Падающие звёзды (Мамин-Сибиряк)/XIX/ДО
Въ заѣздѣ было шесть лошадей, причемъ главнымъ соперникомъ "Ушкуйника" была великолѣпная сѣрая кобыла "Баловень", сильная и выносливая. Другіе соперники въ счетъ не шли, хотя и могъ случиться фуксъ. На "Ушкуйникѣ" ѣхалъ знаменитый красавинскій жокей Чарльзъ, а на "Баловнѣ" гусарскій офицеръ, тоже знаменитый ѣздокъ. Васяткинъ прибѣгалъ уже нѣсколько разъ въ ложу Красавина, сообщая ходъ игры въ тотализаторъ. Играли больше на "Баловня", чѣмъ на "Ушкуйника", потому что "Ушкуйникъ" былъ лѣнивъ и шелъ съ своимъ "лидеромъ". Красавинъ только пожималъ плечами, какъ посторонній человѣкъ.
— А что говорятъ жокеи? — спросилъ онъ, чтобы сказать что нибудь.
— Они играютъ всѣ на "Ушкуйника"…
Красавинъ не былъ настоящимъ спортсмэномъ и держалъ лошадей только для того, чтобы о нихъ говорили и писали. Какъ-то было неприлично такому богатому человѣку не имѣть своей скаковой конюшни. Сегодня онъ былъ въ дурномъ расположеніи духа и не уѣзжалъ со скачекъ домой только изъ приличія. Его даже не интересовало, выиграетъ "Ушкуйникъ" или проиграетъ. Красавинъ сидѣлъ у барьера, и ему все время казалось, что изъ-подъ лѣваго локтя его руки выползаетъ паукъ — покажутся тонкія, точно переломанныя и неудачно склеенныя паучиныя ноги и сейчасъ же спрячутся. Это было мучительное и тяжелое состояніе, отъ котораго у Красавина шли мурашки по спинѣ. Онъ боялся пошевелиться, чтобы какъ нибудь не раздавить воображаемаго паука, а, главное, онъ боялся выдать самого себя и показаться смѣшнымъ.
Бургардтъ относился къ скачкамъ совершенно безучастно, а лошади для него имѣли смыслъ и значеніе только живыхъ моделей и какъ вопросъ о "прогрессѣ лошадиныхъ формъ." Вѣдь, въ сущности, всѣ эти дорогіе скакуны съ болѣе или менѣе вѣрной родословной и выработанными систематическимъ подборомъ формами являлись уродами. Да, настоящіе уроды, тонконогіе, поджарые уроды, у которыхъ утрачена всякая гармоническая пропорція отдѣльныхъ частей, какъ она утрачивается у подстриженныхъ деревьевъ. Цѣлой, настоящей нормальной лошади уже не существовало, а были монстры, задача которыхъ заключалась только въ томъ, чтобы развить предѣльную скорость на минимальное разстояніе. Вмѣстѣ съ утратой нормальной пропорціональности исчезла и настоящая красота. Сахановъ очень остроумно увѣрялъ Ольгу Спиридоновну, что давеча съ одной лошадью сдѣлалась истерика — вѣдь это тоже проявленіе нарушенной нормы и здоровой душевной красоты. Потомъ Бургардта интересовала эта спеціальная скаковая публика, слившаяся въ одно нервно-возбужденное цѣлое. Особенно сильно волновались дамы, изъ которыхъ не многія рѣшились бы подойти къ лошади близко, какъ Ольга Спиридоновна, боявшаяся ѣздить даже на извозчикахъ, а тутъ онѣ слѣдили за лошадями, затаивъ дыханіе.
— А если кто нибудь упадетъ? — впередъ ужасалась Ольга Спиридоновна и даже закрывала глаза, какъ курица. — Я ужасно боюсь…
Миссъ Мортонъ, казалось, вся превратилась въ одно зрѣніе и, кромѣ лошадей, ничего не видѣла. Она была счастлива, что могла понимать все происходившее, какъ и другіе, и улыбалась такой милой дѣтской улыбкой. Кое-кто изъ избранной скаковой публики уже обратилъ на нее вниманіе, и Бургардта коробило, когда на ихъ ложу наводились спортсмэнскіе бинокли. Очевидно, всѣхъ интересовала новая "звѣздочка", появившаяся на горизонтѣ петербургскаго полусвѣта. Шуру уже знали, она "опредѣлилась" въ этомъ исключительномъ міркѣ, и называли полуименемъ. Сегодня она была не въ своей тарелкѣ и ревновала миссъ Мортонъ, на которую всѣ обращали вниманіе. Ольга Спиридоновна, выросшая среди театральныхъ интригъ, только жмурила глаза, сдерживая невольную улыбку. Она нарочно выказывала особенные знаки своего вниманія нѣмой англичанкѣ, чтобы позлить выскочку, какъ про себя называла Шуру.
— Вотъ тебѣ и красавинскія коляски… — думала Ольга Спиридоновна. — Покаталась, и будетъ. Много васъ поденокъ…
Эти сердитыя мысли мѣшались съ самыми мирными соображеніями, вродѣ того, что пригласитъ Красавинъ всѣхъ обѣдать или не пригласитъ, а если пригласитъ, то повезетъ всѣхъ къ себѣ на дачу въ Павловскъ или устроитъ, когда кончатся скачки, обѣдъ въ членской бесѣдкѣ. У Ольги Спиридоновны началъ не въ шутку разыгрываться аппетитъ.
А скачки уже начались. "Стартъ вырвала" совершенно безнадежная лошадка. "Гейша" и вынеслась впередъ корпусовъ на двадцать. Знающую публику такая рѣзвость не по чину только смѣшила.
— Смотрите, смотрите, что дѣлаетъ "Гейша!" кричали голоса. — Ай-да "Гейша"!..
— У лѣска зарѣжется…
— Бываетъ, что и лидеръ выигрываетъ. Вонъ какъ "Ушкуйникъ" и "Баловень" караулятъ другъ друга…
Противники, дѣйствительно, повели скачку осторожно. Жокей Чарльзъ нѣсколько разъ оглядывался на "Баловня", которая шла въ полкорпусѣ отъ "Ушкуйника", спокойно и ровно отбивая копытами по мокрому грунту. Лидеръ "Ушкуйника", благодаря потерянному старту, едва успѣлъ вынестись впередъ. "Ушкуйникъ" началъ сердиться, забирая поводья. Съ высоты трибунъ видно было, какъ лошади вытянулись въ одну линію, а подходя къ лѣску "Гейша" какъ-то сразу отпала.
— "Гейша" кончена! — крикнулъ въ толпѣ неизвѣстный голосъ.
На поворотѣ "у лѣска" отпали еще двѣ лошади, а "Баловень" прибавила хода и висѣла совсѣмъ на хвостѣ "Ушкуйника". При выходѣ на прямую обѣ лошади шли уже голова въ голову.
— "Ушкуйникъ" идетъ впередъ!..
— Нѣтъ, "Баловень"… Браво, "Баловень"!
— Браво, "Ушкуйникъ"!
Публику ввелъ въ заблужденіе лидеръ "Ушкуйника", который отпалъ уже на прямой. Особенно хорошо шла "Баловенъ" — ровно, широкимъ махомъ, постепенно набирая скорость. Когда лошади вышли на прямую, публикѣ видны были только однѣ лошадиныя головы и трудно было рѣшить, которая лошадь идетъ впереди. Но вотъ надъ "Баловень" взмахнулся хлыстъ, и публика пришла въ неописуемое волненіе.
— "Ушкуйникъ" идетъ въ рукахъ!.. Браво, "Ушкуйникъ"!
— "Баловень" зарѣзалась!..
Дѣйствительно, "Ушкуйникъ" пронесся мимо трибунъ свободно и легко, причемъ Чарльзъ старался его сдерживать. Бѣдная "Баловень" осталась всего на полкорпуса назади. Поднялся страшный гвалтъ, и публика бросилась изъ трибунъ. Миссъ Мортонъ апплодировала, улыбающаяся, красивая и, какъ показалась Бургардту, безумно счастливая, точно она торжествовала побѣду собственной лошади.
Проходившіе мимо офицеры — кавалеристы пожимали плечами.
— Выигралъ тяжелый грунтъ… — говорилъ съ видомъ спещалиста молоденькій бѣлокурый офицерикъ съ едва пробивавшимися усиками. — "Ушкуйникъ" просто мужикъ…
Всѣ жалѣли красавицу "Баловень", и даже самъ Красавинъ точно былъ недоволенъ, что выиграла его лошадь.
Бургардтъ сидѣлъ блѣдный и, повидимому, незамѣчавшій ничего, кромѣ миссъ Мортонъ. У него въ ушахъ стояла одна фраза: "Гейша" кончена"… Бачульская наблюдала его все время и, тронувъ его руку, шепнула:
— Что съ вами, Егорушка?
Онъ посмотрѣлъ на нее непонимающими глазами, снялъ шляпу, провелъ рукой по волосамъ и съ какой-то больной улыбкой отвѣтилъ:
— Со мной? Ничего… "Гейша" кончена. Вы слышали?
— Да, что-то кричали…
Онъ опять посмотрѣлъ на нее и прибавилъ:
— И "Баловень" тоже кончена...
— Что же изъ этого, Егорушка?
— Я вамъ потомъ скажу…
Прибѣжалъ Васяткинъ и потащилъ Красавина въ членскую бесѣдку, гдѣ его ждали. На ходу онъ успѣлъ раскрыть золотой портсигаръ, съ налѣпленными на немъ монограммами, и, протягивая Бургардту, проговорилъ:
— Особенныя сигарки… случайно получилъ отъ одного моряка, который третьяго дня сошелъ съ ума…
Ольга Спиридоновна дернула его за рукавъ и шепнула:
— А обѣдать будемъ? Смертельно ѣсть хочу…
— Все будетъ, все будетъ, дорогая…
— И шампанское?..
— И шампанское, и устрицы…
Ольга Спиридоновна аппетитно зѣвнула.
Сахановъ тоже думалъ объ обѣдѣ, но съ другой точки зрѣнія, — пригласитъ его Красавинъ, или не пригласитъ? Въ ложу онъ попалъ, благодаря Бачульской, а дальнѣйшее было неизвѣстно. Лошади Саханова нисколько не интересовали, скаковую публику онъ давно зналъ — однимъ словомъ, ничего интереснаго. А между тѣмъ отъ какого нибудь дурацкаго обѣда зависѣло все, т. е. обѣщанное Красавинымъ мѣсто въ правленіи какого-то финансоваго учрежденія. "Вамъ восьми тысячъ въ годъ достаточно?" спросилъ Красавинъ. Эта роковая цифра разъѣдала мозгъ Саханова, какъ отрава. Достаточно ли ему восьми тысячъ? Если бы у него была такая ассюрпрованная сумма — нѣтъ, это что-то невозможное! Сахановъ зналъ десятки людей, которые получали вдвое и втрое больше, засѣдая въ какихъ-то правленіяхъ и комитетахъ, и глубоко презиралъ самого себя, что самое слово: "восемь тысячъ" можетъ его волновать. О, онъ тогда показалъ бы всѣмъ, что такое онъ, Сахановъ… Съ другой стороны, тутъ же рядомъ, вотъ въ этой самой ложѣ сидѣлъ меценатъ Красавинъ и сонными глазами наблюдалъ за своей лошадью. Вотъ человѣкъ, который сумѣлъ же поймать слѣпую фортуну прямо за хвостъ.
— Дуракъ ты, Павелъ Васильичъ Сахановъ, — мысленно укорялъ онъ самого себя. — Да, совсѣмъ дуракъ… Тряпка ты, простофиля, и больше ничего. Ну, посмотри на себя и подумай, зачѣмъ ты сидишь вотъ здѣсь и съ безпокойной ласковостью взгляда ждешь великой и богатой милости отъ Антипа Ильича Красавина…
Послѣдніе заѣзды прошли совсѣмъ вяло. Дамы начали скучать. Красавинъ не появлялся.
— Они тамъ, навѣрное, шампанское пьютъ, — шепнула Ольга Спиридоновна Бачульской, — А мы тутъ сиди, какъ чортовы куклы… Что это сдѣлалось сегодня съ Бургардтомъ? Мнѣ кажется, что онъ голоденъ бѣдняжка… Серьезно. Онъ смотритъ такими голодными глазами…
— За то Павелъ Васильичъ выбивается изъ силъ, чтобы понравиться вамъ…
— Влюбленъ, милашка, въ меня и, кажется, мечтаетъ о томъ, что уже давно прошло… Ахъ, какъ я ѣсть хочу, голубушка!.. Какъ два ломовыхъ извозчика… Въ жизнь свою не поѣду больше на эти дурацкія скачки…
Нагнувшись къ самому уху Бачульской, Ольга Спиридоновна прибавила:
— А, знаете, голубушка, какъ насъ называютъ здѣсь? Вонъ черезъ ложу отъ насъ офицеры… Тамъ сидитъ мой знакомый, Перцевъ… Онъ порядочный шалопай, но добрый малый. Давеча указываетъ головой въ нашу сторону и говоритъ настолько громко, чтобы я все слышала: "Красавинъ привелъ сюда не только свою конюшню, но и курятникъ захватилъ"… какъ это вамъ понравится? Я этому Петькѣ уши надеру…