Сочиненія И. С. Аксакова
Томъ седьмой. Общеевропейская политика. Статьи разнаго содержанія
Изъ «Дня», «Москвы», «Руси» и другихъ изданій, и нѣкоторыя небывшія въ печати. 1860—1886
Москва. Типографія М. Г. Волчанинова, (бывшая М. Н. Лаврова и Ко) Леонтьевскій переулокъ, домъ Лаврова. 1887.
О положеніи Наполеона III относительно Европейскихъ державъ.
правитьНесмотря на всюду воцарившійся миръ и усилившійся размѣнъ дипломатическихъ любезностей между державами Западной Европы, — жестоко, по нашему мнѣнію, обманулся бы тотъ, кто повѣрилъ бы въ прочность этой водворившейся тишины и въ благонадежность взаимныхъ политическихъ отношеній. Еще ошибочнѣе было бы, кажется, воображать, что внѣшнее спокойствіе Россіи вполнѣ обезпечено, что она можетъ теперь, какъ говорится, опочить на лаврахъ, или же заняться на досугѣ, свободно, не торопясь, разрѣшеніемъ своихъ внутреннихъ вопросовъ. Напротивъ, ей нужно торопиться; ей не время теперь успокоиваться, — такъ думаемъ мы по крайней мѣрѣ, ей надо постоянно имѣть въ виду, что потребуется быть-можетъ снова напряженіе всѣхъ ея силъ… Всякій, кто сколько-нибудь внимательно наблюдаетъ ходъ современныхъ политическихъ дѣлъ въ Европѣ, не можетъ не видѣть, что всѣмъ державамъ какъ-то не ловко, не по себѣ, всѣ находятся въ какомъ-то ненормальномъ положеніи, всѣ какъ-то сдвинулись съ своей обычной торной колеи и напрасно стараются попасть въ нее снова. Вопросы не разрѣшены, а отсрочены; политическіе узлы не распутаны, а только пуще запутываются… Въ газетахъ часто встрѣчается ходячая фраза: «всеобщее желаніе избѣжать войны есть ручательство всеобщаго мира.» Это едвали справедливо. Вопервыхъ, это желаніе избѣжать во что бы ни стало войны заставляетъ нѣкоторыя державы дѣлать, по необходимости, тяжкія уступки, почти невыносимыя для ихъ народной и государственной чести, — слѣдовательно такія, за которыя, при первомъ удобномъ случаѣ, потребуется тѣмъ большая уплата, чѣмъ тягостнѣе были уступки. Оно ставитъ ихъ — это опасеніе войны — въ странныя, неискреннія, ложныя отношенія другъ къ другу, производитъ насильственныя сочетанія совершенно различныхъ началъ и системъ, противоестественные сближенія и союзы, усиливаетъ наконецъ дѣятельность дипломатіи, — а усиленная дѣятельность дипломатіи, какъ извѣстно, только еще болѣе усложняетъ дѣло и рѣдко бываетъ способна дать жизненный отвѣтъ жизненному вопросу. Въ каждой странѣ копится и наростаетъ, такимъ образомъ, сумма недоразумѣній, обидъ, неудовольствій; чувство стѣсненности и фальшивости своего положенія дѣлается съ каждымъ днемъ нестерпимѣе, и рано или поздно вызоветъ наконецъ неудержимую потребность скорѣйшей, какой бы то ни было, хотя бы и роковой, развязки, и однимъ разомъ порветъ всѣ путы, которыми осѣтила страну дипломатическая предусмотрительность. Однимъ словомъ, уступки вынуждаемыя лишь желаніемъ избѣжать войны — не только не служатъ гарантіей мира, но еще нерѣдко приводятъ къ войнѣ, зарождаютъ войну. Во вторыхъ, нѣтъ никакого основанія думать, чтобы рѣшительно всѣ державы безъ исключенія, съ одинаковой степенью искренности и усердія, заботились объ устраненіи Европейскихъ междоусобій; а если хоть одна изъ нихъ находитъ войну для себя прибыльною въ какомъ бы то ни было смыслѣ, или по край — ней мѣрѣ не имѣетъ причинъ избѣгать ея во, что бы ни стало, — то отношеніе такой державы къ прочимъ, избѣгающимъ войны, становится, очевидно, самымъ удобнымъ и выгоднымъ. Постоянно пугая своихъ робкихъ или миролюбивыхъ сосѣдей призракомъ военной грозы, такая держава непремѣнно господствуетъ надъ общимъ политическимъ положеніемъ, держитъ въ своей зависимости политику Западно-европейскихъ кабинетовъ и принуждаетъ ихъ, болѣе или менѣе, если и не плясать, такъ поворачиваться противъ воли, нехотя, по своей дудкѣ.
Политическая иниціатива въ наше время принадлежитъ Наполеону III-му, какъ принадлежала нѣкогда Наполеону І-му, отъ котораго и перешла къ племяннику со всею властью преданія. Она будто уступлена ему всѣми, признана за нимъ, какъ будто неотъемлемое право Наполеонидовъ, — она-то именно и составляетъ существенное условіе его силы. Съ воцареніемъ Наполеона III-го вся забота прочихъ державъ (мы не говоримъ здѣсь о Россіи, ея дѣло особое) заключается въ томъ: какъ стать къ политической иниціативѣ Наполеона? въ какую позицію, въ какое отношеніе? какъ держать себя съ нимъ въ миру и въ то же время на сторожѣ, чтобы не запутаться въ его сѣтяхъ и сумѣть отразить его нечаянные удары? Въ теченіе послѣднихъ 12 лѣтъ политика Западно-европейскихъ государствъ имѣетъ характеръ политики оборонительной, подневольной, мотивированной, какъ любятъ теперь выражаться, Наполеоновскою политикою начинанія и наступательнаго дѣйствія: послѣдняя даетъ первой все ея содержаніе. Но въ этомъ же заключается и слабость Наполеонидовъ. Явленіе такого brouilleménage въ политическомъ быту Европы, заставляющее всѣ кабинеты пребывать въ постоянной озабоченности, напряженности, подчиняться разнообразнымъ, неожиданнымъ и нежеланнымъ политическимъ комбинаціямъ; присутствіе такого, неспокойнаго, по истинѣ революціоннаго элемента, извращающаго естественный, привычный, медленный, а подчасъ к вялый ходъ правильнаго историческаго развитія и съ такою безцеремонностью нарушающаго старый, облюбленный Западно-европейскими потентатами общій складъ политической жизни, — должно, разумѣется, въ высшей степени раздражать и утомлять Европейскіе кабинеты. Нѣтъ сомнѣнія, что почти каждая изъ Западно-европейскихъ державъ внутренно недоброжелательствуетъ Наполеону и была бы рада отъ него избавиться, — онъ имъ общій врагъ и онѣ — если теперь еще не готовы для соединенія — то рано или поздно непремѣнно соединятся противъ него общимъ союзомъ. Такая естественная наклонность къ коалиціи противъ императорской Франціи очень хорошо извѣстна Наполеону, и все искусство его политики заключается въ томъ, чтобъ разбивать въ самомъ началѣ попытки подобныхъ союзовъ, чтобъ ослабить каждую державу порознь или связать ее съ собою цѣпью интригъ и вообще личныхъ интересовъ. И дѣйствительно, постоянное опасеніе новыхъ революцій во Франціи, которыхъ примѣръ такъ могущественно соблазнителенъ, — собственные грѣшки, — «пушокъ на рыльцѣ» каждой изъ державъ, — чѣмъ такъ ловко умѣетъ пользоваться Наполеонъ, — неисправные счеты съ собственными подвластными народами, — отчасти желаніе извлечь личныя выгоды изъ этой переворотной силы, которую олицетворяетъ въ себѣ Наполеонъ, и чрезъ посредство ея достигнуть собственныхъ эгоистическихъ цѣлей, — все это упрочиваетъ пока силу и власть императора Французовъ и ведетъ Европейскую политику болѣе или менѣе, на буксирѣ Наполеоновской… Между тѣмъ, однако, и самъ Наполеонъ нисколько неудовлетворенъ; Россія въ прошломъ году нанесла ему пораженіе путемъ дипломатическимъ, и дала почувствовать свою политическую независимость; свиданіе въ Ниццѣ также не доставило удовлетворенія ни императору Наполеону, вынужденному, какъ по всему видно, исключить Польскій вопросъ изъ своей бесѣды, ни самолюбію Французовъ, которые не дождались увидѣть Русскаго Государя ни въ Парижѣ, ни въ Компьенѣ. Блистательныхъ военныхъ успѣховъ, на которые такъ падка Французская нація. Наполеонъ не могъ предложить ей ни въ прошломъ, ни въ нынѣшнемъ году, — а дипломатическія привязи, которыми онъ удерживаетъ въ нѣкоторой зависимости отъ себя прочія державы, не вполнѣ надежны. Иная, пожалуй, можетъ и оторваться. Поэтому, за неимѣніемъ войны, онъ вынужденъ теперь усиливать дѣятельность дипломатической интриги, раскидывать новыя и новыя сѣти, въ которыхъ, путая другихъ, отчасти и самъ можетъ запутаться. Ему очевидно становится необходимымъ перенести дѣйствіе изъ сферы чисто дипломатической въ область внѣшнихъ вещественныхъ событій, упростить путаницу, дѣлающуюся и для него самого неудобною, — или, вѣрнѣе, утвердить свои соображенія на новомъ основаніи, потому что старое уже обветшало, — создать новыя обстоятельства, къ которымъ и пріурочить свою политику… Для этого только два способа имѣются въ виду, два исхода: или Европейская война, или Европейскій конгрессъ.
Обстоятельства такъ сложились, что отдѣльной съ какимъ-либо Западно-европейскимъ государствомъ войны Наполеонъ теперь, по всей вѣроятности*не начнетъ, да и начать не можетъ. Съ кѣмъ воевать? т. е. воевать такъ, чтобы имѣть на своей сторонѣ вѣроятность успѣха и не дать повода къ новой противъ себя коалиціи… Наполеонъ Первый былъ энтузіастъ и мечтатель, былъ своего рода поэтъ — артистъ въ исторіи, — что не мѣшало ему, разумѣется, быть бездушнымъ и деспотомъ, т. е. смотрѣть на человѣчество, какъ на матеріалъ для своихъ артистическихъ созданій и на пьедесталъ своей поэтической славы. Онъ упивался поэзіей своей судьбы, онъ постоянно носилъ въ самомъ себѣ художественное представленіе о своей собственной дѣятельности; его воображеніе питало въ немъ поэтически-величественные сны, — и оттого самая личность его такъ обаятельно дѣйствовала на современниковъ, оттого 10 лѣтъ его императорства или 18 лѣтъ его исторической дѣятельности кажутся намъ, его близкому потомству, уже какимъ-то героическимъ вѣкомъ, въ родѣ полумиѳическихъ цикловъ древности. Сама исторія, какъ будто ради художественной законченности своего созданія, довершила его поприще кончиной на пустынной скалѣ, среди океана — этимъ неистощимо поэтическимъ образомъ!.. Наполеонъ I увлекался ненавистью къ Англіи, какъ къ своему антиподу, думалъ двинуть свою армію по морю, какъ по суху, съ тѣмъ чтобы наложить ярмо на «гордый Альбіонъ», — и гордый Альбіонъ былъ ему непримиримымъ врагомъ, вездѣ и всюду строившимъ помѣхи и козни его политическимъ замысламъ. Человѣкъ разсчета, Наполеонъ III, сумѣлъ стать съ Англіей" въ отношенія совершенно иныя. Англія, говорятъ, предпочла, враждѣ съ нынѣшнимъ Наполеономъ — союзъ съ нимъ, для того, чтобы, тяготѣя надъ нимъ этимъ союзомъ, мѣшать его свободѣ дѣйствій на материкѣ Европы, и въ то же время пользоваться имъ, какъ орудіемъ, для своихъ континентальныхъ интересовъ. Но восколько этотъ союзъ тяготѣетъ надъ Наполеономъ, востолько же, если не болѣе, тяготѣетъ онъ надъ самою Англіею. Упрочивая положеніе Наполеона въ Европѣ, этотъ союзъ втягиваетъ Англію, противъ ея воли, въ разныя уступки и такъ-называемые компромиссы, довольно неудобные для ея политической чести. Чтобъ не* упустить вовсе изъ-подъ опеки своего союзника, чтобъ имѣть возможность направлять нѣкоторымъ образомъ его политику, Англія должна по необходимости снисходительно относиться ко многимъ его затѣямъ и вовлекаться съ нимъ въ разныя политическія сдѣлки и предпріятія. Союзъ съ Россіей и союзъ съ Англіей — это какъ бы двѣ чаши вѣсовъ, которыя держитъ въ рукѣ своей Наполеонъ III и которыя наклоняетъ то въ ту, то въ другую сторону. Опасеніе союза Франціи съ Россіей и совмѣстнаго ихъ дѣйствія на Востокѣ, — вотъ что особенно заставляетъ Англію постоянно увиваться около Наполеона, вотъ что могло бы окончательно вооружить противъ него Англію, а черезъ нее и всю остальную Европу. Но до этой послѣдней крайности Наполеонъ, разумѣется, и не дойдетъ; разрывать союзъ съ Англіей ему нѣтъ ни малѣйшей выгоды, равно какъ и для Англіи выгоднѣе имѣть его своимъ Союзникомъ, хотя бы и тяжелымъ, нежели врагомъ. — Война съ Пруссіей за Рейнскія границы представляется такою же невозможностью. Она ополчила бы на Наполеона не только Пруссію и Австрію, но и всю Германію, несмотря на эгоистическіе разсчеты мелкихъ Нѣмецкихъ принцевъ. Въ теченіи послѣднихъ 50 лѣтъ политическое народное самосознаніе въ Германіи развилось въ такой степени, что вопросъ о Рейнѣ сталъ дѣйствительно для Нѣмцевъ вопросомъ народнымъ, — да и Англія, безъ сомнѣнія, явилась бы при такой войнѣ на сторонѣ враждебной Наполеону, такъ какъ занятый подобной войной — онъ былъ бы неопасенъ ей на Востокѣ. Во всякомъ случаѣ, при такой войнѣ, ему пришлось бы дѣйствовать совершенно одному, безъ союзниковъ. Война съ Австріей въ настоящее время также не представляетъ особеннаго интереса для Наполеона; войною 1859 года онъ уже достигъ главной своей цѣли, — т. е. ослабленія Австріи, стяжанія новыхъ воинскихъ успѣховъ, созданія въ Италіи новаго порядка вещей, поставляющаго ее въ полную зависимость отъ Франціи. Новая война изъ-за Венеціи клонилась бы только, еслибъ Австрія даже воевала совершенно одна, къ усиленію Италіи, безъ всякой особенной прибыли для самой Франціи, — не говоря уже о томъ, что вопросъ Венеціанскій едвали не легче разрѣшить дипломатической сдѣлкой, чѣмъ взятіемъ съ боя знаменитаго четыреугольника. Для Англіи также нѣтъ никакого разсчета въ ослабленіи Австріи, въ которой она издавна привыкла находить точку опоры для своихъ дѣйствій на континентѣ. Очевидно, что Наполеону несравненно выгоднѣе держать Австрію въ постоянномъ страхѣ и заставлять ее всячески искать съ нимъ союза, нежели вести съ нею войну. Что же касается до Римскаго вопроса, то онъ подвинутъ настолько, что далѣе идти невозможно, не приступивъ къ дѣйствительному разрѣшенію вопроса о папѣ, для чего время, какъ кажется, еще далеко не приспѣло въ смыслѣ личныхъ видовъ Наполеона ІІІ-го. Онъ не приступитъ къ разрѣшенію этой послѣдней задачи до тѣхъ поръ, пока не придумаетъ такой комбинаціи, при которой паденіе свѣтской власти папы не угрожало бы ему собственнымъ паденіемъ вслѣдствіе происковъ клерикальной партіи. — Австрія же, озабоченная внутренними своими дѣлами, не только не желаетъ, но всѣми мѣрами старается избѣгнуть войны съ Наполеономъ, и напуганная съ одной стороны союзомъ Пруссіи съ Австріей, съ другой конвенціей 15 сентября поставлена въ необходимость идти на всевозможныя соглашенія съ императоромъ Французовъ.
Итакъ, Англія старается не разрывать союза своего съ Наполеономъ, чтобъ не сблизить его съ Россіей; Пруссія ищетъ союза съ Наполеономъ, чтобы съ одной стороны не допускать его до войны съ нею за Рейнскія границы и парализировать связь Наполеона съ мелкими государствами Германіи, которыя, какъ извѣстно, всегда ищутъ поддержки у Франціи, противъ властолюбія Пруссіи и для сохраненія своей государственной самостоятельности (!); съ другой стороны, Пруссія нуждается въ опорѣ Франціи для своихъ политическихъ видовъ на Сѣверѣ Германіи. Австрія домогается сближенія съ Наполеономъ, чтобы стѣснить дѣйствіе конвенціи 15 сентября, ослабить значеніе союза Пруссіи съ Франціей и не остаться совершенно одинокою и беззащитною, — такъ какъ на союзъ съ Россіей наступательный и оборонительный ей разсчитывать нечего. Про Италію нѣтъ надобности и говорить: она скована по рукамъ и по ногамъ благодѣяніями Наполеона и еще не довольно сильна, чтобы свергнуть съ себя гнетущее ее ярмо благодарности.
Остается Россія. Если уже нужна война Наполеону, если какую войну можетъ допустить политика Европейскихъ кабинетовъ, если на чемъ могутъ, по нуждѣ, помириться между собою враждебные другъ другу интересы Европейскихъ державъ, такъ это — на войнѣ Наполеона съ Россіей. Коалиція въ Европѣ, въ настоящее время, возможна только противъ Россіи. Ослабленіе Россіи — всѣмъ Европейскимъ державамъ равно пріятно и выгодно. Европа до сихъ поръ смотритъ на Россію какъ на незваннаго, непрошеннаго пришельца въ семью Европейскихъ державъ, и міръ Германо-Латинскій исполненъ вѣчной ненависти къ представительницѣ Славяно-Православнаго міра. Только близорукость, отвергающая значеніе религіи, какъ образовательнаго историческаго элемента каждой національности, какъ духовнаго просвѣтительнаго начала, дающаго содержаніе всей исторической жизни народовъ, можетъ не признавать во враждѣ Запада къ Россіи ничего болѣе, кромѣ простой зависти къ ея могуществу и силѣ. Эта вражда — есть вражда между двумя стихіями духовной жизни, и миръ, Россіи съ Европой, прочный, искренній миръ, возможенъ былъ бы только тогда, когда бы Россія стала для Европы своею, отреклась бы отъ своего Славянскаго происхожденія и своей православной вѣры. Никакія бѣдствія Болгаръ и Сербовъ не въ силахъ вызвать даже состраданія со стороны Европейскаго общества) если только они являются какъ бѣдствія Славянъ, — никакія жестокости не кажутся Европѣ ужасными, какъ скоро направлены на. Славянское и именно православное племя, — тогда какъ всякое малѣйшее насиліе, совершаемое надъ своимъ, надъ человѣкомъ Романскаго или Германскаго происхожденія, возбуждаетъ взрывъ негодованія въ «просвѣщенной, гуманной, либеральной» Европѣ. Ни одно государство не подвергается такимъ неистовымъ и уродливымъ клеветамъ, какъ Россія съ единовѣрными, единоплеменными ей народами; нѣтъ страны, которая была бы менѣе знаема, менѣе доступна Европейскому пониманію, какъ Россія и вообще міръ Славянскій. Самыя безобразныя предубѣжденія противъ насъ, самыя невѣжественныя понятія о Россіи украшаютъ головы умнѣйшихъ, образованнѣйшихъ и ученѣйшихъ мужей Европы! Ни противъ кого съ такою легкостью, съ такимъ единодушіемъ и во всякую минуту не способно быть возбуждено общественное мнѣніе всей Западной Европы, и возрости до кипѣнія ненависти, до бѣшеной пѣны у рта, какъ противъ Россіи! Но независимо отъ этихъ тайныхъ, духовныхъ пружинъ самые политическіе интересы Западноевропейскихъ державъ не представляютъ имъ достаточно поводовъ препятствовать давленію Наполеона на Россію, еслибъ такое давленіе онъ счелъ для себя полезнымъ. Россія нужна имъ только какъ опора противъ самого же Наполеона; какъ скоро же она не признаетъ совмѣстнымъ съ своими разсчетами вступать вмѣстѣ съ ними въ коалицію противъ Наполеона и жертвовать своими интересами интересамъ Германіи или Англіи, — она, напротивъ, страшитъ ихъ возможностью сближенія съ Франціей, и, безъ малѣйшаго съ ихъ стороны зазрѣнія совѣсти, можетъ быть оставлена, въ роковой часъ борьбы, всѣми своими союзниками. Мы видѣли это въ Восточную войну; видѣли и въ прошломъ году. Конечно, Пруссія не разрывала союза съ Россіей, но не была и особенно дѣятельной ей помощницей; къ тому же этотъ способъ дѣйствій отозвался невыгодно на внѣшнихъ отношеніяхъ Пруссіи къ прочимъ Европейскимъ державамъ и поставилъ ее, какъ говорятъ дипломаты, въ «изолированное» положеніе. Въ настоящее же время Пруссія перемѣнила свою политическую систему, и ея политическіе интересы могутъ теперь легко столкнуться съ нашими, какъ на Балтійскимъ морѣ, такъ и въ самой Германіи. Если въ прошломъ году дипломатическая кампанія противъ Россіи не имѣла успѣха и не повела къ войнѣ, то это потому собственно, что она касалась такого вопроса, — того единственнаго вопроса, въ разрѣшеніи котораго интересы Австріи, Пруссіи и Россіи считаются солидарными между собою. Этотъ вопросъ — Польскій.
Есть почва вполнѣ пригодная для коалиціи Европы противъ Россіи — это вопросъ Восточный. Англія, конечно, желала бы лучше оставить этотъ вопросъ совершенно въ сторонѣ или похозяйничать въ немъ одна, безъ союзниковъ, но дабы не допустить совмѣстнаго разрѣшенія этого вопроса Россіею и Франціей), она предпочтетъ, какъ и въ 1854 году, союзъ съ Франціей въ войнѣ противъ Россіи. Австрія, имѣя виды на Славянскія земли, рада будетъ вознаградить себя хоть чѣмъ-нибудь за потери свои въ Италіи, а Пруссія, не имѣющая прямыхъ интересовъ въ Турціи, рада будетъ отвлеченію всѣхъ силъ Европы на Югъ и Востокъ, и устраненію помѣхъ для ея происковъ на Сѣверѣ. Турція, Славянскія земли — вотъ единственное свободное поле дѣйствія для Наполеона, вотъ единственное прибѣжище, которое остается для Западно-европейской политики въ случаѣ, если почувствуется потребность въ какомъ-нибудь выходѣ изъ запутанныхъ тягостныхъ отношеній, въ замѣнѣ дипломатическаго дѣйствія событіемъ положительнымъ, и вообще въ разрѣшеніи тому мудреному, ненормальному положенію, въ которое поставлены всѣ Европейскія державы.
Мы сказали, что Наполеону необходима или Европейская война или Европейскій конгрессъ. Дѣйствительно, конгрессъ могъ бы вполнѣ замѣнить войну, — точно такъ же передѣлать карту Европы, точно такъ же возвысить силу и славу Франціи, какъ и успѣшная война. Мы знаемъ также, что нѣкоторыя державы, упорно возстававшія противъ мысли о конгрессѣ годъ тому назадъ, начинаютъ теперь уже склоняться на это предложеніе Наполеона, предпочитая, повидимому, конгрессъ — войнѣ, и изъ двухъ золъ выбирая меньшее. Но это, думаемъ мы, не больше, какъ проволочка: онѣ даютъ свое согласіе на конгрессъ, потому что не вѣрятъ въ него, — да конгрессъ и дѣйствительно состояться не можетъ, какъ потому, что Россія никогда не захочетъ предоставить конгрессу рѣшеніе Польскаго вопроса, который она признаетъ своимъ внутреннимъ, а не Европейскимъ, — такъ и потому, что и другія державы не могутъ не потребовать разныхъ ограниченій въ программѣ конгресса. И Австріи и Пруссіи едвали не выгоднѣе допустить Европейскую войну съ Россіей изъ-за Восточнаго вопроса, войну, въ которой вся тяжесть пала бы на Францію, а не на нихъ, — нежели допустить конгрессъ и въ самомъ дѣлѣ подчинить его разрѣшенію вопросы Германскій, Папскій, Польскій и т. д.: не лучше ли выждать событій и возложить надежду на ихъ случайность, лелѣя въ то же время мысль, что авось либо имперія Французовъ наконецъ исчезнетъ, и неудача Наполеона въ войнѣ съ Россіей возвратитъ имъ, Нѣмцамъ, полную свободу дѣйствій?!
Сдѣлаемъ же выводъ изъ всего нами сказаннаго:
Положеніе Европы ненормально, натянуто, и требуетъ разрѣшенія. Пруссія, выйдя изъ старой своей колеи, не можетъ остановиться на полдорогѣ и должна увѣнчать свою смѣлость какимъ-нибудь существеннымъ успѣхомъ или пріобрѣтеніемъ: это возможно только съ помощью Наполеона, которая, конечно, можетъ быть куплена не иначе, какъ дорогою цѣною. Англія, несмотря на прославленную мудрость ея министровъ, не совсѣмъ довольна тою ролью, которую ей пришлось выполнять въ дипломатической игрѣ послѣднихъ лѣтъ, и предчувствуетъ необходимость ускорить разрѣшеніе Восточнаго вопроса, дабы сообщить ему направленіе, согласное съ своими видами и не дать овладѣть имъ Наполеону или Россіи. Австрія нуждается въ союзѣ Наполеона и въ возмѣщеніи потерь своихъ въ Италіи: это возмѣщеніе возможно только въ предѣлахъ Турціи. Наполеону необходимы новые успѣхи, новыя событія, опираясь на которыя онъ могъ бы найти разрѣшеніе всей, имъ же созданной путаницѣ и имъ же поднятымъ вопросамъ; необходимо наконецъ отвлечь вниманіе Французовъ отъ внутреннихъ къ внѣшнимъ интересамъ. Выходъ изъ этого положенія — или Европейскій конгрессъ или Европейская война. Европейскій конгрессъ еще невозможенъ, но слухи о согласіи на него Англіи и, какъ говорятъ, Пруссіи и даже Австріи, служатъ симптомомъ такого состоянія дѣлъ, которое должно окончиться, за невозможностью конгресса, войною. Война эта можетъ быть только съ Россіей и за Восточный, а не Польскій вопросъ. Россія есть единственная Европейская держава, противъ которой Наполеонъ можетъ выступить войною — оставаясь въ союзѣ со всѣми прочими Европейскими державами и сопровождаемый симпатіями и одобреніемъ общественнаго мнѣнія всей Европы. Европейская коалиція мыслима теперь только противъ Россіи, а такъ какъ Наполеонъ, несмотря на Восточную войну, не пріобрѣлъ себѣ въ Россіи послушнаго и покорнаго союзника, такъ какъ коалиція противъ Наполеона могла бы опираться только на Россію, то, не говоря уже о другихъ причинахъ, лишить Европу этой опоры — должно входить въ непремѣнный планъ дѣйствій Наполеона.
Мы желали бы быть лживымъ пророкомъ, — мы не знаемъ, какія новыя случайности могутъ нарушить логическій ходъ явленій, — но всматриваясь въ современное положеніе дѣлъ въ Европѣ, мы приходимъ къ невольному убѣжденію, что въ срокъ, можетъ-быть даже и не слишкомъ отдаленный, мы увидимъ Наполеона, ведущаго за собою на буксирѣ всю Европу, въ войнѣ съ Россіею изъ-за Восточнаго вопроса. Что это за вопросъ? готовы ли мы, вполнѣ ли снабжены оружіемъ и всѣмъ потребнымъ?..