Нѣкоторые люди путешествуютъ для поправленій здоровья. Я всегда желаю имъ хорошей погоды; на пути всякихъ удовольствій; желаю, чтобъ они не слишкомъ горячились, чтобъ нашли искусныхъ Медиковъ, а что всего лучше, чтобъ не имѣли въ нихъ нужды во время всего путешествія. Пусть веселіе всюду за ними слѣдуетъ! пусть нѣжная улыбка любезнаго друга изгоняетъ скуку, напечатлѣнную на угрюмыхъ ихъ лицахъ!
Не забывайте вашей цѣли, друзья мои, вы, которые путешествуете для вашего здоровья! Остерегайтесь, чтобъ какой нибудь случай не перемѣнилъ вашихъ намѣреній. — Простите мнѣ сію обыкновенную мысль, которую такъ часто повторяю: — того только обвиняю я, котораго всѣ планы можетъ разрушить одно непредвидимое приключеніе!
Другіе путешествуютъ единственно по привычкѣ. Они не имѣютъ другой побудительной причины; ибо люди сего рода никогда не чувствовали настоящей пользы путешествія, но всегда жертвовали сими безпокойствами привычкѣ, имѣющей непонятную власть надъ всѣми людьми. Они хотятъ прослыть такими, которые видѣли свѣтъ; не желаютъ о себѣ слышать: «они всю жизнь провели въ своемъ отечествѣ.» Напротивъ, любятъ, чтобъ о нихъ говорили: «Да! этотъ человѣкъ былъ въ чужихъ краяхъ: онъ очень опытенъ; онъ обиленъ въ занимательныхъ разсказахъ.»
Дай Богъ, чтобъ вы нашли болѣе предметовъ, достойныхъ сниманія вашихъ слушателей! Сердечно желаю, чтобъ вы пріобрѣли болѣе полезныхъ опытовъ, которые бы вѣчно остались въ вашей памяти, чтобъ увидѣли уголокъ земли, который бы заставилъ васъ оказывать свѣту ни больше, ни меньше должнаго ему почтенія: пусть благоразумно кончится то, что предпринято безъ всякаго разсужденія. Желаю, чтобъ вы наконецъ…. Но, вѣроятно, что сія книга не попадетъ въ ваши руки — къ чему всѣ мои искреннія желанія! —
На васъ взираю я съ глубокимъ почтеніемъ. Вы, можетъ быть, оставляете любезное семейство на нѣсколько недѣль и даже мѣсяцовъ; для пропитанія женъ и дѣтей вы ограничиваете, сколько можно, издержки въ путешествіяхъ, съ твердостію преодолѣваете всѣ опасности, терпѣливо сносите всѣ неудовольствія и удаляетесь отъ всякихъ обмановъ, вы собираете полезные, иногда и необходимые опыты — кажется, желаете выдти изъ вашего круга, однако скромность всегда управляетъ вашими намѣреніями и поступками. Вы ищете просвѣщенія обрѣтаете желаемыя познанія" Что можетъ быть человѣку драгоцѣннѣе точнаго понятія о тѣхъ предметахъ, которые онъ желаетъ изслѣдовать?
Вы не опускаете никакого случая, который можетъ васъ приближить къ предназначенной цѣли, потому что она точно опредѣлена. Имѣть опредѣленную цѣль, какое вѣрное средство пріобрѣсти твердый характеръ! имѣть твердый характерѣ, какой надежный способѣ найти прямой путь жъ истинному наслажденію жизни! Вотъ крѣпкая защита отъ сомнительныхъ отношеній, отъ печали, вѣчной сопутницы смертныхъ!
Есть люди, которые путешествуютъ для удовольствія, которые любятъ и ищутъ разнообразія и которые безпрестаннно наслаждаются новыми увеселеніями. — Не думайте, что ваше намѣреніе возбуждаетъ во мнѣ негодованіе и что я на васъ взираю съ набожнымъ презрѣніемъ.
Нѣтъ, удовольствія составляютъ жизнь человѣческую. Наслаждаться, значитъ уже жить. Пріятность, есть цѣль бытія; наслажденіе, есть цѣль всякой морали и религіи. Вы, которые путешествуете единственно для удовольствія! пользуйтесь всѣми наслажденіями, которыхъ не находите въ вашемъ отечествѣ, или которыя васъ болѣе привлекаютъ въ иностранныхъ земляхъ. Веселитесь и привыкайте къ радостямъ, которыя въ послѣдствіи не могутъ возбудить раскаянія, Собирайте все, что согласно съ расположеніемъ вашего сердца; будьте довольны; одно воспоминаніе прошедшихъ удовольствіи должно вамъ доставлять живѣйшее увеселеніе. — Сохраните въ умѣ и сердцѣ предметы, привлекавшіе въ путешествіи ваше вниманіе. Но я уже начинаю читать скучную проповѣдь; а вѣрно не проповѣдникъ долженъ внушить вамъ сіи воспоминанія.
Много ученыхъ путешественниковъ, которые только занимаются предметами, относящимися въ наукамъ, которые ищутъ людей знающихъ, а въ городахъ только и знаютъ, что библіотеки, изданія рѣдкихъ книгѣ, кабинеты Натуральной Исторіи и собраніе древностей.
Вы также необходимы человѣческому обществу, когда число ваше не слишкомъ велико. Вы также почтенны, когда вы совершенно то, чѣмъ желаете быть и казаться, когда единственна стремитесь оказывать добро.
Искренно желаю всякаго благополучія тому, опять повторяю, кто скоро исполняешь свои намѣренія. Щастливы Богословы, Натуралисты тѣ, которые занимаются собраніемъ различныхъ рѣдкостей, которые желаютъ и всѣми силами стараются сообщить собратіямъ своимъ истины, пріятныя и вмѣстѣ полезныя! Мудрецъ почитаетъ все, что принадлежитъ къ человѣчеству, даже все то, прибавлю я, что само по себѣ суета, но даетъ пищу и упражненіе разсудку. Мудрецъ умѣетъ найти выгоду ко всемъ умственномъ; всякая истина открываетъ ему путь къ новымъ полезнѣйшимъ истинамъ; всякой остатокъ древняго памятника, всякой жертвенникъ, посвященный богамъ Ерева, можетъ служить ему способомъ къ изящнымъ открытіямъ, которыя когда либо человѣкъ постигалъ. Критяне и Арабы могли бы доставить Стерну текстъ для трогательнѣйшей проповѣди.
Человѣкъ производитъ все изо всего. Онъ долженъ наслаждаться всѣмъ и все должно служить къ его усовершенствованію. Отъ самой малой морской раковины, до огромнаго адмиралтейскаго корабля, отъ мушеля[1] до аммонова рога, отъ всего, наконецъ, умѣетъ онъ вознести лѣстницу, которой низъ касается земли, а верхъ достигаетъ небесъ, и по которой шествуютъ Ангелы, хранители неба; такъ, онъ достигаешь даже до ступени, гдѣ находится Егова.
Смертный, уважающій человѣчество, не презирай ничего принадлежащаго въ твоей природѣ, не презирай никакой науки,… хотя она часто бываетъ игрою младенца. Но и въ самыхъ дѣтскихъ играхъ мудрецѣ познаетъ вѣчные законы управляющіе всѣми мірами. Для него все нужно и необходимо; во всякой буквѣ находитъ онъ для себя особенный смыслъ.
Правда, что педантѣ есть ничто иное, какъ служитель ученаго. Онъ рабски собираетъ предметы, служащіе къ наслажденію сего послѣдняго; это — скупецъ безъ удовольствія, который для другихъ находитъ сокровища, и за мучительное собраніе оныхъ рѣдко имѣетъ удовольствіе услышать одно слово благодарности.
Ученые путешественники! естьли когда нибудь почтите меня вашимъ посѣщеніемъ, позвольте мнѣ напередъ васъ увѣрить, что, хотя я очень далекъ отъ вашей учености, но люблю науки, почитаю людей знающихъ, и что вы не найдете внимательнѣе меня ученика. Нѣтъ человѣка подъ солнцемъ, стремящагося съ такою жадностію къ пріобрѣтенію познаній и менѣе презирающаго то, что ему недостаетъ. Я подобенъ нищему, который по улицамъ, собираетъ щепки и обломки дерева, и который почитаетъ себя щастливымъ, когда можетъ принести домой связку дровъ, чтобъ согрѣть, себя и свое семейство.
Путешествующіе съ намѣреніемъ описываютъ и путешествія.
Конечно всякой путешественникъ замѣчаетъ предметы, поразившіе его, во время путешествія, ему пріятно, и полезно по возвращеніи пробѣгать свой журналъ. Мнѣ кажется, что сіе даже необходимо, чтобъ получить отъ путешествія хотя малѣйшую пользу. — Безъ сего многія впечатлѣнія, опыты и замѣчанія совершенно выходятъ изъ памяти.
Я думаю лучше всего описывать приключенія свои друзьямъ, во время самаго путешествія; потомъ поправить сіи письма и смягчить силу нѣкоторыхъ смѣлыхъ выраженій.
Безъ сомнѣнія тотъ, кто намѣренъ всѣ писать, обыкновенно разсматриваетъ вещи съ большимъ вниманіемъ и дѣлаетъ вопросы занимательнѣе и точнѣе того, кто не ведетъ журнала и не думаетъ объ описаніи своего путешествія.
Не менѣе того извѣстно, что тотъ, кто путешествуетъ единственно съ тѣмъ, чтобъ писать, часто невѣрно наблюдаетъ и не видитъ достопримѣчательныхъ предметовъ,
Все, что достройно примѣчанія на бумагѣ, не всегда таково въ природѣ, и самая очаровательная природа часто обезображена искусствомъ и представляетъ жалкое зрѣлище человѣческому взору,
Тѣ, которые пишутъ свои путешествія, болѣе устремляютъ вниманіе, на предметы, способные къ разсудку, коихъ описаніе занимательно и забавно, нежели на вещи не столько привлекательныя, но требующія долгаго, размышленія: они подобны живописцамъ, которые для освѣщенія своей картины пренебрегаютъ нѣжнѣйшими оттѣнками, пріятнѣйшими чертами тонкаго, выразительнаго, лица,
Много требуется мудрости и ума, чтобъ написать путешествіе хорошо, сообразно съ истиною и единственно для себя; я почитаю способнаго, къ сему человѣка мудрѣйшимъ т благороднѣйшимъ изъ смертныхъ.
Признаюсь, что мало видѣлъ путешествій (не смѣю сказать, ни одного), которыя бы съ точностію описывали предметы. Вездѣ нахожу, пристрастіе: одна вещь превознесена похвалами, другая унижена, третья представлена на томъ мѣстѣ, гдѣ ей не должно находиться, и наконецъ, иная удалена отъ истиннаго ея природнаго соединенія.
Я и не думаю требовать, чтобъ всѣ, которые пишутъ путешествія, смотрѣли на предметы съ одной точки зрѣнія и описывали оные одинакимъ образомъ. Это значитъ, быть до крайности несправедливымъ; и желать, чтобы они всѣ имѣли одну физіогномію, одинъ возрастъ, чтобъ пріобрѣли равныя познанія, получили одно воспитаніе и употребляли одну пищу; — словомъ, въ такомъ случаѣ они должны составлять одно и то же лице.
Напротивъ, ожидаю, прошу и даже требую, чтобъ каждый смотрѣлъ на вещи собственными глазами и замѣчавъ именно впечатлѣнія, произведенныя въ немъ какимъ-либо предметомъ. Путешественникъ долженъ показать частное свое къ оному отношеніе, представивъ его сначала въ томѣ видѣ, въ какомъ онъ долженъ казаться всему свѣту, съ большимъ удовольствіемъ читаю его, когда онъ упоминаетъ объ отношеніи своемъ къ описываемому предмету и описываетъ, его дѣйствіе на свое сердце. По моему мнѣнію, различныя путешествія суть не что иное, какъ стеклы очковъ, сдѣланныя по разнымъ глазамъ. Я выбираю изъ нихъ то, которое представляетъ мнѣ предметы яснѣе.
Любезные путешественники! позвольте мнѣ дать вамъ дружескіе совѣты, сообщишь нѣкоторыя прозьбы и желанія. Надѣюсь, что вы не будете на меня сердиться, естьли открою вамъ свои мысли.
"Съ точностію и раченіемъ дѣлайте замѣчанія, прежде для васъ однихъ, какъ будто человѣческій взоръ никогда не долженъ ихъ видѣть, а ухо о нихъ слышать.
«Осмѣливаюсь подать вамъ совѣтѣ, кажется, очень важный: отличайте общее отъ частнаго; отличайте впечатлѣнія примѣчательнаго предмета на всякаго человѣка, имѣющаго пять чувствъ, отъ того, которое онъ въ особенности производитъ надъ вами.
„Различайте собственное мнѣніе отъ чужаго. Чаще спрашивайте себя: а какъ бы сталъ я о семъ предметѣ разсуждать? какъ бы началъ его описывать, естьли бы не читалъ о немъ прежде путешествія?“
Еще желалъ бы, чтобъ къ сему вопросу, важному для того, кто пишетъ путешествія, прибавили другой, также довольно нужный; вотъ онъ: „Такъ ли бы я смотрѣлъ на вещь, естьли бы не описывалъ ее во время путешествія и твердо бы намѣревался никому не показывать своего журнала?“
Спросилъ бы также желающихъ печатать свое путешествіе: надѣются ли они, что оно будетъ истинно поучительно и полезно безъ множества непростительныхъ нескромностей?
Я довольно путешествовалъ, имѣлъ случай замѣчать много предметовъ, которые не вдругъ встрѣчаются другимъ; видѣлъ людей всякихъ родовъ и состояній, также ведъ журналъ также писалъ у себя и старался, говорить со всевозможною тонкостію и осторожностію о различныхъ вещахъ и лицахъ, но признаюсь, что не могу представить себѣ, возможно, ли путешествію быть точнымъ, истиннымъ, характеристическимъ, которое бы не было образуемъ неосторожности и нескромности.
Не забывайте, друзья мои, что пріятель пишетъ для одного только друга, а не для всего свѣта, хотя бы онъ очень желалъ, чтобъ всѣ его читали и извлекли нѣкоторую пользу изъ его писемъ.
Безъ точнаго описанія предметовъ, людей, странъ, постановленій, правленія, народнаго духа, музеевъ, произведеній художествъ и различныхъ кабинетовъ, можетъ ли путешествіе доставить удовольствіе? Оно только утомляетъ, и ни что иное есть, какъ повтореніе того, что тысячу разъ было всѣми говорено. Писать, не входя въ подробности, значитъ убивать время, обманывать публику, пренебрегать ей любопытствомъ и довѣренностію и только льстить вздорному безумію, все хвалить, или все осуждать.
И такъ мы желаемъ видѣть описанія подробныя, разительныя, начертанныя искусною рукою, и гдѣ бы ни было, пустыхъ мыслей, частыхъ повтореній и безумной лести — вотъ что хорошо и достойно вниманія! Не буду здѣсь разпространяться, хотя многое могу сказать, о трудности сихъ точныхъ путешествій. Для сего требуется здравый разсудокъ проницательный взоръ, тонкое знаніе свѣта, науки, ловкость, чистый плавной слогъ, наконецъ опытность и обработанный вкусъ. Но въ комъ можемъ найти соединеніе сихъ достоинствъ? — Ихъ даже тѣни нѣтъ въ людяхъ, старающихся писать о томѣ, что видѣли.
Однако положимъ, что находятся нѣкоторые, соединяющіе въ себѣ сіи достоинства и многія другія, также необходимыя. Чтожъ получимъ мы, естьли они представятъ намъ путешествія истинныя, натуральныя, точныя, но грубыя и слишкомъ искреннія? Опять долженъ повторить! образцы неосторожности и нескромности описанія, которыя раздражаютъ, наносятъ обиду, возмущаютъ, дѣлаютъ людей неучтивыми и поселяютъ въ нихъ подозрѣніе. По истинѣ не знаю, что можно болѣе назвать грубостію, незнаніемъ жить и недостаткомъ въ свободныхъ мысляхъ, какъ не средство публично поносить людей, обходившихся съ нами учтиво и всегда желавшихъ намъ доставить пріятное время въ странѣ чужой.
Естьли, на примѣръ, провозглашаю передъ всѣмъ свѣтомъ глупость нѣкоторыхъ невѣждъ, которые подлинно не имѣютъ никакого права на просвѣщеніе; естьли всенародно человѣка, собирающаго у себя цѣлое общество для моего удовольствія, но немного хвастливаго, называю такимъ, который исполненъ гордости и тщеславія; естьли пишу о семъ обществѣ, что оно состояло изъ людей безумныхъ, и что самъ хозяинѣ имѣетъ очень мало достоинства; естьли даю замѣтить, что въ той странѣ, гдѣ я былъ прекрасно принятъ, не нашелъ ни одного занимательнаго, учтиваго иностранца; естьли выставляю и показываю, такъ сказать, публикѣ одного только человѣка, съ которымъ имѣлъ случай познакомиться, между тѣмъ какъ мнѣ не извѣстно существованіе десяти другихъ, имѣющихъ большія достоинства: — какъ назвать сей способѣ описывать предметы?
Сколько путешественниковъ, и даже людей съ обширными познаніями, которые спѣшатъ посѣтить ученаго — случай дѣлаетъ, что они ничего не находятъ занимательнаго въ его разговорахъ — скромный человѣкѣ не старается выказывать своей учености. Онъ мало занимается разговоромъ и иногда произноситъ слово старое и общенародное. Часъ скоро протекаетъ, и въ журналѣ замѣчаютъ: разговорѣ очень обыкновенный съ человѣкомъ знаменитымъ! Сочинитель такой то и такой книги, умѣлъ только говоришь о дождѣ и хорошей погодѣ. Praesentia minuit famam». Публика въ будущую ярмарку о томъ извѣщена и дорого платитъ за малозначущее извѣстіе о малозначущемъ разговорѣ малозначущаго человѣка съ ученою особою, исполненною достоинства.
Кто писалъ осторожнѣе Мейснера, который всегда говорилъ истину и избѣгалъ личностей? Однако и сей почтенный философъ не могъ избѣжать подобныхъ укоризнъ.
Не знаю, многіе ли прочтутъ сіе маленькое сочиненіе; но я буду доволенъ, естьли сто путешественниковъ замѣтятъ то, что тысяча не находитъ достойнымъ вниманія, естьли они увидятъ, что сіе неосторожное безуміе печатать все, что видѣли и слышали, разрушаетъ всякую довѣренность, всякое откровенное обращеніе и всѣ пріятности дружбы, безуміе которое владѣетъ многими путешественниками и подобно злому духу блуждаетъ съ ними изъ страны въ страну. — Тогда только возторжествуетъ благоразуміе надъ нескромностью и недостаткомъ вкуса, когда путешественники убѣдится въ сихъ несомнѣнныхъ истинахъ!
Еще хочу я доказать простыми, обыкновенными примѣрами, что не возможно писать разительныхъ путешествій вмѣсто истинныхъ и скромныхъ.
Вхожу, на примѣръ, въ церковь почитаемую отличнымъ произведеніемъ архитектуры, она составляетъ лучшее украшеніе маленькаго города, которому ея строеніе стоило большихъ издержекъ. Мнѣ показываютъ съ учтивостію, всѣ ея красоты и преимущества. Однако я открываю нѣкоторые недостатки, которыя могу замѣтить скромно и безъ всякой обиды. — Нахожу, что изображенія, столь дорого заплаченныя, не стоютъ третей части, той цѣны, которую за нихъ просили артисты. Могу сказать безъ оскорбленія: «онѣ немного дороги; я опасаюсь, чтобъ краски не сошли, или не служилось бы сему подобнаго.» — Но сколь мало сіи слова выражаютъ ихъ, чтобъ я сказалъ, говоря откровенно. — Теперь скажите, мнѣ могъ бы я послѣ сего показаться на глаза жителей, имѣвшихъ обо мнѣ всевозможное попеченіе? — Можно ли передъ всѣмъ свѣтомъ похитить у нихъ невинную радость, доставленную симъ nec plus ultra ихъ искусства, и позволено ли безъ пощады говорить о всемъ худомъ?
Я спрашиваю, не пріятнѣе ли человѣческому обществу видѣть исполненіе законовъ благодарности, человѣколюбія, состраданія, довѣренности; и взаимной благосклонности, нежели строгую критику архитектуры какого либо строенія, или церкви? — А долженъ ли я бѣгать изъ города въ городъ, чтобъ хвастаться своею проницательностію и любовію къ истинѣ, не думая, что сими поступками нарушаю всѣ законы благопристойности?
Вхожу въ кабинетъ, заключающій различныя произведенія искусствѣ; разсматриваю ихъ съ удовольствіемъ. Профессоръ оказываетъ мнѣ всякаго рода учтивости; даетъ мнѣ замѣтить лучшія и драгоцѣннѣйшія картины; доставляетъ мнѣ нѣсколько пріятныхъ минутѣ, — и тѣмъ вознаграждаю время, проведенное мною безъ всякой пользы. — удивляюсь тому, что истинно достойно удивленія, и съ свою очередь представляю ему, естьли могу, красоты, которыя, кажется, ускользнули отъ его взоровъ. — Дѣлаю вопросѣ, или страшусь взглядомъ показать сомнѣніе, когда показываетъ онъ мнѣ любимую свою картину такого-то знаменитаго художника — убѣжденіе мнѣ говоритъ: это копія но я не отвергаю его мнѣнія; ибо вижу, что вся природа помрачится въ глазахъ его, естьли начну оспоривать оригинальность его картины. — И такъ, принимаю на себя сомнительный видѣ, который и можно перетолковать, но самъ по себѣ ни мало не оскорбляющій. Все щастіе Профессора основано на мысли; что произведеніе славнаго художника есть оригинальное. Къ какой стати пойти кричать всему свѣту, единственно по любви къ правдѣ, безъ сомнѣнія картина сія не подлинникъ.
Я знаю человѣка, который въ одномъ изъ моихъ путешествій не только оказывалъ мнѣ всевозможную нѣжность и любовь, но еще самымъ благороднымъ, великодушнымъ и скромнымъ образомъ избавилъ меня отъ замѣшательства, имя его для меня священно: оно возбуждаетъ во мнѣ почтеніе и признательность. Чтожъ буду я теперь дѣлать? Буду ли говорить о немъ съ презрѣніемъ, потому что онъ, благодаря Бога, ничего не писалъ и не ищетъ учености? потому, что его комната меблирована не по нынѣшнему вкусу? или что статуя, находящаяся въ его саду, болѣе ему нравится, нежели мнѣ? — Съ другой стороны, умолчу ли въ моемъ путешествіи о такомъ человѣкѣ, котораго, по моему мнѣнію, не стоютъ однаго мизинца тысяча бѣдныхъ писателей, живущихъ старыми контрибуціями, или на счетѣ другихъ, и провождающихъ всю жизнь свою надъ пустыми рифмами? — Какъ же могу назвать и описать такого человѣка, не оскорбляя его скромности, которая отъ сего даже терпитъ? Или буду я столько безчеловѣченъ и низокъ, чтобъ по любви въ правдѣ показать свѣту стройности, которыя, можетъ быть, въ немъ замѣтилъ?
Опять повторяю свое мнѣніе и радъ говорить вѣчно, что легче найти квадратуру круга, нежели средство написать путешествіе сообразно съ истиною и скромностію, не введя въ замѣшательство себя самаго, или какого нибудь другаго честнаго человѣка.
(Съ Нѣмецкаго)
- ↑ Черепокожное животное.