О нѣкоторыхъ сочиненіяхъ Графа Альфіери.
правитьСей славный Поэтъ умеръ во Флоренціи въ началѣ минувшаго Октября мѣсяца, имѣя отъ роду 60 лѣтъ. Оригинальный талантъ его, пылкій характеръ, вліяніе — которое имѣлъ онъ на мнѣнія политическія, возникшія въ Италіи въ концѣ осьмнадцатаго вѣка — пріобрѣли ему великую славу въ Европѣ. Трагедіи его переведены на французской языкъ. Не ставя ихъ наравнѣ съ образцовыми произведеніями великихъ Писателей, всѣ согласны, по крайней мѣрѣ, въ томъ, что онѣ отличаются новыми мыслями, что Поэтъ, при всей пылкости воображенія, никогда не удалялся отъ строгихъ правилъ драматическихъ, и что Театръ его ближе къ совершенству нашего, нежели всѣ Театры иностранные. Прочія сочиненія Альфіери — разныя стихотворенія, довольно пространная Поэма о смерти Александра Медициса, и два Трактата политическіе — меньше извѣстны.
Естьли правда, что характеръ Поэта иногда обнаруживается въ его сочиненіяхъ, то можно сказать, что произведенія Графа Альфіери представляютъ тому ясной примѣрь. Въ нихъ виденъ человѣкъ, управляемый сильными страстями, пламенѣющій желаніемъ свергнутъ съ себя иго свѣтскихъ приличій, и соединяющій въ себѣ чудныя противоположности — весь жаръ самой нѣжной чувствительности съ хладными ѳеоріями нынѣшней философіи. При первомъ вступленіи въ свѣтъ, онъ вознегодовалъ на правила, противныя его склонностямъ, и съ тѣхъ поръ предался мрачному человѣконенавидѣнію, очернившему въ глазахъ его всѣ окружающіе предметы; онъ изрекъ въ душѣ своей обѣтъ — разрушить зданіе общества, въ которомъ самъ долженствовалъ занимать отличное мѣсто, сіе расположеніе духа заставило его предаться трудамъ и размышленію; онъ не могъ потушить въ себѣ пожирающаго пламени и, для утѣшенія себя, рѣшился разпространить пагубное ученіе своихъ заблужденій.
Со всѣмъ тѣмъ чувства кроткія не были чужды ему; часто въ самомъ пылу негодованія и бѣшенства, видно въ немъ мягкосердіе самое нѣжное. Нѣтъ сомнѣнія, что въ молодости онъ жестоко былъ огорченъ или униженіемъ, или неудачами, и что нынѣшняя философія доставила ему способы удовлетворить свою досаду; но видно, что характеръ его, самъ по себѣ, былъ добръ, заблужденія не закоренѣлы. Сія противоположность чувствъ особливо находится въ нѣкоторыхъ изъ его Трагедій: не многіе Поэты выводили на сцену такихъ любезныхъ женщинъ, не многіе умѣли представить ихъ столько занимательности. въ ихъ уста влагаетъ онъ такія слова, которыя съ убѣдительною пріятностію изображаютъ добродѣтель чистѣйшую, Такъ въ Трагедіи Пацци, среди ужасныхъ свирѣпствъ, умышляемыхъ Раймондомъ, Гильйомомъ и Сальвіаціемъ, духъ успокоивается характеромъ Бланки, соединенной съ обѣими сторонами узами священнѣйшими, которая старается примирить ихъ, неукротимой ярости противополагая жалобныя взыванія любви супружеской и нѣжности братской. Въ Трагедіи Саулъ, Мяколь — колеблющаяся между любовію, не похожею одна на другую, покорная дочь и страстная супруга человѣка, гонимаго огнемъ ея, готовая утѣшать того, отъ кого должна отказаться, представляетъ подобной контрастъ. Равнымъ образомъ, въ Трагедій Агисъ, дочь Леонидова, вышедшая за Героя, старается всѣми способами — какія Натура даетъ матери и супругѣ — утишить вражду, раздирающую семейство.
Графъ Альфіери собственнымъ примѣромъ оправдалъ мнѣніе, которое подалъ о себѣ симъ соединеніемъ чувствъ, столько противоположныхъ. Пока не видѣлъ нещастій, которыя влечетъ за собою перемѣна правленія, до тѣхъ поръ сильно желалъ ее; но какъ скоро революція ознаменовалась во Франціт ужасами и кровопролитіемъ — онъ отрекся отъ своихъ правилъ и старался уничтожить политическія сочиненія, въ которыхъ проповѣдывалъ пагубную систему. По несчастію, его усилія были тщетны; нѣсколько экземпляровъ изданія нашлось во Франціи: одинъ книгопродавецъ напечаталъ главнѣйшія сочиненія; и сія книги, во множествѣ появившіяся въ Италіи, споспѣшествовали къ подкрѣпленію духа безначалія и крамолы, которой и теперь еще тамъ не погасъ совершенно. Чистосердечное раскаяніе Г. Альфіери должно примирить съ нимъ всѣхъ, которые захотѣли бы упрекать его въ разпространеніи пагубныхъ правилъ; онъ жестоко наказанъ уже и тѣмъ, что опровергающіе вновь принятыя мнѣнія его ссылались на его же собственныя сочиненія, отъ которыхъ онъ отрекался тщетно.
Чтобы дать понятіе о талантѣ и характерѣ Поэта, переведемъ нѣкоторыя мѣста изъ его сочиненій. Поэма: Отмщенная Этрурія, написана въ родѣ эпопеи. Авторъ старается доказать истину своихъ правилъ безначалія событіемъ произшествій, и выбралъ Героемъ Поэмы Лаврентія Мелициса, прозваннаго Лоренцино, которой погубилъ Александра, Герцога Тосканскаго. Дѣйствіе въ ней совершенно вымышленное. Лаврентій, раздраженный тиранскимъ правленіемъ Александра, видитъ во снѣ многихъ великихъ людей древности, которые убѣждаютъ его возвратить свободу отечеству; онъ въ ярости пробуждается и принимаетъ рѣшительное намѣреніе умертвить Герцога. Государя также безпокоило сновидѣніе; ему являлся Страхъ, лице аллегорическое; онъ предвидитъ сбой жребій, трепещетъ, созываетъ Совѣтъ, на которомъ вельможи государственные и духовные представлены ненавистнѣйшимъ образомъ. Поэтъ, возпользовавшись симъ случаемъ, описываетъ чертоги Медицисовъ, и негодуетъ на славныхъ Живописцевъ, изобразившихъ великія дѣянія сего знаменитаго поколѣнія. Между тѣмъ Александръ плѣняется сестрою Лаврентія, приказываетъ заключить въ темницу юношу, которому она была назначена въ замужство, и намѣревается употребить всѣ средства или къ соблазну или къ насилію. Поэтъ весьма живо представилъ сѣтованіе семейства. Въ то самое время, какъ Лаврентій хотѣлъ выдти изъ дому, является передъ нимъ мать его въ печальной одеждѣ. Лице ея показываетъ, какою горестію терзается ея сердце. Дочь приходитъ вмѣстѣ съ нею. «Вдова несчастная! что привязываетъ тебя къ жизни? Ты лишилась супруга; двое дѣтей — вотъ все, что у тебя осталось! Лаврентій и Бланка, послѣдніе залоги любви увидѣли свѣтъ въ одно время; скоро потомъ смерть неумолиная похитила супруга… Всѣ попеченія, всѣ надежды ея клонились къ одной цѣли — къ милымъ младенцамъ, которыхъ смерть пощадила. Первые дни жизни ихъ протекли подъ неусыпнымъ надзираніемъ нѣжной матери, каждая слеза ихъ непосредственно падала на ея сердце. Кто опредѣлитъ мѣру заботъ ея? кто выразитъ, какія перемѣны страха и надежды она испытала? Сколько разъ возводила къ Небу плачущіе глаза, прежде нежели дѣти достигли пятнадцатилѣтняго возраста? Уже добродѣтели и благоразуміе Лаврентія, милыя прелести Бланки, почти изгладили въ памяти ея прежнія несчастія, уже видѣла въ нихъ подпору старости своей; но наступилъ день, въ которой любимыя дѣти долженствуютъ быть для ней предметомъ безпокойствъ ужасныхъ; она видитъ ясно, что Парка, управляемая злобною жалостію, продлила жизнь ея для новыхъ мученій». Мать увѣдомляетъ Лаврентія о намѣреній Александровомъ въ разсужденіи Бланка. Можно догадаться, какой гнѣвъ произвело въ немъ открытіе такого безчестія, онъ выходитъ въ бѣшенствѣ.
Въ полночь Александръ прокрадывается въ домъ Бланки. Лаврентій схватываетъ его, и прежде, нежели предаетъ смерти, вступаетъ съ нимъ въ разговоръ, въ которомъ видны всѣ крайности свирѣпства и мщенія. Этотъ разговоръ заслуживаетъ быть извѣстнымъ, по крайней мѣрѣ по тому, что мало видимъ ему подобныхъ. Александръ укоряетъ Лаврентія въ вѣроломствѣ, и напоминаетъ, какую милость оказалъ ему, принявъ его ко Двору. «Такъ! отвѣчаетъ сей послѣдній: я тотъ Лаврентій, которой покорялся затѣйливымъ прихотямъ твоимъ, какъ покоряется рабъ волѣ своего властелина; тотъ, котораго честь и свобода теперь вооружаютъ для погубленія тебя. Какимъ образомъ ты пришелъ сюда? для чего? Кто изъ насъ подлый, вѣроломный? Говори, говори прежде, нежели этотъ кинжалъ обагрится твоею кровію: не ты ли имѣлъ гнусное намѣреніе обезчестить сестру мою? не ты ли хотѣлъ отягчить меня игомъ тиранства новаго, неслыханнаго? И ты дерзнулъ, и ты надѣялся пережить беззаконной поступокъ! О! постараюсь вывести тебя изъ сего заблужденія. Знай, что я не былъ спокоенъ ни минуты, живучи при нечестивомъ Дворѣ твоемъ; знай, что я ползалъ передъ тобою, говорилъ языкомъ льстеца, чтобы скрыть отъ тебя тайну моихъ намѣреній — но сердце мое алкало твоей погибели; оно алкало ее не для того, чтобы освободить себя отъ твоего тиранства, но чтобы избавить согражданъ моихъ отъ чудовища. Ты питалъ въ вѣроломной душѣ твоей злобу неукротимую въ то самое время, когда хотѣлъ имѣть меня въ числѣ твоихъ ласкателей; ты радовался, видя меня рабомъ своимъ, и ожидалъ нетерпѣливо случая, при которомъ укоренившаяся власть твоя могла бы меня предать смерти. Въ мрачныхъ взорахъ твоихъ, въ притворныхъ улыбкахъ я читалъ твои замыслы. Не думай, что боязнь удержала меня напасть на тебя, окруженнаго льстецами, ненависть моя столь велика, что я охотно-бы согласился умереть съ условіемъ, чтобы ты погибъ прежде моей смерти. Но я не имѣлъ вѣрнаго случая нанести тебѣ ударъ смертоносный: вотъ что удерживало меня! Теперь говори, прежде нежели рука моя сразитъ тебя; говори, соглашаюсь слушать, и проч.» Этотъ разговоръ показываетъ обдуманную жестокость и напоминаетъ нравы Италіянцевъ, которыми они отличались въ свое время. Тогда долго трудились надъ изобрѣтеніемъ средствъ ко мщенію, и равнодушно производили ихъ въ дѣйство. Однакожь Герой Поэмы представленъ не совсѣмъ подлымъ убійцею; Лаврентій предлагаетъ врагу своему поединокъ; получивъ отказъ, отдаетъ ему кинжалъ, и позволяетъ самому лишить себя жизни; наконецъ вонзаетъ оной въ грудь его. Эта сцена слишкомъ ужасна, отвратительна для Поэмы. Альфіери хотѣлъ съ историческою точностію представить нравы того времени, въ которое жили выводимыя имъ лица, но упустилъ изъ виду правило, что въ подобныхъ обстоятельствахъ Поэтъ можетъ и долженъ позволить себѣ нѣкоторыя ограниченія, естьли хочетъ представить картину идеальнаго изящества.
Безпрестанныя движенія душевныя сократили жизнь Графа Альфіери; въ тишинѣ уединенія онъ не могъ наслаждаться спокойствіемъ — симъ источникомъ благополучія. Изъ эпитафіи, сочиненной имъ самимъ за пять лѣтъ прежде смерти, видно, что онъ давно скучалъ жизнію. Вотъ начало ея: Quiesoit hic tandem Victorius Alfierus. Наконецъ здѣсь покоится Викторій Алфіери. Онъ погребенъ во Флоренціи, въ церкви Святаго Креста — въ которой обыкновенно хоронятъ Мужей, отличившихся дарованіями. Увѣряютъ, что послѣ его остались переводы Саллустія, Энеиды и двухъ трагедій Эврипидовыхъ, двѣ трагедіи и столькожъ комедій своего сочиненія, и что все это напечатается въ Италіи въ непродолжительномъ времени.