Сочиненія И. С. Аксакова.
Общественные вопросы по церковнымъ дѣламъ. Свобода слова. Судебный вопросъ. Общественное воспитаніе. 1860—1886
Томъ четвертый.
Москва. Типографія М. Г. Волчанинова (бывшая М. Н. Лаврова и Ко.) 1886
О цензѣ.
правитьВѣроятно, многіе изъ нашихъ читателей будутъ не мало удивлены, если мы скажемъ, что вопросъ о цензѣ принадлежитъ теперь къ числу самыхъ важныхъ современныхъ вопросовъ… Они важны особенно потому, что разрѣшеніе ихъ подлежитъ, въ настоящую минуту, обсужденію непосредственно заинтересованныхъ сторонъ, и можетъ, весьма легко и скоро, осуществиться даже и на практикѣ: — хорошо или дурно, это ужъ дѣло другое. Въ то время, какъ наша литература (по крайней мѣрѣ въ лицѣ значительной части своихъ представителей), отрѣшившись отъ чернорабочаго труда, требуемаго суровыми задачами современной дѣйствительности, облегчившись отъ груза исторіи, — убѣгаетъ далеко впередъ, или въ сторону отъ дороги, на просторъ отвлеченности, гдѣ, безъ помѣхъ и препятствій, созидаетъ разные воздушные замки, — исторія продолжаетъ творить свое дѣло, созидая изъ историческаго матеріала разныя, не отвлеченныя, но практически-жизненныя, нерѣдко уродливая явленія.
Литература становитъ и рѣшаетъ несуществующіе вопросы, переживаетъ сотый или двухсотый фазисъ своего ускореннаго, отвѣченнаго развитія, и забываетъ про существующія въ Россіи дѣйствительныя органическія силы, которыя однако находятся постоянно въ дѣйствіи и постоянно совершаютъ свои могучія, хотя бы и неправильныя отправленія, — отзывающіяся благими или худыми послѣдствіями въ жизни многомилліоннаго народа!.. Такъ, сколько намъ помнится, литература, увлеченная интересами Западнаго міра, проглядѣла въ свое время появленіе у насъ новаго сословія почетныхъ гражданъ возникшаго на новыхъ для нашей исторіи началахъ, и проглядѣла именно потому, что самое вниманіе ея было обращено въ другую сторону. Такое направленіе литературы легко объясняется разными историческими причинами, но, какъ бы то ни было, — въ то время, когда мы заняты мечтами несбыточными или осуществимыми черезъ тысячи лѣтъ, — у васъ подъ глазами незамѣтно выростаютъ крупныя явленія, и готовы возникнуть важныя государственныя мѣры…
Подъ именемъ ценза разумѣется въ наше время на Западѣ — размѣръ поземельнаго владѣнія, или имущества вообще, или какихъ бы то ни было доходовъ, дающій человѣку право; участвовать въ общественныхъ дѣлахъ своей страны посредствомъ избранія представителей или въ качествѣ представителя — или же право: принадлежать къ извѣстному сословію. Мы сказали: на Западѣ, но мы должны прибавить, что это Западное начало существуетъ и у насъ, и именно въ дворянскомъ сословія: извѣстно, что право голоса на дворянскихъ выборахъ дается, за основаніи закона, опредѣленнымъ числомъ душъ, принадлежащихъ помѣщику на крѣпостномъ правѣ. Теперь крѣпостнаго права уже не существуетъ, и — вотъ почему мы утверждаемъ, что вопросъ о цензѣ весьма важенъ въ настоящую минуту… Оставляя покуда въ сторонѣ всякое разсужденіе о Русскомъ дворянствѣ, перейдемъ къ оцѣнкѣ идеи ценза вообще.
Мы съ своей стороны не видимъ вообще никакого нравственнаго основанія для идеи ценза: трудно понять, почему человѣкъ, владѣющій сотнею десятинъ земли, признается болѣе способнымъ, болѣе разумнымъ, болѣе надѣленнымъ тѣми условіями, какія необходимы для полезнаго участія въ общественномъ дѣлѣ, — чѣмъ человѣкъ, обладающій девяносто девятью и девятью десятыхъ — десятинами? Почему меньшинство «имущихъ» имѣетъ право рѣшать участь громаднаго большинства «неимущихъ?» почему это громадное большинство, составляющее то органическое ядро, которое хранитъ въ себѣ всемірно-историческую идею извѣстнаго народа, — должно быть лишено голоса въ вопросахъ, непосредственно до него касающихся? почему листья должны себя считать привилегированнѣе корней, безъ которыхъ, по выраженію извѣстной басни Крылова, «не стало бы ни дерева, ни листьевъ»?!
Защитники ценза утверждаютъ, что люди «имущіе» болѣе заинтересованы въ сохраненіи твердаго порядка вещей, въ усовершенствованіи законодательства и вообще въ правильномъ развитіи гражданственности. Другими словами: эгоизмъ, матеріальный интересъ служитъ порукою въ томъ, что ничего противнаго видамъ этого эгоизма не будетъ предпринято! Не говоря о томъ, что такого рода начало безнравственно, что дѣло идетъ не о безразлично-твердомъ, а о лучшемъ порядкѣ, что неимущіе приносятся здѣсь въ жертву эгоизму имущихъ, что на этомъ основаніи (напр. въ Пруссіи) едвали когда-нибудь уничтожилось бы крѣпостное право, — мы скажемъ только, что это начало (т. е. начало ценза), возникшее на Западѣ, было бы непримѣнимо къ Россіи. У насъ не такъ, какъ въ Англіи, гдѣ земля составляетъ собственность только какихъ-нибудь сорока тысячъ человѣкъ; не такъ, какъ и во Франціи, гдѣ землею располагаетъ милліоновъ восемь собственниковъ на 30 милліоновъ народонаселенія (за точность цифръ мы не стоимъ, — нѣсколько болѣе, нѣсколько менѣе, это все равно); у насъ, нѣтъ неимущихъ, за исключеніемъ самаго ничтожнаго числа; у насъ всѣ собственники или землевладѣльцы: у насъ не мыслимъ крестьянинъ безъ земли. У насъ крестьянская община, какъ юридическое лицо, такой же землевладѣлецъ, какъ и любой помѣщикъ, и часто болѣе крупный, чѣмъ иной дворянинъ…
Итакъ въ этомъ отношеніи подобный цензъ, по нашему мнѣнію, былъ бы лишенъ всякаго разумнаго основанія.
Разсмотримъ другое возраженіе. Необходимо, мыслитъ нѣкоторые на Западѣ и у насъ, создать сильное замкнутое сословіе или увеличить силу существующаго — учрежденіемъ поземельнаго ценза, дающаго право вступить въ сословіе и исключающаго изъ него всѣхъ, владѣющихъ землею въ меньшемъ размѣрѣ. Положимъ же, что вамъ предоставлено это созиданіе. Какой цензъ назначите вы? Если вы назначите высокій, то вы составите меньшинство, сильное матеріальнымъ богатствомъ только относительно, и совершенно безсильное предъ большинствомъ, которое и въ матеріальномъ отношеніи представляетъ массу поземельнаго богатства несравненно громаднѣйшую (напр. у насъ въ Россіи), да и въ нравственномъ и политическомъ смыслѣ несравненно могущественнѣе меньшинства! Напротивъ того, это большинство, поставленное къ меньшинству въ отношеніе непріязненное, — какъ низшее и менѣе привилегированное къ высшему и болѣе привилегированному, — будетъ, своимъ центромъ тягости, служить опорою всякому враждебному для меньшинства дѣйствію… О несправедливости же нравственной такого высокаго ценза мы уже говорили выше, но повторяемъ опять, что земля, находящаяся идя имѣющая въ скоромъ времени перейти, у насъ, во владѣніе крестьянства, представляетъ цифру десятинъ, безконечно превышающую количество десятинъ, состоящихъ во владѣніи помѣщиковъ.
Точка зрѣнія Западной науки постоянно сбиваетъ насъ съ толку. Мы прочтемъ Токвиля или хоть Риля, полагающаго необходимымъ существованіе поземельной аристократіи, какъ силы замедляющей, тормозящей и уравновѣшивающей (еще beharrende Kraft), и забываемъ, что тамъ дѣйствительно — только крупное землевладѣніе образуетъ эту силу, и что мелкая, вѣчно дробимая собственность съ одной стороны, или съ другой — совершенная безземельность народа, не представляютъ никакой тяжести или груза, который бы давалъ общественному судну упоръ противъ натиска волнъ и прихоти отвсюду вѣющихъ вѣтровъ, противъ разрушительнаго дѣйствія противоположныхъ политическихъ стихій. У насъ совершенно наоборотъ: роль Западной аристократіи, вслѣдствіе историческихъ условій, исполняетъ народъ, самый крупный землевладѣлецъ и наиболѣе заинтересованный въ дѣлѣ порядка. Продолжаемъ наше обсужденіе.
Если же вы дли вступленіи въ высшее сословіе назначите цензъ низкій, то отъ итого могутъ выйти слѣдующій вредный послѣдствіи: вопервыхъ, вы поставите приманку, которая будетъ вытягивать изъ народа лучшіе его соки, и эти соки въ вашей средѣ будутъ лишены своей органической производительности. Напр. если бы вы объявили, что. пріобрѣтающій, положимъ, 100 десятинъ земли въ частную собственность пріобрѣтаетъ права и преимущества высшаго сословіи и пріобщается къ его блеску, то вы искусственнымъ образомъ, какъ садовникъ изъ земли, будете вызывать на свѣтъ Божій жалкія произрастаніи, которыя не придадутъ вамъ ни силы, ни блеску. Вы разстроите сплошную крѣпость общиннаго быта, вы создадите выходцевъ, parvenus, людей — ни пава, ни ворона, людей, развращенныхъ сознаніемъ своего случайнаго, чисто внѣшняго, мнимаго превосходства надъ низшими, менѣе богатыми братьями. Привилегіи, данныя купечеству 3-й гильдіи, заставляютъ мѣщанъ, во избѣжаніе рекрутства и другихъ повинностей, употреблять всевозможныя усилія, чтобы быть въ состояніи записаться въ гильдію: такіе купцы не составляютъ силы купечества и не возвышаютъ значенія торговли. Да и вообще, къ чему строить заборъ, если приходится растворить ворота настежь (потому что низкій, легко достигаемый цеизъ — тѣ же растворенныя настежь ворота)? Если, вслѣдствіе историческихъ причинъ, ворота затворить нельзя, то не для чего и забора ставить Такого рода цензъ могъ бы создать нѣчто въ родѣ Польской шляхты, — вредной общественной стихіи, не имѣющей ни той силы, какую даетъ аристократическое начало, ни силы, сознаваемой въ себѣ массою простаго народа, съ которой раздѣляетъ шляхту ложный принципъ превосходства, основаннаго на происхожденіи, или на другихъ отличительныхъ признакахъ въ этомъ родѣ,
Мы уже сказали однажды, что видимъ въ нашемъ будущемъ общественномъ устройствѣ двѣ существенныя бытовыя стихіи: личнаго землевладѣнія и общиннаго землевладѣнія и быта. Само собою разумѣется, что опредѣлить — что именно разумѣть подъ личнымъ землевладѣніемъ было бы необходимо, но это въ сущности не должно имѣть никакого важнаго значенія, если обѣ стихіи будутъ полноправны и равноправны, и не будетъ привилегій, или соблазна, искусственно созданнаго, для перехода одной въ другую. Въ этомъ отношеніи должна быть предоставлена полнѣйшая свобода самой жизни: но это не свобода, если, напримѣръ, для общины, для ея развитія, затворивъ крѣпко всѣ двери, вы оставите отворенною только одну — выходъ изъ общины въ сословіе личныхъ землевладѣльцевъ…
Въ заключеніе скажемъ нѣсколько словъ о нѣкоторыхъ нашихъ Прожектерахъ-либералахъ.
Большая часть изъ нихъ и невѣжи и деспоты. Невѣжи они потому, что не знаютъ и знать не хотятъ органической силы того историческаго матеріала, изъ котораго они думаютъ строить свое либеральное зданіе. Предъ ними сосна и береза, которымъ они велятъ быть мраморомъ, а такъ какъ это невозможно, то они и красятъ дерево подъ мраморъ! предъ ними гранитъ, — они воображаютъ его палиссандромъ и красятъ подъ дерево! Потомковъ служилаго и помѣщичьяго сословія хотѣли бы они заставить бытъ аристократіей въ западномъ смыслѣ, или ввести у насъ начало ценза поземельной собственности, тогда какъ самый крупный землевладѣлецъ есть народъ, въ совокупности крестьянскихъ общинъ, и такъ далѣе.
Они деспоты потому, что истинный либерализмъ долженъ состоять въ признаніи нравъ самой жизни, слѣдовательно въ смиренномъ отношеніи къ требованіямъ ея, въ искреннемъ стремленіи понять ея часто темный, неразгаданный языкъ; въ уваженіи наконецъ къ историческимъ началамъ Русскаго народа, — а всего этого и не замѣчается у нашихъ псевдолибераловъ. Они деспоты потому, что считаютъ весьма извинительнымъ для своихъ либеральныхъ насажденій безпощадно терзать землю деспотическимъ заступомъ и лопатой. Они деспоты и потому, что, вмѣсто возбужденія самодѣятельности въ самой жизни, они обращаются… къ мѣрамъ внѣшнимъ… Первымъ дѣйствіемъ просвѣщеннаго либерализма должно быть не ограниченіе правъ народа возведеніемъ какихъ-либо новыхъ сословныхъ перегородокъ, а самоограничеиie, — и этотъ высокій подвигъ предлежитъ теперь Русскому дворянству!..