Теперь, когда мысль о политическомъ равновѣсіи въ Европѣ занимаешь лучшія головы. Не безполезно напомнить, что говорилъ Фоксъ въ Парламентѣ въ 1787 году, когда Питтъ, обще съ Пруссіей, хотѣлъ усмирить Голландскихъ патріотовъ, Фоксъ былъ, какъ извѣстно, ораторомъ оппозиціи (партіи противной Министерству); но въ семъ случаѣ онъ одобрилъ совершенно Своего Противника, ибо надлежало всѣми силами удержать равновѣсіе на твердой землѣ въ Европѣ. «Пускай называютъ равновѣсіе мечтою» говорилъ онъ; «эта мечта была въ продолженіе моего политическаго поприща, и будетъ для, меня предметомъ всегдашняго вниманія; я убѣжденъ въ дѣйствительности и важности онаго. Хвалю Г. Питта за то, что онъ имѣлъ духѣ сказать Англичанамъ: скользко ни отяготительны для васъ подати, вы должны еще безъ замедленія наложить на себя новыя ибо дѣло идетъ о сохраненіи равновѣсія въ Европѣ, однимъ словомъ, дѣло идетъ о томъ, чтобы не допустить Францію усилиться».
Одинъ Нѣмецкій писатель изъявляетъ желаніе, на которое конечно отзывается сердце всякаго честнаго человѣка. Чтобы Европейское народное право образовало общій Государственный уставѣ въ Европѣ, и чтобы основаніемъ сего устава было слѣдующее положеніе: «Никакая Держава не имѣетъ власти ни дѣйствовать противъ другой насильственно, ни нарушать вѣрности условій; иначе, другія Державы поступаютъ съ нею, какъ съ общимъ врагомъ. Никакая Держава не можетъ разпространять своихъ границѣ, но еще менѣе сильная Держава можетъ присоединить къ себѣ другую, какъ бы другая мала ни была.» Это легко сказать; но за соблюденіе сего Государственнаго устава могутъ только ручаться личныя склонности Европейскихъ Государей. Одного завоевателя могутъ остановить другіе владѣтели; но когда многіе изъ нихъ устремятся къ завоеваніямъ въ одно время, и подадутъ другъ другу руку для достиженія своей цѣли, гдѣ будетъ тогда Государственный уставѣ Европейскій? Только, одно политическое равновѣсіе можетъ утвердить сей Европейскій уставъ, хотя и равновѣсіе можетъ легко рушиться, какъ скоро та честность, которая возвратясь нынѣ изъ своего изгнанія, возсѣла на троны съ кроткою политикою, будетъ извергнута злодѣйскою рукою. Еще Генрикъ IV имѣлъ намѣреніе образовать Европейскій уставъ Государственный, и естьли бы смерть его не постигла, то онъ привелъ бы, можетъ, свой планъ въ исполненіе.
Государственныя перемѣны можно сравнить съ бурями. Противъ послѣднихъ изобрѣтены отводы громовъ и молній; для чего не сдѣлать того же противъ первыхъ? Сей отводъ есть политическое равновѣсіе. Сила, положеніе, многолюдство, духѣ правленія и народа, состояніе финансовъ, образованіе военной силы, внѣшнія обязательства, — всѣ сіи отношенія вмѣстѣ приносятъ Государству большій, или меньшій вѣсъ. Французская революція можетъ почитаться бомбою, которая пробила домъ насквозь отъ верху до низу, но треснула наконецъ въ ледникѣ. Теперь, когда со всѣхъ сторонъ трудятся загладить слѣды опустошенія, великое Европейское зданіе явится очамъ нашимъ въ лучшей исправности; и слѣдственно тѣ отношенія и связи, которыя существовали до революціи, возобновятся въ ихъ прежнемъ порядкѣ.
Рѣдко въ учрежденія равновѣсія смотрять политики на моральныя силы Государствѣ, хотя сіи однѣ силы удвоиваютъ, или уничтожаютъ физическія. Но соображенія политики не могутъ на нихъ дѣйствовать. Моральныя силы заключаются въ народномъ характерѣ и въ личности каждаго правителя. Первый не измѣняетеся, слѣдственно можно на немъ основываться; послѣдняя перемѣняется съ кончиною правителя, слѣдственно не льзя утвердить на ней прочности политическаго равновѣсія, управляетъ ли Французами Лудовикъ XII, или Бонапартъ, Рускими Александрѣ I, или Чингис-Ханъ, эта великая разница и великой перевѣсъ. Самыя небольшія Державы, подъ властію дерзкаго щастливца, испровергали Европу; вспомнимъ о Швеціи при Карлѣ XII. Однакожъ самые завоеватели будутъ напрасно покушаться на злодѣйскіе замыслы, естьли духъ народа не соотвѣтствуетъ ихъ исполненію. Карлъ XII, повелѣвая Голландцами, едва ли бы дошелъ до Полтаву, И такъ учредитель политическаго равновѣсія долженъ имѣть въ виду сей характеръ народовъ. Изъ него произтекаетъ также народная ненависть и народная любовь. Щастливы тѣ народы, которые живутъ въ ближнемъ сосѣдствѣ съ Франціей. Испанцы, Англичане, Голландцы, столь отличны отъ Французовъ характеромъ. Гордость Испанцевъ, основательный духъ Англичанъ, разсчетливой умъ Голландцевъ никогда не примирятся съ суетною надменностію Французовъ. Владѣтели могутъ заключать фамильные союзы, вступать въ браки, и въ родство, сколько имъ угодно; не смотря на то, народы не породнятся никогда. Сила. можетъ двигать корпусами, а не душами, и слѣдственно многіе народы, постановленные въ одинъ строну, не будутъ никогда оживленія однимъ духомъ. Пока воинства были движущимися только орудіями, не было общаго духа; но благодаря Бонапарту, солдатское воинство изчезло: мы имѣемъ теперь воинства народныя. Государи, убѣжденные, что ихъ могущество состоитъ въ моральной силѣ, пробудили духѣ народовъ; они будутъ впредь основывать свои политическія соображенія не на числѣ, а на познаніи человѣческаго сердца; и тогда число принесешь свою пользу.
Франція остается еще сильною Державою, при той жадности къ завоеваніямъ, которая, со времени ста лѣтъ, безпрестанно въ ней пробуждается, и съ тьмъ суетнымъ духомъ, которой влечетъ Французовъ быть первыми между всѣми народами. Слѣдственно первымъ основаніемъ будущаго равновѣсія политическаго должно быть достаточное соединеніе физическихъ и нравственныхъ силъ, которыя могли бы поставить преграду вѣчно пробуждающемуся тщеславію. Самый бодрый юноша, какими бы силами ни былъ онѣ одаренъ, обезпокоитъ своихъ сосѣдей, когда трое крѣпкихъ и благоразумныхъ мужей будутъ примѣчать за его шагами. Конечно сей юноша будетъ отводить на сторону того, или другого изъ своихъ неусыпныхъ наблюдателей, и стараться всячески преклонить ихъ къ себѣ на сообщества, но моральная сила разнородныхъ характеровъ, укрѣпленная справедливою ненавистію къ поступкамъ юноши, обратить въ ничто его покушенія посѣять раздоры. Однимъ словомъ, Франція не возмутитъ уже Европы и естьли Германія, какъ мы надѣемся, съ, помощію Бога, не разлучитъ дѣтей своихъ подъ различными именами; естьли Австрійцы, Прусаки, Баварцы, Саксонцы и т. д., какъ Нѣмецкіе братья, забудутъ вражду и ссору, чтобы жить только братскомъ согласіи: то Нѣмецкая земля не можетъ бояться и сильной Россіи даже тогда, какъ время возвелобъ на тронъ АЛЕКСАНДРА другаго Владѣтеля, не столь великодушнаго.