Сочиненія И. С. Аксакова.
Общественные вопросы по церковнымъ дѣламъ. Свобода слова. Судебный вопросъ. Общественное воспитаніе. 1860—1886
Томъ четвертый.
Москва. Типографія М. Г. Волчанинова (бывшая М. Н. Лаврова и Ко.) 1886
О нецѣлесообразности системы предостереженій.
правитьНи одинъ независимый органъ русской періодической печати не можетъ, конечно, сочувствовать съ тѣми мѣрами «административнаго произвола» (беремъ выраженіе, освященное оффиціальнымъ употребленіемъ, и ссылаемся на 280 No «Сѣверной Почты»), которыми поражается отъ времени до времени другой подобный же органъ печати, а съ нимъ вмѣстѣ и относительная, и безъ того уже ограниченная, свобода русскаго слова. Ни одно честное изданіе не можетъ не скорбѣть о несчастій, постигшемъ другое изданіе, хотя бы и противоположнаго направленія, не можетъ не смущаться проявленіемъ вновь той силы, которая, дѣйствуя по личному усмотрѣнію, тяготѣетъ, какъ Дамокловъ мечъ, надъ независимостью убѣжденій и искренностью печатной рѣчи. Но при всемъ томъ, — мы увѣрены, — редакторъ пріостановленной теперь на четыре мѣсяца газеты «Москва» не оскорбится нашимъ замѣчаніемъ, что временная пріостановка его газеты имѣла свою добрую, т. е. полезную сторону. Злоключеніе, постигшее «Москву», вызвало вновь печатное обсужденіе вопроса о пригодности системы предостереженій и, какъ узнаемъ мы изъ самой «Сѣверной Почты», породило «слухи о предполагаемомъ будто бы коренномъ измѣненіи системы предостереженій». Это заявленіе «Сѣверной Почты» очень важно: оно свидѣтельствуетъ о настроеніи общественной совѣсти, очевидно неудовлетворяемой тою «несомнѣнною законностью», которая, по свидѣтельству газеты Министерства внутреннихъ дѣлъ, заключается во всѣхъ предостереженіяхъ Министерства внутреннихъ дѣлъ. Свидѣтельство несомнѣнно полновѣсное… «Много было писано, еще болѣе было говорено о мнимой неправильности тѣхъ предостереженій, которыя состоялись съ 1 сентября 1865 г. Взгляды въ отношеніи къ тексту того или другаго изъ нихъ могутъ быть различны, но ихъ законность несомнѣнна», провозглашаетъ «Сѣверная Почта» въ своемъ 280 Д". Съ 1-го же сентября 1865 г., слѣдовательно въ теченіе двухъ лѣтъ съ небольшимъ, такихъ актовъ законности, т. е. предостереженій, состоялось, какъ сосчитала одна петербургская газета, двадцать четыре. Мы не признаемъ ни удобнымъ, яи даже нужнымъ входить въ состязаніе съ «Сѣверною Почтой» по вопросу о «законности». Очевидно, почтенная газета разумѣетъ* здѣсь законность въ особомъ, можетъ-быть въ капомъ-нибудь высшемъ и болѣе широкомъ смыслѣ, — не ту, которая основана на положительномъ законѣ, ибо существенное, отличительное свойство административныхъ взысканій въ томъ и состоитъ, что имъ законъ не писанъ и что они налагаются «по личному усмотрѣнію». Иначе не зачѣмъ было бы «Сѣверной Почтѣ» и приводить подлинникомъ мнѣніе большинства коммиссіи 1863 года въ оправданіе «административнаго произвола» присущаго системѣ предостереженій, проектъ которой былъ выработанъ этою коммиссіей. Право административныхъ взысканій, — говоритъ большинство этой коммиссіи, возражая на мнѣніе меньшинства, — принадлежитъ къ числу чрезвычайныхъ мѣръ, "и потому совершенно напрасно было бы доказывать (какъ это дѣлаетъ меньшинство), что основаніемъ административнымъ взысканіямъ служитъ произволъ, что онъ противенъ понятію законности и формальной легальности, и пр. Проектъ (системы предостереженій, составленный большинствомъ коммиссіи) не только не отрицаетъ справедливости этихъ возраженій, а напротивъ самъ заявляетъ, на. стр. 27, что «принятъ за общую систему такой порядокъ преслѣдованія было бы несогласно съ понятіями о правильномъ законодательствѣ» («Сѣв. Почта» № 280). Итакъ, вполнѣ соглашаясь съ мнѣніемъ большинства коммиссіи (съ которымъ соглашается и «Сѣверная Почта», ибо приводитъ его въ защиту системы предостереженій), что начало, лежащее въ основаніи этой системы, противно понятію законности, и принимая къ свѣдѣнію заявленіе той же "Сѣверной Почты «, въ томъ же Лк. о „несомнѣнной законности“ распоряженій, основанныхъ на этомъ началѣ „противномъ законности“, — перейдемъ опять къ слухамъ о предполагаемомъ измѣненіи сей системы. Въ этихъ слухахъ сказался говоръ общественнаго мнѣнія; ими утѣшалась общественная совѣсть; въ нихъ выразилась потребность соглашенія дѣйствующихъ законовъ съ общественными „понятіями о правильномъ законодательствѣ“, какъ выражается коммиссія 1803 года. Но на этотъ разъ „Сѣверная Почта“ не нашла возможнымъ успокоить общественное мнѣніе и удовлетворить, хоть какою-нибудь надеждою, общественную потребность примѣненія къ практикѣ „понятій о правильномъ законодательствѣ“. Оффиціальная газета прямо и рѣшительно объявляетъ, въ концѣ своихъ статей, что относительно системы предостереженій ни „отмѣны, ни существеннаго измѣненія теперь не предвидится“.
Тѣмъ не менѣе нельзя не поблагодарить „Сѣверную Почту“ какъ за оглашеніе мнѣнія коммиссіи 1862 г. и большинства коммиссіи 1853 года, вырабатывавшихъ проектъ о предостереженіяхъ, такъ и за оглашеніе нѣкоторыхъ собственныхъ взглядовъ сей газеты на тотъ же предметъ: этимъ самымъ „Сѣверная Почта“ какъ бы приглашаетъ всю періодическую печать къ обсужденію и оцѣнкѣ опубликованныхъ соображеній. Впрочемъ статьи „Сѣверной Почты“ служатъ сами косвеннымъ отвѣтомъ на превосходную статью „Современныхъ Извѣстій“ и вызваны ею. Эта „маленькая газета“, какъ „Современныя Извѣстія“ сами себя называютъ, кажется одна въ литературѣ и подняла голосъ но поводу послѣдняго, третьяго, или шестого въ теченіи 1867 года, предостереженія, даннаго газетѣ „Москва“. „Современныя Извѣстія“ справедливо увидѣли въ этомъ частномъ фактѣ вопросъ общій, близкій интересамъ какъ общества, такъ и самого правительства, и не касаясь самаго предостереженія, пріостановившаго изданіе „Москвы“, предъявили въ своемъ 7-мъ No споръ „противъ самаго начала административныхъ взысканій, и притомъ въ формѣ, которую усвоило наше законодательство“. Скоръ этотъ предъявленъ газетою изъ „желанія блага странѣ, блага правительству, — изъ желанія, чтобы продолжало быть крѣпко довѣріе народа къ правительству“. Статья „Современныхъ Извѣстій“ доказываетъ далѣе, что „голымъ обнаруженіемъ правительственной силы не созиждется любви, что напротивъ любовью созидается самая сила, и что народъ нашъ потому дорожитъ силою своего правительства, что его любитъ и уважаетъ“. „А предоставлять первостепеннымъ органамъ власти, — продолжаетъ далѣе газета, — право и обязанность карать по своему усмотрѣнію, возлагать на нихъ отвѣтственность въ произволѣ, значить ли пріумножать средства въ воспитанію въ народѣ чувства уваженія, любви, довѣрія къ правительству?“ Въ тѣхъ толкованіяхъ, къ которыхъ подаетъ поводъ въ публикѣ, а въ площадныхъ крикунахъ въ особенности, административная пріостановка или запрещеніе изданія, не гораздо ли большій, — спрашиваютъ далѣе „Современныя Извѣстія“ — „не гораздо ли большій кроется элементъ безпорядка, чѣмъ въ самой невоздержности печати?“ Эти слова, чуждыя всякаго раздраженія, проникнутыя самымъ искреннимъ желаніемъ справедливости и мира, самою несомнѣнною благонамѣренностью, и такъ тепло доказывающія вредную сторону».системы предостереженій для самого правительства, оставлены «Сѣверною Почтой» безъ опроверженія. Она возразила собственно на то мѣсто статьи, гдѣ редакторъ «Современныхъ Извѣстій» доказываетъ между прочимъ, что хотя «слѣдовало бы ожидать, что административное взысканіе караетъ легче нежели судъ», но «на дѣлѣ, изъ всѣхъ наказаній, налагаемыхъ уголовнымъ закономъ, кромѣ лишенія правъ состоянія, едвали какое тяжеле третьяго административнаго предостереженія». Авторъ статьи, развивая далѣе свою мысль, спрашиваетъ: «есть ли проступокъ или преступленіе, за которое уголовная пеня равнялась бы десяткамъ тысячъ рублей? А такова пеня, налагаемая третьимъ предостереженіемъ, способная разорить издателя. Словомъ, это кара слишкомъ тяжкая, почти всегда болѣе тяжкая чѣмъ сама вина», и пр. На это «Сѣверная Почта» ограничилась такимъ возраженіемъ: «нельзя теперь (почему же именно „теперь“?) придавать особенную важность болѣе или менѣе гадательнымъ исчисленіямъ цифры убытковъ, которымъ подвергается пріостановленное изданіе». На какомъ основаніи «Сѣверная Почта» признаетъ исчисленія убытковъ гадательными, — это не: объяснено. Оффиціальному органу печати, конечно, такіе убытки невѣдомы, но въ мірѣ неоффиціальной періодической печати эти убытки хорошо извѣстны, особенно когда газета пріостанавливается распоряженіемъ власти въ самый разгаръ подписки, — а это послѣднее обстоятельство, т. е. время подписки, не можетъ же ускользать, да конечно и не ускользаетъ отъ проницательности начальства…
Редакторъ «Современныхъ Извѣстій», г. Гилровъ-Платоновъ, въ подтвержденіе своей статья, помѣстилъ мнѣніе, поданное имъ, въ качествѣ члена упомянутой выше коммиссіи 1866 г. Это мнѣніе меньшинства, т. е. г. Гилярова-Платонова и еще двухъ членовъ, хотя и признаетъ административныя взысканія «неизбѣжнымъ зломъ на первыхъ порахъ» (это было высказано еще до судебной реформы), но старается, по крайней мѣрѣ, придать системѣ этихъ взысканій характеръ перехода къ болѣе правильной системѣ взысканій по суду, когда новый судъ будетъ у насъ устроенъ (что, благодареніе Богу, уже совершилось). По мнѣнію меньшинства, Совѣтъ Главнаго Управленія по дѣламъ печати долженъ имѣть голосъ но совѣщательный только (какъ теперь), но рѣшительный, отъ министра независимый, такъ чтобъ административныя предостереженія и взысканія были налагаемы не иначе, какъ «коллегіальнымъ приговоромъ». При противномъ условіи, т. е. при одноличномъ административномъ произволѣ, «нѣтъ сомнѣнія», — съ какимъ-то зловѣщимъ увлеченіемъ пророчило меньшинство коммиссіи, — «нѣтъ сомнѣнія, произойдетъ не одинъ случай, когда, вслѣдствіе личныхъ соображеній, будутъ даны, вопреки мнѣнію совѣта, замѣчанія періодическимъ изданіямъ, столь же противныя истиннымъ общественнымъ интересамъ, сколько и компрометирующія правительство». Мы возвратимся въ другой разъ къ этому мнѣнію, во многихъ отношеніяхъ очень замѣчательному и предлагавшему, конечно, болѣе обезпеченія печатному: слову, чѣмъ мнѣніе большинства коммиссіи, а теперь перейдемъ прямо къ возраженію «Сѣверной Почты». Въ двухъ своихъ №№ 279 и 280, почтенная газета проводитъ мысль, что ничего такого, въ современномъ положеніи дѣлъ печати, не произошло, что бы не было заранѣе предусмотрѣно, взвѣшено, соображено коммиссіями 1862 и 1663 годовъ, и что бы указывало на необходимость измѣненія въ выработанной тогда системѣ административныхъ взысканій, окончательно формулированной въ законѣ 6 апрѣля 1866 года. Въ подкрѣпленіе сбояхъ доводовъ, «Сѣверная Почта» приводитъ, какъ мы уже сказали, подлинное мнѣніе 6-ти членовъ или большинства коммиссіи, возражающее мнѣнію меньшинства. Отлагая до другаго времени подробный разборъ аргументаціи большинства, мы рѣшаемся теперь замѣтить «Сѣверной Почтѣ», что даже самое большинство, представляя свой проектъ, признавало его. мѣрою временною, чрезвычайною, сопряженною съ немалыми неудобствами, но обусловленною тогдашнимъ состояніемъ русскихъ судовъ. «Эти неудобства, говоритъ коммиссія, не могутъ быть вполнѣ устранены, пока судъ нашъ не получитъ окончательнаго и повсемѣстнаго устройства». Судъ нашъ, какъ извѣстно, получилъ уже окончательное устройство, и именно въ тѣхъ мѣстахъ, гдѣ сосредоточена литературная дѣятельность Россіи, — слѣдовательно никакъ нельзя согласиться съ мнѣніемъ «Сѣверной Почты», будто все, что нынѣ заявляется относительно системы предостереженій (стало быть и указаніе на введеніе въ дѣйствіе судебныхъ уставовъ 20 ноября), «было уже въ свое время высказано, взвѣшено и отклонено». Такое обстоятельство, какъ введеніе новаго суда, не только не было и не могло быть «отклонено», но напротивъ предуказано, вышеприведенными словами коммиссіи, какъ условіе упраздняющее потребность той «чрезвычайной мѣры», основаніемъ которой, по ея словамъ, «служитъ произволъ, противный понятію законности и формальной легальности». Съ своей стороны, мы позволимъ себѣ напомнить оффиціальной газетѣ подлинное выраженіе высочайшаго указа Правительствующему Сенату, повелѣвавшаго обнародовать законоположеніе о печати 6 апрѣля 1866 г. Указъ начинается слѣдующими достопамятными словами: «Желая дать отечественной печати возможныя облегченія и удобства, Мы признали за благо сдѣлать, въ дѣйствующихъ цензурныхъ постановленіяхъ, при настоящемъ переходномъ состояніи судебной у насъ части и впредь до дальнѣйшихъ указаній опыта, нижеслѣдующія перемѣны и дополненія». Этотъ указъ состоялся до введенія судебной реформы; со введеніемъ же судебной реформы прекратилось, въ тѣхъ мѣстахъ, гдѣ она введена, то переходное состояніе, о которомъ говорится въ указѣ: обстоятельство не малое, которое не мѣшало бы принять хоть въ нѣкоторое соображеніе оффиціальному органу, возвѣщающему, что нѣтъ повода ожидать какихъ-либо измѣненій въ законодательной мѣрѣ, принятой правительствомъ временно и условно. Правда, «Сѣверная Почта», въ своей статьѣ 280 опирается болѣе на «указанія опыта», и на эти-то указанія опыта, какъ они представляются «Сѣверной Почтѣ», мы, изъ уваженія къ мнѣнію оффиціальной газеты, обязываемся, въ одномъ изъ слѣдующихъ обратить достодолжное вниманіе.
О томъ же.
правитьХотя бы, казалось, и не совсѣмъ прилично говорить подъ Новый Годъ о такомъ предметѣ, какъ «предостереженія», мы однакожъ именно желаемъ покончить въ нынѣшнемъ, старомъ еще году, старые, начатые счеты съ «Сѣверною Почтой», съ тѣмъ чтобы не переводить ихъ на годъ новый и не омрачать первыхъ дней или первыхъ нумеровъ «Москвича» грядущаго лѣта разсужденіями объ административныхъ взысканіяхъ.
Основное положеніе двухъ статей «Сѣверной Почты» (279 и 280 NoNo) заключается въ томъ; что «ни отмѣны, ни существеннаго измѣненія» дѣйствующей нынѣ системы предостереженій не предвидится. Это положеніе «Сѣверная Почта» подкрѣпляетъ двоякою аргументаціей: вопервыхъ, тѣмъ, что всѣ современныя возраженія на систему предостереженій были уже варанѣе предусмотрѣны и не содержатъ въ себѣ ничего новаго, ничего такого, что могло бы побудить къ отмѣнѣ или измѣненіямъ; вовторыхъ, ссылкою на указанія опыта. Газета увѣряетъ, что ни къ отмѣнѣ, ни къ измѣненію этой системы не представилось до сихъ поръ, въ теченіи двухъ слишкомъ лѣтъ ея практическаго примѣненія, никакого повода.
О первомъ аргументѣ «Сѣверной Почты» мы уже говорили въ передовой статьѣ 29 декабря, но считаемъ нужнымъ добавить еще нѣсколько словъ. "Когда законъ изданъ, — вѣщаетъ оффиціальный органъ Министерства внутреннихъ дѣлъ, — изданъ въ недавнемъ времени, и притомъ изданъ послѣ продолжительнаго обсужденія, то можно было бы ожидать, что вниманіе сосредоточится на тѣхъ болѣе или менѣе неудобныхъ его частностяхъ или особенностяхъ, которыя могли не имѣться въ виду при его изданіи. Между тѣмъ все то, что нынѣ заявляется относительно системы предостереженій, было уже въ свое время высказано, взвѣшено и отклонено. "Въ доказательство этого «Сѣверная Почта» приводитъ, кромѣ выписокъ изъ мнѣнія коммиссіи 1862 года, подлинное пространное мнѣніе коммиссіи 1863 года, выработавшей проектъ объ административныхъ взысканіяхъ. Въ этомъ мнѣніи изложены подробно побужденія или такъ-называемые «мотивы», заставившіе большинство коммиссіи предпочесть систему предостереженій проекту меньшинства и проекту г. Гилярова-Платонова. Хотя это мнѣніе преисполнено софизмовъ въ родѣ того, что нѣтъ. разницы между судомъ по дѣламъ печати и личнымъ административнымъ усмотрѣніемъ, на томъ основаніи, что то и другое произщволъ: «судъ есть произволъ нѣсколькихъ лицъ, облеченный въ форму», а министерское личное усмотрѣніе есть произволъ одноличный и не формальный, — тѣмъ не менѣе мы не считаемъ нужнымъ пускаться въ подробный разборъ этихъ софизмовъ. Для насъ важно то, въ какой степени это мнѣніе можетъ служить подкрѣпленіемъ основному положенію «Сѣверной Почты». Что же мы видимъ? — Мы видимъ, что большинство коммиссіи, несмотря на всѣ свои странныя разсужденія, и начинаетъ и заканчиваетъ, свой докладъ признаніемъ, что порядокъ административныхъ взысканій, какъ произволъ, «противенъ что „принять его за общую систему было бы несогласно съ понятіями о правильномъ законодательствѣ“; что предлагаемая проектомъ система предостереженій есть мѣра „чрезвычайная“, временная, „переходная“, условная, необходимая только до тѣхъ поръ, „пока судъ нашъ не получитъ окончательнаго устройства“.
Переходное значеніе этой системы впредь до окончательнаго устройства судебной части — выражено и въ словахъ Высочайшаго указа 6 апрѣля 1865 года, уже приведенныхъ нами третьяго дня.
Судъ окончательно устроенъ, а вмѣстѣ съ тѣмъ упраздняется и то основное, единственное условіе, которое дѣлало систему предостережній необходимою и заключало въ себѣ весь raison d'être, смыслъ и оправданіе. Если дальнѣйшее ея существованіе и можетъ быть допущено, то по какимъ-либо инымъ причинахъ, и во всякомъ случаѣ не тѣхъ, которыя изложены въ мнѣніи большинства коммиссіи, и на которыя такъ неудачно сослалась „Сѣверная Почта“. Почтенной газетѣ слѣдовало бы, по крайней мѣрѣ, опровергнуть, отклонить, разъяснить, если можно, въ свою пользу этотъ условный характеръ законодательной хѣры объ административныхъ взысканіяхъ, но никакъ уже не преходить его молчаніемъ. А „Сѣверная Почта“ какъ будто его и не примѣчаетъ, и такимъ образомъ, своимъ увѣреніемъ, что къ отмѣнѣ или измѣненію системы предостереженій не представилось никакого основанія, становится въ прямое, вопіющее противорѣчіе не только съ фактомъ, не только съ мнѣніемъ большинства коммиссіи, на которое ссылается такъ не кстати, но и съ подлинными словами Высочайшаго указа, опредѣлившими за закономъ 6 апрѣля характеръ временный и условный.
Покончивъ съ первою частью аргументаціи „Сѣверной Почты“, перейдемъ ко второй. Не будетъ ли она удачнѣе? Здѣсь оффиціальная газета на почвѣ оффиціальной практики: какія же указанія далъ ей опытъ?
Прежде всего то, что „законность всѣхъ до сихъ поръ данныхъ предостереженій несомнѣнна“… На чемъ основано такое положительное и рѣшительное удостовѣреніе газеты Министерства внутреннихъ дѣлъ — не разъяснено. Вѣроятно — на личномъ убѣжденіи самой редакціи или автора статьи, такъ какъ другихъ никакихъ основаній въ статьѣ не предъявлено. Уважая всякое личное убѣжденіе, если оно искреннее, — а въ искренности оцѣнки, дѣлаемой „Сѣверною Почтой“ двадцати четыремъ предостереженіямъ, изшедшимъ, въ теченіи двухъ лѣтъ, изъ Министерства внутреннихъ дѣлъ, было бы странно и сомнѣваться, — мы пройдемъ мимо этого торжественнаго заявленія почтенной газеты. Мы уже указали въ первой нашей статьѣ на несогласіе выраженія „законность“ съ выраженіями коммиссіи, будто „порядокъ административныхъ взысканій противенъ законности“; намъ остается сказать, что это заявленіе „Сѣверной Почты“ не можетъ служить ни указаніемъ опыта, ниже какимъ-либо другимъ доказательствомъ. Пойдемъ далѣе.
„Сѣверная Почта“ не видитъ основанія къ нападеніямъ (если позволено будетъ такъ выразиться) на систему предостереженій, такъ какъ „никто не былъ въ нравѣ предполагать, что эта именно часть закона останется мертвою буквой“. Никто этого и не предполагалъ; еслибъ она осталась мертвою буквою, о ней но было бы и рѣчи; но именно потому, что она не осталась мертвою буквою и дала себя внять на практикѣ 24 предостереженіями, пріостановленіемъ многихъ изданій, нравственнымъ и существеннымъ матеріальнымъ ущербомъ для многихъ издателей, — именно потому и раздаются сѣтованія, и волнуется общественное мнѣніе, и ищетъ успокоить себя слухами, общественною же совѣстью порождаемыми, объ отмѣнѣ или измѣненіи системы предостереженій. „Сѣверная Почта“ съ нѣкоторою суровостью возвращаетъ общественное мнѣніе изъ области радужныхъ мечтаній въ область современной дѣйствительности и категорически опровергаетъ успокоительные слухи: мы благодарны газетѣ за откровенность ея заявленія и принимаемъ его къ свѣдѣнію, — но не можемъ не признать, что такое заявленіе ни въ какой аргументаціи не нуждается. „Слухи, которыми утѣшается общественное мнѣніе, несправедливы“ — этого было бы и довольно, и даже весьма краснорѣчиво. Но отважившись выйдти въ поле аргументаціи и усиливаясь доказать, что нѣтъ ни повода къ подобнымъ слухамъ, ни даже основанія желать измѣненій въ системѣ административныхъ взысканій, „Сѣверная Почта“, кажется намъ, ступила на путь невѣрный, трудный, ея обычаю не совсѣмъ свойственный, на которомъ, по крайней мѣрѣ въ настоящемъ случаѣ, ей нѣтъ удачи.
Послѣ неловкаго довода о мертвой буквѣ, почтенная газета говоритъ далѣе слѣдующее: „Никто въ настоящее время, т. е. по изданіи закона 6 апрѣля, не можетъ утверждать, что издатели журналовъ и газетъ, подвергшіеся предостереженіямъ, не были достаточно и въ полной мѣрѣ предупреждены“. Чѣмъ предупреждены? Тѣмъ 29 § II отд., который гласитъ, что г. министръ внутреннихъ дѣлъ можетъ дѣлать предостереженія по личному усмотрѣнію? Но какъ же можно предусмотрѣть личное усмотрѣніе? Кому дано проникнуть въ чужой личный образъ мыслей и увѣдать безошибочно чужое личное міросозерцаніе? Да и можетъ ли входить въ обязанность литературы соображаться съ личнымъ міросозерцаніемъ кого бы то ни было, особенно же когда тѣ, отъ личнаго усмотрѣнія которыхъ зависитъ дать или не дать предостереженіе, все же въ нѣкоторомъ родѣ простые смертные, способные я сами измѣнять свои воззрѣніи, да и просто смѣняться? Не видимъ мы развѣ совершеннаго измѣненія въ направленія настоящаго Министерства народнаго просвѣщенія, сравнительно съ направленіемъ предшествовавшимъ въ томъ же Министерствѣ? Не подвергаются ли книги, одобренныя Совѣтомъ учебныхъ заведеній два года тому назадъ, нынѣ положительному порицанію, а книги неодобренныя — одобренію? Не читали ли мы наконецъ всѣ, на дняхъ, отзывъ канцлера Имперіи въ депешѣ, на имя генерала Игнатьева, обнародованной отъ правительства въ числѣ прочихъ, что въ Россіи можно свободно выражать мнѣнія о дѣйствіяхъ даже нашей политики и даже лично самого князя Горчакова? „Я предпочитаю нападки порабощенію мысли“ — говоритъ князь Горчаковъ, — порабощенію, которое не соотвѣтствуетъ реформамъ, вводимымъ нашимъ августѣйшимъ Монархомъ. Успѣхъ ихъ весьма много зависитъ отъ сознанія своего собственнаго достоинства тѣми, которые призваны привести указанныя реформы въ исполненіе, но подобное сознаніе не можетъ возникнуть, гдѣ подавляется мысль». И если о канцлерѣ Имперіи, министрѣ иностранныхъ дѣлъ, допускается полная свобода въ выраженіи мнѣнія, то на какомъ же основаніи позволитъ себѣ предположить издатель газеты, что за такой же свободный отзывъ, не только о другихъ министрахъ, но о лицахъ второстепенныхъ, и не только о дѣйствіяхъ Императорскаго кабинета, но о распоряженіяхъ административныхъ, онъ подвергнется предостереженію и даже вынужденному молчанію? А между тѣмъ это именно и случалось. За примѣромъ ходить не далеко… Какое же общее основаніе, какое же «предупрежденіе» могъ бы навлечь для себя издатель изъ такого положенія дѣлъ? Ничѣмъ, не только въ волной мѣрѣ, но и въ никакой, издатели газетъ и журналовъ не были и не могли быть предупреждены, какъ выражается «Сѣверная Почта», въ виду системы «личнаго усмотрѣнія».
Пойдемъ опять далѣе. «Ни одно изданіе не было пріостановлено», — аргументируетъ никогда не подвергающаяся предостереженіямъ газета, — «безъ собственной и очевидно настойчивой на то рѣшимости издателей». Здѣсь уже сами «Сѣверная Почта» рѣшается проникнуть въ помыслы и душу издателей! Ей данъ спеціальный даръ вѣдать издательскія сердца. Но спеціалистъ-сердцевѣдецъ, авторъ статьи, никакимъ доказательствомъ не подтверждаетъ своей проницательной догадки. Мы даже обращались за справками и къ издателямъ, подвергавшимся злополучію пріостановки, соображались и съ общественными впечатлѣніями, предполагая, что «очевидное» для «Сѣверной Почты» должно хоть отчасти, хоть en trois quarts, быть видимо и для публики: мы положительно можемъ завѣрить, что третье предостереженіе, постигшее самую послѣднюю изъ недавно пріостановленныхъ газетъ (да, кажется, кромѣ ея никто въ вынужденномъ безмолвіи и не обрѣтается), послѣдовало вовсе не за ту статью, отъ которой публика ожидала какихъ-либо неблагопріятныхъ для изданія послѣдствій, а за другую, сравнительно ничтожную. Да и какой же разсчетъ для издателя настойчиво и съ рѣшимостью домогаться пріостановки? Всякая пріостановка подвергаетъ его убыткамъ, необходимости возвращать деньги подпищикамъ, содержать контору и весь составъ сложнаго газетнаго механизма — понапрасну. Можетъ-быть «Сѣверная Почта» ожидала, что послѣ втораго предостереженія издатели газетъ вдругъ понизятъ голосъ, изъ тона мажорнаго перейдутъ въ минорный и будутъ усиливаться идти въ ладъ съ «личнымъ усмотрѣніемъ». Но, предъявляя притязаніе на сердцевѣдѣніе, могла бы «Сѣверная Почта» и сама разсудить, что административная кара, налагаемая безъ допроса и объясненія, еще не пораждаетъ въ караемомъ убѣжденія въ ея справедливости и менѣе всего способна, какъ выражается издатель «Современныхъ Извѣстій», воспитывать чувства любви и кротости. Мудрость правительственная должна бы, кажется, избѣгать всего, что безъ всякой нужды вноситъ въ общество и въ особенности въ дѣятельность такого органа общественной жизни, какъ литература, элементъ раздраженія, — а ничто такъ не способно вносить этотъ вредный для общественнаго развитія элементъ, какъ тотъ порядокъ административныхъ взысканій, который, — по тѣмъ словамъ, которыя сама «Сѣверная Почта» цитуетъ въ подкрѣпленіе своихъ мнѣній, — «противенъ законности и несогласенъ съ понятіями о правильномъ законодательствѣ».Спрашиваемъ «Сѣверную Почту», способенъ ли такой порядокъ благотворно и умирительно дѣйствовать на развитіе общественной мысли и слова? Пусть сравнитъ она современное отношеніе народа и общества къ новому, гласному, правильному суду, и ихъ же прежнее отношеніе къ старому судебному порядку и вообще ко всякому проявленію административнаго произвола…
Посмотримъ, не будетъ ли счастливѣе «Сѣверная Почта» въ своихъ дальнѣйшихъ доводахъ. «Когда объявлено предостереженіе», говорятъ она, «всякому изданію предстоитъ выборъ между принятіемъ или непринятіемъ его къ соображенію и руководству на будущее время.» Этотъ доводъ уничтожается самъ собою, послѣ всего нами выше изложеннаго. Замѣтимъ только, что никакое предостереженіе не можетъ служить руководствомъ на будущее время, ибо поводы къ предостереженіямъ разнообразны и неуловимы. Наконецъ, какое руководство можно извлечь себѣ, напримѣръ, хоть изъ предостереженія, даннаго газетѣ «Голосъ» за неучтивый отзывъ объ императрицѣ Французовъ, когда болѣе чѣмъ неучтивые отзывы о главѣ Оттоманской имперіи сходятъ съ рукъ благополучно, и когда всѣ мы читаемъ сплошь да рядомъ самые лживые и гнусные отзывы во французскихъ и иныхъ чужестранныхъ газетахъ о нашемъ Русскомъ Государѣ?
«Незнаніемъ предѣловъ, продолжаетъ далѣе оффиціальная газета, — гдѣ начинается рискъ предостереженія и гдѣ наступаетъ его достовѣрность — не могутъ отзываться опытные въ дѣлѣ печати издатели». Рискъ предостереженія! Этимъ выраженіемъ «Сѣверная Почта» весьма вѣрно характеризуетъ современное положеніе печати. Только едвали понятіе о рискѣ, какъ о чемъ-то неопредѣленномъ, неуловимомъ, ошибочномъ, гадательномъ, случайномъ, умѣстно въ отношеніяхъ лица подвластнаго къ власти и можетъ быть признано за основаніе къ обезпеченію лица отъ тяжкой административной кары? Развѣ существуетъ какое-либо внѣшнее, объективное мѣрило риска, особенно въ виду системы «личнаго усмотрѣнія?» Нельзя не пожалѣть о положеніи издателей, поставленныхъ, по признанію самого органа Министерства внутреннихъ дѣлъ, между рискомъ и достовѣрностью. Такъ какъ рискъ предполагаетъ непремѣнно случайность, возможность удачи, то, стало-быть, сама «Сѣверная Почта» допускаетъ въ системѣ административныхъ взысканіе начало случайности и удачи…. Разсужденіе со стороны «Сѣверной Почты» — рискованное и едвали удачное!
Наконецъ" послѣдній аргументъ «Сѣверной Почты», прибереженный ею къ концу, состоитъ въ томъ, что система предостереженій не остановила развитія нашей безцензурной печати, такъ какъ число журналовъ и газетъ безпрестанно возрастаетъ: «стало-быть, заключаетъ „Сѣверная Почта“, существованіе періодической печати при законѣ 6 апрѣля вполнѣ возможно». Мы позволимъ себѣ замѣтить оффиціальному органу, что даже до появленія закона 6 апрѣля, при условіяхъ прежней невыносимой цензуры, число періодическихъ изданій не уменьшалось, а постоянно возростало. «Сѣверной Почтѣ» не трудно будетъ навести объ этомъ справку. Что-жъ это доказываетъ? Это доказываетъ, что потребность въ печатномъ выраженіи мысли такъ же существенна какъ воздухъ, неутолима и неудержима, по мѣрѣ общественнаго развитія. Это доказываетъ энергію общественнаго духа, не ослабѣвавшаго въ надеждѣ, что авось-либо настанетъ лучшее время и проглянетъ хоть косвенный лучъ свободы мысли и слова. Косвенный лучъ проглянулъ, но общество продолжаетъ жаждать болѣе полнаго свѣта, особенно въ виду заявленныхъ обѣщаній, что законъ 6 апрѣля есть только временная и переходная мѣра. Но, стало-быть, замѣтитъ «Сѣверная Почта», настоящее положеніе лучше прежняго? Безъ сомнѣнія лучше, изъ чего еще не слѣдуетъ, чтобы оно было совсѣмъ хорошо, по крайней мѣрѣ для насъ, пишущихъ и печатающихъ. Къ этому однакожъ слѣдуетъ добавить, что съ появленіемъ у насъ безцензурной печати, условія стараго цензурнаго порядка естественно измѣнились и стали несравненно тягостнѣе, чѣмъ прежде; это совершилось вполнѣ логически: цензурное одобреніе дѣлаетъ теперь правительство болѣе чѣмъ когда-либо отвѣтственнымъ за одобряемое. Вотъ почему, между прочимъ, при постепенномъ развитіи потребности въ журналахъ и газетахъ, издатели, стремящіеся удовлетворить эту потребность, избѣгаютъ цензуры въ наше время еще ревностнѣе, чѣмъ прежде. Такимъ образомъ и этотъ доводъ «Сѣверной Почты» о возрастаніи числа газетъ я журналовъ, способный свидѣтельствовать съ одинаковою силой въ пользу системы предостереженій, какъ и предварительной цензуры, — оказывается безсильнымъ для оправданія ея основнаго положенія о томъ, что существующій порядокъ административныхъ взысканій не требуетъ существенныхъ измѣненій. Мы остаемся при нашемъ убѣжденіи, что эта система настолько же невыгодна для литературы, какъ и для самого правительства; мы, несмотря на заявленіе оффиціальной газеты, продолжаемъ упорно надѣяться, что рано или поздно эта система измѣнится, и еще упорнѣе вѣримъ въ слова Высочайшаго указа, что законоположеніе 6 апрѣля есть мѣра только временная и переходная.