Печальная весть о смерти Георгия Ивановича Челпанова, с которым меня связывали старые дружественный отношения, вызывают во мне воспоминания моей юности. Г. И. был первым философом, которого я в жизни встретил и с которым много беседовал на философские темы. Он был молодым приват-доцентом Киевского университета, читал необязательный курс, посвященный критике материализма, при переполненной аудитории. Потом из этого курса вышла его книга «Мозг и душа». Я был юным студентом, марксистом, и вместе с тем сторонником идеалистической философии. Я почти никаких курсов в Университете не слушал, но часто ходил на курс Г. И. Челпанова о материализме. Он был прекрасный лектор. Я очень сочувствовал критике материализма. Научно-философская критика материализма в то время была большой заслугой Г. И. Она была бы не меньшей заслугой и в настоящее время в России. Я скоро познакомился с Г. И. и стал часто бывать в доме Челпановых. У них были журфиксы по субботам. Дом их в Киеве был интеллектуальным центром. Жена Г. И. была очень талантливая женщина. Там многие бывали — Л. Шестов, В. В. Водовозов, A. M. Лазарев, немного позже С. Н. Булгаков, ставший профессором Киевского политехнического института. Мне много давали философские беседы с Г. И. Челпановым. Мы принадлежали с Г. И. к разным типам, он был «пастухом» в философии, я был «разбойником» в философии (противоположение этих типов принадлежит Ницше). Но у Г. И. была широта и разнообразие умственных интересов, ум его был открытый и с ним можно было обо всем говорить. Не смотря на то, что он был прежде всего профессор, учитель и что философия его была очень академической по своему типу, в нем не было нередко встречающейся в профессорской среде затхлости. Он всегда исключительно хорошо и тепло ко мне относился, хотя многое во мне должно было его беспокоить. У меня осталось самое отрадное воспоминание о посещениях челпановского дома. Киевский период был периодом наибольшего расцвета и наибольшей популярности Г. И. После его избрания профессором Московского университета мы продолжали часто встречаться, самые лучшие отношения у нас сохранились до самой моей высылки из Москвы. В Москве Г. И. был главным образом занят созданием Психологического института. Советский период принес ему много разочарований, хотя он был совершенно чужд политике. Разочарование его были главным образом связаны с положен ием науки и философии в России. Философия всегда имела у нас печальную судьбу, она была заподозриваема справа и слева, она была утесняема в старой России и одно время даже было запрещено преподавание философии. В советской, коммунистической России философия еще менее свободна, чем в эпоху имп. Николая I, в ней допускается лишь официальная государственная философия диалектического материализма. Г. И. был защитником свободы философского знания, свободы науки и мог жить лишь в атмосфере этой свободы. Особенно боролся он за развитие психологической науки в России, которую он связывал с философией. Он был настоящим ученым, верил в науку. В книгах своих Г. И. не развил своей метафизики, книги его были посвящены главным образом теории познания и психологии, но у него всегда была метафизическая тенденция, когда метафизика была еще в загоне. С большой грустью узнал я о печальных последних годах его жизни и о его смерти. Я храню самую дружескую память о Г. И. С ним связан долгий период жизни.
