъ. Или: — Ахъ! Алленъ оставьте меня, это скучно!

Послѣ чего мачиха обыкновенно замѣчала:

— Еслибы вы спокойно сѣли и занялись книгой или чѣмъ-нибудь другимъ, вмѣсто того, чтобы приставать ко всѣмъ, было бы лучше!

А отецъ подтверждалъ ея замѣчаніе, умоляя его Христомъ Богомъ сдѣлать то, что ему говорятъ, или выдти вонъ изъ комнаты.

Послѣ чего онъ садился и дѣлалъ видъ, что читаетъ, а самъ все время украдкой слѣдилъ за всѣми движеніями Марго.

Ему казалось иногда, когда отецъ дѣлалъ его мишенью своихъ тяжеловѣсныхъ шутокъ, что ей непріятно, и онъ принималъ это за признакъ симпатіи, и эта вѣра помогала ему переносить тяжелыя минуты, такъ какъ онъ принадлежалъ къ тѣмъ натурамъ, которыя способны испытывать нѣкоторое болѣзненное удовольствіе отъ дурнаго обращенія, если только думаютъ, что свидѣтели ихъ жалѣютъ.

Одинъ изъ свидѣтелей, по крайней мѣрѣ, не скрывалъ своей симпатіи, и этотъ свидѣтель была Сусанна, горничная миссъ Чевенингъ, которая однажды нашла даже случай выразить ему, что, по ея мнѣнію, съ нимъ поступаютъ безсовѣстно.

Быть можетъ, Сусаннѣ менѣе, чѣмъ кому-нибудь, пристало выражать отвращеніе къ семейной тиранніи, но тираны мелкіе, какъ и крупные, очень часто проявляютъ искреннюю жалость къ жертвамъ чужой тиранніи.

Сусанна была полна духа противорѣчія; ей надоѣло слушать, какъ товарищи-слуги хулили хозяйскаго сына, въ особенности, когда сравнивали его съ сводными сестрами. Она убѣждала его постоять за себя, не унывать и показать разнымъ людямъ, которые Богъ-вѣсть что о себѣ думаютъ, что онъ не позволитъ топтать себя въ грязь, и давала много другихъ совѣтовъ такъ откровенно, какъ только смѣла.

У Аллена не было чувства собственнаго достоинства, которое заставило бы его обидѣться такимъ непрошеннымъ вмѣшательствомъ въ его дѣла; напротивъ того, онъ скорѣе былъ тронутъ и благодаренъ и по неопытности не подозрѣвалъ, что неприлично и опасно поощрять тайныя выраженія симпатіи со стороны служанки, далеко недурной собой.

Въ самомъ дѣлѣ, имѣя вѣчно передъ глазами лицо Марго, Алленъ даже и не замѣчалъ, хороша собой Сусанна или нѣтъ. Кромѣ того, у него было слишкомъ мало друзей, чтобы ему легко было отвергнуть чью бы то ни было симпатію, и такимъ образомъ, помимо его воли, между нимъ и Сусанной заключенъ былъ родъ союза.

Быть можетъ, у Сусанны были свои мотивы. Алленъ будетъ со временемъ богатъ, и не первый молодой человѣкъ, котораго удавалось женить на особѣ ниже его по общественному положенію. И какое было бы торжество стать невѣсткой миссъ Марго, въ особенности, когда деньги будутъ въ ея рукахъ.

Но она знала, что ей слѣдуетъ быть крайне осторожной, если она хочетъ завладѣть такимъ призомъ: малѣйшая торопливость или поспѣшность была бы пагубна. Поэтому она старалась не привлекать на себя вниманія и устроивала встрѣчи съ нимъ какъ бы случайно и въ такое время, когда имъ не могли помѣшать, а въ разговорахъ съ нимъ усвоила тонъ симпатіи, умѣряемой почтительностью.

Она надѣялась, что очевидная благодарность, которую онъ ей выказывалъ, разовьется въ болѣе нѣжное чувство, хотя должна была сознаться, что въ настоящую минуту онъ не показывалъ рѣшительно никакого признака, чтобы она ему нравилась.

Какъ бы то ни было, но, къ счастію для него въ этомъ отношеніи, онъ рѣже бывалъ теперь дома, чѣмъ прежде. Правда, что выгода была относительная, такъ какъ большую часть времени онъ проводилъ въ обществѣ юнаго Барчарда.

Между Алленомъ и Бобомъ не произошло охлажденія. Бобъ сумѣлъ представить дѣло такъ, что онъ оказывался жертвой собственнаго великодушія, едва не поплатившейся жизнью.

Онъ предложилъ Аллену катать его въ кабріолетѣ взамѣнъ верховой ѣзды, и предложеніе было съ благодарностью принято.

Бобъ убѣдилъ отца купить небольшой кабріолетъ, который, не будучи особенно изящнымъ, былъ однако довольно приличенъ. И лошадь, хотя и невзрачная на видъ; бѣжала хорошо. Алленъ сопровождалъ Боба въ дѣловыхъ поѣздкахъ. Единственная работа, на которую соглашался Бобъ, это исполнятъ порученія отца — и подъ руководствомъ Боба Алленъ научился порядочно править лошадью.

Это было лучше въ нѣкоторыхъ отношеніяхъ, чѣмъ бродить по саду Агра-Гауза или безцѣльно шататься по дорогамъ, чтобы убить время, и никто не разспрашивалъ и не интересовался, какъ онъ проводитъ утро и весь день.

Во внѣшности Барчарда не было ничего такого, чего можно было бы стыдиться. Онъ хорошо одѣвался въ спортсменскомъ стилѣ, такъ какъ придерживался манеръ и развлеченій высшаго класса, хотя рѣчь и выдавала его иногда. Алленъ рѣшительно предпочиталъ его общество своему собственному, а другаго у него нё было. До сихъ поръ, однако, онъ проводилъ вечера дома, а въ обществѣ Барчарда воздерживался отъ соблазна выпить больше, чѣмъ слѣдовало. Главнымъ мотивомъ, удерживавшимъ его, была боязнь погубить себя безвозвратно во мнѣніи Марго.

Съ нѣкоторыхъ поръ Аллена тревожило подозрѣніе, что Летиціи не позволяютъ оставаться съ нимъ; въ предлогахъ не было недостатка: то у ней былъ урокъ, то ей надо было игратьна фортепіано; то она обѣщала Идѣ партію въ теннисъ, или должна была ѣхать кататься — въ результатѣ она еще ни разу не оставалась съ нимъ вдвоемъ послѣ той встрѣчи въ еловой рощѣ.

Онъ сидѣлъ разъ послѣ завтрака въ гостиной съ слабой надеждой, что Марго удостоитъ сыграть съ нимъ въ теннисъ, хотя онъ и плохой игрокъ.

Гостиная въ Агра-Гаузѣ раздѣлялась аркой на двѣ части. Алленъ находился на одномъ концѣ гостиной, а его мачиха писала на другомъ концѣ. Вдругъ онъ услышалъ голосъ Летиціи, очевидно въ большомъ волненіи.

— Мамочка, говорила она, — можно мнѣ пойти удить рыбу? Уилльямъ нашелъ кучу червей подъ навозомъ въ конюшнѣ. И можно ему пойти со мной? Такіе большущіе черви, мама!

М-съ Чадвикъ позволила, и Летти ушла. Алленъ воспользовался этой оказіей; онъ, самъ купилъ Летиціи удочку и, вѣрно она не откажетъ ему идти съ нею, думалъ онъ. И такъ, онъ ускользнулъ изъ гостиной и перехватилъ ее по дорогѣ въ конюшню.

— Идете удить рыбу, Летти?

— Да, Алленъ, коротко отвѣтила Летиція.

— Вамъ нужно кого-нибудь, кто бы насаживалъ вамъ червяковъ; я пойду съ вами.

— Благодарю васъ, но я хочу взять Уилльяма.

— Развѣ мнѣ нельзя идти вмѣсто Уилльяма?

Летиція опустила глаза и отвѣчала тоненькимъ голоскомъ:

— Я хочу лучше, чтобы со мной шелъ Уилльямъ; я не хочу идти съ вами.

— Кто-нибудь научилъ васъ сказать это, не могу повѣрить, чтобы вы говорили это отъ себя; мы были такими закадычными друзьями, Летти.

— Я не «закадычная», и это такое вульгарное слово, Алленъ.

— Отчего же вы не хотите больше быть моимъ другомъ? Что я такое сдѣлалъ?

— Вы дали увести бѣднаго нашего Госсара на желѣзную дорогу, гдѣ его убили; а Ида говоритъ, что вы это сдѣлали нарочно, чтобы избавиться отъ него, потому что вамъ страшно было на немъ ѣздить, и вы все лгали. Я не хочу удить рыбу съ тѣми, кто лжетъ.

— Но вамъ кажется не непріятно идти удить рыбу той удочкой, которую я вамъ подарилъ!

Онъ сказалъ это больше для того, чтобы разжалобить ее, чѣмъ подразнить, но Летиція вспыхнула и отвѣчала:

— Развѣ вы подарили мнѣ удочку? я позабыла. Если такъ, то возьмите ее назадъ, мнѣ она не нужна.

Она геройски протянула ему удочку.

— Хорошо, сказалъ онъ и взялъ ее.

— Я никакъ не ожидалъ, что вы будете противъ меня, но какъ вамъ угодно. Я попытаюсь уладить дѣло, прибавилъ онъ, надѣясь побѣдить ее: если вы не возьмете ее обратно и не помиритесь со мной, я ее сломаю. Возьмете удочку или нѣтъ?

Но ему слѣдовало бы знать, что эта манера никуда не годилась съ Летиціей.

— Я уже отвѣтила вамъ; я ее не возьму, сказала она.

— Ну такъ вотъ вамъ!

И онъ сломалъ удочку на нѣсколько кусковъ.

И въ ту же минуту ему стало стыдно своего поступка, тѣмъ болѣе, что Летти, геройство которой истощилось, залилась слезами.

Онъ схватилъ ея руки.

— Не плачьте, Летти, говорилъ онъ, я не хотѣлъ васъ обидѣть. Я куплю вамъ другую удочку… лучше этой… только будемъ опять друзьями.

Она старалась высвободиться.

— Пустите меня, пустите меня! вы ломаете мнѣ руки! Я ненавижу васъ… вы злой, всѣ трусы злые!..

Онъ выпустилъ ея руки, точно онѣ обожгли его, и горько засмѣялся.

— Ну какъ хотите! если вы ненавидите меня, то конечно я обойдусь безъ васъ… у меня и безъ васъ найдется компанія.

Летиція ушла, пока онъ говорилъ, и онъ тоже ушелъ съ судорогой въ горлѣ; онъ любилъ этого ребенка, и открытіе, что и она тоже лишила его своей дружбы, было слишкомъ внезапно и заставило его на минуту забыться. А теперь онъ оскорбилъ ее такъ, что не могъ больше надѣяться на ея прощеніе! Какъ онъ жалѣлъ, что былъ такъ безуменъ, что попрекнулъ ее подаркомъ. Быть можетъ, еслибы онъ этого не сдѣлалъ, то… ну да все-равно, теперь поздно было сожалѣть объ этомъ. Онъ пытался убѣдить себя, что ему все равно, и ушелъ въ деревню къ Барчарду.

— Что Летти вернулась съ рыбной ловли? спросилъ м-съ Чадвикъ Иду, когда та пришла съ тенниса къ послѣ-полуденному чаю, я не люблю, когда она слишкомъ долго остается на рѣкѣ.

Въ концѣ сада текла рѣчка, поросшая бѣлыми водяными лиліями, гдѣ водилась мелкая плотва или пескари, надъ которыми Летти предполагала испробовать свое искусство.

— Она и не ходила удить рыбу, отвѣчала Ида. Мамаша, какъ бы думали, что сдѣлалъ Алленъ? Я была у окна въ классной и все видѣла. Онъ встрѣтилъ Летти, отнялъ у нея удочку и сломалъ ее! Бѣдная Летти вернулась вся въ слезахъ, но ничего не хотѣла мнѣ разсказать.

— Онъ становится день ото дня хуже! замѣтила м-съ Чадвикъ. Онъ просто всеобщій бичъ въ домѣ. И какъ онъ можетъ быть грубъ съ бѣдной крошкой Летти, которая всегда была такъ добра съ нимъ! Я должна переговорить съ его отцомъ. Я не могу позволить обижать ребенка!

И она переговорила, потому что, когда Алленъ вошелъ въ гостиную передъ обѣдомъ, Чадвикъ яростно накинулся на него при всѣхъ.

— Гостиная не ваше мѣсто, сэръ, говорилъ онъ; вамъ не позволятъ разыгрывать здѣсь грубіяна. Уходите вонъ, и чтобы я не слышалъ больше о томъ, что вы обижаете дѣтей!

— Онъ не обижалъ меня! объявила Летиція. Ида, я не хотѣла, чтобы ты разсказывала.

Ярроу подошелъ къ Аллену и сунулъ свой крупный носъ ему въ руку.

— Если я не могу быть въ гостиной, то куда же мнѣ идти?

— Это твое дѣло, отвѣчалъ отецъ, въ домѣ много комнатъ, гдѣ ты можешь сидѣть и не приходить сюда всѣмъ мѣшать.

— Значитъ, мнѣ не надо приходить и къ обѣду, спросилъ онъ упавшимъ голосомъ.

— Если будешь вести себя прилично за столомъ, то никто тебѣ не помѣшаетъ обѣдать, но въ гостиную тебя не пустятъ, пока ты не научишься обращаться съ сестрами, какъ джентльменъ.

Алленъ ушелъ, Ярроу проводилъ его въ удивленіи до дверей. Алленъ ждалъ въ библіотекѣ до тѣхъ поръ, пока не пробилъ гонгъ, но и тогда еще колебался, идти въ столовую или нѣтъ. Если онъ останется безъ обѣда, то ничего не выиграетъ; кромѣ того, онъ не могъ отказаться отъ удовольствія, перемѣшаннаго съ болью, сидѣть по обыкновенію напротивъ Марго. Онъ припряталъ гордость и пошелъ.

За обѣдомъ никто не сказалъ съ нимъ ни слова, и когда м-съ Чадвикъ и Марго встали изъ-за стола, отецъ въ первый разъ обратился къ нему.

— Если хочешь, то можешь идти въ билліардную. Тамъ освѣщено.

— А вы… вы придете?

— Я? нѣтъ. Я теперь пойду въ гостиную. Но какъ я тебѣ говорилъ передъ обѣдомъ, чѣмъ меньше онѣ будутъ видѣть тебя, тѣмъ имъ будетъ пріятнѣе. Если ты ведешь себя, какъ негодяй, то долженъ себя винить за это. Ты не долженъ ожидать, что я приму твою сторону, послѣ того какъ ты поступилъ такъ со мной; это мнѣ подѣломъ за то, что я думалъ, что могу сдѣлать изъ тебя джентльмена.

Быть можетъ, Чадвикъ говорилъ такъ, желая вызвать сына на объясненіе или заставить его выразить раскаяніе, но Алленъ сидѣлъ молча, боясь вызвать, если заговоритъ, новую бурю надъ своей головой.

Чадвикъ сидѣлъ и мрачно курилъ сигару, затѣмъ всталъ и предоставилъ сына самому себѣ.

Алленъ не пошелъ въ билліардную. Онъ надѣлъ пальто, взялъ съ собой трубку и ушелъ изъ дому.

Онъ отправился въ деревенскій трактиръ, гдѣ Бобъ говорилъ ему, что часто проводилъ свои вечера.

Алленъ гораздо охотнѣе провелъ бы вечеръ дома въ гостиной, но если они этого не хотятъ, то онъ знаетъ по крайней мѣрѣ, что въ трактирѣ «Бѣлаго Льва» его встрѣтятъ съ распростертыми объятіями.

V.

Наступилъ Троицынъ день. Ноджентъ Ормъ пріѣхалъ въ Горскомбъ провести нѣсколько дней въ родительскомъ домѣ и отдохнуть отъ лондонскихъ занятій.

Для него всегда было радостью вернуться домой, но никогда еще не испытывалъ онъ такой восторженной веселости. Дѣло въ томъ, что онъ былъ вполнѣ увѣренъ, что встрѣтитъ дѣвушку, не перестававшую занимать его вотъ уже скоро годъ. Добрая она или злая, а вѣрнѣе представлявшая смѣсь добра и зла, какъ и у большинства людей — она очаровала его.

Ему много про нее говорила сестра Милли, вечеромъ въ день его пріѣзда, когда они прохаживались вдвоемъ по лужайкѣ передъ приходскимъ домомъ, въ сумеркахъ, послѣ обѣда. Не нужно было пускать въ ходъ никакой дипломатіи, чтобы заставить Милли разговориться объ этомъ предметѣ. Она превозносила миссъ Чевенингъ до небесъ: ея красоту и восхищеніе, всюду ею возбуждаемое, ея привязанность къ сестрамъ и кротость, съ какой она переносила домашнія непріятности.

На другой день по пріѣздѣ, Ноджентъ вскорѣ послѣ завтрака вышелъ изъ дому. Утро было прекрасное; игралъ легкій вѣтерокъ, и небольшія серебристыя облачка проносились по серебристому небу. Онъ прошелъ по широкой улицѣ, мимо знакомыхъ лавочекъ, гдѣ спущенныя полосатыя шторы весело колыхались. Подходя къ дѣтской школѣ, онъ услышалъ монотонный гулъ дѣтскихъ голосовъ; они тянули «дважды одиннадцать — двадцать два, дважды двѣнадцать — двадцать четыре» съ такой торжественной набожностью, точно излагали символъ вѣры.

Послѣ лондонскаго шума здѣсь казалось очень тихо и мирно, и единственный человѣкъ, попавшійся ему навстрѣчу, былъ старикъ-почтальонъ въ бѣломъ лѣтнемъ кителѣ.

Проходя мимо трактира «Семь Звѣздъ», Ноджентъ зашелъ поболтать съ старой пріятельницей, м-съ Перкинджеръ.

— Ахъ! я знала, что вы прежде всего навѣстите старуху, м-ръ Ноджентъ, сказала она, — хотя старуха и не можетъ васъ видѣть. Грустное это дѣло — быть слѣпымъ. Ну, какъ поживаете, сэръ? У насъ перемѣны съ тѣхъ поръ, какъ вы здѣсь не были. Вы слышали, конечно, что м-ръ Чадвикъ женился. Какая жалость, что его сынъ такъ дурно ведетъ себя. Юношѣ-джентльмену совсѣмъ казалось бы неприлично водить компанію съ молодымъ Барчардомъ и каждый вечеръ проводить съ нимъ вмѣстѣ въ трактирѣ «Бѣлаго Льва». Я рада, что они не посѣщаютъ моего заведенія, право же, очень рада. Пора, пора, чтобы кто-нибудь хорошенько пожурилъ его.

Ноджентъ былъ разочарованъ такими вѣстями; онъ ожидалъ, что Алленъ теперь на хорошей дорогѣ.

Какъ бы то ни было, онъ узнаетъ, въ чемъ дѣло, сегодня, такъ какъ долженъ былъ встрѣтиться съ обитателями Агра-Гауза на турнирѣ въ лаунъ-теннисъ, имѣвшемъ быть въ Голлибанкѣ. Но главное лицо, интересовавшее его при этомъ, былъ, конечно, не Алленъ.

Онъ пріѣхалъ домой слишкомъ поздно, чтобы явиться участникомъ въ турнирѣ, и осужденъ былъ присутствовать только какъ зритель. Общество собралось многочисленное, такъ какъ большинство сосѣдей съѣхалось. Вопросъ о партнерахъ рѣшенъ былъ по утру посредствомъ баллотировки, и результатъ былъ такъ пріятенъ для участниковъ, какъ это обыкновенно бываетъ въ такихъ случаяхъ: молодыя лэди не особенно старались скрыть свое разочарованіе, когда на ихъ долю доставался неугодный имъ партнеръ.

М-ръ Фаншо опоздалъ и запыхался. И костюмъ на немъ былъ смѣшанный: жилетъ и сюртукъ черные, и бѣлые фланелевые панталоны.

— Ужасно досадно! вскричалъ онъ, здороваясь съ миссъ Эдльстонъ. Пришлось быть на похоронахъ въ Лингмерѣ. Можете себѣ представить, какъ мнѣ было весело думать, что вы играете безъ меня?

Услышавъ это, м-ръ Ливерседжъ рѣшилъ, что этотъ молодой человѣкъ кончитъ жизнь епископомъ.

Послѣ того турниръ продолжался со всѣми отличительными чертами этихъ общественныхъ состязаній: болтливой молодой лэди, которая каждый разъ объясняла, почему именно она не попала въ цѣль, или промахнулась; смиреннымъ молодымъ человѣкомъ, который путалъ всю игру и разсыпался въ извиненіяхъ передъ партнеромъ, съ ледянымъ великодушіемъ отвѣчавшимъ, что бѣда не велика; былъ тутъ и случайный игрокъ, и игрокъ злобный, и шутникъ-игрокъ, нѣкій м-ръ Калемборъ, сопровождавшій всякій ударъ замѣчаніями, въ родѣ:

— Еще вегетаріанецъ! когда шаръ попадалъ въ цвѣточную клумбу. Или: — Ого! вотъ этотъ такъ астрономъ! когда шаръ подбрасывали въ воздухъ.

— Терпѣть не могу, когда игра проходитъ въ угрюмомъ молчаніи, замѣтилъ онъ позднѣе; и я льщу себя надеждой, что если я и плохой игрокъ, за то веселый человѣкъ.

Нодженту не было случая разговаривать съ Марго, которая играла на одномъ изъ дворовъ. Ему приходилось довольствоваться тѣмъ, что онъ могъ видѣть, какъ она мила въ костюмѣ изъ мягкой матеріи цвѣта crème, и любоваться, съ какой граціей и вѣрностью она брала шары.

Къ ней вернулись ея старое оживленіе и шутливость, и она напоминала ему ту, какою она была прошлымъ лѣтомъ въ Трувилѣ.

Каковы бы ни были ея семейныя непріятности, онѣ, повидимому, не особенно тяготили ее; по крайней мѣрѣ, въ настоящую минуту.

Ея противниками были Джослина Готамъ и юный Стаппіонъ, сынъ адмирала, только-что выпущенный изъ военнаго училища. Споръ казался почти равнымъ, и обѣ стороны почти одинаковой силы, хотя партнеръ Марго, Фаншо — былъ не совсѣмъ надеженъ. Но она рѣшила выиграть, тѣмъ болѣе, что ее подстрекала невозмутимость, съ какою миссъ Готамъ игнорировала ея существованіе.

Долгое время побѣда оставалась нерѣшительной, но наконецъ мѣткій ударъ Марго повернулъ дѣло въ ея пользу. И тогда, къ ея удивленію, миссъ Готамъ выказала готовность быть любезной и признать побѣдительницу.

— Я все время думала, сказала она, хотите вы меня узнать или нѣтъ; потому что, если не ошибаюсь, мы были въ одномъ пансіонѣ.

— Я думала, вы забыли объ этомъ, отвѣчала Марго.

— Вотъ какъ! выходитъ, что никто изъ насъ не хотѣлъ сдѣлать перваго шага. Я пріѣду къ вамъ на-дняхъ въ гости, и мы поговоримъ о старыхъ временахъ. Какъ вы хорошо играете въ теннисъ! У меня дома теперь не съ кѣмъ практиковаться, съ тѣхъ поръ какъ братъ уѣхалъ въ Оксфордъ. Вотъ удовольствіе имѣть брата студента: его никогда не видишь.

— Неужели? спросила Марго. А я слышала, что у нихъ бываютъ каникулы и все такое.

— О, да! бываютъ! но они тогда ѣздятъ по гостямъ и совсѣмъ не сидятъ дома. Я по крайней мѣрѣ не вижу Гая по полугоду. Послушайте! розовая дѣвочка! сбѣгайте и принесите мнѣ мои перчатки и зонтикъ, пожалуйста. Они у мама.

— Я не знаю вашей мама, ни вашихъ перчатокъ, ни вашего зонтика, отвѣчала Летиція, глубоко оскорбленная намекомъ на ея платье.

— О! я думала, всѣ здѣсь знаютъ мама; ну ничего, я сама за ними схожу.

И миссъ Джослина ушла, предоставивъ Марго ея думамъ. Она была рада, что надменность Готамъ оказалась болѣе или менѣе воображаемой, но не это въ настоящую минуту занимало ее. Она совсѣмъ погрузилась въ свои мысли, но обернувшись, увидѣла передъ собой Ноджента Орма.

VI.

Марго уже впередъ знала, что Ноджентъ Ормъ явится въ это утро въ Голлибандъ и замѣтила его тотчасъ же по приходѣ. Но она не ожидала, что ей будетъ такъ пріятно его увидѣть; она рада была, что одѣта къ лицу и что онъ увидитъ ее на равной ногѣ съ Горскомбскимъ обществомъ; но все же это не объясняло того счастія, какое она испытывала отъ его присутствія.

Она забыла — или не замѣчала до сихъ поръ? — какъ красиво это лицо, выражающее силу и доброту, эти улыбающіеся сѣрые глаза и рѣшительный подбородокъ. Даже въ звукѣ его голоса было нѣчто пріятное и родное. Она была польщена и тронута радостью, какую безъ труда прочитала на его лицѣ. Они были одни въ эту минуту. Летиція убѣжала, общее вниманіе сосредоточилось на состязаніи, происходившемъ на одномъ изъ отдаленныхъ дворовъ. Они сѣли на скамейкѣ, въ сторонкѣ, гдѣ могли поговорить, не боясь перерыва.

— Итакъ, сказала Марго, садясь со вздохомъ облегченія, мы оказались ближайшими сосѣдями. Не правда ли, что этого никакъ нельзя было предвидѣть въ Трувилѣ? Знаете ли вы, что мы уже поклялись въ дружбѣ до гроба — ваша сестра и я?

— Она говорила мнѣ объ этомъ вчера вечеромъ. Я надѣялся, что вы подружитесь. И вы больше не сожалѣете такъ горько о Чисвикѣ?

— Что пользы сожалѣть! Хотя иногда я и сожалѣю. Вы знаете, для меня уже нѣтъ прежняго дома.

— Знаю, просто отвѣтилъ онъ.

— Конечно, человѣкъ ко всему привыкаетъ. Пожалуйста не подумайте, что я жалуюсь… хотя, конечно, бываетъ тяжело. Но я стараюсь примириться; право же, стараюсь.

— Я увѣренъ въ этомъ. Но я не вижу здѣсь своего бывшаго ученика, Аллена.

Губы ея презрительно искривились по-старому.

— Аллена? повторила она, поднимая брови, о, нѣтъ! онъ былъ бы здѣсь не въ своей сферѣ; онъ предпочитаетъ другую компанію. У него нѣтъ симпатіи къ образованному обществу, хотя быть можетъ это и къ лучшему.

— Мнѣ очень грустно это слышать, медленно проговорилъ онъ, я надѣялся, что онъ исправится при… при болѣе благопріятной обстановкѣ.

— Вы всегда относились къ нему оптимистически. Если обстановка и болѣе благопріятна, то боюсь, что онъ этого не цѣнитъ,

Она молча сидѣла нѣкоторое время, сжимая и разжимая руки съ волненіемъ, знакомымъ ему, и вдругъ повернулась къ нему.

— Я думала, медленно проговорила она, не было ли бы для него полезно побыть въ коллегіи? Онъ вѣдь не слишкомъ старъ?

— Слишкомъ старъ? нѣтъ, я видалъ сѣдоволосыхъ студентовъ, женатыхъ и отцовъ семейства. Но я вовсе не увѣренъ, чтобы Аллену было полезно поступить въ университетъ.

— Почему? я думала, что вы согласитесь со мной.

— Видите ли, онъ по природѣ не уменъ; и почти не воспитанъ, онъ и не атлетическаго сложенія, онъ легко можетъ попасть въ плохую компанію.

— Эта компанія не можетъ быть хуже той, въ какую онъ попалъ въ деревнѣ. Мнѣ казалось, что худшіе изъ студентовъ будутъ лучшими для него товарищами, чѣмъ деревенскіе олухи, которые ни съ какой стороны не могутъ быть названы джентльменами. И почему бы ему не найти, такихъ друзей, которые принесутъ ему пользу… мнѣ, кажется, коллегія самое подходящее для того мѣсто.

— Но есть одно важное препятствіе для поступленія въ большинство коллегій — если не во всѣ — требуется экзаменъ; онъ, конечно, не труденъ, но при всемъ томъ я сомнѣваюсь, чтобы Алленъ его выдержалъ.

— О! его можно было бы подготовить; нѣтъ такого тупаго человѣка, котораго нельзя бы было подготовить. Вы пріискиваете затрудненія, м-ръ Ормъ! О! какъ бы я хотѣла убѣдить васъ, что для него это было бы всего лучше… право же, нельзя допустить, чтобы онъ велъ себя, какъ теперь, это ужасно!

Она говорила съ жаромъ, чуть не со страстью, подъ вліяніемъ желанія уйти отъ постояннаго кошмара… присутствія своднаго брата, который снова сталъ дѣйствовать на ея нервы.

Не то, чтобы онъ былъ навязчивъ или задоренъ: онъ рѣдко даже бывалъ теперь дома; но исторіи, часто преувеличенныя объ усвоенныхъ имъ привычкахъ — о его катаньяхъ, попойкахъ, пари съ людьми низшаго сословія — усиливали ея первоначальную антипатію. Когда онъ бывалъ дома, ее смущалъ его видъ; онъ сидѣлъ большею частію нѣмой, какъ рыба; никто не обращалъ на него вниманія, и только отецъ избиралъ его по временамъ мишенью своихъ насмѣшекъ. Ей тяжело было читать горькую печаль и униженіе на его лицѣ и нестерпимо чувствовать, что глаза его слѣдятъ за всѣми ея движеніями.

Короче сказать, она видѣла въ немъ воплощенный упрекъ, нѣмой протестъ противъ антипатіи, которую она не хотѣла и не могла побѣдить.

Марго немного разсердила оппозиція Орма; она разсчитывала на его содѣйствіе плану, за нѣсколько минутъ передъ тѣмъ возникшему у нея въ умѣ, вслѣдствіе нѣсколькихъ словъ, сказанныхъ Джослиной Готамъ, но уже успѣвшихъ завладѣть ея фантазіей.

Ормъ съ своей стороны видѣлъ только ея заботу объ Алленѣ и, приписывая ее самымъ возвышеннымъ и благороднымъ мотивамъ, только сильнѣе восхищался ею.

Но онъ слишкомъ хорошо зналъ Аллена, чтобы ожидать для него чего-либо кромѣ вреда отъ университетской жизни. И даже красота Марго и ея жаръ не могли заставить его перемѣнить взглядъ.

— И такъ, вы не хотите поговорить съ моимъ вотчимомъ? сказала она, наконецъ, истощивъ всѣ свои аргументы.

— Еслибы я заговорилъ съ нимъ, то сталъ бы его отговаривать, потому что это привело бы только къ новому разочарованію. Вы очень добры, что заботитесь объ исправленіи Аллена, но по чести я не могу одобрить вашего плана и лучше сразу вамъ это сказать.

— Вы считаете меня лучше, чѣмъ какова я на самомъ дѣлѣ, м-ръ Ормъ. Я не выдаю себя за такую безкорыстную особу. Я вѣрю, что Алленъ исправится отъ пребыванія въ коллегіи, но я думаю не о немъ одномъ, когда желаю, чтобы онъ уѣхалъ. Для всѣхъ насъ было бы отдыхомъ, еслибы онъ уѣзжалъ по временамъ изъ дома! Онъ не чувствуетъ себя хорошо дома, и намъ всѣмъ нехорошо отъ его присутствія. Что дѣлать, надо терпѣть, такъ какъ вы противъ меня. Пожалуйста не говорите никому про мой злосчастный планъ. Обѣщайте мнѣ это.

— Съ большимъ удовольствіемъ; нѣтъ никакой надобности говорить объ этомъ теперь, когда планъ оставленъ.

— Разумѣется, нѣтъ, поспѣшно начала она, но тутъ ихъ tête-à-tête былъ прерванъ м-съ Эдльстонъ. Она пришла съ извѣстіемъ, что Марго зовутъ для окончательнаго боя и что м-ръ Фаншо вездѣ ее ищетъ.

— Не правда ли, какъ она мила? спросила м-съ Эдльстонъ у Орма. Дотти, Пусси и Фай отъ нея въ восторгѣ. У нея такой прекрасный характеръ! А теперь пойдемте, я васъ представлю ея матери. Это замѣчательная женщина.

Орма подвели къ м-съ Чадвикъ, сидѣвшей на лугу, и на этотъ разъ она была милостивѣе къ нему, замѣтивъ, что сына викарія нельзя третировать свысока.

— У насъ завтра обѣдаютъ нѣсколько друзей, сказала она между прочимъ, простите за запоздалое приглашеніе и пріѣзжайте, если можете. Мы будемъ такъ рады видѣть человѣка, напоминающаго намъ дорогой Трувиль… пожалуйста, пріѣзжайте, если можно!

Ормъ сказалъ «да» съ нѣкоторой поспѣшностью и во все остальное время только при прощаньи успѣлъ обмолвиться нѣсколькими словами съ миссъ Чевенингъ.

Онъ ушелъ домой въ совершенномъ отъ нея восторгѣ. Несмотря на ея отрицаніе, онъ вѣрилъ, что въ ней очень мало эгоизма. Въ душѣ она навѣрное жалѣетъ — думалось ему, — этого злосчастнаго Аллена и стремится къ его исправленію. И какъ покорно отказалась она отъ своего плана, когда онъ высказалъ свои возраженія!

Быть можетъ, въ сущности онъ былъ не правъ, противясь ему, быть можетъ… Но тутъ его размышленія были прерваны предметомъ, занимавшимъ ихъ. Алленъ безъ сомнѣнія измѣнился къ худшему: въ его обращеніи сказывался какой-то угрюмый вызовъ; онъ избѣгалъ взгляда Ноджента и видимо поскорѣе хотѣлъ отъ него отдѣлаться. На Орма это произвело невольно отталкивающее впечатлѣніе, но затѣмъ онъ показался ему такимъ несчастнымъ; жалость взяла верхъ: если этотъ жалкій мальчикъ попалъ въ дурную компанію, то все же его можно спасти, подумалъ Ноджентъ, въ то время какъ онъ спросилъ Аллена первое, что пришло ему въ голову.

— Нѣтъ, отвѣчалъ Алленъ въ отвѣтъ на его вопросъ, вы и не могли встрѣтить меня въ Голлибанкѣ. Первое, что я съ этимъ народомъ не знаюсь, а второе, меня и не приглашали.

— Ну такъ знаете ли что? пойдемте ко мнѣ и отобѣдайте у насъ въ домѣ. Я пошлю сказать въ Агра-Гаузъ, что вы у насъ. Моя семья будетъ вамъ очень рада.

— Очень имъ нужно знать въ Агра-Гаузѣ, гдѣ я пропадаю! замѣтилъ Алленъ. Но я все-таки не пойду къ вамъ, Ормъ. Я… я обѣщалъ быть въ другомъ мѣстѣ.

— Пустяки! неужели вы откажетесь подарить мнѣ одинъ вечеръ? я васъ просто не отпущу.

Алленъ наконецъ сдался и былъ приведенъ въ приходскій домъ, гдѣ Милли поняла мотивы своего брата и употребила всѣ усилія, чтобы гость почувствовалъ себя, какъ дома. За обѣдомъ вначалѣ царствовала нѣкоторая натянутость. Алленъ былъ застѣнчивъ и подозрителенъ, а викарій лѣнивъ и если снисходителенъ, то съ высоты своего величія. Жена же его приняла свою самую изысканную манеру, и все бремя разговора пало на брата съ сестрой, такъ какъ Алленъ отвѣчалъ односложными словами. Но мало по малу онъ разстался съ своей mauvaise honte и послѣ обѣда, когда Милли повела его гулять по саду, выказалъ наконецъ признаки того, что признателенъ за усилія заслужить его довѣріе.

Подъ конецъ онъ совсѣмъ сконфузилъ ее своей почти униженной благодарностью. Чтобы скрыть смущеніе, она заговорила съ нимъ о деревенскомъ концертѣ, предполагавшемся въ непродолжительномъ времени, и спросила даже его: не знаетъ ли онъ кого-нибудь, кто могъ бы оказать содѣйствіе въ этомъ дѣлѣ. Эта невинная лесть исполнила его непривычнымъ сознаніемъ своего значенія.

То былъ счастливѣйшій вечеръ, какой онъ проводилъ за послѣднее время, и когда она его попросила бывать почаще, съ такой искренностью, что нельзя было ей не повѣрить, то онъ ушелъ, чувствуя, что вотъ наконецъ есть мѣсто, кромѣ «Бѣлаго Льва» или дома Барчарда, гдѣ ему можно разсчитывать на дружескій пріемъ.

Ноджентъ проводилъ его домой и дорогой спросилъ: правда ли все то, что про него разсказываютъ. Алленъ сознался, что въ послѣднее время просиживалъ цѣлые вечера въ одномъ изъ деревенскихъ трактировъ и даже проигралъ нѣсколько денегъ въ различныхъ пари.

— Но только совсѣмъ ничтожныя деньги, Ормъ, прибавилъ онъ, отецъ даетъ мнѣ карманныя деньги, и я долговъ не дѣлаю. И компанія, гдѣ я бываю, вполнѣ порядочная… со мной всегда обращаются, какъ съ джентльменомъ. Говорите, что хотите, а вѣдь надо же и мнѣ какое-нибудь общество!

— Я вовсе не собираюсь читать вамъ нотацію, любезный другъ, но вы слышали, что сейчасъ сказали Милли и матушка. Вы всегда желанный гость въ приходскомъ домѣ. Помните это. Завтра увидимся за обѣдомъ, если не раньше. М-съ Чадвикъ пригласила меня.

— Вѣроятно и я тоже буду обѣдать, сказалъ Алленъ; и знаете что, Ормъ, если будетъ случай, замолвите за меня доброе слово… ей, знаете. Скажите ей, что я не такъ дуренъ, какъ она думаетъ.

— Она навѣрное совсѣмъ этого не думаетъ; я знаю: ее огорчаетъ, что вы проводите время въ обществѣ, которое ниже васъ… дайте ей понять, что вы оставите его.

— Она не очень-то объ этомъ заботится; хотя я бы хотѣлъ, чтобы она не такъ равнодушно относилась ко мнѣ; но я постараюсь исправиться, Ормъ.

И на этомъ они разстались. Ормъ вернулся домой, немного успокоясь на счетъ Аллена.

Алленъ нашелъ домъ запертымъ, и дверь ему отперъ отецъ, набросившійся на него.

— Я не хочу, чтобы мои слуги не спали ночь и дежурили, пока ты не вернешься изъ кабака, гдѣ ты прохлаждаешься. Въ другой разъ и я, чортъ побери! Ждать тебя не буду! помни это!

— Я не зналъ, что такъ поздно, отвѣчалъ Алленъ. Я былъ только…

— Не говори мнѣ, гдѣ ты былъ! Я не хочу больше лганья. Тебѣ меня больше не провести. Молчи и пошелъ спать!

Алленъ повиновался; отецъ бы не повѣрилъ, еслибы онъ сказалъ, гдѣ провелъ вечеръ, да и не все ли равно: ему не привыкать къ дурному обращенію.

Когда Ноджентъ вошелъ въ гостиную Агра-Гауза, то въ числѣ гостей увидѣлъ много знакомыхъ, и тѣ нѣсколько минутъ, которыя предшествовали обѣду, провелъ, здороваясь направо и налѣво. Марго наградила его незначительнымъ словомъ и улыбкой, и представила молодой особѣ, съ которою онъ былъ незнакомъ; эта совсѣмъ еще юная особа на всѣ его вопросы отвѣчала только: «да, нѣтъ и представьте!» съ видомъ удивленнаго кролика, такъ что онъ наконецъ оставилъ ее въ покоѣ и сталъ разсматривать собравшееся общество.

Тутъ былъ старикъ контръ-адмиралъ Стаппіонъ, прямой, откровенный и добрый человѣкъ съ женой; м-ръ и м-съ Калемборъ; молодой Мальтби, сынъ пивовара; докторъ съ женой и другіе — не особенно внушительное собраніе во всякомъ случаѣ, хотя Чадвику, какъ показалось Орму, было не совсѣмъ ловко на хозяйскомъ мѣстѣ за столомъ.

Усилія его занимать гостей сводились главнымъ образомъ къ перекрестному допросу о мѣстныхъ предметахъ: — Какъ вы думаете, какъ далеко отъ вашего дома до Горскомба? Въ какомъ разстояніи отъ Клозборо? Кому принадлежитъ большая усадьба на перекресткѣ, по дорогѣ въ Фрогли-Гетъ? Какъ давно она въ ихъ владѣніи?

Вотъ вопросы, какіе слышалъ Ормъ; причемъ отвѣты повидимому очень мало интересовали м-ра Чадвика.

Марго сидѣла поодаль на другой сторонѣ стола; на ней было надѣто платье изъ легкой, блѣдно-зеленой матеріи, отъ которой ея бѣлыя плечи и тонкая шея казались еще нѣжнѣе; она наклонялась съ видомъ снисходительной королевы къ своему сосѣду, толстому человѣчку, занимавшему ее разговоромъ о томъ, сколько фермъ въ округѣ пустуетъ и какъ трудно ублажать арендаторовъ.

Аллена не было, какъ тотчасъ же замѣтилъ Ормъ, хотя никто повидимому не обращалъ на это вниманія.

Еслибы не присутствіе Марго, то обѣдъ показался бы нестерпимо скучнымъ Нодженту, которому приходилось дѣлить вниманіе между пошлостями, изрекаемыми м-съ Калемборъ, и извлеченіемъ односложныхъ отвѣтовъ изъ устъ юной особы съ наружностью удивленнаго кролика.

Когда мужчины остались одни, Чадвикъ пересѣлъ на другой конецъ стола, поближе къ адмиралу, тотчасъ же ставшему корить его за колючую изгородь изъ проволоки, которою онъ обнесъ свои владѣнія; Чадвикъ разсердился.

— Что это всѣ пристаютъ ко мнѣ съ этой изгородью! Чортъ побери, адмиралъ, какое кому до этого дѣло? Жестоко относительно дѣтей и собакъ? говорите вы. Ну, такъ пусть не суются въ мои владѣнія… кажется, я имѣю право этого требовать. Я поставилъ изгородь и не сниму ее!

— Прекрасно, отвѣчалъ адмиралъ, но только я долженъ вамъ сказать, въ такомъ случаѣ, что если вы настаиваете на этой отвратительной выдумкѣ — это адская выдумка и убьетъ всякій спортъ, если ей дадутъ распространиться — то будете чертовски непопулярны въ графствѣ — вотъ и все!

— Вы думаете, я не знаю, сказалъ Чадвикъ, успѣвшій уже подвыпить, что еслибы не моя жена, то я бы сидѣлъ у себя въ четырехъ стѣнахъ? Популярность ея дѣло. А я хочу быть у себя хозяиномъ, а если это кому не нравится, то пусть не взыщутъ — такъ-то, адмиралъ, не въ обиду вамъ будь сказано!

Адмиралъ удержался и не высказалъ откровенно своего негодованія и отвращенія, и всѣ обрадовались предложенію перейти въ гостиную.

Нодженту не сразу удалось подойти къ Марго. Она была центромъ небольшой группы на другомъ концѣ гостиной, и ему пришлось прибѣгнуть къ терпѣнію.

Но гости, жившіе далеко, стали первые прощаться, и въ общемъ движеніи, которое поднялось при этомъ, онъ успѣлъ подойти къ ней.

— Вы тоже уходите? спросила она. Вамъ вѣдь недалеко ѣхать.

— Я не уѣду, пока не поговорю съ вами, если позволите.

— Конечно, намъ до сихъ поръ совсѣмъ не приходилось разговаривать. Пожалуйста садитесь; еще рано!

Онъ сѣлъ на указанный ею стулъ, а она усѣлась на диванѣ, около лампы и глядѣла на него невинными и ничего не подозрѣвающими глазами, и отъ.этого ему труднѣе было начать.

— Я хотѣлъ поговорить съ вами, сказалъ онъ, наконецъ, объ… объ Алленѣ.

Она сдѣлала жалобную гримасу.

— Неужели мы, въ самомъ дѣлѣ, должны все говорить объ Алленѣ? еслибы вы знали, какъ мнѣ хотѣлось бы посмѣяться какъ разъ теперь.

— Я надѣюсь, что вы не посмѣетесь тому, что я вамъ сейчасъ скажу. Со вчерашняго дня я видѣлъ его и узналъ многое объ его положеніи въ этомъ домѣ. Я думалъ, что увижу его здѣсь сегодня.

— Мнѣ жаль, что вамъ пришлось разочароваться. Должно быть, мѣста за столомъ не хватило, хотя, увѣряю васъ, разговоръ не очень пострадалъ отъ его отсутствія.

— Вчера вы какъ будто желали удалиться отъ дурной компаніи, сегодня вы разсуждаете иначе.

— Вы не одобрили моего плана, а пока онъ тутъ, безполезно мечтать удержать его отъ плохаго общества. Къ чему же я стану безпокоиться о томъ, что онъ дѣлаетъ и гдѣ бываетъ? Я бы желала только, чтобы онъ пораньше возвращался изъ тѣхъ мѣстъ, гдѣ проводитъ вечера, тогда бы не было такихъ сценъ, когда онъ возвращается, какъ, напримѣръ, вчера.

— Вы думаете, что онъ былъ вчера въ своемъ обычномъ мѣстопребываніи?

— Онъ былъ въ какомъ-нибудь ужасномъ мѣстѣ, иначе не вернулся бы такъ поздно.

— Надѣюсь, что вы не считаете приходскій домъ такимъ ужаснымъ мѣстомъ, потому что онъ тамъ провелъ вечеръ. Я провожалъ его домой, до самыхъ дверей.

— О! произнесла Марго. Въ такомъ случаѣ, извините. Но какъ благородно, что вы его позвали къ себѣ!

— Изъ того, что онъ говорилъ, я боюсь, что его не особенно поощряютъ проводить вечера дома.

— Нѣтъ, если хотите, но по его винѣ. Отецъ не запретилъ бы ему приходить въ гостиную, еслибы онъ не обошелся грубо съ моей маленькой сестрой Летиціей, хотя уже давно былъ недоволенъ его поведеніемъ Что касается самого Аллена, то онъ мнѣ кажется счастливѣе, когда ему предоставляютъ полную свободу. Онъ не любитъ нашего общества; я думаю даже, что онъ всѣхъ насъ не терпитъ за то, что мы сюда явились, какъ будто бы мы этого хотѣли!

— Вы ошибаетесь, право, вы очень ошибаетесь, вы бы не говорили этого, еслибы знали, какъ онъ страдаетъ отъ того, что его прогоняютъ и держатъ поодаль

— Я предпочитаю его вдали.

— И готовы держать его вдали, несмотря на боль, какую это ему причиняетъ, и опасности, какимъ онъ подвергается. Можетъ ли это быть, миссъ Чевенингъ?

— Я вовсе не желаю, чтобы онъ страдалъ или подвергался опасностямъ, но какъ могу я этому помочь?

— Безъ сомнѣнія, вы могли бы вступиться за него, еслибы хотѣли! Вы могли бы употребить свое вліяніе, чтобы его вновь допустили въ вашу гостиную. Вы могли бы поощрять его время отъ времени, выразивъ свою симпатію. Если его совсѣмъ изгоняютъ изъ среды семейства, то удивительно ли, что онъ ищетъ развлеченій въ другомъ мѣстѣ или что онъ теряетъ самоуваженіе и ведетъ разсѣянную жизнь? Но пока дѣло вовсе не такъ худо: самой маленькой жертвы съ вашей стороны достаточно, чтобы спасти его. А вы не хотите сдѣлать ни малѣйшаго усилія!

Она слушала съ опущенными внизъ глазами, опершись подбородкомъ на руку и съ упрямой складкой около губъ (мы знаемъ, что миссъ Чевенингъ не любила, когда указывали на ея недостатки), и ничего не отвѣтила.

— Я оскорбилъ васъ. Вы вѣроятно думаете, что я мѣшаюсь не въ свое дѣло. Быть можетъ, я только надоѣлъ вамъ. Что жъ дѣлать… иногда приходится надоѣдать людямъ, когда говоришь серьезно. Я теперь говорю серьезно. Мнѣ хочется помочь этому бѣднягѣ вступить на хорошій путь и твердо держаться его на будущее время. Думайте, что хотите обо мнѣ, но только облегчите его положеніе… и вы никогда объ этомъ не пожалѣете!

Она бросила на него быстрый взглядъ изъ-подъ опущенныхъ рѣсницъ: она не сердилась, но ее безпокоило смутное сознаніе, что онъ имѣетъ власть надъ ея волей. Она также не любила Аллена, какъ и прежде; она совсѣмъ не желала, чтобы онъ появлялся въ гостиной… Но рѣшила принести эту жертву, лишь бы не лишиться добраго мнѣнія Ноджента.

— Вы нисколько не надоѣли мнѣ, отвѣчала она. Я думала, напротивъ того, какой вы искусный адвокатъ. И… и я постараюсь иначе обращаться съ нимъ. Я поговорю съ мама, довольны вы?

— Очень!

И лицо его просвѣтлѣло.

— Вы добрѣе, чѣмъ говорите.

— Не очень полагайтесь на мою доброту, серьезно отвѣтила она. Мои добрыя намѣренія не долговѣчны. Но я сожалѣю, если была къ нему несправедлива. Постараюсь стать добрѣе, но только вы не знаете, какихъ это мнѣ будетъ стоить усилій.

— Лишь бы вы ихъ сдѣлали, сказалъ онъ, вставая. И простите меня за то, что я вамъ это сказалъ. Я считалъ это своимъ долгомъ.

— Вы не въ первый разъ такъ говорите, отвѣчала она, улыбаясь. Но я вамъ прощаю. Я не люблю, чтобы меня журили, но, должно быть, я этого заслуживаю. И поглядите, до какого смиренія вы довели меня.

«Я зналъ, что она въ сущности не жестокосерда», думалъ онъ, уходя въ этотъ вечеръ. Она чувствительнѣе, чѣмъ это показываетъ. Я не ошибся, обратившись къ ней. Какъ она была мила сегодня! Хорошо, что я пробуду здѣсь всего лишь нѣсколько дней, а то бы… Но зачѣмъ хитрить съ самимъ собою. Я уже влюбленъ въ нее, и всегда былъ влюбленъ… съ первой минуты, какъ ее увидѣлъ, хотя она для меня такъ же недостижима, какъ звѣзда на небѣ. Прежде чѣмъ я успѣю нажить состояніе, она выйдетъ замужъ за кого-нибудь изъ здѣшнихъ господъ! Да и сомнительно, чтобы я ей понравился. Но все-таки мнѣ удалось услужить бѣднягѣ Аллену.

VII.

Уже послѣ того, какъ м-съ Чадвикъ пригласила Ноджента Орма къ обѣду, она сообразила, что за столомъ будетъ слишкомъ тѣсно, если Алленъ явится въ числѣ обѣдающихъ, а потому ему намекнули, что его присутствіе въ этотъ день за обѣдомъ не желательно.

Такимъ образомъ, когда всѣ усѣлись за столъ, Аллену принесла обѣдъ въ его комнату Сусанна, болѣе чѣмъ когда-либо откровенно сочувствующая и негодующая. Алленъ обѣдалъ одинъ, прислушиваясь къ долетающему изъ столовой смѣху и болтовнѣ.

Но, сказать по правдѣ, онъ вовсе не считалъ это лишеніемъ: онъ ненавидѣлъ званые обѣды, потому что не умѣлъ ни ѣсть какъ слѣдуетъ, ни разговаривать; въ послѣднее же время къ этому присоединялся еще и страхъ, что отецъ публично нападетъ на него и осрамитъ при всѣхъ.

— Я заставила Мастермана прислать вамъ шампанскаго, м-ръ Алленъ, сказала Сусанна; вотъ все, что онъ могъ удѣлить, да и то не безъ воркотни. Пусть я сейчасъ мѣсто потеряю, а не могу не сказать, что это стыдъ и скандалъ, что вы обѣдаете одни, точно, подумаешь, вы хуже ихъ!

— Мнѣ это все равно, Сусанна. И даже, если хотите знать, мнѣ пріятнѣе обѣдать здѣсь, чѣмъ со всѣмъ этимъ людомъ, здѣсь, по крайней мѣрѣ, я не долженъ постоянно думать о томъ, какъ держу вилку или ножикъ.

— Ахъ! отвѣчала Сусанна, вы добрая душа… вы позволяете обижать себя, не мудрено, что они этимъ пользуются. Ну ужь я бы на вашемъ мѣстѣ не сторонилась бы въ угоду надменной миссъ Марго…

— Она тутъ не причемъ; вы ошибаетесь, Сусанна.

— Можетъ быть, мнѣ не слѣдуетъ этого говорить, но я знаю, что знаю. Она хитра, какъ василискъ, даромъ что у нея такіе большіе, невинные глаза, и лицо, которымъ она такъ чванится. Вы бы давно уже сидѣли въ гостиной, еслибы не она… она не считаетъ васъ достойнымъ своей великой персоны. Вамъ лучше это знать!

Когда Сусанна ушла, Алленъ задумался объ ея словахъ; неужели это правда? Ему не вѣрилось, а вдругъ это правда! Онъ такъ долго цѣплялся за надежду, что она не питаетъ къ нему положительной ненависти и что современемъ они будутъ друзьями… Что, если въ самомъ дѣлѣ она терпѣть его не можетъ, и онъ ничѣмъ, ничѣмъ не смягчитъ ея сердца? Одну минуту онъ думалъ отказаться отъ всѣхъ своихъ добрыхъ намѣреній и идти искать единственнаго развлеченія, какимъ онъ могъ располагать, но вспомнилъ о приходскомъ домѣ и о Милли… и остался. Онъ смирно просидитъ этотъ вечеръ дома и не подастъ новаго повода къ жалобамъ на себя. И вотъ онъ закурилъ трубку и, отыскавъ переплетенный томъ иллюстрированнаго еженедѣльнаго журнала, сталъ его перелистывать, пока не задремалъ.

Когда онъ раскрылъ глаза, то увидѣлъ, что передъ нимъ стоитъ Марго. Сначала онъ безсмысленно глядѣлъ на нее, думая, что онъ все еще спитъ и видитъ ее во снѣ… до того она была великолѣпна въ вечернемъ нарядѣ.

Марго было противно на него глядѣть, его наружность въ эту минуту заспанная и съ растрепанными волосами была далеко не представительна. Обѣдъ такъ и не убрали, комната была полна табачнымъ дымомъ и запахомъ кушаньевъ, а пустая бутылка шампанскаго на подносѣ возбудила въ ней особыя подозрѣнія. — «Вотъ интересный грѣшникъ, котораго м-ръ Ормъ рекомендуетъ мнѣ спасать», подумала она съ горькой улыбкой. Все это сообщило нѣкоторую строгость ея тону.

— Алленъ! знаете ли вы, что очень поздно? всѣ гости разъѣхались.

— Въ самомъ дѣлѣ? отвѣчалъ онъ, совсѣмъ проснувшись. Слова Сусанны припомнились ему.

— Что жъ, Марго, я держался всторонѣ и не попадался на глаза ни имъ, ни вамъ… вы должны быть довольны.

Она увидѣла, что онъ вполнѣ трезвъ, и заговорила мягче.

— Развѣ я когда-нибудь говорила, что желаю, чтобы вы держались всторонѣ? Я объ этомъ самомъ пришла потолковать съ вами. Я только-что говорила съ вашимъ отцомъ, и онъ сказалъ, что вовсе не имѣетъ въ виду совсѣмъ изгнать васъ изъ гостиной и… и мама надѣется, что вы будете приходить по вечерамъ, по-прежнему.

— Марго, съ трудомъ пролепеталъ онъ, вы сдѣлали это для меня… и это когда я воображалъ… о! я никогда этого не забуду. Просите меня, о чемъ хотите… и я все сдѣлаю… все, что бы вы ни попросили! Я не неблагодарный человѣкъ!

Онъ хотѣлъ взять ея руку, но она инстинктивно отшатнулась.

— Просить васъ что-нибудь сдѣлать? небрежно произнесла она. Хорошо! Я прошу васъ не сидѣть здѣсь долѣе.

Онъ ушелъ въ свою комнату съ сердцемъ, исполненнымъ благодарнаго обожанія. Никогда больше не повѣритъ онъ инсинуаціямъ Сусанны: Марго не только не ненавидитъ его, но удостоила даже просить за него и добыла ему позволеніе чаще бывать въ ея обществѣ. Чѣмъ онъ отблагодаритъ ее!

Въ слѣдующее воскресенье Ормъ встрѣтилъ Марго на кладбищѣ послѣ обѣдни и пошелъ домой рядомъ съ нею.

— Алленъ говорилъ мнѣ, какъ вы добры, сказалъ онъ, я никогда въ этомъ не сомнѣвался.

Очевидное восхищеніе и удовольствіе, написанныя на его лицѣ, очень обрадовали ее; ей пріятно было, что онъ такого высокаго о ней мнѣнія; это почти примиряло ее съ Алленомъ.

— Вы, кажется, забываете, что сами просили меня объ этомъ.

— Только вы могли не выполнить мою просьбу и теперь, благодаря вамъ, онъ опять на хорошей дорогѣ; вы никогда не пожалѣете о томъ, что сдѣлали.

— И, однако, я очень жалѣю, отвѣчала она съ легкимъ смѣхомъ… пожалуйста не негодуйте… я хочу сказать, что выраженія благодарности — скучны. Я совсѣмъ не гожусь въ святыя и чувствую себя неловко.

— Вамъ нравится представляться безчувственной; но я васъ лучше знаю.

— Неужели? отвѣтила она немного печально; ахъ! Желала бы я сама знать себя!

Во второй визитъ въ Агра-Гаузъ, Ноджентъ могъ замѣтить, что положеніе Аллена въ семействѣ очень улучшилось. Примѣръ Марго повліялъ на Чадвика. Конечно, снисходительность, съ какою она относилась къ неловкимъ попыткамъ Аллена участвовать въ разговорѣ, была слегка насмѣшливая, но безъ злости и нѣсколько разъ — онъ замѣтилъ — она вступалась за него. Онъ болѣе чѣмъ когда-либо убѣдился въ добротѣ и сердечности, скрывавшейся подъ горделивой и высокомѣрной манерой миссъ Чевенингъ.

И Марго изо всѣхъ силъ пыталась побѣдить свое закоренѣлое предубѣжденіе; бытъ можетъ, сама того не сознавая, она старалась поддѣлаться въ присутствіи Орма подъ тотъ идеалъ, какой онъ составилъ себѣ о ней, какъ мы часто это дѣлаемъ, при людяхъ, считающихъ насъ хуже или лучше того, чѣмъ мы въ дѣйствительности.

Такимъ образомъ, у Аллена не было больше ни предлога, ни охоты проводить вечера въ обществѣ Барчарда. Онъ часто бывалъ въ приходскомъ домѣ, гдѣ нашелъ вѣрнаго друга въ Милли, которая заставляла — къ его радости — помогать ей въ устройствѣ деревенскаго концерта.

Разъ утромъ онъ пришелъ къ Милли и съ удовольствіемъ заявилъ, что пригласилъ одного пріятеля въ Клозборо участвовать въ концертѣ; пріятель будетъ пѣть, а Алленъ будетъ ему аккомпанировать на banso^[1].

Милли не рѣшилась отклонить это предложеніе изъ боязни его оскорбить, такъ какъ онъ, очевидно, весьма увлекался этимъ проектомъ.

— Я говорилъ школьному учителю (послѣднему поручено было составить программу концерта), и онъ согласенъ. И знаете что, миссъ Ормъ, не говорите Марго, что я умѣю играть на банзо; я хочу сдѣлать ей сюрпризъ.

Въ душѣ Милли усумнилась, чтобы этого рода талантъ могъ возбудить восхищенное удивленіе миссъ Чевенингъ, но она искренно обрадовалась тому, что молодой человѣкъ хоть чѣмъ-нибудь заинтересовался, и была слишкомъ добра по природѣ, чтобы обезкураживать его. Ормы пользовались большой популярностью въ околодкѣ, а потому на концертъ пріѣхало много такихъ лицъ, которые — не будь этого обстоятельства — остались бы дома.

Были и такіе, которые ворчали на то, что должны отобѣдать ранѣе обыкновеннаго, и наконецъ такіе, что притворно обзывали всюду эту затѣю несносной и утомительной, но въ душѣ были ей рады, какъ неожиданному развлеченію. Въ это время года жизнь въ деревнѣ, особенно для тѣхъ, которые томятся по лондонскому сезону, далеко не такъ разнообразна, чтобы можно было презирать деревенскій концертъ. Такимъ образомъ въ хорошенькихъ комнатахъ Горскомбской школы набралась въ этотъ вечеръ такая публика, которую «Паинширскій Телеграфъ» призналъ «по блеску и изяществу не уступающей никакой другой».

Въ переднемъ ряду сидѣла «джентри»: сэръ Эверардъ и лэди Адель — онъ не въ духѣ отъ ранняго обѣда и ѣзды; она съ написанной на лицѣ рѣшимостью впередъ находить все прекраснымъ; миссъ Готамъ, пожимающая руки направо и налѣво и разсматривающая публику въ лорнетъ, который время отъ времени подносила къ глазамъ; старикъ-адмиралъ съ своей партіей, Ливерседжъ, болѣе чѣмъ когда-либо злой на языкъ отъ разстройства желудка, Эдльстоны, Чадвики, короче сказать le tout Горскомбъ, какъ замѣтилъ одинъ молодой человѣкъ, проведшій прошлую Святую въ Парижѣ.

Сзади сидѣли фермеры, мельникъ, аптекарь и вообще представители деревенской торговли; за ними обитатели коттеджей и землепашцы, а совсѣмъ позади, на эстрадѣ, деревенскіе щеголи изъ всего околодка, краснолицые, въ высокихъ шляпахъ, зеленыхъ и оранжевыхъ галстухахъ, и высокихъ сапогахъ.

Несмотря на надписи, соотвѣтствующія торжеству и декораціи, залъ отличался строгостью, частію педагогическаго, частію религіознаго характера, присущей такого рода помѣщеніямъ, съ оштукатуренными стѣнами, черными досками и окнами безъ занавѣсей. Атмосфера была сильно земледѣльческая, съ примѣсью запаха керосиновыхъ лампъ.

Программа разнообразна, какъ водится. Хоръ дѣтей собрался на эстрадѣ съ удивленными, совсѣмъ круглыми глазами и пропѣлъ нѣсколько колыбельныхъ пѣсенокъ, подъ управленіемъ Милли. Послѣ того деревенскій мясникъ проревѣлъ басомъ пѣсню, мелодію которой нельзя было разобрать. За нимъ миссъ Пусси Эдльстонъ продекламировала стихотвореніе такъ, какъ молодыя дѣвицы обыкновенно декламируютъ, то-есть напирая на самыя незначительныя слова и подчеркивая ихъ. Паѳосъ, съ какимъ она, напримѣръ, произносила «оловянная чашечка», былъ совсѣмъ непостижимъ. Второе стихотвореніе, избранное ею, было анонимнымъ образцомъ американской сантиментальности и называлось «Папашино письмо».

Въ немъ повѣствовалось про маленькаго мальчика, которому его мамаша въ шутку прилѣпила почтовую марку на лобъ, среди золотистыхъ кудрей, и который попалъ подъ вагонъ, и былъ умерщвленъ. Самая впечатлительная часть Горскомбскаго общества проливала при этомъ слезы, а м-съ Эдльстонъ шептала съ улыбкой удовольствія:

— Милая Пусси, она будетъ завтра совсѣмъ больна; у ней столько чувства!

Въ видѣ развлеченія м-ръ Калемборъ изобразилъ комическую сцену, а послѣ него м-ръ Фаншо пропѣлъ: «Пѣснь любви бедуина». Эффектъ пѣсни былъ немного испорченъ, тѣмъ, что акомпаніаторъ подалъ пѣвцу въ промежутокъ между двумя куплетами свѣчку съ фортепіано, чтобы онъ ее зажегъ. А бѣдный викарій, слишкомъ взволнованный, чтобы понять, чего отъ него хотятъ, такъ и остался со свѣчей въ рукѣ, когда, запѣлъ второй куплетъ, и тѣмъ сильно повредилъ эффекту страстнаго ритурнеля:

Till the stars grow о — old!

And the moon is co — old! *).

• ) Пока звѣзды не померкнутъ,

А мѣсяцъ не потухнетъ!

Но Горскомбъ не нашелъ въ этомъ ничего смѣшнаго, а. потому оно и не важно.

Затѣмъ наступила очередь Марго; она выбрала хорошенькую старинную балладу «Барбара Алленъ». Ея чистый, звонкій голосокъ звенѣлъ, какъ колокольчикъ, и она отчетливои выразительно выговаривала каждое слово.

Она какъ бы олицетворяла собой эту Барбару, безпечную, недобрую, недовѣрчивую, до такой степени всѣ злыя выходки героини живо передавались ею. Одинъ изъ ея слушателей по крайней мѣрѣ почувствовалъ странную боль въ сердцѣ, слушая ее, какъ-будто бы она повторяла не чужія слова, а дѣйствительно говорила «отъ себя», и онъ вынужденъ быть свидѣтелемъ ея жестокости. Глядя на нее, Ноджентъ Ормъ думалъ: ужь и вправду, не такая ли безсердечная эта красивая, обольстительная дѣвушка, какъ сама себя описываетъ, и не обманывается ли онъ, считая ее гораздо добрѣе, чѣмъ она говоритъ? Но она пропѣла послѣдніе стихи съ такой нѣжностью, что онъ успокоился, а симпатіи публики оказались въ концѣ концовъ на сторонѣ раскаявшейся Барбары, умирающей отъ запоздалой страсти. Всѣ слушали, затаивъ дыханіе, и когда она кончила, разразились бурей аплодисментовъ. Ее заставили повторить, и когда она усѣлась на свое мѣсто, около матери, ей передали сложенную записку, Она была отъ Джослины Готамъ:

«Не уѣзжайте до конца концерта, прочитала Марго, мамашѣ такъ хочется съ вами познакомиться. Какъ вы очаровательно поете!»

М-съ Чадвикъ тоже прочитала записку съ восторгомъ, который она съ трудомъ могла скрыть. Ей особенно хотѣлось познакомиться съ Готамами, и это была единственная фамилія, не обращавшая до сихъ поръ на нее никакого вниманія. Марго, очевидно, понравилась лэди Адели: рано или поздно это окончится формальнымъ знакомствомъ. Если Гоуликортъ будетъ для нея открытъ, то она гораздо легче перенесетъ все, что ей было непріятно въ домашней жизни. Она передала записку обратно дочери.

— Мы, конечно, встрѣтимся съ ними при выходѣ, произнесла она голосомъ, которому тщетно старалась придать равнодушіе.

Затѣмъ одинъ молодой столяръ, любитель литературы, прочиталъ о замуравленной кельѣ изъ «Очерковъ Чарльза Диккенса», которые онъ открылъ въ клубной библіотекѣ. Онъ читалъ съ большой энергіей. Послѣ того, школьный учитель, распорядитель концерта, возвѣстилъ о «комической пѣсни, которую пропоетъ м-ръ Вилькинсъ подъ аккомпаниментъ м-ра Чадвика» сверхъ программы.

М-съ Чадвикъ вопросительно взглянула на Марго, которая отвѣчала такимъ же взглядомъ, не безъ легкой улыбки. Но смѣхъ смѣнился ужасомъ, когда Алленъ и его пріятель появились на эстрадѣ, костюмированные «эѳіопскими пѣвцами».

Бѣдный Алленъ имѣлъ очень жалкій видъ, вымазанный сажей, и потными пальцами перебиралъ струны балалайки, не замѣчая, что она разстроена. М-ръ Вилькинсъ былъ воинственнаго вида, молодой адвокатскій клеркъ изъ Клозборо, съ которымъ Алленъ свелъ знакомство въ трактирѣ «Корона» въ этомъ городѣ; онъ выступалъ съ полной самоувѣренностью и развязно началъ діалогъ на ломанномъ языкѣ, — которымъ, предполагается, что говорятъ негры — съ Алленомъ, вяло дававшимъ ему реплику. Какъ самъ діалогъ, такъ и жесты, которыми сопровождалъ его Вилькинсъ, были не очень изысканны, и въ переднихъ рядахъ пробѣжалъ какъ бы нѣкій трепетъ, послѣ первыхъ фразъ. Дѣло въ томъ, что Вилькинса надоумилъ Бобъ Барчардъ (частію отъ любви ко всякаго рода проказамъ, частію съ досады на то, что Алленъ не такъ охотно искалъ его общества въ послѣднее время) «не стѣсняться великосвѣтскими хлыщами и давать побольше перцу остроумію».

Роль Аллена ограничивалась тѣмъ, что онъ долженъ былъ наигрывать нехитрый аккомпаниментъ и кружиться вокругъ стула въ промежуткахъ, и хотя у него самого вкусъ былъ не очень развитъ, но его поразило несоотвѣтствіе нѣкоторыхъ куплетовъ передъ такой публикой — они никогда еще не казались ему до сихъ поръ такими вульгарными.

Смущеніе его все усиливалось, несмотря на ярыя рукоплесканія, раздававшіяся на заднихъ скамейкахъ, но ему нельзя было отступиться. Къ счастію для себя, онъ не могъ никого различить въ собраніи, не то неудовольствіе, замѣтное въ первыхъ рядахъ, еще болѣе увеличило бы его смущеніе.

Одинъ только Чадвикъ въ переднемъ ряду былъ доволенъ представленіемъ; ему понравился даже и Алленъ.

— А вѣдь, право, онъ играетъ недурно, шепнулъ онъ женѣ, совсѣмъ, совсѣмъ недурно. Я. бы никакъ этого не подумалъ.

М-съ Чадвикъ не отвѣчала. Что ея мужъ не понялъ новой колоссальной безтактности Аллена — это лишнее доказательство, еслибы только оно требовалось — несоотвѣтствія между ними.

Марго отнеслась къ представленію съ покорнымъ презрѣніемъ; она старалась увѣрять себя, что оно лично ея не касается; какое ей дѣло, если этотъ несчастный мальчишка публично дурачитъ самого себя?

Въ концѣ концовъ бѣдный викарій чувствовалъ себя хуже всѣхъ: лѣнивый, застѣнчивый и добрый человѣкъ — онъ не хотѣлъ остановить представленіе безъ крайней надобности и, нервно пожимаясь, дожидался окончанія. Только когда задніе ряды съ ревомъ потребовали повторенія, онъ не могъ долѣе выдержать, всталъ и знакомъ попросилъ замолчать.

— Наша программа, сказалъ онъ, и безъ того уже велика, а потому, мнѣ кажется, лучше не нарушать ее такими… такими вещами, которыя совсѣмъ не умѣстны. Я надѣюсь, что меня поняли, а потому считаю лишнимъ что-нибудь еще прибавлять.

— Дурачье! объявилъ Вилькинсъ въ уборной, помилуйте, меня научилъ этой пѣснѣ настоящій негръ изъ Америки, а по содержанію она такова, что ее можно было бы спѣть даже въ воскресной школѣ. Ну, да наплевать на нихъ, не такъ ли, дружище?

— Я жалѣю, что вы не предупредили меня, что собираетесь пѣть именно эту пѣсню, мрачно отвѣтилъ Алленъ, я бы объяснилъ вамъ, что она имъ не понравится.

Какъ разъ въ эту самую минуту Марго говорила матери:

— Послѣ этого не очень-то будетъ пріятно встрѣтиться и разговаривать съ лэди Адель.

М-съ Чадвикъ взглянула на мѣста, занимаемыя Готамами… они были пусты.

— Это испытаніе тебя миновало, душа моя, сказала она, и ея лицо показывало, какъ ей трудно сдерживать свое бѣшенство и разочарованіе.

— Какъ я и ожидала, они не выдержали утонченнаго юмора послѣдней пьесы.

Когда Ноджентъ прощался съ Марго — онъ на другой день уѣхалъ обратно въ Лондонъ — она замѣтила:

— Полагаю, что даже вы были удивлены сегодняшнимъ тріумфомъ моего даровитаго своднаго брата… что же вы насъ не поздравите?

— Не знаю, что это съ нимъ сдѣлалось, отвѣчалъ онъ съ отвращеніемъ, котораго не могъ скрыть, какая глупая и вульгарная выдумка! Я жалѣю, что онъ не предупредилъ меня заранѣе.

— Онъ пріятный молодой человѣкъ, прибавила она серьезно, исполненъ скрытыхъ талантовъ; этотъ вечеръ вполнѣ вознаграждаетъ меня за то, что я старалась милостиво обращаться съ нимъ, не правда ли? Это много обѣщаетъ мнѣ въ будущемъ удовольствія?

Ормъ смутился и растерялся.

— Я ничего не скажу… не могу ничего сказать… но только я жалѣю его… и другихъ. Прощайте, миссъ Чевенингъ.

Дня два или три спустя послѣ концерта, Марго каталась съ матерью, и разговоръ коснулся, какъ это часто теперь бывало, нестерпимой gêne, которое создавало присутствіе Аллена въ гостиной по вечерамъ.

— Я не въ упрекъ говорю тебѣ это, моя милочка, сказала м-съ Чадвикъ, но я разсчитывала на то, что хотя по вечерамъ мы освободимся отъ его присутствія и вдругъ, по какой-то совсѣмъ для меня непонятной причинѣ, ты попросила, чтобы онъ опять приходилъ въ гостиную. Я не могла противиться этому, но это была ошибка.

— Да, дорогая, устало отвѣтила Марго, я съ этимъ согласна. И никогда больше не буду поступать безкорыстно! Охъ!… этотъ концертъ!

— Не говори о немъ. Я не удивлюсь, нѣтъ, не удивлюсь, если люди подумаютъ, что намъ было извѣстно насчетъ выходки этихъ двухъ жалкихъ созданій!

— Онъ предлагалъ привести и представить м-ра Вилькинса послѣ концерта, такъ, какъ есть, вымазаннаго жженой пробкой. Я отвѣчала ему, что м-ръ Вилькинсъ, пожалуй, не порадуется, если онъ осмѣлится сдѣлать что-либо подобное. Но не можетъ быть, чтобы люди сочли насъ отвѣтственными за поведеніе Аллена.

— Ты видѣла, какъ поступили Готамы. Повѣрь, что это разойдется по всему графству. Насъ не пощадятъ, повѣрь. Хорошо еще, если не изобразятъ насъ всѣхъ, какъ семью акробатовъ, съ вымазанными сажей лицами! Пока онъ живетъ тутъ, мы всегда будемъ въ страхѣ, что его поведеніе унизитъ и опозоритъ насъ. Можно ли ожидать, чтобы порядочные люди съ нами были знакомы? Насъ перестанутъ всюду принимать, право, насъ перестанутъ принимать! Еслибы можно было убѣдить отца Аллена отправить его на плантацію въ Бенгалію, годика на два, чтобы пріобрѣсти опытъ, какъ бы это было хорошо!

— Но развѣ это невозможно?

— Я говорила объ этомъ. Отецъ и слышать не хочетъ. Онъ говоритъ, что вовсе не желаетъ, чтобы изъ Аллена вышелъ плантаторъ, и собирается продать плантацію при первомъ удобномъ случаѣ. Я убѣдилась, что безполезно настаивать.

— Но нельзя ли послать его въ коллегію, мама? Все же это было бы лучше, чѣмъ ничего.

Говоря это, Марго вспомнила, что Ноджентъ сильно не одобрялъ такую мѣру и, кромѣ того, она дала ему право думать, будто его аргументы убѣдили ее. Но терпѣніе ея лопнуло. Ноджентъ могъ и ошибиться, онъ почти согласился въ томъ; онъ не могъ порицать ее за такой планъ, который большинство людей сочли бы превосходнымъ. Она, впрочемъ, и не намѣрена играть видную роль въ этомъ дѣлѣ; она предоставитъ это другимъ.

— Если твой вотчимъ не постоитъ за издержками, то это дѣло можно уладить. Я боюсь, однако, что онъ не послушаетъ меня. Надо взять въ повѣренные викарія и попросить его помочь намъ.

И при первомъ удобномъ случаѣ, м-съ Чадвикъ распространилась предъ достопочтеннымъ Кипріаномъ Ормомъ о томъ, какъ ей тяжело видѣть, что ея пасынокъ не похожъ на другихъ молодыхъ людей. И вотъ викарій, къ своему собственному удивленію, скоро открылъ панацею противъ этого.

— Послать Аллена въ университетъ!

А м-съ Чадвикъ и въ голову не приходило. Помилуйте! да это какъ разъ то, что требуется! Какой умный, умный совѣтъ, дорогой м-ръ Ормъ! какъ она жалѣетъ, что раньше не обратилась къ нему! не будетъ ли онъ такъ добръ поговорить объ этомъ съ ея мужемъ? Онъ согласенъ?.. Какъ ей благодарить его?

Добродушный, покладливый викарій на все охотно соглашался. Если что-нибудь можетъ, думалось ему, нѣсколько образовать этого крайне неотесаннаго молодаго человѣка, такъ это университетская жизнь. Самъ онъ былъ университетскій, какъ и его сынъ, и безусловно вѣрилъ въ силу образованія. Онъ былъ пріятно удивленъ участіемъ м-съ Чадвикъ къ пасынку и нашелъ ее милѣйшей и добрѣйшей женщиной. Могъ ли еще Алленъ преуспѣвать въ университетѣ, даже въ силахъ ли былъ хотя только поступить въ него — объ томъ онъ не думалъ: онъ такъ плѣнился этою, въ сущности подсказанною м-съ Чадвикъ, мыслью, что она казалась ему его собственною.

Когда онъ заговорилъ объ университетѣ съ Чадвикомъ, то нашелъ, что тотъ вполнѣ готовъ его выслушать, такъ какъ былъ уже старательно подготовленъ къ этому женою. Чадвику очень понравилась мысль послать сына въ университетъ; это успокаивало его въ прошлыхъ разочарованіяхъ.

— Я думалъ, что туда поступаютъ въ очень юномъ возрастѣ, сказалъ онъ. Аллену скоро будетъ двадцать два года; но если, какъ вы говорите, все можно устроить, то объ этомъ стоитъ подумать. Что мнѣ слѣдуетъ предпринять? Могутъ его сейчасъ же принять? и куда его слѣдуетъ направить?

На счетъ этого послѣдняго пункта викарій объявилъ себя некомпетентнымъ судьей: та коллегія, гдѣ онъ самъ воспитывался, не годилась по многимъ причинамъ. Аллена слѣдуетъ помѣстить въ другую, гдѣ бы вступительный экзаменъ былъ гораздо легче. Викарій давно утратилъ связь съ своей alma mater и ничего не зналъ о правилахъ въ другихъ коллегіяхъ.

— Знаете ли что, сказалъ онъ, я поручу Фаншо заняться этимъ дѣломъ; онъ самъ недавно изъ Кембриджа и навѣрное все знаетъ, что намъ нужно… да, я поговорю съ Фаншо.

Поговоривъ съ своимъ помощникомъ и сваливъ всю отвѣтственность на него, викарій забылъ и думать объ этомъ дѣлѣ.

Фаншо съ жаромъ рекомендовалъ свою собственную коллегію. Она была невелика и высоко стояла въ общественномъ мнѣніи; онъ назвалъ нѣсколько титулованныхъ и знаменитыхъ людей, которые всѣ, какъ оказывалось, были его школьными пріятелями. Онъ брался собрать всѣ необходимыя справки.

— Что касается вступительнаго экзамена, то это пустяки. Они вовсе не напираютъ на то, чтобы новичекъ былъ уже хорошій классикъ или математикъ. Если даже вашъ сынъ немножко и отсталъ по этимъ предметамъ, то онъ успѣетъ приготовиться до октября мѣсяца. Я знаю человѣка, который годится ему въ репетиторы — способный, умный молодой человѣкъ — онъ постарается, чтобы сынъ вашъ прошелъ.

Чадвикъ къ этому времени совсѣмъ увлекся мыслью сдѣлать изъ Аллена студента. Онъ естественно долженъ былъ положиться на мнѣніе тѣхъ, кто лучше его былъ знакомъ съ коллегіальными формальностями. Предварительныя хлопоты взялъ на себя Фаншо, который, также съ естественнымъ удовольствіемъ оказать неожиданную услугу пріятелю, написалъ нѣкоему м-ру Меллодью, человѣку своихъ лѣтъ и одной съ нимъ коллегіи.

М-ръ Меллодью, не имѣя какъ разъ въ эту минуту, ничего лучшаго, охотно принялъ мѣсто репетитора Аллена Чадвика, смотрѣвшаго на всѣ эти приготовленія съ удивленіемъ, но не безъ тайнаго удовольствія. Если онъ дѣйствительно поступитъ въ Кембриджъ и сдѣлается студентомъ одной изъ старинныхъ коллегій, какъ Ноджентъ, то вѣдь Марго пожалуй будетъ относиться къ нему съ большимъ уваженіемъ, чѣмъ теперь. Онъ не уменъ — и знаетъ это, но развѣ не можетъ онъ успѣшно заниматься въ Кембриджѣ? вѣдь въ Кембриджѣ на первомъ планѣ математика, а онъ всегда отличался въ ариѳметикѣ.

Убаюканный такими надеждами, онъ не сталъ возражать; да притомъ отецъ врядъ-ли бы послушалъ его возраженій.

VIII.

— Генни, вдругъ сказала Ида день или два спустя послѣ пріѣзда новаго тутора, какъ вы думаете, м-ръ Меллодью долго тутъ останется?

Она сидѣла съ миссъ Гендерсонъ вдвоемъ въ классной комнатѣ, гдѣ предполагалось, что она занята переводомъ Мольера.

— Право, не могу вамъ сказать, отвѣтила гувернантка; мы цѣлый часъ уже сидимъ надъ этой сценой, Ида.

— Но вѣдь это такой вздоръ, объявила Ида. Ну послушайте только, Генни: — Муфти (припѣвая и приплясывая) га, ла, ба, ба ла ту, ба ла ба, ба ла ба!" Мнѣ кажется, что «Bourgeois Gentilhomme» глупѣйшій вздоръ!

— Нельзя сказать, чтобы это было именно глупо, объявила гувернантка съ компетентностью высшаго ума, но конечно очень странно во многихъ отношеніяхъ, и мы должны помнить, Ида, что вкусы мѣняются. Каждая образованная дѣвушка должна, по мнѣнію свѣта, прочитать хоть одну комедію Мольера.

— Если такой вздоръ называется образованіемъ!.. Но оставимъ на минутку эту чепуху, Генни, у насъ пропасть еще времени впереди. Я сегодня расположена поболтать. Скажите мнѣ что-нибудь про м-ра Меллодью. Я нахожу его очень милымъ, а вы, Генни?

— У него очень пріятныя манеры, отвѣчала гувернантка.

— Желала бы я знать его исторію. Я увѣрена, что у него что-то есть на душѣ; у него иногда бываютъ такіе грустные глаза. Быть можетъ, онъ потерялъ все свое состояніе, и ему пришлось снизойти до учительства.

— Мнѣ очень жаль, что вы считаете учительство такимъ унизительнымъ занятіемъ.

— Когда приходится учить этого ужаснаго Аллена… бѣдная, обидчивая, милая Генни. Неужели вы думали, что я говорю вообще. Какъ должно быть тяжело м-ру Меллодью его учить? Онъ казался такимъ утомленнымъ вчера вечеромъ, когда пришелъ въ гостиную. Вы замѣтили, какія у него бѣлыя руки? Мнѣ нравится его лѣнивый взглядъ, точно онъ считаетъ, что не стоитъ много ни о чемъ безпокоиться. Онъ очень долго разговаривалъ съ вами… что онъ вамъ разсказалъ интереснаго?

— Право, вы очень любопытны сегодня, мое дитя… что же онъ могъ мнѣ говорить?

— Я хотѣла сказать: не говорилъ ли онъ, нравится ли ему у насъ.

— Мнѣ кажется, онъ еще не успѣлъ составить себѣ никакого рѣшенія.

— Не говорилъ ли онъ про насъ… про меня чего-нибудь?

— Боже мой, нѣтъ! какъ онъ могъ говорить?

— Онъ должно быть принялъ меня за идіотку. Я отвѣчала такія глупости, когда онъ заговаривалъ со мной; мнѣ было такъ совѣстно. Ну, хорошо, хорошо, я буду переводить.

И Ида начала монотоннымъ голосомъ: «Муфти возвращается назадъ въ своей парадной чалмѣ, громадной величины и толщины… и убранной четырьмя или пятью рядами зажженныхъ свѣчъ»… Что это за чепуха! Представьте свѣчи на чалмѣ! Ну вдругъ м-ръ Меллодью влюбится въ… въ Марго?

— Или въ васъ? это столько же вѣроятно, замѣтила гувернантка.

— Въ меня? но вѣдь я еще дѣвчонка, пансіонерка въ его глазахъ, Генни. Онъ не обратитъ на меня никакого вниманія. Конечно, я бы казалась совсѣмъ взрослой, еслибы мнѣ причесали волосы, какъ Марго, вмѣсто этой глупой косы.

Ида подбѣжала къ зеркалу, начала расплетать волосы и устраивать прическу на манеръ Марго.

— Поглядите, Генни, никто не приметъ меня за дѣвочку-пансіонерку, если увидитъ съ этой прической… о! не можете ли вы уговорить мамашу, чтобы она позволила мнѣ такъ чесаться? Вѣдь это мнѣ гораздо больше къ лицу.

— Тщеславное дитя! сказала миссъ Гендерсонъ, и ея глаза съ свѣтлыми рѣсницами съ любопытствомъ уставились въ хорошенькое личико Иды, знаете ли, что я начинаю подозрѣвать…

Ида въ одно мгновеніе ока очутилась около нея и зажала ей ротъ поцѣлуями.

— Какія нелѣпости, милая Генни! неужели же я такая дурочка. Конечно, я знаю, что все это смѣшно. Мнѣ бы хотѣлось только знать, какъ это бываетъ, когда кто-нибудь безумно влюбленъ. Вѣдь это очень занимательно или нѣтъ… романично, не правда ли, Генни?

— Право, я въ этомъ дѣлъ не судья, послѣдовалъ чопорный отвѣтъ.

— Какъ мы благонравны, засмѣялась Ида, точно мы не говорили объ этомъ сто разъ. Помилуйте, да вы сами разсказывали мнѣ, что были когда-то помолвлены, но отказали своему жениху.

— Развѣ? Ну вотъ видите, даже бѣдная гувернантка нуждается иногда въ симпатіи. Я знала, что значитъ быть любимой, Ида, но все это теперь миновало. Мое сердце, объявила миссъ Гендерсонъ съ сантиментальнымъ вздохомъ, пустыня: любовь въ немъ не расцвѣтетъ больше!

— Бѣдная милочка! но разскажите мнѣ подробно, какъ это было: вы еще мнѣ этого не разсказывали. Какъ его звали? Былъ ли онъ красивъ? Очень ли онъ былъ влюбленъ? Вѣрно да… вы такая хорошенькая, хотя вамъ уже двадцать три года!

— Вы напоминаете мнѣ, что какіе бы ни были мои годы, но вы-то во всякомъ случаѣ слишкомъ молоды, чтобы понимать эти вещи или толковать о нихъ.

— Что вы, Генни! вскричала Ида, обиженная, мнѣ семнадцать лѣтъ… и мы такъ часто говорили о любви, что я могу все понять… вы сегодня ко мнѣ не добры!

Но хотя миссъ Гендерсонъ не настаивала на чтеніи Мольера и даже не уклонялась отъ разговора о чувствахъ вообще, которые онѣ привыкли вести, но не хотѣла сообщить никакихъ подробностей.

Въ то время какъ гувернантка и ученица разсуждали о любви, перемѣшивая эту бесѣду чтеніемъ классической французской комедіи, когда совѣсть слишкомъ громко упрекала ихъ, м-ръ Меллодью не спѣша шелъ по деревнѣ, направляясь къ дому своего пріятеля Фаншо.

Адріанъ Меллодью былъ какъ разъ такого рода молодой человѣкъ, чтобы казаться интереснымъ молоденькой, романической дѣвушкѣ. Ему минуло двадцать четыре года; онъ былъ высокъ и строенъ, съ черными глазами, которымъ умѣлъ придавать выразительность. Ротъ у него, хотя и красиво очерченный, не показывалъ твердости. Онъ носилъ длинные волосы, съ проборомъ по срединѣ. У него былъ пріятный голосъ и лѣнивыя, слегка небрежныя манеры. Въ Кембриджѣ онъ игралъ героинь на домашнихъ спектакляхъ съ большимъ успѣхомъ. Другихъ лавровъ онъ тамъ не стяжалъ, выражая кроткое презрѣніе къ людямъ, находящимъ удовольствіе въ физическихъ упражненіяхъ, и довольствуясь посредственными отмѣтками въ наукахъ. Онъ пользовался популярностью въ своемъ кружкѣ, немножко игралъ на фортепіано и пѣлъ, собиралъ голубой фарфоръ и занималъ гостей у себя за чайнымъ столомъ не хуже любой лондонской хозяйки.

По выходѣ изъ Кембриджа, онъ поступилъ на службу въ министерство внутреннихъ дѣлъ и получилъ ничтожное мѣсто съ самымъ незначительнымъ окладомъ; чтобы жить, ему приходилось искать занятій на сторонѣ. Однообразіе и безнадежность такого рода службы привели его наконецъ въ отчаяніе; онъ бросилъ мѣсто и сталъ добывать средства къ существованію изданіемъ учебниковъ и преподаваніемъ литературы въ одномъ женскомъ пансіонѣ, куда его отрекомендовалъ пріятель, уѣзжавшій въ отпускъ. Когда пріятель вернулся изъ отпуска, Меллодью остался не причемъ и написалъ Фаншо: не найдется ли для него подходящихъ занятій, и Фаншо вспомнилъ объ этомъ, когда съ нимъ заговорилъ викарій объ Алленѣ.

Меллодью нашелъ друга лежащимъ на диванѣ съ романомъ въ рукахъ, въ комнатѣ, бѣдное убранство которой маскировалось елико возможно различными принадлежностями студенческой жизни: извѣстными фотографическими группами съ гербами коллегіи и именами ихъ членовъ, подписанными внизу, рѣзными деревянными фигурами, щитами и т. д. Жалкій поддѣльный мраморъ камина былъ задрапированъ вышитымъ сукномъ, и студенческія кружки красовались тамъ и сямъ на консоляхъ.

Вообще помѣщеніе напоминало жилище студента средней руки.

— Мнѣ кажется, что мы какъ будто опять очутились въ миломъ старомъ Кембриджѣ, пробормоталъ м-ръ Меллодью, оглядывая комнату, хотя, я, конечно, не ожидалъ, когда мы повязывали бѣлые галстухи, чтобы держать экзаменъ на степень кандидата, что вы уже больше не снимете своего. Въ тѣ дни, дорогой Фаншо, вы нисколько не походили на скромнаго клерджимена.

— Пришлось стать клерджименомъ или околѣвать съ голода, былъ небрежный отвѣтъ. Сначала я совсѣмъ не чувствовалъ себя въ своей тарелкѣ. Никогда не забуду первой встрѣчи съ старикомъ Ливерседжемъ. Я проходилъ по его землѣ и счелъ за. лучшее извиниться. — Не извиняйтесь, отвѣтилъ онъ, причемъ былъ очень похожъ на стараго козла, — я вѣдь, знаете, одна изъ вашихъ овецъ, а вы мои пастырь! — Мнѣ было страхъ какъ неловко, но теперь привыкъ. Они убѣдились, что я могу разыгрывать пастора, да и мой викарій добрый человѣкъ. Ну, а теперь скажите, какъ вы чувствуете себя на новомъ мѣстѣ.

Меллодью казался немного смущеннымъ и провелъ рукою по волосамъ:

— Да вотъ, знаете, я объ этомъ-то и пришелъ поговорить. Я боюсь, что дѣло не пойдетъ на ладъ. Я долженъ отказаться.

— Почему? Вы знали, что васъ ожидаетъ. Я говорилъ вамъ, что вашъ будущій ученикъ — тупица, а старый Чадвикъ настоящій медвѣдь.

— Онъ, конечно, медвѣдь, а его сынъ безусловная тупица; я ничего не могу вбить ему въ башку. Онъ забылъ все, что когда-либо зналъ, кромѣ первоначальныхъ правилъ ариѳметики, а я долженъ научить его алгебрѣ, и латинскому, и греческому языку, и тригонометріи, и все это къ октябрю мѣсяцу… это невозможно, и мнѣ лучше сказать имъ объ этомъ и уѣхать.

— Вздоръ, любезный другъ, объявилъ клерджименъ безцеремонно. Чистѣйшій вздоръ! Если онъ не можетъ учиться — это его дѣло… тѣмъ легче для васъ! Къ чему вы пропустите такой прекрасный случай. На другомъ мѣстѣ вы развѣ получите столько. Не говорите мнѣ, что вы способны сдѣлать такую глупостей

— Есть и еще причина, создался Меллодью. Лично я бы желалъ остаться. М-съ Чадвикъ очень любезная женщина и ея дочери также, на сколько я могу судить; онѣ очень хорошенькія я пріятныя дѣвицы, и все-таки; но…

— Ну такъ въ чемъ же дѣло? Чортъ меня побери, если я хоть что-нибудь понимаю.

— Видите ли, неохотно продолжалъ Меллодью, не знаю, говорилъ ли я вамъ, что былъ уже разъ помолвленъ? Это было во время моихъ послѣднихъ каникулъ, три года тому назадъ. Къ моей сестрѣ приходила молодая дѣвушка и давала ей уроки на фортепіано, и я съ ней много разговаривалъ, и мы переписывались и все такое, такъ что вообразили, будто мы помолвлены. Но мои семейные открыли это и совсѣмъ не одобрили. Отецъ грозился не давать мнѣ ни одного пенни, если я женюсь безъ его согласія.

— Съ пенни вы не далеко бы уѣхали, перебилъ клерджименъ.

— Ну какъ бы то ни было, я не могъ, значитъ, жениться и долженъ былъ сообщить ей это такъ бережно, какъ только могъ, и съ тѣхъ поръ мы больше не видались.

— И прекрасно сдѣлали. Но я не вижу, какимъ образомъ…

— Конечно, нѣтъ, пока я не доскажу. Ну вотъ, любезный Фаншо, эта самая дѣвушка гувернанткой младшей миссъ Чевенингъ.

— Фью?.. какъ странно. Ну что же она сдѣлала, встрѣтясь съ вами?

— Да ничего ровно; она была готова къ этой встрѣчѣ; мы встрѣтились, какъ чужіе, но я вижу, что она ничего не забыла… и это очень мнѣ непріятно, жалобно прибавилъ онъ.

— Не бѣда, если она понимаетъ, что все кончено между вами…

— Но я вовсе не увѣренъ, что хочу, чтобы все было кончено и… и боюсь, что и она также. Мы долго разговаривали прошлымъ вечеромъ; мы, конечно, должны были соблюдать величайшую осторожность, но она дала мнѣ понять, что, по ея мнѣнію, я поступилъ съ ней, какъ скотъ, да оно и вѣрно. Она стала вдвое красивѣе, чѣмъ была прежде, Фаншо.

— Почему же вамъ опять не сойтись съ нею? посовѣтовалъ достопочтенный м-ръ Фаншо.

— Мнѣ… мнѣ не по сердцу это, отвѣтилъ Меллодью съ легкой дрожью, потому что фраза клерджимена рѣзнула его по чуткимъ нервамъ. Она бы теперь на это и не согласилась, и кромѣ того, видите ли, я вполнѣ завишу отъ отца, а онъ еще очень крѣпокъ и проживетъ много лѣтъ. Я знаю, что онъ не дастъ мнѣ ни гроша денегъ, если я женюсь безъ его согласія. А она любитъ наряжаться и жить роскошно. Я и боюсь, какъ бы мнѣ опять не остаться въ дуракахъ.

— Ну такъ дѣлайте, какъ хотите, и бросьте все дѣло, сказалъ клерджименъ, зѣвая.

— Я не говорю, что это неизбѣжно, съ досадой отвѣтилъ Меллодью. Я не уѣду, если она того не потребуетъ.

— Ну такъ оставайтесь въ такомъ случаѣ! Вѣдь вамъ вовсе нѣтъ необходимости съ нею часто видѣться. Мѣста въ домѣ довольно для васъ обоихъ.

— Это вѣрно; я думаю, что вы правы, Фаншо. Жаль было бы бросить такое мѣсто. И… и я могу держать себя подальше отъ нея. Я вовсе не желаю, чтобы она терпѣла непріятности, бѣдная дѣвушка.

Быть можетъ, Меллодью совсѣмъ не надо было, чтобы его убѣждали не уѣзжать изъ дома, гдѣ проживала Камилла Гендерсонъ. Онъ любилъ изліянія и еще со студенческихъ временъ привыкъ совѣтоваться съ Фаншо въ затруднительныхъ случаяхъ, которые часто создавалъ самъ.

И такъ, онъ остался въ Агра-Гаузѣ, на что миссъ Гендерсонъ вовсе не была въ претензіи, какъ казалось. Такое положеніе удовлетворяло ея наклонность къ тайнѣ и интригѣ. Насколько совмѣстно было съ ея пустой натурой, она любила его. Измѣна глубоко обидѣла ее. Теперь она торжествовала, чувствуя, что можетъ вернуть свою власть надъ нимъ, если захочетъ.

Она намѣревалась сначала наказать его немного и обращалась съ нимъ, при встрѣчахъ, съ полнымъ равнодушіемъ, игнорируя всѣ его попытки къ примиренію. Но этой тактикой она произвела такое дѣйствіе, какого вовсе не желала. Меллодью покорился и сталъ избѣгать ее, считая это за самое благоразумное, разъ онъ не могъ жениться. Такъ оно и было; но это не входило въ разсчеты миссъ Гендерсонъ, которой хотѣлось колоть и язвить его, и наслаждаться его мученіями. Она готова была въ концѣ концовъ и простить его, но онъ долженъ былъ сначала отбыть наказаніе.

Онъ очевидно боялся дѣлать первые шаги, а она тоже не смѣла, да и не могла, по своему положенію въ домѣ, открыто показывать ему, что ищетъ его общества. Но тутъ пригодилась Ида. Ей такъ понравился молодой туторъ, что она совсѣмъ была готова признать въ немъ героя романа. Ида такъ увлекалась чтеніемъ «Le roman d’un jeune homme pauvre», который миссъ Гендерсонъ выбрала для исправленія французскаго произношенія своей ученицы, что болѣе разсудительная особа не давала бы ей такихъ романовъ въ руки, хотя сами по себѣ они не представляли ничего предосудительнаго. Но экзальтированная Ида и безъ того проявляла преждевременную сантиментальность, которую слѣдовало подавлять, а вовсе не поощрять.

Какъ бы то ни было, миссъ Гендерсонъ не смущалась такими соображеніями. Она не хотѣла ничего дурнаго, но пользовалась экзальтаціей Иды и поощряла ее ради собственныхъ цѣлей. Она позволяла ей безпрестанно говорить объ этомъ интересномъ молодомъ человѣкѣ, сожалѣть объ его трудной долѣ, объ его постоянной грусти, но сама отнюдь не выказывала своихъ чувствъ.

— Онъ, кажется, очень цѣнитъ, если на него обращаютъ нѣкоторое вниманіе, говорила она; онъ съ такой мольбой на взглядѣ глядитъ на васъ, милочка, когда вы играете въ теннисъ, конечно, я не могу брать иниціативу на себя, но не думаю, чтобы ваша мамаша нашла дурнымъ, если вы пригласите его участвовать въ играхъ… для него это будетъ истинное благодѣяніе.

Иду не надо было пришпоривать: при первомъ же случаѣ, она застѣнчиво и съ бьющимся сердцемъ спросила Меллодью: не желаетъ ли онъ присоединиться къ ихъ игрѣ въ теннисъ, и вскорѣ стало обычнымъ дѣломъ для него сопровождать ихъ въ различныхъ прогулкахъ, но это всегда происходило какъ бы случайно.

Ида вообще выходила одна съ гувернанткой и такъ какъ онѣ не находили нужнымъ сообщать м-съ Чадвикъ, какъ часто ихъ сопровождаетъ третье лицо, то она не видѣла причины не довѣрять миссъ Гендерсонъ. Для Иды такія встрѣчи были полны опаснаго очарованія. Меллодью обращался съ нею такъ почтительно, что у нея только пуще кружилась голова. Онъ считалъ ее ребенкомъ, но тѣмъ не менѣе старался ей понравиться всѣми способами, какими могъ располагать. Все это дѣлалось главнымъ образомъ ради миссъ Гендерсонъ, все еще сохранявшей строгую сдержанность, но бѣдное дитя не знало этого Меллодью: постоянно разговаривая съ Идой и все о себѣ, главнымъ образомъ о тѣхъ испытаніяхъ, какія выпали ему въ жизни и о тѣхъ великихъ дѣяніяхъ, какія онъ собирался совершить, намекая — такъ какъ видѣлъ, что эти намеки не оскорбляютъ его слушательницъ, — на тяжелое бремя, какимъ ему представлялся его ученикъ.

— Не могу пересказать, какъ утомительны эти занятія, говорилъ онъ своимъ патетическимъ голосомъ; я бы не могъ ихъ выдержать, еслибы они не чередовались съ такими моментами отдыха и удовольствія.

Ида проникалась негодованіемъ на Аллена за то, что онъ мучилъ ея героя своей невѣжественной тупостью.

— Генни, сказала она однажды, вы недовольны тѣмъ, что м-ръ Меллодью съ нами гуляетъ, не правда ли? вы были съ нимъ сегодня такъ сухи.

— Нисколько не недовольна, милочка, если это доставляетъ намъ удовольствіе.

— Милая, великодушная Генни! да! это доставляетъ мнѣ удовольствіе. Онъ такъ интересно говоритъ и… и вы думаете, ему также пріятно быть съ нами?

— Мнѣ кажется, хитро замѣтила гувернантка, что мнѣ нѣтъ надобности вамъ это говорить. Гдѣ ваши глаза, дорогая?

— Онъ, кажется, бываетъ доволенъ, встрѣчаясь съ нами.

Ида покраснѣла отъ застѣнчиваго удовольствія.

— О! Генни! онъ такъ уменъ и красивъ… не можетъ быть, чтобы я ему нравилась… хотя зачѣмъ бы ему приходить, если я ему не нравлюсь.

— Тщеславная дурочка! подумала гувернантка, но сказала:

— Предоставляю вамъ самимъ выводить заключенія. Онъ не удостоиваетъ меня своего вниманія, какъ вы замѣтили.

— Это потому, что вы съ нимъ не очень любезны, отвѣтила простодушная Ида. Я увѣрена, онъ очень уважаетъ васъ. Но только вѣроятно ему легче со мной разговаривать. Но вѣдь онъ и съ вами иногда разговариваетъ, милая.

— Я и малымъ довольна, моя душа, отвѣчала гувернантка съ жесткимъ смѣхомъ. Мнѣ ничего не нужно.

— Не будьте язвительны, Генни. Вы не вѣрите, чтобы кто-нибудь могъ быть искреннимъ, не правда ли, но я увѣрена, что м-ръ Меллодью искренній человѣкъ. Онъ не станетъ говорить того, чего не думаетъ, какъ тотъ негодяй, который такъ жестоко обманулъ васъ!

— Если вы хоть сколько-нибудь любите меня, то не говорите со мной… о немъ, просила гувернантка. Я надѣюсь, что м-ръ Меллодью окажется совсѣмъ другимъ человѣкомъ!

Въ общемъ Алленъ примирился съ мыслью поступить въ университетъ, хотя сначала ему очень не хотѣлось разставаться съ домомъ. Ему не хотѣлось уѣзжать изъ того мѣста, гдѣ находилась Марго, тѣмъ болѣе, что теперь она была менѣе рѣзка съ нимъ и не держала его на такомъ почтительномъ разстояніи. Если кембриджскіе студенты всѣ похожи на Меллодью (онъ его возненавидѣлъ), то онъ не ждалъ ничего хорошаго отъ жизни въ коллегіи. Но онъ увидѣлъ, что фонды его въ глазахъ отца поднялись, послѣ того какъ было рѣшено, что онъ поступитъ въ университетъ. Чадвикъ съ жаромъ ухватился за эту мысль, потому что питалъ преувеличенныя мнѣнія на счетъ значенія, какое придастъ ему въ обществѣ сынъ-студентъ, и возможность толковать, какъ дорого стоитъ его содержаніе. Вмѣстѣ съ тѣмъ и совѣсть его успокоится за прежнюю небрежность въ воспитаніи сына. Онъ даже увѣрилъ себя, что Алленъ непремѣнно какъ-нибудь отличится и сдѣлаетъ ему честь. Поэтому хотя прежнее расположеніе къ сыну и не вернулось, но онъ сталъ гораздо ласковѣе обращаться съ нимъ.

Мало того: надежда въ скоромъ времени избавиться отъ него произвела удивительную перемѣну въ отношеніи всей семьи къ нему; тѣмъ болѣе, что онъ ежедневно по нѣскольку часовъ запирался съ учителемъ, который съ похвалой отзывался объ его прилежаніи.

— Какъ идутъ дѣла? спрашивалъ Чадвикъ за полдникомъ. Вы изъ него сдѣлаете ученаго?

— Я думаю, отвѣчалъ Меллодью, что безъ труда выдержитъ экзаменъ, сэръ.

— Экзаменъ — пустяки. Всѣ говорятъ, что въ большинствѣ коллегій это одна формальность, но когда ты поступишь въ университетъ, Алленъ, то тебѣ придется очень усердно работать, помни это!

Но предметы, не представлявшіе никакой трудности для всякаго, кто прошелъ черезъ рутину общественной школы, казались Аллену столь же непостижимыми, какъ и тѣ задачи, которыя задаютъ въ сказкахъ злыя волшебницы. Какъ могъ онъ, съ подготовкой низшаго коммерческаго училища, которая уже вдобавокъ совсѣмъ почти испарилась изъ его головы, овладѣть въ четыре мѣсяца двумя древними языками, читать Тацита и Аристофана и превращать англійскую неуклюжую фразеологію учебника въ изящную латинскую и греческую прозу? Онъ тщетно старался проникнуть въ тайны Итонской латинской грамматики перваго курса и греческой этимологіи: голова у него шла кругомъ отъ безнадежныхъ попытокъ понять простѣйшія начала Эвклида или хотя бы только значеніе и смыслъ алгебраическихъ знаковъ.

— Не стоитъ трудиться, м-ръ Меллодью, сказалъ онъ. однажды; все это тарабарская грамота для меня, и я ни за что этого не пойму, говорю вамъ прямо.

— Я все дѣлаю, что могу, для васъ, былъ безпечный отвѣтъ; постарайтесь усвоить себѣ хоть что-нибудь изъ всего этого. Къ счастію для васъ, въ коллегіи Маргариты не такъ требовательны. Въ мое время пропускали довольно тупыхъ людей. Не печальтесь и не падайте духомъ. Я пойду пройдусь, а вы пока поработайте надъ этой главой объ употребленіи οὐ и μὴ. Я пробуду въ отсутствіи не болѣе часа.

Говоря это, онъ ловко выпрыгнулъ изъ окна и исчезъ на весь остатокъ дня.

Большею частію преподаваніе велось на основаніи этого принципа, но присутствіе учителя приносило мало пользы Аллену, который предпочиталъ оставаться безъ него. Взаимныя уступки помогали имъ проводить тѣ часы, впродолженіи которыхъ они были заперты вдвоемъ. Занятія Аллена свелись на переписку нѣкоторыхъ мнемоническихъ упражненій, собственнаго изобрѣтенія Меллодью: характерныхъ предложеній, обрывковъ фразъ и ариѳметическихъ правилъ, въ то время какъ туторъ курилъ сигару и полировалъ свои тріолеты (въ часы досуга онъ писалъ стихи). Ему было бы теперь жаль разстаться съ своимъ мѣстомъ, и онъ успокоивалъ совѣсть (она у него была, хотя и въ разслабленномъ состояніи) мыслью, что если не приноситъ ученику много пользы, то не приноситъ и вреда. Весьма возможно, что онъ будетъ принятъ, несмотря на свое невѣжество, въ снисходительную коллегію Маргариты. Во всякомъ случаѣ Фаншо правъ, и безсмысленно бросать хорошее жалованье, другаго такого мѣста не скоро получишь.

Надо было думать, что поспѣшный отъѣздъ Готамовъ изъ концерта не имѣлъ ничего общаго съ тѣмъ, что происходило на эстрадѣ. Въ воскресенье Джослина подошла къ Марго послѣ обѣдни съ объясненіями:

— Я надѣюсь, что вы не сочли меня невѣжливой въ тотъ вечеръ, но намъ пришлось уѣхать, потому что было слишкомъ душно. Бѣдная мама до сихъ поръ не оправилась. Я слышала, что вашъ братъ пѣлъ или вообще что-то представлялъ, послѣ того какъ мы уѣхали. Я не знала, что онъ такъ талантливъ.

— И мы также, отвѣчала Марго, не зная, серьезно та говоритъ или смѣется.

— Такъ пріятно встрѣчать людей, которые отличаются какими-нибудь талантами, продолжала Джослина; вы такъ чудно пѣли. Мама бредитъ вами съ тѣхъ поръ. Она пріѣдетъ къ вамъ съ визитомъ на этой недѣлѣ.

И дѣйствительно, лэди Адель не только пріѣхала, но и прислала нѣсколько дней спустя съ грумомъ записку съ приглашеніемъ отобѣдать въ Гоули. Алленъ былъ тоже приглашенъ, но м-съ Чадвикъ извинилась за него, ссылаясь на то, что онъ готовится къ экзамену въ Кембриджъ.

— Я просто не могла бы войти въ гостиную, еслибы этотъ ужасный мальчикъ шелъ за мною по пятамъ, говорила она дочери.

— Нѣтъ, дорогая, отвѣчала Марго, если ужь судьба наградила насъ фамильной язвой, то незачѣмъ таскать ее за собой въ чужіе дома. Слава Богу, онъ скоро теперь поступитъ въ Кембриджъ и, можетъ быть, станетъ приличнѣе.

Въ концѣ іюля Реджи пріѣхалъ домой изъ школы, къ великому восторгу Летиціи, которой нуженъ былъ товарищъ игръ.

— Я страшно подружился съ товарищами, Летти, объявилъ Реджи съ удовольствіемъ, они сейчасъ отличатъ, тряпка человѣкъ или нѣтъ. Знаешь ли, что сказалъ про меня Вигъ Майоръ — онъ старшій въ классѣ и такой молодецъ — право сказалъ, и я самъ слышалъ.

— Что же онъ сказалъ, Реджи?

— Ну вотъ, знаешь, какъ было дѣло; онъ стоялъ съ другимъ ученикомъ, а я проходилъ мимо. Онъ спросилъ громко: — вы знаете этого? а тотъ отвѣчалъ: — нѣтъ! И тогда онъ сказалъ: — это молодой Чевенингъ и совсѣмъ, совсѣмъ не дурной пузырь!

И Реджи гордо посмотрѣлъ на Летти, ожидая, что ее сразитъ такая великолѣпная похвала.

— Но почему ты недурной пузырь, я не понимаю, Реджи.

— О! съ дѣвчонками безполезно толковать! сказалъ Реджи пренебрежительно Я думалъ, тебѣ будетъ пріятно это слышать. Кто этотъ длинноволосый малый?

— М-ръ Меллодью… онъ туторъ Аллена; ты знаешь, что Аллена отправляютъ въ Кембриджъ?

— Какой толкъ посылать Аллена въ Кембриджъ; онъ непремѣнно провалится.

— Я больше не люблю его, какъ прежде, призналась Летиція; онъ недобро обошелся со мной, и мы еще не помирились… и никогда, я думаю, не помиримся…

Наступилъ октябрь, и Меллодью повезъ Аллена въ Кембриджъ, такъ какъ ему поручили сопровождать его и водворить на мѣстѣ, снабдивъ всѣмъ необходимымъ для студента. Ида вздохнула съ облегченіемъ Она не совсѣмъ еще простилась съ Меллодью… онъ долженъ былъ вернуться, послѣ того какъ устроитъ Аллена, такъ какъ Чадвикъ осторожно оставилъ вопросъ о гонорарѣ нерѣшеннымъ, пока не узнаетъ о результатѣ.

— Генни, сказала Ида, онъ сегодня долженъ вернуться. О! скажите, неужели онъ уѣдетъ опять, не сказавъ мнѣ ни слова о томъ, что я ему по душѣ! Я ужасно какъ его полюбила!

Миссъ Гендерсонъ немного смутилась при видѣ блѣднаго личика и печальныхъ глазъ. Она хотѣла-было открыть ей истину, но побоялась возбудить ревность въ Идѣ и потому поддерживала ея заблужденіе. Она сама еще была не увѣрена, увѣнчается ли ея планъ успѣхомъ… смѣшно было бы, еслибы эта дѣвчонка явилась въ роли соперницы.

— Вы очень еще молоды, дорогое дитя, сказала она; вы должны быть терпѣливы и ждать — вотъ все, что я могу вамъ сказать покуда.

— Онъ пріѣхалъ! закричала Ида, вскакивая съ мѣста. Я слышу стукъ колесъ по дорогѣ… да, вотъ и старый кабріолетъ со станціи, но… о, Генни! что это значитъ? Алленъ тоже вернулся. Что случилось?

— А то, что м-ръ Алленъ не выдержалъ экзамена, вотъ что! отвѣчала гувернантка. Какъ это непріятно!

IX.

Меллодью, по пріѣздѣ, прямо прошелъ въ кабинетъ м-ра Чадвика, гдѣ тотъ просматривалъ въ эту минуту отчеты агента, которому поручено было управленіе остъиндской факторіей.

— И такъ вы вернулись? все обошлось благополучно? вы устроили его на новосельи? засыпалъ Чадвикъ вопросами Меллодью, такъ что тому послѣ этого стало еще болѣе неловко сообщить, что туторъ коллегіи Маргариты отказался принять Аллена въ число студентовъ, и злополучный юноша вернулся въ родительскій домъ.

— Когда я нанималъ васъ, сказалъ Чадвикъ, то разсчитывалъ, что вы съумѣете устранить такую неудачу.

— Что жъ дѣлать! я старался, какъ могъ, отвѣчалъ развязно Меллодью.

— Что жъ вы хотите сказать, что Алленъ лѣнился?

Меллодью пожалъ плечами.

— Я готовъ объяснить это природной неспособностью, отвѣтилъ онъ.

— О! въ самомъ дѣлѣ? пошлите его ко мнѣ пожалуйста… и сами приходите.

Когда Алленъ появился, повѣся носъ, отецъ набросился на него:

— И такъ, сэръ, вы провалились; вы не могли выдержать шуточнаго экзамена, который каждый ребенокъ выдержалъ бы, по словамъ Фаншо! И все это благодаря вашей адской лѣни! М-ръ Меллодью говоритъ, что онъ употребилъ всѣ усилія, но ничего не могъ съ вами сдѣлать!

Алленъ много натерпѣлся за послѣдніе два дня. Его угнетала мысль о всеобщей къ нему несправедливости, и слова отца переполнили чашу.

— Онъ говоритъ это! проговорилъ онъ съ усиліемъ. Ему лучше знать! Я повторялъ ему, что это ни къ чему не поведетъ и что я не могу въ толкъ взять всей этой чепухи, а онъ отвѣчалъ: не стоитъ и стараться, все и такъ пройду. Онъ совсѣмъ и не занимался со мной; ни разу толкомъ не отвѣтилъ на мои вопросы. Онъ постоянно писалъ что-то свое.

— Такъ это вы такъ-то исполняете свои обязанности, м-ръ Меллодью? Что вы на это скажете?

— Только то, что я взялся за невозможное дѣло, и сообразилъ это слишкомъ поздно.

— И вмѣсто того, чтобы отказаться отъ мѣста и лишиться заработка, продолжали увѣрять всѣхъ, что все обстоитъ благополучно. Вы надѣялись во всякомъ случаѣ получить денежки, не такъ ли? Прекрасно, я докажу вамъ, что вы ошиблись. Вы не получите отъ меня ни гроша, м-ръ Меллодью, а если вы вздумаете со мной судиться, то я обличу васъ передъ всѣми. Извольте немедленно оставить мой домъ. Вы можете еще поспѣть на поѣздъ.

— Я, разумѣется, тотчасъ же оставлю вашъ домъ, отвѣчалъ Меллодью, призвавъ на помощь все свое хладнокровіе, что же касается вашихъ упрековъ, то я прощаю ихъ, какъ весьма естественное выраженіе вашего разочарованія.

Онъ однако не сѣлъ на поѣздъ, а отправился къ пріятелю викарію, который согласился пріютить его на день или на два.

— Что касается васъ, сэръ, сказалъ Чадвикъ сыну, когда они остались одни, то какъ я вижу, не стоитъ мнѣ больше тратиться на васъ. Вы — сорная трава! Я старался сдѣлать изъ васъ джентльмена, но вы неисправимы, вы лѣнтяй и дуракъ, и я умываю руки въ вашей дальнѣйшей судьбѣ. Предупреждаю васъ только, что при первой непріятности отъ васъ отошлю васъ въ Остъиндію и тамъ заставлю зарабатывать свое пропитаніе. А теперь ступайте.

Алленъ не заставилъ повторять себѣ это два раза: онъ былъ день или два глубоко несчастливъ отъ постигшей его неудачи, но затѣмъ утѣшился. Мимолетное знакомство съ Кембриджемъ устрашило его; то немногое, что онъ успѣлъ узнать изъ обычаевъ и занятій — показалось ему чуждо и антипатично; смѣлый и развязный видъ студентовъ болѣзненно давалъ ему чувствовать его неравенство и возбуждалъ къ нимъ зависть; суетливая жизнь студента, со всѣми ея контрастами между усиленными умственными занятіями и физическими упражненіями — внушала ему скорѣе отвращеніе, нежели привлекала его. Тишина и величіе старинныхъ коллегій удручали его, и онъ не видѣлъ для себя мѣста ни въ сферѣ труда, ни въ сферѣ увеселеній университетской жизни.

За исключеніемъ перваго момента острой боли, когда туторъ коллегіи съ снисходительной ласковостью объявилъ ему, что онъ не можетъ быть принятъ въ коллегію, — онъ мало огорчался своей неудачей. Теперь по крайней мѣрѣ онъ не будетъ разлученъ съ Марго; онъ даже утѣшалъ себя мыслью, что она пожалѣетъ объ его неудачѣ.

Чадвикъ немедля извѣстилъ домашнихъ о своемъ новомъ разочарованіи. Жена сдѣлала нѣсколько ѣдкихъ замѣчаній; Марго промолчала, хотя въ душѣ бѣсилась на разстройство плана, въ тотъ самый моментъ, какъ она льстила себя надеждой на его успѣхъ. Теперь ей поневолѣ надо примириться съ испытаніемъ, какое доставляло ея нервамъ присутствіе Аллена: она ничего не выиграла, не послушавшись Ноджента Орма.

Ида проливала горькія слезы, оставшись наединѣ съ гувернанткой:

— О! Генни, онъ уѣхалъ, не простясь со мной. Онъ долженъ мнѣ написать… какъ вы думаете, Генни, напишетъ онъ? повторила она разъ десять къ ряду, пока гувернантка не нашла нужнымъ успокоить ее увѣреніемъ, что напишетъ.

На другое утро послѣ своего возвращенія, Алленъ, которому не надо было больше исполнять невыполнимыя задачи, бродилъ безцѣльно по дому и набрелъ на Марго съ Идой, наполнявшихъ вазы осенними цвѣтами и зеленью.

— Хотите, я вамъ помогу, сказалъ онъ, радуясь возможности побыть въ обществѣ Марго, мнѣ рѣшительно нечего дѣлать.

— Вы ужь и безъ того успѣли натворить дѣлъ, отвѣчала Ида, покраснѣвъ отъ гнѣва, и мы не нуждаемся въ вашей помощи, не правда ли, Марго?

— Ужь довольно, кажется, и того, что отецъ постоянно меня бранитъ, а тутъ еще и вы суетесь! Марго конечно не обидитъ меня; я не виноватъ, что не попалъ въ Кембриджъ.

— Вы могли бы не сваливать вину на другихъ, перебила Ида.

— Я говорю не съ вами, отрѣзалъ онъ; мы всѣ знаемъ, въ чьей вы сторонѣ.

— Марго думаетъ точно такъ же, какъ и я… что вы поступили какъ подлецъ, какъ самый неблагородный подлецъ… не правда ли, Марго?

Миссъ Чевенингъ на минуту подняла глаза и отвѣтила:

— Разумѣется, я такъ думаю.

Подлецъ! Вотъ мысль, которая никогда не приходила ему въ голову. Почему онъ подлецъ? Желательно было бы знать, въ чемъ онѣ его обвиняютъ.

— Вы заставили выгнать изъ дому бѣднаго м-ра Меллодью, выгнать съ позоромъ, потому что увѣрили своего отца, что онъ нисколько съ вами не занимался… какъ будто стоило съ вами заниматься! сказала Ида, дрожа отъ гнѣва.

— Я сказалъ правду; онъ нисколько мною не занимался, полдня гулялъ, а другую половину ничего ровно не дѣлалъ. Съ какой стати я долженъ былъ принять всю вину на себя, объясните мнѣ это, Марго?

— Конечно, вы не должны были это сдѣлать, но только джентльмены такъ не поступаютъ, отвѣчала она съ спокойнымъ презрѣніемъ.

Но этого онъ уже не могъ выдержать, тѣмъ болѣе, что надѣялся какъ разъ на ея симпатію.

— Послушайте, Марго, сказалъ онъ, мнѣ все равно, чтобы Ида ни говорила и ни думала, но я не могу вынести того, что и вы противъ меня… это меня окончательно убиваетъ. Я… я всегда старался заслужить ваше доброе мнѣніе, старался угодить вамъ… во всемъ. Научите меня, какъ поступаютъ джентльмены, и я буду такъ поступать. Меня вѣдь не воспитывали въ этихъ идеяхъ.

Онъ говорилъ такъ серьезно, что совсѣмъ позабылъ о присутствіи Иды, но она напомнила о себѣ презрительнымъ смѣхомъ.

— Боюсь, васъ придется очень долго учить! сказала она, унося готовую вазу съ букетомъ. Марго, милая, желаю тебѣ успѣха съ твоимъ ученикомъ.

Алленъ сѣлъ за столъ, стоявшій посреди комнаты, и оперся на него локтями.

— Марго, проговорилъ онъ съ мольбой въ голосѣ, будьте же хоть сколько-нибудь добры. Если я поступилъ дурно, то объясните мнѣ, какъ бы поступилъ на моемъ мѣстѣ настоящій джентльменъ… въ родѣ Орма, напримѣръ.

Она не обратила на него взгляда, но голосъ ея сталъ замѣтно мягче, когда она отвѣчала:

— М-ръ Ормъ… всякій джентльменъ… все бы перенесъ скорѣе, чѣмъ сваливать вину на другаго. Подумайте, какъ это низко… это все равно, какъ дѣлаютъ подлые мальчишки въ школѣ: — «простите, сэръ, не я одинъ виноватъ, а вотъ и тотъ, и тотъ!» Неужели вы въ самомъ дѣлѣ не понимаете, какъ неблагородна такая самозащита. Въ такомъ случаѣ вы безнадежны.

— Понимаю. Теперь понимаю. Но меня такъ взбѣсило, когда меня назвали лѣнтяемъ. Я сказалъ это не подумавши. Послушайте, Марго, даю вамъ честное слово, на будущее время буду поступать лучше. Вамъ больше не придется укорять меня въ подлости.

— Ахъ! сказала она небрежно, подождемъ, пока не представится случая.

Она проговорила это съ загадочной улыбкой, выходя изъ комнаты; онъ постоялъ съ минуту неподвижно и затѣмъ пошелъ въ садъ, сгарая желаніемъ, чтобы поскорѣе представился случай, о которомъ она говорила.

Безцеремонное обращеніе съ Меллодью сдѣлало его еще интереснѣе въ глазахъ Иды. Онъ представлялся ей угнетеннымъ героемъ, и она оплакивала его горести и свои собственныя. Она увѣрила себя со всѣмъ пыломъ преждевременнаго романтизма, что онъ благородно подавляетъ любовь къ ней и молчитъ изъ гордости.

По мѣрѣ того какъ проходили дни, а о немъ не было ни слуху, ни духу, напряженное ожиданіе сказывалось на ея здоровья и состояніи духа, хотя она никому не довѣрялась, кромѣ миссъ Гендерсонъ, а та постоянно ей сочувствовала и поощряла ея признанія.

Ида иногда плакала, когда оставалась одна, и въ одну изъ такихъ минутъ Алленъ вошелъ въ классную.

— Уходите! капризно закричала она, это наша комната, и вамъ тутъ нечего дѣлать.

И отвернувшись, украдкой отерла глаза.

— Эге! да вы плачете! объявилъ Алленъ. съ обычнымъ тактомъ.

— Нѣтъ, не плачу. Да и вы бы заплакали, еслибы вамъ пришлось переводить «Минну фонъ Барнгельмъ».

— Не хитрите, Ида. Я знаю, по комъ вы плачете… по туторѣ.

— Алленъ! вскричала дѣвушка, внѣ себя отъ волненія. Какъ вы узнали? Это… неправда! зачѣмъ я буду плакать по м-рѣ Меллодью? зачѣмъ вы мнѣ говорите такія вещи?

Ей невыразимо унизительно казалось, что ея дорогая тайна отгадана ненавистнымъ Алленомъ. Послѣдній могъ гордиться своей догадливостью.

— У меня есть глаза, отвѣчалъ онъ; я знаю, кто гулялъ съ вами ежедневно.

Она отскочила отъ него.

— Вы… вы не скажете мамашѣ! закричала она.

— Ахъ! вотъ все, на что вы меня считаете способнымъ, съ горечью отвѣтилъ онъ. И подѣломъ было бы вамъ, еслибы я и сказалъ. Вы всегда на меня нападаете. Послушайте, Ида, я вовсе не такой дурной человѣкъ, и кромѣ того все это глупости. Вы знаете, что онъ и не думаетъ о васъ, да еслибы и думалъ, то васъ не стоитъ.

— Вы ничего не знаете и не имѣете права такъ о немъ отзываться, послѣ того какъ выжили его изъ дома.

— Какъ далеко по-вашему онъ теперь уѣхалъ?

— Почемъ я знаю. Очень далеко, вѣроятно… въ Лондонъ.

— Нисколько. Онъ и не уѣзжалъ изъ Горскомба. Онъ каждый день прохаживается въ Паддокъ-Ленѣ. Я его тамъ видѣлъ.

Паддокъ-Ленъ была узенькая и пустынная тропинка, огибавшая сады Агра-Гауза.

Глаза Иды засверкали.

— О! Алленъ, я очень жалѣю, что была невѣжлива съ вами; скажите мнѣ про него… онъ говорилъ съ вами?.. онъ вамъ поручилъ передать что-нибудь… кому-нибудь?

— А какъ бы вы думали? сказалъ Алленъ, который не могъ удержаться отъ удовольствія подразнить Иду.

— Я… я не знаю… о, да! знаю… онъ далъ вамъ письмо ко мнѣ… поскорѣе отдайте мнѣ его!

— Ну вотъ видите ли, вы ошиблись, миссъ Ида, потому что никакого письма вамъ нѣтъ. Онъ даже не упоминалъ вашего имени. Знаете ли, прибавилъ онъ, я вамъ добра желаю, клянусь, а потому вамъ лучше выбросить все это изъ головы, право такъ. Помилуйте, вы еще ребенокъ; молодые люди его лѣтъ совсѣмъ не интересуются маленькими дѣвочками.

Онъ въ самомъ дѣлѣ хотѣлъ направить ее на путь истинный, но она не оцѣнила его добрыхъ намѣреній.

— Вы говорите такъ изъ ненависти ко мнѣ, зарыдала она, и это неправда. Я знаю, что это неправда. Онъ меня любитъ… вы ни за что не поколеблете моей вѣры въ него. Я не хочу васъ больше слушать. Я заткну уши!

— Какъ вамъ угодно! сказалъ Алленъ, направляясь къ дверямъ. Нѣтъ хуже слѣпыхъ, какъ глухіе.

И вышелъ изъ комнаты въ удивительно насмѣшливомъ настроеніи духа.

Но тутъ какъ разъ вернулась миссъ Гендерсонъ; на ея лицѣ было какое-то особенное выраженіе, не ускользнувшее отъ зоркаго взгляда Иды.

— Генни, гдѣ вы были? зачѣмъ вы каждый день оставляете меня одну въ это время?

— Ахъ, какая же вы требовательная дѣвочка! неужели я не могу на минутку оставить васъ одну?

— Вы были почти часъ въ отсутствіи.

— Я бѣгала искать два шара отъ тенниса, которые, знаете, закатились. Знаете, гдѣ я ихъ нашла: подъ веллингтоніей; теперь у насъ всѣ двѣнадцать на лицо.

— Мнѣ нѣтъ дѣла до шаровъ, Генни; я хочу знать правду. Вы видѣли его; о! не увѣряйте, будто не видѣли!

— Его? о! м-ръ Меллодью! Милая Ида, что-за идея!

— Если вы скрываете отъ меня что-нибудь, то разобьете мнѣ сердце. Какъ можете вы быть такой обманщицей, Генни. Безполезно притворяться, Алленъ видѣлъ васъ, прибавила она на удачу.

Миссъ Гендерсонъ рѣшила очевидно, что безопаснѣе будетъ сказать правду.

— Ахъ, вы ревнивый котенокъ! ласково проговорила она. Я видѣла его… ну да. Предоставляю вамъ угадывать, зачѣмъ онъ захотѣлъ меня видѣть и о комъ мы все время проговорили.

— О, Генни, простите меня! Я такъ счастлива. Этотъ скверный мальчишка… мнѣ наговорилъ. И такъ, онъ не забылъ меня! Могу я увидѣться съ нимъ завтра? Мнѣ такъ хочется его видѣть!

— Ни за что въ свѣтѣ, дитя мое! Вы съ ума сошли. Онъ и слышать объ этомъ не хочетъ; онъ человѣкъ съ такими благородными принципами. И сказать вамъ по правдѣ, онъ вообще теперь слишкомъ разстроенъ. Онъ забралъ себѣ въ голову, что вы всѣ его презираете. Еслибы вы знали, какъ мнѣ трудно было успокоить его! Нѣтъ, вы должны предоставить это мнѣ. Кромѣ того онъ завтра уѣзжаетъ. Его отецъ опасно боленъ.

— Могу я написать ему? Окажите, что могу, Генни.

— Нѣтъ, пока… мы не должны рисковать… современемъ, небольшую записочку, вложенную въ мою. Ахъ, Ида, еслибы тутъ не было шпіоновъ, которые могутъ повредить намъ! Вы совсѣмъ нездоровы на видъ! Я скажу вашей мамашѣ, что хорошо бы вамъ было побыть недѣльки двѣ-три въ Борнмоутѣ… вы совсѣмъ не дышали морскимъ воздухомъ нынѣшнее лѣто, бѣдное дитя!

— И мы вмѣстѣ туда поѣдемъ! вскричала Ида съ восторгомъ; мы вдвоемъ съ вами, и если вы дадите ему знать, то и онъ пріѣдетъ, не правда ли, Генни! Вы устроите это, не правда ли? Бѣды большой не будетъ въ этомъ, а я не могу жить, не видя его.

— Предоставьте все мнѣ, сказала гувернантка и… увидимъ… можетъ быть, я и устрою.

---

— Я такъ довольна, милая Марго, говорила нѣсколько дней спустя м-съ Чадвикъ дочери; это не то, что какая-нибудь толкучка, въ родѣ общественнаго бала въ Гоули, куда всякій можетъ попасть; тутъ будетъ одно только избранное общество. Но я бы желала только, чтобы у тебя былъ приличный случаю туалетъ. Я бы телеграфировала Клементинѣ, и она прислала бы тебѣ хорошенькое платье, да времени мало; никакъ не поспѣешь.

— И такъ будетъ хорошо, мамаша, спокойно отвѣчала Марго, мое тюлевое платье совсѣмъ еще новое.

— Ты должна быть такъ хороша, какъ только можно. Надо будетъ показать тебѣ какихъ-нибудь bijoux, выбери изъ моихъ что-нибудь, если между твоими не найдется ничего подходящаго.

— Врядъ ли, мамаша, у меня почти ничего нѣтъ въ этомъ родѣ, кромѣ медальона, который мнѣ подарилъ м-ръ Чадвикъ, а онъ слишкомъ безобразенъ и я не могу его надѣть. И вы знаете, что мнѣ не на что покупать себѣ золотыхъ вещей.

— Я бы желала назначить тебѣ большую сумму на туалетъ, дитя мое; просто стыдъ, что тебѣ нечего надѣть; но ты права, медальона носить нельзя, хотя онъ и дорого стоитъ. Надѣюсь, онъ у тебя въ цѣлости и сохранности?

— О, да, лѣниво отвѣчала Марго; онъ лежитъ въ одномъ изъ ящиковъ моего туалета.

— Напрасно ты такъ безпечна, дитя мое; такія вещи слѣдуетъ держать подъ замкомъ.

— И такъ не пропадетъ.

— Дѣло въ томъ, что Марго не огорчилась бы, еслибы его у ней и украли! проговорилъ голосъ Аллена въ дверяхъ.

Онѣ сидѣли въ потемкахъ, и онъ неслышно вошелъ въ комнату.

М-съ Чадвикъ вздрогнула.

— Ахъ, Алленъ, это ты! замѣтила она. Я и не подозрѣвала, что ты тутъ. Хотя это право непріятно, когда такъ подкрадываются. Страшно разговаривать, все кажется, что тебя подслушиваютъ.

— Вы вѣдь сами жаловались, зачѣмъ я шумно вхожу въ комнату. Вотъ вы говорили про балъ у Готамовъ. Я тоже ѣду.

— Вы! вскричала Марго.

— Да. Папаша говоритъ, что онъ не поѣдетъ; что ему лэди Адель надоѣла хуже горькой рѣдьки, когда у нихъ обѣдалъ, а такъ какъ я тоже приглашенъ, то онъ говоритъ, что я могу быть полезенъ хоть разъ въ жизни. Я вамъ не буду мѣшать, Марго!

— О, Боже мой! конечно нѣтъ! почему же вамъ и не ѣхать, если вамъ этого хочется? но вамъ будетъ очень скучно, если вы не танцуете.

— Я ужь какъ-нибудь попрыгаю. Можетъ быть, не откажетесь протанцовать со мной.

— Я отказываюсь прыгать съ кѣмъ бы то ни было. Поищите себѣ болѣе энергичную танцорку, Алленъ.

— Если мнѣ нельзя съ вами танцовать, то я совсѣмъ не буду.

— Какой эгоизмъ съ вашей стороны! что же, вы просидите въ углу весь вечеръ, или какъ?

— Ну вотъ вы уже и насмѣхаетесь надо мной, но я не сержусь; вы всегда добродушно смѣетесь.

— Я воплощенное добродушіе, но я спрашиваю изъ любопытства, какъ вы будете проводить время, если не намѣрены танцовать?

— Какъ-нибудь; не безпокойтесь обо мнѣ, былъ флегматическій отвѣтъ.

---

Миссъ Гендерсонъ не трудно было убѣдить м-съ Чадвикъ, что Идѣ требуется перемѣна воздуха, хотя съ гораздо большимъ трудомъ удалось добиться согласія м-ра Чадвика.

— Мнѣ не денегъ жаль, говорилъ онъ, но я не вижу, чтобы она была менѣе здорова, — чѣмъ ея сестры. Все это фантазіи, Селина; вѣрнѣе, что сама эта дѣвочка Гендерсонъ хочетъ развлечься.

— Ахъ, отвѣчала м-съ Чадвикъ, сейчасъ видно, что она не ваша дочь. Вы никогда ни въ чемъ не оказываете Аллену.

— Ну, пошла… вѣдь говорю же, не въ деньгахъ дѣло. Я никакой разницы не дѣлаю. Что касается Аллена, то ты какъ разъ и ошиблась. Я еще два дня тому назадъ сказалъ ему, что уменьшаю цифру его карманныхъ денегъ и не стану платить его долги. Если ему нравится водиться съ дрянью и посѣщать пѣтушиные бои, пусть себѣ, но только я не намѣренъ снабжать его деньгами, чтобы онъ сорилъ ими попусту.

— Бѣдная Ида не соритъ деньгами, и ей право слѣдуетъ ѣхать, Джошуа.

— Ну, такъ пускай ѣдетъ, но только на двѣ недѣли, не долѣе; этого довольно, чтобы поправиться, если ей въ самомъ дѣлѣ не здоровится.

Надо сказать, что Ида казалась гораздо живѣе и веселѣе послѣднее время — благодаря отрывкамъ изъ писемъ, которыя получала миссъ Гендерсонъ и сообщала Идѣ. Но хитрость тѣмъ не менѣе увѣнчалась успѣхомъ, и гувернантку вмѣстѣ съ Идой отправили въ Борнмоутъ.

Въ концѣ второй недѣли однако извѣстія стали приходить тревожныя; Ида не такъ скоро поправлялась, какъ надѣялась гувернантка; было бы жестоко, писала, эта послѣдняя, не дать ей подышать морскимъ воздухомъ еще двѣ недѣли.

Чадвикъ вышелъ изъ себя при этомъ.

— Меня бѣситъ это дурацкая безсмыслица, грубо объявилъ онъ. Я не вѣрю, чтобы дѣвушка была больна. Все это глупости! Еслибы это было нужно — другое дѣло, но какъ могу я знать, что это не одни прихоти.

— Хотите, чтобы Марго съѣздила на день или на два? На нее вы можете положиться, она съумѣетъ различить, больна Ида или нѣтъ.

— Что жъ, это не дурной планъ. Пошлите ее, если хотите. Когда она поѣдетъ?

— Послѣ бала въ Гоули; этого бала она никакъ не можетъ пропустить: лэди Адель была такъ любезна.

— Устройте это между собой, сказалъ Чадвикъ. Я только хочу знать навѣрное, что меня не водятъ за носъ.

Марго согласилась ѣхать по многимъ причинамъ, она безпокоилась на счетъ Иды и все болѣе и болѣе не довѣряла вліянію, какое гувернантка пріобрѣла надъ нею. Марго всей душей любила Иду, и ей тяжело было, что другая заняла первенствующее мѣсто въ сердцѣ сестры.

Вечеръ, назначенный для бала въ Гоули-Кортѣ, наступилъ, и Алленъ дожидался въ сѣняхъ Агра-Голли появленія м-съ Чадвикъ и Марго. Марго сошла первая, и въ то время какъ она медленно спускалась съ лѣстницы, застегивая длинныя перчатки, она была такъ хороша, что могла вскружить и болѣе крѣпкую голову, чѣмъ его. Онъ глядѣлъ на нее, онѣмѣвъ отъ восхищенія. Онъ всегда находилъ ее красавицей, но въ эту минуту она казалась ему совершенно недосягаемой. А между тѣмъ она была его сводная сестра; онъ каждый день видѣлъ ее; онъ ѣхалъ вмѣстѣ съ нею на балъ… имъ овладѣло старинное, знакомое состояніе удивленнаго и недовѣрчиваго восторга.

— Вы критикуете меня? безпечно спросила она.

— Я… я думалъ, что вы очень авантажны, глупо отвѣтилъ онъ. Я бы хотѣлъ, чтобы вы позволили мнѣ застегнуть вамъ перчатку… или вообще услужить вамъ.

— Благодарю васъ, не желаю васъ безпокоить; я предпочитаю сама все дѣлать.

Манеры ея были холоднѣе обыкновеннаго. Бѣдный Алленъ не принадлежалъ къ тѣмъ счастливымъ смертнымъ, которые выигрываютъ во фракѣ, и удовольствіе, съ какимъ Марго оглядѣла себя въ послѣдній разъ въ зеркалѣ, было теперь испорчено перспективой появленія на балѣ въ сопровожденіи такого кавалера.

— Какой удивительный бантъ! замѣтила она, вы, должно быть, помучались таки надъ нимъ.

— Не умѣю я завязывать этихъ проклятыхъ галстуховъ; еслибы вы были такъ добры, Марго, повязали его мнѣ.

Она покачала головой.

— Я думаю, его теперь только больше изомнешь, сказала она.

Тутъ къ нимъ присоединилась м-съ Чадвикъ.

— Скажите Тофаму, что мы готовы, Мастерманъ, пожалуйста. Алленъ, я надѣюсь, что вы берете съ собою теплое пальто, потому что вамъ придется сѣсть на козлы. Втроемъ въ каретѣ будетъ тѣсно.

И такъ Аллену пришлось сѣсть на козлы — обстоятельство, котораго онъ не предвидѣлъ, такъ какъ мечталъ сидѣть въ каретѣ напротивъ Марго. Но онъ не посмѣлъ возражать мачихѣ.

Ночь была холодная и сырая, но м-съ Чадвикъ спустила стекло въ каретѣ, жалуясь, что у нея весь день болѣла голова, и что холодный воздухъ ее освѣжитъ. Она слышать не хотѣла о томъ, чтобы вернуться домой, объявляя, что это ничего, и пройдетъ, къ тому времени какъ онѣ пріѣдутъ. Въ самомъ дѣлѣ, ничто кромѣ очень серьезной болѣзни, не заставило бы м-съ Чадвикъ свернуть на полпути. Еще не много, и ихъ экипажъ попалъ въ рядъ другихъ, медленно проѣзжавшихъ въ ворота замка.

Красивыя, старинныя сѣни съ широкой лѣстницей и галлереей, вымощенныя каменными черными и бѣлыми квадратами, были полны народа; легкіе наряды женщинъ красиво выдѣлялись на фонѣ живой зелени и древнихъ рыцарскихъ облаченій по стѣнамъ.

Марго тотчасъ же убѣдилась, что ей вовсе не грозитъ роль бездѣятельной зрительницы: нѣсколько молодыхъ сквайровъ и младшихъ сыновей, которые недавно познакомились съ Чадвиками, протѣснились къ ней, и она вскорѣ была приглашена на всѣ танцы.

Многіе изъ ея кавалеровъ, красивые молодые люди, которые очень цѣнятся въ бальныхъ залахъ, хотя сами считаютъ танцы скучной и утомительной работой, послѣ цѣлаго дня, проведеннаго на охотѣ, не только не находили утомительнымъ вальсировать съ миссъ Чевенингъ, но наперерывъ другъ передъ другомъ приглашали ее.

Для Марго всѣ эти кавалеры были безразличны, всѣ танцовали одинаково хорошо, были приторно красивы и прилично скучны. Ей бы очень хотѣлось, чтобы Ноджентъ Ормъ находился въ числѣ гостей, но онъ былъ заграницей — это она знала отъ Милли Ормъ.

Какъ бы то ни было, а она очень пріятно проводила время, такъ какъ любила поклоненіе и не успѣла еще имъ пресытиться.

Но по прошествіи нѣкотораго времени, она вдругъ замѣтила, что матери ея нѣтъ въ залѣ.

— Какъ жаль, дорогая миссъ Чевенингъ, сказала ей лэди Адель, что вашей мамашѣ нездоровится… О! не пугайтесь! ничего, ровно ничего нѣтъ опаснаго… просто голова закружилась. Вы этого не знали. Она, вѣроятно, не хотѣла, чтобы васъ потревожили.

— Гдѣ она? пожалуйста проведите меня къ ней, лэди Адель, просила Марго.

— Душа моя, да она уже, вѣроятно, теперь дома; милый д-ръ Ситонъ счелъ за лучшее, чтобы она уѣхала домой, и отвезъ ее въ собственной каретѣ. Вамъ не зачѣмъ покидать насъ. Вашъ братъ отвезетъ васъ домой.

— Я бы желала сейчасъ же уѣхать, если можно. Еслибы меня предупредили, я бы уѣхала съ нею; я буду страшно тревожиться, пока не узнаю, въ чемъ дѣло.

— Я велю подавать вашу карету, если вы непремѣнно хотите уѣзжать, сказала лэди Адель, но увѣряю васъ, что ваша мамаша совсѣмъ уже оправилась, когда уѣзжала домой.

Теперь оставалось найти Аллена, и Марго попросила одного изъ своихъ танцоровъ помочь ей разыскать его въ различныхъ комнатахъ.

— Ни въ одной не видѣлъ его! сказалъ танцоръ; никого нѣтъ, кто бы былъ похожъ….

— Благодарю васъ — вотъ мой сводный братъ, а теперь рѣшительно прошу васъ вернуться въ бальную залу, я не хочу долѣе лишать васъ удовольствія танцовать.

Алленъ нѣкоторое время какъ уже удалился въ буфетъ. Онъ усталъ отъ толчковъ и просьбъ посторониться нарядной толпы, которой онъ наступалъ на ноги и шлейфы, а потому съ уныніемъ помышляя о долгихъ и скучныхъ часахъ, которые ему еще предстоитъ провести здѣсь, прежде чѣмъ отправиться домой, и утѣшался шампанскимъ, когда кто-то легко дотронулся до его плеча. Онъ оглянулся и увидѣлъ Марго.

— Какъ? вы все-таки хотите танцовать со мной? вскричалъ онъ. Что жъ! я готовъ!

Когда онъ услышалъ, чего она желаетъ, то поспѣшно повиновался; ея пальто и плэдъ были скоро найдены, карета подана, и сэръ Эверардъ самъ вышелъ усадить ее въ экипажъ, Алленъ сѣлъ напротивъ Марго. На предложеніе курить и сѣсть на козлы, онъ отвѣтилъ:

— Нѣтъ, я не хочу курить. Я сяду лучше въ карету.

А она не посмѣла настаивать въ присутствіи сэра Эверарда и цѣлой толпы слугъ.

И какъ ей ни непріятно было его общество, въ эту минуту въ особенности, но дѣлать было нечего, дверца кареты захлопнулась, сэръ Эверардъ ушелъ, и карета покатилась.

X.

Они проѣхали мимо длиннаго ряда каретъ, дожидавшихся господъ, и Алленъ самъ не вѣрилъ своему счастію. Они были вдвоемъ и совсѣмъ одни; свѣтъ отъ фонарей кареты слабоосвѣщалъ ея лицо, обрамленное своимъ кружевнымъ капоромъ. Она сидѣла, прислонивъ голову къ подушкамъ, полураскрывъ глаза и слегка раскрывъ губы. Шампанское, выпитое Алленомъ, развязало ему языкъ и сдѣлало болѣе, чѣмъ когда-либо впечатлительнымъ къ ея красотѣ.

— Какъ мнѣ весело, началъ онъ, что я наединѣ съ вами, Марго! Послѣднее время я совсѣмъ не видѣлъ васъ наединѣ. Вамъ непріятно, что вы со мной однѣ!

— Прошу васъ помнить, я не была бы съ вами наединѣ, еслибы не болѣзнь мамаши.

— У нея только голова закружилась… и болѣе ничего. Не тревожьтесь объ этомъ, Марго. Вы увидите, что она совсѣмъ здорова, когда мы пріѣдемъ домой.

— Ахъ! еслибы мы скорѣе пріѣхали! я не успокоюсь, пока не узнаю, что съ нею.

Въ огорченіи она была прелестнѣе, чѣмъ когда-либо, и онъ окончательно потерялъ голову. Вѣдь Бобъ Барчардъ говорилъ ему, что съ женщинами нужна смѣлость. Почемъ онъ знаетъ, можетъ быть, она все это время про себя его любила! Онъ рѣшилъ попытаться счастія — другаго такого случая могло долго не представиться.

— Марго, началъ онъ, не глядите такъ печально, позвольте мнѣ утѣшить васъ.

Глаза ея теперь широко раскрылись.

— Я долженъ сказать вамъ, торопливо продолжалъ онъ, что я не могу вынести, если вы печальны, Марго, потому что я люблю васъ… я давно уже люблю васъ; я съ самаго начала полюбилъ васъ. Скажите, что и вы меня немножко любите!

Она съ ужасомъ забилась въ уголъ кареты.

— Васъ! слабо вскрикнула она, о! вы сами не знаете, что говорите… это невозможно! Это слишкомъ нелѣпо. Алленъ, вы съ ума сошли! выпустите мои руки!

Онъ схватилъ ея нѣжныя руки и крѣпко держалъ ихъ.

— Я сошелъ съ ума, если хотите! хрипло проговорилъ онъ, и… я васъ люблю… хотите вы этого или нѣтъ… вы не можете помѣшать мнѣ. Я васъ люблю, я васъ люблю!

Прежде чѣмъ она успѣла вырваться, онъ страстно поцѣловалъ ее въ губы и вдругъ, опомнившись, весь содрогнулся отъ своей собственной дерзости.

Нѣсколько секундъ прошло, прежде чѣмъ Марго обрѣла голосъ. Еслибы мальчишка, помощникъ садовника, осмѣлился поступить съ нею такъ, она бы почувствовала себя не болѣе униженной и оскорбленной, чѣмъ теперь.

— Негодяй! сказала она наконецъ, какъ вы смѣете! Чѣмъ могла я заслужить такое обращеніе?

— Я… я нечаянно… я самъ не знаю, что это со мной сдѣлалось, пролепеталъ онъ.

— Остановите карету, приказала она.

Онъ повиновался. Марго спустила стекло.

— Тофамъ! м-ръ Алленъ желаетъ сѣсть на козлы, объявила она.

— Марго, умоляющимъ тономъ проговорилъ Алленъ, я больше не буду.

— Будьте такъ добры немедленно выдти вонъ изъ кареты, если не хотите, чтобы я вернулась домой пѣшкомъ.

Онъ повиновался и поѣхалъ домой на козлахъ, рядомъ съ Тофамомъ, въ настроеніи духа далеко не изъ пріятныхъ. А Марго, какъ только осталась одна, дала волю слезамъ: послѣдній испугъ слишкомъ разстроилъ ея нервы, находившіеся уже въ напряженномъ состояніи подъ вліяніемъ извѣстія о болѣзни матери.

Но когда карета подъѣхала къ дому, никто бы не угадалъ, что миссъ Чевенингъ плакала. Она немедленно стала разспрашивать Мастермана о здоровьи м-съ Чадвикъ, такъ какъ въ настоящую минуту мысль о матери поглощала все ея вниманіе.

Къ счастію, вѣсти, сообщенныя имъ, были успокоительнаго свойства: м-съ Чадвикъ поручила ему передать миссъ Марго, что она чувствуетъ себя гораздо лучше и увидится съ нею поутру. Послѣ того буфетчикъ поклонился и ушелъ, оставивъ Марго и Аллена вдвоемъ. Она глядѣла величественно, онъ — какъ самъ чувствовалъ — точно собака, которую только-что прибили. Наконецъ робко, какъ будто боясь, — что ему не позволятъ и такой прозаической услуги, онъ зажегъ одну изъ свѣчей, и она взяла ее, не глядя на него.

Въ другое время она сообразила бы весь комизмъ ихъ положенія, но, въ настоящую минуту, негодованіе брало верхъ надъ юморомъ, и она пошла на верхъ, не удостоивая его ни словомъ.

Онъ смиренно послѣдовалъ за нею.

— Марго, проговорилъ онъ взволнованнымъ шепотомъ, скажите мнѣ, что вы намѣрены дѣлать?

— Я почемъ знаю, отвѣтила она черезъ плечо.

— Если отецъ прослышитъ объ этомъ, то, пожалуй, отошлетъ меня въ Индію, ворчливо сказалъ Алленъ. Онъ поклялся, что при первой жалобѣ на меня это сдѣлаетъ. Марго… неужели вы не пожалѣете меня и заставите отца выгнать меня изъ дома?…

Она уже дошла до верхней площадки и повернула къ нему блѣдное лицо и горящіе гнѣвомъ глаза.

— Не говорите со мной! сказала она. Молчите… если не хотите окончательно разсердить меня!

И ни слова не прибавивъ пошла по корридору въ свою комнату.

Какъ она теперь поступитъ! Алленъ и не догадывался, что не могъ хуже для себя выдумать, какъ заронить въ нее мысль о возможности услать его въ Индію! Ахъ! еслибы только можно было отдѣлаться отъ него такимъ образомъ! Но въ такомъ случаѣ пришлось бы разсказать вотчиму… а онъ способенъ обратить все это въ шутку… и надъ нею же подтрунивать… нѣтъ! отъ одной мысли она сгоритъ со стыда.

Еслибы даже онъ отнесся къ этому обстоятельству серьезно, то и тогда она знала, что не можетъ разсчитывать на его скромность. Но она была сверхъ того убѣждена, что онъ не усмотритъ въ этомъ фактѣ достаточнаго повода услать сына въ Индію. Пожаловавшись на Аллена, она только сдѣлаетъ себя посмѣшищемъ въ глазахъ вотчима.

Когда на слѣдующее утро она пришла къ матери, то нашла ее почти совсѣмъ здоровой.

— Сама не знаю, съ чего это мнѣ вчера сдѣлалось дурно, сказала она. Я слишкомъ много суетилась въ послѣднее время. Надѣюсь, ты не испугалась, милочка. Я не хотѣла, чтобы тебѣ говорили. Д-ръ Ситонъ былъ такъ добръ, что отвезъ меня домой. А я вѣдь все-таки оставила тебя не одну.

Еслибы м-съ Чадвикъ была нездорова, Марго побоялась бы тревожить ее, но теперь она не могла удержаться, чтобы не передать ей о случившемся.

— Еслибы была одна, было бы гораздо лучше! и я бы не подверглась тому униженію, какое перенесла, мама! Если я скажу вамъ, то вы не должны никому передавать… а пуще всего моему вотчиму… обѣщайте мнѣ это, мама.

— Обѣщаю. Я вообще не говорю твоему вотчиму ничего касающагося тебя лично… Скажи, что случилось?

— Все этотъ негодный Алленъ надѣлалъ! мы возвращались вдвоемъ въ каретѣ… и онъ осмѣлился признаться мнѣ въ любви… и… и цѣловать меня!

М-съ Чадвикъ выпытала всю исторію отъ Марго.

— Я такъ же сердита, какъ и ты, мой ангелъ! Негодный мальчишка! но ты права; отцу объ этомъ говорить не слѣдуетъ. Ужасно было бы, еслибы всѣ объ этомъ узнали!

— И неужели я должна жить въ одномъ съ нимъ домѣ! Мама, нельзя ли хоть мнѣ уѣхать куда-нибудь?

— Ну! что жъ! вѣдь ты и поѣдешь теперь, хотя и на короткое время; а затѣмъ потерпи немного. Его отецъ все болѣе и болѣе недоволенъ имъ; еще немного… и онъ рѣшится отослать его въ Индію. Но мы должны выждать болѣе благопріятнаго случая; а теперь онъ только посмѣется надъ нами.

— Да, я знаю, знаю, отвѣчала Марго, содрогаясь. Я вамъ только потому разсказала, что… ахъ! какъ это все отвратительно! Еслибы только это какъ-нибудь кончилось… и по скорѣе…

— Ну, на это нельзя разсчитывать!

Марго должна была ѣхать въ Борнмоутъ съ двѣнадцатичасовымъ поѣздомъ, а потому у нея, послѣ продолжительнаго совѣщанія съ матерью, оставалось ровно столько времени, чтобы уложиться. Она не брала съ собой горничной, и миссъ Гендерсонъ должна была встрѣтить ее по пріѣздѣ.

Первое лицо, которое она увидѣла на платформѣ, было Алленъ. Она нахмурила брови отъ гнѣва при видѣ его; они впервые еще встрѣчались сегодня.

— Успокойтесь, презрительно сказала она ему; вашъ отецъ не узнаетъ о вчерашнемъ. Есть вещи, которыя слишкомъ непріятно пересказывать.

Онъ не могъ скрыть своей радости.

— Боже благослови васъ, Марго! вы не пожалѣете объ этомъ… никогда! И… и я бы скорѣе умеръ, чѣмъ позволилъ себѣ оскорбить васъ…

— Никто не проситъ васъ умирать; и единственнымъ извиненіемъ вамъ служитъ то, что вы сами не понимали, что дѣлаете. Но никогда не говорите объ этомъ со мной… или съ кѣмъ бы то ни было. Постараемся оба забыть.

— Значитъ, вы прощаете меня! Ахъ! я этого не заслуживаю! Я поступилъ, какъ пошлякъ, какъ грубое животное, но если вы доставите мнѣ случай оказать вамъ услугу, то увидите, что я не неблагодарный. Вы сдѣлаете это, Марго?

— Я не даю никакихъ обѣщаній и… вотъ мой поѣздъ.

Она холодно кивнула ему головой, и поѣздъ тронулся. На губахъ ея играла даже улыбка, холодная, принужденная, но все же улыбка. Онъ смотрѣлъ вслѣдъ поѣзду, пока тотъ не скрылся изъ виду, и съ облегченнымъ сердцемъ вернулся домой. Она простила его! онъ не будетъ изгнанъ изъ ея присутствія и можетъ постараться вернуть ея доброе расположеніе.

По пріѣздѣ въ Борнмоутъ, Марго нашла Иду и миссъ Гендерсонъ въ очень уютной квартиркѣ на виллѣ, выходившей окнами въ общественный садъ. Что касается общаго состоянія здоровья, то Ида, казалось, совсѣмъ поправилась, но обращеніе ея съ сестрой было натянутое и такое неласковое, что Марго про себя глубоко обидѣлась, хотя по гордости и виду не показала.

— Для тебя приготовлена очень хорошенькая спальня на верху, сказала Ида сестрѣ. Генни, покажите Марго ея комнату.

— На то короткое время, какое мы здѣсь пробудемъ, я бы могла помѣститься въ твоей комнатѣ, Ида.

— Нѣтъ, Марго, этого нельзя; если только ты не хочешь выгнать бѣдную Генни.

— Конечно, я могу перейти въ другую комнату, если вы желаете помѣститься вмѣстѣ съ Идой, предложила миссъ Гендерсонъ.

— Вы, кажется, очень рады уйти отъ меня, Генни, сказала Ида, надувшись.

— О, пожалуйста не безпокойтесь, отвѣтила миссъ Чевенингъ, закусывая губу; я отправлюсь на вверхъ, мнѣ рѣшительно все-равно.

Только на другой день могла она вызвать Иду на объясненіе. Онѣ гуляли по морскому берегу; было ясное ноябрьское утро; солнце грѣло, но дулъ рѣзкій вѣтеръ, гнавшій бѣлую пѣну, точно хлопья шерсти, на темный песокъ.

Миссъ Гендерсонъ рѣшительно отказалась сопровождать ихъ.

— Вамъ пріятно будетъ поговорить другъ съ другомъ, объявила она, и, къ удивленію Марго, Ида съ жаромъ поддержала ее.

— Пойдемъ гулять однѣ сегодня, Марго. Генни не обидится за это.

Но оставшись вдвоемъ съ Марго, Ида отвѣчала ей коротко и односложно, и даже какъ бы съ досадой, которую старшая сестра наконецъ замѣтила.

— Ты такъ хотѣла остаться со мной вдвоемъ, Ида, а между тѣмъ тебѣ, кажется, рѣшительно не хочется со мной разговаривать.

Ида остановилась и стала зонтикомъ водить по песку.

— О чемъ мнѣ разговаривать? сказала она сердитымъ голосомъ.

— Не капризничай, Ида. Если я чѣмъ-нибудь досадила тебѣ, то скажи. Я очень хорошо вижу, что ты не рада моему пріѣзду.

— Потому что я знаю, зачѣмъ ты пріѣхала… чтобы увезти меня съ собой. Ты думаешь, я совсѣмъ здорова. Ты, можетъ быть, и не вѣришь, что я была больна?

— Я конечно не считаю тебя больше больной, моя милая; и боюсь, тебѣ нужно примириться съ мыслью о необходимости вернуться домой.

— Какъ скоро?

— Послѣ завтра, самое позднее.

— Марго, я не могу, я не хочу такъ скоро уѣзжать! Ты., ты не знаешь, каково это мнѣ. О! позволь мнѣ остаться еще недѣльку… только одну недѣльку!

— У тебя есть какія-нибудь причины, чтобы желать остаться? Почему тебѣ непріятно возвращаться домой? Довѣрься мнѣ, Ида?

— Какое мнѣ удовольствіе возвратиться домой и снова жить въ одномъ домѣ съ Алленомъ. О, Марго, онъ ненавидитъ меня! Ты этому не повѣришь, потому что съ тобой онъ обращается совсѣмъ иначе; онъ тебя боится… но еслибы ты знала, какъ онъ мучитъ меня… а теперь будетъ еще хуже, если только… ахъ! я просто съ ума сойду, если… если все устроится не по-моему.

— Нѣтъ, не бойся! съ негодованіемъ проговорила миссъ Чевенингъ, бѣдная Ида! сколько ты, должно быть, натерпѣлась! Онъ слишкомъ презрѣнное существо, чтобы стоило о немъ думать. Но во всякомъ случаѣ я положу этому конецъ на будущее время. Если я устрою, чтобы ты осталась здѣсь еще недѣлю, ты вернешься домой безъ неудовольствія? Обѣщаю, что онъ не будетъ больше приставать къ тебѣ; да можетъ быть и вообще пробудетъ съ нами не долго. Потерпи еще немножко.

— Недѣлю! вскричала Ида, да это все, что мнѣ нужно, Марго; ты душка, и я жалѣю, что была сердита.

— И я тоже, потому что люблю тебя больше, чѣмъ всѣ. Камиллы въ свѣтѣ… еслибы ты только этому могла повѣрить!

— Я вѣрю, но только не брани Генни, потому что я не могу этого слышать. Никто не знаетъ, какой она мнѣ другъ… никто, Марго! И я такъ была несчастна!

Марго обвила твердой, покровительственной рукой тоненькую фигуру сестры; глаза ея горѣли гнѣвомъ.

— Еслибы я это только знала, проговорила она; но я найду способъ наказать его, повѣрь, мой ангелъ.

Ей совсѣмъ и въ голову не пришло, что Ида не сказала настоящей причины, почему ей хочется остаться въ Борнмоутѣ, или что она преувеличила вовсе не злобныя, хотя и неуклюжія шутки Аллена и обратила ихъ въ безпощадное преслѣдованіе.

Предубѣжденная противъ ненавистнаго своднаго брата, миссъ Чевенингъ готова была вѣрить всему дурному о немъ. Онъ не заслуживалъ пощады, и она не пощадитъ его, когда настанетъ моментъ расплаты.

И такъ обѣ сестры помирились, и Марго вернулась съ прогулки въ жгучемъ негодованіи — не безъ примѣси личнаго чувства — на угнетателя сестры.

— Неужели нѣтъ способовъ, спрашивала она себя, избавиться отъ него?

Размышленія миссъ Чевенингъ, пока еще неопредѣленныя и смутныя, ничего хорошаго не обѣщали невинному Аллену, который въ это время утѣшалъ себя мыслью, что онъ прощенъ, и готовился долгимъ и упорнымъ угожденіемъ загладить свою вину.

Алленъ находилъ долгими и скучными дни, проведенные Марго въ Борнмоутѣ. Безъ нея единственная радость и цѣль его жизни улетучивалась. Съ Летиціей онъ теперь видѣлся очень мало. Ссора между ними не была вполнѣ улажена, и дѣвочка больше не вѣрила въ его доброе расположеніе и упорно отказывалась отъ его общества и хотя уроки ея пока прекратились, она больше сидѣла съ матерью.

Отецъ ѣздилъ на охоту по сосѣдству и проводилъ большую часть дня внѣ дома, къ великому удовольствію Аллена, такъ какъ охотничій сезонъ снова оживилъ досаду Чадвика на сына.

— Сегодня въ одиннадцать часовъ назначена охота съ гончими въ Рамшотскомъ лѣсу, проронилъ онъ какъ-то за завтракомъ.

Алленъ почелъ за лучшее промолчать. Это раздражало его отца.

— Еслибы у тебя была хоть капля энергіи, съ горечью сказалъ онъ, то ты бы могъ поспорить со всѣми ними, вмѣсто того, чтобы весь день слоняться ничего не дѣлая. Мнѣ просто тошно видѣть молодаго человѣка твоихъ лѣтъ, который совсѣмъ не умѣетъ веселиться!

— Не легко веселиться, когда нѣтъ ни гроша въ карманѣ, отвѣтилъ Алленъ угрюмо.

— Я довольно потратилъ денегъ на тебя, а толку вышло мало! Теперь больше ты не получишь отъ меня денегъ, пока не увижу, что ты стоишь того. У меня расходовъ и безъ того пропасть, а тутъ еще ты будешь сорить деньгами! Я думалъ было сдѣлать изъ тебя человѣка, но ты вылѣчилъ меня отъ этой фантазіи!

Такія рѣчи приводили Аллена въ состояніе тупаго и упрямаго недовольства и сознанія незаслуженной и несправедливой обиды. Развѣ онъ виноватъ, что не способенъ къ деревенской жизни? На сколько онъ могъ, онъ старался исправить свои манеры и избѣгать дурнаго общества, но чѣмъ же ему было занять себя? только и оставалось, что безцѣльно бродить по окрестностямъ, не разбирая погоды и пламенно, желая, чтобы Марго поскорѣе воротилась домой… онъ не скучалъ, когда она была дома.

— Еслибы не одна особа, Сусанна, сказалъ онъ въ одной изъ конфиденціальныхъ бесѣдъ, которыя теперь часто возобновлялись между ними, то я бы не выдержалъ, Вы знаете, кого я разумѣю подъ «одной особой».

Тщеславная Сусанна перетолковала его слова: до сихъ поръ онъ еще никогда не говорилъ такъ прямо; его стоило только немного поощрить!

— Думаю, что могу догадаться, если поломаю голову, отвѣтила она съ напускнымъ хладнокровіемъ.

— Да, я полагаю, что вы могли догадаться. А какъ вы думаете, Сусанна, могу я надѣяться, что современемъ… когда-нибудь она обратитъ на меня вниманіе?

— У дѣвушки есть своя скромность. Вы не можете ждать, что она станетъ забѣгать впередъ. И къ тому же, какъ вы хотите, чтобы на васъ обращали вниманіе, когда вы не умѣете себя поставить въ своемъ собственномъ домѣ. Да еще могу вамъ сказать, вы никогда ничего не получите, если сами не попросите!

Онъ былъ слишкомъ разочарованъ.

— Безполезно просить; я хотѣлъ только знать, какъ вы думаете объ этомъ, и если вы говорите, что надежда не потеряна, я могу и подождать.

И повернувшись, ушелъ, предоставивъ ей утѣшаться собственною фантазіей.

Въ сущности Сусанна была увѣрена, что могла каждую минуту заставить его высказаться болѣе категорическимъ образомъ. Онъ жалкое созданіе — это правда; онъ ей ни капельки не нравится, но стоило однако забрать его въ руки. Почему бы ей не выдти замужъ теперь же. Отецъ вѣрно дастъ имъ что-нибудь на прожитокъ.

Алленъ, не воображавшій, что нежданно-негаданно возбудилъ неосновательныя надежды, безцѣльно брелъ по дорогѣ въ Клозборо, когда услышалъ стукъ колесъ за спиной. Его обогналъ Бобъ Барчардъ, и остановилъ свой догкартъ.

— Извините, если осмѣливаюсь безпокоить, заговорилъ онъ съ насмѣшливой почтительностью, вы меня совсѣмъ знать не хотите, съ тѣхъ поръ какъ собрались въ университетъ, хотя я слышалъ, что вы все-таки туда не поступили. Но конечно я не достоинъ водить компанію съ такимъ знатнымъ джентльменомъ, какъ вы. Я и самъ это знаю, нечего вамъ краснѣть. Я хотѣлъ васъ видѣть только потому, что мнѣ поручили вамъ передать нѣчто. И уже два дня тому назадъ. Приславшій это мнѣ вѣроятно думаетъ, что мы по-прежнему неразлучны. Я таскалъ это съ собой все время, ожидая наткнуться на васъ. Это письмо! Вотъ оно. Теперь мое дѣло сдѣлано… но можетъ быть вы захотите покататься со мной.

Но Алленъ не принялъ приглашенія, какъ это сдѣлалъ бы прежде.

— Нѣтъ, благодарю васъ, неловко отвѣтилъ онъ, беря письмо. Сегодня мнѣ некогда.

— Ахъ! сказалъ Бобъ, вы слишкомъ горды стали. Ну что жъ вы не читаете вашего любовнаго письма? Развѣ вамъ не хочется узнать, какой это женщинѣ вы вскружили голову.

— Поспѣю, отвѣчалъ Алленъ, которому хотѣлось, чтобы онъ поскорѣе уѣхалъ.

Барчардъ ѣхалъ нѣкоторое время шагомъ, пока не убѣдился, что Алленъ не намѣренъ удовлетворить его любопытство.

— Хорошо, сказалъ онъ, я вижу, вы въ самомъ дѣлѣ заважничали. Не хотите знать пріятелей. Ну что жъ! я, авось, не заплачу. Да и то сказать, вы не особенно забавный товарищъ. Я вамъ не навязываюсь съ своей дружбой, мое почтеніе! читайте свое письмо на здоровье.

Какъ только онъ уѣхалъ, Алленъ оглядѣлъ конвертъ, не распечатывая его. На немъ стояло: «Секретное. Передать въ собственныя руки и безъ свидѣтелей», — смѣлымъ, но торопливымъ почеркомъ, который показался ему знакомымъ. Сердце его забилось, когда, сорвавъ конвертъ, онъ поглядѣлъ на подпись… письмо было отъ Марго.

Съ секунду онъ боялся прочитать письмо… первое, какое онъ получилъ отъ нея. Удивительно, зачѣмъ она писала ему? неужели за тѣмъ, чтобы взять назадъ свое прощеніе? Но письмо превзошло всѣ его ожиданія. Онъ долженъ былъ нѣсколько разъ перечитать его, прежде нежели повѣрилъ своимъ глазамъ.

Вотъ что оно гласило:

"Мадейра-Вилла, Истъ-Клифъ,
Борнмоутъ.

«Мой дорогой Алленъ, — помните ли, какъ выговорили, что сдѣлаете все, о чемъ бы я васъ ни попросила? Вы можете теперь оказать мнѣ услугу, если хотите, такую, какую никто другой не можетъ. Вотъ что я хочу: чтобы вы, никого не предупреждая, пошли въ мою комнату и взяли тамъ медальонъ съ цѣпочкой, подаренный мнѣ вашимъ отцомъ. Онъ лежитъ въ одномъ изъ ящиковъ моего туалета. Затѣмъ продайте его; вы говорили какъ-то, что онъ стоитъ 15 фунтовъ, но продайте какъ можно дороже и пошлите деньги по слѣдующему адресу: М. Ч. Почтовая контора, Борнмоутъ. Устройте такъ, чтобы васъ никто не видѣлъ и пришлите деньги какъ можно скорѣе, иначе онѣ не будутъ нужны. Сдѣлайте это и сохраните въ тайнѣ это всѣхъ. Даже со мной я бы желала, чтобы вы держали себя такъ, какъ еслибы ничего не случилось, и не говорили бы со мной объ этомъ, пока я сама съ вами не заговорю. Помните, что я на васъ полагаюсь.

Марго.

„Р. S. Разорвите его“.

Трудно описать, какое впечатлѣніе произвело письмо на Аллена. Марго была въ затруднительномъ положеніи, обратилась къ нему за помощью! Случай, котораго онъ такъ жаждалъ, представляется. Зачѣмъ ей понадобились деньги подъ покровомъ тайны, надъ этимъ онъ не задумывался, но она проситъ его объ услугѣ — этого довольно.

Она увидитъ, что не понапрасну понадѣялась на него. Онъ добудетъ медальонъ, не привлекая ничьего вниманія, въ этомъ онъ увѣренъ; не трудно отвезти его въ Клозборо и тамъ продать. Во всякомъ случаѣ у него не хватило ума, чтобы предвидѣть какія-нибудь затрудненія, хотя онъ и не отступилъ бы передъ ними, еслибы даже ихъ и предвидѣлъ.

Единственнымъ свѣтлымъ пунктомъ въ его ничтожномъ и ограниченномъ характерѣ была его преданность къ Марго. Въ минуту возбужденія, она выразилась въ глубокомъ порывѣ, но тѣмъ не менѣе, несомнѣнно, страсть эта была болѣе чистымъ и безкорыстнымъ чувствомъ, чѣмъ можно было отъ него ожидать.

Въ письмѣ безмятежно игнорировалась всякая опасность, какой онъ могъ подвергнуться, исполняя подобную просьбу; но еслибы даже онъ и сознавалъ опасность, то тѣмъ болѣе гордился бы, что она выбрала его. Тѣмъ болѣе для него чести и тѣмъ сильнѣе будетъ ея благодарность!

Ея благодарность? При мысли о такихъ новыхъ и восхитительныхъ отношеніяхъ между нимъ и ею сердце его трепетало отъ гордой радости.

Глупость ли это, что онъ не почувствовалъ ни малѣйшаго колебанія, никакого сомнѣнія или подозрѣнія на счетъ мотивовъ, какіе могли руководить ею? Можетъ быть, но, во всякомъ случаѣ, такой глупости ему нечего было стыдиться.

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ.

I.

Когда улегся первый взрывъ восторга, Алленъ сталъ придумывать, какъ достать медальонъ, не привлекая ничьего вниманія. Онъ не могъ терять времени и рѣшилъ, что всего лучше сдѣлать это вскорѣ послѣ полдника, когда м-съ Чадвикъ будетъ сидѣть въ гостиной, а прислуга пойдетъ обѣдать. За полдникомъ и мачиха и Летиція (отца не было дома; онъ поѣхалъ на охоту) замѣтили необыкновенную разсѣянность и нервность Аллена. Такой плохой лицемѣръ, какъ онъ, не умѣлъ, конечно, ничего скрыть.

— Я не жду Марго раньше недѣли, отвѣчала на его вопросъ м-съ Чадвикъ. Почему вы спрашиваете? у васъ есть какая-нибудь причина?

— Причина? пробормоталъ онъ, точно она могла въ его глазахъ прочитать его тайну, нѣтъ… я… я такъ.

И сконфуженно замолчалъ, а затѣмъ заговорилъ съ Летти такъ развязно, что та на него глаза вытаращила.

Онъ подождалъ нѣкоторое время послѣ того, какъ они вышли изъ комнаты, пока не убѣдился, что путь свободенъ, и затѣмъ пробрался на верхъ и пошелъ по корридору въ комнату Марго. У двери онъ остановился какъ бы охваченный невольнымъ благоговѣніемъ, точно входилъ въ святилище. Ему было жутко, и онъ долженъ былъ повторить себѣ, что поступаетъ согласно ея желанію.

Счастіе ему благопріятствовало; ничто не было заперто, кромѣ гардероба, да и тамъ торчалъ ключъ. Онъ выдвигалъ одинъ ящикъ за другимъ, второпяхъ позабывъ, что его могутъ услышать, пока не нашелъ сафьяннаго футляра съ медальономъ и цѣпочкой.

Онъ положилъ его въ карманъ и вышелъ вонъ изъ комнаты, исполнивъ первую и труднѣйшую часть своей задачи, легко и безопасно, какъ ему казалось, какъ вдругъ онъ увидѣлъ Летти, одѣтую какъ для прогулки въ шляпкѣ и въ пальто. Она стояла на площадкѣ лѣстницы и глядѣла на него, раскрывъ ротикъ.

— Эге, Летиція? проговорилъ онъ, съ неловкой попыткой показать, какъ будто ровно ничего необыкновеннаго не случилось. Идете гулять?

— Сейчасъ, отвѣчала дѣвочка. Алленъ, вы были въ комнатѣ Марго?

— Да. Что жъ такое?

— Ничего. Но только что вамъ тамъ понадобилось?

— Просто посмотрѣть комнату. Я проходилъ мимо, дай, думаю, загляну, какая комната у Марго. Вотъ и все, Летти.

— Еслибы Марго была здѣсь, она бы разсердилась… она нашла бы это нескромнымъ съ вашей стороны.

— Чего глазъ не видитъ, о томъ сердце не тоскуетъ! Марго бы не разсердилась, и притомъ, это не ваше дѣло, миссъ Летти.

— Я знаю это; но все-таки, Алленъ, это не хорошо съ вашей стороны, прибавила она наставительнымъ тономъ, какой приняла съ нимъ въ послѣднее время.

— О! отправляйтесь гулять! сказалъ онъ, впадая въ уличный жаргонъ отъ волненія.

— Я сейчасъ пойду гулять, отвѣтила Летиція съ достоинствомъ, но вовсе не по вашему приказу.

Оскорбленная, Летиція направилась въ гостиную.

— О! милочка моя! закричала ея мать въ большой тревогѣ: ты была на верху? одѣвалась? ты ничего не слыхала? Боюсь, что въ домъ забрался чужой человѣкъ; я сейчасъ позвоню, чтобы пришелъ Мастерманъ, и велю ему осмотрѣть.

— Чужой человѣкъ? почему вы думаете, мамочка, что къ намъ забрался чужой человѣкъ?

— Потому что я слышала мужскіе шаги въ комнатѣ Марго, такіе тяжелые шаги… навѣрное мужскіе. Но кому же ходить въ комнатѣ Марго?

Летиція весело разсмѣялась.

— Бѣдная трусиха мамочка, какъ вы легко пугаетесь! Совсѣмъ незачѣмъ звать Мастермана; зачѣмъ мѣшать ему обѣдать, онъ всегда за это сердится. Сказать вамъ, кто былъ въ въ комнатѣ Марго? Алленъ и никого больше. Я сама видѣла, какъ онъ оттуда выходилъ.

— Алленъ? повторила м-съ Чадвикъ. Ты говорила съ нимъ Летти? что онъ сказалъ?

— Онъ сказалъ, что заглянулъ только на минуту, чтобы поглядѣть, какова комната. Вѣдь не правда ли, какая смѣшная фантазія.

— Во всякомъ случаѣ большая вольность. Онъ, конечно, этого не понимаетъ. Я рада, что это не воръ, Летти. Я такъ ихъ боюсь.

— И я тоже, милая мама, но только ночью. Ужасно, что грабители надѣваютъ маски и пугаютъ людей по ночамъ. Днемъ бы не такъ страшно.

Всѣ воры, по представленію Летти, надѣваютъ маски и вообще ходятъ ряженными, какъ въ романахъ.

— Вы идете на верхъ!

— Да. Если увидишь Аллена, то скажи ему, что мнѣ нужно его видѣть.

М-съ Чадвикъ слышала, какъ Алленъ ходилъ по комнатѣ Марго — поступь у него была не изъ легкихъ — но она слышала также, какъ онъ отпиралъ и выдвигалъ ящики, а потому знала, что Алленъ сказалъ неправду Летти, будто только заглянулъ въ комнату.

Она пошла на верхъ въ комнату дочери и заботливо ее осмотрѣла; футляра съ медальономъ не было, и вполнѣ невѣроятно, чтобы Марго взяла съ собой украшеніе, которое ей такъ не нравилось. Еслибы ея подозрѣнія оказались вѣрными, еслибы она могла доказать мужу полную испорченность и безнравственность его сына, тогда можно было бы наконецъ отъ него отдѣлаться.

— Я должна вполнѣ увѣриться, прежде чѣмъ что-либо предпринять, думала она, ошибиться крайне рискованно.

Сойдя внизъ, она освѣдомилась, ушелъ ли Алленъ? и нашла его въ библіотекѣ, гдѣ онъ разсматривалъ росписаніе поѣздовъ.

— Вы собираетесь путешествовать? шутливо спросила она его.

— Не очень далеко. Я вернусь къ обѣду.

— Куда же вы ѣдете?

— Въ Клозборо.

Ему не хотѣлось говорить ей этого, но онъ не зналъ, какъ это скрыть. Марго безъ сомнѣнія выбрала очень неумѣлаго союзника.

— Въ Клозборо? переспросила м-съ Чадвикъ, приподнявъ брови. У васъ есть дѣло?

Медальонъ навѣрное въ его рукахъ, подумала она; еслибы только я могла быть увѣрена, что въ карманѣ у него оттопыривается не сигарочница. Онъ взялъ медальонъ и теперь хочетъ продать его въ Клозборо. Допустить ли мнѣ его до этого?

Но м-съ Чадвикъ до смерти боялась всякаго скандала; она боялась, что онъ скомпрометтируетъ себя, если станетъ продавать медальонъ.

— Зачѣмъ вамъ понадобилось такъ неожиданно ѣхать въ Клозборо? спросила она.

— Такъ, пустое дѣло, отвѣтилъ онъ.

— Знаете ли, что я вамъ лучше посовѣтую: поѣдемте кататься вмѣстѣ со мной. Я должна сдѣлать нѣсколько визитовъ, но вы можете не входить, если вамъ не хочется, а только, право, не слѣдуетъ вамъ такъ уединяться. Если вы откажете мнѣ, я подумаю, что у васъ есть такое дѣло, въ которомъ вы стыдитесь признаться.

Ему ничего болѣе не оставалось, какъ отказаться отъ мысли продать сегодня медальонъ. Онъ улизнетъ завтра; можетъ быть Марго не въ такихъ уже тискахъ… а мачиха давно уже не была съ нимъ такъ любезна, какъ сегодня. Онъ согласился сопровождать ее такъ охотно, какъ только съумѣлъ это сдѣлать.

М-съ Чадвикъ оставила Летицію, свою обычную спутницу въ отсутствіе Марго, дома и была очень привѣтлива съ Алленомъ во время прогулки. Она разсказала ему про свой испугъ и какъ она думала, что воръ забрался въ домъ.

— Я навѣрное слышала, какъ отворяли ящики, говорила она. У бѣдной Марго можно украсть всего одну вещь; я должна хорошенько обыскать ея комнату сегодня вечеромъ, чтобы видѣть, цѣла ли она. Я помню, она лежала въ одномъ изъ ящиковъ туалета.

— Быть можетъ, съ трудомъ проговорилъ Алленъ, глядя въ окно кареты, она взяла медальонъ съ собой въ Борнмоутъ?

— Какой вы, однако, догадливый? Какъ это вы узнали, что я говорю про медальонъ? Но вы ошибаетесь! я навѣрное знаю, она не брала его съ собой въ Борнмоутъ. Онъ вѣроятно лежитъ въ одномъ изъ ящиковъ.

— О, да, согласился онъ, съ подозрительной торопливостью, будьте увѣрены, что онъ тамъ!

И м-съ Чадвикъ улыбнулась про себя тому, что ея намекъ возымѣлъ надлежащее дѣйствіе.

Алленъ повѣсилъ носъ, ему приходилось положить медальонъ на прежнее мѣсто; но дѣлать нечего. Онъ долженъ положить медальонъ на прежнее мѣсто или же затрудненія, въ какія поставлена Марго, какія бы они ни были, обнаружатся. Какъ онъ проклиналъ свою неловкость! У него явился случай заслужить ея благодарность, и онъ упустилъ его! Она станетъ презирать его, упрекать за то, что онъ не съумѣлъ помочь ей въ дѣлѣ. Быть можетъ, за неимѣніемъ денегъ, она терпитъ крупныя непріятности, а онъ не можетъ ее выручить! Единственную вещь цѣнную, принадлежавшую ему — золотые часы — у него украли нѣсколько недѣль тому назадъ на осеннемъ митингѣ въ Клозборо, а не то онъ бы продалъ ихъ, чтобы выручить Марго!

Мысли его были очень мрачны во время этой прогулки, не смотря на болтовню его мачихи и ея очевидное желаніе занять его. Пока она заходила въ два или въ три дома по сосѣдству, онъ сидѣлъ въ экипажѣ и казнился. Дѣйствуй онъ осмотрительнѣе, онъ былъ бы теперь уже въ Клозборо и могъ бы отослать деньги, вырученныя за медальонъ и цѣпочку, тогда какъ теперь долженъ изловчиться, чтобы положить медальонъ на прежнее мѣсто, прежде чѣмъ м-съ Чадвикъ станетъ искать его, какъ говорила. Марго ни за что не повѣритъ, что онъ пытался помочь ей; она подумаетъ, что онъ по трусости или лѣни даже и не пробовалъ это сдѣлать — какъ это, однако, тяжело!

Они вернулись уже въ сумерки. Чадвикъ былъ въ своемъ кабинетѣ, куда жена сейчасъ же пошла, какъ пріѣхала.

— Я хочу съ тобой посовѣтоваться, Джошуа, слышалъ Алленъ, какъ она сказала мужу, и затѣмъ дверь за ней затворилась.

Она, значитъ, пошла совѣтоваться съ нимъ на счетъ своихъ опасеній. У Аллена хватило на столько догадливости, чтобы понять, что ему нельзя терять ни минуты. Онъ улизнулъ на верхъ и, на этотъ разъ, на цыпочкахъ подкрался къ дверямъ комнаты Марго. Къ его великому ужасу, комната оказалась запертой.

Было совсѣмъ темно, онъ не смѣлъ принести свѣчу и не могъ видѣть: заперта она изнутри или нѣтъ. Нѣтъ ли кого-нибудь въ комнатѣ. Онъ тихонько постучался. Отвѣта небыло. Онъ прислушался; ничего не было слышно. Онъ долженъ войти въ эту комнату и положить медальонъ на мѣсто. Но какъ это сдѣлать? Ему пришла мысль: ключа въ замкѣ нѣтъ; но другой можетъ подойти къ замку. Онъ вынулъ ключъ изъ дверей сосѣдней комнаты; тотъ не подходилъ; онъ попробовалъ другой; этотъ вошелъ въ замокъ, но ни повернуть, ни вынуть его не было возможности, а онъ боялся сильнѣе налечь на него, чтобы не сломать.

Онъ разгорячился и позабылъ обо всемъ, кромѣ необходимости немедленно вынуть этотъ ключъ. Послѣ того, онъ пойдетъ къ Сусаннѣ и спроситъ, не у нея ли настоящій ключъ? Если да, то онъ уговоритъ ее подъ тѣмъ или другимъ предлогомъ довѣрить ключъ ему.

Не Сусанна ли это поднимается на верхъ со свѣчей, отъ которой лучи проникаютъ въ корридоръ? Вотъ они освѣтили весь корридоръ, спасаться бѣгствомъ поздно… и онъ увидѣлъ, увы! не Сусанну, но мачиху, все еще въ мѣховомъ пальто; она подходила къ нему. Онъ попался.

М-съ Чадвикъ сама заперла дверь и взяла ключъ. Она не говорила себѣ, что устраиваетъ западню для своего несчастнаго пасынка; лишаетъ его всякой возможности исправить свое заблужденіе; она приняла мѣры предосторожности — вотъ и все.

Но она не могла сдержать порыва радости, когда увидѣла оправдавшимися свои худшія подозрѣнія. Онъ, какъ ребенокъ, далъ провести и поймать себя.

Она прочитала вину на его помертвѣломъ лицѣ. Но какъ, ни была она увѣрена въ томъ, что онъ укралъ медальонъ, она. не стала преждевременно тревожить его.

— Вы старались открыть эту дверь, проговорила она такъ спокойно, какъ будто бы это была самая обыкновенная вещь. Она заперта и… кажется, васъ зоветъ отецъ. Ступайте къ нему; онъ въ кабинетѣ.

Обрадовавшись, что она ни о чемъ его не разспрашиваетъ, онъ пошелъ въ кабинетъ, куда затѣмъ послѣдовала м-съ Чадвикъ, сдерживая волненіе.

— Вы звали, меня, отецъ, сказалъ Алленъ.

— Я? отвѣчалъ Чадвикъ, и не думалъ. На кой чортъ ты мнѣ нуженъ.

— Я послала его, объявила мачиха, мнѣ кажется, онъ можетъ сообщить намъ про медальонъ.

— Ну, его совсѣмъ! раздражительно произнесъ Чадвикъ, съ меня довольно на сегодняшній вечеръ. Можетъ быть, она увезла его въ Борнмоутъ, можетъ быть, нѣтъ. Если она не увезла, то подѣломъ ей. Впередъ будетъ осмотрительнѣе. Почему не подождать до вечера? она пріѣдетъ, и все объяснится.

— Марго? пріѣдетъ сегодня вечеромъ? что ты говоришь, Джошуа?

— Развѣ я тебѣ не сказалъ? Ты мнѣ не дала слова выговорить съ своей исторіей. Вотъ, что пришло, когда я пріѣхалъ съ охоты. Я положилъ въ карманъ, чтобы передать тебѣ, а ты выбила у меня это изъ головы.

Онъ подалъ розовую депешу женѣ, которая вслухъ прочитала: — „вернемся въ 6 ч. 45 м. Вышлите карету, Марго“.

— Что это значитъ? она хотѣла пробыть до конца недѣли.

— Спросишь ее, когда она пріѣдетъ, сказалъ Чадвикъ; теперь не долго ждать и поспѣемъ тогда разобрать, куда дѣвался медальонъ.

Алленъ повеселѣлъ. Марго возвращается… Такъ скоро! Это выручитъ его изъ затрудненія; онъ передастъ ей медальонъ! она скажетъ, что нужно, и никто не пострадаетъ.

Но м-съ Чадвикъ рѣшила не упускать такого прекраснаго случая.

— Джошуа, ты долженъ меня выслушать, сказала она, я увѣрена, что медальонъ украденъ… и что Алленъ знаетъ, кто его укралъ.

— Ну, такъ, пускай скажетъ и дѣлу конецъ. Ну-съ, сэръ, что вы скажете. Прошу не вилять.

Алленъ сознавалъ, что попалъ въ очень затруднительное положеніе: единственной его заботой въ настоящую минуту было, какъ бы не сказать чего-нибудь во вредъ Марго. У него не хватило ума вывернуться, и онъ рѣшилъ лучше молчать.

— Я ничего не знаю, сказалъ онъ.

— Джошуа, у меня есть основанія это думать, и я должна все сказать, какъ это ни тяжело. Я только-что застала, какъ онъ старался отпереть дверь комнаты Марго своимъ ключемъ, такъ какъ я спрятала настоящій. Мнѣ кажется, онъ долженъ объяснить, зачѣмъ старался пройти въ ея комнату.

— Господи! Селина, ты, кажется, готова пожаловать его въ воры! вскричалъ Чадвикъ. Вѣдь сама же ты говорила, что медальона уже нѣтъ въ комнатѣ — зачѣмъ же бы онъ пошелъ его брать? Къ чему ты приходишь ко мнѣ съ такимъ вздоромъ?

— Выслушай спокойно, и тогда узнаешь. Тебѣ слѣдовало бы знать, что я не рѣшусь высказать такого страшнаго обвиненія безъ достаточныхъ доводовъ. Когда я говорила тебѣ о шумѣ, который слышала въ комнатѣ Марго днемъ, то умолчала о томъ, что Летиція видѣла, какъ Алленъ вышелъ изъ комнаты Марго вскорѣ затѣмъ. Я думаю, онъ тогда и взялъ медальонъ. И когда услышалъ про мои подозрѣнія, то испугался. Вотъ, почему я застала его у дверей въ то время, какъ онъ старался отпереть комнату, чтобы положить медальонъ обратно. Да, я увѣрена, что медальонъ при немъ. Если я обижаю его напрасно, то онъ можетъ доказать это, вывернувъ свои карманы.

— Вы слышите, сэръ, сказалъ отецъ, если это все ошибка — а я, ей-Богу, не повѣрю противному, пока меня не заставятъ — то вамъ легко это доказать.

— Я не кралъ медальона — и это правда, отвѣчалъ Алленъ. Если вы не вѣрите этому, то я не виноватъ. А кармановъ я выворачивать не стану.

— Вы такъ отъ меня не отдѣлаетесь, объявилъ отецъ, и напротивъ, заставите думать, что тутъ кроется нѣчто. Теперь не время упираться изъ ложной гордости: или докажите своей мачихѣ, что она съ ума сошла, подозрѣвая васъ, или, клянусь небомъ, я велю васъ обыскать. Я такъ этого не оставлю. Полноте, не будьте упрямымъ дуракомъ, вѣдь говорю же, что я васъ не подозрѣваю. Но дѣло зашло слишкомъ далеко, и на полдорогѣ остановиться невозможно!

Обыскать его! а письмо Марго все еще не уничтожено! Она пріѣдетъ домой и узнаетъ, что тайна ея — какая бы она тамъ ни была — открыта. Она будетъ думать, что онъ при первой же опасности выдалъ ее, и станетъ сильнѣе прежняго презирать, какъ труса и подлеца, мало того что дурака! Онъ боялся презрѣнія, какое прочитаетъ въ ея карихъ глазахъ, боялся краткихъ, но обидныхъ комментаріевъ о томъ, какъ онъ выполнилъ ея просьбу. И вдругъ онъ придумалъ возвыситься въ ея глазахъ… Онъ докажетъ ей, что можетъ поступить, какъ настоящій джентльменъ и скорѣе перенесетъ обвиненіе въ воровствѣ, чѣмъ оправдается, выдавъ ея тайну! Не говорила ли она, что джентльменъ ни за что не станетъ спасать себя такимъ путемъ? Она будетъ ему благодарна, она, можетъ быть, похвалитъ его, когда узнаетъ, что онъ перенесъ ради нея? Для этого стоитъ немножко претерпѣть. Конечно, все разъяснится, когда она вернется.

Онъ вынулъ футляръ изъ кармана и положилъ его на письменный столъ.

— Незачѣмъ обыскивать меня, произнесъ онъ съ возбужденіемъ, придававшимъ ему нахальный видъ.

— Вы хотѣли этого, ну, вотъ вамъ!

Можно было сказать, что это была выходка глупѣйшаго героизма… если только есть героизмъ въ жертвѣ, отъ которой ждешь скораго вознагражденія, и несомнѣнно, человѣкъ болѣе разсудительный и толковый, съумѣлъ бы сохранить тайну Марго, не беря на себя обвиненія въ воровствѣ.

Но онъ этого не умѣлъ и искренно желалъ поступить согласно правиламъ чести, которыя ему преподала сама Марго.

Немудрено, что онъ самому себѣ представлялся героемъ.

Какъ ни низко упалъ въ послѣднее время Алленъ въ глазахъ отца, но онъ дѣйствительно не считалъ его способнымъ на подобный поступокъ. При такомъ очевидномъ доказательствѣ дальнѣйшее сомнѣніе было невозможно.

М-ръ Чадвикъ съ усиліемъ перевелъ духъ и не съ разу могъ заговорить отъ негодованія и боли:

— Вотъ до чего тебя довели дурное общество и мотовство! произнесъ онъ, наконецъ, какимъ-то свистящимъ голосомъ. Воръ! Боже мой! единственный мой сынъ сталъ такимъ безнадежнымъ негодяемъ!

Алленъ стоялъ и упрямо молчалъ; онъ не былъ даже оскорбленъ тѣмъ, что отецъ такъ скоро повѣрилъ въ его вину: онъ былъ даже этому радъ — это упрощало дѣло. Что касается рѣзкихъ словъ, то онъ готовъ былъ и не то вытерпѣть ради Марго.

М-съ Чадвикъ вздохнула свободнѣе — она боялась одного только: что Алленъ неизвѣстнымъ ей способомъ — успѣлъ отдѣлаться отъ медальона. Она была почти благодарна ему теперь и вмѣшалась, чтобы предотвратить потокъ горькихъ словъ, какими могъ разразиться его отецъ.

— Отпусти его, сказала она, ты теперь недостаточно спокоенъ, чтобы говорить съ нимъ. Алленъ, вамъ лучше уйти.

Когда онъ вышелъ, наступило молчаніе; Чадвикъ сидѣлъ насупивъ брови и глядя въ полъ, а м-съ Чадвикъ стояла у камина, опершись на него рукой.

Наконецъ она сказала:

— Не могу выразить, какъ я огорчена и разстроена этимъ несчастнымъ дѣломъ, Джошуа!

Онъ уловилъ неискреннюю ноту въ голосѣ, которую, несмотря на весь свой тактъ, она не могла подавить.

— Неужели? сардонически отвѣчалъ онъ: въ такомъ случаѣ не стоило и стараться.

Она не обратила вниманія на эту маленькую грубость.

— Я бы хотѣла знать, что ты теперь намѣренъ дѣлать, холодно проговорила она; этого вѣдь нельзя такъ оставить.

— Тебѣ, должно быть, хочется, чтобы мальчишку посадили въ тюрьму, такъ что ли? сказалъ онъ, сердито вертясь въ креслѣ.

— Ты не вправѣ говорить такія вещи. Напротивъ того, я желаю какъ нельзя болѣе сохранить это въ секретѣ. Никто этого не знаетъ кромѣ насъ съ тобой, и никто не долженъ знать. Надо избѣгать скандала.

— Ты думаешь вѣрно, я такъ горжусь сыномъ-воромъ, что разглашу это по всему округу? Но есть одно лицо, которому слѣдуетъ объ этомъ сказать — это ваша прекрасная миссъ Марго… она тутъ главное лицо, и ее слѣдуетъ спросить.

— Джошуа, къ чему разстраивать ее? не говори ей.

— Почемъ я знаю, не замѣшана ли и она въ этомъ дѣлѣ? сказалъ Чадвикъ просто чтобы подразнить жену, но не питая никакихъ подозрѣній этого рода.

— Марго замѣшана въ этомъ дѣлѣ? вскричала ея мать, блѣднѣя. Какъ это можетъ быть? но если ты настаиваешь на томъ, чтобы довести это до ея свѣдѣнія, то я сама сообщу ей. Послушай! вотъ, кажется, ѣдетъ экипажъ. Конечно, это онѣ… Ни слова объ этомъ, Джошуа, пока не отобѣдаемъ!

Алленъ, сидя въ своей комнатѣ, тоже слышалъ стукъ колесъ: Марго пріѣхала; ей сообщатъ бѣду, въ какую онъ попалъ, и ея причину… и тогда все перемѣнится къ лучшему! Глаза ея мягко и дружелюбно будутъ глядѣть на него, когда она узнаетъ, какому испытанію подвергался онъ ради нея. Онъ былъ увѣренъ, что она будетъ такъ же откровенна и пряма въ похвалѣ, какъ и въ порицаніи. Онъ старался убить время, представляя себѣ, какъ она будетъ глядѣть на него и что говорить.

II.

М-съ Чадвикъ успѣла прибѣжать въ сѣни какъ разъ въ ту минуту, какъ вносили багажъ подъ надзоромъ Мастермана, а Ида, опираясь на Марго, медленно поднималась по лѣстницѣ. Она побѣжала за ними и нагнала ихъ, прежде нежели онѣ достигли широкой верхней площадки.

— Развѣ вамъ не говорили, что я дожидаюсь васъ внизу, закричала она, нѣжно обнимая ихъ. Я была такъ удивлена твоей телеграммой, Марго? Ида, радость моя, кажется, воздухъ Борнмоута пошелъ тебѣ не впрокъ… а гдѣ же миссъ Гендерсонъ?

При этомъ имени, Ида, пассивно принимавшая ласки матери, вдругъ вырвалась и убѣжала. Онѣ слышали, какъ она заперла дверь своей комнаты на ключъ.

— Ида очень разстроена, отвѣтила Марго на нѣмой вопросъ матери. Она перенесла сильное потрясеніе. Камилла очень дурно поступила съ ней. Это длинная исторія, и неудобно сообщать ее на лѣстницѣ, но мы сегодня нашли записку, извѣщающую, что она убѣжала съ м-ромъ Меллодью, чтобы съ нимъ обвѣнчаться. Бѣдная Ида такъ любила ее, что была этимъ страшно поражена. Она, кажется, ровно ничего не знала. И вообще, мама, она меня такъ встревожила, что я нашла за лучшее вернуться домой.

— Ты отлично сдѣлала, отвѣчала м-съ Чадвикъ. Ей гораздо лучше быть дома. Какая, однако, притворщица эта дѣвушка! Да и м-ръ Меллодью тоже каковъ? Они почти не разговаривали здѣсь другъ съ другомъ, на сколько я могла замѣтить. (М-съ Чадвикъ, очевидно, не давала себѣ труда наблюдать за ними). Но какъ бы то ни было, а я нисколько не огорчена, что она сама себя уволила… я уже давно рѣшила ей отказать и только болѣзнь Иды… ну да она погорюетъ немножко, но все-таки такъ лучше. А теперь, Марго, пойдемъ ко мнѣ въ комнату, мнѣ нужно сообщить тебѣ нѣчто очень важное.

— Не теперь, просила Марго, пустите меня сначала пойти къ Идѣ. Я боюсь оставлять ее одну.

Она подошла къ дверямъ Иды и тихонько постучалась; нѣкоторое время отвѣта не было, наконецъ жесткій, утомленный голосъ отозвался:

— Пожалуйста, уходи, мнѣ ничего не надо… я устала.

Марго, однако, заставила сестру отпереть дверь. Ида все еще не раздѣвалась. Она была въ состояніи какого-то оцѣпенѣнія и слишкомъ несчастна, чтобы плакать. Марго боялась оставлять ее одну и убѣдила перейти въ ея комнату, которая къ этому времени была, по приказанію м-съ Чадвикъ, отперта и приведена въ порядокъ.

Послѣ того, не снявъ дорожнаго костюма, пошла въ комнату матери.

— Ида заснула, сообщила она ей. Я уложила ее на свою постель, а сама лягу на диванѣ. Если ей не станетъ лучше завтра утромъ, надо будетъ послать за д-ромъ Ситономъ. Она совсѣмъ убита поведеніемъ Камиллы.

— Ида утѣшится, бѣдное дитя. А мнѣ надо сказать тебѣ, что случилось сегодня. Марго, представь себѣ! этотъ ужасный Алленъ чуть было не укралъ медальонъ, который тебѣ подарилъ вотчимъ. Къ счастію, я накрыла его почти на мѣстѣ преступленія.

— Укралъ! медленно проговорила Марго и прижала ладони рукъ къ глазамъ, какъ она обыкновенно дѣлала, когда хотѣла освоиться съ какой-нибудь новой мыслью.

Но вотъ она отняла руки отъ глазъ и спросила равнодушнымъ тономъ, которому противорѣчиво выраженіе глазъ.

— Вы кому-нибудь говорили объ этомъ?

— Я сообщила его отцу, въ присутствіи Аллена о своихъ подозрѣніяхъ. Тотъ заставилъ его вывернуть карманы. Къ счастію, футляръ оказался въ одномъ изъ нихъ.

— Ахъ! произнесла Марго, съ сухой интонаціей, которая заставила мать поспѣшно прибавить:

— Я хочу сказать, что онъ могъ легко забросить его куда-нибудь!

— Онъ сообщилъ, для чего ему понадобился медальонъ?

— Конечно, для какихъ-нибудь безчестныхъ цѣлей. Должно быть, у него долги или вообще что-нибудь позорное, я въ этомъ увѣрена. Но какая бы ни была у него цѣль, а самый фактъ воровства несомнѣненъ. И подумай: украсть у тебя и единственную цѣнную вещь, какая у тебя есть!

— Я вовсе не желаю выставлять себя жертвой. Я ненавидѣла эту вещь. Я бы съ радостью отъ нея отдѣлалась. Мама, вдругъ прибавила она, — и на лбу ея легла тѣнь какъ бы отъ стыда за свой вопросъ, чѣмъ это кончится, какъ вы думаете? неужели и это сойдетъ ему съ рукъ, какъ и все остальное?

— Это, душа моя, зависитъ во многомъ отъ тебя самой. Вотчимъ хочетъ поговорить съ тобой объ этомъ послѣ обѣда.

Марго отступила назадъ, и вся ея гибкая фигура выразила возмущеніе.

— Говорить со мной? зачѣмъ… какое мнѣ до этого дѣло! О, нѣтъ, я, мама, не хочу объ этомъ слышать. Уладьте это дѣло безъ меня.

— Душа моя, не будь безразсудна и выслушай. Я думаю, что съ нѣкоторой ловкостью на этотъ разъ можно будетъ избавиться отъ Аллена. Чего я боюсь, это чтобы ты по добродушію не стала оправдывать его и не повліяла на рѣшеніе вотчима. Ты будешь тверда, не правда ли? Ты знаешь, какое онъ для всѣхъ насъ наказаніе… а другаго такого случая можетъ не представиться. Ты не разстроишь этого дѣла?

Марго засмѣялась горькимъ смѣхомъ.

— Неужели я такъ добродушна? Не бойтесь, мама, если онъ можетъ оправдаться, то пускай самъ оправдывается. Я не стану вступаться за него. Пусть несетъ послѣдствія своей глупости!

Она говорила это съ такой энергіей и такимъ настойчивымъ желаніемъ уклониться отъ всякой отвѣтственности, что м-съ Чадвикъ успокоилась.

Алленъ сошелъ къ обѣду какъ обыкновенно. Онъ ожидалъ, придя въ столовую, найдти себя оправданнымъ отъ оскорбительныхъ подозрѣній. Отецъ извинится передъ нимъ, а въ глазахъ Марго онъ прочитаетъ одобреніе за свою стойкость.

Но ожиданія его совсѣмъ не оправдались. Марго совсѣмъ не пришла въ столовую, и мать извинилась за нее передъ вотчимомъ и хотя отецъ во весь обѣдъ не сказалъ съ нимъ ни слова, но его манеры показывали, что онъ считаетъ присутствіе Аллена новымъ оскорбленіемъ. Чадвикъ мало говорилъ съ женой, пилъ вина больше обыкновеннаго и мрачно глядѣлъ на Аллена изъ-подъ насупленныхъ бровей. Но Аллену послѣ первой минуты разочарованія, причиненнаго отсутствіемъ Марго, все остальное было безразлично. Онъ не находилъ обѣдъ скучнѣе обыкновеннаго; мысли его сосредоточились на свиданіи съ Марго, такъ какъ мачиха сказала, что она сойдетъ послѣ обѣда. Что она скажетъ правду, хотя бы ей это и было непріятно — въ этомъ Алленъ и не думалъ сомнѣваться. Онъ не думалъ, чтобы въ тайнѣ ея было что-нибудь въ самомъ дѣлѣ худое, и безусловно вѣрилъ въ то, что она не допуститъ его страдать отъ незаслуженныхъ подозрѣній.

— Мы съ Марго будемъ ждать тебя, Джошуа, въ гостиной, сказала м-съ Чадвикъ за дессертомъ, приходи, какъ только кончишь пить вино.

— Я сейчасъ приду. У меня нѣтъ особой охоты сидѣть за виномъ въ его обществѣ. Что до васъ касается, сэръ, обратился онъ къ сыну, вы останетесь здѣсь или гдѣ вамъ угодно, пока за вами не пришлютъ.

Алленъ сидѣлъ за столомъ одинъ; онъ зналъ, что въ гостиной собрался конклавъ судить его, но не боялся приговора, Марго была тамъ, она узнаетъ, чего онъ натерпѣлся, чтобы не обмануть ея довѣрія, и скажетъ имъ, какъ они несправедливы къ нему.

Конклавъ длился довольно долго: гостиная была въ концѣ корридора, и онъ не могъ ничего слышать. Въ нетерпѣніи онъ всталъ и подошелъ къ камину. Потомъ сталъ ходить по комнатѣ.

Наконецъ его позвали и самымъ прозаическимъ образомъ. Появился Мастерманъ и сказалъ:

— М-ръ Алленъ, васъ ждутъ пить кофе въ гостиной.

Алленъ радостно вздрогнулъ: наступалъ часъ торжества, часъ награды! Сердце его сильно билось, когда онъ шелъ по корридору въ гостиную и отворялъ дверь въ ведшую въ нее небольшую пріемную. Дверь не сразу отворилась, точно ее кто-то придерживалъ извнутри, и онъ очутился лицомъ къ лицу съ Марго. Она очевидно ожидала, что онъ пройдетъ въ другую дверь, и собиралась улизнуть, потому что слегка вздрогнула, увидя его.

— Марго! вскричалъ онъ, и некрасивое лицо его омрачилось и слова замерли на губахъ.

Она отвернулась отъ него; она не взяла протянутую ей руку, только взглянула ему въ лицо какъ бы противъ воли и тотчасъ же отвернулась.

Что же такое прочиталъ онъ въ ея ясныхъ глазахъ? не восхищеніе, не благодарность, а какъ будто состраданіе, къ которому примѣшивалось непобѣдимое отвращеніе или — что было больнѣе всего — опасеніе.

— Васъ тамъ ждутъ, проговорила она съ легкой дрожью, указывая на большую гостиную, гдѣ онъ могъ видѣть отца и мачиху въ арку, раздѣлявшую обѣ комнаты.

— Не уходите, Марго, позвалъ Чадвикъ. Я хочу, чтобы вы присутствовали.

Она неохотно вернулась и сѣла за спиной у матери, гдѣ ея лицо было въ тѣни.

Алленъ не могъ отвести глазъ отъ нея. Она была одѣта въ черномъ въ этотъ вечеръ; одинъ или два бѣлыхъ цвѣтка японскаго chrysantheum дрожали на ея груди. Бѣлая шея и руки сверкали сквозь черное кружево. Брови были сдвинуты, а гордый ротъ крѣпко сжатъ. Она сидѣла съ такимъ выраженіемъ,

будто рѣшилась перенести мучительную сцену. Глаза ея были опущены, она не глядѣла на него.

— Ну, сказалъ Чадвикъ мрачно, что вы можете сказать въ свое оправданіе. Хотя по-моему вамъ нѣтъ оправданій.

И такъ она ничего не сказала! Она оставила его подъ бременемъ позорнаго обвиненія. На минуту голова у него закружилась, онъ возмутился противъ такой низости, такой жестокости. Какъ она блѣдна! Какое презрѣніе выражается въ поворотѣ головы, въ сжатыхъ губахъ.

Онъ все понялъ; Богъ вѣсть, въ чемъ заключалась ея тайна, но только она не нашла въ себѣ мужества высказать ее… она ждала, чтобы онъ заговорилъ, и очевидно была слишкомъ горда, чтобы хотя взглядомъ попросить его о пощадѣ. Она конечно ждала, что онъ оправдаетъ себя… она не вѣрила въ его молчаніе.

Въ первомъ порывѣ негодованія онъ могъ бы заговорить; но мысль, что она ожидаетъ этого, что она заранѣе презираетъ его за это, обожгла его, какъ каленое желѣзо. Онъ заставитъ ее признать, что онъ не такой подлецъ, какъ она думаетъ. Пусть предательство будетъ на ея сторонѣ, а не на его; она увидитъ, что ей нечего бояться.

— Я не стану оправдываться, угрюмо проговорилъ онъ. Я взялъ медальонъ… больше пока ничего не могу сказать.

Она подняла глаза, цвѣты на ея груди заколебались; онъ неясно видѣлъ ея лицо въ полусвѣтѣ лампы съ абажуромъ, но ему показалось, что онъ уловилъ мимолетное выраженіе удивленія, стыда и благодарности.

Еслибы онъ зналъ истинную исторію письма и мотивы, его вызвавшіе, онъ бы не истолковалъ такъ невѣрно выраженіе ея лица, и никакіе рыцарскіе идеалы, и вкривь и вкось понятыя понятія о чести не заставили бы его молчать. Но онъ ничего не зналъ; онъ забралъ себѣ въ голову, что она должна быть ему благодарна, и совсѣмъ не подозрѣвалъ, какъ она далека въ эту минуту отъ всякихъ чувствъ благодарности и удивленія.

— Ну, сказалъ отецъ унылымъ голосомъ и не глядя на Аллена, я предупреждалъ тебя, что терпѣніе мое можетъ лопнуть, хотя Богу извѣстно, не считалъ тебя способнымъ на такую низость. Но ты зашелъ слишкомъ далеко. Я рѣшилъ, что дѣлать, а когда я разъ что-нибудь рѣшилъ, то не легко перемѣняю свое рѣшеніе… и короче сказать — ему, казалось, трудно было это выговорить — я не могу дальше держать тебя у себя въ домѣ.

Алленъ не понялъ сначала отца, хотя долженъ бы былъ къ этому приготовиться; вѣдь его предупреждали дѣйствительно, но ему ни на минуту не приходило въ голову, что его жертва могла довести его до такой ужасной крайности. Это невозможно… Марго не допуститъ до этого. Почему она молчитъ?

— Папенька! отчаянно вскричалъ онъ, вы… вы этого не сдѣлаете… вы не выгоните меня! Куда я дѣнусь?

— Я уже это уладилъ, отвѣчалъ Чадвикъ. Я не хочу поступить съ тобой такъ, какъ поступилъ со мной отецъ, хотя ты гораздо больше этого заслуживаешь, чѣмъ я. Я пошлю тебя туда, гдѣ ты можешь стать порядочнымъ человѣкомъ, если захочешь. Ты отправишься въ Бенгалію.

— Въ Бенгалію? въ Индію? пролепеталъ Алленъ, что я буду тамъ дѣлать?

— Будешь во всякомъ случаѣ удаленъ отъ соблазна. Будешь трудиться и, право, для тебя полезнѣе сажать индиго, чѣмъ балбесничать здѣсь и идти къ погибели.

Несчастный мальчикъ въ отчаяніи обратился къ Марго.

— Марго! вы слышите? Не допускайте, чтобы меня выгоняли изъ дому! О! скажите имъ… заступитесь за меня… вы знаете, что я… что я этого не заслуживаю.

— Алленъ, отвѣчала Марго тихимъ, взволнованнымъ голосомъ, не… нечестно обращаться ко мнѣ. Я ничего не могу сказать, чего бы вы сами не могли сказать. Мама, отпустите меня, обратилась она къ м-съ Чадвикъ, я не могу далѣе этого выносить!

— Она можетъ уйти, Джошуа? спросила мать, она и безъ того устала послѣ дороги; за что ее такъ мучить.

— Пусть идетъ, если хочетъ и захватитъ съ собою это.

Онъ вынулъ изъ кармана сафьянный футляръ и подалъ ей. Марго неохотно взяла его. Проходя мимо Аллена, она взглянула на него; въ глазахъ выражалось состраданіе; но губы дрожали отъ страха. Во всей ея фигурѣ было нѣчто трепещущее, робкое даже; она какъ будто хотѣла заговорить, хотѣла протянуть ему руку на прощанье, но затѣмъ, гордо кивнувъ головой, отвернулась и вышла.

И такъ она до конца выдержала характеръ. Она знала, что въ его власти изобличить ее и однако не хотѣла снизойти до просьбъ… она ушла, не желая слышать, какъ ее будутъ обвинять. Она все-таки ожидаетъ, что онъ ее выдастъ! — Мысль эта тѣмъ больнѣе уязвила его, что въ первую минуту негодованія онъ подумалъ, что безъ сомнѣнія вправѣ сказать всю правду. Но взглядъ Марго вторично произвелъ въ немъ переворотъ. Она не довѣряла ему; она была увѣрена, что онъ не выдержитъ далѣе и провозгласитъ свою невинность и ея позоръ. Хорошо же: онъ этого не сдѣлаетъ. Какъ началъ, такъ и кончитъ.

Быть можетъ теперь, когда она убѣдится, что ошибалась въ немъ, она смягчится и не дастъ совершиться его изгнанію. Но еслибы даже она и не смягчилась, то все же разлука съ нею легче для него, нежели ея презрѣніе. Теперь она въ долгу передъ нимъ; какъ она ни горда, а въ душѣ не можетъ же не сознавать этого. Впервые онъ почувствовалъ себя выше и въ нравственномъ отношеніи.

Къ тому же глухое раздраженіе противъ отца поддерживало и подкрѣпляло его рѣшимость. Отецъ повѣрилъ его виновности и выгоняетъ его изъ дому, — хорошо же, Алленъ не станетъ его выводить изъ заблужденія. Родительскій домъ былъ для него не раемъ, за исключеніемъ присутствія Марго… ему не горько съ нимъ разстаться.

Всѣ эти соображенія смутно вертѣлись у него на умѣ въ тѣ нѣсколько секундъ, которыя протекли послѣ ухода Марго.

— Алленъ, сказала м-съ Чадвикъ, вы видѣли, какъ ваше поведеніе огорчаетъ вашу сводную сестру. Я должна васъ просить; я просто настаиваю на томъ, чтобы вы больше не обращались къ ней съ просьбами такого рода. Ей было такъ тяжко перенести все это, и я запрещаю вамъ съ нею разговаривать.. это такъ неделикатно.

— Полно, Селина, угрюмо проговорилъ Чадвикъ, малаго высылаютъ… довольно съ тебя этого; нечего его еще пилить!

— Ты умѣешь выбирать самыя обидныя выраженія, Джошуа, отвѣчала жена сердито и покраснѣвъ. Кажется, я не принадлежу къ тому классу людей, которые пилятъ! И я хочу, чтобы Алленъ понялъ, что ради него самого и ради насъ все это дѣло слѣдуетъ сохранить въ безусловной тайнѣ и никому не сообщать причинъ, которыя привели къ его отъѣзду въ Индію. Мы конечно тоже будемъ молчать. Я не могу допустить, чтобы имя моей дочери было замѣшано въ исторіи пошлой кражи. Никто до сихъ поръ этого не знаетъ. Все, что слѣдуетъ объявить, это что онъ ѣдетъ, чтобы сдѣлаться плантаторомъ и что это дѣло давно рѣшенное. Алленъ, вы понимаете это?

— Мачиха твоя права, сказалъ отецъ; къ счастію, мы можемъ замять дѣло. Поэтому ты отъ насъ объ этомъ больше не услышишь и самъ конечно держи языкъ за зубами. Вотъ все, что отъ тебя пока требуется.

— Хорошо, отвѣчалъ Алленъ, я буду молчать. И… когда я поѣду, папенька?

— Какъ только я устрою все. Недѣли черезъ двѣ, полагаю. Я сегодня же напишу своему агенту и прикажу ему выѣхать тебѣ на встрѣчу въ Бомбей. На будущей недѣлѣ я возьму тебя съ собой въ городъ и закажу все, что необходимо. Макдональдъ справитъ остальное. Больше мнѣ тебѣ сказать пока нечего. Ступай спать и подумай, какъ ты счастливъ, что позоръ твой неоглашенъ.

Алленъ постоялъ съ минуту, ожидая, не протянетъ ли отецъ ему руку или не скажетъ ли прощай; но отецъ не сдѣлалъ ни того, ни другаго, и сынъ ушелъ съ растерзаннымъ сердцемъ и помутившейся головой.

Ида не только не поправилась отъ пребыванія въ Борнмоутѣ, а напротивъ того вернулась въ худшемъ состояніи, чѣмъ уѣхала. По цѣлымъ днямъ лежала она въ апатичномъ, полулетаргическомъ оцѣпенѣніи, съ неестественной рѣзкостью отвергая всѣ ласки и прося объ одномъ только, чтобы ее оставили въ покоѣ. Д-ръ Ситонъ, котораго пригласили къ больной, спросилъ: не перенесла ли она какого нибудь потрясенія, и когда ему сказали, что любимая ею гувернантка внезапно оставила домъ, воздержался отъ дальнѣйшихъ разспросовъ, какъ опытный домашній врачъ, и предписалъ полный покой на первое время и перемѣну мѣста и обстановки, какъ только больная въ силахъ будетъ перенести путешествіе. Про себя онъ усумнился, чтобы одинъ только отъѣздъ миссъ Гендерсонъ вызвалъ такое потрясеніе его паціентки, — и сомнѣнія его были, какъ намъ извѣстно, небезъосновательны.

Какимъ хитросплетеніемъ лжи и обмана миссъ Гендерсонъ поощряла бѣдную дѣвушку въ ея нелѣпыхъ фантазіяхъ — это могла бы сказать только Ида. Но во всякомъ случаѣ миссъ Гендерсонъ сдѣлала это не изъ пустой жестокости. Она рѣшила выйдти замужъ за Меллодью, который, благодаря смерти отца, сталъ самъ себѣ господинъ. Онъ готовъ былъ жениться въ эту минуту, съ тѣмъ только, чтобы ему не нужно было дѣлать очень большихъ усилій; но она знала, что если упуститъ настоящій случай, то онъ можетъ не повториться. Она навела его на мысль предложить ей обвѣнчаться въ Борнмоутѣ, но такъ какъ на жениха нельзя было положиться, то она должна была сама уладить всѣ детали, сопряженныя съ такимъ поспѣшнымъ бракосочетаніемъ. При этомъ ей приходилось умасливать Иду, постоянно сомнѣвавшуюся и вполнѣ основательно — въ любви къ себѣ Меллодью. Только необычайный талантъ въ веденіи интригъ помогъ миссъ Гендерсонъ выдти побѣдительницей изъ такого труднаго положенія. Въ то время какъ Ида ждала свиданія, на которомъ Меллодью долженъ былъ, по увѣреніямъ гувернантки, объяснить ей свои чувства, она получила записку отъ послѣдней. Въ нѣсколькихъ торопливыхъ словахъ любимая гувернантка сообщала, что обвѣнчалась сегодня утромъ съ Меллодью, къ чести котораго слѣдуетъ сказать, что онъ понятія не имѣлъ объ обманѣ, которому подвергалась бѣдная Ида.

Наступившее разочарованіе было слишкомъ жестоко и сокрушительно. Какъ ни была она молода, но страсть, искусственно разжигаемая, глубоко и всецѣло завладѣла ей. И при этомъ ея довѣріе такъ нагло обмануто. Вѣра въ людей, интересъ къ жизни были въ корнѣ подорваны въ ней; въ безпредѣльной тоскѣ она желала только одного: сохранить тайну своего оскорбленнаго сердца.

Нѣжное сложеніе ея не выдержало, и впродолженіи нѣсколькихъ дней она была прямо физически больна отъ нравственнаго потрясенія и горя. Марго ухаживала за нею и почти не выходила изъ ея комнаты. Во всякомъ случаѣ нѣжная привязанность къ сестрѣ заставила бы ее принять на себя обязанности сидѣлки. При существующихъ обстоятельствахъ она вдвойнѣ обрадовалась имъ. Эти обязанности помогали ей избѣгать Аллена.

Она встрѣчалась съ нимъ случайно, хотя всегда при другихъ; но его мрачное лицо преслѣдовало ее даже въ комнатѣ больной сестры. Ее раздражалъ нѣмой упрекъ въ его глазахъ. Она боялась себя, боялась, что разстроитъ собственное дѣло въ минуту сантиментальной слабости. Для всѣхъ вообще, а для него въ особенности, ему лучше было уѣхать. Зачѣмъ онъ принимаетъ такъ безсмысленно близко къ сердцу свое изгнаніе? Какъ онъ не понимаетъ, что она не можетъ ходатайствовать за него?

И миссъ Чевенингъ употребляла всѣ усилія, чтобы заглушить совѣсть и ожесточить сердце, и это ей на столько удавалось, что она съ нетерпѣніемъ ожидала отъѣзда Аллена.

— Мнѣ кажется, тебѣ сегодня лучше, милочка, сказала она однажды Идѣ, тебѣ скоро можно будетъ сойти внизъ и тебѣ нечего бояться, что Алленъ будетъ тебя дразнить; онъ уѣзжаетъ.

— Да? спросила Ида лѣниво. Я вовсе не боюсь, что онъ будетъ дразнить меня; почему ты это думаешь?

— Но вѣдь ты сама мнѣ говорила, что онъ отравляетъ тебѣ жизнь, отвѣчала Марго, втайнѣ разочарованная равнодушіемъ Иды къ отъѣзду ненавистнаго Аллена.

— Развѣ? Я позабыла. Все это было такъ давно. Куда онъ уѣзжаетъ?

— Отецъ посылаетъ его въ Индію; онъ будетъ тамъ плантаторомъ, и это гораздо лучше для него, чѣмъ бить здѣсь баклуши.

Ида помолчала нѣсколько минутъ.

— Надѣюсь, его отсылаютъ не въ наказаніе за что нибудь? спросила она наконецъ.

— Разумѣется, нѣтъ, поспѣшно отвѣчала Марго.

Она была довольна, что лицо ея скрывалось въ тѣни.

— Я рада этому, мягко проговорила Ида… и въ ушахъ Марго слова ея прозвучали упрекомъ.

III.

Когда Горскомбъ узналъ — а м-съ Чадвикъ поторопилась какъ можно скорѣе довести это до всеобщаго свѣдѣнія — что Алленъ отправляется въ Индію, то не особенно взволновался этимъ извѣстіемъ. Аллена мало видали въ обществѣ, а потому, естественно, интересовались имъ менѣе, чѣмъ кѣмъ другимъ изъ семьи Чадвиковъ. Къ тому же онъ былъ некрасивый молодой человѣкъ, и ходили слухи, что нравственность его далеко не безукоризненна.

Но все же Горскомбъ обсуждалъ это обстоятельство, какъ обсуждалъ всякое иное событіе, было ли то самоубійство или скотскій падежъ.

Умнѣйшая изъ трехъ миссъ Эдльстонъ выразила мнѣніе, обошедшее все мѣстечко и показавшееся черезъ чуръ сатирическимъ.

Кто-то замѣтилъ ей, что немножко жестоко посылать юношу совсѣмъ одного на такую отдаленную плантацію.

— Очень жестоко! согласилась она, относительно плантаціи!

Но Алленъ ухмыльнулся, однажды, въ самомъ эффектномъ мѣстѣ, когда она декламировала „Легенду о монахѣ Феликсѣ“ — и это естественно внушило ей очень низкое понятіе объ его нравственности и умѣ.

М-съ Чадвикъ распространяла въ посѣщаемыхъ ею гостиныхъ эту новость, уснащая ее фіоритурами, сообразно своему такту и изобрѣтательности.

— Мужъ нашелъ безусловно необходимымъ послать вполнѣ довѣренное лицо на свои факторіи. Онъ подумалъ, что для моего пасынка отлично будетъ съѣздить туда: онъ тамъ возмужаетъ, научится сдержанности и станетъ на свои ноги. Вѣдь вы, конечно, знаете, милая, съ нимъ было намъ довольно хлопотъ. И теперь, когда онъ освоился съ этой мыслью, мнѣ кажется, онъ радъ ѣхать: новость положенія, дѣятельная жизнь — все это привлекательно и полезно для такого юноши, какъ онъ.

Дѣйствительно ли освоился Алленъ съ этой идеей? въ нѣкоторомъ отношеніи — да. Онъ пережилъ минуты бурнаго негодованія и возмущенія противъ судьбы, но затѣмъ покорился. И даже находилъ утѣшительною стороною въ своемъ теперешнемъ положеніи. Въ его характерѣ, какъ мы уже говорили, была сантиментальная жилка, благодаря которой онъ находилъ болѣзненное удовольствіе въ дурномъ обращеніи ради того состраданія, какое — ему казалось — это возбуждаетъ въ Марго.

Но прежде онъ зналъ, какая большая доза презрѣнія примѣшивалась къ этому состраданію, и зналъ также, что онъ болѣе или менѣе его заслуживалъ.

Теперь обстоятельства перемѣнились: единственное лицо, мнѣніемъ котораго онъ дорожилъ, имѣло наилучшія основанія быть втайнѣ ему благодарнымъ, втайнѣ восхищаться даже имъ, хотя оно этого и не показывало.

Представьте себѣ, какое очарованіе заключалось въ этой мысли для такой натуры, какъ натура Аллена, полной смутныхъ романическихъ мечтаній, для которыхъ онъ не находилъ словъ.

Живя въ одномъ домѣ съ нею, встрѣчаясь съ нею отъ времени до времени, хотя бы только на минуту, и въ присутствіи другихъ, онъ внимательно изучалъ ея лицо и читалъ на немъ состраданіе, котораго жаждалъ, съ примѣсью тайнаго страха, что онъ ей измѣнитъ.

Ему и въ голову не приходило презирать ее за ея малодушіе; ему казалось вполнѣ естественнымъ, что она боялась униженія; онъ не могъ представить себѣ ее изобличенной передъ всѣми и униженной.

Его любовь, преданность и поклоненіе, казалось, усилились отъ безмолвнаго принятія ею его жертвы. Что она цѣнила ее — въ этомъ онъ былъ увѣренъ; въ ея обращеніяхъ съ нимъ появилось что-то кроткое и смиренное, отъ чего она казалась ему еще красивѣе и милѣе.

И однако, по мѣрѣ того, какъ дни уходили, а она все не подавала никакого знака — хотя бы самаго ничтожнаго — того, что считаетъ себя передъ нимъ обязанной, онъ сталъ, бѣдняга, жаждать какого-нибудь проявленія благодарности съ ея стороны; неужели она допуститъ его уѣхать, не сказавъ ни слова! Положимъ, болѣзнь Иды поглощаетъ все ея время, но безъ сомнѣнія, она могла бы выбрать минутку, еслибы захотѣла. Онъ жаждалъ сказать ей, что она можетъ считать себя безопасной, что онъ скорѣе пойдетъ въ изгнаніе, чѣмъ лишится ея уваженія; онъ представлялъ себѣ, какъ онъ говоритъ ей краснорѣчивыя и рыцарскія рѣчи, а она милостиво слушаетъ ихъ съ тихимъ угрызеніемъ совѣсти.

Но она не давала ему случая высказаться. Она избѣгала встрѣчаться съ нимъ наединѣ, и одно время онъ даже въ этомъ обстоятельствѣ находилъ поводъ къ безумнымъ надеждамъ: она не разсчитывала воспользоваться его жертвой, она только испытывала его терпѣніе — въ послѣднюю минуту она провозгласитъ его невинность! А тѣмъ временемъ онъ ждалъ минуты свиданія съ нею, хотя она постоянно отъ него ускользала, но это помогало ему коротать время.

Разъ онъ сидѣлъ въ библіотекѣ, стараясь, по желанію отца, осилить книгу о культурѣ индиго. Вдругъ дверь осторожно отворилась. Сердце его замерло на секунду… онъ подумалъ, что Марго побѣдила свою гордость и пришла къ нему.

Тѣмъ сильнѣе было его разочарованіе, когда посѣтительница оказалась никто иная, какъ Сусанна.

Она тихо затворила дверь за собой и остановилась передъ нимъ съ раскраснѣвшимся, хорошенькимъ личикомъ, засунувъ руки въ карманы кокетливаго фартучка, какъ театральная субретка.

— Въ домѣ никого нѣтъ, сказала она, кромѣ миссъ Летиціи, да и та бѣгаетъ въ саду. Поэтому я пришла съ вами поговорить. Неужели вы вправду ѣдете въ Индію? Мастерманъ говоритъ, дѣло улажено?

— Вправду, отвѣчалъ Алленъ, и очень скоро.

— Зачѣмъ же вы допускаете услать себя туда?

— Что же я могу сдѣлать? отецъ устроилъ мой отъѣздъ.

— Не правда. Миссъ Марго замѣшана въ этомъ дѣлѣ, готова биться объ закладъ.

Алленъ вздрогнулъ.

— Почемъ вы знаете! развѣ она вамъ говорила?

— Есть вещи, которыхъ и говорить не надо, загадачно отвѣтила Сусанна, но неужто вы допустите это… допустите, чтобы эта гордая, хитрая лиса выжила васъ изъ дома и изъ вашего отечества? Не можетъ быть, чтобы вы были такой безумецъ!

— Я охотнѣе перенесу все, что угодно, лишь бы не навлечь на нее непріятности.

— Непріятности? повторила Сусанна, и глаза ея засверкали. Ну, что жъ, конечно, объ этомъ надо подумать, дипломатически прибавила она. Она боится, что вы разскажете кое-что про нее, а потому желаетъ отдѣлаться отъ васъ. Но вы не уѣдете, если я могу этому помѣшать.

Алленъ испугался: неужели онъ проговорился?

— Послушайте, Сусанна, сказалъ онъ, если я не хочу ничего говорить, то это мое дѣло. Если она желаетъ, чтобы я уѣхалъ, ну, я и уѣду, и тѣмъ дѣлу и конецъ. Не ваше дѣловъ это мѣшаться.

— Такъ вотъ какъ вы со мной поступаете! закричала дѣвушка, наступая на него, послѣ всего того, что вы мнѣ говорили!

Алленъ глядѣлъ на нее въ неописанномъ удивленіи.

— Я? что я такое говорилъ?

— Что вы говорили? Развѣ вы не говорили мнѣ сто разъ, что еслибы не я, то вы и жить бы здѣсь долѣе не стали? развѣ не вы спрашивали у меня, есть ли для васъ какая-нибудь надежда? Развѣ я не говорила такъ ясно, какъ только можно, что если вы откровенно выскажетесь, то я готова пойти за васъ?

Онъ отступилъ въ удивленіи неописанномъ.

— Не понимаю, что вы хотите сказать, проговорилъ онъ. Сусанна подошла къ столу и, опершись на него руками, наклонилась въ сторону Аллена.

— Если такъ, то я выскажусь яснѣе, потому, что прошло время говорить обиняками. Вы не способны уберечь себя сами: вамъ нуженъ человѣкъ, который бы оберегалъ васъ. Я справлюсь съ миссъ Марго, если мнѣ помогутъ. Женитесь намнѣ секретно… это легко сдѣлать. У меня есть кое-какія сбереженія. Я пожертвую ими, если у васъ нѣтъ теперь денегъ. Вы могли бы хуже выбрать невѣсту, чѣмъ я, хотя я и горничная. И тогда увидите, если я васъ не выручу изъ этой бѣды.

— Вы не поняли меня, сказалъ Алленъ. Вы были всегда очень добры ко мнѣ, Сусанна, но я не думалъ о васъ въ этомъ направленіи. А что касается того, будто я говорилъ, что еслибъ не одно лицо, то я бы здѣсь не остался — я припоминаю теперь, когда это сказалъ, но только я думалъ не о васъ, а о ней.

— О ней? спросила Сусанна, замѣтно поблѣднѣвъ, о комъ о ней?

— О Марго, конечно. Для меня никакой другой женщины не существовало, съ тѣхъ поръ какъ я ее увидѣлъ.

Сусанна проиграла игру. Она, какъ мы уже говорили, нисколько не любила Аллена и даже презирала его, но думала, что заставитъ его жениться на себѣ, если хорошенько возьмется за это. Въ своемъ невѣжественномъ честолюбіи, она была увѣрена, что отъ нея зависитъ стать невѣсткой своего господина. Теперь она поняла, какъ ошиблась, и во всемъ обвинила свою молодую госпожу. То былъ второй тяжкій ударъ, какой она ей наносила, не считая безчисленныхъ щелчковъ, о которыхъ и не подозрѣвала Марго и которые всѣ ставились ей на счетъ ея прислужницей.

Но въ настоящую минуту вся ея злость и досада за безмѣрное униженіе (потому что Сусанна была горда, и ей стоило нѣкоторыхъ усилій высказаться), излились на Алленѣ.

— Влюблены въ нее… въ миссъ Марго, вскричала она. Ну, я не подозрѣвала, что вы такъ низки! не воображайте, будто я васъ ревную: никогда до этого не унижусь. То, что я сейчасъ сказала, я сказала ради шутки, чтобы видѣть, повѣрите ли вы. Но подумать, что вы влюблены въ миссъ Марго. Да вѣдь она ненавидитъ полъ, по которому вы ходите! Въ застольной только и рѣчи о томъ, какъ она не можетъ даже принудить себя быть съ вами вѣжливой. Вѣдь ей противно глядѣть на васъ! И вы воображаете, что она надъ вами сжалится. Да она припрыгнетъ отъ радости, когда вы отсюда уѣдете… какъ и всѣ остальныя, впрочемъ. Вы составляете позоръ своей фамиліи. Никто изъ насъ добраго слова про васъ не скажетъ, ни изъ господъ, ни изъ прислуги. Что касается меня, то еслибы мнѣ стоило только пальцемъ пошевелить, чтобы помѣшать вамъ уѣхать, то я этого не сдѣлаю. Я васъ слишкомъ презираю!

Онъ выслушалъ эту тираду словно оглушенный, а Сусанна, опасаясь, можетъ быть, какъ бы не расплакаться, вдругъ оборвала и убѣжала.

Алленъ не принимался вновь за книгу: ему было теперь не до индиго. Презрительная откровенность Сусанны достигла цѣли. Неужели всѣ будутъ рады, когда онъ уѣдетъ? Неужели Марго его ненавидитъ? Нѣтъ, онъ не могъ этому повѣрить; она должна быть ему благодарна за то, что онъ для нея сдѣлалъ, хотя бы и не смѣла этого выказать. Но что однако, если Сусанна сказала правду?

Онъ не могъ оставаться долѣе въ библіотекѣ. На воздухѣ, казалось ему, онъ легче позабудетъ ужасныя слова. Выйдя въ садъ, онъ сѣлъ на каменную скамейку въ концѣ одной аллеи. Все кругомъ было безотрадно: мѣдно-красное солнце заходило за сѣрыя тучи, позади оголенныхъ деревьевъ; дорожки, усыпанныя пожелтѣлыми листьями, поблеклые цвѣты и туманная даль — все усиливало его уныніе; онъ чувствовалъ себя уже теперь какъ бы въ изгнаніи.

Вдругъ послышался мягкій топотъ позади него и прерывистое дыханіе, и большая голова просунулась подъ его руку, а честные золотистые глаза Ярроу взглянули на него съ нѣжной преданностью.

Алленъ не выдержалъ и въ то время какъ догъ положилъ ему одну лапу на колѣни и старался лизнуть его въ лицо, охватилъ руками его шею и прижался къ ней головой.

— Ты не будешь радъ, когда я уѣду, не правда ли, дружище? проговорилъ онъ сквозь слезы.

Когда онъ поднялъ красные глаза, то увидѣлъ Летицію на дорожкѣ передъ собой.

— Ярроу всегда васъ разыщетъ, сказала она; онъ ни за что не останется со мной, когда думаетъ, что вы близко.

— Да, проговорилъ Алленъ, мы всегда были друзьями; онъ никогда не бросалъ меня.

Летиція покраснѣла.

— И я бы не бросила, еслибы… еслибы вы были добрѣе. Я была дружна, пока могла.

— Ну вотъ скоро вы избавитесь отъ меня, Летти. Я вамъ не стану мѣшать, когда буду въ Индіи.

— А вамъ не хочется ѣхать въ Индію?

— Мнѣ противно думать объ этомъ, но я долженъ ѣхать.

— Васъ посылаютъ туда въ наказаніе… За то, что вы ходили въ комнату Марго? вы вѣрно что-нибудь разбили тамъ? Я знаю, раньше не говорили о томъ, что васъ пошлютъ въ Индію. Ахъ! Алленъ… а вѣдь это я сказала мамашѣ… но вѣдь потому только, что она думала, будто это воръ.

— Не бѣда, Летиція, поторопился онъ успокоить ее.

Онъ боялся, какъ бы она не добралась правды, и хотѣлъ предупредить это столько же для себя, какъ и для Марго.

— Это не потому, Летиція. Я ѣду въ Индію не потому, что сдѣлалъ худое, а чтобы… не дѣлать худаго на будущее время.

— А значитъ въ Индіи худаго не дѣлаютъ? должно быть, ужасное это мѣсто, — Индія? сказала Летиція.

— Вамъ не жаль, что я уѣзжаю? спросилъ онъ.

— Сначала было не жаль, призналась Летиція. А теперь стало немножко жаль, когда я увидала, какъ это васъ огорчаетъ.

— Мнѣ бы хотѣлось, чтобы вамъ было меня немножко жаль, Летиція, я… я не стою этого, но все-таки пожалѣйте меня. И скажите мнѣ, Летиція, какъ вы думаете… Марго жаль меня?

— Видите ли, какъ вамъ сказать, отвѣчала Летиція, которая была столь же разсудительна, какъ и добросовѣстна. Марго некогда теперь объ этомъ думать, когда бѣдная Ида такъ больна. Я не думаю, чтобы ей было время жалѣть кого-нибудь другаго.

— Но какъ вамъ кажется, она рада моему отъѣзду, Летиція, настаивалъ онъ, вамъ этого не кажется, Летиція?

— Рада! повторила Летиція; о, нѣтъ, Алленъ, она не такъ недобра. Не думайте такихъ вещей. И если хотите, прибавила она, съ нѣкоторымъ колебаніемъ, пойдемте вмѣстѣ со мной посмотрѣть, не замерзла ли рѣка. Сегодня утромъ ее затянуло было очень тонкимъ слоемъ льда.

Алленъ принялъ протянутую ему оливковую вѣтвь. Ему отрадно было думать, что онъ не совсѣмъ одинокъ, и онъ провелъ остатокъ дня съ Летиціей, которая болтала обо всемъ, что дѣлалось въ домѣ. Они вернулись вмѣстѣ такими же друзьями, какъ будто бы между ними никогда не было охлажденія.

— Вѣдь вы не сейчасъ уѣзжаете? сказала она, поднимаясь на верхъ, чтобы снять шляпу и пальто, мы можемъ каждый день гулять вмѣстѣ, если хотите.

И вечеромъ послѣ чая она пришла и сѣла на отоманкѣ въ гостиной рядомъ съ нимъ, чтобы показать, что онъ опять у нея въ милости.

— Летти, милая, сказала ея мать, недовольно двинувъ бровями, развѣ мало креселъ, зачѣмъ ты безпокоишь Аллена!

— Я его не безпокою, мамаша, спокойно отвѣчала Летиція, онъ доволенъ, что я сижу около него.

И дѣйствительно довѣрчиво прижатая къ его плечу головка и нѣмая ласка, съ какою она гладила щечку объ его рукавъ, наполнили восторгомъ сердце бѣднаго паріи, привыкшаго такъ давно уже къ небрежности и холодному безучастію.

Онъ сидѣлъ у камина, не рѣшаясь говорить, чтобы не навлечь, какъ это обыкновенно бывало, какого-нибудь язвительнаго замѣчанія мачихи, но время отъ времени съ благодарностью взглядывалъ на полузакрытые глаза Летти и ея спутанныя каштановыя кудри.

Летиція сама не знала, повинуясь великодушному инстинкту, заставившему ее проявить такую необыкновенную ласковость, какое великое дѣло милосердія оказала она и какъ память объ ея свѣтлой головкѣ, прижавшейся къ его плечу, скраситъ много тяжкихъ минутъ для бѣднаго Аллена.

По обыкновенію онъ совсѣмъ не видѣлъ Марго до обѣда, а за обѣдомъ она старательно избѣгала говорить съ нимъ и даже глядѣть на него. Нельзя придумать болѣе неуловимаго, но жуткаго ощущенія, какъ это. Благодаря ему встрѣчи съ Марго стали для него пыткой, и однако онъ жаждалъ ихъ.

Въ этотъ вечеръ у него было легче на душѣ. Не можетъ развѣ его будущее измѣниться къ лучшему? Летиція неожиданно умилостивилась сегодня: развѣ не можетъ такъ же и Марго умилостивиться? Да и отецъ ничего больше не говоритъ про Индію. Не оставилъ ли онъ эту мысль? Все казалось ему сегодня возможнымъ.

Однако ему пришлось жестоко разочароваться. Послѣ того какъ м-съ Чадвикъ и Марго вышли изъ столовой, Чадвикъ сидѣлъ и пилъ вино въ угрюмомъ молчаніи и разъ или два, казалось, хотѣлъ заговорить, но вмѣсто того наливалъ въ стаканъ вина.

Наконецъ, устремивъ глаза на огонь, онъ сказалъ:

— Ты знаешь, конечно, что ѣдешь въ понедѣльникъ?

Въ понедѣльникъ… а сегодня середа! всего только четыре дня ему видѣть Марго… четыре дня пользоваться возвращенной ему дружбой Летиціи! Онъ сидѣлъ молча, парализованный ударомъ.

— Я думалъ сначала, продолжалъ Чадвикъ тѣмъ же принужденнымъ тономъ, отложить твой отъѣздъ до Рождества; но нахожу, что не зачѣмъ откладывать дѣла въ дальній ящикъ, и написалъ Макдональду на прошлой недѣлѣ и назначилъ срокъ. Ты отправишься съ кораблемъ, который уходитъ въ понедѣльникъ черезъ десять дней, а тебѣ нужно будетъ пробыть по крайней мѣрѣ недѣлю въ Лондонѣ, чтобы снарядиться въ дорогу, Я самъ поѣду съ тобой и пробуду, пока ты не сядешь на корабль.

Близкая опасность придала храбрость Аллену; онъ вдругъ пересталъ бояться отца; опасность развязала ему языкъ и сообщила неожиданное краснорѣчіе.

— Папенька, сказалъ онъ хриплымъ голосомъ, я долженъ поговорить съ вами, хотя бы вы и разсердились на меня. Вы не знаете, что такое для меня этотъ отъѣздъ. Я не умѣю высказать вамъ моихъ чувствъ, но дайте мнѣ еще сроку и не отсылайте пока изъ дому.

Чадвикъ нетерпѣливо покачалъ головой.

— Я не хочу тебя слушать, я рѣшилъ, и теперь поздно перемѣнять рѣшеніе:

— Нѣтъ не поздно, если только вы захотите! Подумать, папенька, что я буду дѣлать въ Индіи одинъ, вдали отъ васъ всѣхъ?

— Что дѣлаютъ другіе молодые люди… будешь трудиться и станешь человѣкомъ.

— Я готовъ трудиться, но не тамъ, гдѣ я никогда никого изъ васъ не увижу. Я не похожъ на другихъ молодыхъ людей;, я не гожусь для той жизни… изъ меня тамъ ничего не выйдетъ. Когда вы вернулись домой, вы говорили, что хотите вознаградить меня за жизнь, которую я прежде велъ, и что я буду вамъ товарищемъ и жить, какъ джентльменъ…

— Чья вина, если ты не джентльменъ? не моя?

— Не знаю, отвѣчалъ Алленъ; меня не воспитывали, какъ джентльмена. И я безъ вины виноватъ. Но зачѣмъ же вы взяли меня изъ прежней доли и дали пожить въ вашемъ домѣ, узнать, что такое семья… неужели только затѣмъ, чтобы прогнать.

— Великій Боже! съ раздраженіемъ проговорилъ Чадвикъ, послушать тебя, то можно подумать, будто ты не далъ мнѣ никакихъ основаній поступить такъ, какъ я хочу.

— Я знаю, у васъ есть основанія, сказалъ Алленъ смиренно. Я не дѣлаю вамъ чести. Но еслибы только вы потерпѣли еще немножко и повѣрили, что я не такой дурной человѣкъ. Я умѣю себя теперь вести лучше прежняго и буду иначе поступать, если только вы дадите мнѣ случай доказать вамъ это. Я не прошу васъ простить меня, а только испытать. Мнѣ такъ тяжко, такъ тяжко уѣзжать отъ… всѣхъ васъ. Папенька, вѣдь я вашъ родный сынъ: не выгоняйте меня изъ дому, какъ сдѣлалъ вашъ отецъ. Вы часто говорили, что не могли никогда ему этого простить!

— Ну довольно! рѣзко произнесъ Чадвикъ, ты, какъ видно, за словомъ въ карманъ не лазишь, когда это для тебя нужно. Но все это прекрасно, что ты говоришь, но вѣдь я не единственное лицо, которое тобой не довольно. Вѣдь есть твоя сводная сестра… есть Марго. Какъ могу я думать, что она согласится, чтобы я оставилъ тебя здѣсь послѣ того, что ты сдѣлалъ?

Чадвикъ былъ поколебленъ; его первоначальная безсмысленная гордость сыномъ и надежды, возлагаемыя на него, давно-давно смѣнились разочарованіемъ и отвращеніемъ; онъ забилъ себѣ въ голову, что Алленъ хитрый, испорченный малый, лишенный всякаго чувства благодарности. Но эта просьба его показала всю глубину чувства, какая таилась подъ его мнимой безчувственностью; напоминовеніе объ его отцѣ задѣло въ немъ больное мѣсто: въ первый разъ онъ усумнился, справедливо ли поступаетъ съ сыномъ и такъ ли разумно и необходимо посылать его въ Индію, какъ ему сперва казалось.

Но между тѣмъ дома его сынъ служилъ постояннымъ источникомъ тревоги, раздоровъ и неудовольствія. Кто поручится, быть можетъ, годикъ или два, проведенные въ Индіи, не научатъ его мужеству, самообладанію — всѣмъ тѣмъ качествамъ, какихъ у него теперь не было?

И опять, что скажетъ жена, отношенія съ нею и безъ того у него не особенно гладкія. Онъ съ неудовольствіемъ думалъ о холодномъ, молчаливомъ неодобреніи, какое она проявитъ, и о горькихъ укорахъ, если Алленъ — чего слѣдовало ожидать, — снова провинится.

А потому Чадвику захотѣлось свалить отвѣтственность на другихъ, и это заставило его сослаться на Марго. Между тѣмъ Алленъ съ жаромъ ухватился за эту неожиданную надежду, усматривая въ ней якорь спасенія.

— Скажите мнѣ только одно, молилъ онъ: если Марго простила меня и не хочетъ, чтобы я уѣзжалъ, вы тогда меня не отошлете?

Чадвикъ подумалъ.

— Я глупо сдѣлалъ, позволивъ тебѣ уломать себя, сказалъонъ наконецъ, потому что самъ я остаюсь при прежнемъ мнѣніи. Но если Марго придетъ ко мнѣ и попроситъ, чтобы ты остался, то я можетъ быть и передумаю. Но только помни одно: если она противъ тебя, то ты отправишься безъ дальнѣйшихъ разговоровъ.

— Если она противъ меня, я уѣду, отвѣчалъ Алленъ, но… но я не думаю, чтобы она была противъ меня и… и, папенька, не знаю, какъ выразить вамъ мою благодарность…

— Ну поспѣешь еще поблагодарить, сказалъ Чадвикъ сухо; я вовсе не такъ увѣренъ, что Марго согласится простить тебя. Но завтра увидимъ… а пока мнѣ надо будетъ сказать твоей мачихѣ, какого я дурака разыгралъ, и совѣтую тебѣ лучше не показываться ей на глаза.

Алленъ очень охотно послѣдовалъ этому совѣту, ему хотѣлось побыть одному и наединѣ раздумать о необыкновенномъ, счастіи, вдругъ улыбнувшемся ему.

Какая магическая перемѣна произошла въ его жизни въ одинъ день! Онъ помирился съ Летиціей, отношенія его съ отцомъ улучшились, приговоръ объ изгнаніи поступалъ на волю той особы, которая лучше всѣхъ знала, какъ мало онъ его заслуживалъ!

Ахъ! какое счастливое будущее ожидаетъ его! будущее, въ которомъ онъ можетъ исправить всѣ прошлыя ошибки, побѣдить всѣ предубѣжденія.

Марго сидѣла за завтракомъ на другое утро, свѣжая и красивая, и озабоченная, какъ она постоянно была въ послѣднее время. Онъ съ новымъ интересомъ глядѣлъ ей въ лицо, стараясь отыскать слѣды жесткости въ немъ. Но ихъ не было ни на бѣломъ лбу, ни въ мягкихъ карихъ глазахъ, ни около губъ, утратившихъ въ послѣднее время капризное и презрительное выраженіе. Даже хорошенькія, бѣлыя ручки какъ будто касались всего съ необыкновенной мягкостью.

Не могла же она быть жестокой только относительно его.

Она встала, прежде чѣмъ завтракъ былъ оконченъ, чтобы идти къ Идѣ. Чадвикъ позвалъ ее рѣзкимъ, крикливымъ голосомъ, отъ котораго она вздрогнула и поблѣднѣла:

— Если сестра можетъ обойтись безъ васъ впродолженіи четверти часа, то прошу васъ зайти ко мнѣ въ кабинетъ… около одиннадцати часовъ… мнѣ нужно съ вами поговорить.

— Хорошо, отвѣчала она тихимъ, равнодушнымъ голосомъ, я приду.

М-съ Чадвикъ бросила тревожный взглядъ вслѣдъ дочери, когда та выходила изъ комнаты, и замѣтила:

— Итакъ ты настаиваешь на томъ, чтобы предоставить ей перевернуть вверхъ дномъ всѣ твои планы, Джошуа? Должна оказать, что болѣе неразумнаго, болѣе непрактичнаго…

Чадвикъ сердито взглянулъ на нее:

— Довольно, Селина, сказалъ онъ. Я уже знаю твое мнѣніе. Если ты не довольна, то улаживай это дѣло съ миссъ Марго, не со мной.

М-съ Чадвикъ занялась письмами, чтобы скрыть свою досаду; но письма дрожали въ ея рукахъ: она очевидно сомнѣвалась въ твердости дочери… другой хорошій знакъ для Аллена.

Онъ пошелъ въ деревню въ это утро, чтобы убить время, которое должно было пройти прежде, нежели судьба его будетъ рѣшена. То было ясное морозное ноябрьское утро, небо блѣдно голубое, а деревья, покрытыя инеемъ, блестѣли на солнцѣ.

Проходя по деревенской дорогѣ, онъ увидѣлъ маленькій кабріолетъ, запряженный пони, подъѣзжавшій къ нему, и узналъ въ немъ Милли Ормъ.

Онъ былъ такъ счастливъ, что не могъ не подѣлиться съ нею своей радостью.

Она увидѣла, что онъ хочетъ поговорить съ нею, и остановилась.

— Миссъ Ормъ, застѣнчиво началъ онъ, и однако, съ веселымъ выраженіемъ на своемъ некрасивомъ лицѣ, вы помните, я вамъ говорилъ намедни о моемъ путешествіи въ Индію?

— Да, отвѣчала ласково Милли, такъ какъ этотъ бѣдный, непопулярный, блудный сынъ внушалъ ей большую симпатію. Вы примирились съ этой мыслью. Я такъ этому рада, м-ръ Чадвикъ. Я была совсѣмъ огорчена намедни, видя, какъ вы несчастны.

— Не то, отвѣчалъ онъ; мнѣ такъ же ненавистна мысль ѣхать туда, какъ и раньше, но я думаю… теперь все улажено… и я не поѣду! Отецъ сказалъ вчера вечеромъ, что не пошлетъ меня туда, если Марго ничего не будетъ имѣть противъ того, чтобы я остался, и я ожидаю, что она теперь попроситъ его объ этомъ.

— Странный способъ рѣшать дѣло! подумала про себя Милли. Ну, тогда, конечно, все улажено, весело произнесла она вслухъ, и мнѣ нечего больше жалѣть о васъ, м-ръ Чадвикъ.

— Вы, значитъ, думаете, что я останусь, вы не думаете, чтобы… чтобы…

— Чтобы она стала настаивать на вашемъ отъѣздѣ. Возможно ли это? Конечно, м-ръ Чадвикъ, вы о ней лучшаго мнѣнія. Однако, мнѣ надо теперь съ вами проститься: пони слишкомъ холодно стоять на одномъ мѣстѣ.

Она уѣхала, разсѣявъ послѣднія его сомнѣнія. Онъ пошелъ по деревнѣ, чувствуя новое для себя удовольствіе въ наблюденіи за всѣми подробностями деревенской жизни; но нетерпѣніе скорѣе заставило его повернуть назадъ домой. До сихъ поръ онъ не думалъ объ одномъ: что, если Марго нетолько попроситъ оставить его дома, но даже сниметъ съ него тяготѣющее обвиненіе? отъ одной мысли объ этомъ онъ ускорилъ шаги. Какъ онъ будетъ счастливъ!.. болѣе чѣмъ счастливъ!

Идя въ домъ, онъ прошелъ мимо окна кабинета и не могъ не заглянуть въ него. Онъ вернулся слишкомъ рано: совѣщаніе еще не кончилось; онъ могъ видѣть высокую фигуру Марго. Она стояла спиной къ нему, и ему виденъ былъ только ея затылокъ съ массой каштановыхъ волосъ. Красивыя руки, державшія его участь, были заложены за спину.

Отецъ сидѣлъ за столомъ и слушалъ, но Алленъ не рѣшился долѣе глядѣть и вошелъ въ домъ.

Онъ, сталъ дожидаться въ концертной залѣ, дверь которой была открыта и въ нее виденъ былъ кабинетъ, приходившійся напротивъ. Ему пришлось не долго ждать: дверь кабинета отворилась.

— Значитъ, рѣшено, услышалъ онъ голосъ отца, звучавшій такъ, какъ будто онъ успокоился, и Чадвикъ вышелъ въ залу.

Алленъ всталъ и пошелъ ему на встрѣчу.

— Что, улажено? поспѣшно спросилъ онъ. Она согласна, чтобы я остался?

— Что? поспѣшно спросилъ Чадвикъ: такъ ты тутъ? мнѣ некогда отвѣчать тебѣ. Ступай къ Марго… спроси лучше ее самъ.

Алленъ не заставилъ повторить себѣ это два раза; успокоенный тономъ отца, онъ поспѣшно вбѣжалъ въ кабинетъ и очутился лицомъ къ лицу съ Марго.

IV.

Алленъ вбѣжалъ въ кабинетъ радостныя и благодарный и увидѣлъ Марго у окна. При звукѣ его шаговъ, она торопливо обернулась и какъ будто собиралась убѣжать, но увидя, что путь отступленія отрѣзанъ, осталась.

— Все улажено, не правда ли? вскричалъ онъ… Марго, я знаю, что вы уладили дѣло! что вы сказали?

Она гордо закинула голову.

— Я сказала… что должна была сказать, отвѣтила она.

Ея тонъ охладилъ его.

— Но вы не сердитесь за это, Марго, не правда ли?

— Сержусь… нѣтъ. Но не благородно было дѣлать меня судьей въ этомъ дѣлѣ… неблагородно.

— Не понимаю, почему, сказалъ Алленъ съ смущеннымъ удивленіемъ, право же, не понимаю; но, впрочемъ, теперь это все-равно, и я тѣмъ благодарнѣе вамъ за вашу милость и не знаю, какъ и благодарить…

— Стойте, закричала она съ жестомъ досадливой безпомощности, о! какъ это вы ничего не понимаете, Алленъ! Зачѣмъ мнѣ нужно говорить вамъ, что вамъ не за что благодарить меня? Вашъ отецъ спросилъ меня, хочу ли я, чтобы вы остались дома… и я…

Она умолкла: голосъ измѣнилъ ей.

Ужасный страхъ выразился на его лицѣ, нижняя челюсть его упала, и перемѣна въ лицѣ была бы комична, еслибы не трагедія, скрывавшаяся за нею.

— Вы… сказали… что я долженъ… уѣхать? медленно спросилъ онъ. Это вы хотите мнѣ сказать? Я не вѣрю этому, Марго. Вы не могли этого сказать!

Вмѣсто отвѣта она молча отвернулась.

— Значитъ, правда. Но, можетъ быть, вы мнѣ скажете, почему вы такъ хотите, чтобы я уѣхалъ? Какой вредъ вамъ отъ того, что я останусь здѣсь?

— Я не обязана объяснять вамъ свои резоны, высокомѣрно отвѣтила она, но такъ какъ вы спрашиваете, то извольте, я скажу. Я не довѣряю вамъ, Алленъ. Я боюсь, что вы рано или поздно скажете…

— Вы не довѣряете мнѣ! вскричалъ онъ, вы думаете, я проговорюсь… послѣ того, что я вынесъ! и это причина, почему отсылаете меня вдаль! Когда вы знаете, почему меня отсылаютъ… знаете, зачѣмъ я это сдѣлалъ и кто надоумилъ меня? Марго, вѣдь вы знаете, что это вы сами? И теперь, когда вамъ стоитъ сказать одно слово, и безъ всякихъ объясненій, чтобы я остался дома, вы отказываетесь произнести его! Мнѣ все равно, если кто-нибудь и услышитъ то, что я говорю, но я скажу: жестоко и безчестно было поступать такъ со мной… и вы въ этомъ раскаетесь, если только у васъ есть совѣсть.

Она густо покраснѣла, и глаза ея засверкали гнѣвомъ.

— Какъ могла я ожидать, что такъ выйдетъ! закричала она. Развѣ моя вина, если вы и этого не съумѣли сдѣлать? А теперь вы хотите свалить на меня отвѣтственность за вашу неловкость. Если я даже и расположена была пожалѣть васъ, то вы убьете всякую жалость такимъ поведеніемъ.

— Ахъ! сказалъ горько Алленъ, всѣ эти красивыя слова меня не обманутъ. Вы хотите выжить меня изъ дома, и ни передъ чѣмъ для этого не останавливаетесь. Прекрасно. Не бойтесь: я не стану бороться съ вами и словечка не пророню. Но по крайней мѣрѣ вамъ нельзя называть меня унизительными словами. Вы знаете и я знаю, что если кто изъ насъ и заслуживаетъ презрѣнія и долженъ стыдиться, то не я… нѣтъ, клянусь Богомъ, не я.

— Довольно! проговорила она съ неудержимымъ бѣшенствомъ. Я не намѣрена долѣе выслушивать такихъ вещей. Думайте, что хотите, говорите, что хотите, но я не хочу васъ слушать. Пустите меня, Алленъ.

Она была такъ грозна въ своей ярости, что онъ былъ совсѣмъ подавленъ, и ни цинизмъ ея предательства, ни ея гнѣвъ притворный или дѣйствительный не могли поддержать въ немъ презрѣнія, на минуту было проснувшагося въ немъ. Послѣ первой вспышки онъ готовъ былъ упасть къ ея ногамъ и умолять о прощеніи. Его любовь къ ней была собачья, которая усиливается отъ дурнаго обращенія.

— Марго, хрипло произнесъ онъ, не уходите… въ такомъ гнѣвѣ! Будьте хоть каплю справедливы ко мнѣ. Я… я не знаю, какъ это дѣлается, но вы всегда сумѣете заставить меня почувствовать себя виноватымъ. Когда я сейчасъ наговорилъ вамъ все это, я былъ безумецъ… и вы должны меня извинить. Я ждалъ совсѣмъ другаго. Но я скорѣе все вынесу, чѣмъ раздражать васъ противъ себя. Если вы находите, что я долженъ уѣхать, я уѣду… только не уходите, не сказавъ мнѣ добраго слова; скажите, что вы жалѣете меня и не забудете, какъ я уѣхалъ, чтобы спасти васъ отъ непріятности… что вамъ стоитъ сказать это, чтобы меня утѣшить!

Она была тронута, и даже глубоко, смиреніемъ, съ какимъ онъ сказалъ это; губы ея задрожали, глаза смягчились и отуманились слезами.

— Мнѣ становится васъ жалко, когда вы такъ говорите, Алленъ, я была бы добрѣе къ вамъ, еслибы могла, но я съ собой не справлюсь. У меня не хватитъ силы сдѣлать то, что мнѣ слѣдовало бы, можетъ быть, сдѣлать. Простите меня.

Онъ схватилъ ея руку и больно сжалъ.

— Вотъ все, что мнѣ нужно, проговорилъ онъ; я за васъ пойду въ огонь и въ воду. Вы можете все со мной сдѣлать, что хотите, Марго.

Она почувствовала немедленную реакцію и глубокое отвращеніе къ дальнѣйшимъ заявленіямъ такого рода и вынула руку изъ его руки.

— Хорошо, Алленъ, а теперь избавьте меня отъ такихъ сценъ, онѣ слишкомъ мучительны. Будемъ встрѣчаться, какъ еслибы ничего этого между нами не было.

— Но вы не будете избѣгать меня? спросилъ онъ умоляющимъ голосомъ. Вѣдь мнѣ всего только три дня оставаться здѣсь.

— Ида не отпускаетъ меня отъ себя, отвѣтила она не совсѣмъ искренно, но если вамъ это доставитъ удовольствіе, я буду сходить по вечерамъ внизъ, пока вы будете здѣсь.

— Вы знаете, какое мнѣ это доставитъ удовольствіе. Благодарю васъ, Марго.

— А теперь я должна идти, нервно сказала она; постарайтесь не думать обо мнѣ очень дурно, Алленъ.

— Я не могу дурно о васъ думать, отвѣчалъ онъ.

И на этомъ окончилось свиданіе, которое ей такъ было тяжко.

Что касается его, то въ первомъ порывѣ восторга, произведеннаго ея внезапною мягкостью, онъ позабылъ о крушеніи всѣхъ своихъ довѣрчивыхъ надеждъ, позабылъ участь, которой долженъ быть теперь безповоротно покориться.

Она говорила съ нимъ ласково; онъ видѣлъ слезы на ея чудныхъ глазахъ; она просила у него прощенія; онъ держалъ ея руку въ своихъ — вотъ воспоминанія, которыя послѣдуютъ за нимъ въ изгнаніе и облегчатъ его.

Правда, скоро наступила реакція, а съ нею вмѣстѣ и отчаяніе и страстное желаніе сохранить то, что ему мило и дорого, злое искушеніе разрушить собственное дѣло и остаться въ одномъ домѣ съ Марго.

По временамъ ему казалось, что за такое счастіе недорого будетъ заплатить ея презрѣніемъ и антипатіей.

Но если онъ откажется отъ вѣнца мученика для того только, чтобы убѣдиться, что даромъ сдѣлалъ это?.. если Марго не захочетъ послѣ того оставаться въ домѣ? Страхъ такого исхода заставилъ его быть вѣрнымъ принятому рѣшенію.

Что касается Марго, то она спѣшила пройти въ свою комнату, еще не оправившись отъ волненія, причиненнаго ей разговоромъ съ Алленомъ, когда дверь будуара ея матери тихо отворилась и, хотя ей очень хотѣлось какъ разъ въ эту минуту побыть одной, она не посмѣла не пойти къ матери.

— Ну? спросила м-съ Чадвикъ, нетерпѣливо и замѣтивъ усталый, недовольный видъ дочери, рѣзко прибавила:

— Неужели ты была такъ слаба, такъ безразсудна, что сдалась?

— Не тревожьтесь, милая! отвѣтила Марго съ ѣдкимъ, горькимъ смѣхомъ. Я была сама твердость — онъ уѣдетъ.

М-съ Чадвикъ заключила ее въ объятія и съ восторгомъ поцѣловала.

— Милая и храбрая дѣвочка! вскричала она. Я, право, боялась, что ты по добротѣ сердечной отступишь передъ тѣмъ рѣшеніемъ, какое улаживаетъ все наилучшимъ для всѣхъ образомъ. Ахъ! какъ я рада! не могу выразить.

Марго съ видимымъ нетерпѣніемъ вырвалась изъ объятій матери.

— Пожалуйста, мама, не хвалите меня. Я должна была сама сказать ему объ этомъ… это было ужасно… Я ненавижу себя за то, что не могла…

— Бѣдное дитя! перебила мать, жестоко возлагать на тебя такое неблагодарное дѣло. Никто не могъ ожидать, что ты станешь просить за него: это было бы ошибочной добротой, и ты сама горько пожалѣла бы о ней. Не упрекай себя за то, что исполнила свой долгъ. А теперь вымой себѣ глаза, милая: возьми одеколонъ у меня на туалетѣ. Готамы пріѣдутъ сегодня завтракать, и я не могу обойтись безъ тебя.

Часомъ позже Марго глядѣла да и чувствовала себя такъ, какъ еслибы совѣсть ея ничѣмъ и ни мало не была встревожена. Дѣло сдѣлано, и отступаться поздно.

— Могла ли я поступать иначе? спрашивала она себя — вопросъ, на который, конечно, отвѣчала такъ, какъ ей было всего пріятнѣе.

Во всѣхъ цивилизованныхъ странахъ приговореннымъ къ смерти даютъ нѣкоторыя льготы передъ наступленіемъ роковаго часа, и хотя Аллена приговорили только къ ссылкѣ, съ нимъ, обращались съ усиленнымъ вниманіемъ въ послѣдніе дни, которые онъ проводилъ въ Агра-Гаузѣ.

Летиція гуляла съ нимъ, повиснувъ у него на рукѣ, признакъ самой тѣсной дружбы у маленькихъ дѣвочекъ. Она сообщила ему много полезныхъ свѣдѣній объ Индіи, вычитанныхъ ею изъ дѣтскихъ книгъ, и давала совѣты, какъ жить.

— У васъ будетъ навѣрное свой собственный слонъ, чтобы ѣздить на немъ, говорила она; и вамъ навѣрное это понравится, Алленъ. Это не то, что ѣздить верхомъ. Вы сидите, точно въ креслѣ, и стрѣляете въ тигровъ, которые прячутся въ тростникахъ. Папаша много тигровъ застрѣлилъ такимъ образомъ. А еще вотъ что, Алленъ: когда вы встрѣтите тигра, то сохраняйте полное присутствіе духа, и онъ всегда побѣжитъ отъ васъ. Вы способны сохранять присутствіе духа? Вы должны упражняться въ этомъ. О! и знаете, если вы схватите кобру за хвостъ, то она васъ не укуситъ… помните это.

Алленъ смиренно слушалъ и иногда даже съ интересомъ думалъ о тропической жизни, благодаря тому, что поѣздка въ Индію придавала ему нѣкоторое значеніе въ глазахъ Летиціи, а ея наивныя дѣтскія понятія и совѣты утѣшали его.

Да и вечера тоже были для него большимъ утѣшеніемъ — вечера, которые онъ проводилъ въ обществѣ Марго. Она сдержала обѣщаніе и приходила въ гостиную. Она разговаривала съ нимъ такъ ласково, какъ никогда прежде; играла и пѣла для него, чего прежде почти никогда не удостаивала дѣлать.

Онъ не зналъ, какихъ усилій ей все это стоило и какъ нетерпѣливо ждала она, чтобы поскорѣе наступилъ день его отъѣзда. Марго принудила себя къ нѣкоторымъ уступкамъ… изъ человѣколюбія, какъ она увѣряла себя, но вѣрнѣе изъ желанія хоть сколько-нибудь загладить вину, хотя она въ томъ себѣ и не признавалась.

Аллена легко было ублажить: вечера казались ему черезчуръ короткими. Онъ пытался забыть обо всемъ, кромѣ блаженства настоящей минуты; но когда вечеръ оканчивался и онъ сидѣлъ въ библіотекѣ и курилъ, чувство ужаса охватывало его при мысли о томъ, какъ быстро пролетало счастливое для него время.

А подъ самый конецъ онъ лишился даже и этихъ краткихъ утѣшеній. Въ субботу Реджи пріѣхалъ изъ школы, и Алленъ тщетно ждалъ прогулки съ Летиціей. Реджи разсказывалъ ей такъ много про свои собственные подвиги и приключенія, а она такъ гордилась ролью его повѣренной, что совсѣмъ позабыла про спутника, разговоръ котораго былъ менѣе новъ и занимателенъ.

Да и Реджи обидѣлся бы, еслибы она вздумала его оставить: онъ съ гордымъ презрѣніемъ относился къ неуклюжему сводному брату. И въ результатѣ Аллену пришлось гулять одному. И невеселая то была прогулка.

Въ воскресенье онъ пошелъ въ церковь — привычка, усвоенная имъ въ послѣднее время. Марго тамъ не было, такъ какъ она ухаживала за Идой, здоровье которой все еще не поправлялось.

Онъ сидѣлъ на томъ же самомъ мѣстѣ, какъ и въ апрѣлѣ мѣсяцѣ, когда онъ былъ такъ счастливъ, что принадлежитъ къ одной семьѣ съ миссъ Чевенингъ, передъ тѣмъ казавшейся столь далекой отъ него. Онъ ждалъ такъ много радости отъ семейной жизни, а она принесла ему много горькихъ разочарованій, оскорбленій и обидъ, но присутствіе Марго все для него скрашивало.

А теперь у него отнимали и это утѣшеніе.

Прихожане въ церкви были все тѣ же: сэръ Эверардъ съ дочерью, Эдльстоны, старикъ Ливерседжъ, адмиралъ съ семействомъ, всѣ Горскомбскіе „нотабли“ и всѣ деревенскія, хорошо знакомыя ему, лица.

И всѣ они соберутся и въ слѣдующее воскресенье, и много, много еще воскресныхъ дней подъ рядъ; между тѣмъ, какъ юнъ… гдѣ онъ будетъ?

Не хитрыя мысли! но вѣдь Алленъ и не былъ оригинальнымъ мыслителемъ. А каждому изъ насъ всегда нѣсколько удивительно и тяжело, когда разлука, столь многозначительная для насъ самихъ, проходитъ безслѣдно для тѣхъ, которыхъ мы оставляемъ.

Викарій говорилъ проповѣдь обычнымъ спокойнымъ, звучнымъ голосомъ. Онъ выбралъ текстомъ для нея отъѣздъ Апостола Павла изъ Милета: — „и всѣ они горько плакали… печалуясь о томъ, что они его болѣе не увидятъ“. Нужно ли говорить, что этотъ выборъ былъ такой же случайный, какъ и не подходящій въ отношеніи къ Аллену.

Но Алленъ, тѣмъ не менѣе, суевѣрно примѣнилъ его къ себѣ не въ томъ смыслѣ, чтобы онъ ожидалъ, что они по немъ, будутъ плакать, но въ томъ, что неужели они никогда его болѣе не увидятъ.

А затѣмъ онъ пересталъ слушать проповѣдь и сталъ утѣшаться мыслью о послѣдней радости, ожидавшей его впереди. Марго собиралась — онъ зналъ — къ вечернѣ въ Лингфордскую церковь. Онъ разсчитывалъ сопровождать ее. Она это позволитъ, думалось ему, и можетъ быть… можетъ быть теперь, когда все рѣшено и у ней нѣтъ больше причины сторониться его, она ясно выскажетъ ему, что не совсѣмъ нечувствительна, къ его жертвѣ, что она благодарна ему и не позабудетъ его. Какъ онъ будетъ гордъ, если она выскажетъ ему это! Онъ даже воображалъ, что она намѣрена это сдѣлать, и задумала» прогулку съ этой цѣлью.

Онъ ничего не говорилъ о своемъ намѣреніи за завтракомъ, но когда наступило время, одѣлся и ждалъ въ сѣняхъ, надѣясь перехватить Марго. Реджи сошелъ внизъ и увидѣлъ его надѣвающимъ перчатки.

— Это что? сказалъ Реджи, — развѣ вы тоже отправляетесь въ Лингфордъ? съ нами вамъ нельзя… то-есть со мной, Летиціей и Марго.

Алленъ не разсчитывалъ, что двое младшихъ тоже отправятся къ вечернѣ… но что жъ такое, они пойдутъ всѣ вмѣстѣ, это ничему не помѣшаетъ.

— Отчего же? спросилъ Алленъ, — я вамъ не помѣшаю; я пойду съ Марго.

— Но мы ѣдемъ въ каретѣ, сказалъ Реджи, — и намъ вчетверомъ не помѣститься. Я спрошу мамашу, можно ли вамъ ѣхать.

Въ каретѣ! Сердце у Аллена упало. Но все же онъ поѣдетъ; все-таки пріятно быть около нея, хотя, конечно, теперь нечего ждать отъ нея тѣхъ словъ, на какія онъ разсчитывалъ. Онъ пошелъ за Реджи въ гостиную.

— Мамаша, Алленъ хочетъ ѣхать съ нами въ каретѣ? Можно ему ѣхать?

— Алленъ, вчетверомъ въ каретѣ будетъ тѣсно, и вы отлично знаете это.

— Развѣ Реджи не можетъ сѣсть на козлы?

— Разумѣется, нѣтъ: онъ кашлялъ въ церкви, и я вовсе не желаю, чтобы онъ хуже простудился.

— Ну, такъ я могу сѣсть на козлы, сказалъ Алленъ.

И это лучше, чѣмъ ничего.

— Тофамъ не любитъ, когда кто-нибудь сидитъ около него на козлахъ., это неприлично. Право, я не понимаю, Алленъ, почему вы такъ настаиваете. Реджи натурально хочется быть съ Марго, пока онъ дома, и я не замѣчала до сихъ поръ, чтобы вы были такъ богомольны. Право, вамъ лучше оставаться дома и докончить укладку своихъ вещей, вмѣсто того, чтобы путать всѣ наши распоряженія.

— Да, сказалъ Реджи, — мы васъ вовсе не хотимъ въ свою компанію… никто изъ насъ. Я увѣренъ, и Марго не хочетъ. Я не видѣлъ ее уже такъ давно, а вы путаетесь.

— Реджи, ты не долженъ говорить такъ со своимъ своднымъ братомъ; это не хорошо, замѣтила м-съ Чадвикъ. Но право же, Алленъ, это никакъ нельзя устроить, а потому не будемъ больше говорить объ этомъ.

— Какъ хотите, мрачно отвѣтилъ онъ.

Слова Реджи уже убѣдили его, Нѣтъ, Марго не хотѣла его видѣть… никто не хочетъ.

Но онъ, тѣмъ не менѣе, отправился пѣшкомъ въ Лингфордъ. Когда онъ пришелъ въ церковь, служба уже началась. Онъ сталъ ждать подъ портикомъ, и когда, по окончаніи проповѣди запѣли псаломъ: «Помощникъ и Покровитель, бысть мнѣ во спасеніе!» Аллену показалось, что онъ слышитъ голосъ Марго, звучный и сильный, выдѣляющійся изъ остальныхъ голосовъ. Онъ представлялъ ее себѣ въ церкви, между хорошенькимъ Реджи и Летиціей съ серьезнымъ личикомъ. Она пѣла, съ спокойнымъ духомъ и глазами, не отуманенными сожалѣніемъ о томъ, кого она погубила!

Но вотъ, наконецъ, псаломъ допѣтъ, за нимъ послѣдовали слова благословенія, и прежде чѣмъ кто-нибудь тронулся изъ церкви, Алленъ съ тяжелымъ сердцемъ пошелъ домой среди наступающихъ сумерекъ.

Никто не спрашивалъ у него, какъ онъ провелъ время послѣ полудня. Марго воображала, что онъ ходилъ прощаться въ викаріатъ, какъ ему и слѣдовало, такъ какъ онъ не видѣлъ Милли послѣ того утра, когда былъ полонъ такихъ радостныхъ надеждъ.

Но онъ не сдѣлалъ этого прощальнаго визита… онъ чувствовалъ, что не въ силахъ сообщить Милли о своемъ отъѣздѣ.

— Марго, вы будете пѣть? спросилъ онъ въ этотъ вечеръ въ гостиной.

— Съ удовольствіемъ, отвѣчала она; — что вы хотите, чтобы я спѣла?

Онъ колебался… онъ не былъ религіозенъ, и кромѣ того конфузился просить ее.

— Есть псаломъ, сказалъ онъ, наконецъ, «Помощникъ и Покровитель…» я бы желалъ, чтобы вы его спѣли.

Сама Марго тоже была не изъ набожныхъ, но согласилась, хотя ее и удивилъ такой выборъ.

— Какъ странно, что вы попросили спѣть этотъ псаломъ! вскричала Летиція, — мы какъ разъ его пѣли сегодня въ церкви въ Лингфордѣ!

Алленъ ничего не отвѣчалъ; онъ скрывался въ тѣни, въ одномъ изъ уголковъ около фортепіано, передъ которымъ сидѣла Марго, между тѣмъ какъ Летиція помѣстилась около нея. Оттуда ему видна была вся гостиная, точно картина: обѣ сестры у рояля, освѣщенныя свѣчами; яркій свѣтъ лампъ съ абажурами озарялъ остальную часть комнаты, и огонь въ каминѣ освѣщалъ красивое лицо его мачихи и Реджи, пріютившагося на скамейкѣ у ея ногъ.

Ахъ! какъ скоро эта картина станетъ для него только картиной!

Послѣ псалма пѣніе прекратилось; Алленъ не просилъ Марго спѣть еще что-нибудь, потому что былъ слишкомъ разстроенъ и боялся, чтобы голосъ не измѣнилъ ему, а когда онъ опомнился, Марго уже закрыла фортепіано, и случай былъ пропущенъ…

Дѣти пошли спать; пришелъ Чадвикъ и сталъ скучнымъ дѣловымъ тономъ толковать о своихъ распоряженіяхъ на завтрашній день… и такъ окончился послѣдній вечеръ, проведенный Алленомъ въ семьѣ.

V.

Злополучный Алленъ! судьба преслѣдовала его даже при отъѣздѣ. Когда человѣкъ уѣзжаетъ одинъ, то это придаетъ ему нѣкоторый интересъ, а его отъѣзду нѣкоторую торжественность. Но когда отъѣзжаютъ трое, всякая торжественность исчезаетъ, а интересъ распадается.

Рѣшено было, что Реджи отправится назадъ въ школу съ тѣмъ же поѣздомъ, съ какимъ Алленъ и его отецъ, и этотъ юный джентльменъ, деморализированный кратковременнымъ сибаритствомъ домашней жизни, былъ такъ разстроенъ предстоящей разлукой, что монополизировалъ все вниманіе.

Въ то время какъ всѣ утѣшали и успокоивали мальчика, Алленъ, незамѣченный пошелъ въ конюшню, чтобы проститься съ другомъ своимъ Ярроу.

Ярроу не понималъ причины необычайнаго волненія Аллена, но былъ на столько тактиченъ, что не выражалъ своего удивленія.

Его золотистые глаза сверкали любовью, онъ клалъ на колѣни Аллену свои необычайно грязныя лапы и прыгалъ на заднихъ съ жалобнымъ лаемъ, похожимъ и на вой, и на зѣвокъ, и обозначавшимъ нѣжное прощаніе.

— Прощай, старина, сказалъ Алленъ съ судорогой въ горлѣ.

Тофамъ, закладывавшій лошадей въ карету, подумалъ, что теперь пора нарушить презрительное молчаніе, какое онъ хранилъ относительно Аллена со времени катастрофы съ Госсаромъ.

— Собакѣ скучно будетъ безъ васъ, м-ръ Алленъ, сэръ.

— Привыкнетъ, отвѣтилъ Алленъ угрюмо отъ волненія.

— Что жъ, сэръ, собака извѣстно песъ, она не можетъ чувствовать, какъ христіанская душа, сказалъ Тофамъ, недовольный тѣмъ, какъ было принято его замѣчаніе.

Въ горести своей Алленъ подумалъ, что былъ бы очень радъ, еслибы христіанскіе члены семьи такъ же бы долго и нѣжно хранили его память, какъ бѣдный, неразумный догъ. Но минуты пролетали; онъ долженъ идти назадъ къ Марго.

Въ сѣняхъ его встрѣтила Летиція.

— Зачѣмъ вы убѣжали? упрекнула она его. Я васъ вездѣ искала. Не правда ли, какое ребячество со стороны Реджи заводить такія исторіи. Что, если бы онъ, а не вы отправлялся въ Индію. Я ожидала, что онъ бросится на полъ и начнетъ кричать. Я хотѣла вамъ передать вотъ это, Алленъ; это мой подарокъ, и вы должны обѣщать мнѣ не раскрывать его, пока вы не будете совсѣмъ одни.

Она вложила ему въ руку небольшой пакетъ, перевязанный ленточкой.

— Не показывайте никому, шептала она, положите въ карманъ, скорѣе… и обѣщайте.

Онъ обѣщалъ; ему стыдно стало за свои горькія мысли, въ особенности когда Летти прибавила:

— Съ моей стороны нехорошо было такъ много оставлять васъ одного въ послѣдніе два дня. Пріѣздъ Реджи заставилъ меня все позабыть, но мнѣ жаль, что я такъ поступила… Скажите мнѣ, вы не очень скучали?

— Нѣтъ, Летти, отвѣчалъ онъ неправдиво, но рѣшительно, я не замѣтилъ.

— Я очень рада, закричала она, я вспомнила объ этомъ вчера ночью, въ постели, и такъ была несчастна, потому что я грущу, что вы уѣзжаете… очень грущу!

Нѣкоторые изъ слугъ пришли въ сѣни проводить Аллена, больше изъ этикета, чѣмъ изъ любви къ нему.

Сусанна, понятно, не была въ томъ числѣ.

М-съ Чадвикъ все еще ласкала и успокоивала безутѣшнаго Реджи; Чадвикъ распоряжался на счетъ багажа; Марго исчезла. Алленъ пошелъ въ библіотеку, разыскивая ее, и нашелъ у окна. Она стояла и глядѣла, какъ Тофамъ подавалъ экипажъ.

— Ну вотъ, Марго, я уѣзжаю.

Она оглянулась, вздрогнувъ, и казалась смущенной.

— Они еще не уложили багажа, сказала она, чтобы только не молчать.

— Нѣтъ, угрюмо усмѣхнулся онъ, столько времени у меня еще есть впереди. И вотъ все, что вы имѣете мнѣ сказать, Марго?

— Я… я надѣюсь, вы будете преуспѣвать въ Индіи и будете счастливы, пролепетала она.

— Счастливъ? повторилъ онъ. Не похоже на то. Будете вы мнѣ писать иногда, Марго? и могу ли я написать вамъ?

Она болѣзненно покраснѣла.

— Нѣтъ, Алленъ, простите меня, если я кажусь вамъ недоброй, но… но я не вижу необходимости писать вамъ, или чтобы вы писали мнѣ. Мы будемъ слышать другъ о другѣ черезъ вашего отца.

— Вы боитесь, что я упомяну о… бывшемъ между нами? спросилъ онъ. Напрасно.

Гнѣвный огонь загорѣлся въ ея глазахъ.

— Я не желаю ни писать, ни получать писемъ, неужели этого не довольно, Алленъ?

— О, вполнѣ, горько отвѣтилъ онъ. Вы рѣшили совсѣмъ отдѣлаться отъ меня, Марго, но мнѣ кажется это несправедливо.

— Справедливо или нѣтъ, а я не хочу переписки. Если мое желаніе не имѣетъ для васъ значенія…

— Вы знаете, что имѣетъ… Зачѣмъ же я и уѣзжаю? Жестоко говорить мнѣ это теперь… Марго, вы не разстанетесь со мной въ сердцахъ? этого я не могу перенести.

— Зачѣмъ же вы сердите меня? проговорила она мягче. Зачѣмъ вы просите того, чего я не могу дать? Я очень жалѣю васъ, Алленъ, такъ жалѣю, какъ только могу, но вы должны принять вещи, какъ онѣ есть… такъ будетъ лучше. Когда вы докажете, что на васъ можно положиться…

— Развѣ я не доказалъ это? вскричалъ онъ.

— Какъ можете вы это спрашивать, когда вамъ еще предстоитъ испытаніе? Но вы будете мужественны, Алленъ, не правда ли? вы дадите забыть прошлое, не правда ли?

— Честное слово, да! вскричалъ онъ съ жаромъ.

Какъ и всегда ласковыми словами, она довела его до рабскаго подчиненія.

— Дайте мнѣ пожать вашу руку, Марго.

Она протянула ему руку, но тотчасъ же отняла ее назадъ.

— Торопись, закричалъ Чадвикъ, мы опоздаемъ на поѣздъ.

Марго проводила уѣзжающихъ до подъѣзда.

М-съ Чадвикъ благоразумно воздерживалась отъ проявленій особенной печали при разставаньи съ пасынкомъ. Впрочемъ ей и некогда было особенно заниматься имъ; она давала, различныя порученія мужу и наставленія сыну.

Послѣднее прикосновеніе къ рукѣ Марго, послѣднее крѣпкое рукопожатіе отъ Летиціи, почтительно выраженная надежда, безукоризненнымъ Мастерманомъ, что ему понравится въ Индіи, и Алленъ усѣлся въ карету вмѣстѣ съ плачущимъ Реджи и раскраснѣвшимся, раздраженнымъ отцомъ.

Затѣмъ пронеслось краткое видѣніе группы у подъѣзда: м-съ Чадвикъ улыбающаяся и посылающая воздушный поцѣлуй Реджи; Марго, прислонившаяся къ колоннѣ съ натянутымъ, тревожнымъ лицомъ; Летиція, ухватившаяся за нее въ тихой грусти; торжественныя лица слугъ на заднемъ планѣ… лошади рванулись съ мѣста, карета покатилась, и видѣніе исчезло.

— Мы едва-едва поспѣемъ къ поѣзду, сказалъ Чадвикъ, вынимая часы. Ради самого неба, Реджи, не хнычь, ты вернешься домой черезъ какихъ-нибудь двѣ-три недѣли.

Когда Марго вернулась въ столовую, она опустила руки и протяжно и съ облегченіемъ вздохнула.

— Наконецъ-то! сказала она. Ахъ, мама, я думала, Алленъ никогда не уѣдетъ!

Ее услышала Летиція.

— Марго! вскричала она, какъ ты не добра… ему такъ грустно было уѣзжать!

— Я не ожидала, что ты меня услышишь, милочка, отвѣчала Марго, покраснѣвъ; ты не понимаешь… это не значитъ, чтобы я его не жалѣла, бѣднягу… но только нельзя никакъ не радоваться его отъѣзду.

— Я не радуюсь, твердо отвѣтила Летиція, и никогда не буду радоваться.

---

Дорожныя хлопоты, видъ знакомыхъ туманныхъ лондонскихъ улицъ и обѣдъ съ отцомъ въ большой гостинницѣ совсѣмъ выбили изъ памяти Аллена пакетикъ, данный ему Летиціей, и онъ вспомнилъ про него уже вечеромъ, раздѣваясь, чтобы лечь спать.

Годы, казалось ему, прошли съ тѣхъ поръ, какъ онъ получилъ его. Онъ развязалъ ленточку съ почтительной нѣжностью. Въ пакетѣ лежали фотографическія карточки семьи Чевенингъ: всѣ были на лицо, невинная Летиція никого не исключила. Тутъ находилась его мачиха, принявшая у фотографа то самое выраженіе, какое у нея бывало въ церкви; Ида, хорошенькая и жеманная; Реджи; сама Летиція, дѣтская прелесть и естественная грація которой были чужды всякой позы и аффектаціи; даже Ярроу былъ включенъ въ группу, и честная морда его красовалась сбоку съ устремленными на фотографа наблюдательными и умными глазами и удивленно приподнятыми ушами. И наконецъ, тутъ былъ портретъ Марго, въ лѣтнемъ платьѣ, снятый въ Трувиллѣ и съ тѣмъ выраженіемъ въ лицѣ, какое ему было всего знакомѣе и наиболѣе желательно удержать въ памяти.

Онъ долго глядѣлъ на красивое личико, загадочное въ своей откровенной insouciance. Онъ не посмѣлъ попросить у ней портретъ. Летиція необыкновенно хорошо придумала…. или, постой: одна ли она это придумала? не участвовала ли въ этомъ и она сама? а въ такомъ случаѣ, какое значеніе, какая надежда скрывалась въ этомъ дарѣ! Съ той силой самообольщенія, какая намъ всѣмъ присуща и безъ которой мы были бы гораздо несчастнѣе, онъ вдругъ увѣровалъ, что этотъ прощальный подарокъ врученъ ему по мысли Марго. Она хотѣла имъ выразить то, чего не могла сказать на словахъ.

Еслибы онъ зналъ ея истинное отношеніе къ нему, — тѣ чувства, съ какими въ эту самую минуту она клала голову на подушку, далеко отъ него, въ Пейнширѣ, то можетъ быть излѣчился бы отъ своего безумія…

---

День или два спустя послѣ отъѣзда Аллена съ отцомъ изъ Агра-Гауза, Марго получила нѣсколько таинственную записочку отъ Милли Ормъ: она просила ее пріѣхать къ ней сегодня, такъ какъ ей очень нужно поговорить съ ней наединѣ.

И вотъ въ назначенный часъ миссъ Чевенингъ вошла въ поблекшую гостиную приходскаго дома, гдѣ Милли ожидала ее.

Комната была убогая, и никакихъ попытокъ къ современному убранству гостиныхъ въ ней не замѣчалось. Нѣсколько итальянскихъ фотографій и старинныхъ фамильныхъ портретовъ висѣло на стѣнахъ, ситцевая обивка на креслахъ и диванахъ почти совсѣмъ выцвѣла, а сама мебель была самаго незатѣйливаго фасона: тѣмъ не менѣе кругомъ царствовалъ неуловимый характеръ порядочности, котораго нельзя пріобрѣсти въ мебельной лавкѣ.

Милли, ожидавшая свиданія съ Марго не безъ волненія, успокоилась при видѣ яснаго и веселаго вида подруги, очевидно довольной собой и всѣмъ свѣтомъ. А потому не могла, не воскликнуть, беря гостью за руку и цѣлуя ее:

— Какой вы кажетесь сегодня счастливой, милая Марго!

— Неужели? улыбнулась Марго. Я дѣйствительно начинаю считать, что жизнь не такое уже тяжкое бремя. Идѣ гораздо лучше сегодня. Д-ръ Ситонъ думаетъ, что вскорѣ ей можно будетъ пуститься въ путь. Мы посылаемъ ее въ Каннъ на весь остатокъ зимы вмѣстѣ съ миссъ Грей — нашей старой гувернанткой. Ида, кажется, охотно ѣдетъ. Мамаша не можетъ обойтись безъ моихъ услугъ, и можетъ быть тогда будетъ лучше, а теперь скажите, зачѣмъ вы хотѣли видѣть меня, Милли?

— Теперь, когда вы пришли, я и не знаю, какъ васъ просить.

— Ахъ! вы вѣрно хотите, чтобы я опять приняла на себя руководство воскресной школой! Нѣтъ, Милли, послѣ моего перваго фіаско, я больше за это не возьмусь.

— Нѣтъ, нѣтъ, совсѣмъ не то, застѣнчиво проговорила Милли; я хотѣла только спросить о томъ, что слышала на.деревнѣ.

— Ну, говорите.

— Правда ли, будто вашъ братъ Алленъ ѣдетъ въ Индію?

— Онъ не братъ мой, Милли, вы знаете. Но прежде чѣмъ отвѣтить на этотъ вопросъ, я попрошу у васъ чашку чая. Я умираю съ голода.

— О, Марго! какая я безголовая!

— Прощаю васъ, милочка. И какъ это вы ухитряетесь изготовлять такіе вкусные кэки?

Милли совсѣмъ не была увѣрена, что голодъ подруги дѣйствительно такъ силенъ, но обязанности гостепріимства были слишкомъ священны, чтобы пренебречь ими. Кромѣ того, Марго по обыкновенію очаровала ее, какъ это бывало при всякомъ свиданіи. Милли безмѣрно и искренно восхищалась своей красавицей подругой.

— Нѣтъ… довольно сказала Марго, далеко не выдержавшая на дѣлѣ такого аппетита, какимъ хвасталась. Еслибы Летти пришла со мной, я бы не посмѣла быть такой жадной. Ну, а теперь, Милли, прибавила она, слегка насупясь, что касается Аллена, то вѣдь вы раньше знали, что онъ ѣдетъ въ Индію. — Это вѣдь давно уже рѣшено.

— Я знала это — да; но мнѣ говорили, что онъ не поѣдетъ.

— Въ самомъ дѣлѣ? Кто же говорилъ это?

— Самъ Алленъ. По его словамъ, отъ васъ зависѣло, ѣхать ему или нѣтъ, и былъ такъ увѣренъ, что вы позволите ему остаться.

Въ манерахъ Марго замѣтно сказывалось нѣкоторое нетерпѣніе и смущеніе.

— Онъ говорилъ это? Что еще говорилъ онъ вамъ?

— Только это. Значитъ… это неправда? Я такъ рада. Я надѣялась, что это такъ и есть.

— Почему рады? на что вы надѣялись, и какое вамъ вообще до этого дѣло, Милли?

— Я не могу не принимать въ немъ участія, въ бѣднягѣ! Онъ казался такимъ несчастнымъ, ему такъ не хотѣлось ѣхать, и онъ такъ обрадовался, когда подумалъ, что остается. Я никогда не вѣрила тому, что про него говорили. И въ послѣднее время онъ велъ себя такъ хорошо.

— Ахъ! сказала Марго насмѣшливо, у васъ слабость къ козлищамъ, но я ее не раздѣляю.

— Не говорите циническихъ вещей, Марго, я знаю, вы такъ не думаете. И скажите мнѣ, это правда?

— Какая настойчивость! Что правда? что Алленъ ѣдетъ въ Индію? Безусловно. Онъ уже теперь въ Лондонѣ, но корабль отходитъ только въ понедѣльникъ.

— Онъ, значитъ, ѣдетъ. Но правда, будто отъ васъ зависѣло, чтобы онъ остался?

— Милая Милли, вы экзаменуете меня, точно одну изъ ученицъ вашей воскресной школы! Что, если я скажу «да»… вы будете очень скандализованы?

— Я этому не повѣрю. Вы не можете быть такой недоброй.

— Вы слишкомъ возвеличили, меня, милая; по вашей винѣ я теперь сойду съ пьедестала. Вамъ лучше узнать меня, какова я на самомъ дѣлѣ. Я сказала «нѣтъ» — довольны вы?

— Это очень жестоко съ вашей стороны.

— Ахъ! вы — добрые люди, всегда бываете односторонни, отвѣтила Марго сердито, покраснѣвъ. — Мнѣ бы и въ голову не пришло, что жестоко желать, чтобы онъ уѣхалъ туда, гдѣ онъ можетъ быть полезенъ, вмѣсто того, чтобы бить баклуши, какъ онъ это дѣлалъ здѣсь.

— Онъ старался… изо всѣхъ силъ старался исправиться, бѣдняжка! И онъ такъ почиталъ васъ, Марго. Вы могли бы помочь ему! Ноджентъ всегда говорилъ: только Марго можетъ наставить его на путь истинный. Не знаю, что онъ скажетъ, когда узнаетъ.

Милли, при всѣхъ своихъ добрыхъ намѣреніяхъ, была немножко безтактна, хотя въ настоящемъ случаѣ никакой тактъ не могъ бы выручить ее.

— Со стороны вашего брата очень любезно питать такое высокое мнѣніе о моемъ вліяніи, высокомѣрно проговорила Марго, но я увѣрена, онъ по крайней мѣрѣ не осудитъ меня, когда узнаетъ всѣ обстоятельства дѣла.

— Какія обстоятельства? развѣ вы мнѣ не скажете, Марго?

— Это слишкомъ! раздражительно вскричала Марго. Вы обратите меня въ бѣгство такими нотаціями и перекрестными допросами. Предупреждаю васъ, Милли, я не очень терпѣливая. Вы спрашиваете то, чего вы не вправѣ знать и чего я, конечно, вамъ не скажу.

— Ахъ, Марго! я оскорбила васъ. Не считайте меня дерзкой; вы знаете, я не изъ одного только любопытства такъ пристаю къ вамъ. Я васъ прошу только объ одномъ: пожалѣть этого бѣднаго молодаго человѣка. Я знаю, онъ плохо воспитанъ, онъ бываетъ всѣмъ вамъ въ тягость; но подумайте, что вы дѣлаете, отсылая его противъ воли, въ далекую страну, гдѣ онъ никого не знаетъ. Онъ и не энергиченъ, и не уменъ; онъ не можетъ пробить себѣ дорогу, когда, вдобавокъ, около него не будетъ человѣка, который былъ бы ему дорогъ. Еслибы вы видѣли его въ ту минуту, какъ онъ сообщалъ мнѣ, что долженъ ѣхать! и какъ онъ перемѣнился, когда надѣялся остаться. Марго… право нельзя не считать бездушнымъ съ вашей стороны, что вы такъ равнодушно, такъ легко относитесь къ тому, что вы сдѣлали!

Марго и встала и всплеснула гибкими руками съ страстнымъ жестомъ.

— Развѣ я ничего не чувствую? развѣ я не старалась, Милли, не старалась изо всѣхъ силъ найти какой-нибудь другой исходъ? Развѣ вы думаете, я не сожалѣю? Вы ошибаетесь, Милли, если такъ думаете. Для меня это было страшно мучительно, пока не кончилось. Если я кажусь легкомысленной, то таковъ уже мой характеръ. Я не могу долго останавливаться на одномъ какомъ-нибудь чувствѣ. И не могу притворяться, будто чувствую, когда во мнѣ нѣтъ чувства. Теперь дѣло рѣшено, къ худу или къ добру, но взять назадъ свои слова я не могу, еслибы даже и хотѣла.

Милли охватила руками талію подруги.

— Если вы искренно сожалѣете, если вы дѣйствительно боролись съ собой, то вамъ стоитъ сдѣлать еще одно послѣднее усиліе, и вы выйдете побѣдительницей! Дорогая Марго, послушайтесь голоса, который говоритъ вамъ, что вы дурно поступили! Что бы ни приходилось вамъ простить — простите, пока есть время. Не берите на себя, не берите страшной отвѣтственности загубленной, чужой жизни, которую вы бы могли спасти, еслибы захотѣли. Сдѣлайте это! Сдѣлаете, скажите?

— Что вы хотите, чтобы я сдѣлала? спросила Марго, болѣе нерѣшительно, чѣмъ говорила до сихъ поръ.

— Еще не поздно, убѣждала Милли, онъ еще не сѣлъ на корабль. Напишите, телеграфируйте его отцу, что вы перемѣнили мнѣніе и желаете, чтобы Алленъ остался. Онъ охотно послушается васъ. Глядите, вотъ бумага. Я снесу телеграмму сама, и вы въ то же самое время можете написать.

— Нѣтъ, Милли, нѣтъ. Вы добры… гораздо добрѣе меня… но вы не понимаете. Я не могу вернуть его теперь. Не скажу, почему… но такъ есть.

— Ну, такъ пусть Богъ проститъ васъ, Марго! вы пожалѣете когда-нибудь это всей души, что не послушались меня теперь.

— Можетъ быть. Но что сдѣлано — то сдѣлано. Если я дурно поступила, то должна нести и послѣдствія. На моемъ мѣстѣ вы бы тоже нашли, что не такъ-то легко быть доброй… не судите меня слишкомъ строго, милая!

— Я не могу не судить васъ строго! вы меня къ этому вынуждаете сами. Я такъ восхищалась вами, такъ любила васъ, а теперь не могу больше по-прежнему относиться къ вамъ!

— Вы не хотите меня больше знать, устало проговорила Марго, ну, какъ хотите. И теперь, полагаю, кромѣ худаго ничего обо мнѣ не скажете.

— Я ничего не стану говорить о васъ! никто не вправѣ, узнать то, что вы мнѣ сказали. Но только друзьями мы больше быть не можемъ.

— Если вы такъ думаете, то пускай. А теперь прощайте, Милли.

Милли не пыталась ее удерживать, не захотѣла поцѣловать на прощанье. Она стояла у камина разстроенная, огорченная, негодующая, и ей было не до вѣжливости.

Марго, привыкшая къ вниманію даже со стороны особъ своего пола, поняла, до какой степени она упала во мнѣніи своей подруги, и самолюбіе ея ныло отъ нанесеннаго ему удара въ то время, какъ она проходила по деревнѣ.

— Къ чему я сказала ей? думала она. Вѣроятно, трудно было удержаться… но страшно подумать, я чуть было не сдалась. Еслибы я сдалась… еслибы я вернула его назадъ… ахъ! не стоитъ объ этомъ теперь и думать! Еслибы онъ вернулся, я бы постоянно подвергалась опасности, что рано или поздно, тайна моя обнаружится… нѣтъ, это хуже всего, чтобы тамъ ни говорила Милли. Она вѣдь ничего не знаетъ! Но я лишилась ея дружбы., и вѣдь я ее любила! Теперь она меня будетъ ненавидѣть. Но она не скажетъ ему; она почти вѣдь обѣщала мнѣ это… Я рада этому, что до остальнаго, что жъ дѣлать… я должна ко всему привыкать. Передѣлать все сдѣланное было бы безуміемъ.

Такъ увѣряла она себя потому, что одна мысль о возвращеніи Аллена наполняла ее отвращеніемъ и ужасомъ передъ возможными послѣдствіями… она будетъ молчать, и пусть онъ уѣдетъ!..

Такимъ образомъ, никакой вѣсти не пришло, чтобы удержать Чадвика отъ его намѣренія, и нѣсколько дней спустя, Алленъ стоялъ съ отцомъ на палубѣ корабля, обмѣниваясь послѣдними прощальными словами, которыя въ настоящемъ случаѣ труднѣе выговаривались, чѣмъ большинство прощальныхъ словъ.

— Ты видишь, говорилъ Чадвикъ, я снарядилъ тебя, какъ джентльмена, несмотря на твой проступокъ. Я отпускаю съ тобой больше денегъ, чѣмъ тебѣ можетъ понадобиться въ Бомбеѣ. Я бы могъ передать ихъ Макдональду въ руки. Но во всякомъ случаѣ, онъ знаетъ, съ кѣмъ имѣетъ дѣло, и будетъ зорко слѣдить за тобой. Смотри, веди себя хорошо.

Въ послѣдніе дни, когда поневолѣ они были чаще въ обществѣ другъ друга, чѣмъ въ Агра-Гаузѣ, между отцомъ и сыномъ возстановились отчасти болѣе дружественныя отношенія. Чадвикъ смягчился и не намекалъ на прошлое. Къ Аллену вернулась прежняя робкая привязанность и восхищеніе энергическимъ, щедрымъ (Чадвикъ умѣлъ бросать деньги, когда хотѣлъ) отцомъ, несмотря на его жестокое обращеніе.

Но послѣднія слова его возбудили унизительное подозрѣніе Аллена.

— Неужели вы хотите сказать, что сообщили ему, за что вы отсылаете меня въ Индію? спросилъ онъ, глядя въ мутную зеленую воду.

— Макдональдъ служитъ у меня уже много лѣтъ; у меня нѣтъ отъ него секретовъ, натурально.

— Значитъ… вы сказали ему?

И лицо Аллена омрачилось.

— Ну да, сказалъ, не все ли тебѣ равно? Не можешь же ты ожидать, чтобы я относился къ тебѣ, какъ къ человѣку, которому можно довѣрять!

— Я не думалъ, что вы ему скажете… но теперь все равно… и… и когда вы призовете меня назадъ?

— Объ этомъ еще рано говорить, когда ты еще не уѣхалъ. Я не призову тебя до тѣхъ поръ, пока ты не научишься наживать деньги, вмѣсто того, чтобы ихъ проживать… Ну, я не хочу съ тобой ссориться на прощанье… вонъ уже звонокъ. Прощай и веди себя хорошо.

— Прощайте, машинально отвѣчалъ Алленъ, и поклонитесь отъ меня Летиціи… и Марго, когда вернетесь сегодня домой.

— Да, да! Прощай.

Они пожали другъ другу руки, и Чадвикъ сошелъ на берегъ, сомнѣваясь: хорошо ли онъ сдѣлалъ, будучи такъ откровененъ съ Макдональдомъ.

— Но, можетъ быть, Аллену полезно будетъ знать, что за нимъ зорко слѣдятъ. Это подкрѣпитъ въ немъ добрыя намѣренія, утѣшалъ онъ самого себя.

Алленъ стоялъ на палубѣ большаго корабля, спускавшагося внизъ по Темзѣ. Двѣ мысли овладѣли имъ. Онъ не могъ надѣяться вернуться назадъ… пока не разбогатѣетъ. Макдональдъ человѣкъ, подъ руководствомъ котораго онъ долженъ былъ разбогатѣть, увѣдомленъ, что онъ воръ!

И тутъ мы оставимъ его на нѣкоторое время на пути къ мѣсту незаслуженной ссылки, отъ которой онъ могъ однимъ словомъ избавить себя.

Упрямство, гордость и химерическая надежда заставили его молчать, а теперь, когда жертва свершилась, имъ овладѣло великое сомнѣніе, великое отчаяніе. Онъ только теперь началъ соображать, какъ дорого стоитъ ему эта жертва…

VI.

Недѣли, наступившія вслѣдъ за отъѣздомъ Аллена, были для Марго недѣлями глубокаго спокойствія и мира. Съ нимъ устранился, казалось, единственный элементъ для тревоги и опасеній, сна не боялась больше вѣчной, фальшивой ноты, звучавшей въ ихъ отношеніяхъ въ послѣднее время; не боялась доноса съ его стороны. И дома все пошло лучше. Ея вотчимъ сталъ спокойнѣе, менѣе придирчивъ и раздражителенъ.

Онъ не только не сердился на то, что жена и падчерица помогли ему удалить Аллена, но втайнѣ былъ имъ благодаренъ за это: онѣ выручили его изъ затруднительнаго положенія, безъ всякаго шума и скандала.

Ида уѣхала въ Каннъ подъ опекой миссъ Грей и, судя по письмамъ, уже начала медленно поправляться и выходить изъ состоянія апатіи и оцѣпенѣнія, въ какое ее повергъ ударъ, нанесенный ей въ Борнмоутѣ.

До самой послѣдней минуты она ни словомъ не упоминала о прошломъ, и Марго старательно избѣгала напрашиваться въ повѣренныя сестры. Ида вскорѣ сама увидитъ, какое безуміе принимать такъ трагически обманъ и измѣну Камиллы Гендерсонъ; только болѣзнь и преувеличенная чувствительность мѣшали ей разсудительно взглянуть на все это дѣло.

Но когда она вернется назадъ съ возстановленными силами, и Аллена не будетъ, чтобы разстраивать ей нервы мелкими придирками, она скоро, скоро оправится.

Да! когда Марго думала объ этомъ, то считала себя правой.

Ей казалось, что она дѣйствовала не столько изъ личныхъ интересовъ и предубѣжденій, сколько ради блага близкихъ. Всѣ укоры совѣсти умолкли; да! Алленъ заслуживалъ своей участи, и было бы непростительной слабостью поступить иначе, чѣмъ она поступила.

Когда наступило Рождество, она безпрестанно встрѣчалась съ Милли Ормъ; надо было украшать церковь, участвовать въ школьныхъ празднествахъ. Отъ всего этого она никакъ не могла отказаться. Но хотя Милли и перемѣнилась къ ней, эта перемѣна была нечувствительной для всѣхъ, кромѣ Марго; а она скоро привыкла смотрѣть на это, какъ на неизбѣжное и меньшее зло, съ которымъ легко примириться, принимая во вниманіе то, съ какою радостью ее встрѣчали вездѣ въ Горскомбѣ и въ окрестныхъ помѣстьяхъ.

Пріятно было встрѣчать поклоненіе вездѣ, гдѣ бы она ни появлялась съ матерью, на митингахъ, накаткѣ, на танцовальныхъ вечерахъ… пріятно думать, что немногіе люди осудили бы ее, какъ Милли, еслибы даже и знали то, о чемъ она той сказала.

Будетъ ли братъ Милли такъ же строгъ, какъ она? Онъ долженъ былъ пріѣхать на нѣсколько дней во время Рождеетва… она навѣрное его встрѣтитъ. Будетъ ли онъ задавать неприличные вопросы, призывать ее къ отвѣту? Она пренебрегла его мнѣніемъ о безполезности посылать Аллена въ коллегію, и результатъ показалъ, что онъ былъ правъ. Что-то скажетъ онъ теперь? Ну что жъ, пусть говоритъ, что хочетъ! пусть раздружится съ нею… какое ей дѣло! его одобреніе или неодобреніе не могло затронуть ее. Если онъ вздумаетъ читать ей наставленія, то она сразу покажетъ ему, что не намѣрена допускать постороннихъ вмѣшиваться въ ея дѣла.

Тѣмъ не менѣе это равнодушіе съ ея стороны не помѣшало ей чувствовать себя рѣшительно взволнованной при ихъ первой встрѣчѣ. Но его манеры успокоили ее. Нельзя было сомнѣваться въ томъ, что онъ радъ ее видѣть и вовсе не расположенъ критиковать ея дѣйствія или читать ей нотаціи. Они видѣлись одну минуту, пока дошли домой изъ церкви въ первый день Рождества, но этого было довольно, чтобы успокоить ее. Нѣсколько дней спустя ей пришлось долѣе пробыть въ его обществѣ.

Эдльстоны давали святочный вечеръ.

— Пріѣзжайте, говорила Фай Эдльстонъ Марго; у насъ не будетъ дѣтей; мы сами всѣ будемъ дѣтьми и станемъ играть въ разныя игры.

Ноджентъ Ормъ находился въ числѣ приглашенныхъ и пріѣхалъ поздно, и какъ разъ въ тотъ моментъ, какъ несчастный Фаншо съ завязанными глазами, отчаянно налеталъ на бюстъ, стоявшій на пьедесталѣ, подъ ошибочнымъ впечатлѣніемъ, что онъ задуваетъ свѣчу, которую держитъ миссъ Чевенингъ, между тѣмъ какъ эта послѣдняя, стоя посреди комнаты, наблюдала за его прыжками издали съ спокойнымъ и нѣсколько насмѣшливымъ удовольствіемъ.

Ормъ вновь былъ пораженъ ея оригинальной красотой и изяществомъ. Въ залѣ онъ замѣтилъ много хорошенькихъ дѣвушекъ, но онѣ казались провинціалками рядомъ съ ней и сравнительно съ ея тихой, полупрезрительной, полусострадательной усмѣшкой, ихъ смѣхъ казался пошлымъ и вульгарнымъ.

Она увидѣла, что онъ стоитъ въ дверяхъ, и ласково кивнула головой, съ такимъ выраженіемъ, какъ будто бы она непричастна къ происходящей комедіи. И дѣйствительно, викарію развязали глаза по ея просьбѣ, и она оставила игру.

Пока другіе шумно предлагали новыя игры и спорили о томъ, какую выбрать, она отошла къ сторонкѣ, и Ормъ могъ подойти къ ней.

— Подозрѣвали ли вы, что м-ръ Фаншо можетъ быть такъ забавенъ? спросила она.

— Бѣдный Фаншо! А много еще жертвъ принесено для развлеченія общества?

— Не совсѣмъ добросовѣстно съ вашей стороны пріѣхать такъ поздно и застать насъ въ самомъ разгарѣ суетныхъ удовольствій. Но насколько взрослые люди способнѣе ребячиться, чѣмъ дѣти, это удивительно!

— Не могу себѣ представить, чтобы вы особенно усердно предавались этому времяпрепровожденію, отвѣчалъ онъ, взглядывая на ея щеки, которыя совсѣмъ не раскраснѣлись.

Бесѣда ихъ была прервана новой игрой, и Нодженту пришлось противъ желанія принять участіе въ оживленномъ, но не особенно интересномъ развлеченіи, извѣстномъ подъ названіемъ «Тибетсъ» и заключающемся въ томъ, что передаютъ подъ скатертью изъ рукъ въ руки прессъ-папье и предоставляютъ угадывать, въ чьей рукѣ онъ находится въ данную минуту.

Наконецъ игра смѣнилась танцами, и Ноджентъ поспѣшно пригласилъ Марго на вальсъ, и она съ теплымъ торжествомъ подумала, что во всякомъ случаѣ онъ не очень худаго о ней, должно быть, мнѣнія.

Она съ удовольствіемъ убѣдилась, что онъ танцуетъ хорошо; но прежде чѣмъ они сдѣлали нѣсколько туровъ, удовольствіе было испорчено его замѣчаніемъ.

— И такъ, я слышу, Алленъ уже на пути въ Индію?

Тонъ его былъ вполнѣ безстрастный, но Марго вдругъ показалось — и совсѣмъ напрасно — что безстрастіе напускное, что онъ кое-что слышалъ и пригласилъ ее танцовать только затѣмъ, чтобы узнать правду отъ нея самой.

Она благодарила судьбу за то, что ей ненужно было глядѣть ему въ глаза, и что онъ не могъ видѣть ея лица.

«Но это рокъ какой-то! подумала она, этотъ несносный Алленъ вѣчно оказывается между нами».

— Да, отвѣчала она. Кто вамъ сказалъ?

— Сестра.

Марго попросила его остановиться.

Милли, значитъ, таки сказала ему! какъ глупо было съ ея стороны признаваться ей! Марго очень хотѣлось танцовать съ Ормомъ, но она чувствовала, что въ эту минуту это для нея невозможно.

— Нельзя танцовать и разговаривать, сказала она. Сядемте вонъ тамъ у окна. Мнѣ пріятнѣе будетъ поболтать.

Онъ согласился и отвелъ ее въ амбразуру окна, гдѣ никто не могъ помѣшать ихъ бесѣдѣ.

Она молча просидѣла нѣсколько секундъ, и въ глазахъ ея появился жесткій блескъ.

— Ну такъ о чемъ же мы говорили? да, про Аллена. Милли сказала вамъ, почему онъ уѣхалъ?

— Она сама, кажется, этого не знаетъ. Я думалъ, отъ васъ узнаю что-нибудь. Странно какъ-то думать, что онъ вообразилъ, будто изъ него выйдетъ плантаторъ.

Подозрѣнія Марго разсѣялись: онъ говорилъ съ очевидной искренностью, и она убѣдилась, что Милли ничего ему не сказала. Онъ думаетъ, будто Алленъ по собственной охотѣ уѣхалъ…. всего лучше оставить его въ этомъ убѣжденіи.

— Что же тутъ такого страннаго? спросила она.

— Ну, да какой же онъ дѣловой человѣкъ.

— Научится. Къ тому же онъ будетъ подъ руководствомъ тамошняго управителя. Безъ сомнѣнія, для него лучше вести дѣятельную, занятую жизнь, чѣмъ сидѣть сложа руки дома; какъ вы думаете, м-ръ Ормъ?

— Значитъ, вы способствовали этому?

На секунду подозрѣніе къ ней вернулось…. не скрывается ли иронія въ его словахъ?

— Что вы хотите сказать?

— Да то, что отецъ его вѣроятно не сразу согласился въ этотъ планъ, но вы настояли на немъ. Ошибаюсь я?

— Я стояла за его отъѣздъ. Вы находите это дурнымъ, скажите пожалуйста?

— Дурнымъ? Боже мой, нѣтъ! съ какой стати я найду это дурнымъ. Хорошій знакъ, разъ Алленъ захотѣлъ трудиться и если только желаніе у него не пройдетъ, то тѣмъ лучше.

— Я хочу сказать: вы осуждаете меня?

— Осуждать васъ? напротивъ того, я желаю выразить вамъ, что нахожу большой добротой съ вашей стороны то, что вы вошли въ его чувства и убѣдили его отца дать свое согласіе.

Нельзя было сомнѣваться въ искренности его взгляда и голоса, когда онъ говорилъ это, но она внутренно съежилась какъ отъ самаго ѣдкаго сарказма. На сколько возможно она не будетъ лицемѣркой, онъ не долженъ узнать и не узнаетъ, что она послала Аллена въ изгнаніе противъ его воли, вопреки его страстнымъ мольбамъ, но по крайней мѣрѣ она не станетъ слушать похвалъ за это.

— Не говорите этого, быстро перебила она, вѣдь вы знаете, какъ я о немъ говорила и думала.

— Я знаю, но знаю также, какъ вы старались побѣдить свои чувства и успѣли въ этомъ.

Она почувствовала неудержимое желаніе поколебать это довѣріе, и на сколько возможно быть откровенной.

— Развѣ? ахъ! вы не знаете! М-ръ Ормъ, что бы вы сказали, еслибы я сообщила, вамъ, что я желала, чтобы онъ уѣхалъ, столько же для себя, какъ и для него?

Ноджентъ былъ тронутъ; онъ видѣлъ во всемъ этомъ только самоугрызенія строптивой, но честной натуры, и она показалась ему только милѣе отъ этого.

— Хотя бы и такъ; полагаю, вы иначе не могли доступить. Вы совсѣмъ инаго воспитанія, чѣмъ онъ, бѣдняга! Нельзя требовать отъ васъ больше того, чтобы вы помогли ему стать на ноги. А это вы сдѣлали.

— Я такъ желаю ему добра! съ жаромъ заявила она, для собственнаго успокоенія. Я буду несчастна, если онъ и теперь не остепенится.

— Неужели вы думаете, я въ этомъ сомнѣвался, и я увѣренъ, онъ тоже это чувствуетъ, и это больше, чѣмъ другое, что поможетъ ему вести себя хорошо.

— И вы думаете, онъ успѣетъ…. и будетъ счастливъ тамъ?

— Я думаю, есть всѣ данныя на это. Онъ самъ выбралъ себѣ карьеру, дѣла у него будетъ много, соблазновъ мало…. самое чувство отвѣтственности должно поддержать его. Я увѣренъ, нѣтъ основанія вамъ о немъ безпокоиться. Вы во всякомъ случаѣ сдѣлали съ своей стороны для него все возможное.

— Я рада, что вы это и ничто не заставитъ васъ дурно думать обо мнѣ, неправда ли? обѣщайте мнѣ это, м-ръ Ормъ.

Нодженту стоило большихъ усилій воздержаться отъ жаркихъ увѣреній, которыя бы выдали его страсть. Онъ боялся оскорбить или встревожить ее. До сихъ поръ онъ не имѣлъ права претендовать на болѣе нѣжное отношеніе, тѣмъ какое оказываютъ другу. Онъ не хотѣлъ испортить своего положенія необдуманнымъ шагомъ.

— Нѣтъ надобности обѣщать это, сказалъ онъ; ничто не заставить меня дурно думать о васъ: но такъ какъ вы желаете этого, то извольте, я обѣщаю.

Они больше не заговаривали объ Алленѣ, и весь вечеръ она чувствовала себя счастливой и безпечной, обворожительной, какъ и всегда, въ его глазахъ, хотя онъ и предпочиталъ ее въ серьезномъ настроеніи.

Онъ пошелъ назадъ въ викаріатъ вмѣстѣ съ Милли, но мало говорилъ о сегодняшнемъ вечерѣ, и ни слова о миссъ Чевенингъ. Его любовь, бывшая до сихъ поръ мечтательной и непрактичной въ его собственныхъ глазахъ, приняла болѣе осязаемую и доступную форму. Почему бы ему и не надѣяться на взаимность? Пока она, правда, не любитъ его, но можетъ полюбить. Во всякомъ случаѣ она обращается съ нимъ не такъ, какъ съ простымъ знакомымъ.

Отнынѣ мысль, что онъ можетъ современемъ привлечь ея сердце, будетъ для него не простой мечтой; онъ поставитъ это себѣ цѣлью, отъ достиженія которой зависитъ его счастіе.

Быть можетъ, даже и въ это время Марго уже не была вполнѣ къ нему равнодушна; при всей ея строптивости, она способна, какъ женщина, находить наслажденіе въ подчиненіи болѣе сильному характеру, чѣмъ ея собственный, а въ Ноджентѣ Ормъ сказывалась сила воли и характера, которая сразу ей понравилась. Она не была также слѣпа и къ тому факту, что онъ восхищался ею; что она могла, если хотѣла, привести его къ своимъ ногамъ. Но теперь она боялась этого увлеченія. Зачѣмъ Ноджентъ такъ упорно считаетъ ее лучше, чѣмъ она есть? Она почти сердилась на него за то, что онъ не видитъ ее въ истинномъ свѣтѣ. Если она полюбитъ его, а онъ вдругъ узнаетъ истину — что тогда? Она хорошо знала, что онъ не будетъ слабъ въ своей любви. Она обманула его, но не обманула Милли; ей нужно будетъ сказать ему правду, унизить себя передъ нимъ, быть можетъ, видѣть, какъ онъ отвернется отъ нея… ахъ, нѣтъ! она не станетъ подвергать себя такимъ униженіямъ. Она убьетъ въ себѣ склонность къ нему, пока не поздно; теперь пока ей легко будетъ выкинуть его изъ головы.

Такимъ образомъ при новой встрѣчѣ онъ замѣтилъ перемѣну въ ея обращеніи, хотя и не могъ бы опредѣлить, въ чемъ она заключается. Онъ принялъ эту перемѣну безъ протеста и не дѣлалъ усилій вернуть прежнее болѣе дружеское отношеніе.

Онъ вернулся въ Лондонъ немного разочарованный, но далеко не отчаявшійся.

— Въ сущности онъ вовсе не такъ влюбленъ въ меня, подумала Марго, когда услышала объ его отъѣздѣ. Еслибы онъ былъ влюбленъ, то пріѣхалъ бы проститься. Ну и тѣмъ лучше. Я рада, что онъ не влюбленъ.

VII.

Сусанна очень сильно ломала голову, стараясь отыскать настоящую причину отъѣзда Аллена. Изъ того, что онъ неосторожно выболталъ, она заключила, что главная виновница тутъ миссъ Чевенингъ — и это заключеніе не могло ослабить жгучей ненависти, какую она питала къ своей госпожѣ.

Можно было бы подумать, что, въ виду того, что Сусаннѣ не удалось очаровать Аллена, его отсутствіе не могло быть ей лично непріятно, но ненависть нелогична… она считала, что рано или поздно онъ подпалъ бы ея чарамъ, еслибы миссъ Марго не вскружила ему голову. Чтобы Марго онъ могъ хоть сколько-нибудь нравиться — этого Сусанна ни на минуту не допускала; но она считала вполнѣ возможнымъ, что Марго завлекала Аллена изъ кокетства.

Одинъ фактъ, который недавно дошелъ до ея свѣдѣнія, подтвердилъ ее въ этомъ мнѣніи.

Юный Барчардъ, падкій до хорошенькихъ женщинъ, принялся въ послѣднее время ухаживать за нею, и Сусанна, дѣвушка себѣ на умѣ, не отталкивала его, хотя очень хорошо знала, какою репутаціей онъ пользовался, и въ своей оцѣнкѣ отводила ему совсѣмъ иное мѣсто, чѣмъ своимъ другимъ респектабельнымъ сельскимъ поклонникамъ.

Но какъ бывшій пріятель Аллена и молодой человѣкъ болѣе щеголеватый и франтъ, чѣмъ большинство Горскомбскихъ кавалеровъ, онъ заслуживалъ вниманія, и вполнѣ естественно, что въ разговорѣ они очень часто упоминали о юномъ м-рѣ Чадвикѣ и что Барчардъ упомянулъ о курьезномъ случаѣ, когда ему пришлось передать секретное письмо, написанное женскимъ почеркомъ.

— И вы не вскрыли его, чтобы узнать, что въ немъ написано? спросила наивная Сусанна.

— Это меня не касалось, и кромѣ того оно было запечатано.

— Ахъ! сказала Сусанна, ужь я бы съумѣла раскрыть его съ печатью или безъ печати.

— Вѣрно! отвѣчалъ онъ, глядя на нее съ восхищеніемъ.

Но Сусанна очень заинтересовалась этимъ таинственнымъ письмомъ.

Что, если въ немъ разгадка изгнанія Аллена? Не Марго ли написала его? Ужь вѣрно не даромъ оно было доставлено секретнымъ образомъ, а не адресовано прямо въ домъ.

И подумать, что она не могла ничего открыть!

Говорятъ обыкновенно, будто слугамъ извѣстны всѣ дѣла и обстоятельства ихъ господъ. И принимая во вниманіе то, какъ мало ихъ остерегаются, они, конечно, многое знаютъ. Рѣдко кто считаетъ слугъ внимательными или смышлеными, а между тѣмъ многія тайны господъ разоблачаются въ кухнѣ, на основаніи намековъ, замѣчаній, пойманныхъ на лету въ столовой.

Но въ настоящемъ случаѣ соблюдалась величайшая осторожность; никто внизу, ни даже непогрѣшимый Мастерманъ. не зналъ ничего кромѣ голаго факта, что м-ра Аллена отправляютъ заграницу и что, кажется, ему это не по вкусу.

Сусанна пробовала вытянуть что-нибудь изъ Летиціи; но Летиція, хотя и ребенокъ, инстинктивно понимала, что не слѣдуетъ болтать о семейныхъ дѣлахъ съ прислугой.

— Не думаю, чтобы мамаша позволила мнѣ говорить съ вами объ этомъ, Сусанна, сказала она съ тѣмъ видомъ собственнаго достоинства, какой умѣла иногда принимать, — и кромѣ того, я и сама, знаете, не знаю, отчего уѣхалъ бѣдный Алленъ. Но я увѣрена, что вовсе не по тому, чтобы онъ сдѣлалъ что-нибудь худое.

Однажды вечеромъ, когда Сусанна случайно замѣнила горничную при Марго и расчесывала ея длинные волосы, она попыталась пустить въ ходъ нѣсколько ловкихъ замѣчаній.

Она была всегда очень почтительна и внимательна къ Марго, и та не подозрѣвала, какая злобная ненависть къ ней скрывалась подъ бѣлымъ наряднымъ фартучкомъ съ плоеными оборочками ея горничной.

Всѣмъ намъ случается иногда спокойно — потому что безсознательно — проходить мимо замаскированныхъ пушекъ чьей-нибудь лютой ненависти.

Марго совсѣмъ позабыла о воображаемыхъ трувильскихъ обидахъ горничной, да еслибы и знала, что та ихъ помнитъ, то скорѣе посмѣялась бы, чѣмъ встревожилась… какой вредъ могла причинить ей Сусанна?

— А въ домѣ пусто стало безъ м-ра Аллена, не правда ли, миссъ? начала Сусанна.

Миссъ Чевенингъ приподняла брови.

— Въ самомъ дѣлѣ? но я не вижу, въ какомъ отношеніи его отсутствіе можетъ быть замѣтно для васъ, Сусанна.

Сусанна почувствовала адское желаніе оттаскать свою госпожу за длинныя, темныя косы, которыя расчесывала.

«Ты не видишь, не видишь, гордячка! подумала она, но можетъ быть для меня это замѣтнѣе, чѣмъ для тебя».

— Разумѣется, я говорю не про себя, миссъ, сказала она вслухъ, — вѣдь я только служанка; но я думала, какъ должно быть скучно вамъ!

— Не безпокойтесь объ этомъ, потому что это васъ не касается, отвѣтила миссъ Чевенингъ.

— Даже и у служанки можетъ быть сердце, миссъ, хотя вы, кажется, этому и не вѣрите, отрѣзала Сусанна; — и я вовсе не хотѣла, говоря это, оскорбить васъ.

— Не будьте дурочкой, сказала Марго, — я не оскорбляюсь… а только вовсе не хочу говорить про м-ра Аллена съ вами.

— Слушаю-съ, миссъ, отвѣчала Сусанна, внутренно трясясь отъ злости.

«Постой, постой! увидимъ, все ли ты такъ неприступна!» подумала она.

— Вотъ молодой Барчардъ такъ соскучится по м-рѣ Алленѣ, миссъ, продолжала она.

— Опять м-ръ Алленъ? сказала Марго нетерпѣливо, — неужели соскучится, Сусанна?

— Да, миссъ, судя по тому, какіе они были пріятели. Молодой Барчардъ былъ, такъ-сказать, «фартотомъ» (фактотумъ) м-ра Аллена. Я думала, вы это знаете, миссъ. Если кто посылалъ ему письмо такъ, чтобы никто объ этомъ не зналъ — у молодыхъ людей вѣдь это водится, миссъ, — то молодой Барчардъ…

Сусанна успѣла вывести свою госпожу изъ терпѣнія: гнѣвный румянецъ загорѣлся на щекахъ Марго.

— Довольно, Сусанна, я терпѣть не могу сплетенъ. Можете идти! Я сама дочешусь.

Сусанна ушла не безъ удовольствія. Еслибы только она могла удостовѣриться, что въ письмѣ было нѣчто важное, о чемъ миссъ Марго желала, чтобы никто не узналъ… еслибы она могла допытаться! Но, какъ намъ извѣстно, она была болѣе чѣмъ когда-либо далека отъ истины, и не въ ея власти было раскрыть ее.

---

Нѣсколько дней спустя послѣ этого, они всѣ сидѣли за завтракомъ, въ одно снѣжное январьское утро, когда Чадвикъ, вскрывавшій свои письма, вдругъ вскрикнулъ отъ досады.

Марго взглянула на него и удивилась, при видѣ ярости, исказившей всѣ его черты.

— Ты получилъ дурныя извѣстія? спросила ея мать съ вялымъ участіемъ.

— Дурныя извѣстія! прорычалъ онъ. — Не знаю, что ты называешь дурными извѣстіями. Вотъ на… прочитай!

Онъ бросилъ ей письмо черезъ столъ, написанное неизящнымъ, полу-торговымъ почеркомъ.

— Да, это отъ Аллена! воскликнула м-съ Чадвикъ, взглянувъ на подпись. И писано изъ Мадраса. Я думала онъ ѣдетъ въ Бомбей.

— Не болтай, а прочитай письмо, заворчалъ мужъ. — Неблагодарный, негодный лицемѣръ и обманщикъ! такъ обмануть меня!

М-съ Чадвикъ прочитала письмо и передала его Марго. То было жалобное, виноватое письмо; онъ умолялъ отца не сердиться на него за то, что онъ рѣшительно не могъ ѣхать на плантацію; онъ бы поѣхалъ, еслибы отецъ не сказалъ всего своему управителю; онъ не могъ перенести мысли, что человѣкъ, считающій его воромъ, будетъ приставленъ сторожить его. Онъ рѣшилъ поискать счастья въ другомъ мѣстѣ, на другомъ поприщѣ, гдѣ никто не возстановленъ противъ него. Онъ надѣется скоро вернуться назадъ… и богатымъ…

— Какъ онъ можетъ искать счастья? онъ должно быть съ ума сошелъ! вскричала миссъ Чадвикъ; вѣдь онъ безъ денегъ!

— Какъ настоящій дуракъ, я далъ ему денегъ, сказалъ Чадвикъ. — Я думалъ, что на столько могу довѣриться ему.

Марго отвела глаза отъ письма.

— Неужели вы въ самомъ дѣлѣ разсказали все своему управителю? Онъ правду пишетъ?

— Правду, отвѣчалъ Чадвикъ. Какъ же я могъ отослать его и не предупредить Макдональда?

— Но вамъ незачѣмъ было говорить объ этомъ Аллену! вскричала она.

— Я хотѣлъ предостеречь его, чтобы онъ былъ осторожнѣе, угрюмо проворчалъ Чадвикъ. — Да все это, вѣдь, отговорки. Онъ порѣшилъ съ самаго начала улизнуть, вотъ и все. Я теперь это понимаю.

— Джошуа, сказала его жена, теперь первымъ дѣломъ онъ вернется сюда.

— Вернется? загремѣлъ Чадвикъ, — вернется! ну пусть попробуетъ… и увидитъ, какъ его примутъ! Клянусь Богомъ, если онъ пожалуетъ сюда, я его выгоню за дверь. Я отрекаюсь ютъ него. Онъ больше не сынъ мнѣ. Пусть погибаетъ — мнѣ все-равно. Слышишь, Селина. Никогда не произноси больше при мнѣ его имени. И вы также, обратился онъ къ Марго, — скажите сестрамъ и брату, чтобы они также держали языкъ за зубами. Я не хочу больше слышать про него, скажите имъ, а не то имъ же будетъ хуже.

Онъ всталъ, не докончивъ завтрака, и вышелъ изъ столовой, изо всей мочи хлопнувъ дверью, оставивъ Марго съ матерью, въ страхѣ поглядывавшихъ другъ на друга.

— Это ужасно, милая! сказала, наконецъ, миссъ Чадвикъ.

— Ужасно! повторила Марго, — какъ вы думаете: онъ сдѣлаетъ, какъ говоритъ?

— Твой отчимъ? безъ сомнѣнія. Онъ очень разсерженъ, и не диво. Я его просто боюсь, когда онъ въ такомъ гнѣвѣ. Но… конечно, это очень дурно съ моей стороны, но я рада… ничего не могу съ собой подѣлать. Теперь мы избавились навсегда ютъ этого жалкаго мальчика. Еслибы онъ вернулся, то его не примутъ въ домъ.

Марго содрогнулась.

— Мамаша, не говорите такъ… это слишкомъ ужасно! когда я подумаю, что ничего бы этого не было, еслибы…

Она умолкла; она не въ силахъ была договорить.

— Душа моя, я понимаю, какъ ты разстроена. Но нельзя пересказать словами… Я не въ состояніи тебѣ этого выразить… какое отвращеніе внушалъ мнѣ этотъ мальчикъ. Я не могу притворяться, будто не рада тому, что онъ избавилъ насъ отъ себя, хотя, конечно, мнѣ и жаль его — вмѣстѣ съ тѣмъ.

И Марго, хотя она ненавидѣла себя за это, сознавала, что, несмотря на угрызенія совѣсти и жалость къ обманутому, заброшенному Аллену, она чувствуетъ ту же низкую радость и благодарность за то, что не будетъ болѣе жить въ одномъ съ нимъ домѣ и навѣки избавилась отъ него.

Одна только Летиція втайнѣ оплакала горькими и безкорыстными слезами судьбу Аллена. Онъ былъ такъ добръ съ нею въ послѣднее время, ея грубый и вѣчно виноватый братъ! Онъ былъ такъ печаленъ, когда уѣзжалъ! а теперь такъ сильно провинился, и она никогда его больше не увидитъ. Летиція плакала въ этотъ вечеръ до тѣхъ поръ, пока не заснула, думая о бѣдномъ Алленѣ, который далеко, далеко, одинъ на бѣломъ свѣтѣ, всѣми оставленъ, и имя котораго даже запрещено упоминать.

Но больше ни одна слеза не была пролита по Алленѣ.

ЧАСТЬ ПЯТАЯ.

I.

Семейная исторія Чадвиковъ въ тѣ полтора года, которые послѣдовали за окончательнымъ фіаско Аллена, можетъ быть пересказана въ нѣсколькихъ словахъ.

О томъ, что было съ нимъ — они не знали да быть можетъ и не хотѣли ничего знать. Въ домѣ его имя никогда не произносилось; самъ Чадвикъ переписалъ свое завѣщаніе.

Онъ никогда не говорилъ о сынѣ, но въ Горскомбѣ всѣ знали, что молодой человѣкъ окончательно свихнулся, и это мало кого удивляло, хотя болѣе сострадательные полагали, что мачиха могла бы остановить его на краю гибели, еслибы это было въ ея интересахъ.

Разочаровавшись въ родномъ сынѣ, Чадвикъ старался найти утѣшеніе въ пасынкѣ и падчерицахъ. Ему пріятно было всеобщее восхищеніе ими; всего же довольнѣе былъ онъ, когда ихъ принимали за его родныхъ дѣтей. Онъ гордился баловствомъ, которымъ окружалъ ихъ.

У Марго была теперь своя собственная верховая лошадь, а у Летти пони. Онъ любилъ ѣздить съ ними кататься, и ему нравилось окружать ихъ всей той роскошью, какая была въ его средствахъ.

Тщеславіе и обиженное самолюбіе въ лицѣ сына играли въ этомъ гораздо большую роль, чѣмъ истинная привязанность къ Чевенингамъ.

Онъ никогда не чувствовалъ себя съ ними вполнѣ свободно… не могъ никогда отдѣлаться отъ ощущенія какой-то неуловимой разницы между ими и собой. Даже Летиція не охотно принимала его грубыя ласки и не такъ безпечно болтала съ нимъ, какъ съ другими.

Поведеніе Марго съ нимъ было безукоризненно; она не могла отказаться отъ милостей, какими онъ ее осыпалъ, и старалась, какъ умѣла, отплатить за нихъ. Но хотя она была почтительна и даже благодарна, но не могла выказывать привязанности, которой не чувствовала.

Все, что она могла, это скрывать отвращеніе, возбуждаемое въ ней всякимъ новымъ проявленіемъ грубости натуры этого человѣка.

Ида менѣе всего пользовалась расположеніемъ Чадвика. Она возвратилась съ юга Франціи вполнѣ оправившись отъ потрясенія, испытаннаго ею; но она по-прежнему была слабаго здоровья и отличалась чувствительностью, которую онъ называлъ «жеманствомъ». Она позволяла себѣ выказывать, что онъ ей не по сердцу, и это его раздражало.

Счастіе для Иды, что старшая сестра умѣла ублажать въ такихъ случаяхъ Чадвика и снова приводить его въ хорошее расположеніе духа.

Что касается отношеній Чадвика съ женой, то они не стали ближе другъ другу съ теченіемъ времени, хотя ничто въ ихъ поведеніи не показывало, чтобы они жалѣли о заключенномъ бракѣ.

Свѣтъ — то-есть туземное общество Горскомба, величалъ м-съ Чадвикъ прекрасной женой. По ихъ мнѣнію, она совершила чудеса въ смыслѣ улучшенія общественнаго положенія своего мужа.

Они не прикидывались любящими другъ друга; онъ восхищался ею по-прежнему; ему нужна была красивая, хорошо воспитанная женщина, чтобы вести его домъ и привлекать мѣстное общество; онъ получилъ то, чего хотѣлъ, и даже болѣе того, такъ какъ не ожидалъ, чтобы мѣстные магнаты такъ легко и скоро сдались и отказались отъ предубѣжденія, съ какимъ относились къ нему до его женитьбы.

Но несмотря на все это, онъ не былъ доволенъ; онъ чувствовалъ, что жена совсѣмъ затмеваетъ его; онъ сознавалъ, что ради нея гости бываютъ у него въ домѣ и зовутъ его къ себѣ; что лично онъ ни на волосъ не сталъ популярнѣе прежняго.

Его не выбрали, какъ онъ надѣялся, мировымъ судьей; его не приглашали на осеннія охотничьи сборища; его нигдѣ не встрѣчали, какъ нужнаго и желаннаго гостя. Съ нимъ были вѣжливы — вотъ и все, и въ душѣ онъ проклиналъ ихъ вѣжливость.

Хотя онъ не признался бы въ томъ даже самому себѣ, онъ не достигъ ни одной изъ своихъ цѣлей; онъ былъ болѣе одинокъ въ своемъ большомъ домѣ, среди всѣхъ этихъ юныхъ лицъ, — его власть была гораздо ограниченнѣе, несмотря на все его богатство, — чѣмъ на прежней индійской плантаціи.

Иногда онъ съ горечью думалъ, что его безпутный, никуда негодный сынъ былъ однако единственнымъ существомъ, искренно почитавшимъ и любившимъ его.

Но Алленъ самъ погубилъ себя безвозвратно, и безполезно думать о немъ.

Чтобы развлечься отъ всѣхъ этихъ мрачныхъ мыслей, Чадвикъ прибѣгалъ къ средству, къ которому и безъ того имѣлъ большую склонность: онъ пилъ. Никто, ни даже его жена — не подозрѣвалъ, до какихъ размѣровъ дошла въ немъ эта привычка; онъ пилъ наединѣ, и дѣйствіе вина пока выражалось лишь тѣмъ, что онъ сталъ угрюмѣе и молчаливѣе прежняго.

Жена и семья мало видали его по вечерамъ; онъ предоставлялъ имъ полную свободу, хотя и ворчалъ по временамъ на частыя и все усиливающіяся требованія денегъ со стороны жены.

Съ наступленіемъ второй весны послѣ отъѣзда Аллена, она начала осторожно пытать его на счетъ желательности нанять домъ въ Лондонѣ на время сезона.

Многіе изъ магнатовъ Пейншира собирались провести лѣто въ Лондонѣ; Идѣ уже восемнадцать лѣтъ, а Марго еще не представлялась королевѣ. Скучно жить въ Горскомбѣ круглый годъ, и для дѣвицъ необходимо видѣть свѣтъ и такъ далѣе.

Чадвикъ сначала противился, пока не убѣдился, что его присутствіе въ Лондонѣ не требуется, и тогда онъ открылъ въ этомъ планѣ свои хорошія стороны. Онъ освободится отъ гнета общества своей жены и станетъ жить такъ, какъ ему хочется, не соблюдая внѣшнихъ приличій и не посѣщая дома людей, до которыхъ ему было такъ же мало дѣла, какъ имъ до него.

Итакъ, Чадвикъ кончилъ тѣмъ, что изъявилъ свое согласіе. Домъ наняли на Безуотерской сторонѣ Гайдъ-Парка; м-съ Чадвикъ нашла его удовлетворительнымъ (хотя предпочла бы жить въ Майферѣ).

Болѣе сильное побужденіе, чѣмъ желаніе возобновить давно прерванныя знакомства, руководило м-съ Чадвикъ: юный Гай Готамъ вышелъ изъ Оксфорда и долженъ былъ изучать адвокатуру въ Лондонѣ, проживая на одной квартирѣ съ Ноджентомъ Ормомъ. Она рѣшительно подозрѣвала, что этотъ молодой человѣкъ неравнодушенъ къ Идѣ. Какой тріумфъ для Иды, если она въ первый же выѣздъ въ свѣтъ найдетъ жениха!

Ида очень похорошѣла въ послѣднее время, и юный Готамъ во всякомъ случаѣ находилъ ее болѣе превлекательной, чѣмъ ея старшую красавицу сестру, которой немножко боялся.

Ида съ своей стороны готова была влюбиться въ него. Лэди Адель конечно могла бы не одобрить такого брака; но во-первыхъ ея не будетъ въ Лондонѣ, а во-вторыхъ серьезныхъ препятствій и она не могла бы указать.

Конечно, лучше, еслибы выборъ палъ на Марго; но Марго была досадно слѣпа на счетъ собственной выгоды и рѣшительно отказывалась дать руководить собой въ этомъ дѣлѣ.

Она уже отказала молодому Гопвуду Мальтби, старшему сыну богатаго пивовара, — безспорно выгодному жениху, имѣвшему всѣ шансы стать современенъ пэромъ Англіи — и подъ нелѣпымъ предлогомъ, будто не любитъ его на столько, чтобы выдти за него замужъ.

М-съ Чадвикъ знала, какъ безполезно настаивать и убѣждать старшую дочь, ей слишкомъ извѣстенъ былъ ея своевольный характеръ. Мать утѣшалась тѣмъ, что пока сердце ея свободно; одно время близость и дружба съ викаріатомъ внушали ей серьезныя опасенія, но затѣмъ она успокоилась на этотъ счетъ. Оставалось надѣяться, что красота Марго поможетъ ей въ концѣ-концовъ найти жениха по сердцу и, вмѣстѣ съ тѣмъ, сдѣлать блистательную партію.

Еслибы она могла заглянуть въ сердце дочери, то не была бы такъ спокойна. Какъ ни рѣдко видалась Марго въ теченіе протекшаго года съ Ормомъ, она отнюдь его не забыла, и охлажденіе со стороны Милли было ей всего чувствительнѣе отъ того, что, благодаря этому, она рѣже слышала про ея брата.

Она полагала, она была почти увѣрена, что нравилась ему одно время; его отношеніе немного измѣнилось съ тѣхъ поръ… можетъ быть, онъ встрѣтилъ болѣе привлекательную женщину въ Лондонѣ?

Она ничего не знала и боялась возбудить подозрѣнія Милли, разспрашивая ее про брата.

Ей не приходило въ голову, что она сама была причиной перемѣны въ Ноджентѣ.

Страхъ, мучившій ее сначала, прошелъ. Ей удастся, увѣряла она себя, заставить его взглянуть на поступокъ съ Алленомъ съ ея личной точки зрѣнія, еслибы опять зашла о томъ рѣчь. Но она надѣялась, что онъ совсѣмъ позабылъ Аллена: онъ никогда больше не упоминалъ про него. Но порою ей приходило въ голову, не служитъ ли это молчаніе только признакомъ того, что онъ все знаетъ и осуждаетъ ее.

Однако Милли обѣщала ей ничего не говорить брату; значитъ, это не то. Во всякомъ случаѣ она будетъ чаще видѣться съ нимъ въ Лондонѣ и тогда все узнаетъ.

Страннымъ казалось ей самой: отъ чего она такъ часто о немъ думаетъ и такъ сильно дорожитъ его добрымъ мнѣніемъ. Какой-то инстинктъ предостерегалъ ее не искать болѣе тѣснаго съ нимъ сближенія и довольствоваться простымъ знакомствомъ. И со всѣмъ тѣмъ ужасъ охватывалъ ее, когда она думала, что онъ можетъ съ презрѣніемъ или ненавистью отнестись къ ней…

---

Весна застала м-съ Чадвикъ съ дочерьми на новой квартирѣ, которую далеко не всякій предпочелъ бы обширному деревенскому дому, залитому солнцемъ, веселому, окруженному садомъ съ душистыми цвѣтами и чистымъ деревенскимъ воздухомъ.

Лондонскій домъ былъ мраченъ, скученъ, тѣсенъ и душенъ, но городской шумъ и суета вознаграждали м-съ Чадвикъ и ея двухъ старшихъ дочерей.

Одна только Летиція, у которой была новая гувернантка и которой отвели подъ классную небольшую комнатку, окнами во дворъ, поблѣднѣла и стала невесела.

Разъ послѣ полудня барышни Чевенингъ находились въ гостиной вмѣстѣ съ матерью, только-что вернувшись изъ парка, гдѣ катались.

Летиція прилежно читала у окна.

— А ты что дѣлала сегодня по-утру, милочка? — спросила мать.

— О! mademoiselle и я — мы гуляли, отвѣтила Летиція тономъ, выражавшимъ нѣкоторое презрѣніе къ такому упражненію въ Лондонѣ. — Мы шли вдоль рѣчки, и на ней одинъ мальчикъ спускалъ лодочку, а лодочка опрокинулась. Я попросила mademoiselle дать ему зонтикъ, чтобы вытащить лодочку. Лондонскіе мальчики большіе невѣжи: онъ даже не сказалъ: благодарю. Мамочка! какъ жаль, что мы не привезли съ собой Ярроу!

— Бѣдный Ярроу былъ нездоровъ послѣднее время, и лондонская жизнь повредила бы ему.

— Знаете ли, мамочка, я думаю, у Ярроу и у меня — одни вкусы. Лондонская жизнь и мнѣ вредна. Даже Чисвикъ больше походилъ на деревню!

М-съ Чадвикъ погладила волосы Летиціи.

— Надо подрѣзать тебѣ волосы, замѣтила она.

— Зачѣмъ? не нужно, мамаша. Я люблю, когда у меня длинные волосы. Я играю ими, когда читаю.

— Подожди заваривать чай, Марго, сказала м-съ Чадвикъ въ то время, какъ Марго готовилась приступить къ своимъ обязанностямъ. — Ида сегодня напоитъ насъ чаемъ, а ты пока просмотри вотъ этотъ списокъ и скажи, не забыла ли я кого-нибудь?

Марго взяла списокъ. Она съ Идой должны быть на слѣдующей недѣлѣ представлены ко двору, и м-съ Чадвикъ приглашала всѣхъ, кого знала въ Лондонѣ, на вечеръ послѣ этого событія.

Марго быстро пробѣжала глазами списокъ приглашенныхъ: единственное имя, которое ее интересовало, отсутствовало.

Съумѣетъ ли она указать на этотъ пробѣлъ, не выдавъ, что она очень этимъ интересуется?

Она сидѣла въ нерѣшительности, и глаза ея, устремленные въ окно, лѣниво бродили по деревьямъ парка, вѣтви которыхъ, лишенныя листвы, рельефно вырѣзывались на блѣдно-розовомъ и зеленоватомъ фонѣ неба.

— Ну что жъ, Марго, я никого не забыла? повторила мать.

— Кажется, никого… впрочемъ вы, кажется, забыли про м-ра Орма?

— Мнѣ и въ голову не приходило приглашать м-ра Орма… онъ человѣкъ занятой, гдѣ ему ѣздить по вечерамъ въ гости.

Марго чувствовала, что не можетъ настаивать; по всей вѣроятности онъ бы не пріѣхалъ, еслибы его и пригласили. Судьба была противъ нея.

Ида вошла въ эту минуту въ комнату, поставила на подносъ чашку, которую купила для Марго, и не безъ задора замѣтила матери:

— Развѣ м-ръ Гай Готамъ тоже не занятой человѣкъ, мамаша, однако вы его пригласили?

— М-ръ Готамъ человѣкъ обезпеченный.

— Я думаю, продолжала Ида, — вамъ слѣдуетъ пригласить обоихъ; они живутъ на одной квартирѣ, и будетъ не совсѣмъ ловко пригласить одного, не пригласивъ другаго.

Ида рѣдко проявляла такъ много интереса къ происходившему вокругъ нея, да и теперь ею руководила вовсе не догадка о томъ, что было бы желательно для сестры: она просто думала, что Гай Готамъ охотнѣе пріѣдетъ къ нимъ, если пригласятъ и его пріятеля.

М-съ Чадвикъ, всегда исполнявшая всѣ желанія Иды, не нашла нужнымъ противиться и настоящему.

— Какъ хочешь, душа моя, небрежно отвѣчала она, — пригласимъ его. Тѣмъ болѣе, что мнѣ не хотѣлось бы обидѣть милаго викарія.

На слѣдующее утро Ормъ сидѣлъ въ своемъ рабочемъ кабинетѣ въ Нью-Скверѣ и читалъ дѣло, только-что порученное ему для веденія, какъ вдругъ на лѣстницѣ послышались торопливые шаги, въ которыхъ онъ призналъ походку Гая Готама. Этого юнаго джентльмена онъ взялся подготовлять къ экзамену на званіе адвоката, и тотъ поселился у него на квартирѣ, чтобы удобнѣе было заниматься, хотя это и не мѣшало ему безбожно лѣниться.

Ормъ улыбаясь глядѣлъ на влетѣвшаго, какъ вихрь, молодаго человѣка, потому что хотя онъ былъ четырьмя годами старше его (въ годы Готама такая разница въ возрастѣ составляетъ часто большую преграду для сближенія, чѣмъ десять лѣтъ въ позднѣйшую эпоху жизни), но они были большіе пріятели.

— Надѣюсь, вы успѣли позавтракать? вѣжливо спросилъ онъ, взглянувъ на часы, показывавшіе четверть пятаго.

— О! я забѣжалъ на минутку въ клубъ на пути сюда. Я пришелъ сегодня не съ тѣмъ, чтобы заниматься.

— Неужели!

— Поспѣю еще. Отецъ хочетъ, чтобы я ознакомился съ законами на тотъ случай, если впослѣдствіи меня выберутъ въ мировые судьи, такъ, чтобы я тогда не чувствовалъ себя какъ въ лѣсу. Но сегодня намъ предстоитъ совѣщаніе инаго рода. Послѣ васъ пришло вотъ это… — и онъ вынулъ письмо изъ кармана — и я подумалъ, можетъ быть, это важное… и привезъ вамъ сюда, — прибавилъ онъ, краснѣя.

Ноджентъ взялъ письмо и сталъ читать, а молодой человѣкъ внимательно слѣдилъ за выраженіемъ его лица. Очевидно, оно не особенно его радовало.

— Благодарю, сказалъ Ормъ, кладя письмо въ карманъ, съ видимымъ удовольствіемъ.

— Это… это не приглашеніе ли на вечеръ къ Чадвикамъ? спросилъ Гай, не въ силахъ сдержать любопытство.

— Да… а что?

— Ничего… но мнѣ показалось, вы какъ-будто довольны. Я думалъ, вы не особенный любитель званыхъ вечеровъ. Вы поѣдете?

— Если успѣю покончить со спѣшными дѣлами, то, вѣроятно, поѣду, отвѣчалъ Ормъ, рѣшившій ѣхать на вечеръ во всякомъ случаѣ.

— Она и меня также просила.

— Миссъ Чевенингъ? Что жъ, вы ѣдете?

— Не знаю… можетъ быть. Послушайте, Ормъ, еслибы кто-нибудь другой васъ пригласилъ, вы бы поѣхали?

— Вы удивительно любопытны сегодня, мой милый.

— Я знаю это. Но не могу удержаться. Послушайте-ка, Ормъ, я хочу васъ спросить одну вещь. Я до сихъ поръ не подозрѣвалъ объ этомъ. Я думалъ, что она… я не думалъ, что она будетъ писать кому-нибудь другому, кромѣ меня.

Ормъ приподнялъ брови.

— Чтобы пригласить на вечеръ? Почему же этого нельзя написать?

— Ахъ, не это… а вотъ то, съ какимъ вы… вы неравнодушіемъ къ ней?

— Если хотите знать правду, да. Но вамъ какое до этого дѣло?

— Огромное, отвѣчалъ Готамъ. Я признаюсь вамъ, по уши въ нее влюбленъ и что со мной теперь будетъ, если вы перебьете мнѣ дорогу.

— Врядъ ли это возможно, отвѣчалъ Ормъ печально. У васъ гораздо больше шансовъ на успѣхъ, чѣмъ у меня.

— О! вы думаете потому, что я наслѣдникъ помѣстья моего отца и его титула… и все такое… Но развѣ это дѣвушки цѣнятъ въ человѣкѣ.

Про себя Ормъ думалъ, что онѣ часто только это и цѣнятъ, но не сказалъ этого, и Готамъ уныло продолжалъ:

— Во всякомъ случаѣ теперь я нуль, тогда какъ вы… умный и дѣльный человѣкъ… и все такое. Право, обидно, когда подумаю, что я уже цѣлыхъ полгода ухаживаю за ней, и вотъ теперь все погибло.

— Милый мой, неужели вы не находите, что мы оба нелѣпы, щеголяя другъ передъ другомъ скромностью по поводу записки съ приглашеніемъ на чашку чая?

— Полгода! Я знакомъ съ нею уже три года, если на то пошло.

— Но ей было тогда не больше шестнадцати лѣтъ, вскричалъ Готамъ.

— Я полагаю, ей было тогда девятнадцать — но это ничего не значитъ.

— Ничего не значитъ! вскричалъ Готамъ. А я думаю, очень значитъ. Вы говорите, значитъ, про старшую сестру, Марго, не такъ ли?

— Разумѣется.

— Прекрасно, а я говорю про младшую… Иду то-есть. Значитъ, записка не отъ нея?

— Нѣтъ, конечно!

— Каково! а я-то вообразилъ… какой же однако я оселъ.

— Мы оба — ослы, замѣтилъ Ормъ, досадуя, что выдалъ свою тайну. Вы выпытали это изъ меня, Готамъ, но ради Бога не воображайте, будто тутъ есть что-нибудь кромѣ односторонняго увлеченія… моего, конечно. Это простая записка съ приглашеніемъ на чашку чая. Я для нея ничто, и по всей вѣроятности мы больше и не увидимся нынѣшней зимой. Сомнѣваюсь, чтобы мать ея способствовала нашимъ свиданіямъ.

— Я помогу вамъ, дружище, объявилъ Готамъ. Вы слыхали про мою тетушку, м-съ Антробусъ? Отличная барыня, и все сдѣлаетъ, что я ни попрошу. Я говорилъ ей, знаете, про Иду и просилъ ее сдѣлать визитъ м-съ Чадвикъ. Ида ей очень понравилась, и она намѣрена приглашать ее на всѣ свои вечера. У ней постоянные вечера, но она любитъ, чтобы у нея бывала одна молодежь. Конечно, она не можетъ пригласить только одну сестру, не пригласивъ другую. Ну, а я постараюсь, чтобы и вы были приглашены на всѣ вечера. Тетушка знаетъ, кто вы; стоитъ вамъ только поѣхать къ ней вмѣстѣ со мной съ визитомъ и очаровать ее. Ужь это будетъ ваша вина, если вы не вскружите ей голову.

— Вы очень, очень добры! сказалъ Ормъ, переставъ сожалѣть о томъ, что проговорился.

— О! теперь, когда я знаю, что вы не мой ненавистный соперникъ, я чувствую себя какъ бы вашимъ братомъ! Мы вѣдь, знаете, можемъ стать братьями современемъ, если все уладится, какъ мы желаемъ.

Ормъ боялся возлагать слишкомъ большія упованія на будущее; но все же надежда ожила въ немъ. Онъ вскорѣ увидитъ Марго, и если Гай Готамъ сдержитъ слово, то ихъ свиданія этимъ не ограничатся.

Практика у него все расширяется; онъ уже началъ получать хорошій доходъ для человѣка его профессіи и могъ смѣло разсчитывать, что черезъ годъ или два у него будутъ средства содержать жену.

II.

Когда Готамъ съ Ормомъ явились въ назначенный день къ м-съ Чадвикъ, ея гостиная уже была полна народа, хотя сама хозяйка съ двумя старшими дочерьми еще не вернулась, такъ какъ пріемъ при дворѣ еще не кончился.

Летиціи выпала на долю непривычная честь принимать гостей на верху. Ноджентъ остался внизу, въ столовой, гдѣ Готамъ представилъ его м-съ Антробусъ, очень живой дамѣ среднихъ лѣтъ.

— Я такъ много слышала о васъ отъ моего племянника, сказала она, и такъ рада, что онъ съ нѣкоторомъ родѣ подъ вашей опекой. Я всегда говорила, что бѣдный Гай долженъ идти въ военную службу, но мать его не хотѣла объ этомъ и слышать, а въ такомъ случаѣ ему, конечно, ничего не оставалось, какъ идти въ адвокаты для вида, конечно. Но я была бы рада, еслибы онъ чѣмъ-нибудь занялся. Въ Лондонѣ такъ много соблазновъ для молодаго человѣка, м-ръ Ормъ. Какъ вы думаете?

Ормъ отвѣчалъ, что, по его мнѣнію, ей нечего бояться за Готама.

— Вы удержите его, неправда ли, еслибы онъ вздумалъ повѣсничать. До сихъ поръ онъ хорошо велъ себя… должна сказать. Но когда жъ эти дѣвицы вернутся домой, желала бы я знать? Онѣ совсѣмъ замерзнутъ отъ холода. Какъ онѣ запоздали… должно быть, сегодня было больше представленій, чѣмъ обыкновенно; я не могу уѣхать, не повидавъ ихъ во всемъ блескѣ! Ахъ! вотъ и онѣ наконецъ!

Въ окно, гдѣ шторы еще не были спущены, Ормъ увидѣлъ, какъ подъѣхала карета: кучеръ и выѣздной лакей держали тѣ букеты, которыми обычай — Богъ вѣдаетъ почему — велитъ украшать ихъ въ этихъ случаяхъ.

Она пріѣхала… онъ ее сейчасъ увидитъ и вмѣстѣ съ тѣмъ, по странному противорѣчію человѣческаго сердца, онъ вовсе не испытывалъ того восторга, какого ожидалъ, а одно только нетерпѣніе… само по себѣ безусловно мучительное.

Когда обѣ сестры вошли, ихъ немедленно окружили восторженныя подруги, восклицавшія, вопрошавшія, сообщавшія собственныя впечатлѣнія съ подобныхъ оказіяхъ. Нодженту ничего не оставалось, какъ стоять поодаль и наблюдать за Марго, придерживавшей свой шлейфъ и весело болтавшей и смѣявшейся.

Она сіяла; цвѣтъ лица ея не пострадалъ отъ рѣзкаго вѣтра и отъ усталости. Красота же только выигрывала отъ роскошнаго наряда; страусовыя перья придавали величественный видъ ея граціозной головкѣ. Онъ почти гордился ея красотой, и вмѣстѣ съ тѣмъ сердце у него болѣло.

Могъ ли онъ надѣяться, чтобы эта рѣдкостная красавица захотѣла соединить свою судьбу съ его судьбой? не умнѣе ли будетъ разъ и навсегда отказаться отъ этой мечты.

Но тутъ она увидѣла его, и глаза ея выразили искреннее удовольствіе. Она все же была его другомъ.

Комната опустѣла наконецъ, и онъ могъ подойти поговорить съ нею.

— Итакъ вы пріѣхали, сказала она. Я боялась, что вы презираете званые вечера.

— Я вовсе не такой Діогенъ, отвѣчалъ онъ.

— О! но вѣдь это довольно нелѣпый обычай созывать людей только потому, что представляешься королевѣ. Согласитесь, вы такъ думали?

— Совѣсть моя чиста.

— Вы говорите это какъ будто искренно, но я остаюсь при своемъ мнѣніи. А теперь не можете ли принести мнѣ чашку кофе и чего-нибудь поѣсть. Я умираю отъ голода.

Во время разговора съ Марго, который переходилъ съ одного предмета на другой, Ормъ вдругъ сказалъ:

— Кстати, что слышно о вашемъ сводномъ братѣ Алленѣ?

Въ настоящее время Ормъ какъ-то совсѣмъ позабылъ про своего бывшаго ученика и, бывая въ Горскомбѣ, не разспрашивалъ о немъ, и теперь ему стало какъ будто стыдно за свою позабывчивость.

— Объ Алленѣ? безпечно повторила она — слишкомъ даже безпечно — о, нѣтъ, мы съ нимъ, какъ всѣмъ извѣстно, не въ перепискѣ.

— Но отецъ получаетъ же отъ него извѣстія, полагаю? Я надѣюсь, ему хорошо въ Индіи.

— Полагаю. Я… я право хорошенько не знаю. Не пойти ли намъ въ гостиную?

Онъ увидѣлъ, что она не желаетъ продолжать этого разговора; одного имени Аллена было достаточно, чтобы они почувствовали обоюдную неловкость…

Въ гостиной Летиція подошла къ Орму и пожала ему руку.

— Не хотите ли пойти со мной въ теплицу? сказала она. Я хочу васъ спросить про одну вещь, но боюсь, здѣсь насъ услышатъ.

Ормъ покорно пошелъ за нею.

— Вы были одно время туторомъ Аллена, не правда ли? начала Летиція, давно, давно… когда мы его еще не знали?

— Да, отвѣчалъ Ноджентъ, но только не долго.

— Онъ любилъ васъ; онъ часто говорилъ мнѣ это. И я хочу спросить васъ: писалъ ли онъ вамъ о себѣ и не знаете ли вы, что съ нимъ случилось и гдѣ онъ. Мнѣ такъ хочется это знать.

— Онъ не писалъ мнѣ, Летиція. Но ваша сестра скажетъ вамъ все, что вамъ нужно знать, или м-ръ Чадвикъ.

— Марго не любитъ говорить о немъ, А папашу я спросить не смѣю. Меня отправятъ въ школу, если я только упомяну имя Аллена. Папаша такъ сказалъ. Ужасно думать, что бѣдный Алленъ бродитъ гдѣ-то далеко, и никому до него дѣла нѣтъ и у него нѣтъ больше роднаго дома.

Ормъ вздрогнулъ.

— Что вы хотите сказать, Летиція? Бродитъ гдѣ-то далеко и у него нѣтъ роднаго дома? Я думалъ, Алленъ въ Индіи и благополучно проживаетъ тамъ.

— О нѣтъ! печально сказала она, мы даже не знаемъ, гдѣ онъ. Дома никто объ этомъ и не думаетъ, кромѣ меня. Итакъ вы ничего не слыхали, ничего не можете мнѣ сказать?

— Очень жалѣю объ этомъ, отвѣчалъ онъ съ болѣзненнымъ чувствомъ удивленія, но… но все это для меня ново. Я былъ увѣренъ, что все благополучно…

— Какъ грустно, вздохнула Летиція. А теперь вернемтесь лучше въ гостиную; вы не сердитесь, что я напрасно васъ побезпокоила?

Ормъ вернулся въ гостиную, гдѣ гости уже собирались прощаться. М-съ Антробусъ остановила его мимоходомъ и пригласила бывать у нея. Всего какихъ-нибудь полчаса тому назадъ это приглашеніе наполнило бы его радостью, а теперь оно казалось какою-то насмѣшкой. Понятно, что слова Летиціи подѣйствовали на него необыкновенно сильно и возмутили противъ Марго: онъ считалъ ее воплощенной искренностью и надѣялся, что внушаетъ ей нѣкоторое довѣріе. Между тѣмъ она знала, что Алленъ выгнанъ изъ родительскаго дома и слоняется безъ пристанища по бѣлому свѣту, и скрыла это отъ него; безпечно отвѣчала, — точно ей и дѣла нѣтъ до этого — что все благополучно.

Онъ рѣшительно не могъ долѣе здѣсь оставаться, ему тяжело было глядѣть на Марго, однако онъ не могъ уѣхать, не простившись съ нею. Онъ подошелъ къ ней и сказалъ:

— Прощайте, миссъ Чевенингъ.

Она повернулась къ нему.

— Вы уже уѣзжаете? небрежно спросила она.

Но взглянула на него, и небрежность какъ рукой сняло.

— Погодите еще немножко, сказала она, мнѣ надо вамъ кое-что сообщить… объ Алленѣ, прибавила она.

У него духъ занялся; языкъ не повиновался ему въ эту минуту, а не то онъ бы попросилъ ее ничего не говорить… чтобы не услышать новой лжи.

— Я сказала вамъ въ столовой, будто съ нимъ все благополучно, но потому что тамъ были слуги, и не могла же я при нихъ говорить о семейныхъ дѣлахъ.

Онъ почувствовалъ, что всѣ сомнѣнія его разсѣялись, какъ дымъ. Какъ онъ однако скоръ на осужденіе ея!

— Съ моей стороны нескромно было спрашивать; мнѣ слѣдовало быть осмотрительнѣе.

— О, не знаю… вѣдь не могли же вы ожидать… Даже я… впрочемъ лучше мнѣ вамъ сказать все какъ было. Мой несчастный сводный братъ окончательно погубилъ себя: онъ сбѣжалъ во время пути въ Индію, и отецъ его объявилъ, что не хочетъ его больше знать. Съ тѣхъ поръ мы ничего о немъ не слыхали. Теперь вы все знаете, заключила она.

Онъ вздохнулъ съ облегченіемъ.

— Я надѣялся на хорошія вѣсти; не могу выразить, какъ меня это огорчаетъ, серьезнымъ тономъ произнесъ онъ.

Ормъ былъ искренно огорченъ; однако въ его собственныхъ ушахъ слова его звучали условно и пусто — потому что въ эту минуту онъ думалъ не объ Алленѣ.

— Я знала, что вы будете огорчены; вы всегда въ него вѣрили.

— Я его не понимаю, медленно проговорилъ онъ; не странно ли, онъ даже не попытался привести въ исполненіе собственный планъ… вѣдь это была его идея… между тѣмъ какъ васъ же убѣдилъ уговорить отца согласиться на его отъѣздъ въ Индію. Какъ вы думаете, что могло его къ этому побудить?

— Я стараюсь не думать объ этомъ. М-ръ Ормъ, вы поймете, конечно, послѣ всего случившагося, этотъ предметъ… не особенно мнѣ пріятенъ. Я была бы очень вамъ обязана, еслибы вы больше о немъ не упоминали. Онъ самъ порвалъ съ нами. Для него не будетъ никакой пользы изъ того, что мы будемъ при встрѣчахъ все обсуждать эту несчастную исторію, не правда ли?

— Вы правы, согласился онъ. Я больше не буду разстраивать васъ, миссъ Чевенингъ.

— Благодарю васъ! И не думайте, что я не огорчена его судьбой и не думаю о немъ… иногда. Я бы хотѣла не думать, да не могу, но только мнѣ очень тяжко говорить объ этомъ. Вы это понимаете, не правда ли?

Ормъ былъ слишкомъ влюбленъ, чтобы съ этимъ не согласиться.

III.

Наступилъ Троицынъ день, и Ноджентъ Ормъ проводилъ его въ викаріатѣ.

На этотъ разъ магнита, который притягивалъ его въ Горскомбъ, не было. Миссъ Чевенингъ уѣхала съ матерью и сестрой Идой куда-то въ гости.

Благодаря Гаю Готаму и м-съ Антробусъ, Ормъ часто видѣлся съ миссъ Чевенингъ въ Лондонѣ и рѣшилъ при первомъ удобномъ случаѣ говорить рѣшительно.

Но такого случая до сихъ поръ не представлялось, и даже въ послѣднее время прежнее откровенное дружелюбіе, съ какимъ она къ нему относилась, смѣнилось какой-то натянутостью и даже холодностью; и это онъ принималъ за дурной признакъ для своей любви.

Здѣсь, въ мирномъ викаріатѣ онъ нашелъ временный отдыхъ отъ мучительныхъ переходовъ отъ надежды къ отчаянію, которые утомили его въ Лондонѣ, за одно съ тяжелымъ профессіональнымъ трудомъ. Умъ его по-прежнему былъ занятъ ею, но надежда нечувствительно ожила въ сердцѣ.

Не разъ готовъ былъ онъ во всемъ признаться Милли, но все не рѣшался. Сестра рѣдко бываетъ довѣреннымъ лицомъ брата. Она слишкомъ склонна строго относиться къ увлеченіямъ брата и считать его любовь пустымъ и даже комическимъ дѣломъ, въ особенности, когда предметъ этой любви ей знакомъ. Милли была не такова, но какое-то неопредѣленное чувство сковывало его языкъ, и Милли первая заговорила съ нимъ о Марго.

Однимъ яснымъ вечеромъ они прохаживались передъ обѣдомъ по лужайкѣ.

— Я забыла спросить тебя, видѣлъ ли ты м-ра Чадвика, когда былъ сегодня утромъ въ Агра-Гаузѣ? спросила Милли.

— О, да; онъ былъ дома: но меня поразило, Милли, какъ онъ перемѣнился. Не пьетъ ли онъ, какъ ты думаешь?

— Говорятъ, неохотно отвѣтила она. Онъ нигдѣ больше не бываетъ. Но зачѣмъ ты къ нему ѣздилъ? Я не знала, что ты расположенъ къ нему.

— Я нисколько не расположенъ къ нему, а послѣ сегодняшняго визита — менѣе чѣмъ когда-либо. Онъ все время бранилъ женщинъ, моды и мотовство, и вообще былъ такъ непріятенъ, что я радъ былъ, когда отъ него уѣхалъ.

— Но зачѣмъ ты ѣздилъ? настаивала сестра.

— Миссъ Чевенингъ просила меня достать нѣсколько піэсъ къ ея музыкальной коллекціи.

— Ты, значитъ, часто видѣлся съ Марго въ послѣднее время, Ноджентъ?

— Довольно часто, да. Почему ты спрашиваешь?

— Хотѣла бы я знать, скажешь ли ты мнѣ то, о чемъ я тебя спрошу? сказала Милли, останавливаясь подъ большимъ кедромъ, гдѣ сумерки были гуще. Есть что-нибудь между тобой и Марго?

— Нѣтъ еще, Милли.

— Какъ я рада; я боялась, что опоздаю съ своимъ сообщеніемъ.

— Почему ты боялась, Милли? Кто-нибудь ей нравится? Я долженъ узнать, если это такъ.

— Нѣтъ, нѣтъ, совсѣмъ не то, Ноджентъ.

— А до прочаго мнѣ нѣтъ дѣла.

— Ты серьезно полюбилъ ее, Ноджентъ? съ тревогой спросила сестра.

— Такъ серьезно, какъ только можно; ты, кажется, не вѣришь въ мое счастіе, Милли.

— Ноджентъ, повѣрь мнѣ; для тебя лучше будетъ, если ты постараешься ее забыть. Ты будешь счастливѣе въ концѣ концовъ.

— Превосходный совѣтъ, Милли, но не совсѣмъ практичный. Я не могу ее забыть; я не хочу счастія, если долженъ заплатить за него такою цѣной; можетъ быть, у меня мало шансовъ на успѣхъ, но я все-таки попытаюсь.

— Скажи мнѣ, за что ты ея любишь: за то, что она такъ хороша собой или за ея доброту?

— Вотъ вопросъ! Я люблю ее за то, что она — она; этого съ меня достаточно, Милли.

— Но если ты въ ней ошибаешься, если она не такова, какъ ты думаешь? — о! я знаю, ты на меня разсердишься… но, право же, Ноджентъ, она недостойна тебя! она не добрая, Ноджентъ.

— Такъ вотъ твои понятія о дружбѣ! вскричалъ онъ.

— Я была когда-то ея другомъ, но теперь — нѣтъ. Милый Ноджентъ, выслушай меня терпѣливо. Я бы не говорила, еслибы уже было поздно и мои слова ничего не могли бы измѣнить. Но я не могу допустить, чтобы мой братъ любилъ недостойную женщину. Я хочу спасти тебя отъ поступка, о которомъ ты могъ бы современемъ пожалѣть. Нѣтъ, подожди, не говори ничего… выслушай сперва. Я знаю, какъ она мила и прелестна собой. Было время, когда я была бы счастлива имѣть ее сестрой. Но это было, пока я не знала, какъ она безжалостна въ душѣ и сколько жестокости скрывается подъ этой обольстительной наружностью.

Ужасныя сомнѣнія, ожившія при этихъ словахъ сестры, сдавили ему сердце.

— Что ты можешь сказать противъ нея?

— Ты не знаешь, какую роль она играла въ дѣлѣ бѣднаго Аллена. По ея милости его услали вонъ изъ дома.

— Неправда. Онъ самъ желалъ уѣхать въ Индію и сдѣлаться плантаторомъ, самъ просилъ ее убѣдить отца дать свое согласіе на это.

— Это она тебѣ сказала, Ноджентъ, она солгала. Выслушай меня: я не хотѣла говорить объ этомъ, но ты мнѣ дороже, чѣмъ она, и я не могу долѣе молчать. Алленъ Чадвикъ не хотѣлъ ѣхать въ Индію. Напротивъ того, онъ просилъ и умолялъ, чтобы ему позволили остаться дома, но сама Марго — по причинѣ мнѣ неизвѣстной — которой предоставлено было рѣшить: ѣхать ему или остаться, рѣшила послѣднее. Она настояла, несмотря на его мольбы, что случилось. никто иной виновна въ томъ, что затѣмъ воспослѣдовало.

— Довольно, Милли, рѣзко перебилъ онъ, неужели, ты думаешь, я повѣрю деревенскимъ сплетнямъ.

— Ноджентъ, это не деревенскія сплетни. Неужели я рѣшилась бы говорить съ тобой объ этомъ, еслибы не знала навѣрное. Бѣдный Алленъ Чадвикъ самъ мнѣ говорилъ, что страшится одной мысли объ Индіи, но надѣется, что его туда не пошлютъ, потому что рѣшеніе этого вопроса предоставлено Марго. Затѣмъ я услышала, что онъ уѣхалъ, и когда спросила Марго, она мнѣ сама въ всемъ созналась! и при томъ съ такимъ видомъ, какъ будто бы и стыдиться нечего. Онъ былъ еще тогда въ Англіи, я умоляла ее вернуть его, пока не поздно; убѣждала, что его ждетъ погибель, но она не захотѣла меня слушать. Ноджентъ, неужели ты можешь любить такую дѣвушку? Если да, если тебѣ ничего не нужно кромѣ хорошенькаго личика, ну тогда конечно такая любовь ничего не принесетъ, кромѣ горя.

Ноджентъ сѣлъ на скамейку подъ кедровымъ деревомъ и закрылъ лицо руками. Слова сестры убѣдили его. Онъ не могъ ей не вѣрить…

Онъ такъ долго молчалъ, что Милли не могла выдержать, чтобы не пожалѣть его.

— Бѣдный! сказала она, кладя ему руку на плечо, я знаю, тебѣ очень тяжело, но лучше тебѣ было узнать правду, пока не поздно.

Онъ нетерпѣливо оттолкнулъ ея руку.

— Ради Бога не пытайся утѣшать меня; я не въ состояніи этого вынести…

IV.

Ормъ вернулся въ Лондонъ съ твердымъ намѣреніемъ избѣгать отнынѣ встрѣчи съ Марго. Онъ отказывался отъ приглашеній въ тѣ дома, гдѣ могъ встрѣтить миссъ Чевенингъ. Онъ отправился въ домъ, занимаемый м-съ Чадвикъ въ Гайдъ-Паркѣ, но передавъ музыкальныя піэсы, которыя Марго поручила ему привезти изъ деревни, даже не спросилъ: дома ли м-съ Чадвикъ?

Онъ съ отчаянной энергіей принялся за работу, и нѣкоторое время она отвлекала его отъ его личныхъ заботъ; онъ даже подумывалъ уже, что вылѣчился вполнѣ, но рана, нанесенная ему, была глубже, чѣмъ онъ думалъ.

Разъ вечеромъ, Готамъ вошелъ къ нему въ комнату.

— Я только-что съ обѣда. Былъ у м-съ Чадвикъ, сказалъ онъ. Никуда послѣ того не хочется ѣхать. Знаете ли, что я вамъ скажу, Ормъ, я по уши влюбленъ въ ея вторую дочь, Иду, а она нисколько мною не интересуется, жалобно прибавилъ онъ. Она, знаете ли, такъ молода. Она не понимаетъ любви. Но мнѣ это-то и дорого въ ней. Подумайте, какъ пріятно знать, что первый овладѣлъ сердцемъ дѣвушки. Когда дѣвушка выѣзжала уже два или три сезона, вы въ этомъ не можете быть увѣрены. Я не знаю, какъ вы на это смотрите, но я бы не могъ перенести мысли, что дѣвушкѣ кто-нибудь нравился прежде меня.

— Что-за дѣло! сказалъ Ормъ, если онъ пересталъ ей нравиться. Вы слишкомъ требовательны. А сами вы развѣ никѣмъ раньше не увлекались?

— Это совсѣмъ другое дѣло. Называйте, если хотите нелѣпостью, но я иначе не могу думать.

И затѣмъ Гай принялся воспѣвать прелести Иды. Ормъ терпѣливо его слушалъ. Его не особенно интересовала Ида, которую онъ находилъ неразвитой и довольно безцвѣтной дѣвочкой; но она была сестра Марго. Гай вѣроятно видѣлся сегодня и съ Марго. Орму захотѣлось, вопреки его намѣреніямъ, услышать ея имя.

— Я вамъ все выболталъ о своей любви, сказалъ Гай, истощивъ весь перечень похвалъ своему предмету, вы же никогда мнѣ не скажите, какъ дѣла у васъ съ красивой миссъ Марго? Она говорила сегодня вечеромъ, что никогда больше васъ не видитъ. Вы бы могли встрѣтиться съ ней во многихъ домахъ, еслибы только захотѣли.

— Я былъ занятъ.

— Нужды нѣтъ; еслибы только захотѣли. Я не хочу быть нескромнымъ, но скажите мнѣ, вы не поссорились?

— Нѣтъ.

— Такъ почему же вы отъ нея бѣгаете?

— Я пришелъ къ заключенію, что это самое разумное, что я могу сдѣлать, если хотите знать.

— Ваше дѣло, конечно, но если вы будете отъ нея бѣгать, то никогда не достигнете свой цѣли.

— Послушайте, Гай, я долженъ вамъ сказать, я ошибся относительно того, что говорилъ вамъ про миссъ Чевенингъ… забудьте объ этомъ.

— Ошиблись? какъ бы не такъ! Да у васъ лицо все просіяло, когда я упомянулъ ея имя. Послушайте, Ормъ, не будьте такимъ, не упрямьтесь и не гордитесь. Если вы пропустите теперешній случай, то я отъ васъ отказываюсь: я убѣдилъ сестренку устроить катанье на лодкахъ въ будущую субботу. Она боится воды, какъ огня, ну да это не бѣда. Обѣ барышни Чевенингъ будутъ — я это устроилъ сегодня вечеромъ и обѣщалъ найти кавалеровъ гребцовъ. Вы поѣдете?

— Не знаю, успѣю ли.

— Ну вотъ еще; точно вы не знаете, что судъ совсѣмъ не засѣдаетъ въ эту субботу. Я прочиталъ это въ газетахъ… у нихъ какое-то собраніе или митингъ… ну, какую теперь отговорку вы придумаете?

Ормъ сидѣлъ и размышлялъ. Ему было немножко стыдно своей трусости; придется же ему рано или поздно встрѣтиться съ Марго; такъ почему не теперь. Можетъ быть, ея присутствіе не будетъ имѣть прежняго для него значенія послѣ того, что онъ узналъ.

Онъ ухватился за такой слабый предлогъ.

— Хорошо, сказалъ онъ, я пріѣду. Но если бы даже онъ не почувствовалъ всей несостоятельности такого рода философіи, то чувство радости и сознаніе проснувшагося интереса къ жизни должны были бы его вразумить.

Но когда суббота наступила, и общество собралось на Поддингтонской платформѣ и онъ снова увидѣлъ ее, то вдругъ испугался самого себя. Отчего сердце у него такъ сильно забилось? Отчего прикосновеніе къ ея рукѣ, обтянутой перчаткой, возбудило дрожь въ его тѣлѣ? Онъ далеко еще не излѣчился — въ этомъ ему пришлось съ чувствомъ уничиженія сознаться самому себѣ.

Но онъ долженъ закалить свое сердце противъ этой дѣвушки, которая, съ такимъ чуднымъ личикомъ и сверкающими почти дѣтскимъ удовольствіемъ глазами, способна погубить всякаго, кто станетъ ей поперегъ дороги.

Мысль объ Алленѣ помогла Орму справиться съ собой.

— Я ожидала, что мы раньше встрѣтимся, сказала она, а не то я бы написала вамъ, чтобы поблагодарить за доставку моихъ нотъ.

— Не стоитъ благодарности, отвѣчалъ онъ, со стыдомъ признаваясь себѣ, что письмо ея было бы для него сокровищемъ.

— Вы бы могли заглянуть къ намъ, мы всѣ были въ то утро дома.

— Благодарю васъ; къ несчастію, я никакъ не могъ.

— Въ самомъ дѣлѣ? конечно, впрочемъ, вы такъ заняты.

Она говорила совсѣмъ безпечно, но какой-то оттѣнокъ боли слышался въ ея насмѣшливомъ тонѣ.

— Очень занятъ, отвѣчалъ онъ; чувствуя, что впадаетъ въ противуположную крайность въ своихъ усиліяхъ противустоять ей и что она обижена его рѣзкостью.

— Какъ же вы рѣшились пожертвовать цѣлымъ днемъ сегодня! это неблагоразумно.

— Можетъ быть… но ужь такъ и быть рискну.

Она ничего не отвѣчала; и пошла вмѣстѣ съ другими на встрѣчу поѣзду.

Ормъ пошелъ за нею, но не рядомъ.

Общество было слишкомъ велико, чтобы усѣсться въ одномъ вагонѣ, и онъ намѣренно сѣлъ въ такой, гдѣ ея не было.

Размышленія его во время переѣзда были довольно мрачныя. Онъ называлъ себя дуракомъ за то, что пріѣхалъ, и вдвойнѣ дуракомъ за то, что не умѣлъ лучше владѣть собой.

Когда по прибытіи на пристань, гдѣ они должны были сѣсть въ лодки, начались неизбѣжныя пренія о томъ, кто и съ кѣмъ сядетъ въ лодку, Ормъ не подходилъ къ миссъ Чевенингъ и не выразилъ желанія попасть въ одну лодку съ нею.

— Намъ необходимо взять три лодки, рѣшилъ Гай Готамъ. Миссъ Чевенингъ, вы будете грести?

— Если можно, отвѣчала Марго, снимая перчатки. Я давно уже не гребла, и хочу убѣдиться, не разучилась ли я.

Она была очень оживлена и особенно хороша, и Ормъ не могъ не глядѣть на нее съ прежнимъ восхищеніемъ.

— Прекрасно, сказалъ Готамъ, тогда вы сядете въ первую лодку, сестра ваша и я будемъ править рулемъ, а Ормъ будетъ вторымъ гребцомъ… онъ мастеръ своего дѣла; всегда сидѣлъ въ первой парѣ въ лодкѣ своей коллегіи въ Оксфордѣ. Куда онъ запропастился?

Прежде нежели Ормъ успѣлъ сообразить, устоитъ ли онъ передъ этими новыми искушеніями, миссъ Чевенингъ спокойно рѣшила дѣло:

— Нѣтъ, пожалуйста посадите кого-нибудь другаго. Мнѣ не угнаться за м-ромъ Ормомъ. Я бы не хотѣла испортить ему удовольствіе… и себѣ. Найдите мнѣ кого-нибудь не такого… искуснаго.

Гай, конечно, не позволилъ себѣ выказать удивленія, но подумалъ про себя: — бѣдняга Ормъ! Плохи его дѣла. А вѣдь мнѣ казалось, что онъ ей нравится. Но дѣвушки такія капризницы… Кто ихъ разберетъ!

Неизвѣстно, хотѣла ли Марго, чтобы Ормъ ее услышалъ, но онъ услышалъ и по странному противорѣчію человѣческой натуры, обидѣлся. Но вслѣдъ затѣмъ упрекнулъ себя въ тщеславіи и неискренности. Какой онъ дрянной притворщикъ, мысленно бранилъ онъ себя. Вѣдь онъ рѣшилъ держаться поодаль отъ нея. Она это замѣтила и поспѣшила предупредить его. Чего же ему еще надо?

Онъ сталъ усердно занимать дамъ, сидѣвшихъ въ его лодкѣ: м-съ Антробусъ и молодую дѣвицу въ ватерпруфѣ, которыя восхищались видами съ блѣдной улыбкой нервныхъ особъ, желающихъ скрыть, что они трусятъ.

Лодки держались возможно близко другъ отъ друга, и онъ могъ любоваться изяществомъ и граціей, съ какими Марго управлялась съ своимъ дѣломъ.

Но теперь онъ любовался ею почти безстрастно. Онъ отказался отъ всякихъ притязаній на ея любовь, а потому, что-за бѣда, если онъ будетъ наблюдать за нею и изучать ее, какъ интересный сюжетъ.

Когда они высадились на берегъ, чтобы напиться чаю, она нѣсколько разъ обращалась къ нему съ незначительными замѣчаніями, какъ бы не желая подчеркивать ихъ отчужденіе и дать это замѣтить другимъ. Но хотя они разговаривали другъ съ другомъ, онъ отлично видѣлъ, что она это дѣлаетъ только для формы и вполнѣ понимаетъ, что дружба ихъ кончилась.

Когда пришло время вновь садиться въ лодки, м-съ Антробусъ забрала себѣ въ голову произвести иное распредѣленіе въ экипажѣ, и въ результатѣ Орму пришлось уступить свое мѣсто молодому человѣку, который еще не гребъ.

— Миссъ Чевенингъ, сядьте пожалуйста въ мою лодку, сказала она, я увѣряю, что вамъ надо отдохнуть.

— Я нисколько не устала! отвѣтила поспѣшно Марго; я лучше буду грести, если позволите.

— Хорошо. Но въ такомъ случаѣ м-ръ Ормъ пересядетъ вотъ сюда, а вы займете мѣсто рядомъ.

Другія лодки были уже заняты, и Марго ничего не оставалось, какъ согласиться, хотя, быть можетъ, она предпочла бы отказаться. Она вынуждена была взять руку Орма, который помогъ войти въ лодку, но приняла ее, не глядя на него.

Въ сущности Орму такое перемѣщеніе должно было бы быть нежелательно, такъ какъ шло наперекоръ его намѣреніямъ; но онъ съ неудовольствіемъ чувствовалъ, что такое сосѣдство ему очень пріятно. Онъ не говорилъ съ нею; а сидѣлъ точно во снѣ, прислушиваясь къ журчанію волнъ, лѣниво слѣдя за переливаніемъ свѣта и тѣней, взглядывая по временамъ на фигуру, сидѣвшую впереди его. Онъ не видалъ ея лица, кромѣ тѣхъ случаевъ, когда она поворачивала голову, и тогда передъ нимъ мелькалъ ея чистый профиль.

Какъ могла она казаться такой невинной при своей холодности и жестокости…

— О! Боже мой! отчаянно вскричала м-съ Антробусъ, впереди насъ лодка, мы на нее наткнемся.

Дѣло въ томъ, что, благодаря полнѣйшему незнакомству съ управленіемъ руля молодой особы въ ватерпруфѣ, м-съ Антробусъ сама взялась за руль, хотя искусство ея по этой части было тоже весьма сомнительно. Когда ей кричали повернуть вправо, она, разумѣется, поворачивала влѣво, и Ормъ, закричавъ во все горло передовой лодкѣ: — берегись, протянулъ обѣ руки, чтобы ослабить столкновеніе. Къ несчастію для него, онъ невѣрно разсчиталъ направленіе лодки, и ея носъ, обшитый желѣзомъ, притиснулъ его руку къ планширу той, на которой онъ находился. Однако, благодаря его вмѣшательству, обѣ лодки остались цѣлы и невредимы.

— Что-за глупые люди? замѣтила безмятежно м-съ Антробусъ, не видятъ куда правятъ. Я такъ и думала, что мы перевернемся.

— Мнѣ кажется, замѣтила Марго небрежно черезъ плечо, вы тоже могли бы быть внимательнѣе, м-ръ Ормъ… вамъ вѣдь больше и дѣлать нечего!

Ормъ стиснулъ зубы, чтобы удержать стонъ. Какъ ни легко они отдѣлались, казалось, но чужая лодка сильно зашибла ему большой палецъ и сдернула съ него мясо почти до кости. Кровь обильно струилась изъ него. Онъ старался держать его въ водѣ, но отъ этого острая боль въ немъ только усиливалась и чуть не доводила его до дурноты. И вотъ, какъ разъ въ это самое мгновеніе миссъ Чевенингъ вздумала насмѣхаться надъ нимъ.

— Вы очень строги ко мнѣ! съ трудомъ проговорилъ онъ тихо.

— Неужели? мнѣ кажется, не слѣдуетъ пускаться въ такія экспедиціи, если не можешь быть полезнымъ или пріятнымъ. Ну, я никакъ не могу сказать, чтобы вы отличились въ томъ или другомъ отношеніи.

— Я и не прошу похвалъ.

— Да вы и не даете себѣ труда заслужить ихъ.

Наступило молчаніе, во время котораго онъ старался унять кровь носовымъ платкомъ.

— Я не понимаю, начала снова миссъ Чевенингъ, зачѣмъ людямъ хорошо знакомымъ быть невѣжливыми другъ съ другомъ.

— Развѣ мы невѣжливы?

— Неужели нѣтъ. Обратились ли вы хоть разъ ко мнѣ по доброй волѣ съ самаго начала нашей прогулки?

— Я могъ бы отвѣтить, сказалъ онъ угрюмо — онъ былъ внѣ себя отъ боли, — что вы тоже не показывали ни малѣйшей охоты быть со мной любезной.

— Можетъ быть, вы правы. Но отчего я должна быть любезной съ вами, а не вы со мной?

Онъ молчалъ; теперь не время было объясняться, даже еслибы онъ и былъ въ состояніи; но боль до того парализовала его, что ему было даже трудно говорить.

— Вамъ, кажется, нечего мнѣ отвѣтить, продолжала она неумолимо.

— Простите меня, слабо произнесъ онъ; я… я право не въ своей тарелкѣ; не считайте меня грубіяномъ, если я попрошу избавить меня отъ этихъ вопросовъ.

Она засмѣялась.

— Вотъ чего я, наконецъ, дождалась. Прекрасно. Постараюсь на будущее время не подвергать себя такимъ просьбамъ, а вамъ совѣтую закурить сигару. Вы, очевидно, нуждаетесь въ успокоительномъ лѣкарствѣ.

Онъ не отвѣчалъ. Боль была такъ велика, что онъ плохо понималъ ея слова, хотя и чувствовалъ смутно, что она несправедлива. Сказать ей развѣ о случившемся? Но какое ей дѣло до этого? Стоитъ ли поднимать исторію изъ-за ушибленнаго пальца?

Они молчали, пока не доплыли до шлюза, и тогда миссъ Чевенингъ снова обратилась къ нему, говоря:

— Я не могу справиться тутъ одна. Помогите пожалуйста мнѣ, м-ръ Ормъ.

— Извините, сказалъ онъ, протягивая лѣвую руку къ багру.

— Не лучше ли вамъ взять багоръ въ правую руку, замѣтила она.

— Безъ сомнѣнія, отвѣчалъ онъ устало, да только правая рука моя не совсѣмъ въ порядкѣ.

Въ глазахъ ея немедленно пропало выраженіе насмѣшки, какъ только она замѣтила страданіе въ его лицѣ.

— Что съ вашей рукой? покажите мнѣ. Можетъ быть, я могу вамъ помочь.

— Не смотрите лучше; видъ непріятный. Пожалуйста не безпокойтесь, миссъ Чевенингъ, и не говорите м-съ Антробусъ.

— Сейчасъ покажите мнѣ вашу руку. О! какъ сильно бѣжитъ кровь! Почему вы мнѣ раньше не сказали? дайте я перевяжу вамъ руку. Дайте, дайте!

Она взяла свой носовой платокъ и обернула имъ рану ловкими и проворными пальцами, хотя лицо ея было блѣдно и губы слегка дрожали. Ормъ слишкомъ ослабѣлъ, чтобы сопротивляться. Онъ пытался поблагодарить ее, но она его перебила.

— Я сдѣлала для васъ только то, что сдѣлала бы для всякаго, торопливо сказала она. Вы должны немедленно отправиться къ хирургу, какъ только мы сойдемъ на землю. Мы не будемъ пугать м-съ Антробусъ и скажемъ ей, когда уже перевязка будетъ сдѣлана. Но я жалѣю, что вы мнѣ раньше не сказали.

Какъ только они высадились на берегъ, Марго подозвала Готама и поручила ему идти съ Ормомъ разыскивать хирурга; послѣ двухъ или трехъ тщетныхъ визитовъ, они нашли наконецъ стараго джентльмена, который сдѣлалъ все необходимое.

Ормъ вернулся назадъ, чувствуя значительное облегченіе и засталъ уже всю компанію за обѣдомъ; ему оставленъ былъ пустой стулъ около Марго, и онъ занялъ его съ тайнымъ удовольствіемъ.

Тѣмъ временемъ хозяйка уже узнала о случившемся, и онъ сталъ ее увѣрять, что рана пустая.

Перевязанная рука мѣшала ему пользоваться ножемъ, какъ слѣдуетъ, и миссъ Чевенингъ замѣтила это.

— Если вы не помѣшаны на самостоятельности, сказала она, то позвольте мнѣ лучше разрѣзывать для васъ кушанье.

Онъ, смѣясь, протестовалъ, говоря, что не хочетъ утруждать ее.

— Отчего вы такъ упрямы? сказала она, наконецъ, слѣдя за его неловкими попытками. Вѣдь вы совсѣмъ безпомощны, право же, это не такое крупное одолженіе, чтобы вамъ отказываться отъ него.

Онъ долженъ былъ согласиться и принять отъ нея эту прозаическую услугу, которую она выполнила съ серьезнымъ достоинствомъ, сообщавшимъ ей какую-то таинственную прелесть.

V.

Когда они стояли на платформѣ и дожидались поѣзда, Марго сказала ему:

— Желала бы я знать, чѣмъ я провинилась передъ вами?

Это былъ какъ разъ тотъ вопросъ, котораго онъ такъ старательно избѣгалъ, но теперь, когда онъ былъ высказанъ, ему ничего не оставалось, какъ пуститься въ объясненіе, котораго онъ такъ опасался и вмѣстѣ съ тѣмъ тайно желалъ.

— Я не могу вамъ этого сказать, не заговоривъ объ одномъ предметѣ, а вы запретили мнѣ упоминать о немъ.

— Ахъ! ну такъ я догадываюсь… опять Алленъ! такъ я и знала… о! вѣчно этотъ Алленъ! Я просила васъ не упоминать больше при мнѣ его имени… Я помню. Но такъ и быть говорите… должна же я узнать, въ чемъ дѣло и отчего вы такъ ко мнѣ перемѣнились.

— Если такъ, то я вамъ скажу. Я слышалъ, что вы заставили его противъ воли оставить родину. Правда это?

— Это Милли сказала вамъ, я увѣрена. Ну да, правда! что же изъ этого?

Все кончено. Она созналась. Послѣдняя слабая искра надежды потухла.

— И вы увѣрили меня, будто онъ уѣхалъ по доброй волѣ: будто вы помогли ему привести въ исполненіе его собственный планъ!

Марго покраснѣла.

— Вы сами придумали это, а я только не разубѣждала васъ. Развѣ это такъ дурно съ моей стороны?

— Вы имѣли право отказать мнѣ въ вашемъ довѣріи. Нѣтъ вы дурно поступили (я употребляю ваше собственное выраженіе) не со мной.

— А! такъ вы все-таки находите, что я поступила дурно. Чѣмъ же это, позвольте васъ спросить?

— Чѣмъ? вскричалъ онъ, и негодованіе снова запылало въ немъ при такой нечувствительности съ ея стороны. Возможно ли, мнѣ нужно вамъ это объяснить! Спросите себя, чѣмъ провинился передъ вами этотъ бѣдный юноша, что вы не могли успокоиться, пока не выжили его изъ дому! О! я все знаю, что вы скажете. Онъ раздражалъ вамъ нервы, оскорбляя приличія; вамъ было за него стыдно. Согласенъ со всѣмъ этимъ, но развѣ это достаточная причина, чтобы вамъ употребить все свое вліяніе на изгнаніе его изъ дома, когда онъ добросовѣстно старался исправиться, и гдѣ только могъ исправился. Вы знали это, потому что я предупреждалъ васъ. Вы должны были пожалѣть его и не осуждать на изгнаніе его, безпомощнаго, слабохарактернаго и одинокаго. Нѣтъ, вы поставили таки на своемъ! и теперь не понимаете даже какой цѣной купили свое удобство! Я не могу скрыть отъ васъ своихъ мыслей. Зная все это, я не могу дѣйствовать такъ…. какъ еслибы все было по-старому. Нѣтъ… Теперь все перемѣнилось, и я не могу…. не могу быть больше вашимъ другомъ…. хотя желалъ бы, чтобы мнѣ было не такъ тяжело перенести это.

— Вы конечно очень откровенны, надменно отвѣчала Марго, даже Милли была не болѣе откровенна. Итакъ, я должна лишиться и вашей дружбы? Что жъ! не скрою, это меня огорчаетъ…. немножко. Я даже думаю, что вы очень жестоки ко мнѣ.

Она отвернула голову.

— Еслибы вы знали все, то можетъ быть нашли бы для меня извиненіе. Вы бы не думали, что я такое чудовище безсердечія, какъ вы воображаете; но я не знаю…, можетъ быть я и дѣйствительно такая дурная, какъ вы говорите. Не стоитъ, разбирать размѣры моего преступленія.

Она помолчала немного и прибавила болѣе мягкимъ тономъ.,

— Съ моей стороны глупо огорчаться, но я огорчена. Я не хочу, чтобы вы хуже думали обо мнѣ, чѣмъ я стою. Я имѣю право оправдываться. Я скажу вамъ то, чего никто не знаетъ, кромѣ моихъ семейныхъ. Вы не знаете, что я вытерпѣла. Вы говорите объ Алленѣ, какъ о безпомощномъ, безвредномъ существѣ, главная вина котораго — дурныя манеры. Еслибы эта было такъ. Но это….не такъ. Онъ нечестенъ. Это я замѣтила еще въ Трувилѣ. Ахъ, вы не вѣрите этому; вы думаете, это. одно предубѣжденіе. Но это не такъ онъ…. онъ укралъ медальонъ… у меня. Его отецъ рѣшилъ отослать его въ Индію. И тогда Алленъ просилъ прощенье и мнѣ… какъ лицу пострадавшему…. предоставлено было рѣшить: оставить ли его дома или нѣтъ. Поставьте себя на мое мѣсто. Я не любила его (я этого никогда не скрывала, мы всѣ его не любили), я боялась его…. у меня были на то причины. Послѣ того, какъ онъ. такъ повелъ себя, нельзя было просто жить съ нимъ въ одномъ домѣ. И…. хотя вы можете мнѣ не повѣрить…. я искренно думала, что въ Индіи ему будетъ гораздо лучше, что онъ начнетъ тамъ новую жизнь, отвыкнетъ отъ своихъ дурныхъ привычекъ…. Я такъ и сказала, хотя это васъ ужасаетъ, но дѣлать нечего, это правда.

Чтобы оцѣнить дѣйствіе ея словъ на Орма, надо припомнить, какъ онъ очарованъ былъ ею съ самаго начала и какъ не могъ оторваться отъ нея, несмотря на то, что считалъ ее дурной.

Онъ строго говорилъ съ нею. Но его возмущалъ проступокъ, а не преступница, и самая строгость его словъ происходила главнымъ образомъ отъ того, что въ душѣ онъ слишкомъ расположенъ былъ къ снисхожденію.

А теперь, послѣ ея разсказа, могъ ли онъ не обрадоваться. Онъ вѣдь вѣрилъ, что она говоритъ правду. Слава Богу! она не такъ виновата, какъ онъ думалъ! Если она и была недостаточно милосердна, то по крайней мѣрѣ не безъ причины….

— Скажите же что-нибудь, продолжала Марго. Я хочу знать, что вы объ этомъ думаете.

— Что мнѣ вамъ сказать? еслибы я это раньше зналъ, то скорѣе далъ бы себѣ отрѣзать языкъ, чѣмъ говорить съ вами, такъ, какъ я себѣ позволилъ. Почему вы не сказали Милли объ этомъ?

— Почему? Потому что не хотѣла. Развѣ, вы думаете, легко и пріятно открывать семейныя тайны? Кромѣ того, Милли не стала бы слушать… она бы не повѣрила вѣроятно. Увѣрены ли и вы, что вѣрите мнѣ?

— Вы не можете простить мнѣ! вскричалъ онъ. Я этому не удивляюсь. Но, право же, я понятія не имѣлъ, чтобы этотъ несчастный юноша былъ такъ пороченъ. Я ошибся въ немъ.

— И вы не считаете дурнымъ, что я отослала его въ Индію?

— Дурнымъ? не знаю. Я не вправѣ судить. Можетъ быть…. какъ онъ ни дуренъ…. можно было бы простить его на этотъ разъ… Но вы говорили о какихъ-то обстоятельствахъ, мнѣ неизвѣстныхъ. Полагаю, вы не могли иначе поступить. И мнѣ слѣдовало знать, что вы не поступите легкомысленно или бездушно. Я долженъ бы понять это. Простите ли вы мнѣ когда-нибудь, миссъ Чевенингъ, то, что я вамъ наговорилъ? Все ли мы по-прежнему друзья?

Она восторжествовала и не могла не воспользоваться своей побѣдой.

— Неужели вы дѣйствительно намѣрены почтить меня своей дружбой? подумайте хорошенько, прежде чѣмъ снова рисковать.

— Вы жестоки, проговорилъ онъ вполголоса.

— Нѣтъ, я не жестока. Вспомните, какъ торжественно вы отрекались отъ моего знакомства всего лишь нѣсколько минутъ тому назадъ. Не удивляйтесь поэтому, если я нѣсколько опасаюсь нашихъ будущихъ отношеній. Естественно мнѣ не желать повторенія такой сцены какъ сегодняшняя.

— Наши будущія отношенія зависятъ отъ васъ, а не отъ меня, отвѣчалъ, онъ.

— Въ самомъ дѣлѣ? ну въ такомъ случаѣ, я не стану рѣшать слишкомъ поспѣшно: я подожду и подумаю. А теперь не будемъ больше говорить объ этомъ. Вотъ идетъ поѣздъ. Пора садиться въ вагонъ…

VI.

Наступившее воскресенье показалось Орму самымъ тяжкимъ днемъ въ его жизни. Утро прошло для него самымъ томительнымъ образомъ. Тщетно старался онъ настроить себя на философскій ладъ и примириться съ неизбѣжнымъ.

Но вся философія была мигомъ разсѣяна, когда онъ неожиданно получилъ записку отъ м-съ Антробусъ съ приглашеніемъ на обѣдъ. Въ запискѣ говорилось, что обѣдъ будетъ совсѣмъ интимный; гостей очень не много, но не упоминалось о томъ, будетъ ли въ числѣ приглашенныхъ и Марго.

Ормъ явился къ м-съ Антробусъ раньше всѣхъ и засталъ хозяйку одну въ гостиной.

— Вотъ это хорошо, похвалила его м-съ Антробусъ, люблю когда молодые люди пунктуальны.

Понемногу стали сбираться остальные гости, и позже всѣхъ пріѣхала Марго.

— Ну, наконецъ-то всѣ въ сборѣ! вскричала м-съ Антробусъ и встала на встрѣчу гостьѣ.

За обѣдомъ Орму пришлось перекинуться съ нею лишь нѣсколькими незначащими словами. Марго равнодушно и даже весело разговаривала съ нимъ и, казалось, совсѣмъ позабыла все, происшедшее между ними. Но самое спокойствіе ея болѣзненно дѣйствовало на Орма; оно доказывало, какъ ему казалось, что дружба ихъ погибла безвозвратно.

Послѣ обѣда дамы удалились въ гостиную, а мужчины остались въ столовой допивать вино.

Вернувшись въ гостиную, Ормъ глазами искалъ Марго, но ея не было.

М-съ Антробусъ подошла къ нему, и онъ изо всѣхъ силъ постарался быть любезнымъ и виду не показать, что ему кого-нибудь недоставало.

— Не притворяйтесь! замѣтила м-съ Антробусъ, я знаю, кого вы сейчасъ искали; вы думаете, конечно: вотъ глупая старуха, не умѣетъ удержать своихъ гостей и позволяетъ имъ разбѣжаться передъ началомъ вечера. А между тѣмъ, вы такъ, хорошо вели себя за столомъ, я замѣтила это. И за то сейчасъ будете вознаграждены. Снесите эту шаль миссъ Чевенингъ и попросите ее надѣть, чтобы доставить мнѣ удовольствіе. Вы найдете ее на балконѣ. Она тамъ. Не трудитесь занимать меня, у меня на рукахъ другіе гости… ступайте.

Она отпустила его, многозначительно кивнувъ головой. Отъ племянника она знала, что Ормъ поклонникъ миссъ Чевенингъ. Оба ей нравились, а сватовство и того пуще, а потому она покровительствовала Орму, хотя находилась въ полномъ невѣдѣніи чувствъ, какія питала къ нему Марго.

— Это вы? воскликнула Марго тономъ холоднаго удивленія, когда къ ней подошелъ Ноджентъ Ормъ.

— Меня прислала м-съ Антробусъ, она проситъ васъ надѣть это.

Онъ пришелъ, значитъ, не по собственной охотѣ! его прислали.

— Терпѣть не могу шалей! рѣзко сказала она. То-есть, я хочу сказать, что я очень благодарна м-съ Антробусъ за вниманіе, но мнѣ вовсе не холодно.

— Значитъ, я долженъ отнести ей шаль обратно?

И сказавъ это, онъ тотчасъ же пожалѣлъ о томъ.

— Если вамъ угодно.

Съ минуту Ормъ соображалъ, не поймать ли ее на словѣ и не уйти ли ему, но передумалъ.

— Я сейчасъ снесу шаль, отвѣчалъ онъ.

— Почему же не теперь? я думала, вы за этимъ только и пришли.

— Нѣтъ, не за этимъ только… я пришелъ сказать вамъ нѣчто.

Сердце ея упало.

— Я не хочу этого слышать, слабо проговорила она.

— Я буду кратокъ, но вы должны меня выслушать. Вы обѣщали мнѣ подумать и сказать, все ли мы еще друзья? И можете ли простить меня.

— Простить, медленно повторила она. А черезъ нѣкоторое время вы опять наговорите мнѣ…

— Ну вотъ когда вы, дѣйствительно, жестоки! воскликнулъ онъ.

Она встала и устремила на него взглядъ не то сердясь, не то съ упрекомъ.

— Но я говорю правду, сказала она. Вы не можете измѣнить своей натуры. Развѣ я была когда-нибудь права въ вашихъ глазахъ? Вы всегда осуждали меня и бранили, или за то, что я сдѣлала, или за то, чего я не дѣлала. И даже, когда вы молчали, я чувствовала, что вы меня не одобряете. Это ли дружба? Развѣ не должны друзья смотрѣть сквозь пальцы на взаимныя ошибки… а еще лучше… вѣрить другъ другу… не взирая даже на ошибки… Мнѣ кажется такъ.

Онъ ничего не отвѣчалъ; она казалась такой прелестной, невинной, обворожительной. Мечтательные звуки вальса донеслись до балкона, пока они молча глядѣли другъ на друга.

— Нѣтъ, продолжала она тономъ убѣжденія, съ примѣсью горечи, вы не вѣрите въ меня и никогда не будете вѣрить.

Тутъ онъ нашелъ слова для отвѣта, слова — помимо его воли вырвавшіяся у него изъ души, и которыя, за минуту передъ тѣмъ, онъ не ожидалъ, что выскажетъ.

— Я не вѣрю въ васъ! вскричалъ онъ. Возможно ли, что вы это думаете? возможно ли, что вы не догадываетесь… не видите? Марго, я люблю васъ. Я знаю, я безумецъ… хуже чѣмъ безумецъ… говоря вамъ это теперь, но я долженъ, долженъ сказать… Вы слишкомъ ко мнѣ несправедливы.

Онъ взялъ ея руку и крѣпко сжалъ; и она не отнимала руки, хотя ей было больно отъ его крѣпкаго пожатія.

— Говорите! умолялъ онъ. Вы не сердитесь? скажите, вы не сердитесь?

Она повернула къ нему лицо; глаза ея сіяли, и трепещущая улыбка играла на губахъ.

— Я… я кажется, не сержусь, медленно отвѣтила она.

Даже и тутъ онъ еще не вѣрилъ, чтобы такое большое счастіе выпало ему на долю.

— Марго, скажите мнѣ, это правда… вы меня не ненавидите?

— Я никогда васъ не ненавидѣла, отвѣчала она почти шепотомъ.

— Но любите ли вы меня? хотите ли быть моей женой?

Она позволила ему притянуть себя, пока гордая голова ея не очутилась у него на плечѣ.

— Если вы этого желаете, отвѣтила она съ тихимъ, счастливымъ смѣхомъ, и онъ понялъ наконецъ.

Оба молчали нѣкоторое время. Онъ все еще дивился, не сонъ ли это.

Марго глядѣла на Кенсигтонскій садъ, освѣщенный электричествомъ и издали толпа гуляющихъ, звуки музыки, доносившіеся глухо, казались поэтичны и красивы.

— Желала бы я знать, есть ли между этими людьми двое такихъ же счастливыхъ, какъ мы, вдругъ проговорила она. Мнѣ почему-то кажется хорошимъ предзнаменованіемъ этотъ блескъ и оживленіе кругомъ насъ.

Но едва она это выговорила, какъ сцена перемѣнилась; свѣтъ погасъ, и стеклянныя залы сѣрыми холодными пятнами выдѣлялись на черномъ фонѣ деревьевъ. Большой колоколъ сталъ рѣзко звонить. Гуляющіе перекликались, спѣша къ выходу.

Марго вздрогнула.

— Ахъ! зачѣмъ это случилось какъ разъ въ этотъ моментъ, сказала она. Конечно, глупо съ моей стороны такъ пугаться! Но только, Ноджентъ, обѣщайте мнѣ одно: я знаю, я не добрая (нѣтъ, не перебивайте, я лучше знаю!) обѣщайте мнѣ не думать, будто я чудовище и любить меня такою, какъ я есть!

— Я не стану этого обѣщать, потому что этого вовсе не нужно. Я прежде не зналъ, а теперь знаю, что вы слишкомъ хороши для меня и что я васъ не стою!

Она улыбнулась.

— Еслибы вы всегда такъ думали. А теперь не лучше ли намъ вернуться въ гостиную и возвратить шаль м-съ Антробусъ. Я съ этихъ поръ буду любить индѣйскія шали.

VII.

Одного взгляда было достаточно для м-съ Антробусъ, чтобы понять, въ какомъ положеніи дѣла ея любимцевъ.

— Итакъ вы не отвергли моей шали, милая? сказала она. Я надѣюсь, м-ръ Ормъ съумѣлъ васъ уговорить.

— Да, онъ уговорилъ меня. Благодарю васъ за то, что вы его ко мнѣ прислали.

— Я надѣюсь, вы не собираетесь меня покинуть? продолжала м-съ Антробусъ, удерживая Марго за руку. Я разсчитывала поболтать съ вами, когда всѣ эти скучные люди разъѣдутся.

Но Марго понимала, о чемъ хотѣла поболтать съ нею старая лэди, и, при всей своей благодарности къ м-съ Антробусъ, ей не хотѣлось сегодня говорить съ ней.

— Въ другой разъ, пробормотала она съ ласковымъ и просящимъ жестомъ, горничная меня дожидается. Я обѣщала мамашѣ вернуться пораньше… пожалуйста, отпустите меня.

— Очень хорошо. М-ръ Ормъ проводитъ васъ до кареты.

Въ передней сидѣла Сусанна на стулѣ, съ видомъ кроткой мученицы, который она принимала въ подобныхъ случаяхъ. Ормъ замѣтилъ, что ласковое обращеніе Марго не произвело никакого впечатлѣнія на горничную.

Когда они сходили съ лѣстницы, въ сопровожденіи Сусанны, онъ шепнулъ:

— Вы позволите мнѣ пріѣхать завтра утромъ переговорить съ м-съ Чадвикъ.

Марго вздрогнула.

— Ахъ, да! мы должны сказать мамашѣ (какъ сладко показалось ему это «мы») Я… я совсѣмъ позабыла объ этомъ. Что-то она скажетъ?

Ормъ самъ не ожидалъ особенно благопріятнаго отвѣта отъ м-съ Чадвикъ.

— Что бы она ни сказала, возражалъ онъ, обѣщайте мнѣ, Марго, не давать себя уговорить отказаться отъ меня.

— Вы хотите, чтобы я вамъ это обѣщала? отвѣчала она обиженнымъ тономъ. Опять! Я говорила а вы мнѣ не вѣрите. Несмотря на всѣ мои недостатки, на меня можно положиться, Ноджентъ.

— Я вѣрю въ васъ и не боюсь вашей матери. Что бы она ни дѣлала, мы будемъ современемъ счастливы, вопреки ея желаніямъ.

— Я думала, мы счастливы уже теперь, мягко отвѣтила она, и Ормъ молча принялъ этотъ упрекъ, досадуя на присутствіе Сусанны, мѣшавшей ему говорить и дѣйствовать, какъ ему хотѣлось бы.

Поэтому онъ принялъ спокойный и почтительный видъ, усаживая Марго въ карету, но это нисколько но разсѣяло подозрѣнія миссъ Сусанны.

— Завтра, думала она про себя, что такое завтра должно произойти, отчего онъ самъ на себя не похожъ! О! лукавая кошка! Я знаю, что между вами… онъ слишкомъ хорошъ для такой бездушной твари, какъ ты.

— Я надѣюсь, вы провели пріятный вечеръ, миссъ, громко сказала она.

Марго вышла изъ задумчивости.

— Вы что-то сказали, Сусанна? О! благодарю васъ… очень пріятно, отвѣчала она мягко безъ обычной надменности, съ какой не могла не обращаться съ Сусанной, тщетно стараясь побѣдить свою къ ней антипатію.

Дѣвушка эта не подавала повода къ жалобамъ, съ тѣхъ поръ какъ поступила къ нимъ въ услуженіе. Она была кротка съ Летиціей и усердна и внимательна съ Марго, но послѣдней всегда стоило нѣкотораго усилія обращаться къ ней: она чувствовала, что Сусанна была бы дерзка, еслибы смѣла.

Сегодня однако миссъ Чевенингъ была милостиво настроена относительно всего свѣта…

На слѣдующій день, вскорѣ послѣ полудня, м-съ Чадвикъ пріѣхала съ визитомъ къ м-съ Антробусъ, и лицо ея выражало, что она считаетъ себя чѣмъ-то обиженной.

— Да, я не очень хорошо себя чувствую, отвѣчала она на обычные разспросы о здоровьи. Да и какъ же иначе послѣ такого ужаснаго потрясенія, какое я испытала вчера вечеромъ,

— Боже мой! что случилось? надѣюсь, вашу карету не опрокинули. Лондонскіе кучера такіе пьяницы. Я помню, какъ мнѣ пришлось прогнать одного: онъ привезъ меня въ одиннадцать часовъ вечера къ Мраморной аркѣ и серьезно увѣрялъ, будто это мой парадный подъѣздъ.

— Мой кучеръ принадлежитъ къ обществу трезвости, сухо отвѣчала м-съ Чадвикъ, и съ моей каретой никакой бѣды не случилось… хотя я сочла бы это за небольшую бѣду. Меня ужасно огорчила моя старшая дочь, вернувшись отъ васъ вчера вечеромъ и сообщивъ мнѣ нѣчто ужасное, меня поразившее. Оказывается, м-ръ Ормъ воспользовался вашимъ покровительствомъ, и сдѣлалъ ей предложеніе… а хуже всего то, что, кажется она не отказала ему на отрѣзъ, какъ бы должна была сдѣлать!

— Дѣйствительно это безнравственно и неприлично, конечно, если миссъ Чевенингъ обручена съ кѣмъ-нибудь другимъ, какъ я заключаю изъ вашихъ словъ, замѣтила м-съ Антробусъ.

М-съ Чадвикъ вѣжливо разсвирѣпѣла отъ того, что старая лэди не хотѣла понять ея чувствъ.

— Безъ сомнѣнія, рѣзко проговорила она, эта исторія достаточно непріятна и безъ всякихъ усложненій. Моей дочери представлялись очень выгодныя партіи какъ въ Горскомбѣ, такъ и здѣсь, но она постоянно отказывала всѣмъ женихамъ.

— Тогда я не вижу, почему бы ей не принять руку моего молодаго протеже, если онъ ей нравится.

— О! неужели вы этого не видите… не можетъ быть… вы должны видѣть… молодой человѣкъ… сынъ викарія нашего прихода…

— Какіе пустяки! вертѣлось на языкѣ у м-съ Антробусъ, но она не сказала этого изъ вѣжливости, а только замѣтила:

— Я не знала, что сынъ деревенскаго викарія считается отверженцемъ въ обществѣ.

— Дѣло совсѣмъ не въ томъ. М-ръ Ормъ — отецъ — прекрасный человѣкъ и очень уважается въ приходѣ. На сколько мнѣ извѣстно, сынъ тоже достойный молодой человѣкъ, но онъ не партія для моей дочери Марго. Съ ея красотой и при нашихъ средствахъ она можетъ выдти замужъ за кого угодно.

— Почему въ такомъ случаѣ не за м-ра Орма? не понимаю. И простите меня, моя душа, но я никакъ не вижу, чѣмъ онъ ниже васъ… извините за откровенность. Онъ джентльменъ — этого и вы не отрицаете, а ваша хорошенькая Марго — я сама всегда ею любуюсь — дочь полковника. Въ чемъ же такое глубокое неравенство?

— Въ чемъ? вскричала м-съ Чадвикъ; у васъ, право, удивительныя понятія, если вы можете это спрашивать. Въ его средствахъ, въ его карьерѣ, въ томъ положеніи, какое онъ можетъ ей доставить.

— О! понимаю теперь. Ваши дочери — богатыя невѣсты, сказала м-съ Антробусъ, отлично знавшая, что это не такъ.

— Я этого не говорю, отвѣтила м-съ Чадвикъ; онѣ совсѣмъ не богаты, бѣдняжки, хотя я не сомнѣваюсь, если имъ представятся приличныя партіи, то вотчимъ не оставитъ ихъ безъ приданаго.

— Ну въ такомъ случаѣ мы опять попали въ заколдованный кругъ, настаивала старая лэди. Почему м-ръ Ормъ не приличная партія? Онъ джентльменъ, какъ мы обѣ согласны, уменъ, пріятной наружности, хотя и не красавецъ — за что вы можете только благодарить Бога. Что касается его средствъ, то я наводила справки и увѣряю васъ, онъ получаетъ достаточно для человѣка въ его положеніи, а по всему, что я слышу, по всей вѣроятности, будетъ современемъ богатъ и знаменитъ. Право, не знаю, чего же вамъ больше. Развѣ такъ легко найти блестящую партію для дѣвушки, у которой ничего нѣтъ, кромѣ красоты и хорошаго воспитанія? На сколько я знаю, молодые люди вообще не охотно женятся. Если позволите мнѣ высказать свое мнѣніе, то будьте довольны тѣмъ, что вамъ представляется… могло бы быть и хуже.

— Легко вамъ говорить! но вы не мать, вы видите вещи не материнскими глазами! Еслибы вы были мать… о, да, прибавила она, будучи не въ силахъ сдержать чувства обиды… еслибы вы были мать, выбыли бы осторожнѣе, вы бы недопустили исторіи зайти такъ далеко, не предупредивъ меня. Я не упрекаю васъ, дорогая м-съ Антробусъ, но я чувствую… да, я чувствую, чтобы меня не пожалѣли!

— Что жъ, я не стану оправдываться… я допустила исторію зайти такъ далеко, какъ вы говорите. Я сантиментальная старуха, хотя этого и нельзя подумать, глядя на меня. По-моему истинный бракъ только тотъ, который заключенъ по любви. Я бы хотѣла лучше видѣть дѣвушку въ гробу, чѣмъ замужемъ за человѣкомъ только ради его титула или денегъ. Но я конечно оригиналка. Но вы мнѣ все-таки не сказали, какъ вы думаете поступить въ настоящемъ случаѣ. Такъ какъ я принимаю участіе въ обѣихъ сторонахъ, то я имѣю право узнать это. Полагаю, вы уже видѣлись съ м-ромъ Ормомъ.

— Нѣтъ, конечно, величественно выпрямилась м-съ Чадвикъ, онъ пріѣзжалъ сегодня утромъ такъ нелѣпо рано… въ одиннадцать часовъ… и я рѣшительно не могла его принять.

— И велѣли ему пріѣхать позже — какъ поставщику какому-нибудь — очень вѣжливое обращеніе, нечего сказать. Но, полагаю, вы все-таки соблаговолите принять его, и я бы желала знать, что вы ему скажете.

— Что я могу ему сказать. Конечно, что никакъ, никакъ несогласна на его предложеніе — не допускаю и мысли о помолвкѣ между ними — и разсчитываю, что онъ, какъ джентльменъ, откажется отъ своего намѣренія.

— Очень хорошо! бѣдный м-ръ Ормъ! Онъ не много потерялъ, не видавъ васъ сегодня по утру. А теперь, дорогая м-съ Чадвикъ, прежде чѣмъ вы окончательно рѣшитесь, выслушайте меня. Я не думаю, чтобы вы неохотно пускали ко мнѣ своихъ дочерей. И полагаю вмѣстѣ съ тѣмъ, вы имѣете нѣкоторое подозрѣніе о томъ, что моему племяннику Гаю нравится ваша дочь Ида.

— Если вы думаете… начала м-съ Чадвикъ, вспыхнувъ отъ гнѣва.

— Конечно, я не думаю… но выслушайте сначала. Я дѣлала, что могла, чтобы поощрить эту привязанность и доставить Идѣ случай узнать Гая и полюбить его; онъ добрый мальчикъ и заслуживаетъ счастія. Я думаю, по моей милости они встрѣчались гораздо чаще, чѣмъ бы это было, еслибы я не вмѣшивалась въ это дѣло. Но я не знаю, одобряете ли вы меня въ этомъ случаѣ?

— Какъ можете вы это спрашивать? вскричала гостья; мы всѣ такъ любимъ Гая и хотя у меня и въ мысляхъ нѣтъ приказывать дочери, и я не знаю, какія чувства питаетъ къ нему Ида…

— Именно, перебила старушка безцеремонно, вы не прочь; вы любите Гая, и Гай будетъ современемъ владѣльцемъ Гоули, а Ида можетъ стать лэди Готамъ. Прекрасно. Я ничего противъ этого не имѣю. Я оригиналка, какъ уже говорила вамъ, и хотя Гай мнѣ племянникъ, но я хочу лучше, чтобы онъ былъ счастливъ съ милой дѣвушкой, которую онъ любитъ, хотя бы не получилъ за ней ни гроша, чѣмъ превратился въ пустаго, свѣтскаго шаркуна, фата и эгоиста, которому ни до чего нѣтъ дѣла, кромѣ его собственной драгоцѣнной персоны.

— О, да, и я также, съ чувствомъ отвѣтила м-съ Чадвикъ.

— Видите, какія мы съ вами безкорыстныя женщины. Но не обижайтесь тѣмъ, что я вамъ сейчасъ скажу: вы не будете противъ этого брака, но я боюсь, въ Гоули будутъ менѣе благоразумны. Моя невѣстка того мнѣнія, что Гай долженъ составить очень блестящую партію. Я боюсь, даже титулованная невѣста не удовлетворитъ ее, если не будетъ очень богата… О! конечно это нелѣпость и ограниченность понятій и все такое, но таковы иныя матери, дорогая м-съ Чадвикъ, и мы должны быть къ этому готовы.

М-съ Чадвикъ вздохнула и сказала, что трудно вѣрится, чтобы мать препятствовала счастію своего ребенка изъ одного честолюбія.

— Да, но это бываетъ, увѣряю васъ; лэди Адель отнесется къ этому такъ, какъ вы относитесь къ предложенію м-ра Орма. Что касается того, чтобы «препятствовать счастію ребенк» ато она скажетъ самой себѣ, что Гай слишкомъ молодъ и самъ еще не знаетъ, чего хочетъ; что онъ переживетъ разочарованіе — въ чемъ она и права, потому что даже и я не увѣрена, не мимолетная ли это прихоть, которая разсѣется, какъ скоро свиданія станутъ рѣдки. Да, она все это скажетъ и, мало того, будетъ горько упрекать меня за то, что я это дозволила и поощряла. Я, конечно, переживу ея неудовольствіе; смѣю сказать, я пользуюсь нѣкоторымъ вліяніемъ на брата, да и невѣстка побоится поссориться со мной… она не даромъ выбрала меня въ крестныя матери Гаю. Такимъ образомъ современемъ я поставлю на своемъ, я въ этомъ увѣрена; но сказать вамъ правду, у меня прошла охота вмѣшиваться въ чужія дѣла.

— Отчего же? дорогая м-съ Антробусъ, не говорите этого.

— Мнѣ не везетъ, вотъ отчего. Вѣдь вотъ вы же сейчасъ упрекали меня за то, что я смотрю на браки не материнскими глазами. Я не имѣла права вмѣшиваться въ эти дѣла — это правда. Я отказываюсь отъ м-ра Орма; прогоните его, если хотите… меня это не оскорбитъ и вѣроятно не разобьетъ сердце Марго… она утѣшится. Но только я должна быть послѣдовательна; если дурно вмѣшиваться въ одномъ случаѣ, то не хорошо и въ другомъ. Я буду отнынѣ осторожнѣе и намекну невѣсткѣ, чтоне мѣшало бы отправить Гая путешествовать.

— Я увѣрена, произнесла съ достоинствомъ м-съ Чадвикъ, вы знаете меня на столько, чтобы не считать интриганкой или жестокосердной матерью… я хочу только счастія моихъ дѣтей. И то, что вы мнѣ сказали о м-рѣ Ормѣ, конечно, мѣняетъ все дѣло. Я не имѣла понятія, что вы принимаете въ немъ такое большое участіе. И онъ дѣйствительно прекрасный человѣкъ. Это я всегда скажу.

— Значитъ ли это, что вы готовы принять его въ зятья?

М-съ Чадвикъ не видѣла исхода: помолвка дочери за Орма — вещь крайне нежелательная, но вѣдь свадьбу можно отложить… а тамъ Богъ вѣсть еще, состоится ли она. Между тѣмъ ей никакъ нельзя было поссориться съ м-съ Антробусъ, такъ какъ она и сама очень хорошо понимала, что на Гая еще нельзя вполнѣ положиться, и безъ содѣйствія тетки онъ легко можетъ отъ нихъ ускользнуть.

Поэтому она сказала съ искреннимъ на видъ радушіемъ:

— Конечно, хотя м-ръ Ормъ не отвѣчаетъ вполнѣ моему идеалу зятя, но я рада буду имѣть его членомъ своего семейства. Одно условіе считаю нужнымъ поставить безусловно: они должны подождать со свадьбой.

— О! они такъ молоды, могутъ подождать. Ну, я рада, что вы такъ разсудительно отнеслись къ этому дѣлу, моя душа. Но я была впрочемъ въ этомъ увѣрена.

— Ну, а относительно милаго Гая… я, право, очень его люблю — начала м-съ Чадвикъ, вставая.

— Больше чѣмъ м-ра Орма, замѣтила лукаво старушка, ну что же относительно милаго Гая?…

— Я хотѣла только сказать, что… по моему мнѣнію… путешествіе для него…

— Не будетъ полезно? вы это хотите сказать. Я тоже думаю, милая, а потому успокоитесь: онъ останется и будетъ попрежнему ухаживать за Идой.

Успокоившись на этотъ счетъ, м-съ Чадвикъ уѣхала, а м-съ Антробусъ осталась очень довольна результатомъ своей дипломатіи.

VIII.

Вторичный визитъ м-ра Орма оказался болѣе успѣшнымъ, чѣмъ его первая неудачная попытка увидѣться съ м-съ Чадвикъ и упросить ее дозволить ему надѣяться на ея согласіе. Даже и тутъ она не была особенно любезна; въ ея манерахъ говорило чувство покорности судьбѣ, не особенно лестное для его самолюбія. Но она не противилась его сватовству, лишь бы свадьба была отложена въ долгій ящикъ. Такъ какъ Ноджентъ и не разсчитывалъ на скорый отвѣтъ, то онъ охотно принялъ это условіе; для него уже было счастіемъ видѣться время отъ времени съ любимой дѣвушкой и пользоваться привилегіями признаннаго жениха. Но Марго притворно или искренно выражала неудовольствіе такимъ прозаическимъ концомъ.

— Я заключила изъ поведенія мамаши вчера вечеромъ, что съ нею будетъ гораздо труднѣе сладить, шутливо говорила она, но вотъ мнѣ не приходится оказывать того сопротивленія, къ какому я готовилась! Я собралась воевать, и вдругъ все обошлось такъ мирно, удовольствіе побѣды отнято у насъ, Ноджентъ, не правда ли?

— И прекрасно, что не нужно воевать, отвѣчалъ Ноджентъ; мнѣ не побѣда нужна, нужны вы.

Марго покачала головой.

— Мое общество скоро не будетъ нравиться вамъ теперь, когда вы будете часто имъ пользоваться… вы скоро опять начнете критиковать меня.

— Марго, какъ можете вы такъ думать? Неужели же вы не понимаете, какъ вы мнѣ дороги?

— Я думаю, вы меня любите, но вы также считаете меня гораздо лучше, чѣмъ я есть на дѣлѣ. Я боюсь, сказать по правдѣ, что вы разочаруетесь, когда… когда поближе узнаете меня.

— Боитесь меня? вскричалъ онъ.

— Очень не много людей, которыхъ я когда-либо боялась, но вы изъ ихъ числа. Когда вы разсердитесь, вы можете быть очень строги. Впрочемъ, прибавила она, можетъ быть это-то въ васъ мнѣ особенно и нравится, но только постарайтесь не быть со мной черезъ чуръ строгимъ. Приготовьтесь заранѣе къ разочарованію и… постарайтесь съ нимъ примириться.

Ноджентъ протестовалъ противъ этого не путемъ отвлеченной аргументаціи, но болѣе практическимъ, такъ что появленіе Летиціи какъ разъ въ эту минуту произвело нѣкоторое замѣшательство.

— Я испугала васъ! сказала Летиція. Можно мнѣ побыть съ вами? я буду сидѣть очень смирно.

— Не зачѣмъ вовсе тебѣ быть смирной, Летти, отвѣчала сестра; я хотѣла, чтобы ты пришла и поговорила съ своимъ новымъ братомъ.

— Мнѣ не нужно новаго брата вмѣсто Аллена, благодарю тебя, объявила Летиція. Гдѣ бы Алленъ ни былъ, а онъ все-таки мнѣ братъ!

— Ноджентъ совсѣмъ другаго рода братъ тебѣ, чѣмъ бѣдный Алленъ, сказала Марго, и тѣнь неудовольствія скользнула по ея лицу.

— Ты никогда не любила Аллена, а я его любила. Какъ ты думаешь, ты будешь любить м-ра Орма?

— Постараюсь, отвѣчала Марго.

— Марго современемъ выйдетъ за меня замужъ, Летиція, сказалъ Ноджентъ, а потому мы должны быть съ вами друзьями.

— Если она выйдетъ за васъ замужъ, то вы ее увезете отъ насъ… а она намъ самимъ такъ нужна! Если вы позволите ей оставаться съ нами, то я готова подружиться съ вами, я буду даже вамъ сестрой, да, право, буду, если вы обѣщаете мнѣ не жениться на ней. Вы можете быть женихомъ и невѣстой, не женясь.. сколько такихъ!

— Много еще пройдетъ времени, прежде чѣмъ я оставлю васъ, и не стоитъ пока безпокоиться объ этомъ, Летти. И вѣдь тебѣ нравится Ноджентъ, сознайся.

— Онъ нравится мнѣ, какъ гость, согласилась Летти, пускай гостемъ и остается.

Но несмотря на такой осторожный отзывъ, она мало по малу смягчалась подъ вліяніемъ ласкъ Ноджента, такъ что, когда онъ уходилъ, она милостиво снизошла до того, что по собственному почину пригласила его поскорѣе придти опять.

— Если вы придете скоро послѣ полудня, то почти всегда застанете меня дома, поощрила она его.

Ида безъ конца поздравляла, дивилась и разспрашивала.

— Когда ты замѣтила, что онъ тебѣ нравится, Марго? Когда ты подумала, что онъ влюбленъ въ тебя? Очень ли ты счастлива? Что ты чувствуешь теперь? Я никакъ не думала, что ты можешь влюбиться. А вѣдь ты въ него влюблена? ты въ этомъ увѣрена? Онъ очень милъ, и Гаю онъ нравится.

И она вздохнула.

— Желала бы я знать, будемъ ли мы съ Гаемъ когда-нибудь женихъ и невѣста? Онъ теперь такой странный, Марго, такъ перемѣнился. Онъ былъ на балѣ вчера вечеромъ (кстати я еще и не поблагодарила тебя, Марго, за то, что ты уговорила мамашу повезти туда меня, а не тебя; благодарю, благодарю, милочка!), но почти не говорилъ со мной; какъ ты думаешь, можетъ быть я ему больше не нравлюсь, а вѣдь я ему прежде нравилась, я знаю! Марго, если онъ теперь уѣдетъ и все между нами кончится, я думаю, это убьетъ меня; но ты сама такъ счастлива теперь, тебѣ некогда больше думать обо мнѣ.

И Марго пришлось успокоивать и утѣшать ее; ее тревожила привязанность сестры къ Гаю Готаму, и ей было даже страшно подумать о послѣдствіяхъ такой любви, еслибы оказалось, что у него нѣтъ никакихъ серьезныхъ намѣреній.

Ормъ во всякомъ случаѣ былъ вполнѣ счастливъ. Онъ написалъ Милли, возвѣщая ей о томъ, что женится на Марго, и поспѣшилъ оправдать невѣсту въ глазахъ сестры, разсказавъ исторію съ Алленомъ такъ, какъее передала ему сама Марго.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Іюль подходилъ къ концу, и дернъ въ паркѣ весь высохъ и хрустѣлъ подъ ногами, а деревья потемнѣли и запылились; съ каждымъ днемъ толпа элегантныхъ экипажей рѣдѣла; сезонъ подходилъ къ концу, парламентъ оканчивалъ свои засѣданія; общество разъѣзжалось, кто къ себѣ въ помѣстья, кто въ заграничные курорты.

И м-съ Чадвикъ предстояло разстаться съ Лондономъ, но это ее не радовало: ей приходилось вернуться въ Горскомбъ къ жизни, которая ей была ненавистна, и къ мужу, не желавшему болѣе, чтобы его игнорировали. И къ тому же лондонскій сезонъ не былъ для нея успѣшенъ: сестра ея, лэди Яверлендъ, не приглашала ее на вечера, когда у нея собиралось высшее общество. Марго, какъ разъ въ ту минуту, какъ всѣ были ею очарованы, лишила себя всѣхъ шансовъ на хорошую партію, обручившись съ голякомъ-адвокатомъ, а Ида тоже не заручилась хорошимъ женихомъ. Кто въ этомъ виноватъ: Гай или Ида — она не знала, но руки у нея были связаны, и она ничего не могла предпринять.

Она не могла пригласить Гая гостить въ Агра-Гаузъ, потому что онъ былъ слишкомъ близко отъ помѣстья его родителей, Гоули; и кромѣ того она знала, что онъ ѣдетъ вмѣстѣ съ теткой въ Гомбургъ въ концѣ сезона. По возвращеніи домой, онъ отправится на охоту къ разнымъ знакомымъ, и если даже и пріѣдетъ въ Гоули, то конечно до тѣхъ поръ его увлеченіе Идой пройдетъ.

М-съ Чадвикъ чувствовала себя совсѣмъ безпомощной, развѣ… развѣ только ей удастся уговорить мужа отпустить ее съ Идой на нѣсколько недѣль въ Гомбургъ… да… это ея единственный шансъ. Въ Гомбургѣ, съ помощью доброжелательной тетушки, м-съ Антробусъ, она могла довести свою кампанію до вожделѣннаго конца.

Чадвикъ какъ разъ пріѣхалъ въ Лондонъ. Онъ часто наѣзжалъ туда лѣтомъ, но всегда на самое короткое время. Онъ былъ болѣе не въ духѣ и раздражителенъ, чѣмъ когда-либо, и въ то время, какъ онъ безпокойно сновалъ по гостиной, браня ее и восхваляя гостиную въ Агрѣ-Гаузѣ, жена его въ душѣ усумнилась въ томъ, чтобы ея планъ удался.

— Какъ вы могли провести все лѣто въ такой дырѣ, какъ эта, не понимаю! Что это, мода требуетъ, чтобы у васъ въ комнатахъ было такъ темно, какъ въ гробу. Мнѣ просто повѣситься хочется отъ тоски!

— Приходится спускать занавѣсы, чтобы спастись отъ жары; а благодаря маркизѣ можно сидѣть на балконѣ.

— Но тутъ дышать нечѣмъ; ну да вы скоро теперь отсюда уѣдете; на будущей недѣлѣ, такъ, кажется? И тогда, надѣюсь, я буду имѣть удовольствіе видѣть васъ въ Агра-Гаузѣ?

— Я… я еще не собиралась вернуться въ Агра-Гаузъ, Джошуа, сказала жена нервно, я думала съѣздить на нѣсколько недѣль въ Гомбургъ вмѣстѣ съ Идой и Реджи.

— А на чьи деньги, смѣю спросить?

— Ты всегда былъ такъ щедръ въ этомъ отношеніи… пролепетала она.

— Да, въ самомъ дѣлѣ. Но я нахожу, что моя щедрость плохо окупается. На меня уже всѣ начинаютъ зло посматривать въ Горскомбѣ. Хорошъ гусь, думаютъ они, если даже жена не хочетъ съ нимъ жить. Съ какой стати я буду тратить деньги, чтобы обо мнѣ такъ говорили?

— Но я скоро вернусь назадъ!

— Сказать по правдѣ, грубо отрѣзалъ онъ, мнѣ бы наплевать, еслибы ты и совсѣмъ не вернулась. Я и безъ тебя могу прожить; мнѣ только непріятно, что люди сплетничаютъ про меня.

— Очень любезно говорить мнѣ такія вещи, пожаловалась она, поднося къ глазамъ носовой платокъ, ты знаешь, я просила тебя ѣхать со мной въ Лондонъ, но ты не захотѣлъ. Идѣ прописали доктора пить воды, и я право же старалась быть для тебя доброй женой., и ты не останешься одинъ въ Горскомбѣ; Марго и Летти вернутся туда. Что же могутъ тогда сказать люди? и зачѣмъ ты обращаешь вниманіе на то, что они говорятъ?

— Я не обращаю; не въ томъ дѣло. Итакъ, со мной будетъ Марго и Летиція? это, конечно, лучше, чѣмъ ничего, но только онѣ навѣрное улизнутъ. Онѣ слишкомъ тонныя дѣвицы, чтобы согласиться жить со мной однимъ. Марго-то ужь навѣрное не захочетъ.

— Чего это я не захочу навѣрное? спросила Марго, входившая какъ разъ въ эту минуту въ комнату.

— Ваша мать хочетъ ѣхать въ Гомбургъ съ вашей сестрой и братомъ, отвѣчалъ онъ, — невольно смягчаясь при видѣ сіяющей красоты молодой дѣвушки, которая съ вопросительной улыбкой остановилась передъ нимъ. — Она предполагаетъ отправить васъ и младшую сестру пожить со мной дома. А я говорилъ, что это вамъ не понравится, послѣ того веселья, къ какому вы здѣсь привыкли!

— О! напротивъ! весело отвѣчала Марго. Я… я люблю Горскомбъ. А для Летти тамъ полезнѣе жить, чѣмъ на морскомъ берегу; она все просится назадъ домой. Мы обѣ пріѣдемъ… Если только вы этого желаете.

— Прекрасно, сказалъ онъ. Значитъ, это рѣшенное дѣло.

— А могу я свозить Иду и Реджи въ Гомбургъ? спросила жена.

— Возите ихъ хоть въ Томбукту, если хотите! Я отлично обойдусь безъ Иды. Она не изъ моихъ любимицъ.

— Благодарю тебя, Джошуа, сказала м-съ Чадвикъ ласково, и… боюсь, должна попросить у тебя немножко денегъ; у меня не хватитъ…

— А слѣдовало бы, чтобы хватило: помилуй, съ той суммой, какую я тебѣ отвалилъ, ты могла бы прожить цѣлый годъ.

М-съ Чадвикъ пролепетала что-то о томъ, что въ Лондонѣ все такъ дорого; но она не заблагоразсудила сказать мужу, что большая часть ея счетовъ остались неуплаченными. Мужъ и безъ того долженъ былъ узнать объ этомъ.

— Хорошо, продолжалъ Чадвикъ, назови мнѣ минимумъ той суммы, какая тебѣ нужна, и я дамъ тебѣ чэкъ. Помни, я больше не потерплю вашего мотовства и положу ему конецъ.

Марго слишкомъ привыкла къ подобнаго рода сценамъ между матерью и вотчимомъ, чтобы особенно волноваться изъ-за нихъ, но ее взволновалъ презрительный отзывъ м-ра Чадвика объ Идѣ. Онъ не скрывалъ своей къ ней антипатіи.

Какъ бы то ни было, но этотъ разъ м-съ Чадвикъ поѣдетъ въ Гомбургъ, а Марго была рада вернуться въ Горскомбъ и отдохнуть. Ноджентъ навѣрное найдетъ время пріѣхать туда.

Даже предстоящая перспектива житья съ вотчимомъ не могла омрачить ея веселаго довольства. Она его не боялась, а онъ относился къ ней съ большимъ уваженіемъ, чѣмъ къ остальнымъ членамъ семьи. Марго думала, что она очень пріятно проведетъ время.

ЧАСТЬ ШЕСТАЯ И ПОСЛѢДНЯЯ.

I.

Когда Марго, по пріѣздѣ въ Горскомбъ, свидѣлась съ Милли, та схватила обѣ ея руки и заглянула ей въ глаза:

— Марго, сказала она, можете ли вы простить меня? будемъ ли мы друзьями по-прежнему?

Миссъ Чевенингъ нагнулась и поцѣловала ее въ лобъ.

— Смѣшная Милли! конечно, будемъ друзьями, отвѣчала она.

— Но скажи, ты меня простила, настаивала Милли.

— Простила тебя? повторила Марго и, несмотря на улыбку, въ голосѣ ея слышалось неудовольствіе. О! да, да! — если только есть, что прощать… ну, будетъ объ этомъ! незачѣмъ обращаться къ этому.

Такимъ образомъ Милли пришлось удовольствоваться такимъ безцеремоннымъ объясненіемъ, которое даже ей показалось довольно обиднымъ. Но она вскорѣ снова подпала обаянію Марго, какъ и всѣ, впрочемъ, въ приходскомъ домѣ. Викарій былъ въ восторгѣ отъ ея игривой съ нимъ почтительности; м-съ Ормъ желала, чтобы она побольше интересовалась сельскими дѣлами и вопросами, но соглашалась, что она удивительно какъ умѣетъ вносить веселье всюду, гдѣ появляется.

— Ноджентъ будетъ теперь чаще ѣздить сюда, заключила она, мы больше будемъ пользоваться его обществомъ. Я очень рада этой помолвкѣ.

Ноджентъ пріѣхалъ въ одно время съ Марго и Летиціей, такъ какъ дѣла въ эту минуту не требовали его присутствія въ городѣ, да еслибы и требовали, то и тогда бы онъ рѣшилъ провести нѣсколько дней въ обществѣ невѣсты.

Но они рѣдко оставались наединѣ, хотя и часто видѣлись. Марго была очень счастлива все это время. Все и все нравилось ей теперь въ Горскомбѣ. А между тѣмъ, дома у нея далеко не все обстояло благополучно! Ея старинная, невольная антипатія къ вотчиму ожила въ послѣднее время, и къ ней примѣшивался даже теперь какой-то неопредѣленный страхъ. Его по цѣлымъ днямъ не было дома; онъ ѣздилъ верхомъ или въ экипажѣ по окрестностямъ и возвращался только къ обѣду въ настроеніи, неизмѣнно переходившемъ изъ одной крайности въ другую: отъ угрюмой молчаливости къ шумной веселости. Онъ много пилъ вина за обѣдомъ, и она видѣла, что онъ ежедневно напивается. Во всѣхъ отношеніяхъ онъ измѣнился къ худшему, онъ менѣе остерегался въ ея присутствіи, рѣчи его были вольнѣе, а въ глазахъ мелькалъ иногда дикій огонь, заставлявшій ее опасаться какой-нибудь рѣзкой выходки. Она рада была, когда могла встать изъ-за стола и идти къ Летиціи въ гостиную, куда онъ никогда не приходилъ.

Дѣло въ томъ, что чувства его къ красивой падчерицѣ были весьма сложныя. Онъ восхищался ею, онъ могъ бы полюбить ее, еслибы она выказала къ нему хоть каплю привязанности, но, несмотря на ея почтительное обращеніе, онъ видѣлъ, что въ душѣ она его не уважаетъ, несмотря на его попытки заявить о своей власти, къ какимъ онъ иногда прибѣгалъ. Помолвка ея съ Ноджентомъ возбудила въ немъ глухую досаду: съ нимъ не посовѣтывались; его обошли въ этомъ дѣлѣ, онъ готовъ былъ бы дать за ней щедрое приданое, но Марго не удостоила попросить его объ этомъ, и онъ втайнѣ сердился на нее за это.

Чѣмъ дальше, тѣмъ все шло хуже. Марго начинала терять терпѣніе и приходила въ уныніе. Ноджента внезапно отозвали по дѣламъ въ Лондонъ, и на этотъ разъ онъ никакъ не могъ отказаться…

Разъ вечеромъ, когда они сидѣли за обѣдомъ, принесли почту, и Чадвикъ, раскрывъ письма, перебросилъ два изъ нихъ, черезъ вазу съ фруктами, Марго.

— Быть можетъ, вы будете такъ добры объяснить мнѣ, что означаетъ эта чертовщина? сказалъ онъ.

— Это, какъ видите, счета: одинъ отъ башмачника, а другой отъ модистки.

— Это я и самъ вижу! но почему ваша мать не заплатила по нимъ? Почему, чортъ ихъ дери, они присланы ко мнѣ?

— Право, не могу вамъ этого сказать, отвѣчала она съ усталымъ пренебреженіемъ. — Безъ сомнѣнія, мамаша вамъ это объяснитъ.

— Да ужь я постараюсь, чтобы она мнѣ это объяснила, будьте спокойны. Вамъ, быть можетъ, не извѣстно, что я назначилъ ей содержаніе, котораго достаточно, чтобы уплатить двадцать такихъ счетовъ? Неужели же, вы думаете, я былъ бы такъ глупъ и далъ бы ей еще денегъ, еслибы зналъ, что она не уплатила по счетамъ? Она ясно дала мнѣ понять, когда я давалъ ей чэкъ на эту дурацкую поѣздку въ Германію, что она ни гроша никому не должна?

— Вы, можетъ быть, ее не поняли, сказала Марго, сама плохо вѣря тому, что говоритъ.

— Нѣтъ, понялъ, какъ слѣдуетъ. Говорю вамъ, ваша мать выманила у меня эти деньги обманнымъ образомъ… чистое лганье и мошенничество!

Марго встала.

— Вы не можете ожидать, что я буду сидѣть и слушать это! высокомѣрно произнесла она.

— Не смѣйте уходить, слышите?

Онъ глядѣлъ на нее такъ яростно, а глаза его стали такіе зловѣщіе, что она не пыталась уйти и осталась около стула, на которомъ передъ тѣмъ сидѣла.

— Развѣ вы воображаете, я женился для того, чтобы меня разоряли? Имѣете ли вы понятіе о томъ, чего мнѣ стоитъ ваша матушка съ ея модными идеями и тонными друзьями? Почемъ я знаю, ограничится ли дѣло этими двумя счетами? я не хочу больше играть дурака. Она вернется немедленно домой, или я самъ за нею поѣду и привезу ее.

— Если вы это сдѣлаете, отвѣчала Марго, — то причините большую бѣду. Вы погубите здоровье Иды и… ея счастье.

— Какое мнѣ, чортъ возьми, дѣло до Иды? если говорить правду, то она главная причина всѣхъ этихъ нелѣпостей. Я не слѣпъ. Я знаю, что ваша мать старается выгодно пристроить ее. Она вовсе этого не стоитъ. Такая жеманная, кислая притворщица. Еслибы еще это были вы! но вы сами выбрали себѣ этого адвокатишку. Ну, вотъ, выслушайте же меня: я не согласенъ бросать деньги за окно изъ-за вашей матушки, или Иды, или кого бы тамъ ни было. Чортъ возьми! я роднаго сына выгналъ изъ дома только изъ-за этого.

— Я бы желала, чтобы вы насъ выгнали вмѣсто его, страстно проговорила она.

— Это еще можетъ случиться съ иными изъ васъ, проскрежеталъ онъ, — всякое терпѣніе можетъ лопнуть.

— А мое уже лопнуло! Какъ смѣете вы говорить, что мы васъ обманываемъ и обижаемъ. Зачѣмъ вы женились на моей матери? Вы даже и не притворялись, что женитесь по любви. Вамъ нужно было положеніе въ здѣшнемъ обществѣ. Развѣ кто-нибудь бывалъ бы у васъ, еслибы не мы? Вы вѣдь это знаете. Вы должны быть благодарны моей матери, что она соглашается жить въ одномъ домѣ съ вами. Я бы желала, чтобы она уѣхала отъ васъ и взяла бы насъ съ собой! Вы богаты… Я не знаю, какъ велико ваше богатство, — но вы богаты, и съ вашей стороны большая низость и тиранство жаловаться на издержки, которыя для васъ чистые пустяки. Вы ждали отъ насъ извѣстныхъ вещей… развѣ мы вамъ ихъ не дали. Что мы сдѣлали, что я сдѣлала, чтобы выслушивать отъ васъ такія вещи?.

Онъ сидѣлъ, разинувъ ротъ и слушая ея тираду. Она была такъ великолѣпна въ своемъ бѣшенствѣ, что его собственная ярость — результатъ, главнымъ образомъ, воспаленнаго отъ пьянства мозга, разсѣялась и смѣнилась угрюмымъ восхищеніемъ.

— Я говорилъ не про васъ, вы совершенство — это мы знаемъ, прибавилъ онъ съ дѣланной ироніей. — Вы не очень-то любезны ко мнѣ. Я никогда не говорилъ, что хочу отдѣлаться отъ васъ, и, кажется, ничего для васъ не жалѣлъ.

— Я не хочу, чтобы меня отличали отъ другихъ.

— Хорошо, продолжалъ онъ; — я разсердился. Я не хотѣлъ упрекать васъ за эти анаѳемскіе счета, чортъ бы ихъ побралъ… но что бы вы ни говорили, а у меня тоже есть свои права, и я не позволю ихъ нарушать. Какъ бы то ни было, но я сказалъ лишнее и жалѣю объ этомъ. О счетахъ не будемъ больше говорить, пока ваша мать не вернется… и, ну будьте умницей, дайте вашу руку и помиримтесь!

Онъ протянулъ свою лапищу, и Марго, слегка дотронувшись до нея пальцами, поспѣшила выйти вонъ изъ комнаты, чувствуя, что не выдержитъ, если останется долѣе.

Чадвикъ остался съ бутылкой вина и со своими размышленіями.

— Чортъ побери! говорилъ онъ вполголоса, — мнѣ нравится ея отвага. Она накинулась на меня, точно оскорбленная королева. Пріятно выслушивать такія вещи отъ падчерицы, нечего сказать. Еслибы другая дѣвчонка осмѣлилась сказать мнѣ половину того, чего я наслушался отъ этой, я бы, кажется, ее убилъ!

Но хотя побѣда осталась и на сторонѣ Марго, но она не была расположена торжествовать. Напротивъ, ей было немного стыдно, она ненавидѣла эти пошлыя ссоры. Напомнивъ ему, чѣмъ онъ обязанъ своему браку, она снизошла до его уровня. Но она, по крайней мѣрѣ, предотвратила истинную опасность. Онъ, чего добраго, выполнилъ бы свою угрозу. Она подумала о своей матери, объ ея жалкихъ хитростяхъ и ненужной лжи… и ея стало страшно за будущее. За себя она не боялась, у нея есть Ноджентъ, который защититъ ее и увезетъ отъ непріятностей. Но Ида? что, если она не выйдетъ замужъ за Гая Готама… какая жизнь ждетъ ее съ вотчимомъ, который ее терпѣть не можетъ. Нѣтъ! она не оставитъ ее съ нимъ. Она возьметъ ее къ себѣ, когда выйдетъ замужъ.

Марго была слишкомъ разстроена сценой съ м-ромъ Чадвикомъ, чтобы написать Нодженту, какъ хотѣла-было. Она боялась, что въ письмѣ проскользнетъ ея тревога и волненіе.

На другой день она получила письма, вернувшія ей хорошее расположеніе духа: одно отъ Ноджента — первое послѣихъ помолвки, наполненное охами и вздохами объ ихъ разлукѣ, другое отъ Иды изъ Гомбурга. Она была внѣ себя отъ радости: Гай, наконецъ, объяснился и…

Далѣе слѣдовали восторженныя восклицанія въ духѣ Иды.

Всѣ страхи Марго разсѣялись: будущее Иды обезпечено, и Ноджентъ скоро вернется въ Горскомбъ!

Чего же болѣе.

— Что съ тобой, Марго, ты поцѣловала меня въ обѣ щеки! вскричала Летиція; что-нибудь случилось?

— Ничего, неласковая дѣвочка! Просто ты очень мила въ этомъ розовомъ платьицѣ.

— Я больше люблю мое голубое, но теперь не его недѣля, замѣтила Летиція, Марго, папаша уѣхалъ на весь день и невернется къ обѣду, развѣ ты не рада? я теперь могу обѣдать съ тобой!

— Да, моя радость, и знаешь ли что мы сдѣлаемъ сегодня утромъ? Вели Сусаннѣ приготовить тебѣ амазонку, и мы поѣдемъ кататься верхомъ, вдвоемъ съ тобой.

— И возьмемъ Ярроу, сказала Летисія съ заискрившимися глазками.

— Нѣтъ, Ярроу бѣдняга не въ состояніи пробѣжать такой длинный путь.

Летиція согласилась, что благоразумнѣе будетъ оставить Ярроу дома; пони привели изъ конюшни викаріата для Летиціи, грумъ осѣдлалъ верховую лошадь Марго, и обѣ сестры отправились.

Когда онѣ возвращались домой черезъ деревню, Летиція замѣтила Марго:

— Погляди, какъ много народу; и вотъ раскидываютъ палатки; сегодня начинается ярмарка.

Въ деревнѣ дѣйствительно была толпа народу на улицѣ, и приходилось ѣхать шагомъ, чтобы не раздавить кого-нибудь.

Когда они въѣзжали въ ворота, Летиція спросила:

— Марго, я не очень гнусь на сѣдлѣ?

— Ты отлично сидишь, милочка. Почему ты это спрашиваешь?

— Потому что когда мы проѣзжали по деревнѣ, какой-то человѣкъ такъ и уставился въ меня, а я уставилась въ него… Онъ былъ похожъ на… кого-то знакомаго… никакъ не могу припомнить; знаешь, глаза ужасно похожи на чьи, не могу припомнить.

— Очень невѣжливо такъ пристально глядѣть, замѣтила Марго. Но не стоитъ объ этомъ думать.

Но въ то время, какъ Летиція бѣжала по лѣстницѣ переодѣваться, она вдругъ остановилась и сказала про себя:

— Вспомнила теперь, у кого такіе глаза… у Аллена! Но остальное лицо было не его.

Она не сказала объ этомъ Марго, можетъ быть, потому, что догадывалась, какъ сестрѣ непріятно упоминаніе этого имени.

Эдльстоны пріѣхали на партію въ теннисъ и уѣхали поздно, условившись отправиться завтра цѣлымъ обществомъ на пикникъ.

— Что вы надѣнете сегодня вечеромъ, миссъ? спросила Сусанна, когда Марго пришла къ себѣ въ комнату одѣваться.

— О, что-нибудь, отвѣчала Марго. Я обѣдаю вдвоемъ съ миссъ Летиціей; довольно странно было бы наряжаться.

— Какъ угодно, миссъ. Но только мнѣ поручили просить васъ пожаловать въ лѣтнюю бесѣдку сегодня въ половинѣ десятаго.

— Значитъ… м-ръ Ормъ пріѣхалъ, Сусанна? Вы его видѣли?

Сусанна хитро улыбнулась.

— Мнѣ не приказано называть именъ, отвѣчала она. Вѣрно думаютъ, вы и безъ того догадаетесь.

— Никакъ не ожидала, что Ноджентъ такъ романиченъ, подумала Марго, но вслухъ сказала:

— Я передумала, Сусанна, подайте мнѣ мое вечернее платье.

— Какъ угодно, миссъ, отвѣчала горничная.

Летиція, по обыкновенію, отправилась спать, около девяти часовъ, хотя и просила позволенія остаться сегодня подолѣе.

Наконецъ Марго распрощалась съ нею и, накинувъ лѣтнюю шаль на голову, пошла на свиданіе.

— Я выбраню Ноджента за то, что онъ прислалъ мнѣ словесное порученіе, думала она, но знала, что выговоръ будетъ не очень строгій.

Кто-то поджидалъ ее въ тѣни деревьевъ, но, конечно, то не была фигура Ноджента.

Фигура выступила изъ тѣни на лунный свѣтъ, и Марго, къ величайшему ужасу, увидѣла измѣнившееся, до неузнаваемости, лицо… Аллена Чадвика.

II.

Послѣ двухлѣтняго почти отсутствія и молчанія, Алленъ Чадвикъ снова вернулся въ домъ, гдѣ его присутствіе вовсе не требовалось. Какъ прожилъ онъ все это время? Удалось ли ему выполнить свою задачу и разбогатѣть, чтобы отецъ простилъ ему непослушаніе? Зачѣмъ онъ вернулся какъ разъ въ этотъ моментъ и съ какою цѣлью попросилъ тайнаго свиданія у Марго?

Вотъ вопросы, на которые мы постараемся отвѣтить какъ можно короче.

Мы оставили его, какъ припомнимъ, на пути въ Бомбей, на пароходѣ «Chusan». Въ числѣ пассажировъ находился нѣкто по имени Денгамъ, и съ нимъ Алленъ скоро познакомился. Денгамъ былъ человѣкъ сообщительный и не особенно разборчивый на знакомства; онъ нашелъ въ Алленѣ внимательнаго слушателя, свелъ съ нимъ дружбу и посвятилъ въ свой дѣла.

Оказывалось, что этотъ Денгамъ былъ кофейнымъ плантаторомъ въ Уайнадскомъ округѣ въ южной Индіи, и въ той части его владѣній, которыя не обработывались; случай заставилъ предположить о существованіи тамъ золотыхъ розсыпей. Онъ нѣкоторое время хранилъ свое открытіе про себя, продалъ часть своего помѣстья, скупилъ весь тотъ участокъ земли, гдѣ предполагалась золотая руда, и составилъ компанію на акціяхъ для добыванія золота. Съ этою цѣлью ѣздилъ онъ въ Англію, и въ скоромъ времени, по его словамъ, южная Индія окажется второй Калифорніей.

Все это и еще многое, кромѣ того, разсказывалъ онъ Аллену, какъ и всѣмъ впрочемъ, кто вступалъ съ нимъ въ бесѣду. Слово «золото» вскружило голову Аллену; онъ довѣрилъ Денгаму, съ какой неохотой отправляется на плантацію отца и какъ бы онъ хотѣлъ избавиться отъ этой поѣздки. Денгамъ съ сочувствіемъ выслушалъ его и предложилъ ѣхать съ нимъ вмѣстѣ на золотые пріиски, обѣщая доставить ему мѣсто счетовода въ конторѣ, такъ какъ онъ знакомъ съ бухгалтеріей. Алленъ съ радостью ухватился за эту мысль, но желалъ участвовать въ самомъ дѣлѣ. У меня есть деньги, говорилъ онъ, нельзя ли мнѣ также вступить акціонеромъ въ дѣло. Денгамъ обѣщалъ устроить это, и чисто изъ добродушія. Самъ онъ вѣрилъ безусловно въ золотые пріиски; ему понравился энтузіазмъ Аллена, акціи навѣрное пойдутъ въ гору… и такимъ образомъ деньги, которыя Чадвикъ, въ припадкѣ жалости, далъ сыну на прощанье, были пущены въ ходъ.

По прибытіи въ Бомбей не трудно было добыть багажъ Аллена и отправиться съ Денгамомъ на поѣздъ, идущій въ Бомбей, прежде чѣмъ управитель Чадвика, не знавшій Аллена въ лицо, успѣетъ спохватиться, что онъ ускользнулъ у него изъ рукъ.

Пять дней спустя Алленъ находился на пріискахъ въ Маттапути, отъ которыхъ такъ много ожидалось. Его понятія о пріискахъ были самыя смутныя, и дѣйствительность разочаровала его. Дѣла было много, но совсѣмъ не такого, какъ онъ ожидалъ: куліи рубили деревья, прокладывали дороги и строили сараи, избы и амбары. Вдоль безлѣсныхъ и шершавыхъ холмовъ вырыты были туннели и шахты, но до сихъ поръ онъ совсѣмъ не думалъ, что требуется такая долгая и трудная работа, прежде чѣмъ получится значительное количество золота.

Но Денгамъ, какъ бы то ни было, питалъ самыя радужныя надежды: ничего серьезнаго нельзя было предпринять, пока не прибудутъ паровыя машины.

Тѣмъ временемъ образцы руды, посланные въ Лондонъ, признаны были компетентными людьми чуть не баснословными.

Алленъ скоро заразился общимъ энтузіазмомъ; но ему нечего было дѣлать. Его обязанности были пока только номинальныя, хотя онъ получалъ небольшое жалованье и могъ на него жить…

Послѣ нѣсколькихъ мѣсяцевъ безуспѣшной работы признано было, что рудокопы помѣстили свою шахту не тамъ, гдѣ слѣдовало; но это не поколебало увѣренности Денгама въ окончательномъ успѣхѣ, хотя легло тяжкимъ бременемъ на бюджетъ и обезкуражило многихъ, которые до тѣхъ поръ питали самыя розовыя надежды. Наконецъ пустили въ ходъ машины; массы припасеннаго кварца были измельчены и промыты, и получено золото, хотя въ такомъ ничтожномъ количествѣ, что не могло почти покрыть издержекъ.

Праздность, лихорадочное и постоянно обманываемое ожиданіе внезапной и крупной удачи произвели, какъ это можно было впередъ предвидѣть, деморализирующее вліяніе на Аллена. Онъ былъ непопуляренъ среди служебнаго персонала, смотрѣвшаго на него, какъ на безполезнаго и лишняго человѣка; ему приходилось искать пріятелей среди рудокоповъ, а изъ нихъ многіе были грубые и безпардонные ребята; онъ даже водился съ Мадрасскими метисами, работавшими въ шахтѣ, а большинство ихъ отличалось всѣми пороками смѣшанныхъ расъ.

Денгамъ мало обращалъ на него вниманія, хотя и предостерегалъ порою отъ нѣкоторыхъ его товарищей.

Предоставленный самому себѣ, безъ всякихъ умственныхъ рессурсовъ и обязательнаго труда, Алленъ однако не сбился окончательно съ пути, а это гораздо удивительнѣе, чѣмъ то, что онъ иногда покучивалъ. Но та же надежда, которая не давала ему покоя — мечта о неожиданной и блестящей удачѣ — предохранила его и отъ окончательнаго паденія. Мысль о томъ, что онъ вынесъ и продолжаетъ выносить ради Марго, возвышала его въ собственныхъ глазахъ. Но порою отчаяніе овладѣвало имъ, и онъ прибѣгалъ къ единственному средству, какое у него было въ распоряженіи, чтобы бороться съ нимъ. Съ наступленіемъ сухаго времени года онъ схватилъ лихорадку; и она — хотя и не смертельная — довела его до полнаго истощенія. Наконецъ, съ наступленіемъ дождливой поры, Алленъ выздоровѣлъ.

Онъ узналъ по выздоровленіи, что дѣла далеко не въ блестящемъ видѣ. Во время засухи непредвидѣнное бѣдствіе посѣтило ихъ: вода, посредствомъ которой дѣйствовали машины, пересохла, резервуаръ оказался слишкомъ малъ, и впродолженіи нѣсколькихъ недѣль работа стояла. На бѣду Алленъ повстрѣчался съ Денгамомъ какъ разъ въ тотъ день, какъ услышалъ эти худыя вѣсти, и въ состояніи нервной раздражительности послѣ болѣзни позволилъ себѣ нѣкоторыя выраженія, которыя его партнеръ очень дурно принялъ.

— Я думалъ оказать вамъ услугу… но вижу, что ошибся. А теперь вы чуть не обвиняете меня въ мошенничествѣ. Послѣ этого я не желаю имѣть больше съ вами дѣла… возвратите мнѣ мои акціи, и я выплачу вамъ за нихъ то, что вы внесли… а затѣмъ чѣмъ скорѣе вы уѣдете отсюда, тѣмъ лучше для насъ обоихъ!

Алленъ, никогда не ожидавшій такого оборота дѣлъ, просилъ не отсылать его; но терпѣніе Денгама лопнуло. Алленъ былъ безполезенъ для дѣла, и онъ съ радостью воспользовался первымъ предлогомъ, чтобы отдѣлаться отъ него. Такимъ образомъ выкупъ обратно акцій совершился, а на другой день послѣ этого колесо фортуны обернулось, и рудокопы попали на другую и богатую жилу, долженствовавшую принести большія выгоды. Такимъ образомъ Алленъ остался съ мучительной мыслью, что онъ повелъ себя какъ неблагодарный дуракъ, и съумѣй онъ во время воздержаться отъ выраженія своей досады, онъ былъ бы теперь богатымъ человѣкомъ.

Какъ бы то ни было, ему приходилось отправляться обратно въ Мадрасъ, куда Денгамъ снабдилъ его нѣкоторыми рекомендательными письмами, хотя и совѣтывалъ ему не оставаться въ Индіи, а ѣхать прямо домой. Домой! Алленъ съ горечью думалъ о томъ, какой пріемъ окажутъ ему тамъ! Не отправиться ли ему лучше въ отцовскую плантацію? Но ему было стыдно явиться туда послѣ такого долгаго промежутка времени, да къ тому же постоянная праздность сдѣлала его еще неспособнѣе къ труду, чѣмъ прежде. Онъ остался въ Мадрасѣ и скоро прожилъ свои деньги. Затѣмъ сталъ искать занятій, и послѣ долгихъ поисковъ нашелъ мѣсто прикащика въ лавкѣ. Сколотивъ деньжонокъ на проѣздъ, онъ рѣшилъ вернуться на родину.

Въ половинѣ іюля, какъ разъ въ томъ мѣсяцѣ, когда Марго была помолвлена, онъ высадился въ Англіи бѣднѣе деньгами и надеждами, чѣмъ ее оставилъ. Въ Лондонѣ онъ ничего не придумалъ лучшаго, какъ обратиться къ своимъ прежнимъ хозяевамъ. Къ счастью для него, у нихъ въ конторѣ оказалось свободное мѣсто, низшее, чѣмъ то, какое онъ занималъ прежде. Но онъ радъ былъ хоть какому-нибудь заработку. Онъ нанялъ комнату въ Клеркенвелѣ, прожилъ тамъ около мѣсяца и ходилъ на службу съ тупымъ равнодушіемъ къ насмѣшкамъ тѣхъ, которые знали его раньше и смѣялись надъ кратковременностью его карьеры богача.

Онъ жилъ одиноко и уединенно; у него не было знакомыхъ: тетка, у которой онъ жилъ маленькимъ мальчикомъ, давно уже оставила прежнюю квартиру, и онъ не зналъ ея адреса. Жизнь онъ велъ трезвую; онъ какъ-то утратилъ всякую охоту къ удовольствіямъ и развлеченіямъ; когда наступалъ вечеръ, онъ чувствовалъ себя такимъ усталымъ послѣ дневной работы, что радъ былъ лечь спать. И со всѣмъ тѣмъ онъ не чувствовалъ себя несчастливымъ; онъ былъ въ Англіи, въ той странѣ, гдѣ жила Марго, онъ былъ независимъ, трудился и, какъ ему казалось, стоялъ на пути, чтобы загладить свои ошибки.

Онъ не зналъ, что Марго находится въ Лондонѣ; онъ думалъ, что она въ Горскомбѣ, и постоянно мечталъ о ней.

Еслибы ему только увидѣть ее и еслибы она знала, что онъ выстрадалъ, выгораживая ее, то вѣрно, наконецъ, открыла бы истину. Во всякомъ случаѣ, онъ не могъ отправиться къ отцу, не повидавшись съ нею прежде… Въ немъ проснулась довольно понятная увѣренность, что онъ заслужилъ прощеніе, и что Марго согласится оправдать его.

Случилось, что у него оказалось нѣсколько свободныхъ дней, и онъ рѣшилъ немедленно отправиться въ Горскомбъ. Въ ясное августовское утро вышелъ онъ на маленькую станцію, и можно себѣ представить, какія сложныя чувства волновали его! Какъ все кругомъ было знакомо! Ничто не перемѣнилось. Вотъ дорога, по которой онъ совершалъ свои мучительныя прогулки на Госарѣ! Вотъ роща, гдѣ онъ поджидалъ Барчарда въ тотъ зимній день! Сердце у него замерло. Вотъ онъ пріѣхалъ; но что же дальше? Какимъ образомъ добьется онъ свиданія съ Марго?

На станціи не было ни каретъ, ни догкартовъ, которые бы дожидались своихъ владѣльцевъ. Онъ никого не увидѣлъ знакомаго, кромѣ начальника станціи и швейцара; но оба его не узнали. Въ этомъ не было ничего удивительнаго, такъ какъ борода, которой онъ обросъ, и тропическое солнце очень измѣнили его; притомъ онъ былъ плохо и бѣдно одѣтъ; онъ нарочно одѣлся въ самое плохое платье.

Онъ медленно пошелъ по пыльной дорогѣ со станціи въ деревню, размышляя, какъ ему дальше поступить. Въ обыкновенное время его появленіе вызвало бы любопытство и толки, когда онъ проходилъ по главной деревенской улицѣ, гдѣ всякое незнакомое лицо всегда возбуждало живѣйшій интересъ. Но сегодня были всякія иныя приманки; мѣстный благотворительный клубъ давалъ свой ежегодный праздникъ, состоявшій въ томъ, что поутру шли процессіей, съ хоромъ мѣдныхъ инструментовъ, слушать проповѣдь въ церковь, а затѣмъ обѣдали и весь остатокъ дня проводили въ развлеченіяхъ.

На лужайкѣ же разбита была небольшая ярмарка съ ея обычными приманками, и деревня кишѣла посѣтителями изъ сосѣднихъ деревень, бродягами и цыганами, такъ что появленіе Аллена прошло незамѣченнымъ.

Онъ прошелъ мимо церкви съ большими часами, циферблатъ которыхъ казался громаднымъ глазомъ. На кладбищѣ, около церкви, размѣстились подъ деревьями музыканты и знаменщики въ пріятномъ убѣжденіи, что слушаніе проповѣди не входитъ въ.число ихъ обязанностей. Широкая улица и маленькія лавки на ней были такія же, что и прежде. Въ окнѣ часовщика выставленъ все тотъ же ассортиментъ толстыхъ серебряныхъ часовъ, сверкавшихъ на солнцѣ. У бакалейщика красовались на окнѣ тѣ же банки съ горчицей, съ вареньемъ, ящики съ бисквитами, какъ и въ то декабрьское утро, когда онъ ждалъ рѣшенія своей участи отъ Марго.

Но вотъ члены клуба вышли изъ церкви, украшенные голубыми розетками и зелеными шарфами. На красныхъ лицахъ ихъ читалось сознаніе собственнаго значенія. Алленъ узналъ большинство изъ нихъ, хотя они его не узнали. Онъ машинально глядѣлъ на процессію, какъ вдругъ глазамъ его предстало зрѣлище, отъ котораго забилось его сердце.

Двѣ всадницы пробирались сквозь толпу: одна изъ нихъ маленькая дѣвочка съ каштановыми волосами, спускавшимися: на спину изъ-подъ бархатной шапочки, другая стройная, красивая фигура, ласковой рукой гладившая рѣзвую лошадь, чтобы успокоить ее, между тѣмъ какъ та красиво перебирала ногами подъ звуки музыки. То были Марго и Летиція — два единственныхъ въ мірѣ дорогихъ ему существа. Онѣ проѣхали близко отъ него; онъ могъ бы дотронуться до подола амазонки Марго, но не рѣшился съ нею заговорить. Она была еще красивѣе, чѣмъ тотъ образъ, который жилъ у него въ памяти, милѣе, счастливѣе! И какъ великолѣпно сидѣла она на конѣ! Онѣ проѣхали; дѣвочка съ любопытствомъ поглядѣла на него, но, очевидно, не узнала, и обѣ скрылись за угломъ.

Алленъ точно приросъ къ мѣсту и глядѣлъ имъ вслѣдъ. Она здѣсь; онъ можетъ видѣть ее и говорить съ нею уже сегодня! Онъ почувствовалъ себя взволнованнымъ, но надежда ожила въ немъ. Можетъ быть, подумалъ онъ, на будущей недѣлѣ я буду ѣхать верхомъ рядомъ съ ними!

Жизнь въ Индіи принесла ему хоть ту пользу, что онъ научился прилично ѣздить верхомъ. Тамъ это былъ единственный способъ сообщенія, и одно время онъ постоянно ѣздилъ вмѣстѣ съ Денгамомъ. Мысль, что онъ можетъ теперь блеснуть передъ Марго своимъ искусствомъ, доставляла ему ребяческое наслажденіе и заставила его позабыть о томъ, что ему приходилось еще пережить прежде, чѣмъ занять прежнее мѣсто въ родительскомъ домѣ.

Въ это время клубъ вступилъ въ трактиръ «Бѣлаго Льва», гдѣ долженъ былъ обѣдать, и это напомнило Аллену, что и онъ тоже голоденъ. Онъ тоже пообѣдаетъ; кстати это наполнитъ время, пока онъ найдетъ способъ свидѣться съ Марго. Въ трактирѣ «Бѣлаго Льва» его могли узнать, а потому онъ отправился въ трактиръ «Семи Звѣздъ», гдѣ прежде никогда не бывалъ.

III.

Большая кухня трактира «Семи Звѣздъ» была прохладна и просторна, и туда-то и вошелъ Алленъ.

Въ ней уже были посѣтители; двое земледѣльцевъ сидѣли за однимъ изъ простыхъ столовъ и закусывали хлѣбомъ съ сыромъ и свинымъ саломъ.

За другимъ столомъ сидѣлъ почтальонъ, который, однако, тотчасъ снялся съ мѣста, какъ завидѣлъ незнакомаго человѣка, и перешелъ въ другую комнату; старикъ-крестьянинъ, выпившій больше, чѣмъ слѣдовало, сидѣлъ на стулѣ у огня и бормоталъ что-то непонятное, и, наконецъ, въ углу на обычномъ креслѣ сидѣла сама м-съ Паркинджеръ.

— Милости просимъ, сэръ, садитесь, гдѣ вамъ угодно, — сказала она Аллену: — я ослѣпла, сэръ, и не могу прислуживать вамъ, какъ въ былое время, но моя милая внучка сейчасъ вернется. Это для меня большое горе, сэръ, что я теперь безъ глазъ. Но Минни сейчасъ придетъ; она пошла только въ погребъ нацѣдить кружку сидра почтальону. Вѣдь вы большой охотникъ до сидра, почтальонъ, не правда ли?

Натурально отвѣта не воспослѣдовало, и старушка кликнула:

— Почтальонъ! и затѣмъ болѣе ласково: — почта! Ахъ! онъ убѣжалъ, конечно, когда вы вошли. Удивительно застѣнчивый онъ человѣкъ, а еще почтальонъ!

Алленъ спросилъ себѣ закуску, когда появилась Минни, и ѣлъ, прислушиваясь къ разговору земледѣльцевъ, которыхъ не зналъ ни того, ни другаго. Одинъ былъ добродушный и глупый на видъ малый, съ сонной улыбкой, бѣлыми зубами и большими усами; другой бѣлокурый, плотный, самонадѣянный и упрямый, высказываетъ свои мнѣнія о косьбѣ, точно судебные приговоры. Алленъ прислушивался частью потому, что ему нечего было больше дѣлать; частью же потому, что надѣялся услышать что-нибудь про свою семью.

— Бомбль хорошій косецъ, слова нѣтъ, — самодовольно изрекалъ земледѣлецъ, — но уже не можетъ скосить столько, какъ прежде, а отчего? отъ того, что старъ становится.

— Старикъ Эдардсъ коситъ не хуже, — замѣтилъ другой.

— Старикъ Эдардсъ хорошо коситъ траву, а пусти-ка его косить дёрнъ, онъ и не справится. Да и въ клеверное поле нельзя его пустить.

— Въ клеверное нельзя, разумѣется, — подтвердилъ другой.

— Ховеръ хорошій косецъ и можетъ косить дёрнъ ровно, красиво. Мнѣ говорилъ садовникъ Агра-Гауза, онъ нанималъ его на прошлой недѣлѣ.

Но какъ разъ на этомъ пунктѣ, когда разговоръ становился интереснымъ, м-съ Паркинджеръ перебила его.

— Я надѣюсь, Минни угодила вамъ, сэръ, — обратилась она къ Аллену. — Вы приказывайте ей подавать себѣ, сэръ, все, что хотите. Хорошій денекъ выдался сегодня, сэръ, я чувствую, какъ свѣтитъ солнышко на томъ мѣстѣ, гдѣ сижу. Мой бѣдный покойный муженекъ любилъ очень грѣться на солнышкѣ. Онъ былъ по ремеслу кирпичникъ, и разъ его застала въ дорогѣ такая буря, что онъ не могъ двинуться ни взадъ, ни впередъ. И съ того раза схватилъ онъ, бѣдняга, простуду, да такъ и не поправился отъ нея.

— Вы вотъ заговорили о бурѣ, миссисъ, — сказалъ самонадѣянный человѣкъ. — У насъ скоро разыграется, скажу вамъ, знатная буря; назовите меня лгуномъ, если не будетъ. Съ самаго полудня она собирается.

— Ну, теперь ужь мнѣ все равно. А тогда, какъ я вамъ говорила, сэръ, муженька-то моего и захватила буря, съ того онъ и душу Богу отдалъ. А сынокъ-то у меня и вернись, какъ на грѣхъ, изъ Новой Зеландіи, гдѣ онъ проживалъ, да нежданно-негаданно и приди со станціи, думая, бѣдняжка, подшутить надъ родителемъ. А когда по дорогѣ ему повстрѣчался знакомый человѣкъ, онъ и спросилъ: что-де папенька дома? а онъ ему въ отвѣтъ; — ваша маменька дома, а папеньку снесли на погостъ три мѣсяца тому назадъ. Ну вотъ, послѣ того, мой бѣдный мальчикъ не могъ оправиться цѣлый мѣсяцъ, потому что онъ очень любилъ отца; да!

Аллена вдругъ охватило безпокойство… Что, какъ если его отецъ тоже умеръ въ его отсутствіе? Но нѣтъ, эти люди только-что упоминали о немъ; да и Марго была такъ спокойна на видъ, какъ еслибы никакого несчастія не случилось. Все же ему нужно собрать справки; нужно навести разговоръ на Марго.

— У васъ сегодня весело въ деревнѣ, — началъ онъ, — ярмарка…

— Сегодня у насъ клубъ собирается, какъ видите, а потому такъ и народу много.

— Сегодня отъ музыки чуть не взбѣсилась лошадь одной… одной молодой лэди, — продолжалъ Алленъ: — съ нею ѣхала также маленькая дѣвочка на пони. Вы не знаете, кто онѣ такія?

— Должно быть, это дочери м-ра Чадвика, — сказалъ одинъ изъ присутствующихъ.

— Не дочери, а падчерицы, — поправилъ самодовольный человѣкъ.

— Ау этого м-ра Чадвика развѣ нѣтъ родныхъ дѣтей? — спросилъ Алленъ, съ трудомъ ворочая языкомъ.

— У него былъ только одинъ сынъ, и по всему, что я слышу, папенька очень доволенъ, что выжилъ сынка изъ дому. И нельзя сказать, чтобы молодой человѣкъ былъ какой-нибудь такой безпутный; онъ скорѣе былъ безразсуденъ, чѣмъ дуренъ; водился постоянно съ молодымъ Бобомъ Барчардомъ; ну, а тотъ совсѣмъ дрянь мальчишка и теперь завербовался въ солдаты, и я не завидую королевѣ, что у нея такой воинъ!

— Но сынъ… вы не знаете, что съ нимъ сталось?

— Никому хорошенько не извѣстно, гдѣ онъ находится; онъ отправился въ Америку или куда-то въ чужіе края и что-то такое сдѣлалъ, послѣ чего отецъ отъ него отрекся: кучеръ м-ръ Тофамъ — очень вѣжливый человѣкъ этотъ кучеръ — говорилъ въ этой самой комнатѣ, что про м-ра Аллена (такъ зовутъ молодаго человѣка) и говорить даже запрещено. — Онъ больше не сынъ мнѣ, объявилъ м-ръ Чадвикъ, если онъ вернется назадъ, я выгоню его за дверь. А любопытнѣе всего, что и самого-то его отецъ выгналъ изъ дому. Бываютъ же такія семьи!

— А что не слышали вы, спросилъ Алленъ, молодая дѣвица не вступилась за него?

— Не могу вамъ этого сказать, сэръ, но судя по всему, что я слышу, врядъ ли кто изъ нихъ вступится за него. Онъ имъ, видите ли, не родня и когда онъ жилъ съ ними, такъ они его не любили, и думаю, пожалуй, и рады теперь, что отъ него отдѣлались. И теперь всѣ деньги м-ра Чадвика достанутся имъ!

Алленъ услышалъ все, что хотѣлъ знать, онъ заплатилъ по счету и вышелъ вонъ изъ трактира на улицу. Итакъ его предположенія оправдались — отецъ не хотѣлъ его больше знать; слугамъ приказало выгнать его изъ дома, если онъ явится! Онъ намѣревался пробраться по черной лѣстницѣ въ Агра-Гаузъ и послать кого-либо изъ слугъ съ запискою къ Марго, но теперь побоялся.

Однако пошелъ къ дому, надѣясь встрѣтить Марго. Фортуна благопріятствовала ему. Онъ увидѣлъ щегольскую фигурку, шедшую къ нему на встрѣчу: то была Сусанна. Лучъ надежды блеснулъ ему наконецъ: навѣрное она не оттолкнетъ его.

— Сусанна, закричалъ онъ, Сусанна!

— Позвольте вамъ замѣтить, молодой человѣкъ, по какому праву вы называете меня по имени. Какая я вамъ Сусанна?

— Развѣ вы меня не узнаете, Сусанна? развѣ вы не хотите перекинуться со мной и словечкомъ?

— Господи! да это м-ръ… Вы, значитъ, вернулись?

— Да, смиренно отвѣчалъ онъ, вернулся.

— Не знаю, гдѣ вы были, но должно быть не разбогатѣли, замѣтила она. Вы выглядите порядочнымъ оборванцемъ, скажу я вамъ. А что же вы теперь намѣрены дѣлать?

— Я… я не знаю. Что… отецъ очень сердитъ на меня, Сусанна?

— Совѣтую вамъ лучше не показываться ему на глаза… а въ особенности, когда онъ пьянъ… а онъ теперь почти всегда пьянъ… По счастію для васъ, онъ уѣхалъ на день или на два… должно быть, завелъ себѣ какую-нибудь на сторонѣ… и не удивительно, когда барыни никогда дома нѣтъ.

— А ея теперь нѣтъ дома?

— Уѣхала съ миссъ Идой и молодымъ джентльменомъ на воды. Дома только миссъ Марго и миссъ Летиція. На вашемъ мѣстѣ, я бы отправилась прямо въ гостиную, сѣла бы и сказала, что не двинусь съ мѣста… пусть затѣмъ отецъ выгонитъ вонъ, если посмѣетъ!

— Я не могу этого сдѣлать, Сусанна, пока не повидаюсь съ ней.

— Съ кѣмъ это, съ ней? съ миссъ Летиціей? повидаетесь послѣ.

— Не съ Летиціей, а съ Марго. Мнѣ надо ее видѣть, Сусанна, прежде… прежде чѣмъ я вернусь въ домъ.

— Не смѣете безъ ея позволенія? Да, помню, вѣдь вы и уѣхали въ угоду ея лордству? Не думаю, чтобы она обрадовалась вашему возвращенію.

— Почемъ вы знаете, Сусанна. Она мнѣ поможетъ. Она должна мнѣ помочь!

— Должна? повторила Сусанна. Подумаешь, вы можете ее заставить…

Алленъ испугался, не проговорился ли.

— Я… я не это хотѣлъ сказать… ну да не въ томъ дѣло! Послушайте, Сусанна, мнѣ время дорого; но я долженъ съ нею увидѣться пока тайно… помогите мнѣ, Сусанна, и когда все уладится, я васъ награжу.

— Большая корысть мнѣ помогать вамъ! Я хотѣла когда-то помочь, да что изъ этого вышло… Ну да такъ и быть, постараюсь еще. Слушайте… въ половинѣ десятаго будьте у круглой садовой бесѣдки и, ручаюсь вамъ, она придетъ…

— Что вы ей скажете?

— Не ваше дѣло; но она придетъ, а вы послушайтесь моего совѣта, не церемоньтесь съ нею, она этого не стоитъ.

Они разстались, и Сусанна направилась по тропинкѣ въ деревню, разсуждая про себя.

— Ну теперь держись, миссъ Марго! Дорого бы я дала чтобы видѣть ея лицо, когда она придетъ и увидитъ, что это онъ! Я готова побиться объ закладъ, ей пріятнѣе было бы видѣть его мертвымъ. Или я ошибаюсь, или онъ чѣмъ-то держитъ ее въ рукахъ. Надѣюсь, онъ не выпуститъ ее. Только бы вернулся, а тамъ я ужь съумѣю обойти его. Теперь-то на нее ужь больше ему нечего пялить глаза. Чужая невѣста. Хорошо ли я сдѣлала, что не сказала ему про ея помолвку съ этимъ Ормомъ. Пожалуй, что и хорошо; онъ могъ бы съ отчаянія на все рукой махнуть…

IV.

Даже такой непроницательный и недогадливый человѣкъ, какъ Алленъ, не могъ не замѣтить непріятнаго удивленія, которое выразилось на лицѣ у Марго при видѣ его. Но онъ объяснилъ его той перемѣной, какая произошла въ его наружности.

— Это я, Марго, сказалъ онъ… Алленъ. Не бойтесь.

Красивый ротъ презрительно искривился.

— Я не боюсь, отвѣчала она, но… но зачѣмъ вы прибѣгаете къ такимъ штукамъ?

— Я думалъ, Сусанна сказала вамъ, что я здѣсь; развѣ вы не знали, кто желаетъ васъ видѣть.

— Сусанна не называла васъ… Я думала… но все равно, что я думала. Итакъ вы вернулись назадъ, Алленъ? Я всегда знала, что вы вернетесь… но не ожидала, что это будетъ такъ…

Она не протянула ему руки, не улыбнулась… она стоялаи глядѣла на него, не давая даже себѣ труда скрыть свое неудовольствіе. Не о такомъ пріемѣ мечталъ онъ.

— Я… я не могъ не вернуться, пробормоталъ онъ… Я думалъ, вы не разсердитесь. Я хочу назадъ домой… Я слишкомъ, долго находился въ изгнаніи.

— Къ чему вы говорите мнѣ это, Алленъ? вашъ отецъ — единственное лицо, которое можетъ позволить вамъ вернуться домой.

— Но если я обращусь къ нему, онъ меня прогонитъ… Вотъ почему я сначала обратился къ вамъ.

Она помолчала съ минуту, размышляя.

— Конечно, сказала она наконецъ, было бы безполезно идти къ нему, да его, къ тому же, нѣтъ теперь и дома, и онъ… онъ очень сердитъ на васъ: не думаю, чтобы онъ захотѣлъ выслушать васъ.

— Но онъ выслушаетъ васъ, Марго, вы не хотѣли тогда вступиться за меня! но теперь, теперь… неужели вы не вступитесь?

— Выслушайте меня, Алленъ, сказала она холодно, но мягко; обѣщайте мнѣ, что вы вернетесь туда, гдѣ теперь живете, и терпѣливо будете ждать еще немного… о! очень недолго. Если вы это обѣщаете, я сдѣлаю все, что могу для васъ… но, если вы останетесь здѣсь и вздумаете дѣйствовать самостоятельно, то все погубите, предупреждаю васъ.

Онъ готовъ былъ упасть на колѣни отъ восторга и благодарности.

— Я зналъ, что вы поможете мнѣ! вскричалъ онъ. Боже васъ благослови, Марго!

Онъ схватилъ ея руку и покрылъ поцѣлуями.

— Оставьте! закричала она, съ отвращеніемъ выдергивая, руку. Не дотрогивайтесь до меня, Алленъ! Благодарить меня не за что… пока. Я обѣщала вамъ помочь и сдѣлаю это. Напишите мнѣ свой адресъ, чтобы я могла послать за вами, когда будетъ можно.

Въ бесѣдкѣ стоялъ небольшой мраморный столикъ, и на немъ Алленъ написалъ свой адресъ карандашемъ на клочкѣ бумажки.

— Вотъ гдѣ я живу, сказалъ онъ, я бы желалъ, чтобы вы видѣли мою квартиру, Марго… вы бы не оставили меня тамъ ни минуты долѣе.

Она взяла бумажку и положила ее въ карманъ.

— Алленъ, сказала она, вы… вы не должны очень разсчитывать на успѣхъ. Вашъ отецъ сталъ теперь такой странный…. сердитый… онъ можетъ отказаться васъ простить.

— Простить меня! повторилъ онъ, но въ чемъ же меня прощать!.. Когда онъ узнаетъ правду…

— Вамъ лучше знать, есть ли ему за что прощать васъ; но я думала, что послѣ того какъ вы убѣжали… и… и вѣдь онъ вамъ довѣрилъ какія-то деньги, а вы ихъ растратили.

— Я убѣжалъ, потому что не могъ быть подъ началомъ человѣка, который воображалъ, что я… воръ. А деньги были мои… отецъ подарилъ ихъ мнѣ… я имѣлъ право ихъ истратить, если хотѣлъ. Я думалъ на нихъ разбогатѣть… и чуть было не разбогатѣлъ, но… Но это длинная исторія. Ва всякомъ случаѣ онъ проститъ мнѣ это, если вы скажете ему, Марго, какимъ образомъ медальонъ попалъ въ мои руки.

— Вы знаете, что я не могу этого сказать ему! съ негодованіемъ вскричала она.

Алленъ всталъ и пристально поглядѣлъ ей въ лицо.

— Я бы желалъ знать, что же вы ему скажете? мрачно опросилъ онъ.

— Я скажу ему, что вы были несчастны, что вы страдали и натерпѣлись достаточно, что вы исправились и чтобы онъ простилъ васъ… что же еще я могу сказать?

— И вы воображаете, я соглашусь вернуться домой изъ милости!.. принять прощеніе, когда я ни въ чемъ не виноватъ! Нѣтъ, клянусь Богомъ! довольно съ меня! не меня слѣдуетъ прощать, а я долженъ прощать другимъ.

Она отскочила отъ него, лицо его горѣло, и въ глазахъ свѣтился такой же гнѣвный огонь, какъ и у его отца.

Впервые Марго испугалась Аллена.

Онъ замѣтилъ это.

— Я испугалъ васъ, наконецъ сказалъ онъ. Итакъ, вы опять чуть было не провели меня… да не удалось! Я думалъ, вы скажете ему всю правду, а вы все еще хотите держать языкъ за зубами!

Онъ испытывалъ жестокое удовольствіе при видѣ ея испуганнаго лица и выраженія ужаса въ красивыхъ и до сихъ поръ неумолимо гордыхъ глазахъ.

— Что же вы хотите, чтобы я ему сказала?

— Все. Какъ вы написали мнѣ изъ Борнмоута, гдѣ вы находились, прося взять медальонъ и продать его, и тотчасъ же послать вамъ деньги, вырученныя за него. Какъ меня застигли, когда я его бралъ, и какъ я промолчалъ, лишь бы не навлечь на васъ непріятностей, и какъ вы, вернувшись домой, просили меня ничего не говорить… и до сихъ поръ не даете говорить.

— Я не давала вамъ говорить? закричала она, какъ могла я помѣшать вамъ говорить все, что вамъ вздумается.

— О! вы очень умны. Вы умѣли безъ словъ заставить меня поступить такъ, какъ вамъ хотѣлось. Вы все время играли мною, какъ кошка мышью, такъ было бы и дальше, еслибы вы выразили хоть малѣйшую благодарность ко мнѣ, но вы стоите и холодно глядите на меня, точно я не могу призвать васъ къ отвѣту. Мнѣ это надоѣло… говорю вамъ, мнѣ это надоѣло. Отецъ и я были когда-то друзьями, когда никого васъ не было, мы и теперь помиримся, когда онъ узнаетъ, что я не такой негодяй, какимъ меня ему представили. А почему бы ему объ этомъ не узнать? Онъ узнаетъ, узнаетъ!

Она задрожала, но сдѣлала попытку прикинуться презрительно равнодушной.

— Не особенно разумно будетъ съ вашей стороны идти къ нему съ такой исторіей, если вы ничѣмъ не можете доказать своихъ словъ. А если меня спросятъ, то я отрекусь… слышите? Я могу сказать ему, что это все ложь, что вы выдумали. Я никогда не писала такого письма, никогда не просила васъ молчать, все это ложь…, ложь отъ начала до конца!

— Да! я вѣрю, вы способны и на это, Марго! красивый, жестокосердый демонъ! Къ счастію для меня, я могу доказать свои слова фактически.

— Что вы хотите сказать? хрипло спросила она.

— Я сохранилъ ваше письмо. Оно и теперь при мнѣ.

— Вы сохранили.. сохранили письмо? И вы думаете, я вамъ повѣрю? Покажите мнѣ его.

— Какъ бы да не такъ! съ чего вы взяли, что я довѣрю его вамъ.

— Вы прикидываетесь, что боитесь довѣрить его мнѣ. Какое жалкое притворство. Но я знаю, зачѣмъ вы это говорите. Это новая ложь. Я васъ не боюсь, я довольно наслушалась, мнѣ больше не о чемъ съ вами говорить, Алленъ, Если вы такъ безумны, что станете разсказывать такія сказки, то несите за то и всѣ послѣдствія.

— Берегитесь, говорю вамъ, берегитесь, не доводите меня до крайности… вы-то вѣдь знаете, что я не глупъ, хотя бы другіе и думали иначе. Послушайте, Марго, я дуракъ, что вѣрю вамъ, но если вы поклянетесь, что возвратите мнѣ письмо, я вамъ его покажу, и тогда вы увидите, что безполезно артачиться.

— Съ васъ довольно моего слова, гордо произнесла она, протягивая руку повелительнымъ жестомъ, — если оно у васъ, покажите мнѣ его.

Какъ это ни странно, но онъ — зная, какъ важно это письмо для нихъ обоихъ, — все же не подумалъ сопротивляться ей. Онъ даже не потребовалъ болѣе положительнаго обѣщанія; онъ и теперь все еще не могъ вѣрить, чтобы она была способна на такое низкое предательство. Онъ вынулъ истрепанный портфель изъ кармана, досталъ изъ него пожелтѣвшую и измявшуюся отъ времени бумажку и подалъ ей.

Луна такъ ярко свѣтила, что можно было безъ труда прочитать письмо. Марго вышла на освѣщенную дорожку и стала читать, а Алленъ слѣдилъ за выраженіемъ ея лица. Когда она дочитала, то вся затрепетала. Страшный соблазнъ овладѣлъ ею.

— Васъ просили разорвать это, сказала она тихимъ, дрожащимъ голосомъ. Почему вы этого не сдѣлали?

— Оно было слишкомъ для меня дорого, отвѣчалъ онъ.

— Это мое письмо. Что можетъ помѣшать мнѣ истребить его!

— Ничего, кромѣ вашего слова, я дуракъ, что довѣрился вамъ!

Она поспѣшно сунула письмо ему въ руку, точно оно жгло ее.

— Возьмите его, или… или я могу забыть… не ручаюсь… Возьмите его и пустите въ ходъ, какъ орудіе противъ меня, противъ всѣхъ насъ. Для этого-то вы и сохраняли его все это время… Вы молчали, когда могли говорить, но это лишь для того, чтобы моя вина показалась еще тяжелѣе. Вы знали, что каждый день, который вы проводите въ отсутствіи, каждая новая непріятность, которой вы подвергаетесь, усиливаетъ ваши права. И теперь вы вернулись, чтобы воспользоваться ими. — Это справедливо… конечно, справедливо, я думаю, но вы могли бы не требовать отъ меня совѣта въ такомъ дѣлѣ?

Онъ отвернулъ лицо на секунду.

— Я думаю, вы съ ума меня сведете, Марго, съ болью вскричалъ онъ. Богу извѣстно, что я хранилъ ваше письмо совсѣмъ не для этого! я хранилъ его потому, что оно единственная вещь, какая у меня была отъ васъ. Я дурно велъ себя, но велъ бы себя еще хуже, еслибы его у меня не было! А вы думаете, что я хранилъ его, какъ орудіе! Я пріѣхалъ сюда, думая, что вы, наконецъ, согласитесь допустить, что я достаточно натерпѣлся за вашу вину. Я думалъ, вы сами признаете справедливымъ, чтобы я оправдался отъ незаслуженнаго позора, я думалъ, когда вы увидите, до чего я доведенъ, то вамъ станетъ меня жалко, и вы захотите спасти меня. Мнѣ и въ голову не приходило грозить вамъ. Но когда я услышалъ, что вы говорите такъ, какъ будто обо всемъ позабыли, и обѣщаете мнѣ въ видѣ великой милости поговорить съ отцомъ, чтобы онъ простилъ меня за то, чего я не дѣлалъ… помилуйте, было бы противно натурѣ, еслибы я не заговорилъ откровенно! Неужели я не имѣю права требовать, чтобы истина, наконецъ, обнаружилась, и чтобы мнѣ оказана была справедливость?.. Я такъ несчастливъ, Марго, такъ одинокъ, такъ усталъ отъ всего этого… никому нѣтъ дѣла до того, здоровъ я или боленъ, живъ или умеръ! И что же удивительнаго въ томъ, что я не хочу болѣе терпѣть незаслуженнаго позора и страданій. Но принять прощенье въ томъ, чего я не дѣлалъ — на это я не согласенъ. Скорѣе уѣду опять и умру. Но вы можете оправдать меня.

— Вы сами должны оправдать себя! Я не могу пойти къ вашему отцу съ такимъ признаніемъ. Во всякомъ случаѣ я этого не сдѣлаю — знайте! У васъ въ рукахъ средство оправдаться. Пользуйтесь имъ.

— Вы обращаетесь со мной, какъ съ послѣдней дрянью, и всегда такъ обращались! Вы скорѣе согласитесь дать себя разрѣзать на куски, нежели сознаться въ томъ, что неправы относительно меня. Прекрасно, если со мной обращаются, какъ съ дрянью, я такъ и буду поступать. Все равно я ничего отъ этого не потеряю въ вашихъ глазахъ. Я оправдаю себя, знайте! Я вернусь и займу свое мѣсто среди васъ, хотите вы того или нѣтъ!

— Да, вы вернетесь домой, но мѣста среди насъ не займете… этого намъ, по крайней мѣрѣ, терпѣть не придется!

— Не займу мѣста среди васъ, повторилъ онъ, что вы хотите этимъ сказать?

— Если вы, въ самомъ дѣлѣ, не понимаете, какое дѣйствіе произведетъ ваше возвращеніе, то я вамъ скажу. Вы не знаете, какъ вашъ отецъ перемѣнился. Онъ ненавидитъ насъ… да, я думаю, въ душѣ онъ всѣхъ насъ ненавидитъ. Онъ видитъ въ насъ какъ бы узду для себя. Онъ радъ будетъ всякому предлогу избавиться отъ насъ всѣхъ… всѣхъ. И если онъ узнаетъ эту исторію, то… никого не пощадитъ… онъ объявитъ, что это заговоръ, составленный всѣми нами на вашу погибель, онъ скажетъ, что всѣ мы равно виноваты; мы будемъ обезчещены и выгнаны изъ дому!

— Нѣтъ, этого не будетъ. Я не допущу до этого, Марго. Онъ васъ не обидитъ.

— Вы… вы! да развѣ вы имѣли хоть какое-нибудь вліяніе на него даже и тогда, когда жили съ нимъ? А теперь вамъ и самому-то не легко будетъ помириться съ нимъ. Но насъ… нѣтъ, насъ вамъ не спасти. И даже, еслибы онъ и послушалъ васъ и снизошелъ до того, чтобы не прогонять насъ, то я бы не осталась… другіе пусть какъ хотятъ! но я бы не осталась. Я лучше пойду по міру! Если вы воображаете, что все будетъ по-прежнему, то ошибаетесь, и вамъ лучше знать это теперь.

Въ ея манерѣ не было больше ничего рѣзкаго… она говорила съ сдержаннымъ, сосредоточеннымъ презрѣніемъ, и только тяжело вздымавшаяся грудь и дрожь, которой она не могла сдержать, выдавали жгучее волненіе, пожиравшее ее.

Сердце его ныло отъ ея несправедливости, ея неблагодарнаго безразсудства.

— Ахъ! сказалъ онъ горько, вы не находите достаточно жосткихъ словъ для меня! Неужели вы думаете, я безъ того не знаю, до какой степени вы презираете и ненавидите меня? А между тѣмъ, чѣмъ я заслужилъ, скажите, такое отношеніе съ вашей стороны? развѣ по моей винѣ меня прогнали изъ дома? и развѣ не естественно, что я хочу, наконецъ, вернуться домой?

Она присѣла на скамейку и закрыла лицо съ слабымъ стономъ; при послѣднихъ его словахъ, она съежилась, точно отъ боли, и затѣмъ подняла голову и отвѣчала безнадежно:

— Естественно ли? о, да! вполнѣ естественно. Я неестественна — вотъ и все. Но я ничего не могу тутъ подѣлать. Вы должны вернуться назадъ, истина должна обнаружиться, этого требуетъ справедливость — я это допускаю… но не можете же вы ожидать, что я буду рада вашему возвращенію. О! какая все это низость, какая гадость и нѣтъ спасенія, нѣтъ выхода! Еслибы я знала… еслибы я знала!

Она сидѣла на скамейкѣ, подавленная страшнымъ бременемъ стыда, а онъ сидѣлъ въ нѣкоторомъ отъ нея разстояніи, испуганный зрѣлищемъ ея нѣмаго отчаянія, стараясь убѣдить себя, что онъ не виноватъ въ немъ и все же чувствуетъ какъ бы укоры совѣсти. Иному на его мѣстѣ было бы пріятно видѣть ея униженіе, Алленъ же испытывалъ только мучительное сомнѣніе въ томъ, не виноватъ ли онъ относительно ея.

Вдругъ Марго вздрогнула…

— Въ саду кто-то есть… на лужайкѣ, шопотомъ сказала она. Поглядите!

Съ того мѣста, гдѣ они сидѣли, они могли видѣть лужайку съ натянутою на ней сѣткой для лаунъ-тенниса и около нея маленькую фигурку, бѣгавшую взадъ и впередъ.

— Это Летиція! сказала Марго, она не должна васъ видѣть… войдите въ тѣнь, поскорѣе! Я пойду къ ней и отошлю ее домой! Подождите, когда я вернусь.

— Нѣтъ, сказалъ онъ, я хочу ее видѣть, хочу поговорить съ нето, Марго. Она любила меня прежде.

— Зачѣмъ вамъ ее видѣть? развѣ вы хотите сдѣлать ее такою же несчастной, какъ и меня? Пусть она хоть ночь проспитъ спокойно, бѣдное дитя… она и безъ того слишкомъ скоро узнаетъ все.

Она отступила; она его запугала опять, а сама пошла къ Летиціи.

— Я нашла ихъ, закричала та, я знала, что я ихъ здѣсь оставила.

— Ты знаешь, что тебѣ не позволяютъ бѣгать въ такой поздній часъ по саду, сказала Марго; Сусанна напрасно тебя пустила.

— Сусанна совсѣмъ не приходила сегодня ко мнѣ, и я собиралась лечь въ постель, какъ вдругъ вспомнила, что не возвратила Пусси Эдльстонъ ея браслетовъ. Сегодня, когда играли въ лаунъ-теннисъ, она дала мнѣ ихъ подержать, потому что они ей мѣшали. А я повѣсила ихъ на вѣтку и совсѣмъ забыла…только сейчасъ вспомнила. Но вотъ они висятъ какъ разъ на томъ мѣстѣ, гдѣ я ихъ и повѣсила. Погляди, Марго.

И Летиція показала два серебряныхъ браслета съ маленькими подвѣсками, въ видѣ шариковъ. Марго ощутила странное сознаніе какого-то отчужденія: Пусси Эдльстонъ, партія теннисъ… все это было только сегодня, а казалось ушло далеко, далеко.

Она хотѣла заговорить, какъ ни въ чемъ не бывало, но голосъ ея дрожалъ.

— Не слѣдуетъ быть такой безпечной, милочка, а теперь… такъ уже поздно. Ты нашла браслеты и бѣги скорѣе домой.

— Что случилось, Марго? спросила чуткая Летиція. Твои руки холодны, какъ ледъ… и какъ онѣ дрожатъ! И что ты съ кѣмъ-то сейчасъ разговаривала, я слышала? Кто тутъ былъ съ тобой?

— Никого… никого нѣтъ, поспѣшно отвѣчала Марго, или домой, Летиція.

— Ну, теперь я увѣрена, что тутъ кто-то есть, потому что ты плакала, Марго.

Летиція схватила Марго за руку.

— Я знаю, кто здѣсь! вскричала она. Алленъ вернулся; онъ здѣсь. Я пойду къ нему.

— Нѣтъ, Летиція, я запрещаю тебѣ… слышишь!

Но Летиція уже бѣжала со всѣхъ ногъ къ бесѣдкѣ и не слушала приказаній сестры вернуться назадъ. Марго не могла больше ей помѣшать… да въ сущности не все ли равно теперь.

Подойдя ближе, она услышала веселое привѣтствіе Летиціи.

— О! Алленъ, Алленъ, вы вернулись! я знала, что вы не вѣчно же будете въ отсутствіи! я такъ рада!

Когда Марго дошла до нихъ, Летиція осматривала Аллена, въ то время какъ онъ сидѣлъ, положивъ ей руки на плечи.

— Я сначала васъ не узнала, говорила Летиція, вы кажетесь такимъ усталымъ, такимъ бѣднымъ и несчастнымъ, милый Алленъ.

— Я усталъ, и бѣденъ, и несчастенъ, Летти, отвѣчалъ онъ.

— Отъ этого Марго вѣрно и плакала?

— Вы думаете? угрюмо отвѣтилъ онъ. Нѣтъ, я думаю, она плакала не обо мнѣ, Летти, а о себѣ.

— О, нѣтъ, нѣтъ, не правда ли, Марго? А теперь, когда вывернулись, Алленъ, папаша навѣрное проститъ васъ, когда увидитъ, что вы такой бѣдный… хотя онъ сначала ужасно сердился… ужасно! а затѣмъ вы опять будете жить съ нами и будете умницей и больше не уѣдете, не правда ли?

— Когда Алленъ вернется, сказала Марго, мы должны будемъ уѣхать, Летти.

— Почему? развѣ мы дурно вели себя, Марго? О, я этому не вѣрю! а вы, Алленъ? Развѣ вы хотите, чтобы насъ прогнали… вѣдь вамъ будетъ скучно одному!

— Я не могу этого выдержать, сказалъ Алленъ: Летиція, видите вы эту бумажку.

— Алленъ! закричала Марго, поспѣшно, вы не скажете ей; этого вы не сдѣлаете?

— Подождите, пока я кончу, грубо отвѣтилъ онъ. Возьмите эту бумажку, Летиція, обѣими руками… вотъ такъ., не глядите въ нее. А теперь разорвите ее на мелкіе кусочки!

Марго быстро перевела духъ и точно окаменѣла на мѣстѣ, когда Летиція разрывала на ея глазахъ письмо въ клочки. Она не могла говорить, не могла думать отъ напора противорѣчивыхъ ощущеній

— Развѣ вы не могли сдѣлать этого сами? спросила Летиція, бросая клочки на каменный полъ. Вѣдь это совсѣмъ не трудно, Алленъ!

— О, да! отвѣчалъ онъ съ непонятной усмѣшкой, конечно не трудно, но… мнѣ хотѣлось, чтобы это сдѣлали вы, Летти.

— Я бы желала, чтобы вы мнѣ сказали, что это значитъ… я не люблю дѣлать такихъ вещей, какихъ не понимаю.

— Можете вы сохранить тайну, Летиція? Да, я вижу, что можете. Очень хорошо. Обѣщайте мнѣ никому не говорить, что видѣли меня сегодня вечеромъ, и о томъ, что было… пока я не дамъ вамъ позволенія.

— Обѣщаю. Но вѣдь вы не уѣдете опять?

— Да, уѣду, Летиція… я долженъ уѣхать.

— Но не на долго… вы вернетесь, Алленъ, не правда ли?

— О! не пугайтесь, вернусь, вернусь, когда-нибудь. Ну вотъ теперь вы обѣщали, Летиція, помните!

— Я всегда держу свое слово… лучше чѣмъ Реджи, не правда ли, Марго? И такъ какъ вы вернетесь, то мнѣ и не трудно будетъ молчать. О, Алленъ! хотите повидаться съ Ярроу, прежде нежели уѣдете. Онъ былъ такъ боленъ, бѣдняжка, мы думали, онъ околѣетъ, но онъ началъ поправляться, съ тѣхъ поръ какъ мы пріѣхали, и я знаю, онъ будетъ такъ радъ васъ видѣть! Могу я пойти въ конюшню Марго, и привести сюда Ярроу?

Марго не въ силахъ была говорить, и Летиція приняла это за позволеніе и побѣжала въ конюшню.

— Марго, сказалъ Алленъ, когда они остались одни, мнѣ лучше уйти. Я не могу ждать. Я чувствую, силы мнѣ измѣняютъ.

Марго въ отвѣтъ разрыдалась.

— Алленъ, пробормотала она, когда рыданія успокоились, что я могу сдѣлать? все это такъ нехорошо… мнѣ такъ стыдно, такъ стыдно, и все-таки я не могу… я не могу ничего сдѣлать.

Бѣдный Алленъ не могъ быть любезнымъ, это было не въ его натурѣ.

— Васъ и не просятъ что-нибудь дѣлать, грубо отвѣтилъ онъ, хотя чувства его въ эту минуту были вовсе не грубыя.

— Вы должны уѣхать, растерянно произнесла она, ничего другаго не остается; но, право же, Алленъ, я вамъ благодарна! И когда-нибудь… современемъ… скоро, быть можетъ, если мнѣ можно будетъ… если только мнѣ можно будетъ… я васъ вознагражу!

— Марго! вскричалъ онъ, неужели вы это сдѣлаете? Если я могу надѣяться на… о, что за дѣло до всего остальнаго….

Она знала, что онъ не такъ понялъ ея слова, но не рѣшалась вывести его изъ заблужденія. Она ничего не отвѣчала, дозволила даже ему взять ее за руку, хотя по-прежнему вся содрогнулась при мысли, что онъ ее, быть можетъ, поцѣлуетъ.

Быть можетъ, онъ замѣтилъ это, по крайней мѣрѣ, онъ ее не поцѣловалъ, выпустилъ ея руку и ушелъ. А она невѣрными шагами, спотыкаясь, пошла удержать Летицію съ собакой, стараясь придумать какую-нибудь исторію, которая бы успокоила Летицію относительно ухода Аллена.

Алленъ же опять былъ на седьмомъ небѣ. Наконецъ-то, наконецъ онъ тронулъ ея сердце! Она не была больше горда и неблагодарна, его послѣдняя жертва побѣдила ее…она почти созналась, что современемъ можетъ его полюбить… Быть любимымъ Марго — какое счастіе для такого простяка, какъ онъ! Теперь онъ съ легкимъ сердцемъ вернется къ своей низменной и одинокой жизни… ему стоитъ только быть терпѣливымъ. Это даже лучше, гораздо лучше, чѣмъ жить въ Агра-Гаузѣ и пользоваться милостью отца, въ то время какъ Марго была бы гдѣ-нибудь далеко и думала о немъ съ ненавистью и отвращеніемъ.

Итакъ, сердце его ликовало, когда онъ вернулся въ деревню. Тамъ веселье еще было въ полномъ разгарѣ; широкія полосы свѣта лились изъ всѣхъ дверей; вдоль улицы выставлены были лотки съ лакомствами и дешевыми игрушками, освѣщенные свѣчками; трактиры были полны народомъ.

Алленъ миновалъ деревню, оставивъ позади себя весь шумъ и гамъ, и пошелъ на станцію. Было уже поздно, но онъ надѣялся, что еще застанетъ какой-нибудь поѣздъ. Онъ ходилъ по платформѣ, разыскивая сторожа, чтобы разспросить на счетъ поѣздовъ. Одинъ только-что пришелъ, и ему приходилось ждать. Въ то время какъ онъ стоялъ на платформѣ, молодой человѣкъ вышелъ изъ одного вагона и направился къ нему, то былъ Ноджентъ Ормъ; зоркіе глаза его узнали Аллена, несмотря на произшедшую въ немъ перемѣну.

Онъ подошелъ и положилъ ему руку на плечо.

— Чадвикъ! вскричалъ онъ; вы вернулись домой? Я не подозрѣвалъ, что вы въ одномъ со мной поѣздѣ!..

Еслибы Алленъ могъ уклониться отъ знакомыхъ, онъ бы это сдѣлалъ; онъ чувствовалъ с’ебя слишкомъ взволнованнымъ и восторженнымъ для обыденныхъ людей и разговоровъ; ему хотѣлось быть одному и думать о Марго, объ ея послѣднихъ взглядамъ и словахъ. Но Ормъ узналъ его, и онъ не могъ избѣжать этой встрѣчи.

— Я не пріѣхалъ съ этимъ поѣздомъ, отвѣчалъ онъ, я… я собираюсь ѣхать въ Лондонъ, сэръ.

«Сэръ» нечаянно сорвалось у него съ языка. Онъ чувствовалъ себя неровней Орму, глядѣвшему на него зорко, но совсѣмъ не неласково большими сѣрыми глазами.

— Вамъ сегодня не удастся уѣхать, сказалъ Ормъ; послѣдній поѣздъ уже ушелъ. Пойдемте со мной въ викаріатъ — вы проведете ночь у насъ.

Алленъ колебался, но доброта Орма тронула его.

— Если… если это не стѣснитъ васъ, сэръ.

— Конечно, нѣтъ; и послушайте, Чадвикъ, бросьте вы слово «сэръ». Я думалъ, что мы съ вами давно уже порѣшили это. Пойдемте… мои домашніе будутъ очень рады васъ видѣть.

Въ то время какъ они шли по темной дорогѣ отъ станціи Ормъ спросилъ:

— Когда же вы сюда пріѣхали, Чадвикъ?

Алленъ сказалъ ему.

— И уже видѣлись съ отцомъ?

— Н-нѣтъ… его не было дома.

— Но неужели вы хотите уѣхать, не попытавшись увидѣться съ нимъ?

— Мнѣ безполезно съ нимъ видѣться.

— Зачѣмъ же вы тогда сюда пріѣхали?

— Это мое дѣло.

— Разумѣется, рѣзко отвѣтилъ Ормъ. Дѣлайте, какъ знаете, хотя вы могли бы догадаться, что я разспрашиваю васъ не изъ пустаго любопытства.

— Я пріѣхалъ сюда, чтобы видѣться… съ одной особой, сознался Алленъ, и видѣлъ ее и узналъ все, что мнѣ нужно.

Ормъ остановился. Лицо его казалось строгимъ и рѣшительнымъ при свѣтѣ придорожнаго фонаря.

— Если это значитъ, что вы опять принялись за свои старыя штуки, Чадвикъ, то лучше признайтесь теперь же, прежде чѣмъ мы пойдемъ далѣе. Вы опять безпокоили Мар… миссъ Чевенингъ… да или нѣтъ?

— Я видѣлся съ нею… въ саду, угрюмо отвѣчалъ Алленъ. Я совсѣмъ не думалъ безпокоить ее.

— Можетъ быть, нѣтъ, но во всякомъ случаѣ, къ чему вамъ было видѣться съ ней. Вы могли только разстроить ее. Если вы хотите вернуться домой, то будьте мужчиной, Чадвикъ; ступайте къ отцу и поговорите съ нимъ… а не слоняйтесь около дома, пугая молодыхъ дѣвушекъ. До тѣхъ поръ пока онъ вернется, вы можете пробыть въ викаріатѣ.

— Ормъ, клянусь, я и не думалъ пугать ее… и вы ничего не понимаете… Я… я не могу вернуться… я теперь отрѣзалъ себѣ всѣ пути.

— По ея желанію?

— Н-нѣтъ… она бы мнѣ не помѣшала, но я самъ… не захотѣлъ.

Ормъ вздохнулъ свободнѣе; на минуту онъ испугался, что Марго была неумолима относительно бѣднаго блуднаго сына… и прогнала его отъ воротъ отцовскаго дома.

— Послушайте, Чадвикъ, ласково сказалъ онъ. — Никто не можетъ васъ выручить, если вы сами себѣ не поможете. Соберитесь съ духомъ и повидайтесь съ отцомъ. Я не могу повѣрить, чтобы онъ остался глухъ къ вашимъ мольбамъ; вы достаточно дорого поплатились за то, что поддались минутному соблазну.

Они дошли теперь уже до первыхъ домовъ деревни.

— Что вы хотите сказать? закричалъ Алленъ; — что вамъ извѣстно?

— Любезный другъ, если я знаю что-нибудь не въ вашу пользу, то ничего кромѣ сожалѣнія къ вамъ не чувствую въ настоящую минуту.

— Вы сказали «соблазнъ», настаивалъ Алленъ, — соблазнъ къ чему?

— Къ безчестному поступку, если непремѣнно хотите знать.

— Вы считаете безчестнымъ, что я растратилъ деньги, которыя отецъ подарилъ мнѣ… слышите ли, подарилъ!

— Я не это считаю безчестнымъ, вы хорошо знаете. Я говорю про кражу, за которую васъ отослали въ Индію. Къ чему таиться отъ меня, когда мнѣ все извѣстно!

Лицо Аллена исказилось.

— Вы знаете… вы знаете! вскричалъ онъ сдавленнымъ голосомъ. — Ормъ, ради самого Бога, скажите мнѣ, кто вамъ это передалъ. Неужели… неужели Марго?

— Да, она. У насъ нѣтъ другъ отъ друга тайнъ, Чадвикъ… мы помолвлены. Весьма естественно, что она сказала мнѣ.

— Чортъ бы ее побралъ! яростно закричалъ Алленъ. И такъ, она вамъ это сказала? Она? Боже! еслибы я это зналъ часъ тому назадъ!.. Ормъ, я готовъ… Но, нѣтъ, вы были добры ко мнѣ… да и какой толкъ теперь? Не все ли теперь равно? Вы, конечно, увидите ее завтра. Ну, такъ вотъ скажите ей отъ меня, что я ничтожный, грубый малый и на пути къ погибели… постараюсь избрать для этого кратчайшій путь… но я бы не хотѣлъ быть его — вотъ и все. Я больше не стану утруждать васъ своимъ обществомъ… вы слишкомъ высоко нравственны и приличны для такихъ, какъ я.

Ормъ очень разсердился.

— Если вы сами стремитесь къ погибели, то я не стану васъ удерживать! сказалъ онъ.

И пошелъ своей дорогой.

Но вдругъ ему пришло въ голову, что безумная выходка Аллена объясняется весьма простительной ревностью. И онъ остановился въ нерѣшительности.

Но Аллена не было видно. Густыя тучи собрались на небѣ, и луна скрылась за ними. Крупныя капли дождя упали на землю. Ноджентъ вернулся въ викаріатъ, въ сущности довольный, что пришелъ туда безъ Аллена.

Дождь полилъ, какъ изъ ведра, когда онъ уже находился подъ кровомъ, и снова совѣсть заговорила въ немъ. Но онъ успокоилъ себя мыслью, что Алленъ, конечно, нашелъ убѣжище отъ непогоды. И не ошибся. Въ эту минуту Алленъ находился въ одномъ изъ деревенскихъ кабачковъ, стараясь какъ можно скорѣе напиться.

Нѣсколько часовъ спустя дождь все еще продолжалъ идти, но Алленъ находился уже не подъ кровомъ. Онъ лежалъ пьяный до безчувствія подъ изгородью на большой дорогѣ.

Такъ окончилась его экспедиція, и вмѣстѣ съ нею разсѣялись всѣ мечты и надежды, которыя до сихъ поръ удерживали его на краю погибели.

V.

Ормъ проснулся на другое утро съ чувствомъ глухаго недовольства, которое всѣмъ намъ болѣе или менѣе знакомо. Онъ вскорѣ доискался его причины: совѣсть его была неспокойна относительно его поведенія съ Алленомъ Чадвикомъ. Онъ пожалѣлъ хотя и поздно, что отпустилъ Аллена, и винилъ себя въ томъ, что слиткомъ охотно поймалъ его на словѣ.

Быть можетъ поэтому онъ и не упомянулъ объ этой встрѣчѣ утромъ за завтракомъ и старался угомонить совѣсть тѣмъ, что пошелъ разузнать, уѣхалъ ли Алленъ или все еще находится въ селеніи.

Если онъ отправится на станцію, думалось ему, то перехватитъ Аллена; и Ормъ пошелъ на станцію. Дождь пересталъ; утро было пасмурное; грязная дорога покрыта листьями, преждевременно опавшими съ деревьевъ. Хотя на дворѣ стоялъ еще августъ мѣсяцъ, но осень уже давала свое первое предостереженіе, и сырой воздухъ повергалъ въ унылую меланхолію.

Ормъ зорко глядѣлъ по сторонамъ, шествуя на станцію, но не видѣлъ по дорогѣ и тѣни Аллена. На станціи онъ сталъ разспрашивать сторожа. Да, сторожъ видѣлъ молодаго малаго, въ томъ родѣ, какъ описывалъ Ноджентъ; онъ пришелъ рано по утру и грѣлся у огня въ комнатѣ сторожа, такъ какъ было очень холодно по настоящему времени. Если хотятъ знать мнѣніе сторожа, то онъ думаетъ, что этотъ молодой малый провелъ всю ночь на дворѣ, потому что онъ промокъ до костей и выпачкался въ грязи съ головы до ногъ.

— Но, знаете, продолжалъ объяснять сторожъ, бродягамъ вѣдь это ни по чемъ; они охотнѣе простоятъ ночь въ оврагѣ подъ дождемъ, чѣмъ идти въ рабочій домъ, сэръ. Этотъ бродяга казался такимъ же глупымъ и тупымъ, какъ и всѣ они, и притомъ пьянъ какъ стелька. Мнѣ показалось лицо его какъ будто знакомо, и я спросилъ, не изъ здѣшнихъ ли онъ мѣстъ, но онъ отвѣчалъ, что нѣтъ. А когда пришелъ семичасовой поѣздъ, онъ сѣлъ на него и уѣхалъ. Я надѣюсь, сэръ, онъ ничего не укралъ въ викаріатѣ? Я бы задержалъ его и обыскалъ, кабы зналъ; но онъ на видъ казался такимъ безобиднымъ.

— Нѣтъ, отвѣчалъ Ноджентъ, онъ ничего худаго не сдѣлалъ; я встрѣтилъ его по дорогѣ и разговорился съ нимъ — вотъ и все.

Теперь, когда онъ узналъ, что Алленъ уѣхалъ, онъ почувствовалъ, какъ бремя отвѣтственности свалилось у него съ плечъ. Человѣкъ совсѣмъ пропалъ; «на пути къ погибели», какъ онъ самъ выразился, и лучше, разъ онъ не хочетъ исправиться, чтобы онъ скрылъ свой позоръ и паденіе гдѣ-нибудь въ другомъ мѣстѣ.

Послѣдняя выходка повидимому оправдывала отвращеніе Орма къ его личности и устраняла всякія угрызенія совѣсти. Ормъ рѣшилъ, что пойдетъ къ Марго и узнаетъ отъ нея, съ какою цѣлью Алленъ хотѣлъ ее видѣть и что произошло между ними. Она, конечно, сама разскажетъ ему, и онъ успокоитъ ее на счетъ того, что ей больше нечего опасаться безпокойства со стороны Аллена, такъ какъ онъ уѣхалъ.

Ему пришлось подождать нѣкоторое время, прежде нежели она сошла къ нему. Она была блѣднѣе обыкновеннаго, созналась, что провела безпокойную ночь; буря не давала ей спать… и этотъ ужасный ливень… да и громъ навѣрное гремѣлъ! Развѣ онъ не слышалъ грома? онъ вѣрно успѣлъ дойти до дому, прежде чѣмъ гроза началась?

Она говорила быстро и нервно, съ насильственнымъ оживленіемъ, и ему показалось, что она избѣгаетъ смотрѣть ему въ глаза и старается умышленно говорить о пустякахъ.

Онъ хотѣлъ, чтобы она первая упомянула о появленіи Аллена, но такъ какъ она не проявляла ни малѣйшаго въ томъ намѣренія, то нетерпѣніе побудило его спросить:

— Не случилось ли чего въ мое отсутствіе?

Она засмѣялась.

— Дорогой Ноджентъ! вы забываете, что уѣхали въ понедѣльникъ, то-есть третьяго дня. Я рада, что время кажется вамъ такъ продолжительно безъ меня, но… что же могло случиться въ два дня… и здѣсь?

— Значитъ, вамъ нечего сказать мнѣ… о себѣ, то-есть?

— Вы хотите полнаго отчета о моихъ дѣйствіяхъ? Я боюсь, онъ будетъ неинтересенъ. Въ понедѣльникъ миссъ Момберъ приходила въ гости какъ разъ въ то время, когда я намѣревалась заняться своими цвѣтами, а послѣ полудня я отправилась пить чай къ Эдльстонамъ. Во вторникъ мой вотчимъ уѣхалъ и еще не возвращался. Летиція и я ѣздили кататься верхомъ по утру и играли въ тенисъ все остальное время до обѣда. Вечеромъ… ну вечеромъ шелъ дождь, какъ вамъ это уже извѣстно. Вотъ и все, Ноджентъ. Ахъ, да! я и забыла. Вчера благотворительный клубъ устроилъ свой праздникъ, и играла музыка, которая испугала мою лошадь!

Онъ больше не разспрашивалъ; онъ видѣлъ по ея лицу и манерамъ, что она видѣла и разговаривала съ Алленомъ. У нея есть свои причины скрывать то, что произошло между ними… онъ не поддастся прежнему недовѣрію… но почему? о! почему она не хочетъ довѣриться ему?

И обоюдное сознаніе, что они нѣчто скрываютъ другъ отъ друга, произвело стѣсненіе и натянутость въ ихъ обращеніи впервые, послѣ того какъ они были помолвлены.

— Какіе мы сегодня оба несносные! вскричала Марго, наконецъ; должно быть, это отъ погоды! Отъ этого ливня стало только душнѣе. Пройдемтесь по саду, Ноджентъ, и посмотримъ, на сколько пострадали мои бѣдныя розы!

Они пошли въ садъ; мимо нихъ прошелъ помощникъ садовника, который везъ на тачкѣ кадушку.

— Что у васъ въ этой кадушкѣ, Томъ? спросила Марго.

— Палые листья, миссъ, и другая дрянь, отвѣчалъ Томъ, выпуская тачку изъ рукъ, чтобы приподнять шляпу. Нелегкое дѣло, миссъ, убирать эти листья; вторую тачку отвожу, миссъ.

— А что вы дѣлаете съ ними, Томъ?

— Складываемъ въ костеръ и сожигаемъ на дворѣ, миссъ!

— Хорошо, Томъ, идите, сказала Марго.

Они проходили теперь мимо бесѣдки, и Орму показалось, что она искоса поглядѣла на нее съ легкимъ смущеніемъ.

— Не посидимъ ли здѣсь? предложилъ онъ.

— Здѣсь? переспросила она съ легкой дрожью. Нѣтъ, ни за что. Я только-что думала, какая это противная бесѣдка и съ какимъ удовольствіемъ я бы ее сломала!

Ормъ ничего не сказалъ, но затѣмъ же рѣшилъ въ умѣ, что она здѣсь видѣлась съ Алленомъ прошлой ночью.

— Я въ одномъ только отношеніи благодарна дождю, начала она, онъ заставилъ отложить пикникъ. Даже Киска Эдльстонъ испугалась мысли пить чай на болотѣ, а потому написала, что пикникъ откладывается до завтра. Я такъ рада, потому что сегодня мнѣ рѣшительно не подъ силу было бы ѣхать. Надѣюсь, завтра мнѣ будетъ лучше. Вы, конечно, поѣдете съ нами, Ноджентъ? Для васъ будетъ мѣсто въ кабріолетѣ. Летти поѣдетъ въ тележкѣ Милли.

— А вы какъ ѣдете?

— Я верхомъ, конечно.

— Ну, такъ и я поѣду съ вами верхомъ. Я надѣюсь достать верховую лошадь въ гостинницѣ, и мы такимъ образомъ будемъ вмѣстѣ.

Ему показалось, что она не такъ обрадовалась, какъ ему хотѣлось бы, и вскорѣ затѣмъ, видя, что ей все еще не по себѣ и она стала даже еще вялѣе и скучнѣе, онъ простился съ нею съ тяжелымъ сердцемъ, жалѣя, что не рѣшился сказать ей о томъ, что ему все извѣстно, и вмѣстѣ съ тѣмъ, убѣждая себя, что обязанъ быть терпѣливымъ и ждать, пока она. сама ему скажетъ.

Но на слѣдующій день онъ успокоился. Онъ выберетъ удобную минутку поговорить съ нею, когда они будутъ кататься. Онъ рѣшилъ, что Алленъ огорчилъ ее упреками и обвиненіями ея въ своемъ несчастій. Не трудно будетъ убѣдить ее, что состраданіе въ настоящемъ случаѣ неумѣстно и что она ни въ чемъ рѣшительно не виновата.

День былъ прелестный, небо ясное и синее, воздухъ чистый, и вся окрестность, омытая дождемъ, какъ бы повеселѣла, когда Ормъ сошелъ съ лошади у подъѣзда Агра-Гауза. Лошадь Марго уже ждала ее, осѣдланная, и сама Марго не замедлила появиться.

На нее было пріятно глядѣть даже и не влюбленному, такъ она была хороша и мила, когда съ улыбкой и ласковымъ кивкомъ головы сошла съ лѣстницы и принялась гладить шею лошади.

И все-таки, когда онъ посадилъ ее въ сѣдло и они выѣхали за ворота, онъ замѣтилъ въ глазахъ ея какое-то напряженное и пугливое выраженіе, а щеки ея были блѣдны. Она весело болтала и объявила, что совсѣмъ поправилась, но ему ея веселость показалась неестественной и натянутой.

— Пустимъ лошадей въ галопъ, сказала она, когда они проѣхали черезъ деревню, или же мы не догонимъ остальныхъ; они такъ давно уже уѣхали.

— А развѣ непремѣнно нужно ихъ догнать? замѣтилъ Ормъ.

— Они будутъ насъ ждать. Но, конечно, если вамъ неудобно скакать.

— Я не боюсь упасть съ лошади, засмѣялся Ноджентъ, если вы это разумѣете.

— Я сказала это только затѣмъ, чтобы подразнить васъ, отвѣчала она, искоса, но съ одобреніемъ поглядывая на него. Вы очень эффектны на лошади, Ноджентъ, знаете ли вы это? Но право же намъ нужно торопиться. Ихъ и слѣдъ простылъ.

Нѣкоторое время они скакали, изрѣдка обмѣниваясь замѣчаніями, пока на холмѣ впереди себя не увидѣли, какъ сверкаетъ на солнцѣ полированный кузовъ кабріолета.

— Намъ не зачѣмъ такъ торопиться, сказалъ Ормъ; вонъ я вижу кабріолетъ, а вонъ немного подальше и телѣжка съ Летти и Милли. Пока они въ виду у насъ, мы всегда поспѣемъ ихъ нагнать… а мнѣ нужно вамъ сказать, нѣчто, Марго.

Она тотчасъ же остановила свою лошадь.

— Погодите; мнѣ тоже нужно вамъ кое-что сказать; я забыла про это вчера, а я знаю, что это васъ заинтересуетъ.

Лучше, если она первая скажетъ. Ему опять стало стыдно за свою недовѣрчивость.

— Скажите мнѣ сначала вашу новость, согласился онъ.

— Ида помолвлена съ Гаемъ Готамъ. Все уладилось въ Гамбургѣ, и черезъ нѣсколько дней они вернутся домой. Ноджентъ, какъ вы думаете, лэди Адель будетъ противъ этого брака?

Лицо его омрачилось. Онъ надѣялся, что она сообщитъ ему нѣчто совсѣмъ иное, но она такъ была заинтересована тѣмъ, что говорила ему, и ему впервые пришло въ голову: не солгалъ ли Алленъ? можетъ быть, она совсѣмъ и не видѣла его и не подозрѣвала даже, что онъ пріѣзжалъ.

— А вы не интересуетесь моими новостями, сказалъ онъ, а вѣдь я тоже могу сообщить нѣчто удивительное и если вы этого еще не знаете, то будете поражены. Марго, во вторникъ ночью я видѣлъ Аллена въ Горскомбѣ.

— Вы видѣли… Аллена, повторила она безкровными губами… Ноджентъ, вы говорили съ нимъ? что онъ вамъ сказалъ? зачѣмъ онъ пріѣзжалъ?

— Онъ сказалъ, что пріѣзжалъ, чтобы повидаться съ вами и видѣлся въ саду. Марго, почему вы это скрыли отъ меня?

— Почему? О, Ноджентъ! я уронила свой хлыстъ! достаньте его пожалуйста, я подержу вашу лошадь… Благодарю васъ; а теперь, видите, Киска махаетъ намъ платкомъ изъ кабріолета… они всѣ теперь замахали платками! намъ, право, надо поторопиться.

— Отвѣчайте сначала на мой вопросъ. Почему вы мнѣ ничего не сказали про Аллена?

— Потому что мнѣ непріятно говорить о немъ.

— Это я понимаю; но къ чему держать отъ меня втайнѣ ваше свиданіе? Неужели вы допускаете, Марго, чтобы между нами были секреты?

— Я… я хотѣла сказать вамъ, но никакъ не могла рѣшиться… я… я боялась, что вы станете бранить меня.

— Бранить васъ?.. за что же?

— Это глупо съ моей стороны, не правда ли? но я пришла въ такое нервное состояніе, Ноджентъ. Прежде я не знала, что значитъ быть нервной… и въ этомъ вы виноваты отчасти, Ноджентъ. Я никогда не знаю, какъ вы взглянете на вещи, и это меня пугаетъ.

Ормъ былъ глубоко оскорбленъ.

— Я жалѣю, что внушилъ вамъ такое чувство, холодно проговорилъ онъ; я думалъ, вы больше довѣряете мнѣ.

И не говоря больше ни слова, они поскакали впередъ, пока не присоединились къ остальной компаніи.

— Мы ужь думали, что съ вами случилось несчастіе, вскричала Киска Эдльстонъ, не правда ли, мама? Мы хотѣли уже послать за вами м-ра Феншо, чтобы онъ развѣдалъ, гдѣ вы и что съ вами. Мнѣ мерещилось, что Марго упала съ лошади и все такое. Ну, вотъ теперь, когда вы нагнали насъ, пожалуйста, будемъ всѣ вмѣстѣ, какъ добрые друзья. Такъ гораздо веселѣе.

Стало ли отъ того всему обществу веселѣе, неизвѣстно, но только амазонка и всадникъ не отъѣзжали больше отъ экипажей, и немного спустя вся компанія прибыла къ мѣсту, выбранному для пикника: березовой рощѣ, окружавшей три миніатюрныхъ озера… любимое мѣсто для подобныхъ экспедицій.

Дѣвицы Эдльстонъ выказывали неутомимую энергію, выбирая мѣсто для привала и распаковывая провизію.

Шутки были такъ плоски, чай былъ такъ жидокъ, а неудобства такъ велики, какъ и всегда въ подобныхъ случаяхъ.

Во всякое другое время Ормъ забавлялся бы тѣмъ, что у него было на глазахъ: тёплымъ, мирнымъ днемъ, веселыми фигурами, сгруппированными въ тѣни сѣрыхъ березъ, и темнозеленой водой, въ которой порой подпрыгивала рыбка. Но теперь у него было слишкомъ тяжело на сердцѣ, чтобы участвовать въ общей веселости. То, что онъ только-что услышалъ, привело его въ уныніе. Онъ ни въ чемъ не подозрѣвалъ Марго, но съ печальнымъ удивленіемъ наблюдалъ за тѣмъ, какъ она сидѣла и весело болтала и смѣялась съ лихорадочнымъ блескомъ въ глазахъ.

Онъ думалъ, что пользуется ея безусловнымъ довѣріемъ, что между ними полное взаимное пониманіе… а оказывается, она скрыла отъ него свою невинную тайну изъ страха. Она, Марго, такая гордая и безстрашная на видъ, боится его! Почему? не самъ ли онъ въ этомъ виноватъ? и какъ этому помочь?

Вдругъ Летиція подошла къ нему.

— Ноджентъ, шепнула она, пойдемте со мной и помогите мнѣ нарвать водяныхъ лилій, вотъ тамъ онѣ ростутъ… въ другомъ озерѣ… поскорѣй, пока другіе насъ не замѣтили! Мы притворимся, будто такъ пошли побродить немножко… и они не догадаются. Дайте мнѣ ваши руки, я васъ потащу… а! да какой же вы тяжелый!

Ноджентъ позволилъ протащить себя по извилистой тропинкѣ.

— Умѣете вы грести? спросила Летиція. Умѣете. Вонъ въ той избушкѣ есть лодка, мы достанемъ ее… хотите?

Остальная компанія тоже разошлась въ разныя стороны… М-съ Эдльстонъ, не любившая много двигаться, осталась на мѣстѣ, чтобы укладывать посуду, м-ръ Феншо пошелъ съ Фай собирать папоротники, а Милли съ Дотти понесли остатки провизіи кучеру.

Киска Эдльстонъ взяла подъ руку Марго и повела ее по берегу озера.

— Не правда ли, какъ весело? сказала она. Хотя жаль, что мало кавалеровъ. Ну, кто бы подумалъ, что м-ръ Феншо такой забавникъ, видя его на каѳедрѣ. Хорошо было бы, еслибы онъ влюбился въ милую Фай, не правда ли? Кстати, когда назначена ваша свадьба? вы вѣдь возьмете насъ въ подружки?

— Еще ничего не рѣшено, Киска. Быть можетъ, свадьбы совсѣмъ и не будетъ.

Тонъ ея словъ заставилъ добродушную, любопытную Киску вытаращить глаза.

— Что вы говорите, Марго! мнѣ казалось, вы такая счастливая пара! Правда, онъ былъ довольно мраченъ за чаемъ, какъ теперь припоминаю. Вы поссорились или что?..

— Нѣтъ, нѣтъ, отвѣчала Марго нетерпѣливо. Но только никто и никогда на землѣ не можетъ быть увѣренъ ни въ чемъ, всего же менѣе въ своемъ счастіи!

Она стояла у одного изъ озеръ, говоря это и глядя серьезными, мрачными глазами на средину воды, гдѣ Ноджентъ лѣниво гребъ подъ начальствомъ Летиціи.

Въ эту минуту онъ наклонился впередъ и что-то говорилъ ей такъ тихо, что слова не долетали до берега.

Ну вдругъ онъ разспрашиваетъ ее про то, что было вчера вечеромъ? и если Летиція забудетъ о своемъ обѣщаніи!.. что жъ? это судьба! она ничего не можетъ сдѣлать. И хотя она какъ будто ни на что не глядѣла, но всѣ подробности сцены, бывшей у нея передъ глазами, запечатлѣлись въ ея мозгу.

Красивое и немного строгое лицо Орма; оживленное личико Летиціи; сверкающая вода около лодки; золотистая зелень березовой рощи, и на заднемъ планѣ холмъ, поросшій соснами, стволы которыхъ были залиты красными лучами солнца.

— Отчего вы такъ болѣзненно мрачны сегодня, милая? спросила Киска. Еслибы я была такъ хороша, какъ вы, и помолвлена за человѣка, который бы меня обожалъ, я бы не боялась несчастія… по крайней мѣрѣ подождала бы, пока оно наступитъ.

— Не завидуйте мнѣ, Киска; вы бы не позавидовали, еслибы знали! Ахъ! что я говорю! вы правы, я сегодня болѣзненно настроена. И въ сущности, если кто любитъ истинно, то вѣдь не такъ-то легко убить любовь, какъ вы думаете?

— Послушайте, если вамъ насплетничали про м-ра Орма, такъ вы не вѣрьте, Марго! Помилуйте, мы знаемъ его съ дѣтства, и все, что бы ни выдумали про него, неправда! Что вамъ сказали, милая?

Марго засмѣялась съ оттѣнкомъ скуки.

— Какая вы смѣшная! Неужели вы думаете, что меня надо увѣрять въ томъ, что Ноджентъ совершенство? Никто ничего не говорилъ мнѣ про него нелестное, а еслибы и сказали… Ахъ! вы ужаснетесь, если я доскажу то, что хотѣла сказать.

Дѣло въ томъ, что она обрадовалась бы всякому нелестному для него открытію; это поставило бы его на одинъ уровень съ нею и отняло бы у него право осуждать ее.

Она была увѣрена въ томъ, что ей легко ему простить, но вовсе не была увѣрена въ его прошеніи.

Зналъ ли онъ уже про ея вину?… и въ какой мѣрѣ? Не сказать ли ему все сегодня, на возвратномъ пути? онъ можетъ помочь ей, посовѣтывать что дѣлать… но съ другой стороны какой это рискъ! Она не могла предвидѣть, какъ онъ отнесется къ этому, какой потребуетъ отъ нея расплаты!

Тѣмъ не менѣе она почти рѣшила, возвращаясь къ мѣсту, гдѣ м-съ Эдльстонъ мирно дремала около не уложенной еще корзины, что до наступленія вечера облегчитъ свою душу признаніемъ.

Летиція никакихъ опасныхъ вещей не сказала въ лодкѣ. Ормъ не былъ способенъ выпытывать, а сама она помнила о своемъ обѣщаніи и была убѣждена къ тому же, что возвращеніе Аллена связано съ ея молчаніемъ.

Поэтому, когда Ормъ и Марго поѣхали обратно, Ормъ находился въ прежнемъ невѣдѣніи.

Лошадей осѣдлали не скоро, и экипажи успѣли уже отъѣхать на нѣкоторое разстояніе, когда они сѣли въ сѣдла, но на этотъ разъ никто изъ нихъ не торопился догонять экипажъ.

— Ноджентъ, начала Марго, — я… хотѣла бы знать, что произошло въ тотъ вечеръ, какъ вы встрѣтили… его?

— Зачѣмъ вамъ знать… онъ уѣхалъ въ Лондонъ на слѣдующее утро и врядъ ли вновь обезпокоитъ васъ… Забудемъ о немъ.

Лицо ея стало какъ бы спокойнѣе, но она была не вполнѣ удовлетворена.

— Все-таки, мнѣ хотѣлось бы знать, Ноджентъ, сказала она, наклоняясь, чтобы достать носовой платокъ изъ кармана въ сѣдлѣ. — Скажите мнѣ.

Видя, что отъ нея не отдѣлаешься, онъ все разсказалъ ей, кромѣ прощальныхъ словъ Аллена. Глаза ея были устремлены на него, и онъ увидѣлъ, какъ лицо ея постепенно принимало выраженіе, поразившее его своимъ трагическимъ характеромъ.

— Высказали ему это! проговорила она тихимъ голосомъ. — О, Ноджентъ! что вы сдѣлали! что вы сдѣлали!

— Не глядите такъ, милая! Я дурно сдѣлалъ, сознаюсь. Я хотѣлъ только доказать ему, что мнѣ извѣстно худшее. Еслибы онъ вернулся съ честными намѣреніями, то не принялъ бы этого такъ близко къ сердцу; но онъ просто негодяй. Оставивъ меня, онъ пошелъ въ кабакъ и напился. Мнѣ говорили объ этомъ. Ну какъ помочь такому человѣку?

Марго отвернулась отъ него и глядѣла на западную сторону неба, окрашенную всѣми цвѣтами заката. Рѣшительная минута наступила; она должна высказаться.

— Ахъ, Ноджентъ, проговорила она чуть слышно и точно не своимъ голосомъ, если… если онъ невиненъ!

— Невиненъ! не понимаю, отвѣчалъ Ормъ.

— Отчего вы не можете понять… безъ словъ. Если онъ не укралъ медальона…

— Какъ же это можетъ быть, если его поймали на томъ, что онъ его взялъ? вѣдь вы сами говорили мнѣ это.

— Развѣ я говорила это? Мнѣ слѣдовало сказать, что медальонъ очутился въ его рукахъ… и только!

— Но вы дали мнѣ понять, что онъ укралъ его, не такъ ли?

Она не отвѣчала; граціозная головка ея опустилась еще ниже.

— Чему же мнѣ вѣрить теперь? Марго, неужели вы думаете, я могу усумниться въ васъ? неужели я могу заподозрить васъ въ такомъ хладнокровномъ, низкомъ предательствѣ!

— Я сказала только: если Алленъ невиненъ, Ноджентъ! слабо произнесла она.

— Знаю; вы сказали это изъ великодушнаго побужденія защитить его, оправдать его. Но вы не подумали о томъ, какой выводъ можно сдѣлать изъ вашихъ словъ. Еслибы я повѣрилъ, что Алленъ невиненъ, я бы подумалъ, что вы виноваты, Марго. Слава Богу, это не такъ. Я знаю, еслибы вы были увѣрены въ его невиновности, вы бы не допустили, чтобы его прогнали изъ дому, вы бы не скрывали этого, не правда ли?

— А… еслибы я это сдѣлала, вы бы меня возненавидѣли?

— Еслибы вы это сдѣлали? повторилъ онъ, я бы не могъ и тогда васъ ненавидѣть… но разстался бы съ вами навсегда. Я постарался бы не думать о васъ больше, или думать, какъ о женщинѣ, которую я любилъ и которая умерла.

Она украдкой взглянула на него и содрогнулась; глаза его были мрачны, углы губъ строго стиснуты при одной мысли объ этомъ; солнечный лучъ освѣтилъ въ эту минуту его угрюмое лицо, но Марго оно показалось незнакомымъ и страшнымъ.

Но въ слѣдующій моментъ онъ уже улыбался, и все лица его выражало нѣжность.

— Видите, что вы было надѣлали своей донъ-кихотской выходкой! сказалъ онъ. — Къ счастью для меня… и для васъ также, моя безразсудная Марго, вамъ не удалось убѣдить меня!

Марго глубоко вздохнула.

— Да… мнѣ не удалось и больше не стану и пытаться. Ахъ, Ноджентъ, скажите мнѣ, что вы все-таки меня любите.

Его тронуло до глубины души смиренное выраженіе гордаго личика, обращеннаго къ нему. Онъ наклонился и поцѣловалъ ее въ губы, обнявъ рукой ея стройную талію.

— Я люблю васъ! люблю всѣмъ сердцемъ, не сомнѣвайтесь въ этомъ, Марго.

Онъ выпустилъ ее, и они молча ѣхали нѣкоторое время, пока не доѣхали до гладкаго поля.

Марго вскричала:

— Пустимъ лошадей вскачъ!

И прежде чѣмъ Ноджентъ успѣлъ протестовать, понеслась впередъ. Нодженту оставалось только послѣдовать за нею.

— Какъ весело, не правда ли? говорила она позднѣе, когда они поѣхали снова шагомъ. — Я никогда не ожидала, чтобы ваша лошадь держалась наравнѣ съ моей.

— Но такая скачка неблагоразумна, замѣтилъ Ноджентъ. Уже темнѣетъ, и вы могли не замѣтить какой-нибудь ямки, лошадь могла споткнуться, и вы могли сломать себѣ шею!

Она засмѣялась принужденно

— Можетъ быть потому-то я и поскакала! отвѣчала она.

VI.

Чадвикъ неожиданно вернулся вечеромъ того дня, когда происходилъ пикникъ, и Марго сошлась съ нимъ на другой день за завтракомъ.

— Итакъ я буду снова имѣть счастіе видѣть около себя свою семью! замѣтилъ онъ съ одной изъ своихъ злобныхъ усмѣшекъ. Ваша милая мама пишетъ, что возвращается домой… съ побѣдными знаменами и военноплѣннымъ… о! пожалуйста не глядите на меня такъ: вы отлично знаете, что я хочу сказать. Я постараюсь дать понять лэди Адель, что я тутъ не при чемъ. Юный Готамъ должно быть большой вѣтрогонъ, если далъ поймать себя миссъ Идѣ. Я долженъ былъ бы гордиться, какъ тесть будущаго баронета! Я теперь задеру носъ передъ провинціальнымъ обществомъ. Еслибы мой негодный сынокъ не погубилъ себя, то могъ бы жениться на миссъ Готамъ, и мы были бы славная родственная семейка. Ахъ! вы можете сколько угодно кривить губы… хотя это вамъ вовсе не пристало, долженъ сказать!

— Зачѣмъ вы говорите это мнѣ? протестовала дѣвушка тихимъ голосомъ. Я вовсе не расположена трунить надъ кѣмъ бы то ни было сегодня.

— Алленъ недостоинъ вашего вниманія, не такъ ли? ну что жъ, вы выжили его изъ дому и теперь можете выкинуть его изъ головы. Онъ самъ погубилъ себя, и я даже не знаю, живъ ли онъ или умеръ, у меня цѣлая толпа почтительныхъ, благовоспитанныхъ дѣтей; всѣ они безукоризненнаго поведенія, и одна выходитъ замужъ за знатнаго господина… я, казалось бы, долженъ быть доволенъ. И однако представьте себѣ… вы конечно сочтете это низкимъ и вульгарнымъ съ моей стороны… но бываютъ минуты, когда я радъ былъ бы имѣть при себѣ роднаго сына. Бываютъ времена, когда приди ко мнѣ этотъ несчастный, бездомный мальчикъ и попроси прощенья, какъ человѣкъ съ душой и я… хотя и лишилъ его наслѣдства и всячески бранилъ его… да! я думаю, что я простилъ бы его. Вѣдь что ни говори, а важное дѣло единокровное родство и настоящая родственная привязанность!

— А развѣ вы старались внушить намъ привязанность? сказала она. Развѣ вы сами насъ любите?

— Я не жалуюсь. Я женился, понимая, что дѣлаю. Полагаю, люди скажутъ, что всѣ жертвы съ вашей стороны. Но если я ищу развлеченій гдѣ можно, — а Богу извѣстно, что дома окружаетъ меня только скука — то вѣдь за то и вамъ не мѣшаю: у васъ всѣ прихоти, какія и у другихъ дѣвушекъ: наряды, гости, верховая лошадь, денегъ на васъ не жалѣютъ, а я вмѣсто благодарности вижу однѣ кислыя мины.

Марго смиренно поглядѣла на нею.

— Не говорите этого! съ мольбой въ голосѣ сказала она, это не такъ, это не правда. Я благодарна вамъ… Я чувствую, что вы хорошо поступаете съ нами… и желала бы, чтобы я этого заслуживала.

Онъ ожидалъ совсѣмъ не такого отвѣта и смутился.

— Я говорилъ не про васъ, пробормоталъ онъ, вы лучше ихъ всѣхъ… вы и маленькая дѣвочка; но Ида выводитъ меня изъ себя. Не обращайте вниманія на мои слова; я очень разстроенъ сегодня. Но вы то ужь ни въ чемъ не виноваты.

Эта непривычная доброта тронула Марго до глубины души… Она не скоро оправилась отъ этого разговора, она была разстроена и нервна весь день. И была рада тому, что обѣщала провести вечеръ въ викаріатѣ. Страхъ очутиться наединѣ съ Ноджентомъ стушевывался передъ страхомъ новаго tête-à-tête съ вотчимомъ.

Она чувствовала себя почти счастливой въ викаріатѣ; ей было пріятно, что съ ней обращаются съ нѣжной и почтительной любовью, хотя она и знала, что любовь могла смѣниться инымъ чувствомъ.

Въ этотъ вечеръ Марго была болѣе чѣмъ когда-либо проста и скромна — до такой степени, что заслужила даже одобреніе м-съ Ормъ.

— Должна сказать, замѣтила она Милли послѣ обѣда въ гостиной, что помолвка имѣла самое благотворное вліяніе на Марго; она такъ исправилась, стала гораздо мягче и скромнѣе.

— Да, согласилась Милли, но со вздохомъ — я желала бы только, чтобы она казалась счастливѣе, подумала она про себя. Неужели она убѣдилась, что ошиблась въ своихъ чувствахъ къ Нодженту? Желала бы я знать, о чемъ она теперь говоритъ съ нимъ… не объ этомъ ли? бѣдный Ноджентъ! онъ такъ сильно любитъ ее! Не могла она оставить его въ покоѣ!

Милли ошибалась. Никогда еще Марго не любила такъ сильно Ноджента, какъ въ эту минуту, когда прохаживалась съ нимъ по лужайкѣ. Въ нее закрадывалась надежда, что можетъ быть и его любовь переживетъ роковое открытіе. Она вѣдь останется все та же, неужели же онъ оставитъ ее, какъ говорилъ, чтобы никогда больше не видѣть ее? Но тутъ она вспомнила, что уже раньше, по менѣе важной причинѣ, онъ готовъ былъ оставить ее; къ чему подвергать опасности свое счастіе, пока не представляется къ тому крайней необходимости?

Нѣтъ! она ничего не скажетъ ему. Въ настоящую минуту она счастлива и оставитъ эту минуту за собой. Если счастіе будетъ отнято у нея, все же останется воспоминаніе объ этой чудной, незабвенной минутѣ…

Когда они вернулись въ гостиную, они застали м-съ Ормъ за чтеніемъ только-что полученнаго письма.

— О! Марго! начала она, быть можетъ, вы скажете, что мнѣ дѣлать? я только-что получила письмо отъ м-съ Меллодью, она пишетъ, что была гувернанткой въ домѣ м-съ Чадвикъ. Она проситъ позволенія указать на меня, какъ на особу, которая можетъ рекомендовать ее… она желаетъ давать уроки и нуждается въ рекомендаціи. Я думаю, ей слѣдовало бы написать вашей матери. Я ничего о ней не знаю, кромѣ того, что она аккомпанировала иногда пѣвицамъ на нашихъ дешевыхъ концертахъ. Сколько мнѣ помнится, она играетъ со вкусомъ и правильно.

— Она не очень хорошо поступила съ нами при отъѣздѣ, отвѣчала Марго. Вотъ почему вѣроятно и не рѣшилась просить мама о рекомендаціи… и конечно ей будетъ очень лестно получить вашу рекомендацію., Она играла на фортепіано очень хорошо. Я думаю, вы можете смѣло ее рекомендовать!

— Я смотрю на рекомендацію, какъ на очень важную вещь, сказала значительно жена ректора, какъ на очень, очень важную вещь. Я не могу рекомендовать ее, не повидавшись съ нею и не узнавъ отъ нея лично, что она намѣрена дѣлать и чему учить… Я напишу ей и скажу, что если она хочетъ получить мою рекомендацію, то пускай пріѣдетъ сюда сама и переговоритъ со мной. Да, я думаю, такъ будетъ всего лучше. Я не думаю, чтобы она пріѣхала такую даль изъ Лондона, а я буду спокойна, что сдѣлала все, что требуется.

Она сѣла за письменный столъ, а Ноджентъ попросилъ Марго спѣть что-нибудь. Не успѣла она сѣсть за фортепіано, какъ вошла служанка…

— Какая-то молодая особа, доложила она своей госпожѣ, желаетъ переговорить съ м-ромъ Ноджентомъ.

— Она вѣрно разумѣла ректора, сказала м-съ Ормъ, оставляя письмо, не можетъ быть, чтобы она хотѣла видѣть тебя, Ноджентъ. Скажите, Елленъ, что ректоръ отправился на приходскій митингъ и вернется очень поздно.

— Молодая особа настаиваетъ на томъ, что ей нужно видѣть именно м-ра Ноджента, ма’амъ.

— О! сказалъ Ноджентъ, я пойду и узнаю, въ чемъ дѣло. Я сейчасъ вернусь.

Онъ всталъ и вышелъ изъ комнаты.

— Это горничная миссъ Марго, сэръ, сказала Елленъ. Она просила, чтобы объ этомъ не говорили. Я провела ее въ кабинетъ.

Удивляясь, что понадобилось отъ него этой молодой дѣвушкѣ, Ноджентъ вошелъ въ кабинетъ отца. Тамъ у стола, покрытаго приходскими рапортами, проповѣдями и богословскими книгами, сидѣла Сусанна, нервно перебирая концы своей длинной мантильи.

— Надѣюсь, вы извините мою смѣлость, сэръ, но есть вещи, про которыя нельзя кричать съ крышъ… и мнѣ необходимъ вашъ совѣтъ, сэръ.

— Право же, мнѣ неудобно давать вамъ совѣты, отвѣчалъ Ноджентъ; обратитесь лучше къ моему отцу… если только вы не совершили противузаконнаго поступка.

— Нѣтъ, сэръ, это совсѣмъ не то. Я пришла, потому что знаю, какимъ вы были добрымъ пріятелемъ м-ра Аллена, когда онъ жилъ еще дома.

Ормъ сѣлъ.

— Въ чемъ дѣло? спросилъ онъ.

— Быть можетъ, вамъ неизвѣстно, сэръ, онъ вѣдь пріѣзжалъ сюда прошлымъ вечеромъ.

— Нѣтъ извѣстно: онъ опять уѣхалъ. Что же дальше?

— Я не знаю, говорила ли вамъ миссъ Чевенингъ, что видѣлась съ нимъ?

— Разумѣется, говорила, сказалъ Ормъ.

Лицо дѣвушки вытянулось при этихъ словахъ, но она тотчасъ оправилась.

— Видите ли, сэръ, продолжала она, вотъ на счетъ какого дѣла я хотѣла попросить вашего совѣта: я никогда не раздѣляла антипатіи нѣкоторыхъ людей къ м-ру Аллену. Я всегда говорила, что къ нему несправедливо относятся; но когда его отослали въ Индію, то я подумала, вѣрно онъ въ чемъ-нибудь провинился. Причину, почему его удалили, скрывали очень тщательно и даже мы, слуги, ничего не знали навѣрное. И только намедни узнала я, въ чемъ дѣло. М-ра Аллена прогнали изъ дома за покражу золотой вещи у миссъ Марго… а онъ такъ же въ этомъ неповиненъ, сэръ, какъ и я сама… и я могу это доказать!

— Очень радъ это слышать и увѣряю, миссъ Чевенингъ также будетъ рада… Если вы можете доказать это, то я не вижу причины колебаться.

Глаза Сусанны засверкали.

— Я и сама такъ думаю, сэръ, но мнѣ надо подумать также и о себѣ. Если за оправданіе м-ра Аллена я лишусь своего мѣста.

— Если вы боитесь своего господина, то я устрою такъ, что вашего участія въ дѣлѣ не будетъ видно… если только у васъ есть дѣйствительное доказательство: простыхъ словъ не достаточно въ такомъ дѣлѣ, вы сами должны это понять.

— Благодарю васъ, сэръ; у меня есть доказательство, я бы не пришла къ вамъ безъ него. Я хочу попросить васъ сообщить объ этомъ м-ру Чадвику, потому что сама я сдѣлать этого не смѣю!

— Покажите мнѣ, и тогда я вамъ отвѣчу. Я долженъ видѣть, какого рода это доказательство.

— Оно у меня завернуто въ доломанѣ, сэръ; и я скажу вамъ сначала, какъ оно попало ко мнѣ въ руки, и тогда вы поймете, почему я не желаю выступать впередъ въ этомъ дѣлѣ. М-ръ Алленъ просилъ меня передать миссъ Марго, что онъ проситъ ее придти въ бесѣдку и повидаться съ нимъ; она это исполнила, потому что я видѣла, какъ она пошла туда.

Орму стало неловко; онъ самъ не зналъ почему, но онъ уже раньше догадался, что свиданіе происходило въ этомъ мѣстѣ; можетъ быть, его испугала сдержанная свирѣпость въ лицѣ этой женщины и убѣжденіе ея въ наступающемъ торжествѣ,

Въ то время какъ происходилъ разговоръ, Марго пѣла въ гостиной, и звуки ея голоса доносились до Орма.

Сусанна все еще колебалась, какъ будто взвѣшивая послѣдствія того, что она скажетъ.

— Если вы случайно подслушали то, что происходило на этомъ свиданіи, сказалъ Ноджентъ; то не трудитесь пересказывать мнѣ… потому что я не желаю этого слушать.

Она вспыхнула точно оскорбленная добродѣтель.

— Я бы съ презрѣніемъ отнеслась къ такому поступку, проговорила она… на другой день послѣ свиданія, я проходила по саду послѣ чая и увидѣла на полу бесѣдки клочки бумажки. Почеркъ показался мнѣ знакомымъ. Я подумала: не слѣдуетъ оставлять это разорванное письмо на такомъ мѣстѣ, гдѣ каждый могъ прочитать его, и подобрала кусочки бумажки. Сама не знаю зачѣмъ, я сложила ихъ вмѣстѣ, чтобы видѣть, можно ли прочитать. Но когда прочитала… ну вотъ вы могли бы свалить меня съ ногъ однимъ пальцемъ, какъ перышко! Я увидѣла ясно, какъ божій день, что м-ръ Алленъ невиненъ, какъ дитя!.. Сэръ, м-ръ Ноджентъ, позвольте мнѣ договорить, дайте мнѣ разсказать вамъ, какъ было дѣло; если вы дѣйствительно желаете ему добра, то обязаны выслушать меня… въ этомъ письмѣ его просили отпереть комодъ миссъ Марго и взять медальонъ…

— Дайте мнѣ письмо, сказалъ Ноджентъ.

— Если вы возьмете письмо, сэръ, то не отдавайте его миссъ Марго. Она уже разъ разорвала его, а теперь пожалуй сожжетъ…

— Миссъ Марго сожжетъ письмо! О чемъ вы толкуете, ради Бога! Какъ смѣете вы говорить такія дерзости мнѣ…

— Конечно, я не могу надѣяться, чтобы вы повѣрили мнѣ на слово, сэръ, хотя, кажется, я могу знать ея почеркъ, прослуживши въ домѣ такъ долго… но вотъ ея письмо; пусть оно само за себя говоритъ. Я наклеила его на чистую бумажку, какъ видите.

— Ея письмо! закричалъ Ормъ, отскакивая назадъ и побѣлѣвъ, какъ мѣлъ. Неужели вы думаете, я сталъ бы васъ слушать, еслибы зналъ впередъ, что вы скажете! неужели вы воображаете, я прочитаю хоть одну строчку? это мерзкая поддѣлка и ничего больше!

— Слушаю васъ, сэръ, и не удивляюсь, что вы такъ приняли это дѣло; не удивляюсь даже тому, что вы такія обидныя вещи говорите мнѣ. Но если это поддѣлка, то думается мнѣ тѣмъ скорѣе должны вы взглянуть на письмо. Казалось бы, здравый смыслъ долженъ подсказать вамъ, что мнѣ нѣтъ никакого интереса ни въ томъ, ни въ другомъ случаѣ.

Ноджентъ повернулся къ ней.

— Я вамъ не вѣрю, сказалъ онъ, у васъ есть интересъ; вы пришли сюда не за совѣтомъ, вы давно уже рѣшили, какъ вамъ поступить… Молчите и спрячьте вашу драгоцѣнную бумажку! У васъ какой-то дьявольскій планъ въ головѣ; вы можетъ быть въ самомъ дѣлѣ вообразили, что можете скомпрометтировать миссъ Чевенингъ; или же дѣйствуете по чьему-нибудь наущенію. Выслушайте же меня! я говорю, вы можете употребить это письмо, какъ вамъ вздумается. Но если вы дѣйствуете по чужому наущенію, то предупреждаю васъ: берегитесь! Прежде чѣмъ вы предпримете что-либо, подумайте, какъ бы вамъ не погубить себя, не причинивъ никакого зла миссъ Чевенингъ — а это, кажется, главная цѣль ваша. Интриги — вещь опасная, попомните это. Вы говорили, что нуждаетесь въ моемъ совѣтѣ… вотъ вамъ мой совѣтъ.

— Значитъ, вы отказываетесь даже взглянуть на это письмо, сэръ?

— Что же мнѣ вамъ два раза повторять это. Ступайте вонъ и, прежде чѣмъ дѣйствовать, обсудите послѣдствія — вотъ все, что я вамъ скажу. Я васъ предостерегъ.

Сусанна встала; она тоже была блѣдна, потому что ее потрясло сдержанное бѣшенство; но все же она была не похожа на уличенную обманщицу, и Ормъ не могъ этого не замѣтить.

Она была разстроена, разсержена, но не унижена; онъ видѣлъ, что она вѣритъ въ истинность своего доказательства, и нисколько не страшится за послѣдствія.

— Я ухожу, сэръ, сказала она. Я слишкомъ уважаю себя, чтобы обратить вниманіе на тѣ вещи, какія вы сочли нужнымъ мнѣ сказать. Вѣрите вы мнѣ или нѣтъ — это все равно; я хочу только, чтобы восторжествовала справедливость, и если вы не желаете мнѣ помочь, то я буду дѣйствовать самостоятельно — вотъ и все. Я бы должна была догадаться объ этомъ заранѣе, еслибы не была дура. Понятно, что теперь вамъ не очень-то лестно, чтобы м-ръ Алленъ былъ оправданъ… это вполнѣ естественно при существующихъ обстоятельствахъ.

— Еслибы мужчина сказалъ мнѣ это, замѣтилъ Ноджентъ, то я зналъ бы, какъ ему отвѣтить. Вы же извольте выйти вонъ, не говоря больше ни слова.

Онъ всталъ и растворилъ дверь съ такимъ выраженіемъ, что даже женское желаніе Сусанны оставить за собой послѣднее слово было подавлено, и она прошла мимо, задравъ носъ, правда, но въ душѣ присмирѣвъ.

— Желала бы я, чтобы и у меня былъ такой заступникъ, размышляла она по дорогѣ домой; изъ моихъ поклонниковъ никто, никто въ подметки не годится ему… ни булочникъ… ни этотъ гусь Барчардъ, хоть онъ и считалъ себя джентльменомъ! Но м-ру Нодженту придется объясниться съ нею теперь. Я помѣшала ей пѣть — хоть это утѣшеніе: она на колѣняхъ будетъ молить меня о пощадѣ, и тогда придетъ мой чередъ торжествовать!

Ормъ опустился въ кресло, стараясь собраться съ мыслями. Съ чувствомъ безусловнаго ужаса онъ сознавался себѣ, что недовѣріе къ Марго вновь и съ небывалой силой проснулось въ его душѣ. И однако… она уже разъ оправдала себя; оправдаетъ ли и теперь? Онъ долженъ знать, онъ долженъ спросить ее… Негодующее сомнѣніе, съ какимъ онъ слушалъ Сусанну, уже ослабѣло. Онъ снова сталъ припоминать, сравнивать, взвѣшивать и сопоставлять факты. Только Марго могла вывести его изъ этого ада сомнѣній… онъ не могъ долѣе терпѣть.

Онъ пошелъ въ гостиную, гдѣ она все еще сидѣла съ его матерью и сестрой. Не рѣшаясь выступить изъ тѣни на свѣтъ, онъ сказалъ ей, стараясь, чтобы голосъ его не дрожалъ и звучалъ какъ обыкновенно:

— Марго, зайдите на минутку въ кабинетъ. Я хочу спросить вашего мнѣнія объ одномъ обстоятельствѣ.

Она пошла за нимъ, съ улыбкой замѣтивъ что-то Милли. Онъ затворилъ за нею дверь.

— Въ чемъ дѣло, Ноджентъ? спросила она.

Онъ остановился около полокъ съ книгами и глядѣлъ на ея сіяющее красотой лицо. Не безуміе ли думать, что съ такимъ невиннымъ личикомъ можно таить черныя тайны.

— Марго, началъ онъ, я видѣлъ сейчасъ одно лицо, и оно сообщило мнѣ очень странную исторію.

Она поглядѣла на него испуганными, растерянными глазами.

— Исторію! повторила она. О чемъ же это, Ноджентъ?

— О письмѣ, которое было написано давно тому назадъ… написано и разорвано.

Она ухватилась за занавѣску окна, какъ бы затѣмъ, чтобы не упасть.

— Ахъ! закричала она, знаю теперь… это Алленъ! Онъ вернулся, чтобы сказать это. О! подлецъ! подлецъ! Ноджентъ, не вѣрьте ему… вы не повѣрили?

— Почему вы думаете, что это Алленъ. Не Алленъ былъ у меня, Марго, а другое лицо, которое васъ ненавидитъ такою жгучею ненавистью… ваша горничная, Сусанна.

— Сусанна! и вы слушали то, что она вамъ про меня говорила! такъ это-то ваша вѣрность, Ноджентъ!

— Подождите упрекать, пока не дослушаете. Она пришла и сказала мнѣ, что Алленъ невиненъ; что его убѣдили взять медальонъ въ письмѣ, написанномъ по этому случаю. Я сначала не понялъ, что вы лично въ этомъ замѣшаны, я отказываюсь и теперь вѣрить, что вы знали о существованіи такого письма. Я вѣрю только вамъ… если вы любите меня, то скажите сами мнѣ про письмо.

— Такого письма нѣтъ, дерзко отвѣтила она. Васъ обманула злая дѣвчонка. Такого письма нѣтъ, Ноджентъ. И не можетъ быть!

— Слава Богу! произнесъ онъ, тяжело переводя духъ. Я былъ въ этомъ увѣренъ, мой ангелъ. Я зналъ, это низкая клевета. Я былъ такъ въ этомъ увѣренъ, что не хотѣлъ даже взглянуть на письмо, которое мнѣ показывала эта женщина.

Марго крѣпче ухватилась за занавѣску.

— Сусанна показывала вамъ письмо, слабо произнесла она. Какое письмо, Ноджентъ?

— Письмо, которое, по ея словамъ, получилъ Алленъ.

— Она сказала, какъ оно попало къ ней въ руки?

— Она разсказала, что подобрала его клочки въ бесѣдкѣ вечеромъ на другой день, послѣ того какъ вы видѣлись съ Алленомъ. Не очень правдоподобная исторія, не такъ ли? Помните, когда мы съ вами гуляли, то садовникъ подметалъ бесѣдку и дорожку около нея.

— Она… она могла пойти туда раньше, прежде чѣмъ они начали мести.

— Значитъ, вы хотите сказать, что она говорила правду? Значитъ, письмо было? Кто разорвалъ его и зачѣмъ?

— Ноджентъ, какъ мнѣ отвѣтить вамъ? вы засыпали меня вопросами.

— Вы ничего объ этомъ не знаете?

— Вѣдь я вамъ уже сказала это! Но это разорванное письмо, Ноджентъ… Что она думаетъ съ нимъ дѣлать? Зачѣмъ она приносила его вамъ?

— Она склеила разорванные клочки и увѣряла, что боится показать вашему вотчиму и хотѣла, чтобы это сдѣлалъ я.

— И оставила письмо вамъ? Гдѣ оно, Ноджентъ?

— Я говорилъ вамъ, что отказался его взять. Она ушла, объявивъ, что обойдется и безъ моей помощи! Великій Боже! Что съ вами, Марго? что я такое сказалъ?

Она ухватилась за его руку и глядѣла ему въ лицо безумными, красивыми глазами.

— Ноджентъ, говорила она прерывистымъ шопотомъ, она покажетъ письмо ему… она такъ ненавидитъ меня… теперь я это знаю… она все сдѣлаетъ, чтобы погубить меня. Ноджентъ, не позволяйте ей этого, слышите! остановите ее! о! скажите, что вы поможете мнѣ получить это письмо обратно.

Онъ отстранилъ ее отъ себя, придерживая за руки такъ, чтобы ему можно было глядѣть ей въ лицо.

— Скажите мнѣ правду, сурово произнесъ онъ. Вы знали про это письмо?

Она вѣрно захотѣла вырвать у него руки, чтобы закрыть ими лицо свое.

— Пожалѣйте меня, Ноджентъ! не заставляйте меня говорить вамъ.

Онъ вдругъ выпустилъ ея пуки.

— Вамъ не зачѣмъ говорить мнѣ. Я самъ теперь знаю, въ чемъ дѣло. И вы думали, я помогу вамъ сохранить это втайнѣ? Вы знали и ничего не говорили! и ничего бы не сказали, еслибы не это?

Она упала на стулъ, который занимала передъ тѣмъ ея непріятельница, и дѣлала жалкія усилія собраться съ мыслями и защитить себя:

— Я бы скоро сказала, когда бы собралась съ силами… право же я хотѣла сказать… Ноджентъ! вы мнѣ не вѣрите.

— Нѣтъ, отвѣчалъ онъ, не вѣрю. Не могу. Я думаю обо всемъ, что вы говорили мнѣ… все это была ложь… умышленная, безсовѣстная ложь… и что выстрадалъ этотъ бѣдняга! Я говорилъ о томъ, какъ я былъ возстановленъ противъ него, оттолкнулъ его въ минуту отчаянія, а вы все время молчали, какъ будто бы вамъ и дѣла не было до него, а если и упоминали о немъ, то съ высоты величія… Боже мой! Марго, вы больше меня не обманете!.. я не повѣрю ни одному вашему слову!

— Я знала, что такъ будетъ, заговорила она точно во снѣ. Я говорила это… въ тотъ вечеръ, на балконѣ, помните. Я знала, вы будете безжалостный судья. Вы всегда были безжалостны ко мнѣ. И теперь въ саду, когда вы говорили мнѣ, какъ я вамъ дорога, я знала, знала, что такъ будетъ! Что жъ, вы вѣроятно правы. Я всегда говорила вамъ, что я недобрая. Я была зла, несправедлива, жестока… и теперь наказана за это. Все, что я могу теперь сдѣлать, Ноджентъ, это вернуть вамъ свободу. Между нами все кончено!

— Да, сказалъ онъ, все кончено. Но, Марго, вамъ предстоитъ сдѣлать еще одинъ шагъ. Вы должны поправить свое злое дѣло. Вы должны все сказать вотчиму… сегодня же вечеромъ. Времени терять нельзя.

— Она можетъ сказать ему. Я не могу и не хочу ничего говорить.

— Я пойду вмѣстѣ съ вами, убѣждалъ онъ ее… это единственный путь, какимъ я могу услужить вамъ, Марго; не допускайте, чтобы это обвиненіе высказано было вашимъ злѣйшимъ врагомъ! Даже и теперь вы можете заслужить прощеніе своимъ сознаніемъ. Вы не должны однако лишняго часа оставлять Аллена подъ бременемъ незаслуженнаго обвиненія.

— Мой вотчимъ найдетъ, конечно, мое раскаяніе немного запоздалымъ, отвѣчала она съ ледяной улыбкой. Я ни въ чемъ не буду сознаваться. Если мнѣ удастся убѣдить эту дѣвушку помолчать еще нѣкоторое время, я это сдѣлаю. Вы видите… я доведена до отчаянія. Если вамъ хочется поскорѣе оправдать Аллена, вы должны сами донести на меня, Ноджентъ!

— Вы знаете, я не могу этого сдѣлать… если только не буду убѣжденъ, что иначе истина не будетъ обнаружена. Тогда, Марго, я все скажу. Клянусь Богомъ, я все скажу, скорѣе чѣмъ допустить такое злое дѣло; да! скажу, хотя бы потомъ мнѣ пришлось убить себя! Слушайте, я даю вамъ недѣлю времени. Я проживу это время здѣсь, хотя мнѣ легче было бы уѣхать. Если въ концѣ этой недѣли отецъ Аллена не узнаетъ объ его невинности… я самъ скажу ему.

— Какое геройское рѣшеніе! проговорила она съ слабой попыткой принять прежній насмѣшливый тонъ, но, я думаю, вы будете избавлены отъ этой тяжелой необходимости. Но все же мнѣ пріятно знать, что вы намѣрены дѣлать. У меня теперь, кажется, два врага.

У него вырвался жестъ отчаянія; въ эту минуту онъ почти ненавидѣлъ ее.

— Вы язвите меня, сказалъ онъ, но Богу извѣстно, что я иначе не могу поступить. Вашимъ врагомъ я никогда не буду, что бы вы ни сдѣлали: я слишкомъ люблю васъ для этого. Но вы не сдѣлаете меня своимъ соучастникомъ.

— А развѣ я приглашала васъ имъ быть? Да припоминаю… Но это было прежде. Теперь я ничего не прошу. Я буду дѣйствовать безъ чужой помощи… какъ сочту за лучшее. Мы не враги, но мы и не друзья, мы просто двое людей, которые любили другъ друга и во-время увидѣли, что обманулись.

При послѣднихъ ея словахъ Милли неожиданно вошла въ комнату.

— Какіе же вы однако эгоисты! шутливо начала она, вы, кажется, и не замѣтили, что весь вечеръ оставили насъ однихъ, а теперь мамаша пошла спать!… Ноджентъ!.. Марго!.. вдругъ сообразила она, глядя то на одного, то на другую, что случилось?

— Ничего особеннаго, милая Милли, отвѣчала Марго съ горькимъ смѣхомъ; Ноджентъ и я открыли, что не подходимъ другъ къ другу, и только-что сказали объ этомъ одинъ другому.

— Я знаю, кто сдѣлалъ это открытіе, отвѣчала Милли съ негодованіемъ. Марго, у васъ нѣтъ сердца! вы не умѣете цѣнить любовь и не стоите, чтобы васъ любили! и къ чему дается красота такимъ женщинамъ, какъ вы, не понимаю?

— И я тоже, можетъ быть, для ихъ вящаго благополучія? Но не вините меня, Милли, я наслушалась сегодня вечеромъ достаточно упрековъ… поэтому я захвачу только свои вещи и пойду домой.

— Вы развѣ идете со мной? спросила она, приподнявъ брови, когда увидѣла, что Ноджентъ готовится сопровождать ее.

— Да, отвѣчалъ онъ коротко; я не могу допустить, чтобы вы одна шли назадъ. Не настаивайте на этомъ!

— Я настаиваю только на одномъ, отвѣчала она, если уже вы непремѣнно хотите идти, то не говорите со мной; я хочу, чтобы меня оставили въ покоѣ… если только покой возможенъ теперь для меня.

Они вернулись въ Агра-Гаузъ ни слова не говоря, сознавая, что ихъ сопровождаетъ чья-то молчаливая тѣнь.

VII.

У дверей Агра-Гауза Марго впервые заговорила, послѣ того какъ они вышли изъ викаріата, и ея слова, казалось, были результатомъ безмолвнаго обсужденія, которому она предавалась во время молчаливаго путешествія.

— Вы не сейчасъ еще уѣзжаете изъ Горскомба? спросила она.

— Я вамъ уже сказалъ, что не уѣду, пока…

— Пока не убѣдитесь въ моемъ полномъ униженіи! вспыхнула она. Очень хорошо! но пока эта желанная цѣль будетъ достигнута, нужно ли, чтобы вся деревня знала, что мы разошлись?

— Нѣтъ; если вы этого не желаете. Милли никому не скажетъ, если вамъ угодно.

— Если вы должны здѣсь оставаться, — а я знаю, вы не выпустите меня изъ-подъ своего надзора — то сохранимъ наружныя приличія такъ долго, какъ только можно. О! это будетъ мучительно, я знаю… но я постараюсь облегчить вамъ ваше положеніе, на сколько можно… все же это пріятнѣе, чѣмъ возбуждать любопытство всего Горскомба. Мы можемъ изрѣдка прогуливаться другъ съ другомъ; если мы будемъ молчать, то это припишутъ тому, что мы чувствуемъ себя вполнѣ счастливыми.

Мускулы его лица болѣзненно подергивались, въ то время какъ она это говорила.

— Я сдѣлаю, что вамъ угодно, отвѣчалъ онъ, но только вы говорите, что облегчите мнѣ мое положеніе, Марго, но если вы будете говорить такія вещи, какъ сейчасъ, то мнѣ трудна будетъ это вынести.

— Ахъ! но я не буду ихъ говорить. Вы должны помнить, что и мнѣ также не легко… мое положеніе тоже очень затруднительно: я поставлена между дѣвушкой, которая меня ненавидитъ и человѣкомъ, который меня презираетъ. То, что я сейчасъ сказала, было не особенно изящно. Но я постепенно привыкну къ своему положенію. Завтра уже вы найдете меня другою. А теперь прощайте.

Сердце его сжималось отъ жалости; ему хотѣлось вновь умолять ее бросить этотъ легкомысленный циничный тонъ и сознаться, что она поступила дурно и готова загладить это. Но его пугали надменные глаза и высокомѣрно сжатыя губы. Онъ чувствовалъ, ему не удастся тронуть ее, а потому слова замерли у него на губахъ, и онъ ушелъ въ полномъ отчаяніи.

Миссъ Чевенингъ все въ томъ же состояніи неестественнаго спокойствія вошла въ сѣни, и вопреки своимъ привычкамъ заглянула въ кабинетъ, чтобы проститься съ вотчимомъ, обращеніе котораго доказало ей, что тайна еще не обнаружена. Послѣ того она прошла къ себѣ и позвонила, чтобы пришла Сусанна.

Сусанна появилась, сдержанно выжидающая.

— Позвольте васъ раздѣть, миссъ? спросила она, какъ будто ничего не случилось.

— Я слышала, спокойно начала Марго, что вы приняли на себя трудъ шпіонить за мной, Сусанна. Я хочу знать, какъ это письмо попало къ вамъ въ руки.

— Извините, миссъ, я съ самаго начала возмущалась тѣмъ, какъ вы обращались съ м-ромъ Алленомъ И когда я узнала, что вамъ предстоитъ свиданіе съ нимъ въ бесѣдкѣ, то подумала, что нужно бы посторонняго свидѣтеля, чтобы не произошло какого-нибудь коварства. А потому я позволила себѣ проскользнуть черезъ огородъ и спряталась позади бесѣдки.

— И слышали все, что мы говорили?

— Я слушала во всѣ уши, миссъ, не скрою этого отъ васъ. И узнала все, что мнѣ нужно было знать. Послѣ того при первой возможности я вернулась въ бесѣдку и тамъ нашла разорванное письмо, которое, съ вашего позволенія, миссъ, намѣрена предъявить тому, кто всѣхъ больше имѣетъ право прочитать его.

Глаза Марго засверкали. Еслибы желаніе могло убить, Сусанна не вышла бы изъ комнаты живая. Но необходимо нужно было хранить спокойствіе, чтобы не показать этой дѣвушкѣ, на сколько она въ ея рукахъ.

— Сколько вамъ нужно заплатить? потому что, полагаю, въ этомъ все дѣло, сказала она.

— Заплатить, миссъ? простите, но я васъ не понимаю.

— Вы понимаете, очень хорошо понимаете. Сколько возьмете вы за это письмо? Не заламывайте слишкомъ много. Я… я не очень богата, но у меня есть деньги. Вспомните, никто другой не купитъ у васъ этого письма.

— Вы ошибаетесь, миссъ. Я бѣдная служанка, но у меня свои понятія о чести и о долгѣ. Никакія деньги — и хотя бы сама королева предложила мнѣ ихъ — не заставятъ меня разстаться съ этимъ письмомъ, иначе какъ съ тѣмъ, чтобы передать его тому, кому слѣдуетъ.

Этотъ порывъ быть можетъ искренняго негодованія былъ испорченъ злостью, сквозившей въ каждомъ словѣ. Однако Марго невольно содрогнулась.

— Должно быть, вы сильно ненавидите меня, Сусанна, сказала она. Удивляюсь, за что это?

— Если я ненавижу васъ — а я не стану этого ни утверждать, ни опровергать, — то у меня достаточно на то причинъ. Вы думаете, отъ того, что вы красивы собой, такъ вамъ самъ чортъ не братъ. Вы должны узнать, что и для васъ существуютъ законы, какъ и для всѣхъ иныхъ прочихъ. Что вы за важныя птицы — вы и ваша фамилія — что единственнаго хозяйскаго сына выгнали изъ дома, какъ вора, и онъ долженъ погибать ни за что, ни про что, лишь бы спасти васъ отъ непріятностей. Если онъ самъ такъ глупъ, что позволяетъ вамъ водить себя за носъ, то я этого не позволю и не дамъ восторжествовать несправедливости, хотя бы вы на колѣняхъ меня просили о томъ.

— Этого я конечно не сдѣлаю, отвѣчала Марго. Вы дерзкая дѣвушка и поступаете такъ не потому, чтобы любили справедливость или даже деньги, а потому, что ненавидите меня. Я вижу, потерянный трудъ стараться смягчить васъ. Но полагаю, хотя вы и ненавидите меня, но это не мѣшаетъ вамъ понимать свою собственную выгоду, тѣмъ болѣе, когда одно не помѣшаетъ другому, а потому я вамъ предложу сдѣлку. Я не хочу, чтобы это обнаружилось раньше нѣкотораго времени… пока не вернется мамаша, то есть два, три дня, самое большое. За каждый день, который пройдетъ, прежде чѣмъ м-ръ Чадвикъ узнаетъ истину, я вамъ буду платить десять шиллинговъ; вы видите, вы вполнѣ вольны довести до свѣдѣнія моего вотчима то, что вамъ извѣстно, но можете продлить свою месть и вмѣстѣ съ тѣмъ заработать деньги. Если вы откажетесь, вы, значитъ, дура, но это ваше дѣло.

Можно было подумать, что она обуждаетъ вопросъ о томъ, какое ей надѣть платье, до того спокойно говорила она, хотя руки ея нервно сжимались. Но голосъ и глаза были полны непреоборимаго презрѣнія, и оно возъимѣло свое дѣйствіе на Сусанну, хотя алчность заговорила еще громче.

— Я могу подождать, миссъ, денекъ или два, отвѣчала она съ большей почтительностью. Я вовсе не желаю причинять вамъ больше непріятности, чѣмъ…

— Хорошо, перебила миссъ Чевенингъ; теперь ступайте; мнѣ больше не нужно вашихъ услугъ.

Когда Сусанна вышла изъ комнаты, то почувствовала, что торжество ея не полное. Она лишена была удовольствія видѣть свою молодую госпожу у своихъ ногъ; она даже не добилась ни одного звука о пощадѣ изъ ея гордыхъ устъ… и это естественно усилило ея ненависть. Но все же въ скоромъ времени она будетъ свидѣтельницей ея униженія, а пока не бѣда, если она поживится на ея счетъ въ ожиданіи другой болѣе существенной награды, которая въ концѣ концовъ можетъ оказаться призрачной.

Марго не видѣла Ноджента на слѣдующій день; но черезъ день встрѣтила его на дорогѣ въ викаріатъ.

— Вы не исполнили своего обѣщанія, сказала она, но быть можетъ вы шли ко мнѣ.

— Я пытался вчера, но не могъ… слишкомъ… слишкомъ рано.

— Будемъ нести свой крестъ терпѣливо, хотя конечно… вы ни въ чемъ не виноваты. Но такъ должно быть, Ноджентъ. Миссъ Мольберъ глядитъ на насъ изъ-за шторы. Если мы разойдемся теперь, это возбудитъ ея подозрѣнія… вы должны пощадить меня!

— Я обѣщалъ матушкѣ встрѣтить м-съ Меллодью на станціи и привезти ее къ намъ завтракать, отвѣчалъ онъ разстроеннымъ голосомъ.

Онъ казался блѣденъ и худъ; можно было подумать, что онъ не спалъ всю ночь.

— М-съ Меллодью! вскричала Марго, и глаза ея засвѣтились какъ бы надеждой. Я совсѣмъ объ этомъ забыла. Ноджентъ, позвольте мнѣ идти съ вами. Мнѣ нужно переговорить съ нею наединѣ… вы позволите мнѣ идти съ вами?

— Конечно, устало отвѣтилъ онъ, и они вмѣстѣ пошли на станцію, молча, потому, что могъ онъ сказать ей или она ему? Только одинъ вопросъ задалъ онъ.

— Что эта женщина уже заявила м-ру Чадвику обо всемъ?

— Нѣтъ еще. Я убѣдила ее подождать немного.

— Вы напрасно предоставляете ей это сдѣлать.

— Примите это на себя.

— Я надѣюсь… я всей душой надѣюсь, что вы не доведете меня до этого.

— Я не могу ручаться за ваши поступки.

Вотъ все, что они сказали другъ-другу, за исключеніемъ тѣхъ случаевъ, когда встрѣча съ знакомыми, — не подозрѣвавшими, какъ некстати были ихъ шутки и комплименты — вынуждала ихъ обмѣниваться незначительными словами.

На платформѣ, въ ожиданіи поѣзда, Ноджентъ опять заговорилъ:

— Скажите мнѣ только одно, Марго, почему вамъ такъ хочется видѣть м-съ Меллодью какъ разъ теперь и наединѣ?

Она отвернулась отъ него.

— Я вамъ ничего больше не скажу… ничего, отвѣчала она; къ чему?

— Она знаетъ что-нибудь объ этомъ письмѣ?

— Можетъ быть. Довольно съ васъ, что я хочу ее видѣть. Если у васъ осталась хоть капля участія ко мнѣ, то вы должны мнѣ помочь, а не мѣшать.

Поѣздъ прошелъ, и м-съ Меллодью — сильно постарѣвшая и озабоченная, совсѣмъ непохожая на прежнюю сантиментальную и легкомысленную Камиллу, — вышла изъ вагона. Когда она узнала Марго, она очень сконфузилась и видимо не знала, какъ ей быть, тѣмъ болѣе, что дѣвушка встрѣтила ее съ холодной рѣшимостью.

— Камилла, я слышала о вашемъ пріѣздѣ и попросила м-ра Орма о позволеніи встрѣтить васъ. Мнѣ надо поговорить съ вами безъ свидѣтелей… пройдемтесь по этой аллеѣ, а м-ръ Ормъ подождетъ, пока мы вернемся.

Ноджентъ ждалъ такъ терпѣливо, какъ только могъ. Время тянулось, казалось, нескончаемо, но наконецъ онъ увидѣлъ, что онѣ возвращаются.

Марго повидимому о чемъ-то просила, отъ чего-то отрекалась и какъ будто старалась загладить сказанное. М-съ Меллодью вся раскраснѣлась отъ негодованія; она прямо подошла къ Орму.

— М-ръ Ормъ, начала она съ волненіемъ, прежде чѣмъ отправиться съ вами въ викаріатъ, я желаю знать одно: неужели миссъ Чевенингъ осмѣлилась вамъ сказать, что я…

— Камилла, замолчите! перебила Марго, съ блѣднымъ лицомъ и горящими глазами. Сдержите себя! Я ни слова не говорила… право же, ни слова не говорила! Я… я ошиблась. Я прошу вашего прощенья… что же я могу больше сдѣлать?

— Увѣряю васъ, м-съ Меллодью, мнѣ ничего не говорили. И если вы позволите, то я лучше останусь въ невѣдѣніи на счетъ вашего договора, сказалъ Ормъ сухо.

— Да, да, съ жаромъ подтвердила Марго. Пожалуйста, Камилла, оставимъ это!

— Вы никогда меня не любили, отвѣчала м-съ Меллодью, готовая расплакаться, а теперь, когда Богу извѣстно, какъ трудно мнѣ заработывать свое пропитаніе, стараетесь замарать мою репутацію, заставляя меня сознаваться въ вещахъ, которыхъ я никогда не дѣлала, которыхъ мнѣ не могло даже придти въ голову. Мнѣ не было никакихъ причинъ стараться отдѣлаться отъ этого молодаго человѣка, къ чему бы мнѣ это?

— Я васъ ни въ чемъ не обвиняю, замѣтила Марго. Зачѣмъ вы такъ неблагоразумны? Вѣдь я созналась, что ошиблась.

— Ага! вы испугались… вы не смѣете глядѣть мнѣ въ лицо! Взгляните на нее, м-ръ Ормъ, не вѣрьте ей; она лжива и зла; она все на свѣтѣ сдѣлаетъ, чтобы спасти свою гордость… а я-то желала быть на ея мѣстѣ. Я бы теперь ни за что не помѣнялась съ ней ролями.

— Вы говорите м-ру Орму то, что ему уже извѣстно, сказала миссъ Чевенингъ.

— М-съ Меллодью, вмѣшался Ормъ, оставимъ этотъ тягостный разговоръ… я… я узналъ многое недавно, что… что совсѣмъ измѣнило мою жизнь. Больше я ничего не хочу знать. Забудемъ объ этомъ и позвольте мнѣ отвезти васъ въ викаріатъ.

— Нѣтъ, отвѣчала она, я теперь не могу. Я слишкомъ разстроена. Скажите м-съ Ормъ, что хотите, что я опоздала на поѣздъ. Я напишу и назначу другой день, а теперь уѣду обратно.

Обратный поѣздъ какъ разъ подошелъ въ эту минуту, и она могла выполнить свое намѣреніе. Ни Ормъ, ни Марго не отговаривали ее.

— Марго, сказала она, когда они направлялись къ станціи, я всегда сознавала, что дурно поступила съ бѣдной Идой, обманувъ и оставивъ ее, какъ я это сдѣлала. Мое единственное оправданіе, что я была влюблена… влюблена до безумія. Но вы во всякомъ случаѣ не можете упрекать меня. Нѣтъ, я не хочу пожать вашу руку. Я надѣюсь, что никогда больше не увижу васъ и не услышу… вы злая и опасная дѣвушка, но вы будете наказаны. Я даже думаю, наказаніе уже настигло васъ.

Ормъ слышалъ это и видалъ также, какое дѣйствіе произвели эти слова на Марго: она стояла, не пытаясь возражать, и казалась несчастной и даже униженной, но нераскаянной грѣшницей.

Когда они остались одни, Ормъ сказалъ ей внушительно:

— Неужели вы не видите, что ваше дѣло безнадежное… что вы только вредите себѣ своимъ поведеніемъ.

— Ноджентъ, отвѣчала она, не читайте нотацій. Если я врежу себѣ, то это васъ больше не касается. И я не допускаю, чтобы дѣло мое было безнадежно.

— Оно безнадежно. Еслибы вы даже достигли своей цѣли — я не спрашиваю, въ чемъ она заключалась — съ м-съ Меллодью… еслибы даже вамъ удалось подкупить Сусанну, то меня вы не заставите молчать, Марго. Зло, причиненное вами Аллену, будетъ исправлено — клянусь вамъ! Отецъ его долженъ узнать правду и узнаетъ ее!

Она повернулась къ нему съ загорѣвшимися гнѣвомъ глазами.

— Что же, вы хотите нарушить свое слово и сказать ему это теперь? Ноджентъ, если вы это сдѣлаете, я васъ возненавижу. Я и теперь почти ненавижу васъ, когда вы такъ величественно и злобно обращаетесь со мной; но если вы это сдѣлаете, я васъ совсѣмъ возненавижу.

— Я не имѣю привычки нарушать слова, холодно отвѣтилъ онъ. Я обѣщалъ ждать. Я желаю — еслибы вы знали, какъ сильно я желаю — чтобы вы спасли меня отъ ненавистной обязанности, но когда наступитъ время и если вы сами не заговорите, я скажу. Я не могу не сдѣлать этого, хотя бы и заслужилъ вашу ненависть.

— Мнѣ нужно только, чтобы вы повременили, отвѣчала она гораздо мягче, только повременили. Я не могу — нѣтъ, Ноджентъ, я не могу сама идти къ вотчину. О! — и она подняла голову съ внезапнымъ порывомъ, еслибы я вамъ сказала, какіе у меня есть мотивы въ свое оправданіе, почему я поступила такъ, чего я теперь боюсь… простили ли бы вы мнѣ, Ноджентъ? Перемѣнили ли бы вы свое обо мнѣ мнѣніе. Еслибы я могла этому повѣрить, я бы попыталась оправдаться!

— Вы уже оправдывались раньше, отвѣчалъ онъ, но обманули меня. Я повѣрилъ вамъ тогда. Вы выжили бѣднягу изъ дома, не допустили его вернуться назадъ; вы бы и теперь скрыли истину, еслибы могли, вы до сихъ поръ замышляете, какъ бы не дать ей обнаружиться. Ничто не измѣнитъ мое мнѣніе и не послужитъ вамъ въ оправданіе, еслибы…

— Еслибы вы даже повѣрили тому, что я скажу, докончила она за него. Да, я вижу, Ноджентъ, все кончено. Я видѣла это по вашему лицу еще въ тотъ вечеръ и рѣшила, что безполезно пытаться тронуть васъ. Какъ могла я забыть объ этомъ теперь? Да, вы потеряли довѣріе ко мнѣ, и ничто не вернетъ этого довѣрія. А теперь разстанемся. Я думала, что могу вынести ваше общество, но это мнѣ не по силамъ. Пусть люди думаютъ, что хотятъ! Я больше не увижусь съ вами до тѣхъ поръ… до тѣхъ поръ, пока долгъ не заставитъ васъ придти и обличать меня. А теперь оставьте меня… такъ будетъ лучше для насъ обоихъ.

Онъ остановился и смотрѣлъ, какъ она прошла мимо него по дорогѣ, обычной легкой и граціозной поступью; высоко и гордо поднявъ голову, точь въ точь, какъ она предстала ему впервые въ Трувилѣ, два года тому назадъ, прежде нежели онъ заговорилъ съ нею или даже увидѣлъ ея лицо.

И онъ отъ всей души пожалѣлъ, что встрѣтился съ нею тогда; лучше было бы ему вовсе не знать ее; лучше было бы не переживать краткой мечты любви и счастія, которая окончилась такимъ плачевнымъ образомъ.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Дни проходили. М-съ Чадвикъ, не торопясь, длинными этапами возвращалась домой, не обозначая, можетъ быть намѣренно, куда можно было адресовать ей письма. Угрожающій Марго ударъ все еще не разразился, благодаря золотой монетѣ, какую Сусанна находила каждый вечеръ на туалетѣ своей госпожи и брала безъ дальнѣйшихъ комментарій съ обѣихъ сторонъ. Чадвикъ бѣсился на откладываемый постоянно женою пріѣздъ, но питалъ свою злобу наединѣ съ бутылкой водки.

Марго должна была разыгрывать роль свѣтской дѣвушки, обезоруживать любопытство сосѣдей, ѣздить въ гости на партіи тенниса, въ церковь, словомъ, вести себя такъ, какъ будто бы ее не удручалъ страхъ того, что могло произойти дома. Часто въ отчаяніи она готова была объявить то, что знала, но послѣдствія ужасали ее.

Наконецъ она какъ-будто привыкла къ своему отчаянному положенію и даже забывала о немъ по временамъ… Еслибы этого не было, она бы сошла съ ума.

Но вотъ ея неопредѣленному положенію наступилъ естественный конецъ. На завтра предстоялъ день, который назначилъ Ноджентъ, какъ крайній срокъ своему молчанію. Въ это самое утро м-съ Чадвикъ телеграфировала изъ Парижа, что она разсчитываетъ пріѣхать въ Агра-Гаузъ съ Идой, Гаемъ и Реджи поздно вечеромъ.

Марго сидѣла въ большой гостиной вмѣстѣ съ Летиціей; радостное нетерпѣніе дѣвочки было послѣднимъ терніемъ въ сердцѣ сестры, ожидавшей возвращенія путешественниковъ. Карета уже поѣхала за ними, и каждый шумъ около дома принимался за стукъ колесъ подъѣзжающаго экипажа.

Наконецъ они пріѣхали. Марго съ внезапной слабостью во всѣхъ членахъ и кружащейся головой, нерѣшительная, простояла нѣсколько секундъ въ комнатѣ, прежде чѣмъ идти въ сѣни.

Мать сначала не замѣтила ее, въ пылу хозяйственныхъ распоряженій и вопросовъ, въ промежуткахъ которыхъ она цѣловала Летицію, бросившуюся ей въ объятія.

— Ахъ, Летти, ты совсѣмъ стала другой дѣвочкой на видъ; поправилась и поздоровѣла! Я знала, ты скорѣе поздоровѣешь здѣсь, нежели въ Гамбургѣ; а мама не забыла про тебя, милочка! Темный чемоданъ и саквояжъ пожалуйста снесите въ голубую комнату, Мастерманъ, и будьте осторожны съ моимъ багажемъ. Гай, милый, это конечно не Гоули, но мы постараемся устроить васъ какъ можно спокойнѣе. Марго, ты просто испугала меня, появившись, какъ привидѣніе! какъ поживаешь, мое сокровище! Мы вспоминали о тебѣ въ Парижѣ; такая тамъ суматоха! Нѣтъ, не этотъ чемоданъ, это чемоданъ миссъ Иды. Гдѣ Сусанна? позовите ее немедленно. А папа въ своемъ кабинетѣ? Ну такъ я загляну къ нему на минутку, прежде чѣмъ идти спать.

Ея веселость и оживленіе, съ какимъ она поздоровалась съ мужемъ, поразили Марго, какъ зловѣщій контрастъ съ угрожавшей опасностью.

— Марго, говорила Ида, надувъ губы, -ты могла бы сказать какое-нибудь привѣтствіе Гаю; и отчего ты точно совсѣмъ не рада нашему возвращенію.

— Не рада! о какъ я рада! вскричала старшая сестра, почти судорожно обнимая сестру. И я надѣюсь, ты и Гай будете…

Она не могла докончить.

— Мы будемъ счастливы, договорилъ за нее Гай, крѣпко пожимая ей руку. — Я увѣренъ въ томъ, что меня касается, а она такъ добра и полюбила такого дурака, какъ я.

— О! Гай! протестовала Ида. Я очень, очень счастлива, Марго, шепнула она; — такъ счастлива, что мнѣ все страшно, что такъ не можетъ продлиться. Ты тоже чувствуешь относительно Ноджента?

Марго не отвѣчала, но выраженіе ея лица показало Идѣ, что какое-то тайное и страшное горе явилось у сестры съ тѣхъ поръ, какъ онѣ не видѣлись.

— Прости меня, дорогая, торопливо проговорила она. — Что-то случилось? Ты разскажешь мнѣ, въ чемъ дѣло, наверху?

— Да, да. Мнѣ надо о многомъ разспросить тебя, Ида, когда мы останемся вдвоемъ.

Реджи, съ важностью опытнаго и просвѣщеннаго путешествіемъ мальчика, дѣлился съ Летиціей своими континентальными впечатлѣніями.

— Въ Гамбургѣ отлично было, скажу я тебѣ, въ нашей гостинницѣ. Я обѣдалъ каждый вечеръ за табльдотомъ. Мы садились за столъ въ тотъ часъ, какъ ты здѣсь спать ложишься. И принцъ Уэльскій стоялъ тамъ одно время. Я раскланялся съ нимъ по-просту, безъ затѣй, снявъ шляпу, и онъ въ отвѣтъ мнѣ тоже поклонился и снялъ шляпу. Но нѣмцы мнѣ не понравились. У нихъ прегадкія конфекты. А Парижъ мнѣ понравился. Гай купилъ мнѣ ящикъ съ солдатиками; цѣлый кавалерійскій полкъ. Гай славный малый. А на пароходѣ страшно качало. Мамаша и Ида были больны, и даже Гай не могъ какъ слѣдуетъ отвѣчать на вопросы. А я нисколько не былъ боленъ. Одна француженка сказала, что я настоящій англійскій морякъ.

— У васъ была экваторіальная буря? спросила Летиція заинтересованная.

— Тамъ всякія бываютъ бури, скажу тебѣ; ты бы навѣрное заболѣла. А какъ поживаетъ старикъ Ярроу?

Тѣмъ временемъ м-съ Чадвикъ влетѣла къ мужу.

— Ну вотъ, Джошуа, мы и вернулись. Я совсѣмъ не надѣялась, что намъ удастся пріѣхать сегодня вечеромъ; насъ такъ закачало въ морѣ, но я напрягла послѣднія силы. Я не хотѣла оставаться ни одинъ лишній день въ отсутствіи. Я просто рвалась домой.

— Въ самомъ дѣлѣ? отвѣчалъ тотъ. — Поздненько однако ты спохватилась объ этомъ. Ну да какъ бы то ни было, ты вернулась, и ужь не моя будетъ вина, если тебѣ удастся въ скоромъ времени опять уѣхать. Мнѣ присланы кое-какіе счеты, м-съ Чадвикъ, на счетъ которыхъ мнѣ желательно потолковать съ вами, когда вы отдохнете отъ дороги.

— Джошуа! жалобно воскликнула она. — Я такъ долго была въ отсутствіи и не успѣла вернуться, какъ ты сейчасъ же заговорилъ о счетахъ. Ради Бога, не ссорься со мной пока… у насъ въ гостяхъ Гай Готамъ.

— А какое мнѣ дѣло до Гая Готама? Ты подцѣпила его для Иды, твое дѣло, чтобы онъ не сорвался съ удочки. Зачѣмъ онъ здѣсь? Почему не уѣхалъ прямо въ Гоули?

— Потому что далеко ѣхать туда, а теперь уже поздно. Джошуа, что тебѣ стоитъ быть съ нимъ вѣжливымъ, тѣмъ болѣе, что лэди Адель гораздо лучше отнеслась къ его помолвкѣ, чѣмъ можно было ожидать; она пригласила Иду гостить весь слѣдующій мѣсяцъ въ Гоули. Право же, ты можешь добрѣе отнестись къ намъ въ наше первое свиданіе, тѣмъ болѣе, что все такъ хорошо устроилось.

— Я не собираюсь бить этого молодаго человѣка! Держите его подальше отъ моихъ глазъ — вотъ все, чего я прошу. Я не хочу, чтобы твои знакомые фаты задавали тоны у меня въ домѣ и обращались со мной, какъ съ буфетчикомъ. Ну ступай теперь, раздѣнься и поужинай. Въ столовой накрытъ столъ, и не пускай никого сюда безпокоить меня — вотъ все, о чемъ я прошу.

Она рада была уйти отъ мужа и подъ разными предлогами уговаривала всѣхъ, въ особенности Гая, не безпокоить ея мужа, такъ какъ ясно видѣла, въ какомъ онъ положеніи.

Но даже и это обстоятельство не повліяло на ея хорошее расположеніе духа, и за ужиномъ она была всѣхъ веселѣе изъ присутствующихъ.

Наконецъ Ида встала, объявляя, что не можетъ далѣе стоять на ногахъ отъ усталости, а Марго пошла вслѣдъ за ней. У дверей своей спальни Ида хотѣла попрощаться съ сестрой, но Марго объявила, что ей необходимо поговорить съ нею.

— Но мнѣ право такъ спать хочется, Марго, протестовала Ида, зѣвая въ подкрѣпленіе своихъ словъ. Развѣ нельзя подождать до завтра?

— Нѣтъ, отвѣчала Марго, я и то слишкомъ долго ждала.

Ида капризно сдалась, очевидно не подозрѣвая характера сообщенія, какое готовилась ей сдѣлать Марго, и опасаясь, что сестра будетъ жаловаться на свою судьбу и требовать отъ нея участія въ то время, какъ она такъ устала отъ дороги и такъ хочетъ спать.

— Ну хорошо, сказала она, если ужь это неизбѣжно, войди, но только на самую короткую минутку, а не то предупреждаю тебя, что засну среди разговора.

Но обѣ сестры пробыли вмѣстѣ въ эту ночь гораздо долѣе пяти минутъ, причемъ Ида услышала нѣчто такое, отъ чего вся сонливость съ нея соскочила.

VIII.

Если Марго тяжело было ждать, то Нодженту Орму и подавно.

Милли была единственнымъ лицомъ, которое знало о томъ, что онъ разошелся съ Марго, но не вѣдала истинной причины, такъ какъ онъ не могъ рѣшиться объявить ей.

Ея сильная привязанность къ нему подсказывала ей, какъ нужно съ нимъ обращаться, и она съ большимъ тактомъ относилась къ его горю. Она употребляла всѣ усилія, чтобы отецъ и мать ничего не замѣтили, и изобрѣтала предлоги, чтобы удалять Ноджента изъ дома и маскировать его настроеніе, когда онъ находился дома.

Равнодушная вялость, съ какой ректоръ относился ко всему, мѣшала ему замѣчать что-либо, если только не старались привлечь его вниманіе; а жена его была такъ поглощена приходскими дѣлами, что тоже ничего не видѣла.

Милли ни о чемъ не разспрашивала брата, несмотря на естественное желаніе узнать, кто былъ причиной разрыва, — онъ самъ или Марго. Сначала она считала Марго бездушной кокеткой, очаровавшей Ноджента изъ желанія поклоненія и отвергнувшей его, когда поклоненіе ей надоѣло.

Но такъ думала она недолго; размышленіе натолкнуло ее на мысль, что должно быть самъ Ноджентъ открылъ такія черты въ характерѣ Марго, которыя заставили его отказаться отъ нея.

Эта мысль не вызывала въ ней однако торжества. Ея первоначальное недовѣріе къ Марго давно разсѣялось; когда дружба возстановилась между ними, она не могла противустоять обаянію своей красивой пріятельницы, и какова бы ни была ея вина, она жалѣла ее и искренно была бы рада найти ей оправданіе.

Но очевидно Ноджентъ не находилъ для нея оправданія, и не было на это ни малѣйшей надежды. Всѣ ея усилія увидѣться съ Марго были отвергнуты: ей оставалось только ждать, и утѣшать себя мыслью, что если разочарованіе наступило, то хотя, не слишкомъ поздно.

Наступило утро роковаго дня; и Ноджентъ, откладывая выполненіе мучительнаго долга до послѣдней минуты, рѣшилъ, что ничего не предприметъ до вечера, а тогда пойдетъ въ Агра-Гаузъ и если Чадвику еще неизвѣстна истина, то ничто на удержитъ его отъ того, чтобы ему высказать ее.

Такъ онъ рѣшилъ, сидя подъ кипариснымъ деревомъ и чувствуя ознобъ, хотя солнце ярко свѣтило на лужайку. Вдругъ онъ увидѣлъ подходившаго Гая Готама. Онъ уже слышалъ, вчера вечеромъ о его возвращеніи и теперь, когда пошелъ, ему на встрѣчу, заключилъ по спокойному его виду и радушному привѣтствію, что ничего еще непріятнаго не произошло.

— Очень радъ снова васъ видѣть, дружище, началъ Гай. Однако видъ у васъ совсѣмъ больной. Вы, должно быть, совсѣмъ заработались въ этомъ окаянномъ Линкольнъ-Иннѣ. Хорошенько отдохните, прежде чѣмъ вернетесь туда. Ну вы конечно слышали, что все рѣшено у меня съ Идой?… Благодарю васъ, я зналъ, что вы будете рады. Я счастливѣйшій изъ смертныхъ. И такъ мы будемъ зятьями… кстати, у меня вѣдь есть къ вамъ записка отъ Марго.

— Ахъ! вотъ она! Ормъ поспѣшно прочиталъ записку, содержавшую только слѣдующія слова:

«Мнѣ нужно васъ видѣть наединѣ и немедленно; вы найдете меня у калитки. Марго».

Онъ пошелъ за Гаемъ, который весь расплывался въ восторгѣ и стремился поскорѣй вернуться къ Идѣ.

— Я не видѣлъ ее со вчерашняго вечера, говорилъ онъ, она очень устала отъ дороги и не сошла къ завтраку… она не очень крѣпкаго здоровья, бѣдняжка! но, я надѣюсь, теперь она ужь отдохнула. Ну вотъ и калитка, а вонъ и Марго дожидается васъ… надѣюсь, это вамъ лестно, я пройду съ другаго конца. До свиданья, дружище!

Ормъ пошелъ одинъ навстрѣчу Марго. Глаза ея казались очень большими и блестящими, губы были полуоткрыты, одна рука крѣпко прижата къ груди, а другая, которую онъ взялъ, была суха и горяча. Она хотѣла заговорить и не могла.

— Вы прислали за мной, Марго, сказалъ онъ; все уже извѣстно?

Она покачала головой.

— Вы говорили, что скажете ему сами, съ трудомъ выговорила она. Вы рѣшили это безповоротно, Ноджентъ?

Сердце его возмутилось противъ нея.

— Я это говорилъ, отвѣчалъ онъ, и намѣренъ выполнить это сегодня вечеромъ, не пытайтесь отговаривать меня, Марго, это ни къ чему не поведетъ.

— Я хочу, чтобы вы сказали, вотъ зачѣмъ я за вами послала. Я хочу, чтобы вы пошли и сказали ему… теперь!

Когда человѣкъ настолько принуждаетъ себя къ какому-нибудь искусу, то всякая перемѣна въ условіяхъ, какія онъ заранѣе себѣ представилъ, только усиливаетъ неохоту выполнить принятое на себя трудное дѣло. Ормъ представлялъ себѣ сцену между нимъ и Чадвикомъ нѣсколькими часами позже, подъ покровомъ сумерекъ. Идти къ нему сейчасъ при свѣтѣ дня — было почти свыше его силъ.

— Неужели теперь? спросилъ онъ.

— Немедленно! пылко отвѣчала она. Эта дѣвушка потеряла терпѣніе, она не хочетъ долѣе ждать. Если ужь это должно выдти наружу, то я… я предпочитаю, чтобы это сдѣлали вы.

— Я бы хотѣлъ, чтобы меня избавили отъ этого! неужели это неизбѣжно! закричалъ онъ. Марго, можетъ быть, слова мои покажутся вамъ нелѣпыми, но, право же, я охотнѣе умеръ бы на этомъ мѣстѣ, чѣмъ быть орудіемъ… скажите мнѣ: вѣрители вы мнѣ?

Она печально, отчасти горько, улыбнулась.

— Я вѣрю вамъ, сказала она, вы исполняете то, что считаете своимъ долгомъ. Я не осуждаю васъ, я даже желаю, чтобы вы это сдѣлали… но только, ради Бога, сдѣлайте это теперь же; пусть я сразу узнаю худшее. Онъ теперь въ своемъ кабинетѣ, одинъ… подите къ нему!

— Подумайте сначала, убѣждалъ онъ ее, не лучше ли вамъ самой сказать ему? Вы знаете, я это говорю ради васъ, а не ради себя. Я пойду съ вами, буду помогать вамъ, защищать васъ, если потребуется… но, право же, право, вамъ лучше было бы самой повиниться.

Она на минуту закрыла лицо руками.

— Я… я не могу, проговорила она, у меня не хватаетъ духа. Я пойду съ вами, я такъ рѣшила, если вы согласны… вы будете стоять между нимъ и мною, но больше этого… нѣтъ, Ноджентъ, не требуйте отъ меня

— Пойдемте, и да поможетъ намъ Богъ.

Они прошли черезъ прохладныя сѣни: у дверей кабинета Чадвика, она впервые выказала малодушіе; одну минуту казалось, что она близка къ обмороку, не тѣмъ не менѣе она отвергла его руку, и они вошли.

Чадвикъ читалъ остъиндскую газету — единственный родъ чтенія, который онъ допускалъ для себя; стаканъ съ водкой и содовой водой стоялъ у его локтя; окна комнаты были закрыты, и въ воздухѣ стоялъ дымъ отъ только-что докуренной сигары.

Марго усѣлась на одномъ изъ оконъ, выходившемъ на лужайку съ подчищеннымъ дерномъ и каймой пестрыхъ цвѣтовъ, подъ которыми весело носились желтыя бабочки.

— Здравствуйте, Ормъ, сказалъ Чадвикъ, который былъ, какъ казалось, довольно добродушно настроенъ, — вы не часто счастливили насъ своими посѣщеніями въ послѣднее время. Не знаю: можетъ такова манера нынѣшнихъ молодыхъ людей ухаживать за дамами, но когда я былъ молодъ… Впрочемъ, если миссъ Марго не возстаетъ противъ этого, то мнѣ и подавно не приходится вступаться. Садитесь, милый человѣкъ, меня раздражаетъ, что вы стоите передо мной, точно свѣча. Вотъ въ этой газетѣ «Бенгальскій Плантаторъ» говорится, что индиго опять въ цѣнѣ; еслибы этотъ дуракъ Алленъ былъ тамъ, то могъ бы нажить деньгу. Ну, негодный мальчишка самъ испортилъ себѣ карьеру и теперь расплачивается за это. Я съ нимъ давно порѣшилъ. Не знаю, почему я заговорилъ о немъ теперь. Ужь, конечно, только не потому, чтобы онъ хоть сколько-нибудь интересовалъ меня.

— М-ръ Чадвикъ, началъ Ормъ, Марго и я пришли вамъ сообщить нѣчто такое, о чемъ необходимо вамъ знать.

— Фьюю! засвистѣлъ Чадвикъ. — Такъ, значитъ, вы рѣшили немедленно вѣнчаться. Прекрасно! вы должны уладить этотъ вопросъ съ моей женой. Я вѣдь нуль въ своемъ домѣ, какъ вамъ извѣстно!

Несмотря на то, онъ видимо былъ доволенъ, что къ нему обратились.

— О, нѣтъ, не то! крикнула Марго изъ своего убѣжища, — совсѣмъ, совсѣмъ не то! Ноджентъ, объясните въ чемъ дѣло!

— Понимаю, сказалъ Чадвикъ, — это какъ разъ обратное!

— Вы — разссорились! Опять-таки безполезно обращаться ко мнѣ; я не могу васъ помирить.

— Выслушайте сперва, что мы хотимъ вамъ сказать — это совсѣмъ не про то. То, что мы должны сказать, совсѣмъ инаго рода, и высказать, какъ и выслушать это, будетъ одинаково тяжело. Марго давно уже хранила это у себя въ умѣ и долѣе молчать не въ силахъ. Я пришелъ сказать вамъ это нее, потому что сама она не въ состояніи говорить, какъ сами можете видѣть.

— Продолжайте, сэръ, замѣтилъ Чадвикъ. — Я васъ слушаю, хотя, чортъ меня побери, если я понимаю, въ чемъ дѣло.

— Ея тайна касается вашего сына Аллена. Вы услали его изъ дома въ увѣренности, что онъ пытался совершить кражу. Онъ былъ вполнѣ невиненъ въ мысли о кражѣ. То, что онъ сдѣлалъ, онъ сдѣлалъ въ силу данныхъ ему инструкцій.

— Знаете ли вы, что говорите, сэръ? Изъ вашихъ словъ явствуетъ, что я былъ такъ глупъ, что повѣрилъ, будто мой сынъ негодяй, когда… когда этого вовсе не было… въ мои годы и съ роднымъ сыномъ. Право, еслибы я этому повѣрилъ, то… Но я старый воробей, и меня на мякинѣ не проведешь. Вы составили заговоръ, чтобы вырвать у меня прощеніе малому. Ну, такъ выслушайте меня: если вы знаете, гдѣ онъ находится, то скажите ему, пусть онъ пріѣдетъ и покается, какъ порядочный человѣкъ, и тогда я, можетъ быть, и прощу его… но вы никогда не заставите меня повѣрить вашимъ дурацкимъ исторіямъ… такъ и скажите ему… Это что еще? Сусанна? Вы зачѣмъ? неужто тоже пришли объявить, что просватаны?

— Прошу прощенія, сэръ, но если вы говорите про м-ра Аллена, то, быть можетъ, вамъ выгоднѣе выслушать сначала меня, отвѣчала Сусанна почтительно. Я думаю, вы скорѣе услышите правду отъ меня, чѣмъ отъ иныхъ прочихъ.

— Постойте, сэръ, сказалъ Ноджентъ. — Пусть эта женщина разскажетъ свою исторію послѣ, когда вы выслушаете насъ; вы увидите, что оба разсказа согласуются между собой.

— Въ самомъ дѣлѣ? Я въ этомъ не увѣренъ! отвѣчалъ Чадвикъ съ угрюмой хитростью. Еслибы я былъ въ этомъ увѣренъ, то это значило бы, что вы всѣ трое сговорились между собой, и это не измѣнило бы моего мнѣнія. Но я задамъ ей сперва нѣсколько вопросовъ. Ну, Сусанна, что такое вы хотѣли мнѣ сказать про м-ра Аллена? говорите скорѣй!

— Быть можетъ, вамъ неизвѣстно, сэръ, продолжала Сусанна, увѣренная, что ее теперь выслушаютъ, — что м-ръ Алленъ пріѣзжалъ сюда нѣсколько дней тому назадъ и приходилъ вечеромъ въ вашъ садъ.

— Я такъ и думалъ, отвѣчалъ Чадвикъ, — такъ вотъ почему вы явились съ вашими оправдательными затѣями? прибавилъ онъ, обращаясь къ Марго, которая не въ силахъ была отвѣчать ему.

— Разумѣется, сэръ, продолжала Сусанна, — мнѣ неизвѣстно, что такое вамъ говорила и о чемъ не говорила миссъ Марго. Быть можетъ, она сказала вамъ, какъ она отослала его прочь, говоря, что ничего не можетъ сдѣлать для оправданія его, а къ вамъ, сэръ, въ тѣ поры страшно было подступиться. Быть можетъ, она сообщила вамъ про старое письмо свое, въ которомъ она писала ему, что онъ долженъ пойти въ ея комнату и взять медальонъ, продать его и послать деньги ей, и про то, какъ она разорвала это письмо, говоря, пусть онъ теперь докажетъ, что такое письмо было.

— Это неправда! закричала Марго. — Ноджентъ, не вѣрьте этому! Ахъ, Боже мой, вы вѣрите, вы вѣрите!

— Въ виду того, что я подобрала эти самые клочки нѣсколько минутъ спустя, сказала Сусанна, — трудно было бы м-ру Нодженту этому не вѣрить, хотя онъ и притворился, что не вѣритъ, когда я приходила къ нему и просила вступиться за м-ра Аллена. Да, сэръ, мнѣ пришлось дѣйствовать за свой страхъ, такъ какъ я знала, что никто другой не возьмется за это. Бѣднаго м-ра Аллена, сэръ, они произвели въ бездѣльники и ни словечка бы не сказали правды, еслибы не знали навѣрное, что я обнаружу истину. Я не жду никакой награды, сэръ, только бы м-ръ Алленъ занялъ должное ему мѣсто, а вотъ, сэръ, и доказательство того, что я вамъ сказала чистую правду.

И тутъ Сусанна вынула роковое письмо изъ-подъ передника, разгладила и разложила передъ Чадвикомъ.

— Оно немножко смялось, сэръ, сказала она тономъ извиненія, — и клей мѣстами отсталъ, но вы все-равно разберете почеркъ.

Чадвикъ сидѣлъ, какъ оглушенный; удовольствіе, внушаемое ему собственной проницательностью, давно уже испарилось; мозгъ, разстроенный долгимъ пьянствомъ, съ трудомъ могъ усвоить новыя и неожиданныя представленія, которыми его поразили.

— Хорошо, сказалъ онъ, наконецъ, устремляя воспаленные глаза на дѣвушку, — вы сообщили свою исторію, а теперь убирайтесь, слышите! И какъ можно скорѣе!

Какъ ни нежелательно было это для Сусанны, однако, она вынуждена была повиноваться, и когда она затворила за собою дверь, Чадвикъ дрожащими, уже не отъ одного вина, руками взялъ письмо и медленно прочиталъ его, въ то время какъ Марго, сидя на окнѣ, чувствовала, что сердце ея готово разорваться отъ напряженія.

Когда Чадвикъ отвелъ глаза отъ письма, лицо его побагровѣло и исказилось, и онъ съ трудомъ выговаривалъ слова отъ душившаго его гнѣва.

— И такъ, сказалъ онъ Марго, вы вооружили меня противъ моего роднаго сына… единственнаго моего ребенка… и заставили выгнать его изъ дома. Вы воспользовались тѣмъ, что онъ дуракъ, и разставили ему ловушку, въ которую онъ и попался! И все время молчали, и его съумѣли заставить молчать… но этого вамъ было мало, и вы не успокоились, пока не выжили его изъ дома. Вы говорили мнѣ въ этой самой комнатѣ… Боже! я какъ будто еще слышу васъ!.. что «для него лучше будетъ уѣхать». И я повезъ его въ Лондонъ и всю дорогу обращался съ нимъ, какъ съ негодяемъ. Я не удивляюсь, что онъ убѣжалъ… бѣдняга! А когда онъ вернулся… тутъ Чадвикъ буквально затрясся отъ злобы — вы опять-таки съумѣли провести его и выжить… Вы воображали, что, разорвавъ письмо, вы стерли всѣ слѣды своего подлаго поступка, и высокомѣрно и хладнокровно читали мнѣ нравоученія на счетъ моего поведенія и хозяйничали въ домѣ, точно вы его ангелъ-хранитель, а не то, что вы на самомъ дѣлѣ. Даже бѣдныя невѣжественныя негритянки, еслибы я сказалъ имъ о томъ, что вы сдѣлали, плюнули бы вамъ въ лицо. Что касается васъ, сэръ, обратился онъ къ Нодженту, то я не знаю, какого вы сами о себѣ мнѣнія, но знаю, какого мнѣнія я объ васъ. Вы участвовали въ этой интригѣ… вы…

Тутъ Марго встала и нетвердыми шагами подошла къ Чадвику.

— Говорите про меня, что хотите, сказала она, вы правы… но вы оскорбляете Ноджента, незаслуженно полагая, что онъ за одно со мной. Онъ ничего не зналъ до послѣдняго времени, а съ тѣхъ поръ какъ узналъ, не переставалъ убѣждать меня придти и все разсказать вамъ, а я… я не могла этого сдѣлать до сегодня, а сегодня… опоздала.

— Опоздали! да опоздали, чтобы выгородить себя. Если я ошибся относительно Орма, то очень радъ: пріятно знать, что вы его-то хоть не могли одурачить. А теперь извольте отвѣчать мнѣ безъ обиняковъ, кто вбилъ вамъ въ голову погубить моего сына? Участвовала съ этомъ ваша мать или нѣтъ?.. Отвѣчайте мнѣ, потому что я все равно доищусь до этого, и если она участвовала, то, клянусь Богомъ, заставлю ее пожалѣть объ этомъ!

Марго протянула руки съ страстнымъ протестомъ.

— Мама! вскричала она, какъ можете вы подозрѣвать ее въ такомъ дурномъ дѣлѣ? Чѣмъ она заслужила такія обвиненія? Она ничего не знала, какъ и вы; и до сихъ поръ ничего не знаетъ. Повѣрьте, это истинная правда. Я, и одна я, виновата и заслуживаю наказанія.

Когда она договорила это, дверь въ кабинетъ отворилась, и показался Гай.

— Надѣюсь, я не помѣшалъ, сказалъ онъ, я думалъ, не здѣсь ли Ида?

— Нѣтъ, Гай, нѣтъ, сказала Марго, она еще не сходила внизъ; она не совсѣмъ здорова, а… а мы заняты… пожалуйста, уйдите!

— Сюда, Готамъ, не уходите! позвалъ его Чадвикъ съ дикимъ хохотомъ, вы въ правѣ узнать все, потому что теперь вы членъ семейства; войдите и заприте дверь. Мнѣ пріятно будетъ узнать ваше мнѣніе.

Гай вошелъ, при чемъ его веселое лицо внезапно омрачилось.

— Я не знаю, помните ли вы моего сына, началъ Чадвикъ, онъ былъ простой грубоватый малый, вовсе не свѣтскій кавалеръ, и вы могли его не замѣтить.

— Я отлично помню вашего сына, сказалъ Гай. Онъ уѣхалъ въ Индію нѣсколько времени тому назадъ. Надѣюсь, что вы не получили о немъ дурныхъ вѣстей?

— Я послалъ его въ Индію, потому что мнѣ казалось, я уличилъ его въ воровствѣ. Но вотъ я сейчасъ узналъ, что онъ безусловно честный мальчикъ; это знала также и одна женщина и могла бы спасти его однимъ словомъ, но онъ мѣшалъ ей, и она ничего не оказала… она допустила выгнать его изъ дома! Какъ назовете женщину, которая это сдѣлала?

— Какъ назову? сказалъ Гай. Какъ же ее назвать? вѣроятно это одна изъ служанокъ, та, которая только-что ушла отсюда.

— Вотъ когда сказался лордъ! вскричалъ Чадвикъ. Если низкое дѣло сдѣлано, то конечно оно должно быть сдѣлало кѣмъ-либо изъ низшаго сословія! Хорошо воспитанныя, красивыя лэди и джентльмены не могутъ поступать неблагородно. Но хотя это и удивитъ васъ, а сдѣлала это вовсе не Сусанна, и вообще не служанка. Спросите у Марго, кто это сдѣлалъ?

Гай повернулся къ Марго, которая внезапно закрыла лицо руками.

— Великій Боже! проговорилъ Гай тихо, возможно ли?

— Да, это странно, но возможно, какъ видите. Взгляните на нее, Готамъ, на эту молодую лэди, съ которой вы скоро породнитесь, если конечно не перемѣните своего намѣренія, какъ надѣюсь, когда узнаете всю исторію.

Гай никогда особенно не симпатизировалъ Марго, подозрѣвалъ — не совсѣмъ справедливо — что она относится къ нему свысока. Но когда онъ увидѣлъ ее униженную и пристыженную грубой бранью вотчима, въ немъ проснулось рыцарское чувство, и онъ могъ только пожалѣть ее.

— Я не знаю хорошенько, что сдѣлала миссъ Чевенингъ, высокомѣрно сказалъ онъ, и осудилъ ли бы я ее, еслибы узналъ всю исторію; но какъ бы ни былъ худъ ея поступокъ, это не повліяло бы на мои отношенія къ Идѣ. Я женюсь на Идѣ, а не на ея семьѣ.

Марго съ живѣйшей благодарностью схватила его за руку.

— Гай! вскричала она, я знала, что вы такъ скажете, и Боже васъ благослови за это… Боже васъ благослови за то, что вы не отвернулись отъ нея изъ-за меня… И право же, она не заслуживаетъ этого, и это разбило бы ея сердце, потому что она крѣпко любитъ васъ, Гай!

— Ну и прекрасно! проговорилъ онъ, спѣша уклониться отъ сцены, не бойтесь, Марго… Я… я не такой человѣкъ. И… и должно быть во всемъ этомъ какое-то недоразумѣніе. Мнѣ лучше предоставить вамъ выяснить его!

И онъ поспѣшно вышелъ изъ комнаты, съ очевиднымъ желаніемъ не слышать ничего больше.

— Выяснить? сказалъ Чадвикъ, когда онъ ушелъ. Я выясню и не оставлю этого безъ примѣрнаго наказанія. Я не понимаю, изъ чего вы созданы, что стоите надменная и какъ ни въ чемъ не бывало, когда вамъ бы провалиться слѣдовало сквозь землю отъ стыды, упрямая, фальшивая!..

До сихъ поръ Ормъ стоялъ въ сторонѣ, не рѣшаясь вступаться, чтобы не подзадорить ярости Чадвика на свою падчерицу. И съ сердцѣ своемъ онъ находилъ, что эта ярость понятна, что нечувствительность Марго къ ея поведенію почти заслуживаетъ такой рѣзкой брани, но тутъ и онъ не выдержалъ.

— Довольно, сэръ, сказалъ онъ, вы достаточно отвели душу, сказать по совѣсти. Марго, позвольте мнѣ отвести васъ отсюда, намъ здѣсь больше нечего дѣлать.

Она покорно, какъ ребенокъ, послѣдовала за нимъ въ сѣни. Тамъ она присѣла на минуту и закрыла глаза.

— Ноджентъ, проговорила она, какъ вы должны смотрѣть на меня.

Ормъ былъ очень блѣденъ. Правда ли это? Но вѣдь онъ думалъ, что противъ нея. И однако безнадежность ея горя такъ глубоко тронула его сердце, что въ немъ шевельнулась любовь, которую онъ считалъ умершей. Онъ сталъ около нея на колѣни и взялъ ее за руку.

— Марго, сказалъ онъ, не говорите такихъ вещей… не думайте о нихъ. Я не могу васъ здѣсь оставить… Я не могу отказаться отъ васъ… Позвольте мнѣ позаботиться о васъ… дайте мнѣ право увести васъ.

Она тихонько отстранила его, вставая.

— Съ вашей стороны большая доброта, что вы предложили мнѣ это, сказала она, но… ахъ! Ноджентъ, неужели вы думаете, я не вижу, что вы только изъ жалости говорите это? Не протестуйте… вы знаете и я знаю, что вы не можете больше любить меня по-прежнему. А вашей жалости и прощенія я не могу принять. Нѣтъ, все между нами и навсегда кончено. Вашъ идеалъ слишкомъ высокъ для меня… Еслибы даже мнѣ и удалось измѣнить ваше мнѣніе обо мнѣ въ нѣкоторыхъ отношеніяхъ, то все же есть вещи, которыхъ вы никогда мнѣ не простите и которыя помѣшаютъ полному довѣрію между нами. Я скорѣе соглашусь прожить весь свой вѣкъ съ одиночествѣ, чѣмъ подвергаться мысли, что мой мужъ не можетъ въ душѣ ни почитать меня, ни довѣрять мнѣ. Видите, Ноджентъ, я вернула вамъ свободу и сама хочу быть свободной… а потому мы простимся теперь совсѣмъ и навсегда. Постарайтесь думать обо мнѣ безъ горечи, какъ и я буду думать о васъ!

Онъ видѣлъ, что рѣшеніе ея безповоротно, быть можетъ почувствовалъ, что она говоритъ правду, между тѣмъ какъ нѣчто неуловимое въ ея манерахъ показало ему, что чувство ея къ нему измѣнилось. И со всѣмъ тѣмъ онъ почувствовалъ при этомъ не облегченіе, а лишь горькое сознаніе того, какъ она все еще дорога ему.

— Дѣйствительно ли слишкомъ поздно? сказалъ онъ пылко. Марго, подумайте, прежде чѣмъ рѣшить… мы слишкомъ нужны другъ другу, чтобы разстаться.

— Мнѣ никто больше не нуженъ, отвѣчала она. Я рѣшила, Ноджентъ. Прощайте.

— Если такъ, то прощайте, отвѣчалъ онъ, и они простились у подножія лѣстницы, оба теперь спокойные, когда прощаніе стало неизбѣжнымъ.

Ноджентъ вернулся домой въ викаріатъ слишкомъ измученный и истомленный всѣмъ, что происходило, чтобы чувствовать очень сильно ощущенія.

Въ короткихъ словахъ разсказалъ онъ Милли о томъ, что случилось, и въ тотъ же день, чувствуя, что Горскомбъ для него сталъ невыносимъ, уѣхалъ въ Лондонъ.

IX.

Чадвикъ не пытался удержать Марго или послѣдовать за ней. Упрекъ Орма подѣйствовалъ на него, и онъ молча глядѣлъ въ слѣдъ Марго и Нодженту, когда они выходили изъ комнаты.

Онъ пожалѣлъ, что вспылилъ; даже и теперь, нападая на падчерицу, онъ не могъ не сознавать своего неравенства. Брань, кромѣ того, плохая месть… ему слѣдуетъ придумать что-нибудь болѣе дѣйствительное. Теперь, когда у него въ рукахъ есть такой хлыстъ, ему слѣдуетъ искуснѣе бичевать имъ эту надменную дѣвушку.

Первой его мыслью было выгнать ее изъ дома. Но и это не удовлетворило бы его. Онъ хотѣлъ, чтобы она была у него подъ руками, чтобы онъ каждую минуту могъ наказывать ее, и повертывать ножъ въ ранѣ, пока она не падетъ подъ бременемъ кары.

Чадвикъ былъ не дуракъ, и если водка притупила его умъ во многихъ отношеніяхъ, она увеличила его способность на все злое.

— Ура! закричалъ онъ вдругъ, нашелъ, чѣмъ ее пронять!

Послѣ того онъ позвонилъ.

— Скажите барынѣ, что мнѣ нужно ее видѣть, объявилъ онъ вошедшему слугѣ.

Онъ былъ теперь совсѣмъ спокоенъ.

М-съ Чадвикъ пришла въ полномъ невѣдѣніи того, что случилось, и ея мужъ въ краткихъ, но выразительныхъ и горькихъ сентенціяхъ сообщилъ ей про коварство и низость ея дочери.

Бѣдная женщина сначала не повѣрила, но когда истина стала, наконецъ, и для нея очевидной, принялась завѣрять въ своей невинности и жаловаться на поведеніе дочери.

— Еслибы я могла подозрѣвать, какъ было дѣло, я бы ни за что, ни за что не дозволила бы услать Аллена! Я и такъ очень сожалѣла о немъ, хотя и не рѣшалась противиться твоему рѣшенію. Но Марго всегда была своевольна; она никогда не слушалась меня. Я ничего, ничего не знала. Ты видишь, Джошуа, я не вступаюсь теперь за нее — мнѣ стыдно, что моя дочь могла такъ поступить — такъ безчестно! Я готова была бы отречься отъ нея, такъ глубоко я возмущена. Джошуа, ты вѣришь мнѣ, не правда ли? ты не думаешь, что я причастна этому?

— Нѣтъ, отвѣчалъ Чадвикъ, не безпокойся, Селина, я тебя не подозрѣваю. Марго не была бы такой умной дѣвушкой, какою я считаю, еслибы она взяла тебя въ союзницы. Вопросъ теперь въ томъ: что дѣлать съ нею? Я думалъ, думалъ и пришелъ къ одному рѣшенію и думаю, что этимъ все дѣло будетъ улажено. Поэтому, если ты пойдешь и приведешь ее — скажи ей, пусть лучше придетъ, не ломаясь, а не то ей же будетъ, хуже-то я объявлю, въ чемъ будетъ состоять ея наказаніе.

Послѣ кратковременнаго отсутствія его жена вернулась вмѣстѣ съ Марго.

— Я привела эту негодную дѣвушку, и она готова покориться всему, что ты прикажешь… а я прошу объ одномъ только, Джошуа, не срами ее публично.

— Хорошо; если она такъ чувствительна, когда дѣло касается ея, то мы должны, полагаю, уступить ей на этомъ пунктѣ. Еслибы я поступилъ по справедливости, то я прогналъ бы ее и объявилъ бы всему околодку о томъ, что она сдѣлала. Но я хочу, чтобы Алленъ вернулся домой. И думаю, онъ не позволилъ бы поступать съ собой такъ, какъ съ нимъ поступили, еслибы сердце у него не было такое же слабое, какъ и голова: онъ, чего добраго, не захочетъ вернуться, если узнаетъ, что не найдетъ здѣсь своей нѣжной, любящей сводной сестрицы. Первымъ дѣломъ, надо разыскать малаго, и это я беру на себя; стоитъ только затратить деньги, и онъ скоро будетъ здѣсь. А затѣмъ… затѣмъ молодая лэди, продолжалъ онъ, съ злымъ блескомъ въ налитыхъ кровью глазахъ, мы увидимъ, велико ли ваше раскаяніе. Вашъ бывшій женихъ отъ васъ отвернулся — я это отлично понялъ сейчасъ. Если мой мальчикъ согласится послѣ того, какъ вы обошлись съ нимъ, жениться на васъ, то вы выйдете за него замужъ… или пеняйте на себя за послѣдствія своего отказа.

Эта дикая мысль не успѣла мелькнуть въ мозгу Чадвика, какъ онъ ухватился за нее. Онъ зналъ объ отвращеніи Марго къ Аллену, а слѣдовательно понималъ, что большей кары для нея нельзя было придумать.

— Марго, вскричала ея мать, жаждавшая, чтобы все какъ можно скорѣе уладилось. Ты слышишь, какое… какое великодушное предложеніе сдѣлалъ твой отецъ? Право же, это болѣе, чѣмъ ты заслуживаешь. Скажи отцу, что ты готова быть женой Аллена, если онъ этого пожелаетъ… Право же, ты обязана это сдѣлать.

Марго дико оглянулась; ужасъ такого положенія захватилъ ее врасплохъ. Она почувствовала себя вполнѣ безпомощной. Ноджента больше около нея не было… Она сама отослала его прочь, а ея мать, повидимому, не находитъ ничего ужаснаго и неестественнаго въ этомъ предложеніи.

Неужели же она должна уступить? Ахъ, нѣтъ! все лучше, яаежели это. И она вдругъ стала спокойна. Къ ней вернулась рѣшимость. Она знала теперь, какъ ей поступить.

— Я… я должна подумать, тихо проговорила она, дайте мнѣ срокъ до сегодняшняго вечера.

— Не раздумывайте слишкомъ долго; а не то я самъ могу раздумать. Сегодня вечеромъ будьте такъ добры придти и сообщить мнѣ о своемъ рѣшеніи.

— Вы узнаете это еще раньше… отъ меня или отъ другихъ.

И медленно, точно человѣкъ, двигающійся во снѣ, она вышла изъ комнаты.

Чадвикъ провелъ все время послѣ полудня, составляя объявленія, которыя должны были привлечь вниманіе Аллена, и писалъ письма полицейскимъ сыщикамъ и частнымъ агентамъ, которыя тотчасъ же рвалъ, находя ихъ неудовлетворительными.

— Да! сказалъ онъ наконецъ, сочинивъ и въ двадцатый разъ разорвавъ одинъ изъ такихъ документовъ, чего я такъ стараюсь, когда навѣрное дѣло гораздо проще. Эта дѣвчонка, Марго, конечно, знаетъ, гдѣ онъ находится! Какъ это мнѣ" раньше не пришло въ голову? Я весь день потерялъ на такіе пустяки! У меня, кажется, отъ волненія голова стала не въ порядкѣ. Пойду-ка, допрошу Марго, или нѣтъ… лучше позову Селину.

Жена, сходивъ за адресомъ къ Марго, вернулась съ разстроеннымъ лицомъ.

— Ну? спросилъ Чадвикъ, она сказала, гдѣ онъ находится?

— Она, должно быть, спитъ, Джошуа. Я нѣсколько разъ стучалась къ ней, но она не услышала моего стука и не откликнулась. Лучше оставить ее пока въ покоѣ.

— Подожду еще часъ времени, но больше ни одной минуты.

Къ вечеру у него лопнуло терпѣніе.

— Она услышитъ, когда я постучу! сказалъ онъ. Мнѣ надоѣло это жеманство. Я самъ пойду.

Жена пошла за нимъ по лѣстницѣ и корридору въ комнату Марго. Дѣти, смутно чуявшіе грозу въ воздухѣ, бросили пить, чай и издали слѣдили за старшими. Самъ Гай, весь день сновавшій по дому, въ нерѣшительности, потому что ему не хотѣлось уѣхать, не повидавшись съ Идой, пошелъ за ними.

Сначала постучалась м-съ Чадвикъ.

— Марго, душечка, это я… мама… пусти меня… мнѣ надо съ тобой поговорить!

Отвѣта не воспослѣдовало.

— Джошуа, пролепетала она, мнѣ это не нравится… еслибы только я могла заглянуть въ комнату, но въ ней темно… она… она можетъ быть въ обморокѣ!..

— Я сейчасъ приведу ее въ себя, отвѣчалъ грубо Чадвикъ. Марго!.. слышите вы меня? заревѣлъ онъ; будетъ дурить…. отоприте дверь, говорятъ вамъ.

И онъ принялся стучать кулаками въ дверь, между тѣмъ какъ Летиція и Реджи расплакались.

— Извольте перестать! закричалъ на нихъ вотчимъ. Вы мѣшаете мнѣ слышать, что скажетъ ваша сестра. Не о чемъ плакать.

И онъ снова застучалъ въ дверь, и снова молчаніе было отвѣтомъ.

Новое лицо присоединилось къ группѣ въ корридорѣ; то была Ида; блѣдная и растрепанная, въ бѣломъ пеньюарѣ, тихонько подкралась она изъ своей комнаты.

— Гай, сказала она, о! не обращайте на меня вниманія, мнѣ лучше… Я совсѣмъ здорова, что случилось, Гай? Кого это они будятъ?.. не… не Марго?

— Кажется, что ее, отвѣчалъ Гай, стараясь говорить весело; все это пустяки, Ида; идите въ свою комнату, а не то опять заболѣете.

Но Ида не трогалась съ мѣста; она стояла, у ставя глаза на вотчима, точно околдованная съ ужасомъ въ глазахъ…

— Марго, говорилъ Чадвикъ, и голосъ его дрожалъ отъ ярости, если вы не отопрете дверь, то клянусь Богомъ я ее сломаю!

Тутъ Ида съ крикомъ бросилась впередъ.

— Не говорите такъ! вы послѣ пожалѣете! Неужели вы не понимаете? Она не услышитъ васъ болѣе… она никогда не отопретъ… она лежитъ тамъ, мертвая! Я въ этомъ увѣрена! О, Марго, Марго!

— Не говорите такого вздора! отрѣзалъ Чадвикъ, однако поблѣднѣлъ, какъ смерть. Она притворяется или капризничаетъ. Я скоро узнаю, гдѣ правда.

Въ слѣдующую минуту онъ вернулся съ каминной кочергой изъ другой комнаты.

— Отойдите! сказалъ онъ, и отъ нѣсколькихъ ударовъ дверь подалась и растворилась, но опущенная портьера мѣшала заглянуть внутрь комнаты, и никто не рѣшался ее раздвинуть.

Чадвикъ толкнулъ дверь и отбросилъ портьеру, въ то время какъ всѣ остальные съ трепетомъ затаили дыханіе.

Онъ оглядѣлся, сначала очевидно съ тревогой, а затѣмъ съ облегченіемъ и гнѣвомъ.

— Она одурачила насъ! сказалъ онъ. Ея и слѣдъ простылъ!

Ида, забившаяся въ уголъ съ закрытыми глазами и лицомъ бѣлымъ, какъ мѣлъ, разразилась дикимъ хохотомъ.

— Она убѣжала! вамъ ее не поймать! вамъ ее не обидѣть! закричала она.

И съ нею сдѣлалась сильнѣйшая истерика, послѣ чего пришлось ее увести обратно въ ея комнату.

Марго убѣжала! и бѣгство ея совершилось очень легко и просто! Она собрала немногія цѣнныя вещи, принадлежавшія ей, и воспользовавшись часомъ, когда прислуга обѣдала, задвинула портьеру, заперла дверь, а ключъ взяла съ собой. Послѣ того прокралась по черной лѣстницѣ, прошла мимо конюшенъ и выбралась на окольную дорогу, которая должна была привести ее на сосѣднюю станцію Паддокъ-Эндъ; она не хотѣла сѣсть на поѣздъ въ Горскомбѣ изъ боязни, что ее узнаетъ кто-нибудь изъ служащихъ.

И вотъ часа полтора спустя, усталая и запыленная, она пришла на платформу Паддокъ-Энда, разсчитывая попасть на ближайшій поѣздъ.

Лондонскій поѣздъ подошелъ, и въ окнѣ одного изъ вагоновъ Марго увидѣла лицо Ноджента, и сердце больно, больно сжалось у нея.

Онъ ее не замѣтилъ, да и она лишь мелькомъ увидѣла его профиль, и Ноджентъ показался ей измученнымъ и постарѣвшимъ.

Она вошла въ пустое отдѣленіе, забилась въ уголъ, уставилась въ раскрывавшійся передъ нею въ окнѣ пейзажъ и задумалась объ ожидавшемъ ее будущемъ…

Когда поѣздъ подъѣхалъ къ Лондону, она содрогнулась отъ отвращенія: первые ряды домовъ среди полей и заборовъ ужаснули, ее, и каждый телеграфный столбъ казался ей какимъ-то страшилищемъ.

Въ дорогѣ по временамъ она задумывалась объ ироніи судьбы, устроившей такъ, что она ѣхала въ одномъ поѣздѣ съ Ноджентомъ, о необходимости избѣжать съ нимъ встрѣчи при окончаніи пути, и когда они пріѣхали въ Лондонъ, она такъ долго не выходила изъ вагона, что кондукторъ нашелъ нужнымъ замѣтить ей, что «дальше не поѣдутъ», послѣ чего ей стыдно стало остаться въ вагонѣ.

Такъ какъ у нея не было багажа, который бы могъ задержать ее, то она могла сейчасъ же ѣхать и, нанявъ извощика, сказала ему адресъ, нацарапанный Алленомъ на бумажкѣ, которую она сохранила. Когда кэбъ, нанятый ею, проѣхалъ мимо станціи, она въ послѣдній разъ увидѣла высокую фигуру Ноджента въ группѣ, стоявшей передъ багажнымъ отдѣленіемъ. Онъ былъ слишкомъ занятъ своимъ багажемъ, чтобы озираться по сторонамъ.

— Даже и теперь онъ не настолько огорченъ, чтобы позабыть про свои вещи, подумала она.

И горько усмѣхнулась надъ собственнымъ безразсудствомъ.

Отъ станціи до Клеркенвеля путь былъ долгій, черезъ весь Лондонъ; улицы казались душными и вонючими послѣ чистаго деревенскаго воздуха. Марго мысленно представляла себѣ сцену свиданія съ Алленомъ. Застанетъ ли она его дома? Пойметъ ли онъ ее? Если съ свойственнымъ ему упрямствомъ онъ не захочетъ вернуться домой иначе какъ вмѣстѣ съ нею, какъ убѣдитъ она его въ томъ, что это невозможно, и что онъ долженъ ѣхать туда одинъ? Она сознавала, что идетъ на встрѣчу новымъ затрудненіямъ, а можетъ быть и опасностямъ, но разсчитывала на свое мужество и ловкость и надѣялась, что выпутается изъ бѣды… Она чувствовала, что не будетъ знать покоя, пока не водворитъ Аллена въ Агра-Гаузѣ.

Кэбъ остановился передъ домикомъ, хотя и приличнымъ на видъ, но очень бѣднымъ и незначительнымъ. Марго, выходя изъ кэба, болѣзненно почувствовала всю мизерность обстановки, но ей было больно больше за себя, чѣмъ за Аллена. Женщина, отдававшая комнаты въ наемъ, вышла къ ней на встрѣчу. То была типичная лондонская квартирная хозяйка низшаго класса: грязная, растрепанная, сварливая и подозрительная.

Она была явно удивлена тѣмъ, что такая величественная и нарядная молодая особа освѣдомляется объ одномъ изъ ея жильцовъ, тѣмъ болѣе, что наружность Марго ясно говорила, что она не изъ «библейскихъ посѣтительницъ».

— Я знакомая м-ра Чадвика, сказала Марго.

Она не могла рѣшиться назвать себя его родней.

— Если вы его знакомая, миссъ, отвѣчала хозяйка, — то, конечно, это другое дѣло, но я не знала, что у м-ра Чадвика есть знакомые между знатью, да и никакихъ знакомыхъ у него не было; мнѣ онъ о нихъ не говорилъ.

— Дома ли онъ? могу ли я его видѣть? спросила Марго рѣзко.

Женщина обтерла руки передникомъ.

— Извините, миссъ, нѣтъ, нельзя. Выходитъ, что вамъ нельзя его видѣть, какъ разъ теперь. Я увѣрена и надѣюсь, вы не осудите меня за то, что я такъ поступила: я вѣдь бѣдная женщина и не могу позволять себѣ никакихъ лишнихъ расходовъ и подумала, что ему во всякомъ случаѣ лучше будетъ…

— Если вы хотите этимъ сказать, что выгнали его изъ квартиры, то это такой поступокъ, въ которомъ вы раскаетесь…

— Хорошо вамъ говорить, миссъ, но ему гораздо лучше въ госпиталѣ, чѣмъ было бы здѣсь, еслибы я оставила его у себя.

— Въ госпиталѣ! воскликнула Марго, и сердце у нея сжалось. Развѣ онъ боленъ? Что съ нимъ такое?

— Онъ въ госпиталѣ св. Варѳоломея, миссъ. Видите, онъ пробылъ въ отсутствіи цѣлыя сутки около недѣли тому назадъ и вернулся на другія сутки, весь промокнувъ и продрогнувъ до костей. Я думаю, онъ простудился: на другой день онъ не могъ пойти въ должность, и я видѣла, что онъ непремѣнно сляжетъ. А такъ какъ я не могла ухаживать за нимъ тутъ, потому что у меня ничего не приспособлено для больныхъ, то и отправила его въ госпиталь, миссъ, гдѣ у него будетъ все, что нужно.

— Вы очень хорошо сдѣлали, торопливо сказала Марго. — Скажите мнѣ, гдѣ этотъ госпиталь? Пустятъ меня къ нему?

— Конечно, миссъ, если вы пріѣдете въ назначенное время, Я знаю, когда мой бѣдный сынъ упалъ съ фургона и лежалъ тамъ, то меня каждый день пускали къ нему. Если вы хотите теперь же отправиться къ нему, то мой сынишка проведетъ васъ и покажетъ дорогу. Джимми, надѣнь шляпу и ступай съ лэди въ госпиталь.

Итакъ Джимми попалъ въ провожатые Марго.

— Вы не знаете, спросила она его по дорогѣ, — м-ръ Чадвикъ въ самомъ дѣлѣ серьезно боленъ или нѣтъ?

— Онъ не казался очень плохъ, миссъ, и щеки у него были красныя, когда они пришли за нимъ съ носилками. Я надѣюсь, съ нимъ ничего худаго не приключится, миссъ. Онъ обращался со мной и съ Полли — Полли, моя сестра, миссъ — всегда очень ласково. Въ тотъ день какъ онъ уѣзжалъ, онъ далъ намъ сикспенсъ и сказалъ, что вернется или очень счастливымъ или очень несчастливымъ, самъ не знаетъ, и чтобы мы пожелали ему удачи. Мы очень желали, миссъ, но только ничего изъ этого не вышло. Вотъ ворота госпиталя, миссъ. Швейцаръ скажетъ вамъ, можете ли вы его видѣть.

— Благодарю васъ, Джимми, сказала Марго, и… и вотъ возьмите, если хотите, а половину отдайте Полли.

— Да вѣдь тутъ полдолларъ, миссъ, вскричалъ мальчикъ. Вы не ошиблись?

— Я даю вамъ это за то, что вы были добры къ м-ру Чадвику, отвѣчала Марго, сожалѣя, что онъ такой грязный, и его нельзя поцѣловать.

Глаза ея были полны слезъ, когда она входила съ ворота.

— Эти бѣдныя дѣти были добры къ нему, думала она, зачѣмъ же я не могла быть добрѣе? Зачѣмъ? Зачѣмъ?

Швейцаръ назвалъ ей палату и ординатора, попеченіямъ котораго былъ ввѣренъ Алленъ, и сказалъ, что если она взойдетъ на верхъ, то можетъ быть ей позволять видѣть его. Квадратный дворъ былъ прохладенъ и тихъ, и обсаженъ красивыми деревьями, подъ которыми прохаживались два или три медицинскихъ студента съ непокрытыми головами. Она нашла ту дверь, какую ей было нужно, и поднялась по широкой лѣстницѣ, придерживаясь за старинныя дубовыя перила. На площадки различныхъ этажей выходили двери различныхъ палатъ, откуда несся слабый запахъ анестезическихъ средствъ и глухой плачъ дѣтей, а на самомъ верху находилась та палата, которую она искала. Она остановилась на минуту на порогѣ, боясь войти, но наконецъ, побѣдивъ свой страхъ, вошла.

Зрѣлище, представшее ея глазамъ, не имѣло съ себѣ ровно ничего страшнаго или отталкивающаго. Длинная палата была веселаго вида: на стѣнахъ висѣли яркія картины, на окнахъ стояли цвѣты и клѣтки съ птицами. Съ общемъ было свѣтло и просторно. Марго успокоилась: тутъ, казалось, легче было выздоровѣть, нежели умереть.

Пока она тутъ стояла, къ ней подошла сидѣлка, дѣвушка ея лѣтъ, и, узнавъ о цѣли ея прихода, назвала ей нумеръ кровати Аллена.

— Я васъ проведу къ нему, добавила она, могу я спросить: вы его знакомая.

— Я его сестра.

— Я боюсь, онъ не узнаетъ васъ; онъ все время бредитъ.

— Онъ… очень опасно боленъ? спросила Марго съ новой тревогой.

— Докторъ не особенно обнадеживаетъ насъ, но есть однако шансы на выздоровленіе. У него воспаленіе легкихъ.

Марго прошла мимо длиннаго ряда кроватей на другой конецъ комнаты, и тамъ, высвободивъ руки изъ-подъ одѣяла, съ краснымъ лицемъ и блестящими глазами, лежалъ Алленъ. Онъ назвалъ ея имя, когда она сѣла на стулъ около его кровати, и она думала, что онъ ее узналъ.

Но онъ продолжалъ бормотать сначала безсвязныя фразы, а затѣмъ, точно ея присутствіе какимъ-то образомъ вліяло на него, болѣе понятно.

— Скажите ей, что я не плутовалъ въ казино, говорилъ онъ, очевидно воображая себя въ Трувилѣ; она думаетъ, что я плутовалъ… вотъ почему она уѣхала, я никогда, никогда ее больше не увижу!

Затѣмъ сцена перемѣнилась.

— Знаете ли вы, Марго, что вы будете жить съ нами… всѣ, всѣ и всегда! Я буду видѣть ее каждый день… каждый день! Теперь мы должны быть друзьями, не правда ли? Но я бы хотѣлъ, чтобы она была болѣе этимъ довольна! Она привыкнетъ современемъ… не правда ли? Люди всегда привыкаютъ другъ къ другу, когда живутъ съ одномъ домѣ, а вѣдь я ей теперь не чужой! неправда ли? И я постараюсь какъ съумѣю, чтобы она была, какъ дома, и ей было бы хорошо… Я бы желалъ, чтобы она обращала на меня больше вниманія. Я дѣлаю все, что могу, чтобы угодить ей, но она не обращаетъ на меня никакого вниманія. Если она увидитъ, что я поѣхалъ на охоту на Госарѣ… но вѣдь Госаръ мертвъ!.. Да, да… вспомнилъ… вотъ почему она смѣялась надо мной… вотъ почему они больше со мной не говорятъ… Я не ожидалъ, Летти, что и вы отвернетесь отъ меня… ну да все равно… ахъ! какой я былъ дуракъ! какой я былъ дуракъ!.. Но Сусанна ничего не вывѣдаетъ отъ меня… Я поѣду въ Индію, если она того хочетъ…. Пусть меня считаютъ воромъ! но я докажу ей, что я джентльменъ…

Марго сидѣла и слушала все это. Ея попытки успокоить его были тщетны; она должна была ждать и ловить первый признакъ сознанія, чтобы попросить у него прощенія, но онъ бредилъ, бредилъ безъ перерыва, и каждое его слово точно ножомъ ударяло ее въ грудь.

Гордость, въ которую она такъ упорно драпировалась, рухнула, и она наконецъ увидѣла себя съ настоящемъ свѣтѣ, безъ софизмовъ и прикрасъ, которые могли бы спасти ее отъ собственнаго осужденія.

Неужели это она такъ настойчиво презирала, осуждала и обижала этого бѣднаго мальчика, терпѣвшаго все это изъ любви къ ней?.. А теперь — когда никакое воздаяніе больше невозможно — онъ не услышитъ объ ея раскаяніи и не дастъ ей прощенія, безъ котораго ей не будетъ больше покоя!

Сумерки медленно сгущались, и зеленыя вершины деревьевъ во дворѣ уже стали невидимы на сѣро-синемъ небѣ, глядѣвшемъ въ окна. Наступилъ часъ, когда даже исключительные посѣтители должны были уходить, и Марго слышала торопливыя и искусственно веселыя и бодрыя прощанія, происходившія вокругъ нея, и впервые припомнила, гдѣ она находится, и что, уйдя отсюда, ей некуда будетъ идти. Ординаторъ палаты какъ разъ въ этотъ моментъ обходилъ больныхъ и остановился у постели Аллена.

Когда онъ кончилъ осмотръ и далъ свои инструкціи сидѣлкѣ, Марго, которую попросили на это время отойти отъ больнаго, вернулась къ нему и заговорила съ докторомъ.

— Скажите мнѣ, сказала она умоляющимъ тономъ, какъ долго онъ пробудетъ въ такомъ положеніи… и когда онъ узнаетъ меня?

— Боюсь, что не могу вамъ сказать этого.

— И я должна теперь уѣхать и оставить его въ такомъ… въ такомъ видѣ?

— Ахъ! сказалъ докторъ, вы бы желали остаться здѣсь на ночь?

— О, да, если можно!

— Я пойду и поговорю объ этомъ съ сестрой и увижу, нельзя ли это уладить.

Дѣло сладилось, и около кровати Аллена поставили кушетку для Марго, чтобы она могла удобнѣе провести ночь.

Алленъ продолжалъ бредить, но наконецъ, казалось, забылся сномъ. Краска сбѣжала съ его лица, и оно стало спокойно, даже на немъ появилась улыбка.

Марго, глядя на него спящаго, удивилась, что онъ казался ей прежде такимъ отвратительнымъ. Или это страданіе и болѣзнь такъ облагородили его лицо? Оно, конечно, по-прежнему было некрасиво, но она не находила больше его пошлымъ или противнымъ.

Когда онъ проснется? Она сидѣла съ опущеннымъ абажуромъ на лампѣ; съ двухъ сосѣднихъ кроватей до нея долетали по временамъ стоны боли или нетерпѣнія. Старикъ-еврей, на противуположной сторонѣ, умиравшій отъ какой-то внутренней болѣзни, по цѣлымъ часамъ тянулъ унылый припѣвъ, чтобы отвлечься отъ мучительной боли, и прекращалъ пѣніе только затѣмъ, чтобы проклинать попугая, когда тотъ просыпался и сквозь сонъ лѣниво каркалъ. Сидѣлки обходили порою кровати, измѣряя температуру и давая лѣкарство и часто встрѣчая за это лишь капризную неблагодарность со стороны больныхъ.

Одна изъ сидѣлокъ подошла къ Марго и убѣждала ее прилечь вѣдь она ничего не могла сдѣлать для Аллена.

— Я разбужу васъ, если произойдетъ какая-нибудь перемѣна, говорила она, и Марго легла на кушетку, хотя не скоро сомкнула глаза.

Когда она сидѣла у постели Аллена, она въ новомъ свѣтѣ увидѣла свой долгъ. Она приняла рѣшеніе, какого нѣсколько часовъ тому назадъ никакая сила въ мірѣ не могла бы у нея вырвать: она рѣшила, что должна выйти замужъ за Аллена.

Не то, чтобы она полюбила его — этого никогда не могло быть; даже и теперь, въ самый разгаръ состраданія, внушаемаго ей, она предвидѣла реакцію, когда Алленъ выздоровѣетъ — на что можно было теперь разсчитывать, такъ какъ онъ спалъ такъ мирно, и сидѣлка говорила о могущей наступить перемѣнѣ. Когда онъ выздоровѣетъ, тогда-то и наступитъ истинное испытаніе.

Но она покончила навѣки съ любовью — теперь счастіе ея жизни будетъ заключаться въ исполненіи долга; она постарается вознаградить бѣднаго страдальца за все, что онъ перенесъ изъ любви къ ней. Когда онъ проснется и будетъ въ состояніи ее понимать, она скажетъ ему это, и пускай онъ поскорѣе выздоравливаетъ и будетъ счастливъ.

Затѣмъ она тоже заснула и ей приснился страшный сонъ.

Она была женой Аллена и тотъ совсѣмъ развратился: она видѣла его болѣе презрѣннымъ и непригляднымъ, чѣмъ въ былые дни. И вотъ они ссорились: то была одна изъ тѣхъ необыкновенно яркихъ и сильныхъ сценъ, которымъ отдыхающая природа сообщаетъ такую драматическую силу и реализмъ.

Дѣло происходило въ библіотекѣ Агра-Гауза, и она упрекала его, въ то время какъ онъ тамъ сидѣлъ, въ растерзанномъ видѣ и злобно молчалъ, глядя на нее, осовѣлыми, налитыми кровью глазами. Она взывала къ его любви къ ней. И вотъ въ глазахъ его мелькнулъ тотъ самый наслѣдственный огонекъ, который она видала въ глазахъ его отца, и онъ объявилъ ей, что никогда не любилъ ее… что онъ женился на ней частію изъ мести, частію изъ жалости!

И въ то время какъ онъ говорилъ это, она увидѣла Ноджента Орма, стоявшаго въ дверяхъ, и съ крикомъ проснулась.

Птицы щебетали, привѣтствуя наступающій день: вѣтви деревъ, линіи крыши и карниза отчетливо выступали въ рѣзкомъ голубоватомъ свѣтѣ ранняго утра.

Она припомнила свой сонъ съ содроганіемъ. Слава Богу, то былъ лишь сонъ! И однако, что, если онъ осуществится? Что, если онъ посланъ ей въ предостереженіе? Она лежала вся дрожа на кушеткѣ, и рѣшеніе, принятое наканунѣ, разсѣялось съ лучами восходящаго солнца. Нѣтъ, она не можетъ выйти замужъ за Аллена; она будетъ ему нѣжной любящей сестрой, она вернется домой, если они примутъ ее, она перенесетъ всѣ униженія, какимъ вотчимъ захочетъ ее подвергнуть, но выйти замужъ за Аллена… нѣтъ! къ этому никто ее не принудитъ!..

Она услышала шумъ позади себя и увидѣла сидѣлку, остановившуюся у ея кушетки.

— Что? перемѣна наступила? вскричала она и, вскочивъ, увидѣла, что кровать Аллена была загорожена ширмой.

— Это случилось ночью, мягко проговорила сидѣлка, беря Марго за руку, прежде нежели мы успѣли разбудить васъ… Милая, милая, не плачьте… кончина была такая мирная: онъ скончался во снѣ!

Онъ умеръ во снѣ; послѣднія впечатлѣнія его разстроеннаго мозга были пріятнѣе, чѣмъ тѣ, какія она могла бы доставить ему, еслибы онъ остался жить… къ чему же сожалѣть о его смерти? Но Боже мой! Какое горькое угрызеніе совѣсти терзало ее при мысли, что она не была тверда даже въ своемъ позднемъ раскаяніи, и что онъ умеръ и никогда не узнаетъ, что она приходила молить его о прощеніи!

Онъ палъ, побѣжденный въ великой житейской борьбѣ. Она жива и свободна… но побѣда не на ея сторонѣ…

XI.

Бѣгство Марго, которое не только лишило ея вотчима средствъ отмстить ей, но и отняло у него наилучшій способъ узнать о мѣстопребываніи Аллена, повергло Чадвика въ такое бѣшенство, что онъ потерялъ всякую власть надъ собой.

Онъ обвинялъ жену съ соучастіи и клялся, что если бѣглянка не вернется, онъ броситъ семью и дастъ ей самыя скудныя средства для жизни.

М-съ Чадвикъ тщетно старалась умиротворить его: запой и волненіе довели его почти до потери разума. Онъ пугалъ ее страшными угрозами, и ясно было, что онъ вполнѣ способенъ привести ихъ въ исполненіе. Бѣдная женщина вынуждена была просить Гая Готама не оставлять пока ихъ домъ, несмотря на то, что ей пріятнѣе было бы скрыть отъ него семейный скандалъ, и Гай согласился изъ страха за безопасность Иды.

Но на слѣдующее утро, Чадвикъ успокоился или, вѣрнѣе сказать, его возбужденіе вступило въ новый фазисъ. Марго была на время позабыта: умъ его былъ полонъ плановъ о томъ, какъ отпраздновать возвращеніе Аллена. Онъ толковалъ про парадный обѣдъ, флаги и иллюминацію, про увеселенія, въ которыхъ приметъ участіе вся деревня.

Разстроенное воображеніе рисовало нелѣпыя и фантастическія картины, и главную роль при этомъ играло желаніе заставить свою недовольную семью присутствовать при собственномъ униженіи и испить чашу до дна.

Онъ развивалъ эти планы и готовился немедленно ѣхать въ Лондонъ, какъ вдругъ принесли телеграмму.

— Это на счетъ Аллена, сказалъ онъ и, пробѣжавъ телеграмму, позеленѣлъ.

— Прочитай вотъ это! сказалъ онъ женѣ.

Телеграмма гласила:

«Алленъ здѣсь и очень боленъ. Сейчасъ пріѣзжайте. Вы найдете меня здѣсь. Приготовьтесь къ худшему. Марго. Госпиталь Св. Варѳоломея».

— Я найду ее тамъ! повторилъ Чадвикъ съ мрачнымъ паѳосомъ. Если я найду ее, а его не застану, я знаю, что сдѣлаю!

Гай сидѣлъ въ гостиной, пытаясь заняться чтеніемъ, какъ вдругъ вбѣжала м-съ Чадвикъ, блѣдная отъ страха.

— Гай, милый Гай! завопила она, пришла телеграмма отъ Марго. Алленъ умираетъ въ госпиталѣ, и она при немъ. Мой мужъ сейчасъ ѣдетъ туда. О! я боюсь, я боюсь. Я видѣла, какъ онъ взялъ револьверъ. Если… если онъ не застанетъ Аллена въ живыхъ; онъ на все способенъ. Ради Бога поѣзжайте съ нимъ. Телеграфируйте ей со станціи; предупредите, чтобы она тамъ не оставалась. Я думаю, онъ сошелъ съ ума. О! торопитесь и ступайте съ нимъ. Сдѣлайте это для насъ, мы такъ безпомощны!

Гай вскочилъ, обрадовавшись, что можетъ дѣйствовать.

— Конечно, отвѣчалъ онъ, я поѣду. Я не дамъ ему близко подойти къ ней… не бойтесь… онъ не прикоснется къ Марго. Не говорите Идѣ, куда я уѣхалъ, это ее разстроитъ.

Чадвикъ стоялъ въ сѣняхъ, когда къ нему подошелъ Гай.

— Вы довезете меня до станціи, сэръ? сказалъ онъ, какъ можно небрежнѣе.

Чадвикъ даже не услышалъ его; онъ уже садился въ экипажъ.

— Передайте лучше мнѣ возжи, сэръ, сказалъ Тофамъ, державшій лошадь подъ уздцы. Я запрегъ Арабеллу, потому что другія лошади не въ порядкѣ, а она застоялась, и ей нужно хорошенько промяться.

— Что жъ, я неумѣю править лошадью, что ли? закричалъ Чадвикъ съ руганью. Я ее промну, не безпокойтесь. Ну, полѣзай на заднее сидѣнье и прикуси языкъ.

Гай увидѣлъ, что если онъ будетъ просить о позволеніи ѣхать, то ему будетъ отказано, а потому какъ только Чадвикъ взялъ возжи въ руки, онъ вскочилъ въ догкартъ и усѣлся за спиной Чадвика. Тофамъ выпустилъ лошадь, и его баринъ такъ хлестнулъ ее, что она сразу пошла галопомъ, оставивъ далеко позади Тофама.

Онъ вернулся въ сѣни.

— Баринъ не позволилъ мнѣ править, ма’амъ, сказалъ онъ. А ему съ лошадью не справиться, какъ Богъ святъ. М-ръ Готамъ привезетъ обратно догкартъ или какъ?

— Нѣтъ, нѣтъ, отвѣчала м-съ Чадвикъ, ступайте на станцію какъ можно скорѣе: вы должны будете доставить обратно догкартъ.

Тофамъ ушелъ ворча.

— На станцію? бормоталъ онъ; счастливы они будутъ, коли туда доѣдутъ. Жалѣю, что не запрегъ Коба, хотя онъ и хромаетъ. Арабелла не привыкла къ такому обращенію, право слово, не привыкла.

Въ это самое утро, Милли Ормъ, стоя у окна въ викаріатѣ и глядя на цвѣтущую изгородь, окаймлявшую широкую улицу, услышала громкіе крики въ нѣкоторомъ разстояніи и какъ бы стукъ копытъ. Нѣкоторые изъ лавочниковъ бросились къ дверямъ своихъ домовъ, констэбль сталъ посреди дороги, разставивъ руки, и тутъ она увидѣла догкартъ Чадвика, мчавшійся во весь опоръ. Возница очевидно потерялъ всякій контроль надъ обезумѣвшей лошадью, и въ то время какъ они промелькнули мимо, она увидѣла молодаго человѣка, привставшаго на заднемъ сидѣньи и дѣлавшаго отчаянныя усилія, чтобы захватить возжи въ свои руки и остановить взбѣсившуюся лошадь.

Стукъ копытъ замеръ вдали, и толпа народа побѣжала вслѣдъ удалявшемуся экипажу, въ то время какъ другіе сельчане, болѣе тяжелые на подъемъ, остались у своихъ дверей, обсуждая ожидающую ѣздоковъ судьбу.

Нѣсколько минутъ спустя прибѣжалъ назадъ человѣкъ, котораго тотчасъ окружили; онъ вошелъ въ домъ къ доктору и вскорѣ затѣмъ вышелъ отъ него, вмѣстѣ съ нимъ, и оба поспѣшили на станцію.

Милли побѣжала въ садъ, а оттуда на улицу, гдѣ смѣшалась съ толпой деревенскихъ жителей.

— Что случилось? не можете ли мнѣ сказать? спрашивала она. Кто-нибудь раненъ?

— Не знаю хорошенько, миссъ, отвѣчалъ сѣдельныхъ дѣлъ мастеръ; но похоже на то, какъ бы случилось какое-то несчастіе. Я видѣлъ, какъ они проскакали мимо. Старикъ Чадвикъ, кажется, голову потерялъ, а съ нимъ былъ молодой Готамъ! Если съ нимъ что приключится, въ Гоули отъ горя всѣ съ ума посойдутъ, онъ вѣдь наслѣдникъ фамиліи! Ахъ! вотъ м-ръ Тофамъ! Ну, что случилось, м-ръ Тофамъ? скажите пожалуйста.

— Я бы далъ тысячу фунтовъ, чтобы этого не случилось, отвѣчалъ Тофамъ хрипло и задыхаясь отъ скораго бѣга. Еслибы баринъ далъ мнѣ править, какъ я просилъ, ничего бы этого не было.

— Вотъ они! сказалъ одинъ землепашецъ. Ахъ! и должно быть бѣда случилась Одного несутъ на носилкахъ; а другой еле на ногахъ держится. Да! и онъ шибко ушибленъ! Вотъ они его кладутъ на попону. Ахъ, Богъ мой! такихъ вещей не бывало въ Горскомбѣ, съ тѣхъ поръ какъ я здѣсь живу. Отойдите, миссъ, вдругъ обратился онъ къ Милли. Это зрѣлище не по васъ.

Милли уже сама отступила съ инстинктивнымъ страхомъ. Мимо нея пронесли трупъ человѣка; а толпа слѣдовала на почтительномъ разстояніи.

Бѣшенство Джошуа Чадвика на вѣки стихло. Онъ лежалъ въ страшной неподвижности; кто-то набросилъ платокъ на его лицо, и у Милли духъ захватило отъ страха, что онъ упадетъ, И все-таки она была не въ силахъ отвести глазъ.

Затѣмъ шли четверо людей и несли Гая Готама, который казался мертвъ, но однако все еще дышалъ; докторъ шелъ около него, и мрачная процессія замыкалась Тофамомъ. Онъ велъ дрожащую, съ безумными глазами, лошадь, у шеи которой болталась разорванная сбруя.

— Она больше не годится въ дѣло! объявилъ онъ симпатизирующимъ слушателямъ. А какая была славная лошадка! Если бы съ ней обращались какъ слѣдуетъ, она бы никогда до этого не дошла. Прости меня Господи, но когда я вижу, что съ лошадью такъ обращаются, то не могу не подумать, что подѣломъ вору и мука, если онъ сломаетъ себѣ шею. Онъ былъ совсѣмъ, совсѣмъ помѣшанный человѣкъ!

Позднѣе, Милли услышала всѣ подробности отъ одного очевидца. Догкартъ опрокинулся на поворотѣ дороги: Чадвикъ былъ убитъ на мѣстѣ, а Гая Готама, который упалъ на груду камней, подняли въ безчувственномъ состояніи. Доктора объявили, что у него сотрясеніе мозга и признали его состояніе почти безнадежнымъ. Лэди Адель и ея дочь Джослина поспѣшно пріѣхали изъ Гоули-Корта, но имъ пришлось ухаживать за нимъ въ Агра-Гаузѣ, такъ какъ его нельзя было перевезти.

Несчастіе это доставило обильную пищу для разговоровъ среди деревенскихъ жителей: въ мелочныхъ лавочкахъ и въ портерныхъ люди, которымъ посчастливилось быть свидѣтелями этого событія, пользовались всеобщимъ вниманіемъ.

Мѣстный парикмахеръ, который вмѣстѣ съ тѣмъ былъ и литераторъ и состоялъ мѣстнымъ репортеромъ газеты «Пейнширскій Вѣстникъ», составилъ драматическое описаніе событія для своей газеты и самымъ краснорѣчивымъ образомъ живописалъ его какъ «роковое бѣдствіе, повергшее въ мрачное уныніе весь околодокъ».

Общественное мнѣніе живо интересовалось также событіями въ Агра-Гаузѣ, предшествовавшими катастрофѣ: бѣгствомъ миссъ Чевенингъ, которая — полагали — тайно обвѣнчалась въ Лондонѣ съ м-ромъ Алленомъ, пока отецъ собирался ѣхать туда, чтобы помѣшать этому браку. Многіе гадали: какъ-то."приметъ" это м-съ Чадвикъ, а главное, много ли ей «оставилъ» мужъ.

Сплетни эти почти не проникали въ викаріатъ; викарій отправился въ Агра-Гаузъ, какъ того требовалъ его санъ, чтобы предложить духовныя утѣшенія и выразить свое сочувствіе, но ему не удалось никого видѣть.

Лэди Адель и миссъ Готамъ ухаживали за Гаемъ, но были предоставлены собственнымъ рессурсамъ, такъ какъ м-въ Чадвикъ была слишкомъ убита, чтобы заботиться объ ихъ удобствахъ.

Однажды вечеромъ, два или три дня спустя послѣ несчастнаго случая, Милли сидѣла одна въ викаріатѣ, когда ей доложили о приходѣ гостьи, и вошла Ида.

Нѣкоторое время она обнимала Милли, не говоря ни слова и только рыдала. Обѣ дѣвушки никогда не были особенно дружны, и Милли была удивлена и тронута такимъ довѣріемъ.

— Знаю, моя бѣдная Ида, знаю, говорила она, какъ вамъ тяжело, не дѣлайте усилій объяснять.

— Я должна говорить, или сойду съ ума, отвѣчала Ида. Милли! дома у насъ ужасъ что такое. Лэди Адель всѣмъ распоряжается. Мамаша предоставила ей хозяйничать, и… и они не пускаютъ меня къ нему. Онъ еще ни словечка не вымолвилъ послѣ этого паденія; и приходилъ въ себя на самую коротенькую минуточку: съ тѣхъ поръ все безъ памяти. Доктора говорятъ, что онъ можетъ еще поправиться, но я знаю, онъ умираетъ. Богъ хочетъ, чтобы онъ умеръ… мнѣ въ наказаніе!

— Милая Ида, не питайте такихъ мыслей! Богъ не наказываетъ насъ въ лицѣ невинныхъ. Если Гай умретъ, то не потому, что вы какъ-нибудь провинились, но потому, что такъ угодно Богу, хотя мы и не можемъ понять Его предопредѣленій.

— Говорите, что хотите, думайте, какъ вамъ угодно, а я знаю, что знаю. Ахъ! Милли, вѣдь еслибы не я, Гай не поѣхалъ бы въ догкартѣ. Это ясно, это ясно! О! скажите мнѣ, Милли, если я теперь сознаюсь въ томъ, что я сдѣлала, проститъ меня Богъ? дозволитъ Онъ Гаю остаться въ живыхъ? Скажите, Милли, дозволитъ?

— Ваше молчаніе вредитъ кому-нибудь?

— Да, отвѣчала шепотомъ Ида.

— Тогда говорите; но не въ надеждѣ на награду, а потому, что такъ должно; но скажите это тому, кто имѣетъ болѣе правъ, чѣмъ я, выслушать васъ.

— Я никого не знаю, кто бы имѣлъ это право теперь, но чувствую, что должна кому-нибудь сказать, Милли. Отвернитесь и не глядите на меня, тогда я можетъ быть скажу. Не перебивайте меня, или я не договорю. Это было давно, давно, когда я была еще ребенкомъ — неужели человѣка наказываютъ за то, что онъ сдѣлалъ, будучи ребенкомъ? — это по-моему несправедливо! У Аллена былъ тогда туторъ, м-ръ Меллодью, и я… я была такъ глупа, что безъ памяти въ него влюбилась. Миссъ Гендерсонъ знала объ этомъ и увѣряла меня, что и онъ ко мнѣ неравнодушенъ, но только слишкомъ гордъ, чтобы выказать это. И я вѣрила ей, и когда м-ру Меллодью отказали, была очень несчастна. Тогда миссъ Гендерсонъ устроила такъ, что насъ обѣихъ послали въ Борнмоутъ. Она намекнула мнѣ, что онъ тоже пріѣдетъ туда. Но я его не видѣла, а она извиняла его отсутствіе подъ разными предлогами, и я ей вѣрила. Наконецъ однажды я его увидѣла… но онъ прошелъ мимо, даже не взглянувъ на меня, и я этого никакъ не могла понять. Но она сказала мнѣ, что онъ такъ гордъ, такъ обиженъ обращеніемъ моего вотчина… и что это причина, почему онъ не хочетъ со мною разговаривать. И она устраивала съ нимъ свиданія въ разныхъ мѣстахъ и носила къ нему мои письма, а отъ него приносила словесные отвѣты. Онъ не хотѣлъ писать и не соглашался меня видѣть, говорила она, по крайней мѣрѣ теперь… и послѣ каждаго свиданія съ нимъ увѣряла, что почти убѣдила его, что не будетъ ничего худаго, если онъ повидается со мной разокъ. Онъ ужасно бѣденъ, говорила она, такъ бѣденъ, что не можетъ долго оставаться въ Борнмоутѣ, у него совсѣмъ почти нѣтъ денегъ, а мой вотчимъ отказался уплатить ему жалованье. Я такъ испугалась, что онъ уѣдетъ, не повидавшись со мной, и мнѣ такъ тяжело было думать, что его обидѣли въ нашемъ домѣ. Я думала, онъ сердится также и на меня немножко и потому не хочетъ меня видѣть. О! я была такъ глупа и меня такъ легко было обмануть… но только припомните, какъ я была тогда молода и воображала себя безъ памяти влюбленной!.. Ну вотъ мнѣ захотѣлось достать для него денегъ, а у меня ничего ровно не было, и я знала, что вотчимъ ему ни за что не заплатитъ. Тогда я вспомнила, что дома у меня есть дорогой медальонъ, который я никогда не ношу. Еслибы мнѣ можно было продать его и отдать деньги ему, увѣривъ его, что это вотчимъ посылаетъ ихъ… я часто читала про такія вещи въ романахъ! Если даже онъ и раскроетъ истину, то она его тронетъ. Но я боялась сама продать медальонъ въ Борнмоутѣ… Я думала, меня будутъ разспрашивать въ магазинахъ, или же надуютъ меня. Наконецъ, я подумала, что хорошо было бы, еслибы кто-нибудь дома сдѣлалъ это за меня… но Марго была въ Борнмоутѣ вмѣстѣ со мной и кромѣ того я знала, что она откажетъ, потому что она не любила м-ра Меллодью. Оставался только одинъ Алленъ… а Алленъ меня терпѣть не могъ и навѣрное выдалъ бы меня. Но я знала, что онъ все сдѣлаетъ для Марго, а потому… вы знаете, что мой почеркъ похожъ на ея почеркъ… я подписала письмо ея именемъ. Оба медальона были совсѣмъ одинаковые, и если онъ возьметъ ея вмѣсто моего, бѣда невелика, и я потомъ все объясню. И вотъ я послала письмо, ни слова не говоря Камиллѣ, а она обѣщала непремѣнно устроить для меня свиданіе съ м-ромъ Меллодью. Я ждала и ждала также отвѣта отъ Аллена, но прежде чѣмъ онъ пришелъ, я нашла въ одно ужасное утро письмо отъ Камиллы, въ которомъ она просила меня простить ее за то, что она обманывала меня все время. М-ръ Меллодью былъ влюбленъ въ нее, а не въ меня. Онъ просилъ ее пріѣхать въ Борнмоутъ, чтобы повѣнчаться съ нимъ, и теперь они… мужъ и жена. Я думала тогда, что умру… и мнѣ хотѣлось умереть… Я была очень, очень больна… все какъ-то облеклось туманомъ въ моей головѣ, и даже когда и припоминала о чемъ-нибудь, то не могла отличить, на сколько во всемъ этомъ истины и не позорный ли то постыдный сонъ! Я знала, что Алленъ уѣзжаетъ… и боялась, но чего — хорошенько сама не знала… И вотъ я спросила разъ Марго, почему онъ уѣзжаетъ. Я забыла, что она мнѣ отвѣтила, но ея слова меня успокоили, и когда я увидѣла, что оба медальона цѣлы и что мнѣ все это приснилось… или по крайней мѣрѣ, что Алленъ не сдѣлалъ того, о чемъ я его просила… Милли, отчего вы ничего не скажете? вдругъ спросила она вполнѣ, непослѣдовательно.

— Я думаю… все это такъ странно, такъ ново для меня, отвѣчала Милли. Я еще хорошенько не возьму всего этого въ толкъ. Отъѣздъ Аллена имѣлъ какое-нибудь отношеніе къ вашему письму?

— Да, да… о! развѣ я вамъ еще не сказала. Онъ подумалъ, что это письмо отъ Марго и взялъ медальонъ въ ея комнатѣ… но только его застали на этомъ дѣлѣ, а онъ подумалъ, что Марго хочетъ сохранить это втайнѣ… я такъ написала, потому что мнѣ такъ нужна была тайна… онъ ничего и не сказалъ… Милли, право же, я ничего тогда этого не знала! скажите мнѣ, я очень дурно поступила?

— Если вы дѣйствительно ничего не знали… хотя могли бы вы однако догадаться… или разспросить толкомъ, и вамъ бы сказали, въ чемъ дѣло… я думаю, никто не будетъ очень строго васъ осуждать; вы были тогда очень молоды и, какъ сами говорите, глупы. Это все, Ида?

— Не совсѣмъ. Вы знаете, въ Гомбургѣ бѣдный Гай сдѣлалъ мнѣ предложеніе. Я люблю его гораздо, гораздо больше, чѣмъ любила м-ра Меллодью; я тогда не знала, что значитъ любить… а теперь знаю… Ну вотъ, я опять стала такъ счастлива, хотя… хотя по нѣкоторымъ словамъ Гая, замѣтила, что онъ разлюбитъ меня, если узнаетъ, что мнѣ нравился кто-нибудь прежде его. Видите ли, прибавила Ида съ наивностью, я сказала ему, что мнѣ никто еще не нравился, и онъ этому повѣрилъ. А затѣмъ мы вернулись домой, и въ тотъ же вечеръ Марго сказала мнѣ… о! Милли! Это было ужасно! прежде всего она спросила меня, дѣйствительно ли я написала это письмо? и я должна была сказать, что да, хотя я совсѣмъ про него забыла… то-есть, почти совсѣмъ! Тогда она мнѣ все разсказала про Аллена, какъ его обвинили къ воровствѣ и какъ одна злая, злая служанка наша нашла мое несчастное письмо и хочетъ его показать моему вотчиму. Подумайте, Милли, что я тогда почувствовала! Все должно было обнаружиться… Гай все узналъ бы… онъ, навѣрное, счелъ бы меня хуже, чѣмъ я была въ самомъ дѣлѣ; а вотчимъ меня терпѣть не могъ, и я такъ его боялась! Марго убѣждала меня во всемъ сознаться, но мнѣ было страшно… я просила ее спасти меня какъ-нибудь. Я на колѣняхъ умоляла ее объ этомъ. Я сказала, что убѣгу изъ дома, утоплюсь лучше, чѣмъ встрѣтиться съ вотчимомъ, когда онъ все узнаетъ. Я была, какъ помѣшанная. И, наконецъ, Марго сказала, что придумала, какъ помочь бѣдѣ, лишь бы я съумѣла не выдать себя. Вы видите, прибавила Ида, для Марго было уже это не такъ важно, она уже разсталась съ Ноджентомъ и, кромѣ того, она храбрѣе меня и вотчимъ любилъ ее больше меня. А кромѣ того, она сама была много виновата — она такъ говорила — тѣмъ, что повѣрила въ то, будто Алленъ воръ, и услала его далеко. Еслибы она была добрѣе, все бы обнаружилось тогда же… Я согласилась, и на другой день она все разсказала, не упоминая про меня и, кажется, вотчимъ вышелъ изъ себя отъ гнѣва. Тогда Марго убѣжала изъ дому, а потомъ пришла телеграмма, и онъ поѣхалъ на станцію взбѣшенный, а мамаша попросила Гая поѣхать съ нимъ… а затѣмъ… вы знаете, что случилось… И вы видите, что по моей винѣ Гаю пришлось ѣхать и что Богъ наказываетъ меня! заключила Ида съ раздражительной настойчивостью.

— Что, Аллена разыскали? отчего онъ не вернулся домой?

— Ахъ! это хуже всего! Онъ умеръ, Милли, онъ умеръ въ госпиталѣ въ Лондонѣ. Мастерманъ поѣхалъ сегодня, чтобы привезти сюда его тѣло.

— Умеръ! вскричала Милли. Алленъ тоже умеръ!

— Это ужасно, не правда ли? сказала Ида. Но теперь столько кругомъ ужаснаго… Милли, я бы желала, чтобы вы повторили, что не считаете меня такой дурной и виноватой.

— Я никогда не могу этого повторить, отвѣчала Милли съ негодованіемъ. Я думаю, что вы поступили очень дурно и трусливо, допустивъ Марго принести себя въ жертву вамъ!

Ида зарыдала, какъ оскорбленная невинность.

— Милли! я не ожидала, что вы будете говорить мнѣ такія жестокія вещи… когда Гай умираетъ и я такъ несчастна… Я жалѣю, что разсказала вамъ… но вы не должны никому ни слова не говорить объ этомъ; помните, я довѣрилась вашей чести!

— Вы не заслуживаете быть счастливой, Ида! помилуйте! вы и теперь думаете только о себѣ! Неужели же вы допустите, чтобы вся вина падала на Марго? развѣ вы не догадываетесь, почему она разсталась съ Ноджентомъ. Вы обращаетесь къ моей чести, но я никакихъ обязательствъ на себя не принимала… и вовсе не намѣрена допустить, чтобы мой братъ былъ несчастенъ всю жизнь для избавленія васъ отъ маленькой непріятности. То, что вы мнѣ сказали, должно отмѣнить его мнѣніе о Марго, и онъ долженъ это узнать… и узнаетъ!

Когда-то раньше — припомнила Милли — у нея была подобная сцена съ самой Марго, при чемъ негодованіе ея было тоже сильно возбуждено. Но старшая миссъ Чевенингъ, даже въ тѣ поры казавшаяся вполнѣ бездушной, не возбуждала въ ней такого презрѣнія, какъ ничтожная, слабохарактерная сестра.

— Если онъ измѣнитъ свое мнѣніе, сердито замѣтила Ида, то это все-равно ни къ чему не поведетъ. Марго говорила мнѣ, что онъ для нея теперь ничто, и это безповоротно!

— Но она для него еще очень дорога, и этого довольно! Еслибы вы были великодушнѣе, вы бы не воспользовались ея жертвой. Я все скажу брату, Ида, хотя для другихъ это останется тайной. Но если вы благоразумны, то скажете объ этомъ Гаю.

— Сказать Гаю! съ жаромъ разразилась Ида. Гай умираетъ — какое мнѣ теперь дѣло, если весь свѣтъ узнаетъ. Всѣ стали недобры со мной, какъ разъ въ ту минуту, когда я думала, что буду такъ счастлива! Зачѣмъ я пришла сюда, когда Гай, быть можетъ, зоветъ меня какъ-разъ въ эту минуту. Я больше не останусь здѣсь ни минуты. Онъ, можетъ быть, умираетъ, а меня съ нимъ нѣтъ.

Когда Ида ушла, Милли долго просидѣла въ грустной задумчивости; сердце ея болѣло за молодую жизнь, съ которой связано было счастіе столь многихъ людей; болѣло оно и за ту жизнь, которая пресѣклась въ Лондонскомъ госпиталѣ послѣ такихъ долгихъ и незаслуженныхъ страданій; болѣло оно и за несчастнаго отца, сраженнаго въ горькую минуту сознанія непоправимой несправедливости.

Казалось почти неестественнымъ и жестокимъ думать о возможности счастія среди такихъ катастрофъ, но тѣмъ не менѣе въ ней зародилась надежда, что Ноджентъ, разставшійся съ Марго въ невѣдѣніи всѣхъ этихъ вещей, теперь смягчится къ ней и воротитъ ей свою любовь и уваженіе.

Милли ломала голову, какъ бы опять помирить ихъ, и въ эту ночь написала длинное письмо и сообщала въ немъ все, что узнала отъ Иды, выставляя всякія оправданія для той роли, какую играла Марго. И это письмо, послѣ долгой молитвы за его успѣшное дѣйствіе, она сама отправила на почту на слѣдующее утро.

---

Всегда неумолимая логика событій приводитъ въ концѣ концовъ къ наказанію за всякій грѣхъ, вольный или невольный. И въ нѣкоторыхъ случаяхъ, дѣйствіе этого закона бываетъ очевидно для самыхъ безпечныхъ изъ людей и можетъ служить поучительнымъ для насъ примѣромъ. Но въ другихъ случаяхъ, послѣдствія не такъ очевидны; можно подумать, какъ будто фуріи устаютъ держать грѣшника, и Немезида откладываетъ кару до болѣе удобнаго случая. Но даже и тогда пріостановка въ дѣйствіи закона больше кажущаяся, нежели дѣйствительная, и кара постигаетъ при условіяхъ менѣе очевидныхъ для посторонняго зрителя.

Быть можетъ бываютъ также натуры до того ничтожныя и невмѣняемыя, что какъ бы не заслуживаютъ даже и возмездія въ такой формѣ, какая для насъ понятна.

Мы не можемъ вдаваться въ разборъ этихъ вопросовъ и коснулись ихъ лишь въ видѣ предисловія къ тому факту, что въ концѣ концовъ кара, которой опасалась Ида, была отъ нея отвращена. Гай не умеръ; сильное сложеніе восторжествовало надъ болѣзнью, и Ида отдѣлалась только мучительной тревогой и жгучими опасеніями, выпадавшими на долю и другихъ дѣвушекъ, неповинныхъ въ такой вѣтренности и такомъ эгоизмѣ, и притомъ не съ такой счастливой развязкой, какая досталась на долю Иды. Лэди Адель, съ радости отъ выздоровленія Гая, измѣнила прежнюю холодную снисходительность къ его выбору въ болѣе нѣжное чувство. Миловидность Иды и ея граціозная застѣнчивость, за-одно съ пережитыми сообща горемъ и тревогами, смягчили ея сердце, тѣмъ болѣе, что все непріятное въ этомъ бракѣ было теперь устранено.

Чадвикъ умеръ богатымъ человѣкомъ, не имѣвъ времени измѣнить или уничтожить завѣщанія, составленнаго имъ въ пользу жены и ея дѣтей. Идѣ приходилось теперь получить въ приданое довольно значительную сумму денегъ, а Готамы были не настолько богаты, чтобы остаться вполнѣ равнодушными къ такому факту.

Что касается м-съ Чадвикъ, то когда прошло первое потрясеніе, и она сообразила, какъ удивительно помогъ ей случай (она набожно называла его «Провидѣніемъ») въ такомъ отчаянномъ кризисѣ. Мужъ, котораго она никогда не любила, а въ послѣднее время очень боялась, никогда больше ее не обезпокоитъ; неблаговоспитанный и несимпатичный пасынокъ тоже отошелъ изъ міра и не могъ больше ихъ компрометировать. Она была свободна, богата; скандалъ, который могъ повредить имъ въ обществѣ, не успѣлъ разыграться, и у нея было теперь все, что могло вознаградить за униженія и непріятности, доставленныя ей ея вторичнымъ замужествомъ.

Первымъ изъ ея распоряженій было отдѣлаться отъ Сусанны и хотя во многихъ отношеніяхъ, женщина далеко не умная, м-съ Чадвикъ была настолько хитра, чтобы принять такой тонъ съ дѣвушкой, который убѣдилъ ту, что власть ея кончена.

Къ тому же Сусанна, устрашенная и обузданная трагическими событіями, которыя она отчасти вызвала, убѣдившаяся, что хитрость ея пропала даромъ, а честолюбивые планы рухнули, такъ присмирѣла, что съ нею не трудно было справиться. Она оставила домъ м-съ Чадвикъ и дальнѣйшая ея судьба насъ не касается.

Но въ торжествѣ м-съ Чадвикъ все же осталась капля горечи. Приславъ телеграмму изъ госпиталя, Марго внезапно исчезла. Какъ только м-съ Чадвикъ была въ состояніи это сообразить, она стала разыскивать дочь повсемѣстно, но безуспѣшно. Ея не было ни у тетки, лэди Яверлендъ, ни у кого изъ ея прежнихъ Чадвикскихъ знакомыхъ.

М-съ Антробусъ ничего о ней не знала, и вскорѣ опасеніе новой и еще болѣе жестокой трагедіи стало преслѣдовать м-съ Чадвикъ днемъ и ночью. Наконецъ, къ ея невыразимому успокоенію, извѣстія пришли въ формѣ, письма отъ самой Марго. Письмо повидимому долго пространствовало, прежде чѣмъ дойти по назначенію, а изъ него оказывалось, что Марго уѣхала заграницу; она просила мать не безпокоиться на ея счетъ, такъ какъ она вполнѣ безопасна и съ хорошими людьми. Она писала, что не могла оставаться въ Англіи; она не рѣшалась встрѣтиться съ вотчимомъ. Когда Гай выздоровѣлъ и Ида отправилась гостить въ Гоули-Кортъ, ея мать извѣстила Марго о томъ, что ей нѣтъ больше основанія избѣгать дома, и просила ее вернуться.

Письмо, адресованное по указаніямъ Марго, poste-restante, оставалось долго безъ отвѣта, и когда отвѣтъ пришелъ, то повергъ мать въ жестокое смущеніе.

«Вы просите меня вернуться, писала Марго, послѣ всего, что я сдѣлала и чѣмъ это кончилось! Я никогда не вернусь! Я не могу вернуться! Если бы я притронулась къ этимъ деньгамъ, если бы я какъ-нибудь стала причастна къ пользованію ими, я бы думала, что воспользовалась цѣною ихъ жизни, которой по моей милости они лишились. Другое дѣло вы и сестры! но я не могу пользоваться его богатствомъ. О! неужели вы не понимаете, что это для меня невозможно! Пишите мнѣ по адресамъ, какіе я вамъ буду сообщать: разсказывайте мнѣ про всѣхъ васъ какъ можно больше и подробнѣе, но не старайтесь заставить меня перемѣнить мнѣніе… не пытайтесь выслѣдить меня и не допытывайтесь, что я дѣлаю. Достаточно вамъ знать, что я не такъ несчастна, какъ того заслуживаю, и со мной обращаются гораздо лучше, чѣмъ я стою!»

— Бѣдное дитя! вздохнула мать; она все принимаетъ съ такой выспренней точки зрѣнія… и такъ нелѣпо… когда она могла бы теперь вернуться, и никто ни слова противъ нея не сказалъ бы! Она всегда была такъ упряма. Но, не бѣда. Не можетъ же она вѣчно пребывать въ этихъ чувствахъ… Это одно утѣшеніе. Я бы желала знать, съ кѣмъ она теперь. Она вѣроятно взяла какое-нибудь мѣсто, и это ей скоро наскучитъ, слава Богу! Я должна предоставить ее пока самой себѣ: она тѣмъ скорѣе вернется домой!

Но недѣли слѣдовали за недѣлями, а ожиданія м-съ Чадвикъ не выполнялись. Въ короткихъ запискахъ Марго не было и намека на то, чтобы рѣшимость ея пошатнулась. Она не возвращалась.

XII.

Письмо Милли было аккуратно доставлено почтальономъ на квартиру Ноджента, но долго пролежало тамъ нераспечатанное. Онъ нашелъ, что не можетъ оставаться въ Лондонѣ — ему невыносимой показалась его квартира въ Линкольнъ-Иннѣ: контрастъ между его настоящимъ настроеніемъ душевнымъ и тѣмъ, въ какомъ онъ покидалъ ее въ послѣдній разъ, былъ слишкомъ рѣзокъ, а потому и нестерпимъ: каждая вещь, до которой онъ дотрогивался, напоминала ему иныя, болѣе счастливыя времена.

Онъ бродилъ по улицамъ и блуждалъ вокругъ парка; безмолвныя перспективы, рядъ безлюдныхъ домовъ съ закрытыми ставнями и балконами, на которыхъ увядали брошенные безъ призора цвѣты, производили особенно удручающее впечатлѣніе въ его настоящемъ настроеніи. Вечеромъ того дня, когда онъ возвратился въ Лондонъ, онъ совершалъ унылое паломничество черезъ паркъ въ Альбертъ-Голлъ Меншонсъ. Тамъ подъ стекляннымъ сводомъ горѣли разноцвѣтные огни, серебристый свѣтъ электрическаго освѣщенія, музыка, толпа — все точь въ точь какъ въ тотъ памятный іюльскій вечеръ.

Онъ глядѣлъ на темную массу строеній, высившихся позади его, и видѣлъ, неясныя при безлунномъ небѣ, очертанія того балкона, на которомъ онъ стоялъ съ Марго. Ему живо припоминалась ея чарующая, оригинальная красота, и прелесть и неожиданность ея внезапнаго признанія въ любви: оттѣнокъ странной грусти — суевѣрной, какъ казалось въ то время — когда блестящая сцена подъ окнами вдругъ исчезла при звукахъ колокола и мракъ смѣнилъ свѣтъ. Теперь онъ зналъ причину, почему у нея были такія мрачныя предчувствія: совѣсть ея была обременена сознаніемъ обмана, и счастіе — потому что она несомнѣнно была счастлива — отравлено этимъ сознаніемъ. Но почему же, узнавъ ея настоящій характеръ, онъ не могъ радоваться своему освобожденію! Почему не могъ онъ ее забыть?

Онъ рѣшилъ попытать, не поможетъ ли ему въ этомъ перемѣна мѣста; чтобы уйти отъ всѣхъ этихъ воспоминаній, онъ уѣдетъ изъ Лондона куда-нибудь, хотя бы въ Норвегію, напримѣръ.

И на другой же день отправился въ Христіанію. То была старая исторія! Хотя на нѣкоторое время новизна и живописность фіордовъ, пиковъ и водопадовъ, спортъ — онъ былъ искусный рыболовъ — первобытныя селенія, старомодная, добродушная простота ихъ жителей развлекали его.

Но привычка очень скоро взяла свое, вниманіе притупилось, и лицо Марго неуклонно мерещилось ему.

Онъ видѣлъ ее такою, какою она была при послѣднемъ прощаніи, когда она отвергла его предложеніе увести ее изъ этого дома раздора.

Съ какимъ страннымъ, спокойнымъ достоинствомъ она говорила! Какъ это такъ выходило, удивлялся онъ, что послѣ всѣхъ своихъ дѣяній она умѣла заставить другихъ почувствовать себя виноватыми? Она стоила того, чтобы ее презирать, не думать больше о ней… а между тѣмъ онъ тосковалъ по ней, тосковалъ и страстно желалѣее видѣть, и нигдѣ нельзя было разсѣять этой тоски. Онъ не велѣлъ пересылать себѣ писемъ, хотя самъ отъ времени до времени писалъ иногда Милли. Въ своихъ письмахъ онъ не дѣлалъ намековъ на Марго или на прошлое, и она, принимая его молчаніе за знакъ, что посредничество ея отвергнуто, тоже молчала. Но въ одномъ изъ своихъ писемъ она сообщила ему о смерти Аллена и его отца, и эти извѣстія вызвали реакцію въ душѣ Орма относительно Марго.

По ея милости онъ чувствовалъ личную отвѣтственность въ судьбѣ Аллена. Еслибы не ложь, которую она ему сказала, онъ бы мягче обошелся съ нимъ въ ту ночь, какъ встрѣтилъ его на станціи; онъ бы не допустилъ его уѣхать безъ объясненія. Въ концѣ концовъ она все-таки сдѣлала его своимъ сообщникомъ! Теперь она торжествовала! Онъ представлялъ ее себѣ красивой, спокойной и гордой, какъ всегда… Цѣль, къ которой она стремилась, была достигнута какъ разъ въ ту минуту, когда все казалось потеряно.

Да! онъ могъ ее теперь ненавидѣть!.. но ненавидѣть было еще тяжелѣе, чѣмъ любить.

Онъ вернулся домой, не отдохнувши и не успокоившись и когда пріѣхалъ къ себѣ на квартиру въ одинъ пасмурный октябрьскій вечеръ, то нашелъ цѣлую груду писемъ у себя на столѣ, которыя распечаталъ и прочиталъ безъ всякаго любопытства или интереса.

Одно письмо, въ которомъ онъ узналъ почеркъ Милли, онъ отложилъ — какъ и подобаетъ брату — на самый конецъ. То было письмо, въ которомъ она сообщала исповѣдь Иды.

Первымъ чувствомъ его, когда онъ прочиталъ это письмо, была сильная, всепобѣждающая радость. Зло, причиненное ею, было сдѣлано безсознательно! Она невинна во всемъ, что казалось такимъ сатанинскимъ, такимъ чудовищнымъ съ своей безсовѣстности. То была настоящая трагедія недоразумѣній.

Она честно вѣрила въ то, что сказала ему про Аллена… то, что она совершила впослѣдствіи, было лишь отчаяннымъ, ошибочнымъ усиліемъ спасти другихъ, отсрочить развязку до тѣхъ поръ, пока ея худшія опасенія оправдаются или будутъ разсѣяны. Но послѣ радости имъ овладѣлъ жгучій стыдъ, убійственное раскаяніе въ томъ, что онъ вторично усомнился въ ней, что онъ не уцѣпился — вопреки очевидности — за инстинктъ, который, правда очень слабо, шепталъ ему, что изъ всѣхъ женщинъ она послѣдняя въ мірѣ, которая могла бы такъ поступить.

Проститъ ли она когда-нибудь ему эту вторичную измѣну? Хватитъ ли у нея великодушія признать, что ея собственное молчаніе, ея непонятный образъ дѣйствія и рѣчи — все способствовало его заблужденію? Попомнитъ ли она, что съ концѣ концовъ онъ все же предлагалъ ей остаться ей вѣрнымъ вопреки всему?

Онъ не могъ дать на это никакого отвѣта; но чувствовалъ, что если она все еще его любитъ, то проститъ ему, и рѣшилъ не терять времени. Онъ завтра же поѣдетъ въ Горскомбъ и знаетъ, разлюбила она его или нѣтъ.

Къ несчастію, ему пришлось прежде дочитать письмо, а оно содержало въ концѣ извѣстіе о бѣгствѣ Марго въ день его собственнаго отъѣзда и о томъ, что съ тѣхъ поръ всякій слѣдъ ея затерялся. На другое утро тревога его нѣсколько разсѣялась новымъ письмомъ отъ Милли, къ которомъ она сообщала ему, что м-съ Чадвикъ получила наконецъ извѣстіе отъ дочери. Марго уѣхала заграницу и не скоро думаетъ оттуда вернуться.

Это не помѣшало ему посѣтить Горскомбъ и по пріѣздѣ туда отправиться въ Агра-Гаузъ. Онъ имѣлъ свиданіе съ м-съ Чадвикъ, которую нашелъ въ такомъ глубокомъ траурѣ, какой подобаетъ неутѣшной вдовѣ.

Она уклончиво отвѣчала на всѣ его разспросы о Марго: она рѣшительно не можетъ сообщить ему ничего опредѣленнаго. Милая Марго путешествуетъ съ друзьями и безпрестанно измѣняетъ свое мѣстопребываніе сообразно желаніямъ этихъ послѣднихъ.

— Но вѣдь вы пишете ей? настаивалъ онъ; конечно, вы можете сказать мнѣ, куда адресовать ей.

— Мнѣ очень тяжело вамъ въ этомъ сознаваться, отвѣчала м-съ Чадвикъ, но дѣло въ томъ, что я прекратила на время всякую переписку съ нею. Конечно, я удостовѣрилась, что она находится подъ надежной охраной; она (это я вамъ говорю по секрету) сопровождаетъ одну даму въ качествѣ компаньонки. Она предпочитаетъ это и зависимость отъ чужихъ пребыванію подъ материнскимъ кровомъ. Поэтому я вынуждена была наконецъ ей сказать, что отказываюсь поощрять далѣе подобное безразсудство и воздержусь отъ всякой съ нею переписки, до тѣхъ поръ пока она не объявитъ мнѣ, что готова вернуться домой и вести себя разсудительно. Съ тѣхъ поръ я ничего о ней не знаю, и вы можете себѣ представить, каково это для сердца матери.

Ноджентъ подумалъ, что понимаетъ причину рѣшенія Марго, и позже ломалъ себѣ голову надъ тѣмъ: насколько м-съ Чадвикъ посвящена въ тайную исторію этой трагедіи, — по ея манерамъ нельзя было вывести никакого заключенія.

— Но вы можете наконецъ, просилъ онъ ее, сообщить мнѣ послѣдній адресъ, по которому вы ей писали.

М-съ Чадвикъ колебалась съ минуту, прежде чѣмъ отвѣтить любезнѣйшимъ тономъ.

— Право же, дорогой м-ръ Ормъ, я не вижу, какой будетъ въ этомъ толкъ; невѣроятно, чтобы письмо, адресованное туда, достигло ее. И къ тому же боюсь, что должна отказать вамъ совершенно въ своемъ содѣйствіи. Вы теперь другъ для друга совсѣмъ чужіе. Не знаю, кто изъ васъ виноватъ въ вашей размолвкѣ, но имѣю всѣ основанія думать, что она по крайней мѣрѣ не измѣнила съ тѣхъ поръ своего мнѣнія… хотя вы и измѣнили. М-ръ Ормъ, прибавила она, и въ ея голосѣ послышалось больше искренности, чѣмъ до сихъ поръ, я желаю, чтобы ее оставили пока въ покоѣ: если къ ней будутъ приставать съ воззваніями или посланіями, если она подумаетъ, что кто-нибудь пытается ее розыскать, мы ее окончательно потеряемъ. Обѣщайте мнѣ, что оставите ее съ покоѣ на время и не будете ее преслѣдовать. Право же, я увѣрена, вамъ не будетъ отъ того никакой пользы, а для насъ и для нея можетъ произойти большой вредъ.

Ормъ съ горечью долженъ былъ сознаться, что въ этихъ словахъ много правды: онъ потерялъ право обращаться къ Марго, еслибы даже и зналъ, гдѣ она находится. Весьма возможно, она и уѣхала частію изъ желанія избѣжать встрѣчи съ нимъ.

Онъ отказался отъ дальнѣйшихъ попытокъ выслѣдить ее; онъ долженъ предоставить времени ихъ встрѣчу и ея возможныя послѣдствія. Въ сердцѣ своемъ онъ лелѣялъ надежду, что гордая, высокомѣрная Марго не вынесетъ долго зависимости, что терпѣніе ея лопнетъ, и тогда она поневолѣ вернется домой. Но эта надежда, поддерживавшая его впродолженіи зимы, стала ослабѣвать, когда наступила и прошла весна, подошло лѣто, а о ней не было ни слуха, ни духа.

Опять наступилъ Троицынъ день. Ормъ не бывалъ дома съ Рождества, и теперь теплое майское солнце и распускающіяся деревья въ паркѣ возбудили въ немъ желаніе снова увидѣть Горскомбъ въ свѣжей лѣтней красѣ. Быть можетъ, всѣ болѣзненныя воспоминанія поблекли и не оживутъ въ немъ съ прежней силой. Быть можетъ также, онъ услышитъ вѣсти о той, которая никогда не оставляла его мыслей надолго.

И вотъ онъ снова сидѣлъ за завтракомъ въ убогой столовой приходскаго дома, со спущенными зелеными венеціанскими шторами на открытыхъ окнахъ, сквозь которыя проникалъ теплый вѣтерокъ.

Онъ только-что пріѣхалъ, отецъ, мать и Милли сидѣли вмѣстѣ съ нимъ, и разговоръ велъ главнымъ образомъ викарій о приходскихъ дѣлахъ, которыя мало интересовали Ноджента, и онъ разсѣянно слушалъ отца.

Но вдругъ м-съ Ормъ сказала дочери.

— Когда ты сегодня ходила въ деревню, Милли, ты не встрѣтилась съ Марго?

— Нѣтъ, мама, отвѣчала Милли, но я видѣла миссъ Момберъ, и она просила меня передать вамъ, что въ одномъ изъ коттеджей на Декфордской дорогѣ проживаетъ бѣдное семейство, какъ разъ за поворотѣ…

— Развѣ Марго вернулась? перебилъ Ноджентъ, не вѣря своимъ ушамъ.

— Да, да, нервно отвѣчала Милли, она только вчера вечеромъ пріѣхала… я еще ее не видѣла.

— Она пріѣхала не потому… не потому, что больна и съ ней ничего вообще худаго не случилось? спросилъ Ноджентъ.

— Ничего рѣшительно… я не слышала и не ничего не знаю объ этомъ. Ты уходишь? спросила Милли, видя, что Ноджентъ встаетъ.

— Я хочу… побродить, отвѣчалъ онъ съ напускной безпечностью и, можетъ быть, сдѣлаю два-три визита.

— Ты пойдешь въ Агра-Гаузъ?

Ормъ рѣдко краснѣлъ, но тутъ слабый румянецъ окрасилъ его щеки, когда онъ отвѣчалъ:

— Вѣроятно… да, пойду.

— Подожди минутку… я пойду съ тобой. Я сейчасъ окончу свои счеты и понесу цвѣты въ церковь.

— Не могу ждать, отвѣчалъ онъ, смѣясь. Мы потомъ погуляемъ съ тобой.

— Но постой же, Ноджентъ, постой одну минутку. Я… хочу тебѣ что-то сказать.

Но онъ уже вышелъ за дверь и махнулъ ей рукой съ улыбкой на прощанье.

— Послѣ скажешь.

Милли вернулась въ столовую разстроенная.

— Онъ ушелъ… чтобы поскорѣе увидѣть ее, печально произнесла она, онъ не захотѣлъ меня слушать.

— Я-то думала, онъ совсѣмъ излѣчился, сказала мать, а не то не упомянула бы ея имени.

— Бѣдный Ноджентъ! продолжала Милли, эта вѣсть такъ неожиданно обрушится теперь на него!

— Обойдется, философически замѣтилъ викарій, ты избавилась отъ неблагодарной задачи, дорогая Милли; ты помнишь, что у Шекспира говоритъ Клеопатра:

"Хоть добросовѣстно, но не полезно

"Худыя вѣсти доставлять. Спѣши

"Скорѣй пріятной новостью утѣшить,

"А горькая пусть скажется сама,

«Когда ее почувствуемъ».

— Онъ долженъ же это узнать и чѣмъ скорѣе, тѣмъ лучше въ такихъ дѣлахъ. Я тоже надѣялся, что онъ давно, бѣдный мальчикъ, уже утѣшился. Я былъ увѣренъ, что они разстались по взаимному желанію. Влюбленнымъ слѣдовало бы всегда знать навѣрное, чего они хотятъ. Ты послала сказать Феншо, что я не буду служить сегодня вечеромъ… нѣтъ? Онъ отправится на какой-нибудь крокетъ или въ Голли-Лоджъ къ дамѣ своего сердца, если ты не поторопишься его предупредить. Нѣтъ, вижу, мнѣ самому надо пойти!

Орму въ эту минуту общество всякаго другаго человѣка было бы въ тягость: онъ хотѣлъ быть одинъ, чтобы обдумать великое счастіе, доставшееся ему: Марго вернулась въ Горскомбъ… онъ могъ ее увидѣть сегодня же!

Однако онъ не тотчасъ же пошелъ въ Агра-Гаузъ… часъ былъ слишкомъ ранній для визита даже въ деревнѣ, и онъ хотѣлъ собраться съ мыслями, вполнѣ насладиться предвкушеніемъ великаго блаженства: надежда вновь ожила въ немъ; если она вернулась, то, значитъ, не онъ держалъ ее вдали.

Онъ прошелъ по деревнѣ и вдоль большой дороги, радуясь всему, что видѣлъ, любуясь контрастомъ, какой представляли покрытые бѣлоснѣжнымъ цвѣтомъ яблони въ огородахъ съ темно-синимъ небомъ, вдыхая ароматъ растеній и прислушиваясь къ нахальному крику чернаго дрозда и отдаленнымъ возгласамъ кукушки. Кругомъ него природа обновлялась, пробуждаясь отъ зимняго сна, и оживала. Онъ не могъ не видѣть въ этомъ прототипа своей собственной судьбы… знака, что зима въ его сердцѣ и жизни ушла, и вернулось лѣто.

Онъ вернулся по цвѣтущимъ тропинкамъ и вскорѣ дошелъ до калитки, у которой дожидалась его Марго въ послѣдній разъ, какъ онъ ее видѣлъ.

Сѣтка была натянута на теннисъ-лаунѣ и, когда онъ проходилъ мимо, человѣкъ, облеченный во фланель, всталъ съ одного изъ стульевъ. Онъ протянулъ-было руку, но затѣмъ спохватился, что его не узнали.

— Вы не помните меня, я вижу, съ улыбкой произнесъ онъ.

— Не могу сказать, чтобы помнилъ, отвѣчалъ Ормъ, я теперь такъ рѣдко бываю въ Горскомбѣ.

— Мы встрѣчались въ Лондонѣ… не здѣсь, отвѣчалъ тотъ, продолжая улыбаться, но какъ будто чувствуя себя не совсѣмъ ловко отъ того, что ему приходится напоминать о себѣ. Развѣ вы забыли одинъ вечеръ, прошлымъ лѣтомъ, въ Альбертъ-Голлъ-Меншенсъ?

— У м-съ Антробусъ? вскричалъ Ормъ, вздрогнувъ. Прошу простить… я отлично вспомнилъ васъ теперь… ваше имя — Лангришъ.

То былъ м-ръ Лангришъ, который въ тотъ достопамятный вечеръ, когда Ормъ сдѣлалъ предложеніе Марго, оказывалъ особенное вниманіе этой послѣдней и о которомъ Ормъ съ тѣхъ поръ ни разу и не вспомнилъ. Онъ могъ не узнать его и по другимъ причинамъ; во-первыхъ, разница между утреннимъ костюмомъ изъ фланели и чернымъ фракомъ могли отчасти способствовать этому. Затѣмъ, Лангришъ и самъ очень перемѣнился съ тѣхъ поръ: онъ казался моложе, здоровѣе, чѣмъ въ тотъ вечеръ; глаза его стали оживляться, и весь онъ казался веселѣе и бодрѣе.

— Вы идете въ домъ? спросилъ онъ. Я пойду съ вами.

Ормъ почувствовалъ неудовольствіе слишкомъ слабое, чтобы заслужить названіе ревности, однако сродни ей. До сихъ поръ ему въ голову не приходило, что ему придется считаться съ возможнымъ соперничествомъ, не только что съ отчужденной отъ него Марго… но что могъ здѣсь дѣлать этотъ господинъ… если только онъ не влюбленный?

— Вы пріѣхали сюда въ гости? спросилъ онъ немного подозрительно.

— О! очень не надолго, отвѣчалъ Лангришъ съ веселой беззаботностью. Мой отпускъ кончается, и я хочу какъ можно скорѣе вернуться на свой постъ.

Это не похоже что-то на рѣчи влюбленнаго.

— Вы хотите вернуться на вашъ постъ? Вы, кажется, дипломатическимъ агентомъ въ Іокогамѣ?

— Да… былъ… и есть, отвѣчалъ Лангришъ. О! я теперь охотно туда ѣду. Я беру съ собой жену.

Его жену! Онъ, значитъ, женатъ и уѣзжаетъ черезъ нѣсколько дней: какія глупыя ревнивыя мысли могутъ забираться въ голову человѣка! Ормъ вдругъ сталъ очень любезенъ.

— О, конечно, въ такомъ случаѣ большая разница, сказалъ онъ, позвольте васъ поздравить отъ души. Боюсь, что не буду имѣть удовольствія увидѣть м-съ Лангришъ до вашего отъѣзда… если только, прибавилъ онъ, она здѣсь не съ вами.

— Вы очень добры, отвѣчалъ Лангришъ, немного сухо, моя жена здѣсь, разумѣется, и вы найдете ее въ домѣ. Если вы желаете ее видѣть, то ей, конечно, будетъ очень пріятно увидѣться съ вами. Я такъ и думалъ, что вы, вѣроятно, съ этимъ намѣреніемъ пришли въ Агра-Гаузъ.

Ноджентъ пробормоталъ что-то учтивое. Увѣренность Лавгриша, что онъ пришелъ въ Агра-Гаузъ, чтобы видѣться съ его женой, нѣсколько досаждала ему… вполнѣ достойно эгоизма новобрачнаго!

Когда они входили въ сѣни, Реджи и Летиція попались имъ на встрѣчу.

Мальчикъ, не замѣчая Ноджента, подбѣжалъ къ Лангришу.

— Неужели вы хотите сидѣть дома? Вѣдь вы обѣщали сыграть со мной вдвоемъ въ теннисъ. Я все приготовилъ; я хочу знать, кто изъ насъ лучше играетъ: я думаю, мы оба равной силы.

Лангришъ засмѣялся весело и добродушно.

— Пожалуй, дружокъ, я буду съ тобой играть, но ты долженъ быть снисходителенъ къ моимъ преклоннымъ годамъ; я не могу за тобой угоняться.

— Какія глупости! — сказалъ Реджи. — Вы такъ же молоды, какъ и я. Пойдемте.

Они ушли на лаунъ-теннисъ, оставивъ Летицію и Ноджента однихъ въ сѣняхъ.

— Пойдемте въ классную, Ноджентъ, предложила Летиція. — Мнѣ надо такъ много сказать вамъ; у меня новая гувернантка, и я считаю ее душкой, хотя Реджи и увѣряетъ, будто у нея ротъ до ушей… ея теперь нѣтъ дома, и вы потому ее не увидите… О! я хочу вамъ показать мои новые рисунки. Я сдѣлала нѣсколько иллюстрацій къ Гомеру… «Разсказы изъ Гомера»… вы знаете эту книгу. Нѣкоторыя мнѣ очень удались. Я только не умѣю рисовать каски, а потому замѣнила ихъ шляпами. Можно это, какъ вы думаете?.. О! Китти, я совсѣмъ про тебя забыла. Посмотрите, Ноджентъ, не правда ли, какая милая куколка? Она въ траурѣ, видите, по бѣдному Аллену и папа. Но скоро пора уже снять глубокій трауръ и одѣться въ полу-трауръ.

Личико ея стало серьезно, когда она произнесла имя Аллена.

— Бѣдный Алленъ! — мягко сказала она. — Еслибы онъ остался въ ту ночь здѣсь, вмѣсто того, чтобы уѣхать, онъ бы не умеръ. Онъ далъ мнѣ письмо и велѣлъ разорвать его, Ноджентъ, а Марго заплакала. Я не должна была этого никому говорить… но теперь можно сказать вамъ. Марго вчера сказала, что можно.

Исторія съ разорваннымъ письмомъ теперь объяснилась; даже и въ этомъ она была неповинна!

Онъ съ трудомъ могъ сдержать дрожь въ голосѣ, когда заговорилъ. И такъ, Марго желала, чтобы онъ узналъ… Значитъ, есть еще надежда!

— Летти, — сказалъ онъ, — мнѣ бы нужно повидать Марго наединѣ… не поможете ли мнѣ. Сбѣгайте къ ней и скажите, что я здѣсь, и попросите ее придти.

— Я думаю, что вы съ Марго уже раздружились?

— Я надѣюсь, что нѣтъ. Я… я хочу спросить ее объ этомъ, милочка.

— Марго пробудетъ здѣсь недолго. О, Ноджентъ! не можете ли вы уговорить ее, чтобы она осталась? Сдѣлайте это. Я такъ старалась, но она говоритъ, что должна уѣхать!

— Если я успѣю, Летиція, то она не уѣдетъ. А теперь бѣгите къ ней и попросите ее придти ко мнѣ.

— Хорошо. Куда ее пригласить придти? Въ гостиной никого нѣтъ… на вашемъ мѣстѣ я бы подождала ее тамъ. Хотите взять съ собой Китти, чтобы вамъ не скучно было ждать? Я съ удовольствіемъ вамъ ее дамъ. Ормъ отклонилъ это любезное предложеніе, и Летиція побѣжала позвать Марго.

Онъ не могъ усидѣть смирно въ гостиной, всталъ и безпокойно прохаживался по ней и, наконецъ, вошелъ въ теплицу, гдѣ удушливая, тропическая атмосфера казалась пропитанной поэзіей и таинственностью любви.

Придетъ ли она?.. Легкіе шаги послышались за его спиной, тихій шелестъ платья; онъ обернулся, и вся кровь отхлынула къ его сердцу… Онъ снова увидѣлъ ее!

Она была въ черномъ, и на первый взглядъ показалась ему тоньше и какъ бы моложе; но въ глазахъ залегло выраженіе невыразимой боли; линіи лица обострились, блѣдность его утратила свою лилейность, и рука, которую онъ взялъ, тоже была худѣе и тоньше.

Она встрѣтила его съ застѣнчивой нерѣшительностью, и голова не была такъ гордо закинута, какъ въ былыя времена.

— Я видѣла, какъ вы пришли, — сказала она, — и понадѣялась, что не уйдете, не повидавшись со мной.

— Зачѣмъ же я сюда и пришелъ? — отвѣчалъ онъ. — Марго, я… я все узналъ!

— Узнали? Вы не будете упрекать меня теперь, когда я не могу васъ выслушать… Я думала, такъ будетъ лучше.

— Я покончилъ съ упреками навсегда, — сказалъ онъ; — я пришелъ только просить васъ простить меня въ послѣдній разъ. Я долженъ былъ бы вѣрить въ васъ, не смотря ни на что… вмѣсто того, чтобы допустить, какъ я это сдѣлалъ, что вы виноваты.

— Вы не могли иначе; я допустила васъ до этого.

— Но почему? почему вы не довѣрились мнѣ?

— Видите ли, я и сама хорошенько не знаю… я боялась говорить, думать; я хотѣла скрыть отъ всѣхъ тайну, пока не разберусь въ ней, пока не увижу заподозрѣнныхъ мною лицъ и не предостерегу ихъ. Однако, я чуть-было не сказала вамъ.

— Еслибы вы сказали! — вскричалъ онъ, — еслибы вы сказали!

— Знаете ли, что меня удержало? Я чувствовала, вы будете все также осуждать меня, если я и скажу… за то, какъ я съ нимъ поступила… Допустила вторично, чтобы онъ уѣхалъ изъ дома. Я боялась того, что вы скажете. И затѣмъ, когда эта женщина принесла письмо, я видѣла, что, помимо вашей воли, вы повѣрили ей… еслибы даже я и сказала, то вы бы мнѣ не повѣрили. Вотъ отчего я молчала, Ноджентъ!

— Я не заслуживалъ, должно быть, довѣрія, но я тоже и поплатился за это. Не пора ли забыть объ этомъ страшномъ времени? Не можете ли вы простить мнѣ эту вторичную и худшую оплошность?

— Какъ могу я васъ не простить… если только есть, что простить? Чѣмъ бы я была послѣ этого… я, которой нельзя уже ничѣмъ въ мірѣ заслужить прощенія… Не думайте, чтобы я позабыла, что я сдѣлала… какъ глубоко я прегрѣшила… и какія страшныя послѣдствія повлекло это за собой. Я вернулась домой не за_тѣмъ, чтобы тутъ жить. Въ этомъ домѣ я бы не могла надѣяться найти успокоеніе. Но я не могу уѣхать, не повидавшись съ ними со всѣми въ послѣдній разъ! Вы согласны?

— Марго! вскричалъ онъ, зачѣмъ вы должны уѣзжать… изъ Англіи, я хочу сказать? Теперь, когда мы понимаемъ вполнѣ другъ друга… Пожалѣйте меня! не покидайте меня опять!

Она отступила назадъ съ ужасомъ и удивленіемъ во взорѣ.

— Вы ли говорите мнѣ такія слова… теперь? я считала васъ честнымъ человѣкомъ, Ноджентъ!

— Что же я такого сказалъ? что можетъ быть безчестнаго, если мы вновь обручимся?

— Ахъ! вскричала она, вы сказали, что все знаете… и я думала… развѣ вы не понимаете… что я не свободна?

— Марго! ради Бога не оставляйте меня въ неизвѣстности! Не свободны? Что вы хотите этимъ сказать? Неужели я опоздалъ, и вы уже невѣста другаго?

— Развѣ онъ вамъ не сказалъ этого сейчасъ, когда вы разговаривали?

— Кто онъ? М-ръ Лангришъ; но вѣдь онъ женатъ.

— Я его жена.

---

Событія, которыя привели къ такому результату, должны быть переданы читателю, для его вразумленія, хотя нельзя требовать отъ Марго, чтобы она сама сообщила о нихъ Нодженту Орму.

Коротко сказать, дѣло было такъ: она ждала въ госпиталѣ утромъ того дня, какъ умеръ Алленъ, пока, наконецъ, не могла долѣе выдержать.

Съ нею были ея драгоцѣнныя вещи и немного денегъ: величайшимъ ея желаніемъ было уѣхать изъ Англіи куда-нибудь подальше, нянькой, горничной, гувернанткой — чѣмъ угодно.

Тутъ ей пришло въ голову, что отъ нея потребуютъ рекомендацій, а отъ кого она могла получить таковыя? Вдругъ она вспомнила про одну даму, м-съ Маберли, съ которою она встрѣчалась у м-съ Антробусъ и которая постоянно жаловалась на то, что никакъ не можетъ найти себѣ симпатичную компаньонку.

У Марго явилась слабая надежда, что она еще въ Лондонѣ и, пожалуй, никого еще не наняла, и она рѣшила попытать счастія.

Дѣйствительно, на ея счастіе м-съ Маберли все еще проживала въ гостинницѣ въ поискахъ за идеальной компаньонкой, и когда она узнала, что прелестная миссъ Чевенингъ оставила свой домъ по фамильнымъ причинамъ и готова ѣхать съ нею заграницу, она пришла въ восторгъ.

Онѣ, на другой же день, отправились въ Парижъ, и нѣкоторое время Марго не могла ни на что пожаловаться, хотя ея пріятельница постепенно стала превращаться въ госпожу.

По многимъ причинамъ Марго не могла быть той живой и веселой компаньонкой, какую м-съ Маберли считала себя вправѣ ожидать найти въ ней.

Извѣстіе о внезапной смерти Чадвика, достигшее до нее во время путешествія, было новымъ для нея ударомъ, и хотя она изо всѣхъ силъ старалась добросовѣстно исполнять свою обязанность и угождать всѣмъ прихотямъ и капризамъ своей хозяйки, но это ей не совсѣмъ удавалось.

Между тѣмъ, Лангришъ присоединился къ нимъ, и интересъ, съ которымъ онъ относился къ Марго съ самой первой минуты, какъ онъ съ нею познакомился, еще увеличился, когда. онъ нашелъ ее въ роли компаньонки его сестры.

Онъ обращался съ нею съ величайшимъ тактомъ и деликатностью, и на тысячу ладовъ спасая ее отъ дурнаго расположенія духа сестры. Онъ видѣлъ, что Марго несчастлива, но старательно скрывалъ свои чувства. Мало по малу она привязалась къ нему, пріучилась видѣть въ немъ друга, не ожидая, чтобы онъ сталъ ей болѣе близкимъ человѣкомъ, и онъ, повидимому, тоже довольствовался такимъ положеніемъ дѣлъ.

Но, однажды, онъ засталъ ее въ отчаяніи; его сестра, въ припадкѣ досады, объявила миссъ Чевенингъ, что не нуждается больше въ ея услугахъ. У Марго не было денегъ… всѣ ея рессурсы были истощены въ Парижѣ на экипировку; она не могла вернуться домой! Куда же ей теперь дѣться?

Тутъ Лангришъ не выдержалъ, и отъ боязни окончательно потеряться, высказался раньше того, какъ предполагалъ и предложилъ ей выдти за него замужъ.

Марго не сразу согласилась — пережитое ею было еще слишкомъ свѣжо и памятно — но онъ внушалъ ей такое довѣріе, что она сообщила ему все, что было, и почему она считаетъ себя недостойной любви порядочнаго человѣка. Онъ взглянулъ на дѣло вовсе не такъ сурово, но на время отложилъ разговоръ о свадьбѣ и постарался уладить размолвку Марго съ миссъ Маберли.

Нѣкоторое время все шло по-прежнему, затѣмъ онъ возобновилъ свое предложеніе. Онъ долженъ былъ скоро ѣхать въ Японію. Не можетъ ли она дать ему окончательный отвѣтъ?

На этотъ разъ она согласилась. Она не способна больше влюбиться; но такъ какъ онъ ее любитъ, то она постарается сдѣлать его счастливымъ.

Ей не пришлось пожалѣть о своемъ рѣшеніи: первоначальное чувство благодарности и симпатіи перешло въ болѣе нѣжное чувство. По временамъ она сознавалась, какъ виноватая, что доля ея гораздо легче, чѣмъ она того заслуживала.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Но вернемся къ оставленной нами четѣ. Ормъ стоялъ и недвижно глядѣлъ въ полъ, пытаясь освоиться съ страшной истиной, только-что сообщенной ему. Дѣйствительность оказалась хуже всего, что онъ себѣ представлялъ.

— Его жена! повторилъ онъ, его жена!

— Право же, я думала, вы знаете, жалобно повторила Марго, я видѣла, какъ вы съ нимъ разговаривали.

— Нѣтъ, устало отвѣчалъ онъ, я не подозрѣвалъ до послѣдней минуты. Я… я долженъ былъ бы, вѣроятно, сказать теперь какое-нибудь приличное, общее мѣсто… выразить свое сожалѣніе… пожелать вамъ всякаго благополучія… Но вотъ, не могу… Марго, страстно заговорилъ онъ, какъ могли вы это сдѣлать? какія его права сравнительно съ моими! Вы не имъ ли права бросить меня для другаго! И къ чему вы это сдѣлали, Марго! не постигаю. Изъ досады… изъ какого-то фантастическаго самолюбія… чтобы отомстить мнѣ?.. Нѣтъ… я этого не постигаю.

Марго гордо выпрямилась. Несмотря на все ея благопріобрѣтенное смиреніе, каріе глаза ея гнѣвно сверкнули.

— Вы вынуждаете меня, говоря такъ, откровеннѣе высказаться передъ вами. Я сдѣлала это и не изъ досады, и не въ отместку вамъ. Ни въ какомъ случаѣ — поймите это, Ноджентъ, — ни въ какомъ случаѣ наши жизни не могли бы слиться вмѣстѣ. Любовь моя умерла къ вамъ, умерла, когда я увидѣла, что у васъ нѣтъ ко мнѣ настоящаго довѣрія, что вы не любите меня такъ, какъ я ожидала. И моя любовь оказалась не такою, какъ я думала! Подумайте, что было бы, еслибы я тогда же разсказала вамъ все, и вы бы мнѣ повѣрили: вы бы нашли для меня оправданіе… въ первую минуту… а затѣмъ, опять разумъ взялъ бы верхъ надъ чувствомъ, и вы осудили бы меня. И вы бы усомнились во мнѣ: стали бы думать, не обманула ли я васъ снова и не болѣе ли виновна, чѣмъ призналась. Нѣтъ, я не могла бы довольствоваться такою любовью! Любовь безъ довѣрія! мы были бы оба несчастны, Ноджентъ. Неужели жестоко съ моей стороны высказать все это теперь? Надѣюсь, что нѣтъ… я вовсе не хочу быть жестокой. Современемъ вы сами увидите, что я была права, и будете довольны, что я вовремя отступила.

— Для меня этотъ день никогда не наступитъ… хотя бы я прожилъ столѣтіе! отвѣтилъ онъ, но конечно это васъ не касается… что жъ, говорить больше нечего. Я потерялъ васъ на этотъ разъ совсѣмъ и навсегда, и не вправѣ жаловаться. То, что вы мнѣ сейчасъ сказали — жесточайшій изъ всѣхъ ударовъ, но и его я самъ навлекъ на себя. Забудьте то, что я только-что сказалъ… человѣкъ не можетъ всегда разсчитывать всѣ свои слова. Теперь я опомнился. Я не утверждаю, что примирился или когда-нибудь примирюсь съ своей судьбой, но за васъ я радъ, что вы хорошо выбрали. Милая, я искренно, отъ всей души желаю вамъ счастія.

— Счастія! повторила она, это слишкомъ громкое для меня теперь слово. Но я всегда съ удовольствіемъ буду вспоминать, что вы мнѣ его пожелали и что мы разстались друзьями.

Она протянула ему руку; онъ пожалъ ее, ни слова больше не прибавивъ, и черезъ минуту вышелъ изъ дома, избѣгая съ кѣмъ-либо встрѣтиться, торопясь уйти въ какое-нибудь пустынное мѣсто, гдѣ бы онъ могъ справиться съ своимъ горемъ.

Послѣднее слово было сказано. Онъ привлекъ сердце прелестной, своенравной красавицы, но не съумѣлъ удержать его, а теперь конецъ всякой надеждѣ вновь завоевать ея любовь!

И такъ же вѣрно, какъ еслибы будущее раскрылось передъ нимъ, онъ зналъ, что не увидитъ больше Марго и не услышитъ ея голоса.

И въ первую горькую минуту этого сознанія онъ позавидовалъ бѣдному Аллену, котораго она никогда не любила, котораго терпѣть не могла, но который съумѣлъ умереть за нее.

Конецъ.

"Русскій Вѣстникъ", №№ 5—12, 1890, №№ 1—3, 1891

---

1. Родъ балалайки, употребляемый у негровъ.