Памяти кн. Г. Н. Трубецкого (Бердяев)
Умер благороднейший представитель старой России. Кн. Г. Н. Трубецкой принадлежал к редкому у нас типу высоко культурных, либеральных консерваторов. Если бы русский консерватизм был таков, как у Кн. Г. Н. Трубецкого, то, вероятно, Россия избежала бы многих катастроф. Враг крайностей, обладавший даром меры, он противился разрыву времен. Непримиримый противник революции — он никогда не был сторонником черной реакции. Он любил, прежде всего, Православную Церковь и России и хотелслужить этим вечным ценностям. Но ценность религиозная для него всегда стояла выше ценности политической, что не так часто встречается в эмоциональной атмосфере эмиграции. Дипломат в прошлом, потом активный участник белого движения, он в последние годы был занят главным образом церковной деятельностью. Член церковного собора, человек очень влиятельный в церковных кругах он был горячим сторонником Патриарха Тихона, о котором писал на страницах «Пути», и всегда старался поддерживать церковное единство. Стремление к церковному миру и единству, боязнь борьбы в церкви делали трудным его положение в момент церковной распри. Как бы то мы ни относились к взглядам Кн. Г. Н. Трубецкого, мы должны признать, что они всегда были очень искренни, всегда определялись его стремлением к правде, его любовью к Церкви и России. Я давно знал Кн. Г. Н. , более двадцати лет. Еще ближе знал его брата, покойного философа Кн. Е. Н. Трубецкого. Семья Трубецких — одна из самых культурных русских семей. Редко бывает, чтобы в одной и той же семье два брата были замечательными философами, как то мы видим в лице Кн. С. и Е. Трубецких. В первые годы после моей высылки из России мы были в довольно близком общении с Кн. Г. Н. Трубецким, не смотря на расхождение во взглядах. Но в последние годы, после карловацкого раскола, мы идейно очень разошлись и редко встречались, что не мешало мне сохранять глубокое уважение к Кн. Г. Н. Трубецкому. Благородство характера Кн. Г. Н. выразилось в том, что он готов был сознать свою частичную неправоту. Так в одно из последних наших свиданий он поразил меня тем, что сознал свою неправоту в вопросе об отношении Церкви в эмиграции и Церкви внутри России. К этому сознанию привело его изучение антирелигиозной пропаганды в России, безбожной литературы и вызванного этими явлениями религиозного движения. С большим сочувствием относился он к христианскому движению молодежи и принимал в нем участие в качестве друга и советчика. Кн. Г. Н. очень болел расколом христианского мира, и его очень интересовало движение к сближению церквей и вероисповеданий. Он принимал горячее участие в интерконфессиональных собраниях русских православных и французов католиков и протестантов, устраиваемых по русской инициативе. За несколько дней до своей внезапной смерти, он участвовал в интерконфессиональном собрании, на котором читал доклад о. С. Булгакова о Православной Церкви, и участвовал в прениях. У него всегда был большой интерес и симпатия к католичеству и стремление к сближению, но с сохранением твердости и крепости Православия. Кн. Г. Н. был человеком крепкого православного быта. Он сохранил его в условиях эмиграции. В его усадьбе в Кламаре была устроена Православная Церковь, которую мы жители Кламара всегда посещаем. У такого бытового православного интерес к сближению церквей был показатель религиозной чуткости и отсутствие замкнутости. Кг. Г. Н. соединял крепкую веру и традиционализм с полным отсутствием фанатизма, с большей терпимостью. Это — очень редкое сочетание свойств, особенно в атмосфере, в которой нам приходится жить. Влияние его на окружающую среду было облагораживающее и умеряющее. Традиционализм Кн. Г. Н. был очень культурным, умеренным, терпимым, по-своему свободолюбивым. Таких людей у нас очень мало, и утрата таких людей очень болезненна и чувствительна. Даже, когда Кн. Г. Н. был неправ и несправедлив, в нем не было злой воли, не было злой страсти, не было ненависти. Он был человек смертельно раненый революцией, но в сердце его не было злобы и мести, которые терзают столь многих. В жизни поражал он той необыкновенной простой и бытовым демократизмом, которые свойственны лишь истинному аристократизму. Простота и скромность были его добродетелями. С ним связано было обаяние его личности. Возможно, что высший слой русского дворянства, окончательно разбитый революцией, не будет уже рождать такого благородного типа. Класс, пораженный революцией и оттесненный из истории легко озлобляется. После таких катастроф поколение детей может потерять уже высокое благородство породы и культуры отцов. Но память о таком благородном типе, выработанном длительным культурным процессом, должна всегда сохраняться. Память сама всегда есть признак благородства, забвение же признак неблагородства. Более всего поражала в личности Кн. Г. Н. Трубецкого необыкновенная его цельность в самую расколотую и разорванную эпоху, органичность его типа. Такой цельной, в лучшем смысле, детской была его вера. Таким людям легко умирать. И нелегко терять их оставшимся в живых в самую мучительную эпоху русской истории.