О пользе наук (Дорошевич)/ДО
| О пользѣ наукъ |
| Изъ цикла «Сказки и легенды». Опубл.: «Россія», 1900, № 482, 28 августа. Источникъ: Дорошевичъ В. М. Легенды и сказки Востока. — М.: Товарищество И. Д. Сытина, 1902. — С. 135.[1] |
Былъ въ Китаѣ богдыханъ Цзанъ-Ли-О, — да сохранится его имя въ памяти людей до тѣхъ поръ, пока существуетъ наше отечество. Онъ очень интересовался науками, хотя самъ едва умѣлъ читать и поручалъ всегда подписывать свое имя другому, чѣмъ очень пользовались ближайшіе мандарины.
Но такъ какъ, несмотря на это, онъ очень интересовался науками, то однажды Цзанъ-Ли-О и задалъ себѣ вопросъ:
— Для какого дьявола онѣ существуютъ на свѣтѣ?
И онъ приказалъ въ опредѣленный день созвать всѣхъ ученыхъ для всенароднаго допроса.
Желаніе сына неба — законъ для земли.
У воротъ всѣхъ университетовъ забили огромные барабаны, и глашатаи закричали:
— Эй, вы! Ученый народъ! Бросайте-ка книги, идите въ Пекинъ отвѣчать радости вселенной, нашему милостивому богдыхану, какую такую пользу приносятъ ваши науки.
Въ назначенный день на большой площади передъ дворцомъ собрались всѣ ученые люди Китая. Были тутъ такіе старики, что ихъ несли на носилкахъ, но были и молодые ученые, которые казались старше самыхъ старыхъ стариковъ. Были ученые, такъ высоко задиравшіе голову, что у нихъ спинной хребетъ выгнулся назадъ, и они не могли бы съ почтеніемъ поклониться при встрѣчѣ даже самому Богу. Были тутъ и люди, у которыхъ спинной хребетъ сломался въ уголъ отъ сидѣнья за книгами. Были люди очень награжденные за свою ученость. Были ученые съ тремя, четырьмя, попадались и съ пятью шариками на шапкѣ. Были такіе, которые носили трехглазое павлинье перо. Были ученые и въ зеленыхъ курткахъ и было даже нѣсколько желтыхъ кофтъ!
И всѣ были, конечно, въ очкахъ, потому что очки, какъ извѣстно, первый признакъ учености. Ученые всегда близоруки.
Когда солнце вышло изъ-за облаковъ и засверкало на этихъ очкахъ, богдыханъ даже зажмурился.
«Какъ горятъ у нихъ глаза! — подумалъ онъ. — Словно ждутъ прибавки жалованья».
И богдыханъ, оглядѣвъ толпу и увидавъ что все въ порядкѣ, сказалъ:
— Въ никогда не прекращающихся заботахъ о благѣ нашихъ дѣтей-китайцевъ, рѣшили мы выяснить вопросъ: зачѣмъ это на свѣтѣ существуютъ науки? Давно уже онѣ существуютъ, и вотъ хотимъ мы узнать, для чего? А потому отвѣчайте намъ прямо и откровенно, безъ утайки и безо всякой хитрости: зачѣмъ науки и какой отъ нихъ толкъ? Начнемъ хоть съ тебя! — указалъ онъ на знаменитѣйшаго астронома, — самъ сынъ неба, съ неба я желаю и начать. Такъ будетъ мнѣ приличнѣе. Твоя наука самая высокая, ты первый и говори!
Знаменитый астрономъ вышелъ впередъ, отдалъ сколько полагалось по этикету поклоновъ и ласково сказалъ:
— Когда невѣждѣ приходится вечеромъ выйти зачѣмъ-нибудь изъ дома, онъ, какъ свинья, смотритъ только себѣ подъ ноги, а если и случится ему взглянуть на небо, — онъ увидитъ только, что небо, словно оспой, покрыто звѣздами. Другое дѣло, ученый астрономъ! Для него рисунки изъ звѣздъ — это слова, и онъ читаетъ небо, какъ книгу: надо ли ждать наводненій, велики ли будутъ приливы и отливы водъ, какъ будетъ свѣтить солнце, сильно или не очень. Вообще, мы узнаемъ будущее.
— Будущее! Это любопытно! — сказалъ богдыханъ, — а отвѣть мнѣ: что дѣлается теперь, въ эту самую минуту, въ Нанкинѣ?
— Откуда же я могу знать это, свѣтило вселенной! — униженно кланяясь, отвѣтилъ астрономъ.
— Недурно! — воскликнулъ богдыханъ, — будущее-то вы знаете, а вотъ настоящаго-то — нѣтъ! Лучше бы вы настоящее знали, чѣмъ будущее! Полезнѣе бы! А то будущее! Будущее! Самая, по-моему, твоя безполезная и глупая наука! Слѣдующій!
За астрономомъ стоялъ знаменитый историкъ.
Такой, говорятъ, историкъ, что зналъ по именамъ всѣхъ китайцевъ, которые когда-либо жили на свѣтѣ!
Онъ распростерся передъ богдыханомъ и сказалъ:
— Образецъ добродѣтелей, великій правитель, равнаго которому даже я не знаю во всей исторіи Китая! Моя наука не возбудитъ, конечно, твоего мудраго гнѣва, какъ наука моего предшественника. Мы занимаемся прошлымъ. Изучаемъ его, отмѣчаемъ всѣ промахи, ошибки, даже глупости.
— Наука, очень удобная для дураковъ! — воскликнулъ богдыханъ, — всякій дуракъ можетъ сколько угодно безнаказанно дѣлать глупости. Стоитъ ему сослаться на вашу науку: вѣдь глупости и ошибки, — скажетъ онъ, — дѣлались всегда. Дурацкая наука! Убирайся!.. Ты чѣмъ занимаешься, и какой толкъ отъ твоей науки?
Дрожащій ученый, къ которому былъ обращенъ этотъ вопросъ, поборолъ кое-какъ свое волненіе и сказалъ:
— Мы изучаемъ вопросы государственнаго устройства. Какъ должно управляться государство, какіе должны быть законы, какія права должны имѣть мандарины, какія простой народъ.
— Должны! Должны! — крикнулъ богдыханъ, — какъ-будто на свѣтѣ все дѣлается, какъ должно. На свѣтѣ никогда не дѣлается все, какъ должно. Поневолѣ, благодаря вашей наукѣ, всякій будетъ сравнивать то, что есть, съ тѣмъ, какъ должно быть, — и всегда останется недоволенъ. Самая вредная наука! Прочь съ глазъ моихъ! Вонъ!.. Ты что намъ разскажешь?
На этотъ разъ вопросъ былъ обращенъ къ доктору.
— Нашу науку, — отвѣчалъ онъ съ поклонами, — всѣ признаютъ полезной. Мы изучаемъ свойства травъ, и что изъ какой можно сдѣлать, — изъ какой вытяжку, изъ какой порошокъ, изъ какой бальзамъ. Мы собираемъ корни женъ-шеня и учимъ, что изъ нихъ надо отбирать — которые больше всего похожи на человѣческую фигуру. Мы сушимъ молодые, еще мягкіе рога оленя, толчемъ ихъ и дѣлаемъ изъ нихъ наваръ, густой, какъ клей, и цѣлебный, какъ воздухъ весны: онъ какъ рукой снимаетъ всѣ недуги. Конечно, когда человѣкъ здоровъ, ему не нужна наша наука, но если онъ не убережется и заболѣетъ, — мы ему помогаемъ.
— Не убережется! Пускай бережется! — мягче чѣмъ передъ этимъ, но все же съ гнѣвомъ, сказалъ богдыханъ, — только поощряете людей къ легкомыслію. Рѣшительно не понимаю, какой толкъ отъ всѣхъ вашихъ наукъ!
И, обратившись къ знаменитѣйшему и величайшему поэту Му-Си, который жилъ какъ разъ въ это самое время, богдыханъ приказалъ:
— Ты отвѣчай о пользѣ науки!
Му-Си вышелъ, поклонился, улыбнулся и сказалъ:
— Былъ у одного изъ твоихъ предковъ, сынъ неба, такой чудный садъ, въ которомъ росли такіе чудные, душистые цвѣты, что не только пчелы слетались со всей округи, но даже люди за милю и болѣе останавливались, нюхали воздухъ и говорили: «вѣроятно, сегодня дверь рая оставлена открытой». И забралась однажды въ этотъ садъ корова. Увидавъ, что изъ земли много кой-чего растетъ диковиннаго, она начала ѣсть цвѣты. Пожевала розу, но бросила, потому что наколола языкъ. Пожевала лилій, пощипала резеды, левкоевъ, взяла въ ротъ жасмину и выплюнула. «Совсѣмъ никакого вкуса! — сказала корова, — рѣшительно не понимаю, зачѣмъ это люди разводять цвѣты!» По-моему, сынъ неба, коровѣ лучше бы и не задавать себѣ этого вопроса.
Богдыханъ разсердился и сказалъ:
— А отрубите-ка ему голову!
Палачи сейчасъ же здѣсь же отрубили Му-Си голову.
И, глядя на обезглавленное тѣло Му-Си, богдыханъ задумался.
Довольно долго думалъ, наконецъ, вздохнулъ и сказалъ:
— Одинъ былъ умный человѣкъ во всемъ Китаѣ, да и тотъ теперь померъ!
Примѣчанія
править- ↑ Вошла въ Амфитеатровъ А. В., Дорошевичъ В. М. Китайскій вопросъ. — М.: Товарищество И. Д. Сытина, 1901. — С. 109.