T. Карлейль
правитьПАМФЛЕТЫ ПОСЛѢДНЯГО ДНЯ.
правитьА. М. Бѣлова.
Изданіе Ѳ. Булгакова.
С.-ПЕТЕРБУРГЪ.
Типографія инженера Г. А. Бернштейна, 3-я Рождественская, 7-а.
О правительствѣ.
правитьКогда подумаешь о паденіи правительствъ во всей Европѣ, возникаетъ одно соображеніе, которое бросаетъ печальный свѣтъ на нашу новѣйшую эпоху. Можно быть увѣреннымъ, что эти правительства впали въ анархію по одной причинѣ, которая заключаетъ въ себѣ всѣ остальныя. Дѣло въ томъ, что они не были достаточно умны, что таланта, доблести, героизма, мудрости все равно, какіе бы синонимы мы ни употребляли — не было отпущено имъ въ надлежащей пропорціи и такимъ образомъ въ слѣпой безпомощности они допустили или сами накликали фальшь; что несправедливости и противорѣчіе съ Божественнымъ фактомъ накопились въ размѣрахъ,, которые нельзя уже переносить. Поэтому то правительства и были свергнуты и передъ всѣмъ міромъ объявлены чрезмѣрно-ложными.
Вотъ печальная, но важная мысль для современныхъ правительствъ, впавшихъ въ анархію: — не было въ нихъ таланта. А если это такъ, то вопросъ: какимъ образомъ эти правительства пали вслѣдствіе недостатка мудрости, представляется вопросомъ чрезвычайно интереснымъ. Каждый вѣкъ, въ нѣкоторой степени, имѣетъ свою мудрость. XIX вѣкъ льститъ себя надеждой, что онъ наиболѣе выдается въ этомъ отношеніи? Чѣмъ же проявила себя эта мудрость XIX вѣка? Конечно, кое въ чемъ она сказалась и даже развилась. Тѣмъ не менѣе правительства, очевидно, но имѣли возможности воспользоваться ею, у нихъ совершенно не оказалось ея — въ чемъ же она выразилась? Поистинѣ, было, должно быть, нѣчто сомнительное или въ самой мудрости этого вѣка или же въ способахъ, которыми правительство хотѣло запасаться для себя умомъ, два главныхъ недостатка — ума и просвѣщенія — очевидны, въ нашемъ милѣйшемъ вѣкѣ просвѣщенія: ибо онъ сдѣлался самымъ анархическимъ изъ всѣхъ вѣковъ, т. е. что на практикѣ онъ впали въ такую тьму египетскую, что не можетъ отыскать дорогу!
Болѣе того, я склоненъ думать, что и тотъ и другой недостатокъ слѣдуетъ поставить въ вину намъ самимъ, и теперь мы пожинаемъ плоды того и другого, къ великому ущербу для нашихъ дѣлъ. Я даже подозрѣваю, что умъ XIX вѣка, совершившій столько чудесъ для положительнаго человѣка, есть въ сущности умъ механическій, умъ бобра, а не высокій разумъ, свойственный человѣку. Тусклый, посредственный сортъ ума, имѣющій значеніе лишь за недостаткомъ другого. Этого рода умъ въ высшихъ человѣческихъ дѣлахъ годится очень мало особенно въ самомъ высшемъ дѣлѣ — вести людей къ доброй жизни, что въ концѣ концовъ и составляетъ цѣль управленія ими на Божьей землѣ; это дѣло нельзя довѣрить уму бобра, тутъ нуженъ умъ другого, высшаго сорта.
Таковъ первый дефицитъ. Затѣмъ, въ послѣднія времена правительства въ ужасающей степени проявляли полное равнодушіе къ пріобрѣтенію ума, который имъ представлялся. Возымѣвъ, какъ вполнѣ естественно для такой темной эпохи, крошечную идею, что человѣческій и даже бобровый умъ имъ не нуженъ, они успокоились на томъ, что будетъ вполнѣ достаточно лисьяго ума, поддерживаемаго рутиной, традиціями и сноснымъ парламентскимъ краснорѣчіемъ. Мысль самая ложная и нечестивая, которая вела правительство къ летаргическому сну, между тѣмъ, какъ природа и фактъ подготавливали удивительныя вещи, совершенно противоположнаго свойства.
Вотъ два фатальные недочета: средство противъ одного изъ нихъ — о, если бы мы нашли его! — было бы средствомъ и противъ другого. Они вѣдь находятся между собою въ жизненной связи, одинъ изъ нихъ неизбѣжно производить другой, а оба вмѣстѣ — мракъ, который, дождемся, кончится анархіей. Если правительства не сочтутъ нужнымъ призвать къ себѣ возвышенный умъ, то тогда всякій умъ, такъ какъ сила его сопротивленія дурнымъ вліяніямъ ограничена, получаетъ склонность стать бобровымъ. Бросая высокіе планы, которые ему теперь неинтересны, онъ просто устремится на наживаніе денегъ и станетъ только подобіемъ ума. Выпутываясь средствами, къ которымъ прибѣгаютъ не только бобры, по и лисицы, онъ станетъ уже настолько неблагороднымъ, что перестанетъ быть и честнымъ. Правительство, не имѣя желанія привлекать умъ для самого себя, мало-по-малу увидитъ, что выборъ его становится меньше и меньше. Оттого, какъ всегда случается при господствѣ нечестія, дурное становится вдвойнѣ худшимъ, а ваше нечестіе вдвойнѣ проклятымъ. Вы достаточно нечестивы, чтобы терпѣть эту тьму, терпя се, вы все больше и больше будете выигрывать. И вотъ когда настанетъ неизбѣжный моментъ платить по вашему счету, когда не будетъ другого выбора, какъ истинный свѣтъ или разрушеніе, тогда вы будете умолять небо и землю послать вамъ свѣтъ, но свѣтъ не придетъ.
Конечно, это зло не выработало еще «своего собственнаго лѣкарства», но, какъ разъ наоборотъ, уничтожило послѣдовательно всѣ способы къ его уврачеванію. И вопреки слухамъ я боюсь, что дѣло именно такъ и обстоитъ со зломъ, и съ противорѣчіями съ божественнымъ фактомъ, ни одно изъ этихъ золъ, насколько я знаю по собственному опыту, не выработывало когда-либо лѣкарство противъ себя, оно постоянно ухудшалось, становилось все отвратительнѣе до тѣхъ поръ, пока какое-нибудь добро, по будучи въ состояніи терпѣть дольше безобразіе, не брало надъ нимъ верхъ и не исцѣляло или, по крайней мѣрѣ, не уничтожало его. Дурное правительство, лишенное свѣта Божія за свое предпочтеніе темноты, какъ и всякое другое зло, лишено возможности вырабатывать средства для уврачеванія столь печальнаго положенія.
Настоятельно необходимо, чтобы правительства остановились въ своемъ фатальномъ шествіи. Если его продолжать, то страшный конецъ очевиденъ, и всякій часъ, въ теченіе котораго идетъ это движеніе, дѣлаетъ возвратъ все болѣе и болѣе труднымъ. Умъ существуетъ въ каждой странѣ и онъ исполняетъ дарованную ему Богомъ функцію, которую правительства стараются разстроить напрасно, ибо они этого сдѣлать не въ состояніи. И онъ исполнитъ свою функцію, хотя, быть можетъ, и не въ согласіи съ такъ называемымъ правительствомъ рутины, а съ божественной а иногда увы! и съ дьявольской къ нимъ враждебностью. И въ концѣ концовъ онъ оказывается съ побѣдой надъ ними и разрушеніемъ ихъ. Это также вѣрно, какъ и то, что небо выше Downing-Street’а, а законы природы болѣе стойки, чѣмъ рутина. Если между политиками Англіи найдется человѣкъ, способный думать, то эти предметы въ настоящее время, по моему мнѣнію, чрезвычайно достойны его вниманія.
Кто можетъ оказывать намъ услуги въ нашихъ департаментахъ на Downing-Street'ѣ? Всѣ даровитые люди всякаго сословія, родившіеся въ нашемъ поколѣніи. Они обличены неоспоримымъ и вѣчнымъ «божественнымъ правомъ, которое никогда не выйдетъ изъ употребленія», быть нашими правителями и администраторами, и смотря по тому, пользуетесь ли вы ими или пренебрегаете, ваше государство будетъ принято подъ покровительство неба или же отвергнуто имъ. Этотъ благородный юный духъ вы можете поставить въ одно изъ двухъ положеній, а въ какое-нибудь изъ нихъ вы неизбѣжно его поставите — ибо онъ существуетъ въ мірѣ, въ положеніе союзника и сотрудника, или же наоборотъ естественнаго врага: въ какое же изъ двухъ? полагаю, что правительство обличитъ свою тщету или же оправдается передъ Богомъ и людьми, смотря потому, какой оно дастъ отвѣтъ на этотъ вопросъ. Для всего подлуннаго населенія это вопросъ изъ вопросовъ! Гдѣ же талантъ, родившійся для васъ?
Какъ вы имъ не пользуетесь? Сборъ духовныхъ талантовъ, рожденныхъ для вашей пользы, благородства, человѣческаго ума, героическихъ способностей — безконечно важнѣе, чѣмъ вашъ сборъ хлопка или винограда, ловля сельдей и добываніе китоваго жира, статистику чего газеты каждое лѣто печатаютъ съ такимъ безпокойствомъ. Таланты не родятся каждое лѣто, и газеты объ этомъ не говорятъ. Они родятся вѣками, и увѣряю васъ, что ихъ рожденіе дѣлается удивительно ощутительнымъ и превосходитъ, какъ небо землю, всякія хлѣба, китовые жиры и всѣ металлы Калифорніи, наконецъ всякую жатву, которую вы можете взростить. Если не будетъ этой жатвы, то другія жатвы… спѣшите спять ихъ, если вы за нихъ безпокоитесь. Если этой жатвы не будетъ, мы можемъ запереть лавочку, ибо намъ уже не жать никакой другой жатвы, да и не стоитъ ее жать, если она выростетъ.
Возвышать людей таланта, пропускать въ поискахъ за ними сквозь сито всѣ классы общества и находить ихъ, не всегда бываетъ невозможно. Въ нѣкоторыхъ формахъ правленія это дѣлалось и до извѣстной степени дѣлается и теперь. Степень, до которой правительству удаются эти поиски, указываетъ, какъ я уже сказалъ, съ большой точностью размѣръ божественной доблести этихъ правительствъ, степень успѣха, реальной и окончательной побѣды, которой они могутъ ожидать. Вспомните, напримѣръ, древнюю католическую церковь въ ея чисто мірскихъ отношеніяхъ къ государству и посмотрите, способны ли порадовать васъ ваши мысли и противоположность ихъ съ тѣмъ, что видимъ теперь. Прогрессъ шелъ въ семимильныхъ сапогахъ и въ нѣкоторыхъ отношеніяхъ двинулся впередъ сильно при кликахъ цѣлаго міра; но въ этомъ, самомъ жизненномъ дѣлѣ, онъ тащился страшно медленно, онъ даже такъ отодвинулся, что вотъ уже и совсѣмъ исчезъ въ облакахъ хлопчато-бумажной пыли и желѣзнодорожныхъ облигацій!
Въ этихъ прежнихъ невѣжественныхъ феодальныхъ обществахъ, состоявшихъ только изъ твердыхъ, какъ сталь, бароновъ, у которыхъ не было ценза въ десять фунтовъ и избирательныхъ урнъ, точно также для человѣческихъ душъ проповѣдовали это первое изъ евангелій, безъ котораго намъ ни къ чему и всѣ другія евангелія: проснитесь, доблестныя души; вотъ благородное поприще для васъ!« Я утверждаю, что пути къ возвышенію открыты для всѣхъ людей. Душа благочестивая означающая, если вдуматься въ душу чистую, кроткую, одаренную разумомъ и благородными желаніями, такая душа, къ какому бы сословію она ни принадлежала, всегда найдетъ себѣ дорогу, благородное поприще, гдѣ заслуга и доблесть человѣческая могутъ довести ее до вершинъ земныхъ и даже небесныхъ. Нигдѣ даже въ самыхъ низшихъ слояхъ соціальнаго рабства по можетъ она ни заглохнуть, ни умереть въ безвѣстности. Церковь, это старое невѣжественное созданіе, по крайней мѣрѣ, позаботилась объ этомъ: человѣкъ съ благородными желаніями, не осужденный задыхаться жалкимъ образомъ въ своей несчастной долѣ, могъ бѣжать въ ближайшій монастырь и тамъ найти себѣ убѣжище. Тамъ его ожидало воспитаніе, искусство но только извлекать изъ чтенія и письма все, что ему было полезно, но и повиноваться, привыкать къ уваженію, къ обузданію и даже уничиженію себя самого т. е. къ истинному человѣческому благородству, наиболѣе существенному во многихъ отношеніяхъ. Тамъ но справлялись съ вашимъ происхожденіемъ, съ вашей генеалогіей, съ размѣрами вашего капитала и пр. Единственный вопросъ былъ: есть ливъ васъ человѣческое благородство или нѣтъ? Бѣдный сынъ погонщикъ быковъ, если природа произвела его благороднымъ, могъ достичь сана священника и даже вершины міра.
Трижды славная, какъ подумаешь, организація, въ высшей степени спасительная для всякихъ высокихъ и низкихъ интересовъ: учрежденіе во истину человѣчное. Вы дѣлаете своимъ вашего благороднаго юношу, принимая его, кѣмъ бы онъ ни былъ, какъ посланника не: босъ. Вы но принуждаете его ни умереть, ни стать вашимъ врагомъ, пренебрегая имъ, какъ ничего не стоющею вещью. Вы принимаете благословенный свѣтъ, и ему нѣтъ надобности нисходить къ вамъ въ видѣ молніи. Этотъ институтъ священства имѣлъ ходы во всѣхъ угнетенныхъ слояхъ общества, открывая для людей самого низшаго рода всѣ вершины и даже само небо, давая свободный выходъ благородной доблести и героизму. Вотъ что можно назвать легкими и кровообращеніемъ этого прежняго феодализма.
Когдая вспоминаю объ этихъ огромныхъ легкихъ, дѣйствующихъ всюду во всякомъ самомъ отдаленномъ уголкѣ человѣческаго общества, гдѣ нѣтъ ни одной хижины, которая не была бы вмѣстѣ съ тѣмъ и клѣточкой этихъ легкихъ, и предлагающихъ всякой благочестивой и благородной душѣ достойную ея дорогу, причемъ иногда она даже вела ее, если она того заслуживала до той точки, когда она становилась отцомъ христіанства и Царемъ царей — тогда я понимаю, какимъ образомъ прежнее христіанское общество оставалось святымъ, жизненнымъ, сильнымъ и героичнымъ. Когда я сопоставляю все это съ благородными цѣлями, которыя предстоятъ въ настоящее время думамъ, рожденнымъ благородными въ затерянныхъ хижинахъ, внѣ раіона Дворцовой площади[1]; когда подумаю о томъ, что чѣмъ-то въ родѣ священника теперь сдѣлалась Ваша Милость — я вижу общество безъ легкихъ, задыхающееся, въ страшныхъ конвульсіяхъ и достойное смерти.
Почти по всей Европѣ за эти послѣдніе годы я замѣчаю смерть государства, испустившаго свой послѣдній вздохъ въ трескотнѣ ружейной перестрѣлки на улицѣ, замѣчаю, что оно впало въ инертность, неспособное отнынѣ къ другой жизни, кромѣ возбуждаемой гальваническимъ сокомъ, все вслѣдствіе того же недостатка легкихъ, которымъ обусловливаются и всѣ другіе недостатки государства. Полагаю, что до тѣхъ поръ, пока оно но обзаведется этимъ необходимымъ для жизни аппаратомъ, оно не можетъ воспрянуть къ жизни. Плохо дѣло, если вы предоставите вещамъ идти такимъ путемъ, пока онѣ не подвергнутся смерти отъ угара. Напрасно тогда взывать къ парламентамъ, избраннымъ при помощи всеобщаго избирательнаго права: о ни но могутъ дать вамъ дыханіе жизни, они не могутъ принести вамъ въ помощь ума. Своимъ продолжительнымъ нечестіемъ вы угасили источники благороднаго человѣческаго ума. Умъ, который теперь прислуживается къ вашему всеобщему избирательному праву, — это жалкій умъ атторнея, подобіе ума, который есть внутреннее чувство не божественныхъ законовъ природы, но законовъ жаднаго эгоизма, дьявольской злобы, въ концѣ концовъ вредныхъ и обществу, и отдѣльному человѣку.
Нѣтъ. Герои, поднимающіеся на плечахъ всеобщаго голосованія и, по милости какого-нибудь вліятельнаго журналиста, усаживающіеся въ кресла въ качествѣ первыхъ министровъ и все исправляющихъ государственныхъ людей, не позволяютъ вернуть націю на праведные пути Божіи. Жалкіе никеллированные образчики, искусные только въ служеніи Веліалу, годные скорѣе къ тому, чтобы служить маркерами при какой-нибудь дорогой партіи на билліардѣ, чѣмъ священными вождями людей! Греки временъ Византіи, подернутые слегка парламентскимъ краснорѣчіемъ и надѣленные милымъ даромъ-гибкостью характера — даютъ доказательства, что они закалились на службѣ своего Владыки. Жалкія созданія — съ ихъ культомъ популярности, общественныхъ мѣстъ, парламентскихъ интригъ, искусства доставать при помощи словъ. Погруженные въ мерзкую стихію, они десятилѣтіями барахтаются въ ней, сталкиваясь другъ съ другомъ и борясь по мѣрѣ силъ, причемъ самый сильный изъ нихъ или самый ловкій достигаетъ цѣли и дѣлается первыми» министромъ. Никогда еще не возникалъ изъ трясинъ и не засѣдалъ на высокихъ мѣстахъ, благодаря людской наивности, болѣе отталкивающій классъ премьеровъ: юбка Дюбарри была лучшей сѣтью для ловли премьеровъ, чѣмъ нашъ способъ. Пусть всѣ націи, которыхъ судьба толкаетъ на этотъ способъ, во время примутъ мѣры предосторожности!
Увы! Теперь есть только одна нація, которая могла бы воспользоваться этимъ совѣтомъ! Изъ всей Европы единственно только въ Англіи живо еще государство и здѣсь оно могло бы воспользоваться лучшими способами. Въ Англіи героизмъ, еще не умеръ и не вполнѣ еще вытѣсненъ чинушествомъ; честныя способности остаются еще въ изобиліи среди насъ, но и героическія способности видны глазу наблюдателя: онѣ не замерли еще, но находятся въ состояніи опасной спячки. Я говорилъ, что въ Англіи есть еще много королей; если можно устроить такъ, чтобы они доблестно соединили свои усилія и довѣрить имъ управленіе Англіей на Downing Streets и въ другихъ мѣстахъ, тогда Англія еще можетъ спастись отъ анархіи и всеобщаго голосованія; возможно, что апоѳозъ чинушества, это самое мрачное проклятіе на землѣ, минуетъ насъ. Если же этого сдѣлать нельзя, то для насъ неизбѣженъ другой исходъ, подъ какимъ бы видомъ онъ намъ ни представился. Какимъ образомъ можно его избѣгнуть? Англія должна сообразоваться съ вѣчными законами жизни, или иначе погибнетъ и Англія.
Англія, обремененная уже свыше мѣры реальными интересами, наиболѣе жгучими, которые когда-либо ввѣрялись націи, въ то же время свыше мѣры переобременена интересами мнимыми, мертвыми, нагроможденными до самаго неба и завалившими его отъ одного края до другого. Она размышляетъ и зловѣще колеблется подъ давленіемъ вѣчныхъ законовъ, заставляющихъ ее держаться своихъ дѣйствительныхъ интересовъ и править ими. Но въ то же время она слѣпо упрямится въ погонѣ за своими обожаемыми мнимыми интересами, какъ будто эта погоня можетъ принести какую-нибудь пользу. Англія должна устроиться такъ, чтобы преслѣдовать свои истинные интересы и отказаться отъ своихъ мнимыхъ интересовъ или же она потеряетъ свое мѣсто въ этомъ мірѣ. Очевидно, отъ Англіи требуется теперь, какъ никогда и ни отъ одной націи, пробудить своихъ королей и возложить на нихъ это великое дѣло! Огромная и лишенная организаціи Англія, почти задохшаяся въ вѣковыхъ отбросахъ, слѣпо барахтающаяся въ чартизмѣ, среди избирательныхъ урнъ, должна, чтобы положить начало покой жизни, выучиться снова дышать, — запастись легкими. Этого требуетъ отъ нея повелительная необходимость. Въ противномъ случаѣ она погибнетъ, испуститъ въ одинъ прекрасный день свой хриплый вздохъ на улицѣ.
Какимъ образомъ можетъ она продолжать жизнь? Привлечь все, что есть умнаго въ Англіи, возложивъ на этотъ умъ священную задачу реформировать все, что есть глупаго въ Англіи — вотъ какою цѣною можно еще пріобрѣсти благословеніе небесное! Другимъ способомъ можно повлечь на себя только проклятіе. Предлагаемая реформа очень радикальна и это, конечно, сейчасъ же замѣтятъ мои либеральные друзья; нѣтъ избирательной реформы, которая имѣла бы такіе глубокіе корни, реформа радикальная, въ высшей степени трудная и медленная, но и въ высшей степени неизбѣжная!
Насколько неудовлетворительно подходила-бы къ этимъ высокимъ результатамъ даже лучшая изъ реформъ Downing street’а, руководимаго даже самыми лучшими государственными людьми, какіе только существуютъ въ эту минуту, это для меня совершенно ясно. Пройдетъ не мало еще времени, прежде чѣмъ мы устроимъ для нашихъ интересовъ не обходимую администрацію, прежде чѣмъ мы освободимъ себя отъ интересовъ мертвыхъ. Сколько пройдетъ времени, прежде чѣмъ мы измѣнимъ свои привычки и такимъ путемъ создадимъ себѣ легкія! Тѣмъ не менѣе, если реформировать Downing street, мы начнемъ дышать, и мы пойдемъ къ этому и ко всѣмъ великимъ результатамъ. И для меня нѣтъ другого пути къ этому. Дорога всегда будетъ хороша. О если-бы въ наши плохіе дни мы могли видѣть начало, а затѣмъ и полное движеніе впередъ этого благороднаго дѣла!
Чѣмъ можетъ сдѣлаться новая Downing street, чѣмъ она сдѣлается и чѣмъ она должна сдѣлаться, если Англія хочетъ, чтобы правительство ея оставалось еще долгое время? Я очень далекъ отъ мысли предсказать это съ точностью. Downing street, населенная такими даровитыми умами Англіи, которые всю свою энергію сосредоточиваютъ на дѣйствительныхъ интересахъ Англіи, и молчаливо, но непрерывно предаютъ сожженію ея мнимые интересы для того, чтобы мы могли яснѣе увидѣть небо надъ своей головой и располагать въ широкой степени содѣйствіемъ «героическаго духа» — такая Downing street потребуетъ не мало архитекторовъ, которымъ придется составлять для нея новые планы. Много архитекторовъ и строителей должны будутъ смѣнить здѣсь другъ друга. Пусть не спеціалисты этого дѣла — журналисты и другія частныя лица во слишкомъ вмѣшиваются. Всѣ люди могутъ смотрѣть на эту радикальную перестройку теперешняго зданія, какъ на необходимую и даже, если не хотятъ, чтобы дѣло стало еще хуже, какъ неминуемо грозящую. Планы будущаго зданія составляются на небѣ (для людей, у которыхъ есть еще небо и которые поднимаются надъ теперешними лондонскими туманами). Оттуда же и благородные элементы новой политической архитектуры — чертежи новой Downing street, которую увидитъ грядущая новая эра. Всѣ эти вещи, на которыя всѣ люди могутъ взирать съ надеждой, и было-бы хорошо, еслибы всѣ люди, каковъ-бы ни былъ ихъ талантъ, смотрѣли серьезно въ этомъ направленіи и приложили усилія подняться надъ туманами такимъ образомъ, чтобы имъ можно было смотрѣть въ эту сторону.
Среди практическихъ людей преобладаетъ мнѣніе, что правительство можетъ только «поддерживать порядокъ». Они увѣряютъ, что всякая иная задача слишкомъ рискована для него, невозможна для него и въ сущности безполезна и для него, и для насъ. Я знаю, что правительство уже давно носилось только съ этой одной задачей и что оно увѣряетъ, будто у него и нѣтъ другой задачи, кэдгь поддерживать порядокъ. Эта задача общая, а частная въ томъ, чтобы знать, въ достаточной-ли степени оно удовлетворяетъ тѣмъ обязанностямъ, которыя собираются на него возложить.
Задача трудная и та, и другая. Чтобы разрѣшить первую, не принуждены-ли, напримѣръ, министры финансовъ, эти любимцы боговъ, стричь насъ очень гладко и выдавать накопляющійся долгъ, т. е. руно, остриженное раньше, чѣмъ оно выросло, за чудо міра? Мы начинаемъ подозрѣвать, что это не совсѣмъ то хорошій способъ «поддерживать порядокъ». По крайней мѣрѣ, онъ кажется намъ страннымъ.
Ибо у насъ есть внутреннее сознаніе, что мы и огромное большинство людей въ нашемъ приходѣ и въ нашей странѣ точно такъ же, какъ и въ приходахъ сосѣднихъ странъ, суть люди, по натурѣ своей мирные, занимающіеся обычными ремеслами, люди вовсе не имѣющіе ни желанія, ни интереса сдирать съ другого шкуру или предательски бросаться на его промышленныя предпріятія или же наносить имъ какой-нибудь вредъ. Ибо, независимо отъ правительства, есть вещь, называемая совѣстью, противъ которой мы не осмѣливаемся возставать. Такимъ образомъ, благородный лордъ, намъ кажется, что «порядокъ» могъ-бы поддерживаться гораздо лучше при искусной администраціи, — больше того, мы но далеко отъ мысли, что если-бы имъ но занимались, то у нѣкоторой категорій людей онъ поддерживался-бы самъ собою. Выходитъ такъ, что когда бѣдняку рабочему удастся заработать тяжелымъ трудомъ шесть пенсовъ, вдругъ появляется правительство и говоритъ: попрошу васъ передать мнѣ три причитающіеся съ васъ пенса, и вы будете тогда имѣть возможность истратить три остальные. Тогда наше изумленіе достигаетъ значительныхъ размѣровъ, и я полагаю, съ теченіемъ времени оно дастъ и соотвѣтствующіе результаты.
Не такъ, благородный лордъ, надо былобы поддерживать порядокъ, тѣмъ болѣе, что сдѣлать это вовсе не такъ трудно, какъ кажется.
Нашъ внутренній порядокъ — кто этого но видитъ? — держится самъ собою. Избирается то или другое лицо, намѣчаемое публикой, облачается въ подбитую горностаемъ мантію и при помощи цѣлой бригады полицейскихъ, безъ особенныхъ затратъ, держитъ въ рукахъ нѣсколькихъ исключительно преступныхъ людей, которые, замѣтимъ кстати, отличаются но самой своей натурѣ, болѣзненностью и слабостью. Что же касается внѣшняго порядка, то вся Европа особенно въ наше время, благодаря желѣзнымъ дорогамъ, газетамъ, книгамъ, почтовымъ сношеніямъ, векселямъ и взаимной зависимости въ дѣлахъ все болѣе и болѣе становится, такъ сказать, однимъ приходомъ, прихожане котораго, люди, какъ и мы, мирные въ большинствѣ случаевъ обремененные тяжелой работой, могли-бы при соотвѣтствующемъ направленіи, утратить всякое желаніе ссориться между собою. Ихъ экономическіе интересы состоятъ единственно въ томъ, чтобы «покупать возможно дешевле и продавать возможно дороже»; ихъ вѣра — даже иногда религія, если они со имѣютъ — въ томъ, чтобъ «разрушать всякую фальшь всякими способами, включая сюда и баррикады». Для чего же имъ ссориться?
За сохраненіе мира, въ высшей степени для насъ желательнаго, мы постараемся быть благодарными вашей милости. Нежеланіе вашей милости отказаться отъ рутины въ этомъ случаѣ понятно и намъ. Но мы позволяемъ себѣ прибавить, что порядокъ не можетъ держаться самъ собою. Поддержаніе порядка является дѣломъ полицейскаго и мелочью для правительства и короля, начальника людей. Развѣ но обязательно для людей и короля людей говорить такъ: Насколько зависитъ отъ людей во имя всѣхъ, подъ страхомъ вѣчнаго осужденія да прійдетъ царствіе Божіе на землю и да будетъ воля Его, какъ на землѣ, такъ и на небеси? Но воскресеньямъ ваша милость отлично это помнитъ, такъ пусть она не забываетъ этого и въ остальные дни недѣли. Увѣряю васъ, осуществленія этого всегда будутъ желать. Эта огромная, безконечная задача задана каждому человѣку и всякому правительству и всякому обществу, для которыхъ время по терпитъ отлагательства.
Таково, милордъ, основаніе, на которомъ покоится порядокъ и все остальное. Если это основаніе уничтожено, то нѣтъ и порядка, который могъ-бы держаться. Единственный порядокъ, который можно тогда поддерживать, это порядокъ кладбища. Ваша милость, можете быть увѣрены, что, все, что бы ни называлось въ Англіи правительствомъ, должно выбиться изъ этой рутины и въ наше время завести нѣчто такое, что совершенно отличается отъ такого порядка.
Въ самомъ дѣлѣ, давно уже пора исчезнуть этому милому понятію о безвластіи. Міръ съ каждымъ днемъ, пока существуетъ, стремится къ своему разрушенію. Если ваше правительство должно быть конституціонной анархіей, то къ чему же это приведетъ? Единственный смыслъ такого правительства только въ томъ, чтобы оно сумѣло во время перестать существовать и исчезнуть раньше, чѣмъ наступитъ неизбѣжный конецъ. Вопросъ: для чего носиться безцѣльно по вихрямъ популярности и изображать собою печальное зрѣлище ослиной туши, утонувшей въ потокахъ грязи — этотъ вопросъ вовсе не важенъ для кого бы то ни было, пожалуй, даже и для самого осла. Подобный оселъ можетъ спросить себя, возвышенны ли его функціи? И для него, хотя онъ-то мнѣ и кажется въ ореолѣ и плаваетъ на самой вершинѣ, частная жизнь въ свойственной ему грязи, вдали отъ всѣхъ взоровъ, принесла бы больше счастья.
Говоря о философіи конституціи и о вѣрѣ въ избирательныя урны, Краббъ написалъ слѣдующія негодующія строки:
"Если въ нашемъ жалкомъ и даже отчаянномъ положеніи мы, увязшіе почти безысходно въ грязи Леты и забывшіе о всякихъ благородныхъ стремленіяхъ, услышимъ какое-нибудь слово освобожденія или воскрешенія, то оно скажетъ намъ, что нужно отбросить эту ужасную нелѣпость и сообразить разъ навсегда, что конституціонная анархія со всѣми ея избирательными урнами, предвыборными собраніями и пивными боченками, есть постоянное оскорбленіе боговъ и людей. Быть управляемымъ маленькими людишками не только несчастіе, но и проклятіе и грѣхъ — причина и слѣдствіе всѣхъ проклятій и прегрѣшеній. Проповѣдовать повиновеніе призракамъ и уговаривать подчиниться руководительству какихъ-то портныхъ[2] это то самое, что Смельфунгусъ[3] называетъ на своемъ грубомъ языкѣ «проклятой ложью», ложью, къ которой мы издавна привыкли прибѣгать, и лживости которой мы ужо совсѣмъ не чувствуемъ, давно ужо позволивъ ей укорениться въ нашихъ словахъ и поступкахъ… Но неужели вы думаете, что и природа привыкла къ ней и принимаетъ ее за истину? Развѣ Парки будутъ дремать только потому, что вамъ нужно заработать денегъ въ Сити? Природа каждую минуту знаетъ, что это ложь и что, какъ всякая ложь, она проклята и осуждена.
"Да, именно такъ, вы, нищіе милліоноры, жалкое насоленіе банкировъ, спящіе на золотѣ, вы, векселя которыхъ каждый день стекаются въ Англійскій Банкъ и на биржу, вы, которымъ въ Небесномъ Банкѣ сурово отвѣтятъ: нѣтъ для васъ фондовъ! Вы банкроты, и никакія Калифорніи, никакія Эльдорадо не спасутъ васъ. И всякій разъ, какъ мы будемъ предпочитать такую ложь или будемъ осуществлять ее или же будемъ только терпѣть со на виду, какъ мы это постоянно и дѣлали почти полтораста лѣтъ, причемъ нѣкоторые творили это совершенно сознательно. Природа точно обозначаетъ наказаніе, которое мы навлекаемъ на себя: «Задолженность лжи, конфискація запаса настоящихъ цѣнностей, еще находящихся въ обращеніи, приближеніе къ всеобщей гибели». Если теперь посмотрѣть вокругъ себя, то окажется, что вся Европа переживаетъ кризисъ анархіи. У насъ этотъ кризисъ еще не вызываетъ конвульсій, но судя по разнымъ еврейскимъ портняжнымъ мастерскимъ, по коннаутцамъ, впавшимъ въ людоѣдство, и по другимъ признакамъ, недалеко и до конвульсій. Мы слишкомъ сильно растратили нашъ капиталъ и такъ какъ денежныя цѣнности и металлическая наличность банка но спасутъ насъ, то все короче и короче становится дорога къ этой крайней чертѣ, которую я не желаю даже называть ея именемъ!
Отъ лица двадцати семи милліоновъ моихъ земляковъ, которые погружены въ сонъ Леты, тревожимый только совиными видѣніями политической экономіи и искусствомъ наживать деньги въ этой инертной трижды адской стихіи за шиша; отъ лица тысячъ, сотенъ и единицъ избранныхъ людей, которые уже очнулись или начинаютъ просыпаться отъ него и съ ужасомъ оглядываются, куда они попали, я хочу протестовать, хочу во имя Божіе сказать при помощи человѣческихъ чернилъ, за неимѣніемъ у себя грома: проспитесь, возстаньте, а не то впадете въ смерть вѣчную! Безпримѣрная гибель, изгнаніе въ Houndsdltch[4] и въ Геенну уготовано всѣмъ націямъ, которыя въ своей яростной развращенности или въ животномъ оцѣпѣніи и совиной слѣпотѣ, не обращаютъ вниманія на вѣчнаго посланника небесъ и вотируютъ за худшее, когда есть лучшее. «Довольно съ насъ Вараввы, говорятъ они, какъ совы. Довольно будетъ нѣсколькихъ правовѣрныхъ евреевъ изъ евреевъ, нѣсколькихъ вѣрныхъ поклонниковъ Макъ-Клауди и закона „Laisser faire“. Не дуренъ также и почтенный Minimus. Онъ будетъ нашимъ Maximum’омъ. Съ нимъ можно зарабатывать деньги, и совиный народъ будетъ оставаться цвѣтущей имперіей».
Несомнѣнно одно, и это одно нужно повторять неустанно до тѣхъ поръ, пока оно снова не станетъ всѣмъ понятно. Вопросъ, который слѣдуетъ предложить всѣмъ конституціямъ, формамъ правленія и методамъ, политикамъ, которые употребляются людьми, состоитъ вотъ въ чемъ: какихъ людей ставите вы во главѣ управленія? Отвѣтъ на этотъ вопросъ заключаетъ въ себѣ отвѣтъ на всѣ другіе вопросы. Слѣдуетъ обратить вниманіе и на другое обстоятельство: ни народъ, ни отдѣльный его слой не могутъ избрать для васъ такого человѣка, хотя бы у нихъ и были избирательные ящики. Только доблестный человѣкъ можетъ узнавать доблесть въ другихъ. Но слѣдуетъ вамъ въ такихъ случаяхъ, если только вы не хотите попасть на ложный путь, обращаться къ вульгарному человѣку, имѣющему очень маленькую стоимость. Ваши бѣдные избиратели съ цензомъ въ десять фунтовъ не понимаютъ этого; бѣдные досточтимые джентльмены, ухмыляющіеся себѣ въ бороду, которыхъ они посылаютъ въ парламентъ, стоютъ ихъ. Избиратели съ цензомъ въ десять фунтовъ просто полны пива и болтовни; достопочтенные джентльмены, которые явились въ парламентъ словно въ клубъ Альмакъ[5] или на большой пѣтушиный бой, за которымъ очень интересно слѣдить и держать пари, что могутъ когда-либо сдѣлать для васъ эти люди? Даже если бы у нихъ и водились глубокія убѣжденія, то на что они вамъ при такомъ положеніи дѣла? Увѣряю васъ, если милліонъ глупцовъ примется цѣнить то, что вы называете геніемъ, благородствомъ, то они будутъ дѣлать это до скончанія вѣка и въ концѣ концовъ все-таки составятъ нелѣпое представленіе о немъ и о его качествахъ, добродѣтеляхъ и недостаткахъ. Онъ-то ихъ понимаетъ, онъ видитъ, что они такое. По понять его, увидѣть ясно, гдѣ кончаются его границы, это имъ не дано. Единственно правильное сужденіе, которое они могутъ о немъ составить, будетъ то, если они скажутъ о немъ въ концѣ своей оцѣнки: «Мы нехорошо понимаемъ тебя, мы чувствуемъ, что ты благороднѣе, умнѣе, полнѣе насъ и мы хотимъ вѣрно слѣдовать за тобою».
Является, стало быть, такой вопросъ: если реформа парламента сдѣлала въ этомъ отношеніи такъ мало, то нельзя ли приступить, не теряя надежды, къ разрѣшенію этой задачи прямо? Представьте себѣ, что наши учрежденія и всѣ наши пріемы управленія остаются такими же, какъ теперь. Представьте, кромѣ того реформатора въ лицѣ перваго министра. Представьте, что въ англійской націи просыпается вожделѣнное чувство о безконечной жизненной важности имѣть людей все болѣе и болѣе способныхъ — вообразите все это, и развѣ но позволительно будетъ думать, что премьеръ можетъ найти какого-нибудь героическаго человѣка, способнаго дѣлать то, что нужно дѣлать и что небесное благословеніе спустится тогда на насъ сверху, ибо не бывало еще благословенія снизу.
Сверху — вотъ чего намъ нужно попытаться достичь. Если пустить въ ходъ другой пріемъ, то онъ будетъ безнадеженъ. Весь гнѣвъ обитателей дома, которымъ неизвѣстна ни его постройка, ни его кладка, но можетъ сдѣлать того, чтобы домъ не дымилъ: они могутъ вотировать и агитировать безъ конца и дойти даже до постройки баррикадъ, но дымъ все-таки не разсѣется. Напрасно ихъ гнѣвъ будетъ изливаться такимъ образомъ до самаго второго пришествія, изъ этого ничего не выйдетъ. Пусть лучше ихъ гнѣвъ падетъ на теперешнихъ управляющихъ домомъ.
Относительно министерства иностранныхъ дѣлъ, какимъ оно стало бы послѣ реформъ, говорить много по приходится. Отмѣна работы лишь воображаемой и замѣна ея трудомъ реальнымъ — за настоятельную неотложность этого поднимается лишь одинъ голосъ. Огромныя затраты безъ всякой надобности, равныя только лицемѣрію и дѣланнымъ улыбкамъ; посольства, протоколы, огромное количество выдохшихся традицій, сухого педантизма, грязной паутины — все это заставило иностранныя дѣла раскаяться и они будутъ доведены до самоубійства. И для континентальныхъ народовъ наступитъ время большей искренности: явятся власти, основанныя на истинѣ, культѣ молчаливости, а всякія лже-власти, настоящія анархіи, опирающіяся на всеобщее голосованіе и на евангеліе отъ Жоржъ Зандъ, будутъ сметены. И тамъ и сямъ снова выступятъ благородные подвиги, новое героическое развитіе способностей, явятся благословенные райскіе плоды, полученные съ полей, которыя теперь опустошаются хаотическими стихійными силами.
Когда континентальные народы докопаются наконецъ до фундамента своихъ Авгіевыхъ конюшенъ и предпримутъ новыя дѣянія въ согласіи съ вѣчными фактами, тогда наше министерство иностранныхъ дѣлъ снова можетъ дѣлать вмѣстѣ съ ними великія дѣла! Всегда и даже въ настоящее время вопросъ, если поставить его искренно, будетъ заключаться въ слѣдующемъ: Каковы существенные интересы Англіи въ дѣлахъ этихъ народовъ? Неужели же никакихъ, кромѣ стремленія держаться тихонько въ сторонѣ? Если это такъ, то какими способами лучше всего этого достигнуть? Въ настоящее время, какъ мы ужо говорили, красная республика цѣликомъ выступила на борьбу съ презрѣнной бюрократіей и народы, погруженные въ слѣпую инертность, требуютъ для излѣченія своихъ бѣдъ парламента, избраннаго при помощи всеобщаго голосованія, а дикая анархія и культъ чувственности растетъ пропорціонально мнимости королей и угасанію гальванизируемаго католичества. Въ наше время, когда въ пещерѣ Вѣтровъ набросаны одни на другіе всякаго рода гнилые обломки и выкинутыя на берегъ вещи, интересъ, питаемый англичанами къ этому вопросу, какъ бы онъ великъ самъ но себѣ ни былъ, весьма незначителенъ. «Сталкивайтесь и летите кубаремъ, сколько хотите, вы, милые обломки, можемъ мы сказать. Боитесь до полнаго вашего уничтоженія, если это доставитъ вамъ удовольствіе. Вотъ этого огромнаго столкновенія, ужасающаго, но неизбѣжнаго, мы благодаря нашимъ героическимъ предкамъ, такъ далеко ушли впередъ, что вовсе не интересуемся имъ. Наше убѣжденіе въ томъ, что въ подобныхъ случаяхъ нужно каждому предоставить хоронить своихъ мертвецовъ. Имѣю честь быть вашимъ, милостивый государь, покорнымъ слугою. Строчилинъ, министръ иностранныхъ дѣлъ».
Я полагаю, что Строчилинъ, въ ожиданіи лучшихъ временъ, такъ и долженъ поступать въ значительномъ большинствѣ дѣлъ, внимательно наблюдая, какъ бы но обидѣть сосѣдей, и возымѣвъ твердое рѣшеніе не вмѣшиваться въ ихъ самоистребленіе.
Войны иногда неизбѣжны. При коммерческихъ операціяхъ, занимаясь вполнѣ честными дѣлами, мы иногда попадаемъ въ довольно двусмысленное положеніе, вступаемъ въ пререканія, которыя можно распутать только при помощи войны. Ямайка, Индія, Канада принадлежатъ намъ въ силу подлиннаго велѣнія неба; но никто не хотѣлъ этому вѣрить, пока не прибѣгли къ помощи пушекъ: тогда всѣ нашли, что это дѣйствительно такъ. Такіе случаи бываютъ. Въ особенности бывали недоразумѣнія въ прежнія времена, когда международныя связи были слабы, а потому и знаніе другъ друга было недостаточно; оттого возникали войны, которыя нерѣдко, впрочемъ, вызывались самою необходимостью. Какъ бы то ни было, войны — это разрѣшеніе недоразумѣній при помощи пушекъ и штыковъ. Съ развитіемъ сношеній они замѣтно становятся въ позднѣйшихъ поколѣніяхъ все менѣе и менѣе неизбѣжными. Они стали бы совершенно излишними, если бы у насъ было побольше ума, а наше министерство иностранныхъ дѣлъ находилось въ лучшихъ условіяхъ.
Изъ всѣхъ европейскихъ войнъ со времени послѣдней войны за освобожденіе, которую двѣсти лѣтъ тому назадъ велъ Кромвеллъ противъ папистской и антихристіанской Испаніи, я не знаю ни одной, ради которой я согласился бы пожертвовать моей жизнью или значительною суммою моихъ денегъ. Вильгельмъ Оранскій, обладавшій нѣкоторымъ героизмомъ, пришелъ въ столкновеніе съ Людовикомъ XIV, по это столкновеніе прикрывалось тѣнью интересовъ протестантизма, вопросомъ о національной независимости. Мы обязаны Вильгельму кое-какими деньгами, кое-какимъ энтузіазмомъ. Знаменитый Чатамъ, если но вспоминать о выкупѣ, который онъ наложилъ на Маниллу[6], тоже сдѣлалъ кое-что: онъ помогъ Фридриху Прусскому (единственному, по моему, королю со времени Кромвелля) потерпѣть пораженіе отъ людей, неимѣющихъ никакого значенія и лишь похожихъ на королей. Но что сказать о Питтѣ? Англія разослала повсюду свои войска и свой флотъ и разбросала повсюду свои деньги, какъ будто бы счастливый канцлеръ ея казначейства нашелъ неразмѣнный рубль, какъ будто бы нашъ островъ сталъ вулканически извергать потоки золота. Что же получилось изъ всего этого? Люди, не такъ еще старые, помнятъ фейерверки въ честь трижды безсмертной побѣды его въ этомъ предпріятіи и что же изъ всего этого вышло? Французскую революцію, этотъ предопредѣленный на небесномъ совѣтѣ фактъ, нельзя было уничтожить. Вышло, стало быть, то, что Питтъ въ дѣйствительности сражался противъ Господа, и законы природы оказались сильнѣе Питта. И въ благодарность потомству отъ него осталось лишь сіяніе Гиней.
Наше военное и морское вѣдомство привлекаютъ нынѣ всеобщее вниманіе. Джонъ Булль явно выражаетъ неудовольствіе: «То, что вы мнѣ стоили за эти тридцать пять лѣтъ, пока вы держали себя въ боевой готовности, составляетъ колоссальную цифру. Этой суммой можно было бы покрыть половину государственнаго долга, а между тѣмъ она исчезла въ дыму выстрѣловъ въ цѣль!»
Да, мистеръ Булль, тутъ можно насчитать сотни милліоновъ. Это, конечно, составляетъ нѣчто. А «отлично организованная бездѣятельность» и вредъ, ею причиняемый! Сосчитали ли вы все это? Постоянный солецизмъ, нѣчто вѣчно-богопротивное (въ своемъ, конечно, родѣ), которое расхаживаетъ между нами въ яркокрасномъ одѣяніи! Все болѣе и болѣе мрачнымъ тономъ Джонъ Булль требуетъ, чтобы это оскорбленіе Божіе было устранено, чтобы военныя учрежденія были привлечены къ какой-нибудь творческой работѣ, если въ данный моментъ у нихъ нѣтъ поводовъ сражаться. Это требованіе, безъ всякаго сомнѣнія, справедливо; оно становится настоятельнымъ, и тѣмъ по менѣе его нельзя удовлетворить, пока государство тратитъ свои силы на нереальныя задачи, а Downing Street продолжаетъ быть тѣмъ, чѣмъ она остается до сего времени.
Древніе римляне заставляли своихъ солдатъ работать въ промежуткахъ между войнами. Новая Downing Sreet — мы можемъ это предсказать — все болѣе и болѣе будетъ коситься на праздность солдатъ. Болѣе того, новая Downing Street, разъ ей удастся организовать «рабочіе полки», заставитъ ихъ сражаться по своему и такимъ путемъ сбережетъ огромныя суммы. А кромѣ того всѣ граждане республики, какъ это и надлежитъ каждому гражданину въ этомъ мірѣ, будутъ упражняться въ обращеніи съ оружіемъ, каждый гражданинъ готовъ будетъ защищать отечество тѣломъ и душою — иначе онъ не достоинъ будетъ имѣть отечество. Таковъ будетъ порядокъ въ государствѣ, основанномъ на истинѣ, и Downing Street, если только ей не удастся возвратиться къ этой истинѣ, должна будетъ исчезнуть совершенно.
Сражаться со своими сосѣдями — никогда не было и не будетъ истинной задачей Англіи. Англійскій народъ созданъ для другихъ цѣлей. Онъ высланъ изъ глубинъ вѣчности, чтобы отмежевать своей исторіей опредѣленное пространство подлуннаго времени. Существенно важно, чтобы англійскій народъ открылъ свои истинныя цѣли и преслѣдовалъ ихъ съ рѣшимостью, отказавшись наотрѣзъ гнаться за какими-нибудь другими. Государству достанется побѣда, если оно можетъ достичь этого, и пораженіе, если оно окажется не въ состояніи.
На новой Downing Street мы можемъ, опредѣливъ ея истинныя задачи и съ священнымъ ужасомъ отбросивъ то, что въ нихъ совершенно по входитъ, произвести мысленно огромныя перемѣны. Прежде всего относительно нашихъ солдатъ-рабочихъ, которые въ промежуткахъ между войнами исполнятъ болѣе грандіозныя дѣла, чѣмъ римляне — точно также наши корабли не будутъ стоять на якорѣ въ Таго или возлѣ Сапіэпцы (одно изъ самыхъ печальныхъ зрѣлищъ, которое только можно придумать себѣ), но наоборотъ каждый изъ нихъ будетъ прокладывать пути Британской промышленности вплоть до той необъятной Англіи, которая находится за моремъ, во всѣхъ поясахъ земного шара. Въ государствѣ, которое основано на истинной природѣ вещей, а не на внѣшности только, всякій гражданинъ долженъ быть солдатомъ. Тамъ будутъ новые и настоящіе министры не по части дипломатіи и войны а по части мира и внутренней пользы.
Въ настоящее время изготовляются конституціи для вашихъ колоній. Недовольныя колоніи должны быть излечены отъ своихъ язвъ при помощи конституцій. Излечитъ-ли ихъ это средство или только заставитъ ихъ прекратить жалобы, сдѣлавъ въ концѣ концовъ ихъ бѣдствія еще болѣе тяжелыми, вотъ что можетъ наводить насъ на печальныя сомнѣнія[7]. Безпристрастнаго наблюдателя поражаетъ въ колоніальныхъ вопросахъ одна вещь: удивительная кротость, съ которою британскіе государственные люди, поддерживаемые МакъКлауди и богатыми классами страны, отступаютъ отъ охраны интересовъ, къ которымъ Англія могла-бы потребовать уваженія.
«Если вы желаете отдѣлиться отъ насъ, то отдѣляйтесь, вы намъ вовсе не нужны. Каждый годъ мы тратимъ на васъ порядочно денегъ, которые теперь рѣдки. Каждый годъ вы приносите намъ хлопоты. Отчего-же вамъ и не отдѣлиться отъ насъ, если это доставляетъ вамъ удовольствіе».
Такова въ настоящую минуту точка зрѣнія англійскихъ государственныхъ людей.
И однако инстинктъ болѣе глубокій, чѣмъ евангеліе отъ Макъ-Клауди подсказываетъ всѣмъ, что колоніи кое на что годятся странѣ, что если при нынѣшнемъ нашемъ министерствѣ онѣ причинятъ однѣ тревоги, то мы должны найти другое, которое сумѣемъ устроить такъ, что онѣ станутъ нашимъ благодѣяніемъ, что дѣйствительное средство для поправленія дѣла заключается въ томъ, чтобы найти такое министерство, а вовсе не въ томъ, чтобы разставаться съ своими колоніями. Ихъ не подбираютъ на улицѣ каждый день. Каждая изъ этихъ колоній куплена дорогою цѣною кровью тѣхъ, чьими сынами мы теперь имѣемъ честь именоваться. И, конечно, мы не можемъ отказаться отъ нихъ только потому, что Макъ-Клауди находитъ, будто ихъ управленіе стоитъ довольно дорого! Но мы предлагаемъ держать за собою колоніи, пока угодно Господу Богу, и позоръ намъ, неблагодарнымъ сынамъ доблестныхъ отцовъ, если мы поступимъ иначе.
Такъ какъ балансъ основной книги по сходится, то мы поправляемъ дѣло не тѣмъ, что раскаиваемся, стыдимся самихъ себя, исправляемъ нелѣпости и неискренности въ этой отрасли нашихъ дѣлъ, но тѣмъ, что выбрасываемъ дѣло за бортъ и объявляемъ, что оно дурно!
Нѣтъ-ли въ человѣческихъ дѣлахъ какихъ-либо другихъ цѣнностей, которыя можно было-бы вписать въ основную книгу? Всѣ люди знаютъ, знаетъ это и самъ Макъ-Клауди въ своей нечленораздѣльной душѣ, что есть и для людей и для отдѣльныхъ народовъ нѣчто такое, чего нельзя купить на деньги. Если-бы даже самъ Макъ-Клауди предложилъ купить его жизнь въ Threadneedee Street'ѣ то пожелалъ-ли бы кто-нибудь купить ее. Я, по крайней мѣрѣ, отъ этого отказался-бы.
Плохое состояніе финансовъ будетъ указывать, что вашъ способъ управляться съ колоніями нелѣпъ и настоятельно нуждается въ реформѣ. Но можно-ли доказывать, что для поправленія финансовъ страна нуждается въ расчлененія?
Нельзя принимать столь жалкую теорію, какъ теорія кассовой книги, которая кладется въ основу Имперіи иди и ее никто не приметъ кромѣ совъ и охотниковъ на крысъ. И я никоимъ образомъ не сталъ-бы совѣтовать Фелициссимусу гарцующему съ опасностью упасть на своемъ крупно шагающемъ и нетерпѣливомъ конѣ, предоставлять ему въ отчаянія искать временнаго утѣшенія. Если при посредствѣ поддерживающихъ зданіе губернаторовъ или какимъ-нибудь инымъ способомъ онъ будетъ стремится къ уничтоженію нравъ, которыя Англія имѣетъ на свои колоніи, то въ одинъ прекрасный день они оба раскаются жестоко — Фелициссимусъ и Британская Имперія. Отдохнувъ минуту на книгѣ прихода, его конь пойметъ, что ему нанесена неисцѣлимая рапа въ сердце и что пострадала его честь. Какъ потомъ будетъ валяться во рвѣ Фелициссимусъ — объ этомъ я думаю не съ особенной охотой. У Англіи, понимаетъ-ли это Фелициссимусъ, или нѣтъ — есть другія, Богомъ ей назначенныя задачи, чѣмъ наживать деньги, и горе ей, если она о нихъ забудетъ. Задачи, внутреннія и колоніальныя, данныя этой націи, задачи вѣчно божественной природы въ строгомъ смыслѣ представляются математически невѣсомыми, но въ данную минуту они надвигаются на нее тяжело и неизбѣжно, давятъ на нее до полнаго оглушенія.
Несчастная нація, къ несчастью непонимающая своихъ задачъ и познающая способовъ ихъ разрѣшить, тѣмъ не менѣе старается удержать свои колоніи, какъ вещь, которая такъ или иначе можетъ имѣть свою цѣну, хотя это иногда и не видно ясно. Онѣ составляютъ части земли, на которыхъ теперь живутъ дѣти Англіи, гдѣ боги благословили ихъ усилія и дали имъ право жить. Англія не можетъ допустить, чтобы ея дѣти годились только на то, чтобы вышвырнуть ихъ вонъ оттуда.
Но главнѣйшимъ и первѣйшимъ дѣломъ нашимъ является министерство внутреннее съ его ирландскимъ великаномъ, именуемымъ Великаномъ Отчаянія. Когда это министерство займется великаномъ — а настоятельно необходимо, чтобы оно сдѣлало это безотлагательно, оно убѣдится, что его обязанности возрастутъ въ неожиданной пропорціи и измѣнятся совершенно, такъ сказать, съ головы до ногъ. Придется спросить себя: что дѣлать съ тремя милліонами нищихъ (которые приходятъ къ вамъ просить хлѣба — работы вы имъ дать но можете), число которыхъ съ каждымъ днемъ увеличивается въ ужасающей пропорціи. Министерство внутреннихъ дѣлъ, парламентъ, король, конституція — все это, если хочетъ еще существовать въ этомъ мірѣ, должно признать, что они стоятъ теперь передъ огромной совершенно небывалой задачей, передъ цѣлою цѣпью вопросовъ, слѣдующихъ непрерывно другъ за другомъ. Огромный вопросъ объ Ирландскомъ Великанѣ съ его шотландскими и англійскими исчадіями, которыя надвигаются на насъ съ разинутыми ртами, по моему мнѣнію, измѣнитъ не только министерство внутреннихъ дѣлъ, но и всѣ вообще наши учрежденія и даже строеніе самого общества. Я полагаю, что онъ создастъ у насъ новое общество, если только мы должны оставаться какимъ-нибудь обществомъ. Ибо намъ предстоитъ такой вопросъ: остаемся мы въ прежнемъ" положеніи, или же мы должны измѣниться? по измѣниться цѣною новыхъ и разумныхъ усилій, какъ это требуется отъ насъ временемъ, къ новой, болѣе мирной народной жизни, или же претерпѣвать измѣненія, лѣниво скрестивъ руки, какъ мы это дѣлаемъ теперь, среди анархіи и страшныхъ конвульсій, измѣниться для разложенія, для смерти народной? Перерывъ жизни самъ по себѣ представляетъ одну изъ страшныхъ возможностей для Англіи! Анархія, черезъ которую прошла Европа раньше насъ и отъ которой она теперь отбивается, для насъ была бы губительнѣе, чѣмъ для кого-либо! Вопросъ для англійскаго народа вотъ въ чемъ: можемъ ли мы въ эту новую эру мирно продолжать свой земной путь или же намъ предстоитъ, какъ и другимъ, пройти черезъ зіяющія черныя пропасти Анархіи, съ трудомъ спастись, если только это удастся, отъ челюстей вѣчной смерти?
Ибо пауперизмъ, поглощающій теперь значительную цифру въ нѣсколько милліоновъ ежегодно, вовсе не есть вопросъ только денегъ, по чего-то безконечно болѣе важнаго, чѣмъ все золото, которое только можно себѣ представить. Если бы даже нашъ канцлеръ казначейства обладалъ кошелькомъ Фортунатуса и чудеснымъ неразмѣннымъ рублемъ, то и при такихъ условіяхъ нельзя было бы мириться съ пауперизмомъ. Для англійскихъ гражданъ жизненной задачей является уничтожить пауперизмъ и не останавливаться, пока ему не будетъ положенъ конецъ. Пауперизмъ это широкій путь, которымъ со всѣхъ сторонъ хлещетъ вода въ сгнившія корабельныя связи. Если бы всѣ люди исполняли свои обязанности, если бы они только попробовали сдѣлать это серьезно, то не было ни одного бѣдняка. Еслибы мнимые правители этого міра обладали хоть какой-нибудь способностью приказывать; если бы мнимые наставники этого міра имѣли хоть какое-нибудь умѣнье просвѣщать — то могъ ли бы существовать пауперизмъ? Пауперизмъ былъ бы чуждъ намъ и намъ приходилось бы расплачиваться и каяться въ болѣе мелкихъ грѣхахъ, которые порождали пауперизмъ только косвеннымъ образомъ?
Тамъ, гдѣ есть бѣдняки, есть и грѣхъ. Пауперизмъ есть нашъ соціальный грѣхъ, вышедшій наружу, развившійся вслѣдствіе духовнаго невѣжества, непрактичности и низкаго забвенія долга въ большую статью расходной книги. Теперь это уже не тайный грѣхъ противъ Бога. Теперь у васъ проситъ хлѣба конкретный остовъ нищаго. Вдумчивые люди долго думали о пауперизмѣ съ ужасомъ, который не нашелъ себѣ отклика у легкомысленной толпы. Но количество хлѣба, которое требуется для пауперизма, заставило думать и людей но склонныхъ къ разсужденіями". Пауперизмъ — это ядовитое выдѣленіе всѣхъ грѣховъ, всякой застарѣлой гнили общества, атеизма, общественнаго лицемѣрія и іезуитизма, которые существуютъ между нами. Что такое рабочій домъ для безработныхъ, переполненный до предѣловъ возможнаго, что онъ такое, какъ не ядовитый резервуаръ, въ который спускается стигійское болото нашихъ дѣли"? Бѣдные рабочіе дома! Безсмертные сыны Адама, гніющіе въ полурабскомъ состояніи въ этихъ ужасныхъ условіяхъ и умоляющіе о томъ, чтобы изъ нихъ сдѣлали настоящихъ рабовъ! Друзья мои, необходимо спустить болото, безъ этого нельзя жить. Я предвижу, что пауперизмъ это тотъ уголъ, съ котораго намъ придется начинать. Мы увидимъ, что отъ этой проблемы зависитъ безчисленное множество вещей. Если мы будемъ твердо преслѣдовать свою задачу, г. предвижу, что самое общество возродится. Послѣ долгихъ вѣковъ усилій государство станетъ тѣмъ, чѣмъ оно дѣйствительно должно быть, главной опорой вполнѣ реальной «организаціи труда», нѣкоторой сущностью, соотвѣтствующей истинѣ одаренной нѣкоторымъ героизмомъ, достойной того, чтобы жить въ немъ!
Государство повсюду въ Европѣ, въ особенности же въ Англіи, пойметъ наконецъ, что его функціи уже давно стали совершенно другими чѣмъ функціи старинныхъ педантическихъ Downing Street’омъ. Что теперь государство уже не простая реальность, но дѣйствующая сила, которая направляетъ свои усилія на практическія цѣли и дѣла, которыя по большей части пришли въ полное забвеніе, что оно должно подойти ближе къ своей истинной цѣли или перестать существовать.
«Рыцарь Англіи», закованный въ свои доспѣхи изъ желѣза или бѣлой жести, который способенъ еще влѣзать на лошадь безъ особыхъ хлопотъ, этотъ рыцарь со своимъ близкимъ родствомъ съ вымершими теперь фантомами, положительно долженъ исчезнуть[8]. Кому онъ нуженъ съ его торжественными звуками трубъ и устарѣлыми жестами теперь въ вѣкъ неумолимыхъ реальностей, идущихъ на насъ съ открытыми ртами? Пусть онъ и его родные исполняютъ свою роль въ Дрюрилэнскомъ театрѣ, и пусть публика, расположенная истратить шиллингъ, рукоплещетъ имъ. Но на твердой землѣ, подъ настоящими звѣздами, намъ нечего дѣлать съ нимъ и не за чѣмъ принимать его глупости. Кое-кому они кажутся смѣшными, мнѣ же они представляются страшными. Всякая ложь, если всмотрѣться откуда и куда она идетъ, погоняетъ ужасъ.
Увы! Обнаружится, какъ я опасаюсь, что въ Англіи болѣе, чѣмъ въ какой бы то ни было другой странѣ, общественная и частная жизнь, государство и религія — словомъ, все, что мы дѣлаемъ или говоримъ (и даже большая часть того, что мы думаемъ) представляетъ собою ткань полуистинъ, а иногда и полной лжи, лицемѣрія, условностей и традиціонной паутины — одѣяніе, въ которое не облачалась еще ни одна честная душа изъ потомства Адамова. И мы ходимъ въ немъ какъ будто бы это была какая-нибудь священническая епитрахиль или королевская мантія, а не самая грязная нищенская ветошь, которая когда-либо существовала на свѣтѣ. "Ни одинъ англичанинъ не осмѣлится вѣрить истинѣ, говорятъ обыкновенно, все англійское вотъ уже двѣсти лѣтъ окутано возможною ложью. Отъ надира до зенита жизненная стихія у англичанъ пропитана традиціоннымъ лицемѣріемъ. Англичанинъ думаетъ, что истина страшна. Вы видите, какъ они вездѣ стараются смягчить истину, примѣшивая къ ней ложь и спаивая то и другое вмѣстѣ. Вотъ что онъ именуетъ словами благоразумный образъ дѣйствій и другими красивыми названіями. Колеблясь между Богомъ и дьяволомъ, онъ разсчитываетъ услужить двумъ господамъ и воображаетъ, что ему это удастся.
Въ бумагопрядильномъ дѣлѣ и тому подобныхъ областяхъ нашъ милѣйшій соотечественникъ знаетъ отлично, что Бога нельзя совмѣстить съ дьяволомъ, съ ложью. Но въ области политической, религіозной и соціальной, моральной и другихъ духовныхъ областяхъ онъ свободно прибѣгаетъ ко лжи, безъ всякихъ колебаній! И такъ онъ дѣйствуетъ уже давно и притомъ въ такой широкой мѣрѣ, какъ нигдѣ въ мірѣ. Несчастный, развѣ ты но знаешь, что ложь проклята и сама порождаетъ только проклятіе, что ты долженъ имѣть въ мысляхъ только истину? Въ силу древняго закона неба и земли, котораго никто не можетъ нарушить безнаказанно, онъ долженъ приводить свой языкъ въ движеніе только для того, чтобы выразить свою мысль. Всякое движеніе его лица должно быть отраженіемъ истины, отраженіемъ того, что происходитъ въ немъ. Увы! движенія, въ которыхъ проявляется его духъ (который кружится Въ Виттовой пляскѣ), самыя необычайныя, какія только были наблюдаемы подъ солнцемъ.
У насъ есть Пьюзеизмъ[9], споръ бѣлыхъ и черныхъ стихарей. Самыя отборныя, умныя головы Англіи засѣдаютъ на соборѣ, съ огромнымъ прилежаніемъ и ненарушимой важностью разсуждая о «предупреждаю щей благодати». Никто изъ нихъ и не догадывается, что засѣдать такимъ образомъ является измѣной по отношенію къ Всемогущему, даровавшему человѣку разумъ и что доброму гражданину не пристало употреблять данный ему Господомъ разумомъ на то, чтобы дѣлать разысканія на счетъ «предупреждающей благодати» или же о епископскихъ кошмарахъ, если они снятся. Я считаю, что это будетъ получше, чѣмъ цицероновскіе римскіе авгуры съ ихъ птичьими внутренностями. «Посмотрите на божественныя внутренности цыпленка, о сенатъ и народъ римскій, грудобрюшная преграда оказалась направо», торжественно восклицаетъ жрецъ. «Клянусь Прозерпиной и Гекатой, восклицаетъ другой, грудобрюшная преграда оказалась налѣво». И они смотрятъ другъ на друга съ серьезностью людей, готовыхъ умереть за свои убѣжденія.
Въ нѣкоторомъ отношеніи въ англичанинѣ заложено нѣчто большее, чѣмъ было въ древнемъ римлянинѣ и онъ ожидаетъ себѣ равнаго, словно Авгуръ страшнаго суда. Его глубокая любовь къ миру, его ненависть къ безплоднымъ словопреніямъ привела его къ печальному обыкновенію спаивать истину съ ложью.
Уже двѣсти лѣтъ, какъ онъ живетъ и въ наше время, далеко зашелъ онъ съ этой способностью. Онъ не могъ идти за Оливеромъ Кромвелломъ по его пуританскому пути спасенія — такъ этотъ путь былъ устланъ терніемъ и оставался въ неопредѣленномъ положеніи. Онъ предпочелъ идти къ спасенію съ своимъ Карломъ II и его прелестницами, придерживаясь старыхъ вполнѣ приличныхъ формулъ и отдаваясь подъ охрану аристократическаго эскорта. Онъ пытался усовершенствовать эту амальгаму, совершая пресловутую реставрацію и вслѣдъ за нею опять революцію. Онъ все надѣялся, что это возможно и только теперь онъ начинаетъ отказываться отъ этой надежды и замѣчать расширенными отъ ужаса глазами, что онъ идетъ по на небо, а въ Стиксъ съ своими 30 тысячами безработныхъ швей, съ своими коннаутцами, дошедшими до людоѣдства, постояннымъ жалобнымъ плачемъ дѣтей и сѣрнымъ отблескомъ земного ада! Другъ мой, Булль, вамъ нужно спять съ себя это епископское одѣяніе, эту удивительную королевскую мантію: это одѣяніе, пропитанное проклятіями и отравленное, какъ туника Несса, готовая вспыхнуть на васъ. Вамъ нужно подальше отбросить ее отъ своей шкуры.
Много у васъ было докторовъ, мой бѣдный другъ, но, я убѣжденъ, — только лѣченіе водой исцѣлитъ васъ: хорошенько все промыть — вотъ что для васъ нужно, Луженъ новый и полный разводъ съ Вавилонской блудницей т. е. съ ложью и іезуитизмомъ, который теперь пребываетъ по въ Римѣ, а у васъ подъ бокомъ, нуженъ разводъ съ нею и съ позорнымъ культомъ призраковъ и демоновъ. Нужна чистка церкви и государства: нужно вымести рой призраковъ, которые такъ долго гнѣздились подъ этими «защитниками вѣры» — защитниками лицемѣрія, духовными вампирами, подъ которыми Англія никнетъ долу. Вотъ что нужно вамъ, и если вы не сумѣете этого добиться, вамъ остается только умереть.
Каковъ приходъ, таковъ и попъ. Священникъ, король, учрежденія всякаго рода съ поразительнымъ сходствомъ отражаютъ самый народъ. Джонъ Булль проглотилъ столько гадостей, что его домашнія учрежденія загрязнились — ихъ старый фундаментъ совершенно исчезъ изъ виду и памяти и на томъ мѣстѣ, гдѣ теперь фыркаютъ лошади, уже давно видны лишь груды накопленнаго навоза.
Если бы его жизнь была чиста, если бы его повседневное поведеніе опиралось на опредѣленный фундаментъ, на вѣру и на истину, то могъ ли бы онъ допустить, чтобы его учрежденія дошли до такого положенія? Геркулесова чистка стала необходима не только въ Downing Street'ѣ но и въ другихъ центрахъ его жизни — въ театрахъ, въ умственной области, въ физическомъ его существованіи, если только бѣдняга не хочетъ задохнуться подъ своими лохмотьями, умереть самою ужасною смертью. Еслибы можно было привести государство къ истинному пониманію его существенныхъ потребностей и еслибы оно взялось за уясненіе ихъ съ религіозной покорностью, отказываясь отъ своихъ воображаемыхъ задачъ и отстранивъ ихъ отъ себя съ ужасомъ и негодованіемъ, какъ могло бы оно устроиться съ реформами! Учрежденія въ Англіи существуютъ очевидно, для того, чтобы сдѣлать для англійскихъ гражданъ возможными жизнь и трудъ. Если же существованіе, приличное человѣку, становится невозможнымъ для милліоновъ англичанъ, то для чего же будутъ существовать эти учрежденія? Когда 30 тысячъ безработныхъ швей остаются безъ работы, коннаутцы доходятъ до людоѣдства, рабочіе дома переполняются и всюду проявляется дикая грубость, то государству самое время одуматься.
Какъ только государство приступитъ къ этой грозной клоакѣ, къ пауперизму, отъ котораго задыхается міръ, оно увидитъ, что его дѣйствительно задачи совсѣмъ не въ томъ, въ чемъ оно такъ долго ихъ полагало. Государство есть реальный фактъ, а не театральное представленіе. Вѣдь оно тутъ для того, чтобы сдѣлать для подданныхъ возможнымъ приличное и желательное существованіе. По мѣрѣ того, какъ оно будетъ упорствовать въ достиженіи своихъ истинныхъ цѣлой, государство увидитъ, что они расширяются въ неожиданной пропорціи, вызывая его на новую и благую дѣятельность. Оно увидитъ, что его функціи оказавшіяся излишними, становятся все болѣе и болѣе лишенными содержанія и какъ лавина всякихъ отбросовъ и мусора, летитъ на всегда въ пропасть. О Боже! О, еслибы узрѣть государство, которое хотя отчасти понимаетъ, зачѣмъ оно здѣсь и на какомъ фундаментѣ оно можетъ теперь въ 1850 г. основать свое бытіе въ такой серьезный моментъ, каковъ теперь нашъ! Британское государство, если оно хочетъ быть завершеніемъ нашего общественнаго бытія, должно съ правдивостью, которая такъ долго была ему чужда, распознать, что же именно является неизбѣжной необходимостью нашего соціальнаго существованія. Конечно, намъ мѣшаетъ не «предупреждающая благодать» или епископскія причуды, а невозможность двигаться впередъ вслѣдствіе накопленныхъ горъ навоза лжи, полное отсутствіе благородной цѣли для всякаго человѣка, а для большинства и всякой перспективы, кромѣ перспективы попасть въ рабочій домъ и тамъ влачить гнилое существованіе хуже скота.
Предположите, что государство пускаетъ въ ходъ свои «промышленные полки новой эры» о которыхъ теперь, къ сожалѣнію, лишь начинаютъ говорить — какая масса новаго труда откроется для всѣхъ учрежденій! Вообразите, что министерство старается отыскивать людей способныхъ управлять этими «полками». Вообразите, что всѣмъ британскимъ душамъ было внушено, что нужда всѣхъ нуждъ — это найти людей способныхъ управлять людьми, чтобы добиться промышленнаго и нравственнаго успѣха, что эти люди и будутъ государствомъ, что числомъ ихъ, къ сожалѣнію чрезвычайно небольшимъ въ настоящее время, опредѣляется цѣнность Англіи — какая бы это была заря вѣчнаго дня для всѣхъ британскихъ душъ! Благодарная британская душа, которой боги даровали талантъ и героизмъ, словомъ то, что мьт называемъ геніемъ, карьера теперь открыта тебѣ! Побудетъ для тебя болѣе необходимости давать клятву вѣрности. Невѣроятному и въ царствіи Божьемъ предательски переходить на сторону лицемѣрія и гнуснаго лицедѣйства, или же, если ты сама отвергаешь все это, самой примыкать къ явнымъ мятежникамъ и выродкамъ современнаго тебѣ поколѣнія. Отнынѣ нѣтъ надобности, для того, чтобы жить, дѣлаться революціонной пыткой для себя и для другихъ и якшаться съ мятежными душами, нѣтъ надобности гнить въ бездѣйствіи или же писать въ радикальныхъ газетахъ, чтобы сорвать ложь, которая насъ душитъ всѣхъ. Великая ложь до самой своей сердцевины поражена великой истиною истинъ, которая зоветъ тебя и всѣхъ честныхъ людей помочь ей привести тѣло въ соотвѣтствіе съ тѣмъ, что у нея на сердцѣ. Трижды счастливая перемѣна. Государство находитъ теперь свою полярную звѣзду на небѣ вѣчности. Тебѣ же предстоитъ разумное распоряженіе людьми и самъ ты будешь въ разумномъ распоряженіи людей — а это высшее благополучіе для людей. Суровая борьба, которая не должна прерываться и не должна прекращаться ни на минуту ни для одного сына человѣческаго, будетъ борьбой благородной: снова нашъ путь на небо впередъ, двинемся твердымъ шагомъ, съ оружіемъ и неукротимостью въ сердцѣ во имя создавшаго насъ Господа Бога!
Я предвижу, что поступленіе бандитовъ нищеты въ полки промышленности будетъ только началомъ спасительнаго прогресса, который коснется даже самыхъ вершинъ нашего общества и который въ точеніе нѣсколькихъ поколѣній создастъ изъ насъ настоящее благоустроенное государство Clvitas Dei, если то будетъ угодно Богу. Такое устройство промышленныхъ полковъ окажется возможнымъ во многихъ областяхъ промышленности въ родѣ изготовленія платья, обуви, земледѣльческихъ орудій, словомъ, во всѣхъ областяхъ промышленности. Рабочіе на фабрикахъ, которые останутся у частныхъ хозяевъ и не будутъ еще зарегистрованы, увидя такой благодѣтельный примѣръ, скажутъ: «Хозяева, насъ нужно записать въ полки. Пусть наши общіе съ вами интересы станутъ постоянными, а не временными, иначе мы запишемся на службу государству». Такимъ образомъ хозяева частной промышленности будутъ принуждены дѣйствовать вмѣстѣ съ государствомъ и его общественными хозяевами. Они будутъ организовать рабочіе полки но своему, а государство по своему, въ еще большомъ масштабѣ, пока они не встрѣтятся и не сольются между собою и не останется такимъ образомъ ни одного рабочаго, который не былъ бы включенъ въ организацію.
Друзья мои, я вижу ясно эту страшную клоаку пауперизма, этотъ резервуаръ отчаянія. Съ него-то мы и должны начинать. Въ этой повсюду болотистой мѣстности и лежитъ самая низина, ненавистная Макъ-Клауди. Здѣсь-то и нужно устраивать стоки. Работая надъ этимъ съ упорствомъ Геркулеса и съ божественною вѣрностью, мы мало помалу спустимъ все стигійское болото и превратимъ его въ плодоносное поле!
Кто тронется съ нами въ длинный и тяжелый путь? Кто изъ теперешнихъ государственныхъ людей возьметъ знамя и скажетъ, какъ герой: впередъ! Не найдется ли кого-нибудь, кто-бы могъ и смѣлъ это сдѣлать? Неужели на нашу долю достанутся только уличныя баррикады анархіи, баллотировочныя урны и соціальная смерть? Мы не хотимъ этому вѣрить.
Текст издания: Памфлеты последнего дня / Т. Карлейль; С англ. пер. А. М. Белова. — Санкт-Петербург: Ф. И. Булгаков, 1907. — 131 с.; 25 см.
- ↑ Дворцовая площадь (Palace yard) — площадь, которая находится передъ зданіемъ парламента. „Рожденная внѣ раіона Дворцовой площади“ т. е. не имѣющая шансовъ попасть въ парламентъ. Прим. пер.
- ↑ Карлейль употребляетъ слово «портной» въ юмористическомъ смыслѣ, символически обозначая имъ человѣка неспособнаго и низкаго. Въ этомъ значеніи онъ употребляетъ это слово и въ своемъ сочиненіи Sartor Hesartus (Перешитый портной).
- ↑ Т. е. «пахнущій плѣсенью» — персонажъ для выраженія циничныхъ съ виду понятій.
- ↑ Собственно «Собачій ровъ» — еврейскій кварталъ Лондона.
- ↑ Извѣстный въ Лондонѣ клубъ. Almaek есть анаграмма фамиліи его основателя Mackall.
- ↑ Рѣчь идетъ о контрибуціи 25 мил., которую Манилла заплатила въ 1702 г. англичанамъ, чтобы избавиться отъ разрушенія.
- ↑ Карлейль намекаетъ на возстаніе Канады (1838—1839 г.).
- ↑ При коронаціи англійскихъ королей выступаетъ особый «Рыцарь Англіи», который бросаетъ королю вызовъ. Карлейль смѣется надъ этимъ анахронизмамъ, тѣмъ болѣе комичнымъ, что иногда этому «рыцарю» приходится спеціально на этотъ случай учиться ѣздить верхомъ.
- ↑ Пьюзеизмъ — религіозное движеніе, вышедшее изъ Оксфорда, напоминающее неокатолицизмъ. Во главѣ его стоялъ каноникъ Пьюзей.