35. А цареўни Нисміянни
правитьСлужіў салдатъ двадцать пять лѣтъ и ни видаў царя. Вотъ іонъ пашоу було дамой. Патомъ и гаворить: — „Стой, пайду-варачусь, я хоть царя пасматрю: а то мнѣ бабы дирявенскія выпарють гла́зы, што я служіў двадцать пять лѣть и ни выдаў царя“. — Ну, пашоў іонъ черизъ рѣчку; паўзеть ракъ и гаворить: — Дай мнѣ, салдатъ, питнадцать капѣикъ: я табъ пригажусь патомъ. — Ишоў іонъ ящо дальши; бягить мышъ: — „Дай мнѣ, салдатъ, питнадцать капѣикъ: я табѣ пригажусь!…“ Іонъ даў. Идетъ дальшій, бягить жукъ: „Салдатъ, дай питнадцать капѣикъ: я табъ пригажусь!…“ Іонъ и етаму дай. Приходить къ царскаму дварцу, а ў томъ дварцы іость цареўна; ина и гаворить: — Хто мяне разсмяшить, тому я атдамъ палавину царства! —
Салдатъ пашоў у кабакъ, заставіў свае рубашки, напіўся водки, пришоў іонъ съ кабава и заваліўся іонъ у царскихъ варатахъ у грязь. Аткуда узялись мышъ, и ракъ, и жукъ. Патомъ ета мышъ, и ракъ, и жукъ сняли зъ яго ету шинель и патащили ў ряку мыть. Мышъ валочить зубами, а ракъ сащаміў клюшнями, и палощуть. Патомъ ета мышъ принисла яму ету шинель, ракъ лажитца уверхъ клюшнями, мышъ усклала на ети клюшни шинель, а жукъ кругомъ лятаить и сушить. Патомъ ета цареўна увидала ета чуда, пабѣгла къ свайму атцу и гаворить: — Пасматритя, папаша, якея у нашихъ варатахъ чудиса, какихъ вы никада ни видали!… И засміялась. Патомъ етытъ салдатъ усхватіўся и идетъ у дварецъ. Патомъ спрашиваить чисавова: — Пуститя мяне да гасударя! — Яго дапустили; іонъ увайшоў у дварецъ. Гасударь выходить раздѣўши: — Вы, салдатъ, зачѣмъ пришли? — „Да я пришоў, што я двацать пять лѣтъ служіў и ни видаў царя: пришоў царя пасматрѣть!“ — Да ты, салдатъ, пагади!… Выходить гасударь адѣўшись. — „Ну, ти видишъ царя?“ — Вижу. — „Ну, ты, братецъ, таперъ иди!“ Вялѣў яму гасударь прихадить вичаро́мъ.
Салдатъ пашоу у тотъ самый кабакъ, заставіў рубашки, напіўся водки и идеть во дварецъ. Ѣдить министиръ и спрашиваить: — Куда идешъ?“ — „А иду я во дварецъ.“ — Вотъ табѣ сто рублей: ни разсказывай съ цареўный ничаво!… Салдатъ узяў сто рублей и варатіўся.
Пашоў у кабакъ, купіў хунтъ канхветъ и банку памады и варатіўся ипять во дварецъ. Патомъ и кладуть спать министра, салдата и цареўну: къ кому цареўна пирявернитца, за таго и замужъ идить. Вотъ салдатъ прашнуўся и гаворить: — Ахъ, я с...ь хачу!… А цареўна ужу спить. Министиръ гаворить: — Ая даўно хачу! — Салдатъ и гаворить: — Я пайду напакащу ў углъ!… А министиръ гаворить: — А ужу и я пайду!“ — Вотъ салдать ни напакастіў, а министръ напакастіў. Прашнуўся салдатъ и гаворить: — „Што ты, гаспадинъ, спишъ?“ — Нѣтъ. — Намъ будить худа: я свае г.... паѣмъ!“. Вотъ салдатъ слѣзъ у угалъ и начаў ѣсть канхветы. Слышить министиръ, што іонъ начаў ѣсть, и гаворить: — Пайду и я сваё ѣсть!… Министиръ узяў у ротъ, яво и начало тамъ чистить, такъ што іонъ ня могъ ѣсть. Патомъ ихъ выпустили.
Салдатъ отправіўся ипять у кабачокъ, а вечирымъ идеть у дварецъ. Даганяить яго министиръ, даеть яму двѣстя рублей: — „Ни расказывай съ цареўныю начога!“... А самъ министиръ купіў сабѣ кусокъ падошвы, бичоўку и иглу, заѢхаў у бярезникъ и гаворить на кучира: — Зашивай мнѣ ж..у. Патомъ ипять ихъ палажили у комнати: къ каму цареўна пирявӗрнитца, за таго и замужъ пойдить. — Када министиръ заснуў, мышъ и пратачила ету падошву. Вотъ жукъ етытъ палѣзъ министру ў ж..у и напароў аттуда г...., а ракъ етытъ панесъ па ўсей пастели и па пухавикахъ. Патомъ ихъ ипять распустили.
Салдатъ пашоў ипять у кабачокъ и напіўся гарълки. Патомъ, вечирамъ, салдатъ идеть ипять у царскій дварецъ, а министиръ ъдить, и даетъ яму триста рублей, штоба іонъ ничога ни гаваріў съ цареўнаю, а самъ забіў ж..у кляпнемъ и зашіў падошваю. Вотъ, када лягли яны спать, министиръ ужъ заснуў, то мышъ и палѣзла тачить етыму министру ж..у. Вотъ ина пратачила падошву и гаворить: — Лѣзь, жукъ! — Іонъ палѣзъ. Пасмотрить: а тамъ кляпень. Што тутъ дѣлать? Мышъ сказала: — „Стой, жукъ! палѣзимъ мы етаму министру хватакомъ у ноздри! — Етый министиръ якъ чихнеть, кляпень какъ выскачить: жука и убила. Патомъ мышь и ракъ и думають: — „Што намъ таперь дѣлать бязъ жука? — Давай мы яго папробуимъ аткалыхавать.“ — Калыхать, да калыхать, — аткалыхали. Патомъ етытъ жукъ съ серца якъ палѣзъ въ … и наперъ аттуда етыга калу, а ракъ какъ начаў вазить сваими клюшнями, такъ што цареўни ужу и дѣтца нейди; то ета цареўна къ салдату ближай, ближай, и подползла к ему под шинель. Ина и давай его расспрашивать, идѣ былъ, идѣ служіў. Потом и говорить: — „Ах, какой невежа етить министръ!“ Потом их выпустили. Министра этыга привязали к лошадиному хвосту за его дурную и слабую ж.., а солдата пиривинчали съ царевною. Стали жить, да поживать, да добра наживать.
