ПАРИЖСКАЯ ТЕТУШКА (*).
править(*) Мы сочли не лишнимъ помѣстить рядомъ съ диккенсовымъ эскизомъ разсказъ сэра Франсиса Геда (Head) о варяжскомъ заведеніи Mont-de-Piété, которое въ простонародьи называется Ma Tante.
…Только что сошелъ я съ лѣстницы въ той части гостинницы, которая назначена для принятія залоговъ, какъ вижу четыре ручныя телѣги, въѣзжающія за дворъ и нагруженныя вещами заемныхъ конторъ Mont-de-Piété.
Я хотѣлъ узнать, что такое называется во Франціи закладомъ, и потому опять вошелъ наверхъ и пробрался въ канцелярію довольно извилистымъ проходомъ. Это была маленькая комната съ печкою и съ чѣмъ-то въ родѣ большого отвореннаго окна. По тремъ другимъ стѣнамъ ея стояли деревянныя скамьи, на которыхъ, въ глубокомъ молчаніи, ожидало десятокъ бѣдныхъ людей, большею частью женщинъ, съ узлами или коробами на колѣняхъ. Почти въ одно время со мною вошелъ старикъ, также съ узломъ. На насъ обращали вниманія не больше, какъ и на другихъ, и мы оба молча усѣлись на скамейкѣ.
Противъ меня одинъ конторщикъ, съ длинными и густыми усами, развязалъ узелъ, который одна бѣдная женщина почтительно положила за конторку, и вдругъ исчезъ съ нимъ, какъ паукъ, схватившій муху. Но едва только бѣдная женщина заняла свое мѣсто, какъ онъ опять показался и, не обращая за нее никакого вниманія, взялъ изъ рукъ бѣднаго человѣка какое-то старое платье, назначенное, вѣроятно, для обмѣна за хлѣбъ, для семейства, умирающаго съ голоду. Въ этой сценѣ было столько простоты и, вмѣстѣ съ тѣмъ столько грусти, что я рѣшился удалиться, не видавъ ничего болѣе. Любопытство, однакожь, удержало меня; мнѣ хотѣлось по крайней мѣрѣ бросить бѣглый взглядъ на другую сторону окна. Итакъ, я подошелъ къ нему и замѣтилъ направо отъ господина съ усами великолѣпный магазинъ, украшенный сверху до низу деревянными полками, на которыхъ, въ порядкѣ, были разставлены самые разнородные предметы. Уходя поспѣшно оттуда, я почти въ проходѣ толкнулъ человѣка, державшаго кастрюлю, которую онъ пришелъ заложить, и бросилъ въ нее небольшую серебряную монету, которая, къ его очастью, случилась въ карманѣ моего жилета.
Въ сосѣдней комнатѣ, меньшаго размѣра, въ которой мебель состояла, также какъ и первой, изъ печки и деревянныхъ скамей вдоль стѣнъ, — комнатѣ, какъ я думаю, назначенной исключительно для галантерейныхъ вещей, я увидалъ еще одно большое окно, сквозь которое бѣдная женщина закладывала перстень. Вслѣдъ за нею молодая дѣвушка, ведя собаку на истертомъ снуркѣ, приблизилась къ окну и положила на него ложку. Въ этой комнатѣ находилось отъ четырехъ до пяти женщинъ, которыя всѣ, также какъ мы, хорошо познакомились со всѣми вещами, принимаемыми въ закладъ. Внутри за этимъ окномъ и вдали отъ взоровъ публики, также какъ и въ той комнатѣ, о которой я сейчасъ говорилъ, находился опытный оцѣнчикъ, котораго должность состояла въ трмъ, чтобы назначать цѣну приносимымъ вещамъ. По его приговору, всякому кліенту выдавалась извѣстная положенная правилами плата, т. е. четыре-пятыхъ за золотыя и серебряныя вещи и двѣ-трети за всѣ другія.
— Восемь франковъ, Madame, сказалъ человѣкъ, вщявшій перстень, между тѣмъ какъ бѣдная женщина, обманувшаяся въ своей собственной оцѣнкѣ, произносила тихую жалобу.
Въ это время голосъ изнутри назвалъ слѣдующій нумеръ (всѣ заложенныя вещи были перенумерованы), и конторщикъ у окна объявилъ другой женщинѣ сумму, которую ей назначили.
Особы, соглашавшіяся получать то, что имъ предлагали, должны были являться къ маленькой двери съ надписью вверху: «касса», а внизу: «публика входитъ сюда не иначе, какъ по названію нумеровъ». Въ самомъ дѣлѣ я видѣлъ, какъ за всякимъ зовомъ, одинъ изъ несчастныхъ исчезалъ на минуту и возвращался, держа въ рукѣ жолтый билетъ подъ названіемъ: «квитанція Mont-de-Piété». Въ этой квитанціи написано, какія вещи приняты въ залогъ и сколько получено отъ кассира денегъ. Самъ кассиръ былъ спрятанъ за желѣзной рѣшоткой, обтянутой зеленой тафтой, съ надписью: «говорите тихо, S. V. Р.» Въ заведеніи нѣсколько такихъ бюро.
Пройдя оттуда въ «Контору выкупа» (Comptoire de la délivrance), я вошелъ въ большую темную комнату, средина которой была заставлена скамьями, отдѣленными отъ стѣнъ желѣзною загородкою, такъ что вдоль стѣнъ оставалось два узкихъ прохода къ небольшой рѣшоткѣ. Эта очень простая выдумка не допускаетъ никого занять мѣсто на скамьѣ, пока не получитъ изъ форточки свидѣтельства о взносѣ денегъ, въ видѣ занумерованнаго билетика. Получившій такой билетикъ можетъ пройти узкимъ проходомъ къ скамейкамъ, передъ которыми находится отверстіе, закрываемое, въ случаѣ надобности, ширмами.
Около двадцати ожидающихъ сидѣло въ молчаніи. Они были одѣты большею частію скромно. Между ними я замѣтилъ женщину съ ребенкомъ, уснувшимъ на ея колѣняхъ. Направо отъ скамеекъ, на стѣнѣ, выставлена была слѣдующая налпись:
«Всѣхъ особъ, которыя въ продолженіе трехъ-четвертей часа будутъ принуждены ожидать возвращенія своего паклада, просятъ обратиться съ жалобой къ начальствующимъ въ магазинѣ лицамъ.»
Конторщикъ, находившійся въ окнѣ, называлъ по порядку нумеръ каждой особы. Я видѣлъ, какъ на его зовъ встала одна женщина, очень скромно одѣтая, подошла къ нему и отдала ему билетъ, въ замѣнъ котораго получила узелокъ съ платьемъ и сигарочницу. Другая получила дюжину ложекъ, небрежно брошенныхъ ей на конторку. Здѣсь, также, какъ и въ ссудной залѣ, секреть каждаго былъ извѣстенъ всѣмъ.
Одна женщина лѣтъ сорока, очень почтенной наружности и въ глубокомъ траурѣ, развязала выкупленный ею узелокъ и старательно завернула каждую изъ вещей, который она въ тяжкое время смѣшала какъ попало, потомъ уложила ихъ въ чистеньную корзинку, которой крышку поднялъ ей прелестный ребенокъ. Невзгода миновала, и счастливое время возвратилось.
По полученіи своего залога, каждый выходилъ въ дверь съ надписью: «выкупъ залоговъ, выходъ». Другая, подобная этой, зала вмѣетъ тоже самое назначеніе. Для выкупа галантерейныхъ вещей сдѣланы особыя распоряженія. Въ концѣ длиннаго прохода я прочелъ слова: «выкупъ вещей». Въ стѣнѣ было пробито три окна съ такими надписями: «1 отдѣленіе, 2 отдѣленіе, 3 отдѣленіе».
Чтобы публика не толпилась въ безпорядкѣ у этихъ оковъ, вся комната была раздѣлена цѣлымъ лабиринтомъ барьеровъ, идущихъ зигзагами. Эта барьеры весьма обыкновенны въ Парижѣ вездѣ, гдѣ дѣла или удовольствія сосредоточиваютъ толпу. Посредствомъ этой хитрой выдумки, каждый по порядку подходитъ къ окнамъ, гдѣ принимаютъ отъ него билетъ и возвращаютъ ему выкупленныя вещи. Въ заведеніи существуетъ семь такихъ канцелярій.
Я посѣтилъ въ нижнемъ этажѣ Канцелярія Возобновленій (les boreanx des «Renouvellements»), состоящія изъ множества маленькихъ комнатъ, гдѣ нѣсколько конторщиковъ была заняты письмомъ. Здѣсь особы, которыя не въ состоянія выплатить всего займа, а только одни проценты, могутъ перезакладывать своя вещи. Эти канцеляріи громоздкихъ движимостей также раздѣлены барьерами.
Парижское заведеніе Mont-de-Piété, имѣющее заемную контору съ двумя вспомогательными канцеляріями и съ двадцатью-двумя коммиссіонерами, живущими въ разныхъ кварталахъ, приняло въ залогъ въ послѣднія пятнадцать лѣтъ круглымъ счетомъ 1,313,000 вещей, изъ которыхъ навлекало 22,860,000 франковъ ежегодно, что составляетъ по малой мѣрѣ 17 франковъ 40 сантимовъ на каждую вещь.
Франція имѣетъ сорокъ-пять заемныхъ домовъ, устроенныхъ за томъ же основаніи, какъ и парижскій, и въ 1847 году было у нея въ закладѣ 3,400,087 вещей, оцѣненныхъ въ 48,922,251 франкъ. Съ такою обширною системою заемныхъ операцій естественно неразлучны ошибки, а иногда и злоупотребленія. Признаюсь, однакожь, что, какъ ни грустно подѣйствовалъ на меня залъ Mont-de-Piété, я вышелъ изъ этого заведенія съ впечатлѣніемъ, котораго размышленіе не только не ослабило, но, напротивъ, утвердило. Я думалъ, что люди, которыхъ иногда недостатокъ заставляетъ разстаться съ необходимыми вещами, находятъ въ заведеніи, основанномъ за твердыхъ правилахъ и каждый день открытомъ для публика, лучшее обезпеченіе своего существованія, нежели какое представляютъ въ Англіи заимодавцы, которые торгуются съ каждымъ заемщикомъ по своему произволу. Такія корыстныя — чтобъ не сказать болѣе — сдѣлки можетъ оправдать развѣ только настоятельная нужда бѣдняковъ.