Сочиненія И. С. Аксакова. Томъ третій.
Польскій вопросъ и Западно-Русское дѣло. Еврейскій Вопросъ. 1860—1886
Статьи изъ «Дня», «Москвы», «Москвича» и «Руси»
Москва. Типографія М. Г. Волчанинова (бывшая М. Н. Лаврова и Ко.) Леонтьевскій переулокъ, домъ Лаврова. 1886.
Статьи из газеты «День» (1863)
правитьО Финляндскомъ сеймѣ и о Польскомъ крестьянствѣ.
правитьНаконецъ въ Финляндіи сеймъ — сеймъ такъ давно желанный, жданный и обѣтованный! Финляндія ликуетъ и празднуетъ, и Россія искреннимъ сердцемъ радуется вполнѣ законной и свѣтлой радости честнаго, трезваго, здороваго Финляндскаго населенія. Мы сказали: здороваго, потому что, сколько намъ извѣстно, это едвали не единственный уголокъ Европейскаго материка, гдѣ люди кажутся довольными и счастливыми, гдѣ общество не заражено недугомъ лжи и фантастическихъ, несбыточныхъ стремленій, гдѣ молодое поколѣніе не является какимъ-то больнымъ недоноскомъ, прежде срока рожденнымъ, безсильнымъ, раздражительнымъ и нервнымъ, и общественная атмосфера свободна, такъ сказать, отъ міазмовъ гошпиталя и кладбища. Гошпиталь, кладбище, да домъ сумасшедшихъ, да казарма, — вотъ чѣмъ, напримѣръ, представляется теперь, и даже не въ одномъ только нравственномъ смыслѣ, несчастная Польша, — да болѣе или менѣе, и въ смыслѣ конечно уже переносномъ, — вся Европа, кромѣ развѣ Англіи и кромѣ Россіи. — Въ Россіи тоже общественная атмосфера не можетъ назваться совершенно чистою и здоровою, и если въ настоящую пору эти болѣзненныя ощущенія нѣсколько заглохли при всеобщемъ подъемѣ патріотическаго духа, то это еще не значитъ, что недугъ исцѣлился. Тѣмъ не менѣе этотъ недугъ въ Россіи есть дѣло наносное и держится на одной поверхности; такъ-называемое общество, къ счастію, еще не всегда служитъ представителемъ Русской народности и въ большей части случаевъ отражаетъ народъ, простой Русскій народъ, какъ кривое зеркало живыя лица, — а между тѣмъ отъ полей и нивъ еще такъ вѣетъ у насъ здоровьемъ и силой!
Впрочемъ мы въ Россіи вообще мало знакомы съ внутреннею жизнью Финляндіи, но такова добрая слава, которою пользуются между нами Финляндцы. Конечно, много у нихъ старины, уже совершенно отжившей и непригодной, но пусть же все старое умершее отнесется ими въ могилу благочестиво и съ подобающею почестью, а не выставляется трупомъ на позоръ, глумленіе и открытое разложеніе, — какъ это бы могло, пожалуй, случиться у насъ.
Это событіе, т. е. сеймъ, произведетъ конечно сильное дѣйствіе на общественное мнѣніе Европы и докажетъ ей, какъ спокойно и свободно могутъ жить и благоденствовать подъ покровомъ Россіи даже совершенно чуждыя ей народности, если только ихъ развитіе совершается не въ духѣ вражды и ненависти къ Россіи, — какъ мало стремленія у насъ, Русскихъ, обрусить не-Русскихъ. Напротивъ, Россіи можно сдѣлать упрекъ именно въ томъ, что она слишкомъ легко допускала къ себѣ пропаганду иноземную и даже — смѣшно и больно и позорно вспомнить — содѣйствовала отчужденію отъ себя, отъ Русской народности, нѣкоторой части кореннаго Русскаго народонаселенія. Можно сказать положительно, что въ большей части пріобрѣтенныхъ нами въ XVIII и XIX вѣкѣ владѣній, Русская народность до новѣйшихъ временъ не занимала нигдѣ господствующаго, принадлежащаго ей по праву мѣста (напримѣръ, въ Западномъ и Юго-Западномъ краѣ, Остзейскихъ провинціяхъ, даже въ Крыму, гдѣ до послѣдней войны Татары пользовались привилегіями, которыхъ не имѣли тамошніе Русскіе крестьяне). Мы должны надѣяться, что Финляндскій сеймъ обратитъ наконецъ вниманіе на положеніе Русскихъ въ Финляндіи и дастъ имъ возможность пользоваться правами, предоставленными кореннымъ Финляндцамъ, безъ ущерба для Русской народности. Извѣстно, что Императоръ Александръ I, движимый тѣмъ же великодушіемъ, которое побуждало его возвратить Польшѣ принадлежавшія ей когда-то Русскія области, присоединилъ къ составу Великаго Княжества Финляндскаго земли уже цѣлое столѣтіе находившіяся во владѣніи Россіи и заключавшія въ себѣ, кромѣ Финскаго племени, не малочисленное и очень древнее населеніе Русское: мы говоримъ про Выборгскую губернію и даже часть Петербургской, въ которыхъ, если не ошибаемся, считалось, въ эпоху присоединенія ихъ къ Финляндіи, до 40 т. Русскихъ: предки ихъ перешли туда на, жительство еще въ XVI и XVII вѣкѣ. Положеніе этихъ Русскихъ было и есть до сихъ поръ не изъ самыхъ выгодныхъ: мы даже имѣли въ своихъ рукахъ довольно интересную статью съ подробнымъ разъясненіемъ этого обстоятельства, но однакоже, по разнымъ уваженіямъ, не рѣшились ее напечатать. Мы вполнѣ увѣрены, что Финляндскій сеймъ не останется для этихъ 40 или болѣе тысячъ Русскихъ безъ надлежащихъ послѣдствій, и не возведетъ отношенія Русскихъ къ Финляндцамъ въ Княжествѣ — въ «вопросъ» раздражительнаго свойства.
«Вамъ, представителямъ Великаго Княжества, предстоитъ доказать достоинствомъ, умѣренностью и спокойствіемъ при сужденіяхъ, что въ рукахъ народа мудраго, готоваго дѣйствовать заодно съ Государемъ, съ практическимъ смысломъ для развитія своего благосостоянія, либеральныя учрежденія не только не опасны, но составляютъ залогъ порядка и благоденствія». Этими многознаменательными словами закончилъ Государь Императоръ рѣчь, произнесенную имъ при открытіи сейма. Нѣтъ сомнѣнія, что эти слова, сказанныя Русскимъ Императоромъ во всеуслышаніе всей Россіи и всего Европейскаго міра, произведутъ громадное впечатлѣніе и въ Россіи и Европѣ, и подадутъ поводъ Европейской журналистикѣ къ разнообразнѣйшимъ толкованіямъ. Они — эти слова — отдадутся и въ самомъ Польскомъ обществѣ и не останутся безъ вліянія на отношеніе Европейскаго общественнаго мнѣнія къ Польшѣ. Что же касается до Россіи съ ея мудрымъ и постоянно дѣйствующимъ заодно съ. Государемъ народомъ, — то она въ словѣ «либеральныя учрежденія, разумѣетъ прежде всего учрежденія вполнѣ народныя, соотвѣтствующія историческимъ и народнымъ началамъ, а не сколокъ съ какихъ-нибудь Западныхъ учрежденій. Нашъ хлѣбъ насущный въ настоящую минуту — расширеніе свободы мнѣнія и выраженія его въ словѣ, — и этого-то хлѣба насущнаго мы ожидаемъ!..
Отъ сейма въ Финляндіи перейдемъ къ военной диктатурѣ въ Царствѣ Польскомъ. Диктатура, какъ мы уже говорили, является тамъ теперь, къ сожалѣнію, неизбѣжною потребностью, — ибо никакое въ мірѣ „легальное“ управленіе не въ состояніи существовать безъ начала взаимнаго довѣрія между властью и управляемыми, а это довѣріе Русской верховной власти къ Польскимъ чиновникамъ и вообще къ Польскому обществу, въ настоящее время рѣшительно невозможно. Поэтому по неволѣ всякое дѣйствіе приходится подкрѣплять и сопровождать принудительною силою и угрожающимъ контролемъ. Впрочемъ диктатура еще вовсе не означаетъ системы жестокостей, необузданнаго произвола и кровавыхъ казней, — понятіе, которое обыкновенно у насъ соединяютъ съ словомъ диктатура, — а упраздненіе порядковъ управленія дѣйствующихъ въ обыкновенное время, и предоставленіе на извѣстный срокъ неограниченной распорядительной власти одному какому-либо лицу или учрежденію. Какія бы ни были сужденія объ этой системѣ, нельзя не признать, что только при дѣйствіи вполнѣ свободной верховной воли, вполнѣ независимой отъ вліянія на нее мѣстныхъ помѣщичьихъ и сословныхъ интересовъ, можно надѣяться на скорое и удовлетворительное рѣшеніе крестьянскаго вопроса въ Польшѣ. Мы не замедлимъ представить нашимъ читателямъ довольно подробныя свѣдѣнія о ходѣ крестьянскаго дѣла въ Царствѣ: читатели увидятъ, сколько препятствій надѣленію крестьянъ землею полагали Польскіе помѣщики въ прошлое и въ нынѣшнее царствованіе; какъ самыя благодѣтельныя для крестьянъ распоряженія власти умѣли они обращать во вредъ крестьянамъ, а себѣ въ выгоду; какъ даже самъ маркизъ Велепольскій, при назначеніи коммиссій для очиншеванія, т. е. для оцѣнки повинностей, замѣняемыхъ чиншомъ (оброкомъ), отказался руководствоваться правиломъ, принятымъ и дѣйствующимъ въ Россіи — чтобы норма новаго чинша никоимъ образомъ не превышала размѣра прежней уплаты (деньгами или издѣліемъ) и чтобъ результатомъ новыхъ мѣръ ни въ какомъ случаѣ не было — ухудшеніе быта крестьянъ противъ прежняго ихъ состоянія. — Крестьяне въ Польшѣ никогда бы не дождались отъ Польской шляхты тѣхъ правъ, какими пользуются крестьяне въ Россіи, и аристократическій элементъ, внесенный въ управленіе маркизомъ Велепольскимъ, могъ этому способствовать всего менѣе Точно также нельзя въ этомъ отношеніи ожидать содѣйствія и отъ Уѣздныхъ Совѣтовъ и другихъ либеральныхъ учрежденій новѣйшей административной системы Царства Польскаго, въ которыхъ нея власть принадлежитъ шляхтѣ. Если же теперь народовый жондъ и рѣшилъ крестьянскій вопросъ, по своему, ex abrupto, объявивъ надѣлъ крестьянскій собственностью крестьянъ, то эта революціонная мѣра поддерживается только терроромъ и не имѣетъ ни въ глазахъ сельскаго населенія, ни въ глазахъ шляхты — авторитета твердой законодательной мѣры. Кромѣ того крестьянамъ необходимо дать такого рода организацію, которая бы возвела ихъ на степень крѣпкаго, сплоченнаго, огражденнаго правами, хотя нисколько не замкнутаго сословія, вполнѣ независимаго отъ шляхты въ матеріальномъ и политическомъ отношеніи. Но то, что въ дѣйствіяхъ народнаго жонда является революціонною мѣрою, то въ дѣйствіяхъ Русскаго правительства можетъ явиться только послѣдствіемъ его собственной внутренней административной системы, дѣйствующей у него дома, въ Россіи, и мѣрою — въ самомъ строгомъ смыслѣ консервативною. Если Польша, какъ народность, можетъ уцѣлѣть и сохраниться, если при деморализаціи Польскаго общества, какъ бы свидѣтельствующей о совершенномъ его нравственномъ разложеніи, заключается въ чемъ-либо залогъ будущности для Польской націи, — такъ только въ крестьянствѣ и единственно въ крестьянствѣ — элементѣ не дѣйствовавшемъ въ Польской исторіи и слѣдовательно еще не растратившемся въ исторической жизни, еще способномъ къ жизни и въ развитію. Такъ мы предполагаемъ по крайней мѣрѣ: время покажетъ, утратилъ или нѣтъ этотъ членъ Польскаго организма, чрезъ долгую свою инерцію, способность къ оживленію и къ органическимъ отправленіямъ. Россія счастлива тѣмъ, что, предлагая такія мѣры, она только уравниваетъ Польскихъ крестьянъ съ Русскими, вводитъ то, что существуетъ у нея самой, и слѣдовательно поступаетъ согласно съ началомъ равноправности народной и высшей нравственной справедливости. Надѣленіе Польскихъ крестьянъ землею и правами — мѣра самая благодѣтельная для самой Польши, которая послужитъ совершенно-новою эрою въ ея существованіи и перемѣнитъ всю гражданскую, общественную и экономическую физіономію края. Польскій крестьянскій вопросъ есть самый настоятельный вопросъ настоящей минуты и отложить его разрѣшеніе было бы не только не благоразумно, но равнялось бы разрѣшенію отрицательному: если мы не воспользуемся настоящими обстоятельствами — онъ разрѣшится или невыгодно для крестьянъ, или въ духѣ революціонно-демагогическомъ — къ пагубѣ всей Польши. Мы думаемъ даже, что открытое всенародное объявленіе отъ имени правительства о томъ, что оно намѣрено распространить на Польское крестьянство благодѣяніе манифеста 19-го февраля съ тѣми, разумѣется, измѣненіями, которыя требуются по обстоятельствамъ мѣста и времени, — такое объявленіе окажетъ спасительное дѣйствіе на духъ крестьянъ и дастъ имъ силу противиться деморализаціи, распространяемой ужасомъ потаеннаго правительства. Значеніе громады, какъ нашего крестьянскаго міра, управленіе крестьянскихъ обществъ не тминными войтами-помѣщиками, а крестьянами же, выбранными ими самими изъ своей среды, — все это, вѣроятно, привилось бы безъ затрудненія къ Славянской и, какъ кажется, мало испорченной, потому что мало жившей, природѣ Польскаго крестьянства.
Но если въ Царствѣ Польскомъ вопросъ крестьянскій имѣетъ значеніе вопроса соціальнаго и политическаго (въ томъ смыслѣ, что не только во внутренней общественной жизни, но и вообще въ Польской исторіи отнынѣ дѣйствующимъ факторомъ должно явиться Польское крестьянство), то въ Западномъ и Юго-Западномъ краѣ Россіи онъ безспорно имѣетъ значеніе вопроса національнаго, потому что ведетъ за собою освобожденіе Русской народности изъ-подъ власти чуждой ей народности Польской. Между тѣмъ, даже и теперь, даже послѣ такого яркаго посрамленія Польской затѣи — увлечь на сторону Польши Русскій народъ, — Поляки все еще стараются придать народному движенію значеніе только соціально-демократическое, и ничего больше. Мы получили недавно изъ Кіева письмо за подписью е Полякъ»: оно написано бойко, какъ будто для печати, и проникнуто ироніей на счетъ публицистическихъ «усилій» «Дня» вообще на счетъ горячихъ защитниковъ Русской народности, — ироніей свидѣтельствующей, между прочимъ, что Поляки въ томъ краѣ нисколько еще не упали духомъ. Авторъ письма старается представить въ смѣшномъ видѣ пробудившуюся въ Русскомъ обществѣ любовь и память Русской народности, и особенно налегаетъ на нѣкоторыя неловкія проявленія этого чувства. Онъ очень хорошо знаетъ, что Русское общество и особенно Русскія власти еще недавно были очень чувствительны къ насмѣшкамъ и вообще къ обвиненіямъ такого рода и тона, — но онъ ошибся въ своемъ разсчетѣ: общество наше, какъ мы увѣрены, теперь уже во многомъ не то, что прежде, и прониклось сознаніемъ своихъ обязанностей къ Русскому населенію Западнаго края. Впрочемъ, ке ручаемся, чтобъ эта Польская тактика не имѣла успѣха тамъ на мѣстѣ, у мѣстной администраціи, — по крайней мѣрѣ то, что говоритъ авторъ письма о характерѣ народнаго движенія, вполнѣ совпадаетъ съ отзывомъ объ этомъ движеніи — защитника Кіевской административной системы, г. Владиміра Юзефовича.
Разсказавъ какой-то пустой анекдотъ о нерасположеніи крестьянъ къ помѣщикамъ вообще, «чы винъ Ляхъ, чы Москаль», г. «Полякъ» продолжаетъ:
"Вотъ гдѣ таится настоящій смыслъ настоящаго крестьянскаго движенія! Вѣрьте мнѣ, они ненавидятъ Поляковъ, но далеко не влюблены въ Русскихъ. У нихъ самыя рѣзкія соціальныя тенденціи, и эти господа, которые васъ убаюкиваютъ ихъ патріотическими порывами, говорятъ вздоръ. Мы ближе видимъ эти дѣла. Что они говорятъ теперь военнымъ начальникамъ, которые вмѣстѣ съ мировыми съѣздами разъѣзжаютъ по уѣздамъ? «Нікого знаты не хочемо! Чиншівъ платыты не будемо! паньщыны робыты не будемо, не все наше! Мы собі завоіовалы землю!» «А знаете, гдѣ такъ говорятъ преимущественно? Въ имѣніяхъ вельможей Русскихъ! Справьтесь въ Кіевѣ, вы удостовѣритесь объ этомъ подробно». Если бы даже это было и справедливо, то все же ничего не доказываетъ: слѣдуетъ принять въ соображеніе, вопервыхъ, что имѣнія Русскихъ «вельможей» большею частью управляются или арендуются Поляками; вовторыхъ, что мировые посредники, обязанные разъяснять крестьянамъ ихъ обязанности, большею частью Поляки или такіе Русскіе, какъ г. М., смѣнившій волостнаго старшину за излишнее усердіе въ преслѣдованіи шайки повстанцевъ; втретьихъ, что недоразумѣнію крестьянъ въ настоящее время положенъ вообще конецъ — обязательнымъ выкупомъ, котораго они совершенно основательно ждали и дождались. Далѣе авторъ объясняется слѣдующимъ образомъ:
«Я не пугаю васъ. Мое мнѣніе такое: худо ли, хорошо, а скажи вѣрно. Кто же надѣлалъ эту чепуху? Вы сами, господа, увлекшись местью противъ Поляковъ. Неужели вы думаете, что разрѣшите вопросъ дѣйствуя такихъ образомъ? Вы его запутываете и вмѣсто одного вамъ прійдется скоро развязывать два узла». Это уже будетъ наша забота, а не Поляковъ: самый трудный узелъ это — Польскій, а остальной развяжется самъ — мудростью народа, сближеніемъ Русскаго общества съ народомъ и тѣмъ свѣтомъ мирной свободы, которымъ озаряется для насъ наше будущее.
«Намъ случалось», говоритъ г. «Полякъ изъ Кіева», объясняться откровенно въ этомъ дѣлѣ съ нѣкоторыми умными Русскими личностями. Онѣ сознавали увлеченіе и даже сказали, что по ихъ мнѣнію, оно глупо но, говорили, лишь бы намъ васъ остепенить, а мужичье приведемъ въ повиновеніе палкою. — Значитъ, сказалъ я, вы и насъ и ихъ приведете въ повиновеніе крутыми мѣрами? — Да! — Значитъ и насъ и ихъ вооружите противъ себя? — Ну да! какая бѣда! — Да такая, что мы въ другой разъ возстанемъ вмѣстѣ!.. Русскіе захохотали." Каково самообольщеніе! Воображать, что когда-либо Малороссъ и Ляхъ соединятся, возстанутъ вмѣстѣ! А вѣдь вѣроятно Поляки всѣми мѣрами интригуютъ около мѣстной администраціи, чтобъ напугать ее призраками такого сближенія, внушить недовѣріе къ мѣстной народности, вызвать на разныя неловкія мѣры и тѣмъ раздражить противъ Русской власти мѣстное населеніе! По крайней мѣрѣ мы положительно знаемъ, что имъ удалось возбудить въ Кіевской администраціи совершенно неосновательный страхъ «украинофильства». Нѣкоторые изъ Кіевскихъ администраторовъ съ важностью говорятъ, что «украинофильскій» вопросъ важнѣе Польскаго, и ихъ опасенія нашли себѣ отголосокъ даже и въ Русской литературѣ. Поляки этому очень рады и подсмѣиваются теперь надъ Малоруссами, поддразниваютъ ихъ и стараются имъ внушить, что Москва всегда будетъ врагомъ свободнаго развитія ихъ мѣстныхъ и племенныхъ особенностей, любовь къ которымъ, какъ извѣстно, доходитъ у Малоруссовъ до самоотверженія и восторженности. Мы съ своей стороны думаемъ, что этому дѣлу вовсе не слѣдовало придавать такую незаслуженную имъ важность, и черезъ это давать плотность и твердость, консолидировать то, что — предоставленное само себѣ — распалось, распустилось, разсѣялось бы само собою, оставивъ по себѣ — только дѣйствительно годное и совершенно безвредное. Но продолжимъ наши выписки: мы дѣлаемъ это съ тою цѣлью, чтобы заранѣе обличить тактику, за которую принимаются теперь Поляки, надѣясь сбить ею съ толку Русское общество: «Такъ какъ я къ дѣлу хочу всегда относиться честно и прямо, то пусть васъ не пугаетъ этотъ намекъ. Мы пришли къ тому убѣжденію, что вопросъ Польскій долженъ будетъ разрѣшиться самымъ явнымъ и торжественнымъ образомъ; что, слѣдственно, всѣ эти подпольныя интриги, эта ложь, эти клеветы и подлости, которыми такъ обильны наши и ваши закулисныя работы, — все это хламъ ненужный, все это стыдъ и срамъ, пятнающій народное дѣло. Конечно, мало поможетъ говорить теперь объ этомъ, когда тебѣ въ отвѣтъ противникъ скрежещетъ зубами и суетъ кулакъ въ рожу, но вѣдь пройдетъ же когда-нибудь это раздраженіе и станемъ разсуждать хладнокровно?» Мы не понимаемъ — какое «торжественное и явное разрѣшеніе» разумѣетъ авторъ и какую связь видитъ онъ между вопросомъ о Польшѣ и вопросомъ о Западно-Русскомъ краѣ. Впрочемъ онъ можетъ смѣло прислать къ намъ своя разсужденія, не опасаясь ни скрежета зубовъ, ни выразительныхъ пріемовъ кулака, — за это мы ручаемся и постараемся прочесть его соображенія даже безъ улыбки, если только это будетъ возможно. Далѣе: "Ваши статьи, вызывающія общественную силу на помощь народному дѣлу въ Западномъ краѣ, уже отчасти примѣняются къ дѣлу. Недавно одинъ Русскій помѣщикъ, призвавъ къ себѣ директора своего сахарнаго завода, сказалъ ему: «Вы съ сегодняшняго дня не имѣете у меня мѣста». — «Позвольте узнать причину?» спросилъ директоръ. — «Нѣтъ никакой; я вами былъ доволенъ. Одна та, что вы Полякъ». Что же? Помѣщикъ поступилъ можетъ быть очень основательно, избавивъ рабочихъ-Русскихъ отъ Поляка начальника. "Неужели, продолжаетъ авторъ, все это и многое другое означаетъ патріотизмъ? Это модная вспышка, да еще вдобавокъ самаго неприличнаго свойства. Она, пожалуй, обличаетъ «широкую Русскую натуру» и несетъ отъ нея Русскимъ духомъ, — но… «хотя Александръ Македонскій былъ и великій человѣкъ, — все же не зачѣмъ стулья ломать…» «Вашъ Кіевскій корреспондентъ, говоритъ авторъ въ другомъ мѣстѣ своего письма, однимъ почеркомъ пера разрѣшилъ самый головоломный вопросъ касательно изгнанія изъ Западнаго края всѣхъ Поляковъ. Вы пишете объ этомъ предметѣ цѣлыя статья, призываете всю силу народнаго духа и силу общественную, придумываете самые затѣйливые проекты, и все же не разрѣшаете вопроса!..» Упоминая о неосновательности предположенія одного изъ нашихъ корреспондентовъ, будто Польскіе помѣщики не найдутъ работниковъ изъ Русскихъ, г. «Полякъ изъ Кіева» прибавляетъ: «Смѣю вамъ доложить: не вѣрьте атому и по прежнему пріискивайте радикальныя средства!!.»
Всѣ эти Польскія шуточки и надѣванья или дѣйствительно выражаютъ увѣренность Поляковъ въ ихъ общественной силѣ и въ невозможности освободить край отъ преобладанія въ немъ Польскаго элемента, или же говорятся и пишутся съ цѣлью — смутить и сконфузить Русское общество, при извѣстной чувствительности его въ насмѣшкамъ. Но, несмотря на эти насмѣшки, которыми, вмѣсто ауль, осыпаютъ теперь Поляки Русскихъ въ Западномъ и Юго-Западномъ краѣ, — никто изъ Русскихъ, разумѣется, не своротитъ съ пути, который раскрылся его сознанію, благодаря событіямъ и освобожденному изъ-подъ гнета фальшивой деликатности Русскому чувству. Объ этой деликатности мы скажемъ нѣсколько словъ ниже. Нѣтъ сомнѣнія, что очистить Украйну и Бѣлоруссію отъ полонизма о отъ матеріальнаго преобладанія Поляковъ — дѣло вовсе не легкое и требуетъ не однихъ внѣшнихъ «радикальныхъ» средствъ, которыми бы могла располагать Русская администрація, но преимущественно нравственнаго, настойчиваго, никогда не слабѣющаго напряженія Русскихъ людей — къ укрѣпленію, упроченію и утвержденію Русской общественной почвы, къ созданію Русской общественной, не только правительственной, силы въ Западномъ краѣ. Нѣтъ сомнѣнія также, что въ этомъ отношеніи сдѣлано еще мало, очень мало, — и если было бы, напримѣръ, признано, что настало уже время для примиренія и можно уже возвратиться къ «прежнему мирному порядку», — то дѣйствительно тотчасъ бы возвратился прежній порядокъ, порядокъ послѣднихъ лѣтъ: администрація была бы въ рукахъ Поляковъ, а крестьяне, хотя и освобожденные отъ крѣпостнаго права, подпали бы снова подъ зависимость матеріальную и нравственную Польскихъ помѣщиковъ, вслѣдствіе поземельнаго и денежнаго ихъ могущества въ краѣ, ихъ вліянія на начальство, ихъ господствующаго общественнаго положенія.
О томъ, что предстоитъ дѣлать Русскому обществу въ Западномъ краѣ, намъ уже приходилось и придется еще не разъ высказывать наше мнѣніе; теперь же замѣтимъ, что безъ содѣйствія власти въ ея правительственной сферѣ (что въ настоящее время равнялось бы прямому противодѣйствію), усилія мѣстнаго Русскаго образованнаго населенія едвали будутъ достаточны. Что прикажете дѣлать, напримѣръ, когда мѣстная администрація оставляетъ безъ удовлетворенія просьбы объ учрежденіи общества для распространенія Русскаго просвѣщенія, — какъ о томъ подробно разъяснено въ статьѣ г. Ригельмана («День», № 35)? когда всѣ сколько-нибудь значительныя должности розданы Полякамъ, и въ ихъ рукахъ, de facto, участь всѣхъ Русскихъ жителей въ краѣ? когда мѣстная администрація находится подъ вліяніемъ Польскихъ пановъ, когда — здѣсь адъютантъ, тамъ правитель канцеляріи, тамъ чиновникъ особыхъ порученій — всѣ Поляки — вертятся около начальства и интригуютъ неутомимо, повинуясь высшему повелѣнію, mot d’ordre какого-нибудь потаеннаго Польскаго комитета? Бумаги, найденныя на Дружбацкомъ въ Житомірѣ (см. «День» № 35), краснорѣчиво это доказываютъ, несмотря на всѣ протестаціи защитниковъ современной системы Кіевской администраціи. Намъ пишутъ изъ Кіева, что г. Владиміръ Юзефовичъ, вслѣдствіе нашего вызова, съ жаромъ схватился за составленіе списка чиновниковъ Кіевскаго генералъ-губернаторства, надѣясь доказать, что большинство чиновниковъ въ краѣ не Польскаго, а Русскаго происхожденія. Другой господинъ, изъ Волыни, назвавшійся Русскимъ (?), но не подписавшій своей фамиліи, думаетъ поразить и опровергнуть насъ тѣмъ, что на 75 человѣкъ, служащихъ въ Волынской палатѣ государственныхъ имуществъ, только 43 чиновника не-Русскихъ, а изъ 8 чиновниковъ особыхъ порученій при палатѣ только четыре Поляка, а не всѣ восемь. Что-жъ это доказываетъ? Какъ будто дѣло въ количественности, а не въ качественности! Вопросъ состоитъ въ томъ, какія именно мѣста занимаютъ Поляки и при какой обстановкѣ. Многіе изъ нихъ, безъ сомнѣнія, очень честные люди, но мы не въ правѣ требовать отъ нихъ сочувствія къ непріязненнымъ дѣйствіямъ противъ ихъ соотечественниковъ-Поляковъ, — что именно и требуется въ настоящую пору, — и тотъ Полякъ, который не ищетъ избѣгнуть фальшиваго положенія, въ которое ставитъ его теперь служба въ Западномъ краѣ, не можетъ — говоримъ прямо — внушать намъ довѣрія. Третій господинъ, также защитникъ Кіевской администраціи, въ оправданіе ея, указываетъ на 2-й департаментъ М--ва Государственныхъ Имуществъ, который завѣдываетъ конфискованными и вообще казенными имуществами и крестьянами въ Западномъ краѣ, и въ которомъ будто бы, по списку чиновъ изданному за май мѣсяцъ, считается 24 чиновника Польскаго происхожденія… Если это и правда, то это опять ничего не доказываетъ; иное дѣло въ Петербургѣ, иное въ Кіевѣ или Житомірѣ: надобно думать, что высшее управленіе имѣетъ это въ виду; мы знаемъ навѣрное, что на дняхъ оно произвело перемѣну въ составѣ Волынской Палаты государственныхъ имуществъ, признавъ неудобнымъ, что всѣ Волынскія казенныя фермы достаются въ руки исключительно Поляковъ, а не Русскихъ.
Что же касается до «деликатности и гуманности», то, конечно, нѣтъ ничего выше этихъ свойствъ, какъ скоро они лежатъ въ основѣ всѣхъ нашихъ дѣйствій, проникая собой всю природу человѣка, а не являются чѣмъ-то въ родѣ раздушеннаго носоваго платка, употребляемаго только при фракѣ и въ гостиной, — какимъ-то внѣшнимъ щегольствомъ «по части гуманности и деликатности» на видномъ мѣстѣ и при извѣстныхъ условіяхъ. Вся бѣда въ томъ, что деликатность и гуманность чиновниковъ въ Западномъ краѣ выходила на дѣлѣ грубымъ обращеніемъ съ мужикомъ, — какимъ-нибудь Хохломъ-«Вертигубой» или «Сметанкой», — и галантерейнымъ обращеніемъ съ Польскимъ великолѣпнымъ магнатомъ, очаровательно болтающимъ по Французски, «человѣкомъ-вѣдь Европейскимъ, цивилизованнымъ», сіяющимъ блескомъ своего аристократическаго имени и богатства!… Намъ понятно поэтому то неудовольствіе, которое возбудило въ Кіевскомъ Русскомъ обществѣ вниманіе, оказанное мѣстною администраціею пикнику, заданному въ ея честь Польскими аристократами. — Если мы захотимъ быть истинно деликатными и гуманными или, говоря проще и яснѣе, захотимъ быть вполнѣ справедливыми и человѣчными въ своихъ отношеніяхъ, то положеніе Русскаго народа и вообще Русскаго общества въ томъ краѣ тотчасъ же совершенно измѣнится. Болѣе ничего и не нужно, какъ справедливости, — а возвратить этотъ Русской край Русской народности, освободить послѣднюю изъ-подъ иноплеменнаго матеріальнаго и нравственнаго ига — есть дѣло самой высшей, самой святой справедливости!.. Этой цѣли должны мы и можемъ достигнуть — средствами и путями вполнѣ честными, законными и нравственными, о которыхъ мы отчасти уже говорили, отчасти поговоримъ въ другой разъ и къ которымъ безспорно относится — лишеніе части въ Русской землѣ тѣхъ, которые не признаютъ правъ Русской народности и открыто враждуютъ съ нею.