Никогда не приходило мнѣ въ голову сомнѣваться, что братья мои, животныя о двухъ ногахъ и безъ перьевъ, имѣютъ душу, и что многіе изъ нихъ отличаются превосходнымъ разумомъ; я совершенно увѣренъ, что есть въ мірѣ первая и единственная причина движенія, жизни и порядка для всѣхъ твореній, изъ которыхъ одни предназначены къ бездѣйствію, другія одарены способностію растительною, нѣкоторыя способностію чувствовать, и наконецъ послѣднія получили себѣ въ удѣлъ соединенныя способности, расти, чувствовать и мыслитъ: но если бы потребовали отъ меня изъясненія о существѣ самобытной сей причины, управляющей вселенною; ежели спросили бы меня, въ чемъ состоитъ сущность того начала, которымъ побуждаются на примѣръ Лапонецъ и Философъ, размышляя, одинъ о способахъ усовершенствовать рыболовныя свои орудія, другой о расположеніи своихъ силлогизмовъ; въ такомъ случаѣ я послѣдовалъ бы Симониду, которой, дабы отвѣчать на вопросѣ о Богѣ, требовалъ сроку одинъ день, потомъ два, потомъ три, и наконецъ признался, что ничего незнаетъ. Разумъ человѣческій заключенъ въ тѣсныхъ предѣлахъ, и вся наша ученость не въ силахъ изъяснить того что останется для насъ на вѣки неизъяснимымъ.
Въ самомъ дѣлѣ, обратитесь къ величайшимъ геніямъ временъ прошедшихъ и настоящихъ; вопросите знаменитѣйшихъ философовъ, которые усиливались проникнуть глубину Метафизики, и которые такъ умно разсуждаютъ о существѣ Бога и души человѣческой, о дѣйствіяхъ разума и о другихъ предметахъ, непостижимыхъ для алчнаго любопытства нашего! Что вы отъ нихъ узнаете? Одинъ скажетъ вамъ, что душа есть воздушное тончайшее существо, дыханіе, легкій призракѣ, ентелехія, ессенція, гармонія. Платонъ будетъ доказывать вамъ, что душа есть маленькой богъ, или по крайней мѣрѣ частица божества, низшедшая вселишься въ тѣло, подобная крѣпкой въ сткляночкѣ хранимой влагѣ, которая сольется съ великимъ существомъ, когда разобьется сосудецъ. Ѳалесъ назовешь ее вѣчнодвижущеюся точкою, которая сама въ себѣ содержитъ способность двигаться. С. Ѳома раздѣлитъ вамъ душу на три части, на питательную, увеличивательную и растительную, и составить изъ нихъ самобытную форму, которая получитъ одну память духовную для духовныхъ предметовъ, а другую тѣлесную для, предметовъ тѣлесныхъ. Нѣкоторые станутъ увѣрять васъ, что душа не имѣетъ ни начала, ни конца; другіе, что она имѣетъ начало, и что Богъ для всякаго пришельца въ мірѣ творитъ новую душу, ученые философы всѣхъ вѣковъ столько же разумѣютъ о существѣ и свойствахъ Божіихъ. Тѣ откроютъ вамъ, что во всей натурѣ есть одно только существо, и что матерія и духѣ суть два качества, равно ему принадлежащія. Иные утверждать будутъ, что оно одно есть вѣчно, и что матерія есть не что иное какъ произведите воли его. Еще другіе представятъ вамъ его въ видѣ Юпитера громовержца. Всѣ мнѣнія, а особливо многоразличность оныхъ, обнаруживаютъ только слабость человѣческую, и ничего не объясняютъ.
Несмотря на то, еще одинъ умствователь выступаетъ на сцену съ Опытомъ о натурѣ Человѣка[1] Въ прочемъ онъ самъ неувѣренъ въ непогрѣшительности Метафизики; ибо книга его начинается симъ весьма основательнымъ разсужденіемъ: «Человѣкъ никогда недолженъ бы отваживаться на изслѣдованія глубины существа Божія; ниже проникать тайну мірозданія. Какъ ни былъ бы онъ увѣренъ въ обширности своихъ познаній; однакожь долженъ чувствовать; сколь безразсудно ограниченной твари усиліе доискиваться до свойствѣ Существа. безпредѣльнаго и до дѣйствій его всемогущества. Не полезнѣе ли; не славнѣе ли было бы для человѣка, не теряя времени на тщетныя изслѣдованія; благоговѣть передъ тайнами непостижимыми и стараться познавать себя самаго? Откровенно признаюсь; что я подвергаю себя тѣмъ же укоризнамъ; приступая къ метафизическимъ разсужденіямъ; по крайней мѣрѣ свои разсужденія выдаю я подъ скромнымъ названіемъ, которымъ оправдывается мое намѣреніе; и которымъ обнаруживается собственная увѣренность въ слабости силѣ своихъ и способностей.»
Сказано очень ясно. Метафизическую книгу надобно читать единственно для забавы, а не для пріобрѣтенія знаній. Въ ней вы найдете пищу для своего любопытства, но ничему ненаучитесь; будете идти ощупью, какъ говоритъ г. Рангони, по пути сомнѣній; иногда шествіе ваше будетъ озаряемо блескомъ огней блудящихъ, но вы чрезъ то не освободитесь отъ мрака, и вся польза, какую только получить можете отъ своихъ изслѣдованій, будетъ состоять въ томѣ, что познаете слабость собственнаго своего разума и удостовѣритесь, что слѣпому судить о цвѣтахъ недолжно. Мнѣ неизвѣстно, есть ли умствователи, ученые и метафизики между слонами, бобрами и обезьянами; думаю однакожь, что ежели бъ они, при двухъ только способностяхъ своихъ, а именно растительной и чувственной, принялись разсуждать о мыслящей способности человѣка; то они уподобились бы тѣмъ философамъ нашимъ, которые принимаются изъяснять Свойства Божіи.
Нельзя сомнѣваться, что мы занимаемъ не самую высокую степень на лѣстницѣ твореній, и. что надъ нами есть еще другія существа, которымъ открыто все непроницаемое для вашего разума; вѣроятно также, что и надъ ними есть существа совершеннѣйшія, и что постепенность сія простирается до первой, верховной причины. Кто увѣритъ меня, что тамъ, за предѣлами носящихся въ неизмѣримомъ пространствѣ міровъ, нѣтъ другихъ, лучшихъ и совершеннѣйшихъ?
Но оставляя дальніе міры, не должны ли мы гордиться своимъ состояніемъ, находясь на высшей степени между тварями, насъ окружающими? Непонимаю, для чего мнимые философы вздумали унижать свое достоинство, ставить себя на ряду съ безсловесными животными и выводишь родъ свой отъ урангъ утанговъ! Знаю, что многія твари, летающія, плавающія, бѣгающія и пресмыкающіяся, точно какъ и мы ѣдятъ, пьютъ, спятъ, пробуждаются, производятъ себѣ подобныхъ; вижу, что многія изъ нихъ имѣютъ ощущенья, понятія, и даже способность соединять идеи; что наукъ разставляетъ сѣти для уловленія неосторожной мухи, и что лисица выдумываетъ разныя хитрости, дабы поймать свою добычу. Но вижу также, что ни одна изъ сихъ тварей не умѣетъ ни разсуждать, ни говорить, а и того болѣе написать книгу о метафизикѣ. Видя сіе, гордо произношу: я имѣю великое преимущество передъ всѣми животными!
Г. Рангони то же думаетъ. Онъ не только не унижаетъ человѣка, но даже очевидно старается возвысить его; отдѣляетъ его отъ всѣхъ прочихъ животныхъ, и, кажется, желаетъ болѣе приближать его къ Творцу, нежели смѣшать между тварями. Особливо же въ нравственныхъ обязанностяхъ нашихъ находитъ онъ доказательства о высокомъ назначеніи человѣка: мысль великая, достойная истиннаго философа!
Сказавши, что г. Рангони не ставитъ человѣка на ряду съ животными, прибавлю, что онъ непочитаетъ его за машину, отъ дѣйствія слѣпой и необходимой силы зависящую. Онъ полагаетъ, что превыше всѣхъ міровъ находится причина верховная, разумная, всемогущая. Онъ доказываетъ, что вещество не можетъ дѣйствовать само собою, и что оно пріемлетъ движеніе отъ начала простаго, невещественнаго, имѣющаго, силу и волю. Сіе главное начало, по его мнѣнію, располагаетъ стихіями вещества, и соединяетъ ихъ соотвѣтственно предназначенію каждаго творенія. Такимъ образомъ составляются зародыши, которые увеличиваясь отъ присоединенія къ нимъ однородныхъ частицъ, дѣлаются наконецъ органическими тѣлами.
Органическія тѣла раздѣляются на три класса: на растѣнія, животныхъ и человѣка. Для сихъ классовъ есть особыя начала: растительное, чувственное и разумное. Первое есть душа всего растительнаго царства: оно даетъ образъ деревьямъ и травамъ, которыя по его дѣйствію увеличиваются, одѣваются листьями, цвѣтутъ, и плодъ приносятъ. Начало чувственное стоитъ на высшей степени; его силою животныя дѣлаются способными ощущать, получать идеи, чувствовать боль и пріятность. Въ животныхъ оно соединено съ началомъ растительнымъ. Предѣлы чувственнаго начала весьма необширны: оно не сообщаетъ способности понимать въ связи, имѣть ясныя идеи, припамятывать забытое, сравнивать и выводить слѣдствія, у животныхъ нѣтъ ни пороковъ, ни добродѣтелей, ни прошедшаго, ни будущаго. Одинъ только человѣкъ надѣленъ преимущественно передъ всѣми окружающими его твореніями. Въ немъ соединены всѣ три начала: растительное, чувственное и разумное. Онъ понимаетъ, сравниваетъ, выводитъ слѣдствія, разбираетъ, и управляетъ по произволу своими способностями.
Сіи три начала служатъ основаніемъ всей системѣ г-на Рангони. Но предложивши систему, надобно подкрѣпить ее и вѣроятными доводами. Читатель скажетъ г-ну Рангони: «Ваши три начала суть предположеніе весьма остроумное; но чѣмъ докажете, что они существуютъ? Кто объявилъ вамъ, что верховная причина возложила на нихъ тѣ должности, которыя ни имъ приписываете? Кто открылъ вамъ неслыханную тайну, что въ царствѣ прозябеній дѣйствуетъ одно только начало, въ животныхъ два вмѣстѣ, а въ человѣкѣ всѣ три соединяются?» Сочинитель нашъ выводитъ доказательства свои такимъ образомъ:
Натура производитъ свои работы неиначе какъ съ помощію посторонней причины. Сія причина не могла бы дѣйствовать, если бы не имѣла силы и воли; слѣдовательно сила и воля необходимо нужны для дѣйствій натуры. Но сила и воля не могутъ быть принадлежностью матеріи, потому что онѣ ничего общаго не имѣютъ съ протяженіемъ и плотностію, необходимыми свойствами матеріи; сверхъ того мы можемъ себѣ въ умъ представлять матерію безъ движенія: слѣдственно движеніе получаетъ она отъ внѣшней, невещественной причины,
И такъ сія-то внѣшняя, невещественная причина есть Богъ? Нѣтъ; г. Рангони думаетъ, что верховное Существо имѣетъ у себя исполнителей законовъ своихъ, намѣстниковъ. И кому иному быть намѣстниками Всевышняго, какъ не тремъ простымъ началамъ, которыя открыты г-мъ Рангони? Вотъ какъ происходитъ все дѣло: Въ каждомъ органическомъ и живомъ тѣлѣ находится агентѣ, которой будучи самъ невещественнымъ, располагаеть дѣйствіями вещества. Въ прочемъ одного агента мало для г-на. Рангони; ибо всѣ извѣстныа рамъ творенія различаются между собою склонностями своими и способностями, и всѣ философы согласно раздѣляютъ ихъ на три класса: одни растутъ, другія растутъ и чувствуютъ, третьи растутъ, чувствуютъ и разумѣютъ. Слѣдовательно должно признать три начала, которыя то соединяются, то дѣйствуютъ раздѣльно, смотря по свойству и качеству образуемаго творенія. Въ человѣкѣ соединены всѣ три начала; потому то онѣ и стоитъ на высшей степени надъ всѣми извѣстными намъ тварями.
Можетъ быть возразятъ: какая, нужда соединять три начала въ человѣкѣ? Развѣ нельзя предположить для каждаго класса твореній по одному особливому началу, которое имѣло бы возможность дѣйствовать независимо? Г. Рангони и на это несогласенъ, и вотъ его причины: Если бы каждой существо было оживляемо только однимъ началомъ, то оно знало бы о всѣхъ дѣйствіяхъ, въ немъ происходящихъ. Человѣкъ на примѣрѣ зналъ бы тайныя средства растительности и чувствительности, какъ знаетъ онъ дѣйствія своего разума; но мы видимъ тому противное. Намъ вовсе неизвѣстенъ механизмѣ растительности нашей, равно какъ и система нашихъ ощущеній. Спрашивается, почему? Потому что три начала дѣйствуютъ независимо одно отъ другаго, и что разумное начало имѣетъ свѣдѣніе только о тѣхъ дѣйствіяхъ, которыя отъ него самаго зависятъ.
Таковы доказательства, на которыхъ г. Рангони соорудилъ всю свою систему. Они суть не иное что какъ однѣ только вѣроятности, любопытныя только по своей новости. Разумъ при всѣхъ усиліяхъ своихъ недостигаетъ здѣсь желаемой цѣли. Вездѣ глубина и таинства непроницаемыя. Кто дастъ мнѣ точное опредѣленіе матеріи? что она есть? какого свойства ея начала? Ежели они вещественны, то, и дѣлимы; а будучи дѣлимы, не могутъ быть началами. Ежели они простыя, то опять вопросъ: какимъ же образомъ производятъ они существа сложныя? Или, переставая быть простыми, они сами становятся матеріею; или, оставаясь простыми, не могутъ производишь матеріи. Очень трудно выдти изъ сего Дедала, и ни одинъ діалектикъ ненайдетъ для себя желаемой нити.
Г. Рангони утверждаешь, что зародыши получаютъ движеніе и жизнь только отъ простаго начала. Многіе философы вопреки скажутъ ему, что зародыши получаютъ движеніе и жизнь отъ начала вещественнаго и что даже можно измѣрять его градусами термометра; они возразятъ, что яйца насѣкомыхъ, птицъ, рыбъ и нѣкоторыхъ пресмыкающихся, неиначе какъ при извѣстной степени теплоты, оживляются и получаютъ образованіе, и что растительная сила въ прозябеніяхъ совершенно зависитъ отъ причинъ физическихъ. Въ прочемъ мы имѣемъ убѣдительнѣйшее доказательство, что въ насъ присутствуетъ простое, невещественное начало: мы сравниваемъ наши ощущенія, и имѣемъ объ нихъ свѣдѣніе, чего немогло бы случиться, еслибъ весь составъ нашъ былъ физическій. Что касается до трехъ началъ г-на Рангони, то ихъ надлежитъ почитать плодомъ воображенія пылкаго и богатаго, новымъ остроумнымъ открытіемъ посредствомъ коего изъяснить можно нѣкоторые феномены. Все сіе однакожъ останется предположеніемъ, а предположенія не имѣютъ никакой цѣны для человѣка, который ищетъ свѣдѣній точныхъ и достовѣрныхъ. Натура, окруживъ насъ отовсюду неизвѣстностію, дозволяетъ намъ сочинять романы. Романѣ г-на Рангони по крайней мѣрѣ тѣмъ хорошъ, что заключаетъ въ себѣ много мыслей новыхъ, любопытныхъ и пріятныхъ.
О натуре человека: (Новая система [маркиза Рангони, излож. в кн.: Essai sur la nature de l’homme, ou le philosophe aveugle qui cherche, dans, le champ de l’obscurite et des doutes, les verites qui regardent son etre., изд. во Флоренции]): [Рец.]: (Из Merc. de France) // Вестн. Европы. — 1810. — Ч. 53, N 20. — С. 267-279.
В письме к В. А. Жуковскому от 1 окт. 1810 г. М. Т. Каченовский сообщает: «Статья ваша о рыцарях займет место в 20 книжке. Все прочее постараюсь написать сам» (Ежегодник РО ПД за 1979 г. С. 98). Поэтому можно предположить, что все прозаич. переводы (N 7256, 7259-7267) выполнены М. Т. Каченовским; тем более, что в переписке Каченовский подчеркивал: самое неблагодарное — мелкие материалы — он берет на себя, хотя 2 перевода из «Mercure de France» в N 18 и 19 принадлежат В. А. Жуковскому.
- ↑ Новая книга, недавно изданная во Флоренціи: Essai fur la nature de l’Houinie, ou le Philofophe aveugle qui cherché, dans le champ de l’obfcurité et des doutes, les vérités qui regardent son etre. Сочинитель ея, бывшій Mapкизо Рангони, извѣстенъ по письмамъ своимъ о Франціи, Италіи и Германіи.