Сочиненія И. С. Аксакова.
Общественные вопросы по церковнымъ дѣламъ. Свобода слова. Судебный вопросъ. Общественное воспитаніе. 1860—1886
Томъ четвертый.
Москва. Типографія М. Г. Волчанинова (бывшая М. Н. Лаврова и Ко.) 1886
Изъ газеты «День».
править1885 года.
правитьПапская энциклика.
правитьЛатинскій міръ мятется. Папское вселенское посланіе, съ приложеннымъ къ нему перечнемъ или каталогомъ господствующихъ вредныхъ и опасныхъ, есть безспорно самое важное событіе послѣдняго времени, важное не только для религіознаго сознанія, не только какъ историческій моментъ въ духовномъ развитіи человѣчества, — но и въ политическомъ отношеніи. На папскую энциклику, потрясающую самыя основы, на которыхъ зиждутся государственныя системы Европы, Наполеонъ III отвѣчалъ запрещеніемъ обнародовать ее въ предѣлахъ Франціи и назначеніемъ въ вице-президенты Тайнаго Совѣта своего двоюроднаго брата, личнаго врага папы, принца Наполеона, знаменитаго plon-plon, состоящаго при императорѣ Французовъ въ должности тромбоны или пугала крайняго либерализма, демократизма, всесвѣтной революціи и тому подобныхъ силъ, числящихся на службѣ или въ резервѣ у Бонапартистской династіи. Римскій престолъ отъ обороны перешелъ къ наступленію, и, отвергая всякія сдѣлки, соглашенія и переторжки, досталъ изъ темныхъ подваловъ Ватикана свои древніе заржавленные доспѣхи, облекся ими снова и во всеоружіи папской власти явился снова воителемъ предъ лицомъ изумленнаго западнаго міра. Этотъ міръ давно уже успокоился на компромиссѣ религіи и современной цивилизаціи, давно уже пробавляется равными сдѣлками совѣсти и сознанія, и вотъ Пій IX, этотъ своего рода enfant terrible католицизма, чуждый лукавой мудрости и политическихъ разсчетовъ, срываетъ маску съ папства и съ цивилизаціи, ставитъ вопросъ съ рѣзкостью, достойною Среднихъ вѣковъ и въ наше время почти немыслимою, и будитъ латинство къ отвѣту. Какъ отвѣтитъ западный міръ? Подниметъ ли онъ, говоря языкомъ средневѣковыхъ европейскихъ обычаевъ, перчатку, брошенную папой, и схватится съ нимъ въ послѣдней отчаянной борьбѣ? поищетъ ли серьезно и добросовѣстно, въ самомъ сознаніи своемъ, выхода изъ того духовнаго противорѣчія, въ которое онъ погруженъ, или же, не найдя выхода, а можетъ-быть и устрашась того громаднаго подвига, который предлежитъ его сознанію и который ему не по силамъ, — просто замажетъ внутренній разрывъ религіи и цивилизаціи новымъ слоемъ лжи, и на нѣкоторое время успокоится снова?.. Но это нѣкоторое время во всякомъ случаѣ продолжится не долго; разрывъ слишкомъ глубокъ, противорѣчіе слишкомъ вопіюще, и если бы Наполеону ІІІ-му и удалось, полицейскими приказами, трубами, литаврами, торжественными военными маршами, заглушить теперь крики боли, стоны недуга и вопли запальчивой схватки, то ему не удастся ни разрѣшить вопроса, ни устранить антагонизма, ни ослабить взаимной ненависти, ни предотвратить окончательнаго взрыва. Противники познали другъ друга, мѣряютъ глазами другъ друга и, негодуя на внѣшнюю силу, сдерживающую ихъ порывы, ждутъ каждый только удобнаго времени, чтобъ схватившись въ окончательной борьбѣ — или погибнуть въ ней или выдти изъ нея побѣдителями.
Очевидно, что вопросъ, волнующій теперь западно-европейское общество и возбужденный папскимъ посланіемъ — несравненно важнѣе всѣхъ тѣхъ мелкихъ внѣшнихъ фактовъ, которые охотники до рубрикъ и всякихъ подраздѣленій относятъ къ области политики въ тѣсномъ смыслѣ. Политическое бытіе западнаго міра, какъ и восточнаго, есть только внѣшнее воплощеніе и развитіе тѣхъ духовныхъ началъ, которыя лежатъ въ ихъ основѣ, — и если въ суетѣ историческаго дня и теряется иногда память объ этихъ началахъ, то сокрытая живучесть ихъ, время отъ времени, напоминаетъ о себѣ гордымъ политикамъ вѣка, грозно обличая всю тщету легкомысленнаго отрицанія и грозно призывая міръ къ самосознанію…
Впрочемъ мы забываемъ, что не всѣ же наши читатели знакомы съ подробностями этого папскаго е дѣянія", а потому и передадимъ имъ, по возможности вкратцѣ, въ чемъ дѣло.
Папа выдалъ 8 Декабря энциклику (encyclica), т. е. нѣчто въ родѣ вселенскаго циркуляра, къ которому приложены: особая грамота о мѣсячномъ юбилеѣ, т. е. о полной индульгенціи, или о прощеніи грѣховъ срокомъ на одинъ мѣсяцъ; во 2-хъ, syllabus complectens praecipuos nostrae aetatis errores, T. с. каталогъ или списокъ главнѣйшихъ заблужденій нашего вѣка.
Относительно юбилея, т. е. льготы отъ грѣховъ, которые имѣютъ быть совершены вѣрными католиками въ теченіи мѣсяца, любопытны, по своей наивности, слѣдующія слова Папы: призывая всѣхъ къ молитвѣ, онъ говоритъ: «такъ какъ безъ сомнѣнія молитвы людей пріятнѣе Богу, когда они приближаются къ нему съ душами очищенными отъ всякаго пятна, то мы положили раскрыть щедро для христіанъ небесныя сокровища церкви, ввѣренныя въ наше распоряженіе» (т. е. накопившійся излишекъ Христовой благодати) «и потому даруемъ всѣмъ и каждому изъ вѣрныхъ того и другаго пола, во всей католической вселенной, полную индульгенцію въ формѣ юбилея, которою можно воспользоваться только въ теченіи одного мѣсяца въ 1865 году, по ближайшему назначенію епископальной власти.» Намъ, православнымъ, къ счастію, нечего доказывать всю возмутительность такого присвоенія себѣ Папою «сокровищъ небесныхъ» и такого безцеремоннаго хозяйничанья ими, — но трудно повѣрить, чтобъ при современномъ уровнѣ европейскаго образованія могли найтись въ Европѣ люди просвѣщенные, способные еще умиляться такими монаршими щедротами своего духовнаго государя. Еще прежде, чѣмъ самое посланіе Папы стало извѣстнымъ, эти щедроты были возвѣщены міру особою телеграммой, — и какимъ диссонансомъ, какою невыносимо фальшивою нотою прозвучала эта телеграмма въ хорѣ европейской современной цивилизаціи! Покраснѣть и сгорѣть со стыда слѣдовало бы Западу предъ Востокомъ, еслибъ только Западъ всякую ложь свою не считалъ превыше всякой истины Востока, — покраснѣть отъ того лицемѣрія, съ которымъ онъ, безъ протеста, обязанъ былъ дать мѣсто въ своей публичной жизни этой пронзительно-фальшивой нотѣ; — но такъ какъ подобныя проявленія папской воли въ сущности довольно невинны и не выходятъ изъ предѣловъ власти принадлежащей «благоустроенной религіи», то французское правительство (котораго глаза, впрочемъ, считается старшимъ сыномъ католической церкви) поспѣшило приложить къ этой индульгенціи свою правительственную санкцію, — т. е. разрѣшило оффиціально, декретомъ, всѣмъ вѣрнымъ, если не вѣрующимъ, католикамъ воспользоваться милостью Паны, а именно считать свою совѣсть свободною отъ грѣха отъ 1 числа до 30 числа (а можетъ-быть и 31-го) включительно, въ теченіи года… Но интересъ всего дѣла заключается не въ юбилеѣ, а въ энцикликѣ и въ каталогѣ восьмидесяти заблужденій. Въ этихъ знаменитыхъ документахъ, Папа исчисляетъ всѣ общіе выводы, къ которымъ пришла западная наука, всѣ результаты историческаго и соціальнаго развитія христіанскихъ обществъ по отношенію къ католическому вѣроученію и латинской церкви, — всѣ завоеванія, сдѣланныя будто-бы надъ церковью — гражданскою жизнью и цивилизаціей, — ничего не прощаетъ, Ничего не уступаетъ, ни въ чемъ не сдается, — ни къ "ему не снисходитъ, и говоритъ XIX вѣку языкомъ Григорія VII и Иннокентія III. Онъ, силою своей апостольской власти, «порицаетъ, отвергаетъ и осуждаетъ и предписываетъ чадамъ католической церкви считать отвергнутыми, осужденными и заклейменными порицаніемъ — всѣ извращенныя гибельныя мнѣнія, исчисляемыя въ посланіи и каталогѣ», т. е. осуждаетъ и отвергаетъ ученіе о несовмѣстности съ духовнымъ значеніемъ Римскаго апостольскаго престола — государственнаго начала; осуждаетъ и отвергаетъ отдѣленіе свѣтской власти отъ духовной, церковнаго суда отъ гражданскаго, независимость государственной власти отъ папской — даже въ области чисто-государственныхъ отправленій; онъ клеймитъ порицаніемъ, онъ называетъ злымъ безуміемъ и опаснымъ бредомъ свободу совѣсти, свободу вѣроисповѣданія, свободу мысли, свободу слова, свободу печати, свободу воспитанія и всяческую свободу, которая наноситъ какой-либо ущербъ — не Божьей правдѣ, а правамъ и власти апостольскаго престола…
Впечатлѣніе, произведенное папскою энцикликою въ католическихъ земляхъ и въ особенности во Франціи, было громадное. Современный гражданскій строй исповѣдывающихъ латинство обществъ подвергся разомъ осужденію въ существеннѣйшихъ своихъ основахъ; современная цивилизація отлучена, такъ сказать, отъ церкви. Спорные вопросы, благодаря папскому неразумію или, вѣрнѣе, папской искренности и послѣдовательности, были явно, публично, торжественно постановлены — какъ тяжба католицизма съ цивилизаціей, тяжба непримиримая, не признающая никакихъ сдѣлокъ. Клерикальная партія смутилась, ультрамонтанскіе журналы съ нѣкоторымъ замѣшательствомъ старались было смягчить дѣйствіе папской энциклики, но большинство журналовъ во Франціи, либеральныя партіи всѣхъ оттѣнковъ разразились негодованіемъ и ударили въ набатъ, требуя, чтобы этой тяжбѣ было наконецъ дано разрѣшеніе. Французское правительство, дозволивъ напечатаніе папскихъ документовъ въ журналахъ, наложило запрещеніе на энциклику и каталогъ въ области церковной, т. е. предписало епископамъ — не обнародывать этихъ актовъ въ церквахъ, не дѣлать ихъ предметомъ ни проповѣдей, ни пастырскихъ посланій..Это вмѣшательство свѣтской власти придало нѣкоторую рѣшимость колебавшемуся духовенству. Восемь епископовъ уже протестовали противъ распоряженія министерства, защищая не сущность посланія (до него еще не доходило рѣчи), но права свои на одинаковую со всѣми свободу слова, на равенство съ прочими терпимыми во Франціи вѣроисповѣданіями. Двое епископовъ отданы были подъ судъ. Нашлись и такіе, которые, вмѣстѣ съ пріободрившимися католическими газетами, явились запальчивыми адвокатами самой римской церковно-соціальной доктрины. Полемика завязалась горячая, жгучая…
По особенной милости Божіей, мы, Русскіе, да и всѣ, принадлежащіе къ православному вѣроисповѣданію, поставлены внѣ этой борьбы и можемъ смотрѣть на нее, какъ на любопытное и поучительное зрѣлище, хладнокровно и безпристрастно, — хладнокровнѣе и безпристрастнѣе, чѣмъ протестанты — эти борцы вчерашняго дня. Собственно насъ папская энциклика нисколько не поразила какъ что-то неожиданно новое; напротивъ, нельзя не подивиться, какъ и почему, по какому праву могъ латинскій міръ ожидать отъ папства чего-либо инаго?! Наблюдая со стороны, мы не можемъ не любоваться, такъ сказать, непреложностью той внутренней логики, сокрытой въ событіяхъ, которая, черезъ длинный рядъ вѣковъ, неумолимо приводитъ ложное основаніе къ его законному выводу, и фальшивый принципъ развиваетъ до его крайнихъ послѣдствій. Невѣріе въ свободу Христа, въ свободу внутренняго духа, заставившее панство опереться на свѣтскую власть; государственное начало, съ типомъ Римскаго вселенскаго земнаго владычества — должны были неминуемо обратить церковь въ государство, царство не отъ міра сего въ царство отъ міра, и создать то чудовище духовнаго деспотизма, которое, владѣя «мечемъ князей міра», какъ своимъ собственнымъ, столько вѣковъ тяготѣло надъ человѣчествомъ. Элементъ принужденія, насилія, — неотъемлемый аттрибутъ земной государственной власти и формальнаго закона, и столь чуждый ученію Христа, смѣнившаго, для области духа, власть и рабство закона — свободою отъ закона и благодатью, — этотъ элементъ насилія и принужденія духовнаго и вещественнаго, не могъ не произвести реакціи духа. Бунтъ, борьба мятежнаго духа противъ духовнаго деспотизма знаменуютъ собою весь ходъ европейской цивилизаціи: какъ и исторія западныхъ государствъ, она есть рядъ насильственныхъ завоеваній… Насиліе возмѣщается насиліемъ; невѣріе въ свободу Христа вѣрою въ государство, и во сколько духовная власть думала опереться на власть свѣтскую и на внѣшнюю силу, во столько свѣтская власть и внѣшняя сила тяготѣютъ въ свою очередь надъ свободою церкви. Латинская церковь, ставъ царствомъ отъ міра, занявъ мѣсто на землѣ, среди прочихъ сферъ земной общественной жизни, или сама тѣснила ихъ и дѣлала государство функціей церкви, или же въ свою очередь была ими тѣснима и становилась функціей государства. Однимъ словомъ — исторія отношеній латинской церкви и западноевропейскихъ государствъ и обществъ есть постоянное размежеваніе внѣшнихъ границъ власти духовной и свѣтской, постоянная борьба за обоюдныя нрава, на время прекращаящаяся, но еще не разрѣшенная въ общемъ сознаніи западноевропейскаго человѣчества (хотя почти уже разрѣшенная на фактѣ, въ жизни) — постоянное взаимное отрицаніе. Въ дѣламъ вѣры, говоритъ Хомяковъ, насилованное единство есть ложь и насилованное послушаніе есть смерть. Насилованная вѣра, прибавимъ мы, порождаетъ безвѣріе, и самая свобода латинскаго Запада есть только отрицаніе рабства, произведеніе бунта, а не положительное начало духовной свободы.
Энциклика доказываетъ, что папство внутри себя нисколько не измѣнилось, да и не могло измѣниться, не переставши быть папствомъ, не отрекшись отъ того, что вошло въ его жизнь и кровь, что живетъ въ немъ, какъ основной принципъ, что дало ему историческое блестящее бытіе, — не подвергнувъ осужденію какихъ-нибудь пятнадцать вѣковъ своего существованія! И въ то время, какъ народы римскаго происхожденія (народы германскаго происхожденія, съ большими требовавшій духа, давно уже разорвали мятежно всякую связь съ Римомъ) готовы были помощью равныхъ комбинацій и компромиссовъ удовлетвориться какою-нибудь сдѣлкою съ папскою властно и съ католическою религіею вообще, поставивъ политическій принципъ выше начала вѣры и обративъ церковь въ благоустроенную и послушно организованную функцію государства, — въ это самое время, Римъ, отвергая такія несовмѣстимыя съ его сущностью, невозможныя для него соглашенія, обнажилъ предъ ними всю истину своей лжи и всю ложь ихъ сдѣлокъ… Панская энциклика Пія ІX-го есть, можетъ быть, самое честнѣйшее дѣло Рима, во всю его исторію, и образованный Западъ долженъ благодарить Небо за то, что ложь панства не прикрылась никакимъ новымъ подобіемъ правды, не обманула взоровъ никакимъ маревомъ, а явилась во всей своей наготѣ. Въ самомъ дѣлѣ, устами Пія IX сказывается само внутреннее многовѣчное содержаніе католическаго вѣроученія, а не личное, временное или случайное притязаніе. Это послѣднее слово того историческаго силлогизма, который охватилъ собою 15 вѣковъ западноевропейской жизни, пространнѣйшія области земли и милліоны преемственно слѣдовавшихъ другъ за другомъ человѣческихъ поколѣній. Папство только вѣрно само себѣ, и въ этомъ есть даже нѣкоторая нравственная заслуга. Еслибъ Пій IX похожъ былъ на Григорія VII, на Бонифація VIII-го и т. д., то энциклику можно было бы еще, пожалуй, назвать произведеніемъ личнаго безпокойнаго властолюбія и гордыни, — во Пій ІХ-й есть безспорно прекрасный христіанинъ сердцемъ, человѣкъ не властолюбивый и смиренный. — и потому образованному міру нѣтъ никакой возможности сваливать вину этого разрыва съ цивилизацій на личность Папы, а приходится имѣть дѣло съ болѣе труднымъ, съ болѣе строгимъ и грознымъ вопросомъ, — съ вопросомъ о самыхъ началахъ, съ вопросомъ о сущности католицизма и религіи вообще и о значеніи церкви въ особенности! Если бы папство не было ложью въ самомъ себѣ, то теперешнее его положеніе въ мірѣ можно было бы по истинѣ назвать величественнымъ зрѣлищемъ. Слабый старикъ, тѣснимый со всѣхъ сторонъ могучими государствами Европы, нетерпѣливо порывающимися сорвать съ себя послѣдніе остатки духовнаго ига, — осаждаемый отвсюду гордою надменною цивилизаціею, противополагаетъ и духовнымъ и вещественнымъ враждебнымъ силамъ свое non possamus, безоружнымъ словомъ отражаетъ народы, запутавшіеся въ собственной лжи! Эта собственная ложь народовъ въ томъ и состоитъ, что почти утративъ всякую вѣру, они однакоже не имѣютъ смѣлости духа отречься отъ всякой религіи; считая невозможнымъ безъ нея обойтись, они стараются уладиться съ нею — съ наибольшимъ комфортомъ для совѣсти и государства! Они можетъ-быть и не хотѣли бы долѣе рабствовать предъ ложью католицизма, — они можетъ-быть и испытываютъ потребность истинной вѣры, но едвали они не слишкомъ подорваны нравственно для того, чтобъ поискать истины, чтобъ совершить подвигъ духовнаго перерожденія и принять ее сердцемъ. Эту борьбу лжи съ ложью молчаливо наблюдаетъ православный Востокъ, хранящій истину, сберегшій чистыми преданія и христіанскій идеалъ духовной свободы, но коснѣющій въ бездѣйствіи и зарывающій свое сокровище въ землю!
Въ высшей степени интересно то, что противники панской энциклики, вытѣсняемые наступательнымъ движеніемъ католической лжи изъ позицій, созданныхъ имъ житейскою дешевою философіей, и не рѣшающіеся быть вполнѣ послѣдовательными въ своемъ легкомысленномъ отрицанія, т. е. не дерзающіе довести свое обычное отрицательное отношеніе къ вѣрѣ до заявленія необходимости совершеннаго упраздненія религіи въ государствѣ, — напротивъ пугающіеся такого выхода изъ грозной дилеммы, — въ высшей степени, говоримъ мы, замѣчательно, что эти противники, отступая, и сами того почти не сознавая, доходятъ почти механическимъ ходомъ мысли до границъ истины православія. «Странно, восклицаетъ Парижская газета l’Opinion Nationale, издаваемая приверженцемъ принца Наполеона и Пале-рояля, Адольфомъ Геру, отъявленнымъ врагомъ Россіи и другомъ Польши — странно, пишетъ она, что цивилизованныя государства въ Европѣ до сихъ поръ не могутъ сладить съ своею независимостью, не могутъ добыть себѣ свободы, когда Сербія, Греція, Молдавія, по примѣру Россіи, давно освободились отъ власти патріарха Константинопольскаго, который въ сущности есть папа восточной церкви (!!)»… «Надо созвать соборъ, продолжаетъ эта газета, соборъ мѣстный, народный (un concile national)». «Папа, конечно, въ своей энцикликѣ объявляетъ недѣйствительными всѣ постановленія подобныхъ соборовъ. Но тутъ возникаетъ вопросъ: что же такое, однакоже, Папа? L'église — c’est moi, церковь — я, — такъ можно, примѣняясь къ знаменитому l'état c’est moi (государство — это я) Людовика XIV-го, выразить въ трехъ словахъ сущность всего папскаго посланія. Но такое опредѣленіе понятія о церкви, спрашиваетъ та же газета, не противорѣчивъ ли древнему и забытому опредѣленію, которое гласятъ, что церковь есть собраніе вѣрующихъ, включая сюда даже народъ, — а не замыкается вся въ лицѣ Папы, что въ ней всѣ равны, всѣ имѣютъ голосъ и что только общее согласіе даетъ силу постановленіямъ такихъ собраній церкви?…» Вотъ что начинаютъ вспоминать передовые люди латинскаго Запада, — что-то давно ими забытое, не подозрѣвая, что это понятіе о церкви составляетъ одинъ изъ главныхъ догматовъ православнаго вѣроученія, наиболѣе разъединившій восточную церковь съ западной, и что оно продолжаетъ жить и дѣйствовать въ православномъ мірѣ. Мы могли бы указать имъ на отвѣтное посланіе восточныхъ патріарховъ тому же Пію ІХ-му, который, взойдя на свой Римскій престолъ, обратился къ нимъ съ предложеніемъ возсоединенія. «Мы не составляемъ церковь, мы только іерархія — отвѣчали патріархи — тѣло церкви есть народъ…» Мы могли бы посовѣтовать французскимъ публицистамъ прочесть три извѣстныя брошюры Хомякова, напечатанныя на французскомъ же языкѣ[1], въ которыхъ раскрыто православное ученіе о церкви, и предсказана судьба панства съ изумительною вѣрностью. Но не можемъ утаить нашего внутренняго сознанія, что французскіе мыслители, какъ говорятъ Французы, font de nécessité vertu, наталкиваются на истину по необходимости, именно потому, что папское чистосердечіе мѣшаетъ имъ вступить съ нимъ въ какой-либо новый тортъ, и что вообще вопросъ о религіи составляетъ для нихъ теперь важный интересъ только потому, что on ne peut pas s’en passer, т. e. мудрено безъ нея обойтись, особенно для простаго народа!! По этому, заходя въ домъ истины, такъ сказать, съ задняго крыльца, они едвали способны признать ее во всемъ ея обличій, а расположены скорѣе выкрасть что-либо оттуда «для примѣненія къ современнымъ потребностямъ государства и общества». Такъ и упомянутая нами Парижская демократическая газета, говоря о древнемъ понятіи о церкви, тотчасъ налагаетъ на него штемпель своихъ современныхъ узкихъ воззрѣній, пробу достоинства съ своей исключительной точки зрѣнія, называя церковь отлично организованнымъ демократическимъ учрежденіемъ…
Какъ бы то ни было, духовная несостоятельность Запада, его внутреннее раздвоеніе, его безъисходное противорѣчіе даютъ себя чувствовать западному міру все сильнѣе и сильнѣе, а съ изданіемъ папской энциклики еще рѣзче, чѣмъ когда-либо. Положеніе западнаго католика — образованнаго — вполнѣ трагическое. Чѣмъ можетъ онъ отвѣтить подобнымъ вѣщаніямъ главы своей церкви: свобода совѣсти, свобода мысли есть бредъ, безуміе, преступное требованіе?! Ничѣмъ инымъ, какъ полнѣйшимъ отрицаніемъ папской непогрѣшимости. Но внѣ Папы — гдѣ точка опоры для вѣры? Гибнетъ панство — гибнетъ, повидимому, и вѣра, ибо одно отрицаніе лжи не созидаетъ вѣры, а гдѣ ее взять, положительную вѣру? Опереться на личное чувство и личное разумѣніе? но это значитъ разрушить церковь и идти по путямъ протестантизма… Откуда же создать новую церковь, съ ея характеромъ вселенскости, а не какъ частную конгрегацію? Тутъ только слѣдующіе выходы: или обратиться въ Востоку и тамъ поискать и вѣры и истины; — но для этого необходимо познаніе восточной церкви и ея вѣроученія, чего недостаетъ Западу; необходимо смиреніе, также недостающее горделивой цивилизаціи Запада, — смиреніе, при которомъ единственно возможно уразумѣть истину; необходимо, какъ мы сказали, почти совершенное перерожденіе духа… Или — другой выходъ — быть вполнѣ послѣдовательнымъ, вести цивилизацію отъ побѣды къ побѣдѣ, отъ отрицанія къ отрицанію. Это былъ бы путь самый послѣдовательный, но самъ Западъ содрогается отъ ужаса при мысли о такомъ разрушеніи, о той пустотѣ, которая водворится въ мірѣ съ паденіемъ религіи. Да наконецъ, онъ смутно сознаетъ, что это отрицаніе безсильно предъ положительною проповѣдью католическаго ученія, и что вся мощь папства заключается именно въ томъ безвѣріи, которое проникаетъ въ міръ, въ томъ страхѣ, который внушаетъ міру это безвѣріе. Наконецъ остается третій путь — путь сдѣлокъ съ совѣстью, сдѣлокъ государства съ церковью, полюбовное размежеваніе небеснаго съ земнымъ, вещественнаго съ невещественнымъ, внѣшняго съ внутреннимъ, и т. д., однимъ словомъ, лицемѣріе вмѣсто вѣры, — «благоустроенная религія, приспособленная къ потребностямъ государства, къ удобствамъ жизни и развитія цивилизаціи»! Но эта сдѣлка, повторяемъ, не есть разрѣшеніе вопроса, но только отсрочка его, не излѣченіе недуга, а палліативъ, — временно ослабляющее и смягчающее врачеваніе, только усиливающее болѣзнь и готовящее ей страшный кризисъ.
Нѣкоторыя робкія души, смущенныя сначала папскою энцикликой, но не нашедшія никакого выхода изъ внутренняго противорѣчія, рѣшились кажется покончить съ нимъ тѣмъ, что закрывъ глаза, заткнувъ уши, заглушивъ внутренній голосъ, бросились въ раскрывшійся омутъ лжи съ усугубленною, фанатическою вѣрою, отреклись отъ личнаго разума, совѣсти и воли. Такъ епископъ Тюлльскій Берто, въ новомъ приливѣ паѳоса послѣ полученія энциклики, дошелъ до того, что сталъ проповѣдывать съ каѳедры — такое ученіе о непогрѣшимости Папы, которое у насъ кажется богохульствомъ, а для западныхъ публицистовъ служитъ предметомъ посмѣянія. "Папа, говоритъ онъ, находится въ непосредственныхъ сношеніяхъ съ Отцомъ: тайны безконечности — тайны между ними двумя (les socrets de l’infini sont des secrets à eux deux). Папа есть повѣренный Божества. Онъ обладаетъ слухомъ Отца Небеснаго (il a l’oreille du Père qui est dans les cieux).
И такъ папское апостольское посланіе воздвигаетъ вновь тяжбу между католицизмомъ и цивилизаціей, тяжбу готовую обратиться въ борьбу между цивилизаціей и религіей вообще. Латинская ли церковь побѣдитъ государство или государство побѣдитъ церковь — и то и другое разрѣшеніе ложь, равно какъ ложь и въ папствѣ и въ атеизмѣ. Папство еще сильно вѣрою въ себя, и малѣйшая сдѣлка есть для него приговоръ смерти. Западная цивилизація также могуча, за ея сторонѣ внѣшняя сила. Покровы съ язвъ сорваны, и внутреннему противорѣчію Запада нѣтъ примиренія и не видать разрѣшенія…
Мы будемъ отъ времени до времени сообщать читателямъ всѣ важнѣйшія явленія этой борьбы.
- ↑ Quelques mots par un chrétien orthodoxe sur les communions occidentales, à l’occasion d’une brochure de M. Laureatie, Paris 1863. Quelques mots sur les communions occidentales à l’occasion d’un mandement de Mgr. l’archevêque de Paris, Leipzig, 1855; Encore quelques mots d’un chrétien orthodoxe sur les confessions occidentales, à l’occasion de plusieurs publications religieuses latines et protestantes, Leipzig, 1858 г.